ГЛАВА 1

СРЕДИ ЧУЖИХ

Стивен не знал, как долго он сражался со слиндерами, но понимал, что сил у него уже не осталось. Его мышцы превратились в вялые жгуты, сотрясаемые болезненными судорогами. Казалось, даже кости и те ломит.

Как ни странно, едва он перестал сопротивляться, руки, схватившие его, стали невероятно бережными. Ему вспомнился тот приблудный кот, которого ему как-то довелось выдворять из отцовского зимнего сада. Пока кот вырывался, его приходилось сжимать очень крепко, даже грубо, но, как только он успокоился, Стивен смог ослабить хватку и даже погладить его, чтобы показать, что не хочет ему повредить.

– Они нас не съели, – услышал он рядом с собой задумчивый голос.

Только сейчас Стивен сообразил, что одна из рук, вцепившихся в него, принадлежит Эхоку. Он вспомнил, что успел заметить лицо юноши-ватау, когда слиндеры бесцеремонно потащили его, Стивена, по земле. Сейчас его несли лицом вверх, на переплетенных руках, причем восемь слиндеров удерживали его запястья. Эхока несли точно так же, но правой рукой он цеплялся за Стивена.

– Нет, не съели, – согласился Стивен. И спросил, слегка повысив голос: – Кто-нибудь из вас умеет говорить?

Никто из носильщиков ему не ответил.

– Может быть, они собираются нас сначала поджарить, – предположил Эхок.

– Может быть. Если так, значит, они изменили свои привычки с тех пор, как Эспер видел их в последний раз. Он говорил, что они поедают свою добычу живьем – и сырой.

– Да. Так было, когда они убили сэра Онье у меня на глазах. А эта шайка, они другие. Все по-другому.

– Ты видел, что произошло с Эспером и остальными? – спросил Стивен.

– Мне кажется, все слиндеры, что были под деревом, ушли с нами, – ответил Эхок. – Они не преследовали остальных.

– Но зачем им понадобились мы двое? – удивился Стивен.

– Не мы, а вы, – уточнил Эхок. – Только вы. Они схватили меня только после того, как я в вас вцепился.

«В таком случае зачем им я? – задумался Стивен. – Что нужно от меня Терновому королю?»

Он попытался повернуться к Эхоку, но их разговор, похоже, расстроил носильщиков, и один из них с такой силой ударил юношу по запястью, что тот задохнулся и выпустил руку Стивена. Они тут же потащили его прочь.

– Эхок? – закричал Стивен, пытаясь собраться с остатками сил, чтобы продолжить сражаться. – Оставьте его в покое, слышите? Или, клянусь всеми святыми… Эхок!

Но сопротивление лишь вынудило носильщиков снова усилить хватку, а Эхок не отвечал. В конце концов Стивен охрип и умолк, погрузившись в мрачные раздумья.

За прошедший год он совершил много необычных путешествий, и хотя это было не самым странным из них, оно, без сомнения, заслуживало места в его «Наблюдениях причудливых и занимательных».

К примеру, ему еще ни разу не доводилось путешествовать, глядя преимущественно вверх. Не имея возможности время от времени видеть землю, чувствовать под собой ее или спину лошади он ощущал себя оторванным от реальности, словно легкий ветерок, летящий среди деревьев. Проплывающие в вышине ветви и темно-серое небо были для него единственным ландшафтом а когда снова пошел снег, вселенная его сжалась до вихря cнежинок. Тогда Стивен перестал быть ветром, собравшись в белый дым, парящий над землей.

Наконец ночь окончательно лишила его зрения, и Стивен стал чувствовать себя волной, встающей из глубин. Наверное, он задремал, а когда снова начал воспринимать мир вокруг, звук шагов слиндеров изменился, отдаваясь гулом в пустоте, словно море, унесшее его за собой, ринулось вниз в трещину и превратилось в подземную реку.

Неожиданно он увидел небо слабого оранжевого оттенка и сперва предположил, что уже настал рассвет, но затем сообразил, что тучи – это вовсе не тучи, а потолок из неровного камня, а свет падает от огромного костра, выбрасывающего вверх мощные языки пламени. Сама пещера была достаточно большой, чтобы свет бессильно таял, не достигая ее границ, помимо пола и потолка.

На огромном пустом пространстве столпилось бессчетное множество слиндеров, они спали или бодрствовали, бродили или стояли, бессмысленно уставившись в пустоту. Их было так много, что создавалось впечатление, будто здесь вовсе нет пола. Кроме вездесущего дыма воздух был пропитан вонью нашатыря, кислым запахом пота и гниющих человеческих испражнений. Раньше Стивену казалось, что самое смердящее место в мире – это канализация в Рейли, но теперь он понял, как сильно ошибался. Сырой, вязкий воздух тщательно окутывал кожу мерзкой вонью, и Стивен заподозрил, что ему придется непрерывно мыться несколько дней, чтобы очиститься.

Слиндеры, которые несли Стивена, без всякого предупреждения и довольно бесцеремонно поставили его на ноги. Ослабевшие колени юноши подогнулись, и он упал там, где его отпустили.

Приподнявшись, он огляделся по сторонам, но нигде не увидел Эхока. Неужели они все-таки его съели? Или убили? Или просто бросили, мгновенно позабыв про него, как забыли про Эспера, Винну и рыцарей?

Неожиданно вонь слиндеров перебил запах еды, который ударил в Стивена, словно могучий кулак. Он не мог понять, чем пахнет, но это было похоже на мясо. Когда он сообразил, чье это может быть мясо, его желудок завязался узлом. Стивена бы непременно вырвало, если бы было чем. Неужели Эхок прав и слиндеры изменили свои кулинарные пристрастия? И что ждет самого Стивена – его сварят, зажарят или потушат?

Какими бы ни были их намерения, пока слиндеры не обращали на него внимания, поэтому он принялся оглядываться по сторонам, пытаясь составить хоть сколько-нибудь понятное представление о переплете, в который угодил.

Сначала Стивен видел только огромный костер в центре зала и безликую массу тел, но вскоре разглядел дюжины огней поменьше. Вокруг них толпились слиндеры, как будто объединившись в кланы или отряды. Почти на каждом очаге кипятились чайники, медные или чугунные, каких полно в любой маленькой деревне или на хуторе. Некоторые слиндеры что-то помешивали в котлах, и Стивен подумал, что ничего более странного он еще не видел. Как они могут так по-домашнему кашеварить и при этом вести себя в остальном точно бессмысленные животные?

Опираясь на руки, он неуверенно поднялся и повернулся, пытаясь понять, откуда они пришли… И обнаружил, что смотрит прямо в пронзительно-голубые глаза.

Пораженный, Стивен отступил назад и увидел лицо целиком. Оно принадлежало мужчине, вероятно, лет тридцати и было разрисовано красной краской, а обнаженное его тело украшали татуировки, как и у всех остальных, но в глазах горел огонек разума.

Стивен узнал в этом человеке волшебника, заклинавшего ветви дерева.

Мужчина держал в руках миску и протягивал ее молодому ученому.

Стивен заглянул внутрь и увидел что-то вроде жаркого. Пахло оно прекрасно.

– Нет, – негромко проговорил он. Это не человечина, – сказал мужчина на королевском языке с картавым акцентом усттишей. – Оленина.

– Ты умеешь разговаривать? – спросил Стивен.

Мужчина кивнул.

– Иногда, – ответил он, – когда безумие отступает. Ешь. Я уверен, что у тебя есть ко мне вопросы.

– Как тебя зовут?

Мужчина нахмурился.

– Кажется, прошло много времени с тех пор, как у меня было имя и это имело значение, – ответил он. Я дреод. Зови меня просто Дреод.

– Что значит «дреод»?

– Ну, вожак, что-то вроде жреца. Мы были единственными, кто продолжал верить и хранить древние обычаи.

– О, я понял, – проговорил Стивен. – Слово «дхравидх» на вадхианском означало «дух леса» или нечто наподобие этого. На среднелирском диких людей, живущих в лесу, язычников, называли дройфид.

– Я не так осведомлен обо всех неправильных способах использования нашего имени, – сказал Дреод. – Но мне известно, кто я. Кто мы. Мы храним законы и обычаи Тернового короля. И из-за этого наше имя опорочено другими.

– Терновый король – ваш бог?

– Бог, святой… Это всего лишь слова. Они не имеют никакой ценности. Но мы его ждали и оказались правы, – с горечью сказал он.

– Не похоже, чтобы это тебя радовало, – заметил Стивен.

– Мир таков, какой он есть, – пожал плечами Дреод. – И мы делаем то, что необходимо сделать. Поешь, а потом мы поговорим еще.

– Что случилось с моим другом?

– Я ничего не знаю про друга. Целью похода был ты, и никто иной.

– Он был с нами.

– Если тебе от этого станет легче, я его поищу. А теперь ешь.

Стивен поковырял жаркое. Оно действительно пахло олениной, но, с другой стороны, какой запах у человеческого мяса? Ему казалось, что он где-то слышал, будто оно похоже на свинину. А что, если его хотят накормить человечиной?

Вдруг если он это съест, то станет одним из слиндеров?

Он поставил миску, стараясь не обращать внимания на боль в животе. Риск не стоил того. Человек может долго обходиться без еды. Стивен знал это наверняка.

Дреод вернулся, посмотрел на миску и покачал головой. Затем снова ушел и вскоре принес маленький кожаный мешок, который бросил Стивену. Внутри обнаружился сухой и слегка заплесневелый сыр и черствый, каменной твердости хлеб.

– Этому поверишь? – спросил Дреод.

– Не хочу, – ответил Стивен.

Однако он соскоблил плесень и быстро проглотил скудные припасы.

– Те, что тебя принесли, не помнят твоего друга, – сообщил Дреод, пока он ел. – Ты должен понять, когда звучит зов, мы перестаем воспринимать мир так, как ты. Мы не помним.

– Зов?

– Зов Тернового короля.

– Ты думаешь, они его убили?

Дреод покачал головой.

– Этот зов приказал просто найти тебя и доставить сюда, а не убивать и есть.

Стивен решил пока что не вдаваться в подробности. У него возник более важный вопрос.

– Ты сказал, что слиндеры пришли за мной. Зачем я вам?

Дреод пожал плечами.

– Точно не знаю. От тебя пахнет седмаром, и потому инстинкт подсказывает нам, что тебя следует уничтожить. Но господин леса считает иначе, и мы не можем его ослушаться.

– Седмар… я знаю это слово. Сефри называют им чудовищ вроде греффинов и уттинов.

– Именно так. А еще черные шипы, которые пожирают лес. Все создания зла.

– Но Терновый король не седмар?

К удивлению Стивена, его вопрос, похоже, потряс Дреода до глубины души.

– Нет, конечно! Он их величайший враг.

Стивен кивнул.

– И он разговаривает с вами?

– Не так, как ты это понимаешь, – ответил Дреод. – Он – сон, который снится всем нам. Мы чувствуем то, что чувствует он. Потребности. Желания. Ненависть. Боль. Как и все живое, если мы испытываем жажду, мы стремимся ее утолить. Он внушил нам жажду найти тебя, и мы нашли. Я не знаю почему, но знаю, куда я должен тебя отвести.

– Куда?

– Завтра, – сказал Дреод, отметая вопрос небрежным взмахом руки.

– Могу я идти сам или меня снова понесут?

– Можешь идти. Если будешь сопротивляться, тебя понесут.

Стивен кивнул.

– Где мы находимся?

Дреод помахал рукой в воздухе.

– Под землей, ты и сам видишь. В старом реуне, брошенном халафолками.

– Правда?

Ему стало интересно. Эспер рассказывал ему про реуны халафолков, тайные пещеры, где обитала большая часть самой странной расы, называвшейся сефри.

Сефри, которых знали все, были торговцами и циркачами – те, что жили на поверхности земли. Но они составляли лишь ничтожное меньшинство своего народа. Остальные до недавнего времени обитали в потайных пещерах в Королевском лесу. И вдруг они покинули свои древние дома, спасаясь бегством от Тернового короля.

Эспер и Винна побывали в таком покинутом реуне. А вот теперь Стивена занесло еще в один.

– А где их город?

– Недалеко отсюда. Не город, а то, что от него осталось. Мы начали его разрушать.

– Почему?

– Все, что сотворено руками человека и сефри в Королевском лесу, будет уничтожено.

– И опять же, почему?

– Потому что их здесь не должно быть, – сказал Дреод. – Потому что люди и сефри нарушили священный закон.

– Закон Тернового короля.

– Да.

Стивен покачал головой.

– Я не понимаю. Эти люди… вы… вы же, должно быть, когда-то принадлежали к деревням или племенам. Жили в Королевском лесу или поблизости…

– Да, – тихо ответил Дреод. – Это наш грех. И теперь мы за него платим.

– Каким колдовством он принуждает вас? Не все оказываются ему подвластны. Я видел Тернового короля, но не стал слиндером.

– Нет, конечно. Ты не испил из котла и не принес клятву. В горле Стивена снова пересохло, мир, казалось, оставил его, несколько раз перевернулся вокруг оси и возвратился измененным.

– Позволь уточнить, вы сами это выбрали? – сказал он, пытаясь не допустить в голос рвущуюся наружу ярость. – Все эти люди служат Терновому королю по собственной воле?

– Я не знаю, был ли у нас другой выбор.

– Давай я объясню, – проговорил Стивен. – Под словом «выбрали» я подразумеваю сознательное принятие решения. Под словом «выбрали» я подразумеваю, что однажды вы почесали в затылке и сказали: «Клянусь собственной бородой! Пожалуй, разденусь-ка я догола и примусь бегать по лесу, словно дикий зверь, жрать своих соседей и жить в пещерах». Так? Под словом «выбрали» я подразумеваю, что вы, скажем так, могли этого и не делать.

Дреод опустил голову и кивнул.

– Тогда почему? – взорвался Стивен. – Почему, ради всех святых, вы добровольно превратились в грязных животных?

– В животных нет ничего грязного, – возразил Дреод. – Они священны. Деревья священны. Это как раз святые порочны. Стивен начал было протестовать, но Дреод лишь отмахнулся.

– Среди нас всегда были приверженцы древних обычаев – Его законов. Мы приносили древние жертвы. Но то, что мы помнили, мы помнили не по-настоящему. Наше понимание не было полным. Мы верили, что он пощадит нас, когда вернется, за то, что мы его почитали. Но Терновый король не знает, что такое почести, правда, хитрость или любое другое человеческое качество. Он понимает мир, как понимают его охотник и дичь, земля и гниение, семя и весна. Наш народ заключил с ним всего одно соглашение, и мы его нарушили. И потому теперь должны служить ему.

– Должны? переспросил Стивен. – Но ты же сказал, что у вас был выбор.

– И мы его сделали. Ты бы поступил так же, будь ты одним из нас.

– Нет, – усмехнулся Стивен. – Не думаю.

Дреод резко встал.

– Следуй за мной. Я кое-что покажу тебе.

Стивен пошел за ним, осторожно обходя спящих слиндеров. Во сне они казались самыми обычными мужчинами и женщинами, если не считать того, что все они были обнажены. Стивен подумал, что до сегодняшнего дня ему редко доводилось видеть женскую наготу. Однажды, когда ему было двенадцать, он и несколько его друзей подглядывали в щелочку в стене за переодевавшейся девушкой. Недавно он случайно увидел краем глаза купающуюся Винну. Оба раза зрелище, казалось, прожгло его глаза, живот, проникнув прямо туда, где таилась похоть. А порой он всего лишь представлял себе, как может выглядеть женщина под одеждой, и ему становилось очень не по себе.

Теперь же он видел множество женщин, некоторые из них были довольно красивы, но он не чувствовал ничего, кроме отвращения.

Они прошли по мелкому ручью и вскоре оказались вне круга света.

– Положи руку мне на плечо, – распорядился Дреод.

Стивен выполнил его указание, следуя за ним сквозь кромешный мрак. Хотя святой благословил его чувства, юноша не мог видеть в абсолютной темноте. Но, вслушиваясь в эхо шагов, Стивен, казалось, слышал очертания пещеры. Кроме того, он постарался запомнить все повороты и сосчитать шаги.

Наконец наверху забрезжило бледное свечение, и они вышли на каменистый берег подземного озера, где их ждала маленькая лодочка, привязанная к пристани из полированного известняка. Дреод знаком показал, чтобы Стивен залез в нее, и уже через несколько мгновений они скользили по обсидианово-черной воде.

Свечение испускали пляшущие точки, наподобие светлячков, и в сиянии их крошечных фонариков начал обретать очертания город, изящный и подобный мечте. Вот внезапно сверкнул шпиль, словно отсвет радуги; вот проявились пустые глазницы окон, точно глаза великанов, стоящих на страже.

– Вы собираетесь уничтожить это? – выдохнул Стивен. – Но здесь же так красиво!..

Дреод ничего не ответил. Стивен заметил, что несколько парящих огоньков направились к ним.

– Ведьмины огни, – пояснил Дреод. – Они не опасны.

– Эспер рассказывал о них, – сказал Стивен и потянулся к одному из огоньков.

Они напоминали маленькие светящиеся завитки дыма и пламени, но не наделенные веществом и теплом.

К ним подплыли новые огоньки, провожая их к дальнему берегу.

Стивен уже слышал приглушенные голоса впереди. Он не мог разобрать, человеческие или сефри, но они звучали очень высоко.

Увидев невысокие фигурки на берегу, освещенные призрачным сиянием, Стивен внезапно понял.

– Дети, – выдохнул он.

– Наши дети, – пояснил Дреод.

Они выбрались на берег, и несколько младших ребят направились к ним. Среди них Стивен заметил девочку, которая пела около дерева. Она подняла взгляд на Дреода.

– Зачем ты привел его сюда? – спросила она.

– Его позвали. Я должен отвести его к ревестури.

– Все равно, зачем приводить его сюда?

– Я хотел, чтобы он увидел детей.

– Ну, вот они мы, – сообщила девочка.

– Эхок сказал, что не видел следов детей в брошенных деревнях, – проговорил Стивен. – Теперь, мне кажется, я понимаю. Он держит ваших детей в заложниках, так? Если вы не будете служить Терновому королю как слиндеры, ваши дети пострадают.

– Они служат Терновому королю, потому что мы им велели, – поправила его девочка.

 

ГЛАВА 2

БЕСЕДЫ С ГЕРЦОГИНЕЙ

Влажные удары копыт по мокрому снегу приближались, сопровождаемые обрывками разговора. Язык походил на королевский, но в лесу звук может обманывать…

По этой и многим другим причинам Нейл ненавидел лес. Остров Скерн, где он родился, представлял собой горы, окруженные со всех сторон морем, его можно было исходить вдоль и поперек, от высоких скалистых пиков до глубоко прорезавших их долин, и нигде не встретить больше трех жалких кустиков в одном месте.

Деревья ослепляли и оглушали Нейла, мешали правильно оценивать расстояния.

Более того, рыцарь был уверен, что лес – это место смерти, где все гниет и обитают самые древние и мерзкие существа в мире. Он предпочитал открытое, чистое море, выветренные вересковые пустоши.

«Но я в лесу, и, судя по всему, здесь я и умру», – подумал он.

Нейл поглубже забрался в заросли кустов. Лошади их отряда разбежались, если, конечно, их не съели слиндеры. А пешим против всадника никто из защитников королевы не имел и шанса, кроме разве что Эспера Белого. Но Нейл не мог представить себе, что лесничий оставит Винну без защиты.

Значит, если это новые враги или подкрепление, прибывавшее к старым, в бою Нейлу и его спутникам несдобровать. Нужно спрятаться.

И тут, когда показались первые всадники, Нейл узнал короткие рыжие волосы и лицо Энни Отважной. Сопровождавшие ее всадники ехали под знакомым знаменем с гербом герцогини Лойсской.

Облегчение накатило на него мощной волной. Он убрал в ножны меч, собравшись выйти на дорогу, чтобы их приветствовать, но тут ему в голову пришла новая мысль. А что, если их враг явился из Лойса? Что, если Элионор присоединилась к своему брату узурпатору?

Однако Энни не выглядела пленницей; она уверенно сидела на лошади, капюшон ее теплого плаща был сброшен, на лице отражалась задумчивость, а не страх. Когда она и ее новые спутники увидели следы побоища, они натянули поводья.

– Что здесь произошло? – спросила Энни.

– Не могу сказать, ваше величество, – ответил мужской голос, – но вам не следует смотреть на столь неприглядную бойню.

Нейл услышал женский смех. Смеялась не Энни, однако обладательницу этого смеха он тоже знал.

Он вздохнул и выбрался из своего укрытия. Радость от того, что он нашел Энни живой и невредимой, не рассеяла полностью его сомнений, но он решил, что прятаться дальше не имеет смысла.

– Ваше величество! – позвал он. – Это я, Нейл МекВрен. Все головы одновременно повернулись к нему, со скрипом натянулось множество луков.

– Нет! – повелительно крикнула Энни. – Это мой человек. Сэр Нейл, вы не ранены?

– Нет, ваше величество.

– А остальные? – Она неуверенно улыбнулась и подняла руку. – Тио ВИДЭО, Казио.

Нейл проследил за ее взглядом и увидел, что вителлианец тожее выбрался из укрытия. Он крикнул Энни что-то на своем язьіке, в голосе его прозвучали облегчение и радость.

– А Остра? – воскликнула Энни. – Вы видели Остру?

Но Остра уже бежала к ней, и, забыв о должном достоинстве, наследница трона Кротении спрыгнула с лошади и прижала подругу к груди. Обе тут же расплакались и заговорили одновременно, Нейл не слышал о чем, да и не пытался разобрать.

– Сэр Нейл, – промурлыкал женский голос. Голос той самой женщины, которой принадлежал и знакомый смех. – Какая удача снова вас видеть.

Нейл повернулся к обладательнице этого музыкального голоса. Синие глаза дразнили его, а на изящных губах застыла озорная улыбка. На мгновение он вернулся в другой день, когда на душе у него не было так тяжело и в нем оставалось еще что-то от прежнего мальчишки.

– Герцогиня, – сказал он и поклонился. – Я тоже очень рад вас видеть, и тем более в добром здравии.

– Мое здоровье находится под серьезной угрозой, – фыркнула она. – Отважусь заметить, что прогулки верхом по такому холоду не слишком укрепляют его. – Она улыбнулась еще шире. – Сколько героев из Кал Азрота здесь собралось! Эспер Белый и Винна Рафути, полагаю?

– Ваша светлость, – хором отозвались названные герои.

– Сэр Нейл, нам опасно здесь оставаться? – спросила Энни, выпустив Остру из объятий.

Нейла очередной раз поразила ее царственная манера держаться, которой всего несколько месяцев назад он в ней совершенно не замечал.

– Непосредственной угрозы я не вижу, миледи, но считаю, что этот лес небезопасен, – ответил он. – Почти все, кто выехал с нами из Данмрога, покинули этот мир. Те, кого вы видите перед собой, – единственные, кто остался в живых, насколько мне известно.

– А где брат Стивен?

Нейл взглянул на Эспера.

– Его утащили слиндеры, – сдержанно ответил лесничий. – Его и Эхока.

Энни посмотрела в сторону густых деревьев, словно пыталась увидеть там пропавших спутников, потом снова повернулась к лесничему.

– Думаешь, они мертвы? – спросила она.

– Нет.

– Я тоже, – сказала Энни. – Лесничий Белый, я бы хотела поговорить с тобой наедине, если ты не против.

Нейл с некоторым беспокойством наблюдал, как его подопечная и лесничий отошли в сторону от остальных. Он вдруг понял, что ему сложно отвести от них взгляд, и потому снова вернул свое внимание герцогине.

– Гленчест в порядке? – спросил он.

– Гленчест прекрасен, как и всегда, – ответила она.

– И смута последних дней его не коснулась?

– Коснулась, конечно. Поспешные действия моего брата не могли оставить в неприкосновенности хоть один уголок нашей страны. Но я не думаю, что он когда-либо считал меня опасной.

– А ему следовало? – спросил Нейл. Герцогиня сладко улыбнулась.

– Некоторые утверждают, что я представляю опасность для добродетели, – ответила она. – И, надеюсь, что для скуки и тоски тоже – где бы я их ни встретила. Но мой брат знает, что трон и все до смешного скучные вещи, с ним связанные, меня совершенно не интересуют. Я предпочитаю свои собственные развлечения.

– Значит, вы не поддерживаете ни одного из претендентов?

Герцогиня поднесла ко рту руку, чтобы скрыть зевок.

– Я забыла, сэр Нейл, что молодость и привлекательность не препятствуют вам бывать временами страшным занудой.

– Примите мои извинения, ваша светлость, – согнулся в поклоне Нейл, отметив про себя, что она не ответила на его вопрос.

Это могло быть хорошим знаком; совершенно очевидно, что герцогине многое известно. Возможно, она все-таки откроет свои намерения, даже понимая, что они придутся ему не по вкусу.

Оглянувшись, он увидел, что Энни закончила разговаривать с лесничим и Эспер Белый направляется в их сторону.

– Герцогиня, – сказал Эспер и несколько неуклюже поклонился.

– Лесничий. Как дела у тебя и твоей юной подруги?

– Все хорошо, ваша светлость. А у вас?

– Я немного соскучилась по охоте, – проворковала она. – Хочется дичи… Странное совпадение, не находите?

– Э… – начал Эспер.

– Как правило, я предпочитаю что-нибудь нежное и молочное, – продолжала она, – или, по крайней мере, совсем недавно отнятое от груди. Но иногда хочется и чего-нибудь выдержанного временем, как вы полагаете?

– Я не… из-за слиндеров и всего такого, вся дичь… ну, понимаете, ваша светлость…

– Тетя Элионор, оставь его в покое, – вмешалась Энни. – Нет нужды так его мучить. Ему пора. Он всего лишь собирался попрощаться.

– Это правда? – спросил Нейл у лесничего. – Значит, ты ее убедил?

Эспер, явно обрадованный сменой темы, поскреб подбородок и повернулся к Нейлу.

– Гм, нет, не совсем, – ответил он. – Ее величество полагает, что нам с Винной следует отправиться за Стивеном.

– Я бы тоже хотел принять участие в этом разговоре, – холодно проронил Нейл.

Лицо лесничего потемнело, но Энни вмешалась прежде, чем он успел ответить.

– Он ни в чем меня не убеждал, сэр Нейл, – сказала Энни. – У меня есть свои причины послать его на поиски брата Стивена.

Сказав это, она вернулась к своей лошади.

Нейл в растерянности выпрямился. Королева Мюриель часто ставила его в сложное положение, не договаривая самого главного. Похоже, Энни относится к тому же типу повелительниц.

– Извини, мы знакомы еще совсем недолго, – обратился он к Эсперу, – но мне кажется, я успел кое-что понять. Я вынужден сражаться на чуждой мне земле, Эспер Белый, и это делает меня раздражительным.

– Я понимаю, – кивнул лесничий. – Но ты больше подходишь для подобных дел, чем я. Я ничего не понимаю в придворных играх, заговорах или сражениях, где сходятся целые армии. Когда придет время посадить ее на трон, от меня вам будет не много пользы. Клянусь Неистовым, я даже то, что происходит здесь, в лесу, и то не всегда понимаю! Зато я знаю, что мое место тут. Полагаю, ее величество тоже это знает.

Нейл кивнул и взял его за руку.

– Ты хороший человек, лесничий. Для меня было удовольствием сражаться рядом с тобой. Надеюсь, мы еще увидимся.

– Да, – согласился Эспер.

– Нере деф лейент тойф леме, – сказал Нейл лесничему на своем родном языке. – Пусть святые укрепят твою руку.

– А ты держи глаза открытыми, – добавил Эспер.

Как оказалось, слиндеры не только не стали есть их самих, но и совершенно не заинтересовались лошадьми: пока спутники принцессы разговаривали, на поляну невозмутимо вышел Огр. За ним шли остальные животные маленького отряда.

Пока люди герцогини снова седлали их, Эспер погладил морду Огра, и на лице лесничего появилось выражение, в котором при желании можно было разглядеть облегчение. Когда с приготовлениями было покончено, они с Винной сели в седла и, прихватив Ангел, лошадь Стивена, скрылись в лесу. Проводив их взглядом, Нейл поймал себя на том, что вместе с ними исчезло ощущение защищенности, ставшее уже привычным.

Отряд королевы двинулся в сторону Гленчеста.

Нейл с возрастающим ужасом слушал рассказ Энни о том, что с ней произошло, о том, как она попала в руки врага, вырвалась и снова оказалась в плену в Севойне.

– После того, как Вист помог мне сбежать, – закончила она, – мы вышли на дорогу, ведущую в Гленчест, и почти сразу наткнулись на отряд тети Элионор.

– Вам повезло. Должно быть, святые присматривали за вами, – заметил Нейл.

– Не стоит приписывать святым лишнего, – возразила Элионор, ехавшая рядом с ними. – Лойс – это мои владения, я здесь выросла. Здесь не так много мест, где у меня нет глаз и ушей. Мне доложили о людях, которые на вас напали. Они прибыли с востока, изображая солдат, уволившихся со службы у моего кузена Артвейра. Еще мне рассказали, что в Севойне появилась рыжеволосая девушка с высокородным выговором, а потом вдруг таинственно исчезла. И я решила, что это стоит моего личного внимания.

Она зевнула.

– Кроме того, в последнее ужасное время я была вынуждена развлекать себя сама. Вот уже целую вечность ко мне не заезжал никто интересный, а нынешний двор Эслена мне не слишком по душе. – Она задумчиво склонила голову набок. – Правда, мне рассказывали, что во время недавних праздников состоялось довольно любопытное музыкальное представление.

– У вас есть свежие новости о происходящем при дворе? – жадно спросил Нейл, надеясь, что Элионор поделится и более полезными сведениями.

– Ну, конечно, дурачок, – ответила герцогиня.

Нейл ждал продолжения, но она, похоже, не собиралась ничего к этому прибавлять.

– Тетя Элионор, до Гленчеста еще далеко, может быть, ты все-таки ему расскажешь? – наконец попросила Энни.

– Но, дорогая, я только что занималась этим для тебя, – пожаловалась Элионор. – Неужели ты хочешь, чтобы про меня говорили, что я завела привычку твердить одно и то же?

– Я и сама с удовольствием послушаю еще раз, – ответила Энни. – Я ведь только сейчас проснулась по-настоящему.

– Иными словами, окончательно протрезвела.

– Да, кстати, – вмешался Нейл. – Тот парень, Вист… Что с ним стало?

– Разумеется, мы его обезглавили, – весело сообщила герцогиня.

– О! – не удержался Нейл. – Надеюсь, вы сначала его допросили.

– А зачем бы мне? – поинтересовалась герцогиня.

– Она снова шутит, сэр Нейл, – вмешалась Энни. – Вон он, под стражей, – видите?

Нейл оглянулся и заметил угрюмого парня, сидящего верхом на мышастой кобыле и тесно окруженного солдатами.

– О-о, – только и сказал рыцарь.

– А теперь, может быть, вы позволите мне вогнать вас в тоску рассказом о том, что сейчас происходит при дворе? – язвительно спросила Элионор.

– Окажите любезность, госпожа.

Она вздохнула.

– Ну, главный цвет теперь черный. Якобы потому, что при дворе траур, но довольно странно, что траур не соблюдался до тех пор, пока не объявился принц Роберт, а ведь он был одним из тех, по кому следовало скорбеть. Нет, на самом деле, я думаю, причина в том, что принц носит только черное. Хотя, полагаю, мне следует называть его императором.

– «Узурпатор» будет точнее, – перебила ее Энни.

– А королева Мюриель? – спросил Нейл, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало напряжение, и страшась ответа. – Как поживает моя госпожа? У вас есть какие-нибудь новости о королеве?.

– Мюриель? – спросила Элионор. – О, она заперта в башне, как та плакса из сказки.

Сердце Нейла застучало медленнее.

– Но она жива?

Элионор похлопала его по руке.

– Мои сведения устарели на несколько дней, но никакой казни не было и не намечается. Со стороны Роберта это было бы неверным шагом. Нет, я полагаю, у него другие намерения.

– А как это произошло? Как королева лишилась власти?

– А как могло быть иначе? – удивилась Элионор. – Когда императора убили, у Мюриель осталось не много союзников, на которых она могла бы положиться. Чарльз оказался на троне, хотя он, конечно, душка, все королевство знает, что его тронули святые.

Нейл кивнул. Законный наследник трона обладал телом мужчины и разумом ребенка.

– Получалось, что Мюриель стала силой, стоящей за королем. Но других желающих взять на себя эту роль оказалось слишком много: прайфек Хесперо, любой из аристократов Комвена, принцы из Ханзы, Лири и Виргеньи… И вдобавок леди Грэмми с собственным претендентом на корону.

– Мой сводный брат, – пробормотала Энни.

– Незаконный, но все же крови Отважных, – ответила Элионор. – В любом случае Мюриель могла удержать Чарльза на троне, но она совершила слишком много ошибок. Она заменила свою личную охрану на лирских воинов под командованием ее дяди, тамошнего барона.

– Я знаю сэра Файла, – сказал Нейл. – Он мой покровитель.

– Как я слышала, почти отец, – проговорила Элионор. – Вы, должно быть, будете рады узнать, что он тоже жив и в безопасности.

Напряжение начало отпускать Нейла.

– Благодарю вас, – сказал он.

Нейлу не хватало сэра Файла больше, чем он готов был признать. Он никогда еще так сильно не нуждался в совете старика, как в последние месяцы.

– В любом случае, – продолжала Элионор, – это было расценено как признак того, что она решила передать трон своим заморским родственникам де Лири. Затем ее солдаты ворвались на бал в особняке леди Грэмми. Там в основном собрались лендверды, не аристократы, но…

– Лендверды? – спросил Нейл. Герцогиня удивленно на него посмотрела.

– Да, и что с ними не так?

– Я не представляю, кто это.

– О, мой утеночек, – проворковала герцогиня. – Знаешь ли, обычно аристократические семьи правят: король – страной, архгрефты – греффи, герцоги и герцогини – соответственно герцогствами и тому подобное. Так обстоят дела почти во всех странах и в большинстве районов Кротении. Но в провинции Новые Земли, где расположен Эслен, все устроено немного иначе. Вы знаете, что они находятся ниже уровня моря? Маленды, которые выкачивают воду, должны работать постоянно, а дамбы – поддерживаться в хорошем состоянии. Много столетий подряд корона предоставляла земли тем, кто мог обеспечить на них порядок. Этих людей называют лендвердами. Многие из них богаче знати, у них есть собственные армии, и, как правило, люди, живущие и работающие на их землях, им безоговорочно верны. Короче говоря, это сила, с которой следует считаться, но вот уже целый век двор относился к ним довольно равнодушно. И вот леди Грэмми начинает заигрывать с ними, убеждая поддержать ее притязания на трон. Конечно, Мюриель вызвала их гнев, когда ее люди ворвались на их праздник. А потом появился мой бедный покойный брат Роберт – не настолько покойный, как все полагали. К этому времени у Мюриель не осталось явных друзей, кроме ее лирской стражи; аристократы поддержали Роберта, а не Чарльза. Церковь тоже. Помимо них единственной оставшейся в живых наследницей оказалась Энни, но никто из нас не знал, где она. Мюриель держала в тайне, куда ее отослала. Думаю, ото всех, кроме Фастии.

Ее взгляд смягчился, и Нейл понял, что позволил чувствам отразиться на своем лице.

– Мне очень жаль, дорогой, – сказала она, и сочувствие в ее голосе на сей раз показалось ему искренним. – Мне не следовало ее упоминать.

– Почему? – резко спросила Энни.

Нейл вспыхнул и отвернулся, тщетно пытаясь отыскать нужные слова в хаосе, воцарившемся в его мыслях.

– Мне не стоило поднимать эту тему, – заметила Элионор. – Пока что – больше никаких разговоров об ушедших.

– Ничего, кажется, я догадалась, – проговорила Энни ровным тоном, и Нейл не смог понять, сердится она или нет.

– Как бы там ни было, – продолжала герцогиня, – Мюриель хватило дальновидности отослать Чарльза с сэром Файлом и лирской стражей, а также и свою гвардию, которая, несмотря на ее обращение с ними, сохранила ей верность. Сэр Файл забрал Чарльза в Лир, где им пока что ничего не угрожает.

– А гвардия? – спросил молодой рыцарь.

– Оглянитесь по сторонам, сэр Нейл. – Элионор приподняла бровь.

Он послушно огляделся. Нейл и раньше заметил смутно знакомые лица в отряде Элионор, но решил, что ему просто запомнились некоторые из ее телохранителей, он ведь встречал их прежде. Теперь же он понял, что некоторых он видел в Эслене.

– Они не в ливреях, – заметил он.

– Они вне закона, – пояснила Элионор. – Было бы опрометчиво для них становиться мишенями, прежде чем появится то, ради чего стоит сражаться, и тот, кто их возглавит.

Нейл кивнул. В Вителлио он и сам путешествовал без королевского герба.

– Значит, королева осталась без защиты.

– Верно. Должно быть, она поняла, что у нее нет ни единого шанса успешно справиться с заговором, поэтому она отослала своих людей туда, где они принесут больше пользы, – за стены замка. Именно тогда Роберт и заключил ее в башню. Время от времени показывает Мюриель народу, чтобы все знали, что она еще жива.

– Но зачем ему это делать, если королеву так невзлюбили в народе?

Элионор едва заметно улыбнулась.

– Потому что произошло нечто невероятное. Я уже упоминала о представлении, точнее, о своего рода музыкальной пьесе. Каким-то образом оно вернуло многих лендвердов на сторону Мюриель и ее детей. Отчасти потому, что дочь одного из лендвердов принимала участие в представлении, а Роберт приказал ее арестовать по обвинению в измене. И прайфек проклял ее за ересь и колдовство, вместе с композитором, сочинившим пьесу, человеком, уже ставшим любимым героем Новых Земель. Боюсь, временами Роберт склонен действовать по велению гнева вопреки голосу здравого смысла. И вот он обнаружил, что потерял поддержку лендвердов.

– В таком случае у нас есть шанс, – сказал Нейл. – Сколь велика армия этих лендвердов?

– Если объединить их ополчения, она будет насчитывать около восьми тысяч человек, как мне сказали, – ответила Элионорю. – Аристократы, сохранившие верность Роберту, могут собрать для него около двенадцати тысяч. А те, кто живет на востоке и на границе леса, слишком заняты, отбивая атаки слиндеров и еще более странных тварей, и не могут выделить войска, чтобы помочь Роберту или его противникам.

– А как насчет Хорнлада и Средних земель?

– Думаю, Энни удастся собрать армию, которая сможет противостоять той, что защищает Эслен, – сказала Элионор. – Вскоре мы узнаем больше.

– В таком случае мы сможем с ними сразиться, – прикинул Нейл.

– Только если не будете терять время, – заметила Элионор.

– Почему?

– Потому что Мюриель выдают замуж за наследника Ханзы, принца Беримунда. Это уже объявлено. Как только брак будет заключен, Ханза сможет послать войска, не вызвав негодования церкви. По правде говоря, Роберт уже дал согласие на размещение пятидесяти рыцарей церкви из з'Ирбины – и их сопровождения – в Эслене, чтобы поддерживать распоряжения фратекса Призмо. Сейчас, пока мы с вами беседуем, они уже выступили. Вы не сможете сражаться с Робертом, Ханзой и церковью одновременно.

– А вы, герцогиня? Какую роль в этом намерены сыграть вы? – спросил Нейл. – Вы слишком хорошо осведомлены о малейших деталях этого конфликта для человека, который не намерен принимать ничью сторону.

Элионор рассмеялась. Смех у нее был странный – одновременно ребячливый и пресыщенный.

– Я никогда не говорила, что не собираюсь принимать ничью сторону, мой милый, – ответила она. – Просто вопрос моей верности представляется мне скучным, как и все остальное, что с ним связано. Война мне не подходит. Как я уже упоминала, я всего лишь хочу, чтобы меня оставили в покое и дали заниматься тем, что мне по сердцу. Мой брат заверил меня, что это возможно столь долго, сколько я продолжу выполнять его приказы.

Только сейчас Нейл наконец расслышал тревожный звоночек, звучащий в его голове.

– А его приказ заключался?.. – начал он.

– Он был довольно конкретным, – ответила Элионор. – Если Энни появится у моего порога, я должна сделать все, чтобы она исчезла, незамедлительно и навсегда, вместе со всеми, кто ее сопровождает.

 

ГЛАВА 3

ДЕТИ БЕЗУМИЯ

Стивен вопросительно взглянул на Дреода, но тот не стал оспаривать слов девочки.

– Вы велели своим родителям стать слиндерами? – переспросил он, в надежде отыскать в сказанном хоть какой-то смысл. – Зачем?

Стивен разглядывал девочку, пытаясь обнаружить в ней какой-нибудь признак того, что она является чем-то иным: может быть, в теле этого ребенка живет древняя душа или существо, напоминающее человека не в большей степени, чем колибри похожи на пчел?..

Однако ему удалось заметить только, что она переживает то странное долгое мгновение, когда ребенок превращается в женщину. Дети, в отличие от взрослых, не ходили обнаженными. Девочка была в желтом балахоне, болтавшемся на ней, словно колокол. Выцветшая вышивка украшала манжеты, видимо, кто-то – мать, бабушка, сестра или сама девчушка – некогда пытался украсить платье. На ногах она носила самодельные башмачки из телячьей кожи.

Она была худенькой, но руки, голова и ноги казались слишком крупными для ее тела. Нос еще оставался детским, а скулы уже начали превращать лицо в женское. В бледном свете ее глаза казались карими. Каштановые волосы слегка выцвели на макушке и концах. Стивен мог легко представить эту девочку на лугу, в ожерелье из клевера, играющей в «шаткий мостик» или «королеву рощи». Он представил себе, как она кружится и подол ее одеяния развевается, точно у бального платья.

– Лес болен, – сказала девочка. – Болезнь распространяется. Если лес умрет, с ним умрет и весь мир. Наши родители нарушили древний закон и помогли принести деревьям болезнь. Мы попросили их исправить причиненное зло.

– Когда ты подул в рог, ты призвал Тернового короля выполнить его долг в этом мире, – объяснил Дреод. – Но его появление готовилось на протяжении многих поколений. Двенадцать лет назад мы, дреоды, исполнили древние обряды и принесли семь жертв. Двенадцать лет – одно биение сердца для дуба. Ровно столько времени понадобилось земле, чтобы наконец отпустить Тернового короля. И за эти двенадцать лет все дети, появившиеся на свет на землях, отнятых у леса, родились из чрев, отмеченных болиголовом и дубом, ясенем и омелой. Родились принадлежащими ему. И когда он проснулся, проснулись и они.

– Мы поняли, что должны сделать, все вместе и сразу, – проговорила девочка. – Мы оставили наши дома, города и деревни. Тех, кто был слишком мал, чтобы идти, несли на руках. А когда за нами пришли наши родители, мы рассказали им, что будет. Некоторые отказались; они не захотели пить мед и есть плоть. Но большинство сделали так, как мы попросили. Теперь они его войско, их задача – очистить лес от вторгшегося разложения.

– Мед? – спросил Стивен. – То, что в чайниках? Он отнимает у них разум?

– Мед – подходящее слово, – пояснил Дреод, – хотя это не тот, что делают пчелы. Это оасеф, вода жизни, оасиодх, вода поэзии. И он не отнимает у нас разум – он его восстанавливает, возвращает нас к лесу и здоровью.

– Простите меня, если я заблуждаюсь, – сказал Стивен. – Но слиндеры, которые принесли меня сюда, позказались мне… несколько безумными. Этот оасеф, случайно, делается не из гриба, напоминающего мужской корень?

– То, что ты называешь безумием, есть божественное откровение, – ответила девочка, пропустив его вопрос мимо ушей. – Он в нас. Нет ни страха, ни сомнений, нет ни боли, ни желаний. В таком состоянии мы можем слышать его слова и постигать его волю. И только он в состоянии спасти этот мир от болезни, которая поднимается по его корням.

– В таком случае я не понимаю, – признался Стивен. – Вы говорите, что добровольно стали теми, кто вы есть сейчас, что ужасающие вещи, которые вы творите, правильны, потому что мир болен. Хорошо. А в чем состоит болезнь? С чем именно вы сражаетесь?

Дреод улыбнулся.

– Теперь ты начал задавать правильные вопросы. И понимать, почему он призвал тебя и приказал доставить к нам.

– Ничуть, – возразил Стивен. – Боюсь, я вовсе ничего не понимаю.

Дреод помолчал немного и с сочувствием кивнул.

– Не нам тебе это объяснять. Мы лишь отведем тебя к тому, кто ответит на твои вопросы. Завтра.

– А до тех пор? Дреод пожал плечами.

– Это все, что осталось от поселения халафолков. Со временем оно будет полностью разрушено, но пока, если хочешь, можешь его изучить. Ложись спать, где пожелаешь; когда понадобится, мы тебя найдем.

– А можно мне взять факел или…

– Ведьмины огни будут тебя сопровождать, – сказал Дреод – А в домах есть собственное освещение.

Стивен бродил по темным узким улицам, пытаясь привести свои мысли в порядок, и вдруг обнаружил, что город его заворожил. По обеим сторонам улицы стояли дома в два, три, а то и четыре этажа. Они были поразительно изящными, и многие из них смыкались стенами, а другие разделялись узкими переулками. Каменные дома казались сотканными из паутины, а там, где к ним приближались ведьмины огни, сияли, точно полированный оникс.

Первые несколько строений были заняты детьми. Стивен слышал их смех, пение, тихое бормотание во сне. Когда он напрягал слух, ему удавалось различить присутствие тысячи, если не больше, детей. Несколько самых маленьких плакали, но, кроме этого, он не улавливал никаких свидетельств страха, боли или отчаяния.

Он мог только гадать, сколько правды было в рассказе девочки и Дреода, но в одном не сомневался: этих детей никто не держал в плену. И если кто-то и не давал им уйти отсюда, то они его нисколько не боялись.

Желая побыть наедине с собой, Стивен пошел дальше, в глубь древнего города. Он знал, что должен искать выход, но не сомневался, что, будь у него возможность сбежать, ему не позволили бы разгуливать свободно. Кроме того, его так одолело любопытство, что он на самом деле и не хотел бежать.

Если Дреод сказал правду, Эсперу и Винне ничто не угрожает, по крайней мере со стороны слиндеров. Если же он солгал, они почти наверняка уже мертвы. Стивен запретил себе в это верить и даже думать об этом, пока не получит доказательств. Но возможность узнать, что происходит и чего хочет Терновый король… Разве не эти вопросы мучили их все последнее время?

Чем он может помочь принцессе, пытающейся вернуть себе трон? Он не воин и не стратег. Он ученый, которого интересует прошлое и языки, известные и редкие.

«Без сомнения, от меня будет больше пользы здесь, чем в Эслене», – заключил Стивен.

Движимый любопытством, он толкнул одну из дверей. Она была деревянной и не слишком старой. Он подумал, что хала-фолки, должно быть, постоянно торговали с надземными соседями. В конце концов, нужно же им было что-то есть. Конечно, в подземных озерах наверняка водится какая-то рыба, а некоторые злаки не нуждаются в свете, однако большую часть припасов они наверняка получали с поверхности.

Стивен задумался было о том, как заключались подобные торговые сделки, если халафолки стремились сохранить местоположение своих реунов в тайне, но ответ был столь очевидным, что он почувствовал себя дураком.

Сефри. Те, что путешествовали наверху, караванами, – они и доставляли все необходимое.

Дверь легко открылась внутрь. В каменном жилище витал едва различимый запах перца. На жестком полу лежал ковер, сотканный, судя по всему, из шерсти. Могут ли овцы жить под землей? Вряд ли, решил Стивен. Рисунок показался ему смутно знакомым – он напоминал яркие абстрактные завитки, украшавшие палатки и фургоны сефри. Вокруг низкого круглого стола лежало четыре подушки. В одном углу ткацкий станок терпеливо дожидался мастерицу. Возможно, ковер, что лежит на полу, здесь и был соткан. Рядом со станком стояло несколько плетеных корзин с мотками нитей и незнакомыми деревянными инструментами.

Комната казалась вполне жилой, как если бы халафолки почти ничего не взяли с собой, когда отсюда уходили. Быть может, так оно и было.

Куда они ушли? От кого бежали – от Тернового короля или загадочной болезни, о которой рассказывал Дреод?

Вскоре после того, как Стивен познакомился с Эспером, лесничий сказал что-то о том, что лес кажется ему больным. Эспер всю свою жизнь провел, ощущая пульс леса, – так что кому, как не ему, знать?

А потом они встретили греффина, зверя столь ядовитого, что даже отпечатки его лап смертоносны. Вскоре затем – черные колючки, появляющиеся там, где ступал Терновый король, и душащие все живое, до которого им удается дотянуться. И наконец – страшные чудовища, словно вышедшие из кошмарного сна: уттины, никверы – седмары, как их назвал Дреод. Лучший перевод, который мог подобрать Стивен, звучал как «демон седоса».

Может быть, чудовища, как служители церкви, проходят по священному пути и обретают новые возможности?

Что-то насчет уттинов в особенности его беспокоило. Да, уттин чуть было не убил Стивена, но к настоящему времени его чуть было не убило множество тварей. Нет, здесь есть что-то еще…

И тут Стивен сообразил, что не дает ему покоя.

Уттин, напавший на него, был единственным, которого он когда-либо встречал, однако почему-то Стивен думал о них во множественном числе. Греффин был только один, хотя Эспер видел другого после того, как убил первого. Но никто из знакомых Стивена не встречал больше одного из этих новых чудовищ единовременно.

В таком случае почему он думает об «уттинах», а не «уттине»?

Стивен закрыл глаза и воззвал к памяти, которой его благословил святой Декманус, вспоминая тот миг, когда слиндеры напали на них. В разразившемся тогда хаосе было что-то еще…

Вот. Наконец он увидел всю сцену в мельчайших подробностях, словно крайне дотошный художник изобразил ее перед его внутренним взором. Стивен оглядывается через плечо, пока подталкивает к дереву Винну. Эспер повернулся, сжав в руке нож. Позади слиндеры, появляющиеся из леса. Но куда смотрит Эспер?

Не на слиндеров…

Это маячит где-то на краю поля зрения, и Стивен видит только конечности и часть головы, но ошибки быть не может. Впереди слиндеров бежит уттин, и, возможно, даже не один.

Тогда что же случилось с чудовищами? Убили ли их слиндеры или уттины пришли за ним вместе с ними?

Последнее казалось Стивену маловероятным. Греффин, первый уттин, никвер, которого они встретили в реке у Витраффа, черные шипы…

Черные шипы росли из следов Тернового короля, однако они цеплялись за него, словно пытались его захватить и утащить в землю. Как рассказывал Эспер, когда-то он и был их пленником, в долине, спрятанной в Заячьих горах.

Слиндеры нападали и убивали людей, совершавших человеческие жертвоприношения на холмах седосов по всему лесу. Люди эти, похоже, были заодно с греффинами. Во всяком случае, они находились рядом с чудовищами, не опасаясь умереть от неведомой хвори.

«Нет», – мысленно исправился Стивен. Монахи-отступники не единственные, на кого не действовал яд греффинов. Он сам встретился с чудовищем взглядом и не пострадал. Эспер тоже, видимо, приобрел устойчивость к нему после того, как Терновый король исцелил его от прикосновения твари. Итак, что же это значит?

«Это святые порочны», – сказал Дреод.

Если слиндеры – это войско Тернового короля, то чудовища – тоже часть какого-то войска, армии его врага. Но кто это может быть?

Самый напрашивающийся ответ – церковь. Стивен знал, что несущие зло монахи имеют высокопоставленных друзей, вплоть до прайфека Кротении, Марше Хесперо. Их влияние могло распространяться и выше.

Но даже если в происходящем замешан и сам фратекс Призмо, значит ли это, что он является господином греффинов? Или он тоже лишь чудовищный слуга более могущественной силы?

Стивен мысленно перебрал все, что он читал или слышал про Тернового короля, пытаясь вспомнить, кто считался его врагом, но почти ни один источник об этом не упоминал. Король появился во времена, когда еще не было святых, до человечества, возможно, даже до скаслоев, поработивших народы людей и сефри в далекой древности. Он появился предвестником конца света.

Если у короля есть враги, значит, это должны быть – как, похоже, полагает Дреод – сами святые.

И это приводит нас обратно к церкви, не так ли?

Впрочем, на завтра Стивену были обещаны ответы. Он был не настолько наивен, чтобы воображать, будто ему раскроют все тайны, но радовался возможности добавить еще хотя бы крупицу знаний к уже имеющимся.

Стивен осмотрел дом халафолков и, не найдя ничего интересного, снова зашагал по улице, углубляясь в приговоренный к смерти город. Он проходил по изящным каменным аркам мостов над тихими каналами, казавшимися в свечении ведьминых огней угольными набросками. Далекие голоса детей слились с удаленным монотонным гулом, вероятно доносящимся из пещеры, где он очнулся.

Может быть, слиндеры готовятся к очередной вылазке, пьют свой мед и ждут, когда в них проснется жажда крови?..

Улица начала спускаться вниз, и Стивен пошел по ней в смутной надежде набрести на скрипторий, где хранятся рукописи сефри. Их раса была очень древней и стала одной из первых, покоренных скаслоями. Они вполне могли записать то, что остальные народы забыли.

Когда Стивен задумался, как может выглядеть скрипторий сефри, он неожиданно сообразил, что никогда не видел письменных источников этого народа и не слышал, чтобы у них было собственное наречие. Как правило, они разговаривали на диалекте той местности, где жили. У них имелся своего рода тайный язык, но они редко им пользовались. Эспер как-то раз немного поговорил на нем для Стивена, и тот даже сумел различить слова примерно пятнадцати разных языков, но ни одного, которое показалось бы принадлежащим собственно сефри.

Он предположил, что сефри были порабощены так давно, что забыли свой язык, перейдя на грубый диалект, разработанный скаслоями для рабов. И они так ненавидели его, что сразу же, как только их хозяева были уничтожены, отказались от него и перешли на языки людей.

Звучало вполне правдоподобно. Стивен читал в нескольких источниках, что человеческое горло и язык не в состоянии воспроизводить звуки родного языка скаслоев, поэтому те изобрели некое наречие, на котором могли разговаривать и они сами, и их рабы. Люди-рабы все должны были знать его, но многие сохранили и собственные языки, чтобы общаться между собой.

Однако из наречия рабов в современных диалектах не сохранилось почти ничего. Виргенья и ее последователи предали все творения скаслоев огню и запретили язык рабства. Они не учили ему своих детей, и язык умер.

«Скаслос» – видимо, единственное дошедшее до нас слово из этого наречия, размышлял Стивен, но и оно приобрело окончание «ос» для единственного числа и «ои» для множественного свойственные древнекаварумскому, языку людей.

Возможно, истинное имя этой демонической расы забыто.

Стивен остановился на берегу более широкого канала, чем те, что он пересекал до сих пор, и по коже у него побежали мурашки, когда ему в голову пришла нечестивая мысль.

А что, если не все скаслои умерли? Что, если они, как греффины, уттины и никверы, где-то спрятались и проспали все это время? А что, если эта болезнь, этот враг, и является древнейшим врагом человечества?

Несколько часов спустя он заснул прямо с этой тревожной мыслью на матрасе, благоухающем запахами сефри.

Он проснулся от сильного пинка, пришедшегося ему в ребра, и обнаружил, что над ним стоит уже знакомая девочка и смотрит на него сверху вниз.

– Как тебя зовут? – пробормотал он.

– Старквин, – ответила она. – Старквин Вальсдотр.

– Старквин, ты понимаешь, что твои родители умирают?

– Мои родители уже мертвы, – тихо проговорила она. – Погибли на востоке, сражаясь с греффином.

– Однако ты не испытываешь печали.

Она поджала губы.

– Ты не понимаешь, – сказала она наконец. – У них не было выбора. У меня не было выбора. А теперь, пожалуйста, следуй за мной.

Он прошел за ней к лодке, на которой сюда приплыл, и она жестом указала ему садиться внутрь.

– Только мы с тобой? – спросил он. – А где Дреод?

– Готовит наших людей к бою, – сказал он.

– С кем?

– Что-то наступает, – пожала она плечами. – Что-то очень плохое.

А ты не боишься, что я могу справиться с тобой и убежать?

– А зачем? – спросила Старквин.

В тусклом свете ее глаза казались влажными и черными, как деготь. Бледное лицо и светлые волосы делали ее похожей на привидение.

– Может быть, потому что мне не нравится быть пленником.

Старквин устроилась у руля.

– Сядешь грести? – спросила она.

Стивен занял предложенное ему место и положил руки на весла, оказавшиеся прохладными и легкими.

– Ты захочешь с ним поговорить, с тем, к кому мы сейчас направляемся, – сказала Старквин. – И я не думаю, что ты меня убьешь.

Стивен налег на весла, и лодка почти беззвучно заскользила по воде прочь от каменного причала.

– Занятно слушать, как ты говоришь про убийство, – заметил Стивен. – Знаешь, ведь слиндеры нападают не только на греффинов. Они еще и людей убивают.

– Ну… – отсутствующим тоном протянула Старквин. – Ты ведь тоже убивал.

– Плохих людей.

Она рассмеялась, и Стивен вдруг почувствовал себя ужасно глупо, словно решил прочитать сакритору лекцию о священных текстах. Но мгновением позже девочка посерьезнела.

– Не называй их слиндерами, – сказала она. – Они пожертвовали всем, а ты этим словом оскорбляешь их подвиг.

– А как вы их называете? – спросил он.

– Вотены, – сказала она. – Мы называем себя вотены.

– Это означает просто «безумные», не так ли?

– Точнее, божественно безумные, или вдохновленные. Мы – буря, которая очистит лес.

– Неужели вы действительно поможете Терновому королю уничтожить мир?

– Если его нельзя будет спасти иначе.

– С вашей точки зрения, это разумно?

– Да.

– А с чего вы взяли, что он прав? Откуда вам знать, что он вас не обманывает?

– Он нас не обманывает, – сказала она. – И ты это тоже знаешь.

Она вела лодку по темным водам, и вскоре они оказались в тоннеле с настолько низкими сводами, что Стивену пришлось наклонить голову, чтобы не удариться. Плеск воды убегал вперед и возвращался эхом.

– А откуда ты родом, Старквин? – громко поинтересовался Стивен. – Из какого города?

– Колбели в греффи Холтмар.

По спине Стивена пробежал холодок.

– У меня друг оттуда родом, – сказал он. – Винна Рафути. Старквин кивнула.

– Винна была славной. Она часто играла с нами и угощала ячменными сухариками, когда ее отец делал пиво. Но она была слишком старой. Не из нас.

– У нее был отец…

– Хозяин таверны «Свиные сиськи».

– Он тоже стал вотеном?

Старквин покачала головой.

– Он ушел, когда мы начали поджигать город.

– Вы сожгли свой родной город? Она кивнула.

– Это следовало сделать. Его там не должно было быть.

– Потому что так сказал Терновый король.

– Потому что не должно было быть. Мы, дети, всегда это знали. И нам пришлось убедить взрослых. Некоторых убедить не удалось, и они ушли. Фралет Рафути был одним из них.

Они плыли дальше в молчании. Стивен не знал, что еще сказать, а Старквин, судя по всему, не собиралась по собственной воле продолжать разговор.

Потолок снова начал подниматься и наконец сделался таким высоким, что слабое сияние ведьминых огней перестало достигать его. Через некоторое время впереди появилась далекая косая полоска света, и Стивен понял, что это луч солнца, которь пробивается сквозь отверстие в своде пещеры.

Старквин подвела лодку к очередной каменной пристани.

– Здесь вырезаны ступени, – сказала она. – Они ведут выходу.

– Ты со мной не пойдешь?

– У меня есть другие дела.

Стивен посмотрел девочке в глаза, оказавшиеся зелеными в падающем сверху солнечном свете.

– Это не может быть правильным, – сказал он ей. – Все эти смерти, все эти убийства… нет, это не может быть правильным.

Какая-то неясная тень промелькнула по ее лицу, словно проблеск серебристой рыбки в глубоком пруду, в следующее мгновение снова пустом и спокойном.

– Если присмотришься, увидишь: жизнь всегда состоит из прихода и ухода, – сказала она. – Всегда что-нибудь рождается и что-нибудь умирает. Весной рождается больше, поздней осенью больше умирает. Смерть гораздо естественнее жизни. Кости мира – это смерть.

У Стивена перехватило дыхание.

– Дети не должны так говорить, – сказал он.

– Дети это знают, – возразила Старквин. – Это взрослые учат нас, что цветок прекраснее гниющего трупа собаки. Он помог нам сохранить знание, с которым мы родились. Каждый зверь, не умея лгать самому себе, понимает это самой своей сутью.

Печаль и жалость, охватившие Стивена, неожиданно куда-то делись, и на мгновение он настолько разозлился на девочку, что ему захотелось ее задушить. Среди сомнений и неуверенности это простое и злорадное желание оказалось таким чудесным и ужасающим, что он едва не задохнулся. Спустя мгновение все прошло, однако дрожь осталась.

Это не укрылось от глаз Старквин.

– Кроме того, в тебе смерть есть в любое время года, – тихо проговорила она.

– Что ты имеешь в виду?

Но вместо ответа она оттолкнула лодку от пристани и вскоре исчезла из вида.

Стивен начал подниматься.

Через некоторое время каменные ступени вывели его на небольшую площадку. Вход в пещеру был довольно узок, а за ним Стивен мог разглядеть только тростниковые заросли. Тропинка вела сквозь заросли сухого кустарника, и он пошел по ней, пока неожиданно скалы не закончились.

Стивен смотрел вниз, на пастбище, на ровные ряды яблонь, тянувшиеся вдали. Дальше, за долиной и деревьями, высилось каменное строение. Он невольно вскрикнул, когда на него, словно старые знакомые, обрушились чувства: предвкушение, мальчишеское волнение, боль, разочарование, настоящий ужас…

И гнев.

Это был монастырь д'Эф, где Стивен впервые узнал, насколько порочной стала церковь его детства, монастырь, где он встретил и претерпел издевательства Десмонда Спендлава. Где его заставили расшифровать записи, возможно приговорившие мир к гибели.

– Вильхуман, вер лиха. Вильхуман хемц, – проскрипел голос у него за спиной.

«Добро пожаловать, предатель. Добро пожаловать домой».

 

ГЛАВА 4

ИСТОРИЯ РОЗЫ

– Предполагается, что вы меня убьете? – спросила Энни, глядя на Элионор.

Герцогиня Лойсская лениво улыбнулась в ответ.

Энни почувствовала, как Нейл МекВрен, ехавший рядом, напрягся, словно струна лютни.

«Она ждала, пока я не отослала Эспера, – подумала Энни. – Не то чтобы они с Винной могли что-то сделать против такой армии…»

Она подняла было руку потереть ноющий лоб, но снова уронила ее. Не стоит выдавать свою слабость.

Слишком многое произошло, и слишком быстро. Когда Энни встретилась на дороге с Элионор и ее людьми, в голове у нее все еще шумело от выпитого. Она испытала такое облегчение, увидев знакомое лицо, что не позволяла себе и подумать о том, что теперь представлялось очевидным.

Что именно Элионор послала тех, кто на них напал.

Элионор из дома Отважных всегда была для Энни загадкой, хотя и довольно приятной. Сестра отца, старше Роберта и Лезбет, она казалась Энни много моложе своего брата. Энни предполагала, что ей около тридцати.

Семейные поездки в Гленчест всегда доставляли принцессе удовольствие; причем детям казалось, что взрослых они радуют больше, чем их самих, хотя какого рода эти радости, она начала понимать значительно позже.

Это впечатление лишь усиливалось, пока она взрослела. Элионор всегда делала только то, что хотела. Хотя где-то у нее имелся муж, он постоянно отсутствовал, и все знали, что герцогиня держит при себе молодых любовников и постоянно меняет их. Мюриель, мать Энни, казалось, осуждала ее, что являлось еще одним доводом в пользу тети. Будучи великой сплетницей, Элионор тем не менее никогда не интересовалась политикой и даже не очень хорошо знала, что происходит в мире, помимо того, кто с кем спит.

Теперь Энни внезапно и болезненно осознала, что совсем не знает свою тетку.

– Убить тебя и похоронить в таком месте, где тело никто не найдет, – уточнила Элионор. – Так он распорядился. В ответ Роберт обещал, что моя жизнь в Гленчесте останется такой же, какой была до сих пор. – Она с тоской вздохнула. – Какая приятная мысль.

– Но вы не собираетесь меня убивать… так ведь? – спросила Энни.

Лазурные глаза Элионор обратились к ней.

– Нет, – сказала она. – Конечно не собираюсь. Мой брат знает меня хуже, чем он думает, и это немного огорчительно.

Ее лицо сделалось серьезнее, и она обвиняюще наставила на Энни палец.

– Но тебе не следовало мне доверять, потому что я могла это сделать, – сказала Элионор. – Согласись, что раз твой дорогой дядюшка Роберт приказал тебя убить, то и ни один из прочих твоих родственников, за исключением матери, не надежен. Встав на твою сторону, я значительно усложняю себе жизнь, а возможно, и обрекаю себя на смерть. Непростой выбор, даже ради тебя, моя сладкая.

– Но вы его сделали.

Элионор кивнула.

– После того, что произошло с Фастией и Элсени, да еще едва ли не в моей собственной гостиной, – нет, тебя я не отдам. Я любила Уильяма больше брата и сестры. Я не могла предать его единственную оставшуюся в живых дочь.

– А вам не кажется, что дядя Роберт сошел с ума? – спросила Энни.

– Я думаю, он родился безумным, – ответила герцогиня. – С близнецами такое бывает, знаешь ли. Лезбет получила все, что было хорошего в союзе ее родителей, а Роберту достались отбросы.

Она перевела взгляд на Нейла.

– Можете расслабиться, милый рыцарь. Повторю еще раз: я здесь, чтобы помочь Энни, а не затем, чтобы причинить ей вред. Если бы я желала ее смерти, я бы приказала ее убить задолго до того, как вы здесь появились, а потом воспользовалась бы вашей скорбью, чтобы сделать вас своим любовником. Или еще что-нибудь столь же порочное и восхитительное.

– Ваши речи всегда проливаются бальзамом на душу, – ответил Нейл.

Энни подумала, что этот вольный ответ подтверждает то, на что Элионор намекала чуть раньше: между сэром Нейлом и ее сестрой Фастией что-то было.

На первый взгляд это казалось невозможным. Фастия, как и сэр Нейл, превыше всего ставила свой долг, порой это доходило до смешного. Можно было предположить, что они скорее укрепят это качество друг в друге, чем откажутся от него. Но Энни уже поняла, что в сердечных делах ничего не бывает просто. Нет, точнее, в них просто все, однако последствия бывают крайне причудливыми.

В любом случае, у нее не было времени раздумывать над тем, что делала или чего не делала ее сестра с этим юным рыцарем. Ей хватало других, более серьезных забот.

– Кстати, а от Лезбет что-нибудь слышно? – спросила Энни.

– Нет, – ответила Элионор. – Ходят слухи, что ее предал жених, принц Чейсо из Сафнии, что он продал ее какому-то союзнику Ханзы, чтобы они могли шантажировать Уильяма. Именно по этой причине твой отец отправился на мыс Аэнах: что6ы вести переговоры о ее освобождении. Полагаю, только Роберт знает, что на самом деле там произошло.

– То есть вы полагаете, дядя Роберт имеет какое-то отношение к смерти моего отца?

– Разумеется, – сказала Элионор.

– А Лезбет? Что, вы думаете, случилось с ней на самом деле?

– Я не… – Голос Элионор на мгновение пресекся. – Я не думаю, что она еще жива.

Энни несколько раз глубоко вдохнула, пытаясь осознать услышанное.

Снова пошел снег, так ненавистный ей. Энни казалось, будто внутри у нее что-то хрустнуло и сломалось. Что-то маленькое, но важное, и излечить это невозможно.

– Вы и правда думаете, что дядя Роберт способен убить собственную сестру-близнеца? – наконец выговорила она. – Он любил ее больше всех на свете. Он в ней души не чаял. Едва с ума не сходил.

– Ничто так легко не доводит до убийства, как настоящая любовь, – сказала Элионор. – Как я уже говорила, Роберт сделан не из лучшего теста.

Энни открыла рот, чтобы возразить, но неожиданно поняла, что ей нечего сказать. Снег пошел сильнее, и кончик ее носа начал жестоко мерзнуть на холодном и сыром ветру.

«Где я была все это время? – подумала она. – Почему я не замечала ничего, пока не повзрослела?»

Впрочем, она знала ответ. Она скакала верхом и дразнила стражников, воровала вино и пила его в западной башне, ускользала из дому и целовалась с Родериком в Тенистом Эслене…

Фастия пыталась объяснить ей. И мать. Подготовить ко всему этому.

Мать.

Неожиданно Энни вспомнила ее лицо, грустное и суровое, в ту ночь, когда Мюриель отослала ее в монастырь Святой Цер. Энни сказала, что ненавидит ее…

Энни ощутила на щеках предательскую влагу. Сама того не замечая, она прослезилась.

Стоило ей это заметить, как стало еще хуже, и из ее груди начали вырываться глухие рыдания. Она чувствовала себя страшно уязвимой, как в тот раз, когда ей пришлось остричь волосы, или как в детстве, когда ее застигли голой в зале.

Как она может быть королевой? Как она вообще могла это представить? Она ничего не понимает, не в состоянии ничем управлять – даже собственные слезы льются вопреки ее воле. За последний год она твердо усвоила только одно: мир огромен и жесток, и ей не дано его постичь. А все остальное – иллюзия судьбы и могущества и предопределение, все, казавшееся настоящим несколько дней назад, – теперь выглядело глупостью, дурацким притворством, которое разгадали все, кроме нее.

Энни вздрогнула, почувствовав тепло чьей-то руки на плече.

Это была Остра, и в глазах у нее тоже стояли слезы. Остальные всадники отъехали немного в сторону, вероятно делая вид, что они не смотрят на ее страдания. Нейл держался сразу позади, но вне пределов слышимости шепота. Казио остался рядом с Элионор.

– Я так рада, что ты жива, – сказала Энни подруге. – Я старалась не думать об этом, отвлекаться на другие вещи, но если бы ты умерла…

– Ты бы продолжала, – закончила за нее Остра. – Потому что ты должна.

– А я должна? – переспросила Энни.

Она понимала, что цепляется к подруге и ведет себя гадко, но ей было все равно.

– Да. Если бы ты могла видеть то, что я видела из леса, там, в Данмроге… Когда ты вышла, смелая, точно львица, и сказала тем убийцам, кто ты такая, – если бы ты это видела, ты бы не сомневалась в своем предназначении.

– Тебя коснулись святые? – тихо спросила Энни. – Ты слышишь мои мысли?

Остра покачала головой.

– Я знаю тебя лучше всех на свете, Энни. Мне неизвестно точно о чем ты думаешь, но, как правило, я понимаю, куда стремятся твои мысли.

– А ты все это знала? Про Роберта?

Остра замешкалась.

– Пожалуйста, – попросила Энни.

– Есть вещи, о которых мы никогда не разговаривали, – неохотно сказала Остра. – Ты всегда делала вид, что я для тебя как сестра, и это было очень мило, но я никогда не забывала, не позволяла себе забыть правду.

– Что ты моя служанка, – сказала Энни.

– Да, – кивнув, подтвердила Остра. – Я знаю, ты меня любишь, но даже тебе пришлось признать истинное положение вещей.

Энни кивнула.

– Да, – прошептала она.

– В Эслене, в замке, у слуг собственный мир. Он совсем рядом с вашим, под ним и вокруг, но он существует отдельно. Слуги знают очень много про твой мир, Энни, потому что им приходится выживать в нем, но ты почти ничего не знаешь про их.

– Не забывай, что я тоже работала служанкой, – напомнила Энни. – В доме Филиалофии.

Остра снисходительно улыбнулась.

– Меньше двух девятидневий. Но, послушай, не узнала ли ты за это время что-нибудь, о чем и не подозревала хозяйка дома?

Энни задумалась лишь на мгновение.

– Я узнала, что ее муж флиртует с горничными, хотя, думаю, она об этом знала, а то и вовсе полагала нормальным, – ответила она. – А вот о чем она не знала, так это о его связи с ее подругой, дат Оспеллиной.

– И ты узнала это только из наблюдений?

– Да.

– А другие слуги – они с тобой разговаривали?

– Мало.

– Правильно. Потому что ты была новенькая и к тому же иностранка. Они тебе не доверяли.

– Полагаю, ты права, – сказала Энни.

– Однако готова поспорить, хозяева дома не делали между вами этого различия. Для них ты была служанкой, и, пока ты выполняла свою работу, как и предполагалось, ты становилась невидимой, такой же частью дома, как окна и перила на лестницах. Они обратили на тебя внимание, только…

– Когда я сделала что-то не так, – проговорила Энни, начинающая понимать, что имеет в виду Остра.

Сколько в Эслене слуг? Сотни? Тысячи? Постоянно рядом, но, как правило, слишком незаметные, чтобы это беспокоило аристократов.

– Продолжай, – попросила Энни. – Расскажи мне про слуг в Эслене. Какие-нибудь мелочи.

Остра пожала плечами.

– Тебе известно, что мальчишка с конюшни, которого зовут Гимлет, сын Демиль, швеи?

– Нет.

– Ты помнишь, о ком я говорю?

– Гимлет? Разумеется.

«Только я никогда не задумывалась, кто его мать».

– Но при этом он не сын Армьера, мужа Демиль. Его настоящий отец – Каллен, с кухни. И поскольку жена Каллена, Хелен, крайне разозлилась, когда об этом узнала, Гимлету – кстати, его настоящее имя Амлет – не светит место в самом замке, потому что мать Хелен – Кабаниха, старая леди Голскафт…

– …командует всеми слугами замка.

Остра кивнула.

– В свою очередь, она является незаконной дочерью покойного лорда Ретвесса и девушки из семьи лендвердов.

– Иными словами, ты хочешь сказать, что слуги больше времени спят друг с другом, чем работают.

– Когда черепаха всплывает, чтобы вдохнуть воздуха, ты видишь только кончик ее носа. Ты знаешь про слуг Эслена лишь то что они позволяют тебе узнать. А большая часть их жизни – интересы, страсти, связи, – все это держится в тайне.

– Однако, похоже, ты знаешь довольно много.

– Лишь столько, сколько нужно, чтобы понимать, чего я не знаю, – сказала Остра. – Я так близка с тобой, со мной обращаются, как с девочкой из благородной семьи. Поэтому мне не слишком доверяют – и не очень любят.

– И какое все это имеет отношение к моему дяде Роберту?

– Среди слуг ходят о нем довольно мрачные слухи. Говорят, в детстве он был невероятно, противоестественно жесток.

– Противоестественно?

– Одна из горничных, когда была девочкой… Она рассказывала, что принц Роберт заставил ее надеть платье Лезбет и потребовал, чтобы она отзывалась на это имя. А потом он…

– Остановись! – сказала Энни. – Думаю, я могу себе представить, что было дальше.

– Думаю, не можешь, – возразила Остра. – Этим они, конечно, тоже занимались, но его желания отличались извращенностью не только в этом отношении. А потом еще история Розы.

– Розы?

– О ней обычно умалчивают. Роза была дочерью Эммы Старте, которая работала в прачечной. Роберт и Лезбет сделали ее своей подругой по играм, они одевали ее в красивые платья, брали с собой на прогулки, катания верхом, пикники. Обращались с ней так, словно она была благородной по рождению.

– Так же, как обращались с тобой, – сказала Энни, чувствуя, как что-то болезненно шевельнулось у нее в груди.

– Да.

– Сколько им было лет?

– Десять. Так вот, Энни, о чем говорят – хотя в это и трудно поверить.

– Думаю, сейчас я готова поверить уже во все, – ответила Энни.

Ей казалось, что ее чувства притупились, точно нож, которым слишком часто рубили кости.

Остра понизила голос.

– Говорят, что в детстве Лезбет была такой же, как Роберт, жестокой и завистливой.

– Лезбет? Она самая милая, добрая и кроткая женщина, которую я когда-либо знала.

– Говорят, она стала такой после исчезновения Розы.

– Исчезновения?

– Роза пропала, и никто больше ее не видел. Никто не знает, что случилось. Но Лезбет плакала дни напролет, а Роберт казался более возбужденным, чем обычно. После этого Роберта и Лезбет почти не видели вместе. Лезбет словно стала другим человеком, старалась совершать только добрые поступки и жить как святая.

– Я не понимаю. Ты хочешь сказать, что Роберт и Лезбет убили Розу?

– Я сказала, что никто ничего не знает. Ее родные молились, рыдали и даже составили прошение. Вскоре после этого ее мать и ближайших родственников отправили служить в дом грефта Брогсвелла, за сотни лиг, и там они и остаются до сих пор.

– Это ужасно. Я не могу… ты хочешь сказать, что мой отец не расследовал это дело?

– Сомневаюсь, что эта история достигла ушей твоего отца. Она была решена внутри мира слуг. Если бы слух об этом дошел до твоей семьи, о нем так же легко могли бы узнать политические противники твоего отца. И тогда все слуги, знающие хоть что-нибудь, могли бы исчезнуть так же неожиданно и без объяснений, как и Роза. Поэтому Кабаниха объявила, что Роза уехала со своей сестрой работать в Виргенью. Домоправительница также позаботилась о наличии соответствующих записей. И родных Розы тихо отослали из замка, чтобы они в своем горе не принялись разговаривать не с теми людьми.

Энни закрыла глаза и увидела проступающее сквозь веки симпатичное личико с зелеными глазами и вздернутым носиком.

– Я помню ее, – выдохнула она. – Они называли ее кузина Роза. Это было во время праздника на Том Вот. Мне тогда было не больше шести.

– Мне было пять, значит, тебе шесть, – подтвердила Остра.

– Ты и в самом деле думаешь, что они ее убили? – пробормотала Энни.

Остра кивнула.

– Я думаю, что она мертва. Возможно, это был несчастный случай или игра, зашедшая слишком далеко. Говорят, Роберт любит играть.

– А теперь он на троне. На троне моего отца. А мою мать он запер в башне.

– Я… я слышала об этом, – проговорила Остра. – Я уверена, что он не причинил ей вреда.

– Он приказал меня убить, – ответила Энни. – Неизвестно, что он сделает с моей матерью. Именно об этом я должна сейчас думать, Остра. Не о том, стану ли я королевой, а о том, чтобы освободить мать и поместить Роберта туда, где он не сможет причинить никому вреда. Пока только об этом.

– Вот теперь ты говоришь вполне разумно.

Энни глубоко вдохнула и почувствовала, что камень на ее душе стал много легче.

Они уже выехали из леса и спускались к дороге. Энни различила вдалеке Севойн и неожиданно задумалась, удастся ли ей на этот раз проехать его без приключений.

– Энни! – окликнул ее кто-то сзади. – Каснара… э-э… редиатура!

Она оглянулась и увидела Казио, со всех сторон окруженного гвардейцами.

– Что такое, Казио? – спросила она на вителлианском.

– Не соизволишь ли ты объяснить этим людям, что я принадлежу к числу твоих высокоценимых спутников? Если, конечно, это действительно так.

– Разумеется, – ответила Энни и перешла на королевский язык. – Этот человек – один из моих телохранителей, – сказала она гвардейцам. – Он может приближаться ко мне, когда пожелает.

– Прошу прощения, ваше величество, – сказал один из рыцарей, миловидный молодой человек с каштановыми волосами, чем-то немного похожий на гуся. – Но мы не можем ничего принимать на веру. Она кивнула.

– Как вас зовут, сэр рыцарь?;

– С вашего позволения, ваше величество, меня зовут Джемме Бишоп.

– Хорошее имя из Виргеньи, – заметила Энни. – Я благодарю вас за бдительность. Несмотря на его поведение, этот человек пользуется моим доверием.

– Как прикажете, ваше величество, – ответил рыцарь, и гвардейцы расступились, чтобы пропустить Казио.

– У нас снова появилась свита, – проговорил он, оглянувшись на рыцарей. – Интересно, удастся ли этой продержаться дольше, чем предыдущей.

– Будем надеяться, – ответила Энни. – Извини, что нам до сих пор не удалось поговорить. Жизнь становится все сложнее и сложнее, и я уверена, что и для тебя не в меньшей степени.

– Мои дела пошли на лад, когда я узнал, что ты жива, – сказал Казио и печально почесал затылок. – Я был плохим защитником для тебя – для вас обеих. Я уже извинился перед Острой и теперь хочу извиниться перед тобой.

– Ты рисковал жизнью ради нас, – проговорила Энни.

– Жизнью может рискнуть любой, – ответил Казио. – Даже человек, который ничего не умеет и не соображает, может умереть ради тебя. Я надеялся, что могу сделать больше. Если бы я погиб, помешав врагам тебя захватить, это одно дело. Но позорно остаться на месте, когда тебя похитили…

–.. это вопрос собственной гордости, – закончила за него Энни. – Не валяй дурака, Казио. Я жива, как видишь. Нас всех застали врасплох: Эспера, сэра Нейла, брата Стивена и меня. Ты оказался в хорошей компании.

– Этого больше не произойдет, – твердо сказал Казио.

– Как скажешь, – ответила Энни.

Казио кивком указал на герцогиню.

– Эта госпожа – твоя родственница?

– Элионор? Да, тетя, сестра отца.

– Она на нашей стороне?

– Я решила ей довериться. Однако, если ты знаешь причину по которой мне не стоит этого делать, я готова тебя выслушать.

Казио кивнул.

– Куда мы направляемся? – спросил он.

– В Гленчест, ее резиденцию, – ответила Энни.

– И что мы будем там делать?

– Полагаю, собираться на войну, – сказала Энни.

– Понятно. В таком случае дай мне знать, если я смогу быть чем-то полезен, хорошо?

– Да.

– Энни! – донесся сзади голос Элионор. – Будь любезна, верни мне этого вителлианского юношу. Я начинаю находить эту поездку чрезвычайно скучной.

– Он плохо говорит на королевском языке, – сообщила ей Энни.

– Фатио Вителлионо, – ласково ответила та, – Бенос, ми делла.

– Зато она говорит на моем языке, – радостно отметил Казио.

– Да, – подтвердила Энни. – Похоже на то. И я уверена, что она хочет попрактиковаться в нем с тобой.

Он оглянулся назад.

– А следует ли мне?..

– Да, – сказала Энни. – Но будь осторожен. Моя тетушка может быть очень опасной для добродетельного человека.

Казио улыбнулся и снова надел свою широкополую шляпу.

– Если я встречу такого человека, я непременно постараюсь предупредить его, – сказал он, после чего развернулся и поехал назад.

Остра довольно растерянно посмотрела ему вслед.

– Остра, те люди, что тебя захватили, они что-нибудь говорили? – спросила Энни.

– Они думали, что я – это ты, – ответила Остра. – Хотя уверены не были.

Энни кивнула.

– У меня сложилось впечатление, что у них было не совсем точное описание моей внешности. Они упоминали какие-нибудь имена? Чьи угодно?

– Насколько я помню, нет.

– Они тебя не тронули?

– Разумеется, трогали. Они меня связали, посадили на лошадь…

– Я не это имела в виду, – перебила ее Энни.

– Нет… о нет, ничего такого. В том смысле, что они об этом говорили, даже угрожали, пытались заставить сказать, кто я на самом деле. Но ничего не сделали. – Внезапно ее глаза широко распахнулись.-Энни, они… тебя…

Энни резким кивком указала на Виста.

– Он пытался. Но кое-что помешало.

– Пусть сэр Нейл его убьет, – сквозь стиснутые зубы попросила Остра. – Или скажи Казио, и он вызовет его на дуэль.

– Нет. У него ничего не получилось, и он еще может мне пригодиться, – ответила Энни, разглядывая поводья у себя в руках. – Кое-что случилось, Остра. Человек, который меня захватил, он умер.

– Ты… ты его убила? Как тех ужасных людей в роще?

– Я убила тех людей в роще, пожелав им смерти, – сказала Энни. – Подо мной проснулась какая-то сила, словно полный воды колодец, откуда я могла черпать ковшом. Я нащупала их внутренности и вырвала их. Так же, как когда я ослепила того рыцаря в Вителлио или когда Эрисо вдруг стало плохо… только, ну, хуже. В этот раз было не так. Человека, похитившего меня, убил демон. Я ее видела.

– Ее?

Энни пожала плечами.

– Я побывала в каком-то другом месте. Мне кажется, она последовала за мной оттуда. Она помешала Висту меня изнасиловать.

– Может, тогда она не демон, а твой ангел-хранитель, – предположила Остра.

– Ты ее не видела, Остра. Она ужасна. И я даже не представляю, кого можно спросить о таких вещах.

– Ну, брат Стивен, кажется, много знает, – сказала Остра с печалью в голосе. – Но, думаю, он…

– Он в порядке, – сообщила Энни. – Но нужен где-то еще.

– Правда? Откуда ты знаешь?

Энни подумала о Терновом короле и о том, что видела в его глазах.

– Я не хочу больше об этом говорить, – сказала она. – Потом. Позже.

– Хорошо, – проговорила Остра успокаивающим тоном. – Потом.

Энни сделала глубокий вдох.

– Ты сказала, что знаешь меня лучше, чем кто-либо другой, и, думаю, ты права. Вот почему мне нужно, чтобы ты за мной присматривала, Остра. Внимательно. И если тебе вдруг покажется, что я сошла с ума, ты должна мне сразу об этом сказать.

Остра немного нервно рассмеялась.

– Я попытаюсь, – пообещала она.

– Раньше у меня были от тебя тайны, – продолжила Энни. – Мне нужно… мне снова нужен кто-то, с кем я могла бы разговаривать. Человек, которому я могу доверять и который не откроет мои секреты ни одной живой душе.

– Я никогда не нарушу слова, данного тебе.

– Даже ради Казио?

Остра помолчала немного, а потом спросила:

– Это так заметно?

– Что ты его любишь? Конечно.

– Мне очень жаль.

Энни закатила глаза.

– Остра, Казио дорог мне как друг. Он несколько раз спасал нам жизни, что особенно для меня важно. Но я его не люблю.

– Даже если бы ты его любила, – словно защищаясь, заметила Остра, – Он ниже тебя по положению.

– Сейчас речь не об этом, Остра, – сказала Энни. – Я его не люблю. И мне нет дела до твоих чувств к нему, пока ты не соберешься рассказывать ему то, что я попрошу тебя держать в тайне.

– Моя первейшая верность всегда была, остается и будет твоей, Энни.

– Я верю, – сказала Энни и взяла подругу за руку, – но мне нужно было услышать это еще раз.

Они добрались до Гленчеста в сгущающихся сумерках.

Он выглядел совсем таким же, каким его помнила Энни, – множество шпилей, садов, стекла, словно замок, сотканный феей из паутины. В детстве он казался Энни волшебным. Сейчас же она задала себе вопрос, как его можно защитить – и можно ли вообще. Он не выглядел способным выдержать осаду.

У ворот их дожидались десять всадников в черных куртках. Их командир, высокий, сухопарый мужчина с коротко остриженными волосами и бородкой клинышком, отделился от группы и поехал к ним навстречу.

– О, дорогая, – прошептала Элионор. – Я надеялась, что у нас будет больше времени.

– Герцогиня, – проговорил мужчина с поклоном. – Я уже почти выехал искать вас. Мой господин будет недоволен вашим поведением. Вы должны были ждать меня в вашем поместье.

– Мой брат редко бывает доволен моим поведением, – ответила Элионор. – Но данный случай вряд ли доставит ему неудовольствие. Герцог Эрнст, позвольте представить вам мою племянницу, Энни из дома Отважных. Она, похоже, заблудилась, и все метались по окрестностям в поисках. А нашла ее я. И, насколько я понимаю, она прибыла, чтобы отобрать у вашего господина корону.

 

ГЛАВА 5

НА ДЕРЕВЬЯХ

– Ты собираешься мне объяснить, что все это значило? – спросила Винна, когда они перебрались через низкий гребень и покинули поле зрения принцессы – или королевы, или кто она там еще – и ее новообретенной свиты.

– Да, – сказал Эспер.

После еще нескольких минут тишины она натянула поводья и остановила коня.

– Ну?

– Ты хочешь сейчас?

– Да, сейчас. Как тебе удалось убедить ее величество отпустить тебя на поиски Стивена?

– Ну, мне не пришлось убеждать. Она сама хотела, чтоб я за ним поехал.

– Как мило с ее стороны.

Эспер покачал головой.

– Нет, это странно. Мне показалось, она знала, что его захватили. И сказала, что ему понадобится наша помощь, что нам предстоит выполнить вместе с ним некую миссию и что это не менее важно, чем возвращение ей трона. Если не более.

– А она сказала почему?

– Она сама не знает. Она сказала, что ей было видение Тернового короля, и он ей внушил, что Стивен почему-то важен. И что он в опасности.

– Ничего не понимаю, – проговорила Винна. – Его захватили слиндеры, а они – слуги Тернового короля. В таком случае почему он в опасности? И если его замшелое величество хотел, чтобы мы были с ним рядом, почему не приказал слиндерам прихватить заодно и нас?

– Вопрос не ко мне, – ответил Эспер. – Я даже в видения не очень верю. Я просто рад, что она нас отпустила. Хотя…

– Что?

– Ты ведь видела уттинов?

– Уттинов? – Винна побледнела. – Как то чудовище, которое… – Она запнулась.

– Ну. Трое, не меньше. Слиндеры их прикончили. Может быть, чудовища тоже пришли за Стивеном? И поэтому Терновый король послал слиндеров – чтобы они его защитили.

– Мне казалось, ты не веришь в видения.

– Я просто рассуждаю вслух, – сказал Эспер. – Люблю идти по следу.

– А что еще сказала ее величество?

– Только что мы должны найти Стивена. Найти, защитить и помочь. Она сказала, что я должен сам принимать решения и полагаться на себя, и добавила, что я буду ее полномочным посланником в тех краях – что бы это ни значило.

– Правда? Ее посланником?

– Ты знаешь, что имеется в виду?

– Это виргенийское понятие. Означает, что ты можешь действовать от ее имени, что она за тебя ручается. Не думаю, что она дала тебе что-нибудь в подтверждение.

Эспер рассмеялся.

– Что бы она могла дать? Письмо с печатью, кольцо, скипетр? Девушке пришлось преодолеть полмира, спасаясь от погони, и, насколько я понял, большую часть времени у нее не было ничего, кроме одежды. Думаю, с этим мы как-нибудь разберемся позже, если, конечно, потребуется. В любом случае, сейчас то, что она дала мне какие-то полномочия, не многого стоит, верно? Её могут называть королевой, но пока что она таковой не является.

– Верно, – пробормотала Винна. – Можно сказать и так. Они некоторое время ехали в тишине, Эспер не знал, что еще добавить; всякий раз, когда он смотрел на Винну, он замечал, что она выглядит все более обеспокоенной.

– Со Стивеном и Эхоком все будет в порядке, – заверил он её – Мы их найдем. Мы справлялись и с худшим, мы. четверо.

– Да, – уныло согласилась она.

Эспер поскреб щеку.

– Да, с ними все в порядке.

Винна кивнула, но ничего не ответила.

– Между тем это прекрасно. Я имею в виду, мы уже давно не были вдвоем.

Она резко вскинула голову.

– И что с того? – сердито поинтересовалась она.

– Я… ну, не знаю. – Эспер чувствовал, что падает, но не имел ни малейшего представления, обо что споткнулся.

Винна открыла рот, закрыла его и снова начала:

– Сейчас не время. Когда найдем Стивена.

– Не время для чего? – спросил Эспер.

– Ни для чего.

– Винна…

– Ты в упор меня не замечаешь вот уже два девятидневья, – взорвалась она, – и вдруг что-то на тебя нашло, и ты попытался ко мне подольститься.

– Знаешь, довольно трудно говорить о любви, когда вокруг полно народу, – проворчал Эспер.

– Я не ждала от тебя букетов и стихов, – пояснила Винна– Просто взять за руку, что-нибудь изредка шепнуть на ухо. Мы могли бы умереть и не… – Она опустила голову и поджала губы.

– Мне казалось, ты понимала, во что ввязываешься, когда… – Он замолчал, не зная, что собирается сказать дальше.

– Бросилась тебе на шею? – договорила она за него. – Да. Я не собиралась делать ничего подобного. Когда я увидела тебя у Таффского ручья, я подумала, что ты мертв. Что ты умер, так и не узнав о моих чувствах. А когда ты снова оказался жив и мы уехали от всего – от моего отца, «Свиных сисек» и вообще из Колбели… мне стало плевать на последствия, на будущее – на все.

– А теперь?

– И теперь тоже, проклятый осел. Однако у меня появились сомнения насчет тебя. Когда мы были вдвоем, мне казалось, что все замечательно. Правда, большую часть времени я ничего не соображала от страха, но если отбросить это, я в жизни не чувствовала себя такой счастливой. Как если бы ты дал мне все, о чем я мечтала: приключения, любовь и сладостные ночи. Но стоило другим людям возникнуть рядом, и я вдруг стала для тебя кем-то вроде надоедливой младшей сестры. А потом появилась она, куда больше похожая на тебя, чем я когда-либо могла бы стать…

Он перебил ее.

– Винна, неужели тебе не хочется нормальной жизни – дома, детей?

Она фыркнула.

– Спасибо, я лучше подожду заводить семью, пока мир не передумает рушиться.

– Я серьезно.

– Я тоже. – В ее зеленых глазах появился вызов. – Ты хочешь сказать, что я не смогу получить всего этого с тобой?

– Я никогда всерьез об этом не думал.

– Иными словами, сейчас ты делаешь со мной то, о чем не задумывался?

– Э-э… Получается, так.

– Ну, так давай закончим этот разговор, то-то ты обрадуешься.

Повисло неловкое молчание.

– Ты для меня вовсе не сестра-надоеда.

– Нет, конечно. Меньше часа наедине, и ты уже готов залезть мне под юбку.

– Я лишь сказал, что счастлив снова остаться с тобой наедине, и все, – попытался оправдаться Эспер. – Просто вдали от остальных. И это совсем не то, что ты подумала. Я лесничий и никогда не был никем другим. Потому что больше ничего не умею. Я работаю один, как мне хочется, и у меня получается. Я не вожак, Винна. Я не так скроен. Вчетвером уже было довольно плохо. Впятером – почти невыносимо.

– Мне не показалось, что ты расстроился, когда появилась Лешья.

– Я говорю не о ней, – с отчаянием сказал Эспер. – Я пытаюсь кое-что тебе объяснить.

– Продолжай.

– И вдруг нас стало пятьдесят, и я просто не знал, что мне делать. Я не рыцарь и не солдат. Я работаю один.

– И при чем тут я?

Он сделал глубокий вдох, чувствуя себя так, будто он собирается нырнуть в очень глубокий пруд.

– С тобой – вдвоем с тобой – это словно я один, только еще лучше.

Винна удивленно посмотрела на него.

Эспер увидел, как у нее на глазах выступили слезы, и его сердце упало. Он знал, что хотел сказать, но ему явно не хватило слов.

– Винна… – начал он снова.

Она предостерегающе подняла вверх палец.

– Тсс! Это лучшее, что ты мне сказал за очень долгое время – может быть, за все время, – поэтому лучше заткнись.

Эспера охватило невероятное облегчение. Он последовал ее совету и замолчал.

Пошел сильный снег, но лесничий не боялся, что тропу заметет: он мог бы потерять след одного или двух слиндеров, но не нескольких сотен, прошедших тут. Кроме того, люди-звери оставили не только отпечатки ног, но и кровь и изредка трупы. Возможно, слиндеры не испытывали страха или боли, но умирали они как и все остальные.

Несколькими часами позже дневной свет сдался без боя, свинцовый цвет потускнел до черноты, с неприятным обещанием сильного мороза. Эспер и Винна зажгли факелы. Снег пошел сильнее, и пламя возмущенно зашипело.

Хотя Эспер не желал этого признавать, он устал, так устал, что его колени дрожали, сжимая бока Огра. Винна не жаловалась, но он видел, что она тоже едва держится в седле. День выдался длинным, и почти все это время они играли в прятки со смертью, а от таких испытаний и железо рассыплется.

– Как ты там, еще держишься? – спросил Эспер.

– Снег засыплет следы, если мы остановимся. – Винна вздохнула.

– Не настолько, чтобы я не нашел тропы, – возразил Эспер. – Даже если не будет больше тел, есть сломанные ветки, ободранная кора деревьев… я могу пройти по ним.

– Мы остановимся отдохнуть, а они тем временем убьют Стивена.

– Если все так, как мы предполагаем, они его не убьют.

– А если мы ошибаемся? Вдруг они решат вырезать ему сердце в полночь?

– Возможно, – не стал спорить Эспер. – Но ты правда думаешь, мы сможем ему чем-то помочь, если найдем его сейчас, измотанными и обессилевшими?

– Не сможем, – согласилась Винна. – Так ты поэтому хочешь остановиться?

– Да, – подтвердил Эспер. – Я не рыцарь из детских сказок, готовый умереть только потому, что так полагается. Мы спасем Стивена, если я буду уверен, что у нас будет приличный шанс сделать это и остаться в живых. А сейчас нам необходимо немного отдохнуть.

Винна кивнула.

– Да, – сказала она. – Ты меня уговорил. Хочешь встать лагерем прямо здесь?

– Нет, позволь тебе кое-что показать. Это немного впереди.

– Чувствуешь зарубки? – спросил Эспер.

Он пошарил рукой в темноте и нащупал попку Винны.

– Да. И следи за своими лапами, старый медведь. Я совсем не такая добрая, как ты думаешь, особенно если учесть, что ты снова заставил меня лезть на дерево.

– На это должно быть проще забраться.

– Проще. А кто сделал зарубки? Они старые и уже зарастают корой.

– Да. Это я их вырезал, еще мальчишкой.

– Так ты это давно задумал!

Эспер рассмеялся бы, но слишком устал.

– Еще чуть-чуть повыше, – пообещал он. – И нащупаешь выступ.

– Есть, – сказала Винна.

Несколько мгновений спустя Эспер выбрался вслед за Винной на жесткую плоскую поверхность.

– Твой зимний замок? – спросила она.

– Что-то вроде того, – ответил он.

– Ему бы не помешали стены.

– Ну, я тогда бы ничего не видел, не так ли? – возразил Эспер.

– Мы и сейчас ничего не видим, – заметила Винна.

– Да. Зато есть крыша, которая защитит нас от снега. А еще здесь должен быть кусок холста, мы сможем натянуть его и укрыться от этого ветра. Только осторожно, не свались, я строил свой замок для одного.

– Иными словами, я первая женщина, которую ты привел домой.

– А… – Он замолчал, побоявшись ответить на это.

– Ой, прости, я пошутила, – спохватилась Винна. – Я не должна была об этом говорить.

– Это было уже давно, – сказал Эспер. – И рана уже зажила. Просто я не… – Теперь он был уверен, что ему не следует продолжать.

И тут он почувствовал ее перчатку на своей щеке.

– Я не ревную к ней, Эспер, – успокоила его Винна. – Это было еще до моего рождения, так что я не могу тебя к ней ревновать.

– Точно?

– Точно. Итак, где у нас очаг?

– Думаю, ты как раз его нащупала, – ответил он.

– О, ясно. – Она вздохнула. – Что ж, это лучше, чем мерзнуть.

К тому времени, когда его разбудил серый рассвет, Эспер знал наверняка: не просто лучше, а лучше намного. Винна уютно устроилась, положив голову ему на руку, ее обнаженное тело, прижимавшееся к нему, было горячим, и оба плотно завернулись в одеяла и шкуры. У них оставалось гораздо больше сил, чем они предполагали, и они лишь чудом умудрились не свалиться с крошечной деревянной площадки.

Эспер старался дышать медленно и глубоко, чтобы не разбудить девушку, но оглянулся и, как и в далеком детстве, восхищенно замер.

– А вот и ты, – пробормотала Винна.

– Ты проснулась?

– Раньше тебя, – сказала она. – Просто лежала и любовалась. Я и представить себе не могла, что на свете есть подобное место.

– Я зову их Тиранами, – проговорил Эспер.

– Тираны?

Он кивнул на раскидистые, переплетенные ветви огромного дерева, на котором они спали, и тех, что росли рядом.

– Да. Это самая большая и древняя роща железных дубов во всем лесу. Здесь не могут выжить другие деревья, дубы отбрасывают слишком густую тень. Они короли, императоры леса. Тут совершенно иной мир. Есть существа, которые живут среди этих ветвей и никогда не спускаются на землю.

Винна наклонилась, чтобы заглянуть за край платформы.

– А до земли далеко… ой!

– Не упади, – сказал он и сжал ее чуть крепче.

– Дальше, чем я думала, – выдохнула она. – Намного. И мы чуть… вчера ночью мы…

– Нет, никогда, – соврал Эспер. – Я следил за этим все время.

Винна кривовато улыбнулась и поцеловала его.

– Знаешь, – сказала она, – в детстве я думала, что ты сделан из железа. Помнишь, когда вы с Довелом притащили тела Черного Варга и его людей? Мне казалось, будто ты святой Михаил во плоти. И если ты рядом, волноваться не о чем.

У нее были серьезные и очень красивые глаза. Где-то рядом черный дятел застучал по коре, а потом издал гортанную трель.

– Теперь ты знаешь лучше, – сказал он. – Фенд забрал тебя, прямо из-под моего носа.

– Да, – тихо проговорила она. – И тебе удалось меня спасти, но было слишком поздно. К тому времени я уже знала, что ты тоже можешь потерпеть поражение, что, даже несмотря на твою решимость и силу, зло все еще может до меня добраться.

– Мне очень жаль, Винна.

Она сжала его ладонь.

– Нет, ты не понимаешь, – сказала она. – Девушка может влюбиться в героя. Женщина любит человека. Я люблю тебя не потому, что думаю, будто ты можешь меня защитить, а потому, что ты человек, хороший человек. И не в том дело, что ты всегда побеждаешь, а в том, что ты всегда пытаешься.

Она посмотрела вниз, на далекую землю у подножия дерева, и Эспер вздохнул с облегчением, потому что не мог придумать, что ей ответить.

Он помнил Винну ребенком, веником ног-рук и светлых волос, носившимся по деревне и пристававшим к нему с требованиями рассказать о внешнем мире. Она была одной из сотни детей, которые у него на глазах взрослели и превращались в матерей и отцов.

Эспер не знал точно, что такое любовь. После смерти первой жены, Керлы, он целых двадцать лет избегал женщин и связанных с ними затруднений. Винне удалось пробраться в его жизнь, притворившись маленькой девочкой, пока ему не пришлось узнать лучше. Но неожиданно он понял, что это сюрприз из приятных и ненадолго поддался ей, насколько мог.

Однако это было до того, как Фенд захватил Винну. Фенд убил первую любовь Эспера, и лесничий испугался, что он убьет и последнюю.

В любом случае, с тех пор Эспер все больше и больше тревожился на этот счет и все меньше и меньше был уверен в своих чувствах. Он знал, что они никуда не делись, но, пока они с Винной были в пути, сражались с врагами, пока им постоянно грозила гибель, ему было легко не думать о будущем, легко представлять себе, что, когда это все закончится, Винна вернется к своей прежней жизни, а он – к своей. Он будет по ней скучать и хранить теплые воспоминания, но это принесет ему облегчение.

Однако сейчас он вдруг понял, в какие глубокие воды заплыл, и сомневался, что сможет добраться до берега.

Сам того не желая, он вспомнил Лешью. Женщина-сефри была жесткой и мудрой и держала свои чувства при себе. С ней не было бы никаких сложностей; все честно и просто…

Неожиданно Эспер почувствовал, что дерево начало содрогаться. Не от ветра; дрожь была неестественной и поднималась от самых корней.

Винна, должно быть, заметила, что он хмурится.

– Что?

Он прижал к губам палец и покачал головой, затем принялся внимательно вглядываться в землю. Дрожь продолжалась, но он не представлял себе, чем она вызвана. Это могло быть приближением нескольких сотен всадников, столь многочисленных, что топот копыт их лошадей слился в единый гул. Это могли быть слиндеры, хотя на них это не было похоже. Продолжительность сотрясений показалась лесничему необычной, такой он еще никогда не встречал, но дрожь становилась все сильнее.

Эспер затаил дыхание, дожидаясь появления новых звуков.

Сотней ударов сердца позже он услышал скрежет и скрип. Несколько сухих листьев, отчаянно цеплявшихся за ветки деревьев, не удержались и поплыли к земле. Эспер по-прежнему ничего не видел, но отметил, что дятел смолк и все остальные птицы тоже.

Шум сделался четче, дерево задрожало сильнее, пока наконец Эспер не почувствовал тяжелый ритм, глухие удары почти на грани слышимости. Какое-то очень большое и тяжелое существо мчалось сквозь лес быстрее галопирующей лошади.

И оно тащило за собой что-то громадное.

Потянувшись за луком и стрелами, он заметил, что Винна часто и испуганно дышит. Чтобы успокоить, он взял ее за руку и сильно сжал пальцы. Затем он посмотрел на небо; оно по-прежнему оставалось серым, но тучи стояли высоко, и было довольно светло. Не было похоже, что снова пойдет снег.

Чем бы оно ни было, существо приближалось с той же стороны, откуда пришли и они, – с северо-запада. Ветви в том направлении заметно раскачивались. Эспер начал дышать глубже и медленнее, пытаясь расслабиться, сосредоточившись на Старой Королевской дороге внизу и чуть севернее.

Сначала он различал лишь что-то огромное, черное и серо-зеленое, пробирающееся среди деревьев, но его чувства никак не могли соотнести это с реальностью. Лесничий сосредоточился на арке из двух гигантских Тиранов, нависших над длинным просветом Старой Королевской дороги, решив, что именно там сможет как следует рассмотреть непонятное существо.

Первым сквозь деревья просочился туман, а вслед за ним выскочило нечто темное и извивающееся, двигающееся так быстро, что Эспер сначала подумал, будто он видит некий странный поток, реку, струящуюся над землей. Но потом оно вдруг резко остановилось. Дрожь дерева и шум как ножом отрезало.

Туман начал клубиться, и внутри его вспыхнуло зеленоватое свечение.

Эспер почувствовал, что кожу у него начало пощипывать, и в теле родилась боль, словно в приступе лихорадки. Когда туман рассеялся, лесничий разглядел, что зеленым светится глаз, и спешно прикрыл Винне лицо рукой. Глаз был сощурен, так что осталась лишь щелочка, но рисковать не стоило.

Голова существа, как Эспер теперь видел, была размером с крупного мужчину и оканчивалась длинным сужающимся рылом с мясистыми ноздрями, немного похожими на лошадиные, но ближе к шее череп расширялся и утолщался, напоминая змеиный. Сразу за глазами, выступавшими из круглых глазниц, торчали два черных роговых выступа. Ушей не было, зато имелся шипастый гребень, начинающийся у основания черепа и спускающийся вдоль спинного хребта.

Существо не было змеей, потому что очень широкая шея примерно через четыре королевских ярда переходила в туловище на невероятно толстых лапах, заканчивающихся чем-то вроде копыт с пятью пальцами. Однако чудовище по-змеиному волокло брюхо по земле, извиваясь всем телом, таким длинным, что Эс-пер не смог разглядеть, есть ли у него задние лапы, и видел лишь его часть длиной в десять-двенадцать королевских ярдов.

Тварь приподняла голову, и на мгновение Эспер испугался, что она уставится на них своими смертоносными глазами, но вместо этого она опустила ноздри к земле и начала принюхиваться к следу, изгибая шею то в одну, то в другую сторону.

«Оно преследует нас или слиндеров? И за кем пойдет сейчас?» – спросил себя Эспер.

И тут он заметил то, чего не видел раньше. В самом широком месте, на массивных плечах твари, находилось нечто странное, цветное пятно…

Неожиданно Эспер понял. На теле чудовища было закреплено седло, в котором сидели два человека, один с непокрытой головой, а другой в широкополой шляпе.

– Проклятье, – выругался Эспер.

Словно услышав его, мужчина в шляпе взглянул вверх. И хотя расстояние было огромным, а все вокруг окутывал туман, Эспер сразу понял, кто это. Повязка на глазу, этот нос…

Фенд.

 

ГЛАВА 6

ПРИЗРАКИ

Герцог Эрнст потянулся за мечом, но клинок Нейла уже вылетал из ножен, вспыхивая по лезвию радужным сиянием. Эрнст и его люди замерли, не сводя с него глаз, а Нейл подал лошадь немного назад, чтобы видеть одновременно Эрнста и Элионор.

– Клянусь моими отцами и отцами моих отцов! – прорычал рыцарь. – Энни Отважная находится под моей защитой, и я убью любого, кто осмелится поднять на нее руку!

В следующее мгновение еще один клинок покинул ножны, Казио спешился и встал между Энни и Эрнстом, спиной к гвардейцам. Нейл подумал, что, возможно, последнее было ошибкой.

– Колдовство! – выговорил Эрнст, не сводя глаз с Дрэга. – Злые чары. Кем бы ты ни был, прайфек с тобой разберется.

– Пусть это послужит утешением твоему трупу, – крикнул в ответ Нейл. – Кстати, я забрал этот меч у слуги прайфека, что, полагаю, покажется тебе не менее странным, чем мне.

Эрнст наконец обнажил меч.

– Я не боюсь колдовства и не верю лжи, – сообщил он. – я выполню распоряжение моего господина.

– Мой дядя узурпатор. – вмешалась Энни. – Ваш долг служитъ мне, а не ему.

Эрнст сплюнул.

– Ваш отец мог выклянчить у Комвена право наследования для вас, но не стоит заблуждаться, принцесса. Есть лишь один Отважный, чья кровь достаточно сильна, чтобы править Кротенией, и это король Роберт. В какую бы ребяческую авантюру вы ни ввязались, уверяю вас, она только что закончилась.

– О, позвольте девушке еще немного побыть ребенком, – прервала его Элионор.

– Герцогиня? – удивился Эрнст.

– Энни, дорогая, возможно, тебе стоит закрыть глаза, – посоветовала Элионор.

Нейл услышал, как запели тетивы, и его бросило разом в жар и холод. Он проклял себя за глупость.

Однако больше всех удивился герцог Эрнст – когда одна стрела пронзила ему горло, а другая на четверть вошла в правую глазницу.

Снова запели луки, и за несколько ударов сердца все люди Эрнста оказались повержены. Только после этого из-за стены появились четверо мужчин в желтых рейтузах и оранжевых куртках. Длинными острыми ножами они начали перерезать глотки раненым.

Энни удивленно вскрикнула.

– О, милая, мне казалось, я просила тебя не смотреть, – укорила ее Элионор.

– Я не впервые вижу, как умирают люди, тетя Элионор, – ответила Энни.

Она побледнела, и в глазах у нее стояли слезы, но она спокойно наблюдала за происходящим.

– К сожалению, – проговорила Элионор. – Как я вижу, несмотря на некоторые остатки наивности, ты повзрослела, не так ли? Ладно, довольно неприятных сцен, – продолжала она, натягивая поводья. – Давайте лучше посмотрим, что у нас найдется на кухне.

Когда они направились в сторону особняка, Нейл поравнялся с Элионор.

– Герцогиня…

– Да, сэр рыцарь. Я знаю, с вашей стороны было крайне неучтиво считать меня предательницей и лгуньей, однако вам нет нужды извиняться, – отозвалась та. – Видите ли, я ожидала прибытия герцога не раньше завтрашнего дня и позаботилась о том, чтобы с ним произошел несчастный случай до того, как он доберется до моих владений.

– Роберт скоро узнает, что с ними что-то произошло, – напомнил Нейл.

– Ну надо же! – Элионор вздохнула. – Ужасные времена настали. Чудовища и злодеи бродят по дорогам. Даже люди короля не могут чувствовать себя в безопасности.

– Вы думаете, Роберт ничего не поймет?

– Я думаю, у нас есть немного времени, голубчик, – уточнила Элионор. – Достаточно, чтобы поесть, чего-нибудь выпить и отдохнуть. Я полагаю, строить планы лучше поутру. Прежде чем обсуждать дальнейшие шаги, следует привести себя в порядок. В конце концов, я надеюсь, вы не собирались немедленно отправиться в Эслен и потребовать, чтобы вам открыли городские ворота?

Нейл невольно улыбнулся.

– Вот в этом как раз и состоит трудность, – ответил он. – Если я могу быть с вами откровенен, герцогиня…

– Можете, насколько пожелаете, – с хитрым видом проговорила она. – А еще вы можете меня обманывать и дразнить. В любом случае, мне это доставит удовольствие. – Ее губы слегка изогнулись в улыбке.

– Я участвовал во многих сражениях, – продолжил Нейл, не обращая внимания на ее заигрывания. – Отец в первый раз дал мне копье, когда мне исполнилось девять. Мы сражались с Рейдерами из Вейханда, нанятыми Ханзой. После того как отец погиб, барон Файл де Лири взял меня в свой дом, и я сражался за него. Теперь я рыцарь Кротении. Однако я не слишком разбираюсь в том, как следует вести войну. Я возглавлял набеги и защищал укрепления, но я не знаю, что нужно сделать, чтобы захватить город или крепость, особенно такую, как Эслен. Боюсь и Энни тоже.

– Я знаю – согласилась Элионор. – Ваша кампания, несомненно, крайне важна. И все же, дорогой мой, тем больше причин для вас провести некоторое время со мной. Так я смогу представить вас нужным людям.

– В каком смысле?

– Прошу вас, имейте немного терпения, голубчик. Доверьтесь Элионор. Разве я когда-нибудь давала вам плохие советы?

– Один пример я мог бы привести, – сдержанно проговорил Нейл.

– Нет, не думаю, – мягко ответила Элионор. – То, что из этого не получилось ничего хорошего, не моя вина. Фастия погибла не из-за вашей встречи, сэр Нейл. Ее убили злодеи. Неужели вы думаете, что не влюбленный в нее рыцарь мог бы ее спасти?

– Я отвлекся, – сказал Нейл.

– Я этому не верю. Мюриель тоже. И я уверена, что Фастия никогда не стала бы винить вас. Или желать, чтобы вы оплакивали ее столь долго. Я знаю, вы скорбите по ней, но она умерла, а вы продолжаете жить. Вы должны… О, ну надо же!

Щеки Нейла вспыхнули.

– Сэр Нейл?

– Герцогиня?

– Ваше лицо так очаровательно открыто. У вас сделался такой виноватый вид. И кто же завладел вашим воображением?

– Никто, – быстро ответил Нейл.

– Ха. Вы хотите сказать, что не желаете признавать своей влюбленности. Иными словами, кто-то вам нравится, но вы почему-то считаете, что это дурно. Чувство вины – вот ваша истинная возлюбленная, сэр рыцарь. Назовите мне имя женщины, которую вы любили и при этом не чувствовали себя виноватым.

– Прошу вас, герцогиня, не нужно это обсуждать.

– Возможно, вам стоит выпить еще немного моего травяного настоя.

Нейл в отчаянии смотрел вперед, мечтая, чтобы этот разговор закончился. Особняк находился слишком далеко от ворот. Почему-то раньше ему так не казалось.

С тех пор как он нашел Энни в Данмроге, ему удалось заставить свое сердце молчать, но Гленчест пробудил воспоминания Нейл вспомнил, как приехал сюда в первый раз во время гораздо более беззаботной прогулки. Он вспомнил, как Фастия сплела венок из цветов, чтобы Нейл надел его на шею. А потом, выпив лишнего, она пришла к нему в комнату…

«Дочь моей королевы, которую я поклялся защищать. Замужняя женщина…»

Она умерла у него на руках, и он думал, что его сердце разбито и больше никогда не сможет ощутить любви.

Пока не встретил Бринну, которая спасла ему жизнь и пожертвовала мечтой, чтобы он мог исполнить свой долг. Он не полюбил ее, по крайней мере не так же, как Фастию, но что-то произошло.

Где она сейчас? Тоже умерла? Вернулась в тюрьму, из которой бежала?..

– Бедняжка, – вздохнула Элионор, – бедняжка. Боюсь, ваше сердце предназначено для трагедий.

– Вот почему моей единственной любовью должен стать долг, – ответил Нейл сдержанно.

– И это стало бы самой большой трагедией из всех, – возразила герцогиня. – Однако я не верю, что вы сможете придерживаться такой стези. У вас слишком романтическое сердце, чтобы закрыть все его двери.

Наконец, спустя целую вечность, они добрались до ворот особняка.

Казио оперся рукой о стену, чтобы сохранить равновесие, икнул, поднес к губам графин с вином и сделал большой глоток.

Такого букета он никогда прежде не пробовал: сухого и ароматного, с абрикосовым послевкусием. Герцогиня утверждала, что его доставили из соседней долины. Получалось, что это первое кротенийское вино, которое он попробовал.

Он глянул в безлунное небо и отсалютовал ему графином.

– З'Акатто! – сказал он. – Зря ты не поехал с нами. Мы поспорили по поводу этого вина. За тебя, старик!

З'Акатто утверждал, что к северу от Теро Галле нет маломальски достойного вина. Похоже, он ошибся. Впрочем, даже если бы он убедился в этом, упрямый старик все равно не признал бы своей неправоты. Казио задумался, как там его наставник. Скорее всего, еще отлеживается в Данмроге, раны-то серьезные…

Казио оглядел сад, который нашел случайно. Еда была превосходной и непривычной. Северные земли, возможно, и диковаты, но местная пища, вне всякого сомнения, очень интересна, а в доме герцогини ее вдоволь. Однако после нескольких бокалов вина разговоры вокруг стали не слишком внятными.

Герцогиня была способна довольно сносно поддерживать беседу на вителлианском, но хотя Элионор немного флиртовала с Казио по дороге, теперь она вполне закономерно сосредоточилась на злоключениях Энни. Юный вителлианец слишком устал, чтобы продираться сквозь сложности королевского языка, поэтому после обеда решил поискать уединения и нашел его здесь.

Гленчест (какие в этом краю диковинные названия!) казался скорее садом, чем особняком, и был похож на владения меддиссо в з'Ирбине, где Казио с з'Акатто однажды стянули бутылку знаменитого «Эчи'дакруми де Сахто Роса».

Конечно, в з'Ирбине с неба не падает замерзший дождь, а в вителлианских садах не бывает вечнозеленых живых изгородей, подстриженных в форме каменных стен, но Казио здесь нравилось. Он даже обнаружил в саду статую леди Фьюссы, чье изображение украшает и площадь в его родной Авелле, и почувствовал себя так, словно оказался дома.

Юноша надел свою шляпу на обнаженную статую святого, стоящую в центре дворика – маленького дворика в форме трилистника, – и уселся на мраморную скамейку, чтобы допить вино. От холода у него болели руки, но всему остальному телу было на удивление тепло, благодаря не только вину, но и великолепной одежде, которой его снабдила герцогиня, – оранжевые рейтузы из толстой шерсти и черная куртка из мягкой кожи, отделанной мехом. Поверх своего нового костюма вителлианец накинул стеганый плащ с широкими рукавами, а на ноги натянул удобные кожаные сапоги.

Устроившись в теплом круге света фонаря, Казио уже поднес к губам графин, чтобы выпить за превосходный вкус герцогинн в том, что касалось одежды, когда его задумчивость нарушил женский голос.

– Казио?

Он повернулся и увидел, что на него смотрит Остра.

Элионор одарила и ее тоже: платье цвета индиго, а поверх него плащ из темно-коричневого меха, незнакомого вителлианцу. Капюшон был оторочен, кажется, белой норкой. Лицо девушки было слишком румяным даже для такого освещения. Возможно, от холода.

– Привет, красотка, – сказал Казио. – Добро пожаловать в мое маленькое королевство.

Остра несколько мгновений молчала. В неверном свете юноше показалось, что она покачивается на пятках, словно пытаясь удержать равновесие на чем-то узком. Так и чудилось, что она вот-вот вытянет вперед руки, чтобы не упасть.

– Ты действительно считаешь меня красивой? – выпалила она, и Казио сообразил, что она выпила не меньше, чем он сам, а то и больше.

У герцогини, несомненно, был талант поить своих гостей вином.

– Как свет восхода, как лепестки фиалки, – ответил он.

– Нет, – прервала она его немного сердито. – Ничего такого. Ты говоришь подобные вещи каждой встречной. Я хочу знать, что ты думаешь обо мне, именно обо мне.

– Я… – начал он, но она снова его перебила.

– Я думала, что умру. Еще никогда в жизни я не чувствовала себя такой одинокой. И я молилась, чтобы ты меня нашел, и боялась, что ты погиб. Я видела, как ты упал, Казио…

– И я тебя нашел, – напомнил он.

– Да, нашел, – подтвердила Остра. – И это было замечательно. Как в тот первый раз, когда ты спас меня – спас нас, там, около монастыря. Ты встал между нами и опасностью, даже ни о чем не спросив. Тогда я в тебя влюбилась. Ты это знал?

– Я… Нет, – ответил Казио.

– Но потом я узнала тебя лучше и поняла, что ты сделал бы то же самое для кого угодно. Да, ты ухаживал за Энни, но, даже не знай ты никого из нас, ты бы все равно нам помог.

– Ну, я бы так не сказал, – возразил Казио.

– Зато я говорю. Ты как актер на сцене, Казио, только ты играешь собственную жизнь. Ты сочиняешь себе речи, придумываешь манеры, словно постоянно позируешь. Но под всем этим – и не важно, знаешь ты это или нет, – ты именно такой, каким хочешь казаться. Когда я поняла это, я полюбила тебя еще сильнее. А еще я понимаю, что ты меня не любишь.

Внутри у Казио все сжалось.

– Остра…

– Нет, помолчи. Ты меня не любишь. Я тебе нравлюсь. Тебе нравится меня целовать. Но ты меня не любишь. Может быть, ты любишь Энни. В этом я не уверена. Но ты понимаешь, что тебе ее не получить, ведь так?

Она плакала, и неожиданно Казио отчаянно захотелось высушить ее слезы, но что-то мешало ему сдвинуться с места.

– Я прекрасно понимаю, что ты флиртовал со мной, чтобы заставить ее ревновать. А зная тебя, я не удивлюсь, если недостижимость Энни сделала ее еще более заманчивой. Но я здесь, Казио, и я тебя люблю. И даже если ты не отвечаешь мне взаимностью, я хочу тебя, хочу всего, что ты можешь мне дать. – Она смахнула слезы и с вызовом шагнула к нему. – За этот год я дюжину раз была на волосок от гибели. Мне пока везло, но дальше станет только хуже. Я сомневаюсь, что доживу до своего следующего дня рождения, Казио. Совершенно серьезно. Но перед смертью я хочу… я хочу быть с тобой. Ты понимаешь? Я не ожидаю свадьбы, любви или даже цветов, но я хочу тебя, сейчас, пока еще есть время.

– Остра, неужели ты действительно об этом всем думала.

– Они говорили о том, чтобы меня изнасиловать, Казио, – ответила она. – Ты думаешь, мне хочется лишиться девственности подобным образом? Я что, такая уродливая…

– Перестань. – Он вскинул руку, и Остра замолчала. Ее глаза казались огромными, на лице лежали мягкие тени. – Ты же знаешь, что это не так.

– Я ничего не знаю.

– Правда? Мне показалось, что ты знаешь про меня очень много, – возразил он. – Что я чувствую, чего не чувствую. Так вот что я тебе скажу, Остра Элейстотара… – Лаесдаутер, – поправила она.

– Не важно, как вы это произносите, – отмахнулся Казио. – Я хотел сказать…

– Что ты хотел сказать?

– Я…

Он замолчал, глядя на нее, и вдруг вернулся в мгновение перед нападением слиндеров, когда увидел ее связанной, и захвативших ее людей, и понял, что это она, а не Энни…

Казио взял ее за плечи и поцеловал. Сначала ее губы были холодными и неподатливыми, но потом они задрожали, она обхватила его руками, вздохнула и прижалась к нему всем телом.

– Я хотел сказать, – проговорил он, отстраняясь от нее через долгое, долгое время, совершенно уверенный в своих словах, – что ты не понимаешь меня и вполовину так хорошо, как считаешь сама. Потому что я люблю тебя.

– О… выдохнула Остра, когда он снова притянул ее к себе. – О!..

Когда слуга закрыл за ней дверь, Энни рухнула на кровать, прислушиваясь к тихому шороху шагов в коридоре, пока он совсем не стих.

Ужин стал для нее почти невыносимым испытанием. Прошла целая вечность с тех пор, как она ела за столом в официальной обстановке, и, хотя в доме Элионор были приняты более вольные порядки, чем в большинстве других благородных домов, Энни чувствовала себя обязанной сидеть с прямой спиной и вести глубокомысленные разговоры. Она отказалась от вина, которое помогло бы ей немного расслабиться, поскольку от одной только мысли о спиртном ей становилось нехорошо. Еда была восхитительной, судя по восторгу ее спутников, но сама она почти не замечала вкуса того, что ела.

И вот наконец свершилось то, о чем она мечтала многие месяцы.

Энни осталась одна.

Она потянулась к изножию кровати, где на одной из стоек несла свою вахту деревянная львиная голова. Энни провела рукой по гладко отполированной гриве.

– Привет, Леу. – Она вздохнула.

Все здесь было таким знакомым и одновременно чужим. Сколько раз она ночевала в этой комнате? Почти каждый год… Первый раз, который она помнила, случился, когда ей исполнилось шесть, а Остре пять. Элсени, средней сестре Энни, – восемь. Тогда Фастии, самой старшей, доверили присматривать за тремя девочками. Ей было около тринадцати.

Энни вспомнила, как сестра казалась ей тогда почти взрослой женщиной. Сейчас же Фастия, в своей хлопковой рубашке, виделась ей подростком с едва наметившейся грудью. Ее лицо, все еще детское, уже приобрело знаменитую красоту их матери. Длинные темные волосы лежали на плечах волнами, потому что перед этим были заплетены в косы.

– Привет, Леу, – сказала Фастия и в первый раз погладила льва по голове.

Элсени захихикала.

– Ты влюбилась! – заявила она. – Ты влюбилась в Леохарта!

Энни с трудом вспоминала, кто такой Леохарт. Сын какого-то грефта или герцога, появившийся при дворе во время святок, симпатичный мальчик, который, несмотря на искренние старания, постоянно делал что-то не так.

– Может, и да, – ответила та. – А ты знаешь, что значит его имя? Львиное Сердце. Он мой лев, а поскольку его здесь нет, придется постараться старому Леу.

Энни положила руку льву на голову.

– О, Леу! – весело проговорила она. – Пошли и мне тоже принца.

– И мне! – захихикала Остра и погладила деревянную голову.

За следующие десять лет это стало традицией, и каждый раз они гладили Леу по голове, даже после того, как Фастия вышла замуж.

Погрузившись в воспоминания, Энни блаженно закрыла глаза, но потом вскрикнула от неожиданности и подскочила – кто-то погладил ее по руке. Перед ней стояла золотоволосая девушка.

– Элсени? – спросила Энни, отдернув руку. Это действительно была Элсени, такая, какой Энни видела ее в последний раз.

– Привет, Леу, – сказала Элсени, не обращая на Энни внимания. – Привет, старина. Мне кажется, Фастия собирается сделать что-то нехорошее, но я никому не скажу, если ты не скажешь. А еще я выхожу замуж. Представь себе!

Элсени снова погладила деревянную голову и направилась к двери. Ее дыхание гулом отдавалось в ушах Энни.

– Элсени! – позвала она, но сестра не ответила.

Энни отвернулась и увидела Фастию.

– Привет, Леу, – сказала Фастия и положила руку на голову льву.

Она ничуть не изменилась с тех пор, как Энни видела ее, только лицо расслабилось, словно она сняла маску, которую носила на людях. Оно казалось мягким и грустным и очень юным, не так уж и отличающимся от лица той девочки, давшей Леу имя.

Сердце Энни сжалось. Во время их последней встречи она наговорила Фастии столько всего ужасного. Откуда ей было знать, что им больше никогда не доведется поговорить снова?

– Что мне делать? – пробормотала Фастия. – Я не должна. Не должна…

Неожиданно Энни поняла, что означает затуманенный взгляд сестры. Она была пьяна. Фастия стояла, покачиваясь, и вдруг вскинула голову. Она смотрела прямо на Энни, и Энни не сомневалась, что сестра ее видит.

– Мне жаль, Энни, – прошептала она. – Мне так жаль.

Потом Фастия закрыла глаза и мягко запела:

Она допела, и Энни смотрела на нее сквозь слезы, застилавшие глаза.

– Прощай, Леу, – проговорила Фастия.

Когда она начала поворачиваться, тихие всхлипывания Энни превратились в рыдания. Фастия подошла к гобелену, на котором был изображен рыцарь, оседлавший морского конька, и подняла его. Затем она постучала по стене, и панель отъехала в сторону.

Фастия остановилась в проеме, за которым царил мрак.

– Там, где мы живем, гораздо больше таких тайных проходов, – сказала она. – Но они понадобятся тебе позже. Пока же ты должна пережить это.

Вдруг потянуло запахом гниющей плоти, и глаза Фастии превратились в дыры, где копошились черви. Энни закричала…

…и с криком села, все еще держась рукой за стойку кровати. На глазах у нее гобелен медленно поднимался.

 

ГЛАВА 7

РЕВЕСТУРИ

Человек стоял так близко, что Стивен чувствовал его дыхание у себя на шее.

– Мне всегда казалось, что это всего лишь оборот речи, – пробормотал молодой человек.

– Что за оборот? – спросил мужчина.

– Гож даж, бродар Эхан, – пояснил Стивен.

– Э-э, да, это в самом деле оборот такой, значит «добрый день», – ответил Эхан. – Ты и сам знаешь.

– Я могу повернуться?

– Конечно, разрешил Эхан. – Я всего лишь хотел тебя напугать.

– У тебя получилось, – признал Стивен, медленно поворачиваясь.

Он увидел маленького, похожего на карлика, человечка с ярко-рыжими волосами, который широко улыбался ему, уперев в бока кулаки, так что его острые локти, казалось, вот-вот проткнут дыры в зеленой рясе. Эхан вдруг резко выбросил вперед руку, и Стивен отшатнулся, но тут же увидел, что она пуста.

– Какой ты, однако, нервный, – заметил Эхан, когда Стивен с опозданием пожал протянутую ладонь.

– Это ведь ты начал с того, что назвал меня предателем, брат Эхан.

– Так ведь ты и есть предатель, – ответил Эхан. – Многие из служителей церкви считают тебя предателем, но я не из их числа. В д'Эфе вообще никто так не думает. По крайней мере пока.

– А как ты узнал, что я буду здесь?

– Те, что внизу, сказали, что посылают тебя сюда, – пояснил Эхан.

– Значит, вы заодно со слиндерами?

Эхан почесал в затылке.

– С вотенами? Ну, вроде того.

– Я не понимаю.

– Э-э… Понимаешь, объяснять тебе все – это не по моей части, – ответил Эхан. – А то еще напутаю что-нибудь. Я здесь, чтобы отвести тебя к тому, кто справится с этим лучше меня, и заверить, что ты среди друзей – или, по крайней мере, не среди врагов. Здесь нет союзников прайфека.

– Так ты знаешь?..

– Конечно, – ответил Эхан. – Слушай, пойдем уже, а? И так придется торопиться, прайцерсну уже скоро.

Стивен глубоко вдохнул. Эхан был его другом или, по крайней мере, он его таковым считал. Они помогали друг другу в монастыре д'Эф, объединившись против Десмонда Спендлава и прочих монахов, вставших на путь зла. Но с тех пор жизнь преподала Стивену несколько уроков. В частности, он твердо усвоил: никто не является тем, за кого себя выдает, особенно среди церковников.

Эхан не дал Стивену ни единого повода заподозрить подвох. Монах ведь мог бы и не здороваться, а просто вонзить ему в спину нож. Но – кто знает? Возможно, он задумал злодейство куда более изощренное, чем убийство.

– Ну так пойдем, – сказал Стивен.

– Давай за мной.

Эхан провел его по тропе, которая вилась по опушке, а потом через пастбище. После они перешли по бревну ручеек, пересекли большой яблоневый сад, поднялись по склону холма и направились к монастырю. Несмотря на печальные воспоминания Стивен невольно залюбовался обителью. Над величественным храмом возвышалась часовая башня из розового гранита, сверкавшая бледным пламенем в лучах утреннего солнца. Так могла бы выглядеть истовая молитва, воплощенная в камне.

– Что тут произошло, пока меня не было? – спросил Стивен, когда они взбирались по самому крутому участку подъема.

– Ну, пожалуй, не будет вреда, если я расскажу тебе немного После того как ты спас лесничего от Десмонда Спендлава и его шайки, они бросились следом за тобой. Разумеется, позже мы узнали, что из этого вышло. А мы тем временем получили известие, что прайфек направил сюда нового фратекса. Мы знали, что Десмонд низкий человек, но нам не было известно, что он работает на гиероваси.

– Гиероваси?

– Я… нет, он объяснит лучше. А пока не бери в голову. Нехорошие люди, в общем. На самом деле большинство из нас, как и ты, до недавнего времени не знало, кто такие гиероваси. Но мы вычислили, что Хесперо один из них, а значит, и фратекс, которого он к нам послал, из той же компании. Так и оказалось. Ну, вышла небольшая драчка. И нам бы несдобровать, но у нас объявились союзники.

– Слиндеры?

– Дреоды, ну и вотены, конечно, были с ними. Тебе что-то не по нраву?

– Они едят людей, – напомнил Стивен. Эхан фыркнул.

– Да, это, конечно, дурно с их стороны. Но в той потасовке они съели того, кого нужно, так что мы не слишком возражали. Когда про нас стало известно, наши ряды значительно пополнились. Гиероваси атаковали нас еще несколько раз, но у них имелось множество других забот – ресакаратум, например.

– Я что-то слышал об этом в Данмроге. По большей части слухи.

– Если бы только слухи. На самом деле это пытки, повешения, сожжения, утопления и прочее в том же духе. Всякий, кто им не нравится, кто, по их мнению, может оказаться опасным…

– «Им» – это гиероваси?

– Ну да. На беду как раз они-то и заправляют в той церкви, которую большинство людей считают единственной, как ты, наверное, и сам знаешь.

– Нет, я этого не знал, – признался Стивен. в нем вдруг затеплилась робкая надежда. Из слов Эхана следовало, что только часть церкви, пусть даже и очень могущественная, обратилась ко злу. Значит, возможно еще найти в этом противостоянии ту силу, под знаменами которой стоит сражаться.

– Ты в этом не одинок, – ответил Эхан. – Я имею в виду в своем неведении. Мы сами об этом позаботились.

– Подожди. Эти гиероваси… в обители Каилло Валлаим в з'Ирбине тоже они хозяйничают?

– Пожалуй. Фратекс Призмо – один из них.

– Неужели Ниро Лусио?..

– О нет. – Эхан покачал головой.

Тем временем они прошли в ворота под высокой аркой и направились в сторону двора западного крыла.

– Лусио умер от загадочного и неожиданного заболевания желудка, если ты понимаешь, что я имею в виду. Сейчас фратекс Призмо – Ниро Фабуло.

– Значит, д'Эф больше не подчиняется святейшему из святых?

– Не-а.

– В таком случае кто сейчас им руководит?

– Фратекс, разумеется, – сказал Эхан.

– Фратекс Пелл? Но я видел, как он умер…

– Нет, – возразил ему знакомый голос. – Нет, брат Стивен, ты видел, как я умирал. Но не умер.

Стивен резко повернулся на голос.

Фратекс Пелл, настоятель монастыря д'Эф, был первым из здешней братии, с которым познакомился Стивен. Фратекс изображал старика, пытающегося тащить огромную вязанку дров. Стивен помог ему с ношей, но не удержался от соблазна похвастать своими умениями перед стариком монахом. По правде говоря оглядываясь назад, он испытывал болезненное смущение из-за того с какой снисходительностью он тогда разговаривал.

На самом деле это фратекс над ним посмеялся и довольно скоро показал Стивену, как глупо тот себя вел.

И они снова встретились: фратекс Пелл сидит в необычного вида кресле за деревянным столом, а его фиолетовые глаза под кустистыми седыми бровями искрятся весельем. Он был в простой коричневой рясе, капюшон откинут на спину.

– Фратекс!.. – удивленно выдохнул Стивен. – Я не… я думал, вы умерли. То, что я видел, а потом прайфек провел расследование…

– Да, – растягивая гласные, проговорил фратекс. – Подумай хорошенько насчет последнего.

– О! – сконфузился Стивен. – Значит, вы притворились, что умерли, чтобы скрыться от прайфека.

– Ты всегда отличался сообразительностью, брат Стивен, – сухо сказал фратекс. – Хотя мне почти не пришлось притворяться. Как только Десмонд Спендлав открыл нам свою сущность, я сразу понял, кто стоит за ним. Раньше я не мог об этом догадаться. Я доверял Хесперо, считал его одним из нас. Но все мы иногда ошибаемся.

– И тем не менее, когда вы спасли мне жизнь, то получили смертельную рану кинжалом, а потом на вас обрушилась стена, – сказал Стивен.

– Ну, не то чтобы я совсем не пострадал, – проговорил Пелл.

И только тут Стивен наконец понял, что такое странное ему все это время мерещилось в облике фратекса: ноги брата Пелла под рясой казались слишком худыми и угловатыми, да и в движениях верхней части тела было что-то не то…

А кресло, разумеется, имело колеса.

– Простите, – пробормотал Стивен.

– Ну, могло бы быть и хуже. А сейчас, насколько я могу судить, не самое подходящее время, чтобы умирать.

– Но вы пострадали, потому что спасали меня.

– Да, спасал, – не стал спорить фратекс, – хотя делал это не только по доброте душевной. Ты нам нужен, брат Стивен. Живым. На самом деле гораздо больше, чем я.

Почему-то Стивену совсем не понравилось, как это прозвучало.

– Вы постоянно говорите «мы», – сказал он. – Почему-то мне кажется, что вы имеете в виду вовсе не орден святого Декмануса. И не церковь, если учесть, что рассказал мне брат Эхан.

Фратекс Пелл снисходительно улыбнулся.

– Брат Эхан, не мог бы ты принести нам зеленого сидра, – попросил он. – И немного хлеба, который так восхитительно пахнет.

– С радостью, фратекс, – ответил тот и поспешил прочь.

– Я могу помочь? – предложил Стивен.

– Нет, останься. Садись. Нам нужно о многом поговорить, и я не хочу откладывать наш разговор. Времени слишком мало, чтобы играть в загадки. Дай мне пару минут, собраться с мыслями. В последние дни они стали не слишком послушными.

Эхан принес сидр, каравай хлеба, пахнущий черными каштанами, и твердый белый сыр. Фратекс, с трудом наклоняясь над столом, взял всего понемногу; похоже, его правой руке особенно досталось.

Сидр оказался холодным, крепким и слегка шипучим. Хлеб – теплым и очень вкусным, а сыр – острым, с послевкусием, напоминавшим запах дубовой коры.

Фратекс откинулся на спинку кресла, неуклюже сжав в руке кружку с сидром.

– Брат Стивен, как наши предки победили скаслоев? – спросил он, потягивая сидр.

Это казалось странным отступлением от темы разговора, но Стивен послушно ответил:

– Пленные под началом Виргеньи подняли восстание, – ответил он.

– Да, конечно, – довольно нетерпеливо сказал фратекс. – Но даже из наших скудных записей мы знаем, что до этого были и другие восстания. Почему рабы, которых возглавила Виргенья Отважная, одержали победу, в то время как все остальные потерпели поражение?

– Святые, – уточнил Стивен. – Святые встали на сторону рабов.

– И снова: почему тогда, а не раньше? – спросил фратекс.

– Потому что те, кто поднимал восстания до этого, оказались недостаточно набожны, – проговорил Стивен.

– Понятно. Этому ответу тебя научили в колледже Рейли? – поинтересовался фратекс.

– А есть другой?

Фратекс Пелл благожелательно улыбнулся.

– Если учесть все, что ты узнал после того, как покинул колледж, что сам ты об этом думаешь?

Стивен вздохнул и кивнул. Потом закрыл глаза и потер виски, пытаясь сосредоточиться.

– Я ничего об этом не читал, но кажется очевидным, что Виргенья Отважная и ее последователи прошли священными путями. Их сила, оружие…

– Да, – сказал фратекс. – Но что лежит за пределами очевидного? Скаслои тоже владели колдовством – и могучим. Оно было дано им святыми?

– Нет, разумеется, – ответил Стивен.

– Ты уверен?

– Скаслои поклонялись древним богам, которых победили святые, – проговорил Стивен, и лицо его просветлело. – Вероятно, святые не помогали предыдущим восстаниям, потому что к тому времени еще не успели одержать верх над древними богами.

Фратекс Пелл улыбнулся чуть шире.

– А тебе никогда не казалось возможным, что скаслои и древние боги потерпели поражение одновременно?

– Думаю, это имеет смысл.

– Это будет иметь еще больший смысл, если принять, что скаслои и древние боги суть одно и то же, – сказал фратекс.

Стивен подумал немного и кивнул.

– Вполне возможно, – не стал спорить он. – Я никогда раньше не задавался этим вопросом, поскольку он звучит святотатственно. А я все еще стараюсь избегать подобных вещей, если могу. Но это возможно. Скаслои владели магией, которая… – Он нахмурился. – Не хотите же вы сказать, что скаслои получили свое могущество от святых?

– Нет, олух. Я хочу сказать, что ни древние боги, ни святые не существуют.

Стивен потрясенно заморгал. Неужели фратекс сошел с ума? Боль, потеря крови, удушье, душевная боль, которую причиняют неизлечимые телесные увечья…

Он заставил себя призвать к порядку разбегающиеся мысли.

– Но… я сам шел по путям паломничеств. И ощутил могущество святых.

– Нет, – немного мягче возразил фратекс. – Ты ощутил могущество. И это единственное, в существовании чего мы можем быть уверены. Остальное… откуда оно берется, почему действует на нас именно так, чем отличается от силы скаслоев… все это нам неизвестно.

– И снова, когда вы говорите «мы»…

– Ревестури, – проговорил фратекс Пелл.

– Ревестури? – переспросил Стивен. – Я что-то про них читал. Еретическое движение внутри церкви, опровергнутое тысячу лет назад.

– Тысячу сто лет назад, – уточнил фратекс. – Во время Сакаратума.

– Верно. Это была одна из многих ересей.

Фратекс покачал головой.

– Все не так просто. История часто рассказывает не о прошлом, а о настоящем. Она должна быть удобна тем, кто обладает властью в те дни, когда ее излагают. Я расскажу тебе кое-что про Сакаратум, то, что ты вряд ли знаешь. Это было больше, чем священная война, больше, чем волна обращений и освящении. В своей основе она была гражданской, брат Стивен. Две группировки, обладавшие равной властью, сражались за душу церкви: ревестури и гиероваси. Начало спора было чисто научным, конец – нет. Целые ямы были заполнены костями ревестури.

– Гражданская война внутри церкви? – удивился Стивен. – Но почему я никогда ничего об этом не слышал?

– На самом деле было два таких конфликта, – продолжал фратекс. – Во главе ранней церкви, по примеру Виргеньи Отважной, всегда стояла женщина. Первый фратекс Призмо захватил это место силой, женщин изгнали из иерархии и отправили в монастыри, лишив какой-либо власти и установив за ними тщательное наблюдение.

И весь мир Стивена перевернулся, когда фратекс заставил его взглянуть под иным углом.

«Почему же все это хранили в тайне?» – удивленно подумал молодой ученый.

– Получается… все, что я знаю, ложь? – спросил он.

– Нет, – сказал фратекс. – Это история. Вопрос, который необходимо задать касательно любой версии истории, звучит так: кому выгодна именно такая точка зрения? За тысячу лет – или две тысячи – интересы власть имущих меняются, а с ними вместе меняются и исторические хроники, на которых держатся троны.

– В таком случае не следует ли мне спросить, кому выгодна ваша версия событий? – спросил Стивен, возможно, слишком резко, но ему было все равно.

– Разумеется, – ответил фратекс. – Но помни, существует еще и безусловная истина, события, которые действительно происходили. Подлинные факты, реальные тела в земле. Если ты узнал о некоторых искажениях, это не значит, что в мире нет ничего настоящего; это всего лишь требует от тебя отыскать метод, который поможет раскрыть правду, вычленить ее из массы лжи.

– Я никогда не был настолько простодушен, чтобы верить всему, что слышу, сказал Стивен. – В священных стенах всегда случались диспуты, и я принимал в них участие. И дело не в том, чтобы услышать и поверить, а в том, чтобы понять, каким образом каждое утверждение соотносится с целым. А если мне говорят нечто, противоречащее всему, что мне известно, я подвергаю это сомнению.

– Но разве ты не замечаешь? Это всего лишь использование одного сомнительного источника – или, того хуже, нескольких, – чтобы оценить другой. Я спросил тебя про восстание против скаслоев, отправную точку нашей истории, и что, по сути, ты мне ответил? К каким источникам ты можешь меня отослать? Откуда ты знаешь, что тебе сказали правду, а не извратили ее, чтобы подтвердить свои измышления? А как насчет событий прошлого года? Ты знаешь, что они действительно происходили, и часть видел собственными глазами. Как это соотносится с тем, чему тебя учили?

– Первоисточники, относящиеся ко времени восстания, утеряны, – сказал Стивен, пытаясь отмахнуться от главного вопроса, ответив на второстепенный. – Мы доверяем тому, что имеем, потому что ничего другого нет.

– Понятно. Значит, если ты запрешь в комнате трех человек с ножом и мешком золота, а потом снова откроешь дверь и обнаружишь там двух покойников, ты поверишь свидетельству оставшегося в живых только потому, что других очевидцев нет?

– Это не то же самое!

– Точно то же самое.

– Но свидетельства, имеющиеся у нас, написаны с благословения святых!

– А если никаких святых нет?

– Мы замкнули круг и вернулись к тому, с чего начали, – устало проговорил Стивен. – А вы по-прежнему предлагаете мне сделать выбор между двумя сектами: той, что пытает и приносит в жертву детей, и другой, сотрудничающей с людоедами. Вы хотите сказать, что между ревестури и гиероваси нет никакой средней позиции?

– Разумеется, есть. Самое распространенное течение – несведущие.

– К которым отношусь и я.

– До сих пор относился. Но теперь с тобой пытается связаться по крайней мере одна из сект.

Сначала вы мне говорите, что все ревестури убиты в гражнской войне, о которой я никогда не слышал, а теперь утверждаете, будто они являются могущественной группой заговорщиков, действующей внутри современной церкви. И что же из этого правда?

– И то и другое, конечно. Большинство ревестури были убиты или изгнаны за время Сакаратума. Но можно убить мужчин и женщин, а вот идею – намного сложнее.

– И какова же она, эта идея? – поинтересовался Стивен.

– А ты понимаешь это название – «ревестури»?

– Полагаю, это производное от «ревестум» – проверять, инспектировать.

– Именно. Мы считаем, что наша история, то, как мы ее понимаем, да и весь мир вокруг нас – это предмет, достойный наблюдения и изучения. Все мнения должны быть взвешены и приняты во внимание, каждый факт должен быть учтен при любом обсуждении.

– Слишком смутная идея, чтобы за нее умирать.

– Нет, если учесть, какие именно обсуждения она может вызвать, – возразил фратекс – Например, недопустимо обсуждение того, существуют ли на самом деле святые.

– А что, именно этот вопрос стал причиной гражданской войны?

– Не совсем. Дело в том, что обсуждение вопроса, приведшего к гражданской войне, было так мастерски подавлено, что мы не знаем в действительности, о чем шла речь. Зато нам известно, что вызвало шум.

– И что же?

– Дневник Виргеньи Отважной.

Стивен от изумления потерял не только дар речи, но и способность мыслить. Виргенья Отважная, освободительница, спаситель человеческой расы, женщина, открывшая седосы, пути, ведущие к святым… Ее дневник.

Он потряс головой и попытался сосредоточиться.

– Он должен быть написан на древневиргенийском, – пробормотал он. – Или, может быть, на древнекаварумском. Ее дневник?

Фратекс улыбнулся.

Стивен потер подбородок.

– Вы говорите, его удалось заполучить… задумчиво проговорил он. – Ее дневник, рукопись времен Сакаратума? Невероятно. И они не сделали с него копий… О! Значит, в дневнике есть что-то… не понравившееся гиероваси. Вы же это собираетесь сказать?

– Да, – подтвердил фратекс Пелл. – На самом деле несколько копий было сделано. Все они уничтожены. Однако оригинал – нет.

– Что? Он все еще существует?

– Разумеется. Один из членов нашего ордена бежал с ним и спрятал его в надежном месте. К несчастью, сведения о том, где именно, утеряны. Это очень плохо, поскольку я верю: единственное, что может спасти нас и сам наш мир, – записи из этого дневника.

– Подождите. Из чего это следует?

– Дреод рассказал тебе об учении вотенов?

– Вы имеете в виду их веру в то, что мир болен?

– Да.

– Рассказал.

– Тебе она показалась разумной?

Стивен неохотно кивнул.

– До некоторой степени. По крайней мере, похоже, что лес умирает. А чудовища, которые разгуливают повсюду, кажутся чуть ли не воплощением болезни и смерти.

– Точно. Думаю, тебя не удивит, если я скажу, что такое уже случалось, и эти чудовища появлялись и раньше.

– Это следует из легенд, но…

Фратекс жестом попросил его умолкнуть.

– Копий дневника Виргеньи Отважной не сохранилось, но есть несколько священных рукописей, в которых он упоминается. Я их тебе покажу, разумеется, но позволь мне пока что кратко обрисовать их содержание. Эта болезнь приходит в мир время от времени. Если ее не остановить, она уничтожит все живое. Виргенья Отважная нашла способ положить ей конец раз и навсегда но как она это сделала, мы не знаем. Если этот секрет где-то и раскрывается, то только в её дневнике.

– Согласно вашему собственному учению получается, что в отсутствие дневника эта история – не более чем пустой звук.

– В отсутствие дневника – да, – подтвердил фратекс. – Но мы не сидели сложа руки. Нам удалось обнаружить две подсказки касательно его местонахождения: первая – это очень древнее упоминание о горе под названием Велноригануз, которая, как нам кажется, находится где-то в Бейргсе. А другой перед тобой.

Фратекс поднял с колен изящный ларец из кедрового дерева и подтолкнул его к Стивену. Тот потянулся к нему и осторожно приподнял крышку. Внутри лежал потертый свиток свинцовой фольги.

– Мы не можем его прочитать, – сказал фратекс. – И надеемся, что ты сможешь.

– Почему?

– Потому что ты нам нужен, чтобы найти дневник Виргеньи Отважной, – объяснил фратекс. – Повторюсь: я опасаюсь, что без него мы все обречены.

 

ГЛАВА 8

СМЕНА ДЕКОРАЦИЙ

Леоф проснулся, услышав, что кто-то едва слышно скребется в его дверь.

Он не пошевелился, лишь слегка приоткрыл глаза, пытаясь прогнать из головы дремотный туман.

Его тюремщики никогда так долго не возились с замком. Они вставляли ключ, поворачивали его, и дверь открывалась. Он хорошо выучил скрип ключа в замке. Нет, сейчас звук был выше, словно в скважину вставили не ключ, а нечто более тонкое.

Прежде чем Леоф успел предположить, что это может означать, скрежет прекратился, дверь распахнулась, и в свете тусклой лампы он увидел тень, переступающую порог.

Леоф не видел причин и дальше притворяться спящим, так что спустил ноги с кровати.

– Вы пришли, чтобы меня убить? – тихо спросил он тень.

Это и в самом деле была тень или, по крайней мере, нечто почти неразличимое. Силуэт почти сливался с темнотой. Больше всего это было похоже на смутное пятно на самом краю поля зрения – вот только оно маячило прямо перед ним.

Леоф продолжил смотреть, и на глазах у него призрак начал обретать некую определенность. Вскоре из мрака проявились очертания человеческой фигуры в свободных черных штанах и куртке. Руки в перчатках поднялись и сбросили капюшон.

Леоф уже познал на собственном опыте, что реальность есть совокупность более или менее согласующихся между собой самообманов. Его прошлую реальность разрушили пытками, лишениями и потерями, и у него не было времени снова ввести себя в заблуждение.

Поэтому он не удивился бы, если бы его глазам предстала загадочная маска королевы фей, сочувствующее лицо святого Анемлена или клыкастая морда людоеда, явившегося, чтобы его сожрать. Сейчас для него не существовало ничего невозможного.

И потому, когда Леоф увидел лицо молодой женщины с небесно-голубыми глазами, это оказалось для него неожиданным, но не удивительным.

Она была хрупкой, невысокой – ниже Леофа на целую голову, с каштановыми волосами, зачесанными назад, и мягкой линией подбородка. Он решил, что ей еще нет и двадцати. А еще девушка показалась ему знакомой, он был уверен, что встречал ее при дворе.

– Я пришла не затем, чтобы вас убить, – ответила она. – Я пришла освободить вас именем королевы Мюриель.

– Освободить меня, – медленно повторил он, и вдруг лицо незнакомки отдалилось, словно теперь он смотрел на нее с расстояния в двадцать королевских ярдов, рядом с королевой Мюриель – там он ее и встречал, на представлении своей пьесы.

– Как вам удалось это? Стать невидимкой?

– Меня благословили святые, – ответила она. – Это монастырская тайна. Больше я ничего не могу вам сказать. А теперь просто следуйте за мной…

– Подождите, – проговорил Леоф. – Как вы сюда попали?

– С огромными трудностями и немалым риском для жизни, – отрезала она. – Прошу вас, хватит вопросов.

– Но кто вы такая?

– Меня зовут Элис Берри. Я доверенное лицо королевы. Меня прислала она. Вы понимаете? А теперь, пожалуйста…

– Леди Берри, я Леовигилд Акензал. Что с королевой?

Элис заморгала в явном недоумении.

– С ней все хорошо, – ответила она. – Пока.

– А почему она послала вас меня освободить?

– Объяснение выйдет долгим, а у нас нет времени. Поэтому прошу вас…

– Умоляю, моя госпожа.

Она вздохнула.

– Хорошо. Если коротко, королева находится в заключении в башне Волчья Шкура. Она узнала о вашем задержании и об огромной любви к вам жителей нашего города и Новых земель. Она полагает, если вы будете на свободе, это улучшит ее положение.

– Каким образом?

– Она надеется, что узурпатора удастся свергнуть.

– Правда? И все благодаря мне… Как странно. И как же вы сюда пробрались?

– Существуют проходы, потайные, которые моя… – Она осеклась, затем начала заново: – О которых я знаю. Вам придется мне довериться. И еще: если мы немедленно не стронемся с места, живыми мы отсюда не выберемся.

Леоф кивнул и закрыл глаза. Он подумал о голубом небе и теплом ветре с юга, каплях дождя на лице.

– Я не могу уйти, – вздохнув, сказал он.

– Что?

– Здесь держат в плену не только меня: есть еще Мери Грэмми и Ареана Вистберн. Если я убегу, они пострадают, а я не могу этого допустить. Освободите их, докажите мне, что они свободны, и тогда я уйду с вами.

– Я не знаю, где держат младшую Грэмми. Юная Вистберн, боюсь, находится вне пределов моей досягаемости. Иначе я бы, вне всякого сомнения, ее освободила.

– В таком случае я не могу пойти с вами, – сказал Леоф.

– Послушайте меня, каваор Акензал, – быстро проговорила Элис. – Вы должны понимать свою значимость. Есть люди, которые готовы умереть – и убивать, – чтобы вы получили свободу. То, что вы сделали в Бруге, не забыто, но ваша музыка в Роще Свечей выпустила на свободу могучий дух, который не ослабевает. Напротив, он лишь продолжает набирать силу. Песни из вашей пьесы поют по всей стране. Народ готов сразиться со злодеем узурпатором, но люди боятся, что вы пострадаете от его рук. Если вы будете на свободе, их ничто не остановит. – Она понизила голос. – Говорят, в королевство вернулась законная наследница, принцесса Энни, дочь Уильяма и Мюриель, они посадят ее на трон, но сражаться будут за вас. Вы самый важный человек в нашем королевстве, каваор.

Леоф рассмеялся, когда она замолчала. Не смог сдержаться, потому что ее слова показались ему ужасно забавными.

– Я не пойду с вами, – сказал он. – До тех пор, пока Мери и Ареана не будут в безопасности.

– Нет, только не это! – взмолилась Элис. – Вы можете себе представить, через что мне пришлось пройти, чтобы до вас добраться? Это было почти невозможно – чудо, позволяющее причислить меня к лику святых. А теперь вы отказываетесь уходить? Не поступайте так со мной. Не подводите свою королеву.

– Если вы смогли сотворить одно чудо, значит, справитесь и с другим. Освободите Мери и Ареану. И тогда я с радостью пойду с вами – когда вы предоставите мне доказательства, что им больше ничто не угрожает.

– В конце концов, подумайте о своей музыке, – настаивала Элис. – Я же сказала вам, что ваши песни стали знамениты. А знаете ли вы, что их исполнение считается колдовством? В Вистберне попытались воспроизвести всю вашу постановку целиком. Люди прайфека подожгли сцену. Но представление все равно бы провалилось, потому что изысканные гармонии вашего произведения ускользают даже от самых талантливых музыкантов. На свободе вы снова могли бы ее написать, исправить их исполнение.

– И приговорить новых несчастных к судьбе, которая выпала мне? – спросил он, подняв изуродованные руки.

– Как странно… – пробормотала Элис, кажется, лишь сейчас заметив приспособления на его кистях. – Но, послушайте, это их выбор.

Неожиданно Леофу показалось, будто он ищет шаткое равновесие. Эта женщина… а почему женщина? По меньшей мере ее история звучит крайне неправдоподобно.

Скорее всего, Роберт придумал для него очередную проверку. Пока он не совершил ничего, чтобы ухудшить положение; узурпатор понимал, что Леоф не станет для него ничего делать, если Мери и Ареане будет угрожать опасность.

И даже если Элис говорит правду, он все равно не пойдет с ней.

Но тут возникала другая трудность. То, что он скажет, может оказаться полезным для узурпатора, дать ему новые сведения, нечто для него крайне ценное.

Однако, пожалуй, рискнуть все-таки стоило.

– В Роще Свечей, – сказал он, нарушив затянувшееся молчание.

– Что в Роще Свечей?

– Под сценой, в дальнем правом углу, есть небольшое углубление над опорой. Я знал, что они сожгут все записи и будут искать копии в моих покоях. Один экземпляр я спрятал в Роще Свечей; люди Роберта, возможно, не нашли его.

Элис нахмурилась.

– Я поищу рукопись, если мне удастся выбраться. Но я бы предпочла вывести вас отсюда.

– Вам известны мои условия, – напомнил он.

Элис колебалась.

– Для меня было большой честью познакомиться с вами, – сказала она наконец. – Надеюсь, мы еще увидимся.

– Буду рад, – ответил Леоф.

Элис вздохнула и закрыла глаза, а затем накинула на голову капюшон. Ему показалось, что она что-то пробормотала, а в следующее мгновение она снова превратилась в тень.

Дверь открылась и закрылась. Он услышал неловкую возню с замком, а потом наступила тишина.

В конце концов он вновь уснул.

Когда назавтра его дверь с грохотом распахнулась, это произошло уже обычным образом. Леоф не мог знать точного времени но он уже проснулся достаточно давно, и в его мире, не видевшем солнца, наступил полдень. В комнату вошли двое в черных плащах поверх черных же блестящих доспехов. У обоих на бедре висели палаши. Они не были похожи на стражников, которых Леоф видел до сих пор, и он решил, что они состоят в личной гвардии Роберта.

– Не шевелись, – приказал один из них.

Леоф ничего не сказал, когда гвардеец достал кусок черной ткани и завязал ему глаза, плотно затянув узел. Затем его поставили на ноги. Леоф похолодел, когда гвардейцы повели его по коридору. Он попытался сосредоточиться на расстоянии и направлении, как это сделала Мери, отсчитал двенадцать ступеней вверх, затем двадцать три шага по коридору и двадцать восемь по проходу столь узкому, что его плечи задевали стены. А затем ему показалось, будто они внезапно шагнули в небо: Леоф почувствовал вокруг себя открытое пространство, и лица коснулись токи свежего воздуха. Шаги перестали отдаваться эхом, и он догадался, что они вышли наружу.

Затем его повели к экипажу, затолкали внутрь, и композитора охватило отчаяние. Ему страшно хотелось спросить, куда его везут, но он сдерживался, потому что никто бы все равно ему не ответил. Иначе для чего бы ему завязали глаза?

Экипаж ехал сначала по брусчатке, потом по гравию. Неожиданно Леоф подумал, что его могли захватить союзники женщины, ночью приходившей его «спасти». Подделать форму гвардейцев Роберта совсем не трудно. Сердце композитора упало, когда он представил себе, что произойдет, когда Роберт узнает о его исчезновении.

Наверное, когда они выехали, было темно, но сейчас Леоф заметил, что сквозь повязку пробивается свет. А еще стало холоднее и в воздухе появился привкус соли.

После почти бесконечной поездки экипаж остановился. Леоф замерз, и все тело у него затекло. Ему казалось, будто в его колени, локти и позвоночник вгоняют железные гвозди. Руки отчаянно болели.

Они попытались его нести, но он начал сопротивляться, и ему позволили идти. Леоф принялся считать шаги – по гравию, камню, дереву, снова камню и, наконец, ступеням. Он отшатнулся, когда в лицо ему неожиданно ударила волна жаркого воздуха и с глаз сняли повязку.

Он заморгал в клубах дыма, поднимавшегося от невероятно огромного очага. На вертеле весело шкворчал олений бок, наполняя воздух запахом подгорающего мяса.

Комната была круглой, может быть, пятнадцать королевских ярдов в диаметре, стены украшали гобелены – их сюжетов Леоф пока не мог различить, но они переливались в свете огня золотистыми, коричневыми, ржавыми и травянисто-зелеными отблесками. Пол покрывал огромный ковер.

Две девушки только что сняли с очага толстый деревянный брус. К нему был подвешен железный котел, из которого они вылили горячую воду в ванну, утопленную в пол.

Неподалеку от нее в удобном кресле расположился узурпатор Роберт, облаченный в роскошный черно-золотой халат.

– А вот и мой композитор, – проговорил Роберт. – Твоя ванна готова.

Леоф огляделся по сторонам. Кроме Роберта и служанок в комнате находились мужчины, которые его сюда доставили, еще два солдата в такой же форме, сефри, сидевший на табурете и перебиравший струны большого сафнийского теорбо, чопорный юноша в красном одеянии и черной шапочке и, наконец, лекарь, занимавшийся руками Леофа в подземелье.

– Нет, спасибо, ваше величество, – с трудом выдавил из себя Леоф.

– Я настаиваю, – сообщил Роберт. – И не только ради твоего удовольствия. У всех здесь есть носы.

Его слова были встречены дружным смехом, но всеобщее веселье не помогло Леофу расслабиться; в конце концов, здесь собрались друзья Роберта, которых, вполне возможно, еще больше развлекло бы расчленение младенца.

Он вздохнул, и солдаты начали снимать с него одежду. У Леофа пылали уши, потому что служанки были уже вполне взрослыми девушками, и он полагал совершенно неподобающим, что им придется на него смотреть. Однако они не обращали на него ни малейшего внимания, словно он был не более чем предметом обстановки. И тем не менее он чувствовал себя выставленным на всеобщее обозрение, что было очень неуютно.

Впрочем, в воде ему стало немного лучше. Она оказалась такой горячей, что почти обжигала, но, погрузившись в нее, Леоф почувствовал себя уже не совсем голым, а жар начал приятно прогревать кости, прогоняя въевшиеся в них боль и холод.

– Ну вот, – проговорил узурпатор. – Разве так не лучше?

Леофу пришлось неохотно признать его правоту. А еще лучше стало, когда одна из служанок принесла ему чашку меда с пряностями, другая же отрезала большой сочный кусок мяса и начала его кормить.

– Ну а теперь, когда ты устроился, – начал Роберт, – я хотел бы представить тебе хозяина дома, лорда Респелла. Он великодушно согласился охранять твой покой, пока ты работаешь над сочинением, которое я тебе заказал, оказывать тебе любую помощь и заботиться о твоем удобстве.

– Это крайне любезно, – проговорил Леоф, – но я думал, что мне предстоит работать в моей прежней комнате.

– В той сырой дыре? Нет, она оказалась неудобной во многих отношениях. – При этих словах лицо Роберта посуровело. – Кстати, у тебя вчера не было гостей? – спросил он.

«А, ясно, – подумал Леоф, – значит, это была хитрость, а я получил награду за то, что не угодил в ловушку».

– Нет, ваше величество, – ответил Леоф, только чтобы проверить реакцию Роберта.

Тот удивил его, нахмурившись и положив руки на подлокотники кресла.

– Подземелье не так надежно, как полагали мои предшественники, – сообщил он. – Вчера в них проник непрошеный гость. Его схватили допросили и казнили, но куда смог войти один, смогут и другие. Видишь ли, в замке Эслен имеются потайные ходы, и многие из них ведут – что, я полагаю, вполне естественно – в подземелье. Я начал их заделывать.

– Неужели это правда, сир? – удивленно спросил лорд Респелл. – Потайные ходы, ведущие в замок?

– Да, Респелл, – нетерпеливо отмахнулся от него Роберт. – Я уже говорил тебе о них.

– Разве?

– Да. Сочинитель, ты меня еще слушаешь?

Леоф потряс головой. Неужели он задремал? Ему отчетливо мерещилось, будто он что-то пропустил.

– Я… забыл, что вы сказали, – проговорил Леоф.

– Конечно забыл. И, думаю, снова забудешь, как и Респелл.

– Что я забыл, сир? – спросил Респелл. Роберт вздохнул и провел рукой по лбу.

– Потайные ходы в подземельях. Их слишком много, найти все и перекрыть очень трудно. Впрочем, подробности вам ни к чему. Итак, каваор Леоф, я считаю, что здесь вам будет удобнее и к тому же вы будете защищены от нежелательных… вторжений. Так ведь, лорд Респелл?

Молодой человек справился с изумлением и кивнул.

– Многие пытались проникнуть в эту крепость, – с гордостью сообщил он. – Ни один не добился успеха. Здесь вы будете в полной безопасности.

– А мои друзья? – спросил Леоф.

– Предполагалось, что это будет сюрпризом, – ответил Роберт и подал знак одной из служанок.

Та вышла из зала и тут же вернулась с Мери Грэмми и Ареаной Вистберн.

Увидев их, Леоф несказанно обрадовался и тут же пришел в ужас. Ареане, семнадцатилетней красавице, не следовало видеть его в таком положении.

И в таком состоянии – Леоф вспомнил о своих руках и жуткого вида лубках и поглубже опустил их в воду.

– Леоф! – вскрикнула Ареана, бросилась к нему и упала на колени около ванны. – Мери сказала, что видела тебя, но…

– С вами все в порядке, Ареана? – напряженным голосом осил он. – Они вам не повредили?

Ареана посмотрела на Роберта, и на ее лицо словно набежали тучи.

– Меня держали в крайне неприятных условиях, – ответила она, – но не причинили существенного вреда. – В ее глазах появилось возмущенное выражение. – Мери сказала, что ваши руки…

– Ареана, мне крайне неловко, – в отчаянии прошептал Леоф. Меня не предупредили, что вы будете здесь.

– Это потому, что он голый, – вмешалась Мери, явно желая помочь ему. – Мама говорит, мужчины это плохо переносят, потому что быть голыми им непривычно. А еще она говорит, что без одежды они глупеют.

– Ах да, конечно, – проговорила Ареана и снова глянула на Роберта. – Не обращайте внимания, – повернувшись к Леофу, попросила она. – Он нарочно ставит нас в неловкое положение. Думает, это сделает нас слабыми и ничтожными.

– Я сразу заподозрил, что язык у вас как бритва, едва услышал, как вы поете, – сказал Роберт. – Каваор Леовигилд, я восхищен твоим выбором исполнителей.

Голос узурпатора звучал еще более странно, чем обычно. Леоф обратил на эту странность внимание, еще когда впервые услышал его. Как если бы Роберту приходилось прилагать усилия, чтобы произносить звуки, естественные для человеческой речи, однако в его голосе все равно проскальзывали какие-то холодные интонации, которых Леоф прежде никогда не встречал. Иногда ему казалось, что он слышит в его речи целые лишние предложения, звучащие одновременно с произнесенными вслух, словно бы контрапунктом.

Сейчас ему показалось, что Роберт угрожает отрезать Ареане язык.

– Благодарю вас, ваше величество, – сказал он, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал доброжелательно. – Я уверен, что вам понравится партия, которую я напишу для Ареаны в моем новом произведении.

– Да, твое новое… как мы его назовем? Это ведь будет не уличное представление, не так ли? И не простая театральная пьеса. Нам нужно название. Ты уже придумал?

– Пока нет, ваше величество.

– Тогда подумай об этом. И я тоже подумаю. Возможно, моим вкладом в твое произведение станет его название.

– О чем он говорит, Леоф? – спросила Ареана.

– Разве я еще не сказал? – ответил Роберт. – Каваор Леоф согласился написать для нас новую музыкальную пьесу. Меня так захватила предыдущая, что я просто умираю от желания услышать еще одну. – Он перевел взгляд на Леофа. – Скажи-ка, ты уже подобрал сюжет?

– Думаю, да, ваше величество.

– Вы, должно быть, шутите, – сказала Ареана и отступила на шаг. – Это будет предательством всего, что вы сделали. Всего, что мы сделали.

– Все собравшиеся совершенно серьезны, – сказал Роберт. – Ну, мы тебя слушаем, друг мой.

Заставив себя не обращать внимания на огорчение Ареаны, Леоф прочистил горло.

– Вам знакома история Маэрски? – спросил он.

Роберт на миг задумался.

– Пожалуй, нет.

«Нет, – прозвучало контрапунктом, – и тебе лучше не стоит пытаться выставить меня невежественным».

– Я тоже ее не знал, пока не просмотрел книги, которые вы мне дали, – быстро уточнил Леоф. – Как я понял, это произошло в Новых землях, давным-давно – на самом деле тогда их еще так не называли, тогда только строились первые каналы и осушались поэлы.

– О! – воскликнул Роберт. – Тема, близкая сердцам лендвердов, как я мог усомниться. Не так ли, Ареана?

– Это очень известная история, но только в наших краях, – холодно согласилась Ареана. – Меня не удивляет, что вы о ней не слышали.

Роберт равнодушно пожал плечами.

– Как и твой друг Леоф. Он только что это сказал.

– Но он не вырос в самом сердце Новых земель, – возразила Ареана, – в отличие от вас, ваше величество.

– Да, – немного раздраженно проговорил Роберт, – и я сделал все, что мог, для твоих сородичей. Например, парочку детишек, чтобы немного разбавить вашу густую кровь. А теперь, пожалуйста, юная леди, расскажите нам эту историю.

Ареана взглянула на Леофа, и он ей кивнул. Кожа его начала морщиться от воды, но он не собирался просить разрешения вылезти из ванны, пока в комнате находились девушки.

– Это случилось во время строительства Большого Северного канала, – начала Ареана. – Строители не знали, что, изменив течение реки, уничтожили целое королевство под названием Сетиод.

– Сетиод? Королевство водяного народа? Замечательно!

– В живых осталась только Маэрска, дочь короля, внучка святого Лира. Она поклялась отомстить и приняла человеческий облик, чтобы выполнить клятву. Когда канал был построен, она отправилась к большому шлюзу, намереваясь затопить только что осушенные земли. Но на берегу она встретила Бранделя Этельсона. Маэрска заговорила с ним, сделав вид, что ее интересует, как удалось остановить воду и как ее можно освободить. Она была умна, и он ничего не заподозрил. Хуже того, он в нее влюбился. Маэрска решила выведать у него еще больше, ведь тогда она сможет нанести больше вреда. Она притворилась, будто тоже его полюбила, и вскоре они поженились. Маэрска спрятала свою морскую кожу в сундуке под стропилами крыши в их доме и поставила мужу условие: каждый год в день святого Лира она будет купаться в полном одиночестве и он не должен за ней подглядывать. На протяжении многих месяцев она вынашивала планы мести, но месяцы становились годами, у них родился мальчик, а потом девочка, и Маэрска постепенно полюбила своего мужа и Новые земли, а ее жажда мести начала тускнеть.

– Ну надо же, – прокомментировал Роберт.

– Однако друзья ее мужа постоянно спрашивали его, куда его жена уходит в день святого Лира, – продолжала Ареана. – И в конце концов им удалось заронить в его душу подозрение что у нее есть любовник и что дети вовсе не его. Шли годы, Бранделя начали мучить сомнения, и вот однажды в день святого Лира он последовал за своей женой. Она отправилась на берег, сбросила одежду, скользнула в рыбью кожу, и он увидел, кто она такая на самом деле, и она об этом узнала.

«Ты нарушил свою клятву, – сказала Маэрска, – и теперь мне придется вернуться в воду. Если я снова выйду на воздух, я умру, потому что такое превращение может произойти только один раз».

Охваченный отчаянием, он умолял ее не покидать его, но она уплыла, оставив его с детьми и в слезах.

Прошло много лет, он искал ее во всех реках и каналах, о которых знал. Раз или два ему казалось, что он слышит ее пение. Он постарел, его дети выросли и завели свои семьи.

А потом с севера пришла армия Скелландера, они сжигали все на своем пути и уже подходили к Новым землям. Люди собрались на дамбах и приготовились спустить воду и затопить страну, потому что только так они могли защититься от захватчиков. Но замковый камень не поддавался, его слишком надежно укрепили. А армия врага приближалась.

И вот тогда-то старик снова увидел свою жену, такую же прекрасную, как в тот день, когда они встретились впервые. Она встала из воды, положила руку на камень, тот раскололся надвое, и вода смыла армию захватчиков. Но Маэрске пришлось сбросить свою кожу, чтобы выйти на берег, и проклятье предков пало на нее. Она умерла на руках старика. А вскоре и он последовал за ней.

Ареана посмотрела на Роберта.

– Их дети были среди первых лендвердов. Многие из нас считают, что происходят из рода Маэрски.

Роберт с сомнением почесал в голове.

– Довольно запутанная история, – сказал он. – Может, ты, как в прошлый раз, собираешься спрятать в ней какой-нибудь нелестный намек на меня.

– Я не стану, – пообещал Леоф. – Я просто снова намерен использовать легенду, которую любят лендверды. Именно король Эслена дал детям Маэрски земли. Он был младшим сыном короля и в молодости работал вместе с остальными на строительстве каналов. Под его образом мы будем подразумевать вас монарх, который всем сердцем любит Новые земли и его стражей.

– А кто же в этой истории злодей?

– Скелландеров, пришедших в Новые земли, привела дочь старого короля, сестра наследника Тиодрика, злая колдунья, отравившая отца и убившая всех своих братьев, кроме самого младшего, которого, как мы увидим, спасла от утопления сама Маэрска.

– И ты можешь сделать так, что эта сестра будет рыжеволосой, – задумчиво проговорил Роберт. – Очень хорошо, мне нравится. Я уже говорил, что ты достаточно умен, чтобы найти способ меня предать, даже если я сам выберу тебе историю. Поэтому тебе следует знать вот что: если ты меня еще больше опозоришь, терять мне будет уже нечего и я перережу горло этим юным леди собственноручно и в твоем присутствии. И пожалуй, буду с тобой еще более откровенен. Даже если твоя работа будет выполнена с соблюдением всех моих условий, но не сумеет вернуть мне расположение лендвердов, твоих подружек ждет то же самое. – Он похлопал Леофа по спине. – Наслаждайся жизнью. Не сомневаюсь, что тебе будет здесь очень удобно.

 

ГЛАВА 9

ВУРМ

Эспер наложил стрелу на тетиву лука. Пальцы не слушались, словно покрылись березовой корой.

Фенд убил его первую любовь, Фенд едва не убил Винну…

И этот Фенд восседал теперь верхом на чудовищном вурме.

Эспер прикинул расстояние, глядя вдоль стрелы. Она казалась огромной, и он видел ее всю, до самых мельчайших деталей: оперение из перьев ястреба, укрепленных вощеной красной ниткой, почти незаметное искривление древка, которое нужно учесть при выстреле, тусклый блеск слегка тронутого ржавчиной наконечника, запах масла от колчана…

Воздух тек вокруг, а сухие листья, точно сигнальные флаги армии, указывали путь к телу, крови и костям Фенда.

Однако Эспер никак не мог настроиться на выстрел. С такого расстояния и под таким углом он не мог быть уверен, что попадет. Ладно, положим, ему удастся правильно прицелиться. Но ведь есть еще вурм, невероятный и жуткий. Никакая стрела и даже сколь угодно много стрел не смогут прикончить это чудовище.

Впрочем, это не совсем верно. У лесничего еще осталась черная стрела, которую ему дал прайфек Хесперо, та, которой Эспер убил уттина. Если она может прикончить Тернового короля, значит, справится и с вурмом.

С другой стороны Эспер ничего не знал про вурмов.

Винна отчаянно дрожала, но не издавала ни звука. Вурм и Фенд перестали вглядываться вверх, и чудовище снова двинулось вперед. Эспер немного расслабился и постарался скрыться из их поля зрения, прижимая к себе Винну, пока не стихли даже звуки продвижения твари.

– О святые! – выдохнула Винна.

– Угу, – согласился с ней Эспер.

– А я только подумала, что уже видела все кошмары из детских сказок… – Она содрогнулась.

– Как ты? – спросил он, заметив, что у нее выступила испарина.

– Как будто ранена стрелой альва. Меня немного знобит, – сказала она и посмотрела на него. – Должно быть, это яд, вроде того, что у греффина.

В первый раз Эспер обнаружил греффина по следу из мертвых и умирающих растений и животных. Однако греффины лишь чуть крупнее лошадей. А это чудовище…

– Проклятье, – пробормотал он.

– Что?

Эспер положил руку на ствол дерева, жалея, что у железного дуба нет пульса, как у человека. Впрочем, лесничему это и не понадобилось – он и так все понял. Почувствовал.

– Он убил это дерево, – прошептал он. – Все эти деревья.

– А нас?

– Не думаю. Его прикосновение, туман, который он выдыхает… все осело внизу. Корни мертвы.

«Вот так просто. Тираны прожили три тысячи лет…»

– А что это было? – спросила Винна.

Эспер небрежно махнул рукой.

– Разве важно, как мы его назовем? Но я думаю, что это вурм.

– А может быть, дракон?

– Насколько я помню, у дракона должны быть крылья.

– У греффинов тоже.

– Да, правда. Да не важно, как оно называется. Важно, что оно такое и что делает. И Фенд…

– Фенд?

Ах да, он же прикрыл ей глаза.

– Да, Фенд ехал верхом на чудовище.

Винна слегка нахмурилась, словно Эспер предложил ей разгадать загадку.

– Фенд едет верхом на вурме, – выговорила она наконец. – Это так… так…

Она зябко обхватила себя руками за плечи, не в силах подобрать подходящее слово.

– А откуда Фенд взял вурма? – спросила она.

Эспер задумался. Вопрос показался ему совершенно безумным.

Большую часть своих сорока двух лет он жил и дышал в Королевском лесу, знал самые мрачные и укромные его места, от Заячьих гор до неприступных скал и топей на восточном побережье. Он разбирался в повадках и приметах всех живых существ, что обитали в этом бескрайнем лесу, и никогда – если не считать нескольких последних месяцев – не видел ничего похожего на следы греффина, уттина или вурма.

Откуда Фенд взял вурма? Откуда взялся сам вурм? Может, спал в какой-нибудь глубокой пещере или дожидался своего часа в глубинах моря?

Мрак его знает.

Похоже, Фенд тоже знал. Он нашел греффина, а теперь еще и тварь куда страшнее. Зачем? Побуждения Фенда всегда были просты, выгода и месть были среди них главными. Возможно, ему платит церковь?

– Я не знаю, – в конце концов признался Эспер и заглянул за край платформы.

Туман, который стелился за вурмом, похоже, рассеялся.

– Будем спускаться? – спросила Винна.

– Думаю, лучше подождать. И спустимся вон там, подалльше от его следа и от яда.

– А что потом?

– Мне кажется, он преследует слиндеров, а слиндеры захватили Стивена. Так что, видимо, теперь нам придется идти за вурмом.

Наконец Эспер решил, что выждал достаточно, и уже собрался спускаться, когда услышал приглушенные голоса. Он приложил к губам палец, но Винна и сама их услышала и только кивнула ему.

Вскоре показались шестеро всадников. Они ехали прямо по борозде, оставленной на земле вурмом. Трое из них были узкоплечими и стройными, в характерных широкополых шляпах, какие носят сефри, чтобы защититься от лучей солнца. Остальные – выше и крупнее, с непокрытыми головами, видимо, люди. Лошади были мелковаты, судя по всему, северных пород.

«Интересно, а что сталось с нашими лошадьми?» – подумал Эспер. Если их коснулось дыхание вурма, все они погибли, но у лошадей, а особенно у Огра, кажется, было поразительное чутье на такие вещи.

Всадники внизу помирать явно не собирались. И Фенд тоже, а ведь он сидел на твари верхом. Может быть, вурм не так ядовит, как греффин? В конце концов, уттин ведь не отравлял все вокруг. С другой стороны, на монахов на холме нобагма не действовала зараза греффина, а колдунья-сефри, называвшая себя матушкой Гастией, однажды дала Эсперу противоядие.

Эспер тихонько постучал по ветке и одними губами сказал девушке: «Жди здесь». Винне было явно не по себе, но она кивнула.

Лесничий начал осторожно пробираться по широкой ветке. Она была такой толстой, что не шелохнулась под его весом, хотя другая бы затряслась, словно хвост гигантской белки, и выдала его. Спустившись ниже, Эспер пополз дальше, пока не оказался за спинами у всадников, но при этом достаточно высоко, чтобы чувствовать себя в относительной безопасности. К тому времени они замолчали, и это поставило Эспера перед выбором.

Он надеялся, что они ляпнут что-нибудь вроде: «Не забывайте, парни, мы работаем на Фенда», но, похоже, на это рассчитывать не приходилось. Насколько он мог судить, три причины могли отправить этих людей по следам вурма, преследующего, в свою очередь, слиндеров. Первая: они из одной с Фендом компании и идут за ним – с теми же злыми намерениями, только медленнее. Вторая: они – его враги, и у них та же цель, что и у Эспера, – убить Фенда. Третья: это путники, которых толкает вперед по следу дурацкое любопытство.

Если след чудовища действительно ядовит, последнюю возможность можно отбросить. Случайные путешественники вряд ли имеют при себе лекарство от яда вурма и уже должны были от него пострадать.

Значит, они либо с Фендом, либо против него.

Однако у Эспера не осталось времени на раздумья, а колебания – это худшее занятие, которому может предаваться охотник. Чужаков было слишком много, чтобы пытаться любезно расспросить их.

Он прицелился было в шею всадника, едущего последним. Если ему удастся уложить одного или двоих, прежде чем остальные поймут, что происходит, это неплохо увеличит его шансы на спасение.

Но…

Вздохнув, Эспер немного сдвинул прицел и выстрелил в правую руку всадника. Как и ожидалось, тот завопил и упал с лошади, дико размахивая руками. Почти все его спутники удивленно на него смотрели, пытаясь понять, что случилось, все, кроме одного, – теперь Эспер уже мог разглядеть, что это сефри, – который спрыгнул с лошади и натянул тетиву своего лука, внимательно оглядывая деревья.

Эспер прострелил ему плечо.

Сефри не вскрикнул, только втянул в себя воздух так резко, что даже Эспер услышал его, а взгляд раненого мгновенно нашарил стрелка.

– Лесничий! – заорал он. – Вы, болваны, там, на дереве лесничий! Фенд ведь говорил о нем!

«Вот оно, – подумал Эспер. – Я надеялся об этом узнать, прежде чем они меня обнаружат, но…»

Он заметил, что еще один противник изготовил лук к стрельбе. Эспер выстрелил в лучника, но тот метнулся в сторону, и стрела лишь отсекла ему часть уха. Лучник тут же довольно метко спустил тетиву в ответ и непременно попал бы, если бы лесничий не спрыгнул на следующую ветку.

Эспер приземлился на полусогнутые ноги, поморщился от боли в коленях (а ведь еще пять лет назад ему бы такой прыжок ничего не стоил!) и выпустил третью стрелу в лучника, который прижимал руку к раненому уху. Тот уже открыл рот, чтобы закричать, но наконечник вошел ему в горло, весьма убедительно заставив умолкнуть.

Эспер наложил новую стрелу и аккуратно прицелился в другого сефри, тоже собравшегося натянуть тетиву. Лесничий попал ему в бедро, и сефри повалился на землю, точно мешок с мукой.

И тут стрела с красным оперением ударила в нагрудник из дубленой кожи чуть выше последнего ребра, так что у Эспера вышибло весь воздух из легких. Перед глазами у него поплыли черные круги, и он вдруг понял, что больше не стоит на ветке. Его левая нога коснулась земли первой, но тело было слишком отклонено назад, чтобы он мог сохранить равновесие или смягчить приземление, упав на колени и руки. В последний момент ему все-таки удалось извернуться и принять удар о землю плечом. Это стоило ему новой вспышки боли и нового снопа искр из глаз, на этот раз – ослепительно белого.

Взревев, Эспер откатился в сторону и только тогда понял, что выронил лук. Вскакивая на ноги и доставая топор, он уже видел, что в него целится третий сефри. Лесничий метнул в него топорик и шарахнулся влево.

Он промахнулся всего на волос, да и то только потому, что сефри отшатнулся и тоже не смог удачно выстрелить. Эспер зарычал и бросился на врага выхватывая кинжал. Десять ярдов расстояния между ними вполне позволяли сефри прицелиться снова и выстрелить в упор, но тот, очевидно, этого не знал. Лучник в растерянности оцепенел, выбирая между стрельбой, выхватыванием меча или бегством.

В итоге он остановился на мече, но к этому времени Эспер уже успел одолеть эти десять ярдов; свободной рукой лесничий сгреб сефри за плечо и повернул, чтобы вонзить нож в левую почку. Первый удар наткнулся на кольчугу, тогда Белый дернул нож вверх и вспорол врагу сонную артерию. В лицо фонтаном брызнула кровь, Эспер зажмурился. Тело убитого еще не коснулось земли, а лесничий уже бежал дальше.

Он знал, что остался еще один враг. Лесничему вдруг стало не по себе, потому что он понял, что не знает, где искать последнего уцелевшего. Первые двое, которых он подстрелил, тоже могли доставить немало хлопот, но он сомневался, что кто-нибудь из них сможет поднять лук.

Четвертый враг объявил о своем присутствии громким сопением; Эспер резко обернулся и увидел, что чужак мчится к нему, размахивая палашом. У лесничего подогнулись колени, а легкие словно забились крапивой. Чувство было знакомым, таким же, как в тот раз, когда на него впервые посмотрел греффин.

«А вот и ответ на второй вопрос, – подумал он. – Все-таки яд».

Умелый мечник способен легко прикончить противника, вооруженного только кинжалом. К счастью, этот оказался совсем не умелым. Он поднял меч, чтобы нанести удар сверху; Эспер притворился, словно собирается отчаянно броситься вперед – что было бы совершенно безнадежно с такого расстояния. Враг попался на его уловку и с силой рубанул мечом.

Однако Эспер отступил за пределы его досягаемости, а когда меч стал опускаться у него перед носом с такой скоростью, что развернуть его было уже невозможно, лесничий все же прыгнул, левой перехватил руку с мечом, а правой вонзил кинжал в пах врага, чуть ниже края доспехов. Враг подавился криком и отступил на шаг назад, отчаянно размахивая руками, чтобы не упасть, и смертельно побледнев.

За спиной лесничий услышал сдавленный звук и, беспокойно обернувшись, обнаружил, что на него изумленно смотрит первый стрелявший в него сефри. В руках тот держал короткий меч, но прямо на глазах Эспера клинок медленно выскользнул из пальцев сефри, а сам лучник рухнул на колени.

Примерно в десяти ярдах позади него Винна медленно опустила свой лук. Она побледнела, вот только от яда или от страха?

Отлично, мрак их раздери…

Он уже чувствовал, как его лихорадит, и настолько ослаб, что едва удерживал в руках кинжал.

Однако он заставил себя обойти поле боя, чтобы убедиться, что враги мертвы – все, кроме одного, первого, которого он подстрелил первым. Тот полз по земле, придерживая руку и жалобно скуля. Увидев Эспера, он попытался ползти быстрее. По его щекам текли слезы, теперь усилившиеся до потока.

– Пожалуйста, – задыхаясь, пробормотал он, – прошу вас.

– Винна, – позвал Эспер. – Обыщи тела, может, попадется что-нибудь необычное. Помнишь, что мне дала матушка Гастия? Что-нибудь вроде этого.

Он поставил сапог на шею врага.

– Доброе утро, – проговорил лесничий, стараясь, чтобы голос звучал спокойнее, чем он себя чувствовал.

– Я не хочу умирать, – заскулил пленник.

– Ясное дело, – согласился Эспер. – И я не хочу. Больше того, я не хочу, чтобы умерла моя девушка. Но мы все умрем, потому что ступили на след проклятой твари, которую откуда-то вытащил Фенд. Сегодня я послал всех твоих друзей на завтрак к Гриму, и они зовут тебя с другого берега реки. Я могу переправить тебя туда быстро и легко – стоит мне только вонзить тебе нож в шею.

Он опустился на колени и нажал пальцами там, где позвоночник соединяется с черепом. Раненый завопил, и от него отчетливо потянуло нечистотами.

– Чувствуешь? – спросил Эспер. – Там углубление. Нож войдет легко, как в масло. Но я могу этого и не делать. Твоя рука не слишком серьезно ранена, и ты сможешь убраться в Средние земли и найти там славную женщину и сбивать масло до конца своих дней но сначала тебе придется позаботиться о том, чтобы мы с моей подружкой не умерли.

– Фенд убьет меня.

Эспер рассмеялся.

– Это же просто глупо. Если ты мне не поможешь, ты превратишься в кучу червей еще прежде, чем Фенд узнает, что с тобой произошло.

– Да, снадобье есть, – жалобно проговорил мужчина. – Оно у Раффа, в синей склянке. Один глоток в день, чайная ложка. Но вы должны оставить мне немного.

– Разве?

– Потому что иначе я все равно умру, – объяснил мужчина. – Снадобье не останавливает действие яда, оно его только замедляет. Прекрати пить его на несколько дней – и ты мертв.

– Интересно. И какой же дурак… А, я понял. Фенд молчал об этом, пока не стало поздно, так ведь?

– Так. Но у него есть противоядие. Он обещал дать его нам, когда мы закончим дело.

– Понятно. – Эспер с трудом приподнял голову. – Винна? Оно в синей склянке.

– Нашла, – крикнула она.

– Неси сюда.

Он прижал острие кинжала к шее мужчины. Винна опустилась на колени рядом с ним, глаза у нее покраснели, а лицо залила бледность.

– Отпей, – сказал он ей и немного нажал на кинжал. – Если это зелье ее убьет, ты отправишься следом.

– Дайте мне, и я докажу, что это не яд, – предложил мужчина.

Винна поднесла к губам бутылочку, глотнула и поморщилась. Довольно долго все трое молча ждали.

– Мне уже лучше, – сказала наконец Винна. – И перед глазами все перестало кружиться.

Эспер кивнул, взял склянку и глотнул сам. Вкус был отвратительный, как у отвара из многоножек и трухлявого дерева, но лесничий почти сразу же почувствовал себя лучше. Он аккуратно заткнул бутылочку пробкой и убрал в заплечный мешок.

– Кстати, а в чем вы помогаете Фенду? – спросил он. – Что вы должны сделать, чтобы он дал вам противоядие?

– Мы должны следовать за ним и убивать всех, кого не прикончит вурм.

– О. А зачем?

– Он убивает слиндеров, – ответил он. – И еще должен кого-то найти; имени я не знаю. Предполагалось, что этот человек будет вместе с тобой.

– Фенд послал за ним уттинов? – спросил Эспер.

– Да. Они пошли вперед и не вернулись.

– Где Фенд берет этих чудовищ?

– Вурма он получил у Сарнвудской колдуньи, по крайней мере так он сказал. Но чудовища ему не служат. Они с Фендом служат одному господину.

– И кому же?

– Никто из нас не знал. Есть один священник из Ханзы, его зовут Эшерн. Думаю, он знает, но он вместе с Фендом, на вурме. Сефри нас просто нанял, сказал, что мы сможем взять себе все, что найдем, пока будем ехать по следу вурма. А потом сказал про яд и позволил Галусу умереть, чтобы доказать, что не врет. Прошу тебя, лесничий, пожалуйста…

– Это все, что тебе известно?

– Все.

Эспер перевернул его на спину, тот поморщился и закрыл глаза. Эспер встряхнул бутылочку – она была заполнена больше чем наполовину.

– Открой рот.

Мужчина послушно открыл рот, и Эспер влил в него несколько капель.

– Скажи мне еще кое-что, – проговорил он, – и получишь добавку. Если ты достаточно долго продержишься, яд вурма, возможно, сам выйдет из твоего организма. Или тебе удастся найти колдуна, который тебе поможет. В любом случае, ты получишь шанс дожить до следующего полнолуния. Больший, чем сейчас.

– Да. Что ты хочешь знать?

– Зачем Фенд приказал схватить девушек?

– Девушек?

– На границе с Лойсом. Куда он послал уттинов. Мужчина покачал головой.

– Те люди? Мы не имеем к ним никакого отношения. Вурм и уттины нашли вашего спутника – как-то учуяли. А те, другие, – мы убили нескольких, когда случайно с ними столкнулись. Фенд сказал нам, что, если мы встретим двух девушек, мы должны их убить, но не останавливаться и не отклоняться с пути. «Это не наше дело, – сказал он. – Пусть другие суетятся».

Эспер уронил еще несколько капель ему на язык.

– Что еще?

– Я больше ничего не знаю. Я не понимал, во что ввязался. Я всего лишь вор. Прежде я даже никогда никого не убивал. Я не думал, что эти твари существуют, но теперь, когда я их увидел собственными глазами, я хочу убраться отсюда подальше. Я просто хочу жить.

– Да, – проворчал Эспер, – тогда ступай.

– Но яд…

– Я дал тебе столько, сколько мог. Остальное мне нужно, чтобы найти Фенда, убить его и забрать противоядие. Ты знаешь, как оно выглядит?

– Нет.

– Я ведь и сейчас могу тебя убить.

– Я действительно не знаю.

«А это значит, что противоядия, возможно, вообще не существует», – мрачно подумал Эспер.

– Идем, Винна, – сказал он. – Похоже, нам надо торопиться.

 

ГЛАВА 10

ЗВОН КЛИНКОВ

Не в силах пошевелиться от ужаса, Энни наблюдала за тем, как медленно поднимается гобелен, за которым открывается темнота.

Свечи уже догорели, но, хотя комнату освещало лишь бледное сияние луны, Энни прекрасно видела все до мельчайшей детали. Кровь стучала в висках, девушка испугалась, что потеряет сознание, и ей отчаянно захотелось отвернуться от того, кто прячется в тенях.

Фастия с червями в глазницах в ее сне скрылась за этим гобеленом, за потайной дверью. Теперь Энни поняла, что дверь там действительно есть и кто-то собирается войти через нее в комнату. Сюда, в мир бодрствующих.

А может быть, она и не спала?..

Ночной гость оказался вовсе не Фастией. Сначала Энни видела лишь сгусток темноты, но потом разглядела в лунном свете, что незнакомец одет во все черное, на лице у него маска, а голову скрывает капюшон. Тонкая фигурка, женская или даже детская, с чем-то длинным, темным и заостренным в руке.

«Наемный убийца», – подумала Энни. Ужас сковал ее оцепенением, все тело налилось свинцом, двигаться не хотелось совершенно.

Тут их взгляды встретились, и девушка поняла, что обнаружена.

– Помогите! – отчаянно закричала она. – Помогите, убивают!

Без единого звука фигура бросилась к ней. К счастью, к Энни вернулась способность двигаться. Девушка скатилась с кровати, вскочила на ноги и метнулась к двери.

Что-то холодное ударило ее в плечо, и Энни обнаружила, что больше не может пошевелить этой рукой, та застыла в движении, не в силах ни подняться, ни опуститься. Взглянув вниз, девушка поняла, что нечто тонкое и темное проткнуло плоть ниже кости насквозь и вонзилось в Леу.

Энни подняла голову и увидела фиолетовые глаза на расстоянии вытянутой руки от себя. Она снова взглянула вниз и разглядела, что ее плечо проткнуто тонким клинком, который держит в руках мужчина. Она откуда-то знала, что перед ней мужчина, просто очень стройный и невысокий.

«Сефри», – догадалась Энни.

Он потянул клинок к себе, но тот основательно застрял в деревянной стойке кровати. Сефри, казалось, полностью сосредоточился на этом, но в следующее мгновение другая его рука скользнула к поясу. Пригвожденную руку Энни обожгло болью, но страх оказался сильнее, поскольку она поняла, что убийца тянется за ножом.

Она вытянулась, чтобы достать макушкой до луны, уперлась ногами в темные спутанные корни земли, свободной рукой сгребла убийцу за волосы и поцеловала.

Его губы оказались теплыми, даже горячими, и, когда Энни к ним прикоснулась, словно молния ударила вниз по ее позвоночнику, а горло наполнила вонь змей и горящего можжевельника. Внутри он оказался влажным, как все люди, но что-то в нем было ужасно неправильно: холод там, где должен быть жар, жар там, где должен быть холод, и ничего знакомого. Как будто его сломали и перекроили заново, каждое искривление в его костях – словно сросшийся перелом, каждая ткань – словно шрам.

Сефри закричал и отшатнулся. Энни почувствовала сильный рывок в плече – ему удалось вытащить клинок. Принцесса сползла на пол и села, как кукла, вытянув ноги.

Сефри отошел еще на пару шагов и встряхнулся, точно собака, которой в ухо попала вода.

Энни снова попыталась закричать, но задохнулась. Она сжала раненую руку, все было липким и влажным от крови – ее собственной крови.

И тут дверь с грохотом распахнулась, и внутрь ворвались два стражника Элионор. Факелы у них в руках горели так ярко, что Энни едва не ослепла.

Убийца, превратившийся на свету в узкий черный силуэт, мгновенно пришел в себя. Его клинок метнулся вперед и пронзил горло одного из стражников. Несчастный упал на колени, выронил факел и, схватившись руками за горло, попытался удержать жизнь в своем теле. Энни хорошо понимала его, между ее пальцев тоже сочилась кровь.

Его товарищ вел себя осторожнее. Прежде всего он криком пытался позвать на помощь. Гвардеец был в легком пластинчатом доспехе, а в руке держал тяжелый меч, которым делал выпады в сторону убийцы, практически не отводя назад для замаха. Сефри провел несколько пробных атак, которые гвардеец легко отразил.

– Бегите, принцесса, – крикнул он.

Ему удалось немного оттеснить убийцу от порога. Энни могла бы там протиснуться за спиной у гвардейца, если бы ноги ее слушались. Она попыталась встать на колени, но поскользнулась в липкой луже. Интересно, отстраненно подумала она, сколько времени нужно, чтобы умереть от потери крови?..

Сефри атаковал и споткнулся. Стражник с ревом бросился вперед. Энни не уследила, что произошло, лишь услышала звон стали, а потом гвардеец Элионор, пошатнувшись, миновал убийцу, врезался в стену, сполз на пол и затих.

Убийца уже вновь повернулся к Энни, когда в открытую дверь влетел Казио. Он выглядел очень странно, но девушка не сразу поняла, в чем дело. И лишь спустя пару ударов сердца до нее дошло: Казио был голый, в чем мать родила.

Однако в руке он держал Каспатор. Вителлианцу потребовалось всего одно короткое мгновение, чтобы оценить ситуацию, и он бросился на врага.

Казио атаковал убийцу, но тот парировал Каспатор быстрой, знакомой защитой перто, за которой последовала сильная связка в утаве.

Не задумываясь, Казио парировал ответный удар и атаковал сам, метя в горло. Но противник отступил, и оба на мгновение замерли. Казио запоздало смутился, вспомнив, что обнажен, поскольку они с Острой уединились в соседней комнате – и успели раздеться, – когда он услышал крик Энни. Если бы он стал тратить время на одевание, возможно, она была бы уже мертва.

Он заметил, что убийца успел ранить Энни, и страх за нее вытеснил смущение из-за собственной наготы. И еще Казио понял, что наконец-то, после стольких месяцев, встретил противника, владеющего дессратой.

– Давай закончим, пока нам никто не мешает, – предложил вителлианец.

Он уже слышал топот приближающейся стражи.

Его противник чуть склонил голову набок и сделал выпад. Казио отступил, заподозрив финт, но убийца неожиданно метнулся к стене, приподнял гобелен и исчез в черной дыре за ним.

Выругавшись, Казио бросился за ним и откинул гобелен в сторону. Из темноты навстречу ему метнулось тонкое лезвие, так что он едва успел отразить выпад. Юноша сделал шаг вперед, свободной рукой прижал оружие врага к стене – и получил удар кулаком в челюсть. Удар был не столько сильным, сколько неожиданным, но его хватило, чтобы Казио отпустил клинок.

Вителлианец отступил назад и вскинул Каспатор в защите, пытаясь отразить нападение невидимого противника. Однако удаляющиеся шаги сообщили ему, что враг подло сбежал, не став продолжать схватку.

Отчаянно ругаясь, Казио помчался за ним.

Через несколько секунд здравый смысл нагнал его, и юноша замедлил шаг, сообразив, что ничего не видит. Неплохо было бы вернуться за факелом, однако впереди по-прежнему раздавались тихие шаги, а Казио не хотел упускать убийцу. Держась левой рукой за стену, вителлианец поспешил в погоню, водя перед собой Каспатором, как слепой – тростью.

Вскоре он споткнулся и обнаружил, что коридор перешел в узкую лестницу, короткими маршами уходящую вниз. Впереди раздался щелчок, и лунный свет на мгновение очертил фигуру человека у основания ступеней.

А потом свет исчез.

Казио добрался до площадки и довольно быстро нащупал дверь, которую тут же толкнул. Оказалось, проход начинался в стене сада, за живой изгородью. Короткая тропинка вела на открытую, заросшую травой полянку, залитую лунным сиянием. Убийцы нигде не было видно.

Казио сомневался, что противник успел пересечь открытое пространство, поэтому не стал выходить за живую изгородь, а шарахнулся в сторону вдоль стены – и был вознагражден за свои умозаключения пением стали в том месте, где только что находилась его голова.

Он вскочил на ноги в позиции призмо.

– Какое разочарование, – проговорил он, – я проделал огромный путь по земле, по морю и снова по земле и не встретил ни одного дессратора. Меня тошнит от бойни, которую в этих варварских землях выдают за искусство фехтования. И вот наконец я нашел того, кому удалось меня немного развлечь, а оказалось, что он трус, не желающий сражаться.

– Извини, – приглушенным голосом ответил его противник, – но ты должен понимать, что мне не хотелось отвлекаться на бой с целым замком. А если я позволю тебе меня задержать, так и будет. Правильно… Они находились в комнате Энни… Казио слышал, что приближается стража, а потом…

Они оказались на улице. Как это произошло?

Он смутно помнил, что бросился за убийцей, но если они выскочили из комнаты Энни и спустились вниз по лестнице, разве они не должны были встретить солдат, спешивших на помощь? Или они выпрыгнули из окна?

Размышления Казио прервала новая атака. Его противник был маленьким и подвижным – может быть, сефри? Казио еще ни разу не доводилось сражаться с дессратором-сефри. Клинок убийцы был зачернен и практически неразличим в темноте.

Казио парировал выпад, тот оказался ложным, а настоящий удар пришел снизу. Юноша шагнул назад, чтобы выиграть время и обнаружить клинок противника, что и сделал, блокировав его защитой сефт. Сразу же за этим Казио сдвинулся в сторону, на случай быстрого повторения атаки сверху. Лезвие просвистело в воздухе, едва не задев его горло, и Казио выбросил вперед руку.

Противник отбил ее ладонью, и внезапно оказалось, что они стоят друг против друга. Казио шагнул ближе и ударил врага плечом, затем коротким выпадом ранил в руку. Он вышел в стойку, изготовившись к новой атаке, но обнаружил, что убийца снова бросился бежать.

– Да проклянет тебя Мамрес, стой и сражайся! – крикнул Казио, почувствовав обжигающий холод снега под босыми ступнями.

Он снова бросился в погоню за неуловимым убийцей. Изо рта вылетали клубы пара, пальцы и нос онемели от холода. Вителлианцу в жизни не приходилось так мерзнуть. На память пришли истории об отмороженных частях тела. Неужели такое действительно бывает? До сих пор ему казалось, что это чушь.

Они выскочили из лабиринта и промчались по саду, где статуя леди Эренды в нескромном одеянии присматривала за парочкой мраморных возлюбленных, стоящих в обледенелом бассейне фонтана. Впереди Казио разглядел замерзший канал и то, к чему так торопился его противник, – лошадь, привязанную в маленькой рощице.

Он попытался бежать быстрее, но тщетно: снег и онемевшие ноги мешали сохранять равновесие.

Незнакомец уже отвязывал лошадь, когда Казио атаковал его. Убийца повернулся, чтобы встретить его лицом к лицу. Казио с удивлением обнаружил, что враг снял маску, вероятно, чтобы не мешала дышать. Это действительно был сефри с тонкими чертами лица, светлой кожей, отливавшей синевой в свете луны, и такими светлыми волосами, что казалось, будто у него вовсе нет ни бровей, ни ресниц, а сам он сделан из алебастра.

Сефри уклонился от атаки, сдвинувшись в сторону и выставив острие своего клинка так, чтобы Казио на него напоролся. Вителлианец сумел погасить инерцию атаки и блокировать оружие противника, но не смог нанести ответный удар и потому скользнул мимо, а в следующее мгновение они снова оказались лицом к лицу.

– Мне придется тебя убить, – сообщил сефри.

– Твой вителлианский звучит довольно необычно, почти как сафнийский, – заметил Казио. – Назови свое имя или, по крайней мере, откуда ты родом.

– Ты должен знать, что мы, сефри, не бываем откуда-то родом, – сказал убийца. – Но мой клан путешествовал по дорогам между Абринией и Виргеньей.

– Да, но ты не мог научиться дессрате в Абринии или Виргенье. В таком случае где?

– В Тото да'Карнас, – ответил он. – В горах Аликсанат. Моего местро звали Эспедио Раес да Ловиада.

– Местро Эспедио?

З'Акатто учился вместе с Эспедио!

– Местро Эспедио умер много лет назад, – удивился Казио.

– А сефри живут долго.

– Назови имя, которым я могу к тебе обращаться.

– Можешь звать меня Акредо, – ответил сефри. – Это имя моей шпаги.

– Акредо, я скорее поверю, что ты охотился на кроликов на луне, чем в то, что учился у Эспедио, но давай посмотрим. Я атакую тебя, используя каспо доло дидието дачи пере… – Он направил выпад противнику в ногу.

В ответ Акредо атаковал, метя в лицо Казио, но тот ожидал его удара и встретил его Каспатором. Акредо перешел в призмо а затем уверенным движением обвел клинок Казио, намереваясь использовать каспо ан-перто.

Казио сместился вправо и сделал встречный выпад в глаза противнику, но тот уклонился и провел укол в его ступню, завершая поединок тем же приемом, каким он и начался, с той только разницей, что на сей раз сефри проткнул клинком онемевшую ногу Казио, пригвоздив ее к промерзшей земле.

– Ответ верный? – спросил Акредо, освобождая окровавленную шпагу и принимая боевую стойку.

– Неплохо сделано, – поморщившись, признал Казио.

– Моя очередь, – сказал Акредо и начал серию атакующих и ложных выпадов.

– «Рогоносец идет домой», – назвал знакомую технику Казио.

Он ответил подобающим встречным ударом, но Акредо снова продемонстрировал, что знает на одно движение больше, чем противник, и на сей раз их поединок чуть не закончился пронзенным горлом Казио.

«З'Акатто, старый ты лис!» – в сердцах подумал юноша. Наставник не показал ему завершающие контрудары из серий Эспедио. До сих пор это не имело значения, потому что Казио еще не приходилось встречаться ни с кем, кто в совершенстве овладел бы стилем старого мастера; он всегда успевал нанести решающий удар еще на середине серии. Здесь это не сработает, а на деле почти наверняка приведет к поражению. Ему придется использовать собственные хитрости.

Однако впервые за очень долгое время Казио пришлось признаться себе, что эту дуэль он может проиграть. К мыслям о собственной смерти он уже привык, пока сражался со зловещими рыцарями в тяжелой броне, вооруженными волшебными мечами. Но в поединке дессраторов только з'Акатто был для него достойным противником – с тех пор, как Казио исполнилось пятнадцать.

Вителлианец почувствовал легкий укол страха, но его затмил прилив восторга. Наконец-то настоящая дуэль, стоящая потраченного на нее времени!

Он сделал ложный выпад вниз и нанес удар сверху, однако Акредо отступил на шаг назад, поймал Каспатор своей шпагой и бросился вперед. Казио почувствовал, как в его клинке нарастает напряжение, а в следующее мгновение Каспатор с устрашающим звоном сломался.

Акредо замер на месте, а потом перешел в наступление. Казио выругался и отступил, сжимая в руке обломок старого друга.

Он готовился к последней, отчаянной атаке, надеясь перехватить клинок врага, когда тот вдруг вскрикнул и упал на одно колено. Первой мыслью Казио было, что это какая-то странная уловка вроде трехлапой собаки, но тут заметил стрелу, торчащую из бедра сефри.

– Нет! – выкрикнул Казио.

На берегу канала столпились вооруженные люди. Акредо с вызовом вновь поднял оружие, но лучник, находившийся примерно в пяти королевских ярдах, прострелил ему плечо, а в следующее мгновение в горло его вонзилась третья стрела.

Сефри прижал руку к ране и посмотрел Казио в глаза. Он пытался что-то сказать, однако вместо слов на его губах пузырилась кровь, а затем он упал лицом в снег.

Казио в ярости поднял голову и увидел сэра Нейла. Тот был без доспехов, хотя и одет несколько лучше Казио, в белой рубашке, бриджах и, самое завидное, в кожаных сапогах.

– Сэр Нейл! – крикнул Казио. – Мы сражались на дуэли! Он не должен был так умереть!

– Этот мерзавец ранил ее величество при попытке хладнокровного убийства, – ответил Нейл. – Он не заслуживает дуэли или любой другой почетной смерти.

Он посмотрел на Акредо.

– Правда, я хотел взять его живым, чтобы узнать, кто его послал. – Он наградил Казио тяжелым взглядом. – Это не состязание, – сказал он. – И если ты думаешь иначе… если твоя любовь к фехтованию важнее безопасности Энни… в таком случае у меня появляются сомнения в том, что ты на ее стороне.

– Если бы меня здесь не было, она бы уже была мертва, – напомнил Казио.

– Верно, – признал Нейл. – И тем не менее я не намерен брать свои слова назад.

Казио коротко кивнул.

Потом подобрал с земли упавший клинок сефри. Рапира была прекрасно сбалансирована и весила немного меньше Каспатора.

– Я позабочусь о твоем оружии, дессратор, – пообещал он мертвецу. – Жаль только, что оно не досталось мне в честном бою.

Кто-то набросил ему на плечи плащ, и только тогда Казио понял, что его отчаянно трясет. А еще он подумал, что вел себя глупо и сэр Нейл прав.

Но ему никак не удавалось избавиться от ощущения, что, каким бы злодеем он ни был, любой дессратор достоин смерти на острие рапиры.

– Помогите мне сесть, – приказала Энни.

И едва не потеряла сознание только оттого, что выговорила эти несколько слов.

– Вам нужно лежать, – возразил лекарь герцогини, молодой человек, красивый почти как девушка.

Энни стало интересно, насколько хорошо он знаком с медициной, не имеющей отношения к сексу. Он остановил кровотечение и наложил на руку какую-то мазь, от которой рана стала пульсировать не так сильно. Но никаких гарантий того, что Энни не умрет через пару дней от заражения крови, не было.

– Я сяду. Опираясь на подушки, – настаивала она.

– Как пожелаете, ваше величество. Врач помог ей сесть.

– Я хочу пить, – сказала Энни.

– Вы слышали приказ, распорядилась Элионор.

Тетка была в фиолетовом халате из ткани сложного плетения, названия которой Энни не знала. Герцогиня выглядела обеспокоенной и слегка пьяной.

Но гораздо больше принцессу удивила Остра, которая стояла укутавшись в постельное покрывало. Она появилась через несколько мгновений после того, как убежал Казио, и это наводило на определенные мысли, особенно если учесть, что Казио был совершенно обнажен.

– Остра, надень что-нибудь, – мягко попросила Энни.

Та с благодарностью кивнула и исчезла в соседней гардеробной.

Вскоре какая-то девушка с вьющимися светлыми локонами, в темно-коричневой юбке и красном переднике принесла чашку с разбавленным вином. Энни с жадностью его выпила. Ее отвращение к спиртному осталось в прошлом.

Девушка подошла к Элионор, что-то прошептала ей на ухо, и та с видимым облегчением вздохнула.

– Убийца мертв, – сообщила она.

– А Казио?

Элионор взглянула на девушку, та покраснела и ответила что-то, но так тихо, что Энни ее не расслышала. Элионор фыркнула.

– Он в порядке, более или менее, хотя из-за мороза может лишиться кое-каких деталей.

– Когда он оденется, я хочу его видеть. И сэра Нейла.

Энни повернулась, чтобы посмотреть, как слуги Элионор уносят тела погибших гвардейцев.

Появилась Остра, в спешке надевшая лишь нижнюю юбку и просторный халат из назгейвского войлока. Энни вспомнила, что его очень любила Фастия.

Ведь это же была Фастия?.. Ее дух или призрак пришел к Энни во сне. Если бы сестра ее не разбудила, сефри без затруднений выполнил бы свою работу, и она умерла бы во сне, даже не вскрикнув.

– Тетя Элионор, ты знала о существовании этого хода? – поинтересовалась Энни.

– Конечно, дорогая, – ответила та. – Но, помимо меня, о нем мало кому известно. Я считала его безопасным.

– Жаль, что ты мне о нем не рассказала.

– Мне тоже жаль, милая, – сказала Элионор.

– Дядя Роберт мог о нем знать, так ведь?

Элионор уверенно покачала головой.

– Нет, дорогая. Это невозможно. Я даже подумать не могла… Но, с другой стороны, похоже, я знаю про сефри гораздо меньше, чем мне казалось.

– В каком смысле?

Тут явился Казио. Хромая и изо всех сил стараясь скрыть это, он вошел в комнату. Однако повязка у него на ноге явно свидетельствовала о том, что он ранен.

– Энни! – воскликнул он и преклонил колено около ее кровати. – Насколько это серьезно?

Он взял ее за здоровую руку, и она поразилась, какие у него ледяные пальцы.

– Клинок прошел сквозь мышцы руки, – ответила она на вителлианском. – Кровотечение остановили. Яда, к счастью, не было. А ты как?

– Ничего серьезного. – Он поднял глаза и отыскал взглядом фрейлину принцессы. – Остра?

– Мне ничто и не угрожало, – ответила та, слегка задыхаясь.

Казио выпустил руку Энни, как ей показалось, немного слишком поспешно.

– Он тебя ранил? – спросила она.

– Небольшая царапина на ноге.

– Казио, вас обнаружили около канала, – сообщила Элионор. – Как ты туда попал?

– Я последовал за ним из лабиринта живой изгороди, герцогиня, – ответил фехтовальщик.

– Это там коридор выходит наружу? – уточнила Энни. – В стене грота?

– Коридор? – переспросил Казио и нахмурился.

– Да, – подтвердила Энни. – Коридор, там, в стене. За гобеленом.

Казио посмотрел на гобелен.

– За ним спрятан проход? Это через него убийца попал в комнату?

– Да, – подтвердила Энни, начиная раздражаться. – И так же и выбрался отсюда. А ты последовал за ним, Казио.

– Прошу прощения, но я ничего подобного не делал.

– Я это видела.

Казио заморгал и, наверное, во второй или третий раз за все время, что она его знала, не нашелся с ответом.

– Казио, как, по-твоему, ты оказался на улице? – мягко спросила герцогиня. – Как ты попал в грот в лабиринте?

Казио положил ладони на бедра.

– Ну, я… – уверенно начал он, затем замолчал и снова нахмурился. – Я…

– Ты сошел с ума? – поинтересовалась Энни. – Сколько ты выпил?

– Он не может вспомнить, моя голубка, – вмешалась Элионор. – Мужчины не могут. Это такие чары. Женщины помнят тайные проходы в стенах и могут ими пользоваться. Мужчину можно провести по нему, но он этого не запомнит. Через несколько мгновений бедняжка Казио даже не сможет сказать, о чем мы сейчас разговаривали. Как и все мужчины в этой комнате.

– Чепуха какая-то, – усомнился Казио.

– Что, дорогуша? – переспросила Элионор.

Казио заморгал, и у него сделался немного испуганный вид.

– Вот видишь?

– Но сефри был мужчиной. Я почти уверена.

– Мы в этом удостоверимся, – сказала Элионор. – Знаешь ли, есть способы. Но, полагаю, чары предназначались для людей. Возможно, они не действуют на сефри.

– Это все очень странно.

– Что, твоя мама не показывала тебе ходы в замке Эслен?

– Потайные?

– Да. Остра?

Энни повернулась к Остре, та смотрела в пол.

– Я слышала разговоры, – едва слышно ответила она. – И однажды побывала в таком коридоре.

– И ничего не сказала мне? – удивилась Энни.

– Меня попросили не говорить, – прошептала Остра.

– Значит, в замке Эслен тоже есть потайные ходы?

– Конечно, – подтвердила Элионор. – Он буквально пронизан ими.

– И дядя Роберт о них не знает, – задумчиво проговорила Энни. – Армия может захватить замок изнутри…

Элионор невесело улыбнулась.

– Думаю, у тебя возникнут определенные затруднения, если армия будет состоять из мужчин, – уточнила она.

– Я могу повести их, – заметила Энни.

– Возможно, – не стала спорить Элионор. – Разумеется, я расскажу тебе все, что о них знаю.

– А есть ли ходы, которые начинаются за чертой города?

– Да, – ответила Элионор. – Я знаю один такой. И еще несколько, которые выходят в город, в разных местах. Я моту рассказать тебе, где они находятся, может быть, даже нарисую карту, если меня не подведет память.

– Хорошо, – ответила Энни. – Это очень хорошо. Энни поняла, что она готова. Нет, она по-прежнему не знала, что будет делать, просто отступать ей было некуда.

Да, возможно, ей не помешали бы десять лет изучения военного искусства и методов создания армии, однако скоро ее мать выдадут замуж, и тогда придется сражаться не только с войсками Роберта, но еще и с Ханзой и церковью.

Да, Энни была готова, потому что у нее не было иного выбора.

 

ГЛАВА 11

ЗАВЕТ

Хотя она и была свинцовой, Стивен старался как можно осторожнее обращаться с рукописью, словно это был хрупкий младенец, из тех, что рождаются раньше срока.

– Ее почистили, – заметил он.

– Да. Ты узнаешь буквы?

Стивен кивнул.

– Я видел их всего на нескольких надгробных камнях, в Виргенье. Это были очень, очень старые могилы.

– Именно, – подтвердил фратекс. – Это древний виргенийский язык.

– Частью он. Но не весь документ. Вот эта буква и еще эта – обе из языка тиуда, однако написание адаптировано к каварумскому. – Он показал на квадрат с точкой в центре. – А здесь простейшая изменяющаяся форма из вителлианского, где данное сочетание букв произносится как «т» или «д» с придыханием, как в «таурн» или «дреод».

– Значит, мы имеем дело со смешением нескольких письменностей.

– Да. – Стивен кивнул. – Это… – Он замолчал, чувствуя, как кровь прилила к голове, а сердце принялось отбивать барабанную дробь.

– Брат Стивен, с тобой все в порядке? – спросил Эхан, с беспокойством глядя на него.

– Где вы его нашли? – слабым голосом поинтересовался Стивен.

– На самом деле его украли, – ответил фратекс. – Манускрипт находился в крипте в Тенистом Кайтборге. Мы воспользовались помощью человека, подготовленного в монастыре.

– Послушайте, вы меня совсем запутали, – вмешался Эхан, видимо пытаясь немного развеселить их. – Брат Стивен, может, ты скажешь нам, что у нас тут такое?

– Это завет, – ответил тот, все еще не веря самому себе. Рот фратекса приоткрылся от удивления, брат Эхан только озадаченно пожал плечами.

– Это очень древнее слово из виргенийского, которое больше не используется в королевском языке, – объяснил Стивен. – Оно означает своего рода письмо. Планируя восстание, рабы скаслоев передавали их друг другу. Они были зашифрованы, чтобы, если враги перехватят завет, его содержание осталось тайной.

– Если это шифр, как же ты сможешь его прочитать? – спросил Эхан.

– Шифр можно взломать, – ответил Стивен, все больше увлекаясь. – Но для этого мне понадобятся некоторые книги из скриптория.

– В твоем распоряжении все, чем мы располагаем, – проговорил фратекс. – Что тебе потребуется?

– Ну, так… – задумчиво протянул Стивен, – разумеется, «Тафлиукум эйнгадеикум», «Кайдекс компаракинум призмум», «Дейфтерис ветис» и «Рунабока синисте» – для начала.

– Как я и предполагал, – ответил фратекс. – Они упакованы и готовы отправиться в путь.

– Упакованы?

– Да. У нас мало времени, и ты не можешь здесь оставаться, – сказал фратекс. – Нам удалось отразить одно нападение гиероваси, но последуют и новые… Либо гиероваси, либо другие наши враги непременно явятся в монастырь. Мы оставались здесь только затем, чтобы дождаться тебя.

– Дождаться меня?

– Да. Мы знали, что тебе понадобится наша библиотека, но могли взять с собой только небольшую ее часть. Мы охраняли ее до твоего возвращения, потому что я не мог знать всего, что тебе потребуется.

– Но я ведь не единственный изучал языки…

– Ты лучший специалист из оставшихся в живых, – сказал фратекс. – И единственный, кто прошел по пути святого Декмануса. Впрочем, боюсь, это еще не все. Я не хочу, чтобы мои слова легли бременем на твою душу, но все прорицатели указывают на твою значимость в надвигающемся кризисе. Полагаю, дело в том, что ты нашел рог и разбудил Короля, хотя я не знаю, важен ли ты, потому что подул в рог, или ты подул в рог, потому что важен именно ты. Понимаешь? Мир теней всегда скрывает множество тайн.

– Но что я должен сделать?

– Собери книги и свитки, которые, по твоему мнению, могут тебе понадобиться, но не больше, чем удастся погрузить на одного мула и одну лошадь. И будь готов к утру отправиться в путь.

– Завтра? Но мне недостаточно времени. Мне нужно подумать! Неужели вы не понимаете? Если это завет, то, скорее всего, единственный сохранившийся.

Эхан откашлялся.

– Прошу прощения, но это не так. Мои знания, конечно, далеко не исчерпывающи – меня всегда больше интересовали свойства минералов, – но в ахвашезе Скефавнза я изучал письмо Джона Воттена, адресованное Сигторсу. Ведь это же и был ваш «завет», не так ли? Хотя слово это я слышу впервые.

– Да, если бы ты действительно видел письмо Воттена Сигторсу, – уточнил Стивен, – но это не так. Ты держал в руках копию данного текста, воссозданную Уисланом Фетманном четыре века назад. Он основывался на коротком обзоре его содержания, написанном одним из внучатых племянников Сигторса через шестьдесят лет после победы над скаслоями. Сигторс погиб в том сражении. Внучатый племянник получил записанные им сведения, расспрашивая оставшегося в живых сына Сигторса, Вингафта, которому было семь лет, когда его отец читал завет вслух своим соратникам, и шестьдесят семь, когда его попросили вспомнить, о чем там говорилось. Кроме того, имеется одна строчка, предположительно записанная Таниелем Фарре, доставившим завет. Но у нас нет оригинала, только копия из третьих рук, цитирующая Фарре в «Тафлес винкум маймум», через тысячу лет после его смерти. «Что бы ни произошло, ни один из моих внуков не увидит восхода солнца в рабстве. Если мы потерпим поражение, я собственными руками положу конец своему роду».

Эхан заморгал.

– Значит, это вовсе не то, что было написано на самом деле?

– Мы не можем знать наверняка, – ответил Стивен.

– Но ведь не вызывает сомнений, что Фетманна вдохновили на создание точной копии святые.

– Ну, это лишь одна из точек зрения, – сухо сказал Стивен. – В любом случае, он писал на среднеханзейском, а не в первоначальном зашифрованном виде, так что, навеян он божественным вдохновением или нет, этот «завет» не поможет нам разобраться в том, что у нас имеется. Кстати, есть еще несколько заветов, такого же сомнительного происхождения, как и тот, о котором ты вспомнил. По правде говоря, они довольно часто обнаруживаются в караванах сефри, готовых продать за хорошую цену как «оригиналы», написанные тарабарщиной, так и переводы.

– Хорошо, значит, наш завет был подделкой, местной достопримечательностью, не признанной церковью, – признал Эхан. – И что, неужели нет ни одного подлинного?

– Имеется два фрагмента, в каждом не более трех полных строк. Они похожи на оригиналы, но в библиотеке монастыря ни одного нет. Впрочем, предположительно они точно воспроизведены в «Касти нойбхи».

– У нас есть дувьенская копия этого труда, – сказал Пелл.

– Я надеялся на что-нибудь понадежнее, – вздохнул Стивен, – но, если ничего лучшего нет, придется взять это.

Неожиданно ему в голову пришла новая мысль, и он посмотрел фратексу в глаза.

– Подождите, вы сказали, что завет – если это действительно он – является ключом к местонахождению дневника Виргеньи Отважной. Как такое может быть, если дневник был спрятан через несколько веков после восстания?

– Ах, это, – проговорил фратекс и подал знак Эхану, который вытащил из-за своей скамьи том в кожаном переплете. – Это жизнеописание святого Анемлена. Находясь при дворе Черного Джестера, Анемлен услышал слух о брате Хороне, которому доверили хранение дневника. Предположительно Хорон побывал в королевстве за десять лет до того, как Джестер завоевал свой кровавый трон, и был советником при монархе, правившем в то время.

Книга некоторое время оставалась там. В одном абзаце Анемлен упоминает, что Хорон обнаружил в гробнице свиток, который ты сейчас держишь в руках. Не объясняя, что это такое, он утверждает, что там говорится о «крепости» в горе, в восемнадцати днях пути верхом к северу, и что гора эта называется Велноригануз.

Он отправился на ее поиски, видимо полагая, что самый священный из документов будет там в безопасности. И так и не вернулся. Как тебе известно, двор Черного Джестера находился там, где сейчас стоит город Вертен, хотя от прежней крепости почти ничего не осталось. Но когда церковь освободила тот район и освятила его, ее слуги собрали все записи, что удалось найти. Несущие в себе зло были уничтожены – по большей части. С остальных сделали копии.

А еще несколько отправили в скрипторий, поскольку никто не был уверен, что это такое. Этот свиток был среди них. Его привез мне брат Десмонд; благодарение святым, он не понял, что попало к нему в руки. Мы получили эту рукопись как раз перед твоим побегом. Если бы все сложилось так, как мы рассчитывали, ты бы изучил его несколько месяцев назад и в спокойной обстановке. К несчастью, вышло иначе.

– Да уж, к несчастью, – согласился с ним Стивен. Он выпрямился и положил руки на колени. – Братья, если у меня действительно так мало времени, мне стоит отправиться в скрипторий.

– Разумеется, – сказал фратекс, – а мы тем временем займемся прочими приготовлениями.

Смерть следовала за вурмом по пятам.

Усттиши называли сезон холодов зимой, и это было время года, когда крестьяне и жители деревень получали прорву свободного времени для размышлений, закрывшись в своих домах и дожидаясь появления земли, на которой можно будет снова выращивать еду. Эспер замечал, что, когда у людей появляется избыток времени на раздумья, результатом, как правило, становится чрезмерное количество слов, и Стивен был тому прекрасным примером.

Итак, усттиши называли зиму зимой, а еще ночью медведя, тусклым солнцем и тремя лунами смерти. Эспер не видел причин давать ей столько имен, но последнее казалось ему особенно невежественным. Зимой лес не умирал; он просто зализывал свои раны. Лечился. Собирал силы, чтобы пережить битву по имени весна.

Те из железных дубов, которых коснулся вурм, были молодой порослью еще во времена, когда скаслои правили миром. Они видели, как бесчисленные племена людей и сефри проходили под их ветвями и исчезали на просторах лет.

Им не суждено было увидеть новую весну. Из трещин в древней коре уже начал истекать дурнопахнущий сок, словно гной из раны. Яд вурма действовал на лес даже быстрее, чем на человека. Лишайники, папоротники, мох, украшавший деревья, уже почернели.

Эспер прикоснулся к футляру со стрелой, висящему у него на поясе. Она попала к нему из Каилло Валлаимо, храма, являющегося сердцем, центром и душой церкви. Лесничему сказали, что ею можно воспользоваться только дважды, и он уже прикончил с ее помощью уттина. Ему приказали убить Тернового короля.

Но не Терновый король уничтожает лес, который Эспер любил всей душой. Более того, хозяин слиндеров сражается за то, чтобы его спасти. Да, он убивает мужчин и женщин, но если сравнить их жизнь и жизнь железных дубов…

Эспер взглянул на Винну, однако та смотрела перед собой, стараясь не спускать глаз с тропы. Она многое в нем понимала, но этими мыслями он не мог с ней поделиться. Хотя она и чувствовала себя среди дикой природы намного спокойнее и увереннее многих, она пришла из мира теплых очагов, из мира домов за оградами, из мира людей. Она любила людей. Эспер и сам любил некоторых из них, но большинство оставляли его равнодушным. Они были для него тенями, а вот лес – вполне настоящим.

И если жизнь леса можно купить только ценой людских жизней…

И если бы это зависело от Эспера…

Ну, у него уже была возможность выстрелить, не так ли? Не делать этого Эспера убедили Лешья и сам Терновый король. Сколько жителей деревень погибло с тех пор, как он принял это решение?

Появился бы здесь вурм, если бы Терновый король погиб от его руки?

Разумеется, Белый не знал ответа и не мог узнать. Итак, если он снова увидит вурма, должен ли он потратить на него стрелу или нет?

«Да, клянусь Гримом», – подумал Эспер. Это чудовище убивает все, чего касается. А если этого мало, можно вспомнить, что им управляет Фенд. Лесничий застрелил бы его еще при первой встрече, будь у него время подумать.

Лошади ослабли и пошли медленнее, поэтому Эспер и Винна спешились и повели их за собой, стараясь не приближаться к отравленным участкам земли. Глаза Огра слезились, и Эспер переживал за старого друга, но не мог тратить на него лекарство, пока Винна в опасности. Ему оставалось только надеяться, что животные пострадали не от дыхания чудовища, что им досталась меньшая порция яда, с которой они справятся сами, лед привел их к провалу в склоне холма, и лесничий с некоторой долей удивления узнал это место.

– Когда-то здесь был реун Ройдхал, – сообщил он Винне.

– Я так и предположила, – ответила Винна.

Она была знакома с поселениями халафолков, поскольку уже побывала с Эспером в одном из них: в реуне Алут. Он был покинут. Как и все остальные.

– Это отсюда… отсюда родом Фенд?

Эспер покачал головой.

– Насколько мне известно, Фенд никогда не жил в реуне. Он был одним из странников.

– Вроде тех, что вырастили тебя?

– Да, – ответил Эспер.

Винна показала на открытый вход.

– Мне казалось, что халафолки лучше прячут свои жилища.

– Они и прячут. Этот реун был очень маленьким, но, похоже, вурм проделал дыру, достаточно большую для себя.

– Проделал дыру в скале? – удивилась Винна. Эспер потянулся и отломил кусок красноватого камня.

– Глинистый сланец, – сказал он. – Не слишком твердый. И все равно потребовалось бы много людей с кирками и лопатами и куча времени, чтобы настолько расширить проход.

Винна кивнула.

– И что теперь?

– Думаю, единственный способ проследить за ним – это войти внутрь, – сказал Эспер и начал снимать с Огра седло. – У нас еще осталось масло?

Они снова оставили лошадей и начали осторожно спускаться по осыпающемуся склону. Обломки под ногами остались, вероятно, после того, как тут проделал себе проход вурм.

Пламя факела колыхнулось под дуновением ветра, и Эспер сумел разглядеть что они спускаются в большой провал. Даже под землей идти по следу вурма было совсем не трудно. Вскоре они вышли из сланцевого прохода в уходящий вниз тоннель из древнего, более твердого камня, но чудовище, протаскивая вперед брюхо, подмяло под себя сталагмиты, а там, где его спина коснулась низко нависшего потолка, сбило и свисающие с него сталактиты.

В реуне царила тишина, если не считать шороха их шагов и дыхания. Эспер остановился, пытаясь отыскать какие-нибудь признаки того, что Фенд спускался здесь на землю. Скорее всего так и было, но все следы, не стертые вурмом, терялись среди отпечатков ног сотен слиндеров.

Они продолжили идти дальше и вскоре услышали приглушенные каменными стенами голоса. Чуть впереди Эспер заметил, что тоннель выходит в более широкую полость.

– Осторожно, – прошептал лесничий.

– Шум, – проговорила Винна. – Наверное, это слиндеры.

– Да.

– А что, если они заодно с вурмом?

– Не заодно, – сказал Эспер и неожиданно поскользнулся.

– Ты уверен?

– Вполне, – мягко ответил он. – Осторожнее ставь ноги.

Впрочем, он мог бы этого и не говорить. Последние несколько ярдов тоннеля были покрыты кровью и внутренностями людей. Выглядело так, будто около пятидесяти тел растолкли в ступке, а потом размазали по полу, точно масло по куску хлеба. Тут и там взгляд натыкался на глаз, руку или ногу.

Пахло здесь омерзительно.

– О святые, – выдохнула Винна, когда поняла, что это такое.

Она сложилась пополам, и ее вырвало. Эспер ее не винил, у него самого желудок завязался узлом, а ему довелось многое повидать за свою жизнь. Он опустился на колени рядом с Винной и положил ей руку на спину.

– Осторожно, милая, – попросил он. – А то меня сейчас тоже затошнит.

Она грустно рассмеялась, быстро глянула на него и вернулась к прерванному занятию.

– Извини, – с трудом выговорила она наконец. – Теперь, наверное, вся пещера знает, что мы здесь.

– Не думаю, что это кого-нибудь волнует, – успокоил ее Эспер.

Дверь в скрипторий была такой низкой, что вынуждала входящего ползти, дабы «приближаться к знанию на коленях». Но даже выпрямившись, Стивен почувствовал себя маленьким и незначительным, когда его глазам предстали чудеса скриптория.

Стивен родился в небедной семье. Когда-то он имел обыкновение заявлять при знакомстве, что происходит «из Дариджей с мыса Чэвел». Поместье его отца было довольно старым, находилось на омываемых бушующим морем утесах над заливом Круглый Омут и было построено из того же темно-желтого камня. Самые старые помещения являлись частью крепости, хотя от первоначальных ее стен осталось совсем немного. В главном здании насчитывалось пятнадцать комнат, к нему примыкали несколько домиков поменьше, сараи и хозяйственные пристройки. Семья Дариджей выращивала лошадей, но главный доход приносили принадлежащие им пахотные земли, побережье и лодки.

Скрипторий его отца считался очень неплохим для частной коллекции. Он насчитывал девять книг, каждую из которых Стивен знал наизусть. Верхний Моррис, расположенный в лиге от их владений, самый большой город в округе, мог похвастаться пятнадцатью книгами, но тамошний скрипторий принадлежал церкви.

Колледж Рейли, крупнейшее учебное заведение в Виргенье, владел пятьюдесятью восемью свитками, табличками и переплетенными книгами.

Сейчас же Стивен стоял в круглой башне, где хранились тысячи книг. Библиотека поднималась на четыре этажа, лишь с узкими проходами на каждом. Их соединяли лестницы, а книги спускали вниз и поднимали наверх при помощи корзин, веревок и лебедок.

С тех пор как Стивен побывал здесь в прошлый раз, все разительно изменилось. Тогда тут суетились братья: переписывали, читали, изучали книги, составляли аннотации. Сейчас же он заметил лишь одинокого монаха, который очень быстро и аккуратно укладывал свитки в промасленные кожаные футляры. Он помахал Стивену рукой и тут же вернулся к своему занятию. Впрочем, Стивен его не узнал.

Довольно скоро его естественное благоговение померкло перед необходимостью действовать. С чего начать? Стивен был в замешательстве.

Очевидно, с «Касти нойбхи». Он нашел фолиант на втором этаже, прислонился к поручню и принялся перелистывать плотные льняные страницы. Стивену почти сразу удалось найти фрагменты завета, записанные, как предполагалось, в первоначальном зашифрованном виде. Он сразу заметил, что символы, как он и думал, взяты главным образом из старовиргенийского с вкраплениями языка тиуда и раннего вителлианского. Иными словами, его догадка подтвердилась, но не более того.

Кивнув себе, Стивен перешел в другой отдел и выбрал свиток, содержащий надгробные надписи и эпитафии Виргеньи. Сам свиток оказался достаточно новым, но копировал надписи с камней возрастом до двух тысяч лет.

В основе шифра завета наверняка лежал один из языков, на котором разговаривали во времена восстания. Основными тогда были: древний вителлианский, тиуда, старокаварумский и старовиргенийский. От этих четырех языков произошло большинство современных наречий.

Однако были и другие, разного происхождения, в большинстве – из дальних земель. Скаслои правили заморскими странами, и их рабы разговаривали на языках, не имевших ничего общего с диалектами Кротении. Но вряд ли они были как-то связаны с местным восстанием. Кроме того, имелся жаргон рабов, о котором позднейшие ученые почти ничего не знают. Впрочем, Стивен сомневался, что предки стали бы использовать его в качестве шифра, поскольку к нему приложили руку сами скаслои.

Еще оставались такие языки, как йежик, вилатаутан и йаохан. Йежик и вилатаутан стали прародителями диалектов, на которых теперь разговаривают в Вестране, а также в горах Иутин и Бейргс, а несколько племен, вроде того, откуда родом Эхок, используют языки йаохан.

Стивен запнулся. Эхок.

Со вспышкой чувства вины он сообразил, что совсем забыл о нем. Что случилось с юношей? Вот он держит его за руку, а в следующее мгновение…

Надо попросить фратекса узнать у слиндеров. Это все, что он может сделать. Уже давно следовало этим заняться, но столько всего нужно было успеть, а времени так мало…

Вот именно.

Чем менее распространен язык, тем больше он подходит для основы шифра. Значит, требуются все словари, какие только удастся найти, всех языков-прародителей. А если учесть, что предполагаемая цель поисков расположена в Бейргсе, то языки, родственные вилатаутанскому, тоже могут оказаться полезными…

Стивен тут же принялся искать нужные тома. Когда он спустил их в корзине на пол, ему в голову пришла другая, еще более занимательная мысль, и он бросился к географическим картам. Горы Бейргс оказались действительно необъятными. Даже после того, как он переведет завет (если вообще переведет), еще нужно будет найти самый короткий путь к горе Велноригануз, иначе все его усилия пойдут прахом.

Стивен не знал, сколько прошло часов, пока его не нашел Эхан, но стеклянный купол у него над головой давно потемнел, и работать уже приходилось при свете лампы за одним из больших деревянных столов на первом этаже.

– Вот-вот наступит новый день, – сообщил Эхан. – Тебе разве не нужен сон?

– У меня нет на него времени, – ответил Стивен. – Если я действительно должен покинуть д'Эф с восходом…

– Возможно, даже раньше, – сказал Эхан. – Что-то происходит внизу, в реуне. Мы наблюдаем, но все равно не знаем, что это. Чем ты занимаешься?

– Пытаюсь отыскать нашу гору, – ответил Стивен.

– Не думал, что это настолько просто, чтобы найти ее на карте, – удивился Эхан.

Стивен устало покачал головой и улыбнулся. Он вдруг понял, что, несмотря ни на что, счастлив, как не бывал уже давно, и жалеет, что скоро этому счастью придет конец.

– Нет – сказал он и ткнул пальцем в подробную современную карту, на которой были изображены Средние земли и Бейргс.

– Я прикинул, как далеко от Вертена может отъехать человек за восемнадцать дней, – проговорил он. – Фратекс прав: Бейргс – единственные горы, в которых может оказаться наша «крепость». Но, как ты верно заметил, если там и есть такая гора, как Велноригануз, здесь она не отмечена.

– Может быть, со временем название изменилось, – предположил Эхан.

– Конечно изменилось, – ответил Стивен и понял, что его слова прозвучали слегка напыщенно. – Я имел в виду вот что, – пояснил он, – «Велноригануз» – слово вадхианского языка, на котором разговаривали в королевстве Черного Джестера. Оно означает «Королева-предательница». На вадхианском больше никто не разговаривает, поэтому название наверняка исказилось.

– Но это всего лишь название, совсем не нужно знать его значение, когда его повторяешь или учишь ему своих детей. Почему оно должно меняться? Ну, я бы понял, если бы гору переименовали…

– Я приведу тебе пример, – сказал Стивен. – Гегемония построила мост через реку в Королевском лесу и назвала его Понтро Ольтиумо, что значит «самый дальний мост», потому что тогда он находился в пограничье, дальше прочих от з'Ирбины. Через некоторое время имя перешло на саму реку, только его сократили до Ольтиумо. Когда там появились новые поселенцы, говорившие на древнем усттише, они стали называть ее Альд Тиуб, «старый вор», потому что «Ольтиумо» звучало похоже, а виргенийские поселенцы, в свою очередь, перевели это название как Совиная Могила, и так осталось и до наших дней. Поэтому Велноригануз мог легко превратиться в… ну, скажем, Фелл Норрик или что-нибудь вроде того. Только я не смог найти на карте ничего похожего на простейшее искажение.

– Понятно, – озадаченно протянул Эхан.

– После этого я подумал, что, возможно, гора все еще носит прежнее название, Королева-предательница, только на языке, котором сейчас говорят в тех краях; иногда такое случается, хотя это довольно странное имя для горы.

– Нисколько, – проговорил Эхан. – На севере мы часто именуем горы Королями или Королевами, а та, что отняла жизни у многих путников, вполне может называться «предательницей». А на каком языке говорят в Бейргсе?

– На диалектах, родственных ханзейскому, алманнийскому и вилатаутанскому. Но, что еще больше осложняет задачу, эта карта основывается на другой, составленной во время лирского правления.

– Иными словами, ты завяз по уши.

Стивен хитро улыбнулся.

– Понятно, значит, уже выбрался, – нетерпеливо исправился Эхан.

– Ну, мне пришло в голову, что в Бейргсе никогда не говорили на вадхианском языке, так что название горы должно являться вадхианской интерпретацией вилатаутанского слова, – продолжил Стивен. – Тогда я взял словарь таутского и начал сравнивать. В таком случае Велноригануз может быть ошибочным переводом «велнойраганас», что на древнем вилатаутанском означает что-то вроде «ведьмин рог».

– А в Бейргсе есть Ведьмин Рог?

Стивен ткнул пальцем в карту рядом с изображением горы довольно странной формы, немного похожей на коровий рог. А рядом с ней крошечными буквами на лирском языке было написано «Эслиф вендве».

– Ведьмина гора, – перевел он для Эхана.

– Ну, это было легко, – решил Эхан.

– И вполне может оказаться ошибкой, – заметил Стивен. – Но пока я не переведу завет, лучших догадок, скорее всего, не будет. Думаю, я могу начать с этого.

Где-то вдалеке пропела труба.

– Тебе придется заканчивать уже в седле, – поспешно проговорил Эхан. – Это сигнал тревоги. Идем, быстрее.

Он подал знак, и к ним подбежали два монаха. Они сложили отобранные Стивеном рукописи и свитки в защищенные от непогоды сумки, а затем, сгорбившись, покинули скрипторий. Стивен успел схватить по дороге несколько томов, но даже оглянуться в последний раз у него времени не было.

Снаружи их ждали три лошади. Животные нервно переступали ногами и закатывали глаза, пока монахи грузили на них драгоценные книги. Стивен прислушался, пытаясь понять, что их так испугало, но сначала даже его благословенный святым слух не помог получить ответ на этот вопрос.

В долине под холодным ясным небом царила тишина. Огромные звезды сияли так ярко, что казались ненастоящими, как те, что видишь во сне, и на мгновение Стивен подумал, не спит ли он на самом деле или, может быть, уже умер. Кое-кто утверждал, что призраки – это заблудившиеся духи, которые не приняли свою судьбу и пытаются и дальше жить в знакомом им мире.

Возможно, все его спутники тоже мертвы. Энни и ее армия теней будут бессильно штурмовать стены Эслена, в то время как их защитники почувствуют лишь смутный холодок. Эспер отправится сражаться за свой любимый лес, превратившись в призрак, гораздо более пугающий, чем сам Грим Неистовый. А Стивен будет продолжать гоняться за тайнами по завету мертвого фратекса и мертвого Эхана.

Интересно, а когда он умер? В Крубх Крукхе? Или в Кал Азроте? И то и другое казалось ему равно вероятным.

И тут Стивен услышал шум огромных легких, что звучал ниже самой низкой ноты басового кроза. Выдыхаемый воздух стонал, перекрывая пение скал и камней, сначала его скрывавшее. А теперь Стивен скорее почувствовал, чем услышал, как скрипит песок на камнях и ломаются ветки, как по земле ползет что-то громадное…

Труба смолкла.

– Что это? – выдохнул Стивен.

Эхан стоял в нескольких шагах от него и о чем-то торопливо шептался с другим монахом, седовласым мужчиной, которого Стивен никогда раньше не видел. Они быстро обнялись, и собеседник Эхана поспешил прочь.

– Идем, – позвал его Эхан. – Если это то, что мы думаем у нас уже почти не осталось времени. В дальнем конце долины нас ждут несколько человек – следят за тем, чтобы наш путь по-прежнему был свободен.

– А как же фратекс?

– Кто-то должен побыть приманкой и ненадолго тут задержаться.

– О чем ты?

Он вспомнил, как Эхан о чем-то шепотом разговаривал с седовласым; он не обращал на них внимания, но его уши должны были их услышать.

Теперь он понял.

– Вурм? – вскрикнул он.

В голове у Стивена вспыхнули образы: с гобеленов, иллюстраций, детских сказок и древних легенд. Он уставился на склон холма.

В тусклом свете звезд он увидел, как шевелятся деревья вдоль длинной извивающейся ленты. Насколько же длинная эта тварь? Сто королевских ярдов?

– Фратекс не может остаться и сражаться с этим, – сказал Стивен.

– Он будет не один, – заверил его Эхан. – Кто-то должен задержать его здесь, чтобы он поверил, что его добыча все еще в д'Эфе.

– Добыча?

– Тот, за кем он охотится, – пояснил Эхан, уже не пытаясь скрыть раздражение. – Ты.

 

ГЛАВА 12

СЕРДЦА И МЕЧИ

– Огонь – это восхитительно, со счастливой улыбкой на лице сказал Казио на родном языке. Иначе бы он и сам не понял, что говорит. – Женщина – это восхитительно. Меч – это восхитительно.

Он лежал, уютно устроившись на бархатном диване рядом с огромным очагом в большой гостиной Гленчеста, левая половина его тела поджаривалась, а правая, утопающая в мягких подушках, наслаждалась приятным теплом. Если бы очаг не был растоплен, взрослый мужчина легко мог бы в него войти и выпрямиться в полный рост – вот какой большой он был, гигантская долька апельсина, ущербная луна на горизонте, перевернутая улыбка Остры.

Казио лениво потянулся к бутылке вина, дару герцогини. На самом деле это было не вино, а горький зеленоватый напиток, гораздо более жгучий, чем кровь святого Пако. Сначала он не понравился Казио, но тепло и это зелье сделали его тело похожим на шкуру из мягкого меха, а мысли приятно размягчились.

Эсверинна Таурочи дачи Калаваи… Она была высокой, почти как Казио, с длинными, неуклюжими руками и ногами. Глаза цвета меда с орехами и длинные-длинные волосы, черные у корней и светлеющие к кончикам до оттенка ее глаз. Он помнил, что она немного сутулилась, словно стеснялась своего роста. Когда он ее обнимал, он чувствовал ее всю, вытягивался вдоль нее и мог стоять так бесконечно.

Она была красивой, но не осознавала этого; страстной, но невинной в своих желаниях. Им обоим едва исполнилось тринадцать; ее уже просватали за аристократа из Эскуавина, намного старше ее. Казио помнил, что хотел вызвать его на дуэль, но Эсверинна остановила его, сказав: «Ты никогда не будешь любить меня по-настоящему. Он меня тоже не любит, но может полюбить».

Майо Дечиочи д'Авелла был дальним родичем меддиссо Авеллы, родного города Казио. Как и большинство молодых людей из состоятельных семей, живших здесь, он изучал фехтование у местро Эстенио. Казио поссорился с ним во время игры в кости. Они тут же обнажили клинки. Казио помнил, как удивился, увидев страх в глазах Майо. Сам он испытывал лишь возбуждение.

Дуэль состояла ровно из трех приемов: неубедительный ложный выпад Майо, перешедший в атаку сефт, направленную в бедро Казио, и его ответный укол призмо, заставивший Майо в панике отскочить за пределы досягаемости. Казио снова атаковал. Майо отчаянно защищался, но сам не отвечал. Тогда Казио в точности повторил предыдущую атаку, и снова Майо парировал его удар, но не ответил, очевидно радуясь уже тому, что ему удалось избежать укола. Казио, не теряя времени, снова пошел в наступление и ранил его в плечо.

Ему тогда было двенадцать, Майо – тринадцать. И Казио впервые почувствовал, как его клинок пронзил плоть человека.

Марисола Серечии да Цереса… Роскошные обсидиановые волосы, лицо ребенка, сердце волчицы. Она знала, чего хочет, а хотела она смотреть, как Казио сражается за нее, а затем отобрать у него остатки сил на шелковых простынях своей постели. Она лизала, кусалась и кричала и обращалась с его телом так, словно оно было редкостным лакомством, которым она не в силах насытиться. Она едва доставала ему до груди, но тремя прикосновениями могла полностью лишить воли. Ей было восемнадцать, ему шестнадцать. Он часто гадал, не ведьма ли она и уверился в этом, когда она его прогнала. Он не мог поверить, что она его не любит, а много лет спустя один из приятелей рассказал ему, что ее отец пригрозил нанять убийц, если она не порвет с Казио и не выйдет замуж за выбранного им жениха. Казио так и не удалось спросить у нее, правда ли это. Марисола умерла родами через год после свадьбы.

Сент Абуло Серечии да Цереса, старший брат Марисолы, жил в их родном городе Цереса, изучая письмо и владение шпагой у местро своего двоюродного деда. Узнав об отношениях Казио с сестрой, он мельком обронил оскорбительное замечание в адрес юноши в таверне «Тауро эт Пурка», не сомневаясь, что ему передадут. Они договорились встретиться в яблоневой роще за городом, с секундантами и толпой восхищенных зрителей. Сент Абуло был невысок, как и сестра, но невероятно быстр и к тому же следовал устаревшей традиции использования мано нертро, кинжала для левой руки. Поединок закончился, когда Сент Абуло неправильно рассчитал ответный удар; он ранил Казио в бедро, а Казио проколол его ухо. Обоим было ясно, что столь же легко Казио мог проткнуть его глаз. Сент Абуло признал свое поражение, но его секундант не был согласен с таким исходом и продолжил поединок с секундантом Казио. Вскоре зрители тоже разбились на пары и устроили собственные дуэли. А Казио и Сент Абуло отошли в сторонку, чтобы понаблюдать за схватками, перевязать раны и выпить несколько бутылок вина.

Сент Абуло признался, что добродетель сестры его не слишком волнует, что это отец заставил его вызвать Казио на дуэль. Они с Казио пожали друг другу руки и расстались друзьями, каковыми и оставались, пока Сент Абуло не умер от ран, полученных во время поединка с человеком, чей ребенок убил его сестру. Хотя поединок закончился победой Сент Абуло.

Найва дазо триво Абринассо… Дочь герцога Салальфо А6ринского и куртизанки из далекой Хорсу. Найва унаследовала черные миндалевидные глаза матери. Она и пахла миндалем, мёдом и апельсинами. Ее мать лишилась благосклонности двора герцога, когда он умер, но он подарил ей триву около Авеллы. Казио впервые встретился с Найвой на винограднике, где она давила виноград голыми ногами. Она была утонченной и пресыщенной и считала, что ее сослали на самый край света. Казио казалось, он не вполне соответствует ее ожиданиям, и она мирится с ним лишь за неимением лучшего. Он помнил ее бедра в солнечном сиянии, горячие под его рукой, и вздох, похожий на смех. Однажды, не сказав ни слова, она исчезла. Ходили слухи, что она вернулась в Абринию и стала куртизанкой, как и ее мать.

Ларш Пейкасса дачи Саллатотти. Первый мужчина, сказавший, что Найва немногим лучше породистой шлюхи. Казио блокировал его клинок и проткнул ему левое легкое с такой силой, что Каспатор показался у него из спины. Ларш был первым человеком, которого Казио собирался убить. Он потерпел неудачу, но Ларш навсегда остался искалеченным и ходил, опираясь на костыли.

Остра. У нее такая бледная кожа, что кажется белой даже в свете огня. Янтарные волосы, пребывающие в очаровательном беспорядке, щеки, вспыхнувшие румянцем, розовым, словно рассветная лилия… Она больше боялась сплетения их пальцев, чем поцелуя, словно прикосновение рук – это объятие, опасное для ее сердца.

Она была неловкой и восторженной, испуганной и виноватой. Она была счастлива, но, как и всегда, немного грустила, не в силах забыть, что счастье не бесконечно.

Любовь – странная и опасная вещь. После Найвы Казио казалось, что он сможет ее избегать. Ухаживать приятно, предаваться радостям плоти – приятно вдвойне, но любовь… Бессмысленная иллюзия.

Может быть, он все еще в это верит, точнее, не он, а некая часть его души верит. Но если так, тогда почему же ему так хочется взять Остру за руку и держать ее до тех пор, пока она не расстанется со своими страхами, сомнениями и недоверием и не поймет, что он действительно заботится о ней?

Акредо. Разумеется, это не настоящее его имя; это слово означает просто «острый». Первый фехтовальщик, который за долгое-долгое время оказался для Казио настоящим соперником.

Герцогиня и еще кто-то играли в карты в другом конце комнаты но их голоса звучали, точно щебет птиц, мелодичный и непонятный. Поэтому Казио не сразу сообразил, что кто-то стоит совсем рядом, а музыкальный шум, звучащий громче остальных, – это обращенные к нему слова.

Он поднял голову и увидел сэра Нейла. Казио ухмыльнулся и отсалютовал ему бутылкой.

– Как твоя нога? – спросил Нейл.

– Не могу сказать, чтобы сейчас она болела, – радостно сообщил Казио.

– Я не вполне понял.

– Понимаешь ли, герцогиня приказала, чтобы она не болела, – пояснил Казио и рассмеялся собственной шутке.

Как ни странно, Нейла это не позабавило.

– Что такое? – спросил Казио.

– Я исключительно ценю твою храбрость и мастерство владения шпагой… – начал Нейл.

– И правильно, – одобрил Казио.

Нейл запнулся, затем кивнул, скорее себе, чем Казио, и продолжал:

– Мой долг состоит в том, чтобы защищать Энни. Защищать ее от всевозможных опасностей.

– Ну, в таком случае ты должен был сражаться с Акредо, а не я. Дело в этом?

– Да, это должен был быть я, – ровно подтвердил Нейл, – но я был занят, обсуждая с герцогиней ее армию и на что еще мы можем рассчитывать. К сожалению, я не мог находиться сразу в двух местах. Кроме того, когда на Энни напали, мне не подобало быть в ее комнате.

– С ней в комнате никого не было, – сказал Казио. – Вот почему ее едва не убили. Может быть, кому-нибудь следует оставаться с ней, подобает это или нет?

– Ты не был с ней?

– Нет, разумеется. Почему, ты думаешь, я оказался там нагишом?

– Именно этот вопрос меня и интересует. Тебя поселили в другой части поместья.

– Так, – подтвердил Казио. – Но я был с Остр… – Он осекся. – Это совершенно не твое дело.

– Остра? – прошипел Нейл, понижая голос. – Но она как раз должна была находиться вместе с Энни.

Казио оперся на локоть и посмотрел рыцарю в глаза.

– Да что ты говоришь? Ты бы предпочел, чтобы погибли обе? Акредо убил стражников. Если бы меня не оказалось рядом, как ты думаешь, чем бы все это закончилось?

– Я знаю, – признал Нейл, потирая лоб. – В мои намерения не входило тебя оскорбить, только понять, почему… что произошло.

– Теперь тебе все известно.

– Известно. – Рыцарь замолчал, и его лицо забавно вытянулось. – Казио, очень трудно защитить того, кого любишь. Ты понимаешь?

Казио внезапно представилось, как он держит клинок у горла рыцаря.

– Очень хорошо понимаю, – ровным голосом подтвердил он.

Он хотел продолжить, но что-то в глазах Нейла заставило его замолчать. Поэтому он просто предложил:

– Не выпьешь со мной?

Нейл покачал головой.

– Нет, у меня еще много дел. Но все равно спасибо тебе. Он оставил Казио, который погрузился во все более яркие воспоминания, фантазии и, вскоре после этого, сон.

Когда Нейл покинул Казио, у него было ощущение, будто он в чем-то испачкался. С самого первого дня их знакомства он подозревал, что вителлианца и Энни связывают определенные отношения; он помнил о репутации Энни. Мать отослала ее в монастырь в Вителлио, потому что ее застали с Родериком Данмрог-ским при весьма деликатных обстоятельствах.

Поэтому его не удивило бы, если бы он узнал, что за время долгого совместного путешествия между принцессой и фехтовальщиком что-то произошло. Впрочем, Нейл не мог осуждать за это Казио; он и сам вступил в неподобающие отношения с принцессой, а по происхождению вителлианец стоял выше него.

Но он должен был спросить, разве нет?

Однако Нейлу совсем не нравилась эта роль. Ему не пристало спрашивать взрослых людей об их намерениях, беспокоиться о том, кто с кем ложится в постель. Такие вопросы его совсем не интересовали. Из-за этого он чувствовал себя старым, словно чей-то отец. На деле они с Казио почти ровесники, да и Энни не многим младше.

Он вспомнил, как Эррен, телохранительница королевы, предупреждала его, что он не должен любить Мюриель, что его любовь будет стоить ей жизни. Разумеется, Эррен была права, но ошиблась с женщиной. Он полюбил Фастию, и Фастия умерла.

Неожиданно Нейл почувствовал, как сильно ему не хватает Эррен; он не слишком хорошо ее знал, и все их разговоры сводились к тому, что она ставила его на место, но Энни нуждалась в человеке вроде Эррен, в смертельно опасной, умелой женщине. В той, что сможет защитить ее кинжалом и мудрым советом.

Но Эррен умерла, защищая свою королеву, и занять ее место было некому.

Нейл отправился посмотреть, как там Энни. Герцогиня перевела ее в другую комнату, и, хотя Нейл не мог вспомнить, чем это объяснялось, он не сомневался, что там она будет в большей безопасности.

Он обнаружил, что Энни уже спит, а Остра сидит рядом с ней. Фрейлина выглядела так, словно только что плакала, а увидев его, отчаянно покраснела.

Нейл вошел в спальню и, стараясь по возможности не шуметь, направился в дальнюю часть комнаты. Остра встала и последовала за ним.

– Энни спит?

– Да. Настойка, которую ей дала герцогиня, похоже, помогла.

– Хорошо.

Остра прикусила губу.

– Сэр Нейл, я бы хотела с вами поговорить, если вы не возражаете. Мне нужно кое в чем признаться. Вы меня выслушаете?

– Я не сакритор, леди Остра, – сказал он.

– Разумеется, мне это известно. Вы наш страж. Боюсь, я оставила свою госпожу одну, когда она больше всего во мне нуждалась.

– Правда? Вы думаете, что могли бы остановить убийцу? Вы обладаете возможностями, о которых мне неизвестно?

– У меня есть нож.

– Убийца расправился с двумя стражниками, вооруженными мечами. Не могу себе представить, что вы сумели бы сделать больше, чем они.

– Однако я могла попытаться.

– К счастью, этого не произошло. Меня тоже там не было, Остра. Нам очень повезло, что Казио случайно оказался рядом.

Остра замешкалась.

– Он… оказался там… не случайно.

– Вне всякого сомнения, его направили святые, – мягко сказал Нейл. – Это все, что мне нужно знать.

По щеке Остры скатилась слезинка.

– Это невыносимо, – проговорила она. – Невыносимо.

Нейл решил, что она сейчас расплачется, но девушка вытерла глаза рукавом.

– Так ведь не должно быть, верно? – сказала она. – Теперь я всегда буду с ней рядом, поверьте мне, сэр рыцарь. Больше ничто не отвлечет меня. И я не буду спать, когда она спит. Если единственное, что я смогу сделать, это закричать перед смертью, по крайней мере, я не умру, считая себя совершенно бесполезной.

– Сильно сказано, – улыбнувшись, проговорил Нейл.

– Я не сильна, возразила Остра. – Я вообще ничего особенного собой не представляю, просто служанка, и только. Я не могу похвастаться благородным происхождением, у меня нет родителей, ничего, кроме привязанности Энни. Я забыла о своем месте. Но больше это не повторится.

Нейл положил руку ей на плечо.

– Не нужно стыдиться своего происхождения, – сказал оН – Мои отец и мать владели участком земли, не более. В моих жилах тоже не течет благородная кровь, но мои родители были хорошими и честными людьми. Никто не может желать большего. И никто, вне зависимости от своего происхождения, не может мечтать о большем, чем верный друг, который его любит. Вы очень сильная. Я вижу это. Вы замечательная, Остра. Сильный ветер и дождь подтачивают даже камень, а вам пришлось пережить не одну бурю. Однако вы здесь, с нами, измученная, но готовая сражаться за то, что любите. Не стоит размениваться на пустяки. Самое постыдное – поддаться отчаянию. Уж я-то хорошо знаю это.

Остра едва заметно улыбнулась. Слезы снова катились по ее щекам, но лицо оставалось спокойным.

– Полагаю, что знаете, сэр Нейл, – сказала она. – Спасибо вам за ваши добрые слова.

Он легонько сжал ее плечо и убрал руку, снова почувствовав себя стариком.

– Я останусь за дверью, – сказал он. – И сразу приду, если вы позовете.

– Спасибо, сэр Нейл.

– И вам, миледи. Прошу вас, забудьте на время о своей клятве и поспите. Обещаю вам, я буду бодрствовать.

Энни проснулась от сна, непонятного и пугающего. Она лежала, тяжело дыша и глядя в потолок, пытаясь убедить себя, что кошмары, которых она не может вспомнить, не такие уж и жуткие по сравнению с прошлыми.

Окончательно проснувшись, она огляделась по сторонам и обнаружила, что находится в довольно большой, необычной формы комнате, которую они с сестрами прозвали Пещерой, потому в ней не было окон. Энни никогда не спала в ней, но они все здесь играли, когда она была совсем маленькой, представляя себе, что это логово скаоса, где можно отыскать сокровище, но только страшно рискуя жизнью.

Очевидно, тетя переселила ее сюда, потому что здесь ей можно не опасаться очередного покушения. Тут, наверное, нет потайных ходов, по которым в комнату может проникнуть смерть.

Остра лежала на диване, стоящем неподалеку, повернув голову и приоткрыв рот, и ее дыхание удивительным образом успокаивало Энни. Кое-где мерцали свечи, а в очаге догорал огонь.

Энни с удивлением заметила, что в комнате очень много кроватей и диванов. Немного подумав, она решила, что, пожалуй, не хочет знать, как Элионор развлекается в комнате без окон.

– Как ты себя чувствуешь, птичка моя? – спросил едва слышный голос.

Энни подпрыгнула от неожиданности, повернула голову и села на кровати. Неподалеку на табуретке расположилась Элионор и рассматривала карты, лежащие на маленьком столике пред ней.

– Рука болит, – пожаловалась Энни.

Рука действительно болела, пульсировала в такт биению ее сердца, несмотря на тугую повязку.

– Я попрошу Эльсиена ее осмотреть, чуть позже. Он заверил меня, что, когда рана заживет, ты вообще забудешь о ней. В отличие от ужасного шрама на ноге. Как ты его получила?

– Стрела. В Данмроге, – ответила Энни.

– Да, приключений на твою долю выпало немало, верно?

Энни слабо рассмеялась.

– Достаточно, чтобы понять: приключения – это выдумка.

Элионор загадочно улыбнулась и взяла новую карту.

– Конечно нет, голубушка. Так же, как существуют стихи, эпосы и трагедии. Просто в жизни их не бывает. В жизни бывают ужас, трудности и секс. Только когда кто-то начинает все это пересказывать, получается приключение.

– Именно это я и хотела сказать, – согласилась Энни. – Не думаю, что я когда-нибудь смогу читать подобные россказни.

– Может быть, – ответила Элионор. – Но как бы ни распорядилась судьба завтра, сомневаюсь, что у тебя в ближайшее время будет такая возможность. Я лишь надеюсь, дорогая, что в конце концов твоя жизнь станет скучной и тебе захочется вернуться к этим историям.

– Да, я тоже на это надеюсь, тетя Элионор, – улыбнувшись, проговорила Энни. – Итак, расскажи мне, что еще ужасного произошло, пока я спала?

– Ужасного? Нет. Твой юный рыцарь имел несколько вопросов к твоему юному фехтовальщику касательно его дуэльного костюма.

– Думаю, Казио был в соседней комнате с Острой, – пробормотала Энни, тревожно покосившись на подругу, но та продолжала дышать ровно.

– Я тоже так думаю, – согласилась Элионор. – Это тебя беспокоит?

Энни склонила голову набок и задумалась на мгновение.

– Нисколько, – ответила она. – Остра может им располагать.

– Правда? – проговорила Элионор, и в ее голосе прозвучала странная интонация. – Как щедро с твоей стороны.

Энни наградила тетушку взглядом, надеясь, что он положит конец этому разговору, потому что на деле такой поворот событий ее совсем не обрадовал. То, что Остра и Казио были обнажены и почти наверняка занимались этим за стеной ее комнаты, казалось ей… ну, скажем, неуважительным.

С другой стороны, Казио очень кстати оказался рядом. Снова. Да и вообще, ей было приятно думать, что есть человек, готовый броситься на ее защиту обнаженным, в особенности когда его сердце занято мыслями о другой. Она недооценила Казио, когда они впервые встретились; решила, что он хвастун, забияка и неисправимый бабник, готовый кокетничать направо и налево. Последнее оказалось правдой, и Энни беспокоилась за Остру, ведь Казио наверняка не отличается постоянством.

Но он был для них таким надежным защитником, и она начала думать, что он не так уж легкомысленно относится к сердечным вопросам, как она полагала. Если бы она поняла это когда они только встретились…

Неожиданно Энни заметила, что Элионор изучающе смотрит на нее, забыв о своих картах. Тетя улыбнулась шире.

– Что? – спросила Энни.

– Ничего, милая. – Элионор снова взглянула на карты. – В любом случае, Остра очень расстроена. Она просидела всю ночь, охраняя тебя, и согласилась лечь, только когда я пришла. Сэр Нейл стоит за дверью.

– Ты мне расскажешь, что произошло между ним и Фастией? – спросила Энни.

Элионор едва заметно покачала головой.

– Ничего особенного. Ничего плохого и гораздо меньше, чем оба заслужили. Давай остановимся на этом, ладно? Так всем будет лучше.

– Я ее видела, – сказала Энни.

– Кого видела?

– Фастию. Во сне. Она предупредила меня об убийце.

– Неудивительно, – без следа сомнений проговорила Элионор. – Она всегда тебя любила.

– Я знаю. Мне очень жаль, что я так отвратительно себя с ней вела, когда мы виделись в последний раз.

– Единственный способ избежать подобных сожалений – это всегда быть со всеми милой, – сказала Элионор. – Представить себе не могу, какой ужасной стала бы моя жизнь, если бы я следовала этому правилу.

– Но ты всегда мила со всеми, тетя Элионор.

– Фи! – фыркнула она, и вдруг ее глаза широко раскрылись. – О, посмотри-ка на это! Карты предрекают хорошие новости.

Энни услышала топот ног в коридоре, и волоски на ее руках встали дыбом.

– В каком смысле?

– К нам приедет любимый родственник и привезет подарки.

Кто-то постучал в дверь.

– Мы готовы принять посетителя? – спросила Элионор.

– Кто это? – с сомнением в голосе спросила Энни.

Элионор рассмеялась и погрозила ей пальцем.

– Боюсь, карты не смогут нам этого сказать, – сообщила она.

Энни плотнее запахнула полы халата.

– Войдите, – крикнула она.

Дверь скрипнула, и на пороге остановился высокий мужчина Энни понадобилось несколько мгновений, чтобы его узнать.

– Кузен Артвейр! – вскрикнула она.

– Здравствуй, маленькая Заноза-в-Седле, – ответил Артвейр, шагнул к кровати и склонился, чтобы поцеловать ей руку.

Его серые глаза были, как и всегда, суровыми, но Энни не сомневалась, что он рад ее видеть.

Ее уже давно никто не называл Занозой-в-Седле, и она вспомнила, что именно Артвейр придумал это прозвище. Он нашел ее в конюшне, где она пряталась за сваленными в кучу седлами, когда ей было восемь. Энни уже не помнила, от чего пряталась тогда, но не забыла, как он поднял ее, подхватив своими сильными руками…

Она взглянула на него внимательнее и вскрикнула.

У Артвейра была только одна рука. А вместо правой – забинтованный обрубок.

– Что случилось с твоей… О, Артвейр, мне так жаль. Он поднял культю, посмотрел на нее и пожал плечами.

– Не стоит. Такова жизнь воина. Мне еще повезло, что я лишился только руки. Как я могу жаловаться, когда у меня еще осталась другая и глаза, чтобы видеть тебя? Многие из моих людей лишились всего.

– Я… я даже не знаю, с чего начать, – сказала Энни. – Столько всего случилось…

– Многое мне известно, – заверил ее Артвейр. – Про твоего отца и сестер. Элионор меня просветила.

– А что с тобой происходило? Где ты был?

– На восточной границе Королевского леса, сражался… – он запнулся. – С тварями. Сначала это казалось важным, но довольно скоро мы поняли, что они вылезли вовсе не из леса.

А потом мне сообщили, что Роберт вытворяет в Эслене, и я решил взглянуть своими глазами.

– Думаю, дядя Роберт сошел с ума, – сказала Энни. – Он держит под замком мою мать. Ты слышал об этом?

– Слышал.

– Я намерена сделать все, что в моих силах, чтобы освободить ее и вернуть трон.

– Ну, с этим я могу немного помочь, – предложил Артвейр.

– Да, я надеялась, что ты это скажешь, – проговорила Энни. – Я ничего не знаю про ведение войны, как, впрочем, и мои спутники. Мне нужен главнокомандующий, кузен.

– Для меня станет честью служить тебе в этой роли, – ответил Артвейр. – Даже один человек может изменить ход сражения. – Он улыбнулся чуть шире и ласково погладил ее по голове. – Хотя, конечно, я прихватил с собой свою армию.

 

ГЛАВА 13

СОНИТУМ

Серый рассвет окутал долину, пока Стивен и Эхан ехали к реке. Лошади почти не слушались поводьев, постоянно шарахались в сторону и вставали на дыбы, и им пришлось вести их в поводу.

Земля под ногами дрожала, и необъяснимый, холодящий ужас грозил завладеть душой Стивена. Все вокруг казалось слишком ярким или слишком громким. Ему отчаянно хотелось сказать своим спутникам, что ему нужно отдохнуть, побыть наедине с собой хотя бы один день.

Эхан раскраснелся, глаза у него были широко раскрыты. Стивен подумал, что именно так должны себя чувствовать мыши-полевки, слыша крик ястреба, охваченные паникой, хоть угроза им и не видна.

Он постоянно оглядывался, а когда они добрались до фруктового сада, наконец увидел его.

Монастырь возвышался на холме, его изящные линии четко вырисовывались на фоне свинцового неба, слегка подкрашенного янтарным сиянием. В одном из верхних окон колокольни мерцал необычный фиолетовый свет. Лица Стивена коснулась волна тепла, словно он смотрел на солнце.

Сверхъестественный туман медленно поднимался вверх от основания башни, и сначала Стивен решил, что это дым, но потом его благословенные святым глаза различили детали: огромные зеленые глаза, зубы в открытой пасти и длинное, мускулистое тело, обнимающее башню.

Мир померк: Эхан, подгоняющий Стивена вперед, отчаянно кричащие люди у подножия холма, далекий перезвон часов – все исчезло. Осталось только чудовище.

Впрочем, «чудовище» не было правильным словом. Греффин – это чудовище, уттин, никвер – тоже, существа из древних времен, каким-то образом возвращенные в мир, считавший себя нормальным. Но все внутри Стивена кричало, что этот… это отличается от остальных. Оно не просто больше и ужаснее, оно нечто иное по сути своей. Не чудовище, а бог, проклятый святой.

Колени Стивена задрожали, он упал, и вдруг глаза твари обратились к нему. Они встретились взглядами на расстоянии в четверть лиги, и Стивен почувствовал нечто настолько за пределами любых человеческих эмоций, что его тело было не в силах это вместить и понять.

– Святые! – пробормотал Эхан. – Оно нас видит. Стивен…

Он не договорил, его прервала новая вспышка фиолетового света. На сей раз она не ограничилась одним окном, а залила весь монастырь целиком, сияние набирало силу, и в следующее мгновение д'Эф исчез, а на его месте появился ослепительно яркий шар.

– Фратекс Пелл! – закричал Эхан.

НАБЛЮДЕНИЯ, КАСАЮЩИЕСЯ

ВИТЕЛЛИАНСКОГО ГЛАГОЛА «СОНИТУМ»

Слово это имеет очень узкое значение «оглушить громом». То, что в языке Гегемонии существовало подобное специальное слово, кажется необычным. Ведь есть глагол «делать глухим» («эхесурдум»), равно как и существительное «гром» («тони рус»). Это предполагает, что оглушение громом происходило настолько часто, что появилось самостоятельное слово для обозначения данного явления. Возможно, в прошлом было больше грома? И притом грома неестественного характера. Когда святые и древние боги вступили в войну, вероятно, стало довольно шумно…

Первая волна звука высекла из глаз слезы боли и ужаса. После этого Стивен больше ничего не слышал, лишь почувствовал, как в лицо ему ударил порыв ветра. Когда вернулись остальные чувства, Стивен сгреб Эхана и толкнул на землю. Едва он успел это сделать, как над ними пронесся горизонтальный град камней и жара, опалившего верхушки деревьев так, что те осыпались ливнем пылающих веток.

Эхан шевелил губами, но не было слышно ни единого звука, кроме оглушительного, длящегося звона, словно от самого огромного колокола в мире.

«Сонитум» – оглушать громом. «Сонифед сом» – я оглушен громом…

Стивен осторожно поднялся и посмотрел туда, где в последний раз видел монастырь. Сейчас на его месте висело облако черного дыма.

Первой его мыслью стало сожаление о книгах, драгоценных, незаменимых книгах. Затем он вспомнил о людях, которые пожертвовали собой, и содрогнулся от чувства вины.

Он поднял руки и прикоснулся к ушам, опасаясь, что у него лопнули барабанные перепонки. Навсегда он лишился слуха или лишь временно? В голове гудело так громко, что перед глазами все плыло и видимый мир казался нереальным. Стивен вспомнил похожие ощущения, которые испытал, проходя по пути святого Декмануса; у него тогда постепенно отняли все чувства, и вскоре от него осталось лишь присутствие, двигающееся через пространство. В другой раз он и вовсе, как всем казалось, умер, но при этом ощущал и слышал мир живых. И вот его снова столкнули за границы мира, словно именно там и было его истинное место.

Стивен нахмурился и вспомнил время, когда друзья сочли его мертвым. Он видел лицо, женское, с рыжими волосами и такими страшными чертами, что на него невозможно было смотреть.

Как он мог об этом забыть?

И почему вспомнил сейчас?

Головокружение одержало верх, он снова упал на колени, и его начало рвать. Он почувствовал на своей спине руку Эхана, ему было стыдно, что он стоит на четвереньках, точно дикий зверь, но он ничего не мог с этим поделать.

Когда дыхание немного успокоилось и Стивен почувствовал себя лучше, он заметил, что земля под его ладонями и коленями вновь дрожит. Он всегда соображал быстро, но сейчас лишь через несколько мгновений сумел понять то, что пыталось сказать ему тело.

Он с трудом поднялся на ноги и снова посмотрел в сторону монастыря.

Стивен по-прежнему видел только дым, но это не имело значения. Он чувствовал его приближение. Какую бы жуткую силу ни высвободил фратекс, ее оказалось недостаточно, чтобы уничтожить вурма.

Дрожа, Стивен схватил Эхана за руку и потащил к лошадям. С ними было еще два человека. Один – юноша в обгоревшей оранжевой рясе, с носом картошкой, зелеными глазами и ушами, которые смотрелись бы лучше на несколько большей голове. Другого Стивен узнал, это был охотник по имени Хенни, немногим старше его самого, наверное, лет тридцати, с загорелым лицом и плохими зубами. Стивен помнил, что Хенни знает свое дело, простоват и грубовато дружелюбен.

Сейчас все они пребывали в оторопи от собственной глухоты.

Стивен привлек их внимание, помахав руками. Затем сделал вид, что слушает землю, показал в ту сторону, где стоял д'Эф, отрицательно затряс головой и повернулся к лошадям. Молодой монах уже все понял, Хенни тоже быстро закивал, вскочил в седло и показал, чтобы все следовали за ним.

Судя по всему, лошади тоже утратили слух, но теперь не показывали норов, радуясь возможности поскорее убраться подальше. Сев в седло, Стивен больше не слышал содрогания земли, говорившего о движении вурма, но не сомневался, что тот приближается.

«Наверное, он движется по запаху, словно пес, – подумал он – Или использует еще какую-нибудь способность, нигде не описанную».

Он пожалел, что не смог рассмотреть тварь лучше.

Пока они в зловещей, абсолютной тишине скакали через лес, Стивен пытался вспомнить, что говорится в легендах о подобных существах, но ему в голову приходили только истории про рыцарей, которые сражались с ними и побеждали мечом или копьем. Теперь же, когда Стивен увидел вурма, пусть и издалека, ему пришлось признать: даже если в этих сказках была хоть толика правды, они повествовали о каких-нибудь младших родичах существа, представшего его глазам.

Что же в них все-таки говорилось…

Вурмы живут в пещерах или глубоко под водой; копят золото; их кровь ядовита, но при определенных обстоятельствах может одарить сверхъестественной силой. Они очень похожи на драконов, только у тех предположительно имеются крылья.

Кроме того, вурмы не относятся к разряду безмозглых тварей. Считается, что они наделены речью и жутким, изощренным разумом, обращенным ко злу. Говорят, что они обладают колдовской силой, а в самых древних текстах предполагается, что у них были некие особые отношения со скаслоями.

А еще Стивен вспомнил гравюру, на которой был изображен Терновый король, сжимающий в руке рогатого змея. Заголовок гласил…

Гласил…

Стивен закрыл глаза и увидел страницу. «Винкатур амбиом». «Покоритель вурмов». Значит, чтобы спастись, нужно всего лишь найти Тернового короля.

Стивен рассмеялся, но его никто не услышал. Эхан, должно быть, решил, что он корчится от боли, поскольку посмотрел на него с еще большим беспокойством, чем прежде, – что в текущих обстоятельствах было почти невозможно.

Через колокол они спустились в долину, где росли белые березы, и пересекли наезженную Королевскую дорогу. Наступил рассвет, обещавший ясный, холодный день. Теперь, когда вурм остался довольно далеко позади, лошади достаточно успокоились, чтобы слушаться наездников.

Стивен прикинул, что они двигаются примерно на север, вдоль реки Эф, которая должна была находиться справа. Вскоре под копытами лошадей начало хлюпать, а еще через некоторое время они уже медленно пробирались по стоячей воде. Деревьев стало заметно меньше, но папоротники и камыши вырастали здесь до человеческого роста и закрывали собой все вокруг, оставляя путникам лишь их узкую тропку, должно быть протоптанную зверьем.

Наконец Хенни вывел их на небольшую возвышенность. Здесь пролегала дорога, которой явно часто пользовались. Они пустили лошадей рысью и добрых два часа ехали, изредка переходя на шаг, пока совершенно неожиданно не вышли к небольшому скоплению домов.

Стивен подумал, что столь маленькое поселение не может считаться деревней, скорее, разросшимся владением одной семьи. Не вызывало сомнений, что оно давно заброшено. Свинарник обрушился кучей грубо отесанных деревянных жердей; в кедровой кровле самого большого дома зияли провалы. Сухие сорняки торчали из жесткой грязи, а на дворе кое-где лежал снег.

Хенни проехал мимо и начал спускаться по склону небольшого холма в сторону потока, слишком узкого, чтобы оказаться рекой Эф. Затем охотник спешился и подошел к какому-то предмету, подвешенному между двумя деревьями и накрытому дерюгой. На мгновение Стивен со страхом подумал, что под откинутой тканью обнаружится труп, похороненный по законам, которых, как он слышал, придерживаются некоторые горные племена.

Оказалось, что он неверно оценил размеры предмета; это была лодка, подвешенная над самой высокой отметкой уровня воды на стволе витаэка, прочная и достаточно большая, чтобы вместить весь их отряд.

Но не лошадей.

Хенни распорядился снять упряжь и седла и сгрузил их в лодку. Стивен, поразмыслив, понял, зачем это нужно: Эф течет на север, как раз туда, куда им нужно, у города Вертен она впадает в Белую Ведьму, затем поворачивает на запад, к Эслену. Если в Вертене им удастся найти подходящее судно, они поднимутся на нем вверх по реке, но рано или поздно наступит время, когда им придется искать новых лошадей, чтобы добраться до Бейргса, лежащего на северо-востоке. Так что упряжь и седла им еще пригодятся.

Покончив с этим, они забрались в лодку, Хенни сразу же сел на руль, а Эхан и другой монах взялись за весла. Стивен наблюдал за лошадьми, которые с любопытством провожали их взглядами. Он надеялся, что им хватит ума разбежаться в разные стороны, прежде чем до них доберется вурм.

Он похлопал Эхана по плечу и сделал вид, будто гребет, но маленький человечек покачал головой, показав на связки книг и рукописей. Стивен кивнул и постарался укрепить их понадежнее веревками на случай, если лодка перевернется. Покончив с этим, он погрузил руку в ледяную воду, не так давно сбежавшую с гор.

Стивену показалось, что он ощутил едва различимую дрожь приближения вурма. Впрочем, ручаться он бы не стал. Нос лодки уверенно резал воду. Начали падать первые снежинки; касаясь серебристых струй реки, они исчезали без следа. Стивен решил, что в этом заключен некий тайный смысл, но он слишком устал, чтобы заняться его поисками.

Хотел бы он знать, что сталось с Винной. И с Эспером, и с беднягой Эхоком…

Его ноги и руки словно окаменели; он не мог пошевелиться, глаза открыл только огромным усилием воли. Он зежал в своей собственной постели, дома, на мысе Чэвел, привычный матрас был застелен черными простынями, а окружавшие кровать занавеси тоже были черными, хотя сквозь тонкий полог он смог разглядеть тусклый огонек свечи.

Ему казалось, будто он погружается все глубже в себя, и при этом наливается тяжестью. Он знал, что ему, скорее всего, снится сон, но не мог прервать его, как не мог и пошевелиться или закричать.

За пологом кровати, между ним и свечой, происходило какое-то движение: тень, падающая на ткань, обходила постель по кругу, ее очертания постоянно менялись – то становились человеческими, то превращались в нечто совсем иное. Существо было не большим и не маленьким, оно было тем, чем хотело быть. Его глаза – единственное, чем он мог пошевелить, – следили за тенью, пока она не оказалась у него за спиной.

Он не мог повернуть голову, чтобы последовать за ней взглядом, но слышал тяжелые шаги, ощущал, как сгущается вокруг него воздух, когда мягко зашелестели занавески и тень упала ему на лицо.

Неожиданно он ощутил возбуждение своей мужской плоти, тепло и покалывание, нараставшие вместе с охватившим его ужасом. Кажется, что-то коснулось его, что-то мягкое…

Он поднял взгляд и увидел ее. Сердце в груди раздулось, словно легкие, причиняя ему изысканную боль.

У нее были ослепительные медные волосы, такие яркие, что, когда он зажмурился, они продолжили пылать у него под веками. Ее улыбка была порочной, возбуждающей и прекрасной, а глаза казались драгоценными камнями и сияли невиданным им доселе светом. Лицо ее было столь пугающим и одновременно восхитительным, что он не смог выносить его вид дольше, чем одно лишь короткое мгновение.

Все его тело содрогнулось от неведомых ему прежде ощущений, когда она прижалась к нему и ее плоть растеклась по нему, точно масло или мед, но он по-прежнему не мог пошевелиться.

«Дитя мое, мой мужчина, мой возлюбленный… – промурлыкала она голосом, который был голосом не более, чем ее лицо было лицом. – Ты меня познаешь».

Стивен проснулся с криком, точнее, с ощущением крика. Но не услышал ни звука.

Он увидел лица Эхана и Хенни. Он был в лодке и снова мог двигаться.

А еще он вспомнил что-то очень важное.

– Какая это река? – спросил он, по-прежнему не слыша себя.

Эхан заметил движение его губ и угрюмо коснулся своих ушей.

Стивен указал на реку. Они начали путь по какому-то притоку, но сейчас уже плыли по довольно широкой реке с высокими берегами.

– Это река Эф или какой-нибудь приток?

Эхан нахмурился, затем произнес губами слово, похожее на Эф.

Стивен выпрямился. Интересно, как долго он проспал?

– Мы близко от Витраффа? – спросил он. – Как далеко до Витраффа?

Он старательно выговаривал слова, но на лице Эхана намертво застыло непонимание.

В отчаянии Стивен начал развязывать веревку на одной из промасленных кожаных сумок, чтобы достать пергамент и чернила. Он понимал, что глупо тратить письменные принадлежности подобным образом, но другого выхода не видел.

Чернила оказались не там, где он их искал, и к тому времени, как он их нашел, по берегам стали подозрительно часто попадаться дома. С отчаянием, устроив пергамент на собственном колене, Стивен вывел:

«Около городка Витрафф прячется чудовище, никвер. Он живет в воде и очень опасен».

Стивен передал записку Эхану. Тот заморгал, кивнул и знаком показал Стивену, чтобы тот взял его весло, а сам отправился на корму поговорить с Хенни.

Точнее, попробовать объясниться знаками. Когда он показал Хенни записку Стивена, тот лишь пожал плечами. Эхан указал на берег.

За поворотом Стивен различил знакомые строения Витраффа. Эспер, Винна, Эхок, Лешья и он побывали там меньше месяца назад и лишь чудом спаслись от приставаний никвера.

Хенни подвел лодку к одному из разрушенных доков, где Эхан попытался знаками объяснить ему, в чем дело. Стивен внимательно вглядывался в воду, пытаясь разглядеть признаки пребывания чудовища, но ничего не видел.

Спорить без слов очень трудно, но Хенни показал на реку, развел ладони на пядь, а затем ткнул пальцем назад, туда, откуда они приплыли, и раскинул руки во всю длину. После недолгой пантомимы Стивен понял, что суть возражений Хенни сводилась примерно к следующему: что бы ни пряталось в воде около Витраффа, оно не может быть страшнее вурма, а сбежать от вурма можно только по реке. Так что, несмотря на предупреждение Стивена, вскоре они снова выбрались на середину потока.

Впрочем, руины Витраффа они миновали без происшествий.

Стивен снова задумался, где теперь могут быть Эспер и Винна. Может быть, они отправились его искать? Винна непременно стала бы на этом настаивать. Эспер, возможно, согласился с ней, если только не догадался о чувствах Стивена к Винне. А с другой стороны, оба обязаны выполнять приказы Энни Отважной, а той, если она хочет вернуть себе трон, понадобится каждый кинжал, меч или лук, который она сможет заполучить.

А может быть, Винна последовала за Стивеном в одиночку. В конце концов, она ведь отправилась одна на поиски Эспера. Только вот Эспера-то она любит или думает, что любит…

Стивену это казалось глупостью. Эспер на два десятка лет старше Винны. Неужели она собирается провести свои зрелые годы, вытирая стариковские слюни? Сможет ли он дать ей детей? Стивен не мог этого представить. Лесничий был достоин восхищения во многих отношениях, но вряд ли мог бы стать хорошим мужем.

С другой стороны, а чем сам Стивен его лучше? Если он действительно любит Винну, то должен был бы сейчас ее искать, стремиться оказаться рядом. Он очень этого хотел, на самом деле. Но гораздо больше ему хотелось раскрывать загадки языка и времени.

Вот почему он это делает, а вовсе не потому, что фратекс попросил его, не потому, что боится вурма, и не потому, что верит, будто сможет предотвратить появление в их мире некоего нового зла. Потому что ему необходимо знать.

Они так и не встретили никвера. Возможно, он умер от ран, может быть, начал опасаться людей. Или почувствовал, что добыча не услышит его смертоносных песен.

Но на следующий день, когда на поверхности реки стала попадаться снулая рыба, Стивен предположил, что, возможно, никвер просто знает, когда следует уступить дорогу более сильному.

 

ГЛАВА 14

ВОЕННЫЙ СОВЕТ

Энни много раз бывала в большом зале Гленчеста. Порой она с сестрами пробиралась в него, когда он пустовал, чтобы послушать гулкое эхо, разгуливающее в темноте под высокими сводами. Порой она видела его залитым сиянием свечей и блеском драгоценностей, полным лордов в элегантных костюмах и леди в великолепных платьях.

Но никогда раньше в нем не собиралось столько воинов сразу.

Элионор приказала внести огромный длинный стол и поставить во главе его большое кресло.

В нем сейчас сидела Энни, и ей было не слишком уютно. Она вглядывалась в лица, пыталась вспомнить имена хотя бы тех из присутствующих, кого знала. Жаль, что она когда-то так мало обращала внимания на придворных. Впрочем, что толку в пустых сожалениях…

Мужчины – а здесь собрались только мужчины, тридцать два человека – смотрели на нее, некоторые прямо и открыто, другие старались не встречаться с ней взглядом, не желая, что бы она заметила их интерес. Энни знала, что все они ее изучают, проверяют, пытаются понять, что она собой представляет.

Она все еще раздумывала, что бы им сказать, когда Артвейр поднялся и поклонился.

– Вы позволите, ваше величество? – спросил он, жестом указав на собравшихся.

– Прошу вас, – ответила Энни.

Он кивнул и заговорил громче.

– Добро пожаловать вам всем, – сказал он, и гул голосов стих. – Вы все меня знаете. Я простой человек и не привык произносить длинные речи, особенно во времена, подобные этим. Пришла пора копий, а не слов, но, пожалуй, придется сказать несколько слов, чтобы собрать копья. Как я вижу положение дел. Меньше года назад наш господин, король и император, был убит, как и две его дочери. Я не знаю, виновен ли в этом Черный Роберт, но мне известно, что в Кротении был законный монарх, а теперь на его троне сидит узурпатор. Это не столь сильно обеспокоило бы меня, если бы он не пригласил в гости ханзейцев и не предложил им нашу бывшую королеву Мюриель. Всем вам ясно, что это означает.

– Не так уж и ясно, – выкрикнул какой-то крепыш с остриженными в кружок волосами и поразительно голубыми глазами. – Может быть, это означает всего лишь мир с Ханзой.

– А может быть, вороны садятся на мертвецов, чтобы благословить их и выказать уважение, лорд Кенвульф? Мне казалось, вы не настолько глупы, милорд.

Кенвульф неохотно пожал плечами.

– Кто знает, что задумал Роберт? Прайфек его поддерживает. Возможно, мы слишком мало знаем о его планах, и они лишь издалека кажутся губительными. И вам придется признать – не в обиду архигреффессе Энни, – что нам хочется получить правителя получше Чарльза.

– Думаю, мы все разделяем ваше мнение о Чарльзе, – не стал спорить Артвейр. – Святые решили осенить его своим прикосновением, и я полагаю, что даже его мать согласится, что он не должен сидеть на троне. Но есть еще одна законная наследница, и она сидит перед вами.

Все собравшиеся смотрели на Артвейра, но теперь их взгляды вернулись к Энни, более резкие и какие-то голодные.

На ноги поднялся дородный мужчина с ярко-рыжими волосами и черными глазами.

– Могу я высказаться по этому поводу, милорд?

– Разумеется, лорд Бишоп, – ответил Артвейр.

– Король Уильям сумел убедить Комвен утвердить закон, позволяющий женщине занять трон Кротении. Но до сих пор ничего подобного не случалось. Этот закон еще ни разу не опробован. И единственная причина, по которой он вообще рассматривался, это состояние юного Чарльза. В соответствии с более древним и признанным правилом, если сын не мог стать королем, корона переходила к его сыну, коего, разумеется, у Чарльза нет. Таким образом, трон вполне законно получает Роберт как единственный наследник мужского пола.

– Да-да, – сердито перебил его какой-то человек с землистым лицом.

Грефт Дилворда, вспомнила Энни, так его зовут.

– Но, лорд Бишоп, вы забываете, что тогда мы сомневались не только в Чарльзе, но и в Роберте. Вот почему мы так проголосовали.

– Верно, – признал Бишоп, – но некоторые возразят, что лучше дьявол на троне, чем неопытная девушка, особенно в такие времена, как сейчас.

– Вы хотите сказать, когда дьяволы свободно бродят по стране? – сухо поинтересовался Артвейр. – Вы хотите видеть зло и внутри, и снаружи Эслена?

Бишоп пожал плечами.

– Слухи про Роберта становятся все мрачнее. Я даже слышал, что из его ран не идет кровь, как у всех остальных людей. Но про Энни тоже много чего рассказывают. Сам прайфек объявил ее колдуньей, воспитанной в монастыре, который полностью обратился ко злу. А рассказы о том, что она совершила в Данмроге… внушают беспокойство, – закончил он.

Энни слушала это рассеянно, словно наблюдала за происходящим со стороны. Неужели они говорят про нее? Неужели все настолько перепуталось?

И перепуталось ли? Она побывала только в одном монастыре, в монастыре Святой Цер. И там ей рассказывали про яды и способы убийства. Разве это не зло? А то, что она может сделать – и ведь делала, – наверное, можно счесть колдовством?

А что, если прайфек прав и…

Нет.

– Если вы хотите меня в чем-то обвинить, лорд Бишоп, прошу вас, будьте так любезны обращаться прямо ко мне, – с удивлением услышала Энни свои слова.

Она неожиданно почувствовала, что снова вернулась в свое тело, и наклонилась вперед на импровизированном троне.

– Была ли Виргенья Отважная колдуньей, потому что владела силой святых? – продолжала она. – Человек, который выдвинул против меня обвинения, прайфек Хесперо… У меня есть свидетельство, письмо, которое доказывает, что он был заодно со священниками, участвовавшими в языческих ритуалах и совершавшими жестокие убийства. Если вы что-то слышали про Данмрог, вам известно, что не я прибивала гвоздями мужчин, женщин и детей к деревянным колам и не я потрошила их. Не я пела гимны над кровью невинных, чтобы разбудить ужасного демона. Но я и мои спутники остановили их отвратительный ритуал. Так что, лорд Бишоп и все остальные, – возможно, я действительно колдунья. Возможно, я есть зло. Но в таком случае добра вообще не существует, потому что прайфек и эти церковники не поклоняются истинным святым. Как, разумеется, и мой Дядя Роберт. Он отдаст нашу страну самым страшным и темным силам, какие только можно вообразить, и всем вам это известно. Именно поэтому вы здесь и собрались.

Она снова села и во внезапно наступившей тишине вдруг почувствовала, как ее оставляет уверенность. Но тут еще один человек, которого она узнала, – Сигбранд Хаергилд, маркгрефт Даэрата, – громко рассмеялся.

– А у этой леди острый язычок, – заметил он, обращаясь к собравшимся.

Он поднялся, сухопарый пожилой человек, который почему-то напомнил Энни деревья, растущие на береговых скалах, дуб, выстоявший под ударами ветра и волн, с древесиной твердой, как железо.

– Должен признать, я первый усомнился в том, что женщине следует править, – сказал он. – Я протестовал против проекта Уильяма и решения Комвена. Однако оно было принято. Я не понимаю всех этих разговоров о колдовстве и святых. Единственный святой, которому я когда-либо доверял, живет в моем мече. Но я провел всю свою жизнь, глядя на земли Ханзы, расстилающиеся по ту сторону реки Свежесть. Я сражался против их заговоров и не допущу, чтобы жена Уильяма вышла замуж за ханзейца, чтобы один из них сел в Эслене не то что на трон, а даже на горшок. Роберт, вне всякого сомнения, сошел с ума, решив заключить сделку с Рейксбургами, и это доказывает мне, что Уильям был прав и что эта девушка – единственная надежда Кротении. И я уверен, ее сестры были убиты в тот же день, что и Уильям, не случайно. Вы не согласны? – Он оглядел собравшихся, но никто не ответил на его вызов. – Нет, Черный Роберт расчищал себе дорогу к трону.

– Откуда нам знать? – осторожно проговорил Кенвульф. – Все эти убийства вполне могла организовать и она. – Он показал на Энни.

Эти слова ударили в нее, точно молния.

– Что… вы… сказали? – с трудом выговорила она.

– Я не… просто я хочу сказать, леди, что мы не можем знать… я не выдвигаю никаких обвинений…

Энни вскочила и почувствовала, как дрожат ее руки и ноги.

– Здесь и сейчас, лорд Кенвульф, я говорю вам, что не имею никакого отношения к гибели моих родных. Сама мысль об этом представляется мне непристойной. Те же самые убийцы прошли через полмира по моему следу. Посмотрите мне в глаза. А потом сделайте то же самое с моим дядей. Давайте проверим, кто из нас выдержит ваш взгляд.

Она почувствовала шум в ушах и услышала демонический смешок где-то у себя за спиной.

«Нет», – подумала она.

Хватит ли этой армии, чтобы защитить ее? Наверное, нет.

Неожиданно она поняла, что снова сидит, а Остра протягивает ей стакан воды. А еще ей казалось, будто она что-то пропустила. Все с беспокойством смотрели на нее.

– …раны, полученные в Данмроге и во время покушения на ее жизнь здесь, в Гленчесте, три ночи назад, – говорил Артвейр. – Она еще очень слаба, и, уверяю вас, ужасная клевета, измышленная лордом Кенвульфом, не улучшила ее состояние.

– Я не имел в виду… – Кенвульф вздохнул и добавил: – Приношу вам свои извинения, ваше высочество.

– Они приняты, – ледяным тоном ответила Энни.

– Теперь, когда с этим покончено, – продолжал Артвейр, – давайте вернемся к предмету нашего обсуждения. Милорды, маркгрефт Сигбранд сказал правду, не так ли? Большинство из вас собрались здесь, потому что знают, что мы должны сделать. Я знаком с такого рода спорами, и мне известны их причины. А еще я знаю, что у нас нет на них времени. Вот что я предлагаю, милорды: каждый из вас должен высказать, простым королевским языком, что он хочет получить от ее величества, когда она сядет на трон. Я думаю, вы убедитесь, что она справедлива и щедра по отношению к своим союзникам. Начнем с вас, лорд Бишоп, если вы не возражаете.

Остаток дня превратился для Энни в сплошной кошмар. Она с трудом понимала большинство запросов; точнее, она понимала их, но не степень их важности. Грефт Рогваэля, например, просил снизить налог на торговлю рожью, но Артвейр посоветовал ей отказать ему и дать взамен место в Комвене. Лорд Бишоп хотел получить титул и положение при дворе императора, передающиеся по наследству. Она удовлетворила его желание – также по совету Артвейра.

И так продолжалось довольно долго. Короткое мгновение, когда она почувствовала себя королевой, прошло, и Энни снова казалась себе маленькой девочкой, не приготовившей уроки. Получалось, что она собственными руками отдавала королевскую власть Артвейру, а ей это совсем не нравилось, учитывая урок, который ей преподала тетя насчет доверия к родственникам.

Но Энни пришлось признать, что сама она не в состоянии организовать такое сложное предприятие, как война.

Совет закончился лишь потому, что Артвейр объявил перерыв на ночь. Элионор подготовила для гостей развлечения, но Энни не стала принимать в них участие, а вернулась в свои покои, послав Остру на кухню за супом и вином.

Нейл МекВрен последовал за принцессой.

– Вы поняли что-нибудь из происходящего? – спросила она, когда они сели.

– Боюсь, почти ничего, – признался он. – Там, откуда я родом, война гораздо проще.

– В каком смысле?

– Моя семья служила барону Файлу. Если он говорил нам идти туда-то и сражаться, мы так и делали. И никаких сложностей.

– Наверное, я рассчитывала произнести речь о добре и зле, о чести сражаться за трон и полагала, что люди с готовностью последуют за мной.

Она вздохнула, а сэр Нейл улыбнулся.

– Это может сработать для битвы, а для войны – вряд ли. Но опять же, я больше знаю про битвы. И все же мне показалось, что вы неплохо справились со своей ролью.

– Однако недостаточно хорошо.

– Верно, но все может измениться. Одно дело просить людей рисковать своими жизнями, и совсем другое – ставить под угрозу жизни родных, фамильные земли, собственные устремления и мечты…

– Мне кажется, большинство из них просто падки до наживы.

– И это тоже верно, – не стал спорить Нейл. – Однако вероятность нашего поражения очень высока, и они все это знают. Мне бы хотелось, чтобы их преданности вашему величеству было достаточно, чтобы пойти на этот риск, но…

– Но это не так. Я для них всего лишь символ, верно?

– Возможно, – признал Нейл. – Для некоторых. Может быть, для большинства. Однако если вы победите, то станете королевой, и не только на словах. Сидя на троне, вы опять сможете позволить Артвейру или другим советчикам принимать все важные решения. Но сомневаюсь, что так будет. Мне представляется, что вы будете опираться на них лишь до тех пор, пока сами не встанете на ноги.

Энни смотрела вниз на свои колени.

– Знаете, я никогда этого не желала, – едва слышно сказала она. – Я только хотела, чтобы меня оставили в покое.

– Вам не дано выбирать, – проговорил Нейл. – Теперь не дано. И не уверен, что было дано раньше.

– Я знаю, – сказала Энни. – Мама пыталась объяснить мне это. Тогда я ее не поняла. Может, и сейчас не до конца понимаю, но уже подхожу к этому пониманию.

Нейл кивнул.

– Да, – согласился он, – и я вам сочувствую.

 

ГЛАВА 15

ЗАСАДА

Пробыв в реуне халафолков всего час, Винна уже ничего не соображала.

Эспер еще раньше заметил, что ее дыхание участилось, но внезапно она начала задыхаться, попыталась что-то сказать, но не смогла выдавить ни слова. Она тяжело опустилась на вывернутый из земли камень и сидела, отчаянно дрожа и потирая плечи.

Он ее не винил. Тоннель превратился в гробницу, логово смерти, перед размерами которого тускнели все бойни, когда-либо виденные Эспером. Мертвые тела лежали по обоим берегам кровавой реки, и представить себе, что здесь произошло, было совсем не трудно. Вурм продвигался вперед, а слиндеры бросались на него, вцеплялись в его броню голыми руками и зубами. Те, кого он не раздавил своим могучим телом, стали жертвами его яда.

Конечно же, не все уже умерли; некоторые еще шевелились, и они с Винной попытались было им помочь, но довольно скоро поняли, что уже ничего не могут для них сделать, и теперь просто проходили мимо. Большинство, похоже, уже не видели ничего вокруг, кровь потоками лилась из их ноздрей и ртов. По тому, как они дышали, Эспер понял, что яд каким-то образом повредил их легким и уже слишком поздно, чтобы лекарство сефри помогло им. Впрочем, в любом случае делиться снадобьем было нельзя. Все, что еще осталось во флаконе, на вес золота.

Если они встретят Стивена или Эхока…

– Стивен! – крикнул Эспер в пустоту. – Эхок!

Они могли быть где угодно. Но если они среди трупов, потребуются месяцы, чтобы их найти.

Эспер положил руку на плечо Винне, она дрожала и бормотала:

– Мы… мы не…

Снова и снова.

– Идем, – сказал он ей. – Идем дальше, Винн. Нужно отсюда выбираться.

Она подняла голову и посмотрела на него с таким отчаянием, какого он совершенно не ожидал увидеть в ее глазах.

– Мы не сможем отсюда выбраться, – тихо проговорила она. А потом в ней словно что-то взорвалось. – Мы не сможем отсюда выбраться! – выкрикнула она. – Неужели ты не понимаешь? Мы не сможем выбраться! Мы здесь были. Мы уже здесь были, и все становится только хуже, все, что мы… мы не… – Ее слова превратились в бессвязные причитания.

Эспер держал ее за плечи, понимая, что может лишь ждать, когда это пройдет. Если пройдет.

Тяжело вздохнув, он сел рядом с ней.

– Я бывал в этом реуне, – сказал он, не уверенный в том, что она его слышит. – До города уже недалеко. Мы могли бы… там должно быть чище. Ты сможешь отдохнуть.

Винна ничего не ответила. Она сидела, сжав зубы и плотно зажмурив глаза, и дыхание с шумом вырывалось из груди.

– Ну вот, – проговорил Эспер и взял ее на руки.

Она не сопротивлялась, только спрятала голову в сгибе локтя и расплакалась.

Лесничий на короткое время замешкался, не зная, что делать – вернуться назад или идти вперед, но подумал, что довольно глупо преследовать Фенда и вурма с Винной на руках. Да, он мог спрятать ее в городе сефри, но что, если Фенд и его зверушка устроили там привал? Учитывая его везение, как раз тогда, когда он отправится их искать, Фенд подберется к Винне сзади и снова с ней сбежит.

Поэтому Эспер пошел обратно.

Вурм вошел в реун; он должен его покинуть. Эспер знал лишь о трех выходах – этот, еще один, довольно далеко на севере, и третий, за следующим гребнем.

Неожиданно у него появился план, показавшийся ему разумным.

Лошади были живы и по-прежнему ждали снаружи, когда Эспер вышел из пещеры. Он посадил Винну на спину животного, убедился, что она может держаться в седле, затем взял поводья, и они начали медленно подниматься по склону холма.

Когда они оказались примерно в полулиге от пещеры, ему стало легче дышать, и он вспотел, несмотря на сильный мороз. Он зашагал увереннее. Должно быть, все дело в том, что отравленный след вурма остался позади, решил лесничий сначала.

Однако вскоре он понял, что тут скрывается нечто большее. Их снова окружала жизнь, белки прыгали по веткам деревьев, а у него над головой затрубила стая гусей. Эспер с улыбкой проследил за ними взглядом, но, когда они неожиданно повернули, его пробрало легким холодком.

– Ага, – пробормотал он, направляя Огра вверх по склону туда, куда не захотели лететь гуси. – Именно там, где я предполагал.

Два часа спустя, примерно за час до заката, они достигли вершины гребня. Винна успокоилась, Эспер помог ей спуститься на землю и усадил между корнями большого дерева. Лошадей он скрепя сердце оставил оседланными – они могли понадобиться в любую минуту. Сможет ли лошадь убежать от вурма? Возможно, но ненадолго.

– Винна? – Эспер опустился рядом с ней на колени и укутал еще одним одеялом.

– Извини, – прошептала она.

Голос ее был слабым и больным, но у Эспера камень с души свалился: Белый боялся, что она лишилась рассудка. Лесничий уже видел такое; однажды он спас мальчика, чьих родных убил Черный Варг. Эспер оставил его заботам вдовы в селении Перехожий Двор. Она пыталась выходить беднягу, но мальчик за два года так и не заговорил, а потом утопился в мельничном ручье.

– То, что было там, – жуткое и зловещее зрелище, – сказал Эспер. – И я бы гораздо больше беспокоился, если бы оно тебя не расстроило.

– Я не просто расстроилась, – всхлипнула Винна. – Я стала… обузой для тебя.

– Тише. Послушай, я хочу забраться повыше, чтобы осмотреться. Ты оставайся здесь, следи за Огром. Если что-то случится, он поймет это раньше тебя. Справишься?

– Да, справлюсь, – ответила Винна.

Он поцеловал ее, и она в ответ отчаянно обняла его. Эспер знал, что должен что-нибудь сказать, но не мог найти подходящих слов.

– Я недалеко, – только и сказал он.

Они оказались в той части гряды холмов, где на каменистой почве деревья прочти не росли. В качестве дозорной вышки Эспер выбрал робинию, притулившуюся на самом краю сыпучего каменистого уступа. Забравшись на дерево, лесничий мог увидеть другой вход в реун, точнее, не само отверстие, а чудовищного змея, если он вдруг оттуда появится.

Эспер повернулся в другую сторону, и его глазам предстала более приятная картина: река Эф резво бежала по симпатичной долине, расчерченной прямоугольниками садов и пастбищ. Примерно в лиге отсюда, на возвышении, Эспер разглядел колокольню того самого монастыря, куда направлялся Стивен в день их знакомства. Когда Эспер сам оказался там, он был ранен и несколько не в себе. Если бы не Стивен, он бы умер.

В сгущающихся сумерках, в одеянии из прозрачной дымки, которая струилась сквозь ровные ряды яблоневых деревьев, ждущих лишь поцелуя весны, чтобы вновь покрыться цветами, долина выглядела мирной.

Где сейчас Стивен? Наверное, мертв, ведь он был со слиндерами. И Эхок тоже, скорее всего, погиб…

Эспер понимал, что должен испытывать отчаяние и горе, как в ту минуту, когда Стивен и Эхок попали в лапы к слиндерам. Но сердце больше не болело, на смену боли пришла ярость.

Эспер решил, что это хорошо.

Сквозь тучи просочилась ночь, знакомый мир померк, уступив место царству звуков и запахов. Звуков по зимнему времени было совсем мало: холодящий душу пронзительный крик совы, свист ветра, обдирающего брюхо о костлявые ветви деревьев, шорох маленьких коготков по коре.

А вот запахи казались более вещественными: мокнущие в ледяных прудах листья, аромат гниения, замедленного холодами, травянистый запах коровьего навоза, поднимающийся с пастбищ внизу, и дым – орешник и старые яблони, сжигаемые в долине, и червивый витаэк, когда ветер дует со стороны Средних земель, и что-то чуть ближе – дуб, а еще еле различимый мятный привкус сассафраса, сумаха и черники, составлявших подлесок.

И сосновой лучины.

Эспер прислушался и уловил легкое потрескивание огня, чуть ниже по склону.

Стараясь не дышать, он осторожно слез с дерева. Если там есть монах, прошедший по тому же священному пути, что и Стивен…

В таком случае Эспера уже наверняка обнаружили. Члены ордена святого Мамреса – к которому принадлежит большинство их врагов-церковников – сражались, как безумные львы, но обладали не более острыми чувствами, чем он сам. А вот те, кто прошел по путям и Декмануса, и Мамреса, представляли наибольшую опасность.

Вернувшись к Винне, Эспер обнаружил, что она спит, и снова несколько мгновений не мог принять решения. Он боялся оставить ее без защиты, однако желание узнать, кто развел костер на склоне холма, оказалось сильнее страха. Кроме того, Огр, хоть и устал, по меньшей мере поднимет шум, если подойдет кто-то чужой. Огр присмотрит за Винной.

Эспер начал медленно, ползком, спускаться вниз по склону цепляясь за кусты и невысокие деревья, которые прижимались к камням и скудной земле. Он не спешил, решив, что впереди еще целая ночь. Это было хорошо, поскольку двигаться он мог только на ощупь и полагаясь на свои инстинкты.

Когда он наконец заметил едва различимые оранжевые отблески на стволе дерева внизу, было два или три часа после полуночи. Сам костер лесничий не видел, но догадывался, где он. Эспер слишком сильно взял к востоку, и теперь от цели его отделял почти отвесный склон холма.

Поэтому он снова начал подниматься наверх, забирая чуть западнее. Отблески огня исчезли, но Эспер теперь уже знал правильное направление и незадолго перед рассветом вышел к огню.

К этому времени костер уже почти прогорел, лишь жалкие язычки пламени танцевали на углях. Эспер заметил, что кто-то сидит около него, и еще один человек сидит рядом. Больше ничего разглядеть не удавалось. Стоянка находилась примерно в двенадцати королевских ярдах ниже того места, где замер лесничий, под длинным каменистым уступом.

Удастся ли ему попасть в них? Угол не слишком удачный.

Тучи рассеялись, но луны не было, только далекие, бесполезные звезды. Может быть, когда солнце встанет, удастся найти позицию получше. Эспер решил подождать, надеясь, что Винна не испугается по пробуждении. Вообще-то он никогда не считал ее пугливой, но после сегодняшнего…

Земля под ним задрожала.

Он услышал, как раскололся камень, а в следующее мгновение по склону прокатился камнепад. Не слишком близко, но и не слишком далеко.

Затем последовал грохот и рев дыхания, и до Эспера донесся пока еще едва различимый тошнотворный запах.

Как он и ожидал, вурм прополз через реун и теперь выбирался из него со стороны реки Эф. Значит, он примерно в четверти лиги слева.

Эспер по-прежнему его не видел, хотя прекрасно слышал, как он движется вниз по склону в сторону долины.

– Вот она, – произнес незнакомый мужской голос с забавам северным акцентом.

– Я же тебе говорил, – ответил его спутник.

Этот голос был лесничему отлично знаком. Фенд. Впрочем Эспер так и думал, что встретит его здесь. В конце концов, путешествовать по открытой местности верхом на вурме, наверное приятно, но когда твой скакун вгрызается в камень, вряд ли тебе захочется остаться на нем. Да и небезопасно оказаться среди толпы враждебно настроенных слиндеров. Нет, Фенд, разумеется, не настолько глуп.

Сейчас вурм удалялся от них. Фенд находился прямо внизу.

Начнем по порядку…

Эспер стал нашаривать рукой уступ, ветку, все, что угодно, чтобы получить возможность выстрелить. К своей радости, он обнаружил каменный выступ, которого раньше не заметил. Осторожно – очень осторожно – он лег на него животом, а потом наложил стрелу на тетиву.

– Нам нужно спуститься за ним? – спросил незнакомый голос.

Фенд коротко рассмеялся.

– Не все ревестури сбегут. Некоторые будут сражаться.

– С ваурмом?

– Не забывай, кто они такие. Ревестури знакомы с некоторыми очень древними священными путями и могущественными сакаумами. Да, никто из них, скорее всего, не сможет убить нашу милую крошку, но представь себе, какие сакаумы они используют, пытаясь это сделать.

– О. То есть нам лучше еще немного постоять в сторонке.

– Точно. Если все пойдет хорошо, тварь перебьет ревестури, а если юный Даридж там, принесет его нам. Но если у священников есть в запасе какой-нибудь сюрприз…

При упоминании Стивена Эспер замер.

– А что, если Дариджа убьют?

– Они не больше нашего хотят, чтобы он погиб, – ответил Фенд. – Но если это случится, что ж, так тому и быть.

– Ему это не понравится.

– Не понравится… Это будет очень серьезной неудачей – но не более, чем неудачей.

Эспер жадно ловил каждое подслушанное слово. Почему Фенд охотится на Стивена? Как может чудовище, вроде вурма, «принести» его? В пасти, что ли? И, во имя Грима, кто такие ревестури и кому служит Фенд?

Один из собеседников поворошил угли в костре, и тот разгорелся ярче. Теперь Эспер четко видел Фенда. Лесничий прицелился, стараясь дышать медленно и ровно. Он не сомневался, что попадет. И Фенд наконец будет мертв.

Возможно, его смерть оставит несколько вопросов без ответов, но с этим придется смириться. Да и в любом случае спутник Фенда, похоже, знает, кому они служат. Вторая стрела его ранит, но оставит в живых, чтобы он мог отвечать на вопросы.

Затем Эспер заберет у них противоядие и вылечит себя, Винну и лошадей. Когда вурм вернется, он встретит его стрелой, которую ему дал прайфек. Может быть, Стивен будет с ним.

Он натянул тетиву.

На краю поля зрения полыхнула лиловая вспышка. Фенд тоже ее увидел и выпрямился.

Эспер выстрелил – и тут все вокруг залил белый свет. Лесничий зажмурился, но услышал, как Фенд вскрикнул от боли. Эспер попытался открыть глаза, чтобы посмотреть…

И тут словно гигантский кулак ударил в гору. Желудок Эспера сжался, и лесничий вдруг обнаружил, что скала, на которой он лежал, выскользнула из-под него и он падает.

Он принялся размахивать руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться, но ничего подходящего не подвернулось. Он успел сделать целый вздох, прежде чем упал на что-то, но оно подалось под его весом и сломалось, и Эспер продолжил полет, пока не рухнул наконец, жестоко ударившись о камень.

Эспер открыл глаза. Интересно, сколько прошло времени? Во рту стоял привкус пыли, глаза запорошило. В ушах звенело, словно всего в ярде молния ударила в могучее дерево и расколола его. Вокруг струился бледно-серый свет. Лесничий тупо уставился на свою руку.

Неподалеку кто-то отчаянно кричал. Этот вопль и привел Эспера в чувство.

Лесничий поднял голову, но увидел лишь переплетение ветвей. У него все болело, но он не мог сказать, сломано ли у него что-нибудь.

Крики стихли до хриплого дыхания.

– Удачный выстрел, – произнес незнакомый голос. – Кровь течет очень сильно.

– Будь настороже, – сдавленно распорядился Фенд. – Это Эспер. Я точно знаю, и ты никогда не услышишь его приближения, особенно теперь.

Эспер позволил себе ухмыльнуться. Во время падения он потерял свой лук, но кинжал и топорик остались с ним. Морщась, он поднялся на ноги.

Голова закружилась так сильно, что он чуть было не шлепнулся обратно в снег, но переждал дурноту, глубоко дыша. Фенд был прав. Эспер, хоть и с трудом, слышал их голоса, но шум в ушах заглушит более тихие звуки, например острожные шаги.

Итак, где же они? Он сделал шаг в направлении, которое ему показалось верным, и на мгновение ему померещилось, что впереди кто-то есть, но в тусклом свете он ничего не смог разглядеть.

Эспер уже собрался подойти поближе, когда кто-то схватил его сзади и закрыл ему глаза ладонью. Он глухо зарычал и попытался сбросить руку, но потерял равновесие и тяжело упал лицом в землю. Лесничий развернулся и принялся отбиваться ногами, чувствуя, как дрожит под ним земля, и вдруг увидел лицо. Это было знакомое лицо, но принадлежало оно не Фенду.

Эхок.

Юноша прижал палец к губам и показал вперед. Примерно в четырех королевских ярдах между деревьями скользила массивная чешуйчатая стена.