Глава 1
Дружба
Энни провела расческой по пропитанным морской солью волосам, наблюдая за чайками, которые дрались на узкой полоске песка за право обладания остатками рыбы и какими-то еще в прошлом живыми существами. Не только птиц интересовали отбросы на берегу. Несколько десятков человек – в основном дети – тоже занимались поисками сокровищ, выброшенных морем.
Чуть в стороне на леса была поднята разбитая «Делла Пучиа», а дальше виднелась кучка белых домиков галлеанской деревни Дувра.
Вспомнить шторм в подробностях Энни не могла, как ни старалась. Грохот озверевшего грома, треск ломающихся снастей, огромные волны – все слилось в один долгий кошмар. Он оставил их дрейфующими по воле волн и уже начинающими тонуть, с единственным импровизированным парусом, но, по счастью, недалеко от берега. Они плыли вдоль него целый день, прежде чем обнаружили маленькую деревеньку и место, где можно бросить якорь.
С моря дул холодный ветер, разогнавший тучи, и единственным напоминанием о минувшем шторме был разбитый корабль.
Расческа застряла в волосах, и Энни сердито выдернула ее. Она отчаянно мечтала о теплой ванне, но в деревне не было постоялого двора, только крошечная таверна. Кроме того, у них почти закончились деньги. И Казио сейчас занимался тем, что пытался на остаток купить лошадей и припасы в дорогу. Капитан Малконио сказал, что корабль снова сможет выйти в море не раньше чем через неделю, а Энни не собиралась так долго ждать.
Судя по тому, что говорили жители деревни – насколько люди Малконио сумели их понять, – Дуврэ находился в десяти лигах от Палдха. Они в любом случае намеревались добираться до Эслена посуху и потому решили не задерживаться.
Тяжело вздохнув, Энни поднялась на ноги и зашагала в сторону деревни, чтобы убедиться, что Казио занимается делом, а не любезничает где-нибудь с Острой. Краткий миг одиночества оказался весьма приятным, но теперь пришла пора отправляться в путь.
Разумеется, она нашла Казио вместе с з'Акатто, Малконио и Острой в таверне, набитой местными жителями. Здесь было тесно и дымно и отвратительно пахло сушеной треской, развешанной повсюду. Длинные столы были отполированы за долгие годы использования, а пол и стены оштукатурены слоем какого-то вещества, производимого из морских ракушек.
Малконио рассказывал о чудесном городе Шаван, а сморщенный крошечный старик, изо рта которого торчало всего три или четыре целых зуба, переводил на галлеанский. Дети в красно-коричневых шерстяных куртках и женщины, чьи волосы скрывались под черными шарфами, с интересом слушали, лишь изредка прерывая его смехом или собственными замечаниями. Когда Энни вошла, они оглянулись на нее, но тут же снова повернулись к Малконио.
Энни уперла руки в бока и попыталась встретиться глазами с Казио, но тот либо не заметил ее, либо нарочно не обращал внимания. Он беседовал с Острой, которая пила вино из общей с ним кружки.
З'Акатто сидел, положив голову на стол.
Энни нетерпеливо пробралась сквозь толпу и похлопала Казио по плечу, чтобы привлечь его внимание.
– Да, каснара? – спросил он и посмотрел на нее.
Остра отвернулась, делая вид, что ее заинтересовал рассказ Малконио.
– Я думала, ты занимаешься покупкой лошадей и припасов.
– Именно этим я и занимаюсь, – кивнув, сообщил ей Казио и показал на приземистого мужчину средних лет с обожженным солнцем лицом и необычными зелеными глазами. – Познакомься с Тангейлом МейпГованом. Мы обсуждаем сделку.
Мужчина – явно выпивший столько, что почти ничего не соображал, – улыбнулся Энни.
– Хинне аллан, – заметил он и почесал живот.
– А ты не мог бы поспешить? – спросила Энни, не обращая внимания на мерзкого типа за столом.
– Похоже, они здесь ничего не делают в спешке, – пояснил Казио. – Мне нравятся эти люди, правда.
– Казио!
– Кроме того, у нас недостаточно денег.
– Однако на вино тебе денег хватило.
Казио сделал большой глоток из своей кружки.
– Нет, – ответил он, – нам платят вином за наши истории.
– Хорошо, сколько денег нам нужно? – сердито спросила Энни.
Казио поставил кружку на стол.
– Он хочет в два раза больше, чем у нас есть, за осла и еду на четыре дня.
– Осла?
– Здесь ни у кого нет лошадей, но даже найдись они, мы бы не смогли их себе позволить.
– Ради одного осла, по-моему, бессмысленно и стараться, – заявила Энни. – Купи провизию.
– Если ты хочешь нести ее на себе, – заметил Казио, – я могу уладить это прямо сейчас.
– Нужно будет – понесу. Мы не можем здесь больше торчать.
Кто-то легко коснулся ее волос, она вскрикнула от неожиданности и обнаружила, что Тангейл поигрывает их прядями.
– Немедленно прекратите, – сказала она и оттолкнула его руку.
– Ол паннэ? – спросил тот.
Казио посмотрел на переводчика, но тот был занят историей Малконио.
– Она не продается, – ответил Казио и покачал головой.
Это было уже слишком.
– Продается? – вскричала Энни.
Малконио замолчал на полуслове, и за столом раздался смех.
– Нэ, нэ, – поспешно проговорил Тангейл. – Се венне се панне?
– Что он сказал? – потребовала ответа Энни.
Переводчик заулыбался, демонстрируя всем свой беззубый рот.
– Он хочет знать, сколько стоят ваши волосы.
– Мои волосы?
– Се венне се? – спросил он у Тангейла.
– Тэ, – ответил тот.
– Да, – сказал переводчик. – Ваши волосы. Сколько?
Краска залила лицо Энни.
– Ее волосы не… – начал было Казио, но она положила руку ему на плечо.
– Осел и провизия на девять дней, – сообщила она.
– Нет, Энни, – резко повернувшись к ней, вскричала Остра.
– Это всего лишь волосы, Остра, – ответила Энни и, кивнув переводчику, добавила: – Скажите ему.
Несмотря на храбрые речи, ей с трудом удалось взять себя в руки и не расплакаться, пока под радостные крики посетителей таверны, которые вели себя так, словно оказались на цирковом представлении, ей срезали волосы. Энни все же сумела сдержать слезы и далее справиться с почти необоримым желанием провести рукой по торчащей в разные стороны короткой щетине, оставшейся у нее на голове.
– Вот, – сказала она, встала со стула и бросилась на улицу. Там она немного поплакала – не из-за волос, а из-за пережитого унижения.
Услышав шаги у себя за спиной, она проговорила, не оборачиваясь:
– Оставьте меня.
– Я подумал, что вам это пригодится.
Обернувшись, Энни с удивлением увидела Малконио, держащего в руках черный шарф, какие носили жительницы деревни.
– Знаете, – сказал он, – вы могли попросить денег у меня. Все равно мне придется продать здесь часть товаров, чтобы починить корабль. Казио слишком горд, но вы могли попросить.
Энни покачала головой.
– Я не могу ничего у вас просить, капитан. Из-за меня погибли несколько человек из вашей команды и разбился ваш корабль. Я и так вам слишком много должна.
– В каком-то смысле это так, – не стал спорить Малконио. – Но моряки умирают, а корабли разбиваются. Спорить с судьбой и жалеть о том, что ты совершил, – пустая трата времени и сил. Лучше учиться на своих ошибках и идти дальше. Я не держу на вас зла, Энни. Я взял вас на свой корабль, потому что меня попросил брат, и, несмотря на то что я говорил раньше, я прекрасно знаю, чего следует ожидать от Казио и переделок, в которые он постоянно попадает. Представляете, как трудно ему было обратиться ко мне за помощью? Но он заставил себя, и это кое-что говорит о вас. А то, что вам удалось увезти его из Теро Мефио, говорит еще больше. Тот Казио, которого я знал, никогда ничего не делал для других людей, он всегда думал только о себе. Если он стал лучше, разве я могу вести себя иначе?
Энни вымученно улыбнулась.
– А ведь вы его любите, правда?
Малконио улыбнулся в ответ.
– Он же мой брат.
Он протянул ей шарф, и Энни его взяла.
– Спасибо, – сказала она. – Когда-нибудь я смогу расплатиться с вами за вашу доброту.
– Единственное, о чем я прошу, это присмотреть за моим братишкой, – проговорил Малконио.
– Я сделаю все, что смогу.
Малконио еще раз улыбнулся, но улыбка тут же исчезла, когда он поднял глаза и взглянул за спину Энни.
А вот и они, – вздохнув, сказал он. – Мне следовало знать, что они не потонут.
Энни проследила за его взглядом. На горизонте, где встречались небо с морем, она увидела паруса.
– О нет, – прошептала она.
– Они плывут не сюда, – через некоторое время сообщил Малконио. – Наверное, ищут порт побольше. Видите, они потеряли одну мачту.
Энни ничего такого не видела, однако все равно кивнула. Малконио оказался прав – корабль двигался не в сторону земли, а вдоль берега.
– Если они увидят наш корабль… – начала она, но Малконио покачал головой.
– С такого расстояния вряд ли. «Делла Пучиа» сейчас на суше да еще и без мачт. Но даже если бы они и заметили наш корабль, они не смогли бы сюда добраться через рифы, которые мы прошли. У них слишком большая осадка. – Он повернулся к Энни. – Однако на вашем месте я бы не стал терять время и двинулся в путь. Если они видели «Пучию», они отправят людей на ваши поиски, как только найдут подходящую гавань, чтобы причалить. Может быть, у вас много времени, а может, всего один день.
– А что, если они заявятся сюда? – спросила Энни. – Они же убьют вас.
– Нет, – ответил Малконио. – Мне не суждено умереть на суше. Соберите своих спутников и уходите отсюда. До заката солнца осталось еще несколько часов.
Казио нашел брата около его корабля. Малконио нахмурился, увидев его.
– Ты еще здесь? Разве Энни не сказала тебе, что мы видели корабль?
– Сказала, – ответил Казио. – Я только…
Он неожиданно замолчал, не зная, что сказать.
– Прощаться – дурная примета, – проворчал Малконио. – Как будто ты не надеешься снова встретиться. А я еще с тобой увижусь, верно, братишка?
Казио почувствовал во рту привкус горечи.
– Мне очень жаль, что так случилось с твоим кораблем, – сказал он.
– Ну, мы поговорим об этом, когда ты разбогатеешь, – усмехнулся Малконио. – А пока это моя забота. В конце концов, это же мой корабль.
– Ты надо мной потешаешься, – сказал Казио.
– Нет, – ответил Малконио. – Нисколько. У тебя есть свое предназначение, братишка. Я чувствую это. Твое собственное – не мое, не нашего отца и даже не наших уважаемых предков. Твое. И я рад, что кто-то наконец заставил тебя заняться его поисками. А когда ты его найдешь, надеюсь, ты придешь в мой дом в Туранате и все мне расскажешь.
– Хотел бы я его увидеть, – проговорил Казио.
– Давай не теряй зря время, – улыбнувшись, сказал Малконио. – Аздей, до новой встречи.
Казио пожал брату руку и медленно побрел по берегу к тому месту, где ждали его спутники.
Из Дуврэ вела только одна дорога, больше похожая на узкую тропинку. Казио шагал впереди и вел в поводу осла. Он оглянулся на корабль брата всего один раз, прежде чем они скрылись среди деревьев за деревней. Он увидел крошечную фигурку Малконио, который работал вместе со своими людьми.
А затем взгляд Казио вернулся к дороге впереди.
Вскоре лес уступил место пшеничным полям. Вдалеке виднелись разрозненные домики – и ни одной деревни, даже такой, как Дуврэ. Когда спустились сумерки, Казио развел костер под яблоней, такой старой, что ее нижние ветви лежали на земле.
Энни почти ничего не говорила с той самой минуты, как рассталась с волосами. Казио никогда раньше не видел женщин без волос, и ему не особенно нравилось это зрелище. Стало лучше, когда она накинула на голову шарф.
Пару раз он пытался с ней заговорить, но она отвечала односложно.
Остра тоже помалкивала, и Казио догадался, что девушки на корабле из-за чего-то поссорились и еще не помирились. Ему было интересно, не из-за него ли они поругались. Остра с радостью принимала его знаки внимания, и если Энни ревновала, не показывая этого ему, она вполне могла отыграться на подруге.
Оставался только з'Акатто, который начал ворчать себе под нос, когда его разбудили и заставили пуститься в путь, и к тому времени, как они остановились на ночлег, стал почти невыносим. Когда Казио вытащил Каспатор и начал отрабатывать удары, старик с недовольным видом поднялся и достал собственную шпагу.
– Я видел, как ты атаковал при помощи з'остато, – сказал он.
– Точно, – не стал спорить Казио.
– Глупо, – заявил з'Акатто. – Я тебя этому не учил.
– Не учил, – согласился с ним Казио. – Этот удар попробовал применить против меня один из учеников Эстенио.
– Хм-м. И что, получилось?
– Не получилось, – ухмыльнувшись, ответил Казио. – Я ответил ему перо перфо, и он налетел на клинок.
– Ясное дело. Как только твои ноги перестают касаться земли, ты больше не можешь изменить направление движения. Ты жертвуешь способностью маневрировать.
– Именно.
З'Акатто сделал несколько выпадов в воздух.
– В таком случае зачем ты применил этот удар? – спросил он.
Казио задумался, пытаясь вспомнить.
– Рыцарь уже почти схватил Энни, – сказал он через некоторое время. – Я мог бы до него дотянуться в выпаде, но острие рапиры не пробило бы доспех, а силы удара не хватило бы, чтобы остановить врага. А когда я вложил в удар вес своего тела, мне удалось повалить его на землю. Мне кажется, я проткнул ему кадык, но, поскольку он – порождение демонов, это не имело последствий.
З'Акатто кивнул.
– Я не учил тебя з'остато, потому что это глупый ход, когда фехтуешь на шпагах или рапирах. А когда имеешь дело с противником в доспехах да еще с тяжелым мечом, он может помочь.
Казио с трудом скрыл изумление.
– Ты хочешь сказать, что я правильно поступил?
– Ты поступил правильно, попытавшись нанести этот удар, но все сделал не так, как нужно. Форма была неверной.
– Но у меня получилось, – запротестовал Казио.
З'Акатто погрозил ему пальцем.
– Чему я тебя научил в первую очередь, когда начал давать уроки искусства дессраты?
Казио вздохнул и оперся на рапиру.
– Что дессрата – это не скорость и не сила, секрет в том, чтобы все делать правильно, – ответил он.
– Точно! – вскричал з'Акатто и взмахнул мечом. – Пойми: иногда скорость и сила позволяют тебе добиться успеха, несмотря на неверную форму. Но может наступить момент, когда у тебя не будет ни силы, ни скорости – из-за ранения, болезни или старости, как в моем случае. Лучше быть готовым ко всему.
– Отлично, – согласился Казио. – Что я сделал не так?
З'Акатто занял боевую стойку.
– Движение начинается отсюда, с ноги, которая сзади, – сказал он. – Удар устремлен вперед, и твоя рука должна быть напряжена и на одной с клинком линии. Атаковать следует по внешней стороне, а не по внутренней, потому что так ближе. После этого ты делаешь шаг назад – чтобы либо нанести новый удар, либо отступить. Попробуй.
Казио проделал упражнение несколько раз под присмотром старика.
– Уже лучше. – похвалил его з'Акатто. – Но ты должен резче бросаться вперед и не подпрыгивать так высоко. Чем ты выше, тем медленнее атака, а самое главное, что тебе нужно, это скорость.
– А куда колоть, если противник в доспехах? – спросил Казио.
– В шею. Если рука поднята, это тоже хорошо, бей в подмышку. Если ты стоишь сзади, прицеливайся в щель под шлемом. Еще участок под коленом. Щели для глаз, если дотянешься.
– Не ты ли учил меня, что с рыцарями сражаться нельзя? – Ухмыльнувшись, поинтересовался Казио.
– С ними нельзя фехтовать, – отрезал з'Акатто. – Это не значит, что их невозможно убить.
– Если не считать наших нынешних врагов, – напомнил ему Казио.
– Большинство из них сотворены из плоти и крови, – фыркнул з'Акатто. – А остальным нужно отрубить голову. Мы же знаем, что это возможно.
Он поднял шпагу над головой, направив ее сверху вниз в лицо Казио.
– Если меч находится в таком положении и враг атакует, не отражай удар. Бей вдоль клинка и отбрось его в сторону. Никогда не пытайся парировать атаку мощного меча. Пользуйся ногами – подожди удара, а затем коли и следи за возвращающимся клинком.
Следующие два часа они тренировались при свете костра, рапира против шпаги, и впервые за очень долгое время Казио вновь испытал радость дессраты и вспомнил уроки своего местро.
Наконец старик, тяжело дыша, убрал шпагу в ножны.
– Хватит, – со вздохом сказал он. – Я становлюсь слишком стар для подобных развлечений.
– Еще немного! – взмолился Казио. – А если удар придет снизу, но…
– Нет-нет, все завтра. – З'Акатто тяжело опустился на камень и принялся вытирать со лба пот.
– А когда ты сражался с рыцарями, з'Акатто? – спросил Казио.
З'Акатто что-то пробормотал и уставился в огонь.
– Осперо назвал тебя эмратуром. Что он имел в виду?
– Это было очень давно, – проворчал старик. – Я не хочу без надобности вспоминать те времена.
– Ты никогда не рассказывал мне, что был командиром.
З'Акатто покачал головой.
– Я сказал, что не хочу об этом говорить, или нет?
– Сказал.
– Ну вот.
З'Акатто встал, улегся на свое одеяло, а через несколько минут закрыл глаза. Казио долго сидел и смотрел на него. Девушки уже давно уснули. Получалось, что ему придется стоять на страже.
Следующий день выдался холодным и ясным. Они продолжали идти по полям и примерно через час увидели вдалеке замок на холме. Казио даже разглядел белые стены и желтые крыши маленького городка, расположенного на склонах.
Наконец они подошли к развилке. Одна дорога вела в сторону замка, другая шла прямо.
– Мы пойдем прямо, – сказал Казио.
– Что-то ты сегодня чересчур веселый, – заметила Остра. Они шли впереди остальных и вели в поводу ослика. Энни немного отстала и, казалось, о чем-то задумалась. З'Акатто хромал вслед за ней.
– Наверное, – ответил Казио. – А почему бы и нет? Я путешествую в обществе красивой каснары, светит солнце, и нам удалось избежать опасности, по крайней мере на время. А самое главное, мы не на корабле.
– Да уж, – подхватила Остра.
– И все это, – добавил Казио, широким жестом указывая вокруг, – все-таки разнообразие. Совсем не как в Вителлио. А Кротения похожа на здешние места?
Остра покачала головой.
– Эти места мало отличаются от Вителлио. В Кротении гораздо более влажно. Там больше деревьев, а поля зеленее даже в это время года. А еще там холоднее.
– Что ж, я жду не дождусь, когда попаду туда. Ты, наверное, тоже. Соскучилась по дому?
Остра пожала плечами.
– Я не знаю, каким стал мой дом, – ответила она. – Все изменилось. Не уверена, что там найдется для меня место.
– В каком смысле?
– В том смысле, что я не знаю, захочет ли Энни, чтобы я снова была ее служанкой.
– Служанкой?
– Разве ты не знал? – удивленно спросила Остра.
– Не знал. Я думал, вы сестры или подруги.
– Ну, мы были подругами…
Казио оглянулся на Энни и заговорил тише:
– Я заметил, что у вас испортились отношения.
– Мы поссорились на корабле, – призналась Остра. – Я сказала то, чего говорить не следовало.
– Ты знаешь ее дольше, чем я, – сказал Казио. – Но я уже понял, что ладить с ней совсем не просто.
– Раньше мне было просто, – проговорила Остра.
– Но что-то изменилось.
– Да. Она изменилась. С ней что-то случилось, и она не говорит что.
Казио потянул за собой осла, который заинтересовался чем-то на обочине дороги.
– Ну, ты мне говорила, что ее отец и сестры убиты и кто-то охотится за ней. Наверное, дело в этом.
– Конечно. Но не только.
– Я уверен, вы скоро помиритесь, – попытался успокоить ее Казио. – По крайней мере, я на это надеюсь. Терпеть не могу грустные лица.
Некоторое время они продолжали идти молча.
– Я рад, что ты с нами, Казио, – сказала Остра. – У меня никогда не было друзей, кроме Энни.
– Надеюсь, ты и меня считаешь своим другом, – ответил он.
– Мне кажется, что ты мне друг, – проговорила Остра. – Но не как Энни.
– Нет? А какой же я тогда друг?
– О таком я даже мечтать не осмеливалась, – сказала она.
Почему-то испытывая неожиданное чувство вины, Казио взял ее за руку.
Малконио был прав. Его всегда интересовала Энни, но он и сам не смог бы сказать почему, и это безумно его раздражало. Она продолжала считать, что любит какого-то типа по имени Родерик. Казио думал, что, начав ухаживать за Острой, привлечет к себе внимание Энни – многие женщины попадаются на эту удочку. Порой ему казалось, что он добился успеха, а иногда – что зря теряет время.
Но его отношения с Острой развивались слишком успешно, она, без сомнения, уже в него влюбилась.
Неожиданно Казио понял, что начинает относиться к ней все лучше и лучше. Она была добра и умна и по-своему не менее красива, чем Энни. И, что странно, всякий раз, когда он на нее смотрел, она казалась ему еще привлекательнее. Таких, как Остра, хочется прижать к груди, успокоить и сказать, что все будет хорошо.
Но он по-прежнему желал Энни.
После полудня они выбрались на Великий вителлианский путь – настоящую дорогу, достаточно широкую для повозок и экипажей. Один промчался мимо, и Энни с тоской проводила его взглядом. Они с Острой приехали в Вителлио в подобном, с удобствами, к которым она привыкла с детства.
А теперь она возвращается домой с ослом в поводу.
В одном оба путешествия были схожи: тогда Остра тоже почти не разговаривала с ней. Сердилась за то, что она попыталась убежать. Они помирились, когда Энни дала подруге обещание не повторять своих попыток. Теперь им вряд ли удастся так легко решить свой спор.
В любом случае, у Остры есть Казио. Они держатся за руки целый день.
Ночь они провели в сарае на окраине Пакре. Хозяин сарая немного говорил на королевском языке и сообщил им, что они скоро войдут в Хорнлад. Сердце в груди Энни забилось быстрее, она спросила, где находится Данмрог. Хозяин ответил, что на востоке, но точной дороги не знал.
Всю ночь Энни не спала, мучаясь виной из-за того, что почти перестала думать о Родерике. Она знала, что любит его, но за последнее время слишком много чего произошло.
Впрочем, в глубине души она понимала, что дело не только в этом. Казио удалось заронить в ее душу зерна сомнения насчет Родерика, и, хотя Энни была уверена, что он ошибается, она не могла выбросить из головы неприятные мысли. Ей было необходимо снова его увидеть. Где он – в Эслене или вернулся домой в Данмрог?
Возможно, когда они доберутся до Палдха, ей удастся найти кого-нибудь, кто доставит Родерику сообщение о том, что она возвращается домой.
На следующий день поля уступили место громадным виноградникам, они росли на холмах, протянувшихся до самого горизонта. Энни вспомнила, как уже видела их, когда они ехали в экипаже, – она тогда еще подумала, что даже представить себе не могла такое количество винограда.
Она оглянулась на Остру, которая на этот раз шла в двадцати ярдах позади нее.
– Кажется, река Теремене впереди, – решилась она заговорить с подругой. – Если я правильно помню твои записи в дневнике.
– Думаю, да, – ответила Остра.
– Ты здорово придумала, – продолжала Энни. – С дневником. По крайней мере, мы знаем, где находимся. Как по-твоему, сколько дней пути осталось до Эслена?
– В экипаже было пять, – ответила Остра. – Но мы ехали не весь день и провели две ночи в Палдхе.
– Значит, шесть или семь дней, как ты думаешь, если мы поторопимся?
– Может быть, – сказала Остра.
– Мы и дальше будем продолжать в том же духе? – прикусив губу, спросила Энни. – Не разговаривать?
– Мы разговариваем, – ответила Остра.
– Ты же понимаешь, что я имею в виду.
Остра со вздохом кивнула.
– Просто… я по-прежнему люблю тебя, Энни, но иногда мне кажется, будто ты больше не можешь любить меня.
– Ерунда, – сказала Энни. – Ты моя лучшая подруга. И всегда была. И ты мне очень нужна.
– Но ты отстраняешься от меня, и мне очень больно.
– Я знаю, – проговорила Энни.
– Однако ты не собираешься ничего менять.
– Дай мне подумать, – вздохнув, ответила Энни. – А пока не могли бы мы заключить перемирие?
– Мы и не воюем.
– Я рада это слышать, – сказала Энни, изо всех сил стараясь, чтобы ее ответ прозвучал весело.
Они немного поболтали, пытаясь угадать, что их ждет в Эслене. Им было несколько менее уютно, чем раньше, однако это все равно было лучше молчания.
Через некоторое время Остра сообщила, что должна удалиться в кусты.
– Я с тобой, – сказала Энни. – Вино, которое мы выпили утром, рвется наружу.
Казио и з'Акатто воспользовались передышкой, чтобы немного посидеть.
– Не спешите, – сказал Казио. – Ослу нужно отдохнуть.
Девушки поднялись вверх по холму и зашагали между длинными рядами виноградников. Вскоре мужчины скрылись из виду. Энни пожалела, что еще не настал сезон для ягод – сушеная рыба и черствый хлеб, оплаченные ее волосами, и поначалу не казались вкусными, а теперь уже до смерти ей надоели.
– Слушай, а что там такое внизу? – спросила Остра, когда они уже собирались возвращаться.
Энни посмотрела в направлении, указанном Острой. От того места, где они оставили своих спутников, холм полого уходил вниз, в маленькую долину, тянущуюся до следующего холма. Вдоль берега ручья росла вереница ив, а чуть ближе виднелось что-то вроде неровной стены из красного кирпича.
– Похоже на развалины, – сказала Энни.
– Давай посмотрим, – предложила Остра.
Энни не очень хотелось изучать развалины – ей до конца жизни хватило приключений и незнакомых мест. Но Остра снова начала с ней разговаривать…
– Посмотрим и сразу уйдем, – согласилась она. – Мы не можем задерживаться.
Они стали спускаться по склону холма. Виноградник закончился где-то на его середине и снова появился только на следующем подъеме, сама долина оказалась неряшливой, заросшей диким виноградом, кустами и высокой травой. На земле кое-где валялись кирпичи.
– Наверное, это был замок или большой особняк, – сказала Остра, когда они подошли ближе.
Энни кивнула. Виноградом заросло почти все строение. Одна стена оказалась высокой – выше их роста. Остальные разрушились почти до основания. Однако очертания комнат были еще различимы, и становилось ясно, что дом был довольно большим.
Теперь, когда они спустились в долину, они увидели развалины и других домов. Но какие-то странные. Даже разрушенные, здания казались знакомыми.
Охваченная любопытством, Энни перешагнула через остатки стены и оказалась внутри. Неподалеку она заметила что-то вроде насыпи, которая при ближайшем рассмотрении оказалась остатками разбитого каменного ящика.
В следующее мгновение ей на глаза попался какой-то тускло-белый предмет, и она наклонилась, чтобы его поднять. Тот! оказался тонким, но довольно тяжелым, и, вздрогнув, Энни сообразила, что держит в руках кусок свинцового листа. Она провела по нему пальцем, нащупала полустертые буквы и тут же со вскриком отбросила прочь.
– Что случилось? – спросила Остра.
– Это город мертвых, – прошептала Энни. – Как Тенистый Эслен.
Она отошла от каменного ящика, который не мог быть ничем иным, кроме разрушенного саркофага.
– Святые! – пробормотала Остра, оглядываясь по сторонам. – А где же город живых? Мы слишком далеко от Пакре, и не думаю, что мы уже дошли до Теремене.
– Никто не следит здесь за порядком, – заметила Энни. – Город живых, наверное, тоже разрушен. Может, он находится чуть дальше, за долиной.
– Исчез целый город? – вслух удивилась Остра. – Как такое могло произойти?
– Ну, всякое случается, – сказала Энни. – Может, какая-нибудь болезнь или война… – Она вздрогнула. – Пошли отсюда. Это не наши предки. А вдруг им не понравится, что мы пришли?
– Подожди, – остановила ее Остра. – Посмотри вон туда.
Энни неохотно последовала за подругой, огибая кучу мусора. Там стояло какое-то сооружение, относительно целое, прямоугольное, с четырьмя стенами, но без крыши. Дверь упала, однако проем остался. А внутри деревья и дикий виноград разрослись так сильно, что казались непроходимой чащей.
– Это хорц, – сказала Остра. – Он ужасно похож на тот, что у нас дома. На тот, где мы нашли могилу Виргеньи.
Когда Энни поняла, что Остра права, ее охватило странное ощущение. Перед глазами замелькали тени, и она услышала голоса, которые что-то шептали на незнакомом ей языке.
– Нужно уходить отсюда, Остра, – потянула она за собой подругу. – Немедленно.
Остра повернулась к ней и удивленно посмотрела на Энни.
– Твое лицо, – с беспокойством проговорила она. – Ты в порядке?
– Просто мне нужно уйти отсюда.
Когда хорц остался позади, неприятное ощущение прошло.
– Что это было? – спросила Остра.
– Я не знаю, – ответила Энни, но, увидев скептическое выражение на лице Остры, добавила: – Действительно не знаю. Но сейчас мне стало лучше.
Неожиданно Остра нахмурилась.
– Ты слышала? – спросила она. – По-моему, голос Казио.
– Я ничего не слышала.
Остра бросилась бежать вверх по склону холма, но Энни схватила ее за руку.
– Медленнее. И очень тихо.
– Почему? Мне показалось, что он вскрикнул.
– Тем более, – прошептала Энни. – А что, если он пытался нас предупредить?
– Предупредить? – В голосе Остры появились панические нотки.
Пригнувшись, они поспешили на вершину холма и глянули вниз сквозь виноградные плети.
Казио и з'Акатто были там, где они их оставили. Их окружало около двадцати всадников. Казио стоял на коленях, его рапира валялась в двадцати шагах, а один из людей вязал ему руки за спиной. Руки з'Акатто уже были связаны.
Это были рыцарь и солдаты, которых они оставили на пристани з'Эспино.
– Они нас нашли, – прошептала Энни.
– Казио! – выдохнула Остра и открыла было рот, собираясь закричать, но Энни зажала его ладонью.
– Нет, – едва слышно сказала она. – Мы должны бежать отсюда.
Остра закрыла глаза и кивнула. Энни убрала руку.
– Мы не можем их оставить, – взволнованно проговорила Остра.
– Они их не убили, – сказала Энни. – И не убьют, пока не найдут нас. Но если нас поймают, мы все умрем.
– Я…
– Они скоро будут здесь, – проговорила Энни. – Нам повезло, что они еще не отправились нас искать, они узнали Казио и з'Акатто и понимают, что мы где-то поблизости. Только оставаясь на свободе, мы сможем им помочь.
– Наверное, – согласилась с ней Остра.
Они снова начали спускаться вниз по склону холма, направляясь в сторону развалин. Сначала они крались, но, услышав топот копыт, бросились бежать.
Глава 2
Слепой, глухой и тьма
Когда Элис Берри вошла, Мюриель знаком приказала ей сесть.
– Расскажите мне, что происходит, – велела она. – Расскажите, как я могу умереть сегодня.
Берри нахмурилась и сцепила руки.
– Ваше величество, – начала она, – прежде всего я бы хотела обсудить нападение на особняк леди Грэмми.
– Слушаю, – сказала Мюриель и потянулась за чашкой с чаем.
– Вы приказали это сделать, поскольку я высказала предположение, что там находится принц Роберт и что леди Грэмми организовала против вас заговор. Боюсь, я вас подвела.
– Потому что мы не обнаружили Роберта? – Мюриель сделала глоток чая. – Меня это не удивило. Все прошло из рук вон плохо, но вашей вины тут нет. Прежде всего, нападения вообще не должно было быть. Я приказала окружить особняк, чтобы никто не смог незаметно из него выбраться. Затем сэр Файл, выполняя мою волю, должен был обыскать дом, причем без применения оружия. Однако на его людей напали, и они, естественно, отреагировали, как и полагается солдатам. Даже если на время забыть о Роберте, совершенно очевидно, что Грэмми плела против меня заговор и пыталась завоевать расположение и получить поддержку лендвердов Новых земель. Очень полезные сведения.
– Ваше величество, – с прежним беспокойством проговорила Берри. – Я могла бы выяснить это и без кровопролития.
– Вы осмеливаетесь говорить мне, что я совершила ошибку, послав своих людей в особняк Грэмми?
– Говорить вам подобные вещи – мой долг, ваше величество, – ответила Берри. – Это входит в круг обязанностей, которые вы на меня возложили.
Мюриель приподняла одну бровь. Берри была права. Эррен не боялась говорить, что королева поступила глупо, если так и было. Хотя, конечно, Эррен была старше, и они много лет дружили. То, что приходится выслушивать нарекания от этой девчонки, раздражало.
– Хорошо, я принимаю ваше замечание, – неохотно признала она. – Я знаю, что этот шаг не встретил поддержки народа, в особенности определенных слоев, но я полагала, мне следовало продемонстрировать свою силу и показать, что я не намерена сидеть и ждать, пока меня прикончат.
– Возможно, – не стала спорить с ней Берри, – но, быть может, вам следовало избрать другой способ. Лендверды сейчас не просто не поддерживают трон – они в ярости. В Комвене у вас осталось совсем мало сторонников, а народ на улицах твердит, что вы сошли с ума. Но хуже всего то, что прайфек начал выступать против вас.
– Правда? – удивилась Мюриель. – И что говорит прайфек?
– Что вы отняли власть у сына.
– Прайфек прекрасно знает, что Чарльз не способен принимать решения.
– Думаю, это как раз то, что он имеет в виду, – кивнув, сказала Берри. – Далее он заявляет, что вашего сына следует забрать из-под вашего надзора и передать ему.
Мюриель грустно улыбнулась.
– Всего несколько дней назад он предложил мне разрешить войскам из з'Ирбины войти в город. Вы знали об этом?
– Нет, но такой поворот событий можно было предугадать. Церковь перешла к действиям, ваше величество. Я не знаю, какие цели они перед собой ставят, но ясно одно – они решили, что пришла пора вмешаться в светские дела.
Мюриель поставила чашку на ручку кресла.
– Хесперо говорил что-то похожее, – заметила она. – Отлично. Убейте его.
– Ваше величество? – удивленно переспросила Берри.
– Я пошутила, леди Берри.
– Я… о, хорошо.
– Может, вы тоже решили, что я сошла с ума?
– Я вовсе так не думаю, ваше величество, – заверила ее Берри.
– Прекрасно, – язвительно проговорила королева. – Вы рассказали мне о моих ошибках. Теперь я готова выслушать ваш совет: что я должна сделать, чтобы их исправить.
– Очень важно снова завоевать расположение лендвердов и купцов, ваше величество, – ответила девушка. – Это сейчас самое главное.
– Можете мне не верить, – сказала Мюриель, – но несколько недель назад я тоже об этом подумала. Я даже заказала сочинителю музыкальное произведение для них и простых горожан. Оно будет исполнено через три недели, на пиру. Я не знала, что Грэмми меня опередила. Теперь это будет похоже на извинение.
– И именно по этой причине должно состояться, – сказала Берри. – Полагаю также, вам следует пойти дальше и подумать, какие законы имеет смысл изменить, чтобы задобрить недовольных. Я бы предложила официальное слушание, на котором они могли бы представить свои требования.
– Оно состоится завтра. Что еще?
– Вне зависимости от того, заключили вы союз с Лиром или нет, все думают, что так и есть. У вас есть два пути: либо показать всем, что это неправда, и выйти замуж за Беримунда, либо подтвердить слухи и стать женой одного, из лирских аристократов.
– Нет, – ответила Мюриель. – Дальше?
– Немедленно освободите Грэмми, – сказала Берри. – Вы выяснили, что она не совершила ничего противозаконного, а если с ней что-нибудь случится, пока она находится в ваших руках, вам это сильно повредит.
– Честно говоря, я очень рассчитывала на то, что с ней что-нибудь и в самом деле случится, пока она находится в моих руках, – ответила Мюриель.
– Надеюсь, это еще одна шутка, ваше величество.
– Естественно, леди Берри, но она не так уж далека от истины. В течение часа Грэмми будет свободна. Еще что-нибудь?
– Да. Вам следует чаще выходить из этого зала. И хотя бы немного поспать. У вас круги под глазами.
Мюриель фыркнула.
– Эррен расчесывала мне волосы. Вы тоже собираетесь?
– Если вы пожелаете, ваше величество, – осторожно ответила Берри.
– Нет, спасибо. Полагаю, это будет слишком – любовница моего мужа расчесывает мне волосы.
– Я вас понимаю.
– А ему вы расчесывали волосы?
– Я… изредка, – призналась Берри.
– А вас не раздражало его странное фырканье во сне?
– Мне нравилось, ваше величество.
– Хорошо. Спасибо, леди Берри. Мы поговорим, когда у вас появятся какие-нибудь новости.
– Слушаюсь, ваше величество.
– Минуту, леди Берри, – пробормотала Мюриель, неохотно приняв решение. – Убийца, который проник в мою комнату, кое-что забрал. Ключ.
– От чего, ваше величество?
– Я покажу вам.
Берри замерла на границе света.
– Идемте, – позвала ее Мюриель.
– Но, ваше величество, там нет больше факелов. Может быть, следует вернуться за фонарем?
– Нам дадут фонарь, – заверила Мюриель и, повернувшись к девушке, добавила: – Приятно осознавать, что вам открыты не все мои тайны.
– Мне про это место не известно ничего, если не считать того, что однажды, незадолго до смерти, его величество отправился куда-то в подвалы, а когда вернулся, был очень бледен и отказался отвечать на мои вопросы.
– После смерти Уильяма я нашла ключ в его комнате, и мои вопросы привели меня сюда. Однако никто не мог мне сказать, что здесь находится.
Она вошла в темноту, и Берри последовала за ней. Мюриель нащупала деревянную дверь и нашла ручку.
– Музыки не слышно, – прошептала она.
– А должно быть? – спросила Берри.
– Обычно Хранитель играет на теорбе, – объяснила Мюриель.
– Хранитель?
Вместо ответа на ее вопрос Мюриель постучала в дверь. Когда никто не отозвался, она снова постучала, на сей раз сильнее.
– Может быть, он спит, – предположила Берри.
– Не думаю, – ответила Мюриель. – Давайте возьмем факел…
И тут дверь почти бесшумно открылась.
Лицо Хранителя, древнее, очень красивое, но непонятно – мужское или женское – казалось неестественно красным в тусклом свете, который падал из коридора. Затянутые пленкой слепые глаза, казалось, искали пришедших.
– Это королева, – проговорила Мюриель. – Мне нужно с тобой поговорить.
Хранитель ничего не ответил, только протянул вперед дрожащую руку, и Мюриель поняла, что случилось нечто ужасное.
– Хранителъ, – позвала она. – Ответь мне.
Он открыл рот, словно собирался закричать. Мюриель увидела, что у него нет языка.
– О святые, – выдохнула она.
В наступившей оглушительной тишине ее вырвало, и она без сил прислонилась к стене. Казалось, будто внутри у нее шевелится клубок червей.
Берри тут же оказалась рядом и поддержала ее на удивление сильной рукой.
– Ничего, все в… – начала было Мюриель, но ее снова вырвало, а потом еще раз и еще.
Наконец, немного придя в себя, она попыталась выпрямиться, хотя у нее отчаянно подкашивались ноги.
– Насколько я понимаю, раньше он мог говорить, – уточнила Берри.
– Да, – слабым голосом подтвердила Мюриель.
Хранитель все еще стоял не двигаясь. Берри обошла вокруг него, внимательно его разглядывая.
– Мне кажется, ему проткнули ушные перепонки, – заметила она. – Он нас не слышит.
Мюриель, дрожа, подошла к древнему сефри.
– Кто это сделал? – прошептала она. – Кто?
– Думаю, тот, кто взял ваш ключ, – ответила Берри.
Неожиданно на глаза Мюриель навернулись слезы. Она совсем не знала Хранителя – встречалась с ним лишь единожды и сама тогда угрожала ему, что лишит его слуха. Естественно, на самом деле она ничего такого не собиралась делать, просто была очень расстроена.
– Он провел здесь всю свою жизнь, – сказала Мюриель. – В темноте, лишенный зрения. Он исполнял свой долг. Но у него была музыка, а еще он мог разговаривать с теми, кто сюда приходил. Что осталось у него теперь?
– Слух может к нему вернуться, – сказала Берри. – Такое иногда случается.
– Я пришлю сюда своего врача.
Она потянулась к руке древнего сефри и взяла ее в свою. Та отчаянно сжалась, по лицу Хранителя пробежала краткая судорога, потом он выпустил пальцы Мюриель, отступил на шаг и закрыл дверь.
– А что он хранит, моя королева? – спросила Берри. Мюриель прошла несколько шагов по коридору, вынула из кольца горящий факел и начала спускаться по каменной лестнице, выбитой в скале, – Берри следовала за ней.
– Я вижу в камне кости, – заметила Берри, когда они медленно спускались по влажным ступеням.
– Да, – ответила Мюриель. – Хранитель сказал мне, что они старше самого камня.
Лестница привела их к железной двери, исписанной странными знаками. В воздухе пахло горящей смолой и корицей, а эхо их голосов, казалось, разбудило другие, едва слышные отголоски.
– Более двух тысяч лет назад, – начала Мюриель, – там, где сейчас находится Эслен, стояла крепость. Она принадлежала скаслоям, которые держали наших предков в рабстве. Здесь Виргенья Отважная и ее армия разрушили стены и убили последних демонов. Всех, кроме одного – его они оставили искалеченным, но живым.
Она подошла к двери и коснулась ее кончиками пальцев.
– Чтобы открыть дверь, требуется два ключа – тот, что украден из моей комнаты, и ключ Хранителя. За этой дверью есть другая, за ее порог нельзя вносить свет. Там он и находится.
– Последний скаслой… – тихо проговорила Берри. – Живой, хотя прошло столько времени. Я даже представить себе не могла, что такое возможно.
– Скаслои не умирают своей смертью, – сказала Мюриель. – И не стареют, как мы.
– Но зачем? Зачем было сохранять ему жизнь?
– Потому что он обладает знанием, – ответила Мюриель, – и видит то, что недоступно людям. В течение двух тысяч лет короли Кротении пользовались его советами.
– Об этом не знают даже сестры монастыря, – сказала Берри. – И церкви наверняка ничего не известно, иначе она добилась бы его смерти. – Она чуть приподняла брови. – Вы с ним разговаривали?
Мюриель кивнула.
– После того, как были убиты Уильям и дети. Я спросила, что должна сделать, чтобы отомстить убийцам.
– И он вам сказал.
– Да.
– Получилось?
Мюриель горько улыбнулась.
– Не знаю. Я прокляла того, кто стоит за убийствами, но я не знаю, кто это. А значит, не знаю, подействовало ли мое проклятие. Правда, я почувствовала, что у меня получилось. Почувствовала какое-то движение, словно ключ повернулся в замке.
– Проклятия очень опасны, – предупредила ее Берри. – От них в разные стороны расходятся волны, как по воде от брошенного камня. Вы не можете знать, каков будет результат.
– Кооорооолееева, – проскрежетал голос в голове Мюриель.
– Он заговорил со мной, – прошептала она. – Вы слышите?
– Я ничего не слышу, ваше величество, – ответила Берри.
– Королева, ты смердишь женщиной, смердишь материнством. Между нами двери. Неужели ты не придешь ко мне?
– Я не могу, – сказала она. – У меня нет ключа.
В голове у нее зазвучал черный смех.
– Нет. Ключ у него. У того, кого ты сотворила. Сердце Мюриель сжалось, словно кулак.
– Тот, кого я сотворила? Что ты имеешь в виду?
– Я пою о нем, я пою и пою. Когда мир будет разрушен, возможно, я умру.
– Скажи мне, – потребовала Мюриель. – Скажи мне, кто он. Ты не можешь мне солгать.
– У тебя нет ключа… – Голос стих, словно его унес порыв ветра, но у Мюриель осталось ощущение радостного смеха.
– Ответь мне, – выкрикнула она. – Квекскванех, отвечай!
Но он молчал, и Мюриель постепенно заставила себя успокоиться.
– Мы должны узнать, кто сюда приходил, – сказала она Берри. – И о чем он разговаривал с Узником. А еще я хочу получить назад мой ключ.
– Я сделаю все, что в моих силах, – пообещала Берри. Ее голос слегка дрожал, и она показалась королеве очень юной. Неожиданно Мюриель пожалела, что открыла ей тайну Узника, но кто еще может ей помочь? В вопросах шпионажа от сэра Файла и его людей проку никакого. Берри же доказала свои умения в данной области. Учитывая ограниченный выбор, у Мюриель просто не было другого выхода.
Кроме того, сожалеть все равно уже поздно.
Они покинули подземелье. Мюриель вернулась в свои покои, позвала личного врача и приказала ему заняться Хранителем, подписала приказ об освобождении Грэмми и ее сына и отправилась спать.
Сны о пауках, змеях и слепых стариках мучили ее всю ночь.
На следующий день, следуя совету Берри, Мюриель решила собрать двор. Она не делала этого со дня покушения на свою жизнь, но понимала, что не сможет вечно избегать своих обязанностей. Поэтому она приказала одеть Чарльза, а потом не стала ждать опаздывающую Берри и занялась собственным туалетом. Мюриель выбрала платье из пурпурного сафнита с жестким кружевным воротником и начала его надевать, хотя прекрасно понимала, что ей не удастся справиться с застежками на спине. Она знала, что ей нужна новая горничная, но смерть Унны причинила ей такую боль, что она не могла заставить себя выбрать другую девушку. Конечно, Берри справилась бы с этой ролью, но Мюриель и без того слишком во многом на нее полагалась.
«Она не Эррен, – напомнила она себе. – Она была подстилкой твоего мужа».
Но в Элис Берри было что-то, так сильно напоминавшее ей Эррен, та уверенность, которую дает только воспитание в монастыре, что Мюриель невольно начала отдаваться на волю старых привычек.
А старые привычки могут быть смертельно опасными. У нее по-прежнему нет доказательств того, что намерения Берри искренни, и к тому же та опаздывает.
Мюриель уже едва справлялась с раздражением, когда девушка наконец появилась. Королева собралась уже ее отчитать, но увидела выражение ее лица.
– Что? – спросила Мюриель.
– Он здесь, ваше величество, – сказала Берри, с трудом переведя дух. – Принц Роберт. Я его видела.
Значит, это правда. Мюриель закрыла глаза.
– В замке?
– В тронном зале, ваше величество. Ждет вас.
– Вам известно, что он собирается делать? – приподняв брови, спросила она.
Берри села и закрыла лицо руками. Мюриель еще ни разу не видела ее такой расстроенной.
– С ним стражники, ваше величество, сорок человек. Герцог Шейла и лорд Фрам Даген тоже привели с собой примерно по двадцать человек. И у каждого члена Комвена с собой охрана. Кроме того, до меня дошли слухи, что в городе появились ополчения лендвердов.
Мюриель показалось, что с каждым ударом ее сердца комната пульсирует и сжимается. Она тяжело опустилась в кресло, забыв о платье, которое ей удалось надеть лишь наполовину.
– Он явился, чтобы захватить трон, – сказала она. Во рту у нее пересохло.
– Я тоже так думаю, ваше величество.
– Иначе и быть не может.
– Мне следовало это предвидеть, – с горечью сказала Берри.
– Вы предвидели, – пробормотала Мюриель.
– Но я не думала, что это произойдет так быстро, – возразила ей Берри. – Слишком быстро. Я полагала, что у нас еще есть время, чтобы что-то предпринять, смягчить удар.
– У нас его нет. – Мюриель закрыла глаза. – У сэра Файла около тридцати человек. Еще у меня есть двадцать моих гвардейцев – если я могу им доверять – и их воины. Всего около сотни. Но я не знаю, могу ли я на них рассчитывать. А если они выберут своим королем Роберта?
– Они не могут – по закону, – сказала Берри. – До тех пор, пока Чарльз и Энни живы.
– Никто не знает, жива ли Энни, а Чарльз… они могут нарушить закон, учитывая его состояние. Роберт может пойти дальше. Если он убил отца, что помешает ему убить сына? – Она встала и повернулась спиной к Берри. – Леди Берри, вы не могли бы привести в порядок застежки на моем платье?
– Вы намерены выйти ко двору?
– Еще не знаю, – ответила королева.
Берри занялась застежками, и Мюриель чувствовала дыхание девушки на своих волосах. Постепенно сердце у нее в груди забилось медленнее, и она ощутила удивительное спокойствие – вместе с принятым решением.
– Вы знаете тайные проходы, – сказала Мюриель, когда Берри расправилась с третьим крючком. – Вам известно, как выбраться из города?
– Длинный коридор, который проходит под стеной? Тот, который можно наполнить водой?
– Другого я не знаю, – ответила Мюриель.
– Мне известно, где он находится, – ответила Берри. – Но я там никогда не была.
– Вы сможете его найти?
– Я изучала планы замка в монастыре. До сих пор мне не удалось найти в них ошибок.
Берри застегнула последний крючок у воротника.
– Хорошо.
Мюриель вышла в прихожую и подозвала стражника, стоявшего за дверью.
– Немедленно приведи сюда сэра Файла.
Рыцарь поселился в апартаментах Элсени, в дальнем конце того же коридора, так что прибыл через несколько минут.
– Сэр Файл, – обратилась к нему Мюриель, – я хочу, чтобы вы оказали мне еще одну услугу.
– Все, что пожелаете, ваше величество.
– Увезите Чарльза в Лир.
Старик от удивления раскрыл рот и несколько мгновений молча смотрел на нее.
– Что? – наконец выдавил из себя он.
Мюриель скрестила на груди руки и взглянула на дядю.
– Судьба распорядилась таким образом, что принц Роберт не вполне умер. Он вернулся и, я полагаю, сегодня захватит трон. Я хочу, чтобы мой сын был в безопасности, сэр Файл.
– Я… вне всякого сомнения, мы сможем ему помешать. Он не имеет никакого права…
– Я не намерена рисковать, – ответила Мюриель и кивком показала на Элис Берри. – Вам знакома эта дама?
– Да, конечно, леди Берри. – Сэр Файл казался удивленным.
– Из замка имеется безопасный выход, тайный. Она его знает и выведет вас наружу. Заберите Чарльза и немедленно уходите. Оставьте мне двух стражников, возьмите с собой всех своих людей на случай, если на вашем корабле будут враги.
– Но вы должны уйти с нами, – сказал Файл.
– Нет, – ответила Мюриель. – Я прошу вас об одолжении, и обсуждать его у нас нет времени. Да или нет?
– Мюриель…
– Прошу вас, сэр Файл, я уже потеряла двоих дочерей.
Сэр Файл выпрямился.
– В таком случае мой ответ – да. Но я вернусь.
– И за вами будет стоять законный король, когда вы это сделаете, – сказала ему Мюриель. – Вы меня поняли?
– Я понял.
В глазах старика блеснули слезы, он опустил голову. Вздохнув, Мюриель шагнула вперед и обняла его.
– Спасибо, дядя Файл, – сказала она.
Он сжал ее руки.
– Да пребудут с тобой святые, Мюриель, – прошептал он.
Берри схватила ее за руку.
– Я вернусь, как только покажу им дорогу.
– Нет, – ответила Мюриель. – Останьтесь с ними. Присмотрите за моим сыном.
Когда они ушли, она снова села в кресло и просидела в нем около получаса, чтобы дать им время отойти подальше. Затем, сделав глубокий вдох, Мюриель встала и, выйдя из комнаты, направилась по коридору в сторону помещения, где жил сэр Морис Лукас, капитан ее личной охраны.
Он открыл на стук, и на лице у него появилось озадаченное выражение.
– Ваше величество, – спросил он. – Чему я обязан такой честью?
– Сэр Морис, – начала Мюриель, – в последнее время я дурно обращалась с вами и вашими людьми.
– Как скажете, ваше величество, – ответил он неуверенно.
– Теперь, когда я это сказала, я хочу, чтобы вы ответили на несколько прямых и не терпящих отлагательства вопросов.
– Я отвечу на любые ваши вопросы, ваше величество, – заверил ее рыцарь.
– Верна ли гвардия мне и моему сыну Чарльзу?
Морис напрягся.
– Мы верны Чарльзу как королю и вам как его матери, – ответил он.
– А вы признаете другие притязания на трон?
Морис еще сильнее нахмурился.
– Принцесса Энни имеет право на трон, но, насколько мне известно, ее здесь нет.
– Вы слышали, что вернулся принц Роберт?
– Да, такие слухи ходят, – ответил Морис.
– А если я скажу вам, что считаю его виновным в смерти моего мужа, телохранителей и королевских всадников, которые сопровождали его в Аэнах?
– Я скажу, что это вполне правдоподобное предположение, ваше величество. А если вы хотите знать, последую ли я за принцем Робертом, мой ответ – нет.
– И вы доверяете своим людям?
Он заколебался, но ответил:
– Большинству.
– В таком случае отдаю вам следующий приказ, сэр Морис. Я хочу, чтобы вы и ваши люди покинули замок и город, даже если вам придется пробиваться силой.
Глаза капитана Мориса округлились и стали похожи на два блюдца.
– Ваше величество? Мы вас не оставим.
– И погибнете. А мне нужно, чтобы вы были живы и находились за пределами замка и Эслена, там, где вы сможете найти надежных людей, которые поддержат меня ради торжества справедливости. Возьмите с собой Песью Шапку. Да, и еще: оденьте кого-нибудь из ваших людей в большой, тяжелый плащ с капюшоном, чтобы казалось, будто с вами Чарльз.
– Но король, ваше величество…
– По-прежнему остается королем. Можете мне поверить, он будет в безопасности.
Морис несколько мгновений молчал.
– Вы хотите, чтобы мы покинули замок сейчас, ваше величество?
– Сейчас и без лишнего шума. Я не хочу, чтобы без крайней необходимости проливалась кровь.
Морис поклонился.
– Как прикажете, ваше величество. И да пребудут с вами святые.
– И с вами, сэр Морис, – ответила она.
Затем Мюриель вернулась в свои апартаменты, думая о том, что теперь, по крайней мере, узнает раз и навсегда, может ли она доверять своей гвардии. Действия всегда лучше слов.
Она надела корону, взяла двух стражников, оставленных ей сэром Файлом, и покинула свои покои.
Глава 3
Воин, священник и корона
Когда Стивен сломал печать прайфека, он знал, что окончательно разрывает свою связь с церковью. Печать была священна, и письмо мог открыть только тот, кому оно предназначалось. Ученика или священника, нарушившего этот закон, сначала исключали из ордена. Затем подвергали мирскому наказанию – от порки до казни через утопление.
Но Стивену было все равно. Чтобы покарать его, церковь должна узнать о том, что он совершил это преступление, а он понимал, что сумеет скрыть правду, если захочет. Нет, он сломал печать потому, что в глубине души знал: гниль, которую он обнаружил в монастыре д'Эф, была не маленьким пятном на груше – плод сгнил весь, вместе с деревом и его корнями.
Если отцы церкви виновны в пробуждении проклятых святых, это вызывает определенные сомнения. И если сама церковь прогнила насквозь, он не желает принимать в этом участие – по крайней мере, большее, чем уже принял. Он будет служить святым иначе, своим собственным способом.
– Стивен? – спросила Винна. – Что там написано?
Стивен сообразил, что уставился на буквы, даже не пытаясь их прочесть. Тогда он попытался прогнать посторонние мысли и сосредоточиться.
«Странно», – подумал он. Если не считать подписи и стихотворения, написанного, кажется, на вадхианском языке, письмо показалось ему полнейшей бессмыслицей.
– О. Это какой-то шифр, – сказал он.
– Клубок слов, который ты не можешь распутать? – проговорил Эспер. – Не верю.
Стивен кивнул и сосредоточился.
– Со временем я смогу в нем разобраться. Он основан на церковном вителлианском и более старом литургическом языке, который называется джедикад. Но само письмо совершенно бессмысленно. Правда, стихотворение…
Он замолчал, начав изучать его. Это действительно был древний вадхианский язык или близкий к нему диалект.
– Здесь имеется каниту, – сказал он. – На языке королей-колдунов каниту субокаум – «вызывающее заклинание».
– А кого оно вызывает? – спросила Лешья.
– Некоего Крубха Крукха, – ответил Стивен, покачав головой. – Я никогда о нем не слышал. Но не все проклятые святые широко известны. По правде говоря, это больше похоже на название места, а не на имя – означает что-то вроде «склоненного кургана».
– А может быть так, что имеется в виду седое? – спросила Лешья.
– Легко, – ответил Стивен. – И, учитывая все, что мы видели, это очень вероятно. Странно только, что перед этим стоит префикс «дхи», который обычно указывает на то, что дальше идет имя святого.
– В любом случае, – прервала его Лешья, – бессмысленно возвращаться в Эслен, чтобы рассказать вашему прайфеку о том, что здесь происходит. Похоже, он уже в курсе.
– Ну, я в этом не уверен, – откликнулся Эспер.
– Я тоже, – сказала Лешья. – Но теперь нам известно, что церковь решила восстановить древний путь паломничества, и мне кажется плохой идеей позволить им закончить начатое.
– Возможно, они уже закончили, – заметил Эспер.
– Не думаю, – проговорил Стивен. – Полагаю, здесь содержатся инструкции по освящению этого Крубха Крукха, уж не знаю, что это такое. Каниту представляется мне куском более длинного заклинания – точнее, его завершающей частью.
– Ты хочешь сказать, что мы заполучили то, что им необходимо, чтобы довершить задуманное?
– Именно это я и хочу сказать. Послушайте, я попытаюсь для вас перевести, – сказал он и откашлялся.
Некоторое время все молчали, а потом Эспер фыркнул.
– Да уж, на застольную песню не слишком похоже.
– Я не уверен, что все звучит именно так, – признался Стивен. – Например, в строчке про воина, священника и корону. Здесь употреблены слова «пир кабх», «дхеридх» и «тайкер». Первое имеет вполне определенное значение – человек, который сражается мечом. Дхеридх – это некто, прошедший путь паломничества, но вовсе не обязательно член ордена. Третье слово, «тайкер», может относиться к любому человеку с благородной кровью, а может подразумевать именно короля. Без других источников и справочников я не могу знать наверняка.
– А что там было насчет «бессмертного»? – спросила Винна.
– Мурмаки, – пояснил Стивен. – На самом деле это означает «слуга Мура» – еще одно имя Черного Джестера, но их также называли «анмири» или «бессмертные». Мы про них почти ничего не знаем, кроме того, что их больше не существует.
– Ты хотел сказать, больше не существовало, – поправила его Лешья. – Сейчас многое изменилось.
– Да уж, – рассеянно согласился с ней Стивен. Что-то в перечислении «потечет из» сильно тревожило его.
Эспер заметил его рассеянность.
– В чем дело? – спросил он.
Стивен скрестил на груди руки.
– Путь паломничества должен быть пройден в определенном порядке и, если можно так сказать, разбужен, чтобы его сила текла правильно. Вот почему, когда я ступил на него, начали происходить странные вещи – возможно, дело в том, что я уже связан с седосом.
– И что? – спросила Лешья.
– Ну, если я правильно понял заклинание, последний седос на пути – это Крубх Крукх, – пояснил Стивен. – Очевидно, мы не знаем, где он находится. Но если верить стиху, первым является Призрачный Глаз…
– Ты знаешь, где он? – спросил Эспер.
– Минуту, – задумчиво проговорил Стивен. – Я думаю.
– О, пожалуйста, не стоит спешить, – проворчал Эспер.
– Второй, Мать-Истребительница, – это храм, куда я вошел. В этом я уверен. Тот, который показала нам Лешья. Мать-Истребительница – одно из имен Мариребен. Эспер, помнишь, ты говорил, что видел жертвоприношение у седоса, когда преследовал греффина после того, как отослал меня в д'Эф? Где это было – точно?
– Примерно в пяти лигах к востоку отсюда, у Таффского ручья.
– Тафф, – задумчиво произнес Стивен и потянулся к своему седлу, где лежали карты.
Он нашел нужную, скрестив ноги, уселся на землю и расстелил ее перед собой.
– Это что за карта? – спросила Лешья, заглядывая ему через плечо.
– У Стивена есть привычка таскать с собой карты, которые устарели тысячу лет назад, – пояснил Эспер.
– Да, – сказал Стивен, – но, возможно, они окажутся нам полезными. Это копия карты, составленной во времена Гегемонии. Названия мест изменены, чтобы они стали благозвучнее для вителлианского уха и чтобы записать их с помощью древней письменности. Где находится Тафф, Эспер?
Лесничий наклонился и принялся изучать пожелтевшую бумагу.
– Лес другой, – сказал он. – Больше. А вот реки почти такие же. – Он ткнул пальцем в узкую извивающуюся линию. – Примерно здесь, – сообщил он.
– Видишь название ручья? – спросил Стивен.
– Тавата, – прочитала Винна.
Стивен кивнул.
– Думаю, это измененное алотерзианское слово «тадват» – а означает оно «призрак».
– Значит, это он, – проговорила Лешья.
Эспер скептически хмыкнул.
Стивен сдвинул палец немного в сторону.
– Получается, что первый находится около Таффского ручья. Тот, в который я вошел – второй, – примерно здесь. Последний был, похоже, тут.
Он показал на искривленную линию, обозначавшую холмы. На одном из них было нарисовано высохшее дерево.
– Тебе это что-то говорит, Эспер? Что тебе известно про это место?
Лесничий нахмурился.
– Должно быть, это там, где приносили жертвы Гриму. Их вешали на дереве нобагм.
– Хаэгриму Неистовому?
Эспер медленно кивнул, и на лице его проявилось беспокойство.
– Я никогда не слышал про Пела, – признался Стивен. – Но тот факт, что и он, и Хаэгрим связаны с яростью, представляется интересным, правда?
– Кажется, я поняла, – вмешалась Лешья. – До сих пор монахи двигались на восток, и мы видели первые три седоса. Где четвертый?
– Сухолесье. На вадхианском – Видрабх.
Он провел пальцем по карте на восток, пока не замер на реке д'Эф. Рядом находился город, отмеченный как Видраф.
– Витрафф! – воскликнула Винна. – Это деревня! Она там и сейчас есть!
– Будем надеяться, – мрачно заметил Стивен.
– Да уж, – проворчал Эспер. – Лучше посмотреть. И сообщите мне, когда наш пленник придет в себя. Может, нам удастся убедить его рассказать об этом побольше.
Но когда они взглянули на монаха, тот был уже мертв.
Они устроили ему похороны по правилам лесничих, то есть положили на спину, скрестив на груди руки, и отправили плыть по течению Брог-и-Страд.
В лесу им то и дело встречались луга, заросшие вереском и ярко-зеленым папоротником. Даже несмотря на приближение зимы, в этих местах Королевский лес кипел жизнью.
Стивен прекрасно понимал, что Эспер и Лешья видят вещи, скрытые от его глаз. Они ехали впереди, точно брат и сестра, и вели в поводу коня Эхока. Винна некоторое время провела с ними, а потом отстала.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
– Хорошо, – ответил Стивен, хотя это было не совсем так. Что-то его беспокоило, но он не мог ей сказать что. Когда он пришел в себя на кургане и схватил лук Эхока, он чуть не выстрелил в нее вместо монаха.
В первые короткие мгновения Стивен испытал такую ненависть, какой раньше даже представить себе не мог, а сейчас был не в состоянии до конца вспомнить. Он ненавидел не Винну, а все живое. Но это чувство прошло так быстро, что временами он сомневался, действительно ли испытал его.
Стивен помнил, что, когда он первый раз пришел в себя, ему предстали некие видения, но и они исчезли, оставив только смутное, неприятное чувство.
– А ты как? – спросил он. – Никогда не видел тебя такой подавленной.
Винна едва заметно поморщилась.
– Слишком много всего произошло, – ответила она. – Ты не забыл, я ведь всего лишь дочь трактирщика? Несколько месяцев назад моей самой большой заботой было проследить, чтобы Банф Теласон не напился и не устроил драку, а Энри Флори не сбежал, не заплатив за эль. Даже когда я с Эспером гонялась за греффином, все было просто. А теперь я не понимаю, кто наш враг и с кем мы должны сражаться. Терновый король? Прайфек? Свихнувшиеся жители деревень? Кто позволил этому произойти? И какая польза от меня?
– Ты не должна так говорить, – сказал Стивен.
– Почему не должна? Эспер все время это повторяет. Я с ним не соглашаюсь, придумываю разные доводы, но в глубине души знаю, что он прав. Я не умею сражаться и ничего не понимаю в следах. Я вообще мало что знаю. И всякий раз, как возникают трудности, меня приходится защищать.
– В отличие от Лешьи, верно? – подсказал Стивен.
Винна посмотрела на него и прошептала:
– Не будь так жесток.
– Но ты же именно так и думаешь, – сказал Стивен, удивившись собственной уверенности. – Она красива и ближе ему по возрасту. Кроме того, Лешья – сефри, а его вырастили сефри. Она умеет выслеживать добычу, как волчица, и сражается, как разъяренная пантера. А еще, похоже, знает про то, что здесь происходит, больше, чем все мы, вместе взятые. И почему бы ему не променять тебя на нее?
– Я… – Винна задохнулась. – Почему ты мне это говоришь?
– Ну, во-первых, я знаю, что значит чувствовать себя бесполезным, – ответил он. – И никто, кроме Эспера, не может заставить человека настолько остро осознать собственную никчемность. Но он не нарочно – просто он хорошо делает свое дело. Он говорит, что ни в ком не нуждается, и порой ты ему веришь.
– Это ты-то бесполезный? – удивилась Винна. – Святые наградили тебя кучей талантов. Ты обладаешь знаниями о большом, о малом и обо всем, что находится между. Без тебя мы не имели бы ни малейшего представления о том, что нам следует делать.
– Я не был благословлен святыми, когда познакомился с Эспером, – пояснил Стивен, вспоминая презрение, которое лесничий даже не пытался скрывать. – И Эспер считал меня помехой. К тому времени, как мы с ним расстались, я не сомневался, что он прав. Но я ошибался. И ты ошибаешься и прекрасно это знаешь.
– Я не…
– Почему ты отправилась за Эспером, Винна? Почему покинула Колбели, своего отца и все, что так хорошо знала, что» бы последовать за лесничим?
Винна чуть скривила губы в гримаске, которую Стивен нашел весьма привлекательной.
– Ну, на самом деле я не собиралась покидать Колбели, – проговорила она. – По крайней мере так надолго. Я считала, что Эсперу грозит опасность, и хотела его предупредить, а потом вернуться домой.
– Но не вернулась. Почему?
– Потому что я его люблю, – ответила она.
От ее слов Стивена кольнуло странное чувство, но он не стал на этом задерживаться.
– Но ведь ты любила его и прежде, – сказал он. – Все произошло не настолько быстро.
– Я люблю его с самого детства, – вздохнув, призналась Винна.
– Если так, почему ты вдруг решила действовать?
– Я не собиралась, – попыталась оправдаться Винна. – Просто… я нашла его… он лежал на земле, и я подумала, что он умер и никогда не узнает.
– А с чего ты взяла, что ему будет не все равно?
Винна с несчастным видом покачала головой.
– Не знаю.
– Можно, я скажу тебе, что я думаю? – спросил Стивен.
Винна отбросила с лица упавшую прядь. Когда они только встретились, ее волосы были коротко острижены, но сейчас уже довольно сильно отросли.
– Скажи, – мрачно разрешила она. – Ты и так был настолько прям, насколько это можно представить.
– Я думаю, в тот миг ты поняла, что Эсперу чего-то не хватает. Он сильный, упрямый и очень ловкий. А еще он по-своему умен. Но без тебя его сердце молчит. Без тебя он был всего лишь частичкой леса и все дальше и дальше уходил от людей. Ты вернула его нам. – Стивен помолчал немного, повторяя в уме свои слова. – Как ты считаешь, звучит разумно?
Винна нахмурилась, но ничего не сказала.
– Именно по этой причине у нас троих так хорошо получается действовать вместе, – продолжал он. – Эспер – это сила, кинжал и стрела. Я обладаю книжным знанием – он делает вид, что презирает его, но понимает, что не может без него обойтись. А ты – наша королева, ты объединяешь нас.
– Воин, священник и корона? – фыркнула Винна.
Стивен моргнул. Она ссылалась на вадхианское заклинание.
– Ну, это древнее триединство, – проговорил он. – Даже святых объединяют по трое – например, святого Нода, святого Лоя и святую Оймо.
– Я не королева, – возразила Винна. – Я простая девчонка из Колбели, которая попала туда, где ей нет места.
– Это неправда, – сказал Стивен.
– В таком случае, какую роль здесь играет она? – спросила Винна, кивком показав на Лешью.
– Никакую, – ответил Стивен. – Она – еще один Эспер, вот что она такое. И он никогда не отдаст свое сердце ей, а она – ему.
– Эсперу никогда не нужно было сердце, – заметила Винна. – Может быть, он нуждается в женщине, которая на него похожа?
– Что ему нужно, не имеет никакого значения, – сказал Стивен. – Любви все равно, что правильно, или что хорошо, или чего человек хочет.
– Я это знаю, – проговорила Винна.
– Ну что, тебе стало немного лучше?
– Наверное, – ответила она. – Если и нет, то не от недостатка стараний. Спасибо тебе, Стивен.
После этого, к радости Стивена, который начал сомневаться, что сможет и дальше защищать Эспера, не нарушив законов дружбы, они ехали молча. Он сказал Винне правду.
Включая, к сожалению, слова о том, что любви совершенно все равно, что правильно, или что хорошо, или чего человек хочет.
Деревня Витрафф стояла на своем месте, но даже издали было видно, что она мертва. Несмотря на прохладу, из труб не поднимался дым. На улицах не было никого, и ни звука не разносилось по округе.
Большинство поселений и маленьких городков, окружавших Королевский лес, были не такими старыми – они, как Колбели, появились около ста лет назад. Дома строили из дерева, а улицы никто не мостил. Эспер помнил Витрафф и его узкие булыжные улочки, вытертые до блеска ногами многих поколений. Центр городка был образован примерно тремя десятками зданий, окружавших площадь с колокольней, дальше на восток располагалось много ферм, а по берегу реки довольно далеко тянулись дома на сваях. Симпатичное местечко, где всегда кипела жизнь. Единственный портовый городок к югу от Эвера, стоящего в двадцати лигах вниз по реке.
Сейчас предместья лежали пепелищем, хотя каменный город выстоял. Глядя на него с вершины холма, Эспер заметил, что колокольня исчезла. Пропала. Вместо нее – на земляном фундаменте, где она когда-то стояла, – он увидел уже ставшее знакомым зрелище.
– Проклятье, – пробормотал он.
– Опоздали, – сказала Винна.
– Очень сильно опоздали, – заметила Лешья. – Это сделано несколько месяцев назад, судя по сожженным домам.
Эспер кивнул. Мертвые тела, разбросанные вокруг седоса, уже практически превратились в скелеты.
– Плохая примета, – констатировал он, – строить свой город на следе проклятого святого.
– Я не понимаю, как ты можешь шутить на эту тему, – возмутилась Винна. – Эти люди… не понимаю, как ты можешь шутить.
Эспер посмотрел на нее.
– Я не шучу, – мягко сказал он.
Что бы он ни говорил в последнее время, Винна оказывалась недовольна.
– Ладно, может быть, все не так плохо и кому-то из горожан удалось спастись. – Он повернулся к сефри. – Здесь неплохое место. Вы с Эхоком оставайтесь, будете наблюдать сверху, а мы спустимся вниз.
– Согласна, – ответила Лешья.
Они въехали в город, и, несмотря на слова надежды, опасения Эспера подтвердились. Никто не вышел им навстречу. В городе царила такая же тишина, как и в его близнеце, Тенистом Витраффе, расположенном выше по течению.
И никаких признаков людей.
Эспер соскочил с коня перед «Речным петухом», когда-то самой популярной таверной в городе.
– Прикройте меня, – попросил он Стивена и Винну. – А я загляну внутрь.
Внутри не оказалось никого, даже мертвых. Впрочем, это Эспера не удивило. Зато он заметил, что кусок мяса на вертеле превратился в угли, а один из кранов на пивной бочке остался открытым и все пиво вытекло, образовав на полу липкую лужу.
Эспер вернулся на площадь.
– Они ушли из города и очень спешили, – сказал он. – Крови или чего-нибудь, что указывало бы на вооруженное столкновение, нет.
– Монахи могли бросить тела в реку, – предположила Винна.
– Возможно, или жители успели убежать. Но вот что меня удивляет – здесь не самое оживленное место, и все-таки кто-нибудь наверняка должен был заметить, что тут произошло. Лешья права, город опустел несколько месяцев назад, возможно даже раньше, чем мы сразились с Десмондом Спендлавом и его шайкой. Почему никто не убрал тела? И почему не сообщил о случившемся?
– Может быть, сообщения были, – сказал Стивен. – А прайфек решил сохранить их в тайне.
– Да, но люди, плавающие по реке, обязательно рассказали бы, что они здесь видели. Кто-нибудь непременно пришел бы сюда, чтобы посмотреть.
– Ты думаешь, что церковь оставила здесь свой гарнизон? – спросил Стивен.
– Никаких признаков гарнизона. В таверне полно эля и еды – солдаты непременно поживились бы на дармовщинку. Кроме того, я не видел дыма и не чувствую его запаха. Однако если здесь нет солдат, почему какой-нибудь лодочник, проплывавший мимо, не забрался в таверну?
– Потому что никто из тех, кто сюда попал, не покинул город, – сказала Винна.
– Проклятье, – проворчал Эспер, оглядывая дома.
– Может быть, здесь прячется греффин, – предположил Стивен.
– Может, – не стал спорить он. – У монахов возле виселицы Грима был греффин.
Он не сказал, что чудовище не тронуло его.
– Я пойду на берег, – решил он. – А вы идите за мной так, чтобы меня видеть, но не подходите слишком близко. Если греффин убивает тех, кто приплывает сюда на лодках, мы найдем лодки и тела.
Его сапоги глухо стучали по узкой мощеной улице, сбегавшей к реке. Вскоре он увидел небольшую пристань, где царила тишина. И никаких лодок. Скорчившись в тени последнего дома, Эспер всматривался в противоположный берег реки. Деревья подобрались к самой воде, но ничего подозрительного он не заметил. Тогда Эспер оглянулся и увидел Винну и Стивена, с беспокойством наблюдающих за ним.
Он знаком показал им, что хочет подойти к воде.
Выцветший желтый флажок трепетал на ветру, и только его шорох нарушал тишину, когда Эспер приблизился к пристани. Голоса птиц были едва слышны.
Что было очень странно. Даже в пустом городе должны быть голуби и вороны. А на реке – обязательно зимородки, цапли и тучи насекомых, даже в это время года.
Ничего.
Он заметил краем глаза какое-то движение и, быстро нырнув в тень, приготовил лук, хотя и не сумел разобрать, что же увидел. Что-то едва различимое, диковинная игра света…
Эспер начал медленно отступать, потому что вдруг почувствовал: что-то прячется под кожей земли.
Затем он снова заметил движение и понял – не под землей, а под водой. Что-то огромное шевелилось под ее поверхностью. Он продолжал отступать, хотя и помнил: жителям Витраффа не помогло то, что они находились далеко от реки.
Неожиданно вода расступилась, и над ней начало медленно подниматься существо, похожее на чудовище из сна, которое знает, что жертва не сможет от него убежать. Сперва Эспер увидел лишь стройное тело, гладкий мех или, возможно, чешую и ощутил, какое оно огромное.
А потом чудовище позвало Эспера, его голос был прекрасен, и лесничий понял, что ошибся, что это существо не может отнимать жизнь, что оно является самой жизнью. Он оказался в месте, где жизнь и смерть менялись местами, где охотник и жертва становились едины, где царил мир.
Испытывая невероятное облегчение, Эспер положил на землю лук, выпрямился и пошел навстречу существу.
Глава 4
Пограничные земли
Когда Энни и Остра снова вошли в разрушенный город мертвых, за их спинами раздался крик. Энни резко обернулась и увидела, что по склону холма скачут два всадника в доспехах.
– Они нас заметили! – без нужды крикнула она.
Затем она нырнула за ближайшее здание, буквально затащив за собой Остру, и принялась оглядываться по сторонам в поисках места, где можно было бы спрятаться.
Повсюду их ждала смерть или плен – ровные ряды виноградников по обе стороны долины не могли служить укрытием; девушки сумели бы оторваться от своих преследователей на некоторое время, но в конце концов те все равно их настигнут.
Спрятаться было негде…
Разве что в хорце. Если он действительно так сильно зарос, как кажется, возможно, им удастся забиться в какую-нибудь щель, куда не протиснется рыцарь в доспехах.
– Сюда, – позвала она Остру. – Быстрее, пока они нас не увидели.
Энни показалось, что они добирались до обнесенного стеной сада целую вечность, но, когда они прошли под разрушенной аркой, рыцарей все еще не было видно. Энни опустилась на четвереньки и начала пробираться сквозь буйные заросли, которые заполонили здесь все – даже сильнее, чем в хорце в Тенистом Эслене, где они с Острой играли в детстве. От земли исходил едва различимый аромат тления.
– Они нас найдут, – сказала Остра. – Они сюда явятся, и мы окажемся в ловушке.
Энни проползла в узкую щель между двумя корнями старой оливы.
– Они не могут прорубать себе дорогу, – сказала она. – Святой Селфан их проклянет.
– Они убили сестер святого ордена, Энни, – напомнила Остра. – Им плевать на проклятия.
– Это наш единственный шанс.
– А ты не можешь… не можешь что-нибудь сделать, как тогда у реки?
– Я не знаю, – ответила Энни. – Это просто случается, и все.
Она сказала не совсем правду. Но ведь когда она ослепила рыцаря у монастыря и остановила Эрисо в з'Эспино, она ничего не обдумывала заранее, просто сделала.
– Я боюсь этого, – призналась она. – И не понимаю.
– Да, Энни, но они нас убьют, – сказала Остра.
– Убьют, – не стала спорить принцесса.
Они забрались в хорц так глубоко, насколько могли. Они уже прижимались к земле – а впереди растения переплелись слишком плотно.
– Лежи тихо, – сказала Энни. – Ни звука. Помнишь, как мы представляли, что за нами гонятся скаосы? Вот так же.
– Я не хочу умирать, – прошептала Остра.
Энни взяла ее за руку и, притянув к себе, крепко обняла. Где-то совсем рядом переговаривались их враги.
– Влайт ин тижхай хуршай, – распорядился командный голос.
– Райш, – ответил другой.
Энни услышала скрип седла и шаги. Неожиданно она подумала о своей лошадке, и перед глазами у нее возникла яркая картинка – вот она скачет по залитому солнцем берегу реки, а воздух пропитан ароматами весны. Казалось, это было тысячелетия назад.
Сердце Остры отчаянно билось рядом с ней, звуки шагов приблизились, зашелестели ветки виноградника. Энни закрыла глаза и попыталась пробиться сквозь страх в самое темное место своей души.
Вместо этого она нащупала болезнь. Без всякого предупреждения та накатила на нее, что-то вроде лихорадки, которая превратила ее кровь в горячий поток грязи, а кости – в гниющую плоть. Энни затошнило, но она не чувствовала своего горла, и вообще ей казалось, что ее тело куда-то исчезло.
– Ик ни шайвха ийо атан са снори ванзис тику, – сказал кто-то совсем рядом с ними.
– Ита мейт, таннух, – прорычал другой голос издалека.
– Мейта? – с запинкой спросил тот, что находился рядом.
– Йа.
Наступила тишина, а затем возник звук, будто кто-то прорубается сквозь заросли. Энни затаила дыхание, неприятное ощущение усилилось.
Остра была права. Эти люди не испытывают никакого почтения к священным реликвиям.
Она еще сильнее вжалась в землю, и у нее отчаянно закружилась голова. Казалось, земля начала подаваться под тяжестью ее тела, и Энни стала погружаться в нее, минуя корни, чувствуя, как их волокна щекочут лицо. Одновременно у нее возникло ощущение, будто прямо из-под нее нечто пробивается ключом, точно кровь из раны. Ярость пульсировала в ней, словно дрожащая струна, и на миг ей захотелось удержать ее и отдаться ее власти.
А потом и это исчезло, вместе с тошнотой и ощущением погружения. Энни почувствовала тепло на щеке.
И открыла глаза.
Она лежала на лугу, заросшем зеленой весенней травой, среди дубов, тополей, амбровых деревьев, эвериков и десятка других, названий которых она не знала. За левым ее плечом веселый ручеек впадал в озеро, усеянное водяными лилиями и окаймленное камышами, среди которых в поисках рыбы бродила на длинных тонких ногах одинокая цапля. По правую руку крошечные голубые и белые цветы, служившие ей ложем, уступали место папоротникам и колокольчикам.
Остра лежала рядом с ней. Неожиданно она села, и Энни увидела в ее глазах ужас.
Энни, продолжавшая держать подругу за руку, сжала сильнее ее ладонь.
– Все в порядке, – сказала она. – Думаю, здесь мы в безопасности.
– Я не понимаю, – прошептала Остра. – Что случилось? Где мы? Мы умерли?
– Нет, – ответила Энни. – Мы не умерли.
– Тогда где мы?
– Я не уверена.
– В таком случае откуда ты знаешь… – Неожиданно в глазах Остры появилось понимание. – Ты здесь уже бывала.
– Да, – призналась Энни.
Остра встала и начала оглядываться по сторонам. Через мгновение она испуганно сказала:
– У нас нет теней.
– Я знаю, – ответила Энни. – Это место, куда попадаешь, если пройдешь по волшебной тропе.
– Как в сказках?
– Да. В первый раз я попала сюда на дне рождения Элсени. Помнишь?
– Ты потеряла сознание. А когда пришла в себя, все время спрашивала про какую-то женщину в маске. Потом ты решила, что она тебе привиделась, и отказывалась про это говорить.
– Она мне не привиделась – точнее, не совсем привиделась. С тех пор я возвращалась сюда дважды. Первый раз, когда сидела в святилище Мефитис, и еще – когда спала на палубе. – Энни огляделась по сторонам. – Здесь всякий раз все выглядит иначе, – добавила она, – но я все равно откуда-то знаю, что это одно и то же место.
– В каком смысле?
– В первый раз я оказалась в лабиринте из живой изгороди. Во второй – на лесной прогалине. А когда мы плыли на корабле – в темной чаще.
– Но как? Я имею в виду, как мы сюда попали?
– В первый раз меня привели, – объяснила Энни. – Женщина в маске. А потом я приходила сама.
Остра, скрестив ноги, уселась на землю и нахмурилась.
– Но, Энни, – сказала она, – ты ведь никуда не уходила в те, другие разы. Я не была рядом с тобой в святилище Мефитис, но в день рождения Элсени ты не покидала Том Вот. И корабль тоже.
– Я в этом не уверена, – возразила Энни. – Я могла уйти и вернуться.
– Насчет Том Вот я не знаю, – сказала Остра, – но про корабль мне точно известно, что ты никуда не исчезала. Я не спускала с тебя глаз. Это значит, что где бы мы ни находились – или не мы, а наши тени, – наши тела остались там, и рыцари могут их найти и сделать с ними все, что пожелают.
Энни беспомощно вскинула руки.
– Может быть, но я не знаю, как вернуться. Это всегда происходит само.
– А ты пыталась? В конце концов, ведь это ты нас сюда привела.
– Да, – не стала спорить Энни.
– Тогда попробуй.
Энни закрыла глаза, пытаясь снова отыскать то место. Оно было здесь, но не издавало ни звука и не собиралось шевелиться. Неожиданно Остра вскрикнула. Энни открыла глаза, однако ничего особенного не увидела.
– Что случилось?
– Здесь что-то есть, – сказала Остра. – Я его не вижу, и все-таки оно здесь.
Энни вздрогнула, вспомнив человека из тени, но вокруг них не было теней. Теплый, будто летний, ветерок набирал силу, резвился в кронах деревьев, шелестел травой. Он принес запах гниющих растений, довольно приятный.
И он дул со всех сторон, окружая девушек, заставляя склоняться к земле деревья, папоротники и траву, словно Энни с Острой были владычицами Эльфинов. Издалека доносилось едва различимое пение птиц.
– Что происходит? – прошептала Энни. Неожиданно над вершинами деревьев появились лебеди и гуси, ласточки и файели, красногрудки и еще тысячи птиц Hjr кружа, они опускались на поляну. Издавая самые разные звуки, они летали вокруг девушек, и Энни вскинула руки, чтобы прикрыть лицо, но птицы носились у них над головами, не приближаясь к ним, словно в небе вдруг возник вихрь разноцветных перьев.
Страх внезапно прошел, и Энни весело рассмеялась, а Остра посмотрела на нее так, будто та окончательно лишилась рассудка.
– Что такое? – спросила она. – Ты понимаешь, что происходит?
– Понятия не имею, – ответила Энни. – Но посмотри, какое чудесное… – Она никак не могла найти подходящее слово и вскоре перестала даже пытаться.
Продолжалось это, казалось, очень долго, и все же ветер постепенно стих и убрался восвояси, забрав с собой и птиц. Только одинокая цапля осталась на своем берегу искать рыбешек.
– Энни, я хочу спать, – со вздохом пожаловалась Остра, словно напрочь забыв о своих страхах.
Неожиданно у Энни тоже начали слипаться глаза. Солнце стало пригревать сильнее. А после лавины событий – естественных и не очень, – обрушившихся на них за последние дни, она чувствовала себя так, словно не спала несколько суток.
– Вера, ты здесь? – спросила она.
Ответа не последовало, лишь цапля подняла голову и посмотрела на нее, прежде чем снова вернуться к своему занятию.
– Спасибо, – сказала Энни.
Она и сама не могла бы сказать, к кому обращалась и за что благодарила.
Она проснулась в хорце рядом с Острой, которую по-прежнему держала за руку. Обе были засыпаны ветками и листьями. Рыцари все-таки не побоялись осквернить священный сад. Девушки лежали в самом конце прорубленной ими тропы.
«Что ж, – подумала Энни, – мы живы. Неплохо для начала».
Но если Остра права и страна Вер действительно была своего рода сном, как же получилось, что враги их не заметили?
Энни довольно долго прислушивалась, однако не услышала ничего, кроме жужжания насекомых. В конце концов она разбудила Остру.
Остра села, огляделась по сторонам и шепотом вознесла молитву святому Селфану и святой Рийен.
– Они нас не заметили, – сказала она. – Хотя я не понимаю, как такое могло произойти.
– Может быть, ты ошиблась, – предположила Энни. – И наши тела не остались здесь.
– Может, – с сомнением произнесла Остра.
– Побудь здесь, – сказала Энни. – А я выберусь наружу и осмотрюсь.
– Нет, лучше я.
– Если тебя поймают, они все равно придут за мной, – возразила Энни. – А если поймают меня, им не нужно будет охотиться за тобой.
Остра неохотно согласилась с ее доводами, и Энни вышла из хорца, пройдя по срубленным и растоптанным растениям.
У входа она наткнулась на лужу темной липкой жидкости и сразу поняла, что это кровь. Дальше ее было больше, длинная дорожка, которая вдруг резко обрывалась.
Энни осторожно выглянула из-за развалин, однако всадников нигде не было видно. Когда она забралась на холм и посмотрела вниз, оказалось, что на дороге их тоже нет.
Казио, з'Акатто и всадники исчезли.
– Мы должны их найти, – с отчаянием в голосе настаивала Остра. – Должны.
Слезы текли по ее щекам. И Энни ее за это не винила. Она и сама плакала, пока возвращалась в хорц, чтобы забрать подругу.
– Мы их найдем, – пообещала она, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.
– Как?
– Они не могут быть далеко, – сказала ей Энни.
– Нет-нет, – проговорила Остра. – Мы могли провести там целый год. Или десять. А может быть, тысячу. Мы же побывали в волшебной стране, правда? Там еще и не такое случается.
– В детских сказках, – напомнила ей Энни. – И на самом деле мы не можем быть уверены, что это действительно волшебная страна. Да и я ни разу не отсутствовала дольше получаса. Значит, мы вполне сможем их догнать.
– А вдруг они уже убили Казио и з'Акатто?
– Я не вижу тел. А ты?
– Они могли их похоронить.
– Не думаю, что те люди стали бы это делать. Если они не побоялись кары за убийство сестер целого монастыря, не побоялись вырубить хорц, что им стоит оставить парочку трупов на дороге? Кроме того, помнишь, они их связали. Наверное, собираются отвести их на корабль.
– Или Казио что-нибудь наврал им насчет того, куда мы подевались, – предположила Остра, немного успокаиваясь. – И они хотят проверить, а потом начнут его пытать.
– Это возможно, – сказала Энни, заставив себя не думать о том, как Казио будут пытать.
– И куда мы пойдем? – спросила Остра.
– Их корабль плыл на север мимо Дуврэ, – сказала Энни. – Поэтому мне кажется, что они пришли с той стороны, куда мы направляемся.
– Но Казио мог отправить их на юг, чтобы увести подальше от нас.
– Верно, – согласилась с ней Энни, с тоской глядя на дорогу и сожалея о том, что она ничего не понимает в следопытстве.
Даже такой большой отряд всадников почти не оставил следов на дороге, точнее, таких следов, какие она могла бы обнаружить…
И тут она заметила маленькую каплю крови. Тогда она прошла несколько шагов на север и обнаружила еще одну.
И ничего в южном направлении.
– На север, – сказала она. – Один из них истекал кровью в хорце, и, похоже, она еще не остановилась. В любом случае других следов у нас нет.
В давние времена река Теремене прорезала глубокое ущелье в бледной плоти земли, по которой несла свои воды, но теперь она была не способна на такие подвиги. Она постарела и медленно катила свои воды под зимним небом, не доставляя никаких хлопот рыбачьим лодкам, баржам и яхтам, что путешествовали на ее спине.
Она не обращала ни малейшего внимания ни на впечатляющих размеров каменный мост, выстроенный в самом узком ее месте, ни на массивные гранитные столбы, которые его поддерживали.
Энни посмотрела на деревню, пристроившуюся за мостом. Она смутно помнила, что деревня называется Теремене и что по дороге в монастырь они здесь не останавливались.
– Остра, – спросила она, – когда мы въехали в Вителлио, на границе стояли стражники. Помнишь?
– Да. Ты кокетничала с одним из них.
– Ничего я не кокетничала, – запротестовала Энни. – Я попросила его аккуратнее проверять мои вещи! Впрочем, не важно. А здесь были стражники? Тут ведь граница между Теро Галле и Хорнладом. Разве ее не должны охранять?
– Нас никто не останавливал, – немного подумав, сказала Остра. – Но и когда мы въехали в Хорнлад из Кротении, нас тоже никто не остановил.
– Правильно, но Хорнлад является частью отцовских… – Она не договорила, потому что на нее нахлынула боль. – Хорнлад – часть империи. А Теро Галле – нет. В любом случае, похоже, теперь здесь стражники есть.
– Я видела, как они проверяли караван, – кивнув, сказала Остра.
– И почему же они вдруг появились?
– Караван направляется в Хорнлад, а мы ехали оттуда. Возможно, империю беспокоит, кто въезжает на ее территорию, а Теро Галле это неинтересно.
– Может быть, – вздохнув, проговорила Энни. – Мне бы следовало знать подобные вещи. И почему я не слушала своих учителей?
– Ты боишься, что это те всадники?
– Да… или они предложили за нас награду, как в з'Эспино.
– Тогда не имеет значения, что это за стражники – настоящие или нет, – заметила Остра. – Мы не можем рисковать.
– Но нам нужно перебраться через мост, – сказала Энни. – Я надеялась, что как только мы окажемся на территории империи, нам удастся получить помощь. Или, по крайней мере, спросить, не видел ли кто-то Казио и з'Акатто.
– И добыть еды, – сказала Остра. – Рыба мне ужасно надоела, но это лучше, чем ничего.
Желудок Энни тоже жалобно урчал. Пока голод всего лишь немного досаждал, но через пару дней станет настоящей проблемой. У них не осталось даже мелкой медной монетки, а свои волосы она уже продала. Так что на продажу у них осталось совсем немногое – причем ни одна из возможностей Энни не вдохновляла.
– Может быть, когда стемнеет, – с сомнением предложила Остра.
Она услышала какой-то звук у себя за спиной – вниз по склону, мимо их укрытия, пролетел камешек. Тихонько вскрикнув от неожиданности, Энни резко обернулась и обнаружила, что на них смотрят два молодых человека с темными волосами и смуглой кожей. Они были в кожаных куртках и штанах, заправленных в высокие сапоги. Оба имели при себе короткие мечи, а один – еще и лук.
– Ишатите! Ишатите, не эк те некеме! – крикнул тот, что был с луком.
– Я вас не понимаю! – обреченно ответила Энни.
Молодой человек склонил голову набок.
– Королевский язык, да? – спросил он, спускаясь вниз по склону и целясь в нее из лука. – Значит, вы как раз те, кого ищут, готов поспорить.
– Позади нас еще один, – прошептала Остра.
У Энни сжалось сердце, но, когда два незнакомца начали к ним приближаться, страх сменился гневом.
– Кто вы? – сурово потребовала ответа она. – И что вам нужно?
– Вы нужны, – ответил мужчина. – Вчера пришли чужестранцы. Сказали: «Найдите двух девчонок, одна золотоволосая, другая рыжая. Поймайте их или убейте, все равно, но доставьте их нам – и получите много денег». Я вижу девчонку с золотыми волосами. Думаю, под косынкой рыжие. – Он помахал рукой с мечом. – Снимай.
Энни сняла косынку, и парень осклабился.
– Пыталась спрятать, а? Не слишком успешно.
– Ты дурак, – сообщила Энни. – Они не заплатят. Они вас убьют.
– Это ты так говоришь, – ответил он. – Не собираюсь тебе верить.
Он шагнул вперед.
– Не смей меня трогать, – прорычала Энни.
– Эшрийе, – бросил другой мужчина.
– Да, правильно, – отозвался лучник. – Они сказали, рыжая – ведьма. Лучше их просто убить.
И он натянул тетиву лука. Энни с вызовом вздернула подбородок и потянулась к своей силе, готовая проверить, что та сможет на этот раз.
– За это ты умрешь, – сказала она.
На лице парня появилась мимолетная гримаса страха, и он замешкался.
В следующее мгновение он вскрикнул от боли и покачнулся, а Энни увидела, что из его плеча торчит стрела. С громким стоном он выронил лук, а его товарищ закричал.
– Отойди от них, Комарре, и вы все тоже, – прозвучал новый голос, принадлежащий спускавшемуся по склону мужчине средних лет с морщинистым, выдубленным на солнце лицом и черными с проседью волосами. – Дамам вы не по душе.
– Проклятье, Арторе, – проворчал тот, в кого попала стрела. – Это не твое дело. Я первый их увидел.
– Мы с моими мальчиками решили, что это наше дело, – ответил новоприбывший.
Нападавшие попятились.
– Ладно, хорошо, – сказал Комарре. – Но мы с тобой еще встретимся.
В этот миг вторая стрела вонзилась ему прямо в горло, и он, словно мешок с зерном, рухнул на землю. Два его товарища едва успели вскрикнуть, а в следующее мгновение рядом с Энни лежали три трупа.
– Больше не встретимся, Комарре, – покачав головой, сообщил Арторе.
Энни подняла голову и посмотрела на него.
– Мне очень жаль, что вам пришлось это увидеть, леди, – сказал он. – С вами все хорошо?
Он подошел ближе.
Энни схватила Остру и крепко обняла ее.
– Чего вы хотите? – спросила она. – Зачем вы их убили?
– Они уже давно напрашивались, – ответил мужчина. – Но сейчас получалось, что, если бы я их отпустил, они бы рассказали все отряду ханзейских рыцарей, а те пришли бы за мной, сожгли бы мой дом – нехорошо.
– Значит, вы не отдадите нас им?
– Я? Я ненавижу рыцарей и ненавижу ханзейцев. Зачем мне для них что-то делать? Идем, скоро стемнеет, и, мне кажется, вы проголодались, верно?
Энни растерянно последовала за человеком по имени Арторе по разбитой дороге, поросшей кое-где можжевельником, в сторону холмов, которые тянулись вдоль реки. Там к ним присоединились четверо юношей, вооруженных луками. Солнце садилось за спиной небольшого отряда, и тени бежали впереди них в сгущающихся сумерках. В небе летали ласточки, и Энни в очередной раз задалась вопросом, что случилось в хорце и почему рыцари их не нашли.
Они прошли мимо пустых полей и крытых соломой домиков, построенных из кирпича. Арторе и его сыновья разговаривали между собой, здоровались с соседями так, словно ничего особенного не произошло.
– Это Джарне, – сообщил Арторе, похлопав по плечу тощего высокого юношу. – Он у нас старший, ему двадцать пять. Затем Котмар, тот, у которого на голове воронье гнездо вместо волос. Лочете – с большими ушами, а самого младшего зовут Сенче.
– Мы вас не поблагодарили, – осторожно проговорила Энни.
– А с чего бы вы стали? Вы же решили, что мы вас отведем в город. Как собирался Комарре, верно?
– А рыцари все еще в городе? – спросила Энни.
– Некоторые. Другие разбрелись по окрестностям, трое отправились на восток с парой связанных парней.
– Казио! – вскричала Остра.
– Я так понимаю, с вашими друзьями.
– Да, – ответила Энни. – Мы шли за рыцарями в надежде, что нам удастся их освободить.
– Интересно, как вы собирались это сделать? – рассмеявшись, спросил Арторе.
– Мы должны попытаться, – проговорила Энни. – Они спасли нам жизнь, и, как вы и сказали, они наши друзья.
– Но против таких людей? Отваги у вас больше, чем ума. А почему они за вами гоняются?
– Я знаю только, что они хотят меня убить, – ответила Энни. – Они преследуют нас от самого Вителлио.
– А куда вы пытаетесь добраться?
Энни поколебалась несколько мгновений, но все же ответила:
– В Эслен.
Арторе кивнул.
– Так я и понял. Это неблизкий путь, а те люди увозят ваших друзей в другую сторону. И что же вы выберете?
Энни много об этом думала с той самой минуты, как Казио и з'Акатто попали в плен. Она знала, что долг велит ей вернуться в Эслен. Однако у нее есть и долг перед друзьями. Пока их увозили на север, выбора перед ней не стояло. Теперь же она должна была принять решение, и Энни знала, какое ее мать – и Веры – назвали бы правильным.
Но дело было в том, что, какое бы решение она ни приняла, шансов выжить у нее оставалось немного, в особенности когда рядом Остра.
– Я не знаю, – прошептала она.
– Энни! – крикнула Остра. – Что ты такое говоришь?
– Я что-нибудь придумаю, – пообещала она. – Что-нибудь придумаю.
Дом Арторе почти ничем не отличался от тех, мимо которых они проходили, только был немножко больше и беспорядочнее. Во дворе гуляли куры, а за оградой Энни увидела нескольких лошадей. Небо стало уже почти черным, и из дома лился веселый, гостеприимный свет.
Женщина в переднике, примерно одних лет с Арторе, встретила их у двери. Ее светлые волосы были собраны в пучок. А изнутри на улицу плыли дивные ароматы.
– Это моя жена, – представил женщину Арторе. – Осне.
– Значит, нашел их, – сказала Осне. – Дайе веспре, девочки.
– Вы нас искали? – испуганно спросила Энни.
– Не бойтесь, – успокоила ее женщина, – это я его послала.
– Почему?
– Заходите, поешьте. Мы сможем поговорить и позже.
Домик внутри оказался таким же веселым, каким представлялся снаружи. В одном конце большой комнаты пылал очаг, рядом с которым Энни разглядела множество горшков и сковородок, и стоял кухонный стол, где сгрудились глиняные банки с мукой, сахаром и специями. С балок свисали связки чеснока. На полу играла маленькая девочка.
Неожиданно Энни почувствовала, что хочет есть так, как никогда в жизни. Стол был уже накрыт, и женщина пригласила их к нему.
На следующие полчаса Энни забыла все на свете, кроме еды. Тарелками им служили большие ломти еще горячего хлеба. А еще было масло – не оливковое, как в Вителлио, а настоящее сливочное. Осне положила на хлеб жаркое из свинины, лук-порей и мидии, а потом еще принесла что-то вроде пирога с расплавленным сыром, печенье и яйца. Кроме того, на столе вскоре появился паштет из запеченной в хлебных корках куриной печени. И все это они запивали крепким красным вином.
Энни с трудом сдерживала слезы радости – в монастыре они питались очень скромно: сыр, хлеб и каша. По дороге и в з'Эспино практически голодали и ели то, что им удавалось купить на свои жалкие заработки. Сейчас она впервые за много месяцев, минувших с тех пор, как она покинула Эслен, могла насладиться по-настоящему вкусной едой, и эта трапеза напомнила Энни, что жизнь – нечто больше, чем просто выживание.
Поев, Энни помогла Остре, Осне и двум ее младшим сыновьям убрать со стола и вымыть посуду.
Потом они с Осне неожиданно остались одни. Энни не знала, куда подевалась Остра.
Осне повернулась к ней и улыбнулась.
– А теперь, Энни Отважная, – сказала она, – наследница трона Кротении, нам с тобой нужно поговорить.
Глава 5
Порт Палдх
Дева-Лебедь сдержала слово. Через пять дней они вошли в устье реки Теремене.
Нейл уже мог стоять и даже ходить, однако быстро уставал. Услышав крик матроса, заметившего землю, он облачился в одежду, которую ему дала Дева-Лебедь, и поднялся на палубу.
С восходом солнца небо очистилось от облаков и берег раскрасили длинные полосы света. Пролив Коркэк, размышлял Нейл, похож на Новые земли, только без каналов и малендов, которые удерживали бы воду в повиновении, – тысяча островов с невысокими холмами, поросшими древними дубами и зеленой травой. Многие островки погружались под воду во время сильных приливов. Их корабль проплывал мимо деревень – дома здесь строили на сваях, тут и там рыбаки в небольших парусных лодках вытаскивали сети, полные креветок. За устьем начинались уходящие за горизонт каналы.
Нейл нашел Деву-Лебедь на носу корабля.
– Мы почти на месте, – сказала она. – Я же вам говорила.
– А я не ставил ваши слова под сомнение, – ответил Нейл. – Вы сказали, что люди, с которыми я сражался, ваши враги. Однако они не обратили внимания на ваш корабль в з'Эспино. Почему же вы боитесь, что сейчас, в порту Палдха, будет иначе?
По ее губам пробежала тень улыбки.
– В з'Эспино они не знали, что разыскивают меня. Пройдет еще день или два, и новость до них доберется. До Палдха она уже добралась.
– Новость о вашем бегстве?
– Да.
– В таком случае мне не следует просить вас выполнить обещание, которое вы мне дали. Высадите меня здесь, до того как ваш корабль войдет в порт. Дальше я смогу идти сам.
Лебедь посмотрела вдаль, через заболоченные участки земли.
– Здесь удивительно красиво, правда? Казалось, она не слышала последних слов Нейла.
– Да, – согласился он.
– Никогда не видела ничего подобного. – Дева-Лебедь повернулась к нему. – Очень любезно с вашей стороны заботиться обо мне, сэр Нейл.
– Это ничто в сравнении с тем, что сделали для меня вы, леди. Я бы не хотел, чтобы вы пострадали.
Она пожала плечами.
– Мне не грозит физическая опасность. Они не станут меня убивать, если вас это беспокоит.
– Рад слышать, – сказал Нейл.
– Я принимаю ваше предложение, – решила Дева-Лебедь. – У меня немного шансов спастись в море Святого Лира, ведь теперь мои враги меня почти догнали. Однако надежда остается. Быть может, я еще сумею выиграть эту партию в фидчиз.
– Я буду за вас молиться, госпожа Лебедь.
– А ведь это не настоящее мое имя.
– Я не знал, – ответил Нейл. – Но я хотел бы услышать, как вас зовут на самом деле.
Она покачала головой.
– Я дам вам лодку и припасы.
– В этом нет необходимости, – ответил он.
– Мне это ничего не будет стоить, а вашу жизнь облегчит. Почему вы отказываетесь? – Дева-Лебедь подняла голову. – Однако если вы хотите отблагодарить меня за лодку, я могу вам кое-что предложить.
– Все, что в моих силах.
– Конечно. Поцелуй – всего один поцелуй. Больше я ни о чем не прошу.
В ярком свете восходящего солнца ее глаза были голубыми, точно небо. Нейл вдруг вспомнил слова песни, которую так любил в детстве, – «Элвеер квей Куерйевен»:
Но когда Элвеер наклонился, чтобы поцеловать леди Квирин, та ударила его в сердце ножом, спрятанным в рукаве.
Со своей неземной красотой Дева-Лебедь столь же легко могла оказаться Квирин, сколь и человеком.
– Но зачем вам мой поцелуй, леди?
– Потому что другого, возможно, я никогда не получу, – ответила та.
– Я… – Внезапно Нейл понял, что Дева-Лебедь не шутит.
– Вы же сказали: все, что в ваших силах.
– Да, сказал, – признал он и наклонился к ней, продолжая смотреть в удивительные, прекрасные глаза.
Нейл ощутил слабый аромат роз.
Ее губы были теплыми и непохожими на все губы, которые ему когда-либо доводилось целовать, и после их прикосновения все вокруг странным образом изменилось. Когда Нейл выпрямился, ее глаза перестали быть таинственными. Ему показалось, что он начал понимать, что кроется в них.
– Меня зовут Бринна, – сказала она. В ее руке не было кинжала.
Вскоре Нейл уже сидел в маленькой лодочке. Он смотрел на корабль Бринны до тех пор, пока его паруса не скрылись из виду. Тогда он начал грести против течения. И всякий раз, как весла касались воды, Нейлу мерещился голос Фастии, повторяющей, что ему суждено ее забыть.
Начался прилив, заметно облегчивший Нейлу путешествие, но Палдх находился в нескольких лигах вверх по течению, а он все еще не оправился после ранения, так что ему часто приходилось отдыхать. Впрочем, физический труд доставлял Нейлу удовольствие, и он с наслаждением вдыхал солоноватый воздух. Перед закатом солнца он причалил к берегу возле рыбацкой деревушки, где светловолосый мальчик лет двенадцати помог ему привязать лодку. Нейл заглянул в кошелек, который дала ему перед расставанием Бринна, и обнаружил там деньги. Выбрав медную монетку для мальчика, Нейл сначала решил рассмотреть ее. На ней был изображен лишь меч, без какой-либо подписи. Тогда Нейл достал золотой. Его украшал профиль мужчины, а ниже шла надпись: «МАРКОМИР ЭНТХАР СИУЗАН МИКИЛ». Маркомир был королем Ханзы.
Вздохнув, Нейл положил золотую монету обратно в кошелек.
Мальчик что-то сказал на хорнском, но на этом языке Нейл знал всего несколько слов.
– Мальчик, быть можешь, ты говоришь на королевском или лирском языке? – спросил он, с трудом подбирая хорнские слова.
– Конечно, я знаю королевский язык, – медленно выговорил мальчик с мелодичным акцентом. – Вам нужен ночлег? В «Мойр мак» есть комната.
Он показал на длинное здание, крытое щепой.
– Благодарю, – кивнул Нейл. – Как твое имя, парень?
– Нел МейпПеннар, – ответил мальчик.
Нейл улыбнулся.
– Почти как мое – Нейл МекВрен. Нел, ты умеешь различать корабли?
Мальчик гордо выпятил грудь.
– Да, сэр, конечно.
– Скажи, не заходило ли в порт в последние несколько дней купеческое судно из Вителлио, «Делла Пучиа»?
– Я видел этот корабль, – кивнул мальчик, – но давно.
– А как насчет большого бримвульфа без названия и флага?
– Они были здесь три дня назад. Они попали в шторм, и им требуется новая мачта.
– В шторм?
– Да, очень плохой шторм. Несколько кораблей потонуло – один неподалеку, «Тунн Карвант».
– А не могла «Делла Пучиа» пройти мимо незаметно?
– Все может быть, – с сомнением ответил Нел. – Поспрашивайте в «Мойр мак». У вас на нем родичи?
– Да, что-то вроде того, – ответил Нейл. – Спасибо.
Подобрав свои вещи, он зашагал к постоялому двору.
Возле входа красовалась вывеска с изображением дельфина, подтвердившая подозрение Нейла, что «Мойр мак» – это то же самое, что и меурмак – так на Скерне называли дельфинов. Слово означало «морская свинья», совсем неподходящее название для такого изящного животного. Впрочем, «нейл» значит «защитник» – а он едва ли заслужил такое имя. Он потерял доспехи и меч, а принцесса, за которой его послала королева, возможно, покоится на дне моря.
Среди посетителей «Морской свиньи» никто «Деллы Пучин» не видел, однако один из них сказал, что вителлианскии корабль с небольшой осадкой, спасаясь от шторма, вполне мог пристать к берегу в другом месте. Настроение Нейла улучшилось, однако его задача легче не стала: даже если Энни жива, он вновь потерял ее след.
Нейла не слишком удивило, когда оказалось, что ни у кого из жителей Торн-и-Ллага не найдется меча, но ему удалось купить рыбацкий гарпун и нож – хоть какое-то оружие. Нейл с удовольствием поужинал вареной треской и хлебом – пищей, напомнившей ему детство. На следующее утро он почувствовал, что силы к нему возвращаются, и решительно двинулся в Палдх.
Палдх был старым городом. О строительстве огромных портов Эслена и мощной стены Торнрата еще никто даже не думал, а здесь – единственная на сотни лиг вокруг – расположилась гавань, куда могли заходить тяжелые корабли. В те дни, когда еще не существовало Кротении, Хорнлада и Теро Галле, Палдх оставался главным портом на всем побережье. Из-за него не раз велись кровопролитные сражения с местными жителями еще до создания Гегемонии и Колдовских королевств.
Никто не знал, сколько кораблей догнивало на дне реки Теремене, однако самые первые из них были построены не людьми – как и древние стены города на серой скале, возвышающейся над водой даже во время прилива. Нейл впервые попал в Палдх, но теперь убедился в истинности того, что слышал: на заросшей ракушками скальной стене еще можно было различить стыки плотно прилегающих друг к другу камней. Достигнув гавани, стена изгибалась мощной дугой длиной более лиги, защищающей город от напора стихии, а за древний причал той же кладки были заякорены плавучие доки.
Причал насчитывал около сотни ярдов в ширину, и на нем вырос город моряков – за могучей стеной теснились таверны, постоялые дворы, игорные притоны и бордели. Даже издалека Нейл видел, что в порту кипит жизнь.
Он заметил бримвульф почти сразу же, поскольку миновал по пути внутрь сухие доки – где и стояло судно, вокруг суетились рабочие, раздавались удары молотков и визг пил. Там ремонтировалось еще несколько кораблей, однако среди них не было того, на котором уплыла Энни.
Он вспомнил последнюю схватку в з'Эспино. Бримвульф стоял в дальнем конце пирса, довольно далеко от «Деллы Пучин». Матросы не могли видеть схватку – к тому же тогда на нем были доспехи.
Нейл привязал лодку неподалеку от корабля и вылез на гладкий камень причала. Он помахал одному из матросов.
– Эй, привет, – неуверенно произнес он на хорнском.
– Ик ни метлия Хаурнараз, – ответил матрос.
Нейл выдавил из себя смешок и перешел на ханзейский.
– Как и я, – сообщил он. – Как приятно услышать твою речь – я жуть как устал от попыток понять местную тарабарщину.
Матрос улыбнулся и ткнул корявым пальцем в лодку Нейла.
– Ты приплыл сюда на этой посудине?
Нейл покачал головой.
– Нет, мой корабль выбросило на берег во время недавнего шторма. Я купил лодку у рыбака.
– Да, суровый был шторм, – покивал матрос. – Мы едва не затонули.
– Сильно свистело, – согласился Ней л.
– С какого ты корабля? – спросил матрос.
– С «Эсекселура», с Халла. – Такой ответ показался Нейлу безопасным – Халл был одним из самых дальних и редко посещаемых островов Печали. К тому же он находился под управлением Ханзы.
– Ясно, откуда такой акцент, – ответил матрос – И что тебе нужно?
– Может, вам не помешают лишние рабочие руки – хотя бы на то время, пока вы чините корабль. А я заработаю себе на пропитание и ночлег, дожидаясь подходящего корабля, который отвезет меня домой.
Матрос поскреб в затылке.
– Ну, капитан поручил фрумашипманну нанять людей среди местных, но я уверен, тот с удовольствием возьмет парня, который говорит на языке бога.
Нейл очень надеялся, что ему удалось сохранить невозмутимость. Большую часть жизни он провел, сражаясь с людьми, которые говорили на ханзейском. И тот факт, что они считали свой язык языком святых, лишь напомнил ему об этом.
Должно быть, ему удалось скрыть свои чувства, поскольку матрос охотно познакомил его с первым помощником капитана, который задал ему те же самые вопросы, после чего пожал плечами.
– Можешь попробовать, – проговорил он. – Вот только не могу обещать тебе ночлег. Хозяин корабля запрещает пускать посторонних на борт. Но если тебя интересует работа, получишь шиллинг в день плюс обед, а спать можешь в палатке.
– Что ж, меня устраивает, – согласился Нейл.
– Как тебя зовут? – спросил первый помощник.
– Книва, – тут же придумал Нейл. – Книва Беригсану.
– Ты когда-нибудь обтесывал мачту?
– Еще когда мне шести лет не исполнилось, – ответил Нейл.
– Хорошо. И учти, если мне не понравится твоя работа, денег ты не получишь.
Работа над мачтой вполне устраивала Нейла – она позволяла ему видеть всех, кто приходит на корабль и кто его покидает. Впрочем, он не заметил среди них ни одного знакомого липа. Здесь явно не было ни рыцарей, ни их оруженосцев. Скорее всего, это хороший знак – весьма возможно, они продолжают поиски Энни и ее спутников.
Первое время Нейл чувствовал себя неловко – он впервые работал бок о бок с врагами, – но вскоре успокоился. Большинство матросов отнеслись к нему равнодушно, а с двумя ему даже удалось завязать дружеские отношения – и никто не косился на него с подозрением. Оба дружелюбных матроса были с Селхастранта, острова Салтмарка, и, если забыть о языке и пролитой крови, детство Нейла почти не отличалось от детства ханзейцев.
В конце дня, получив деньги за работу, Нейл не удивился, когда Ян и Витиг предложили ему сходить в таверну.
Здесь подавали курм валк, горьковатый густой напиток, не слишком отличающийся от эля, который варили на островах, но Нейл хорошо знал, что ему не следует много пить. Он не особенно жаловал спиртное, к тому же прошло немало времени с тех пор, как он в последний раз выпил больше стакана вина.
Однако Ян и Витиг поглощали напиток так, словно это была вода. К тому времени, как принесли похлебку из угрей, они уже далеко продвинулись на пути к святому Лейну.
После того как они обменялись множеством историй о морских приключениях, Нейл наклонился вперед.
– Недавно мне довелось видеть странные вещи, – таинственным голосом начал он. – Жуткое дело. Я слышал пение дрэгов и видел, как мертвецы разгуливали по Тер-на-Фат. Мой отец говорит, что приближается конец света.
Оба его собеседника скорчили выразительные гримасы. Ян был крупным человеком с обширной лысиной и темными глазами, а лицо Витига было таким угловатым, словно он пытался проглотить наковальню и та застряла у него в голове.
– Не стоит нам рассказывать сказки, – проворчал Витиг. – Мы видели такое…
Ян положил руку ему на плечо.
– Не надо болтать, – предупредил он.
Витиг с многозначительным видом кивнул.
– Айе, я знаю. Но это неправильно. Я сказал его светлости, что его люди – совсем не люди, во всяком случае некоторые из них, и скажу это снова. – Он ткнул пальцем в Нейла. – Тебе повезло, что помощник капитана не предложил тебе ночлег, вот и все, что я скажу.
– Вит, помалкивай, – прорычал Ян.
– Но я не видел ничего странного на борту корабля.
– Э, да они все ушли на юг, благодарение ансу Хлера, гоняться за…
– Вит! – Ян с такой силой ударил по столу, что их кружки едва не перевернулись.
Нейл сделал глоток эля.
– Только не надо драться, ребята, – сказал он. – Я не хотел никаких неприятностей. Как это говорится? «Мудр тот, кто бережет тайны своего господина».
– Вот об этом я и толкую, – проворчал Ян.
– Хорошо сказано, – пробормотал Витиг. – Признаю, что мне не хватает мудрости, в особенности когда кровь ансу Вот кипит во мне. – Он поднял кружку. – За то, чтобы нам довелось умереть в теплых морях! – провозгласил он.
– За мудрость, – ответил Нейл и глотнул эля. – А теперь послушайте об огромном вирме, которого я видел возле островов Печали…
– Не видел ты никаких вирмов, – запротестовал Ян.
– А вот и нет, и это было огромное чудовище.
И Нейл принялся рассказывать историю, которую услышал от своего деда. Когда он закончил, Ян успокоился, а Витигу вздумалось запеть. Нейл боялся рисковать, и, хотя ему хотелось выяснить, кто владелец корабля, он понимал, что узнал уже все, что было необходимо, причем потеряв лишь один день.
Много позднее, когда они, пошатываясь, вернулись к палаткам, Ян и Витиг сразу же заснули. Сначала Нейл собирался их убить, но потом передумал. На то было несколько причин. Драка привлечет внимание, а если он перережет им глотки, пока они спят, то потеряет остатки чести. К тому же он сомневался, что матросы свяжут свою пьяную болтовню с его исчезновением на следующий день. В худшем случае они решат, что напугали его до смерти и он сбежал.
Нейл знал, что матросы не станут без особой на то причины говорить со своими господами и начальством, а их убийство неизбежно привлечет внимание к его исчезновению. Наконец, Ян и Витиг показались Нейлу неплохими парнями, не заслуживающими смерти только из-за того, что сболтнули лишнего.
Поэтому Нейл быстро собрал свои вещи, бесшумно выбрался из палатки и направился в город. Здесь на деньги, которые ему дала Бринна, он купил меч, какой мог себе позволить. Кузнец не хотел продавать ему клинок, и Нейлу пришлось показать шрам на тыльной стороне ладони и подвеску с изображением серебряной розы – последнее, что доказывало его рыцарское звание.
– Всякий может нанести себе такую рану, – заявил кузнец, – а розу ты мог снять с шеи мертвого рыцаря.
– Это так, – не стал возражать Нейл. – Но даю тебе слово, что я рыцарь Эслена.
– А платить собираешься монетами Ханзы, – усомнился кузнец.
Нейл добавил еще одну золотую монету к тем пяти, что уже лежали на столе.
– Зачем ты выковал меч, если не хочешь его продать? – спросил он. – Какой рыцарь его заказал?
– Мое оружие покупает городская стража, – сообщил кузнец. – У меня есть лицензия, позволяющая торговать с ними.
– И несомненно, с рыцарем, который потерял все свое снаряжение, – сказал Нейл. – К тому же я покидаю Палдх и не собираюсь сюда возвращаться.
Кузнец тщательно завернул меч в кусок ткани.
– Тогда не доставай его, пока не уберешься из города, ладно?
– Договорились, – ответил Нейл.
Он забрал меч и удалился. В конюшне на окраине Нейл приобрел лошадь, в глазах которой, как ему показалось, светилась толика ума, и немного корма для нее, после чего у него осталось всего несколько шиллингов на покупку провизии. Вскочив в седло, он направился на юг по Вителлианскому пути.
Конечно, меч был далек от совершенства – скорее стальная дубинка с острым краем, да и лошадь оставляла желать лучшего. Зато Нейл не был внешне похож на рыцаря – хотя снова себя им чувствовал. Он не знал, что будет делать, когда найдет жуткого рыцаря и его людей, но был готов это выяснить.
Глава 6
Возвращение
Когда Мюриель в сопровождении двух телохранителей вошла в тронный зал, ее встретила полнейшая тишина. Настоящее чудо, раньше казавшееся ей совершенно невозможным при таком количестве болтливых глупцов. После того как ее стражники встали по обе стороны от входа, тишину нарушал лишь стук ее каблуков по мраморному полу, но и он стих, когда Мюриель уселась на трон королевы-матери.
– Итак, – сказала она, улыбнувшись совершенно фальшивой улыбкой, – премьер-министр не смог присутствовать, поэтому я постараюсь решить все возникшие вопросы без него. Прайфек Хесперо, у церкви есть сегодня дела к трону?
Хесперо слегка нахмурился.
– Королева-мать, я удивлен отсутствием его величества императора Чарльза.
– Да, я напомнила ему о необходимости быть здесь, но его величество иногда бывает очень упрямым. Кстати, ваша светлость, с каких это пор вы перестали называть меня «ваше величество»?
– Прошу меня простить, королева-мать, но по нашим законам так положено обращаться только к королю или королеве, кем вы сейчас не являетесь. Придворные использовали такое обращение из уважения и сочувствия вашему горю.
– Понятно. А теперь, должно быть, уважение и сочувствие моему горю исчерпаны. Какая жалость.
Мюриель была поражена собственным спокойствием – казалось, они играют в какую-то игру вроде шарад.
– Королева-мать, – вмешался герцог Шейла, стараясь придать своему округлому лицу суровое выражение, – Комвен поднял ряд важных вопросов, связанных с последними решениями трона – более того, мы подвергаем сомнению саму правомерность этих решений.
Мюриель откинулась на спинку трона и изобразила удивление.
– В таком случае, господа, поведайте мне об этих вопросах. Я с нетерпением жду их.
– Это в большей степени вопрос правомерности, чем предмет спора, – начал объяснять Шейл, и в его темных глазах появилась неуверенность.
– Так у вас есть ко мне вопросы или же нет? – осведомилась Мюриель.
– Речь не идет о конкретных вопросах, ваше высочество, а только об общих…
– Но, мой добрый герцог, вы только что сказали, что Комвен поднял ряд серьезных вопросов относительно правомерности решений трона. А теперь вы утверждаете, что у вас нет вопросов. Вы либо лжец, либо шут, Шейл.
– Послушайте…
– Нет, – оборвала его Мюриель, голос которой зазвучал громче. – Это вы меня послушайте. По всем законам Чарльз является королем и императором, а вы – его подданные, вы, льстивые, беспомощные подлецы. Неужели вы и в самом деле рассчитываете, будто мне неизвестно, что вы задумали? Неужели думаете, что я угодила в вашу детскую ловушку?
– Королева-мать… – начал прайфек, но она одернула и его.
– А вы придержите язык. По закону вы обладаете лишь совещательным голосом, прайфек.
– Я не претендую на большее, королева-мать.
– О нет, – возразила Мюриель. – Вы сплетничаете, как ничтожная шлюха в борделе. Вы подстрекаете, строите заговоры, и все присутствующие об этом знают, поскольку они ваши соучастники. Вы предложили захватить наше королевство церковными войсками, а когда я отказалась, угрожали предоставить их помощь Ханзе. Вы приходите ко мне со словами о доброй воле, а за спиной сжимаете кинжал, вы не достойны имени человека, не говоря уже о ваших претензиях на святость. Поэтому довольно ваших слов, ваших марионеток из Комвена, хватит плести заговоры. Пусть он сам предстанет передо мной. Пусть убийца, которого вы, жалкие глупцы, хотите посадить на священный трон Кротении, покажет мне свое лицо.
Толпа зашумела – словно все они были курами, а кто-то швырнул в самую их толчею кота. Лишь прайфек молча смотрел на Мюриель с совершенно бесстрастным лицом, но это был самый угрожающий взгляд из тех, что она когда-либо видела.
Наконец толпа начала успокаиваться, а потом раздалась в стороны, и вышел он – Роберт Отважный, брат ее мужа.
Он был в черном камзоле, черных штанах, а в руках держал черную же широкополую шляпу. Его лицо стало бледнее, но сохранило прежнее насмешливое выражение. Неизменными также остались усы и бородка. Он улыбнулся, показав белые зубы, и с важным видом двинулся сквозь толпу, его узкий легкий меч покачивался, точно хвост довольного собой пса. Приблизившись, он преклонил перед ней колено.
– Приветствую вас, королева-мать.
– Поднимитесь, – сказала она.
Их глаза встретились – перед ней стоял убийца ее мужа. Роберт не мог скрыть этого – во всяком случае, от тех, кто его хорошо знал. Его ликование было слишком очевидным.
– Сожалею, что нахожу вас в таком смятении, – лицемерно обратился к ней он. – Я надеялся, что все пройдет гораздо разумнее.
– В самом деле? – задумчиво сказала Мюриель. – И именно по этой причине вы привели сюда столько солдат. Почему вокруг города собирается лендвердское ополчение, а ваши лизоблюды из Комвена принесли с собой столько мечей? Потому что вы рассчитывали, что затеянное вами разумно?
– А что я затеял? – спросил Роберт с неожиданной яростью. – Неужели королева-мать обладает даром чтения в чужих сердцах и умах? Или ей на ушко шепчут феи? И что же, по-вашему, я затеял, ваше величество?
– Захват трона, – ответила королева.
– О, – сказал Роберт. – О, ну да. Это я и собираюсь осуществить. – Он повернулся к толпе. – У кого-нибудь есть возражения?
Возражений не последовало.
– Видите ли, королева-мать, мы все любим Чарльза, но будь у него одна извилина в мозгу, это было бы на целую извилину больше, чем сейчас. И как попытался объяснить вам герцог Шейла в своей весьма изящной манере, двору не нравятся ваши решения. Более того, ему не нравитесь вы, моя самонадеянная невестка. Вы заключили союз с Лиром, убили честных лендвердов, отказались от мира с Ханзой, а сегодня оскорбили прайфека, церковь и всех, кто находится в тронном зале. И без всяких на то оснований обвинили меня в убийстве. Между тем наших граждан истребляют васил-никсы, с нами ведут необъявленную войну силы преисподней, и очень скоро нам придется сражаться с Ханзой. И вы возражаете против того, чтобы я занял трон, только потому, что цепляетесь за власть через своего тронутого святыми сына? Это уже слишком, королева-мать.
Мюриель совершенно спокойно выслушала речь Роберта.
– Я возражаю против того, чтобы ты занял трон, потому, что даже братоубийство не является самым тяжким из твоих преступлений. – Она наклонилась вперед и заговорила медленно и убедительно. – Ты знаешь, кто ты есть, Роберт. И я; знаю. Ты убил Уильяма или организовал его убийство. Вероятно, ты виновен в смерти моих дочерей – и почти наверняка Лезбет. Но ты не получишь возможности убить моего сына.
В глазах Роберта сверкнула ярость, когда Мюриель произнесла последние слова, но королева не сомневалась, что лишь она сумела ее заметить. Затем у него на лице появилось огорченное выражение.
– Где Чарльз?
– В безопасном месте.
Он огляделся по сторонам.
– Где сэр Файл и его люди? Где гвардейцы?
– Я отослала их, – спокойно ответила Мюриель. – Иначе они могли бы поднять оружие, чтобы помешать узурпатору, а я не хочу, чтобы во дворце пролилась кровь.
Не сводя с королевы пронзительного взгляда, Роберт наклонился к ней.
– Очень умно с твоей стороны, Мюриель, – выдохнул он. – Я тебя недооценил. Впрочем, в конечном счете это ничего не изменит. – Он повернулся к толпе и возвысил голос. – Найдите его величество и постарайтесь не причинить ему вреда. Арестуйте его стражу и гвардию. Если они окажут сопротивление, убейте их. С этого момента я становлюсь регентом королевства и империи. Завтра мы соберемся здесь и обсудим детали.
К Роберту подошли двое стражников.
– Отведите королеву-мать в башню Волчья Шкура. И позаботьтесь о том, чтобы она не испытывала никаких неудобств.
Когда ее уводили, Мюриель задумалась, сколько ей осталось жить.
Мюриель никогда не была в башне Волчья Шкура, чему не стоило удивляться – в замке Эслен насчитывалось тридцать башен, если быть не слишком придирчивым к определению башни. Впрочем, в случае с Волчьей Шкурой нужды в подобной снисходительности не было. Башня Волчья Шкура – или, точнее, башня Волчьей Шкуры – возносилась на высоту шестидесяти ярдов в восточной части цитадели и заканчивалась таким острым шпилем, что казалась копьем, направленным в небеса.
Был он таковым на самом деле, Тизвальд Фрам Рейксбург по прозвищу Волчья Шкура, или же нет, но он вошел в историю как кроткий и разумный человек. Во всяком случае, башню начали строить по его распоряжению. А в тот год, когда строительство было закончено, Волчья Шкура умер в Голубином зале, поверженный предательским ударом Уильяма I, основателя королевской династии, к которой относился и муж Мюриель.
Теперь Мюриель стала узницей в этой башне. Наверное, Роберт счел это остроумной шуткой.
Однако он и в самом деле позаботился, чтобы она не испытывала неудобств. Очень скоро пыльные покои преобразились – сюда принесли кровать, кресло, стулья, ковры и прочее в этом роде. Но ни одного предмета из спальни самой королевы.
В ее распоряжении был также превосходный вид наружу. Ее комнаты с двумя узкими окнами находились в верхней четверти башни. Из одного окна она видела крыши и площади южной окраины города, часть Тенистого Зелена и болотистую местность за ним. Другое выходило на восток, на место слияния двух рек – Ведьмы и Свежести.
Тем не менее Мюриель была заключена в тюрьму. Стены башни были гладкими и отвесными. Возле двери стояла стража – люди Роберта, а сама дверь была заперта на ключ снаружи. Вниз вели две сотни ступеней узкой лестницы, а чтобы добраться до других частей замка, королеве пришлось бы пройти мимо целого гарнизона. Что ж, поняла Мюриель, настало время отращивать волосы.
Она сразу же решила, что ей не следует проводить много времени возле окон – иначе наскучит даже самый великолепный вид. Мюриель вздохнула и уселась в кресло, чтобы тщательно обдумать случившееся. Однако довольно скоро она поняла, что размышлять не о чем. Она сделала все, что могла, у нее отняли право принимать решения – кроме решения положить конец собственной жизни, чего она делать не собиралась. Если Роберт хочет видеть ее мертвой, ему придется лично позаботиться об этом или, по крайней мере, отдать приказ.
Мюриель услышала, как открылась и закрылась внешняя дверь, после чего раздался негромкий стук в ее покои.
– Войдите, – сказала она, задумавшись, кого ей предстоит увидеть.
Дверь распахнулась, и на пороге встала женщина, которую королева прекрасно знала.
– Элис Берри к вашим услугам, королева-мать, – сказала она. – Я буду вашей служанкой.
Страх охватил Мюриель, она почувствовала, как казавшийся надежным иол уходит из-под ее ног.
– Вы вернулись, – сказала королева, чувствуя, как ее язык наливается свинцом – она так устала от этих игр. – Мой сын схвачен? Он мертв?
– Нет, ваше величество, – ответила Берри, понизив голос. – Все прошло, как вы и задумали.
– Не терзайте меня, – взмолилась Мюриель. – Роберт полностью овладел положением. И он может желать лишь одного – отравить мне остаток жизни. Если у вас нет причин меня ненавидеть, скажите мне правду.
Берри опустилась перед ней на колени, взяла ее руку и поцеловала.
– Это правда. Я не виню вас за недоверие, но я видела, как отплыл корабль. Вам удалось застать принца врасплох.
– Но как вы оказались здесь?
– Вам необходима служанка. Принц Роберт выбрал меня.
– Почему?
– Я ему намекнула. После того как вас увели в башню, я слышала, как он спросил у придворных, какая служанка доставит вам наибольшее неудовольствие. Я выбрала этот момент, чтобы принести ему мои поздравления, и он рассмеялся. И через несколько мгновений меня отправили сюда. Он ничего не подозревает.
– Вы остались при дворе?
– Я вошла в тронный зал сразу же после того, как вас увели – к сожалению, я не слышала ваших обвинений прайфеку. Об этом сейчас много говорят.
– Вы не пытаетесь меня обмануть?
– Я заперта здесь вместе с вами. У меня не больше свободы, чем у вас. Роберт не станет рисковать даже возможностью того, что мы подружимся.
– Если вы говорите правду, – сказала Мюриель, – если вы действительно полны решимости мне помочь, зачем вы здесь? На свободе вы могли бы принести гораздо больше пользы.
– Я думала об этом, ваше величество, но там я не смогу вас защитить. Если вас убьют, все сведения, которые я сумею собрать, станут бесполезны. Существуют тысячи хитрых способов убийства. Я сумею предотвратить многие из них. Кто знает, быть может, мне предоставят хоть какую-то свободу передвижения, если мы сумеем убедить стражу, что ненавидим друг друга.
– Я просила вас защищать моего сына, – напомнила Мюриель.
– Но у него есть защитники, – объяснила Берри, – а у вас – нет.
Мюриель вздохнула.
– Вы такая же своевольная, какой была Эррен, – пожаловалась она. – Впрочем, дело сделано. Полагаю, вам неизвестны тайные ходы в этой башне?
– Думаю, их не существует, – ответила Берри. – Это не мешает нам начать поиски, но в чертежах, как мне кажется, их не было. – Она немного помолчала. – Кстати, я полагаю, прошлой ночью в ваши покои проник сам принц Роберт.
– А почему вы сделали такой вывод?
– А почему он не оставил вас в собственных покоях? – спросила Берри. – Он мог бы с легкостью отправить вас туда, а у входа выставить стражу. Обычно поступают именно так. Зачем заключать вас в башне, где за вами труднее наблюдать?
– Это символ, – ответила Мюриель. – Последний Рейксбург, правивший Кротенией, приказал построить эту башню.
– А мне кажется, Роберт знает о тайных ходах, – не согласилась Берри. – И ему известно, что вы могли бы ускользнуть из ваших покоев. И это очень странно, ваше величество. Очень странно.
– Я не понимаю, – сказала Мюриель. – Чудо уже то, что существование тайных ходов хоть для кого-то остается секретом.
Берри рассмеялась.
– Это действительно чудо, ваше величество. Точнее, чары. Мужчины не в состоянии помнить о тайных ходах.
– Что это значит?
– Что мужчине можно показать тайный ход или даже провести по нему, но через день он забудет о его существовании. Как и большинство женщин, если уж на то пошло. Лишь те, кого отметила святая Цер, или леди, которой служу я, способны помнить о них – мы, а также те, кому мы хотим доверить это знание. Должно быть, Эррен выбрала вас – но она не могла выбрать мужчину.
– Значит, сэр Файл не сможет вспомнить, как он покинул замок? – спросила Мюриель.
– Да, они с Чарльзом обо всем забудут. Это очень древние и могущественные чары.
– Однако вы полагаете, что Роберт знает о тайных ходах?
– Это объясняет, почему он решил поместить вас сюда. Других причин я не вижу.
– Роберт очень подозрительный человек, как вы сами недавно отметили, – сказала Мюриель. – Быть может, он боится, что я сумею сбежать.
Берри покачала головой.
– Это еще не все. Ключ – кому еще мог понадобиться ключ от подземелья? Кого еще мог интересовать Узник? А жестокость, с которой обошлись с Хранителем, прямо указывает на Роберта.
– Вы привели два хороших довода, – признала Мюриель. – Но если вы правы, значит, Роберт защищен от чар.
Берри кивнула. Ее лицо приняло почти болезненное выражение, словно она только что прикусила язык.
– Он не обычный человек, – заявила Берри. – В нем есть нечто противоестественное…
– Да, я знаю, – кивнула Мюриель. – Мне это уже давно известно.
– Нет, – возразила Берри, – в нем появилось нечто новое. Некое качество, которого раньше не было. Когда я смотрю на него, то испытываю боль, и виной тому мое обостренное восприятие – этому учат в монастыре. И запах – словно что-то разлагается.
– Я не заметила запаха, – возразила Мюриель, – а я находилась рядом с ним.
– Запах есть. – Берри сжала руки в кулаки. – Вы сказали, что Узник научил вас проклятию – проклятию против тех, кто убил вашего мужа и детей.
– Да.
Берри кивнула.
– И вы прокляли убийц.
– Да. Вы полагаете, Роберт проклят?
– Несомненно, – ответила Берри. – Но это лишь часть того, что я чувствую. А какого рода проклятие открыл вам Узник? Как оно действует?
– Я точно не знаю, – призналась Мюриель. – Узник продиктовал мне слова, которые следует написать, но язык я не узнала. Я записала текст на свинцовом листе и положила его в саркофаг внизу хорца в Тенистом Эслене.
– Внизу хорца?
– Точнее, под ним. Это было так странно – не думаю, что кому-нибудь известно, что он там есть. Вход находится в глубине, там все заросло густым кустарником. Мне пришлось ползти на четвереньках, чтобы его найти.
Берри наклонилась вперед и понизила голос до напряженного шепота.
– А вы знаете, чья это могила?
– Нет, понятия не имею, – ответила Мюриель.
– А текст проклятия – вы помните хоть какие-то слова? Вам известно, к какому святому они обращены?
– Сами слова показались мне очень странными. И я никогда не слышала о существовании такого святого, Мари-что-то-там.
Берри прижала ладонь к губам.
– Мариребен? – дрогнувшим голосом спросила она.
– Да, звучит похоже, – задумчиво проговорила Мюриель. – Там было несколько «р», это я помню. И еще я не знала, как произносится имя.
– Святые… – едва слышно пробормотала Берри.
– Что я сделала?
– Я… – Берри осеклась, ее лицо искажал ужас.
– Так что же я сделала? – настаивала Мюриель.
– Я не уверена, – с трудом выговорила Берри. – Но это проклятие не знает преград, вы понимаете? Его ничто не может остановить.
– Нет, я не понимаю. Вы утверждаете, что Роберт проклят. По мне, так в этом нет ничего плохого – другого я и не хотела.
– Если вы проклинаете человека ее именем, ваше величество, ничто не может его спасти, даже смерть. И если он был мертв, когда вы его прокляли…
Она опустила взгляд.
– Проклятие вернет его к жизни? – спросила Мюриель, сама не веря своим словам.
– Да, вернет, – подтвердила Берри. – И в принце есть нечто такое… мертвое.
Мюриель закрыла лицо руками.
– Подобные вещи, они нереальны… этого просто не может быть, – пробормотала она.
– О нет, ваше величество, они вполне реальны, – заверила ее Берри.
Мюриель опустила руки и посмотрела на нее.
– И все же почему вы подозреваете, что Роберт умер? В конце концов, он с самого начала планировал покушение на Уильяма.
– Далеко не все планы удается выполнить. С Уильямом были верные люди, там произошла схватка. Немало людей ненавидело Роберта. К тому же он очень долго отсутствовал.
– Все это лишь догадки, – заметила Мюриель.
– Да, конечно, – согласилась Берри. – Однако они объясняют другие вещи, ставшие мне известными. Ужасные, чудовищные события, которые не должны происходить.
– Но я лишь прокляла Роберта…
Берри решительно покачала головой.
– Ваше величество, если он вернулся из мира мертвых, то вы сделали больше, чем прокляли одного человека. Вы нарушили закон смерти, а это действительно ужасно.
Глава 7
Смена покровителей
– Пожалуйста, – умоляюще обратился Леоф к солдату, – скажите мне, что произошло, какое преступление я совершил?
– Не знаю, – ответил солдат.
Он был невысокого роста, с одутловатым красным лицом и неприятным гнусавым голосом.
– Нам приказали тебя схватить – если ты появишься. И ты появился. Больше я ничего не знаю. Так что помалкивай и не порти мне жизнь, задавая вопросы, на которые я не могу ответить.
Леоф сглотнул, ему оставалось только ждать.
Они находились в той части замка, где ему еще не доводилось бывать. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, поскольку он до сих пор плохо знал замок. Тронный зал остался позади, значит, его ведут не туда. Они прошли по длинному коридору с высокими арками и красным мраморным полом и оказались в большой комнате с белыми стенами. Свет лился из высоких окон с зелено-золотыми занавесями. Ковры и гобелены были подобраны им в тон.
Когда Леоф увидел мужчин, ожидавших его в комнате, он почувствовал, как у него зашевелились волосы на затылке, а сердце сжалось.
– Фралет Акензал, – обратился к нему один из мужчин, – или вас следует называть каваор?
Леоф никогда не видел этого человека, но сразу же узнал его неприятный, неправильный голос. Именно его Мери назвала принцем Робертом.
– Я… прошу меня извинить, милорд, – кланяясь и запинаясь, проговорил Леоф. – Я не знаю, как к вам обращаться.
Второй человек, естественно, оказался прайфеком.
– Вы не знакомы с принцем Робертом, – сказал он, – но теперь он наш регент. Вы можете обращаться к нему «ваше высочество» или «мой принц».
– Встретиться с вами – большая честь для меня, ваше высочество, – отозвался Леоф.
– Как и для меня, фралет Акензал. Я слышал, в мое отсутствие вы оказали большую услугу нашему королевству.
– Это такая мелочь, мой принц.
– И еще я слышал о вашей удивительной скромности, качестве, которое всегда вызывало у меня недоумение. – Он встал и заложил руки за спину. – Я рад, что вы живы, хотя я вижу небольшое ранение.
Он показал на повязку на голове Леофа.
– Вы были приглашены на бал леди Грэмми, не так ли?
– Совершенно верно, мой принц.
– Трагическое событие, – заметил принц. – Но больше такое не повторится.
– Мой принц, могу ли я спросить, что случилось с его величеством?
На лице регента появилась неприятная улыбка.
– Вас не для того доставили сюда, фралет Акензал, чтобы вы задавали вопросы мне. Со временем вы все поймете. А сейчас мне бы хотелось узнать, где вы были после бала?
– Г-где я б-был, ваше высочество? – заикаясь, переспросил Леоф.
– Именно. Когда дым рассеялся, моим людям не удалось отыскать вас в особняке леди Грэмми, а теперь, пять дней спустя, вы неожиданно появились у ворот города.
Леоф кивнул.
– Да, сир. Как и следовало ожидать, я ужасно испугался и плохо понимал, что происходит. После удара по голове перед глазами у меня все поплыло, и почти сразу я заблудился. Я бесцельно брел куда-то, пока не потерял сознание. Меня нашел какой-то крестьянин. Он ухаживал за мной до тех пор, пока мне не стало лучше.
– Понятно. И вы были одни, когда крестьянин вас нашел?
– Да, сир.
Принц кивнул.
– Вы ведь знаете дочь леди Грэмми, Мери? Вы учили ее играть на клавесине?
– Учил, мой принц.
– Вы не видели ее во время бала?
– Нет, сир. Я и не знал, что она на нем присутствовала.
Принц улыбнулся и поскреб бородку.
– Она присутствовала, а теперь никто не может ее найти. Пока леди Грэмми и ее сын находились под опекой королевы-матери, на их жизнь покушались, поэтому мы опасаемся самого худшего.
Леоф постарался принять огорченный вид – это получилось у него без особых усилий.
– Молюсь всем святым, чтобы с ней ничего не случилось, – сказал он. – Она чудесный ребенок, и у нее исключительный талант.
Принц кивнул.
– Я надеялся, что вы о ней что-нибудь знаете.
– Сожалею, мой принц.
Регент пожал плечами.
– Но как вам удалось выбраться из особняка леди Грэмми? Все выходы находились под охраной.
– Я не помню, сир, – ответил Леоф. – В голове у меня все смешалось.
– О-о, – протянул принц, – о-о.
Он пересек комнату, остановился возле кресла и щелкнул пальцами. Тут же появился слуга с бокалом вина. Регент сделал глоток и скорчил недовольную гримасу.
– Давайте я расскажу вам, что произошло, – предложил он. – Вас взяли под стражу люди сэра Файла и продержали в темнице пять дней, пока весть об этом не достигла моих ушей. И я заставил их освободить вас.
Леоф нахмурился.
– Мой принц…
– А если это было не так, – продолжал принц, внимательно изучая ногти на своей правой руке, – я буду вынужден поверить донесению, полученному мной из одной деревушки – говорят, там видели вас и девочку, очень похожую на Мери. Тогда мне придется сделать вывод, что вы мне солгали, а это серьезное преступление, даже если вы просто пытались защитить маленькую девочку от гнева королевы-матери. – Он поднял взгляд на Леофа. – Мне кажется, моя история вам больше придется по душе.
– Я… да, ваше высочество, – ответил Леоф, обмирая.
Роберт улыбнулся и хлопнул в ладоши.
– Тогда мы друг друга поняли, – подытожил он. – И если вы что-то узнаете о судьбе Мери или о ее местонахождении, то помните, что она больше не подвергается опасности со стороны королевы-матери. Леди Грэмми очень скучает по своей дочурке. Вы ведь поставите кого-нибудь в известность?
– Да, ваше высочество.
– Вот и прекрасно. Насколько мне известно, королева-мать заказала вам музыкальное произведение?
– Да, ваше высочество. На святки, чтобы сыграть его в Роще Свечей. Предполагалось, что будет большой пир, на который пригласят горожан и крестьян.
– Отличная мысль, – сказал принц. – Пожалуйста, покажите вашу работу его светлости прайфеку.
– Слушаюсь, ваше высочество, – сказал Леоф.
– Отлично. Тогда я закончил с вами.
И Роберт небрежно махнул рукой.
Как только Леоф остался один, он прислонился к стене, чувствуя, что ноги его не держат. Что делать? Если он расскажет, где искать Мери, что с ней будет? И с ним? Быть может, им известно, что девочка знает о заговоре? Продолжают ли они ее разыскивать?
Он должен что-то делать. Сейчас у него может быть лишь один союзник.
Он расправил плечи и зашагал дальше.
– Да? – спросил лакей. – Чем я могу вам помочь, фралет?
– Я должен поговорить с госпожой, – сказал Леоф. – По очень важному делу.
Лакей недовольно покачал головой, но кивнул и удалился. Вскоре он вернулся.
– Следуйте за мной, пожалуйста.
Он отвел Леофа в гостиную. Одну из стен полностью скрывал роскошный гобелен с сельским пейзажем. Пастухи и просто одетые женщины устроили пикник возле пруда, рядом пощипывало струны арфы существо с козлиными ногами, а три нимфы играли на лютне, флейте и свирели.
Грэмми выглядела усталой, она даже не успела причесаться – как ни странно, это лишь добавляло ей привлекательности.
Она не стала тратить время на обычный обмен любезностями.
– Вам что-нибудь известно о моей дочери, фралет Акензал? – резко спросила она.
– Она жива, и с ней все в порядке, – заверил ее Леоф.
– Вы окончательно сошли с ума? – рявкнула Грэмми. – Вы знаете, что полагается за похищение?
– Пожалуйста, миледи, – сказал Леоф. – Я ее не похищал, а лишь пытался спасти. Я опасаюсь за ее жизнь.
– Ну… – сказала Грэмми и провела пальцем по ручке кресла. Потом она глубоко вздохнула и посмотрела на Леофа.
– У вас ведь нет детей, фралет Акензал? – спросила она.
– Нет, леди.
– Вот вам мой совет: и не заводите, – сказала она. – Они ужасно досаждают. Я никогда не хотела иметь дочь, никогда. Мери постоянно мне мешала, однако вопреки собственной воле я к ней привязалась. Я решила, что она мертва, фралет Акензал, и что в этом виновны вы.
– Леди, я сожалею о тревоге, испытанной вами из-за меня, но мне кажется, если бы я поступил иначе, сейчас она действительно была бы мертва.
Грэмми вздохнула.
– Я в смятении, а в ваших словах есть резон. Когда мы находились «под защитой» королевы, моего сына и меня пытались отравить. Не сомневаюсь, что она собиралась убить и Мери. – Грэмми опять вздохнула. – Ладно, забудем об этом. Принц намерен использовать вас, и я полагаю, что не слишком разумно вставать у него на пути. Просто скажите, где мне найти мою дочь.
– Я бы предпочел привести ее сам, миледи, – сказал Леоф. – Если бы вы предоставили мне лошадь или карету…
Она вновь нахмурилась.
– Почему вы не хотите сказать мне?
– Потому что я оставил ее на попечении человека, которого хотел бы оградить от неприятностей. Надеюсь, вы меня понимаете.
После короткой паузы Грэмми коротко кивнула.
– Хорошо. Я прикажу, чтобы вам разрешили воспользоваться моим экипажем.
– Миледи… Могу я спросить о том… что произошло в мое отсутствие. Похоже, многое изменилось.
– Вы ничего не слышали?
– Нет, мадам, ничего.
Грэмми слабо улыбнулась и откинулась на спинку кресла.
– Оказалось, принц Роберт жив, и вчера он объявил себя регентом.
– А как же его величество Чарльз?
– Мюриель каким-то образом удалось вывести его из замка вместе со своей лирской стражей. Гвардия также покинула город.
– А что с королевой?
– Королева-мать осталась в Эслене, – сказала Грэмми. – Она под арестом. – Грэмми поджала губы. – Почему вы полагаете, что моя дочь все еще в опасности?
Неожиданная смена темы застала Леофа врасплох.
– Как мне кажется, я не утверждал, что ей грозит опасность, – сумел вымолвить он.
Она кивнула.
– Да, но вы так думаете?
– Я… – Леоф мучительно искал какое-то объяснение, которое позволило бы ему сохранить в тайне то, что он услышал.
Если Мери погибнет по дороге в Эслен, это будет использовано против королевы. Он уже позволил сделать из себя орудие в чужих руках – нельзя допустить, чтобы Мери умерла и стала еще одним козырем принца Роберта.
– У меня возникло предчувствие, – пробормотал он. – Но мне кажется, что после ее возвращения она окажется в безопасности.
– А там, где она сейчас, ей ничего не грозит?
Леоф задумался. Принц получил донесение, что их видели вместе, но ему не удалось отыскать Мери, из чего следовало, что никто не сумел проследить их путь к Гильмеру.
– Думаю, нет, миледи.
– Тогда пусть она проведет там еще некоторое время. Я свяжусь с вами, когда буду готова ее принять.
– Благодарю вас, леди Грэмми.
Она посмотрела ему в глаза.
– Нет, это я благодарю вас, фралет Акензал.
Он вернулся в свою комнату, рассчитывая, что сможет немного отдохнуть, но обнаружил там прайфека, который просматривал ноты на его столе. Леоф почувствовал, как его охватывает слепящий гнев.
– Ваша светлость, – приветствовал он незваного гостя, стараясь скрыть всяческий след злости в своем голосе.
– Надеюсь, вы не возражаете, – сказал прайфек. – Я позволил себе войти.
– Вашу светлость, я всегда рад видеть, – ответил Леоф.
– Это музыка, написанная по заказу королевы?
– Большая ее часть, ваша светлость.
– Я льщу себя надеждой, что немного разбираюсь в музыке, – сообщил прайфек. – До того как принять сан, я учился в академии Святого Омэ. Я изучал литературу, но музыка была одним из обязательных предметов.
– И какой инструмент вы предпочитаете? – спросил Леоф.
– Лютню прежде всего и, конечно, арфу. Я родился в Теро Галле, где преклоняются перед арфой. – Он слегка нахмурился, глядя на лист с нотами. – Но я не совсем понимаю, что означают слова, написанные ниже?
– Их следует петь, ваша светлость.
– И инструменты звучат одновременно с голосом?
– Да, ваша светлость.
– Но как подобное сочинение можно считать серьезным? – удивился прайфек. – Такое впечатление, что оно предназначено для таверны или даже улицы. Музыка, звучащая при дворе, должна возвышать души, даже если она будет исполнена для обычных граждан.
– Я обещаю вам, прайфек, что так и будет. Я задумал нечто новое.
– Наш мир наполняется новыми вещами, – задумчиво проговорил прайфек. – И лишь немногие из них хороши. Но продолжайте, фралет, объясните мне, что тут будет нового.
– Это бракосочетание, ваша светлость, драмы и музыки.
– Вроде любовных песен, которые мы слышим на улицах? – пренебрежительно спросил Хесперо.
– Нет, ваша светлость, – и да. Ее в… королева-мать просила меня написать музыку не для дворян, а для простого народа, чтобы дать им надежду в наши трудные времена. Простолюдины, как вы и сказали, знакомы с любовными песнями. Но если те уличные представления, что мне довелось видеть, отличаются вульгарностью, то я намерен создать музыку, которая должна тронуть сердца простых людей – или, как выразились вы, возвысить души.
– Так, как это случилось в Гластире, когда вы спровоцировали беспорядки?
– Тогда произошло несчастье, – возразил Леоф, – но моя музыка в этом не повинна.
Хесперо ничего не ответил, он продолжал листать страницы.
– Это трезвучие – с понижением седьмой ступени, – заметил прайфек.
– Совершенно верно, ваша светлость, вы очень наблюдательны.
– Трезвучия с понижением седьмой ступени не следует использовать, – твердо сказал прайфек. – Они оказывают дурное влияние на настроение людей.
– Да-да, – кивнул Леоф. – Именно так, ваша светлость. В этом весь смысл данного отрывка – здесь кажется, что все потеряно, что зло вскоре восторжествует. Но если вы перевернете страницу, то увидите…
– Понижение третьей ступени, – прервал его Хесперо. – Но это не просто трезвучия, это… для скольких инструментов написана эта вещь?
– Для тридцати, ваша светлость.
– Для тридцати? Какая нелепость. Зачем вам три басовых витхала?
– Роща Свечей велика. Чтобы музыка перекрыла голоса – но вот здесь, видите, каждый из них ведет свою тему.
– Вижу. Очень сложно. В любом случае использовать сначала седьмую ступень, а потом третью, этот переход…
– От отчаяния к надежде, – пробормотал Леоф.
Прайфек нахмурился и продолжал:
– … разбудит сначала одну страсть, а потом другую.
– Но, ваша светлость, именно такова задача музыки.
– Нет, задача музыки – укрепление веры. Задача музыки – поучать и радовать. Музыка не должна бередить душу.
– Мне кажется, если вы просто послушаете музыку, ваша светлость, вы найдете…
Прайфек взмахнул рукой с листом бумаги и заставил Леофа замолчать.
– На каком языке это написано?
– На алманнийском, ваша светлость.
– Зачем вам алманнийский, если древневителлианский прекрасно подходит для человеческого голоса?
– Но, ваша светлость, большинство людей, которые будут слушать это произведение, не понимают древневителлианского, а моя задача в том и состоит, чтобы они поняли.
– Коротко расскажите мне эту историю.
Леоф изложил рассказ Гильмера, к которому он кое-что добавил от себя.
– Пожалуй, я понимаю, почему вы выбрали эту легенду, – сказал прайфек. – Она будет популярна среди горожан, и, кроме того, в ней проводится идея верности своему суверену даже ценой собственной жизни. Но где же король? Где монарх, столь необходимый для своего народа в час нужды? – Он замолчал, приложив палец к губам. – Вот что я вам предлагаю, – заговорил он после долгой паузы. – Вы кое-что добавите. Король умер, отравленный своей женой. Она правит через свою дочь, которая – вопреки истине и справедливости – названа его преемницей. Город захвачен, и народ послал к ней за помощью, но она отказывает. После того как девушка приносит себя в жертву, захватчики приходят в ярость и клянутся уничтожить всех жителей города – и тут мы узнаем, что сын короля, которого все считали мертвым, на самом деле жив. Он спасает город и возвращается, чтобы занять свое законное место.
– Но, ваша светлость, это вовсе не…
– И еще следует изменить названия стран, – продолжал прайфек. – Не стоит сеять раздор, называя ханзейцев злодеями. Пусть страны будут именоваться… минутку, дайте подумать… Да, именно так. Теро Сакаро и Теро Ансакаро. Вы сами догадаетесь, кто должен быть кем.
– Что-нибудь еще, ваша светлость? – спросил Леоф, чувствуя себя обессиленным.
– Обязательно. Я дам вам список трезвучий, которые вам не следует использовать, более того, ваши аккорды будут не более чем трезвучиями. Вы можете сохранить тридцать инструментов, но лишь для достижения необходимой громкости – вам нужно будет упростить места, которые я укажу. И самое главное: голоса и инструменты не будут звучать одновременно.
– Но, ваша светлость, в этом состоит главная идея всего произведения.
– Это ваша главная идея, но не та, которую вы осуществите. Инструменты сыграют свою часть, а потом вступят певцы, без аккомпанемента. – Он сложил все листы стопкой. – Я заберу ваше сочинение. Напишите новый текст с учетом моих замечаний. Если хотите, можете использовать алманнийский, но вам придется сделать для меня полный перевод, после чего я внесу некоторые поправки. Через два дня я верну вам ваши записи. И у вас будет еще два дня, чтобы все исправить, после чего вы сразу же начнете репетиции. Вам все ясно?
– Да, ваша светлость.
– И приободритесь, фралет Акензал. Подумайте вот о чем: вы лишились покровителя, который заказал вам это сочинение, ведь он не сможет вам за него заплатить. Однако вам повезло, у вас появился новый заказчик. Теперь регент – ваш новый покровитель, не забывайте об этом.
Он холодно улыбнулся и повернулся, чтобы уйти.
– Ваша светлость…
– Да?
– Если я должен буду скоро начать репетиции, нужно пригласить музыкантов. У меня есть на примете несколько человек.
– Составьте список, – сказал прайфек. – За ними пошлют.
Когда прайфек ушел, Леоф закрыл за ним дверь и подошел к клавесину.
И тут на его лице появилась улыбка. Нет, он не был счастлив и не находил в происходящем ничего смешного, но вдруг понял, что больше не испытывает страха. Тому на смену пришла чистая, холодная ярость – ничего подобного он прежде не испытывал. Этот человек, глупец, который называет себя прайфеком, только что засеял огромное поле, и очень скоро наступит время сбора урожая. Если бы Леоф был воином, он взял бы в руки меч и прикончил прайфека, принца Роберта, а также всех прочих негодяев, до которых сумел бы дотянуться.
Он не был воином. Но после того, как он закончит, прайфек пожалеет, что оружием Леофа был не меч. Он обещал это себе и всем святым.
Глава 8
Никвер
Сначала Стивен решил, что сама вода сжала кулак, чтобы ударить Эспера, но затем кулак превратился в сидящую на толстой и длинной шее плоскую голову с желто-зелеными глазами, горящими, точно два огромных светильника. Она была оливково-черной и чем-то напоминала лошадиную.
Лошадиную. В его благословенной святыми памяти грянул колокол. Он прижал ладони к ушам.
– Винна, заткни… – начал он, но было уже слишком поздно, зверь запел.
Мелодия прошла сквозь его руки, словно раскаленный клинок, и проникла в череп, круша все на своем пути. Она была прекрасной, как и утверждалось в древних легендах, но его обостренному восприятию ее красота представлялась пугающей, она жалила, подобно шершням, не давала думать. Сквозь красное марево он увидел, как Эспер спокойно опустил лук и шагнул к чудовищу. Винна двинулась вслед за Эспером, по ее лицу текли слезы.
Стивен убрал от ушей бесполезные руки и поднял лук Эхока. Лишь мгновением раньше, чем Эспер шагнул бы в разверстую пасть твари.
Стивен закричал и дрожащими руками поднял оружие, пытаясь как-то приглушить шум в голове и вспомнить четкое движение Эспера, спускающего тетиву. Он выстрелил. Стрела отскочила от черепа чудовища, не причинив ему ни малейшего вреда.
Между тем пение твари изменилось, напряженные мышцы Стивена начали расслабляться, и его охватила странная радость, словно он был пьян, счастлив и согрет. Он уронил лук, его губы расползлись в дурацкой улыбке, а потом он начал смеяться, когда никвер – да, именно никвер – склонил свою морду к Эсперу.
Однако в последний момент шея чудовища изогнулась, точно хлыст, чудесная песня сменилась яростным ревом. Что-то просвистело мимо уха Стивена, глаз едва успел заметить летящую стрелу. Она вошла никверу под челюсть, и лишь теперь Стивен разглядел, что там, в чем-то вроде индюшачьей бородки, не замеченной им раньше, уже торчит другая стрела.
Он обернулся и увидел Лешью, бегущую к ним по улице, до нее оставалось еще не меньше пятидесяти ярдов.
Предполагалось, что сейчас сефри должна находиться на вершине холма, но Стивен обрадовался, что она здесь. Подхватив лук, он помчался к Винне.
Эсперу показалось, что все хорошее в нем вырвано с корнем: утренние пробуждения в дубовой роще, спокойствие чащи леса, касание кожи Винны – все исчезло. Осталось лишь невероятно уродливое чудовище, которое собиралась откусить ему голову блестящими черными зубами, напоминающими пилы. С хриплым криком лесничий метнулся в сторону, неожиданно почувствовав отвратительный запах падали в выдохе твари.
Он вернулся обратно, выхватив топор и кинжал, однако чувствовал себя полнейшим идиотом. Наконец у него появилась возможность лучше рассмотреть тварь, высоко поднявшуюся из воды. Голова плоская, как у выдры, клиновидной формой напоминающая змею и раза в два больше, чем у самой крупной лошади. Подобно греффину и уттину, чудовище было покрыто и чешуей, и маслянисто блестящим зелено-черным мехом. Сначала Эспер предположил, что у твари змеиное тело, но тут она поставила на причал короткие толстые лапы. Перепончатые пальцы заканчивались когтями длиной в его руку. В тишине, лишь со свистом вырывающегося из его горла дыхания оно бросилось на Эспера, вытаскивая оставшуюся часть тела из реки. Лесничий попятился, не зная, что предпринять. Если зверь снова запоет, он сам тупо пойдет прямо ему в пасть.
Что ж, теперь ясно, что случилось с жителями Витраффа. Они с улыбкой подходили к берегу реки – и их съедали. Эспер вспомнил ингорнскую легенду, в которой рассказывалось о похожем чудовище, но как оно называлось, он забыл. Его никогда не интересовали сказки про несуществующих страшилищ.
Еще одна стрела вонзилась в горло твари, однако, за исключением того, что она больше не могла петь свои чарующие песни, та не испытывала никаких неудобств. Теперь она почти полностью вылезла из воды, лишь хвост остался в реке. Задние ноги оказались такими же толстыми, как передние, и далеко отстояли от них, так что живот волочился по доскам. И хотя чудище выглядело неуклюжим, по суше оно перемещалось с поразительной быстротой. Оно бросилось на Эспера, и тот отскочил в сторону, ударив его топором по шее. К удивлению лесничего, лезвие оставило на чешуе след, хотя и не слишком глубокий.
Затем чудовище резко мотнуло головой и сбило лесничего с ног. Он покатился по земле, чувствуя, как трещат ребра, вскочил и увидел, что голова вновь метнулась к нему. Присев, Эспер ударил кинжалом в открывшееся горло – клинок оставил длинный глубокий след. Кровь брызнула ему на руку, ему удалось уклониться от новой атаки и отбежать в сторону.
Как только расстояние между ним и тварью увеличилось, в ту полетели стрелы. Большая их часть отскакивала – чудовище старалось опустить голову пониже, чтобы спрятать уязвимое горло. Эспер видел, что стреляют Стивен и Лешья.
Тварь истекала кровью, но не так быстро, как надеялся лесничий. Однако она решила, что с нее достаточно. С поразительной быстротой она помчалась обратно к реке и скрылась под водой. Задыхающийся Эспер остался стоять на прежнем месте, размышляя, не могла ли тварь оказаться ядовитой, как греффин. Но хотя кожу там, куда попала кровь чудовища, жгло, он не ощущал жара и лихорадки, которые появились сразу же после схватки с греффином.
С Лешьей и Винной дело обстояло хуже. Винна упала на колени, ее рвало, а побледневшая Лешья стояла, опираясь на лук.
Лишь Стивен выглядел нормально.
Эспер подошел к Винне и опустился рядом с ней на колени.
– Оно коснулось тебя? – спросил он.
Винна покачала головой.
– Нет.
– Тогда все будет в порядке, – пробормотал Эспер и протянул руку, чтобы погладить волосы Винны.
– Не надо, – остановила его Лешья. – Кровь.
Рука Эспера замерла в нескольких дюймах от головы Винны.
– Верно, – проворчал он.
Лешья кивнула.
– Взгляд экудскиоха не смертелен, в отличие от других седмаров, но его кровь для нас опасна. – Она склонила голову. – Странно, что она не причинила тебе вреда. И я не понимаю, почему его песня не подействовала на нашего священника так же, как на вас двоих.
– Ты знаешь, кто это был? – спросил Эспер.
– Только из легенд, – ответила сефри.
– А в легендах объясняется, как ему удается производить такое впечатление своим воем? – мрачно осведомился Эспер.
Ему все еще не хватало этих изумительных звуков и прекрасных ощущений, которые он испытал. Если бы он услышал их снова…
– Определенные музыкальные ноты и созвучия оказывают на людей такое действие, – ответил Стивен. – Говорят, Черный Джестер создавал могущественные песни, которые заставляли огромные войска направлять клинки против самих себя. Будто бы его вдохновило на это существо по имени экхак. На алманнийском это чудовище называют никвер, а на лирском – эк одч. Кажется, на королевском языке он зовется никс, если я ничего не перепутал.
– Отлично, теперь я знаю его название на пяти языках, – проворчал Эспер. – Но что это такое?
Лешья закрыла глаза и пошатнулась.
– Я уже сказала, что это седмар. Он не умер, и я сомневаюсь, что мы нанесли ему серьезные раны. А сейчас нам лучше подняться на вершину холма, если мы хотим продолжить обсуждение. И ты должен смыть кровь – хотя бы ради нас. Возможно, твое тело может сопротивляться ее воздействию, но нам лучше не рисковать.
– Да, – ответил Эспер. – Давай так и сделаем.
Оказалось, что, несмотря на свои раны, Эхок успел спуститься до середины склона.
– Песня, – выдохнул юноша. – Что это было?
Эспер предоставил все объяснения остальным, а сам отправился мыться.
Он нашел небольшой ручеек, сбегающий по склону холма. Снял кожаные доспехи и рубашку и бросил в воду, позволив им отмокать, пока сам тщательно оттирал тряпьем руки и лицо.
К тому времени, как Эспер закончил, Винна и Лешья уже пришли в себя.
Когда он вернулся к ним, Лешья указала в сторону реки.
– Я заметила его отсюда – оно плыло под водой. Мы увидим, если оно появится вновь.
– Да, – проворчал Эспер, – теперь понятно, почему ты покинула свой пост.
– Я не могла стрелять отсюда, – возразила Лешья. – Кроме того, здесь остался Эхок.
– Никто тебя не упрекает, – сказал Эспер. – Если бы не ты, мы все были бы в желудке у этой твари.
– Почему песня не подействовала на тебя? – резко спросила Винна.
– Я сефри, – спокойно ответила Лешья. – Наши уши устроены иначе. – Она улыбнулась Стивену. – Да и музыка людей мне не настолько нравится.
Винна приподняла бровь, но больше ничего не сказала.
– Тем не менее, – заметил Стивен, – откуда ты могла знать, что чудовище не сможет тебя зачаровать?
– А я не знала, – ответила Лешья. – Однако приятно было узнать, не так ли?
Винна посмотрела на сефри.
– Спасибо тебе, – сказала она. – Ты нас всех спасла.
Лешья пожала плечами.
– Я же сказала, что мы союзники.
– А как мы убьем чудовище? – нетерпеливо спросил Эспер.
– Не думаю, что мы это сделаем, – ответил Стивен.
– Почему это?
– Возможно, будь у нас время, мы сумели бы изранить его до смерти, но времени у нас как раз и нет. Они уже почти закончили путь паломничества. Эспер, нам необходимо помешать им его завершить.
– Но указания для последнего храма у нас, – напомнила Винна.
– Верно, – кивнул Стивен, – однако это означает всего лишь, что им необходимо кого-то послать в Эслен к прайфеку. Значит, у нас есть немного времени. Никвер потерял голос, а это его самое страшное оружие. Предоставим рыбакам покончить с ним. – Он повернулся к Лешье. – Ты назвала его седмар. Это слово из языка сефри?
– Матушка Гастия называла так греффина, – добавила Винна.
Глаза Лешьи широко раскрылись.
– Вы говорили с матушкой Гастией? – В ее голосе звучало удивление. – Я считала, что она умерла.
Эспер вспомнил, как выглядела старуха, когда они виделись в последний раз, – кости и более ничего.
– Возможно, теперь она уже мертва, – сказал Эспер. – Но мы с ней беседовали.
Лешья поджала губы, однако спорить не стала.
– Настоящего языка сефри не существует, – пояснила она. – Мы отказались от него много лет назад. Теперь мы говорим так, как люди, живущие вокруг нас, и все же некоторые древние слова сохранили. «Седмар» – одно из них. Оно означает «демон седоса». Греффин, уттин и никвер – все они седмары.
– Они связаны с седосами? – спросил Стивен.
– Ты не можешь этого не знать, – напомнила Лешья. – Греффин шел по седосам, когда вы увидели его в первый раз.
– О, – догадался Эспер, – видимо, так церковники их и находят.
– Но ты имеешь в виду более глубокую связь, – настаивал Стивен.
– Да, они являются порождением силы седоса и питаются ею. В известном смысле седмары есть воплощение силы седоса.
Стивен покачал головой.
– Бред какой-то. Из твоих слов следует, что чудища – воплощения святых.
– Нет, – возразила Лешья, тщательно подбирая слова, – из них следует, что святые есть воплощение могущества седоса, равно как и седмары.
Эспер с трудом сдержал смех, увидев, как разинул рот Стивен. На мгновение тот снова превратился в наивного юношу, которого лесничий встретил на Королевской дороге несколько месяцев назад.
– Ересь, – наконец вымолвил Стивен.
– Да, – сухо ответила Лешья. – А разве не предосудительно выступать против церкви, когда та приносит в жертву детей, чтобы накормить темных святых? Я сгораю со стыда.
– И все же… – Стивен не закончил свою мысль и погрузился в мрачные раздумья.
– Она права, – согласился Эспер. – Если у нас нет времени на то, чтобы убить никвера, значит, у нас нет времени и на то, чтобы торчать тут и умствовать.
Стивен неохотно кивнул.
– Я еще раз просмотрел свои карты, – сказал он, – но не нашел ничего похожего на Крубх Крукх. Логика подсказывает, что нам нужно двигаться на восток.
Он опустился на колени и разложил на земле карту, чтобы все могли ее видеть.
– Почему? – спросил Эспер.
– Нам известен порядок прохождения пути паломничества, и мы знаем, где расположен первый храм. Остальные ведут прямо на восток. Большинство путей образуют прямые линии или дуги.
– Подожди, – вмешалась Винна. – А как насчет того места, где собирались принести в жертву меня? Оно находится рядом с Кал Азротом – на севере.
Стивен покачал головой.
– Там был иной ритуал и иные цели. Тот седос не является частью этого пути, он использовался только для того, чтобы завладеть телами королевских гвардейцев. Нет, этот путь ведет на восток.
Эспер проследил за указательным пальцем Стивена, описавшим пологую дугу, которая пересекала реку Галку и уходила в равнины около Данмрога.
– Это Галка, а это река Святого Сефода? – спросил Эспер.
– Да, – кивнул Стивен.
Выходит, раньше лес простирался до самого Хорнлада? Стоит ли удивляться, что Терновый король разгневан. Лес стал в два раза меньше.
– Ну, большая его часть уничтожена во время Колдовских войн, – возразил Стивен. – Терновый король не может винить в этом нас.
Лешья фыркнула.
– Конечно, может. Ему все равно, кто из людей уничтожил его лес – важно лишь, что лес погибает.
– Но в Хорнладе еще осталась дубовая роща, – сказал Эспер. – Однажды я побывал там по дороге в Палдх. У нее забавное название – Претсорукалд.
– Претсорукалд… – повторил Стивен. – Действительно, странное название.
– Я не говорю на хорнском, – признался Эспер.
– Концовка, «калд», означает «лес», – пояснил Стивен. – «Прет» – «роща». «Сору», как мне кажется, значит «вошь», или «червь», или что-то в этом роде.
– Лес-Червивой-Рощи? – предположила Лешья. – Звучит бессмысленно. Почему в одном названии встречается и роща и лес?
Стивен кивнул.
– Да, звучит не слишком осмысленно, а значит, это не было изначально хорнским словом. Просто что-то звучало похоже на «Претсору», и со временем слова превратились в более знакомые.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Лешья так же растерянно, как чувствовал себя Эспер.
– Возьмем название этого местечка – Витрафф, – принялся объяснять Стивен. – На усттише оно означает «Белый город». На старой карте видно, что прежде городок назывался Видрабх, что означает «Сухолесье», но, исказившись на вителлианский манер, его имя превратилось в Видраф. А когда говорившие на усттише люди поселились здесь, они услышали это название, решили, что оно означает «Белый город», и новое имя прижилось. Понятно?
– У меня голова разболелась от твоих объяснений, – проворчал Эспер. – И какой во всем этом смысл?
– Прет-как-там-его звучит совсем не похоже на Крубх Крукх, – осторожно заметила Винна. – Во всяком случае, мне так кажется.
– Верно, ничего похожего, – задумчиво проговорил Стивен. – Но это мне напомнило… – Он немного помолчал. – Карта вителлианская, сделана как раз в то время, когда эту местность брала под контроль Гегемония. Большинство имен алотерзианские или вадхианские. Однако позднее должны были возникнуть и вителлианские названия для городов и приметных мест.
– А у тебя есть более поздние карты? – спросила Лешья.
– Нет, других карт этой местности у меня нет, – ответил Стивен. – Но мне все равно непонятно, как Крубх… – Он осекся, его взгляд застыл.
Иногда Эспера беспокоило, насколько быстро и причудливо работает ум Стивена, особенно с тех пор, как юноша прошел путем святого Декмануса. Впрочем, нельзя сказать, чтобы до этого он работал как у всех нормальных людей.
– Да, вот оно, – пробормотал Стивен. – Должно быть, так.
– Что – так? – не вытерпел Эспер.
– Они его перевели.
– Что перевели?
– Названия мест – забавная штука, – продолжал Стивен, теперь он говорил быстро и возбужденно – как и всегда, когда ему удавалось решить трудную задачу. – Когда новые люди со своим языком приходят в какое-то место, часто они сохраняют прежнее название, не понимая его смысла. Иногда они его изменяют, чтобы смысл появился, именно так получилось с Витрафом. В других случаях, когда они знают, что значит старое название, они переводят его на собственный язык. Эхок, как твой народ называет Королевский лес?
– Ионилхоамалхо, – ответил мальчик.
– Что означает… – подтолкнул его Стивен.
– Королевский лес, – сказал Эхок.
– Именно. На языке королей-колдунов он назывался Кха-дат Рекуз. Гегемония называла его Лове Регатурейс, а во время регентства Лира лес получил имя Челдет де Рей. На уеттише – Холт аф са Конг, а когда виргенийский стал королевским языком, мы начали называть его Королевским лесом. Но смысл оставался неизменным в течение тысячи лет, понимаете?
– Ну и что с того? – спросил Эспер, слегка раздраженный из-за того, что все еще не может понять, куда клонит Стивен, но обязательно почувствует себя глупцом, когда тот закончит.
– Я полагаю, что «Претсору» произошло от вителлианского «Персос Урус», – торжествующе объяснил Стивен.
– Ура, – проворчал Эспер. – И что же это означает?
– Склоненный холм, – с довольным видом ответил Стивен. – Теперь понимаешь?
– Проклятье, ничего я не понимаю! – прорычал Эспер. – Ты строишь мост из тумана.
– Весьма возможно, – не стал спорить Стивен.
– Если я правильно тебя понял, нам следует со всех ног мчаться в Хорнлад, основываясь на глупой игре слов?
– Совершенно верно, – без колебаний ответил Стивен.
– И – давай уточним – даже ты сам не уверен, что прав?
– Выстрел наугад в темноте, – согласился Стивен.
Эспер поскреб подбородок.
– Тогда в путь, – скомандовал он. – Если вот это – ярд, то здесь не меньше двадцати лиг.
– Подождите! – воскликнула Лешья. – Если Стивен ошибается…
– Он не ошибается, – прервал ее Эспер.
– А как быть с никвером? – спросил Эхок. – Нам необходимо перебраться через реку.
– Лигой вниз по течению есть брод, – ответил Эспер. – И если он последует за нами, на мелководье мы сможем его видеть. Затем мы вернемся на Королевскую дорогу. Она ведет прямо на Данмрог. – Он кивнул Стивену и Винне. – Вы поможете Эхоку сесть в седло. Лешья, ты пойдешь со мной в таверну за припасами.
Эспер увидел, как нахмурилась Винна, и ощутил волну раздражения. Лешья единственная, кто не поддался песням никвера. Неужели Винна не понимает, что будет разумнее, если с ним в город пойдет сефри? В конце концов, там может быть и не одно чудовище.
Однако он ничего не стал говорить. Нет, он не будет унижаться и объяснять очевидные вещи. Винне еще многому предстоит научиться.
– Не спускайте глаз с реки, – предупредил он. – Кричите, если что-нибудь увидите. И постарайтесь чем-нибудь заткнуть уши.
– Тебе следовало бы сделать то же самое, – заметила Винна.
– И как тогда я услышу ваши крики? – парировал он и решительно зашатал в сторону города.
Лешья последовала за ним.
Глава 9
Сестры
На миг во рту у Энни пересохло.
– Прошу меня простить, – наконец заговорила она. – Но о чем вы говорите? Вы меня с кем-то перепутали.
– Ничего подобного, – возразила Осне. – Мне сообщили, что вы можете оказаться здесь. Неужели вы думаете, что мой муж нашел вас случайно? – Она положила руки на стол, ладонями вверх. – Сестра Ивекса, – тихо промолвила она. – Одна из сестер ордена Святой Цер не погибла во время нападения, а у монастыря немало выпускниц и союзников. Весть о ваших несчастьях и о врагах, преследующих вас, быстро разнеслась по всей стране.
Энни показалось, что она идет по лезвию меча. Одной только мысли о том, что кто-то знает ее настоящее имя и хочет ей помочь, а не пытается убить, оказалось больше, чем она способна была воспринять. Тем более что ее не оставлял страх нового предательства.
Однако Энни слишком устала, чтобы разумно выбирать.
– Если вы хотите моей смерти, вам никто не сможет помешать, – устало сказала она.
– Я не желаю вам вреда, – заверила ее Осне.
– Прошло слишком много времени с тех пор, как я могла бы поверить таким словам. – Энни положила руку на стол, ощущая твердость дерева. – Кто остался в живых? – спросила она.
– Вы знали ее не как сестру, – ответила Осне, – и в некотором смысле она не просто сестра, а нечто большее.
Энни казалось, что она знала имя с самого начала.
– Графиня Орчавия.
Осне кивнула.
– К несчастью, вы сбежали из ее поместья, прежде чем она узнала о происходящем. Но теперь вы снова среди друзей.
– Чего вы от меня хотите? – тихо спросила Энни.
Осне наклонилась над столом и взяла Энни за руку.
– Только одного: помочь вам вернуться к Эслену и вашей судьбе.
Энни ощущала ее сильную мозолистую ладонь, такую же настоящую и вещественную, как и стол.
– Вы были сестрой в монастыре, Осне?
– Я проходила обучение, не давала обета, но когда сестры ко мне обращались, я всегда им помогала. Нет, я не стану по-настоящему рисковать ради монастыря Святой Цер – ни своей жизнью, ни жизнью мужа или моих сыновей, однако ради вас, Энни Отважная, я готова рискнуть всем. Я видела. Веры посылали мне сны.
– Веры! – воскликнула Энни. – Так вы их знаете? Кто они?
– Одни утверждают, что они могущественные прорицательницы, другие называют их ровесницами мира и богинями судьбы. Даже сестры монастыря спорили об их природе. Я думаю, правда где-то посередине. Но никто не станет отрицать, что они мудры. Прожили они сотни лет или тысячелетия – какая разница, если они видели больше, чем мы, и им больше известно о будущем. – Она вздохнула. – Вы их видели? Вам довелось с ними разговаривать?
– С тремя из них, – ответила Энни.
Осне вздохнула.
– А я не удостоилась их личного внимания. Я слышала их голоса в своих снах, видела обрывки того, что открыто их взору – не более. Вы удачливая девушка.
– Я не чувствую себя удачливой, – покачала головой Энни. – Мне кажется, что я в ловушке.
– Все мы в ловушке, – отвечала Осне, – если вам хочется думать об этом именно так.
– А есть другой способ? – поинтересовалась Энни.
– Есть, – кивнула Осне. – Мы все важны. Каждый из нас может быть лишь нитью, но без нитей не будет и полотна.
– Тогда как одна нить может оказаться важнее других?
– Некоторые являются основой, другие – утком, – сказала Осне. – Основа необходима, чтобы скреплять между собой другие нити. Основа должна быть первой.
– Вы ничуть не лучше, чем Веры, – вздохнула Энни.
Осне улыбнулась и крепче сжала ладонь девушки.
– Они сказали вам, что вы должны сделать, не так ли? И лишь намекали на причины.
Энни кивнула.
– Не в том смысле, что я сопротивляюсь, – сказала она. – Я пытаюсь вернуться в Эслен.
– Теперь вы это сможете, – пообещала Осне. – Мой муж и сыновья переправят вас на другой берег реки, минуя ваших врагов в городе. И проводят до Эслена.
– Я не могу отправиться прямо домой, – сказала Энни. – Пока не могу.
– Но вы же сказали, что хотите этого, – удивилась Осне.
– Двое мужчин, спасшие меня из монастыря и с тех пор защищавшие, схвачены всадниками. Я должна их освободить.
Осне нахмурилась.
– Я сожалею о ваших друзьях, – сказала она, – однако это не первый ваш долг.
– Возможно, – согласилась Энни. – И все же я не могу бросить их умирать. Я должна что-то сделать.
– Это не тот путь, по которому вам следовало бы идти.
– А я могу выбрать другой путь?
Осне замешкалась, но ответила:
– Да. Но тогда будущее окутает туман.
– Пусть. Если я сейчас не сохраню верность друзьям, как я смогу смотреть в будущее?
Осне на мгновение прикрыла глаза.
– Сколько всадников охраняет ваших друзей?
– Арторе их видел. Он сказал, трое.
– Тогда я пошлю Арторе и моих сыновей за ними, а вас мы разместим в безопасном месте до их возвращения.
– Нет, – решительно сказала Энни. – Я хочу пойти с ними.
– Они могут потерпеть неудачу, – мягко сказала Осне. – Особенно если один из рыцарей – маревейс.
– Кто? – удивилась Энни.
– Тот, кто не может умереть. У них есть и другие имена.
– Да, – вздохнула Энни. – Один из них точно. Может быть, больше.
– Тогда риск очень велик.
– И вы пошлете на смерть своего мужа и сыновей, чтобы я могла вернуться в Эслен?
– Я бы предпочла этого не делать, – призналась Осне. – Уж лучше отправить их вместе с вами в Эслен. Тогда им тоже будет грозить опасность, но не такая, как в схватке с маревейсом.
– Вы не понимаете, – сказала Энни. – Эти люди – Казио и з'Акатто – рискнули ради нас всем.
– Как и мы, дорогая.
– Я знаю, – вспыхнула Энни. – Я устала смотреть, как люди умирают ради меня, понимаете? Я больше не в силах это выносить.
– Люди умирают ради своих королев, – торжественно произнесла Осне. – Вы должны взять на свои плечи этот груз, в противном случае нет никакого смысла стремиться в Эслен. Вам предстоит принимать куда более трудные решения, Энни.
– Казио и з'Акатто ничего не знают о моем предназначении, – сказала Энни. – И я уверена, что они умрут, если я ничего не сделаю. Однако как я могу подвергать опасности еще и вашу семью?
– Потому что мы приняли вашу судьбу и свою в ней роль. Если вы решите следовать за всадниками, мы подчинимся. – В ее глазах вспыхнул огонь. – Я могла кое-что добавить вам в вино, – продолжала она. – Арторе просто отвез бы вас домой. Но королева, не способная сама принимать решения, – плохая королева.
Энни потерла ладонями лицо.
– Я ненавижу это, – сердито проговорила она. – Я это все ненавижу.
– Возможно, они уже мертвы, – проговорила Осне. – Если всадники поверили, что ваши друзья вас потеряли, им нет причин сохранять пленникам жизнь, разве что в качестве приманки – вдруг вы сами последуете за ними.
По щекам Энни катились слезы. Она вспомнила, как в первый раз увидела Казио, порывистого и веселого, полного жизни. Она не могла представить его мертвым.
Но ее отец мертв. Элсени мертва. И Фастия.
– Я отправлюсь в Эслен, – решила она, и из ее груди вырвалось сдавленное рыдание.
Осне подошла к ней и обняла, и Энни не стала высвобождаться, хотя была едва знакома с этой женщиной. Она плакала, а Осне легонько покачивала Энни в своих объятиях, и ночь тихо просачивалась через окно и проникала ей в сердце.
Энни и Остру поселили в комнате без окон. В свете лампы штукатурка на стенах казалась темно-желтой. В комнате стояли простая кровать и лохань с водой, на деревянной подставке висело чистое полотенце, под кроватью прятался ночной горшок. Стоило отойти от камина, как становилось холодно, и Энни быстро надела ночную рубашку, которую дала ей Осне, и юркнула под шерстяные одеяла. Остра уже спала, но проснулась, как только рядом с ней оказалась Энни.
– Вы долго разговаривали, – сказала Остра. – О чем?
Энни глубоко вздохнула. Грудь болела от долгих рыданий.
– Много лет назад Осне училась в монастыре Святой Цер, – объяснила Энни. – Она знает, кто мы такие, потому что графиня Орчавия прислала ей сообщение с просьбой отыскать нас и оказать помощь.
– Графиня? Как странно…
– Ничего удивительного, – возразила Энни. – Графиня также обучалась в монастыре.
– Еще более странно, но уже имеет хоть какой-то смысл. Видимо, графиня знала, кто ты такая, если решилась так рискнуть.
– Я должна стать королевой, Остра.
Остра начала смеяться и с трудом остановилась.
– В каком смысле?
– Помнишь, отец заставил Комвен признать Фастию, Элсени и меня его наследницами? Фастия и Элсени мертвы, осталась только я.
– Но Чарльз жив, – напомнила Остра. – Мы ничего не слышали о его смерти.
– Наших врагов не заботит Чарльз, – сказала Энни. – Они не хотят, чтобы в Эслене была королева. Они боятся королевы.
– Почему?
И Энни все рассказала. О Верах, о темном человеке в лесу, о своих снах. Когда она закончила, глаза Остры широко раскрылись от изумления.
– Почему же ты скрывала все это от меня? – спросила она.
– Потому что сама не верила, – ответила Энни. – И еще мне казалось, что такое знание может быть для тебя опасным. Но теперь я понимаю, что должна открыть тебе все тайны.
– Почему? Из-за того, что я была там, где живут Веры?
– Нет. Завтра Арторе и его сыновья постараются переправить нас через реку и проводить в Эслен.
– Так это же замечательно! – отозвалась Остра, но потом ее голос дрогнул. – Ты хочешь сказать, после того, как мы спасем Казио?
Энни покачала головой.
– Нет, Остра. Мы не можем ему помочь. Мне очень жаль.
– Я не понимаю. Вместе с Арторе мы сумеем его спасти.
– Арторе и его сыновья не справятся с рыцарями, – устало проговорила Энни.
– Но мы не знаем, Энни…
– Я не могу рисковать, неужели ты не понимаешь?
– Нет! Как ты можешь даже вообразить, что мы бросим их умирать?
– Остра, я знаю, что ты чувствуешь к Казио, но…
– Нет! Нет, ты не знаешь – ты даже вообразить не можешь. – Остра заплакала. – Мы не должны сдаваться.
– У нас нет выбора, – сказала Энни.
– Нет, есть!
– Ты должна меня выслушать, – терпеливо продолжала Энни. – Мне самой очень трудно. Неужели ты думаешь, что я хочу бросить наших друзей в беде? Однако если мы отправимся за ними, то почти наверняка попадем в ловушку – и тогда погибнут не только Казио и з'Акатто, но и Арторе с сыновьями, не говоря уже о нас с тобой.
– Я никогда не думала, что ты струсишь, – резко бросила Остра.
– Если бы речь шла только о наших жизнях, я бы не колебалась. Если бы речь шла лишь об этих нескольких людях, я бы все равно попыталась. Но если верить Вере, Осне – и сестре Секуле, кстати сказать, – я не имею права рисковать собой. Я должна вернуться прямо в Эслен.
– Почему ты им веришь? Почему я должна верить тебе? Ты – королева, которая должна спасти мир от гибели. Неужели ты не понимаешь, как смешно это звучит?
– Ты права, но я начинаю в это верить.
– Конечно! Ты будешь королевой и спасешь весь мир от беды. Твоя голова распухла, словно дыня!
– Остра…
– О нет! – воскликнула Остра. – Даже не пытайся. Ничего мне не говори. И вообще никогда мне ничего не говори.
Она отвернулась и заплакала, из глаз Энни тоже хлынули слезы, хотя на этот раз она рыдала беззвучно. Она еще долго лежала без сна, пока усталость наконец не усыпила ее.
Когда утром Энни проснулась, Остра исчезла.
– Похоже, она взяла плащ и немного хлеба, – сказала Осне. – Никто не видел, как она уходила.
– Остра не воровка, – ответила Энни.
– Я знаю. Не сомневаюсь, что она намерена вернуть плащ. Не имеет значения, я бы с радостью отдала ей все, что она попросила бы.
– Она не могла уйти далеко, – сказала Энни. – Если мы поторопимся, то найдем ее.
Она понимала, что противоречит всему сказанному вчера, но это ведь была Остра, и к тому же она еще не успела догнать всадников – значит, они не будут подвергаться опасности.
– Нам в любом случае нужно двигаться в том же направлении, – заметил Арторе. – Так что не будем терять время.
– Лошади готовы, атти, – сказал Котмар, второй по старшинству сын. – Джарне собрал необходимые припасы.
– Осне, подбери принцессе костюм в дорогу, мы выступаем.
Осне предложила Энни одежду одного из мальчиков – штаны для верховой езды, которые заправлялись в кожаные сапоги, рубашку, плотный шерстяной свитер, плащ и потрепанную широкополую шляпу. Вскоре они уже скакали по дороге.
– Вот ее след, атти, – сказал Котмар, показывая на какую-то деталь, которую Энни даже не заметила.
– Наверное, кто-то рассказал ей про брод выше по течению, – задумчиво сказал Арторе. – Должно быть, она остановилась и спросила у Вимсель. Умная девочка.
– Мы знали, что не стоит показываться на мосту в Теремене, – сказала Энни. Она потрепала свою лошадку по шее. – Как ее зовут?
– Лэни, – ответил Арторе.
– Лень, – повторила Энни. – Надеюсь, она быстрее, чем ее имя.
Арторе удивленно посмотрел на нее, но ничего не сказал.
Они продолжали скакать по дороге, вьющейся вдоль реки, пока не приблизились к шаткому веревочному мостику. Расщелина показалась Энни даже более глубокой, чем в Теремене, и она старалась не смотреть вниз. На другом берегу они вновь обнаружили след Остры – здесь он пересекал более широкую дорогу, по которой уже могла проехать повозка.
Известковая дорога уходила все дальше в горы, кружа между скальными выступами или спускаясь вниз, в долину, когда не удавалось обойти препятствие. Склоны гор оставались голыми, здесь почти не росли деревья и кустарники. Им часто попадались белые и серые овцы, которые паслись на склонах вместе с козами и лошадьми. Изредка встречались домики, крытые соломой.
– Могу поспорить, всадники где-то неподалеку, – неожиданно сказал Арторе.
– Откуда вы знаете? – удивилась Энни. И тут она сама заметила отпечатки копыт.
– Один из них здесь спешивался. Видите следы шпор? К тому же их подковы имеют необычную форму – а здесь целых три четких отпечатка.
– А Остра?
– Она взяла лошадь на одной из соседних ферм, – ответил Арторе. – Вот ее след. – Он указал на неясный отпечаток. – Она пустила лошадь рысью, видимо, торопилась.
– Насколько она нас опережает?
– Примерно на час, а всадники – на полдня.
– Мы можем скакать быстрее?
– Конечно, но если она свернет с дороги, мы можем ее по терять.
– Она не умеет видеть следы, как вы, и не станет съезжать с дороги. Остра наверняка рассчитывает, что рыцари, захватившие Казио, не свернут в сторону.
– Ладно, – кивнул Арторе и подстегнул лошадь.
– Давай, Лень, – пробормотала Энни.
Сначала лошадка перешла на рысь, а потом Энни заставила ее скакать галопом. Неожиданно она заметила, что улыбается. Она любила верховые прогулки, и, хотя Лень была не такой быстрой, как Резвая, она неплохо держала темп, а Энни уже давно не садилась в седло. Она успела позабыть, на что это похоже.
Однако Энни знала, что лошадка долго не выдержит такой скачки, поэтому вскоре снова перешла на рысь. Постепенно расстояние между ними и Теремене увеличивалось, как и их тени. Наконец спустилась ночь, скрыв следы лошади, украденной Острой.
Они разбили лагерь на холме, с которого открывался хороший вид на дорогу.
– Завтра мы ее догоним, – обещал Арторе. – Лошадь Остры устала, она не сможет скакать так же быстро. Вскоре мы окажемся возле дороги на Данмрог и сможем свернуть на запад, по направлению к Эслену.
– Данмрог… – вспомнила Энни. – Мы рядом с Данмрогом?
Примерно в пяти лигах. А почему вы спрашиваете?
– Просто любопытно. Я знаю одного человека оттуда. Родерик. Он поможет – у его семьи наверняка есть войска.
Они спасут Казио.
Но Родерик, скорее всего, в Эслене. И все же, раз она оказалось так близко, почему бы ей не нанести ему визит?
Но потом она вспомнила о подозрениях Казио. А что, если ее враги направляются в Данмрог? Что, если Родерик и в самом деле с ними заодно?
Энни решила больше об этом не думать.
Завтра она все узнает.
Холмы плавно перешли в равнину, которую Арторе назвал Маг-и-Херт, долиной Курганов. Энни нигде не видела курганов, лига за лигой тянулась желтая трава и случайные цепочки деревьев, отмечавших ручьи. Над головой пролетали гусиные стаи, да изредка попадались овцы, пасущиеся на обочине. Иногда в сторону ответвлялись узкие дороги, ведущие в небольшие деревушки, над которыми высились башни колоколен.
В полдень на горизонте появилась зеленая стена – они приближались к лесу. Теперь дорога шла под огромными ветвями дубов, ясеней и других, незнакомых Энни деревьев. Стук копыт смягчала палая листва. Лес казался каким-то старым и прилипчивым, точно дряхлый старикашка, пытающийся тебя обнять.
– Претсорукалд, – сказал Арторе, указывая на деревья. – Вы бы назвали это «лес Маленьких Червей».
– Какое странное имя, – удивилась Энни. – А почему его так называют?
– Я слышал легенду о чудовище, жившем в земле, но подробностей уже не помню. Говорят, что прежде эта местность была частью Королевского леса, но во время Колдовских войн армия огня прошла вдоль берега реки Святого Сефода и разделила лес на две части. С тех пор он становился все меньше. Теперь здесь находятся охотничьи угодья лорда Данмрога.
– Армия чего?
– Так гласит легенда – Сверфат о Двадцати Глазах призвал армию огня и направил ее против врага – как ее звали?… Ах да, Сефинд Ведьма Ветра. Кое-кто утверждает, что это была армия огненных демонов, другие называют ее живой рекой огня. Но кто знает, что правда в легендах, а что вымысел? Мне не приходилось читать рассудительных историков. Одно не вызывает сомнений: огонь был необычным, поскольку деревья в тех местах больше не растут. Вы увидите, когда мы окажемся на той стороне – ни одного дерева между нами и рекой!
– Атте! – крикнул один из мальчиков, Энни не успела заметить, кто именно, и почти сразу же раздался странный шум, подобный шороху дождя в листве, но в сочетании с каким-то жужжанием.
Джарне, ехавший первым, схватился за сердце, как-то неловко дернулся и упал с лошади. Только после этого Энни поняла, что в них летят стрелы.
– Вперед! – закричал Арторе и ударил Лень по крупу. Лошадь помчалась вперед. С отчаянно бьющимся сердцем.
Энни прижалась к ее шее. Мимо просвистело несколько стрел – так близко, что она ощутила легкий ветерок. И задумалась, что бы она почувствовала, если бы стрела в нее попала.
Как выяснилось, это было похоже на сильный удар – она решила, что задела какую-то ветку. Но, посмотрев вниз, увидела, что из ее бедра торчит оперенное древко. Едва она успела удивиться тому, что не чувствует боли, как та нахлынула, и голова Энни стала удивительно легкой.
Лень отчаянно заржала, и принцесса сообразила, что лошадь тоже ранена, хотя она и не видела куда.
– Мне жаль, мне так жаль… – простонала Энни, она и сама не знала, к кому обращается.
Наверное, ко всем сразу.
Однако Лень продолжала скакать вперед, и вскоре Энни заметила, что в нее больше не стреляют. Более того, она осталась одна.
– Арторе! – закричала она.
Нога мучительно болела, Энни ощущала слабость. Обернувшись, она увидела, что к ней скачет всадник.
Глава 10
Предложения
Мюриель разбудило тихое пение. Она с трудом открыла глаза и огляделась по сторонам.
– О, – послышался мужской голос. – Доброе утро, королева-мать.
Она замерла, увидев Роберта, удобно устроившегося в ее кресле. Элис Берри сидела у него на коленях.
– Выйдите из моих покоев, – приказала Мюриель.
– Ну, понимаешь ли, это вовсе не твои покои, – усмехнулся Роберт. – Они принадлежат короне, а сейчас король – я.
Мюриель ничего не ответила, поскольку ей было нечего сказать. Она не могла позвать стражу, понимая, что никто не придет ей на помощь. Она оглядела комнату, рассчитывая отыскать хоть какое-нибудь оружие, но ничего не нашла.
Берри захихикала.
– Выйди, милая, – сказал Роберт девушке. – Мне нужно кое-что обсудить с твоей госпожой.
– А я не могу остаться? – надув губки, осведомилась Берри.
– Но это будет взрослый разговор, – объяснил Роберт. – Так что отправляйся в свою комнату и закрой за собой дверь.
– Ну… ладно. Но она была очень груба со мной. Мне кажется, вам следует ее наказать.
И с этими словами Берри удалилась в свою спальню. Роберт остался на прежнем месте, лениво поглаживая усы.
– Вчера ты меня изрядно удивила, – заметил он. – Ты заслуживаешь похвалы – я никак не ожидал, что тебе будет известно о моем появлении.
– Это ты убил моих дочерей? – резко спросила Мюриель. – Относительно Уильяма у меня нет сомнений.
– Интересно, как я мог находиться в двух местах сразу? – вполне обоснованно усомнился Роберт.
– Верно. Но эту работу ты мог поручить другим. А Уильяма, я полагаю, хотел убить лично.
Роберт рассмеялся.
– Ты так хорошо меня знаешь, Мюриель. Да, мне ужасно хотелось насладиться этим самому. Но задача оказалась куда более сложной, чем я предполагал. Уильям вел себя мужественно до самого конца. Не посрамил наше имя. Конечно, не будь он таким шутом, этого бы никогда не произошло. Даже ты, моя дорогая, должна признать, что он был не лучшим королем.
– Однако все же лучшим, чем ты, – и гораздо лучшим человеком.
Роберт вздохнул.
– Что касается твоих дочерей – я не отдавал приказа, хотя и понимал, что это произойдет. Уильям сам их убил, когда сделал наследницами престола.
– Значит, в их смерти виновен прайфек?
Роберт погрозил Мюриель пальцем.
– О нет, тебе не следует слишком много знать. В любом случае, все гораздо сложнее, чем ты можешь себе представить. Я не стану ставить под сомнение остроту твоего ума. К тому же ты оказалась неожиданно хитрой. – Он оперся ладонями о колени и наклонился вперед. – Вот в чем суть. Я хочу, чтобы ты не питала иллюзий относительно ответного удара. Нам еще предстоит разобраться с рядом серьезных трудностей, а для этого мы должны выступить единым фронтом. Я понимаю, что сейчас ты несколько зла на меня, но ты женщина практичная…
– Неужели? – прервала его Мюриель. – Ты думаешь, что я на тебя несколько зла? Роберт, ты потерял остатки здравого смысла. Я скорее умру, чем соглашусь иметь с тобой дело.
– Вот видишь? Именно об этом я и говорю. Ты злишься. Именно поэтому я сожалею, что здесь нет Чарльза, – тогда у меня была бы жизнь, более ценная для тебя, чем твоя собственная, чтобы ты держала себя в руках. А сейчас мне остается лишь взывать к твоему здравому смыслу.
– Лезбет, – напомнила Мюриель. – Зачем ты убил Лезбет? Она не могла быть королевой.
Его лицо порозовело.
– Неужели ты сама не знаешь?
– Как я могу понять человека, убившего родную сестру?
– Никто не любил Лезбет больше меня, – сообщил Роберт, в голосе которого впервые проявился гнев. – Никто. Но некоторые вещи нельзя простить. Есть обиды, которые невозможно забыть.
– О каких обидах ты говоришь?
– Ты знаешь! – закричал Роберт, вскакивая на ноги. – Все знали! Это было чудовищно.
– Давай сделаем вид, что я ничего не знаю, – сквозь зубы сказала Мюриель.
Роберт посмотрел на нее так, словно это она сошла с ума.
– Ты собираешься делать вид, что ничего не понимаешь?
– Именно, – кивнула Мюриель.
– Лезбет… она не спросила у меня разрешения, когда решила выйти замуж, – прорычал он, с трудом сохраняя видимость спокойствия. – Да, она спросила у Уильяма, но проигнорировала меня.
Последние слова слетели с его губ с такой ненавистью, что Мюриель едва не отшатнулась. Холодок пробежал по ее спине.
– Знаешь, Роберт, ты сошел с ума, – прошептала Мюриель, внезапно напуганная – не столько самим Робертом, сколько тем, что творилось у него в голове.
По его лицу скользнуло странное выражение, а потом он горько улыбнулся.
– А кто бы не сошел? – пробормотал он. – Но хватит об этом. Почему ты отвлекаешь меня этими вопросами? Гвардейцы разбили лагерь за воротами города и отказываются вести со мной переговоры. Почему?
– Возможно, они не признают законности ваших притязаний на трон, милорд.
– Ну, тогда они умрут, что не может радовать, поскольку вместе с ними погибнет немало лендвердов. Знаешь, в результате люди будут относиться к тебе только хуже, а наш народ ослабеет.
– Ты бросишь копейщиков против рыцарей? Довольно жалко.
– Они отказались от своего рыцарства, выступив против короны, – объявил Роберт. – Я не собираюсь дожидаться, пока они поднимут оружие против меня. Я получил донесение, что гвардейцы собирают пехоту.
– И не забывай о Лире, – сказала Мюриель. – Они не станут терпеть твои преступления.
Роберт покачал головой.
– Я уже дал понять послу Ханзы, что не буду возражать, если их корабли выступят против Лира.
– Союз между Кротенией и Лиром свят, ты не посмеешь его разрушить.
– Ты сама его разрушила, когда использовала лирскую гвардию против лендвердов, – возразил Роберт.
– Чушь, – покачала головой Мюриель. Роберт пожал плечами и встал.
– В любом случае, на твоем месте я бы не стал рассчитывать на помощь Лира.
– Но и мы не сможем рассчитывать на их помощь, если Ханза нападет на нас, – холодно произнесла Мюриель. – Мы не можем разорвать союз с Лиром, Роберт, это полнейшее безумие.
– Ты все время повторяешь это слово, – усмехнулся он. – Интересно, понимаешь ли ты его смысл? – Он махнул рукой, словно отбросил прочь все ее слова. – Послушай, ты не можешь мне помешать, Мюриель. Отзови гвардейцев, верни Чарльза. Я займу трон, а ты будешь рядом со мной, и все останутся довольны.
– Неужели ты предлагаешь мне стать женой убийцы моего мужа?
– Да. Ради блага нации. Ты не можешь не согласиться, что это самое изящное решение.
Он скрестил руки на груди и прислонился к стене возле окна.
– Роберт, – промолвила Мюриель, – я испытываю страшное искушение согласиться на твое предложение, чтобы вонзить нож в твое сердце, пока ты будешь спать, но у меня не хватит сил так долго притворяться. – Она, в свою очередь, скрестила руки на груди. – А как тебе такое предложение: ты отказываешься от трона, отсылаешь свои войска и распускаешь ополчение лендвердов. Я возвращаю Чарльза и гвардию, после чего тебя повесят. Такое решение тебе представляется достаточно изящным?
Роберт ехидно улыбнулся и вернулся к постели.
– Мюриель, Мюриель… Время не стерло ни твой острый язычок, ни красоту. Твое лицо прелестно, как и прежде. Впрочем, люди говорят, что лицо дольше всего сопротивляется времени, а возраст начинает свою работу с пальцев ног. Я намерен выяснить, так ли это.
Он схватил одеяло и сбросил его на пол.
– Роберт, не смей, – приказала Мюриэль.
– О нет, не думаю, что твои слова будут приняты во внимание, – сообщил он и протянул руку к ее груди.
Она попыталась ему помешать, но Роберт схватил ее за запястья – оказалось, что его пальцы необычайно сильны, – и отшвырнул обратно на постель. Затем поднял ногу, словно собирался вскочить в седло, и уселся на Мюриель верхом. Быстро наклонившись, он одной рукой сжал оба ее запястья, а другую опустил вниз, так что она оказалось между ног Мюриель. Не отрывая взгляда от ее глаз, он начал медленно задирать ночную рубашку. А потом, надавив коленом, попытался раздвинуть ее ноги.
Мюриель казалось, что Роберт становится все тяжелее, когда он прижал ее к постели, его лицо было совсем рядом, оно исказилось, стало незнакомым. Мюриель вспомнила Роберта еще совсем ребенком, маленьким мальчиком, но не смогла связать прежние воспоминания с тем, что сейчас происходило, когда это существо касалось ее обнаженного тела. Она почувствовала, как слабеют ее руки, когда Роберт принялся расстегивать пряжки на своей одежде, и отвернулась, чтобы не видеть его лица. Его руки двигались, словно два гигантских паука, от него исходил запах разложения, как и говорила Берри.
Мюриель заметила движение за спиной Роберта – Берри подкрадывалась к нему, что-то крепко сжав в руке. Мюриель покачала головой и одними губами произнесла слово «нет».
Затем лениво, словно ей некуда торопиться, прикоснулась к рукояти кинжала, висевшего на поясе Роберта, вытащила клинок и ударила его в бок. Лезвие вошло в тело с удивительной легкостью. Мюриель всегда казалось, что это должно быть похоже на то, как режешь тыкву, но ничего общего не было и в помине.
Роберт вздрогнул, захрипел, сел, и тогда она вонзила клинок ему в сердце. Он со стоном опрокинулся, и Мюриель выскользнула из-под него, продолжая сжимать кинжал. Она начала дрожать, лишь когда Элис оказалась рядом, поддержала ее и что-то ободряюще зашептала.
Роберт поднялся с пола, дыхание с хрипом вырывалось из его груди.
– Сначала муж, потом жена, – прошипел он. – Я начинаю ненавидеть эту семейку.
Мюриель заметила, что крови почти нет. Нечто похожее на сироп сочилось из ран Роберта, но жидкость не была красной. Она посмотрела на кинжал, все еще сжатый в руке. Клинок покрывала липкая, прозрачная смола.
Она вздрогнула, когда Роберт, пошатываясь, пересек комнату и повалился в кресло, не обращая на нее внимания.
– Однако боль остается, – отстраненно проговорил он. – Меня это интересовало. – Он посмотрел на Мюриель. – Полагаю, мы не поженимся.
– Роберт, что ты сделал? – прошептала Мюриель.
Он посмотрел на рану на своей груди.
– Это? Я ничего такого не делал, любовь моя. Потихоньку умирал – Уильям, несмотря на свой слабый характер, умудрился нанести мне смертельный удар. А потом я умер, как мне кажется, теперь же… ну, я стал таким, какой я есть. – Он погрозил ей пальцем. – Это сделала ты, гадкая девчонка. Мне рассказал Узник.
– Значит, прошлой ночью в моих покоях был ты.
– Конечно, – признался он, вытирая лоб. – Удивительно, что я не знал о ходах раньше. Именно при помощи потайного хода тебе удалось вывести из замка Чарльза, верно?
Мюриель ничего не ответила. Она бросила кинжал и прижалась к Элис.
– Кажется, вы нашли общий язык, – заметил Роберт. – Элис, неужели твое внимание ко мне было лишь притворством? То есть я в этом и не сомневался, но думал, что тебе просто хочется вернуть положение придворной шлюхи.
– Пожалуйста, оставьте ее в покое, Роберт, – сказала Элис. – Если вам нужна женщина, возьмите меня.
– О нет, у меня изменилось настроение, – сообщил Роберт и откинулся на спинку кресла. – Так, посмотрим… – пробормотал он. – Я собирался сказать тебе еще кое-что. – Он поскреб подбородок. – Да, праздник, который ты собиралась устроить в Роще Свечей, – отличная идея. Я намерен ее осуществить. А поскольку все придумала ты, я дам тебе возможность присутствовать на празднике. Считай, что я приношу тебе извинения. – Он с трудом встал. – Ладно, нужно показать рану лекарю, а потом решить, следует ли его убить. Доброго вам утра, леди, – поклонился он и ушел.
Как только дверь за ним захлопнулась, Мюриель начала дрожать.
– Сядьте, – сказала Элис.
– Нет, – выдохнула Мюриель. – Только не в кресло. И не на постель, никогда – никогда больше.
– Тогда перейдем в мою комнату. Я заварю чай. Пойдемте.
– Спасибо, Элис.
Она позволила девушке увести себя в другую комнату и села на ее постель. Элис подошла к камину, чтобы приготовить чай.
– Во что он превратился, Элис? – спросила Мюриель. – Что я наделала?
Элис повернулась к Мюриель, но потом вновь занялась приготовлением чая.
– В монастыре, – начала она, – мы изучали слухи о подобных существах. Но во всех летописях описана лишь одна история о нарушении закона смерти – Черным Джестером. Он сделал себя таким же, как Роберт, бессмертным, но не вполне живым. И как только закон смерти разрушился, творить подобных существ стало проще. Одним из имен Черного Джестера было Myр. И те, кого он создавал, назывались мурмаки. В хрониках древнего Северного королевства Черного Джестера называют Hay, а его слуг – носчолки.
– Последнее слово я, по крайней мере, могу произнести, – заметила Мюриель.
Она все еще ощущала тяжесть рук и тела Роберта.
– Подожди, – попросила Мюриель, стараясь отвлечься. – Если Черный Джестер разрушил закон смерти, как я сумела нарушить его еще раз?
– Закон удалось восстановить, хотя и огромной ценой, – сказала Элис.
– Значит, восстановление возможно? – с надеждой спросила Мюриель.
– Да, только мы не знаем, как это сделать, – вздохнула Элис. – Те, кто вернул закон, решили эту труднейшую задачу, но погибли.
Мюриель склонила голову, чувствуя, как ее охватывает отчаяние.
– Тогда я заслуживаю…
Элис сделала три быстрых шага к Мюриель и отвесила ей звонкую пощечину. Мюриель пораженно посмотрела на Элис, щека горела огнем.
– Нет, – резко сказала Элис. – Не говорите этого. Никогда этого не говорите и даже не думайте.
Она опустилась рядом с Мюриель на колени, взяла ее за руку и подняла к ней наполненные слезами глаза.
Мюриель ужасно хотелось плакать, но собственных слез у нее не осталось. Она свернулась калачиком на постели, закрыла глаза и попыталась найти забвение во сне.
Леоф услышал тихий стук в дверь, распахнул ее и увидел Ареану, удивительно хорошенькую девушку, одетую в темно-синее платье.
– Вы посылали за мной, каваор Акензал? – спросила она.
– Да, – кивнул он. – Пожалуйста, называйте меня Леоф.
Она неуверенно улыбнулась.
– Как пожелаете, Леоф.
– Пожалуйста, войдите и сядьте. – Он заметил стоявшую в коридоре женщину средних лет. – И вы, леди, заходите, пожалуйста.
Ареана с досадой покачала головой.
– Прошу меня простить, – сказала она. – Дело в том, что я никогда не бывала во дворце, и все так… ну, я чувствую себя… вы и сами видите. Это моя гувернантка, Джен Юнилсда-утер. Я подумала, что будет уместно…
Она замолчала, словно не была сама уверена, что она имеет в виду, или сомневалась, не сказала ли она уже чего-то неправильного.
– Рад знакомству, леди Джен, – приветствовал ее спутницу Леоф. – В особенности если вы можете говорить от имени родителей Ареаны.
– Я вовсе не леди, молодой человек, – возразила Джен, – но я ценю ваш комплимент.
– Пожалуйста, садитесь.
Когда они расселись, Леоф вновь посмотрел на краснеющую Ареану.
– Леоф, – начала она, – я… как бы это выразиться…
Наконец он догадался, что ее тревожит.
– О нет, мне кажется, вы неправильно меня поняли, – торопливо заверил он. – Я вовсе не за тем пригласил вас к себе – из этого, впрочем, не следует, что я не считаю вас очаровательной… – Он запнулся. – Что-то разговор у нас не клеится, не так ли? – вздохнул он.
– Да, я совсем ничего не понимаю, – призналась Ареана.
– Вот в чем причина, – заговорил Леоф, похлопывая по бумагам, лежащим на его рабочем столе. – Именно из-за этого я и пригласил вас. Вы слышали о представлении, которое состоится в Роще Свечей?
– Конечно, – ответила Ареана. – Все о нем говорят. Я жду его с нетерпением.
– Это хорошо, – сказал Леоф. – Очень хорошо.
Он надеялся, что не обидел Ареану.
– И? – поинтересовалась она.
Леоф сообразил, что так ничего и не объяснил.
– Да. Так вот, я бы хотел, чтобы вы спели главную партию.
Ее глаза стали огромными.
– Я?
– О да, – кивнул он и потер руки. – В любом случае я бы хотел устроить прослушивание.
– Я не понимаю.
– Меня поразил ваш голос, когда вы пели у леди Грэмми. Он не просто чудесный – мне нужен именно такой голос. Полагаю, вы все поймете, когда посмотрите свою партию.
– Партию? – недоуменно спросила она.
– Да-да – это нечто новое, немного похожее на любовные баллады, но несколько более возвышенное.
– Надеюсь, – вмешалась гувернантка.
– О, помолчи, Джен, – остановила ее Ареана. – Тебе любовные баллады нравятся ничуть не меньше, чем мне. Мы лишь делаем вид, что презираем их, не так ли?
– Да, но девушка в вашем положении…
– Выслушайте меня, – перебил ее Леоф. – Пожалуйста. Это история Литы из Бруга. Вы знаете легенду?
– Да, конечно.
– Вы будете петь партию Литы.
– Вы хотите сказать, играть ее роль, – уточнила Ареана.
– Нет-нет, взгляните сюда, – сказал Леоф, показывая ноты. – Вы ведь умеете читать?
– Она очень хорошо читает, – провозгласила гувернантка.
Ареана быстро просмотрела листы, и Леоф увидел, что она начинает понимать.
– Теперь вам ясно? – спросил он. Девушка с сомнением посмотрела на Леофа.
– Вы хотите, чтобы звучал мой акцент Новых земель, не так ли?
– И это тоже, – признал Леоф. – А также, поскольку моя музыка предназначена для жителей Новых земель и Эслена, кому-то из них стоит участвовать в представлении. Но вы должны понимать, что я не стану ради этого жертвовать музыкой. Вы обладаете… той невинной дерзостью, которую другим певцам приходится изображать. А в вас она будет естественной.
Ареана покраснела еще сильнее.
– А теперь я и вовсе не знаю, что сказать.
– Ну, тогда попробуйте спеть этот отрывок, – предложил он.
– Хорошо.
Он предложил ей первую арию Литы, которую Ареана спела замечательно, а потом более сложный фрагмент, где пение перемежалось речитативом. Они еще не закончили, но Леоф уже знал, что интуиция его не обманула.
– Это чудесно, – сказала Ареана.
– Когда у певицы такой голос, – сказал Леоф, – иначе и быть не может. Я очень надеюсь, что вы согласитесь петь эту партию.
– Если вы считаете, что я для нее подхожу, то для меня это огромная честь, – искренне воскликнула Ареана.
– Вы идеально подходите, – сияя, ответил Леоф, но потом откашлялся, и его лицо стало серьезным. – Однако я должен сказать вам нечто очень важное. Возможно, это изменит ваше решение.
– О чем вы?
– Прайфек Хесперо категорически запретил исполнение в таком виде, как здесь написано. Когда мы закончим представление, он будет очень недоволен. Конечно, главная тяжесть удара будет направлена на меня, и я готов принять на себя всю ответственность, но существует некоторая опасность для всех участников, в том числе и для вас.
– Но почему прайфек против? – удивилась Ареана. – Ведь здесь нет ничего нечестивого, не так ли?
– Ни в малейшей степени, уверяю вас.
– Но тогда…
– Прайфек – святой человек, – неожиданно вмешалась гувернантка. – Мы не станем в этом участвовать.
– Но его возражения неразумны… – начала Ареана.
– Ареана, нет, – предупредила гувернантка. – Тебе нельзя в это впутываться.
Ареана посмотрела на Леофа.
– А почему вы идете на такой риск? – спросила она. – И почему просите меня?
– Потому что это будет великолепно, – тихо ответил он. – Я знаю, что мое сердце не ошибается, и меня ничто не остановит. Я уже говорил вам, я никогда не стану жертвовать своей музыкой – в особенности теперь, когда знаю, что написал нечто достойное того, чтобы быть услышанным.
Ареана продолжала смотреть на него, покусывая губы. Потом она опустила глаза.
– Джен права, – сказала она. – Я верю вам, Леоф. Я верю в вас. Но я не могу. Мне очень жаль.
Он кивнул, чувствуя, как его охватывает уныние.
– Что ж, спасибо, что уделили мне внимание. Приятно было послушать ваше пение.
– Вы оказали мне большую честь, сэр, – ответила она. – И благодарю вас за честность.
– Пойдем, – поторопила гувернантка. – У нас могут быть неприятности только из-за того, что мы сюда приходили.
Они ушли, а Леоф остался сидеть, мрачно глядя в потолок.
Ему пришлось довольно долго ждать следующего музыканта, но, когда он того увидел, на лице Леофа расцвела широкая улыбка.
– Эдвин!
Эдвин Милтон был высоким человеком, нескладным, как пугало, с вытянутым лицом, которое на первый взгляд казалось тоскливым, но только до тех пор, пока вы не видели его глаз, сиявших озорством и добротой. Эдвин заключил Леофа в медвежьи объятия.
– Придворный композитор, а? – воскликнул он. – Я всегда знал, что ты далеко пойдешь, Леоф. – Он понизил голос. – Впрочем, тут все как-то сомнительно. В замке был переворот?
– Да, боюсь, что так, но мое представление не отменено – в некотором смысле. А как твои дела? Я никак не ожидал увидеть тебя здесь. Мне казалось, что ты все еще играешь при дворе ужасного герцога Раннеса, в сотне лиг отсюда.
– О нет, – ответил Эдвин. – Мы с герцогом несколько разошлись во мнениях. Точнее говоря, меня вышвырнули вон. Я был в Лойсе при дворе герцогини, прелестной, но ужасно капризной. А потом услышал о представлении от Ротлингейма – он получил твое приглашение, но не смог приехать. Я надеюсь, что сумею его достойно заменить.
– Более чем достойная замена, – согласился Леоф.
– Ну, не томи, покажи мне музыку.
– Один момент, Эдвин, – сказал Леоф. – Сначала я должен кое-что тебе рассказать.
И он повторил Эдвину то, что говорил Ареане, но на некоторых возражениях прайфека остановился более подробно.
– Но ведь он ничего не может сделать, этот прайфек, не так ли? – запротестовал Эдвин. – Он не наделен светской властью.
– Верно, вот только принц прислушивается к его мнению, чего я никак не могу сказать о себе. И я не представляю последствий, если прайфек узнает, что я его обманываю.
– А разве он не будет присутствовать на репетициях?
– Не сомневаюсь, что будет. Однако я намерен все очень тщательно спланировать – на репетициях он услышит то, что хочет, а во время представления мы все исполним иначе.
Эдвин кивнул.
– Насколько серьезными могут быть последствия?
– В лучшем случае меня выгонят вон. В худшем – сожгут, как колдуна. А на деле, наверное, будет нечто среднее. Честно говоря, я полагаю, что мои музыканты практически не рискуют, но обещать ничего не могу.
– Хм-м. Ладно, давай посмотрим, из-за чего шум.
Когда Эдвин увидел первую страницу, он застыл и молчал до тех пор, пока не прочитал всю партитуру до конца. Потом он посмотрел на Леофа.
– Да проклянут тебя святые, Леоф, – вздохнул он. – Ты прекрасно знаешь, что я готов пойти на смерть, чтобы это исполнить.
– Надеюсь, до этого не дойдет, – ответил Леоф. – Теперь остается найти еще двадцать девять таких же смельчаков.
– Ты их найдешь, – заверил его Эдвин. – И я тебе помогу.
К концу дня они нашли восемь музыкантов, и еще столько же отказались. На следующий день дела пошли лучше, поскольку слухи распространяются быстро, – теперь к Леофу приходили те, кто был готов рискнуть. Он не боялся, что прайфек что-нибудь узнает, – Леоф доверял всем, кого приглашал, а гильдия музыкантов никогда не отличалась болтливостью.
Он уже собирался лечь спать, когда в его дверь тихонько постучали. Он открыл и увидел на пороге Ареану – но теперь она пришла без гувернантки.
– Привет, – неуверенно сказал Леоф.
Девушка гордо вздернула голову.
– Если вы еще не нашли певицу на роль Литы, – сказала она, – я бы хотела ее получить.
– Но ваша гувернантка… ваши родители…
– У меня есть собственные деньги, – прервала его Ареана. – Я сняла комнату в городе. Я знаю моих родителей, они еще долго будут ходить вокруг да около.
Леоф кивнул.
– Это замечательная новость, – сказал он. – Я лишь хочу быть уверен, что вы понимаете, как велика опасность для участников.
– Я все понимаю, каваор, – сказала она. – И готова принять любое наказание.
– Надеюсь, до этого не дойдет, – сказал Леоф, – и спасибо вам за мужество. – Он указал на клавесин. – Начнем репетировать?
– С радостью, – ответила Ареана.
И все сомнения Леофа исчезли – все, кроме одного.
Глава 11
Родерик
Когда Энни свернула с дороги и въехала в лес, порыв ветра взметнул палую листву – и изящные танцоры закружились в вихревом балете. Танец сопровождал еле слышный женский хор, и чудилось, что песня падала с огромной высоты и за время падения звуки лишались окраски, так что оставалось лишь тающее эхо.
Энни послышалось собственное имя, а потом все заглушили топот копыт и ее тяжелое дыхание, которое, казалось, парило вокруг, а не вырывалось из ее груди. Словно во сне, один за другим мимо проплывали древесные стволы, ряды уходящих вдаль бесконечных колонн.
Лень перепрыгнула через лежащее бревно и едва не споткнулась на склоне, но сумела удержаться на ногах. На миг Энни померещилось, что они воспарили в небо, солнечный свет ослепительно вспыхнул, превращая деревья в зеленую траву и туманные просторы далеко внизу, и она вновь ощутила себя в седле своей любимой лошадки Резвой – она мчалась вдоль берега реки с замирающим сердцем, легкомысленная, полная восторга жизни.
Удержать это удивительное чувство Энни удалось лишь на мгновение, потом оно исчезло, и ее сердце наполнилось тоской – она поняла, что и это потеряно для нее навсегда. Прошлая жизнь и детство остались далеко позади, и даже если она сумеет вернуться домой, ничто уже не станет прежним.
Лень заржала, вновь споткнулась, ее ноги подкосились, и Энни полетела вперед в тумане золотого света, сквозь танцующие листья, пронизанные свежим ароматом близкого дождя. Она упала на землю и откатилась в сторону, услышав, как что-то треснуло, и боль, точно оглушительный гром, обрушилась на бедро. Энни чувствовала, как обдираются локти и запястья, когда она вскинула руки, чтобы защитить голову. Наконец она остановилась возле пня, окруженная резкими запахами взрыхленной земли, крови и сломанных корней.
На минуту Энни забыла о том, где она находится, с удивлением глядя на раскачивающиеся над головой ветви, а потом услышала тяжелый стук – что-то приближалось к ней, словно марширующий барабанщик.
Она увидела лицо, которое должна была знать, но никак не могла вспомнить, а потом – как ветер и ее детство – все растворилось в темноте и исчезло.
Казалось, рядом лакает воду гигантская собака или шумят волны, набегая на прибрежную полосу, ритм был неровным, но успокаивающим. Энни попыталась открыть глаза, но веки оказались бесконечно тяжелыми, поэтому она посмотрела сквозь них и увидела комнату – вот только это не было комнатой. Помещение лишь напоминало ее, но стены нависали, сквозь огромную дыру под потолком проникал красный свет, вызывавший у Энни ужас, и краем глаза она видела, как открывается дверь и входит тот, кого здесь быть не должно, на кого она не может смотреть, и тогда она поняла, что еще не проснулась и остается во власти Черной Мэри – дрёмы.
Она отчаянно попыталась сбросить сон, открыть глаза, проломить его стену и выбраться наружу. Но, добившись этого, она вновь оказалась в комнате, красный свет стал еще сильнее, дверь распахнулась шире, и внутрь вошла тень. Кожей Энни ощутила тысячу укусов, словно лежала в ванне, полной скорпионов, проснулась – и все началось снова…
Энни села и услышала крик, и прошло несколько мгновений, прежде чем она поняла, что кричит сама. Ее грудь судорожно вздымалась и опускалась, она вцепилась в странную ночную рубашку и взмолилась о том, чтобы это оказалось подлинным пробуждением, а не очередным фокусом Мэри. Затем она ощутила боль в ноге – там, куда вонзилась стрела, и огляделась по сторонам, охваченная новым приступом паники. Она уже просыпалась раньше, не зная, где находится, ничего не узнавая и лишь постепенно понимая, что попала в уже знакомое место, которое кажется ей странным из-за длящегося сна. Но теперь, осматривая комнату, Энни не сумела отыскать в ней ничего знакомого.
Шум волн из ее сна оказался гудением огня в камине. Тяжелые шторы завешивали окна, поэтому она не смогла определить, ночь сейчас или день. На полу лежала волчья шкура, а возле камина стоял ткацкий станок и стул. Больше ничего в комнате не было.
Энни отбросила в сторону одеяло. Она была одета в янтарного цвета ночную рубашку с золотыми розами, вышитыми вдоль подола. Она приподняла край и увидела, что рана на ноге забинтована. Энни ощущала себя чистой, словно во сне ее отмыли, тело пахло сиренью.
Она немного полежала, пытаясь вспомнить, что с ней произошло, и вновь пережила падение Лени, после которого всплывали лишь неясные видения.
Те, кто ее нашел, не могли быть ханзейскими рыцарями. Ханзейцы ни разу не пытались захватить ее в плен и едва ли утрудились бы ухаживать за ней и перевязывать раны.
Энни осторожно спустила ноги с постели и поставила их на ковер. Когда она попыталась перенести на них вес, в раненом бедре вспыхнула боль, но не настолько сильная, чтобы Энни не смогла добраться до окна и отодвинуть шторы.
Снаружи царили сумерки. Солнце село, но на западе небо скрывали облака цвета королевского пурпура с проблесками золота и яри-медянки. Шел слабый дождь, и толстое холодное стекло слегка запотело. Равнина уходила вдаль и терялась в тусклой зеленой дымке – возможно, это был лес; весь пейзаж напоминал картину, погруженную в воду сразу после завершения.
Энни отпустила штору и прихрамывая подошла к двери. Как она и предполагала, дверь оказалась заперта. Вздохнув, принцесса повернулась, чтобы более внимательно осмотреть комнату, – и тут же вздрогнула, краем глаза заметив неожиданное движение.
Она оглянулась и увидела уставившуюся на нее женщину. Энни уже собралась потребовать объяснений – и тут только сообразила, что смотрит в огромное зеркало.
Отражение было худым, со впалыми щеками, под глазами виднелись синяки. Короткие завитки волос производили странное, жутковатое впечатление. Веснушки потемнели и увеличились в размерах от долгого пребывания на солнце, и, более того, само ее лицо изменилось. Оно стало старше. Даже форма его была другой, нос казался меньше, и впервые в жизни Энни уловила свое сходство с матерью.
Сколько времени прошло с тех пор, как она в последний раз смотрела на себя в зеркало? Как сильно может измениться женщина за время с шестнадцати и до семнадцати лет?
Да, ей уже исполнилось семнадцать, хотя она и забыла о своем дне рождения. Энни родилась в новмене, восьмого числа. Этот день давно прошел – а она даже о нем не вспомнила.
В замке состоялся бы бал с танцами и пирожными. А сейчас Энни даже не могла сказать, где находилась в этот день, поскольку не знала, сколько времени прошло с тех пор. Она предполагала, что новмен еще не закончился. Приближалось зимнее солнцестояние – если только она его не пропустила.
Не в силах долго смотреть на свое новое отражение, Энни принялась изучать комнату в надежде найти хоть какое-нибудь оружие, но обнаружила только веретено. Взяв его, Энни вернулась в постель, и как раз в эту минуту где-то неподалеку зазвучали утренние колокола.
Вскоре дверь слегка приоткрылась. Вошла сутулая маленькая женщина в сером платье и черной шали.
– Ваше высочество, – пробормотала она, кланяясь. – Я вижу, вы уже проснулись.
– Кто ты? – спросила Энни. – И где я нахожусь?
– Меня зовут Веспресерн, если вам угодно знать, принцесса Энни.
– Откуда вы меня знаете? – осведомилась Энни.
– Я видела вас при дворе, ваше высочество. И хотя вы остригли волосы, я вас узнала. Я могу что-то для вас сделать?
– Расскажите мне, как я сюда попала.
– Мой господин хочет вам сам все объяснить, ваше высочество. Он просил позвать его, как только вы проснетесь. Я пойду за ним.
Она повернулась и быстро вышла, закрыв за собой дверь. Энни услышала, как ключ повернулся в замке.
Тогда принцесса вновь подошла к окну и распахнула его. В комнату хлынул холодный влажный воздух, но сейчас Энни не интересовала погода – ей хотелось понять, в какого рода здании она оказалась и как далеко до земли. То, что она обнаружила, ее не обрадовало. В обоих направлениях уходила серая каменная стена. Она увидела зубцы и ниже – еще несколько окон. До земли было никак не меньше двадцати ярдов, да и не земля там была, а зловещего вида ров с водой. На стене не было ни выступов, ни карнизов. Если порвать на полосы и связать все простыни и одеяла, падать придется с высоты вдвое меньшей – и, возможно, ров достаточно глубок, чтобы вода смягчила удар…
Закрыв окно, Энни присела на постель и задумалась. Ее сильно тревожила нога – кто знает, сколько времени потребуется, чтобы рана затянулась. Быть может, она теперь на всю жизнь останется хромоножкой.
Прошло довольно много времени, прежде чем ключ вновь заскрипел в замке. Сжимая веретено, Энни ждала.
В комнату вошел мужчина, и она сразу же его узнала. В глубине души она не сомневалась, что так и будет.
– Однажды, – сказал он, – я уже принял вас за мальчика, да и сейчас едва не совершил такую же ошибку, увидев ваши волосы.
– Родерик.
– Я рад, что вы меня вспомнили, – отозвался он. – После встречи на дороге я начал сомневаться, не забыли ли вы обо мне…
– Родерик, – повторила она, пытаясь придумать, что сказать.
Его голос слегка отрезвил Энни.
– Вы меня ужасно напугали, я думал, вы умерли.
– Я в замке твоего отца? – спросила она.
– Да, добро пожаловать в Данмрог.
– Мои друзья остались в лесу. На нас напали.
– Да, я знаю – мне очень жаль, но все они убиты. Наверное, вас атаковали разбойники. В последнее время их нападения участились. Но послушайте, Энни, вы ведь не могли оказаться здесь. Во имя святого Тарна, как вы сюда попали?
Она не отрывала глаз от его лица, о котором так долго мечтала. Если она сама стала старше, то Родерик казался удивительно юным и к тому же каким-то незнакомым. Энни вдруг сообразила, что знала его всего несколько дней, меньше месяца. Она ведь была в него влюблена? Так ей тогда казалось. Но сейчас, глядя на него, она почему-то не испытывала радости.
И дело было не только в том, что Родерик ей лгал.
– Перестань, Родерик, – устало сказала она. – Пожалуйста. Если я вообще когда-нибудь хоть что-то для тебя значила, перестань.
Он нахмурился.
– Энни, я не понимаю, о чем вы говорите.
– Я говорю о письме, – сказала она. – О письме, которое я послала из монастыря. Казио все-таки его отправил. – Она покачала головой. – Не знаю, почему я в нем усомнилась.
– Я не успеваю за вашей мыслью, принцесса. Мне казалось, что вы будете рады меня видеть. В конце концов, мы… То есть я думал, вы меня любите…
– Теперь я не знаю, что такое любовь, – сказала Энни. – И есть еще много того, что я хотела бы вспомнить.
Родерик сделал шаг вперед, но она подняла руку и остановила его.
– Подожди, – попросила она.
– Я не причиню вам вреда, Энни, – сказал Родерик. – Напротив…
– Я еще раз прошу, не лги мне, – устало сказала Энни. – Тебе это ничего не даст. Я знаю, что ты меня предал. Все это время меня преследовали, хотели убить, но когда я сама попыталась найти своих врагов, куда это меня привело? Они здесь, не так ли?
Некоторое время Родерик молча смотрел на нее; затем прикрыл дверь и запер ее на ключ. Вздохнув, он вернулся к Энни.
– Вы не оставляете мне выбора. Долг перед семьей всегда был для меня главным. Прежде короля, прайфека и любви.
– Наша встреча не была случайной, – обвиняюще сказала Энни. – В тот день, когда мы встретились в ущелье, ты искал меня.
После коротких колебаний он пожал плечами.
– Да, – признал Родерик.
– И мое письмо – ты показал его им.
– Да, я показал его отцу. И возненавидел себя – и продолжаю ненавидеть за то, что вам пришлось вынести. Все началось как игра, в которой я должен был заставить вас мне верить. Но меня затянуло. Если бы вы знали, как я о вас мечтал все эти месяцы! Все тускнело перед моим взором, когда я думал о том, что вы погибли, и тогда я мечтал умереть сам. А потом каким-то чудом я нашел вас здесь. – Он поднес правую руку ко лбу. – Мечты, Энни. Сны о вас, о ваших объятиях – я не мог спать.
Голос Родерика дрогнул – казалось, он говорит искренне, и Энни вдруг вспомнила, как они встретились. А потом они с Острой спустились в гробницу Гении Отважной под хорцем Тенистого Эслена, где написали заклятие против Фастии и положили его в гроб, чтобы Гения смогла его отнести святой Цер, защитнице женщин. Вот только на самом деле они вовсе не проклинали Фастию, а лишь просили, чтобы ее сестра была к ним добрее. А потом, повинуясь порыву, Энни добавила: «А еще я хочу завладеть сердцем юноши по имени Родерик Данмрог. Пусть отныне он будет думать только обо мне и каждую ночь видеть меня во сне».
– О, – прошептала она.
Родерик опустился на колени и так быстро схватил ее руку, что Энни не успела ее отдернуть. Он отчаянно сжал ее ладонь.
– Никто, кроме Веспресерн, не знает, что вы здесь, а она никому не расскажет, поскольку любит меня больше, чем родная мать. Я могу спасти вас от них, Энни. Я все готов для вас сделать.
– Да, Родерик? И вернуть мне Остру, Казио и з'Акатто? Они ведь тоже здесь, не так ли?
Он кивнул, и на его лице появилось тоскливое выражение.
– Те люди собираются с ними что-то сделать в лесу, это как-то связано с храмом Старого Червя. И тут я бессилен, Энни. Вы не понимаете – будь это в моих в силах, я бы их освободил, но уже слишком поздно.
– Кто они, те люди?
– Я точно не знаю. Они родом из разных мест, хотя многие рыцари пришли из Ханзы. Они служат тому же, кому и мой отец. Их повелитель обладает огромным могуществом, но я никогда не слышал его имени и не знаю, где он живет. – Он протянул руку, чтобы коснуться ее лица. – Вы должны о них забыть, если хотите жить. Я не смогу вечно прятать вас здесь.
– Значит, ты поможешь мне сбежать? – сказала Энни.
– А какой смысл? – спросил Родерик. – Они все равно вас найдут, и тогда вас некому будет защитить. Они убьют вас, а моя жизнь превратится в ад. Я не могу этого допустить.
– И что же ты предлагаешь? – спросила Энни.
– Вы выйдете за меня замуж, – сказал он. – И будете в безопасности.
Энни удивленно заморгала.
– А с чего ты взял?…
Она прикусила губу, чтобы не сказать: «Да я скорее умру на виселице, чем стану твоей женой».
Немного подумав, она закончила вопрос:
– А с чего ты взял, что они не тронут твою жену?
– Потому что тогда вы не сможете занять трон Эслена, – ответил Родерик. – Да, мне и это известно. Они не хотят, чтобы вы стали королевой. Если вы будете моей женой, то, по закону вашего Комвена, вам не быть ею. А мой отец обязан защитить невестку. По-моему, это превосходный план, верно?
– А мои друзья?
– Их уже не спасти. Они умрут сегодня ночью.
– Сегодня?
– Да. А мы поженимся – пока мой отец будет занят проведением обряда в лесу. Я нашел сакритора, который узаконит наш союз. Утром брак будет записан в церкви, и вы окажетесь под защитой святых и моей семьи.
– Все это так неожиданно… – пробормотала Энни. Родерик энергично закивал.
– Да, я понимаю. Но я не сомневаюсь, что в своем сердце вы – так же как и я – уверены, что мы предназначены друг для Друга, Энни.
– В таком случае, – холодно поинтересовалась она, – как ты мог меня предать?
– Письмо пришло моему отцу, – не моргнув глазом ответил он. – Он вскрыл его прежде, чем я его увидел.
Вероятно, он успел забыть, как недавно сказал, что сам отдал его отцу. Родерик так сжал руку принцессы, что ей стало больно. На его глазах выступили слезы.
– Я бы не сказал им, где вы, моя любовь. Ни за что.
Энни закрыла глаза, мысли ее смешались, и тут она ощутила, как губы Родерика прижались к ее губам. На нее накатила волна отвращения, ей ужасно хотелось его оттолкнуть, но Энни понимала, что Родерик – ее последний шанс. Заклятие заставило его пойти наперекор здравому смыслу, и его безумная любовь к ней оставалась единственным оружием Энни.
Поэтому она постаралась вспомнить, как она целовалась раньше – когда ей этого хотелось. Энни обняла Родерика и ответила на его поцелуй. Ей показалось, что прошла вечность.
Когда он наконец оторвался от ее губ, взгляд его был полон нежности.
– Вот видишь, ты чувствуешь то же, что и я.
– Да, я люблю тебя, Родерик, – солгала Энни. – Но ты больше не сможешь меня предать. Ты должен поклясться. Я не перенесу новых испытаний.
Его лицо сияло от радости.
– Я клянусь святым Тарном, и пусть он поразит меня, если я лгу.
– Тогда давай поженимся, – сказала она, – и как можно скорее. Если то, что ты говоришь, правда, другого шанса у нас не будет.
Он возбужденно кивнул.
– Священник в соседней деревне. Он ждет нас за час до полуночи. Я должен проследить за последними приготовлениями. А ты пока отдохни. Я о тебе позабочусь. Ты будешь счастлива, Энни, – клянусь собственной жизнью.
И он вновь вышел, ключ повернулся в замке, а Энни осталась одна, жалея, что у нее нет воды и мыла, чтобы смыть с себя его вкус и запах.