1. Халафолк

Молния ударила в дерево, стоявшее так близко от Эспера, что он ощутил, как влажная почва покалывает ему ноги. В грозовом воздухе ощущался металлический привкус. Огра сотрясала крупная дрожь, а Ангел тревожно ржала и била копытами. Пони Пай, кобылка Винны, тоже испуганно всхрапывала и билась, и девушке приходилось беспрестанно поглаживать ее по холке.

Ветер шумел и завывал в ветвях, словно там вступили в сражение целые полчища призраков. Старые деревья вздыхали и стонали, подобно обреченным на гибель великанам, бросившим вызов Повелителю Бурь. Вдалеке раздавались басовитые раскаты грома, вблизи они становились отрывистыми и резкими. Давным-давно, когда Эспер был ребенком, отец его говаривал во время грозы, что это грохот колес небесной колесницы и удары небесного кнута. Эспер не помнил об отце почти ничего – ни лица его, ни даже имени, лишь эти слова и вкусный запах дымка, исходивший от его куртки из оленьей кожи.

– Может, нам не стоит стоять под деревьями? – спросила Винна, перекрикивая шум грозы. – Ведь это опасно.

– Да, – согласился Эспер. – Вопрос в том, где безопасно. Разве что поблизости есть хижины каких-нибудь переселенцев или лесорубов, но я об этом не знаю.

Над головами пронеслась стая ласточек; громкий шелест листьев, казалось, подхватил их обеспокоенный щебет. Первая капля дождя, размером не меньше перепелиного яйца., упала на землю.

Эспер огляделся по сторонам. Уже две недели они провели в поисках неуловимого греффина и теперь забрели в заболоченные низины, окружавшие Грязную реку. Эта река брала истоки на юге, в Заячьих горах. Именно оттуда сейчас надвигалась буря. Эспер понимал: если они срочно не отыщут какую-нибудь возвышенность, угрожать им будут не только беспощадные молнии, но и река, которая вскоре может выйти из берегов.

С тех пор как лесничий был в этих местах в последний раз, прошло немало времени. В каком направлении двигаться, чтобы не заплутать среди топей, а, напротив, подняться на холм? Эспер знал, что с одной стороны неподалеку возвышается холмистая гряда, а с другой стороны болота тянутся на протяжении нескольких лиг. Внезапно он вспомнил кое-что еще. Много, много лет назад ему рассказывала об этом Джесп.

– Пойдем-ка вон туда, – крикнул он.

– К реке?

– Я думаю, мы сумеем перейти ее вброд.

– Тебе лучше знать.

Вода в реке уже поднялась и потемнела. Эспер и Винна спешились и, ведя лошадей под уздцы, вступили в бурливший поток. Эспер шел первым. Через несколько шагов вода дошла ему до груди, а Винне до шеи. Они ощутили, что течение ускоряется с каждой минутой, и поняли, что пересечь реку в обратном направлении им удастся не скоро.

Оказавшись на берегу, они вскочили на лошадей и проворной рысцой двинулись по долине к востоку.

Однако вскоре путников настиг проливной дождь. Земля под копытами лошадей стремительно превращалась в жидкую грязь, ручьи, питающие реку, становились все более бурными и полноводными. Эспер с содроганием подумал о том, что, возможно, совершил ошибку и холмы находятся совсем в другой стороне. Если это так, им с Винной остается один лишь выход – взобраться на деревья, а лошадей отпустить, предоставив животным самим о себе позаботиться.

Но вот наконец дорога медленно пошла в гору. Дождь лил как из ведра, перед глазами стоял сплошной серый занавес. Эспер промок до костей, а у Винны, всегда такой задорной и жизнерадостной, был замерзший и несчастный вид. Гром грохотал все сильнее, порывы ветра ломали ветви, тут и там удары молнии поражали высокие деревья.

Если только старая Джесп говорила правду – и если собственная память не подвела Эспера, – вскоре они поднимутся на гряду каменистых холмов, где множество выступов и пещер. Там они наверняка отыщут надежное укрытие.

Из груди Эспера вырвался вздох облегчения, когда за прозрачной стеной дождя он разглядел каменистый склон. На этот раз Джесп не обманула его, хотя была мастерицей приврать. Впрочем, несмотря ни на что, он любил старую ведьму, и она любила его – на собственный манер.

Они проехали вдоль гряды, выискивая, где бы остановиться. Грозовое небо над их головами становилось все темнее. На землю спускалась ночь, а буря не собиралась успокаиваться.

Расчеты Эспера оправдались. Прежде чем тьма сгустилась окончательно, он сумел отыскать уютный закуток под каменным выступом, достаточно просторный для того, чтобы там могли разместиться и всадники, и кони.

– Благодарю вас, милостивые святые заступники, что не дали нам погибнуть, – с чувством сказала Винна, сползая с седла. – Мне казалось, еще несколько мгновений под этим проклятым дождем – и я свалюсь на землю замертво.

Она тряслась от озноба, лицо побледнело. Воздух был не таким уж холодным, но струи дождя, проникая под одежду, казалось, смывали с тела все тепло. Эспер развернул дорожный тюк из непромокаемой просмоленной ткани и достал оттуда сухое одеяло.

– Снимай с себя все мокрое и завернись в одеяло, – скомандовал он. – А я скоро вернусь.

– Куда это ты собрался?

– За растопкой.

– Ты что, с ума сошел? Думаешь найти во время такого потопа сухое дерево, которое загорится? – Ее зубы стучали от холода.

– Да. Раздевайся.

– А ты отвернись.

– Я уже ухожу.

Эсперу не сразу удалось отыскать то, что нужно, – сосновые шишки для разжигания костра, ветви, оставшиеся сухими благодаря каменным навесам. Конечно, дерево все равно пропиталось влагой, и Эспер знал, что дымить оно будет отчаянно. Однако рано или поздно разжечь костер ему все-таки удастся. Набрав полную охапку хвороста и набив сумку шишками, он вернулся в пещеру.

К этому времени уже почти совсем стемнело. Раскаты грома начали отдаляться, но ветер по-прежнему качал и гнул деревья. Винна, закутавшись в одеяло, молча наблюдала, как Эспер возится с костром. Он заметил, что за время его отсутствия девушка успела расседлать лошадей и даже обтереть их мокрые спины.

– Спасибо, что позаботилась о конях, – сказал он.

Девушка задумчиво кивнула и неожиданно спросила:

– Наверняка после такого дождя мы потеряем след, верно?

Эспер отрицательно покачал головой.

– Чем сильнее мы отстаем от греффина, тем легче нам обнаружить его след. У растений и животных, к которым он прикоснулся, есть время умереть.

– А как насчет тех, других людей? – проронила Винна, пристально взглянув на него.

Эспер помолчал несколько мгновений.

– Значит, ты тоже заметила? – наконец ответил он вопросом на вопрос.

– За кого ты меня принимаешь, Эсп? Разумеется, по части следов я не большой знаток, да и на охоту никогда не ходила, но глаза-то у меня есть. Только слепой не заметил бы на земле отпечатков лошадиных копыт, и я видела их много раз. И следы сапог тоже.

– Понятно.

– Ты думаешь, не только мы выслеживаем греффина? Кто-то еще идет по его следу?

– Нет, – неохотно откликнулся Эспер. – Я думаю, какие-то люди… путешествуют вместе с ним.

И он в нескольких словах изложил Винне свои догадки по поводу того, что в седосе орудовали не только чудовища, но и люди. Судя по виду, над некоторыми трупами поработала именно человеческая рука. Да и сэр Саймен рассказывал о похожих убийствах.

– Почему же ты молчал все эти две недели? – обиженно спросила Винна. – Думал, я испугаюсь?

– Я не был уверен, что эти люди вместе с греффином. Полагал, что их пути, возможно, разошлись. Но, как выяснилось, я ошибся.

– Может, ты скрываешь от меня что-нибудь еще? С тебя станется, молчун ты этакий.

– Сефри полагают, что все это работа Тернового короля.

Щеки Винны, и без того бледные, стали белыми как мел.

– И ты веришь в это? – едва слышно прошептала она.

– Раньше не верил.

– А теперь?

Эспер слишком долго медлил, чтобы ответ его прозвучал убедительно.

– Нет.

– Я слишком хорошо тебя знаю, Эспер, – пожала плечами Винна. – Знаю, что ты упрям, как осел. Вбил себе в голову, что все легенды сефри – чушь собачья. И сейчас ни за что не желаешь признавать, что старые сказки обернулись правдой.

– Зря я не рассказал тебе о Терновом короле с самого начала, – сердито буркнул Эспер. – Тогда ты наверняка испугалась бы и отправилась домой.

– Вот тут ты и ошибся, – подбородок Винны предательски дрожал, но в глазах сверкнули отважные искорки.

Эспер ощутил острое желание сжать ее в объятиях, согреть, попросить прощения за свою скрытность, за свою грубость, за все, чем он перед ней провинился. А потом сказать, что он защитит ее от любых опасностей и все непременно будет хорошо.

– Скажи, Эспер, почему ты так ненавидишь сефри? Ведь ты вырос среди них. И я слыхала, когда-то давно ты любил женщину из этого племени.

Неосторожные слова девушки задели чувствительную струну в душе Эспера, и вся нежность, которую он только что испытывал к Винне, мгновенно улетучилась.

– Это не твое дело, Винна, – ледяным тоном процедил он.

Однако выражение обиды, мелькнувшее на лице девушки, причинило Эсперу такую боль, что он торопливо отвел глаза. К счастью, Винна словно воды в рот набрала. Она молча поднялась и отошла к лошадям. Эспер испугался, что она плачет, но потом понял, что это не так. Винна была не из тех женщин, которые по любому поводу начинают хныкать. Это верно – как и все женщины на свете, она любила поболтать. Но распускать нюни было не в ее привычках.

Эспер горько сожалел о собственной грубости, но вернуть сорвавшиеся с языка резкие слова было не в его власти, а извинения лишь ухудшили бы дело.

Проснувшись на следующий день, они увидели, что небо по-прежнему затянуто свинцовыми тучами, но дождь прекратился. Снизу, из долины, поднимались густые клубы тумана. Как и ожидал Эспер, все низины оказались затопленными, и должно было пройти не меньше нескольких дней, прежде чем вода схлынет. Он решил двигаться на юг, держась вдоль холмистой гряды. В том, что след греффина ведет именно в этом направлении, у лесничего не было ни малейших сомнений.

До полудня они продвигались по пути, который указывали им мертвые и умирающие растения. Эспер заметил: все признаки того, что чудовище сопровождали люди, исчезли. Тем не менее он подозревал, что греффин по-прежнему не один.

По привычке, выработавшейся у них за эти дни, Эспер и Винна старательно обходили отравленные растения.

– Я знаю, кто такой Терновый король, – нарушила наконец девушка тяготившее обоих молчание. – Раньше, когда я жила в Глангафе, Терновый король приходил к нам каждый год – во время весеннего праздника. Он открывал бочонки с пивом и первым шел танцевать. Мы, дети, его обожали, потому что он всегда раздавал нам леденцы и другие сласти. А потом отец перевез нас в Колбели – ты же знаешь, харчевня досталась ему по наследству от брата. В этих краях никаких весенних праздников не устраивают. Обычаи здесь другие, страшные. Старухи плетут чучела, засовывают в них живых цыплят и сжигают. И Терновый король здесь другой – злой и жестокий. Стоит упомянуть его имя, все делают знак, защищающий от зла.

– Да. Но дело в том, что Колбели стоит среди лесов, и здешние жители по большей части родились в этих местах. Среди них нет ни уроженцев Виргеньи, пришедших из-за гор, ни переселенцев с запада. А те, кто вырос в лесном краю, никогда не позволят себе смеяться над Терновым королем.

– Расскажи, что говорят о нем сефри.

Эспер в некотором замешательстве откашлялся.

– Ну, если верить их сказкам, когда-то Терновый король был первым среди древних богов – тех, что создали мир. А потом все боги умерли, а он один остался жить. На нем лежит заклятие, обрекающее его на вечную жизнь. Сефри утверждают, что у него одно желание – умереть. Но для того чтобы это желание осуществилось, он должен уничтожить весь мир. Скаосам, которые убили древних богов, удалось погрузить Тернового короля в глубокий сон. Но когда одна эпоха сменяет другую, он обязательно просыпается, и тогда… – Эспер сердито нахмурился. – А еще говорят о какой-то женщине. О воре, который якобы попытался обворовать Тернового короля и был проклят. О некоем обреченном рыцаре. Всего и не упомнишь. Ты знаешь сама, я никогда не придавал значения подобным бредням.

– Мне помнится, я слышала, что Терновый король пробуждается лишь тогда, когда с землей что-то не в порядке. Когда она больна, – осторожно заметила Винна.

– В Долхэме считают, что он просыпается каждый год. Что осенью он начинает ворочаться, зимой открывает глаза, а весной переворачивается на другой бок и закрывает глаза. Легенд о нем ходит множество, и почти все они противоречат друг другу. Поэтому я им не верю. Если это правда, то почему между ними так мало общего?

– И все-таки общее есть, – возразила Винна. – Все легенды сходятся в одном, самом главном: когда Терновый король пробуждается от сна, добра от него не жди.

– А как же твой любитель пива из Глангафа?

– Он наказывал тех, кто совершил какие-либо провинности. И подчас расправлялся с ними очень жестоко. Помню одного парня – он был осужден городским комвеном за то, что согрешил с чужой женой. Терновый король закопал его в груду свиного дерьма, прямо посреди городской площади, да еще и забрал у него половину урожая картошки и зарыл ее в землю, где она и сгнила. И горемыке пришлось терпеть, ведь все, что делает Терновый король, надо выносить безропотно. После весеннего праздника люди начинали бояться его, как огня. Если он приходил в дом, это означало, что хозяина ждет суровое наказание. Но он вынужден был так поступать, понимаешь? Ведь его выбирали именно для того, чтобы карать нарушивших закон.

– Странный город твой Глангаф. А что было с парнем, ну, якобы Терновым королем, после того, как год кончался и он вновь становился простым человеком?

– Все жители города делали вид, что не держат на него зла. Но на самом деле это было совсем не так.

– А как решали, кому быть королем на следующий год?

– Все мужчины, жившие в городе, бросали жребия. И тот, кому он выпадал, не имел права отказаться.

– Куда же подевался след? – удивленно спросила Винна.

Эспер уже задал себе этот вопрос. Ответ, пришедший ему в голову, был не слишком утешительным. Перед ними возвышался утес из рыхлого желтого камня, похожий на тот, что дал им приют прошлой ночью. За ним виднелись отвесные скалы. С вершины холма низвергался ручей, образуя у подножия маленькое озерцо, примерно шагов двадцать диаметром. Поток, вытекавший из водоема, устремлялся в низины, туда, где петляла Грязная река. На юге можно было различить смутные очертания Заячьих гор, которые едва не касались своими вершинами белоснежных облаков. Когтистый след греффина вел прямо в воду.

– Не прикасайся к следу, – предупредил Эспер.

– Без тебя знаю, – огрызнулась Винна.

Эспер соскочил с седла, приблизился к озерцу и принялся внимательно его осматривать.

Никаких признаков того, что здесь побывал греффин. Ни единой мертвой рыбешки. Возможно, разыгравшаяся вчера буря очистила водоем. По расчетам Эспера, чудовище побывало здесь не менее трех дней назад. Это означало, что вода, которую отравил греффин, успела спуститься в Грязную реку. Сейчас течение несет ее к тому месту, где Грязная впадает в реку Ведьму, а в конце концов ядовитая вода окажется в море Святого Лира.

Однако Эспер хотел убедиться в справедливости своей догадки. Он отыскал пологий склон, ведущий на вершину холма, и исследовал его шаг за шагом. Но там следов греффина обнаружить не удалось.

В растерянности Эспер вернулся назад.

– Где он? В воде? – недоумевала Винна.

– Он вошел в воду. Но, судя по всему, не выходил оттуда, – откликнулся Эспер, достал лук и принялся проверять тетиву.

– По-твоему, он утонул?

– Я этого не говорил.

– Тогда что же с ним случилось?

– Погляди, – сказал Эспер и указал на воду.

На поверхности озерца носились водяные пауки, видно было, как в глубине сновали стаи мелких рыбок.

– Если бы он находился в воде, вся живность давно бы передохла, – заметил Эспер.

– Да. Но может, он способен сам решать, убивать ему или нет. И если это так, сейчас он притаился в глубине и ждет, когда ты сунешься в воду, – предположила Винна.

– Не думаю. Здесь слишком мелко.

– И где же он, по-твоему?

– Джесп – та женщина из племени сефри, что меня вырастила, – часто рассказывала об этих местах. Она утверждала, что здесь, в холмах, некогда находился реун племени халафолк.

– Что-что?

– Халафолки жили в холмах, в потайных пещерах, которые назвались реунами.

– Вот это уж точно выдумки. По крайней мере, я всегда так считала.

Эспер покачал головой.

– Насколько я помню, данный реун носит имя Алут.

– Племя халафолк… – задумчиво повторила Винна. – Значит, ты полагаешь, они жили здесь?

– Да. Вход в пещеру обычно находится под водой.

– Ты что, уже бывал в этих, как их… реунах?

Эспер кивнул.

– Многие считают, что сефри и халафолки – это два разных народа. На самом деле это не так. По природе своей сефри – кочевники, вечные странники, не знающие покоя. Но время от времени даже они возвращаются домой, в свои тайные убежища. Когда я был мальчишкой, они брали меня с собой.

С этими словами Эспер уселся на камень и принялся расшнуровывать свою кожаную кирасу.

– Что ты задумал? – встревоженно спросила Винна.

– Следы, которые мы видели, – те, что сопровождали греффина, – могут принадлежать и людям, и сефри.

– Насколько я догадалась, ты клонишь к тому, что сефри и халафолки – это один и тот же народ. И значит, в убийствах принимали участие халафолки.

– Все убитые в лесу были людьми. В течение многих десятилетий мы пытались выгнать сефри из Королевского леса. Возможно, они решили отомстить.

– Если это действительно так, залезать в эту лужу и искать вход в пещеру – настоящее безумие. Даже если греффин по какой-то причине не сможет тебя убить, тебя прикончат халафолки. Для того чтобы с ними справиться, нужна целая армия.

– Чтобы послать сюда армию, королю потребуется веская причина. Я не могу явиться к нему без фактов.

Эспер стащил через голову рубашку, потом снял ботинки.

– Подожди здесь, – распорядился он. – Я скоро.

Озерцо оказалось довольно глубоким – через несколько шагов дно ушло из-под ног Эспера – и таким чистым, что он без труда отыскал под водой то, что искал, – прямоугольное отверстие в каменной поверхности скалы.

– Здесь есть туннель, – сообщил Эспер, вновь оказавшись на берегу. – Я должен проверить, куда он ведет.

– Будь осторожен.

– Разумеется.

Он снял с лука тетиву и вместе с доспехами и одеждой убрал его в дорожную сумку, прикрепленную к седлу Огра. Затем удостоверился, что кинжал и топорик находятся под рукой, несколько раз глубоко вдохнул, набирая в легкие воздух, и нырнул.

Вход в туннель оказался достаточно просторным, и Эспер протиснулся туда без труда. Стены были гладкими, однако внутри царила полная темнота, не позволяющая что-либо разглядеть. Дневной свет совершенно не проникал сюда, к тому же легкие Эспера начали болеть от нехватки воздуха. С запоздалым испугом он вспомнил, что халафолки частенько устраивали ложные входы в свои убежища. Хитрость была рассчитана на то, чтобы погубить незваных гостей.

Тут он понял, что туннель слишком узок и ему вряд удастся повернуть назад. А если он не хочет задохнуться в этой темной норе, ему необходимо быстро подняться на поверхность.

Но это невозможно…

Эспер плыл из последних сил. Перед глазами у него расплывались разноцветные круги и плясали искры.

А потом он сделал вдох. Вокруг по-прежнему царила непроглядная темнота, но легкие наполнил воздух – пусть даже влажный и затхлый. Эспер немного помедлил, собираясь с силами, и поплыл дальше.

Он оказался в другом крошечном озерце, не больше того, что скрывало вход в туннель. В кромешной тьме Эспер ничего не видел, однако чувствовал – со всех сторон водоем окружают стены из шершавого камня, а туннель ведет дальше.

Что ж, он узнал достаточно. Сейчас он вернется тем же путем, которым попал сюда, возьмет все свое оружие, запасется факелами, вновь нырнет и выяснит, куда ведет таинственный коридор. Правда, ему придется убедить Винну остаться на берегу. Вот это, пожалуй, будет труднее всего.

Он как раз раздумывал над тем, какие доводы привести в разговоре с упрямой девчонкой, когда до ушей его донеслись плеск воды и чье-то тяжелое дыхание. Эспер стремительно вытащил кинжал, наставив его в ту сторону, откуда приближался неведомый враг.

– Эспер? Эспер, ты здесь? – услышал он до боли знакомый голос.

– Винна! Я же сказал, не ходи за мной. И говори тише.

– Эспер! – Теперь она шептала едва слышно, однако он различил в ее голосе испуганные, почти панические нотки.

– Только ты нырнул, я увидала каких-то людей на лошадях, – торопливо, словно желая оправдаться, сообщила Винна. – Их было трое, а может, четверо. Завидев меня, они вскинули луки и выпустили несколько стрел. Прятаться мне было негде, и я…

Эспер слушал запыхавшийся голос девушки, а голова у него шла кругом от ее близости. От страха она забыла о гордости и, проплыв разделяющее их расстояние, прижалась к нему всем телом, обвив его шею руками с силой, которой он от нее не ожидал. В темноте Эсперу было легче справиться со смущением. В темноте ничто не мешало ему сжать в объятиях испуганную, дрожащую Винну.

– Ты говоришь, их было трое или четверо? А может, больше?

– Может, и больше. Все произошло так быстро. Я даже не успела привязать лошадей.

– Это к лучшему. Они сами о себе позаботятся. Ты молодец, девочка! Быстро соображаешь.

– Но что нам теперь делать? Вдруг эти всадники бросятся за мной в погоню?

– Это были люди или сефри?

– У меня не было времени их разглядывать. К тому же их лица закрывали капюшоны.

– Тогда, скорее всего, сефри.

– Да хранят нас святые! Но ведь тогда нам конец! Если это действительно сефри, они наверняка пустятся вслед за нами. Мы ведь проникли в их тайное убежище.

– Все может быть. Надо сделать так, чтобы они прошли мимо, не заметив нас. Давай руку. А другой держись за стену. И старайся не издавать ни звука. Ничего, Винна, мы выберемся из этой переделки. Верь мне.

– Я всегда тебе верю, Эспер.

– Хорошо.

«Ох, если бы я мог сейчас сам поверить в свои слова, – вздохнул про себя Эспер. – Похоже, мы попали в скверную историю».

 

2. Монастырь д'Эф

– Ну вот, мы и на месте, – воскликнул Хенни, сопровождавший Стивена охотник из крепости Тор Скат. Он повернул к своему спутнику коричневое от загара лицо и обнажил в улыбке неровные зубы.

– Ты это о чем? – недоуменно спросил Стивен.

Пока он не замечал ничего необычного – перед ними по-прежнему расстилалась Королевская дорога, по обеим сторонам которой тянулись ряды прямых белоствольных берез. Справа виднелся густо поросший камышом берег реки Эф.

Хенни указал в заросли папоротника. Стивен уставился на них непонимающим взглядом, но через мгновение разглядел, что там скрывается каменный пограничный знак. В этом месте от Королевской дороги отделялась еще одна – то была узкая тропа, словно протоптанная диким оленем. Она уходила прямиком в лесную чащу.

– Отсюда начинаются монастырские земли, – сообщил Хенни. – Если поедешь по главной дороге, тебе придется сделать здоровенный крюк. Двинешься по этой – окажешься в монастыре намного быстрее.

– Что-то я не вижу никакого монастыря, – пожал плечами Стивен.

– А ты и не можешь его видеть. Он примерно в лиге отсюда, на вершине холма. Если боишься ехать один, я провожу тебя до самых монастырских ворот.

Стивен уже хотел заявить, что ничего не боится и прекрасно доберется сам, но вовремя прикусил губу. Приключения последних дней заставили его понять, что по лесу лучше не путешествовать в одиночку.

– Наверняка в монастыре тебя накормят до отвала, в благодарность за то, что ты меня проводил, – сказал он охотнику.

– Накормить-то накормят, – протянул Хенни. – Но ждать их кормежки придется целую вечность. Монастырская братия ведь не ест когда попало. Я ничего не имею против монастырей, но в трех милях отсюда есть деревенька Витрафф, а у меня там пропасть добрых знакомых. И все веселые люди, с которыми приятно поболтать. Не то что твои разлюбезные монахи, не в обиду тебе будь сказано, парень.

– Понятно, – вздохнул Стивен. – Тогда не буду мешать твоим планам. Ничего, уж одну-то лигу я сумею проехать без провожатого. Спасибо за компанию, Хенни. Желаю тебе всего наилучшего.

– Нашел за что благодарить, – усмехнулся охотник. – Да и прощаемся мы не на всю жизнь. Мы с тобой еще наверняка много раз встретимся, парень. Сэр Саймен частенько посылает меня в монастырь, купить вина и сыра. Вино и сыр там знатные, скоро сам узнаешь. И уж я беспременно к тебе загляну. Может, ты замолвишь за меня словечко, попросишь своих приятелей малость сбавить цену?

– Я обязательно расскажу отцу-настоятелю о радушии и гостеприимстве, с которым меня встретили в крепости Тор Скат, – пообещал Стивен.

– Ну, бывай здоров, – кивнул на прощание Хенни и повернул свою лошадь на Королевскую дорогу.

– Да хранят тебя святые, – крикнул ему вслед Стивен.

Через несколько мгновений охотник скрылся вдали. Впервые со дня своей встречи с разбойниками Стивен вновь оказался в лесу один. К немалому собственному удивлению, он совершенно не ощущал страха. На несколько секунд он даже остановил лошадь, прислушиваясь к царившей в лесу тишине. И с внезапной завистью вспомнил об Эспере Белом, который проводит почти всю свою жизнь в этом зеленом царстве, ставшем для него родным домом. Одинокий, свободный как ветер, ни с кем и ни с чем не связанный.

Однако Стивен знал, что такая жизнь не для него. Скорее всего, ему не придется попробовать, каков он, вкус свободы. До этого мгновения он даже не задумывался о том, что для него возможен какой-то иной удел – не тот, что был уготован ему с младых ногтей. Разделив судьбу многих младших сыновей, он едва ли не с самого рождения был определен отцом на службу церкви.

Предстоящий жизненный путь отнюдь не отвращал Стивена, напротив, казался не только достойным, но и увлекательным. К тому же служение церкви давало возможность учиться, а учиться юноша любил больше всего на свете. Но иногда…

Стивен нахмурился, тряхнул головой, словно отгоняя вздорные мысли, и наподдал пятками в бока лошади.

Лесные заросли вокруг становились все менее густыми. Пни теперь встречались так же часто, как деревья, даже чаще. Просеки густо поросли черникой, ежевикой и дикой смородиной. Над Стивеном с жужжанием носились комары, но это не портило ему настроения. Впервые за много пасмурных дней из-за туч выглянуло яркое солнце, и это обстоятельство придало юноше еще больше бодрости. Он даже принялся насвистывать какой-то веселый мотивчик.

Громкий треск и проклятия, раздавшиеся в зарослях, вынудили его прервать это приятное занятие. Стивен вздрогнул, кровь прилила к голове. В мгновение ока перед глазами пронеслись страшные картины. Он представил, как его стаскивают с лошади и, угрожая кинжалами, связывают по рукам и ногам. В эти долгие секунды воспоминания были для Стивена отчетливее реальности, и он не сомневался, что его жизнь вновь повисла на волоске.

Однако же, увидев перед собой старика в облачении монаха ордена Святого Декмануса, юноша вздохнул с облегчением.

– Могу я чем-нибудь помочь вам? – почтительно обратился он к монаху.

– А? – Старик вскинул косматые брови. – Кто ты такой?

– Я Стивен Даридж с мыса… – Стивен осекся, вспомнив насмешки лесничего. – Стивен Даридж, к вашим услугам.

– Хорошо, сынок, хорошо. Ты, видно, направляешься в монастырь купить сыру?

– Не совсем так. Точнее сказать, я…

– Ты правильно сделал, что приехал за сыром именно в нашу обитель. Можешь поверить, сыр, который мы делаем, не зря пользуется такой громкой славой. За ним приезжают со всего Фенбурна, доложу я тебе. Ну, если нам по пути, тебе ничего не стоит малость пособить старику. Ведь ты знаешь, всякий раз, когда мы совершаем доброе дело, святые радуются, глядя на нас.

– Я уже сказал, что рад помочь вам. У вас случилась какая-нибудь неприятность?

– Этому месту покровительствуют святые, сынок, а значит, здесь никогда не случается неприятностей, – наставительно изрек старый монах. – Однако трудности бывают везде. Но если кто-то может разделить эти трудности с тобой, они не так уж и страшны, – добавил он с довольной ухмылкой. – Короче говоря, я собирал хворост в лесу и чересчур увлекся этим полезным занятием. Вязанка слишком тяжела для моих старых плеч, и я был бы весьма признателен тому, кто поможет доставить ее в монастырь. Она здесь, в зарослях ежевики, – завершил он свою речь и указал на невидимую Стивену вязанку.

– Только-то? – улыбнулся юноша и соскочил с лошади. – Ну, эта трудность не велика. Человек всегда должен помогать человеку, а помочь члену святого братства – большая честь для меня. Дозволено ли мне будет узнать, вы послушник или посвященный? Я затрудняюсь определить это по вашему одеянию.

– Я тот, кто я есть, – отрезал старик, и на лице его мелькнуло суровое выражение. Однако в следующее мгновение взгляд монаха прояснился. – Меня зовут брат Пелл.

– Так вы из Хорнлада?

– Да, именно оттуда, – закивал старик и вдруг с подозрением взглянул на Стивена. – Но как ты мог догадаться, откуда я родом? Насколько я знаю, на лбу у меня это не написано.

– Это совсем не трудно, – светясь от гордости, заметил Стивен. – Вы ведь получили имя в честь святого Квизласа, не так ли? Имя этого святого имеет множество форм – например, здесь, в Кротений, его называют Кизел. Но лишь в некоторых сельских районах Хорнлада его зовут святой Пелл.

– Нет, не только. В Теро Галле его тоже зовут святой Пелл, – возразил старик.

– При всем уважении к вам, досточтимый брат, должен заметить, что там он известен, как Пелле.

– Но это почти то же самое.

– Почти, согласен с вами. Однако не совсем. Разница в одну букву может быть принципиальной.

Брат Пелл изумленно заморгал, однако предпочел не вступать в ученую дискуссию.

– Вот она, вязанка, – перевел он разговор на более простой и понятный предмет.

Взглянув туда, куда указывал старик, Стивен увидал вязанку воистину невероятных размеров. Скорее всего, она весила больше, чем сам старый монах.

– Да, брат Пелл, вам повезло, что вы встретили меня, – в некотором замешательстве протянул юноша. – Надеюсь, до монастыря не слишком далеко?

– Примерно с половину лиги. Место для обители определили святые. Так ты поможешь мне?

– Погодите немного, почтенный брат. Сейчас я подниму вашу вязанку.

– Благодарю тебя, молодой человек, столь глубоко осведомленный в именах святых.

– Сейчас, сейчас. Для меня это сущие пустяки… – бормотал Стивен, пытаясь поудобнее схватиться за толстую веревку, стягивающую прутья.

Однако ему пришлось немало попыхтеть, прежде чем он сумел взвалить вязанку себе на спину. Она оказалась невероятно тяжелой и громоздкой. Юноша согнулся в три погибели, колени его задрожали. Надо же, этот старикан собирался волочить такую тяжесть поллиги на собственном хребте, удивился он про себя. Тут хоть бы до лошади ее дотащить. Уж бедное животное как-нибудь справится с таким грузом.

Но когда, приблизившись к своему коню, Стивен опустил вязанку на землю и начал прикидывать, как бы половчее привязать ее к седлу, старый монах удивленно спросил:

– Что ты делаешь, сынок?

– Собираюсь взвалить эту вязанку на лошадь, – отдуваясь, сообщил Стивен. – Спина у нее покрепче моей.

– Нет-нет, мастер Даридж. Так не пойдет. Святой Декманус, покровитель нашей обители, выразился на этот счет весьма недвусмысленно. Согласно его наставлениям, сухие ветви есть не что иное, как руки деревьев. И следовательно, их полагается собирать и переносить, пользуясь лишь собственными руками. Так что мы не сможем прибегнуть к помощи твоей лошади.

– Ох, – испустил тяжкий вздох Стивен и потер спину. Ему не приходилось слышать о таком правиле, но, как известно, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. – Что ж, лошади повезло, – сказал он, вновь взваливая на себя проклятую вязанку. – Не могли бы вы, брат Пелл, взять лошадь под уздцы?

– С превеликим удовольствием, сынок.

И они продолжили путь – Стивен обливался потом и кряхтел под тяжестью хвороста, а брат Пелл вел лошадь и беззаботно насвистывал.

Вскоре лес расступился. Стивен, которому волей-неволей приходилось смотреть в землю, видел под ногами лишь свежую сочную траву, тут и там покрытую коровьими лепешками. Когда же ему удалось поднять голову, взгляду открылись прекрасные зеленые пастбища, по которым бродили стада рыже-белых коров.

– Из молока этих коров мы и делаем наш знаменитый сыр, – пояснил брат Пелл. – Все они хорошей породы, однако самое главное – это здешняя трава. Вся напитана росой. Чувствуешь, какой сладкий запах! Кажется, сам бы поел этой травы, до того вкусно она пахнет!

Несколько раз старый монах помахал рукой, приветствуя пастухов, сидевших у ручья, в тени плакучих ив, и они ответили ему тем же.

– В этом ручье водятся здоровенные лещи, – сообщил брат Пелл. – А знал бы ты, до чего славно в тени деревьев предаваться отдохновению и размышлению, – добавил он и смущенно хихикнул. – Отдохновению и размышлению! Надо же, я едва не заговорил стихами.

– Сейчас бы я не отказался предаться отдохновению, – сквозь стиснутые зубы процедил Стивен. – Да и размышление куда более приятное занятие, чем перетаскивание тяжестей.

Тенистый, поросший мягкой шелковистой травой берег ручья казался ему земным раем.

– Ничего, сынок, идти осталось совсем недолго, – подбодрил его брат Пелл. – Посмотри, фруктовый сад уже близко.

Стивену оставалось лишь вздохнуть и мысленно начать новый научный трактат, который он озаглавил следующим образом:

«Мои путешествия в обществе скудных разумом. Часть вторая. Знакомство с монахом, обладающим коровьими мозгами.

При поверхностном взгляде создается впечатление, что сие странное создание, имеющее человеческое обличье, наделено также и здравым смыслом. Однако же стоит вступить с ним разговор, как подобная иллюзия исчезает без следа…»

Погруженный в свои печальные размышления по поводу несовершенной человеческой природы, Стивен вошел в сад, где длинными, стройными рядами стояли яблони, покрытые дивным весенним цветом. Над ними во множестве вились пчелы и порхали разноцветные бабочки. Дрожащие ноги Стивена умоляли об отдыхе, ему мучительно хотелось хотя бы на несколько минут прислониться к одному из этих благоуханных деревьев. А потом он представил себе яблоко, спелое, румяное яблоко, и рот наполнился слюной. Каким блаженством было бы сейчас впиться зубами в брызжущий соком плод. А еще лучше глотнуть холодного яблочного сидра, освежить пересохшую глотку.

Определения, которые молодой ученый давал несчастному монаху в своем трактате, становились все менее лестными.

– Долго еще до монастыря, брат Пелл?

– Да осталось всего ничего. Скажи-ка мне, мастер Стивен, как тебе удалось стать таким знатоком по части имен святых? Ведь не в обиду тебе будь сказано, у тебя еще молоко на губах не обсохло.

– Однако я достаточно взрослый, чтобы окончить колледж в Рейли. А в ваш монастырь я прибыл, чтобы стать послушником и хранителем древних рукописей.

– Святой Луйе! Так ты – тот самый парень, что должен приехать из Виргеньи! – обрадовался брат Пелл. – Наконец-то! Давно мы тебя ждем, сынок. Уже всякую надежду потеряли. Думали, может, с тобой в дороге приключилась какая беда или ты заплутал в лесу. Несколько раз посылали людей на поиски, но все они возвращались ни с чем.

– Со мной и в самом деле вышло не слишком приятное приключение, – с трудом переводя дух, сообщил Стивен. – Точнее говоря, меня схватили разбойники. Но в лесу нам встретился один… лесничий. Он освободил меня и отвез в замок… в Тор Скат.

– Благодари своего святого, парень. Это он помог тебе выйти из такой передряги целым и невредимым. Но зачем же ты сказал мне, что едешь в наш монастырь покупать сыр?

Стивену удалось немного распрямить ноющую шею и бросить на монаха недоуменный взгляд.

«Какие бы сведения вы ни сообщили сему созданию, слова, входящие в его пустую голову, незамедлительно вылетают прочь, подобно насекомым, порхающим без всякой цели. Сия прискорбная особенность порождает бесконечные недоразумения», – мысленно добавил он новые строки к своему трактату.

– Ничего подобного я не говорил, – возразил Стивен. Он так устал, что обычная многоречивость изменила ему. – Я…

– Понятно, понятно, – перебил его брат Пелл. – Конечно, после всех пережитых опасностей ты стал осторожнее. Но теперь тебе нечего бояться, сынок. Мы уже пришли. И сейчас ты увидишь благословенную обитель, под кровом которой тебе предстоит провести многие годы.

С этими словами он сделал широкий жест, однако Стивен, согнутый под тяжестью ненавистной вязанки, по-прежнему видел перед глазами лишь землю. Вскинув наконец голову, он разглядел, что тропа, по которой они идут, вьется по крутому склону холма, на самой вершине которого возвышаются неприступные каменные стены и сторожевые башни монастыря д'Эф.

– Ускорим же шаг, сынок! – воскликнул брат Пелл. – Если ты немного поторопишься, мы как раз успеем к вечерней трапезе. Если я не ошибаюсь, сегодня она состоит из ветчины, сыра и вишен.

Это звучало чрезвычайно заманчиво, однако Стивен уже полностью исчерпал запас своих сил и едва держался на ногах.

– Прежде чем взбираться на холм, я должен отдохнуть, – заявил он, быть может, с излишней резкостью.

– Нет, сынок, это никак невозможно! – решительно воспротивился брат Пелл. – Ведь твои ноги ступают сейчас по священной земле. Пусть это придаст тебе сил. Вспомни поучения святого Декмануса. Всякое бремя благословенно, если ты идешь по пути добродетели. Не давай себе отдыха до самого конца пути, где ты будешь избавлен от бремени.

– Не уверен, что слово «бремя» следует понимать здесь столь буквально, – попытался возразить Стивен.

– Да хранят нас всех святые, надеюсь, ты не из тех, кому ученость ударила в голову? – всполошился монах. – Не из умников, которые вечно пытаются перетолковать святых на свой лад и ищут в их простых и понятных поучениях скрытый смысл, которого там нет и быть не может? Знай, сынок, ничего хорошего из этого не выйдет. К тому же сейчас на тебя смотрит наш отец-настоятель, и ты должен произвести на него благоприятное впечатление.

– Вы и в самом деле думаете, что отец-настоятель сейчас смотрит на нас?

– А как же иначе. И на твоем месте я не стал бы прохлаждаться у подножия холма.

– Мне казалось, что у фратекса множество дел и ему некогда целыми днями глазеть из окна, – не без некоторого сарказма изрек Стивен.

– Пошли, пошли, сынок, – не слушая его, повторил брат Пелл. – Нас ждет трапеза.

Стивену оставалось только смириться со своей участью, очередной раз тяжело вздохнуть и двинуться вверх по тропе.

Наконец брат Пелл и его спутник оказались у монастырских ворот. Несколько монахов, возвращавшихся с полевых работ, насмешливо переглянулись, увидев измученного, потного Стивена.

– Брат Льюис, – обратился брат Пелл к здоровенному белобрысому детине. – Будь добр, возьми ношу у нового члена нашего братства.

Монах молча кивнул, снял со спины Стивена вязанку и взвалил ее себе на плечо с такой легкостью, словно она состояла из нескольких прутиков.

– Мне кажется, ты сейчас не отказался бы утолить жажду и голод, сынок, – изрек брат Пелл. – Идем, я тебя провожу.

– Вы на редкость прозорливы, досточтимый брат, – откликнулся Стивен, к которому начало возвращаться его прежнее красноречие. – Моя утроба вожделеет воды и пищи.

Теперь, когда проклятая вязанка больше не гнула юношу к земле, он вновь обрел хорошее расположение духа. К тому же у него появилась возможность как следует рассмотреть монастырь. Здание было выдержано в стиле ранней эпохи де Лой, когда трон в Эслене занимали регенты из Лира. Именно они приглашали из Сафнии и Вителлио архитекторов, которые объединяли свои таланты с мастерством местных ремесленников. Перед Стивеном предстал один из замечательных образцов подобных совместных усилий: сооружение, возведенное из светло-розового гранита, дышало величием, строгостью и силой и вместе с тем идеально соответствовало своим целям. Часовню венчала остроконечная легкая колокольня, возвышавшаяся над длинной узкой крышей. Парадный вход в виде высокой сводчатой арки украшали массивные резные двери. От часовни шли два жилых крыла, примерно в тридцать ярдов длиной, и дверь каждого из них была уменьшенной копией дверей часовни. Во внутреннем дворе располагался огород, где росли лекарственные травы, небольшой виноградник и грядки с овощами. Тут же стояли жаровни, бродили куры с цыплятами, валялись ленивые собаки и сновали монахи, занятые своими повседневными делами.

Брат Пелл провел Стивена через арку правого крыла, и юноша увидел, что задняя часть здания в точности повторяет фасад. Во втором внутреннем дворе, где они оказались, царили покой и безмолвие. Статуи и усыпальницы различных святых окружали клумбы, на которых росли розы. Около увитых плющом стен часовни расположились широкие деревянные скамьи и трапезные столы. Брат Пелл указал Стивену на одну из скамей. На столе стояли глиняный кувшин, два кубка и несколько тарелок с едой.

– Присаживайся, сынок, – пригласил брат Пелл и наполнил оба кубка водой из кувшина.

Вода оказалась холодной и на редкость вкусной. Когда она смочила сухое, как наждак, горло, Стивену даже померещилось, будто он слышит нежный смех ангелов. Он с жадностью осушил кубок и тут же налил себе второй.

Брат Пелл придвинул к себе тарелки, покрытые белоснежными льняными салфетками.

– Любопытно, что нам здесь оставили? – пробормотал он, снимая салфетки.

Стоило Стивену увидеть содержимое тарелок, как у него потекли слюнки. Свежий хлеб с румяной корочкой, целый круг мягкого острого сыра, толстые куски ветчины, такой жирной и аппетитной, что Стивен мгновенно ощутил на языке ее солоноватый вкус, спелые вишни – блестящие, темно-красные.

– Будьте добры, передайте мне… – и Стивен указал на огромный ломоть ветчины.

– Ты можешь вкусить лишь хлеба, сынок, – пресек его поползновения брат Пелл. – Согласно нашему уставу, в первый месяц пребывания в монастыре послушникам не дозволяется употреблять в пищу мясо, сыр и фрукты.

– Но… – попытался возразить Стивен и прикусил язык.

Ему немало доводилось слышать о строгости монастырских правил. Так что придется безропотно смириться с полуголодным существованием.

Тут брат Пелл добродушно рассмеялся и захлопал в ладоши.

– Что, испугался, сынок? Здорово я тебя разыграл? Ну, прости старика. Разумеется, ты можешь есть все, что перед тобой. Да будет тебе известно, уставом нашего монастыря не предусмотрено никаких ограничений в пище, за исключением разве лишь дней поста. Ну и бывает, конечно, что на некоторых монахов налагается покаяние. А так мы живем под девизом: еда должна быть простой, но вкусной и сытной.

– Значит…

– Значит, налегай.

Стивен последовал его совету. Он старался есть медленно и с достоинством, но это оказалось невероятно трудно. Изголодавшийся желудок требовал еще и еще.

– Что привело тебя сюда, брат Даридж? – спросил брат Пелл, когда юноша наконец насытился.

– Вас интересует, что привело меня к служению церкви? Или почему я выбрал именно монастырь д'Эф?

– Почему ты стремился именно в нашу обитель? Ведь, насколько я слышал, ты сам попросился сюда.

– Да. Все дело в вашей библиотеке. Здесь хранится множество древних рукописей. Лишь один монастырь обладает более богатой библиотекой – Каилло Валлаимо в з'Ирбине.

– Значит, тебя привлекают старинные манускрипты. Я уже понял: ты знаток по части имен святых и всего прочего. Но почему тогда ты предпочел д'Эф, а не Каилло Валлаимо?

– Хотя в Каилло Валлаимо рукописей больше, в вашем монастыре хранятся именно те, что вызывают мой особый интерес, – признался Стивен.

– О каких же рукописях ты говоришь, если не секрет?

– Д'Эф располагает самым обширным собранием манускриптов, которые относятся к раннему периоду Гегемонии.

– Дозволено ли мне будет узнать, почему именно этот период возбуждает твое научное любопытство?

– О, но ведь именно в те времена по земле распространялась истинная вера. Ей приходилось сражаться и с ересями и черной магией. Все эти события наверняка отражены в старинных хрониках, которые хранятся в библиотеке монастыря. А еще меня очень интересуют древние языки, на которых говорили в этих местах до того, как основным языком здесь стал вителлианский.

– Понимаю, – улыбнулся брат Пелл. – Значит, ты знаком с алотерзианскими диалектами и древними рукописными шрифтами?

Стивен с пылом закивал головой.

– Еще бы! В колледже эти диалекты были главным предметом моего изучения.

– А как насчет вадхианского? – осведомился старый монах.

– В нем, сознаюсь, я не особенно силен. В библиотеке колледжа мне удалось отыскать лишь несколько разрозненных страниц, написанных на этом языке. Впрочем, он очень похож на древний платский, а этот диалект я понимаю прекрасно. Я…

– В нашем монастыре хранится десять рукописей на вадхианском диалекте. Ни одна из них не переведена полностью.

– Вот это здорово! Ведь рукописи на вадхианском – это такая редкость! Как мне повезло!

Стивен так разволновался, что поставил кубок мимо стола. Тот упал на пол, у самых ног брата Пелла, и со звоном разлетелся на множество кусков.

– Ох, простите мою неловкость! – смутился Стивен, увидев, как старый монах опустился на колени, чтобы собрать осколки. – Мне так жаль, брат Пелл. Позвольте мне самому собрать…

– Не стоит беспокоиться о таких пустяках, брат Даридж. Посмотри!

Когда Стивен увидел, что произошло, глаза у него полезли на лоб от изумления. Брат Пелл собрал с пола осколки, но на стол он поставил кубок, целый и невредимый. От кубка исходило легкое облачко пара.

– Вы… – пробормотал Стивен, переводя потрясенный взгляд с лица старого монаха на кубок.

Он чувствовал, как щеки его пылают, словно в них впились тысячи иголок.

– Вы… способны своим прикосновением восстанавливать разрушенное. Но этим даром обладает только… – Догадка, мелькнувшая в голове у Стивена, становилась все более очевидной. – Значит, вы – преподобный фратекс, отец-настоятель этого монастыря, – с запинкой выдохнул он.

– Ты прав, сынок, – кивнул брат Пелл. – И ты был прав, когда сказал, что у отца-настоятеля должны быть дела поважнее, чем целый день торчать у окна и глазеть на дорогу. – Старик сдвинул свои косматые брови и добавил: – А теперь мы должны решить, как наилучшим образом использовать твои таланты и ученость, молодой человек. Будь уверен, мы найдем им достойное применение!

 

3. Слухи о войне

– Мы ни в коем случае не собираемся объявлять войну вашему королевству! – с пылом воскликнул архгрефт Валамхар Эрадал, обращаясь к Уильяму Второму и к его придворным. Он потеребил свои пышные рыжие усы. – Ханза вообще ни с кем не собирается воевать. У моей страны самые мирные намерения.

Уильям про себя медленно досчитал до семи. Этому приему в свое время научил его отец.

«Король не должен отвечать слишком быстро. В любых обстоятельствах король должен сохранять спокойствие и невозмутимость».

Отец короля Уильяма не скупился на полезные советы для своего наследника. Годы спустя Уильям обнаружил, что большую часть этих советов старик позаимствовал из книги, написанной несколько веков назад одним мудрым политиком, премьер-министром Тер Эслифа – государства, от которого давно остались одни воспоминания.

Король выпрямился на лишенном всяких украшений троне из белого хэдамского ясеня и окинул взглядом малый тронный зал. Впрочем, малым он был лишь в сравнении с роскошным огромным помещением, где проводились коронации и самые важные придворные церемонии. По размеру малый зал почти не уступал большому, его сводчатые потолки поражали высотой, а просторы мраморного сверкающего пола казались необозримыми. Посреди подобного великолепия даже такой жирный надменный индюк, как этот Эрадал, неминуемо должен был ощутить себя маленьким и жалким. Именно на подобный эффект зал и был рассчитан.

Четверо воинов, охраняющих Эрадала, высились за его спиной. Все они были без оружия, но в боевых доспехах, скрытых под черно-красными плащами. Королевские гвардейцы превосходили их численностью более чем вдвое – их в зале насчитывалось десять. По правую руку от короля стоял прайфек Марше Хесперо, в скромной черной сутане и квадратной шляпе. Слева, на традиционном месте премьер-министра, красовался Роберт, в ослепительно ярком костюме из желтого и зеленого бархата. Единственными посторонними людьми в зале были барон сэр Файл де Лири, в темно-сером невзрачном камзоле, и его молодой воспитанник, Нейл МекВрен.

– Семь, – произнес про себя король.

Теперь можно говорить – но надо постараться, чтобы голос звучал невозмутимо и вкрадчиво, а не гневно и возмущенно.

– Если Ханза имеет мирные намерения, кому в таком случае принадлежали военные корабли, приставшие к островам Печали? Кто послал войска, разграбившие четыре города? Может, все это были не ханзейцы? Насколько я понимаю, подобные действия могут означать лишь одно – подготовку к войне.

– Я не стал бы употреблять здесь такое грозное слово, как война, ваше величество, – еще более вкрадчиво и невозмутимо возразил Эрадал. – По моему скромному разумению, речь идет всего лишь о небольшом столкновении между островами Печали и Салтмарком. Вашему величеству, без сомнения, известно, что Салтмарк является давним союзником Ханзы. Поэтому мы не могли отказать правительству этой страны, когда оно попросило нас о помощи, и предоставили в распоряжение Салтмарка несколько судов. Не будем забывать, что именно острова Печали в данном случае являются захватчиком. Осмелюсь напомнить также, ваше величество, что острова эти отнюдь не являются частью империи Кротения.

Уильям поудобнее устроил руку на подлокотнике кресла и, подперев подбородок кулаком, устремил на ханзейского посла долгий пронзительный взгляд. Румяные щеки Эрадала лоснились от жира, внушительных размеров живот был обтянут узким черным камзолом из тюленьей кожи. Огромные пряжки остроносых лайковых башмаков посверкивали бриллиантами. Великолепный образчик ханзейской мужественности, ничего не скажешь. Однако король имел возможность убедиться на собственном опыте: глуповатая наружность посла обманчива. На самом деле этот человек обладал умом старого ворона.

– Вам, разумеется, известно, что острова Печали находятся под нашей защитой, точно так же, как Салтмарк – под вашей, – важно и неторопливо изрек король. – И нам хотелось бы узнать, существуют ли достоверные свидетельства того, что в данном случае король Донех выступил в роли захватчика?

Эрадал выслушал слова короля с почтительной, но хитрой улыбкой.

– Ваше величество, причиной столкновения стала борьба за рыболовецкие угодья, – пояснил он. – У западных берегов, которые, согласно существующему договору, являются нейтральной территорией, море особенно богато рыбой. В минувшем году десять безоружных рыболовных судов, принадлежавших Салтмарку, были захвачены военными кораблями, посланными с островов Печали. Еще три мирных судна были потоплены, причем в водах, принадлежавших Салтмарку. Вы сами понимаете, что столь откровенное нарушение договора не должно было оставаться безнаказанным. И могла ли Ханза спокойно наблюдать, как государство, которое является ее союзником, подвергается грубому натиску чужестранного флота? Я вынужден добавить, ваше величество, что корабли-агрессоры были вооружены и экипированы благодаря содействию Лира и Кротении.

– Я просил вас, посол, познакомить нас с неопровержимыми свидетельствами, а не с байками, что в ходу среди моряков, – отчеканил король. – Располагаете ли вы доказательствами того, что хоть одно рыболовецкое судно, принадлежавшее Салтмарку, действительно было потоплено? А если это прискорбное событие все же имело место, на каком основании вы возлагаете ответственность за него на военный флот островов Печали?

Эрадал потеребил усы. Королю показалось, что губы посла беззвучно шевелятся. Возможно, он тоже имеет привычку считать про себя, чтобы сохранять хладнокровие? Похоже, так оно и есть.

– Ваше величество, мы в состоянии предоставить вам самые убедительные свидетельства, – наконец произнес он. – Очевидцы того, что рыболовецкие суда подверглись незаконному нападению, непременно дадут показания. Но самым убедительным доказательством того, что агрессия действительно имела место, является следующий факт. Ваше величество изволили вдвое увеличить число своих военных кораблей, находящихся у островов Печали.

– Но Ханза увеличила количество кораблей в Салтмарке более чем в два раза.

– Не стану возражать. Однако данный шаг был лишь необходимой мерой предосторожности, последовавшей за вашими действиями, – парировал Эрадал. – Приготовления, предпринятые вашим величеством, со всей очевидностью говорят о том, что конфликт, вспыхнувший между островами Печали и нашим союзником, не явился для вас неожиданностью. Осмелюсь предположить, что о причинах этого конфликта вы осведомлены столь же хорошо.

Отчаянным усилием воли королю Уильяму удалось сохранить на лице бесстрастное выражение, хотя в душе у него клокотал гнев. Военные корабли Кротении были посланы к островам Печали в обстановке строжайшей секретности, они вышли в море под покровом ночи и пристали в тайной гавани. Каким образом об этом так быстро успели пронюхать в Ханзе?

– Так что вы утверждаете? – В голосе короля послышались грозные нотки. – Значит, по-вашему, именно военные корабли Кротении потопили мирные рыболовные суда вашей страны?

– Я этого отнюдь не говорил, ваше величество. Правительство моей страны полагает лишь, что вам было известно о неправомочных действиях островов Печали. Но, осмелюсь заметить, острова эти подобны вашим возлюбленным детям, которых вы, словно заботливый родитель, намерены защищать даже тогда, когда дела их заслуживают порицания. – Маслянистый взгляд посла внезапно стал суровым и жестким. – Правительство моей страны уполномочило меня заявить также, что подобное попустительство с вашей стороны Ханза расценивает как серьезную ошибку. И будет намного благоразумнее, если ни один рыцарь, солдат или матрос Кротении не примет участия в конфликте.

– Ваши слова следует расценивать как угрозу? – процедил король.

– С моей стороны это было бы непозволительной дерзостью, ваше величество, – возразил посол. – Нет, мои слова – это всего лишь утверждение следующего факта. Если вы вступите в войну с Салтмарком, то вступите и в войну с Ханзой. Вы, конечно, понимаете, ваше величество, что для обеих сторон последствия подобного шага могут оказаться весьма печальными.

Сэр Файл де Лири, до сих пор безмолвно сидевший на скамье, неожиданно вскочил.

– Ты, я вижу, мастер молоть языком! – бросил он в лицо послу. – Неужели ты думаешь, что Лир останется в стороне и позволит вам, воспользовавшись пустячным предлогом, нападать на своих братьев?

– Лири имеет полное право прийти на помощь островам Печали, – нимало не смутившись, ответил посол. – Но в этом случае Ханза будет вынуждена считать, что государство Лир объявило ей войну.

– И без сомнения, – с подчеркнутой любезностью заметил король Уильям, сделав сэру Файлу знак молчать, – вы, досточтимый посол, уполномочены дать мне добрый совет – не следовать неразумному примеру Лира. А когда Лир и острова Печали окажутся в ваших руках, наверняка найдется веский повод, который заставит вас притязать на Андемер, не так ли? Но и тогда вы, разумеется, будете настаивать на том, что Кротения поступит благоразумно, сохраняя нейтралитет. Возможно, мне следует воздержаться от решительных действий даже в том случае, если вы пожелаете разбить лагерь на Выгнутом лугу, который виден из этих окон, или обосноваться в моем дворце?

– Столь резкие и необоснованные преувеличения не имеют никакого отношения к сложившейся в данный момент ситуации, ваше величество, – с едва заметной усмешкой затараторил посол. – Не стоит придавать излишне серьезное значение одному незначительному эпизоду. Уверяю вас, когда Салтмарк заключит с островами Печали новый договор, повод для столкновения будет исчерпан. Осмелюсь напомнить, что тридцать лет меж нашими странами царил благословенный мир. И рисковать давними добрыми отношениями из-за одного неприятного недоразумения по меньшей мере опрометчиво.

– Это ты сейчас серьезно рискуешь, проклятая балаболка! Мое терпение подходит к концу! – взревел сэр Файл де Лири, но король вновь сделал ему знак молчать.

– Вы находитесь при дворе Кротении, сэр Файл. И лорд Эрадал угрожает именно Кротении. Позднее мы непременно решим, как в сложившихся обстоятельствах следует действовать Лиру. Но не сейчас.

Старый рыцарь гневно сверкнул глазами, однако покорно опустился на скамью. Уильям откинулся на жесткую спинку трона и перевел взгляд на Марше Хесперо.

– Прайфек, имеете ли вы что-нибудь добавить к нашему… обсуждению?

Прежде чем заговорить, Хесперо, поджав губы, несколько мгновений хранил многозначительное молчание.

– Мне горько сознавать, – наконец изрек он, – что в эти тревожные времена церковь лишена возможности исполнить свою традиционную роль миротворца. Рассудок мой отказывается понимать, по каким причинам священнослужители Ханзы не поставили нас в известность о возникшем конфликте, хотя, по глубокому моему убеждению, подобное умолчание не могло входить в их намерения. Тем не менее создается впечатление, что ныне мнение церкви по какому-либо вопросу неуклонно теряет вес и значимость, и это обстоятельство, как я уже заметил, служит для меня источником непреходящей скорби.

Прайфек так и сыпал словами, сцепив руки за спиной. Взгляд его живых черных глаз беспрестанно перебегал с лица на лицо.

– Церковный Сеназ и его святейшество верховный фратекс неоднократно ясно и недвусмысленно заявляли, что сохранение мира, в особенности мира между Ханзой и Кротенией, является предметом их беспрестанных усилий и попечения, – продолжал прайфек. – Война между этими двумя державами может привести к горестным последствиям не только для них, но и для прочих государств. Я прошу вас обоих воздержаться от каких-либо официальных заявлений до тех пор, пока я не встречусь с моим ханзейским собратом, досточтимым прайфеком Топаном, и пока мы со священным Сеназом не придем к единому мнению по этому вопросу.

Нейл не сводил глаз с лица ханзейского посла, покидавшего тронный зал. Самодовольная ухмылка, игравшая на пухлых губах лорда Эрадала, отнюдь не пришлась ему по душе.

– Ты понял, почему я взорвался? – вполголоса проворчал сэр Файл. – В течение многих лет между Лиром и Ханзой царит нечто среднее между худым миром и доброй войной. Стычки по разным поводам беспрестанно вспыхивают то тут, то там. Жертвой одного из таких столкновений стал твой отец. А этот разряженный индюк толкует о каком-то несуществующем нарушении договора о разделении рыболовных угодий и строит из себя оскорбленную невинность.

– Вы не одобряете ваше правительство, сэр Файл? – любезно осведомился король Уильям.

– Я не одобряю, когда взрослые люди начинают играть друг с другом в кошки-мышки и старательно обходить молчанием то, что известно каждому, – отрезал сэр Файл. – Должен признать, ваше величество, ваше искусство политика достойно всякого восхищения. И все же мне хотелось бы услышать, к какому решению вы склоняетесь? Скажите без обиняков, намерены ли вы прийти нам на помощь и совместными усилиями освободить острова Печали от вражеских войск?

– Я предпочел бы, чтобы эти войска удалились сами, – слегка пожав плечами, заметил Уильям. – И несомненно, я не приму окончательного решения до тех пор, пока наш уважаемый прайфек не поставит этот вопрос на обсуждение в Сеназе.

– Вы предпочли бы, чтобы вражеские войска удалились сами? С таким же успехом можно ожидать от волчицы, чтобы она вскормила своим молоком олененка.

– Поберегите стрелы своей язвительности, сэр Файл. Уверяю, у нас еще будет возможность вдоволь поговорить об этом конфликте. Я пригласил вас присутствовать при аудиенции с послом вовсе не для того, чтобы затеять бессмысленный спор.

– Тогда для чего же?

– Есть две причины. Во-первых, я хотел, чтобы вы собственными ушами услышали как наглые заявления посла Эрадала, так и мои ответы. Теперь я могу быть уверен, что, когда вы вернетесь в Лир, ситуация с островами Печали станет известна правительству без всяких искажений. Вторая причина состоит в том, что я хотел увидать вашего воспитанника. Прошло уже десять дней с тех пор, как этот отважный молодой человек спас жизнь королеве, а я так и не удосужился поблагодарить его должным образом.

Нейл почтительно опустился на одно колено.

– Ваше величество, спасти жизнь королевы – само по себе величайшая награда для меня.

– Не сомневаюсь в этом, однако королю не следует оставаться неблагодарным. К тому же ты не только поразил врага престола, но и подвергся нападению со стороны моих гвардейцев. Надеюсь, ты на них не в обиде. Они не успели разобраться в том, что произошло, решили, что ты напал на сэра Аргума, и бросились на выручку к своему товарищу.

Нейл бросил быстрый взгляд исподлобья на Варгуса Фарре, одного из рыцарей, стоявшего неподалеку от трона. Этому дюжему детине он был обязан сломанным ребром.

– Я все понимаю, ваше величество, и не держу зла на ваших доблестных гвардейцев. Окажись я на их месте, то наверняка действовал бы точно так же.

Король, наклонившись вперед, пристально взглянул на юношу.

– Хвала святым, ты действовал иначе. Хотя ты точно так же гарцевал на лугу, как и телохранители королевы, в чью обязанность входит не сводить с нее глаз. Но лишь ты, один из всех, догадался, что над ней нависла опасность. Как тебе это удалось? Как ты почувствовал, что Аргум собирается нанести ей удар?

– Поначалу я тоже ничего не понял, ваше величество, – пожал плечами Нейл. – Решил, что гвардеец увидел неприятеля, угрожающего королеве, и поскакал к ней на помощь. Но, приглядевшись, я осознал, что это не так. К тому же сэр Аргум явно приготовил свой меч для «удара жнеца». Так мы называем выпад, рассчитанный на безоружного противника. Истинный рыцарь никогда не унизится до подобного удара. Если бы королеве угрожал враг, он, несомненно, был бы вооружен, и телохранитель держал бы свой меч совсем по-другому. Все эти мысли молнией пронеслись в моей голове, и я понял, откуда исходит истинная опасность. А еще я понял, что передо мной не настоящий гвардеец, а злоумышленник, раздобывший форму королевского телохранителя.

– И все это в течение нескольких секунд. Твоей быстроте, сообразительности и сметке можно позавидовать, Нейл.

– Этому парню не занимать ловкости и проворства, – довольно добавил сэр Файл.

Король Уильям вновь откинулся на спинку трона.

– Я нахожусь в затруднительном положении, Нейл, сын Врена, – доверительно сообщил он. – Бывали времена, когда за услугу, которую ты оказал престолу, сохранив жизнь королевы Кротении, я не преминул бы наградить тебя баронским титулом и соответствующими ему владениями. К несчастью, теперь все обстоит иначе, и в подобных случаях я должен испрашивать согласия всех благородных рыцарей королевства. Скажу тебе откровенно: вздумай я пожаловать титул и земли человеку низкого происхождения, это вызвало бы целую бурю недовольства, а в сложившихся обстоятельствах для меня это вовсе не желательно.

– Я все понимаю, ваше величество, – кивнул головой Нейл.

Он был готов к подобному повороту событий, но тем не менее слова, услышанные из королевских уст, причинили ему боль. Куда более сильную, чем ушибы и переломанные ребра.

– Ты понимаешь? Не могу сказать этого о себе, – нахмурившись, процедил сэр Файл.

– Погодите немного, сэр Файл, – подал голос Роберт, брат короля, до сих пор хранивший молчание. – Мы все знаем, что вы обожаете устраивать эффектные сцены. Но дайте королю договорить.

Лицо самого короля Уильяма оставалось непроницаемым и спокойным. Губы его едва заметно шевелились. Нейл решил, что король, должно быть, молится про себя.

– С другой стороны, твой поступок заслуживает достойной награды, – вновь заговорил король. – Моя супруга особенно настаивает на этом, и я вполне разделяю ее чувства. К тому же ты прибыл из родной страны королевы, а твой опекун и покровитель – сэр Файл, что само по себе значит немало. В момент опасности ты проявил больше прозорливости, отваги и бдительности, чем те, для кого охрана жизни королевы является священным долгом. Как это ни прискорбно, я должен заметить, что с тех пор, как покойный сэр Аргум, сумевший прикинуться столь верным и надежным рыцарем, запятнал себя вероломным предательством, все наши гвардейцы находятся под подозрением.

Взвесив все эти обстоятельства, я принял следующее решение, – неторопливо продолжал король. – Ты будешь удостоен рыцарской розы, Нейл, сын Врена. Более того, я назначаю тебя капитаном личной охраны королевы – отряда, который впредь будет именоваться гвардия Лира. Подобно тем, кто вступает в ряды моих гвардейцев, тебе следует отказаться от всех своих земель и владений. Но так как ни земель, ни владений у тебя не имеется, дело можно считать устроенным. Твое назначение вполне отвечает желаниям королевы, равно как и моим собственным. А тем благородным рыцарям, у которых оно вызовет раздражение, придется умерить свою гордыню. Вопрос состоит в том, отвечает ли новая должность твоим желаниям и помыслам? – обратился король к Нейлу.

– Ваше величество… – с трудом выдавил из себя Нейл. Ему казалось, что тело его стало невесомым и прозрачным, а голова превратилась в светящийся шар.

– Иди же сюда и преклони колени.

Нейл, едва передвигая непослушными ногами, приблизился к трону.

– Прайфек, вы благословите этого молодого человека стать рыцарем и служить королю верой и правдой?

– С превеликим удовольствием, – важно изрек священнослужитель. – Я благословляю его служить престолу, государству и святым. И да пребудут с ним святой Михаил, святой Мамрес, святая Анна и святой Нод.

– Хорошо, – кивнул головой король Уильям, извлек из ножен свой меч, а двое гвардейцев по знаку короля принесли увесистую деревянную колоду.

– Положи на эту колоду свою правую руку.

Нейл повиновался. Коснувшись рукой поверхности дерева, он ощутил на нем глубокие зарубки.

Король Уильям протянул вперед меч так, что острый конец клинка касался обнаженного запястья Нейла.

– Ты клянешься посвятить свою жизнь служению королевству Кротения?

– Клянусь, ваше величество.

– Клянешься до последней капли крови защищать короля и его замок?

– Клянусь, ваше величество.

– Клянешься оберегать от врагов и опасностей королеву Кротении, Мюриель Отважную, урожденную де Лири, и, если потребуется, отдать жизнь во имя ее спасения?

– Клянусь, ваше величество.

– Клянешься никогда не выходить из повиновения королю и не роптать на нужду, на которую ты себя добровольно обрекаешь?

– Клянусь, ваше величество.

– Святой Нод во имя спасения своего народа принес в жертву правую руку, – торжественно произнес король. – Готов ты сделать то же самое?

– Я готов принести в жертву королю руку, голову и жизнь, – без промедления откликнулся Нейл.

Уильям кивнул и быстро полоснул мечом по коже Нейла. Брызнула кровь, но Нейл даже не моргнул глазом.

– Твоя рука останется с тобой, сэр Нейл, – удовлетворенно сказал король. – Королю и империи нужны верные руки, умеющие держать оружие.

К Нейлу приблизился слуга с шелковой подушкой, на которой лежала красная роза.

– Отныне ты имеешь право украсить изображением розы свое личное знамя, а также латы, меч и щит, – сообщил король. – А теперь поднимайся.

Нейл встал. Колени его дрожали, но сердце билось громко, гордо и ликующе, как барабан на военном параде.

Он даже не заметил, что к нему приблизился сэр Файл, до тех пор пока старый рыцарь не похлопал юношу по плечу.

– Ты держался молодцом, сынок. Пожалуй, нам стоит перевязать твое запястье.

– Разве что для того, чтобы не запачкать пол, – пробормотал Нейл. – Но я не хотел бы перевязывать руку. Мне радостно смотреть на эту кровь. Неужели я в самом деле стал рыцарем?

Острожное покашливание за спиной Нейла заставило его обернуться. Над ним возвышалась колоссальная фигура Варгуса Фарре.

– Сэр Нейл, позвольте мне первым из гвардейцев принести вам свои поздравления, – почтительно склонив голову, произнес Варгус. – Вы заслужили оказанную вам честь. Пока все мы пребывали в преступной рассеянности, вы были начеку.

Нейл поклонился гвардейцу.

– Благодарю вас, сэр Варгус. Поверьте, я способен оценить ваши слова и ваш поступок.

Краешком глаза он заметил, что к нему неспешно приближается сэр Джеймс Кетмейл.

– Глядите-ка, наш Пентюх и в самом деле стал сэром. Да как быстро. Проворен, как все провинциалы, – с деланной небрежностью бросил он.

– Клянусь святым Лиром, парень, ты забываешься! – взревел сэр Файл. – Как ты смеешь оскорблять моего воспитанника? Не думай, что это сойдет тебе с рук. В честном бою я научу тебя вежливости.

Сэр Джеймс пожал плечами.

– Ничего не имею против поединка с вами, сэр. Но прежде мне придется поучить уму-разуму вашего воспитанника. Он поклялся, что, как только получит рыцарскую розу, скрестит со мной клинки и отправит меня в царство мертвых.

– Я более не нахожусь под вашей опекой, сэр Файл, – напомнил Нейл своему воспитателю. – Теперь, когда я стал рыцарем, я имею право сам за себя постоять.

– Джеймс, прекрати дурить, – призвал товарища к благоразумию Варгус, – Этот парень – то есть, я хотел сказать, сэр Нейл – еще не знает твоего характера и принимает всерьез все твои выходки. Он только что принес клятву верой и правдой служить королеве и защищать ее до последней капли крови. Вспомни, что ты гвардеец! Если королевские телохранители начнут драться между собой, от них будет мало толку.

– Не забывай, этот малый сам бросил мне вызов! – ухмыльнулся сэр Джеймс. – Если он возьмет его назад, я не буду возражать.

– Я готов взять назад свой вызов, сэр. Но лишь в том случае, если вы возьмете назад свои оскорбления и принесете мне соответствующие извинения. – непререкаемым тоном заявил Нейл.

В течение долгих, бесконечно долгих секунд сэр Джеймс не сводил со своего противника пронизывающего взгляда.

– Иногда оскорбления являются плодом поспешных и поверхностных суждений, – процедил он наконец. – Иногда они основываются на хладнокровном размышлении и длительных наблюдениях. Я признаю, что нанес вам несправедливую обиду, и прошу у вас прощения. Однако я должен сказать, что ваше возведение в рыцари отнюдь не вызывает у меня одобрения. По моему глубокому убеждению, рыцарство – это исключительная прерогатива тех, кто обладает благородным происхождением. Но такова была воля моего короля, и мне остается лишь признать ее и пожелать, чтобы вы и впредь защищали королеву столь же доблестно… сэр Нейл…

Произнеся последние слова, сэр Джеймс скорчил гримасу, словно глотнул уксуса.

– Сэр Нейл, – пробормотал он. – От этих слов у меня даже язык защипало. И все же я их произнес. – Он посмотрел Нейлу прямо в лицо. Высокомерное пренебрежение, совсем недавно сквозившее в его взгляде, исчезло. – Ну что, сэр, как вы считаете, у нас остался повод для схватки?

– Нет, сэр Джеймс. И я счастлив, что мне не пришлось скрестить свой клинок с вашим. Отныне моя священная обязанность – защищать королеву, и с моей стороны было бы непростительным легкомыслием затевать поединок, в результате которого – каким бы ни был исход – королева потеряет одного из своих гвардейцев. Я вполне удовлетворен вашими извинениями и рад, что вы не стали скрывать своего мнения по поводу моего возведения в рыцари. Поверьте, я не имею к вам никаких претензий.

Сэр Джеймс ответил на эту тираду неглубоким торопливым поклоном.

– Неплохо сказано, – проворчал он себе под нос. – Очень даже неплохо.

Как только задиристый рыцарь удалился, Варгус добродушно подмигнул Нейлу.

– Уверяю вас, в скором времени вы с Джемми станете закадычными друзьями, – заметил он. – А теперь идемте со мной, я покажу, где хранится наше оружие и припасы. Вы вступили в славную семью гвардейцев, в семью, где всем привыкли делиться по-братски.

– Спасибо, сэр Варгус, – пробормотал тронутый Нейл. – Вы очень добры ко мне.

– Ты разыграл на редкость трогательную сцену, братец, – заметил Роберт, когда они оказались во внутренних покоях Уильяма. – Я едва слезу не пустил.

– Думаю, от этого парня действительно будет прок.

Роберт пожал плечами.

– Уверен, многие придут в ярость, узнав, что человек без роду и племени, едва попав ко двору, тут же стал рыцарем. Но ты потрафил Файлу, потешил его нежные чувства, а без этого старого пердуна нам сейчас никак не обойтись. К тому же, возвеличив мальчишку, ты доставил немало удовольствия черни, а это очень важно. Необходимо время от времени напоминать простолюдинам, что каждый из них может достичь высот, правда? Да и дворянам не мешает лишний раз доказать, что ты король и в любых обстоятельствах волен действовать по собственному усмотрению, без оглядки на их амбиции и претензии.

– Я об этом совершенно не думал, – возразил Уильям и махнул рукой, давая понять, что больше не желает говорить на эту тему. – Сейчас меня больше всего волнует ситуация с Ханзой, – заявил он. – Не знаю, чего ждать от этой хитрой лисы, прайфека. Как думаешь, он будет на нашей стороне?

– С какой стати? – пожал плечами Роберт, внимательно разглядывавший свои длинные холеные ногти. – Последние пять лет ты много раз давал ему понять, что отнюдь не желаешь вмешательства церкви в дела государства, как во внешние, так и во внутренние. А теперь тебе вдруг понадобилась его поддержка. Можешь не сомневаться, он будет выжидать и сделает все, чтобы заставить тебя подергаться. Ты правильно сказал, прайфек хитер как лиса. Он прекрасно понимает, что теперь пришел его час. Представился удобный случай потребовать у тебя важной уступки взамен на его одобрение. Возможно, он захочет, чтобы ты отменил закон, позволяющий тебе передавать престол дочерям, и назвал имя наследника мужского пола.

– Тебе бы этого хотелось больше всего на свете, так ведь? Ведь тогда моим наследником оказался бы ты.

– Полная чушь. Прайфек не слишком меня радует, и тебе это отлично известно. В качестве наследника я устраиваю его еще меньше, чем ты – в качестве короля. Но твой сын вполне мог бы править, – разумеется, при помощи мудрого и благоразумного руководителя. Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Понимаю. Монарх, всецело находящийся в святой власти церкви. Марионетка, которая послушно пляшет по чужой указке.

– Именно так.

– Значит, ты полагаешь, Хесперо потребует, чтобы я объявил Чарльза наследником?

– Я ничего не могу утверждать определенно. Это всего лишь догадки. Но я уверен, Хесперо спит и видит: настанут дни, когда он станет некоронованным королем и будет заправлять всеми делами империи. Приняв закон, позволяющий передавать престол по женской линии, ты нарушил все его планы. Фастия обладает слишком сильной волей, и прайфеку никогда не прибрать ее к рукам, к тому же у нее есть муж, который не пожелает оставаться в стороне от государственных дел. Элсени, конечно, более податлива и легкомысленна, но она тоже в самом скором времени выйдет замуж. Энни… что ж, Энни слишком молода, и пока трудно сказать, что из нее получится.

Уильям досадливо сдвинул брови.

– Ладно, хватит о Хесперо и его необоснованных притязаниях. Думаю, я могу указать прайфеку на его истинное место. Скажи, тебе удалось узнать хоть что-нибудь о покушении на королеву? Кто организовал столь дерзкое нападение? Все мои шпионы клянутся, что им ничего не известно.

– При дворе ходят упорные слухи о колдовстве, – сообщил Роберт. – Поговаривают, что в сэра Аргума вселилась чужая душа. Иначе объяснить произошедшее невозможно. Ведь он служил в гвардии десять лет и проявил себя достойным и надежным рыцарем. Ни разу не был замечен в связях с нашими врагами, и я не могу себе представить, что он действовал под влиянием шантажа или был подкуплен. К тому же шантажировать можно лишь того, у кого есть грязные тайны, а сэру Аргуму, похоже, нечего было скрывать. – Роберт недоуменно пожал плечами. – Говоря откровенно, братец, я в полной растерянности. Вряд ли я смогу сообщить тебе больше того, что ты уже знаешь.

– Да, дело загадочное, – вздохнул Уильям и сцепил пальцы. – Сколько ни ломаю голову, ничего не могу здесь понять. Почему жертвой выбрали именно Мюриель? Если те, кто организовал покушение, сумели превратить гвардейца в убийцу, они могли бы направить его клинок на меня. Или на тебя. Или на кого-нибудь из моих детей.

– Вполне вероятно, они считали, что от короля, погруженного в печаль по утраченной супруге, будет больше пользы, чем от мертвого. Или, может быть, они направляли свой удар не против монархии, а против дома Лири, к которому принадлежит королева.

– Но кто эти таинственные они, о которых ты говоришь, – вот что я желал бы знать!

В ответ Роберт самодовольно усмехнулся.

– Твоя недогадливость удивляет меня, братец. По-моему, на этот счет не может быть двух разных мнений. Мы не знаем, каким образом им удалось превратить сэра Аргума из защитника королевы в ее убийцу. Не знаем, почему первый удар был направлен на Мюриель. Но кто за всем этим стоит, мне представляется ясным как день.

– Ханза?

– Кто же еще. Захватить твою империю – вот предел их вожделений. Поначалу они отщипывают по маленькому кусочку, но аппетиты быстро разгораются. Вооруженные столкновения на границах нашего королевства, убийства и подстрекательство к беспорядкам здесь, в столице. Такова политика короля Маркомира.

– Позволь узнать, на каком основании ты утверждаешь так уверенно?

– Потому что я вижу Маркомира насквозь. Он человек практического склада. Понятие о чести у него отсутствует начисто. Угрызения совести ему неведомы. Он – сильный правитель и самый опасный из всех наших многочисленных врагов.

– Иными словами, ты чувствуешь в нем родственную душу, – невесело усмехнулся король.

– Ты как всегда прав, братец.

– И что бы ты сделал на моем месте?

– Уничтожил бы Маркомира, – без промедления ответил Роберт. – И чем быстрее, тем лучше. Насколько я знаю, его наследник, принц Беримунд, далеко не так решителен, хитер и опасен.

– Значит, ты советуешь мне убить Маркомира, – задумчиво протянул король.

Роберт округлил глаза.

– Клянусь сиськами святой Анны, братец, этот подонок заслужил смерть! Вспомни, он пытался убить твою жену! На празднике в честь дня рождения твоей дочери!

– Я помню об этом, – кивнул головой Уильям.

– Да уж, такое не забывается. Предположим, я ошибаюсь и покушение на королеву – не его рук дело. Но разве смерть Маркомира не пойдет на пользу Кротении?

– В этом я далеко не уверен. Если выяснится, что я подослал к нему убийц, война между Кротенией и Ханзой неизбежна.

– Твои уста вновь изрекают истину. Но войска Ханзы будет возглавлять уже не железный Маркомир, а эта тряпка Беримунд. А над таким полководцем мы с легкостью одержим победу, – заявил Роберт. – Братец, в этой комнате нас только двое, так что позволь мне говорить без обиняков, – торопливо продолжал он. – Ты знаешь не хуже, чем я, – сейчас силы Ханзы превосходят силы Кротении. И если между нашими странами вспыхнет война, мы потеряем не только Тир Эслен и твою корону, но и собственные головы. А Маркомир полон воинственного пыла, и его притязания находят самый широкий отклик среди ханзейских дворян. Беримунд, слабый и вялый, далеко не так популярен.

– Если бы церковь оказала нам поддержку…

– На «если бы» лучше не рассчитывать. Ты опытный политик и не раз имел возможность самолично убедиться в этом. Сколько лет прошло с тех пор, как священные армии последний раз принимали участие в войне между двумя королевствами? Ханза отнюдь не является прибежищем еретиков, и у церкви нет ни малейших оснований объявлять поход против этого государства. Нет, братец, у нас остается один-единственный выход – погасить ядовитую свечу. Ты должен убить Маркомира. И чем скорее, тем лучше.

– Нет, – отрезал король.

– Уильям…

– Нет. Это мое последнее слово, Роберт. Я не буду подсылать к королю Ханзы убийц. И не потому, что я слишком щепетилен, как ты, возможно, полагаешь. Воздержаться от подобного шага меня заставляет исключительно благоразумие. Маркомир находится под надежной защитой, и его охраняют не только верные клинки. Мы вряд ли найдем исполнителя, который сумеет успешно осуществить наш замысел.

– А леди Эррен?

– Она служит моей жене и никогда не разлучается с ней.

– Можно найти другую исполнительницу. Тоже воспитанную в особом монастыре.

– Риск слишком велик. Те, кто воспитан в особом монастыре, находятся в подчинении у церкви и непременно сообщают священникам обо всех полученных заданиях.

– Не все. Ручаюсь, я сумею найти верного человека, который будет держать язык за зубами.

– Хватит об этом, Роберт. Если ты действительно хочешь принести пользу империи, подумай лучше, как заставить прайфека Хесперо нам помочь. Пока все, что ты предлагаешь, способно вызвать у церкви лишь гнев и раздражение.

Роберт тяжело вздохнул.

– Ладно, воля твоя. Но, но крайней мере, последуй хоть одному моему совету – на время отправь Мюриель с детьми в Кал Азрот.

– В Кал Азрот? Но зачем?

– Там они будут в большей безопасности. Это одна из лучших наших крепостей. В отличие от всех прочих, ее не окружает город, полный наемных убийц, ведьм и колдунов. Каждый незнакомец там на виду, новый человек сразу же привлечет к себе внимание. Никто не сумеет проникнуть за стены крепости незамеченным. К тому же наша сестрица Элионор правит в тех краях твердой рукой. А самое главное, она далека от притязаний на престол, а значит, не имеет ничего против королевы и твоих наследников.

Ты видишь сам, Уилм, положение здесь складывается тревожное, куда более тревожное, чем может показаться на первый взгляд, – продолжал Роберт. – Кто-то решил нанести тебе сокрушительный удар, поразив твою семью. Зная, что твоим близким ничего не угрожает, ты будешь спокоен, а значит, твои решения станут более дальновидными и взвешенными.

Уильям неохотно кивнул.

– Я подумаю над этим предложением.

– Подумай. Только не теряй времени даром. Наши враги не дремлют.

– Роберт?

– Да, дорогой брат.

– Не сердись на Лезбет, – произнес Уильям, и на лице его мелькнуло смущенное выражение. – Я знаю, ты был расстроен, узнав, что она выходит замуж и не к тебе первому пришла за разрешением…

– Что значит – не ко мне первому? – с досадой перебил Роберт. – Она вообще не сочла нужным сообщить мне о своем замужестве, – добавил он, и голос принца зазвенел от обиды.

– Просто она опасалась, что ты воспримешь это известие в штыки. И насколько я понимаю, ее опасения были справедливы.

– А как еще я могу к этому отнестись? Неужели прыгать от радости, узнав, что моя сестра-близнец выходит замуж за какого-то придурка, правителя захолустного королевства? Который к тому же держался со мной грубо до невозможности.

– Ты сам видишь, Лезбет поступила правильно, постаравшись избежать тяжелого для вас обоих разговора.

Роберт испустил сокрушенный вздох.

– Нет, она поступила неправильно. Разумеется, попроси она у меня позволения, я бы не стал делать вид, что нахожусь на седьмом небе от счастья. Нет, я бы кричал, ругался, всеми правдами и неправдами отговаривал бы ее от этого дурацкого брака. Но если бы она твердо стояла на своем, мне пришлось бы сдаться. – Роберт взглянул на старшего брата, и в его глазах мелькнуло непривычное, почти страдальческое выражение. – Все вы уверены, что в моей душе нет ни крупицы добра, – выпалил он. – Все вы считаете меня прибежищем самых разных пороков. Мне казалось, только она, она одна… – Голос Роберта осекся, щеки побледнели. – Мы закончили беседу, братец? – спросил он совсем другим голосом, размеренным и спокойным.

– Да. Мне остается только сказать, что я очень доволен твоими действиями в качестве моего уполномоченного. Пожалуй, старый лорд Хайнд слишком задержался на своем посту. Я подумываю о том, чтобы назначить тебя на его место. Не сомневаюсь, из тебя получится превосходный премьер-министр.

– Поступай как знаешь, – равнодушно бросил Роберт. – Но можешь быть уверен – я способен чувствовать разницу между словами и истинными помыслами.

И, холодно кивнув брату на прощание, он понурил голову и быстрым шагом вышел из зала.

Энни, стоявшая на коленях в исповедальне, подняла голову и встретилась взглядом с вошедшим прайфеком Хесперо. Священнослужитель, узнав принцессу, удивленно вскинул брови, а девушка с усилием растянула губы в робкой улыбке.

– Что привело тебя сюда, дитя мое? – раздался мягкий и вкрадчивый голос Хесперо.

Энни смущенно потупилась.

– Я давно уже хочу поговорить с вами, святой отец, – едва слышно пробормотала она.

– Ты пришла одна, без телохранителей и фрейлин. Догадываюсь, душу твою терзает тревога. Или ты просто хочешь получить отпущение грехов?

Энни покачала головой.

– Я не знаю, кому еще рассказать о том, что со мной произошло, святой отец. Порой мне кажется, что я утратила рассудок, но мне не с кем поделиться своими сомнениями.

Хесперо понимающе кивнул.

– Я всегда готов выслушать тех, кто нуждается в понимании и сочувствии, дитя мое. – Он опустился на табурет, омочил пальцы в чаше с благовонным маслом и слегка коснулся лба Энни. – Пиесум деикус, тасез, – произнес он начальные слова молитвы и, упершись руками в колени, наклонился вперед, приготовившись слушать принцессу. – Так что же тебя беспокоит?

– Святой отец, мне стали сниться очень странные сны. И эти сны меня пугают.

– Расскажи о них.

– Мне снилось, что я стою на опушке темного дремучего леса. Стволы деревьев, что там стоят, покрыты шипами, толстыми и острыми. А вокруг меня раскинулось целое поле черных роз, таких что растут только в Лире. Я знаю, что в лесу скрывается нечто ужасное, что оно наблюдает за мной и вот-вот выйдет их своего укрытия. Тут я проснулась, чуть живая от страха.

Прайфек слушал ее так внимательно, что Энни даже стало неловко. В конце концов, это всего лишь сон, плод ее глупых фантазий. Она едва не рассказала священнику о своей исчезнувшей розе, но вовремя спохватилась. Хесперо вовсе не следует знать о ее отношениях с Родериком.

Когда Энни смолкла, прайфек задумчиво потер подбородок.

– Я так понимаю, одним страшным сном дело не ограничилось, – произнес он.

– Да, – подхватила Энни. – У меня было еще одно видение, даже более странное и необъяснимое. Но я сама не знаю, сон это или явь. Это случилось на дне рождения Элсени, в тот самый день и час, когда на мою мать было совершено покушение.

И Энни поведала о таинственной встрече в цветочном лабиринте. Вновь Хесперо слушал ее в сосредоточенном молчании, которое долго не прерывал и после того, как принцесса закончила свой рассказ.

– Возможно, ты потеряла сознание, дитя мое, и все это тебе лишь привиделось, – наконец предположил он. – Ведь когда твоя фрейлина нашла тебя, ты находилась в забытьи, не так ли?

– Да, святой отец.

– Думаю, тебе показалось, что ты заблудилась в лабиринте, ты испугалась и от страха потеряла сознание.

– Но, святой отец, то был вовсе не лабиринт. Я оказалась в каком-то ином месте. У меня исчезла тень, и…

– Скорее всего, тебе показалось и тень никуда не исчезала, – успокоительно заметил прайфек. – У девушек твоего возраста часто бывает не в меру богатое воображение. Мир полон различных испарений, вызывающих грусть, меланхолию и видения, и юные особы, вступающие в пору расцветающей женственности, особенно к ним восприимчивы. Скорее всего, именно в этом состоят причины твоей тоски и тревоги. Нельзя также исключать, что ты стала жертвой черной магии, – продолжал прайфек. – В таком случае тебе действительно угрожает опасность. Если твое видение явилось следствием чьих-то злых чар, словам, что ты услышала, нельзя доверять. Изрекать пророчества способны только святые, лишь те, кто принадлежит к истинной церкви. Все остальное – ложь и ересь.

– Значит, вы полагаете, что на самом деле Кротении вовсе не угрожает опасность? И моей матери тоже? А как же покушение?

– Я этого не говорил, дитя мое. К сожалению, угроза нависла и над королевой, и над всей нашей страной. Твоя мать чудом избежала смерти. Предчувствие близящейся войны витает в воздухе. Но, не сомневаюсь, король, твой отец, с помощью церкви сумеет преодолеть все опасности. И тебе, моя юная принцесса, ни к чему забивать тревогами свою хорошенькую головку. По отношению к столь нежному существу это будет неоправданной жестокостью. Зачем же попусту мучить себя, доставляя тем самым радость врагам нашей страны? – Прайфек многозначительно поднял палец. – Подожди немного.

Он удалился в комнату за алтарем и скоро вернулся с небольшой деревянной пластинкой в руках.

– Это талисман – знак твоей покровительницы, святой Анны. Если кто-то попытался извести тебя при помощи колдовских чар, талисман защитит тебя, – сказал епископ и вручил круглую дощечку Энни. На ее поверхности было вырезано имя святой. – Это частица священного дерева, которое растет в седосе святой Анны, в Андемере, – пояснил прайфек. – Можешь повесить на шею как медальон или постоянно носить в кармане.

Энни поклонилась.

– Благодарю вас, святой отец. Я…

Энни осеклась и смолкла в нерешительности. Она понимала, что раз она пришла к прайфеку, то следует рассказать о гробнице Гении Отважной и о просьбе, с которой она обратилась к своей великой прародительнице. Узнай об этом священник, возможно, он отнесется совсем по-другому к событиям, которые произошли с ней потом. Однако, пока Энни мысленно подбирала подходящие слова, ее решимость открыть святому отцу правду о своих похождениях остыла. Пусть ее визиты к гробнице Виргеньи останутся тайной, о которой во всем свете знают только двое – сама Энни и Остра. И эту тайну она не может выдать никому, даже самому священному мужу во всем королевстве.

Кроме того, она не сомневалась, что слова прайфека полностью соответствуют истине. Разумеется, ночные кошмары, которые ее мучают, – результат вредных испарений или колдовства.

– Тебя беспокоит что-нибудь еще, дитя мое? – ласково спросил прайфек.

– Нет, святой отец. Я уверена, вы правы. Правы во всем.

– Доверься мне, дитя мое. Тебе нечего бояться. Скорее всего, твои тревоги не имеют серьезных оснований. Но если видения вновь будут тебя преследовать, непременно сообщи мне об этом. Я всегда готов оказать помощь тому, кто в этом нуждается. Попечение о королевстве и о семье монарха я считаю своей священной обязанностью, хотя твой отец, насколько понимаю, не разделяет подобного взгляда.

Энни улыбнулась, еще раз поблагодарила прайфека и удалилась с легким сердцем.

 

4. Реун Алут

Длинный узкий проход привел к лестнице, вырезанной прямо в скале. Поднимаясь, Эспер считал ступеньки.

Он насчитал уже тридцать, когда снизу донеслись голоса преследователей. Разумеется, Винна услышала их тоже, и Эспер ощутил, как ее ладонь крепче сжала его руку. Он взглянул на Винну и неожиданно обнаружил, что темнота стала менее непроглядной – по крайней мере, лицо девушки он сумел рассмотреть.

Винна тоже заметила, что откуда-то исходит слабый свет.

– Здесь должен быть выход! – прошептала она, указав на серебристый луч, который становился все ярче.

– Ш-ш…

Эспер вскинул голову и увидал источник свечения, который медленно двигался прямо на них. Рука лесничего машинально потянулась к кинжалу, но замерла на полпути.

– Это ведьмин огонь, – тихонько сообщил он.

Светлый светящийся шар, размером примерно с мужской кулак, был от них уже совсем близко.

– Это опасно? – дрогнувшим голосом спросила Винна.

– Ни чуточки.

Тогда Винна протянула руку, чтобы коснуться шара, и ее пальцы беспрепятственно прошли сквозь сверкающую поверхность.

– Да хранят нас святые! Такого я еще никогда не видела.

– Потом налюбуешься, – поторопил Эспер. – Пойдем.

Они миновали еще тридцать ступенек и оказались наверху лестницы. Царившую там тишину нарушали лишь отдаленный плеск воды да приглушенные вздохи Винны, от изумления утратившей дар речи.

Тысячи светящихся шаров парили в воздухе меж блестящих колонн из зеркального камня, бросающих разноцветные отблески. Благодаря этим вспышкам света можно было судить о необозримых пространствах скрывавшейся за каменными столбами пещеры. А далеко внизу, под отвесной стеной, путники разглядели огромное сверкающее зеркало.

– Как красиво! – восхищенно прошептала Винна. – Неужели это вода? Подземное озеро?

– Да, – кивнул головой Эспер.

У него не было времени ни любоваться, ни восхищаться. Изо всех сил напрягая зрение, он всматривался в окружавший полумрак. Если выхода отсюда нет, встречи с преследователями не избежать. Тогда придется занять удобную позицию и перебить их по одному, как только они поднимутся по ступенькам. С этим он должен справиться, даже если враги вооружены до зубов.

Хотя, конечно, ничего нельзя утверждать с уверенностью. Однако выяснилось, что подземный коридор продолжается и даже расширяется, уводя от озера налево.

– Пошли быстрее, – скомандовал Эспер, схватив Винну за руку.

Несколько ведьминых огней поплыли по воздуху вслед за ними. Эспер вспомнил, что мальчишкой обожал эти светящиеся штуковины, часами наблюдал за ними и даже давал им имена, словно это были его любимые котята. Теперь он хотел, чтобы назойливые шары убрались прочь, – болтаясь здесь, они могут выдать их с Винной врагам.

Хотя польза от шаров тоже есть. Благодаря ним Эспер сумеет рассмотреть, сколько человек их преследует и куда они направляются.

Коридор, огибая выступы скалы, устремился вниз. По подсчетам Эспера, они спустились примерно на десять ярдов, прежде чем оказаться на пристани, за которой расстилались темные воды. Им повезло – на воде покачивались две узкие лодки. Прежде чем погрузиться в одну из них, Эспер порубил другую топором на мелкие части.

Когда они плыли по тихой, недвижной воде, Эспер заметил целый рой ведьминых огней наверху, там, где кончались каменные ступеньки. Однако их свет был слишком слабым и ненадежным, и Эспер сумел разглядеть лишь несколько стремительно перемещающихся теней. Сколько человек за ними гонится, он так и не определил.

Вскоре преследователи исчезли из виду. Эспера и Винну окружали лишь темная вода и влажный, чистый воздух.

– Я и представить себе не могла, что на свете бывают подобные места, – прервала молчание Винна. – Здесь все так удивительно, что я глазам своим не верю.

– Я тоже не мог поверить, когда был маленьким. Но вскоре все это начинает угнетать. Тьма. Даже сефри не выдерживают под землей долго. Даже они начинают скучать по солнцу.

– А где те, кто здесь живет? Халафолки?

– Не знаю, – пожал плечами Эспер. – Мы должны были давно встретиться с ними.

Винна улыбнулась.

– Ты такой забавный с этими шарами вокруг головы. В их свете ты выглядишь намного моложе. Совсем мальчишка.

Эспер не нашелся с ответом и лишь проворчал себе под нос что-то нечленораздельное. Внезапно улыбка сползла с лица Винны.

– Что это? – испуганно выдохнула она, указывая рукой куда-то за спину Эспера.

Он стремительно обернулся и увидал, как из воды выступает огромное темное нечто. Остров, догадался Эспер. Он уже понял, что на самом деле озеро намного больше, чем кажется.

– Я думаю, там-то мы и найдем халафолков, – прошептал он.

Однако на острове они никого не обнаружили. Город казался покинутым и мертвым.

Дома, чрезвычайно узкие и высокие, выглядели более чем странно, они стояли на тесных улочках почти вплотную. Все здания были построены из тщательно подобранных друг к другу камней, остроконечные, крытые шифером крыши были снабжены навесами, защищающими от беспрестанно капающей сверху воды. Некоторые дома украшали естественные каменные выступы, устремленные вверх, к невидимому потолку пещеры. Эсперу доводилось слышать, что по высоте этих наростов можно судить о возрасте здания; камень растет медленно.

Нигде не встречалось ни единой живой души. Шаги Эспера и Винны гулко раздавались по пустынным улицам, словно маршировала целая армия.

– Сэр Саймен говорил, что все сефри покинули лес, даже халафолки, – вспомнил Эспер. – Однако тогда я не поверил его словам. Решил, что он преувеличивает.

– Уйти из этого города их могли заставить только очень веские причины, – заметила Винна.

– Это непредставимо, – откликнулся Эспер, указывая на вывеску, украшавшую двери одного из домов. Серебром на ней была выложена шестипалая рука, три пальца которой горели, точно свечи. – Эмблема дома Серн, – пояснил Эспер. – В течение пяти поколений ни один из представителей этого клана не поднимался наверх. По крайней мере, так мне рассказывали. Существует много подобных кланов, я наверняка знаю не обо всех.

– Может, нам стоит обыскать дома?

– Зачем? Искать нам следует одно – выход отсюда.

– Мы совсем забыли про греффина, – вздохнула Винна. – Как ты думаешь, он где-то поблизости?

– Не знаю. Думаю, нам лучше пройти в центр города.

Остров оказался нешироким, однако очень длинным. Эспер и Винна миновали несколько скверов, где росли деревья с бледными листьями, по виду напоминавшие папоротники, и черный тростник. По легким подвесным мостам они переходили через каналы, на тихих водах которых покачивались изящные черные гондолы, ожидавшие пассажиров, которые не придут никогда.

Через некоторое время они оказались на широкой площади, у самого большого в городе дома. Он напоминал замок – точнее, являл собой пародию на замок, ибо все его сторожевые башни и подвесные мосты не имели никакой практической цели и служили лишь украшением. В полумраке шпили и купола из зеркального камня испускали легкое свечение.

– Это дворец?

– Да. Здесь живет принц, здесь собирается его совет. Если кто-то еще остался в городе, то наверняка скрывается во дворце.

– А если кто-то действительно скрывается во дворце, так ли уж нам необходимо с ним встречаться? – заметила Винна. – Пусть себе прячется сколько угодно.

Эспер угрюмо покачал головой.

– Нет, мы обязательно должны у знать, что произошло.

– Ты забыл, что по пятам за нами гонятся какие-то люди и намерения у них самые враждебные? Они наверняка знают про этот город и могут настигнуть нас здесь.

– Все может быть. – Эспер задумался. – Ничего, это удобное место. Спрячемся в одном из домов на площади и будем наблюдать. Возможно, врагов слишком мало, чтобы обыскать все здания в городе.

– Хорошая идея, – одобрила Винна. – А то я с ног валюсь от усталости и больше всего на свете хочу хоть малость отдохнуть.

В качестве убежища Эспер выбрал неприметный четырехэтажный дом, откуда можно было без помех обозревать площадь. Дверь оказалась незапертой. Девять ведьминых огней проникли в вестибюль вслед за путниками и вместе с ними поднялись по винтовой лестнице на самый верхний этаж.

Весь этот этаж занимала спальня, облицованная лунным халцедоном. Посреди комнаты возвышалась огромная кровать под пышным балдахином, у одной из стен стояла узкая кушетка. Витые столбики балдахина украшали хрустальные шишки, испускавшие прозрачное сияние, так что помимо ведьминых огней в комнате были свои источники света. Одна из дверей вела на лестницу, другая – на крошечный балкон, откуда открывался вид на площадь. Разумеется, все вокруг окутывала темнота, однако при помощи ведьминых огней Эспер сумел разглядеть на другой стороне площади еще одно четырехэтажное здание, тоже с балконом, который находился чуть ниже того, на котором он стоял.

Вернувшись в комнату, он первым делом подтащил кушетку к широкому окну, выходившему на площадь, и задернул тяжелые шторы, оставив лишь узкую щель. Посторонний глаз не должен был заметить свет в окнах покинутого здания.

– Устраивайся здесь и не своди глаз с окна, – распорядился он. – А я пока посмотрю, не осталось ли тут какой-нибудь еды.

– Только не ходи долго.

– Я мигом.

Кладовая находилась ниже уровня площади, в каменном фундаменте, уходящем глубоко в землю.

К немалой своей радости, Эспер обнаружил, что припасов в кладовой предостаточно. Правда, хлеб был покрыт плесенью и не годился в пищу, однако Эсперу удалось отыскать множество неплохо сохранившихся продуктов – соленую рыбу, копченую оленину и окорок дикого кабана, целый круг сыра и несколько бутылей с вином.

Он отрезал по хорошему ломтю ветчины и сыра и, прихватив пару бутылок, направился наверх.

– Ты считаешь, все это можно есть без всякой опаски? – спросила Винна, увидав его добычу. – Я слыхала, что нельзя преломлять хлеб с халафолками.

Эспер усмехнулся.

– Сыр привезен из Холтмара. Вино из Средних земель, а кабана, из которого сделана ветчина, незаконно пристрелили в Королевском лесу. Единственный местный продукт это хроу – что-то вроде водяного ореха. Из него делают хлеб. Вкус отвратительный, но есть можно. Если в озере есть рыба, ее тоже едят.

Сообщив все это, он кивнул в сторону окна.

– Видела что-нибудь?

– Нет, – покачала головой Винна. – Но щель такая узкая, я могла их не заметить. – Она взглянула на Эспера, и глаза ее сверкнули молодым огнем. – Впрочем, я их совершенно не боюсь, – заявила она.

– Ты смелая девочка.

– Ничего я не смелая. И я прекрасно понимаю, что сейчас у меня достаточно поводов для страха. Честно говоря, когда я увидела тех людей у пруда наверху, у меня душа ушла в пятки. И раньше я боялась, даже тогда, когда заявила, что ни за что тебя не оставлю и домой не вернусь. Храбрилась, а у самой поджилки тряслись. А теперь – теперь весь мой страх куда-то исчез.

– Он еще вернется, – улыбнулся Эспер. – Я это знаю по опыту.

– Вот уж не думала, что ты тоже умеешь бояться, Эспер Белый. А ведь я помню тебя почти столько же, сколько себя. Когда я была маленькой девочкой, несколько раз мне доводилось видеть, как ты выходишь из леса. Ты появлялся так неожиданно, всегда один, решительный, отважный, словно герой древней легенды. – Винна резко смолкла и отвела взгляд прочь. – Интересно, что ты обо мне думаешь? – спросила она спустя несколько мгновений.

Эспер, не отвечая, наполнил вином сначала бокал Винны, потом свой собственный. Лишь ощутив на языке терпкий, чуть отдающий горечью вкус вина, он понял, как сильно хочет пить.

– Я боялся тебя.

– Это я уже поняла, – откликнулась девушка.

Эспер подошел к окну и взглянул в щель между шторами. На площади внизу царили мертвая тишина и ничем не нарушаемое спокойствие. Винна, встав у него за спиной, тоже посмотрела на безмолвную площадь.

– И все же, куда они подевались? Где халафолки?

Эспер пожал плечами.

– Возможно, ушли в горы. Или решили переправиться на ту сторону восточного моря. – Он еще раз отхлебнул из своего бокала. Вино наполнило желудок приятным теплом. – Прошлым вечером я был слишком груб, – смущенно пробормотал он. – Поверь, я не хотел тебя обидеть.

Глаза его встретились с удивленным взглядом Винны.

– Оказывается, ты умеешь не только испытывать страх, но и просить прощения, – улыбнулась она. – Да, Эспер, воистину для меня сегодня день открытий. Никогда бы не поверила, что ты способен извиниться. А расскажи мне кто об этом, подняла бы на смех.

– Я это плохо умею, – пробурчал себе под нос окончательно смутившийся Эспер.

– Тут не поспоришь. Но все равно, так и быть, я тебя прощаю.

Эспер, не зная, что на это сказать, отхлебнул еще вина и протянул руку к сыру. Неожиданно дыхание Винны стало глубоким и звучным, зрачки расширились.

– Что случилось?

Он ощутил, как горячие руки девушки обхватили его спину.

– Что случилось? – растерянно повторял Эспер. – Ты что-то увидела? Или услышала?

Ее лицо оказалось совсем близко от его лица, на нежных губах блуждала улыбка.

– Какой же ты недогадливый, Эспер, – промурлыкала она. – Ужасно недогадливый.

– Винна, я хотел всего лишь…

Внезапно он осекся, ощутив, как приятна близость этого молодого упругого тела. С тех пор как он ощущал нечто подобное, прошла целая вечность. Впрочем, нет. Всего несколько недель назад эта девушка впервые прижалась к нему. Тогда ее губы коснулись его губ.

Он вовсе не собирался целовать ее. Напротив, он твердо знал, что сейчас им не до подобных забав. Но сочные губы Винны манили его неодолимо. Неожиданно для самого себя он припал к ним, жадно и неуклюже, словно мальчишка, впервые оказавшийся наедине с женщиной.

Они медленно раздевали друг друга, груда одежды на полу росла, а вездесущие губы и пальцы нетерпеливо ласкали обнажившиеся тела. Однако тревожный колокольчик в мозгу Эспера не затихал. Даже сейчас он помнил, что по темным улицам за стенами этого дома бродят враги.

И все же тревога неуклонно отступала под натиском горячей и сладкой волны.

Два тела слились воедино, ноги переплелись, и в течение долгого, бесконечно долгого мгновения Эспер не мигая смотрел в глаза Винны. Казалось, он утонул в бездонной глубине ее зрачков. Она тоже смотрела на него не отрываясь и тихонько поглаживала по шершавой небритой щеке.

Позднее, когда все кончилось и они, утолив любовный голод, лежали в объятиях друг у друга, Эспер, лаская шелковистый живот Винны, никак не мог поверить, что испытал наяву подобное наслаждение.

Но колокольчик тревоги вновь дал о себе знать. Эспер сел и выглянул в окно.

– Ну, что там? Армия сефри идет по нашим следам? – равнодушно спросила Винна, все еще пребывавшая в блаженной истоме.

– Никого не видно. Но они могли пройти через площадь не меньше десяти раз за то время, пока мы с тобой…

– Да, заниматься этим сейчас было не слишком разумно. Вот уж верно, ты не умеешь выбирать подходящее время.

Эспер беспомощно пожал плечами.

– Может быть, это самый разумный поступок, который я совершил за всю свою жизнь.

Винна рассмеялась и поцеловала его.

– Это было здорово. Но больше не говори ни слова. О таких вещах лучше молчать, иначе все испортишь. А я хочу побыть счастливой – хотя бы немного.

– Ты права, – кивнул Эспер и вновь устремил взгляд в окно.

– Но, Эспер, я вовсе не хочу, чтобы ты был нем, как рыба. Поговори о чем-нибудь другом – иначе я, того и гляди, засну.

– Хорошая идея. Отдохни, а я буду нести дозор. Потом поменяемся.

– Но я не хочу сейчас спать. Я хочу смотреть на тебя. Хочу слышать твой голос. Скажи, как по-твоему, кто они такие? Эти люди, что нас преследуют. И что им от нас надо?

– Судя по твоим словам, они одеты, как сефри.

– Знаешь, я вспомнила кое-что еще. У одного из них на глазу была черная повязка.

– Что? Почему же ты молчала раньше?

Эспер вскочил и схватил девушку за плечи.

– Эспер, ты с ума сошел. Отпусти, мне же больно.

– Черная повязка! А на каком глазу, ты не помнишь?

– Не помню! Я ведь видела его всего пару секунд. Эспер, что случилось? Ты знаешь этого одноглазого?

Эспер выпустил Винну и махнул рукой.

– Может, и знаю. Но я не уверен!

– Клянусь всеми святыми, Эспер, на тебя страшно смотреть! У тебя такое лицо, словно… – Винна осеклась, не договорив. – Это как-то связано с ней, верно? – догадалась она. – С твоей покойной женой?

– Винна, я сам ничего не знаю. Мне надо подумать.

– Подумай, подумай. Тоже мне, мыслитель нашелся.

В голосе девушки звенела откровенная обида – Эспер почувствовал это, хотя сейчас ему было вовсе не до настроения Винны.

– Ты, как всегда, была права, Винна, – примирительно заметил он. – Не зря ты опасалась, что я все испорчу. Как видишь, мне это удалось, и очень быстро.

Не удостоив его ответом, Винна поднялась, завернулась в простыню и направилась к кровати.

– Если ты не хочешь говорить об этой женщине, я понимаю твои чувства, – раздался оттуда ее голос. – Но тот человек, одноглазый. Кто он такой? Не забывай, Эспер, он пытался убить меня.

– Иди сюда, – позвал он.

Винна помешкала, но потом спрыгнула с кровати и неспешно приблизилась к нему. Эспер порывисто сжал ее в объятиях.

– Мою жену звали Керла, и она принадлежала к клану Нери. Встретились мы… впрочем, это неинтересно. Тогда мы были очень молоды и не придавали значения подобным вещам…

– Не говори загадками, Эспер. Чему вы не придавали значения?

– Что люди и сефри не могут жить вместе. Не могут рожать детей. Не боялись, что клан Нери отречется от Керлы и лишит ее своей защиты. Не боялись, что останемся одни во всем мире.

– Одни во всем мире? Это звучит очень романтично.

– На первых порах это и в самом деле было романтично. А потом начались трудности. Ей, конечно, пришлось тяжелее, чем мне. У меня никогда не было своего клана, лишь матушка Джесп. И Керла стала первым человеком… который принадлежал лишь мне одному.

– Ты любил ее.

– Да. Я ее любил.

– И этот человек с черной повязкой на глазу… Он…

Винна запнулась, не решаясь выговорить свою догадку.

– Он ее убил, – подтвердил Эспер. – Если это тот. Звали его Фенд, он изгнан из племени сефри. Ловушку он расставил для меня, а попались туда они…

– Кто они? Разве…

– Ее любовник-сефри из клана Джаспер, – перебил ее Эспер. – Поэт. Фенд застал их в постели и убил обоих. А тут как раз явился я. – Несколько секунд Эспер молчал, покусывая губу. – Он всадил мне в брюхо меч, а я выколол ему глаз. Оба мы упали. Я потерял сознание, а когда очнулся, его уже и след простыл.

– Значит, твоя жена тебе изменила. Предала тебя.

– Боюсь, я предал ее первым, – задумчиво произнес Эспер. – Каким-то образом, не знаю…

– А может, я не права и она вовсе тебя не предавала, – прошептала Винна. – У каждого из нас бывают минуты слабости. Так случилось и с ней. Но это вовсе не означает, что она тебя не любила. – Эспер хранил упорное молчание. Винна сжала его руку в своих. – А почему ты решил, что человек, которого я видела, – это именно Фенд? Разве мало на свете одноглазых?

– Я думал, что он умер. Но кто знает?

Однако в глубине души Эспер чувствовал, что не ошибся. Если бы боги, в которых верил его отец, на самом деле существовали, он решил бы, что это они подсказали ему правду.

Некоторое время они оба молчали. Винна задремала, опустив голову на плечо Эспера. Взглянув в ее юное безмятежное лицо, Эспер ощутил легкий приступ раскаяния. Наверное, эта девушка слишком молода для него, вздохнул он про себя. В год, когда он потерял Керлу, Винны еще и на свете не было.

Но тут же он ощутил, что ему не в чем винить себя. Во многих отношениях Винна куда старше и мудрее, чем он сам.

Конечно, настанет день, когда ей станет скучно рядом со старым, морщинистым лесным бирюком. Ну и что с того? До той поры он успеет узнать, что такое счастье. А потом будь что будет.

Главное сейчас – выжить. Сохранить жизнь Винны. И убить Фенда, если только это и в самом деле Фенд. Эспер не мог себе представить, что связывает закоренелого разбойника с Терновым королем и греффинами. Но он выяснит это во что бы то ни стало, а потом расквитается со своим давним врагом. На этот раз Фенду не избежать смерти.

Веки Эспера отяжелели, и он уже начал погружаться в теплый туман дремы, когда до слуха его долетело цоканье копыт по камням мостовой. Посмотрев в щель между шторами, он увидел, как целый рой ведьминых огней быстро плывет через площадь. Вспомнив, что светящиеся шары кружатся и над его головой, лесничий быстро пригнулся, и сделал это как раз вовремя. Судя по всему, всадники не успели его заметить.

– Лошади, – прошептал он. – Значит, они нашли другой путь на остров. Не через озеро.

– Может быть, это вовсе не те, кто пытаются меня убить, – подала голос проснувшаяся Винна.

– Может быть. Но вряд ли, – покачал головой Эспер.

Снизу раздался пронзительный рев охотничьего рога, и, словно повинуясь призыву, все ведьмины огни, кружившиеся в комнате, проворно вылетели из окна.

– Одевайся, – скомандовал Эспер. – Живее.

 

5. Братство

Вслед за отцом-настоятелем Стивен пересек двор и вошел в высокую узкую дверь. Обычно столь многоречивый, юноша хранил молчание, находя, что в сложившихся обстоятельствах поговорка «язык мой – враг мой» оправдывает себя, как никогда. Следуя по пятам фратекса, он пытался вспомнить все, что когда-либо читал или слышал о наказаниях, применяемых в братствах святого Декмануса. Любопытно, что его ожидает? Порка кнутом? Или многодневное заточение в келье?

– Идем, идем. Быстрее, – поторапливал его фратекс Пелл. – Сюда. – Он указал на очень низкую дверь – притолока едва доставала Стивену до пояса. – Да, да, – кивнул настоятель, встретив недоуменный взгляд юноши. – Опускайся на колени.

Стивен покорно выполнил распоряжение и на коленях втиснулся в крошечное отверстие, мысленно готовясь к самой печальной участи. Оказавшись за дверью, он прошептал про себя короткую молитву и лишь тогда решился поднять голову.

В следующее мгновение из груди Стивена вырвался вздох изумления и радости.

– К святым следует приближаться, преклонив колена, – раздался за его спиной голос фратекса Пелла. – И точно так же следует приближаться к знаниям – исполнившись великого смирения.

– Это просто сон наяву, – восхищенно прошептал Стивен. – Словно тысячи чудесных подарков ожидают, когда их откроют.

– Иди вперед, сын мой, а я последую за тобой.

Стивен, онемевший от благоговейного восторга, повиновался.

Его окружали бесценные сокровища монастырской библиотеки. Стены круглой башни, где располагалось книгохранилище, были сплошь уставлены древними томами, свитками, пергаментами и картами. Полки занимали все пространство от пола до потолка, а книги и рукописи стояли на них так тесно, что между ними нигде не проглядывала каменная кладка. Башня была поделена на четыре уровня, и на каждый из них вела деревянная лестница, которая заканчивалась узкими мостками. Благодаря этим мосткам можно было обойти башню по кругу; они служили основанием для лестницы, ведущей на следующий уровень. Подняв голову в поисках источника света, Стивен увидел, что солнце проникает сюда сквозь стеклянные панели в куполе.

Помимо полок, в библиотеке стояло множество столов, заваленных древними рукописями. Монахи, занятые их изучением и копированием, были так поглощены своим делом, что не обратили ни малейшего внимания на вошедших. К немалому собственному удивлению, Стивен заметил, что некоторые из монахов работают и на балконах, тут и там укрепленных на стенах. Вдоль стен во множестве ползали наполненные книгами корзины, которые монахи спускали и поднимали при помощи длинных веревок.

А какой здесь стоял дивный запах! Пахло чернилами и пергаментом, бумагой, мелом и воском. Ни один аромат на свете не щекотал ноздри Стивена так приятно. Он чувствовал, что светится от удовольствия, словно ребенок, которого привели в игрушечную лавку.

– Вот оно, твое наказание, – негромко изрек фратекс Пелл.

– Что вы имеете в виду, святой отец? – спросил совершенно сбитый с толку Стивен. – Как пребывание в библиотеке может быть для меня наказанием? По-моему, это лучшее место на земле.

– Главное твое прегрешение заключается в непомерной гордыне, – пояснил фратекс. – Ты полагаешь, что далеко ушел по пути познания, и в самом деле, ты сумел по нему продвинуться. Но, находясь здесь, в этом хранилище мудрости, ты будешь все время помнить о том, насколько ничтожны твои знания и как много тебе предстоит узнать. Помни и о том, что источник мудрости неисчерпаем. Да будет тебе известно, брат Стивен, – смирение является первейшей добродетелью монаха. Тебе предстоит воспитать в себе смирение и избавиться от излишней спеси. Это будет способствовать твоему духовному совершенству и сделает тебя достойным членом нашего ордена.

– Благодарю вас, достопочтенный фратекс. Я так… – От волнения Стивен вновь едва не решился дара речи. – Я так вам признателен! И полон желания немедленно взяться за работу. Но с чего мне начать? Может, вы сочтете нужным дать мне какое-нибудь задание?

– Сегодня ты можешь делать все, что угодно, – разрешил фратекс. – Полагаю, тебе нужно время, чтобы присмотреться, что к чему. Поглядеть, какими сокровищами располагает наша обитель. А завтра мы проверим, насколько ты сведущ в вадхианском диалекте. На наш монастырь возложена обязанность перевести несколько древних манускриптов. Это одна из причин, по которой я так стремился тебя заполучить.

– Вы хотите сказать, что именно благодаря вашему желанию…

– Иди же, сын мой, – не дослушав, прервал его фратекс Пелл. – Увидимся в часовне, во время вечерней службы.

– Привет. Ты, должно быть, новый послушник.

Стивен нехотя поднял голову от книги, на которую набросился с голодной жадностью, и увидал, что перед ним стоит молодой человек с приятным лицом и коротко подстриженный каштановыми волосами.

– Да, брат мой. Я прибыл в монастырь сегодня.

Стивен бережно закрыл книгу и встал, чтобы приветствовать подошедшего. При этом выяснилось, что он на целую голову ниже чрезвычайно рослого незнакомца.

– Меня зовут Стивен Даридж.

– А меня Десмонд Спендлав.

– Да ты из Виргеньи!

– Так оно и есть, – кивнул головой Десмонд.

– Из какого же района?

– До того как поступить в монастырь, я жил к северу от Квика, на реке Нери.

– О, я отлично знаю эти места! – оживился Стивен. – Когда я был мальчишкой, мы часто плавали по реке Нери на лодке. Спускались до самого Приморского Четера. Иногда останавливались в маленьком городке – там еще на главной площади стоит статуя свиньи и…

– Этот городок называется Уайльдастон. Деревня, где я вырос, находится от него совсем близко.

– Понятно, – расплылся в улыбке Стивен. – Рад с тобой познакомиться, Десмонд Спендлав.

– Я смотрю, ты уже совсем освоился в нашем хранилище?

– Ну, не то чтобы совсем, – усмехнулся Стивен. – Стоило мне подойти к первой полке, я наткнулся на эту книгу и уже не смог от нее оторваться. Представляешь, это подлинники «Амена Тирсон». Нечто вроде географического описания этой местности со времен…

– Со времен, предшествующих Гегемонии, – подхватил Спендлав. – Я хорошо знаком с этим трудом. Честно говоря, во время учебы в Пеннивайском колледже я даже написал исследование, посвященное «Амена Тирсон».

– Вот как? Тогда прости мне мою самонадеянность. Как видно, я неисправим. Отец-настоятель только что преподнес мне урок смирения и скромности, а я тут же принялся вновь кичиться своими знаниями и поучать тебя.

– Право, все это ерунда. Не обращай внимания. Расскажи лучше, как встретил тебя старикан. Бьюсь об заклад, он проделал с тобой свой обычный номер с вязанкой хвороста!

– Обычный номер? Что ты имеешь в виду?

– Ему заранее известно о всяком, кто направляется в наш монастырь. И большинство новых послушников он встречает лично – думаю, ты сам имел возможность узнать каким именно образом.

– О, так он заставляет тащить хворост всякого новичка. Это что, вроде испытания?

– Да. Но ты хотел рассказать что-то об «Амена Тирсон», – указал на древнюю книгу Спендлав.

– Я всего лишь хотел заметить, что этот вариант отличается от того, с которым я имел дело.

– Но разница не столь уж значительна. Правда, глава, посвященная деревьям и кустарникам, произрастающим на этих землях, в данном варианте более подробная, – уточнил Спендлав.

– Нет, меня больше заинтересовало другое. В этой рукописи представлен список древних святилищ, о которых я никогда не слышал, и указано их местонахождение.

– Конечно, здесь много внимания уделяется святилищам, воздвигнутым в честь святого Декмануса.

– Да, но не только. В исследовании встречается много названий, которые…

– Да, я знаю, – пожал плечами Десмонд. – Но все эти святилища в настоящее время утратили силу. К тому же в большинстве своем они затеряны в лесной глуши и добраться до них вряд ли возможно.

– Но все же это очень странно, – заметил Стивен. – Совсем недавно я узнал об убийствах… – Он осекся и хлопнул рукой себя по лбу. – Ох, да простят святые мою беспечность! Я совсем забыл! Столько сразу всего навалилось – сначала пришлось тащить эту тяжеленную вязанку, потом выяснилось, что простоватый старый монах – не кто иной, как сам отец-настоятель. Конечно, у меня все из головы вон. А об этом наверняка следовало рассказать фратексу.

– Да о чем ты? – спросил недоумевающий Десмонд.

– В Королевском лесу недавно были убиты люди. Много людей.

– Что ж в этом удивительного? В этом лесу полно разбойников, и убийства совершаются там частенько.

– В том, что там полно разбойников, я убедился на собственной шкуре. Но тут виноваты не они. В одном из старых седосов был совершен кровавый ритуал. Нечто вроде жертвоприношения. Судя по всему, в нем принимали участие какие-то чудовища.

– Чудовища? – хмыкнул Спендлав. – Ну, раз речь зашла о злодействах, совершенных чудовищами, значит, дело не обошлось без старого сэра Саймена из замка Тор Скат.

– Да, именно от него я и услышал об этих жутких убийствах.

– Тогда понятно. Должен тебя предупредить, сей почтенный старый рыцарь известен своей склонностью… скажем так, к некоторым преувеличениям. Пару недель назад он прислал к нам своего человека – предупредить, что в лесу хозяйничают некие злые силы. Мы не особенно встревожились, но все же выставили дополнительные дозоры – так, на всякий случай. Отец-фратекс даже направил донесение прайфеку в Эслен. Однако пока ничего не случилось. О чудовищах ни слуху ни духу. И монахи, которые ходили в лес искать тебя, не встретили ровным счетом ничего подозрительного.

– Честно говоря, история, которую он рассказал, мне тоже показалась невероятной, но…

Стивен смолк, не договорив. Сэр Саймен и правда видел нечто страшное, в этом у Стивена не было никаких сомнении. Однако он не мог передать свою уверенность новому товарищу.

Неотесанный и грубоватый лесничий отправился на место жуткого происшествия в одиночестве, пренебрежительно отказавшись от помощи Стивена. И кто бы там ни убил этих людей, Эспер Белый наверняка разделается со злоумышленниками. Разумеется, Стивен сообщит фратексу обо всем, что слышал, и этим его участие в расследовании кровавого жертвоприношения ограничится. Он с чистой совестью сможет приняться за свое любимое дело – изучение древних рукописей.

– Пошли, – дружески хлопнул его по плечу Десмонд. – Довольно корпеть над книгами. Скоро начнется вечеря. Пойдем, прогуляемся немного. Я так полагаю, фратекс рассказал тебе далеко не все о жизни и обычаях нашего монастыря.

Стивен бросил на пожелтевшие страницы рукописи взгляд, полный тоски и вожделения, однако кивнул в знак согласия. Убрав ветхие пожелтевшие листы в специальный ящичек из кедра и поставив его на полку, он подошел к Десмонду.

– Я готов! – сообщил он.

За стенами библиотеки уже повеяло вечерней прохладой. Вдалеке раздавалось мычание коров, сверчки начали свои ночные серенады, а лягушки в болотистых низменностях старательно выводили собственную нестройную мелодию. На востоке зажглась первая звезда, сверкая, как драгоценность на темном бархате неба, а на западе еще догорали последние отблески заката. Внизу, там, где кончались виноградники и зеленые ковры пастбищ, темнела мрачная громада леса. Стивен и Десмонд стояли у стен монастыря, в узких окнах которого зажглись неяркие огоньки свечей.

– Иногда здесь устраивается паломничество к храму Святого Десмонда, – сообщил Десмонд. – Путь от нашей часовни до святилища занимает около двух дней.

– И ты принимал участие в подобных паломничествах?

– А как же иначе. Скоро ты и сам сможешь отправиться к храму. Судя по тому, что мне довелось услышать, ты отнюдь не относишься к числу обычных послушников. Значит, таинства откроются перед тобой быстрее, чем перед остальными.

– Я вряд ли заслуживаю подобной чести.

– Да. Ты ее не заслуживаешь.

Жесткий ответ прозвучал неожиданно, как гром среди ясного неба. В голосе Десмонда послышались металлические нотки. Взглянув на своего спутника, Стивен увидел, что его лицо утратило всю приветливость и стало непроницаемым и суровым.

– На все есть определенный порядок, – сквозь зубы процедил Десмонд. – Или, по крайней мере, должен быть. Моя обязанность – следить, чтобы этот порядок не нарушался. Ты понял меня?

Испуганный Стивен понял лишь одно – в обществе Десмонда ему стало не по себе. Он подался назад и пролепетал:

– О чем ты?

Губы Десмонда раздвинулись в улыбке, которую никак нельзя было назвать приятной. Стивен сделал еще несколько шагов назад, лихорадочно соображая, не пуститься ли ему наутек. Пятясь, он столкнулся с другим монахом. То был брат Льюис, здоровенный детина, тот самый, что у ворот монастыря с такой поразительной легкостью подхватил огромную вязанку фратекса. Стивен попытался отскочить в сторону, однако громадный монах схватил его в охапку.

Извиваясь ужом, Стивен испустил вопль, но в то же мгновение мясистая ладонь закрыла ему рот. От ладони исходил запах сена и коровьих лепешек.

– Ты у нас новичок, – невозмутимо продолжал Десмонд. – И, как я уже сказал, тебе следует кое-что узнать о заведенных у нас порядках и обычаях. Запомни первое правило: никого не волнует, кто ты такой и из какой ты семьи. О прошлом можешь забыть. В монастыре твоя жизнь начинается с чистого листа. Здесь я – твой отец, твой брат и твой лучший друг. И я помогу тебе вынести все испытания, которые выпадут на твою долю. Однако ты должен мне верить. Верить беспрекословно. Иначе пеняй на себя.

– Отец-настоятель полагает, что ты отличаешься выдающимися способностями и познаниями, – звучал в ушах у Стивена размеренный голос Десмонда. – Но всем нам на это ровным счетом наплевать. Тебе придется доказать нам что ты не полное ничтожество. А если вдруг с тобой выйдет неприятность и ты по неосторожности напорешься на вилы или свалишься с крутой лестницы, или съешь ядовитый гриб, высокое мнение фратекса вряд ли тебе поможет. Только в том случае, если ты придешься по нраву братии, подобные несчастные случаи не будут тебе угрожать. Надеюсь, я выражаюсь достаточно ясно?

Вокруг них постепенно собирались другие монахи – их насчитывалось уже не менее десятка. Капюшоны у всех были опущены, так что Стивен не мог разглядеть ни одного лица. Разумом Стивен прекрасно понимал, что сопротивление бесполезно, однако все его существо отказывалось с этим смириться. Со времен столкновения с разбойниками самая мысль о подчинении чужой грубой силе была ему отвратительна. И все же железная хватка брата Льюиса оставалась невыносимой реальностью. Испуг и злость туманили рассудок юноши, мешали ему решить, как лучше поступить в столь неудачно сложившихся для него обстоятельствах. Глаза застилали слезы.

– Брат Льюис, убери руку, позволь брату Стивену сказать, понял ли он меня.

Мясистая ладонь, зажимавшая рот Стивена, исчезла.

– Я понял… Все понял, – тщетно пытаясь унять дрожь в голосе, выдавил из себя Стивен.

Десмонд одобрительно кивнул.

– Твой ответ кажется мне искренним, брат Стивен. Однако я знаю тебя не слишком хорошо и не могу быть уверен, что ты не кривишь душой. А ты не слишком хорошо знаешь меня. И наверное, все еще не можешь решить, стоит ли мне доверять. Так что нам придется устроить для тебя небольшой урок.

Он кивнул головой, и все остальные монахи сгрудились вокруг несчастной жертвы. Стивен вновь попытался закричать, однако в рот ему воткнули кляп. Затем с юноши стащили рубашку, а руки и ноги прижали к земле, лишив возможности отбиваться. Стивену оставалось лишь безропотно лежать лицом вниз.

– Слушай же урок, – раздался над ним голос Десмонда по-прежнему спокойный и невозмутимый. – Каждый, кто вступает в наше братство, должен впитать в себя семь добродетелей. И первая из них – верность товарищам. Запомни: у нас один за всех, и все за одного.

В ту же секунду сильнейший удар обрушился на обнаженную спину Стивена и едва не переломил ему хребет. Охваченный животным ужасом, юноша застонал, но кляп заглушил его стоны.

– Вторая наша добродетель – целомудрие.

И вновь жгучая боль обожгла спину Стивена, и из его глаз брызнули слезы.

В чем состоит третья добродетель члена монашеского братства, Стивену так и не суждено было узнать. На свое счастье, он потерял сознание. Очнувшись, Стивен услышал над самым ухом тихий и вкрадчивый голос Десмонда:

– Я оставил тебе чистую одежду и тряпку. Внизу, у подножия холма, есть колодец. Вымойся, приведи себя в порядок и приходи к вечерней трапезе. Садись за один стол со мной. И никому ни слова о том, что здесь произошло. Ни слова. Иначе тебе придется горько пожалеть. Ведь истинных добродетелей, как ты знаешь, вовсе не семь, а семь раз по семь. И тебе придется заучить их все на своей шкуре.

Кто-то вытащил кляп из рта Стивена. Мучители удалились, а Стивен лежал, распростертый на земле, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Сама мысль о том, чтобы встать, доставляла ему страдания.

 

6. Матушка Гастия

– Как ты думаешь, нас заметили? – прошептала Винна.

– Скорее всего, – откликнулся Эспер, торопливо натягивая штаны. – Ты же видишь ведьмины огни. Кто-то позвал их, и они нас выдали. Теперь те люди, внизу, знают, где мы прячемся.

– А может, шары вовсе не собирались нас выдавать? И полетели вниз потому, что там больше людей?

– Вряд ли. Меня смущает внезапность их рывка. И этот звук рога. Если одноглазый и правда Фенд, он должен владеть некоторыми приемами черной магии. Не сомневаюсь, ему легко приручить ведьмины огни. Ладно, одевайся. Времени у нас мало.

Застегивая штаны, Эспер беззвучно проклинал себя на чем свет стоит. Совсем недавно казалось, что ради наслаждения, которое они доставили друг другу, стоит рискнуть жизнью. Теперь наступило отрезвление. Как он, человек в зрелых летах, мог вести себя столь безрассудно? Если бы только знать наверняка, что один из их преследователей – Фенд, которого он вот уже столько лет ненавидит лютой ненавистью…

– Я готова, – почти беззвучно выдохнула Винна.

Судя по лучистому безмятежному взгляду, она не испытывала ни малейшего страха.

– Пошли, – кивнул головой Эспер. Прежде чем покинуть комнату, он отвинтил от столбиков балдахина две светящиеся хрустальные шишки и вручил одну из них Винне. – Толку немного, – пояснил он, – но теперь, когда ведьмины огни улетели, это лучшее, что есть. Иди за мной.

С этими словами он вышел на балкон. Вокруг царила кромешная тьма, и слабый свет, испускаемый хрустальными шишками, был не в состоянии ее разогнать. Эспер подбросил хрустальное украшение на ладони, пытаясь припомнить, где находится балкон стоящего напротив дома. А потом он метнул шишку в воздух.

Та ударилась о противоположный балкон с нежным серебряным звоном и, разлетевшись на части, испустила целое облако мерцающего света. Благодаря этому Эспер и Винна сумели как следует разглядеть балкон, окруженный литой решеткой в виде змей с коронами на головах и птичьими хвостами.

– Сможешь перепрыгнуть? – спросил Эспер у девушки.

Она смерила расстояние взглядом и кивнула головой.

– Смогу.

– Тогда прыгай. И не мешкай, через несколько мгновений свет исчезнет. Когда окажешься там, осмотрись по сторонам и сообрази, как лучше бежать – вверх, вниз или выскочить в окно. Я скоро тебя догоню.

– Что ты задумал, Эсп?

– Хочу заклинить дверь на лестницу. Может, они решат, что мы все еще в спальне.

Винна понимающе кивнула, глубоко вздохнула и прыгнула. В ту же секунду Эспер осознал, что совершил ошибку, обрекая девушку на столь опасное испытание. Разумеется, Винне никогда в жизни не приходилось совершать подобных рискованных прыжков, и она с такой готовностью согласилась на это лишь потому, что не хотела уронить себя в его глазах. Ноги девушки благополучно коснулись балкона, однако она зацепилась за перила, потеряла равновесие и беспомощно замахала руками, стоя спиной к улице. Низкая решетка – единственная преграда, не позволяющая Винне упасть, доходила ей всего лишь до колен, и в течение нескольких томительных мгновений казалось, что девушка неминуемо рухнет на булыжную мостовую. Эспер затаил дыхание, кусая губы, чтобы сдержать рвущийся из горла крик. Кровь бешено стучала у него в висках, пальцы судорожно сжимали пустоту. Он уже готов был прыгнуть вслед за Винной, в отчаянной надежде оказаться на балконе прежде, чем девушка упадет, и подхватить ее. Но в эту секунду Винне удалось выпрямиться и отойти от решетки.

Она повернулась к Эсперу, махнула рукой, раздвинула дрожащие губы в неуверенной улыбке и дернула за ручку балконной двери. Дверь послушно распахнулась. Винна обернулась еще раз, одними губами шепнула: «Поспеши» – и проскользнула в комнату.

Эспер облегченно вздохнул, вытащил топор и кинжал и стремглав бросился в спальню. Пытаясь усилием воли расслабить затвердевшие от напряжения мускулы и выровнять дыхание, он на цыпочках вышел на лестницу, по которой они с Винной поднялись несколько часов назад.

Теперь, когда у него не было ни ведьминых огней, ни хрустальных шишек, в доме стоял непроглядный мрак. В ноздри Эсперу ударил запах прелых листьев.

Он остановился на верхней площадке и прислушался. Ни единого звука не донеслось до его ушей. Возможно, он ошибся, пронеслось в голове у Эспера. Возможно, преследователи не догадались, где они скрываются. Он начал спускаться вниз, бесшумно, как ночной туман.

На следующей площадке он снова остановился и навострил уши. В этот раз он расслышал не только собственное приглушенное дыхание.

Эспер закрыл глаза, разглядеть что-нибудь в кромешной тьме все равно не представлялось возможным. Но с закрытыми глазами ему было легче сосредоточиться. Он медленно, глубоко вдохнул, наполнив легкие воздухом, лишенным каких-либо запахов, кроме запаха пыли. Похоже, ему померещилось. Ни один звук не нарушал мертвую тишину. Однако Эспер по-прежнему не двигался, замерев в ожидании.

А потом он понял, что рядом дышит кто-то еще. Дыхание незнакомца было совершенно беззвучным, однако Эспер ощутил легкое дуновение на своем лице.

Не мешкая ни секунды, Эспер наугад нанес удар кинжалом и почувствовал, что лезвие встретило сопротивление стальной кольчуги. В темноте раздался звук, напоминающий глухое рычание, и, судя по усилившемуся движению воздуха, противник Эспера сменил позицию. Эспер повернулся, пытаясь схватить невидимого врага за руку, и на спину ему обрушился удар. Соперник испустил довольный крик, и это помогло Эсперу сориентироваться и понять, где же голова врага. Под ударом топора зазвенел стальной шлем, и Эспер с размаху вонзил кинжал туда, где, по его предположениям, находилось обнаженное горло. Он правильно выбрал направление удара: стон и бульканье крови, раздавшиеся в темноте, подтвердили это.

Неожиданно Эспер ощутил сильнейший толчок в грудь, пришедшийся всего в нескольких дюймах от солнечного сплетения. Из глаз у него посыпались искры, он согнулся пополам, увидел прочное древко и с содроганием осознал, что из груди у него торчит копье, на которое по-прежнему налегает невидимый противник. Эспер не знал лишь, насколько глубоко острие ушло в его тело.

Он подался назад, не давая сопернику возможности вонзить копье глубже, и, изловчившись, замахнулся топором. Лезвие погрузилось в мясистую человеческую плоть, до слуха Эспера донеслось злобное бормотание. Враг перестал налегать на древко, и копье вышло из груди Эспера. Это тоже причинило боль, такую острую, что у него задрожали и подогнулись ноги. Волей-неволей он опустился на четвереньки, и это спасло от неизвестного метательного снаряда, который просвистел над головой и ударился о стену, выбив сноп желтых искр.

Вспышка света на несколько мгновений разогнала мрак и Эспер успел подняться, броситься к врагу и перерезать ему глотку. Он швырнул в лестничный проем сотрясаемое предсмертными судорогами тело и услышал, как внизу кто-то недовольно заворчал, словно от удара.

– Идиоты проклятые! – раздался злобный голос с нижних ступеней лестницы. – Я же велел вам ждать его здесь.

Внезапно лестницу залил свет – целый рой ведьминых огней, подобно мухам, окружил Эспера. В их рассеянном сиянии он разглядел, что уложил троих сефри – двое, несомненно, были мертвы, а третий корчился на ступеньках и пытался остановить кровь, хлеставшую из наполовину отрубленной руки.

Снизу по лестнице на Эспера надвигались еще четверо. Глаз одного из них скрывала черная повязка. Эсперу не было нужды вглядываться в его лицо, дабы убедиться, что это Фенд. Он сразу узнал голос своего заклятого врага.

Эспер сжал древко копья, готовясь к смертельному броску. Прежде чем его прикончат, он наконец убьет Фенда.

Но если Эспер промахнется, Винне конец. Фенд непременно настигнет девушку, и тогда ей несдобровать. А если удар копья поразит мерзавца, спутники Фенда все равно разделаются с Эспером, а потом поймают Винну. Так или иначе, девушке не миновать смерти.

Все эти соображения молнией пронеслись в голове Эспера. В следующее мгновение он схватил копье и устремился вверх по лестнице, залитой светом ведьминых огней. Оказавшись на верхней площадке, он захлопнул дверь в спальню, запер ее на засов и заклинил при помощи кинжала.

Коснувшись своей груди, он ощутил, как пальцы мгновенно стали мокрыми и липкими. В тусклом свете ведьминых огней он не мог определить, насколько глубока рана. Конечно, можно было измерить ее глубину, сунув туда палец, однако это причинило бы Эсперу новую боль, а он и так едва держался на ногах. Сейчас приходилось беречь последние силы.

Стараясь не обращать внимания на рану, он выскочил на балкон и, по примеру Винны, перепрыгнул на балкон соседнего дома, где его ожидала встревоженная девушка.

– Что ты так долго возился? – спросила она.

– Я убил нескольких. Остальные идут за нами следом. Надо спешить. Ты нашла выход?

– Подожди-ка, – сказала Винна и указала на огромную корзину, в которой посверкивали осколки стекла.

– Там, в комнате, было множество хрустальных ваз. Я их все расколотила. Пусть-ка эти мерзавцы попробуют прыгнуть вслед за нами. Думаю, их ожидают приятные ощущения, – усмехнулась она, высыпая на балкон содержимое корзины.

– Хорошая мысль, – довольно хмыкнул Эспер. Сообразительность Винны заставила его испытать приступ гордости. – А теперь идем.

– Нам ни к чему спускаться вниз, – сообщила девушка. – По-моему, я нашла путь лучше. В темноте мне не удалось разглядеть все как следует, но теперь, когда ведьмины огни вернулись, мы сможем двигаться увереннее.

Вслед за Винной Эспер подошел к следующему окну. Остроконечные крыши, покрытые черепицей, были совсем близко.

Подтянувшись на руках, они вылезли на крышу – сначала Винна, потом Эспер, и, вскарабкавшись по крытому шифером склону, оказались у самого основания остроконечного шпиля. Светящийся эскорт ведьминых огней мог выдать беглецов в любую минуту, и они пытались устроиться так, чтобы шары скрывались за шпилем. Эспер огляделся по сторонам. Перепрыгнуть на крышу соседнего дома не составляло труда – от края кровли, где они находились, ее отделяло всего несколько шагов. Однако крутой скат крыши делал прыжок чрезвычайно опасным.

Тем не менее они благополучно перескочили на соседнюю кровлю и двинулись дальше, совершая прыжок за прыжком.

К несчастью, силы Эспера стремительно таяли. С каждой минутой его голова кружилась все сильнее. Когда беглецы приблизились к краю четвертой крыши, дрожащие ноги подвели Эспера и он поскользнулся. Схватиться за гладкий шифер не удалось, и лесничий сорвался вниз, однако его спас балкон верхнего этажа – падая, Эспер зацепился за решетку и сумел удержаться.

К тому времени как он перелез через решетку и немного отдышался, Винна успела спуститься на балкон.

– Тебя что, ноги не держат? – начала она выговаривать дрожащим от пережитого волнения голосом. – Или ты… Храни нас святые заступники, да у тебя кровь хлещет!

– Думаю, скачков по крышам с нас достаточно, – хладнокровно изрек Эспер. – Пожалуй, стоит спуститься на улицу.

– Но у тебя кровь хлещет, – повторила Винна.

– Все нормально. Сейчас нам некогда обсуждать это. Надо быстрей уносить ноги. Искать выход отсюда. Надеюсь, им скоро надоест за нами гоняться.

«Если только Фенд не догадался, кого они преследуют, – добавил Эспер мысленно. – Знай он только, что у него есть шанс разделаться со мной, ни за что не бросит погоню».

– На этот раз мы попытаемся отыскать укромное местечко, где нет окон, – сказал Эспер вслух.

Вдалеке вновь раздался звук охотничьего рога. Не обращая никакого внимания на проклятия, которыми осыпал их Эспер, все ведьмины огни одновременно подскочили вверх. Снизу могло показаться, что на балконе забил сверкающий фонтан. Указав, где находятся беглецы, шары-предатели вновь закружились над головами Эспера и Винны, подобно стае голодных пчел.

Эспер ничего не сказал, да в этом и не было надобности – поведение шаров было слишком красноречиво.

– Пошли вниз, – поторопила Винна.

Стоило им оказаться на улице, как до слуха долетел цокот копыт. Впрочем, Эспер не мог определить, откуда именно доносился этот звук. Дома стояли на улицах слишком тесно, к тому же сам город находился в пещере, поэтому эхо творило здесь настоящие чудеса и могло ввести в заблуждение кого угодно. Эспер с Винной пустились бегом, наугад сворачивая с улицы на улицу. Однако ноги плохо слушались Эспера, и он едва волочил их. Возможно, копье, которым его ранили, было отравлено – это подозрение приходило ему на ум все чаще.

– Куда теперь? – спросила Винна, когда они оказались на перекрестке.

На пересечении двух улиц возвышался столб, увенчанный вырезанной из камня головой с четырьмя лицами – у всех четверых были выпученные рыбьи глаза.

– Проклятье! – пробормотал себе под нос Эспер. – Выбирай сама.

– Эспер, я вижу, тебе совсем плохо. Ты того и гляди упадешь. Скажи, ты серьезно ранен?

– Не знаю, – отрезал Эспер. – И хватит об этом. Решай лучше, куда нам бежать.

Ведьмины огни снова оставили беглецов, и теперь темноту вокруг разгонял лишь тусклый свет уцелевшей хрустальной шишки, которую Винна по-прежнему сжимала в руке.

Девушке пришлось выбрать поворот по собственному усмотрению. Потом она сделала это еще и еще раз. В какой-то миг Эспер полностью потерял представление о том, что происходит. Когда же его сознание вновь прояснилось, выяснилось, что он лежит на булыжной мостовой. Перед самым носом качался обтрепанный край юбки Винны. Рядом раздавался тихий плеск воды. С трудом приподняв голову, Эспер увидал, что лежит на берегу канала.

Ведьмины огни вновь кружились над головой.

– Вставай же, идиот несчастный. Нашел время лежать, – донесся до него сердитый голос Винны.

Эспер уловил в нем нотки страха, граничившего с паникой.

Вцепившись в руку девушки, он приподнялся и сел.

– Винна, тебе придется идти без меня, – едва ворочая языком, выговорил он.

– На это можешь не рассчитывать, – огрызнулась Винна. – Здорово придумал, ничего не скажешь. Он тут будет лежать, отдыхать и нежиться, а я носись одна по этой проклятой пещере.

– Винна, беги, прошу тебя. Иначе нам обоим конец. Они идут за нами по пятам. А я не хочу, чтобы Фенд… Чтобы он опять убил женщину, которую я… – Эспер осекся и сжал руку Винны, увидав, что в дальнем конце улицы появился какой-то громадный темный силуэт. – Отвернись, – приказал Эспер. – Не смотри туда. Не смотри ни в коем случае.

Он вытащил топор, пытаясь использовать его отточенное до блеска лезвие в качестве зеркала. Однако топор покрывали пятна запекшейся крови, и Эсперу удалось разглядеть лишь мутное желтое свечение.

Однако он не сомневался: в конце улицы появился не кто иной, как греффин – исполинский, размерами превосходящий лошадь. Он ощущал, как испускаемые греффином ядовитые лучи касаются его кожи.

– Это греффин? – испуганно выдохнула Винна.

Хвала святым, она беспрекословно выполнила его распоряжение и даже не пыталась взглянуть на чудовище.

– Да. Спускайся к каналу. Попробуй уйти вплавь. И не оглядывайся.

– Спускайтесь к каналу оба. Конечно, вы можете поплавать, если у вас есть такое желание. А можете воспользоваться моей лодкой.

Голос, донесшийся до слуха Эспера, был очень странным – хрипловатым, даже скрипучим. Такой обычно бывает у людей, которым приходится слишком много говорить. А еще у людей, которым не с кем поговорить вообще. Эспер вперил глаза в темноту и у самой кромки канала с трудом различил легкую гондолу, в которой скрючился человек в плаще с капюшоном.

Эспер не знал, как ответить на неожиданное предложение, однако Винна приняла решение без лишних размышлений. Пыхтя от напряжения, она подтащила Эспера к берегу канала и погрузила в лодку, а потом, не теряя времени, прыгнула туда сама.

Неведомый спаситель взялся за весла, и гондола плавно двинулась по каналу. В то же мгновение с берега раздался низкий рокочущий звук – поначалу едва слышный, он внезапно обрел пронзительность, от которой едва не лопались барабанные перепонки. Эспер ощутил, как его желудок болезненно сжался и устремился к горлу.

Винна начала всхлипывать, потом закашлялась, потом перегнулась за борт лодки и ее вырвало.

Тем временем гондола вошла под темные своды. Эспер поначалу решил, что это мост, однако арка оказалась невероятно длинной, она тянулась и тянулась, подобно бесконечному мрачному коридору. Возможно, это преддверие ада, подумал Эспер. Возможно, впереди их ждет мертвый мир, покрытый тяжелой серой пылью. Но рука Винны нежно сжала его руку, прогоняя все опасения, и постепенно лесничий провалился в глубокое, сладкое забытье.

Разбудила его тупая боль в груди, а еще – осторожное прикосновение чьих-то пальцев к щеке и знакомый запах травяного чая, приятно щекочущий ноздри. Эспер попытался открыть глаза, но выяснилось, что это невозможно. Казалось, ресницы смазаны клеем. – Он скоро будет здоров, – раздался тот самый хриплый старческий голос, что пригласил их садиться в лодку.

– Да, он очень сильный, – откликнулся голос Винны. – Он многое способен вынести.

– Ты тоже.

– Кто ты? – все еще не открывая глаз, пробормотал Эспер.

– А, проснулся. Привет, горемыка. Меня зовут… впрочем, я давно забыла свое настоящее имя. Называй меня попросту – матушка Гастия.

– Матушка Гастия, почему ты спасла нас?

Ответом ему было долгое молчание. Потом раздалось нерешительное покашливанье.

– Сама не знаю, – проскрежетала наконец матушка Гастия. – Мне казалось, я должна что-то вам рассказать. Видишь ли, память у меня теперь стала как решето. Я все забываю, вот беда.

– Что ты забыла?

– Все. Все, что было.

– Но куда подевались люди, ты, наверное, помнишь? Сефри, которые жили в городе?

– Они ушли, – сообщила матушка Гастия. – Конечно, все они ушли. Одна я осталась.

– Но те, кто гнались за нами, явно из племени сефри, – возразила Винна.

– Они не из этого города. Я никогда раньше их не видела. Они пришли вместе с седмаром. Пришли, чтобы убить меня.

– Кто такой седмар? Или так ты называешь греффина?

– Да, вы зовете его греффин.

– Ты знаешь, кто он, Гастия? – осведомился Эспер. – Этот греффин? И откуда он взялся?

– Это смертельный сон, прилетевший из непроходимой чащи леса. Кошмар, от которого глаза слепнут и вылезают из орбит. Ядовитое насекомое, выползшее из кровавой раны.

– Что означают все эти ужасы? – с дрожью в голосе спросила Винна.

Досада на старуху, которой вздумалось пугать и без того немало пережившую Винну какими-то бреднями, помогла Эсперу открыть глаза. Веки по-прежнему были тяжелыми, словно налились свинцом.

Оглядевшись по сторонам, он выяснил, что лежит в тесной комнате, темной, как пещера, и обставленной более чем скудно. В свете ведьминых огней ему удалось разглядеть лицо Винны. Несмотря на все пережитые треволнения, девушка сияла красотой и свежестью. А напротив нее сидела старая, невероятно старая женщина из племени сефри. Никогда прежде Эсперу не доводилось встречать такой древней старухи. Рядом с ней матушка Килт показалась бы девчонкой.

– Сефри не умеют выражаться просто и ясно, Винна, – сердито пояснил Эспер. – Порой и хотели бы, но им слишком часто приходится лгать.

– О, я вижу, к нему возвращаются силы, – довольно изрекла старуха. – Он уже в состоянии сердиться. Это добрый признак.

Она устремила на Эспера пронзительный взгляд серебристо-голубых глаз, и лесничий почувствовал, как по телу его пробежала легкая дрожь. Лицо матушки Гастии было абсолютно неподвижным и непроницаемым – оно казалось маской, вырезанной из камня. Или, точнее, сделанной из старой дубленой кожи.

– Где мы? – осведомился Эспер, не сочтя нужным извиниться за свои грубые слова.

– В древней хислийской усыпальнице. Разбойники не найдут вас здесь. По крайней мере, какое-то время.

– Откуда я знаю, можно ли тебе доверять?

– Не забывай, Эспер, она нас спасла, – напомнила Винна. – Если бы не матушка Гастия, нам не миновать бы смерти.

– Смерть от нас никуда не уйдет, – хмыкнул Эспер. – Матушка Гастия, насколько серьезно я ранен?

– Рана не слишком глубока, – сообщила матушка Гастия. – Но оружие, которым ее нанесли, было отравлено. Оно пропиталось запахом седмара.

– Значит, я умру.

– Нет. Не сегодня. Яд не так уж силен. Ты будешь жить, и твоя ненависть будет жить вместе с тобой. – Старуха вскинула голову. – Твоя ненависть велика, очень велика. Она измучила тебя. Джесперед сделала все, что могла. Но усилия ее пропали втуне.

– Но откуда ты… Разве мы встречались прежде?

– Я родилась здесь, в реуне Алут. И я никогда отсюда не выходила.

– А я никогда здесь не бывал. Так откуда ты знаешь обо мне?

– Я знаю Джесперед. Джесперед знает тебя.

– Джесп давно умерла.

Услышав это, старуха удивленно мигнула, потом пожала плечами и растянула губы в подобии сочувственной улыбки.

– Мертва так мертва. Но сейчас мы говорим о твоей ненависти. Ты знаешь, сефри должны жить обособленно. И не иметь дела со всеми прочим. Во многих кланах это запрещено. Джесперед могла бросить тебя на верную смерть.

– Ей пришлось нелегко, – произнес Эспер. – И я буду благодарен ей до конца дней своих. Ей, но не сефри.

– Что ж, тебе не откажешь в справедливости, – кивнула матушка Гастия.

– Почему сефри оставили реун Алут?

Матушка Гастия неодобрительно прищелкнула языком.

– Ты знаешь сам, – изрекла она. – Терновый король пробудился ото сна. Седмар бродит по свету в поисках добычи. Места, где наше племя обитало прежде, перестали служить надежным укрытием. Придет время, и опасность настигнет нас там. Поэтому сефри решили уйти. И теперь все старые реуны в лесу опустели.

– Но почему? Неужели никто не может справиться с греффином?

– Справиться? Не знаю. Возможно, сефри сумели бы убить греффина. Но он – всего лишь предвестник. Ни мечи, ни копья, ни черная магия не смогут победить того, кто последует за ним. Мы, сефри, всегда знаем о грядущих бедствиях заранее. В этом наша сила. И когда вода в реке поднимается, мы не ждем, пока ее потоки затопят наши жилища. Мы садимся в лодки и уплываем прочь.

– И все же греффина можно убить, – настаивал Эспер.

– Не знаю, – вновь пожала плечами матушка Гастия. – Но даже если ты убьешь его, что изменится?

– Дай мне прямой ответ. Хватит темнить. Матушка Килт чего-то хотела от меня. Сказала, я должен что-то сделать. Но что именно, я так и не понял.

– Я… – Старуха помедлила, словно блуждая по закоулкам своей памяти. – А, вспомнила, – оживилась она. – Килт хотела, чтобы ты отыскал меня. И Тернового короля тоже. Кроме этого, мне ничего не известно.

– И греффин должен привести меня к Терновому королю?

– Будет лучше, если ты найдешь его прежде, чем греффин, – пробормотала матушка Гастия.

– Но почему? И как я смогу его найти?

– Почему, спрашиваешь ты? Потому что предчувствие говорит мне об этом. Как тебе его найти? Следуй вдоль Грязной реки до самых Заячьих гор, а если тебе встретится развилка, сворачивай только на юг или на запад. Между истоком реки и вершинами Петушьих Шпор лежит горная долина.

– Никакой долины там нет, – возразил Эспер. – Я был в Заячьих горах совсем недавно.

– Есть, – непререкаемым тоном отрезала матушка Гастия.

– Не пори чушь.

Старая карга укоризненно покачала головой.

– Надо верить тем, кто старше и опытней. Долина была там всегда, но прежде ее скрывали невидимые стены. Теперь в одной из этих стен образовалась брешь. Пересеки долину и увидишь дупло в стволе дерева, поросшего шипами. Ты найдешь его там.

– Да нет там никакой тайной долины, – упрямо повторил Эспер. – Почему я должен верить каким-то глупым выдумкам? Долина – это не носовой платок, ее в карман не спрячешь. Но, предположим, ты права. Предположим, свиньи несут яйца, кобылы вьют гнезда, и все остальное тоже правда. Но с какой стати я должен его искать? Почему я должен делать то, что взбрело в голову матушке Килт? На что мне это?

Серебристые глаза матушки Гастии внезапно сверкнули, точно молния за пеленой туч.

– Ты должен найти Тернового короля, Эспер Белый, потому что это заставит тебя поверить, – произнесла она. – Лишь увидев его собственными глазами, ты убедишься, что он существует в действительности. А для того чтобы выполнить свое предназначение, тебе необходима вера, проникшая в твою плоть и кровь.

Эспер устало потер лоб рукой.

– Я ненавижу сефри, – сообщил он. – Я ненавижу вас всех. Почему я? Почему это возложено на меня?

Старуха пожала плечами.

– Ты не принадлежишь к племени сефри, однако вырос среди них. Ты смотришь глазами обоих народов.

– И какая тут разница?

– Есть, можешь не сомневаться. Пророчество говорит о человеке, который не принадлежит к племени сефри. И однако же, он наделен их зоркостью. Этот человек, подобно сефри, способен видеть краски ночи. Разве это не ты?

– Пророчество? Проклятье, я знать не знаю ни о каком… – Эспер осекся, услышав отдаленный гул голосов, доносимый эхом. – Кто это?

– Те, кто тебя преследовал. Они уже близко.

– Но ты сказала, что здесь нас не найдут.

– Нет. Я сказала, что они не найдут тебя в течение некоторого времени. Теперь это время истекло. Не волнуйся, вас не схватят. Им достанусь только я. Быстрее садитесь в лодку и плывите по течению. Вскоре вы увидите свет. Направляйтесь прямо к нему.

– Но почему бы тебе не уплыть с нами?

– У меня есть более важные дела. К тому же я не привыкла к свету. Он убьет меня.

– Но если ты останешься, тебя убьет Фенд.

В ответ матушка Гастия лишь тихонько хмыкнула и накрыла руку Эспера своей иссохшей морщинистой рукой. Он с содроганием ощутил, что ее пальцы совершенно лишены плоти – то были кости, обтянутые холодной серой кожей.

– Иди же, – напутствовала она. – Но возьми с собой вот это.

Неожиданно кожа на ее ладони треснула, однако из трещины не просочилось ни капли крови, только выкатился крошечный восковой шарик. Старуха вручила его Эсперу.

– Эта штука вытягивает из ран отраву. Ты еще не совсем оправился. Если вновь почувствуешь себя худо, засунь его в рану.

Эспер послушно сжал шарик в руке.

– Пойдем, Винна, – позвал он.

– Да, – с запинкой откликнулась девушка, которая во время его разговора с матушкой Гастией не проронила ни слова.

– Лодка на воде, – сказала старуха и указала острым подбородком в сторону канала. – Не теряй времени попусту, Эспер Белый. Отыщи Тернового короля и выполни свое предназначение.

Эспер не ответил. Мурашки бегали у него по позвоночнику вверх и вниз, так что казалось, будто под рубашку забралась мышь. Он боялся, что дрожь в голосе выдаст его волнение. Схватив Винну за руку, лесничий бросился к воде, где покачивалась лодка.

Когда они отыскали гондолу, миновали на ней резные каменные столбы, водруженные у входа в хислийскую усыпальницу, и проплыли в бесконечно длинный туннель, который совсем недавно пересекли вместе с матушкой Гастией, Винна, до сей поры пребывавшая в оцепенении, изо всех сил сжала руку Эспера.

– Скажи, Эспер, ведь она мертва, эта старуха? Мы разговаривали с мертвой?

– Не знаю, – растерянно пробормотал Эспер. – Сефри утверждают, что при помощи магии способны творить чудеса. Но я никогда не верил. А теперь…

– А теперь ты сам убедился, что это правда, – докончила Винна.

– Возможно, это всего лишь наваждение. Скорее всего, так оно и было.

Некоторое время спустя в туннель проникли странные, пронзительные, душераздирающие звуки. Похоже, то были предсмертные вопли, но Эспер так и не понял, чьи именно.

 

7. Подготовка к отъезду

– Ваше величество! – сделал отчаянную попытку воспротивиться охранник. – Вам не следует… Простите, я хотел сказать, вы…

Мюриель гневно сверкнула глазами на высоченного парня со слабым округлым подбородком и аккуратно подстриженными усами. Он был облачен в безукоризненную светло-голубую ливрею дома Грэмми. Как его зовут, Мюриель не помнила и не имела ни малейшего желания вспоминать.

– Я сама могу решить, что мне следует делать, а что нет, – отрезала она. – Или я более не королева?

Охранник, испуганно моргая, отвесил низкий поклон и принялся почтительно пятиться.

– И разве леди Грэмми более не является моей подданной и гостьей в моем собственном доме?

– Разумеется, вы правы, ваше величество, но…

– Никаких но! Запомните, все покои в этом дворце принадлежат мне, несмотря на то что сейчас в них обитает ваша хозяйка. И я могу войти в них, когда пожелаю. Разумеется, если вы не откроете веские причины, способные мне воспрепятствовать.

– Никаких причин нет, ваше величество. Нет и быть не может. Прошу вас, входите. Вдова Грэмми… развлекается.

– Вот как? Я так полагаю, она сейчас выполняет дело государственной важности – развлекает короля. Почему бы вам без обиняков не сообщить мне о том, что леди Грэмми приятно проводит время в обществе моего мужа?

Молодой рыцарь, не ожидавший подобного заявления лишился дара речи. Несколько мгновений он беззвучно шевелил губами и переводил взгляд с Мюриель на Эррен и с Эррен на рыцаря Нейла МекВрена, сжимавшего рукоять меча. Наконец телохранитель леди Грэмми испустил глубокий вздох.

– С кем бы ни проводила время моя хозяйка, меня это не касается, ваше величество, – изрек он с подчеркнуто безучастным видом.

– Что ж, вы знаете свое место, и это делает вам честь. А теперь откройте дверь.

Мгновение спустя королева уже шествовала по апартаментам, которые занимала фаворитка короля. Алдейн Селгрин, фрейлина леди Грэмми, выронила из рук вышивание и тихонько вскрикнула, увидав, что королева направляется прямиком в спальню. Эррен бросила на миниатюрную блондинку испепеляющий взгляд, и Алдейн предпочла не поднимать шума.

Около тяжелых дубовых дверей Мюриель остановилась и, не оборачиваясь к Нейлу и Эррен, коротко распорядилась:

– Оставайтесь пока здесь. Дайте им время привести себя в порядок.

В следующую секунду Мюриель протянула руку и рывком распахнула дверь настежь.

На кровати невероятных размеров барахтались леди Грэмми и король Кротении Уильям Второй. Розовые обнаженные тела переплелись воедино. «Люди выглядят чрезвычайно забавно, когда занимаются любовью, – пронеслось в голове у Мюриель. Как ни странно, ей казалось, что все происходящее не имеет к ней ни малейшего отношения. – Они такие глупые и беспомощные, эти застигнутые врасплох любовники, совсем как младенцы. Только вот детского обаяния лишены начисто».

– Клянусь святыми, здесь творится прелюбодеяние! – голос Мюриель прозвучал оглушительно громко и в то же время бесстрастно. – Или вам не известно, леди Грэмми, что мужчина, с которым вы предаетесь разврату, является моим законным мужем?

Леди Грэмми испустила пронзительный визг, король издал звук, напоминающий мычание разгневанного быка, и оба одновременно юркнули под расшитое шелковое одеяло.

– Мюриель, клянусь святыми, зачем ты… – процедил Уильям, высунув из-под одеяла свое полыхающее багрянцем лицо.

– Как вы смели ворваться в мои покои! – завопила леди Грэмми, не дав королю договорить. Одной рукой она придерживала одеяло у подбородка, другой поправляла свои пышные пепельно-белокурые локоны.

– Замолчите оба, – отрезала Мюриель. – Вам, леди Грэмми, особенно следует придержать язык. Всякий скажет: то, чем вы сейчас занимались, является грубым попранием законов церкви и заслуживает суровой кары. Моему венценосному супругу опасаться нечего – он не подлежит церковному суду. Однако вы отнюдь не обладаете неприкосновенностью. И, полагаю, король не будет чинить мне препятствий, пожелай я передать столь закоренелую грешницу в руки святых отцов, которые подвергнут ее справедливому наказанию.

– Мюриель, – взмолился король.

– Помолчи, Уильям. Сейчас тебе лучше послушать и подумать. Надвигается война, не так ли? На помощь какого семейства тебе стоит рассчитывать? Семьи Лири, которой принадлежит могучий флот и служат верные войска? Или, быть может, ты предпочтешь опереться на родню этой шлюхи? Если мне не изменяет память, ее отец выдающийся военачальник – командует несколькими десятками деревенских олухов, которые едва держатся на своих тощих клячах, а вместо шлемов носят печные горшки!

Леди Грэмми оказалась сообразительнее Уильяма и мгновенно поняла, что над ней нависла серьезная угроза. Хотя ее душили слезы ярости, леди Грэмми сочла за благо хранить молчание и лишь кусала губы.

Несколько мгновений спустя Уильям тоже осознал, что на этот раз победа за королевой и ему остается лишь смириться.

– Что ты хочешь, Мюриель? – с подчеркнутым спокойствием спросил он.

– Я бы хотела, мой любезный супруг, чтобы ты проявлял ко мне чуть больше внимания. Мне только что сообщили, что, согласно твоему мудрому решению, мне предстоит отправиться в Кал Азрот. Однако я никак не могу припомнить, когда я выражала желание покинуть Эслен. Не помню я также, чтобы у меня спрашивали, хочу ли я перебраться в глушь.

– Не забывай, я твой муж. И к тому же король. Неужели мужу требуется особое разрешение, чтобы обеспечить безопасность своей жены? На днях тебя чуть не убили!

– Я сумею оценить твои заботы по достоинству, о мой супруг и повелитель. Не сомневаюсь, ты пожаловал в спальню леди Грэмми лишь для того, чтобы поделиться с ней своими тревогами обо мне. Очевидно, сейчас вы вместе решали, как обеспечить мое благополучие.

Уильям предпочел пропустить язвительное замечание королевы мимо ушей.

– В Эслене очень неспокойно. Мюриель, – пустился он в разъяснения. – Ты сама это понимаешь. Каждый день мы можем ждать новых покушений. В Кал Азрот охранять тебя будет намного легче. Это укрепленный замок, в который непросто проникнуть злоумышленникам.

– Хорошо. Раз так, пусть весь двор переедет в Кал Азрот. И ты тоже. Почему я должна скучать в одиночестве?

– Ты знаешь сама, это невозможно. Мне необходимо находиться в непосредственной близости от флота. Но скучать в одиночестве тебе не придется. С тобой поедут все дети – Фастия, Энни, Элсени и Чарльз. Им тоже нечего делать в городе, по которому разгуливают убийцы.

– Возможно, ты прав, и детей стоит отослать в дальний замок. Ну а я не нуждаюсь в твоей защите.

Лицо Уильяма исказила досада.

– Эррен, может, вы сумеете объяснить своей хозяйке, что она поступает безрассудно?

Краешком глаза Мюриель заметила, что Эррен и сэр Нейл выждав за дверью положенное время, вошли в спальню и остановились у порога.

– Ваше величество, королева уже знает, каково мое мнение на этот счет, – почтительно ответила Эррен.

– Леди Эррен, вы, с вашим здравым умом, без сомнения, понимаете, что все это делается для блага королевы.

Эррен сделала реверанс.

– Да, ваше величество. Если вы так считаете, ваше величество, значит, отъезд королевы необходим.

– Да, я так считаю! – раздраженно повысил голос Уильям и, неожиданно отбросив одеяло, соскочил с кровати, схватил с пола плащ и накинул его себе на плечи.

– Мюриель, – сквозь зубы процедил он. – Будь любезна, подожди меня в светлице леди Грэмми. Я скоро к тебе присоединюсь. Все остальные останутся здесь. И советую не забывать, что вы имеете дело со своим королем!

Опершись на подоконник, Уильям наблюдал, как в небе догорают последние лучи заката. В сторону Мюриель он даже не смотрел.

– Все это глупое ребячество, Мюриель. Своим поведением ты навредишь и мне, и себе. Ты хотя бы отдаешь себе отчет, какого рода слухи теперь будут ходить при дворе? Благодаря скандалу, который ты закатила, леди Грэмми решила, что мы с тобой совершенно не общаемся. Ты этого хотела? Ты хотела, чтобы она растрезвонила всем и каждому, что король пренебрегает своей женой и даже не считает нужным с ней разговаривать?

Мюриель с трудом сдерживала слезы.

– Но ты и в самом деле пренебрегаешь своей женой мой дражайший супруг, – произнесла она дрожащим от обиды голосом. – Если между нами нет ни близости, ни доверия, зачем делать вид, что все обстоит иначе? Пусть лучше меня считают покинутой и отвергнутой женой, но не дурой, которая не замечает, что творится вокруг.

Уильям, обернувшись, устремил на жену усталый, тоскующий взгляд.

– Мюриель, не стоит преувеличивать, – возразил он. – Не стоит упрекать меня в грехах, которых я не совершал. Да, я нарушил супружескую верность, но я никогда не пренебрегал твоим мнением. На сей раз я принял решение, не поставив тебя в известность, лишь потому, что меня вынудили к этому обстоятельства. Весьма тревожные обстоятельства, о которых ты знаешь сама. Мне пришлось держать свои намерения в тайне, ибо я понимал – ты непременно воспротивишься отъезду. А уехать тебе необходимо. Ты же видишь, война неизбежна. Наши враги уже предприняли попытку убить тебя. И я даже не знаю, каким образом им удалось переманить верного гвардейца на свою сторону. Бьюсь об заклад, твоя премудрая старушка Эррен тоже не имеет об этом понятия.

– Но почему ты решил, что в Кал Азрот я буду в меньшей опасности, чем в Эслене?

– Потому что из всех наших замков именно Кал Азрот предназначен для защиты от злоумышленников, наемных убийц, оборотней, а также черной магии и прочих колдовских чар, к которым могут прибегнуть многочисленные враги нашей семьи и королевства. Это надежная крепость, которую охраняет гарнизон верных рыцарей. Даже если на приступ двинется целая армия, неприятелю не ворваться в замок. Впрочем, все это тебе известно не хуже моего. Постарайся рассудить хладнокровно, и сама поймешь, что твой отъезд – то наиболее разумный шаг, какой мы только можем сейчас предпринять.

– При ярком свете все видится совсем не так, как в кромешной тьме, – вздохнула королева. – Разъяснения, полученные из твоих уст, воспринимаются иначе, чем слухи, которые доходят до меня со стороны. Еще несколько лет назад ты в любых обстоятельствах не преминул бы со мной посоветоваться, Уильям. Сейчас ты не считаешь нужным и словом со мной перемолвиться. Вижу, ты не остался глух к просьбам леди Грэмми. Судя по всему, ты подумываешь о том, что в этой стране может появиться новая королева? Скажи, я права?

На лице Уильяма мелькнуло смущенное и растерянное выражение, которого Мюриель не видела в течение многих лет. Он поспешно отвернулся, словно не в силах смотреть жене в глаза.

– У всех королей есть фаворитки, Мюриель, – пробормотал он. – Так уж повелось. Я не исключение, только и всего. У твоего отца, между прочим, тоже было множество любовниц.

– Ты не ответил на мой вопрос, – сурово перебила его Мюриель. – Намерен ты разорвать брак со мной или нет?

Король резко повернулся к ней.

– Разумеется, нет, – непререкаемым тоном заявил он. – Ты – моя королева, моя супруга и мой лучший друг. По крайней мере, так я считал до сих пор.

– Да, когда-то мы были друзьями, – тон королевы заметно смягчился. Судя по всему, последние слова Уильяма затронули в ее душе чувствительные струны.

– И именно потому, что ты дорога мне, я не хочу тебя потерять. Не могу позволить, чтобы тебя убили. Это же так просто. Без Абрии и без Элис, без всех этих красоток я прекрасно обойдусь. Но без тебя… – Уильям беспомощно всплеснул руками, словно сама мысль о гибели королевы привела его в ужас. – Быть королем – это тяжкий удел. Быть при этом еще и безупречно верным супругом – непосильная задача. И ты никогда не требовала от меня этого. Делала вид, что не замечаешь моих интрижек. Я ценил твою снисходительность, твою женскую мудрость. Но почему именно сейчас, когда у меня столько проблем, ты вдруг решила устроить безобразную сцену ревности?

Мюриель надменно вскинула подбородок.

– Почему я внезапно прозрела? Сама не знаю. Возможно, потому, что я впервые осознала – ты хочешь от меня избавиться. Я тебе не нужна. В ту ночь, после покушения, ты пришел ко мне. И был нежен и ласков, как в прежние времена. Но после этого я ждала тебя напрасно. Ты словно забыл дорогу в мою опочивальню. Похоже, ты решил, что одной ночи вполне достаточно, чтобы успокоить и утешить надоевшую старую жену. А потом я узнаю, что ты намерен отправить меня в дальний замок и даже не считаешь нужным спросить, хочу ли я этого. Я не могу позволить, чтобы со мной обращались, как с неразумным ребенком.

Король слушал ее, понурив голову.

– Давай поговорим сегодня ночью, – предложил он, когда она закончила. – Нам обоим нужно время, чтобы немного успокоиться.

– Значит, ты предлагаешь мне свои объятия? Это на редкость любезно с твоей стороны. Но увы, твоя кожа пропиталась запахом шлюхи, которую ты только что ласкал. Плохо же ты меня знаешь, Уильям! Я не давала тебе повода думать, что у меня не осталось гордости. Не забывай, я из рода де Лири.

Королева чувствовала, что рыдания подступили к ее горлу. Надо было скорее заканчивать тягостную сцену.

– Я уеду, если ты этого хочешь, – пообещала она. – Не ради себя, но ради детей. Если в Кал Азрот они будут в безопасности, я отвезу их туда. Только прошу, не надо…

Слезы, хлынувшие из глаз, не дали Мюриель договорить. Она повернулась и опрометью бросилась прочь.

– Эррен, сэр Нейл, идемте, – скомандовала она на бегу. – Нам больше нечего здесь делать.

Плечи королевы дрожали, когда она спускалась по лестнице. Оказавшись в своих покоях, она опустилась на стул и отчаянно разрыдалась.

Нейл мерил шагами приемную королевы, не зная, чем заняться. Лишь несколько часов назад он приступил к несению службы в качестве единственного пока воина гвардии Лира. Мюриель за это время и двух слов с ним не сказала, и вдруг, сам того не ожидая, он столкнулся со своим монархом и повелителем – тем самым королем, который только что пожаловал ему рыцарскую розу, – в самых неприятных и неловких обстоятельствах.

А теперь королева заперлась в своей спальне, в обществе верной фрейлины, леди Эррен.

Все прочие рыцари, составлявшие охрану королевы, толпились в холле. Находиться в апартаментах ее величества было позволено лишь Нейлу. Конечно, можно было присоединиться к рыцарям и ненароком осведомиться, в чем состоят обязанности телохранителя. Однако ни Варгуса, ни даже сэра Джеймса в холле не было, а заговаривать с незнакомыми Нейл не считал возможным.

Дверь скрипнула, и Нейл мгновенно обернулся, сжимая рукоять Ворона, своего боевого меча.

То была леди Эррен.

– Что ты слоняешься как тень, молодой рыцарь? – сказала она на языке Лира и жестом подозвала Нейла. – Королева шлет тебе свои извинения. Как ты видел сам, она сегодня слишком расстроена, чтобы выразить радость по поводу того, что ты стал ее телохранителем. Тем не менее она действительно рада.

– Извинения? Я не верю своим ушам. Королева слишком добра ко мне, служить ей – это высочайшая честь, о которой я не мог и мечтать. Но…

– Но, я вижу, тебя что-то смущает? Говори, не стесняйся. Быть может, я сумею разрешить твои сомнения.

– Благодарю вас, леди. Не могли бы вы сказать мне… что, собственно, мне следует делать?

Губы Эррен тронула едва заметная лукавая улыбка.

– Это чрезвычайно просто. Тебе следует охранять королеву. Только ее одну. Ни меня, ни принцесс, ни наследного принца, ни даже короля. Ты должен не сводить с нее глаз, должен постоянно быть начеку. Должен оберегать ее от малейшей опасности. Если перед тобой встанет выбор – спасти жизнь короля или допустить, чтобы королеву укусила пчела, королю придется обойтись без твоей помощи. Ты понял меня, рыцарь Нейл МекВрен?

– Да. Понял.

– Над тобой нет ни начальников, ни командиров. Обеспечивая безопасность королевы, ты должен действовать по собственному усмотрению. Королева далеко не всегда будет отдавать тебе приказы и поручения. Тебе необходимо научиться самому принимать решения. И совершать поступки, которые ты считаешь нужными.

– А остальные рыцари? Гвардейцы?

– Они не должны тебе подчиняться, если ты это имеешь в виду. А ты не должен подчиняться им. Запомни, этим домом управляет королева. А я управляю ее слугами. Значит, прежде всего тебе следует выполнять распоряжения королевы, затем мои, а уж затем приказы короля. Именно так, и никак иначе. А если король отдаст тебе приказ, препятствующий выполнению твоих основных обязанностей, ты можешь отказаться его выполнять. – Эррен сделала многозначительную паузу. – Но это вовсе не означает, что ты имеешь право пренебрегать приказами. Знай, я не потерплю, чтобы молодой человек отказывался выполнять мои поручения – разумеется, если на то не будет веской причины. Но главное, что тебе следует запомнить: ты стал не военачальником, а сторожевым псом королевы. Отныне ты – клинок, готовый разить ее врагов. Гордись эти званием.

– Никогда в жизни я не был горд, как сейчас, леди.

– Отрадно слышать это. В самом скором времени мы наберем из верных рыцарей гвардейский отряд Лира, и ты будешь его капитаном. До той поры руководствуйся разъяснениями, которые получил от меня. У тебя есть еще вопросы? Например, относительно событий, только что произошедших в покоях леди Грэмми?

– То, чему я стал свидетелем, не может не породить вопросов. Но, я полагаю, им суждено остаться без ответов.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что ответ можно услышать лишь из уст короля, однако задавать ему подобные вопросы было бы непозволительной дерзостью.

Во взгляде леди Эррен мелькнуло одобрение, смешанное с беспокойством. Она опустила руку на плечо Нейла.

– Люби королеву всей душой, – произнесла она. – Но не вздумай в нее влюбляться. Ты спас ей жизнь, и она преисполнена благодарности. Мне бы не хотелось, чтобы ты ее разочаровал. Если ты в нее влюбишься, то все испортишь. Так что не своди с королевы глаз, но не засматривайся на нее. Ты понял меня?

– Понял, – с каменным лицом кивнул головой Нейл. – Вам не о чем тревожиться. Я знаю свое место.

– Не сомневаюсь, так оно и есть. Но сейчас я говорю не об этом.

– Я знаю, о чем вы говорите, леди Эррен. Если вы думаете, что я столь же глуп, сколь и молод, вы ошибаетесь.

– Если бы ты был глуп, тебя не сделали бы телохранителем королевы, – заметила Эррен. – И если я когда-либо заподозрю тебя в глупости, этого будет достаточно, чтобы незамедлительно с тобой расстаться. Надеюсь, ничего подобного не произойдет. – Она быстро коснулась губами его щеки. – Кажется, я все сказала. Добро пожаловать на службу к ее величеству. А сейчас я должна уйти.

– Если вы покидаете спальню королевы, леди, следует ли мне войти туда? Ведь королева должна постоянно находиться под наблюдением.

– Вижу, что ты относишься к своим обязанностям на редкость добросовестно, молодой рыцарь. Но если королева побудет немного одна, это не страшно. Тем более я скоро вернусь. Мне надо всего лишь поделиться последними новостями с архигреффессой Фастией. Разносить слухи – не слишком приятное дело, но, думаю, старшая дочь королевы прекрасно с ним справится.

– Кал Азрот! – возмущенно воскликнула Энни. – Вот еще придумали! Ни в какой Кал Азрот я не поеду! Ни за что. По крайней мере сейчас.

Фастия устремила на младшую сестру подозрительный взгляд.

– Что означает – по крайней мере сейчас? Какие дела государственной важности удерживают тебя в Эслене, Энни? Потрудись поставить меня в известность.

Энни поняла, что совершила непростительную ошибку. В животе у нее привычно защекотало.

– Никаких важных дел у меня нет и быть не может, ты прекрасно это знаешь, – выпалила она, пытаясь поправить положение. – Я не хочу ехать в этот противный Кал Азрот, только и всего. Там с тоски помереть можно.

Огонек подозрения, вспыхнувший в глазах Фастии, теплился еще несколько мгновений, но потом погас. Она лишь недоуменно пожала плечами.

– Энни, меня удивляет твое легкомыслие, – произнесла она спокойным, размеренным голосом. – Я вынуждена напомнить тебе некоторые серьезные обстоятельства. Во-первых, на нашу мать было совершено покушение. Во-вторых, отец, Эррен и все, кто заботится о благополучии нашей семьи, имеют веские основания опасаться, что следующей жертвой станет кто-нибудь из нас. Из этого следует вывод: хочешь ты этого или нет, тебе придется отправиться в Кал Азрот. Это не вечерняя церковная служба и не урок шитья, с которого ты можешь улизнуть, переодевшись мальчишкой и заставив королевских конников гоняться за тобой по холмам и лугам. Если понадобится, тебя погрузят на корабль в связанном виде.

Энни, которую подобная перспектива привела в ужас, уже открыла рот, чтобы выразить свое возмущение, но Фастия опередила младшую сестру, приложив ей палец к губам.

– Дай мне договорить, – сказала она. – Мне надо объяснить тебе кое-что еще, Энни. Сейчас все мы необходимы матушке. Необходимы, как никогда. Ты думаешь, ей хочется отправляться в дальний замок? Можешь мне поверить, поездка в Кал Азрот привлекает ее так же мало, как и тебя. Когда она услыхала об этом, то так же рассердилась, как и ты. Даже заявила отцу, что никуда не поедет. Но сейчас отцу особенно важно знать, что все мы в безопасности. А матушке важно, чтобы ее дети были рядом. Ты нужна ей, Энни.

На это Энни нечего было возразить. Что-что, а находить убедительные доводы Фастия всегда умела. К тому же, если в дело вмешается Эррен, к добру это не приведет. Уж Эррен-то точно выведает, по какой причине Энни так не хочет уезжать из Зелена. А знать про Родерика ей вовсе ни к чему.

– Хорошо, – покорно кивнула головой Энни. – Теперь я сама вижу, что наш отъезд необходим. А когда мы отправляемся?

– Завтра утром. Только никому ни слова об этом, поняла? И так о наших планах знает слишком много людей.

Энни снова кивнула.

– Надеюсь, Остра поедет с нами?

– Разумеется.

Фастия взяла младшую сестру за подбородок и внимательно взглянула ей в глаза.

– Ты очень бледна, Энни. И вид у тебя усталый. Ты хорошо спишь по ночам?

– Ко мне стала приходить Черная Мэри. Приносить дурные сны, – призналась Энни. – И я…

Внезапно ей захотелось рассказать Фастии о странном случае в лабиринте. Но если сам прайфек решил, что тревожиться тут не о чем, стоит ли попусту трепать языком, остановила она себя. Чего доброго, Фастия вообразит, что младшая сестра совсем спятила и за ней нужен глаз да глаз.

– И какие же это сны? – осведомилась Фастия.

– Всякие глупости, – солгала Энни. – О них и говорить не стоит.

– Если это будет продолжаться, непременно скажи мне. К снам нельзя относиться пренебрежительно. Иногда они чрезвычайно важны.

– К моим это не относится. Я же говорю, мне снятся всякие глупости.

– Однако, насколько я вижу, эти глупости всерьез тебя беспокоят.

Энни постаралась придать лицу равнодушное выражение.

– Все это пустяки, Фастия. И в любом случае в Кал Азрот у нас будет предостаточно времени, чтобы каждый день пересказывать друг другу все свои сны. Ведь больше там совершенно нечем заняться.

– Не надо преувеличивать. Уверена, там не так уж тоскливо. Не забывай, владения тетушки Элионор находятся совсем рядом. И она непременно навестит нас и поможет разогнать скуку. К тому же я не возражаю против того, чтобы взять с собой твою скаковую лошадь, Резвую. Разумеется, если ты обещаешь, что не будешь целыми днями носиться верхом.

– Конечно, обещаю! Прошу тебя, Фастия, давай возьмем с собой Резвую! Это будет так здорово.

– Я постараюсь это устроить.

– Спасибо, Фастия.

– А теперь принимайся собирать вещи. Скоро я зайду проверить, как ты справилась.

– Я сейчас же займусь этим.

– И еще, Энни…

– Да, Фастия?

– Иногда я бываю с тобой строга… Быть может, даже излишне… Но я люблю тебя и надеюсь, ты это знаешь. Ты ведь моя маленькая сестренка. Так что не думай… – Фастия сдвинула брови и слегка покраснела. – Ладно, – оборвала она себя и всплеснула руками. – Собирай вещи. У нас мало времени.

Когда дверь за Фастией закрылась, в комнату тихонько проскользнула Остра.

– Слышала новость? – спросила Энни у своей верной подруги и фрейлины.

– Конечно.

– Такая досада! – вздохнула Энни. – Завтра утром у меня назначено свидание с Родериком. А тут эта дурацкая поездка, от которой никак не отвертишься.

– Ты хочешь, чтобы я отыскала его и сказала, что ты уезжаешь? – в голосе Остры послышалось беспокойство.

– Да, – кивнула головой Энни. – Сходи к нему. И передай, что я буду ждать его в полночь. В склепе, где лежат мои предки.

– Энни, ты с ума сошла.

– Я непременно должна увидеть его перед отъездом. Подумай сама, ведь завтра мы расстанемся надолго. Быть может, на несколько месяцев.

 

8. Рукопись

Стивен проснулся оттого, что кто-то легонько шлепнул его по щеке.

Он был рад вырваться из плена кошмаров, жутких и томительных видений, в которых вокруг него кружились чудовища – не то люди, не то звери с ветвистыми рогами на головах, женщины и дети с выпотрошенными внутренностями, животные, покрытые перьями, и какие-то отвратительные лица, способные изменять форму, подобно облакам, – чаще всего эти лица походили на рожи разбойников, схвативших его в лесу. И конечно, главными действующими лицами мучивших Стивена тяжких снов были Эспер Белый и брат Десмонд.

Однако пробуждение тоже оказалось не из приятных. Во сне кровь, сочившаяся из рассеченной спины, присохла к рубашке, а кое-где и к деревянной скамье, на которой спал юноша. И теперь стоило Стивену пошевелиться, как острая боль пронзила его спину и конечности.

– Ну ты и силен дрыхнуть, парень! – произнес разбудивший его монах, когда Стивену с трудом удалось сесть. – Давай поднимайся, что расселся!

И он с размаху хлопнул Стивена по истерзанной спине, так что тот едва не задохнулся от боли, а из глаз брызнули слезы.

– Оставь ты его в покое! – раздался рядом другой, более добродушный голос. – Для кого стараешься? Десмонда и его шайки все равно рядом нет.

– А мне на них ровным счетом наплевать, – процедил первый монах. Это был коротышка с круглым, как бочонок, животом и тощими длинными руками. Волосы его имели огненно-рыжий оттенок, а лицо покрывала густая россыпь веснушек. – Это ты привык пресмыкаться перед Десмондом. А я считаю, что новеньких необходимо учить уму-разуму. Это идет на пользу. А если встречать их с распростертыми объятиями, из них не выйдет никакого толку.

С этими словами он вновь ударил Стивена по спине, на этот раз не так сильно.

Но чаша терпения новичка переполнилась. Стивен вскочил со скамьи и, угрожающе сжав кулаки, сделал шаг в сторону своего обидчика.

– Отвали, – угрожающе прошипел он. – И не смей больше ко мне прикасаться.

Рыжий, похоже, не слишком испугался, однако счел за благо немного отступить.

– Как тебя зовут, парень? – дружелюбно спросил второй монах, долговязый и тощий юноша с большими ушами и открытой улыбкой.

– Стивен Даридж.

– Я брат Элприн, а этот толстяк – брат Эхан.

– Только не вздумай звать меня толстяком. И коротышкой тоже, – предупредил рыжий.

– Гож маргенс эзвес, мехелз брод ар Эхан, – провозгласил Стивен.

– Ого! – удивился брат Эхан. – Это же хериланзерский язык, на котором говорят у меня на родине. Откуда ты его знаешь?

– Я знаю всего лишь несколько слов.

– А как ты догадался, что наш толстяк родом из Хериланца? – полюбопытствовал брат Элприн.

– Догадаться не трудно. Во-первых, имя. Во-вторых, акцент. Я неплохо разбираюсь в подобных вещах, – сообщил Стивен.

«И до сих пор моя ученость приносила мне одни лишь неприятности, – горько вздохнул он про себя. – Пора бы приучиться держать рот на замке».

Однако на брата Эхана осведомленность Стивена в его родном языке, судя по всему, произвела отрадное впечатление.

– Ну, парень, ты, я вижу, знаток по части языков! – воскликнул он. – Я всегда считал, что по-хериланзерски способны говорить лишь мои земляки. Язык этот ужасно трудный, и никто даже не пытается его изучать. С чего это тебе взбрело в голову заняться хериланзерским?

Стивен пожал плечами.

– Может, когда-нибудь я поеду в Хериланц.

– Не советую, – усмехнулся брат Эхан. – Вряд ли ты благополучно вернешься из этого путешествия. Да будет тебе известно: там почти круглый год стоят страшные холода. А если ты не околеешь от мороза, то тебя прикончит первый же встречный мальчишка.

Стивен мысленно прикинул, что, если рост брата Эхана по хериланзерским меркам считается средним, самый высокий местный мальчишка вряд ли достанет нормальному человеку до колена, однако предпочел умолчать о своих умозаключениях.

Он оглядел дортуар – просторную комнату с длинными, узкими окнами. Обставлена она была весьма аскетично: пятьдесят жестких деревянных топчанов для спанья, в изножье каждого – небольшой ящик, в котором монахи хранили свой нехитрый скарб. Стивен с содроганием заметил, что его собственный ящик пуст.

– Где мои вещи? – закричал он. – Мои книги, мои угли для письма, мои рисунки! Куда все это исчезло?

– Твои пожитки забрал один из приспешников Десмонда, – невозмутимо пояснил брат Элприн. – Если будешь вести себя как полагается, возможно, удача тебе улыбнется и ты получишь свои вещи назад.

– А может, мне стоит поговорить с отцом фратексом и рассказать…

– Об этом даже не думай, – решительно оборвал его брат Элприн. – Единственный способ поладить с Десмондом и его шайкой – ни в чем им не перечить, держать язык за зубами и надеяться, что рано или поздно им надоест тебя мучить и они примутся учить уму-разуму кого-нибудь другого. Не знаю, известно ли об их проделках отцу фратексу и как он к ним относится. Я так полагаю, он о многом догадывается. Но если ты отправишься к нему и примешься жаловаться, то совершишь серьезную ошибку.

– Значит, они заправляют всем в монастыре? Но это ведь настоящий разбой!

Тут брат Эхан вновь с размаху хлопнул Стивена по спине, так что бедолага едва не прикусил язык.

– Да ты, я вижу, сообразительностью не блещешь, приятель! – процедил коротышка. – Хоть и лопочешь на разных языках, а все равно полный идиот! Ты ведь видишь меня в первый раз! И брата Элприна тоже! Откуда ты знаешь, может, в шайке Десмонда мы – самые что ни на есть заправилы. Тебе повезло, что это не так. Иначе, клянусь всеми святыми, тебе пришлось бы пожалеть о своих словах, горько пожалеть. Если хочешь, чтобы здесь, в монастыре, тебе жилось сносно, запомни золотое правило: поменьше говори, побольше слушай. А главное, не пускайся в откровенности с первым встречным.

– Спасибо за науку, брат Эхан. Но, мне кажется, ты сам только что нарушил свое золотое правило. Ты ведь тоже видишь меня первый раз в жизни. Почему же ты пустился в откровенности с первым встречным?

– Я знаю, что ты новичок, который прибыл в монастырь не далее чем вчера. Этого достаточно, чтобы тебя не опасаться.

– Он прав, – подхватил брат Элприн. – И еще запомни: когда рядом кто-то из приспешников Десмонда, ни я ни брат Эхан не проявим к тебе ни малейшей снисходительности. С новичками здесь положено обращаться сурово. Таков уж обычай, нравится он тебе или нет. И хотя этот обычай не всегда мне по душе, я стараюсь не нарушать его без большой необходимости.

– Усек? – проскрежетал брат Эхан. – Мы тебя предупредили, больше предупреждать не станем. Намотай себе на ус то, что от нас услышал. И не доверяй никому, даже если его уста будут источать мед и елей. – Коротышка задумчиво поскреб себе подбородок. – О, я так с тобой заболтался, что все из головы вылетело. Живо приведи себя в порядок и дуй в библиотеку. Отец фратекс уже четверть часа как ждет тебя там. Хочет показать тебе какую-то древнюю рукопись, которую необходимо перевести.

– Ох, помогите мне, святые заступники! – вздохнул Стивен. – Но мои вещи…

– Забудь о них, – посоветовал Элприн. – Это самый разумный выход. К тому же монаху, отрекшемуся от всего мирского, не пристало трястись из-за презренного хлама…

– У меня пропал вовсе не презренный хлам, а книги и прочие принадлежности, необходимые для работы.

– Надо же, книги у него пропали, – усмехнулся брат Эхан. – Нашел о чем жалеть. Да в твоем распоряжении целая библиотека. Чего-чего, а такого добра, как книги, у нас в монастыре более чем достаточно. Так что кончай причитать.

– Но пропали мои записи.

– Не велика потеря, – пренебрежительно изрек брат Эхан и повернулся к своему товарищу. – Пожалуй, мы заболтались с нашим новичком. Еще наживем неприятностей. Пойдем отсюда. У меня своих дел хоть отбавляй.

– Я очень благодарен вам обоим, – сказал Стивен. – Ех данка'звес.

Брат Эхан расхохотался.

– Говорить по-хериланзерски ты мастер, – заявил он. – Да только вряд ли это умение здесь тебе пригодится. Надеюсь, у тебя есть более полезные таланты.

И они ушли, оставив Стивена в горестной задумчивости. Совсем недавно, ночуя в замке Тор Скат, он считал, что все беды которые с лихвой выпали на его долю, остались позади. Но теперь жизнь повернулась так, что не только обидное пренебрежение неотесанного лесничего, но и столкновение с разбойниками казалось ему мелкими неприятностями.

Однако медлить было нельзя. Отец фратекс ожидал его в библиотеке. При мысли о встрече с книжными сокровищами Стивен вновь испытал приятное волнение, хотя и далеко не такое сильное, как накануне.

– Я вижу, сын мой, что вчерашняя вязанка оказалась тяжела для твоей спины, – заметил фратекс, внимательно вглядываясь в Стивена. – Похоже, у тебя ломит поясницу.

– Да, святой отец, – ответил Стивен.-Поясница у меня и в самом деле побаливает.

Это вполне соответствовало истине, так что нельзя было сказать, что Стивен обманул фратекса. Но в тоже время он не открыл ему всей правды. Подобная двойственная позиция не слишком устраивала юношу, однако он решил, что не стоит пренебрегать наставлениями бывалых монахов – по крайней мере, до тех пор, пока он не освоится с порядками монастыря и не познакомится ближе с его обитателями. Отец настоятель взглянул на юношу с сочувствием.

– Что ж, сегодня вечером тебя ждет более легкое послушание. Ты отнесешь трапезу часовым, стоящим в дозоре на башнях. Думаю, небольшая прогулка пойдет тебе на пользу.

– Я готов исполнить любое ваше распоряжение, святой отец.

– Не сомневаюсь, сын мой. Скажи; как ты провел вчерашний вечер? Надеюсь, ты осмотрел монастырь и нашел немало интересного.

«Как не найти, – мрачно подумал про себя Стивен. – Гнилые яблоки в церковных закромах, вот что я нашел».

– Вчера мне удалось посмотреть один из ранних вариантов «Амена Тирсон», – сообщил он вслух.

– А, старинное географическое описание, – одобрительно кивнул головой фратекс. – Да, это исследование достойно пристального внимания. У нас здесь хранится оригинал.

– По-моему, именно оригинал мне и посчастливилось увидеть. Скажите, святой отец, а копии с него снимались?

Фратекс в задумчивости наклонил голову.

– Эта рукопись находится в нашем монастыре более двух столетий, и за это время с нее снималось множество копий. Думаю, все экземпляры «Амена Тирсон», которые тебе довелось встретить в других хранилищах, являлись копиями с нашего оригинала. А почему ты спрашиваешь? Ты обнаружил какие-нибудь расхождения?

– Не совсем так. Но…

– Надеюсь, что нет, – перебил его фратекс. – Переписчики нашего монастыря славятся своим искусством. Они не допускают ошибок. Как, впрочем, и наши переводчики, – добавил он и подмигнул Стивену, – Хочешь взглянуть на рукопись, над которой тебе предстоит работать?

– Это мое самое горячее желание, святой отец! – с жаром выпалил Стивен.

Фратекс торжественно указал на коробку из кедра, стоявшую на столе.

– Она здесь.

Коробка почти не отличалась от той, в которой хранилась «Амена Тирсон», разве что была несколько побольше. Выглядела она совсем новой – в отличие от своего содержимого, которое открылось взору Стивена, когда настоятель бережно поднял крышку.

– Свинцовые листы, – восхищенно прошептал Стивен. – Значит, это священный текст.

– Любой на твоем месте сделал бы подобный вывод, – подхватил фратекс. – Но взгляни на дату. Этот труд на две сотни лет предшествует учреждению Гегемонии и установлению церковного владычества в этих краях.

– Да, это правда, – согласился Стивен. – Но тексты, нанесенные на свинец, считались священными еще до того, как свинцовые листы стала использовать церковь. Например, на свинцовых листах составлялись послания к умершим, написанные на древнем вителлианском. Несомненно, это было еще до Сакаратума и возникновения первой церкви.

– Насчет посланий к умершим не могу с тобой не согласиться, – кивнул головой фратекс. – Согласно убеждениям древних, духам людей, оставивших этот мир, легче прочесть послание, написанное на свинце. Но до повсеместного распространения церкви эти послания представляли собой коротенькие записки – чаще всего просьбы, вроде тех, что опускают в гробницы и по сей день. Лишь после второй церковной реформы подобным образом стали составляться и послания к святым – ведь именно святым служат усопшие. – Фратекс сделал многозначительную паузу и добавил: – Но еще задолго до второй церковной реформы – впрочем, взгляни сам, сын мой…

Стивен приблизился ближе, нагнулся над деревянной коробкой, и сердце его бешено заколотилось. Хотя спину по-прежнему терзала боль, он вдруг перестал ее ощущать.

– Это оригинальный текст, – благоговейно произнес он. – Книга, подобная священным писаниям церкви.

– Тебе понятен язык, на котором она написана? – осведомился фратекс.

– Можно достать листы из коробки?

– Разумеется.

Стивен осторожно взял верхний свинцовый лист. Стоило коснуться поверхности листа, как юноша ощутил во рту привкус свинца, и его пальцы задрожали.

Кто покрыл эти тяжелые листы рукописной вязью? Что ощущал неведомый автор, выводя первые строки? Несколько сотен лет отделяло его от Стивена. Юноша попытался представить, как огромен этот отрезок времени, и почувствовал, что голова у него слегка закружилась. Так бывает, когда тебя подхватывает морская волна и внутри все сжимается от сладостного испуга.

– Листы сильно покрыты патиной, – пробормотал Стивен, бережно счищая с рукописи белый налет. – А где находился манускрипт до того, как попасть к вам, святой отец?

– В старой церкви Святого Донвея. По крайней мере, именно оттуда книга поступила в библиотеку нашего монастыря.

– Они не слишком хорошо заботились о столь драгоценной рукописи, – покачал головой Стивен. – По всей видимости, она хранилась в сыром месте. – Стивен нахмурился и добавил: – Знаете, святой отец, я рискнул бы предположить, что долгое время она находилась под землей, возможно в гробнице.

– Вряд ли, – возразил фратекс. – В любом случае, теперь этот манускрипт у нас, и мы должны заботиться о нем должным образом. Кстати, сын мой, это еще одна причина, по которой я просил направить в наш монастырь человека, имеющего опыт работы с древними рукописями. Честно говоря, я был бы не прочь заполучить в обитель брата, занимающего в иерархии более высокую ступень, чем послушник. Но, уверен, несмотря на свою молодость, ты оправдаешь мое доверие и с честью справишься с возложенными на тебя обязанностями.

– Святой отец, я приложу все усилия. И вам не придется жалеть, что вы поручили это сокровище мне.

– А теперь скажи, что ты думаешь об этой книге? Насколько я могу судить, это древний вадхианский язык, но…

– При всем уважении к вашему мнению, святой отец, позволю себе заметить, что я не вполне уверен в этом, – весьма уклончиво начал Стивен, памятуя урок смирения, преподанный ему накануне. – Конечно, мое знакомство с рукописью пока весьма поверхностно, но у меня создалось впечатление, что это язык, отличный от вадхианского.

– Что натолкнуло тебя на такой вывод?

– Несомненно, язык, на котором написана эта книга, чрезвычайно похож на древний вадхианский, и все же…

Стивен, сосредоточенно сдвинув брови, буквально поедал глазами первые строки рукописи.

– Но ведь это вадхианский шрифт, не так ли? – уточнил фратекс.

– Вы правы. Однако взгляните на эту строку. Здесь написано «Дхивхубх кхами», что означает «обращено к богам». На древнем вадхианском это читалось бы как «канми удхе дхивхи». Понимаете, святой отец? В вадхианском, как и в древнем кротенском, многие окончания утрачены. Я полагаю, здесь мы столкнулись с каким-то неизвестным диалектом – возможно, с одной из самых старых форм вадхианского.

– Вот как? Но почему здесь используется такой старый язык? Судя по дате, книга была написана в период правления Джестера Черного. Тогда вадхианский уже был государственным языком империи.

– Возможно, эта рукопись – лишь копия с более древнего оригинала. Взгляните сюда, святой отец. Видите букву пониже даты?

– Если я правильно разбираю шрифт, это буква Q.

– Так оно и есть, – подтвердил Стивен. – Джестер Черный правил империей большую часть столетия. В первые годы его правления у переписчиков и переводчиков вошло в обычай ставить под датой свою метку. – Губы Стивена тронула мрачная улыбка. – Дело в том, что Джестер хотел знать, кого следует наказывать, если в рукописи обнаружится хоть малейшая неточность. После его свержения была установлена Гегемония и церковная власть распространитесь по всей империи. А спустя некоторое время все рукописи начали оформлять по единому образцу, который ввела церковь.

– Значит, ты полагаешь, что в первые годы правления Джестера Черного была сделана лишь копия, а сам оригинал относится к более ранней эпохе? – уточнил фратекс.

– Скорее всего, так оно и есть. А возможно, этот древний диалект использовался исключительно для священных текстов – ведь мы до сих пор в подобных случаях прибегаем к вителлианскому и кротенскому.

– Полагаю, в этой области твои познания простираются намного дальше моих, – смиренно заметил фратекс. – И с моей стороны спорить с тобой было бы непозволительной самонадеянностью.

– Возможно, я ошибаюсь, – торопливо пошел на попятную Стивен, которому в словах фратекса послышался скрытый упрек в гордыне. – Вы сами видели, святой отец, я сделал вывод, основываясь лишь на первых строках. После более глубокого знакомства с рукописью я пойму, насколько справедливо мое скороспелое суждение.

– А сколько времени тебе потребуется, чтобы перевести весь манускрипт, сын мой?

– Затрудняюсь ответить определенно, святой отец. Как я уже сказал, этот диалект мне неизвестен, и, вероятно, некоторые места покажутся мне темными.

– Понимаю твои опасения. Но, думаю, девяти дней тебе будет достаточно?

– Святой отец, – не веря ушам своим, пробормотал Стивен.

Он уже хотел заявить, что о таком сроке не может быть и речи, однако, встретив пронзительный взгляд фратекса, заявил, стараясь придать голосу уверенность:

– Я попробую. Как видно, закончить эту работу побыстрее очень важно для вас?

Фратекс недовольно нахмурился.

– Не для меня, сын мой. Это важно для тебя. Считай этот труд первым возложенным на тебя испытанием. Если ты выполнишь перевод в положенный срок, то отправишься в паломничество к святым местам раньше, чем любой другой послушник.

Стоило отцу-настоятелю заговорить о паломничестве к святилищам, как у Стивена вновь заныла избитая спина. Если новичку будет оказана столь высокая честь, брату Десмонду и его шайке это вряд ли придется по нраву.

– Святой отец, рвение, которое я не премину приложить, не заслуживает столь высокой награды, – заявил он. – Разумеется, я сделаю все возможное, чтобы закончить перевод в установленный вами срок и выполнить его безупречно. Именно для подобной работы меня направили в монастырь, и я постараюсь не принести вам разочарований.

– Я настоял на твоем приезде не для того, чтобы испытывать разочарование, – в голосе отца Пелла послышались жесткие нотки. – И уж конечно, не для того, чтобы ты определял, насколько справедливы мои решения. Если я сочту, что ты готов к паломничеству, значит, так оно и есть. Ты меня понял? И не тебе судить, достоин ты подобной высокой чести или нет.

Самые светлые головы нашей обители в течение долгого времени бились над этой рукописью, – продолжал фратекс. – А ты, лишь бросив на нее взгляд, разгадал одну из загадок. Говорю это отнюдь не для того, чтобы укрепить тебя в грехе самонадеянности и высокомерия. Ты сам видишь: это знак, посылаемый святыми. Если в течение ближайших девяти дней ты преуспеешь в переводе, я вновь расценю это как знак свыше. Неудача тоже будет знамением, хотя и не столь для тебя благоприятным. Ясно?

– Если я не смогу перевести эту рукопись в течение девяти дней, это будет означать, что святые отказывают мне в своей помощи, Я правильно понял вас, отец Пелл?

– А как же иначе.

Тяжелая рука фратекса опустилась на плечо юноши, и Стивен невольно вздрогнул от боли, которую причинило ему это прикосновение.

– Ох, какой ты неженка! – заметив это, усмехнулся фратекс. – Ладно, приступай к делу. И да хранят тебя святые.

– Да хранят вас святые, отец Пелл, – эхом откликнулся Стивен.

Дверь за отцом настоятелем закрылась, но его последние слова словно висели в воздухе. Когда Стивен перевел взгляд на древний манускрипт, ему показалось, что многозначительная фраза фратекса отпечаталась на поверхности свинцового листа.

Так или иначе, ему не миновать беды. Если он преуспеет в выполнении возложенной задачи, это будет сочтено благоприятным знамением свыше. Тогда он отправится в паломничество к святилищам и станет посвященным. Для того чтобы удостоиться подобной чести, послушнику обычно требуется провести в монастыре год или даже более. Узнав об особом расположении фратекса, Десмонд Спендлав, скорее всего, до смерти забьет не в меру проворного послушника.

А что будет, если Стивен не справится с переводом или не сумеет закончить его в срок? В таком случае его тоже ожидает печальная участь. На снисхождение рассчитывать не приходится – ведь отец настоятель сказал, что расценит это как знак нерасположения святых.

Одно не вызывает сомнений – за последнюю тысячу лет никому не удавалось расшифровать эти древние письмена. И какая бы судьба ни ожидала Стивена, он приложит все усилия, чтобы постичь их тайный смысл.

Испустив сокрушенный вздох, Стивен приготовил бумагу, древесный уголь для пометок, кисточку для того, чтобы счищать пыль с листов, развел чернила и склонился над рукописью.

Миновал час, и он успел забыть обо всем: об отце настоятеле, о Десмонде Спендлаве, обо всех угрозах и предостережениях, которые ему пришлось выслушать, и о боли, терзавшей спину. Медленно, неуверенно он начал проникать в таинственное значение древнего манускрипта.

Книга и в самом деле была написана на диалекте, который не встречался Стивену прежде. Многие слова оказались созвучны с вадхианскими, однако сочетания, в которых они употреблялись, а также грамматические формы несомненно относились к более древнему языку. По мнению Стивена, диалект этот скорее был сродни старому каварумскому.

Когда колокол прозвонил к вечерней службе, Стивен по-прежнему был погружен в работу. Листы бумаги, лежавшие на столе, покрывали неровные строчки перевода, во многих местах зачеркнутые. По мере того как Стивен все глубже проникал в мысли древнего автора, он отказывался от первоначальных догадок и заменял их другими, более обоснованными. Лишь изредка он поднимал голову, потягивался, потирал затекшую шею и вновь склонялся над рукописью.

Стивену казалось: он складывает воедино разрозненные части головоломки, определяя, что может значить то или иное слово, к чему относится запутанное выражение. Наконец перед внутренним взором начала вырисовываться цельная картина. Схватив чистый лист, Стивен принялся торопливо писать. Вот что у него получилось:

«Сей труд обращен к богам.

В году тридцать восьмом от воцарения Укел Крадх дхе'Увх (прозвание Джестера Черного, означающее «Великолепное Сердце Ужаса», в отличие от остального текста документа, приводится на вадхианском диалекте. – С. Д.) написаны сии строки. Внемли им, ибо смысл их исполнен ужаса. Они предназначены лишь для твоих глаз, величайший повелитель, и более ни для чьих. Властелин седосов, книга сия расскажет о ноубхубх (смысл этого слова не вполне ясен. Скорее всего, оно означает святилища, алтари или храмы), посвященных жедунмара (вероятно, это слово означает – проклятые боги или темные демоны). Повествование ведется также о ватх тхадхатхум (это выражение, по всей видимости, означает – священные тропы) Матери-Истребительнице, о Священном вожделении, о Безумном Повелителе, о Молнии, сжигающей изнутри, обо всей их родне и свойственниках. Прочитавший сии строки постигнет, как умилостивить их. Однако всякий, чей взор коснется этих страниц, увддатхез (вероятно, будет проклят). (Проклятие?) лежит также и на том, кто написал это».

Мурашки пробежали по коже Стивена. Да, все эти угрозы и страшные посулы на редкость загадочны и непонятны. Никогда прежде ему не приходилось сталкиваться с древней рукописью, чье содержание было бы столь же туманным и в то же время пугающим.

Разумеется, лишь весьма незначительная часть документов, относящихся к периоду Колдовских войн, сохранилась до нынешних дней. В большинстве своем книги, написанные в ту пору, являлись вместилищами ереси и зла и были уничтожены по приказу церкви.

Судя по всему, эта рукопись тоже относится к числу нечестивых. Тогда каким образом ей удалось избежать подобной участи? Возможно, она уцелела лишь потому, что никому и никогда не удавалось ее прочитать? Но подобное предположение выглядит нелепым. Когда благодаря учреждению Гегемонии на севере воцарился мир, там работали величайшие ученые древности. К тому же язык, на котором написано это таинственное послание, достаточно близок к диалектам, в ту пору имевшим самое широкое распространение. И любой мало-мальски сведущий ученый с легкостью выполнил бы задачу, на которую ныне Стивен положил столько усилий, – перевел бы текст, используя метод сравнения с родственными, хорошо знакомыми языками.

Возможно также, на протяжении столетий манускрипт находился в надежном укрытии или даже, как предположил Стивен, был зарыт в землю. Вполне вероятно, что какой-нибудь скромный хлебопашец отыскал коробку с рукописью на своем поле и принес ее в монастырь Святого Донвея. Братья-монахи, не сумев разобрать древний язык, сочли манускрипт священным церковным текстом и, как великую ценность, поместили ее в библиотеку.

Какова бы ни была предшествующая судьба рукописи, Стивен не сомневался – эти богохульные писания не имеют права на существование. И как только станет известно, какой страшный смысл скрывают древние письмена, церковь немедленно прикажет уничтожить зловещее послание, дошедшее из глубины веков.

Необходимо немедленно сообщить отцу настоятелю о том, какая откровенная ересь нашла приют в монастырском книгохранилище, решил Стивен. Нельзя углубляться в эти проклятые писания дальше, иначе он может оказаться в их власти.

– Брат? – раздался над его ухом чей-то тихий голос.

От неожиданности Стивен едва не подпрыгнул. Рядом с ним, смиренно потупив голову, стоял незнакомый монах.

– Да?

– Фратекс Пелл просил тебя отнести вечернюю трапезу часовым, которые находятся на сторожевых башнях.

– Да, да, я помню. Сейчас иду.

– Как поступить с манускриптом? Поставить его на полку? – И монах указал на свинцовые листы, лежавшие на столе.

– Нет-нет. Отец фратекс поручил мне сделать перевод этой рукописи. Если это возможно, я хотел бы оставить ее здесь, чтобы завтра с утра, не мешкая, вновь приняться за работу.

– Разумеется, мы можем оставить ее здесь, – кивнул головой монах.

– Меня зовут Стивен Даридж, – решил представиться Стивен.

– Брат Санген, к твоим услугам. Я выполняю обязанности библиотекаря. Слежу, чтобы на полках всегда был порядок. Если я не ошибаюсь, брат Стивен, это одна из вадхианских рукописей, что поступили в наш монастырь недавно?

– А что, у вас несколько подобных книг?

– О да. За последние несколько лет наша библиотека значительно пополнилась.

– Вот как? И все рукописи на древнем вадхианском поступили из монастыря Святого Донвея?

– Вовсе нет, брат Стивен. Почему ты так решил? Древние книги прибывают к нам со всех концов империи. – Неожиданно брат Санген слегка нахмурился, словно ему пришла на ум какая-то тревожная мысль. – Я полагаю, брат Стивен, тебе пора идти. Отец Пелл весьма терпелив и снисходителен, но требует, чтобы все его поручения выполнялись беспрекословно.

– Да, да, я уже иду. – Стивен собрал листы со своими заметками и черновиками перевода. – Я хочу взять это с собой, – пояснил он. – Возможно, перед сном у меня будет время просмотреть свои записи. Это не возбраняется монастырскими правилами?

– Разумеется, нет. Удачи тебе, брат Стивен. Приятной трапезы и спокойного сна, – напутствовал его брат Санген и добавил, понизив голос: – Когда пойдешь к сторожевым башням, будь осторожен. И лучше отправляйся по южной тропе, той, что идет через лес. Она длиннее, но… безопаснее. Если хочешь, я могу объяснить, как ее найти.

– Очень хочу, – откликнулся Стивен. – Спасибо, брат Санген.

В сумерках, наблюдая за светлячками, которые порхали в воздухе, точно покидающие мир души умерших, Стивен вновь ощутил, как его пробирает дрожь. Ему отчаянно хотелось немедленно отправиться к фратексу и рассказать о своем пугающем открытии.

Впрочем, проклятие, наложенное древним автором, не внушало Стивену ни малейших опасений. Те нечестивые божества, которым посвящена рукопись, давно уже лишились всякого могущества или находятся в плену у святых. Владычество Джестера Черного свергнуто, а сам он убит более тысячи лет назад. Несомненно, грозное проклятие не может иметь силы.

Однако книга, которую открывают подобные зловещие угрозы, скорее всего содержит кощунственные откровения, не предназначенные для человеческих глаз.

И все же, не прочитав древний манускрипт до конца, он не может утверждать это с уверенностью. Вполне вероятно, далее последует всего лишь перечень мертвых демонов. А возможно, рукопись содержит сведения, обладающие для церкви большой ценностью.

Не убедившись, что книга в самом деле представляет собой собрание ересей и кощунств, он не имеет права обречь ее на уничтожение, решил Стивен.

Ему придется прочесть ее до последней страницы. Но если он натолкнется на откровенное святотатство, то сразу же отнесет опасный манускрипт к фратексу.

Однако помимо загадочной книги у Стивена были и другие причины для беспокойства. Он уже понял, что в монастыре нельзя доверять незнакомцам. И все же послушался совета брата Сангена и пошел через лес по дальней южной тропе. Вполне вероятно, монастырский библиотекарь действительно хотел уберечь новичка от столкновения с братом Десмондом и его головорезами. Но не исключено, что милый и любезный брат Санген намеренно направил юношу прямо в лапы врагам. Как бы то ни было, Стивену оставалось одно – надеяться на лучшее, но готовиться к худшему.

Внезапно он подумал, что не отказался бы сейчас от общества Эспера Белого, и сам удивился этой мысли. Лесничий, спору нет, отличался грубоватым нравом и не слишком церемонился с юным послушником. Но, похоже, он всегда твердо знал, где правда, а где ложь.

Не говоря уж о том, что Десмонд Спендлав и все его подручные по сравнению с лесничим всего лишь стая щенят-молокососов. Сунься они только к нему, Эспер Белый расправился бы с ними в два счета. Да, на такую драку Стивен был бы не прочь поглядеть.

Впрочем, если бы Эспер Белый увидал сейчас Стивена, он не преминул бы посмеяться над жалким, слабосильным мальчишкой. Стивен приосанился и гордо огляделся по сторонам. Без сомнения, чтобы совладать с шайкой неприятелей, сил у него не хватит. Но пусть не думают, что им удалось запугать его, заставить ползать на брюхе. Пусть плоть его слаба, но дух крепок и несгибаем.

Все, что может сейчас Стивен, – это смело взглянуть в лицо врагам, какие бы пакости против него они ни замышляли. А еще ему остается надеяться, что из этой переделки он выйдет живым.

Стивен как раз утешался подобными соображениями, когда из зарослей, окружавших тропу, до него донесся голос, тихий, но угрожающий.

– Вот и он. Куда ты так торопишься, малыш?

Стивен глубоко вздохнул, призывая на помощь все свое мужество. Оно было совершенно необходимо, ибо из-за деревьев вышел Десмонд Спендлав собственной персоной. В темноте его глаза поблескивали злобными огоньками.

А мгновение спустя Стивен понял, что брат Десмонд разговаривает вовсе не с ним. Более того, он даже не заметил Стивена. Не дожидаясь, пока заклятый недруг исправит эту оплошность, Стивен юркнул за возвышавшийся у края тропы стог сена и принялся оттуда наблюдать за происходящим.

На этот раз жертвой, которую наметили себе брат Десмонд и его приспешники, оказался толстенький брат Эхан.

– Я тебе не малыш, – прошипел коротышка, затравленно глядя на столпившихся вокруг него мучителей.

– Я буду назвать тебя так, как мне угодно, – надменно изрек Десмонд. – Живо выкладывай, что тебе утром рассказал новенький. Надеюсь, он не посмел жаловаться и возводить на меня хулу?

– Он ни словом не обмолвился о том, что произошло с ним вчера, – послышался дрожащий голос брата Эхана.

– На редкость глупый ответ, жирняк. Если он в самом деле держал язык за зубами, спрашивается, откуда тебе известно, что с ним вчера что-то произошло. Отсюда я делаю вывод, что твой новый дружок успел наболтать лишнего. А ты его покрываешь. С твоей стороны это не слишком похвально, недомерок.

Брат Эхан вызывающе вздернул подбородок.

– С меня довольно твоих измывательств, Спендлав. Если хочешь, давай сразимся врукопашную. Один на один. Или ты смельчак только в окружении своих псов?

– Слыхали, парни, как этот курдюк жира вас назвал? – проскрежетал брат Десмонд.

– Конечно, они самые настоящие псы, – громко и раздельно повторил брат Эхан. – Мерзкие, злобные твари, которые бегут за своим вожаком, поджав хвосты. Трусы, привыкшие нападать стаей.

Круг угрожающе сомкнулся.

Эхан первым перешел в наступление и, сжав кулаки, бросился на брата Десмонда. Однако не сумел даже задеть противника. Один из пособников Десмонда нанес коротышке ловкий удар, и брат Эхан, явно не имевший большого опыта по части драк, потерял равновесие. Ноги его мелькнули в воздухе, и он полетел на спину, так громко шлепнувшись, что даже Стивен в своем укрытии услышал это.

Стивен судорожно сглотнул застрявший в горле ком. Инстинкт самосохранения твердил ему, что соваться в разборку ни в коем случае нельзя. Но лесничий, о котором юноша вспоминал совсем недавно, вновь пришел ему на ум. Ему казалось даже, что он ощущает на себе укоризненный взгляд Эспера Белого. Конечно, лесной бирюк не блистал хорошими манерами, но никогда в жизни не стал бы спокойно наблюдать, как банда расправляется с беззащитным одиночкой.

– Проклятые трусы! – что есть мочи завопил Стивен. Возможно, этот крик сорвался с губ помимо его воли. По крайней мере, он не помнил, в какой именно момент принял решение вмешаться.

Мучители мигом позабыли о своей жертве. Брат Десмонд и еще четверо опрометью бросились на крик. В мгновение ока они оказались рядом со стогом.

Стивен притаился за горой ароматного сена. Конечно, можно было попытаться спастись бегством, но он понимал: брат Десмонд и его подручные куда проворнее и шансов убежать у него практически нет.

Для того чтобы закопаться в сено, не хватало времени, и Стивену оставалось лишь взобраться на самую верхушку стога. Оказавшись там, он затаил дыхание и принялся наблюдать за своими преследователями.

– Наверняка он сиганул в заросли, – предположил один из приспешников Десмонда. – Или прячется за стогами.

– Отыщите мерзавца. Да побыстрее, – распорядился брат Десмонд.

Несмотря на то что уже совсем стемнело, Стивен отчетливо видел лицо главаря, испускавшее нечто вроде слабого свечения.

– Святой Тайв, сделай так, чтобы никто из них не поглядел вверх, – мысленно взмолился Стивен.

Возможно, святой и правда решил помочь Стивену, а скорее всего, никому из шайки Десмонда просто не пришло в голову взглянуть на верхушку стога – так или иначе, все монахи-разбойники устремились в лес и принялись обшаривать придорожные заросли.

Однако обнаружить беглеца под деревьями им не удалось. За полосой деревьев и кустарника открывался луг, где негде было укрыться. Несомненно, вскоре преследователи должны были понять, что совершили ошибку и на самом деле Стивен не успел добраться до зарослей, а прячется совсем близко.

Стивен не стал выжидать и бесшумно соскользнул с другой стороны стога.

Двое монахов сторожили брата Эхана. Один уселся на грудь несчастного коротышки, придавив его к земле, другой сосредоточенно возился с каким-то мешком.

Они заметили Стивена в ту самую секунду, когда тот ударил в челюсть монаха, взгромоздившегося на брата Эхана. Зубы мучителя громко лязгнули. Его товарищ издал звук, похожий на рев разгневанного быка, и швырнул в Стивена свой мешок.

Удар, и весьма ощутимый, пришелся в спину, которой и так уже немало досталось накануне. Похоже, мешок был набит яблоками или чем-то столь же твердым. Стивен рухнул на колени, ощущая во рту привкус крови.

В следующее мгновение брат Эхан подскочил к нему и потянул за рукав.

– Вставай скорей, идиот несчастный! Эти гады сейчас вернутся.

Стивен распрямил дрожавшие ноги. Монах, которого он ударил в челюсть, не подавал признаков жизни. Второй, тот, что метнул в него мешок, валялся на земле и громко стонал.

– Бежим! – повторил брат Эхан и пустился наутек.

Стивен счел за благо последовать его примеру. Вслед им неслись голоса брата Десмонда и его головорезов – они приказывали беглецам остановиться, осыпая их угрозами, но это лишь придавало прыти.

Вслед за Эханом, проявившим неожиданное для такого толстяка проворство, Стивен добежал до кромки леса; не снижая скорости, они продирались сквозь чащу, так что ветви хлестали их по лицам, и наконец оказались на тропе, ведущей на вершину холма.

Стивен ощущал, что его легкие вот-вот разорвутся. Мешок с яблоками ударил его по почкам, и теперь многострадальная поясница Стивена буквально разламывалась.

Обежав вокруг холма, они выскочили на опушку. Стояла кромешная тьма, но, судя по тому, как уверенно двигался брат Эхан, он совершенно не боялся заблудиться.

Как раз в тот момент, когда Стивен почувствовал, что больше не в состоянии сделать ни шага, брат Эхан схватил его за рукав и подал знак опуститься на землю.

– Похоже, нас не догонят, – выдохнул он. – Посидим здесь, выждем время. Впрочем, в монастыре эти подонки всегда сумеют выбрать подходящий момент и место, чтобы с нами разделаться. Думаю, сейчас они попросту решили, что не стоит тратить силы на погоню. Добыча и так никуда не уйдет.

– Тогда… почему… мы… побежали? – пробормотал Стивен, с трудом переводя дыхание. Грудь его ходила ходуном.

– Если бы не ты, я бы ни за что не стал рыпаться, – проворчал брат Эхан. – Но ты их ужасно разозлил. Чего доброго, они под горячую руку прикончили бы нас обоих. Завтра Десмонд непременно поймает нас, но уже поодиночке. К тому времени его злоба малость поостынет. Конечно, нам достанется, но, надеюсь, жить будем.

– Они не осмелятся нас убить! – выпалил Стивен. – Неужели им сойдет это с рук?

– Ах ты наивный мальчик, ничего-то ты не знаешь про житье-бытье в нашем святом братстве, – невесело усмехнулся брат Эхан. – Двух месяцев не прошло с тех пор, как они убили послушника. Сломали парню шею и бросили его в колодец. Все решили, что это несчастный случай, что бедолага сам упал, когда набирал воду. Запомни, эти ребята шутить не любят. Еще хорошо, что сторожить меня они оставили Инеста и Диониса. Из всех бандитов Десмонда эти двое – самые неповоротливые и неуклюжие. От остальных бы нам ни за что не уйти. Она придавили бы нас как мух, можешь мне поверить.

Эхан помолчал и добавил:

– Но все равно… Ех данка'звес, понял? Спасибо. Ты хороший парень. Намного лучше, чем кажешься с первого взгляда. Хотя дурень, конечно, редкостный.

– Я просто не мог стоять в стороне и смотреть, как они тебя колотят, – признался Стивен.

– Скоро ты поймешь, что здесь лучше всегда оставаться в стороне, – буркнул Эхан. – Выучишь это правило на собственной шкуре.

– Если бы мы объединились и дали им отпор…

– Об этом и думать забудь. Но не переживай особенно. В конце концов они оставят тебя в покое. Мне тоже поначалу приходилось несладко. Десмонд и его братия долго не давали мне проходу. Но уже целый год, как они меня пальцем не тронули. Вот только сегодня…

– Они набросились на тебя, потому что ты утром разговаривал со мной, так ведь?

– Хотя ты и дурень, но не лишен догадливости.

Стивен молча вперился взглядом в темноту. Они долго сидели, не двигаясь, не проронив ни слова. Наконец дыхание у обоих выровнялось, и буря, бушевавшая в их душах, превратилась в легкий ветерок.

– Пойдем, – скомандовал брат Эхан. – Пора возвращаться в дортуар.

Только тут Стивен вспомнил о мешке с провизией, который по-прежнему висел у него на поясе.

– Я должен отнести еду часовым, на сторожевые башни.

– Ничего, придется им сегодня обойтись без ужина.

– Но это приказ отца настоятеля.

– Братья, стоящие в дозоре, не так уж худы. Небольшое воздержание пойдет им на пользу. Они не будут на тебя в обиде.

– Фратекс велел мне отнести часовым ужин, и я сделаю это, – упрямо повторил Стивен.

Эхан пробормотал что-то на своем родном языке, но так тихо, что Стивен ничего не разобрал.

– Хорошо, – кивнул головой толстяк. – Если ты так упорствуешь в своей глупости, я не буду тратить время на бесполезные уговоры. Все, что я могу для тебя сделать, – показать самый короткий обратный путь в монастырь.

 

9. Наказание

У Энни перехватило дыхание, когда пальцы Родерика слегка коснулись ее груди. Возможно, это вышло случайно. Никогда прежде он не позволял себе подобных прикосновений. Но нынешнее их свидание не походило на все предыдущие. Впервые их поцелуи стали столь страстными и ненасытными, пробуждая в обоих желание чего-то большего.

Нет, его руки не ошиблись. Они вновь вернулись к ее груди. Первым, пробным касанием он лишь хотел проверить, как она к этому отнесется. Теперь его пальцы обрели смелость и уверенность. Они жгли ее сквозь тонкую ткань платья, и соски, отвечая на впервые изведанную ласку, внезапно стали выпуклыми и напряженными.

Губы Родерика тоже казались непривычно настойчивыми. Они покрывали ее шею торопливыми поцелуями, слегка покусывая нежную кожу. Энни прижималась к юноше спиной, и его дыхание шевелило волосы у нее на затылке, одна рука по-прежнему ласкала грудь, а другая, проникнув под платье, гладила шелковистый живот, опускаясь все ниже и ниже. Воистину Родерик оказался отважным исследователем неведомых мест.

Чувствуя, как сжигающее ее желание все усиливается и сдерживать его становится невыносимо, Энни повернулась в объятиях Родерика и приникла к его губам со страстью, которой не знала прежде. Руками принцессы тоже овладел исследовательский пыл – они начали путешествие от его шеи и вскоре опустились ниже, отважно скользнув под расстегнутую рубашку. Губы их вновь соединились в поцелуе, и обоих накрыла жаркая, сладостная волна, которая унесла с собой последние опасения и остатки здравого смысла. Позабыв обо всем, Энни прижималась к юноше все сильнее, одержимая желанием слиться с ним воедино. Щеки ее горели, бедра плавно покачивались.

Наконец они разжали объятия. Оба дышали тяжело, точно загнанные лошади. Внезапно душой Энни овладели испуг и стыд. Но когда Родерик коснулся ее щеки, прикосновение его было бережным и осторожным, а устремленные на нее темные глаза сулили бесконечную преданность и счастье.

В гробнице, где проходило их свидание, царило безмолвие, нарушаемое лишь потрескиваньем единственного факела, укрепленного на стене. Они находились в центральной комнате, где обрели последнее прибежище тела покинувших этот мир предков Энни и где вся семья собиралась для погребальных ритуалов. Энни не могла припомнить, когда подобный ритуал совершался в последний раз: смерть давно уже обходила королевскую семью стороной. Однако юная принцесса ощущала присутствие своих усопших предков, которые спали вечным сном в пышных покоях огромной гробницы. Дожидаясь Родерика, она произнесла молитву, в которой просила прощения за то, что нарушает их сон.

– Ты самая красивая на свете. Никто не может с тобой сравниться, – взволнованно шептал Родерик. – Когда я встретил тебя впервые, ты была не такой. Нет, ты показалась мне красивой, очень красивой, но… – Он замолчал, подбирая слова. – Знаешь, каждый раз, когда я вижу тебя вновь, я замечаю, что от тебя исходит свет. И этот свет с каждой нашей новой встречей становится все сильнее и ярче.

Энни не знала, что на это ответить; все слова внезапно вылетели у нее из головы. Пламя, горевшее в глазах Родерика, обжигало ее, и она, склонив голову, припала к его груди, так что ее макушка касалась подбородка юноши.

– Это любовь, – донесся до Энни его голос. – Любовь сделала тебя прекрасной. Невыразимо прекрасной.

– Что? – Она оторвала голову от груди Родерика и взглянула ему в глаза, чтобы проверить, не шутит ли он.

– Я знаю, что не имею на это никакого права, но ничего не могу с собой поделать. Я люблю тебя, Энни.

На этот раз она не стала отворачиваться, а пристально смотрела на его лицо, которое приближалось к ее лицу. Губы приоткрылись и соединились с ее губами.

Но когда долгий, бесконечно долгий поцелуй все же закончился, Энни резко оттолкнула Родерика.

– Завтра я должна уехать, – выпалила она, отчаянным усилием сдерживая подступившие к глазам слезы.

– Уехать? Но почему? И куда?

– Отец отсылает нас в Кал Азрот. Мы едем все вместе – мать, сестры, брат и я. Отец считает, что здесь, в Эслене, нам угрожает опасность. По-моему, это полная ерунда. Уж если здесь мы в опасности, то там, в глуши, расправиться с нами еще проще.

– Завтра? Ты сказала, вы едете завтра? – голос Родерика дрожал, как у человека, испытывающего сильнейшую боль. – И надолго?

– Не знаю. Мне же никто не считает нужным все объяснить толком. Скорее всего, мы пробудем там несколько месяцев, до тех пор пока эта заваруха с Салтмарком не останется позади.

– Я не вынесу такой долгой разлуки, – хрипло прошептал он.

– Мне не хочется уезжать. Ужасно не хочется. – Энни ласково провела рукой по его щеке. – Но у нас с тобой еще есть время, Родерик. Давай не будем его терять. Завтра нас ждет разлука, но сейчас мы вместе.

Поцелуй сначала был осторожен, почти робок, но в течение нескольких мгновений губы и руки юноши обрели прежнюю смелость и настойчивость. Когда его пальцы принялись нежно теребить сосок Энни, она засмеялась от удовольствия. Кто бы мог подумать, что прикосновения мужских рук могут быть так приятны. Они и знать не знала о подобных изумительных, невероятных ощущениях.

Неумелыми пальцами он пытался расшнуровать ее корсаж, впиваясь губами в границу меж тканью и шелковистой кожей. Эти влажные прикосновения прожигали Энни насквозь, и с каждым новым поцелуем она чувствовала, как растет охватившее ее возбуждение.

Наконец корсаж полетел на пол.

Теперь пальцы Родерика скользили вверх по ее чулкам, от колен к обнаженным бедрам. Неожиданно Энни охватило странное оцепенение. Все ее мускулы напряглись, с губ сорвался стон. Принцессе вдруг стало страшно. Но то был необычный страх, упоительный и сладкий. Движения Родерика казались такими уверенными. И он любил ее, в этом она не сомневалось.

Как видно, юноша ощутил, что с ней происходит, поскольку его пальцы вдруг замерли. Глаза, потемневшие от волнения, не отрывались от ее лица.

– Энни, если ты не хочешь, скажи.

– А если я скажу, что не хочу, ты не станешь делать этого?

– Да, конечно.

– Тогда продолжай. И ничего больше не спрашивай. Сегодня наша последняя ночь.

– Я люблю тебя, Энни Отважная, – произнес он медленно и торжественно.

– Я тоже люблю тебя, Родерик, – выдохнула Энни, и, прежде чем смысл собственных слов дошел до нее, пальцы Родерика вновь принялись за свою исследовательскую работу, проникая в самые сокровенные уголки ее тела.

Энни чувствовала себя беспомощной и покорной, как никогда прежде. Но в том, что она полностью отдалась его воле, было нечто успокоительное. Пусть произойдет то, что должно произойти, ей не в чем упрекнуть себя. Противиться этому выше ее сил.

К тому же она давно уже не ребенок. Ей пятнадцать лет. В этом возрасте оставаться девственницей просто нелепо.

И вдруг что-то произошло – Родерик, как ошпаренный, отскочил от нее прочь и схватился за рукоять меча.

– Не делай глупостей, юноша, – раздался в полутьме знакомый голос. – Ты и так натворил их более чем достаточно.

Энни села, поспешно оправляя задравшийся подол платья.

– Кто там? Это ты, Эррен?

К собственному ужасу, она убедилась, что не ошиблась. В дверях гробницы стояла Эррен собственной персоной, а за ее спиной виднелась вездесущая Фастия.

– Уверяю вас, мы всего лишь… – предпринял Родерик обреченную попытку оправдаться.

– Всего лишь решили поиграть здесь в прятки, не так ли? – ледяным тоном изрекла Эррен. – Мы видели, каким невинным забавам вы предаетесь, милые дети.

– Энни, немедленно приведи себя в порядок, – процедила Фастия. – Нечего сказать, вы выбрали подходящее место. Как ты осмелилась осквернить дом наших предков?

Голос ее звенел, но не только от ярости. В нем слышались отзвуки другого, более сильного чувства, но Энни не могла понять, какого именно.

– Энни ни в чем не виновата, – пробормотал Родерик.

Тут Энни вспомнила, что лучшим способом защиты всегда является нападение.

– Как вы осмелились! – возвысила она голос. – Как вы обе осмелились следить за мной! Как вы осмелились соваться в мои дела! Я уже взрослая и могу любить, кого хочу! И никого это не касается.

– Ты очень сильно заблуждаешься, моя девочка, – с невозмутимым спокойствием возразила Эррен. – Увы, ты принцесса и не можешь любить, кого хочешь. Твой выбор касается всего королевства.

– Вот как! А как же мой отец? Ведь все знают, он не пропускает ни одной юбки и…

– Замолчи! – рявкнула Фастия.

– Нет, Фастия, я не собираюсь молчать. Если мой отец, король, подает мне пример для подражания, значит, я ему последую. Что же делать, если я не похожа ни на тебя, ни на Эррен. Что же делать, если я не ледышка, а живой человек, и в жилах у меня кровь, а не вода.

– Ничего, скоро тебе придется замолчать, – прошипела Фастия. – Что же касается тебя, Родерик Данмрог, убирайся прочь, и чтобы завтра духу твоего не было в Эслене. Иначе твои похождения станут известны при дворе. Можешь не сомневаться, тогда тебе придется пожалеть, что ты родился на свет.

Родерик гордо вскинул подбородок.

– Меня не страшит наказание, каким бы суровым оно ни было. И я не чувствую за собой никакой вины. Мы с Энни не делали ничего постыдного. Мы всего лишь следовали велению наших сердец.

– Сердец? Похоже, сердца находятся у вас ниже пояса, очаровательные влюбленные создания, – язвительно усмехнулась Фастия.

– Не уходи, Родерик, – даже не взглянув в сторону старшей сестры, взмолилась Энни, и мольба ее прозвучала как приказ.

Родерик крепко сжал ее руку.

– Я должен идти. Но знай, я никогда не откажусь от тебя. И ты еще обо мне услышишь.

Бросив на Эррен и Фастию полный ярости взгляд, он повернулся и, ни разу не обернувшись, скрылся в темноте. Через несколько мгновений до слуха Энни донесся стук копыт по мостовой. Вскоре звук этот растаял вдали, а она все еще хранила молчание, испепеляя Эррен и Фастию взглядами и мысленно подбирая слова, которые должны были сразить их наповал. Меж тем Фастия отчаянно сжимала губы, пытаясь сохранить приличествующее случаю непроницаемое и суровое выражение. Наконец она не выдержала и расхохоталась.

Эррен немедленно присоединилась к ней, покачивая головой.

– Да простят меня святые! – сквозь смех проговорила Фастия. – И где ты только отыскала это сокровище?

– Не понимаю, что здесь смешного? Вы что, с ума посходили?

– Ну как не смеяться над подобной парочкой безмозглых дурачков? Ты думаешь, вы первые явились в гробницу для таких развлечений? Наши бедные предки уже привыкли к непристойным сценам. Ты, видно, считаешь, что выбрала на редкость удачное местечко для свидания. А Родерик твой тоже хорош. «Энни, если ты не хочешь, давай не будем», – тоненьким голоском передразнила она. – Неужели ты действительно воображаешь, что, стоило тебе сказать «не надо», он мигом застегнул бы штаны и ушел ни с чем? Вроде уже взрослая, пора набраться ума!

– Вы что, наблюдали за нами все это время? – не веря ушам своим, прошептала Энни.

Фастия немного успокоилась, хотя и продолжала хихикать.

– Да нет, милая, наблюдать за вами все время у нас бы не хватило терпения. Говоря откровенно, зрелище не слишком занимательное. Мы пришли как раз тогда, когда началось самое интересное.

– Как ты посмела, сука с рыбьей кровью!

Смех Фастии мгновенно оборвался, и Энни, несмотря на весь гнев, тут же пожалела о своих словах. Ее старшая сестра так давно не смеялась. Казалось даже, она разучилась это делать. Пусть бы уж потешалась над Энни, если это ее так забавляет. Наверное, стоило потерпеть, не давать воли обиде. Фастия меж тем кивнула, словно отвечая своим собственным мыслям.

– Энни, давай отойдем на несколько секунд, – сухо, но без всякой злобы сказала она. – Эррен, ты подождешь нас здесь?

– Разумеется.

Воздух за стенами гробницы оказался прохладным и свежим. Луна, идущая на убыль, изливала на прибежище мертвых прозрачный серебристый свет. Фастия спустилась по ступенькам гробницы и задумчиво взглянула вверх, на тонкий лунный серп. Ее глаза расширились и поблескивали в темноте. Возможно, причиной того были слезы, возможно, нет. Энни, как ни всматривалась, не могла разобрать.

– Энни, ты, наверное, считаешь, что я не способна тебя понять? – голос Фастии прозвучал мягко, почти ласково. – И уж конечно, уверена, что я никогда в жизни не испытывала ничего подобного.

– На всем свете никто и никогда не испытывал подобного тому, что я только что испытала в его объятиях, – отрезала Энни.

Фастия тихонько вздохнула.

– Влюбленным всегда кажется, что до них никто никогда не любил. Когда впервые слышишь песню, думаешь, она прозвучала впервые и только для тебя, хотя она услаждала людям слух еще до твоего рождения. Так ты считаешь, Энни, что я ни разу в жизни не влюблялась? Никогда не назначала свиданий в полночь?

– Если бы ты хоть раз была влюблена, то не стала бы поднимать меня на смех.

– Возможно, мне не следовало смеяться над тобой, Энни. Ведь я прекрасно понимаю, каково тебе сейчас. Поверь мне на слово, я и сама была на твоем месте. И до сих пор вспоминаю об этом, как о самой тревожной поре в своей жизни.

– Уж не в мужа ли ты была влюблена?

Фастия покачала головой.

– Нет, Энни. Оссел – надежный союзник нашего королевства, владелец обширных земель и опытный военачальник. Именно поэтому я и вышла за него. Это была весьма удачная партия.

– Что-то не похоже, что эта удачная партия принесла тебе счастье.

– А ты думаешь, любовь приносит счастье, наивная ты девочка? Поверь, это не так. От любви одни беды, переживания и проблемы. Когда я вспоминаю о том, что испытала в твои годы, о желаниях, которые во мне бурлили, о наслаждении, которого я так ждала, мне кажется, в душу мою впиваются иголки. Иногда я даже жалею… – Фастия осеклась и беспомощно всплеснула руками. – Впрочем, все это невозможно объяснить.

– Если бы ты и в самом деле любила, то не говорила бы, что от любви одни беды и проблемы, – выпалила Энни. – И не считала бы свой брак такой уж большой удачей.

– Когда ты немного поумнеешь, а я надеюсь, это рано или поздно произойдет, то непременно поймешь, что браки по расчету намного надежнее браков по любви, – поджав губы, изрекла Фастия.

– А если бы ты вышла замуж по любви, то…

Фастия сдвинула брови, и в ее голосе послышались суровые нотки.

– Энни, тебе давно пора запомнить, что браки по любви – не для королевских дочерей. И, в отличие от представителей сильного пола, мы лишены возможности искать любви на стороне. Нам приходится довольствоваться другими утешениями – воспитанием детей, чтением и рукодельями. А самое главное – сознанием того, что мы выполнили свой долг. Но мы не можем…

Руки Фастии снова взметнулись, словно испуганные птицы, не находящие себе места.

– Энни, я порой завидую твоей наивности, – продолжала Фастия. – И жалею тебя одновременно. У нас с тобой много общего. Намного больше, чем ты полагаешь. И боюсь, недалек тот день, когда реальность грубо разрушит твои прекрасные мечты. И тогда тебя ждет разочарование. Такое же горькое, как и то, что довелось испытать мне. Ты же помнишь, раньше я была совсем другой. Правда, с тех пор, как ты закрыла для меня свое сердце, прошло много лет, но…

– Я закрыла для тебя свое сердце? Вот уж неправда! – возмутилась Энни. – Я была маленькой девочкой, когда ты вышла замуж за своего старого увальня и превратилась в вечно недовольную зануду.

Фастия переплела свои длинные изящные пальцы.

– Возможно, ты права, Энни, и я сама тебя оттолкнула. Как бы то ни было, я не хотела утратить твою привязанность. И мне тяжело было наблюдать, как ты от меня отдаляешься. Но может, это и к лучшему. – Фастия с притворным равнодушием пожала плечами. – Скоро ты выйдешь замуж, уедешь отсюда, и вполне возможно, я никогда больше тебя не увижу. Если бы мы души друг в друге не чаяли, разлука стала бы для нас тяжким испытанием. А так мы обе перенесем ее без лишних терзаний.

Энни не сводила с Фастии пристального, изучающего взгляда.

– Знаешь, если все это правда, я имею в виду, если королевские дочери не могут выходить замуж по любви…

– Именно это я и пытаюсь тебе втолковать. И, заметь, далеко не в первый раз.

– Тогда я предпочту остаться старой девой. Не понимаю, почему ты не сделала этого.

– Ты что, совсем меня не слушаешь? Я же говорила, имелись веские причины, заставившие меня решиться на замужество. Объясняла, что у так называемых браков по любви зачастую бывает весьма неприглядная изнанка. А если говорить о тебе и об объекте твоей нежной страсти… Мне не хочется тебя разочаровывать, но вряд ли Родерик так уж обезумел от твоих прелестей. Вся их семья – известные мастера по части интриг. Уверена, он ничем не лучше. Наверняка он хочет добиться, чтобы ты понесла, и потом использовать ситуацию в своих интересах.

– Слушать не хочу твои идиотские домыслы! Все это вранье, наглое вранье, Родерик совсем не такой. Ты его не знаешь, вот и воображаешь невесть что. Не смей говорить о нем плохо, поняла? А на его семью мне ровным счетом наплевать.

– Тебе, может, и наплевать. Но отец и матушка не могут себе позволить относиться к подобным вещам наплевательски. Энни, сейчас ты видишь во мне злейшего врага. Но вскоре ты немного остынешь и тогда сама поймешь: если бы я попустительствовала вашему роману, то обрекла бы тебя на крупные неприятности. Сейчас тебе больно, но если бы отношения между вами зашли слишком далеко, было бы во сто раз больнее. Не говорю уж о том, что твое легкомыслие могло бы привести к самым печальным последствиям для всего королевства.

– О, как мне надоело слушать про это несчастное королевство и про обязанности королевской дочери, будь они неладны! – взорвалась Энни. – Все равно я не верю, что любовь способна принести вред и горе – ни мне самой, ни этому королевству, о котором ты так печешься. А насчет того, что я, как ты выражаешься, понесу, можешь не волноваться. Мы не… Мы никогда…

– Вы были к этому весьма близки, Энни. Если бы я и леди Эррен не вмешались вовремя…

– Если бы вы не вмешались, я узнала бы, что такое блаженство!

– Энни, прекрати болтать ерунду. Кстати, должна тебе сказать, что потеря девственности – не слишком приятное ощущение.

Энни норовисто вскинула голову.

– Ты, конечно, со всех ног бросишься докладывать матушке о том, что застукала меня на месте преступления?

– Мне нет необходимости докладывать. Это уже сделала Эррен. Матушка ждет нас.

Энни почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Обида и раздражение уступили место настоящему страху.

– Значит, матушка уже знает? – пролепетала она.

– Да. Она сама послала нас в гробницу.

– И теперь она меня накажет, так надо понимать? Только я уже наказана. Меня отправляют в этот проклятый Кал Азрот, и я больше не увижу Родерика. Какую еще кару выдумаете вы с матушкой?

– Матушке решать, как поступить с тобой, Энни. Веришь ты или нет, но я пыталась замолвить за тебя словечко… Просила ее не обходиться с тобой слишком сурово. И Лезбет тоже за тебя заступалась.

– Лезбет? Она говорила с матушкой обо мне? Значит, это она меня предала? Выдала мою тайну?

Брови Фастии недоуменно поползли вверх.

– Предала? Значит, Лезбет уже знает о твоих сердечных делах? Очень мило, – в голосе Фастии послышалась горечь. – Впрочем, этого следовало ожидать. Нет, Энни, Лезбет не выдала твоей тайны. Про твоего ненаглядного Родерика она не обмолвилась ни словом. Матушка советовалась с ней совсем по другому вопросу. И со мной тоже.

– По какому такому вопросу? Ты что-то темнишь, Фастия. Можешь ты наконец сказать прямо, что вы против меня задумали?

Не отвечая, Фастия пригладила волосы Энни.

– Пойдем, – произнесла она после секундного молчания. – Только прежде приведи себя в порядок. Не стоит заставлять матушку ждать. Она и так далеко не в лучшем расположении духа.

Энни, растерянная, сбитая с толку, лишь молча кивнула.

Весь путь от Тенистого Эслена до покоев матери Энни мысленно готовилась к неминуемому тяжелому разговору, выбирая убедительные ответы на возможные упреки. «Нет, безропотно глотать оскорбления ни к чему», – твердила она про себя. Она выскажет все, что накипело у нее на душе. И мать поймет, как несправедливо и жестоко с ней обошлись.

Но стоило ей оказаться в опочивальне королевы и увидеть мать, восседавшую на кресле так величественно, словно это был трон, все заранее приготовленные слова застряли у Энни в горле.

– Садись, – приказала Мюриель.

Энни послушно опустилась на стул.

– Ты очень меня разочаровала, – ледяным тоном изрекла королева. – Несмотря на все твои сумасбродные выходки, я всегда полагала, что из всех моих дочерей ты в наибольшей степени наделена здравым смыслом. Теперь я вижу, что заблуждалась.

– Матушка, я…

– Придержи язык, Энни. Что бы ты теперь ни сказала в свое оправдание, это не заставит меня изменить принятого решения.

– Матушка, он любит меня! И я люблю его!

– Никто в этом не сомневается, – пренебрежительно бросила Мюриель.

– Мы не делали ничего дурного!

– Послушай меня, Энни, – негромко и внушительно произнесла Мюриель, наклонившись к дочери. – Меня… совершенно… не… интересует… кого… ты… любишь.

Чтобы усилить впечатление, после каждого слова она делала многозначительную паузу.

Затем Мюриель откинулась на спинку кресла и вновь заговорила спокойно и плавно.

– Большинство из тех, кто живет в этом королевстве, были бы счастливы оказаться на твоем месте. Твоя жизнь кажется девушкам из простонародья волшебной сказкой. Ты никогда не знала ни голода, ни нужды, ни лишений. У тебя столько платьев, что многие из них ты не успеваешь надеть даже по разу. Если на пальце у тебя вскочит крохотный прыщик, лучшие врачи спешат избавить тебя от этой неприятности. Всю жизнь тебя баловали, холили и лелеяли. Мы потакали всем твоим прихотям и прощали все твои провинности, как бы далеко они ни заходили. Тебе достался завидный удел, но ты не умела ценить его. Ты так и не поняла, что за высокое положение приходится платить. И цена за него – чувство долга и сознание своей ответственности.

– Вы хотите сказать, матушка, что за честь быть королевской дочерью я должна расплатиться возможностью быть счастливой?

Мюриель испустила тяжелый вздох.

– Да я ошибалась, полагая, что ты обладаешь живым и острым умом. Ты не слишком сообразительна, Энни, теперь у меня нет сомнений на этот счет. Вижу, смысл моих слов остался для тебя неясным. Но скоро ты поймешь, что я имела в виду. Очень скоро.

Тревожное предчувствие заставило сердце Энни тоскливо сжаться.

– Какое же наказание меня ожидает, матушка? – дрогнувшим голосом спросила она. – Скажите, не заставляйте меня теряться в догадках.

– Леди Эррен уже написала сопроводительное письмо. Я приказала приготовить экипаж, кучеров и охрану. Завтра утром ты отправишься в путь.

– Да, я знаю, мы все едем в Кал Азрот. Но мне казалось, мы поплывем на корабле. Или, в качестве наказания, вы решили заставить меня трястись в экипаже, да еще в полном одиночестве?

– Ты поедешь вовсе не в Кал Азрот.

– Но тогда… куда же вы меня отправляете?

– Ты будешь учиться. Так же, как в свое время училась Эррен. Обретешь знания, необходимые леди. Думаю, это заставит тебя образумиться.

– Учиться так же, как Эррен? – не веря своим ушам, пробормотала потрясенная Энни. – Вы… вы посылаете меня в монастырь?

– Да. В особый монастырь. Ты сама знаешь, в какой.

– Матушка, нет! Прошу вас, не надо! Не будьте так жестоки!

В голосе Энни зазвенело отчаяние, из глаз брызнули слезы.

– А как еще прикажешь с тобой поступить? Твое поведение переходит всякие границы. Надеюсь, строгие монастырские правила и усиленные занятия пойдут тебе на пользу.

– Прошу вас, не отсылайте меня в монастырь! Клянусь, я никогда больше не буду доставлять вам огорчений!

– Не понимаю, к чему все эти мольбы и слезы. Я не собираюсь заточать тебя в монастырь на всю жизнь. Но тебе необходимо научиться ценить то, что ты имеешь. К тому же жизнь в монастыре поможет тебе осознать, что в этом мире у каждого из нас есть свои обязанности, пренебрегать которыми не следует ни при каких обстоятельствах. Принимать монашеский обет тебя никто не станет неволить. Но если но прошествии четырех лет у тебя возникнет желание посвятить себя церкви, ты сможешь беспрепятственно его исполнить.

– По прошествии четырех лет? Значит, мне придется провести в монастыре целых четыре года? Но мне столько не вынести! Ради всех святых, матушка, сжальтесь надо мной!

– Энни, веди себя достойно. Немедленно прекрати истерику. Ты знаешь сама: проступок, который ты совершила, слишком серьезен и не может остаться безнаказанным.

– Я не совершила ничего постыдного! – сквозь слезы выпалила Энни. – Это несправедливо!

– Жизнь редко бывает справедливой, моя девочка.

– Я вас ненавижу! Ненавижу!

На лице Мюриель не дрогнул ни один мускул.

– Надеюсь, ты говоришь неправду, – произнесла она и пожала плечами. – Сейчас ты не отдаешь себе отчета в собственных чувствах. Когда твой гнев остынет, ты еще пожалеешь о своих словах.

– Не пожалею. Я вас ненавижу!

– Что ж, так тому и быть, – вздохнула Мюриель. – Я уже говорила тебе: в этой жизни за все приходится платить. И твоя ненависть – это та цена, которую приходится платить мне. А сейчас иди собирать вещи. Но помни, что нарядные платья и украшения в монастыре не понадобятся.

 

10. В зарослях

– Никогда в жизни не видела ничего более прекрасного, – слегка охрипшим от восхищения и восторга голосом произнесла Винна.

Она стояла на каменной гряде, напротив исполинского пика Сле Эру. Вечные льды ослепительно блестели и искрились в солнечных лучах, а в прозрачном небе парили орлы, медленно описывая круги. Гряда, пролегавшая между Сле Эру и менее высоким, но тоже величественным пиком Сле Крэй, под резким уклоном спускалась в долину, поросшую лесом. Путники только что поднялись из долины Ферт, где Грязная река брала свое начало из горного ручья, питаемого ледниками. Теперь долина виднелась далеко внизу, подобная глубокой зеленой чаше, верхний край которой тонул в голубоватой дымке. Река отсюда казалась тонкой серебристой нитью, вьющейся по самому дну этой чаши. С другой стороны гряды тоже расстилалась высокогорная долина: изумительно красивые бархатистые луга и березовые рощи. За ней начинался новый горный хребет, вершины которого постепенно становились все выше и выше, так что самые дальние растворялись в сверкающей небесной лазури.

– Да, зрелище и правда впечатляющее, – невозмутимо проронил Эспер.

Впрочем, красоты пейзажа мало занимали его. Куда сильнее его взор притягивала Винна, чья изящная фигурка в свободном зеленом платье чрезвычайно эффектно вырисовывалась на фоне белоснежных вершин. От возбуждения и усталости щеки девушки полыхали ярким румянцем, улыбка была не менее ослепительна, чем вечные льды, а глаза горели глубоким зеленым огнем, как два дивных изумруда.

Винна перехватила восхищенный взгляд Эспера, и на ее лице мелькнуло лукавое выражение.

– Что же ты молчишь, Эспер Белый?

– Я онемел от восторга, – сообщил Эспер. – Сейчас ты так хороша, что никакими словами не выразишь.

– О, я смотрю, язык у тебя подвешен не так уж и плохо, – усмехнулась Винна. – В кои-то веки я дождалась от тебя комплимента, хотя и не слишком изысканного.

– Я старался, – хмыкнул Эспер.

– А что это за горы? – сменила Винна тему разговора и указала вдаль.

– Они называются Са'Кет аг са'Нем – это переводится как «Плечи Неба», – ответил Эспер.

– Ты там был когда-нибудь?

– Да.

– Неужели забирался на самые вершины?

– Никогда человеческая нога не ступала на вершины этих гор, – пояснил Эспер. – Даже племена, которые живут на их склонах, никогда не поднимаются на пики. Считается, что они неприступны. Там стоит жуткий холод, а воздух такой разреженный, что трудно дышать.

– Но издалека они выглядят изумительно.

– Это верно, – согласился Эспер.

– А как называется вон та долина?

– Ты можешь дать ей имя по собственному усмотрению. Никогда прежде я ее не видел, даже не знал о ее существовании. А вот горы над ней – это Петушьи Шпоры.

– Матушка Гастия была права. Это потайная долина. Найти ее может не всякий.

– Похоже на то, – кивнул головой Эспер.

Хотя выяснилось, что он, опытный и бывалый лесничий, знает здешние места далеко не так хорошо, как предполагал, это обстоятельство не вызвало у него ни малейшей досады. Какая же требуется магическая сила, чтобы спрятать от посторонних глаз целую долину, размышлял он про себя. Если подобное могущество обернется против них, двух слабых людишек, им несдобровать…

– Идем же! – воскликнула Винна.

– Подожди. Пусть лошади отдохнут, – остановил ее Эспер. – Они не привыкли к горным тропам и совсем выбились из сил. Дай им время прийти в себя. Я вовсе не хочу, чтобы кто-нибудь из коняг оступился.

Когда подземная река вывела их из реуна Алут, оказалось, что Огр, Ангел и Пони Пай ждут хозяев на поверхности. Каким образом лошади догадались, где их искать, для Эспера так и осталось загадкой. Спору нет, Огр был умным животным, но не до такой же степени. Несомненно, здесь не обошлось без помощи матушки Гастии. Эсперу не слишком нравилось, что лошади испытали на себе воздействие магии, но в подобных обстоятельствах привередничать не приходилось.

К тому же без лошадей им пришлось бы нелегко. И Эспер был рад, что его верные товарищи снова с ним.

– А сколько времени нужно лошадям, чтобы отдохнуть? – спросила Винна, которой явно не терпелось отправиться в путь.

– Около часа. Пусть пощиплют травку на склоне.

– А чем в это время займемся мы?

– Тоже отдохнем, – пожал плечами Эспер. – Думаю, часок крепкого сна нам не повредит.

– Неужели мы с тобой завалимся спать? – возмутилась Винна. – В спальне, откуда открывается такой дивный вид? Я-то полагала, здесь можно заняться чем-нибудь более интересным.

И она улыбнулась лукавой, манящей улыбкой, от которой у Эспера перехватывало дыхание.

– На что это ты смотришь? – спросила Винна часом позднее.

Они по-прежнему находились на горном хребте. Время, отведенное на отдых, истекло. Винна оправляла измятое платье, а Эспер, застегивая штаны, внимательно смотрел в сторону реки, туда, откуда они пришли.

– Ты кого-нибудь видишь? – встревожилась Винна. – Тех людей, что нас преследовали?

– В том-то и дело, что никого не вижу, – покачал головой Эспер. – И, честно говоря, это начинает меня беспокоить. Прошло уже двадцать пять дней с тех пор, как мы вышли из реуна Алут. А Фенд, его приятели и греффин словно сквозь землю провалились.

– А ты что, по ним соскучился?

– Век бы не видать. Но куда они пропали? Если матушка Гастия сказала нам правду и греффин действительно направляется сюда, а с ним вместе Фенд и его банда… – Эспер помолчал, задумчиво покачивая головой. – Тогда где они сейчас?

– А ты считаешь, это они устроили бойню около этого, как его… седоса? Ведь там было что-то вроде жертвоприношения, так ведь? Именно поэтому они выпустили кишки тем несчастным людям.

Эспер кивнул головой, затягивая шнуровку куртки.

– У Таффского ручья вместе с греффином тоже были люди, – сказал он. – Кое-кто из них вместе с ним проделал путь до реун Алут. А кто-то, я так полагаю, двинулся на запад. Их я не мог преследовать, ведь не разорваться же мне. Я думаю, Фенд и его люди замешаны в это дело по самые уши. Но не только они. Где-то поблизости наверняка бродит еще одна шайка.

– Значит, по-твоему, именно они расправились с переселенцами, обосновавшимися в лесу, а потом решили проникнуть в реун Алут, чтобы извести племя халафолков, – подытожила Винна. – Как видно, они убивают всех, кто живет в Королевском лесу. Хотят, чтобы там не осталось ни одной живой души.

– Так оно и есть, – кивнул Эспер. – Но, вероятно, они еще не закончили своего черного дела. Может, они сейчас выискивают в лесу других переселенцев или лесорубов. Или пытаются обнаружить новое убежище халафолков. А когда они полностью очистят лес от людей, то вернутся к Терновому королю.

– Твои предположения не лишены смысла, – согласился Эспер.

– Но я не понимаю, зачем им понадобилось устраивать это чудовищное жертвоприношение. Греффин, судя по твоим словам, способен убить одним своим прикосновением или даже взглядом. Значит, все эти жуткие искромсанные тела – дело человеческих рук, правильно? Конечно, всякая смерть ужасна, но то, что ты рассказал… Я вспомнить об этом не могу без содрогания.

– Я тоже. Ты права, все это сделали люди. И то, что я видел у Таффского ручья, – тоже.

– Но зачем? И почему они связались с греффином?

Эспер, не отвечая, пристально рассматривал тыльные стороны своих ладоней, словно впервые заметив, какими грубыми и морщинистыми стали его руки.

– Помнишь, я рассказывал тебе о парнишке из Виргеньи, который собирался стать монахом? – помолчав несколько секунд, спросил он. – Хотя у него еще молоко на губах не обсохло, он успел проглотить уйму книг. Так вот, он утверждал, что читал о подобных жертвах. Будто бы много веков назад их совершали колдуны. Убивали людей, чтобы умилостивить Проклятых Святых. Народ, к которому принадлежал мой отец, – и Эспер махнул рукой в сторону севера, – до сих пор, когда вешает преступников, считает это жертвой Неистовому.

Глаза Винны расширились от изумления.

– За все то время, что я тебя знаю, ты впервые вспоминаешь о своих родителях, – осторожно заметила она.

– Если хочешь, я могу рассказать все, что знаю о них сам. Отец мой принадлежал к народу ингорн, мать – к народу ватау. Мать умерла, дав мне жизнь. Отец женился во второй раз, и мы жили в горах, вместе с его народом. Ингорны придерживаются древних традиций, но у меня почти не осталось воспоминаний о той поре. По причине, которая тоже стерлась в моей памяти, в племени вспыхнула междоусобица, в результате которой мой отец стал изгоем. Тогда мы поселились в лесу, в нескольких лигах от замка Уолкера. Там мы прожили, пока мне не исполнилось лет семь или около того. Однако враги отыскали нас и в лесной глуши. Они убили моего отца и мачеху. Я бросился наутек, словно испуганный кролик, однако меня настигла стрела. Я упал, потерял сознание. Враги сочли меня мертвым. Без сомнения, я вскоре умер бы на самом деле, не найди меня Джесп.

– И она выходила тебя. И вырастила.

– Да.

– Грустная история. Я догадывалась, что ты лишился родителей в раннем детстве. Но никто не знал, кто они и когда погибли.

– Я давно уже никому о них не рассказывал.

– Эспер?..

– Да?

Она коснулась губами его щеки.

– Спасибо, что рассказал мне.

Он кивнул.

– С тобой легко разговаривать. Обо всем.

«Может быть, даже слишком легко», – добавил он про себя.

Следуя указаниям матушки Гастии, путники спустились по склону вниз. Вечером они остановились на ночлег у края луга, за которым начинался дремучий лес. Однако вскоре на опушку вышло целое стадо зубров, время от времени оглашавших окрестности трубным ревом. Громадные звери бросали в сторону незваных гостей не слишком приветливые взгляды. Огр немедленно принялся бить копытом и ржать, показывая лесным обитателям, что ничуть их не испугался.

– С ними много детенышей, – шепотом сообщил Эспер, указывая на зубрят, которые терлись около матерей. – Когда в стаде молодняк, взрослые становятся опасными. Лучше нам потихоньку отсюда уйти.

Им пришлось свернуть свои пожитки и, обогнув согнавшее их с места стадо, скрыться в лесу.

Переночевав в чаще, на следующий день они снова двинулись вниз по долине, пересекая луга, поросшие мягкой шелковистой травой и благоуханным красным клевером. Олени, лоси и даже пантеры, встречавшиеся им на пути, провожали их спокойными равнодушными взглядами. Судя по тому, что животные не проявляли ни малейшего беспокойства при виде людей, человеческая нога и правда не ступала в этих местах.

Постепенно долина стала спускаться вниз под более резким уклоном, и вскоре путники вышли к ручью, берега которого поросли хвощом и папоротником. За ручьем возвышалась отвесная скалистая стена. С первого взгляда было понятно, что на нее невозможно забраться без помощи крюка и веревки.

Ночная тьма стремительно спустилась на узкую долину. Эспер и Винна искупались в обжигающе холодной воде и потом долго сжимали друг друга в объятиях – сначала для того, чтобы согреться, потом для других целей. Кожа Винны одуряюще пахла родниковой водой, молодостью и свежестью. Утолив любовный голод, они улеглись на расстеленных на земле одеялах. Винна немедленно провалилась в сон, а Эспер долго лежал, вглядываясь в темноту и прислушиваясь к кваканью лягушек, трелям ночных птиц и плеску воды. Сейчас, в тишине, лесничий различил журчание, которое мог издавать водопад. По всей вероятности, он был совсем близко. Но для того чтобы исследовать окрестности, надо было дождаться рассвета.

Лежа без сна, Эспер вдруг осознал, что давно не чувствовал себя таким бодрым и здоровым. Казалось, сам воздух этой горной долины был пропитан жизненной силой, которую Эспер не ощущал с далеких времен детства. В ту пору эта сила заставила его безоглядно полюбить лес, наполнила его душу удивлением, восторгом и благоговением перед природой.

Увы, за прошедшие годы чувства эти успели остыть и поблекнуть. Однако сейчас они вспыхнули с прежним пылом. Что было тому причиной – загадочная потаенная долина, не похожая на весь остальной мир, или перемены, которые произошли в нем самом? Перемены, которые совершила – о святые, подобное мальчишество ужасно глупо, но обманывать себя самого еще глупее – совершила с ним любовь?

Ответа Эспер не знал, да и, говоря откровенно, не слишком стремился его отыскать. К чему было копаться в собственной душе, когда впервые за долгие годы он ощущал в себе и вокруг себя покой и гармонию.

Утром, пройдя вдоль ручья, Эспер действительно обнаружил обрыв. Каменная стена, с которой устремлялись вниз водные потоки, оказалась почти отвесной и невероятно высокой. Трудно было сказать, где она кончается, ибо открывшийся взору Эспера каньон – такой узкий, что с одной его стороны на другую без труда можно было перебросить камень, – тонул в густых древесных зарослях. Однако здесь не встречалось высоких деревьев с крепкими и стройными стволами – стены каньона покрывал настоящий лабиринт тесно переплетенных ветвей, причудливо изогнутых и искривленных. Черная кора неведомых деревьев ощетинилась грозными шипами, каждый из которых размером превосходил ладонь Эспера. Дна каньона, покрытого чудовищной колючей сетью, Эспер не смог разглядеть. «Да, сорваться в такое ущелье – удовольствие не из приятных, – мелькнуло у него в голове. – Впрочем, далеко не улетишь. Первая же из таких колючек проколет тебя, словно вертел – цыпленка».

– Что это за деревья? – спросила Винна.

– Понятия не имею. Ни разу в жизни не видал ничего подобного.

Винна указала на блестящие зеленые листья, имеющие форму длинных узких сердечек.

– Может быть, это и есть терновник? Раз здесь поблизости живет Терновый король?

– Может, и терновник, – кивнул головой Эспер.

– А нам что, придется спускаться вниз и продираться сквозь эти кошмарные заросли?

– Другого выхода нет. Или спускаться, или возвращаться назад.

– А как же лошади?

– Придется оставить их здесь, – после недолгого раздумья решил Эспер. – Я так полагаю, возвращаться нам придется тем же путем. Иного выхода из этой долины нет.

Он повернулся к Огру и потрепал его по холке.

– Слышишь, парень, я на тебя надеюсь. Позаботься о своих товарищах, как ты это делал прежде, идет? А мы скоро вернемся.

Огр внимательно посмотрел на хозяина темными умными глазами, мотнул головой и ударил в землю копытом, словно в знак согласия.

Путники медленно спускались, хватаясь за ненадежные тонкие ветви и стараясь держаться поближе к каменной стене каньона. Деревья вокруг них переплелись так тесно, что у Эспера даже не было возможности выпрямиться во весь рост. К счастью, довольно большие расстояния между шипами позволяли им с Винной цепляться за ветви, не раня при этом руки.

Путаница ветвей над головами закрывала небо – лишь изредка Эсперу и Винне удавалось разглядеть меж листьями голубые небесные лоскутки. В полдень им казалось, что наступили сумерки. По всей вероятности, сумерки царили здесь вечно – листья вокруг истончились и пожелтели от недостатка солнечного света. Когда они спустились еще ниже, выяснилось, что здесь деревья и вовсе лишены листьев. Вместо них колючие ветви покрывали бледные древесные грибы, желтоватая пушистая плесень и какие-то наросты непонятного происхождения – белые шары и темно-красные продолговатые трубочки, имевшие, на взгляд Эспера, несколько непристойный вид.

Над зарослями терновника порхали стрекозы размером с маленьких птичек. Шустрые зверьки, напоминавшие белок завидев пришельцев, торопливо уносились прочь.

Винна, довольная тем, что спуск оказался не таким уж трудным, обогнала Эспера и теперь шла впереди. Их разделяло расстояние в несколько ярдов. Ему это не слишком нравилось, и он даже велел Винне умерить прыть. Но в ответ девушка лишь рассмеялась, отпустила несколько шуточек по поводу его преклонного возраста и посоветовала побыстрее переставлять подагрические ноги.

Когда Винна пронзительно завизжала, Эспер поначалу решил, что это очередная шутка – вокруг все было спокойно, ни малейшего повода для испуга не наблюдалось. Но отчаянный крик повторился, и теперь Эспер различил в голосе Винны неподдельный ужас.

– Винна!

Забыв об осторожности, он со всех ног бросился вслед за девушкой, налетел на ветку, скользкую от грибов и плесени, и едва не упал. Однако ему удалось сохранить равновесие, устоять на ногах и перескочить на следующую ветку с ловкостью белки. Он хорошо видел Винну, но никак не мог понять, что ее напугало.

Эспер выбирал, куда теперь поставить ногу, и вдруг что-то, больше всего походившее на огромную волосатую лапу, ударило его по лицу. Издав приглушенный хриплый вопль, он оторвал от своей щеки гигантского мохнатого паука, размером примерно с человеческую голову. Оглядевшись по сторонам, Эспер с содроганием понял, что, подобно Винне, запутался в паутине. Нити, из которых она была сплетена, оказались не столь уж прочными, но они были липкими, покрытыми отвратительной слизью. Эспер забросил паука подальше, надеясь, что мерзкое насекомое не успело его укусить. По крайней мере, ни малейшей боли он не ощущал.

Несколько мгновений спустя Эспер приблизился к Винне почти вплотную. Она, заливаясь слезами и визжа, судорожно трепыхаласъ, пытаясь вырваться из ловушки. Одно из гадких восьминогих созданий уже ползло к ней по ветке дерева.

Эспер метнул в паука свой топорик. Насекомое попыталось увернуться, проворно перебирая мохнатыми ногами, но бросок пришелся в цель.

– Какая-нибудь из этих тварей успела тебя укусить? – первым делом спросил Эспер, помогая Винне выпутаться.

Всхлипывая, она отрицательно покачала головой и дрожащей рукой указала вокруг себя.

Пауки были повсюду, они сидели почти на каждой ветке. Одни казались не больше кулака, другие размерами превосходили кошку. Вид этих зловещих мохнатых существ вызывал содрогание. На расстоянии вытянутой руки от Винны в паутине билась белка, а паук, проворно шевеля конечностями, уже спешил к своей жертве.

– Как ты думаешь, они ядовитые? – едва слышно выдохнула Винна.

– Не знаю. И, надеюсь, нам не придется проверять это на собственном опыте, – пробурчал Эспер. – Сейчас мы немного поднимемся вверх и двинемся дальше, не спускаясь так низко.

– Но ведь мы непременно должны спуститься на самое дно каньона?

– Не сейчас. Попытаемся обойти их поверху. Может, пауки водятся только в этом месте.

Эспер вытащил свой топор, вонзившийся в сук, и они с Винной принялись карабкаться вверх, старательно избегая деревьев, опутанных белыми клейкими нитями. Один из пауков, сорвавшись с ветки, едва не упал Эсперу на голову, но тот, тихонько взвыв от отвращения, сумел увернуться.

Наконец путники оказались значительно выше того уровня, где раскинули свои сети жуткие насекомые. Тут они остановились и по возможности тщательно очистили одежду от паутины. Затем они внимательно осмотрели друг друга, выискивая следы укусов. А после сжали друг друга в объятиях, чтобы немного успокоиться и прийти в себя.

– До захода солнца нам не мешало бы выбраться из этого каньона, – заметил Эспер.

– Почему? Ты думаешь, в темноте эти жуткие пауки поднимутся вслед за нами?

– Нет, вряд ли. Но кто знает, какие еще твари здесь водятся. Вполне может быть, что на самом дне, куда не проникают солнечные лучи, обитают чудовища похуже пауков. Мы понятия не имеем, что здесь происходит с наступлением темноты, а значит, нам лучше ее не дожидаться. К тому же спать среди колючих ветвей не слишком уютно. Да и костер здесь не разведешь.

– Тогда пошли скорее, – дрогнувшим голосом произнесла Винна.

– Ты в состоянии передвигаться?

– В состоянии. Раз надо, значит, надо.

Эсперу захотелось поцеловать ее, и он не стал противиться этому желанию.

– Что это ты разнежничался? – спросила девушка, и в ее голосе послышались прежние лукавые нотки.

– Ты смелая, Винна. Самая смелая девчонка на свете.

Винна рассмеялась.

– Тоже мне, нашел смелую. Да я визжала при виде паука, как последняя трусиха.

– Хотел бы я видеть женщину, которая не завизжала бы на твоем месте, – буркнул Эспер.

Они перебирались со ствола на ствол, стараясь не опускаться слишком низко. Стены каньона почти сомкнулись, а потом ущелье вновь начало расширяться. По мере того как увеличивалось расстояние между стенами, заросли терновника уходили ниже и ниже. Теперь, когда деревьям не было надобности теснить друг друга, протягивая ветви к солнечным лучам, они росли более свободно.

Эсперу даже удавалось время от времени увидеть землю, поросшую белым папоротником.

По мере того как день клонился к закату, огромная, темная, неведомая расщелина, в которой они оказались, внушала Эсперу все более сильное беспокойство. Ему казалось, сам воздух здесь пропитан запахом чего-то грозного и зловещего. Пока светит солнце, таинственный недруг таится в своем укрытии, но стоит Сверкающему королю отправиться на покой, силы мрака выйдут на свободу.

А час, когда солнце скроется за горизонтом, уже недалек.

– Давай спускаться, – распорядился Эспер. – Надеюсь, внизу нас не ждут новые неприятные сюрпризы.

Когда путники спустились ниже, им стали вновь попадаться пауки. Но теперь мерзких тварей было далеко не так много, как прежде, и сети их опутывали далеко не все деревья. Да и сами насекомые отнюдь не казались ужасающе огромными. Бесспорно, их близость не доставляла Эсперу и Винне удовольствия, однако особых опасений пауки не вызвали. Наконец Эспер, отпустив последнюю ветку, прыгнул с высоты примерно в два человеческих роста и оказался на плотной подстилке из прелых листьев, покрывавшей дно каньона. Ему удалось не задеть белые, напоминающие усы растения, в которых вполне могли скрываться мохноногие хищники.

Мгновение спустя Винна последовала его примеру. Эспер поймал ее на лету и опустил на землю.

Теперь, когда путники достигли дна, создавалось полное впечатление, что они находятся в невероятно огромной пещере. Колючие деревья здесь были толстыми и крепкими, однако росли они на значительном расстоянии друг от друга. В результате их кроны, сплетаясь, образовывали подобие крыши, а стволы казались колоннами. Это был темный, на редкость угрюмый колонный зал, и своим безошибочным нюхом Эспер сразу уловил исходящее из этой темноты зловоние – запах близкой опасности.

– Пойдем, – потянул он Винну за руку. – Нам надо спешить.

Теперь они почти бежали. Эспер достал из чехла лук и размахивал им перед собой, чтобы разорвать паутину, которую они могли не разглядеть в сумраке. Дно каньона оказалось ровным, плоским и мягким благодаря покрывавшей землю плесени. Воздух был пропитан ароматом гниения и затхлости.

Тьма сгущалась, деревья становились все выше, а конца затянувшемуся походу по-прежнему не предвиделось. Эспер был близок к отчаянию, спину у него ломило, а ноздри по-прежнему ощущали лишь запах опасности да аромат прелых листьев. Наконец он заметил большое дупло в стволе одного из деревьев.

– Если у этого проклятого леса и есть конец, сегодня нам до него не добраться, – проворчал Эспер. – Думаю, придется устроиться здесь на ночлег.

Убедившись, что в дупле пусто, Эспер натаскал туда мха, устроив подобие подстилки, на которой они с Винной и устроились.

Девушка забилась в глубину дупла, а Эспер лег у самого отверстия, прислушиваясь к тревожным звукам леса и сжимая в руке лук.

Примерно через час Винна задремала, дыхание ее стало спокойным и ровным.

Прошло еще немного времени, и трели ночных птиц смолкли. Теперь в непроглядной темноте стояла полная, ничем не нарушаемая тишина. А потом что-то произошло – Эспер не уловил ни малейшего звука, но почувствовал это, как слепой ощущает на лице тепло солнечных лучей. Земля слегка содрогнулась, и запах опасности, витавший в воздухе, усилился.

Напряженно вглядываясь во тьму, Эспер замер в ожидании.

 

11. Отъезд

– Я понимаю, пташка моя, что с тобой поступили несправедливо, – проворковала Лезбет, ловко закалывая волосы Энни на затылке. – Но твоя матушка полагает, что так будет для тебя лучше.

– Теперь Родерик обо мне забудет.

– Если это произойдет, значит, он никогда тебя не любил. И жалеть о нем не стоит, – рассудительно заметила Лезбет. – Кроме того, Энни, я много раз тебе говорила и не хочу повторять вновь…

– Знаю, знаю, – с досадой перебила Энни. – Я дочь короля и должна сделать выгодную партию, исходя из государственных интересов. Но ты-то выходишь замуж по любви, Лезбет! Ты – самая младшая дочь в семье, и я тоже. Почему бы мне не повторить твою судьбу?

– Ты знаешь сама, мне пришлось долго ждать, – улыбнулась Лезбет. – Кроме того, мне просто повезло.

– А вот мне, наоборот, не повезло, – печально потупившись, проронила Энни. – Очень не повезло.

Лезбет, оставив в покое волосы Энни, повернула ее к себе и заглянула племяннице в глаза.

– Как знать, как знать, – нараспев произнесла она. – Порой то, что кажется нам досадным невезением, на самом деле оборачивается удачей. Поступай так, как велит тебе матушка, Энни. Сейчас это трудно понять, но отъезд дает тебе шанс обрести истинную любовь. Любовь, которая выпадает на долю далеко не каждому.

– И где же, по-твоему, я встречу эту любовь? В монастыре? В женском монастыре? Не говори ерунды, Лезбет. Я знаю ты хочешь меня утешить, но от таких глупых утешений мне становится еще тоскливее.

– Но это вовсе не ерунда, – возразила Лезбет. – Пока ты будешь жить в монастыре, родители не смогут принудить тебя выйти замуж из политических соображений. И даже после, когда обучение закончится, тебя на некоторое время оставят в покое и не будут торопить с замужеством. Ведь ты всегда можешь сказать, что еще не решила, примешь обет или нет. У тебя будет прекрасный предлог отказывать самым выгодным женихам, которые не пришлись тебе по душе. Надеюсь, рано или поздно среди претендентов на твою руку появится человек, с которым ты захочешь связать свою жизнь. А если этого не случится – ты и в самом деле можешь принять монашеский обет.

– Никогда я не буду монашкой! – выпалила Энни и упрямо замотала головой. – К тому же ты забыла самое главное – я уже встретила человека, который пришелся мне по душе. Человека, с которым хочу связать свою жизнь. Других мне не надо.

– Энни, твой избранник не годится тебе в мужья, и с этим надо смириться. По крайней мере, сейчас о столь неравной партии для тебя не может быть и речи. Хотя через несколько лет всякое может случиться. Вдруг твой Родерик добьется невероятных успехов на службе у короля, и во имя его заслуг перед государством со всего семейства Данмрог будет снята опала. Но скорее всего, ты сама почувствуешь, что ваша юная страсть остыла, выкипела, как чайник на огне. Поймешь, что на Родерике свет клином не сошелся. – Лезбет сжала руку Энни в своей. – Знаешь, у опытных купцов есть правило: никогда не бери товар, пока не обойдешь всей ярмарки. То, что казалось тебе замечательным, может померкнуть в сравнении. Поняла?

– Пока я буду в монастыре, Родерику нечего опасаться, что померкнет в сравнении с другими молодыми людьми, – невесело усмехнулась Энни. – Насколько мне известно, особи мужского пола в женских обителях не водятся.

– Твоя жизнь не исчерпывается этими четырьмя годами, – снисходительно улыбнулась Лезбет. – Кроме того, как знать, что тебя ожидает. Думаю, жизнь в монастыре покажется тебе не такой уж скучной. И с тобой едет Остра, так ведь?

– Да, – хмуро кивнула Энни. – Но все равно я не хочу ехать в этот монастырь. Матушка сказала, там я буду учиться и пойду по стопам Эррен. Честно тебе скажу, походить на Эррен у меня нет ни малейшего желания. Кстати, я никогда не могла понять, чем, собственно, она занимается. Знаю только, что она всюду сует свой нос, подглядывает и подслушивает. Неужели мне предстоит учиться чему-то такому же?

Лезбет слегка сдвинула брови.

– Ну уж, Энни, не притворяйся. Наверняка ты догадываешься, чем занимается Эррен.

– Она шпионка и доносчица. Вечно все выведывает, а потом ябедничает матушке.

– Да, конечно. Но, Энни, неужели ты не знаешь о том, что Эррен… что она убийца.

Услышав это, Энни хихикнула, но потом, взглянув в лицо Лезбет, поняла, что та не шутит.

– Убийца? – ошарашенно пробормотала она. – Но кого же она убивает? И зачем?

– Она убирает людей, которые представляют опасность для королевства, – невозмутимо пояснила Лезбет, – И для твоей матери.

– Но скажи мне, кого она убила? Назови имена!

Голос Лезбет упал до шепота.

– Это держится в строгой тайне, Энни. Твоя мать потому так ценит Эррен, что та ловко умеет прятать концы в воду. Делать все бесшумно и незаметно. Но иногда кое-что всплывает. Помнишь того толстого лорда из Приморского Вайса? Кажется, его звали Хемминг.

– Конечно, помню. Он был такой забавный, всегда смеялся и отпускал шуточки.

– Выяснилось, что он шпион, который работает на Рейксбургов. Готовил здесь настоящий заговор, намеревался похитить Фастию.

– Но ведь его же не убили, он умер в своей постели. Придворные врачи определили, что у него отказало сердце. Значит, они врали?

– Скорее всего, врачи говорили правду. Но остановиться сердцу лорда Хемминга помогла Эррен. Не знаю, как она действовала в тот раз. Может, пустила в ход яд, может, отравленную иглу, может, наговор. Но в том, что шпиона убила именно она, у меня нет никаких сомнений. Я случайно подслушала разговор между Эррен и твоей матерью.

– Значит… О нет…

Энни была так потрясена, что не находила слов. Спору нет, Эррен всегда казалась ей не слишком приятной особой, но такого она не ожидала.

– Значит, в этом проклятом монастыре я буду учиться убивать людей разными хитроумными способами? Но зачем это матушке? Неужели она хочет превратить меня в убийцу?

– Королевским семьям необходимы люди, подобные Эррен. Обойтись без их услуг невозможно. Ты знаешь, что Эррен благородного происхождения и даже приходится твоей матушке кузиной. Но она уже не молода, и недалек тот день, когда она не сможет выполнять свои обязанности. Вот твоя мать и решила: если ты не хочешь заключить выгодную партию, тебе будет предоставлена иная возможность принести пользу семье и государству. Так что у тебя есть выбор, Энни.

– Лезбет, я ушам своим не верю. Неужели матушка ненавидит меня до такой степени?

– Энни, ты знаешь сама, что это неправда. Твоя матушка тебя любит. И сердце мне подсказывает, что тебя она любит сильнее, чем всех остальных своих детей.

– С чего ты это взяла?

– Со стороны виднее, Энни. Ты многого не замечаешь, многое воспринимаешь в искаженном свете. А сейчас глаза тебе застилает обида. Поверь, твоя мать души в тебе не чает. Мне ужасно жаль, что тебе приходится ехать в этот монастырь. Но я понимаю, твоя мать не могла поступить иначе. Настанет день, когда ты тоже поймешь это. Когда ты станешь взрослее, то на многое взглянешь совсем по-другому. Твои детские обиды забудутся, и, оглядываясь назад, ты увидишь, что мать всегда желала тебе добра.

Слезы, которые Энни сдерживала из последних сил, все-таки потекли у нее по щекам.

– Я буду страшно скучать по тебе, Лезбет, – пробормотала она. – Надо же, мы так долго с тобой не виделись. А теперь, едва ты приехала, мне приходится уезжать.

– Я тоже буду скучать по тебе, Энни, птичка моя, – проворковала Лезбет и прижала Энни к себе. – Но провожать тебя я не стану. Мне слишком больно будет видеть, как ты уезжаешь.

– Судя по всему, матушка и Фастия тоже не желают растравлять себя столь печальным зрелищем. И мне придется обойтись без провожатых.

– Ни твоей матушки, ни Фастии уже нет во дворце, Энни. Разве ты не знала? – удивилась Лезбет. – Еще до рассвета они отправились в порт и погрузились на корабль. Все считают, что ты уехала вместе с ними.

И Родерик тоже, вздохнула Энни, провожая глазами стройную фигурку своей молодой тетушки, направлявшейся к дверям. Значит, он тоже уверен, что его любимая уехала в Кал Азрот, вместе со всей семьей. С того момента, как Эррен и Фастия застигли Энни в гробнице, за ней и за Острой следили, как за узницами, и у нее не было ни малейшей возможности передать Родерику записку.

К тому же она сама не знала, какой оборот примут события.

«Я воспользуюсь первым подвернувшимся шансом и убегу из этого мерзкого монастыря, – твердила она про себя. – Я никому не позволю распоряжаться моей жизнью. Даже Лезбет, милая Лезбет, которую я так люблю, меня не понимает. Заточения в монастыре мне не вынести. И я оттуда убегу. Я на все готова: переодеться мужчиной, скрываться в лесу, как разбойник, сражаться, как наемный солдат. Только не монастырь, где из меня сделают убийцу».

Пока Энни строила планы побега, прибыл экипаж, и Остра с носильщиками явились за ее багажом.

– Ничего, – пробормотала Энни, утирая слезы и отчаянно пытаясь взбодриться. – Мы еще посмотрим, чья возьмет.

Сидя у окна каюты, Мюриель наблюдала, как мимо проплывают набережные, обсаженные вязами. Вязы росли вдоль всего канала – у этих деревьев глубокие, прямые корни, которые не разрушают берег, а, напротив, предохраняют его от осыпания.

За ровной шеренгой вязов до самого горизонта тянулись гладкие и зеленые поля Новых земель. Остров Инис отсюда казался небольшой темной выпуклостью, наполовину утонувшей в полуденной дымке.

– Правильно ли я поступила? – прошептала королева. Заплаканное, несчастное лицо Энни по-прежнему стояло у нее перед глазами. Отчаянный вопль – «я вас ненавижу!» – до сих пор звенел в ушах. Матери нелегко услышать подобное из уст своей любимой дочери.

Но в этой жизни есть вещи, с которыми надо смириться. И обиды приходится переносить стойко.

– Вы звали меня, моя королева?

Повернувшись, Мюриель увидела, что молодой рыцарь Нейл МекВрен стоит у нее за спиной.

– Да?

– Простите, ваше величество, – пробормотал Нейл, склоняясь в поклоне. – Но мне послышалось, вы что-то сказали. Я думал, вам угодно обратиться ко мне.

– Нет, – покачала головой Мюриель. – Я разговаривала сама с собой. И со святыми.

– Простите за то, что осмелился вас побеспокоить.

– Вы меня ничуть не побеспокоили, сэр Нейл. Надеюсь, вы успели попрощаться с вашим воспитателем, сэром Файлом.

– Да. Хотя времени у меня было немного, и я успел лишь перемолвиться с ним несколькими словами.

– Он просто сияет от гордости за ваши успехи. Думаю, будь вы его родным сыном, он не мог бы гордиться больше.

– Будь он мне родным отцом, я не мог бы питать к нему более сильной привязанности, – с жаром заявил Нейл.

– Подобные чувства делают вам честь, – кивнула Мюриель.

Некоторое время они не произносили ни слова.

– Что вы думаете обо всем этом, Нейл? – наконец нарушила молчание королева.

– Вы хотите знать, что я думаю о Новых землях, ваше величество?

– Нет, я имела в виду совсем другое. Но раз вы заговорили о Новых землях, мне любопытно будет узнать ваше мнение.

Застенчивая улыбка, мелькнувшая на губах Нейла, на миг сделала его еще моложе.

– Мне немного не по себе, ваше величество, когда я вижу подобное зрелище. Вы из Лира, и вы поймете меня. Мы никогда бы не осмелились сковать море, лишить свободы нашего господина и повелителя. Никогда бы не рискнули отдавать морю приказы, говорить, что ему следует делать, а что нет. То, что я вижу здесь – эти земли, отнятые у волн, – да, все это на редкость величественно и поражает взор и воображение. Полагаю, святой Лир не возражал бы против этого. Но, если мне будет дозволено сказать, подобное насилие над природой кажется… излишне самонадеянным.

– По-вашему, даже император Кротении не имеет права на подобную самонадеянность?

– Еще раз прошу прощения за свои дерзкие слова, ваше величество, но император – это всего лишь человек. Я готов всеми силами служить этому человеку и государству, которое он возглавляет. Если вам будет угодно приказать мне заткнуть пробоину в дамбе собственным телом, я сделаю это без промедления. И пусть святые решают, правильно я поступил или нет. Но все же я должен повторить: всякое насилие непременно порождает сопротивление.

– Я понимаю, что вы имеете в виду, – важно изрекла Мюриель. – Однако строительство этих дамб и каналов начали еще Рейксбурги. Во время правления моего мужа работы были завершены. Когда воды схлынули, выяснилось, что под ними скрываются на редкость плодородные почвы. Но не думайте, что мы так уж непочтительны к природе и самонадеянны, – мы платим подати святым воды, болота и реки. А порой они сами берут свою подать. Так что между нами существует нечто вроде соглашения.

Нейл почтительно кивнул.

– Но, ваше величество, насколько я понял, вы желали узнать мое мнение не о дамбах и каналах, а о чем-то другом?

– Скажите, согласны ли вы с моим супругом? Вы тоже считаете, что наш переезд в Кал Азрот – это разумный шаг?

Прежде чем ответить, Нейл помедлил, словно взвешивая каждое слово.

– От повелителей Ханзы можно ждать самого низкого коварства, – сказал он наконец. – Они привыкли действовать исподтишка, хитростью, интригами и заговорами. Честный бой не для них. Они платят всадникам из Вейханда за головы представителей дома де Лири, и при этом воздерживаются от объявления войны. На словах они верны церкви, на деле не чураются черной магии. Человек, которого я убил, был верным рыцарем, вашим преданным слугой. Но каким-то образом им удалось завладеть его душой и внушить ему черные намерения.

– Вы перечисляете факты, которые я знаю не хуже вашего, Нейл, – заметила королева. – А я хотела узнать, каково ваше отношение к предпринятой нами поездке.

– Если правители Ханзы уверены, что, расправляясь с членами королевской семьи, они ослабляют королевство, от них следует ожидать новых ударов, – ответил Нейл. – Но, говоря откровенно, поспешный отъезд вашего величества, принцесс и принца в один из отдаленных замков внушает мне беспокойство.

– И каковы причины этого беспокойства?

– Очевидных причин нет. И все же мне кажется: сколь ни надежно укреплен замок, куда мы направляемся, вряд ли там вы будете в большей безопасности, чем дома. Во всем, что произошло, слишком много странного и непонятного. Почему первый удар был направлен против вас, а не против короля? И как неприступные стены замка сумеют защитить вас, если самый верный из ваших людей в любой момент может превратиться в злоумышленника? Никто из нас, простых смертных, не в состоянии противиться ухищрениям черной магии. Святые – свидетели, я предпочел бы заколоть себя мечом, чем причинить вам хоть малейший вред. Но все же те, кто плетет против вас заговор, способны и меня превратить в свое слепое орудие. Не забывайте, рыцарь, которого мне пришлось умертвить, тоже принес вам клятву верности. И я не сомневаюсь, уста его не лгали, когда он произносил святые слова.

– Возможно, вы правы, сэр Нейл. Вижу, несмотря на ваш юный возраст, вам не откажешь ни в мудрости, ни в рассудительности. Но вы еще не искушены в придворных делах и потому порой рассуждаете наивно. Поверьте, для того, чтобы превратить слугу, пусть даже гвардейца, в вероломного предателя и убийцу, вовсе не требуется прибегать черной магии. Достаточно подкупа или даже посулов. Магия алчности, страха и зависти порождает все то неисчислимое зло, с которым вам неминуемо предстоит столкнуться при дворе. – Помолчав, королева добавила: – Что же касается причин, по которым злоумышленники выбрали первой жертвой меня, а не моего супруга, здесь я разделяю ваше недоумение.

– А что, если…

Предположение, мелькнувшее в голове у Нейла, заставило его нахмуриться.

– Ваше величество, а что, если ваши враги намерены разлучить вас с королем? Разрушить ваш семейный союз?

Интуиция подсказывала королеве, что слова молодого рыцаря близки к истине.

– Продолжайте, – ободряюще кивнула она.

– Если бы я был королем и внезапно лишился жены и детей, земля ушла бы у меня из-под ног, – осторожно подбирая слова, произнес Нейл. – Без сомнения, ваш супруг…

– Мой супруг быстро найдет утешение в объятиях своих любовниц, – с горечью перебила королева. – Да и любящий брат не позволит ему слишком долго предаваться печали.

– А что, если именно они… – Нейл замялся, но все же, набравшись мужества, высказал свою мысль до конца. – Я имею в виду, брат вашего супруга и его… Что, если именно они замышляют от вас избавиться, убрать вас с дороги?

Во взгляде, брошенном Мюриель на молодого рыцаря, сквозило неприкрытое изумление. Королева поняла, что недооценила наблюдательность и прозорливость своего новоиспеченного телохранителя.

– Я только что сказала, что порой вы рассуждаете наивно, сэр Нейл, – протянула она. – Беру свои слова обратно. Теперь я вижу, что в наивности вас никак нельзя упрекнуть. Примите мои извинения.

– Ваше величество, при дворе я новичок и ничего не знаю о его нравах и обычаях, – неторопливо продолжал Нейл. – Я всего лишь следую совету, который дала мне леди Эррен. Это она сказала, что в каждом я должен видеть возможного врага, угрожающего вашему величеству. В каждом, в том числе и в леди Эррен. И даже в самом себе. Вы сами понимаете, что подобный взгляд порождает множество подозрений. Несомненно, большая часть этих подозрений не имеет под собой оснований. Но бдительность не может быть излишней. Я не должен пропустить истинных злоумышленников. И когда они вновь протянут к вам руки, я не буду колебаться ни мгновения. Вы можете не сомневаться: меч мой поразит подлецов раньше, чем их черные замыслы станут явью.

В голосе молодого рыцаря звучало столько страсти, что королева поневоле вздрогнула. Жизнь, проведенная при дворе, среди постоянных интриг, фальшивых улыбок и двусмысленных любезностей, порой заставляет забыть, что на свете есть люди, способные к искренним, сильным чувствам. Такие, как стоявший перед ней юноша. Он был безоглядно искренен и безгранично предан. Предан ей, своей королеве, и никому больше.

– Благодарю, что не утаили от меня своих мыслей, сэр Нейл. На досуге я непременно обдумаю все то, что услышала от вас.

– Благодарю вас, ваше величество, что вы не отказались выслушать мои соображения, – склонил голову в поклоне Нейл.

Лезбет отбросила с лица выбившуюся из прически каштановую прядь и окинула взглядом западную бухту и белоснежные зубцы крепости Торнрат, возвышавшиеся над перламутровой гладью моря. Она даже различила паруса торговых судов, белеющие у самого горизонта. Чайка кругами носилась над расстеленной на песке скатертью. Вне всякого сомнения, прожорливая птица желала поживиться остатками снеди – ветчины, сыра и медового печенья.

– Славный сегодня выдался денек, – довольно промурлыкал Роберт, прихлебывая вино прямо из горлышка бутылки.

Брат и сестра устроили пикник на самом западном берегу Иниса, у развалин старой башни.

– Да, день чудесный, – откликнулась Лезбет и послала брату ласковую улыбку, хотя, говоря откровенно, улыбаться ей не слишком хотелось.

С тех пор как Роберт узнал о ее помолвке, он стал таким… странным. В их отношениях, прежде совершенно безоблачных, явно возникла трещина. Когда Роберт пригласил Лезбет отправиться вдвоем на пикник, она охотно согласилась, надеясь загладить нанесенную брату обиду. Но она и думать не думала, что для увеселительной прогулки он выберет именно это место. Спору нет, Роберт всегда питал склонность к самым диким выходкам, но раньше это не касалось его обожаемой сестры.

«Смотри на море, – приказала она себе. – Смотри на небо. Вокруг все так красиво. Все дышит покоем. Ничего плохого не может случиться».

Но как ни старалась Лезбет отогнать прочь тревожные предчувствия, ей это никак не удавалось. К тому же Роберт, судя по всему, вознамерился свести ее усилия на нет.

– Помнишь, раньше, когда мы были детьми, мы любили сюда приходить? – как бы невзначай спросил он, – Мы затевали тут самые увлекательные игры, а башня служила нам замком.

– Да, счастливое было времечко, – пробормотала Лезбет, стараясь придать своему лицу выражение умиротворенной мечтательности и сглотнуть сдавивший горло ком.

– Тогда ты была моим лучшим другом, – продолжал Роберт. – По крайней мере, мне так казалось. У тебя не было от меня ни тайн, ни секретов. А у меня не было секретов от тебя. – Он вновь приложился к бутылке и эхом повторил слова Лезбет: – Счастливое было времечко.

Лезбет накрыла руку брата своей и погладила его дрожащие пальцы.

– Роберт, мне жаль, что ты воспринял известие о моей помолвке так болезненно. Конечно, я сама виновата. Надо было попросить у тебя разрешения на замужество. Прежде всего у тебя, а уж потом у старшего брата. Прости, что я этого не сделала.

В глазах Роберта мелькнуло страдальческое выражение, но он растянул губы в улыбке и покачал головой.

– Тебе не за что просить прощения, Лезбет. Ты поступила правильно, попросив разрешения у Уильяма. Он король, и он наш старший брат.

Лезбет сжала его руку.

– Роберт, я так переживаю, что причинила тебе боль. Но пойми, я не знала, как тебе рассказать. Боялась, что ты рассердишься.

– Но почему? – процедил он сквозь зубы.

– Ты сам это прекрасно понимаешь. Мы ведь были так близки, открывали друг другу все свои помыслы, все чувства. А потом случилось так, что…

– Случилось так, что ты отдалилась от меня, – торопливо докончил Роберт. – Но виной тому не только твоя помолвка. Это началось задолго до того. С того самого дня, когда Роза…

– Прошу, не надо об этом! Прошу! – Лезбет закрыла глаза и отчаянно замотала головой, словно отгоняя страшное воспоминание.

– Как хочешь, – пожал плечами Роберт. – Мы ведь с тех пор ни разу не говорили о…

– Роберт, умоляю, оставим этот разговор. Давай забудем навсегда о том, что случилось.

Роберт кивнул с нарочито покорным видом.

– Я хотела поговорить о другом, – дрожащим голосом начала Лезбет. – Мне кажется, ты вообразил, что во время вашей встречи принц Чейсо, мой жених, обошелся с тобой без должного почтения и…

– Мое воображение тут ни при чем, – отрезал Роберт. – твой жених и в самом деле нанес мне оскорбление.

– Прошу, Роберт, не держи на него зла. Если он и задел твои чувства, то сделал это непреднамеренно. Уверена, он ни в коей мере не хотел тебя обидеть.

Роберт усмехнулся и смиренно сложил руки.

– Что ж, так и быть, я его прощаю. Но где твой суженый сейчас, вот что я хотел бы знать? Насколько понимаю, традиции и обычаи требуют, чтобы он прибыл сюда и попросил твоей руки – если не у меня, то у Уильяма. Однако он не счел нужным сделать этого.

– Он скоро приедет. Через несколько дней принц Чейсо будет здесь и попросит моей руки у моих братьев, – заверила Лезбет. – Его задержали неотложные дела. Он просил меня подождать, хотел, чтобы мы отправились в Эслен вместе. Но мне не терпелось увидеть вас всех и поделиться с вами радостью. – Она устремила на брата взгляд, полный мольбы и нежности. – Прошу тебя, Роберт. Не омрачай моего счастья. Порадуйся за меня. Ты мой брат, мой близнец, я всегда любила тебя и буду любить, но после того, как…

– После того, как мы убили здесь Розу, – с готовностью подсказал Роберт.

Лезбет, сраженная этими словами, молча кивнула и потупилась, не в силах ни говорить, ни смотреть на него.

– Это был всего лишь несчастный случай, – равнодушно заметил Роберт, – Нам не в чем себя упрекать.

Неумолимая память подсказывала Лезбет, что слова эти далеки от истины. Она с мучительной отчетливостью помнила жестокую игру, которую много лет назад они затеяли здесь с девочкой-служанкой. Игру, которая зашла слишком далеко. И что самое страшное, тогда Лезбет с самого начала догадывалась, чем может кончиться их детская забава. Догадывалась, куда заведет страшный умысел Роберта. Но она гнала прочь тревожные предчувствия. Точно так же, как и сейчас.

Избегая взгляда Роберта, Лезбет кивнула и пробормотала:

– Да, это был несчастный случай. И я не могу о нем говорить. Роберт, я же просила тебя…

– Прости мою бестактность, – усмехнулся он. – Я испортил нашу замечательную прогулку. Но поверь, я не хотел тебя расстраивать. Того, что случилось, уже не исправишь, Лизбет. И молчание тут плохой помощник. Оно разъело наши души, как отрава. Заставило нас сторониться друг друга. Но ведь мы все равно остались близнецами, правда, сестренка? – Роберт неожиданно вскочил на ноги. – Я хочу кое-что тебе показать.

– Что? – испуганно спросила Лезбет.

Он улыбнулся и на какое-то мгновение стал похожим на мальчика, которого она любила, которому так доверяла.

– Это мой свадебный подарок, – сообщил он.

– Ты приготовил мне подарок прямо здесь?

– Да. Ты удивлена? – Во взгляде Роберта мелькнуло легкое замешательство. – Я решил сделать тебе небольшой сюрприз собственными руками. Идем, это недалеко.

Губы Лезбет тронула неуверенная улыбка. Ей трудно было поверить, что неприятный разговор так легко закончился. Но Роберт казался таким измученным, таким нервным, и ей не хотелось усугублять нанесенную ему обиду. Каким бы он ни был, она его любила. Лезбет взяла протянутую руку и вслед за Робертом поднялась наверх – туда, где раскинулся разросшийся старый сад. Когда-то, в дни их детства, за садом тщательно следили и ухаживали. Впрочем, теперь он пришел в полное запустение, живые изгороди разрушились, дорожки и цветочные клумбы поросли сорной травой. Кое-где заросли были настолько густыми и непроходимыми, что напоминали настоящий лес.

Однако брату и сестре не пришлось продираться сквозь переплетения ветвей. Роберт скоро остановился.

– Здесь, – проронил он.

Когда Лезбет увидела приготовленный сюрприз, она лишилась дара речи. Мир вокруг был прекрасен. Солнце светило, птицы пели, цветы радовали взор. Она собиралась выйти замуж за любимого человека. Как мог Роберт, ее брат, сделать такое?

Он выкопал останки Розы. Тоненькие детские косточки – убитой служанке было всего десять лет – белели на дне ямы. Одежда Розы успела сгнить, и все же Лезбет узнала несколько потемневших лоскутов голубого платья, в котором в тот злополучный день была маленькая служанка.

– Ради всех святых, Роберт, – прошептала Лезбет, едва шевеля губами.

Ужас сдавил ей грудь, и она смолкла. Все слова были бессильны. Лезбет мучительно хотелось зажмуриться, закричать во все горло, убежать прочь. Но вместо этого она охваченная оцепенением, не сводила глаз со страшного свидетельства давнего злодеяния. Она ни разу не осмелилась спросить у Роберта, что тот сделал с телом Розы. Во дворце они сказали, что маленькая служанка убежала.

«Прости меня, Роза, – мысленно взмолилась Лезбет. – Я знаю, что мою вину не искупить, но все же надеюсь, что ты меня простила».

– Я люблю тебя, Лезбет, – донесся до нее голос Роберта, тихий и ласковый. – Напрасно ты пренебрегла моей любовью. Тебе следовало просить разрешения на брак у меня. У меня, а не у Уильяма.

А когда Лезбет повернулась, он резко ударил ее в грудь, так сильно, что она не удержалась на ногах и опустилась на землю, а широкие юбки раскинулись вокруг. Во взгляде, который она устремила на брата, сквозило скорее недоумение, чем боль. Ни разу в жизни, даже во время детских ссор, Роберт не поднял на нее руки.

– Роберт, зачем…

Стоило Лезбет заговорить, она поняла – случилось непоправимое. Внутри у нее словно что-то оборвалось, грудь полыхала огнем. Роберт по-прежнему возвышался над ней, и в его руке она разглядела нож. Этот узкий длинный кинжал дедушка подарил Роберту на одиннадцатый день рождения, и с тех пор принц постоянно носил его за поясом. Лезвие было красным по самую рукоять.

А потом Лезбет опустила глаза и увидела, как кровавое пятно расплывается по светлому шелку ее платья. Инстинктивно она прижала к ране руки, и они моментально стали красными и липкими. Она внимательно наблюдала, как кровавые ручейки, просочившись меж пальцами, заструились вниз.

– Роберт, нет… – выдохнула Лезбет и не узнала собственного голоса, глухого и ломкого одновременно. – Роберт, я не верю, что ты меня убьешь.

Он наклонился к ней, и она увидала, что его темные глаза полны слез.

– Я уже убил тебя, Лезбет, – произнес он, и голос его дрогнул от нежности. – Я должен был это сделать.

Сухие горячие губы Роберта коснулись ее лба.

Она отчаянно затрясла головой и поползла прочь, безуспешно пытаясь встать.

– Роберт, я собираюсь замуж, – словно заклинание, твердила она. – За принца Сафнии. Он скоро за мной приедет. – Ей казалось, что ее возлюбленный принц Чейсо совсем рядом и сейчас бросится к ней на помощь. – У меня будут дети, много детей. И первого сына я назову в твою честь… Роберт, неужели ты…

Внезапно Лезбет осознала, что все просьбы о пощаде бессильны и бесполезны. Ей надо спасаться бегством. Роберт утратил рассудок, он ни за что не оставит ее в живых.

Но сил уже совсем не осталось. Руки, на которые она пыталась опереться, подламывались, ноги налились тяжестью, и, скользя по траве, Лезбет, подобно огромной улитке, оставляла за собой влажный широкий след. Только след этот был красным.

На какое-то мгновение все поплыло перед глазами Лезбет, а потом она вновь увидела склоненное над ней лицо Роберта.

– Усни, сестра, – прошептал он. – Усни вечным сном. И пусть во сне ты увидишь счастливые времена, когда мы оба были детьми. Времена, когда ты любила меня больше всех на свете.

– Не убивай меня, Роберт, – сквозь слезы повторила она, все еще надеясь на чудо. – Помоги мне.

– Тебе не придется скучать в одиночестве, – словно не слыша, произнес Роберт. – С тобой Роза, верная подруга нашего детства. А скоро к вам присоединятся многие наши родственники. Очень многие.

Он улыбался, но лицо его становилось все более далеким и отчужденным. Лезбет не ощутила ни толчка, ни падения, она лишь увидела, что теперь тоненькие белые косточки лежат рядом.

А потом до нее донеслись мелодичное грустное пение птиц и чей-то знакомый шепот. Она знала: слова, коснувшиеся ее слуха, очень важны, и все же смысл их ускользал от гаснущего сознания.

А затем все исчезло, и вокруг воцарилась полная тишина.

 

12. Спендлав

Уже в четвертый раз за ночь Стивен Даридж с трудом вырвался из цепких объятий Черной Мэри. Наконец он решил, что кошмарных снов с него хватит, поднялся и бесшумно выскользнул из дортуара. Стояла безлунная, но ясная ночь, в прохладном воздухе ощущалось легкое дуновение осени. Стивен дошел до того места, где начинался крутой спуск, ведущий с вершины холма к пастбищам, и долго стоял в задумчивости, глядя на звезды, сияющие на темном бархате неба.

«Звезды вечны», – любил повторять его дедушка.

«Старик был не прав, – с горечью подумал Стивен. – В этом мире ничто не вечно – ни звезды, ни горы. Любовь, истина, святые – все, все преходяще и тленно».

– Святой Михаил, – прошептал Стивен, – прошу, наставь меня на путь истинный. Не дай душе моей заплутать в потемках.

Он чувствовал: внутри у него что-то надломилось. Точнее, там завелась какая-то червоточинка, которую ему мучительно хотелось извергнуть. Но он опасался, что если это произойдет, то изъян, разъедающий душу, обретет свободу и силу и тогда уж точно пожрет его без остатка.

Наверное, надо было сразу сообщить отцу-настоятелю, что манускрипт, который поручили перевести вновь прибывшему послушнику, представляет собой измышления нечестивого еретика. Не следовало углубляться в эти кощунственные откровения. Но Стивен, подстрекаемый любопытством, не сумел воспротивиться искушению.

А теперь, святые свидетели, он зашел слишком далеко. Зло, таившееся на древних страницах, проникло в него и отравило его дух. И очиститься от этого зла он не в состоянии.

Легкий шорох шагов по траве подсказал Стивену, что к нему кто-то приближается. Еще не повернув головы, он догадался, кто нарушил его уединение, но не испытал ни досады, ни страха.

– Здравствуй, брат Десмонд.

– Доброе утро, брат Стивен. Дышишь свежим воздухом?

Стивен не смотрел на своего собеседника, он видел лишь его тень, чернеющую на траве.

– Оставь меня в покое или убей. Мне все равно.

– Вот как? – нараспев промурлыкал Десмонд.

В следующее мгновение он с размаху ударил Стивена кулаком по затылку, так что тот рухнул на землю как подкошенный. Десмонд склонился над ним и приставил к горлу Стивена широкое лезвие отточенного ножа.

– Значит, тебе все равно? – прошептал он Стивену в самое ухо.

– За что? – пробормотал Стивен. – Скажи, за что ты сживаешь меня со свету? Ведь я не сделал тебе ничего плохого.

– Ты мне не нравишься, и этого вполне достаточно, – самодовольно ухмыльнулся Десмонд. – Кстати, тебе известно, что в следующем месяце ты отправишься в паломничество к святым местам?

– При чем здесь мое паломничество?

– Значит, известно. Ты ведь закончил свой несчастный перевод, книжный червь, не так ли?

– Откуда ты знаешь?

– Ты еще имеешь наглость спрашивать, слизняк. Я знаю обо всем, что происходит в этом монастыре. С какой стати то, что ты целыми днями пыхтишь в библиотеке, должно остаться для меня тайной?

– Я никому не говорил, что закончил перевод.

– В этом не было нужды, придурок. Я собственными глазами прочел все то, что тебе удалось нацарапать.

Неожиданно Десмонд убрал нож и выпрямился. Стивен ожидал нового жестокого удара, но, к его великому удивлению, Десмонд вздохнул и опустился рядом на траву.

– Любопытная книжонка, ничего не скажешь, – хрипло прошептал он, почти касаясь губами уха Стивена. – Чего там только нет. Тут тебе и наговоры, при помощи которых можно превратить человека в мокрое место, и молитвы Проклятым Святым. Человеческие жертвоприношения, омовения детской кровью. Словом, замечательный образчик ереси. Скажи, ты бродишь по ночам из-за этой книги? Это она лишила тебя сна?

– Ты тоже читал ее, – ответил Стивен. – И, как я вижу, тоже лишился сна. Зачем же ты спрашиваешь?

Брат Десмонд издал странный звук, отдаленно напоминающий отрывистый приглушенный смех.

– Я давно уже не сплю по ночам, – сообщил он.

– Почему ты украл мои записи?

– Не вижу причин, которые помешали бы мне сделать это.

– Но ты все же отдал их фратексу?

– Разумеется. Ты можешь думать обо мне что угодно, брат Стивен, но я принадлежу ордену Святого Декмануса и служу верой и правдой. – Голос Десмонда, и без того тихий, стал едва слышным. – Едва ли кто-нибудь служит ордену лучше, чем я.

Стивен задумчиво кивнул.

– Что ж, ты сослужил хорошую службу не только ордену, но и мне. Я знал, как мне велит поступить долг, но боялся, что у меня не хватит решимости.

– К чему ты клонишь?

Стивен внезапно пожалел, что не может рассмотреть глаза брата Десмонда. За все время их знакомства в голосе его мучителя впервые послышалось замешательство.

– Ты не хуже меня понимаешь, что ни к каким святым местам я не пойду, – произнес Стивен. – После того как фратекс прочтет мои записи, он поймет, что, переведя эту книгу, я совершил величайшее кощунство и сам стал вместилищем греха и скверны.

– Но ты всего лишь выполнил распоряжение фратекса, – пожал плечами Десмонд.

Замешательство, звучавшее в его голосе, стало более явным – или же Спендлав чрезвычайно ловко представлялся сбитым с толку.

– Брат Десмонд, на протяжении веков церковь занималась тем, что уничтожала подобные кощунственные сочинения, – возразил Стивен. – В тот момент, когда я понял, что книга проникнута нечестивым духом ереси, я должен был сообщить об этом отцу-настоятелю. Но, исполненный гордыни и праздного любопытства, я перевел святотатственные измышления, хотя, святые свидетели, было бы лучше, если бы их темный смысл навек оставался тайной. Возможно, теперь на меня пало проклятие, и я буду с позором изгнан из монастыря.

Губы Спендлава искривились в косой ухмылке.

– Брат Стивен, ты, верно, считаешь меня самым заклятым своим врагом, – процедил он. – Но это не так. Ты сам – первый и самый главный свой враг. Такой враг, которого я никому бы не пожелал. – С этими словами брат Десмонд поднялся. – Ладно, я с тобой заболтался. Желаю, чтобы путешествие к святыням пошло тебе на пользу.

Последняя фраза прозвучала на удивление искренне.

Десмонд повернулся и ушел, оставив Стивена наедине со звездами.

Фратекс поднял голову от стола, заваленного книгами и бумагами, и пристально взглянул на Стивена.

– Доброе утро, брат Стивен, – приветствовал он молодого послушника и указал на листы, которые только что просматривал. – Отличная работа. Ты уверен, что твой перевод точен?

– Да, святой отец. Я старался сделать его предельно точным – насколько мне позволяли мои ограниченные познания.

– Как выяснилось, не столь уж и ограниченные. Что ж, брат Стивен, рад сказать, мне не пришлось в тебе разочароваться. Напротив, я имел удовольствие убедиться в твоих выдающихся способностях.

– Но, святой отец… – начал Стивен и смолк, охваченный внезапной оторопью.

Подобное смятение он чувствовал в Королевском лесу, слушая зловещий лай приближающейся собачьей своры. Тогда он поверил в выдумки Эспера Белого и решил, что по его душу явился Мрак. Сейчас, переведя большую часть манускрипта и уяснив его кощунственное содержание, Стивен ощущал, что над его душой нависла еще более грозная опасность.

От сознания того, что в мире слишком много страшного и непонятного, голова у юноши шла кругом. То, что совсем недавно казалось ему незыблемым и прочным, внезапно обнаружило свою шаткость и ненадежность.

Фратекс, вскинув бровь, невозмутимо ожидал, когда же Стивен даст свои объяснения.

– Содержание рукописи, которую вам было угодно предоставить мне для перевода, враждебно учению церкви, – наконец обрел дар речи Стивен. – Как только я это понял, мне следовало поговорить с вами, следовало немедленно прекратить работу. Я этого не сделал и заслуживаю самого сурового наказания. Святой отец, если вы потребуете, чтобы я оставил монастырь, я отнесусь к этому с пониманием.

– Напрасно ты так считаешь, сын мой, – пожал плечами фратекс. – Если бы я счел нужным удалить тебя из монастыря, то сделал бы это, и меня бы ничуть не взволновало, как ты к этому отнесешься – с пониманием или без оного. Однако я не вижу ни малейшего повода изгонять тебя. Ты выполнил задание, которое я дал тебе сам, и выполнил превосходно. Было бы по меньшей мере несправедливо подвергать тебя за это наказанию.

– Святой отец, все это выше моего скромного разумения. Разве церковная политика не против…

– Возьму на себя смелость заявить, что разбираюсь в церковной политике значительно лучше твоего, – перебил Стивена фратекс, и в его голосе послышалось легкое недовольство. – Сейчас, сын мой, ты не в состоянии постичь все соображения, которыми руководствуется святая церковь, а я не в состоянии объяснить их тебе. Достаточно сказать, что зло извечно существовало в этом мире и будет существовать впредь, не так ли? Возможно, в течение долгого времени оно таилось и хранило молчание, но рано или поздно оно выйдет из своего укрытия и заговорит. И мы должны встретить его во всеоружии. Должны понимать язык зла. В противном случае мы будем беззащитны перед его чарами и оно завладеет нами безраздельно, сделав своими соучастниками.

Как раз этого Стивен и опасался. Фратекс словно читал в его душе. Слова отца-настоятеля заставили молодого послушника похолодеть. Ему казалось, жуткий призрак сжал его сердце ледяными пальцами.

– Святой отец, могу я открыть вам кое-что?

– Всенепременно, сын мой.

– По дороге сюда я слышал… жуткие вещи. В замке Тор Скат. Рыцарь, живущий там, рассказывал…

– Продолжай, сын мой, я весь обратился в слух. И садись, прошу тебя. Ты побледнел и выглядишь так, словно ноги отказываются тебя держать.

– Благодарю, святой отец.

Стивен опустился на маленькую жесткую табуретку.

– Расскажи, что тебе довелось услышать.

Стивен передал фратексу все слухи о появлении греффина и о страшном человеческом жертвоприношении, совершенном в покинутом седосе. Когда он закончил, настоятель несколько мгновений молчал, погрузившись в задумчивость.

– Подобные слухи уже доходили до нас, – сообщил он, понизив голос и доверительно наклонившись к Стивену. – Но ни в коем случае не следует способствовать их распространению. Держи рот на замке, сын мой. И будь уверен, церковь сумеет найти виновников всех этих злодеяний и сурово наказать их.

– Я не сомневаюсь, святой отец. Но это жертвоприношение в бывшем седосе, у заброшенного храма никак не выходит у меня из головы. В точности такие ритуалы описываются в книге, которую….

– Мне это известно. Именно по этой причине я и желал незамедлительно получить перевод древней рукописи.

– Дозволено ли мне будет узнать, каково ваше мнение на сей счет, святой отец?

– Я полагаю, те, кто совершил кровавый ритуал, пытаются оживить древние святилища, причем лишь те из них, на которых лежит проклятие. Вероятно, они ищут седос, где некогда обрел свою нечестивую силу Джестер Черный. А человеческие жертвоприношения, которые они совершают, являются своеобразным испытанием, при помощи которого еретики надеются, понять, какой из тысячи седосов, сохранившихся в Королевском лесу, до сих пор обладает могуществом. Но пока они совершают ритуал с отступлениями от древнего обряда, и потому он не имеет силы. Так что нам нечего опасаться, – завершил свою речь фратекс.

– Работа, которую я проделал, может принести злоумышленникам немалую пользу, – едва слышно произнес Стивен. – Имей еретики столь подробное руководство, они совершили бы ритуал без всяких искажений.

Фратекс важно кивнул.

– Разумеется, сын мой, подобные опасения приходили мне в голову. Однако мы не можем сражаться с опасным врагом в темноте и без оружия. Не забывай, еретикам уже известны многие тайны. Мы сумеем успешно противостоять им, лишь когда обретем еще большие знания.

– Но, святой отец… – Перед внутренним взором Стивена возникло ухмыляющееся лицо Десмонда Спендлава. – Что, если наши открытия станут достоянием неприятеля? Что, если враги скрываются среди нас и еретики сумели проникнуть в лоно святой церкви?

На губах настоятеля мелькнула мрачная усмешка.

– Для того чтобы поймать хорька, необходимо поставить ловушку, – поучительно изрек он. – А для ловушки нужна наживка.

Произнеся это, он поднялся со своего стула.

– Мне казалось, брат Стивен, урок смирения, который я тебе преподал, нашел живой отклик в твоей душе, – продолжал фратекс. – Но наша сегодняшняя беседа заставила меня усомниться в этом. Поверь, я отнюдь не выживший из ума старик, утративший бдительность и прозорливость. И святая церковь неизменно пребывает на страже своего учения и готова дать отпор проискам врагов. Лишь тот, чей взор застилает пелена надменной гордыни и спеси, способен полагать иначе. Выполненный тобой перевод, без сомнения, послужит во благо церкви. Но твой излишне длинный язык и неуместные вопросы способны принести немалый вред. Ты понял меня, сын мой? Воздержись от излишних разговоров и спокойно выполняй то, что тебе поручено. Не обсуждай своей работы ни с кем, кроме меня. Тщательно следи за тем, чтобы посторонний взгляд не упал на твой труд.

– Но это уже произошло, святой отец, – с дрожью в голосе сообщил Стивен. – Мой перевод читали не только вы.

– Да, его читал брат Десмонд. Это не осталось для меня тайной. Подобное можно было предвидеть. Но впредь будь осмотрительнее. Прячь написанное. А для того чтобы обмануть соглядатаев, помимо настоящего перевода составляй фальшивый, не соответствующий оригиналу.

– В этом уже нет необходимости, святой отец. Перевод завершен.

Вместо ответа настоятель наклонился и достал из-под стола большой ящик из кедра.

– У этой книги есть продолжение, – произнес он. – Надеюсь, ты будешь работать над ним с не меньшим рвением. – Губы фратекса слегка раздвинулись в улыбке. – А теперь, брат Стивен, тебе следует предаться благочестивым размышлениям. Вскоре тебе предстоит совершить паломничество к храму Святого Декмануса, и дух твой должен пребывать в состоянии покоя и просветленности.

Стивен преклонил колени и низко поклонился.

– Благодарю вас, святой отец. Прошу вас, простите мне дерзкие вопросы и сомнения. Поверьте, все они были вызваны лишь заботой о благе и процветании нашей святой церкви.

– Здесь, в этом монастыре, весь груз подобных забот лежит на моих плечах, – со снисходительной улыбкой напомнил фратекс и махнул рукой, отпуская Стивена. – Ступай же, сын мой. Не терзайся пустыми тревогами и подготовься к принятию великого откровения.

Стивен еще раз поклонился и оставил келью настоятеля. Ощущение того, что откровение уже было дано ему, прочно засело в душе юноши. И он опасался, что нового откровения ему будет не вынести.

 

13. Терновый Король

За всю ночь Эспер ни разу не сомкнул глаз и, когда первые утренние лучи нежно коснулись земли, сидел, как и прежде, скрестив под собой ноги и держа наготове лук.

Что бы ни происходило ночью, с наступлением рассвета все рассеялось как дым, оставив после себя лишь воспоминание о дурном запахе. Заметив, что Винна начала просыпаться, Эспер вышел на свет и тщательно огляделся вокруг.

Первые вестники утра озаряли нежными лучами верхушки деревьев, вытягивая их в длинные тени и направляя как раз в ту сторону, откуда Эспер и Винна пришли. Впереди лес становился все реже и реже и, судя по тому, как расчищалось небо в темных кронах деревьев, постепенно подходил к концу.

Эспер исследовал влажные листья, беспорядочно устилавшие землю, пытаясь обнаружить следы ночного присутствия: сломанные ветки, перья или клочья шерсти, – но, сколько ни старался, ничего подозрительного не приметил. Тщетные поиски на какой-то миг заставили его усомниться в собственных ощущениях. Уж не почудились ли ему все эти запахи? В конце концов, он действовал по поручению сефри, у которых правда была смешана с ложью в одной грязной луже.

– Доброе утро, Эспер, – произнесла Винна. – Ты так и провел всю ночь? И совсем не спал?

– Можно сказать, что да, – криво усмехнулся он.

– Мы же условились, что будем дежурить по очереди, – с напускной сердитостью пожурила его она. – Почему же ты меня не разбудил?

– У тебя еще будет возможность отработать свое. Вся следующая ночь – твоя, – пообещал он. – Как бы там ни было, но мы уже почти выбрались из леса. – Он кивнул в сторону деревьев, которые впереди явно редели.

– Мне тоже так кажется. – С этими словами Винна потянулась и сладко зевнула. – Тем не менее я ловлю тебя на слове. Следующая ночь – моя. К нам кто-нибудь пожаловал этой ночью?

– Был кто-то. Правда, не только не обнаружил себя никакими звуками, но и совсем не оставил следов. Ну и конечно, удалился прежде, чем наступил рассвет.

Винна нахмурилась.

– Мне что-то снилось. Что-то с отвратительным запахом.

– Это был не сон, – сказал Эспер. – Тут уж я могу утверждать наверняка.

– Неужели… неужели к нам являлся сам Терновый король? – удивилась она.

– Надеюсь, это еще был не он, будь он трижды неладен, – выругался Эспер. – Но что бы то ни было, я никогда не пожелал бы себе увидеть его воочию.

Явно встревоженная вестями, Винна всячески старалась скрыть свое волнение и, чтобы ненароком себя не выдать, решила обойти последние слова Эспера молчанием.

– И что же мы будем делать? – немного придя в себя, наконец спросила она.

– Думаю, пойдем дальше. А там будет видно по обстоятельствам. Хочешь есть?

– Пока нет. Перекусим чуть позже. Хотелось бы поскорей отсюда выбраться. Уж слишком много здесь пауков! О святые души! Да ведь эти твари пролезли даже в мои сны.

По мере того как расступался лес, белесая, смахивающая на солому растительность уступала месту папоротнику и хвощу, а те в свою очередь сменялись островками низкорослых кустарников ежевики и ракитника, густо увитых диким виноградом. Видеть знакомые с детства растения Эсперу было до боли приятно.

День перевалил во вторую половину, когда путники наконец миновали лес, который, оборвавшись довольно внезапно, превратился в холмистую долину. Огражденная со всех сторон горами, она лишний раз убедила Эспера в том, что, скорей всего, единственный путь, ведущий к ней и обратно и удаленный от сползающих с гор ледников, был именно тот, по которому они пришли.

Хотя поля густо поросли травой, чертополохом и примулой, они, очевидно, использовались животными как пастбища и потому были отмечены различными следами их обитания, в том числе были изрядно истоптаны, что весьма облегчало путникам продвижение.

Если бы они еще знали, куда идти. Но они не знали и поэтому шли наобум.

И медленно приближались к ограждавшей долину стене. Эспер не раз задавал себе вопрос: что он рассчитывает найти?

Пройдя некоторое время в молчании, Винна указала направо.

– Что это? – с изумлением спросила она.

К тому времени Эспер уже давно успел заметить то, что привлекло ее внимание только сейчас. А именно – полосу низкорослых, не слишком возвышающихся над травой деревьев, которые выстроились в ряд вдоль края долины и пролегали почти параллельно выбранному ими пути.

– Скорей всего, там находится река, – не слишком уверенно предположил он.

– Очень может быть, – согласилась Винна. – Хотя мне почему-то кажется это несколько странным.

– Что же тут странного? – возразил Эспер.

– Может, нам лучше подойти поближе, – предложила Винна, – и посмотреть собственными глазами? Хоть меня это немного настораживает, тем не менее ничего дурного не вижу в том, чтобы пойти и поглядеть на них поближе.

– Что ж, пожалуй, ты права, – сказал Эспер, и они повернули в сторону предполагаемой речки.

Шагов через сто Винна спросила:

– Эспер, как ты думаешь, зачем нас с тобой сюда послали сефри?

– Полагаю, затем, чтобы найти Тернового короля.

– Только затем, чтобы найти?

– Так сказала матушка Гастия.

– А, – кивнула Винна. – Но разве не ты говорил, что сефри всегда лгут?

– Говорил, – признался Эспер. – Однако сейчас это не имеет никакого значения. Какую бы цель они ни преследовали, рано или поздно я все равно пришел бы сюда. Видишь ли, Винн, я прожил в этом лесу всю жизнь. Поэтому имею все основания утверждать, что с ним творится что-то неладное. – Покусав губы, он слегка откашлялся. – Боюсь, лес умирает. Мне думается, что к этому имеет какое-то отношение греффин. Во всяком случае, мне необходимо узнать причину этого странного явления. И если Терновый король на самом деле существует, попытаться выяснить, не он ли всему виной.

– А что, если матушка Гастия солгала? Что, если Терновый король обитает совсем не здесь? А она послала тебя как можно дальше от того места, где можно его повстречать?

– Об этом я тоже думал. Но все же решил попытать счастья. – Он бросил на нее мимолетный взгляд. – Однако тебя вовсе не это тревожит, не так ли? А совсем другое. Тебя беспокоит не то, что его не окажется в этих краях, а как раз наоборот – то, что он в самом деле обитает где-то здесь.

На несколько секунд воцарилась тишина, которую нарушало лишь шуршание юбок Винны по траве.

– Я нутром чую, что он где-то рядом, – наконец призналась она. – А что, если сефри изначально знали, что Терновый король тебя убьет? Что, если ради этого они и послали тебя на его поиски?

– Если бы матушка Гастия хотела моей смерти, она бы этого добилась еще в реун Алут. Тогда ей нужно было всего лишь на несколько секунд продлить свое молчание, – не без основания предположил Эспер. – Хотя мне неизвестно, чего добиваются сефри, я почти уверен, что только не моей смерти.

– Возможно, ты прав, – согласилась Винна. Она была не слишком убеждена его заверением и тем не менее решила больше не перечить.

Они подошли к растущим в ряд деревьям.

– Что-то никакой речки тут не видно, – сказала девушка.

– Да, не видно, – протянул в ответ Эспер.

Деревья, которые оказались ему чуть выше пояса, были уменьшенными копиями знакомого Эсперу терновника.

– Обрати внимание на то, как ровно они растут, – заметила Винна. – Как будто их кто-то специально посадил.

– Это еще не все, – опустившись на корточки, произнес Эспер. – Если бы просто посадил…

Почему-то к нему пришла мысль о человеческих следах, хотя ее причину он осознал не сразу.

– Гляди, как они стоят, – немного поразмыслив, заключил лесничий. – Так, как могли бы отпечататься на земле следы идущего по ней человека. Как будто по дороге кто-то прошел, и на месте каждого следа выросло дерево.

Он бросил взгляд через плечо. Шеренга деревьев пролегала от опушки леса до стены, в которую упиралась долина.

– Что это?

Следуя взглядом по воображаемой линии, нарисованной в воздухе Винной, Эспер увидел вдали – приблизительно на расстоянии половины лиги – нечто вроде сводчатого шатра, к которому вела шеренга деревьев. С первого взгляда он смахивал на рукотворное строение.

– Какое-то сооружение, – предположил Эспер. – Очень похожее на дома ватау.

Но это был вовсе не дом. Народ его матери строил свои жилища из свежесрубленных молодых деревьев, которые складывались аркой и покрывались сверху ветками. То, что предстало взору Эспера и Винны, тоже состояло из деревьев, но только из живых, плотно сидящих корнями в почве и крепко сцепившихся между собой кронами. По форме это хитросплетение напоминало гигантское, слегка покосившееся набок птичье гнездо. Высотой оно достигало почти двадцати ярдов.

Ветви деревьев образовывали густые заросли, и даже на близком расстоянии не было видно, что находится внутри.

Цепь причудливых живых ветвей привела путников к своеобразному входу – извилистому коридору между стволами и ветками, достаточно широкому, чтобы Эспер мог протиснуться по нему внутрь. Дом не подавал никаких признаков жизни.

– Оставайся здесь, – приказал Эспер Винне.

– Послушай, Эспер Белый, – нахмурившись, произнесла она. – Я вместе с тобой карабкалась по горам, плавала в ледяной воде, перенесла гром и молнию и выстояла. Более того, насколько я помню, мне приходилось дважды спасать тебе жизнь…

– Винна, сделай это для меня.

– Но почему? Какой в этом смысл? Можешь ты мне объяснить или нет?

Он внимательно на нее посмотрел, после чего подошел на шаг ближе и прикоснулся ладонью к ее щеке.

– Потому что сейчас совсем другое дело, – сказал он. – Это очень серьезно, Винна. Кто знает, какая часть истории правда, а какая – ложь? Если греффин одним взглядом способен лишить человека силы, неизвестно, чего можно ждать от самого Тернового короля. Вдруг он способен убивать своим взором наповал? – С этими словами он ее поцеловал. – Я буду защищать тебя, Винна, хочешь ты этого или нет. Потому что люблю тебя. И наконец, если что-то со мной случится, должен же кто-то сообщить об этом остальным лесничим и королю. Должен же кто-то спасти мой лес.

Она на время смежила веки, а когда вновь их открыла, то ее глаза, мокрые от слез, улыбались.

– И я тоже тебя люблю, славный мой парень. Только возвращайся живым, ладно? И уведи меня из этого места. Все равно без тебя обратной дороги мне не найти.

– Я обязательно вернусь, – пообещал он.

И с этими словами ступил в коридор.

Почти сразу его охватило какое-то странное ощущение. Нечто вроде шока, который бывает, когда, наклонившись, резко вскинешь голову. Внутри у него что-то зажужжало, как будто в глубине груди поселился шмель, и вместе с тем легкие резонировали от мерных ударов сердца.

Продолжая двигаться по извилистой тропе, Эспер не мог избавиться от впечатления, будто находится где-то глубоко под землей.

Кроме того, его одолевали беспрестанно сменявшие друг друга ароматы, которые казались различными проявлениями единого, необычайно сильного и стойкого источника. Запах сосны, медвежьего меха, змеиного мускуса, гикори, кислого пота, протухшей туши, гнилых фруктов, лошадиной мочи и роз. С каждым шагом он становился все более сильным и однообразным, пока не превратился в стойкий запах смерти и цветов.

Итак, миновав последний поворот, Эспер оказался лицом к лицу с самим Терновым королем.

Выхваченный из мрака тысячью крошечных игл света, сквозивших через лиственную крышу комнаты, Терновый король был похож на тень, сотканную из терна и шиповника, корней, ветвей и спутанной лозы. Борода и волосы у него были из длинного серо-зеленого мха, а похожие на рога конечности, извиваясь, росли прямо из головы.

А какое у него было лицо! Испещренное лишайником, оно, казалось, было приклеено прямо к скулам, а из глазниц торчали черные цветы. Давая Эсперу возможность подробно себя разглядеть, король медленно обратил к нему свой взор, и цветы еще шире распахнули лепестки.

От удивления у Эспера открылся рот, но лесничий не проронил ни слова. Он не мог оторвать взгляда от распускавшихся глаз-цветов, от черных тычинок, которые становились все больше и больше, пока не заполонили собой весь мир. Еще более сокрушительное воздействие на Эспера оказал запах смерти, смешанный с едким цветочным ароматом. Его ноги и руки стали судорожно дергаться, тело ощутило невыносимый зуд, и внезапно, без всякого предупреждения, Эсперу отказало привычное видение мира, которое словно треснуло, как зеркало, представив его внутреннему взору странное зрелище…

Он увидел свои любимые вековые дубы, которые пожирала ватага тиранов – мерзких, снующих повсюду червей и мух, которые вылезали из-под гниющей коры, как личинки из трупа. Увидел черные воды реки Ведьмы, оленя, который пал замертво на своем пути, зелень, которая, сморщиваясь, превращалась в зловонную массу. Ощутил запах гнили, и его вновь захватила волна тошноты, во сто крат сильнее той, что он испытал, когда напал на след греффина. Его дважды вырвало, а после этого…

…после этого сознание покинуло Эспера.

Когда он очнулся, то почти ничего не соображал и находился в агонии. Плечо у него горело огнем.

– Эспер?

Превозмогая боль, он поднял глаза и увидел перепуганное лицо Винны, которая смотрела на него сверху вниз. Они находились в каком-то странном месте, окруженном со всех сторон тополями. В руке он что-то сжимал.

– Эспер, как ты? Ты слышишь меня?

– А… что произошло?

– Ты ушел… – Она внезапно вздернула голову, а когда вновь заговорила, то голос ее зазвучал более низко. – Ты пробыл там три дня! Дом из деревьев закрылся, и я не смогла прийти к тебе на помощь. Потом, когда ты наконец вышел, то начал метаться, как обезумевший. Я бежала за тобой, чтобы догнать.

Он схватился за плечо и обнаружил на нем грубую повязку, насквозь пропитанную кровью.

– Одноглазый со своей бандой явился за нами сюда. Ты напал на них, и они тебя подстрелили. Теперь они охотятся на нас.

– Фенд? Он здесь?

– Ш-ш-ш. Боюсь, они где-то поблизости.

– Прошло три дня? – прохрипел Эспер. – Как такое могло случиться? – Он огляделся вокруг. – Мой лук? Где он?

Лесничий тупо уставился на то, что держал в руке. Это был рог, белый костяной рог, с вырезанными на нем причудливыми фигурками.

– Полагаю, остался у Тернового короля, – ответила Винна. – Когда ты вышел из его жилища, лука у тебя в руках не было. – Снова вздернув голову, она показала ему кинжал.

– Дай мне его, – тихо попросил Эспер. – Я еще способен сражаться.

Воткнув рог в вещевой мешок, он потянулся за оружием.

– Но я бы тебе этого не советовал, – услышал он знакомый мужской голос.

Их окружало кольцо лучников, среди которых Эспер сразу выхватил одноглазого сефри. На нем была широкополая шляпа, освещенная мягким вечерним солнцем, и отливавшие таким же золотистым тоном камзол и плащ. Его единственный глаз был цвета бледной зелени, а на месте второго сияло желтое пятно.

– Фенд, – прорычал Эспер. – Иди и умри.

– Нет уж, покорно благодарю, – расхохотался тот.

– Не двигайся! – прикрикнула на него Винна. – Иначе перережу тебе глотку.

– Да нам это совсем не к чему, – резонно заявил сефри. – Зачем рисковать собственной шкурой? Мы прикончим вас стрелами. На расстоянии. Эспер, скажи своей девчонке, чтоб она не делала глупостей. Пусть бросит нож и подойдет сюда.

Недолго думая, Эспер обратился к девушке:

– Делай, что они говорят, Винна.

– Эсп…

– Если не сделаешь, он тебя убьет.

– А как же ты?

– Эй, девчонка, – обратился к ней Фенд. – Честно говоря, против тебя мы ничего не имеем. Другое дело твой дружок. Ему позволить остаться в живых я никак не могу. И он это знает не хуже меня. А также знает, что если ты будешь вести себя, как хорошая девочка, возможно, я проявлю к тебе милосердие. И разрешу тебе жить.

– И оставишь ее покое, – добавил Эспер. – Обещай, что не причинишь ей никакого вреда.

– Почему же? – ответил Фенд. – В конце концов, вред бывает самый разный. Кто знает, может, некоторые его разновидности ей очень даже придутся по душе.

Вновь схватившись за нож, Винна прижала его к груди.

– Не дождешься! – грозно выкрикнула она.

Но не успела и глазом моргнуть, как ее ладонь пронзила стрела. Взвизгнув от боли, девушка тотчас уронила кинжал на землю.

– Винна! – в отчаянии закричал Эспер, а затем с лютой ненавистью в голосе. – Фенд!

Казалось, его мускулы внезапно обрели невероятную силу; подняв кинжал, он резко рванулся вперед.

Однако вторая стрела угодила ему в бедро, а третья – в руку. Лучники специально стреляли так, чтобы не задеть жизненно важные органы. Ему пришли на память тела раненых у старого седоса на Таффском ручье, которые истекали кровью и испытывали страшные мучения, пока в них теплилась жизнь.

Скорчившись от боли, Эспер невольно отшатнулся назад.

– Ох, Эспер, – раздался отвратительный смех Фенда. – До чего же меня восхищает твое упорство!

– Я убью тебя, Фенд, – процедил Эспер сквозь зубы. – Слышишь, сукин сын? Убью.

Резким движением он повернул торчавшую из бедра стрелу, и та сломалась. Беспечно отмахнувшись от боли, он сделал еще один шаг навстречу одноглазому сефри – к счастью, ему это удалось, а значит, сухожилие оказалось не задето.

Вдруг кольцо врагов расступилось, а сам Фенд, широко выпучив глаза, попятился назад. Сначала Эспер воспринял это на свой счет и испытал что-то вроде всплеска удовлетворения, но потом понял, что произошло нечто неожиданное и они испугались вовсе не его гнева.

А появления греффина. Показавшись из лесу, тот тихо, очень тихо подкрадывался к Эсперу.

– Ну да ладно, – сказал Фенд. – Кажется, его выбор пал на тебя. Не скрою, хотелось бы прикончить тебя собственными руками. Но, насколько я могу судить, смерти тебе все равно не миновать. Поэтому счастливо оставаться. Прощай, Эспер.

Бросив мимолетный взгляд на греффина, которого отделяло от него расстояние, не превышавшее длины королевского двора, Эспер развернулся и бросился прочь, чем вызвал у Фенда очередной приступ смеха.

Казалось, греффин ничуть не торопился расправиться со своей жертвой. Хотя Эспер выбивался из сил, ноги с трудом ему повиновались. Если бы он сумел скрыться от греффина и найти свой лук, у него еще была бы возможность спасти Винну.

Одержимый этой мыслью, он продолжал ковылять вперед, заставляя ноги шевелиться, а сердце отстукивать мерные, сильные удары. Хотя он не оглядывался назад, но по шуршанию травы слышал, что преследователь уже почти его настиг. Очевидно, погоня забавляла греффина, как забавляет ловля мышей кошку, на которую тот был очень похож.

Только теперь Эспер узнал, где находится. Когда его одолело безумие, он промчался далеко вдоль стены каньона, а сейчас почти вернулся назад. Во всяком случае, впереди, как последняя надежда, маячило жилище Тернового короля. Он должен был во что бы то ни стало добраться до него целым и невредимым. Вход в тайное логово был достаточно узок, вряд ли в него мог пролезть греффин. К тому же там Эспер оставил свой лук.

Он бежал во всю прыть, но ноги с каждым шагом все сильнее заплетались и настоятельно требовали передышки. Когда же лицо Эспера уткнулось в землю, он не сразу понял, что произошло.

Держа в руке кинжал, он перекатился на спину.

Греффин уже настиг его и теперь взирал огромными, выпученными, как шары, глазами.

Потянувшись другой рукой к поясу, Эспер нащупал топор.

Греффин приблизился еще на шаг и, опустив голову, обнюхал свою будущую жертву. Клацнул челюстями, подошел еще ближе и поводил носом во второй раз.

– Ну же, еще ближе, – сжимая топор, пробормотал Эспер. – Давай же, чего ты ждешь?

Однако греффин, принюхавшись к нему в третий раз, отпрянул. Эспер не знал, что это означает, но незамедлительно воспользовался случаем, чтобы встать на ноги. После чего повернулся и, пошатываясь из стороны в сторону, вновь побежал. Как ни странно, греффин не возобновил преследования, а лишь проводил беглеца взглядом, породившим тошнотворное ощущение, которое уже было знакомо Эсперу. Правда, на этот раз оно было не столь сильным. Очевидно, лекарство, которое изготовила матушка Гастия, чтобы излечить его в реуне Алут, еще не утратило своей силы. Может, поэтому греффин не набросился на него?

Так или иначе, но две раны от стрел и жуткий взгляд греффина сделали свое пагубное дело. Эспер упал в высокую траву и потерял сознание. Во сне ему явилась Черная Мэри.

Проснулся он в луже собственной рвоты. Раны уже не кровоточили, но были сильно воспалены, пульсировали и пылали адским пламенем.

Вспомнив о том, что Винна осталась в руках Фенда, Эспер заставил себя встать. Развел небольшой костер и, вытащив из бедра остаток стрелы, прижег рану кусочком тлеющего угля. После этого приложил к ней мазь, которую ему на дорогу дала матушка Гастия, и перевязал рану обрывками рубашки.

Он двигался медленно и одолел всего несколько десятков ярдов, когда наступила ночь. Однако солнце, казалось, вдохнуло в лесничего новые силы, и он вновь твердо встал на ноги, движимый желанием найти Фенда, его людей и, прежде всего, Винну.

В конце концов, ему удалось напасть на их след, который вел обратно в терновый лес.

Однако мутная пелена все висела перед глазами, а боль не отступала, наоборот, становилась с каждым шагом сильней и сильней, и все равно, несмотря на это, Эспер продолжал неумолимо двигаться к цели.

– Я убью тебя, Фенд, Мрак тебя раздери, – тихо приговаривал он. – Клянусь, ты на этом свете больше не жилец.

Так он твердил до тех пор, пока эта мысль не потеряла смысл, и даже долгое время после того, как сам утратил способность разумно рассуждать.

Но даже тогда Эспер не остановился. Ибо остановить его могла только смерть.