Я была уверена, что даже улитка смогла бы добраться до порога дома Винни быстрее нас. Но хотя бы мы доехали невредимые.

— А что конкретно мы тут будем делать? — сердце гулко застучало, когда тетушка постучала в дверь.

— Сегодня поминают Винни.

— А почему она не в доме скорби?

Дверь раскрылась, и полная женщина средних лет пригласила нас войти. Ее прическа была такая же большая и круглая, как и она сама.

— Проходите, проходите. Это, наверное, Меридиан. Меня зовут Шейла, я одна из дочерей Винни. Я так понимаю, вы пришли проститься?

Разговаривая, она помогла нам снять пальто. Я ожидала, что будет много рыдающих людей, темных одежд и органной музыки. Но как оказалось, в воздухе витал запах индейки и ветчины, а вокруг происходил оживленный разговор.

— Мама лежит за этими дверьми, в гостиной, рядом с новогодней елкой, как она и просила.

Тетушка дотронулась до моего локтя и тихо проговорила:

— Винни умерла в своей кровати, но она не хотела пропустить новогодние торжества. Так что они пообещали помыть и одеть ее, и положить здесь.

Я первый раз видела мертвого, кроме того это был мой первый труп под новогодней елкой. Дерево сияло огнями, и на каждой ветке висел леденец. В комнате невыносимо пахло, и я подумала, почему мертвец стал пахнуть так быстро.

— Маму похоронят завтра, под дубом, рядом с Попом. Я дам вам время побыть с ней. — Шейла закрыла за собой дверь и оставила нас с тетушкой наедине с телом Винни.

— Что именно мы тут делаем? — Я пыталась не смотреть на Винни, потому что это казалось неприличным.

— Посмотри на нее, Меридиан. Изучи ее лицо.

Я с трудом посмотрела на ввалившиеся щеки Винни. Она пожелтела и посерела. На ее лице не было косметики, а одета она была в казавшуюся новой, старомодную фланелевую ночную рубашку.

— Что дальше?

— Что ты видишь?

— Умм…

— Взгляни на фотографии там, на пианино. — Тетушка указала на рояль в углу. — Принеси мне ту, что стоит с краю.

Я взяла фотографию и передала ее тетушке.

— Это она?

Женщина на фотографии ничем не походила на ту, что лежала перед нами.

— Да. Совсем непохожа, правда?

— Не совсем.

— Винни здесь нет. Она уже не в этом теле. Та ее часть, что искрилась, смеялась, выражала другие чувства, ее талант играть на пианино, ее чувство юмора — всего этого больше нет. То что осталось — всего лишь оболочка. Редко когда человек, которого ты знала при жизни, после смерти выглядит так же.

— Ох. Но разве не накладывают для этого макияж и другие вещи?

— Сейчас существует целая отрасль, люди в которой занимаются тем, что заставляют трупы выглядеть так же, как и люди, не зависимо от того, как они умерли. Ты не поверишь, на скольких похоронах я присутствовала, и почти на всех люди бормотали про то, как замечательно выглядит тело, хотя это было совсем не так. Мне всегда хотелось заорать и встряхнуть людей за такие дела.

Тетушка положила ладонь на щеку Винни.

— Потрогай ее.

Я сделала шаг назад. Это было неправильно.

— Я не…

— Тебе придется иметь дело с многими умирающими людьми. Тебе надо почувствовать, на что похожа смерть. Потрогай ее.

Тетушка аккуратно положила мою руку на руку Винни, внимательно наблюдая за выражением моего лица.

— На что она похожа?

— На смерть?

— Точно. Ничего не осталось. Вот, чем мы занимаемся, Меридиан. Я помогла ей перейти. Ее встретили муж и родители, а также целые толпы домашних и крупных животных, ведь она постоянно подбирала бездомных. От нее ничего не осталось, потому что она использовала свое тело во время жизни. Это то завершение, на которое мы все надеемся, и о котором умоляем. Но не всем так везет…

Я преодолела дрожь. Винни была похожа на человека, но в то же время другая.

— Вскоре окажется, что ты поддерживаешь людей, когда они умирают. Это дар для них, но это также и дар для тебя. Как Фенестры, мы каждый день помним о том, что важно для этого мира.

— Я поняла.

— Уверена?

— Да. Теперь я лучше все поняла.

— Хорошо. Пойдем съедим по куску пирога перед уходом. Шейла готовит потрясающие хрустящие штучки с замороженными фруктами.

Тетушка обняла меня и хихикнула: — Я очень неравнодушна к её крему из ревеня.

— Я никогда не пробовала ревень.

— Тогда ты обязана его попробовать. Ты хорошо держишься, маленькая. Знаю, это может быть тяжело.

_________

Следующим утром я приготовила нам легкий завтрак, думая, что Тенс может объявиться в любую минуту. Когда же он не пришел, я начала беспокоиться. Тетушка то шила, то дремала, закрывая глаза прямо между стежками. Ее подбородок падал на грудь, и она просыпалась.

— Где Тенс? — спросила я.

— У него есть пара дел. Он скоро вернется.

Я положила дневник и стала смотреть, как она шьет. Ее пальцы порхали над ниткой и тканью

— Научишь меня шитью? — спросила я.

Она с удовлетворением улыбнулась.

— С удовольствием.

Она похлопала по дивану рядом с собой и поставила мне на колени корзинку с лоскутами.

— Возьми два куска ткани.

Она порылась в другой корзинке в поисках иголки и нитки.

— Я шью для того, чтобы забыться. Любая Фенестра должна найти способ справляться с воспоминаниями — кто-то готовит, кто-то рисует. Я вот шью.

— Воспоминаний?

— Каждая душа оставляет в нас частичку информации. То, что было для них важно.

— Так вот почему! — воскликнула я, роняя ткань.

— Что почему, дорогая?

— Селия любила Ореос, Барби-Черлидершу, и морскую свинку по имени Шрек. Я то-решила, что я все это выдумала!

— Нет, дорогая. Мне кажется, что если бы ты подумала, ты бы заметила и признаки животных. Такой удивительный писк комаров. Весенний запах. Вкус чистой воды.

Я кивнула. У меня были воспоминания и ощущения, которые, казалось, не имели никакого смысла. Я попыталась продеть нитку в иголку, но после пятого промаха, тетушка забрала её у меня.

— Со временем становится невыносимо. Слишком невыносимо. Поэтому я делаю истории из ткани от каждой проходящей сквозь меня души.

Я посмотрела на стопки одеял, которые были повсюду.

— Это все они? — тут должны были быть отражены сотни — не сотни, тысячи — историй.

— Все складывается, не так ли?

Я попыталась завязать узелок на конце нити, как меня учили, но бесполезно. Тетушка похлопала меня по коленке.

— Ты справишься со времени. Шитье требует тренировки.

— Как и все остальное?

— Да. — Вдруг ее лицо стало белым как мел, она повернулась к двери.

Кустос утробно зарычала.

Я замерла.

— Что?

Тетушка быстро покачала головой.

Я ждала, мое сердце гулко колотилось. Я чувствовала разлитый в воздухе страх. И что-то еще.

Кустос подошла к входной двери, и замерла, пригнув голову и хвост.

Мы сидели на местах, как будто пойманные, в течение, может быть, секунд, может быть часов. Потом тетушка встала.

— Все в порядке.

— Что? Что происходит? — спросила я, облизывая пересохшие губы.

Тетушка отложила шитье и сняла ружье, висевшее на крюках на стене.

— Какого черта? — в ужасе воскликнула я. Крошечная старушка с ружьем никак не сочетались.

— Сиди здесь, — приказала она.

Я пошла за ней: — Нет!

Она выглянула в окно рядом с входной дверью.

— Ну и где все? — Вдруг заорал Тенс, с грохотом закрывая заднюю дверь и протопав сквозь кухню.

Мы обе отскочили и обернулись, когда он вышел в холл.

— Что случилось? — он подбежал к тетушке и взял ружье из ее трясущихся рук.

— Я не знаю, — оветила я.

— Ты видел что-то? — спросила его тетя.

— Нет, я прошел через задворки. Что происходит?

— Кто-то здесь есть, — ответила тетушка ему.

— Кто?

— Я ощущаю присутствие кого-то похожего на Фенестру, но пагубное.

— Ности?

— Что? — ахнула я. Я ничего не слышала.

— Я не знаю. Я никогда не оказывалась в одном месте с ними. Я не знаю, как ощущается их энергия.

— Когда? — Тенс отодвинул нас от двери. Приоткрыл ее и приказал Кустос стоять на месте. Его плечи не давали мне ничего увидеть, но его реакция заставила меня толкнуть его, чтобы я могла осмотреться.

Стрела с горящим наконечником была воткнута в дверь. Обезглавленная и выпотрошенная полосатая кошка лежала на пороге. Застывшая кровь чернела вокруг ее трупа. Из ее живота вываливались куски чего-то, что, как я поняла, когда-то было котятами.

Я подавилась, разглядывая эту бойню. Я вышла и споткнулась. Когда я упала на колени в снег у дома, меня стошнило завтраком.

— Вот дерьмо! — Тенс спустился по лестнице и осмотрел кровавое месиво. — Дерьмо! — Он постучал по ступенькам и шинам Ленд Ровера.

Тетушка наклонилась к нему.

— О Господи, только не это опять.

Я пошла на чистый снег и приложила его пригоршню к лицу, упиваясь чувством чистоты и холода.

Тетушка подошла ко мне и протянула платок.

— Пойдем обратно в дом. Выпьем чая.

— Но…

— Я все уберу, идите, — Тенс не глядя на меня, втолкнул нас в дом.

— Но за что? — спросила я тетушку, помогая ей на кухне. Не было ни одной достаточной причины для этого. Из нее как будто ушли все силы.

— Предупреждение. Обещание. — Казалось, она полностью потеряна.

— От кого?

— Ты ничего не почувствовала? Пока мы шили? — тетушка отмерила нужное количество чая и насыпала его в заварочный чайник, но ее движения были замедлены и ее трясло.

Я отодвинула для нее стул и взялась наливать чай.

— Страх? Мой пульс ускорился, а во рту пересохло.

— Хорошо. Хорошо.

— Почему?

— Ты их тоже почувствовала. Здесь были Ности, дорогая. Ты должна навсегда запомнить эти ощущения, потому что это единственное предостережение их присутствия. Я слышала, что они оставляют за собой стрелы и выпотрошенные тела. Но никогда сама с ними не сталкивалась.

— А раньше такое было?

— Только всякие глупости — туалетная бумага, яйца, краска — но это всегда можно было списать на шалящих детей.

— Из церкви?

— Возможно.

— Ности преданны церкви?

— Возможно, для прикрытия. В церковь ходят очень много людей, как мы сможем понять, кто бы это мог быть?

Засвистел чайник. Я налила кипяток в заварочный чайник и стала смотреть на пар из его носика, и на опускающиеся чаинки.

— Ты должна доверять себе. Постоянно будь начеку, иначе они тебя схватят. Они не гнушаются убийствами, но скорее всего они сделают тебя одной из них, чем отдадут твою энергию другой стороне. Если у них получится, они тебя обратят.

— Как?

Тетушка сжала руки.

— Я не знаю наверняка. Я никогда не встречалась с Ности. Я слышала, что Фенестра должна убить себя в присутствии одной из них, и тогда, вместо того, чтобы отправить ее душу, они возвращают ее в тело.

— Ну что ж, я не собираюсь убивать себя, так что у нас все хорошо.

Тетушка была мрачнее тучи.

— Прости меня, Меридиан, я должна была лучше подготовиться к встрече с Ности. Я должна была сделать больше…

— Прекрати. — Тенс прервал ее, проходя на кухню. — Ты же никогда раньше этого не дела, так ведь?

— Нет.

— Тогда тебе не за что извиняться. Мы справимся, так ведь, Меридиан?

Не уверена, что могу с ним согласиться, но тетушка переживала по поводу того, что казалось ей собственной недоработкой. На секунду показалось, что сильный ветер сможет продуть ее насквозь.

— Так! Мы с Тенсом справимся.

— Спасибо, — одними губами произнес он.

Тетушка поджала губы, потом вздохнула.

— Мне надо прилечь. Мне очень хочется спать все эти дни. Сами справитесь? — Говоря это, она уже выходила из кухни.

— Ты уверена? Тебе помочь? — я пошла за ней, но она шла по лестнице не отвечая.

— Прости меня, — сказал Тенс, стоя в дверном проеме.

— За что? — я посмотрела на него, мгновенно остолбенев от выражения его лица.

— Я должен был быть тут. Я должен был…

— Что? Воспользоваться ружьем? — я попыталась пошутить, но неудачно.

Тенс взволнованно шлепнул рукой по косяку. Очевидно, он чувствовал ответственность за нас.

— Это важно. Я должен…

— Тенс, ты не сделал ничего плохого. Почему ты извиняешься?

Он стянул пальто и вытянул свои длинные ноги, садясь на стол.

Я налила ему чашку чая, не зная, что делать дальше.

— Я должен был быть здесь. Вот и все. — Он выпил чай большими глотками, как будто заслужил такое наказание, как ошпаривание горла.

— Но с нами же все в порядке. Забудь.

— Как она?

— Ну, не считая этого, наверное, нормально. — Я прикусила нижнюю губу, не зная, хочу ли я задавать следующий вопрос, но точно нуждаясь в ответе.

— Сколько еще…Ну, понимаешь, для тетушки. Ты знаешь? Прежде чем она… — я не смогла договорить.

— Не долго.

— Годы? Месяцы?

Тенс нахмурился и не отвечая допил чай.

— Ну пожалуйста. — Я подошла и дотронулась до его предплечья. — Правда, сколько еще?

— Дни. Около недели, если повезет?

— А как насчет медицины? Может быть ей стоит поехать в больницу или что-то еще? — Я терпеть не могла быть беспомощной.

— Она заставила меня поклясться, что она не умрет в больнице. Меридиан, ей сто шесть лет. Как ты думаешь, при любых раскладах, насколько ей смогут продлить жизнь?

— Это жестоко!

— Разве я не прав?

Я сглотнула. Глаза наполнились слезами, и одна слезинка покатилась по щеке.

— Ты хочешь, чтобы я…

— Нет. Не хочу.

Тенс опустился рядом на колени и вытер капли с моего лица.

— Если ты сможешь уговорить ее показаться врачу, возможно они помогут ей чувствовать себя лучше. Но Фенестры не живут дольше ста шести лет. Просто не живут. А она хочет умереть здесь, в этом доме. Она не сумасшедшая, Меридиан. Просто она точно знает, чего хочет. Мы можем дать ей это. Это последнее, что мы можем сделать. Даже если это значит, что тебе будет труднее в каких-то отношениях, я это понял. — Тенс остановился, удивленный своим многословием. — Давай сейчас не будем об этом?

Я кивнула, не желая усиливать его страдания.

— Тебе сделать сэндвич? — спросила я, совершенно не чувствуя голода.

— Нет, спасибо. Возможно, позже.

Я посмотрела на свой свитер и поняла, что до сих пор одета в пижаму.

— Я, эмм, пойду переоденусь.

Он фыркнул. Его взгляд упал на дневник, о котором я успела позабыть.

— Я искала что-то про Атерности, думала…

— Если тетушка этого не знает, возможно, и в нем ничего нет.

— Эх.

— Ты иди, а я проверю.

— Я могу остаться…

— Иди! — он со злобой как будто выплюнул это слово.

Я взбежала по лестнице, но готова была поклясться, что чувствовала на себе взгляд.