Копченые сосиски и случайные связи. Эль и глупости. Мысли о сиськах и драки в барах. Все это переживания, которые собрали мои души при жизни. Почему я все время привлекаю таких неискушенных донжуанов? Хоть один мог бы любить оперу и свою маму?
Люсинда Майер, 1702-1808
Ворона села напротив окна и каркала без умолку. Я подошла и посмотрела в ее единственный повернутый ко мне глаз-бусинку. Я ожидала, что она вот-вот упадет с дерева замертво, но она только каркала и скакала по веткам. Я заметила какое-то движение внизу, и вжалась в окно, стараясь разглядеть получше.
Это был Тенс, обутый в снегоступы. На спине он нес несуразно большой рюкзак. Его карманы оттопыривались, а на рюкзаке висели какие-то пакеты. Он должен был весить все семьдесят пять, а то и сто фунтов. Он исчез из поля зрения. Должно было случиться что-то важное, чтобы он вот так быстро снова оставил нас, особенно если учесть, каким виноватым он был ранее.
Кустос рысила рядом с ним по краю леса, виляя хвостом. Затем она повернулась и помчалась обратно к дому. Куда он пошел? Что он несет на спине?
Я нашла чистую одежду, взяла несколько модных журналов, которые мама собрала для меня, и спустилась в холл. Я хотела смыть с себя всю эту гнетущую реальность в той ванне на ножках, какие я видела только в кино. Моя грудь была так сильно сдавлена, что было сложно вдохнуть полностью. Телефонные звонки всего лишь пугали, но выпотрошить беспомощное животное — это выходит за рамки разумного.
Я вздохнула, открыла створки туалетного столика, надеясь найти соль или пену для ванны. Увы.
Я вздрогнула от отрывистого стука в дверь.
— Меридиан? Это тетушка.
Я открыла дверь.
— Можно я приму ванну здесь?
— Конечно. Я тоже часами отмокала в ванной. Это как мини-отпуск, почти такой же замечательный, как и горячие источники дальше по шоссе.
Она улыбнулась и протянула мне корзину наполненную бутылочками.
— Соль для ванны, пена и Бог знает что еще. Пользуйся всем, чем пожелаешь.
Я почувствовала себя виноватой.
— Я тебе понадоблюсь для чего-нибудь?
Она улыбнулась.
— Нет, наслаждайся.
— Хорошо.
Она закрыла дверь.
Я дернула ее, открывая.
— Тетушка, а куда пошел Тенс?
Она остановилась, но не обернулась.
— Он выполняет мое поручение.
Она исчезла за углом.
— Пешком? — спросила я у пустого коридора? Пожала плечами. Очевидно, мне не нужно было этого знать. Это меня беспокоило. Я должна была учиться и доверять, и делать то, что говорят, и все же мне не открывали правду полностью. Я либо часть всего этого, либо нет.
Скоро ванную наполнили разные запахи. Я сняла пижаму и погрузила сначала палец, потом ступню, потом ногу, и в конце концов вся погрузилась в воду до подбородка. Пузырьки щекотали мне нос, будто бабочки.
Я провела руками по телу, пытаясь представить себе ощущения от быстрых, беззаботных ласк. Сэм был единственным членом семьи, кто когда либо дотрагивался до меня без раздумий. Из под моих век потекли слезы. Что Сэмми думает? Что ему сказали? Что его сестра просто исчезла? Считает ли он, что я его больше не люблю? Где они сейчас?
Я взяла верхний журнал из топки. Я бы тащила и двадцать фунтов журналов через всю страну, но я знала, мама решила, что собрала то, чего мне больше всего хотелось. Она всегда считала, что я хочу стать журналистом или редактором журнала. Она никогда не осознавала, что на этих страницах я видела нормальный материальный мир. Не было значения, сколько я читала, но изменчивый мир других людей никогда не напоминал мой собственный. С ними не случалось такое счастливое Рождество с мертвым оленем под елкой, или похороны любимой собаки под снегом и новогодними огнями.
У меня никогда не было друга. После того, когда я совершила ошибку, рассказав Джиллиан правду о том, как ее хомячок сдох, пока я с ним играла. Я рассказала ей, что вокруг меня все умирают. Она, должно быть, передала это своей маме, так как в скором времени Джиллиан была постоянно занята. В конце концов она сообщила мне, что не хочет, чтобы я и ее убила.
Один за другим я швыряла журналы к стене. Ни один из них не принес ожидаемого облегчения. Я прикрыла глаза, и перед ними тут же появился образ Тенса. Я вспомнила свои ощущения, когда он нес меня на руках. Он был надежным и опасным одновременно. Я хотела доверить ему все свои строжайшие тайны, но в то же время хотела убежать подальше как можно быстрее. Мои губы горели, когда я представила, каким может оказаться его поцелуй. Я бы отдала все на свете, чтобы он относился ко мне с такими же теплом и любовью, с какими он относился к Кустос.
Интересно, а он думал, каким будет мой поцелуй? Он когда-нибудь замечал во мне кого-то помимо тетушкиной больной надоедливой племянницы? Приближающаяся смерть тетушки маячила передо мной.
В расстройстве, я опустила голову под воду, задерживая дыхание.
И так и сидела.
Я продолжала сидеть под водой, пока могла. Тогда я вынырнула, со свистом втягивая воздух в горящие легкие.
Я вдруг почувствовала себя в ванной, как будто в гробу. Я взяла кусок мыла и бритву и в первый раз за несколько недель побрила ноги. Потом растерла кожу полотенцем, пока она не стала красной и чувствительной. Я вылила полную ладонь шампуня на волосы. Мои длиннющие прекрасные волосы, которые мама отказывалась подстригать, требовали много времени, чтобы их помыть, и еще больше, чтобы высушить. Рыжий цвет постепенно выцветал, превращаясь в естественный русый. Я вытащила пробку из ванной, чтобы прополоскать их в чистой воде.
Я будто целый год смывала шампунь с волос. Внезапно, мои глаза широко раскрылись. У меня появилась идея. Мне нужны ножницы. Острые ножницы.
Нет никого, кто бы мог мне это запретить. А после того, как я это сделаю, уже будет поздно что-то говорить. Да и никому не будет до этого дела. Я протерла полотенцем огромное старинное зеркало, чтобы я смогла себя увидеть. Волосы ложились на изгиб спины, сразу над копчиком. Я надела старую водолазку и джинсы.
Я положила пижаму на кровать и стала рыться в шкафах ящика. Обнаружила связку отмычек. Большая часть дверь в коридорах дома были заперты. Соблазн оказался непреодолим. Моя задача поиска ножниц тут же сменилась другой, меня одолело любопытство. Я почувствовала себя разбойником в поисках сокровищ. За одной из дверей было то, что мне нужно. Я ходила по коридору, пытаясь открыть замки, пока один не поддался.
Дверь со скрипом отворилась. Облака холодного затхлого воздуха бросилось мне в лицо и по коже тут же побежали мурашки. С потолка будто мишура свисала паутина, нос задергался из-за толстого слоя пыли. Я попробовала включить свет. Лампочка тускло засветилась, приглушенная еще и из-за толстого слоя пыли на абажуре.
Я почувствовала запах курительного табака и трубки. Наполовину разрисованные разными пейзажами тяжелые мужские стулья стояли лицом к окну. Но главным элементом этой комнаты был огромный, замысловатый письменный стол. На нем ничего не было, но открыв ящики я обнаружила целое сокровище.
Старинные фотографии молодого человека в форме. Открытка с больницей на лицевой стороне, исписанная тонким почерком на обороте: "Мы пробудем здесь еще минимум полгода — ужасно и невыносимо. С любовью, М."
Высохшая роза рассыпалась, когда я взяла ее в руки. За резными дверцами с ручками из оникса и слоновой кости стояли ручки и чернильницы.
Кучи писем лежали около стола. Большая часть пожелтела и стала хрупкой от старости. Письма были перетянуты тесьмой. Некоторые явно были написаны недавно.
Я взяла верхнюю пачку; конверты были белыми и мягкими. Все были адресованы Медсестре М. Лэйн Фулбрайт.
Я оглянулась на дверь и, не обращая внимания на окутавшую меня пыль, села в кресло. Развязала тесьму и открыла первое письмо.
Дорогой друг,
Наш маленький пророк становится сильнее с каждым днем. Но мои уставшие кости становятся все слабее, и скоро меня призовут домой. Я научил его охоте и собирательству. Слава богу, он хорошо справляется для одиннадцатилетнего молодого человека. Я посажу его на самолет, когда пойму, что час уже близок, и расскажу где и когда его встречать. Я не могу никому его доверить, кроме тебя. Он станет хорошим человеком, мы им будем очень гордиться. Его мать бы обожала его. У него ее глаза и преданность. Он выучил твой адрес, так что при надобности он сможет тебя найти. Будущее туманно, и это меня огорчает. У меня больше нет видений, как раньше. Но я знаю, что вы нужны друг другу. Я верю в это.
Твой друг, Тай
Я взяла другое письмо. Они были написаны на промежутку в три месяца. Я просмотрела остальные пачки. Все они были написаны позднее этой, семилетней давности. Я просмотрела их все — пророк, о котором писал Тай, это, скорее всего, Тенс.
Друг,
На прошлой недели я заметил существа — не их самих, но их следы позади. Боюсь, они пришли за Тенсом — я чувствую, что его судьба связана с судьбой твоей племянницы. Я попросил друга полицейского присматривать за ним на выходных. Я должен попытаться увести их подальше. Молюсь, чтобы он нашел тебя — ткань моей жизни распадается.
Тай.
Похоже на то, что Тай прервался на полуслове и завершил свой рассказ. Его почерк был торопливым и небрежным, как будто он писал под серьезным давлением. Что же Тенс знает? Каким образом мы связаны?
Я нашла мамины письма, в которых она описывает события моей жизни и спрашивает тетушку, что мне рассказывать. Интересно, следовала ли она хотя бы одному совету тетушки, ведь я ничего не знала о Фенестрах перед приездом сюда. Тут еще были открытки со всего мира, подписанные незнакомыми мне людьми.
Я открыла нижний ящик и обнаружила там ножницы для резки картона. Они подходили и для волос. Я взяла ножницы и стопку писем от моей матери и Тая. Я не стала закрывать за собой дверь, уверенная, что никто не заметит.
Вернувшись в комнату я постелила на полу старые газеты и повернула зеркала так, чтобы видеть свой затылок. Глубоко вздохнула и начала колдовать.