— Ну вот, подруга, мы на месте, — Гейб сбросил скорость и затормозил.

— Где мы? — эту часть города я не узнала.

— На автовокзале. За аэропортами, наверное, следят. На, спрячь свои волосы, — Он протянул мне бейсболку с эмблемой Portland Trail Blazers. — В рюкзаке деньги и билет.

— Билет? — повторила я. Пыталась понять, что происходит, но получалось с трудом.

— Чтобы доехать, тебе нужен билет. — Он начал выгружать вещи, пока я выбиралась из салона такси. Меня скрутило, рот пересох.

— Куда доехать? — промычала я. Отец что-то говорил про Колорадо?

— Куда — не знаю. И знать не хочу. Если кто спросит. Я вообще просто оказываю услугу приятелю.

— Что?

— Я вообще знаю только то, что ты помогаешь людям отправляться на небеса. Потому поищи для вопросов кого-нибудь более информированного.

Я отправляю людей на небеса? У него все дома?

— Вот письмо от твоей мамы. Голову опусти, по сторонам не смотри, подруга. — Он захлопнул багажник и осмотрел меня внимательно. — Идешь на станцию. Находишь свой автобус и занимаешь место. Внимательно смотри по сторонам. Все поняла? — Запрыгнул в свое такси и уехал, оставив меня на стоянке.

Я согнулась под тяжестью сумки и рюкзака в три погибели, каждые десять шагов останавливаясь и переводя дух. Добравшись до станции, я осмотрела вестибюль и выбрала самый темный угол. Доковыляла до него и сползла по стене на пол. Ну, и кого я высматриваю? Я их хоть узнаю? Кто там за мной охотится? И по какой причине?

Я пошарила по карманам куртки. Куртка зимняя, тяжелая, я ее раньше и не видела никогда. Если бы на ярлыке внутри не было написано маминой рукой мое имя, я бы подумала, что куртка чужая.

В одном из карманов я обнаружила мамино письмо и начала читать. Как всегда в лирическом стиле, изящным, летящим почерком. Обожаю ее почерк. Едва начала читать — поняла, что до боли по ней скучаю.

21 Декабря

16-ое День Рождение моей малышки

Моя дорогая Меридиан,

Мне очень тяжело писать тебе это письмо, но я знаю, что тебе его читать будет еще тяжелее, чем мне писать. И тяжесть на моем сердце может сравниться только с твоей болью. Хотела бы я тебя поддержать и уверить, что бояться нечего.

Я защищала тебя, как могла, все эти годы, а теперь даже и не знаю: может своей заботой я лишь усугубила твою участь? Может мое желание удержать тебя возле себя и стало причиной твоих бедствий? Никогда у нас не было спокойной жизни. Я постоянно в страхе ожидала твоих вопросов, но ты приняла свою жизнь как должное, несмотря на все те жуткие происшествия с тобой. И я сама собиралась отвезти тебя к тетушке этим летом. Быть с тобой рядом. Поддерживать тебя. Но время вышло. Я надеюсь, когда-нибудь ты нас простишь. Моя дорогая девочка, ты теперь уже стала женщиной и тебе придется стать Фенестрой, хоть ты об этом титуле, я знаю, никогда и не слышала.

Ты особенная, Меридиан. В глубине души ты всегда об этом знала. И я знала об этом. Я знала об этом с твоего первого момента появления в этом мире, когда шестнадцать лет назад в полночь ты родилась и заплакала — уже тогда я знала, что ты особенная и замечательная. Но твои таланты требуют от тебя отвестветнности, как истинное величие требует великой жертвы.

Создатели будут хранить тебя в твоем пути. Не знаю, как это проявится, но они помогут тебе добраться к тетушке в целости и сохранности. Я уверена, мы увидимся еще. пусть и не в этой жизни, и не на этой стороне. Я знаю, тебя защитят. Знаю, что твой путь необходим и что другие почувствовали то, что чувствовала ты. Хотя некоторые и недостаточно сильны, я знаю, что у тебя сила ограненного алмаза и мужество врожденного незабываемого сочувствия.

Научись всему, чему сможешь у тетушки. Люби себя. прислушивайся к внутреннему голосу. Помни, что мы любим тебя, всегда. Мы в безопасности. Ни при каких обстоятельствах не возвращайся домой: там больше никого нет, мы покинули дом, он пуст.

Ты должна поехать к нашей тетушке Мери в Ревелейшн, штат Колорадо. Семичасовым автобусом. Сойди на второй остановке после Вальсбурга и ищи зеленый Ленд Ровер, когда ты его увидишь — сразу узнаешь. В сумочку я положила немного денег на дорогу, если вдруг проголодаешься или случится что-то. Постаралась собрать тебе в дорогу все, что ты любишь. Пожалуйста, прости, если что забыла положить — я старалась. Отец передает тебе привет, он тебя тоже очень любит. Боюсь, что Сэм будет по тебе скучать больше, чем мы все вместе взятые. Ты одна из избранных, Меридиан. Я этим горжусь, сквозь слезы. Потому что это значит, что мы обязаны расстаться. Но я знаю, что ты не забудешь меня, и что ты останешься в моем сердце навсегда.

Твоя мама в этой жизни.

Крепко прижав сумку к себе, я перечитывала письмо снова и снова. Я запоминала в нем каждую букву, рассматривая исподлобья каждого входящего в здание автовокзала. Но они все были до противного обычные и нормальные, абсолютно неинтересные. Двенадцать часов ожидания. Когда желудок заворчал от голода, я пошла искать автоматы.

Я воткнула в автомат доллар и выбрала кекс Хостесс. Уткнулась лбом в стекло витрины. Кекс застрял в автомате и так и не упал в пакет. Жизнь — борьба.

— Ну же, давай! — я тыкала кулаком в стекло еще и еще, и кекс, качнувшись, свалился в пакет, который я удовлетворенно выудила из автомата.

Я бы еще купила в автомате парочку шоколадок "С днем рождения", но уже от названия слезы подступили к глазам и в горле вырос ком, сбив дыхание. Пришлось отказаться.

— У тебя просто супер день рождения, Меридиан, с совершеннолетием! — бормотала я, вгрызаясь в холодный и черствый кекс. Прожевав и проглотив, я откинулась в пластиковом кресле и, запрокинув голову, принялась изучать подтеки на потолке. Светло-коричневые, переходящие в сепию, они напоминали древние карты первооткрывателей.

Когда я была маленькой, наверное, как Сэм, я изучала фотографию своей двоюродной тетушки Мери, которая была у нас дома. Она была сделана в то время, когда она была медсестрой на Второй Мировой Войне. Я обычно рассматривала ее чтобы понять, насколько я на нее похожа. Моя тезка. Но мама никогда не вела себя так, как будто тетушка Мери существовала по-настоящему. Скорее она была персонажем сказки или мифа.

В моей семье почти все дни рождения, кроме папиного, были в пределах трех дней друг от друга. Но с тетушкой я родилась день в день.

Я никогда ее не видела, и откровенно говоря, было немножко жутковато быть названной в честь кого-то живого. Как будто проявили заботу, удостоверились, что ты будешь жить так, как они себе представляют.

Тетушка никак о себе не напоминала за исключением моего — нашего — дня рождения. Она обычно присылала мне одеяло. Они росли в размерах вместе со мной на протяжении лет. Они были причудливо сшиты из крошечных кусочков ткани ярких цветов. Некоторые выглядели как произведения импрессионистов, другие напоминали фотографии мест, людей и событий, которые я не могла определить.

Каждый раз, прикасаясь к ним, они как бы рассказывали мне историю. По моей руке, как по камертону, распространялся вибрирующий гул. И я сложила их в туалете в прихожей и старалась к ним не прикасаться. Эта стопка одеял не вызывала у меня приязни: от них волоски на теле вставали дыбом, как будто поблизости разразилась электрическая буря.

Я вздрогнула. В этом году ничего не было. Я не открыла первым делом с утра посылку. Она знала, что я приеду? Это все часть задумки? Я подавила желание тут же позвонить родителям и спросить у них. Несколько раз глубоко вздохнула и постаралась расслабиться. Неужели моя семья больше не дома?

Автовокзал был наполнен сладким запахом денег и отчаяния. От него разило одиночеством и путешествиями в одиночку. Подстегнутая адреналином и не простым страхом, я не могла заснуть.

Я продолжала крутить головой, думая, что я могла бы совершить что-то храброе и геройское, если бы увидела приближающуюся угрозу. Например, убралась бы с дороги. На станции было так мало людей, что я позволила себе расслабиться. Совсем чуть-чуть.

Наконец, край солнца показался из-за горизонта. И тут же тишину нарушил пулеметный стук каблуков. Иссиня-черные — никогда не видела такого цвета — волосы женщины, были зачесаны назад и собраны в тугой хвост. Ее губы были ярко-розовыми, а ее костюм мог бы считаться деловым в пятидесятые. За ним явно ухаживали, но светло-голубая ткань выцвела до серости. Ее осанка была величественной, но она казалась мне неестественной. Я увидела тканевую сумку, висящую у нее на плече. Она могла унести полмира в этой сумке.

Женщина подбежала к кассе. Ее руки говорили столько же, сколько и ее лицо, тем не менее скучающий продавец с трудом оторвал взгляд от приглушенного телевизора с зернистым экраном, и повернулся к рядом стоящей кассе.

Женщина шлепнула по стойке, стукнула каблуками, но не могла с помощью своей смеси английского и испанского языков добиться адекватного ответа от кассира. Или просто он предпочитал делать вид, что не понимает. Я прикрыла глаза, положила голову на сумку и попыталась отстраниться от чужих проблем.

Что там мама положила для меня. Как она могла предвидеть, что мне понадобится в данной ситуации?

Спор у стойки все разгорался, а жесты женщины становились все отчаяннее. Я не хотела встревать. Я изучила пять языков, но никогда по-настоящему не пользовалась ни одним из них. Голос кассира поднялся еще на тон выше. Женщина стала впадать в истерику. Ей не хватало денег на билет.

Ладно. Я с шумом поднялась. Подождала, пока кровь прильет к ногам, возвращая им чувствительность. Потащила за собой сумки в надежде, что если я буду двигаться достаточно медленно, то спор закончится прежде, чем я проползу эти десять футов до стойки.

Не тут то было. Я спросила, не нужна ли помощь.

Физиономия кассира отразила почти клоунское облегчение.

— Она утверждает, что ей надо куда-то в Колорадо. Но ей не хватает 40 долларов. Я не могу продать ей билет.

Я попыталась объяснить это женщине с помощью своих начальных познаний в испанском. Ее лицо озарилось, как если бы кто-то наконец-то ее услышал. Я слушала, как она вывалила на меня целый поток историй, впрочем, слишком быстрый, чтобы я могла уловить суть. У ее дочки были двойняшки-близнецы. У нее нет других денег. Что-то о работе и увольнении. Она продолжала мило мне улыбаться, как будто я могла облегчить ее участь.

Это могло быть обманом. История, чтобы сделать из меня идиотку. Но я полезла в карман пальто…

Ее звали Марсела Порталсо. Сорок долларов было слишком много для нее. Естественно, мама выдала мне больше двух двадцаток на всякий пожарный случай. Я просунула деньги под стеклянную загородку.

— Нет, нет, — запротестовала сеньора Порталсо.

— Por favor.- (с испанского) Пожалуйста. Ей не нужна была благотворительность. Она — труженик. И не приемлет подачек.

Я полезла в свой испанский словарь и постаралась соединить слова "сейчас" и "ребенок". Я понятия не имею правильно ли я все сказала.

Клерк просунул билет под окошко. Красивая улыбка осветила лицо сеньоры, и она вцепилась в билет так, как будто это был подарок от Бога.

Стоя тут, это единственное, что я могла сделать, чтобы не плакать из-за моей матери,

Сеньора Порталсо настаивала, что она вернет мне деньги в Колорадо-Сити, Денвере, или Подунке. Я пошла назад в свой угол. Стенд пока не мигал, наконец, они назвали мой номер автобуса.

Я положила сумку и рюкзак в багажное отделение под автобусом, вдыхая выходящие выхлопные газы. Десять других людей столпились вокруг меня, как рой комаров, пытаясь быть первыми, после меня. Я отошла назад, чувствуя необходимость держать дистанцию. Я молилась, о том, чтобы они не заговорили со мной. Хоть я и не вижу никаких плохих парней или превышающей скорость внедорожников.

Я не хотела, заходить в автобус. Я не была большим путешественником; мои родители только однажды попробовали устроить семейный отдых, и он закончился ужасно.

Сеньора Порталсо похлопала по месту рядом с ней с явным энтузиазмом, когда она увидела меня. Когда я села в это тесное пространство, она постучала по моей руке. — Muy linda, — она продолжала говорить. — Luz! Luz!

Очень симпатичная. Светлая. Светлая.

Я остановилась, чтобы поблагодарить её в десятый раз. У меня не было много того, что я могла бы сказать. Я была полна вопросов, но она не могла ответить ни на один из них.

Я спала урывками, когда зимнее солнце, то поднималось высоко в небе, то дрейфовало за тучи. Огни межштатных границ мелькнули, когда мы проехали остановку для грузовиков и зоны отдыха. Внутри автобуса было тускло, до клаустрофобии темно. Темнее, чем в любой комнате в которой я до этого была. Я подтянула колени к сидению передо мной, так чтобы мои ноги не касались пола.

Обрывки разговоров дрейфовали через затемненный салон. — Работа… семья…никогда не был в Колорадо… отправляемся в Disney World… нет ничего лучше… — Все они имели свою причины, пусть и не очень хорошие, чтобы отправится туда. И, что было у меня? Что произойдет, если я останусь в автобусе? Поеду в Нью-Йорк или Майами? Заметит ли кто-то, что я поехала не туда? Будет ли кому-то до этого дело?

Мы остановились в нескольких закусочных для того, чтобы быстро перекусить и сходить в туалет. Я вышла из туалета в одном месте и услышала голос. Голос моего отца, который просил сделать ему больше кофе. Я обернулась вокруг, но это был не он. Я огляделась, смотря следит ли кто за мной; зловещие инструкции моего отца быть осторожной эхом звучали в моей голове.

В раннем утреннем свете, я разделила бутерброд с сеньорой, которая дала мне мучнистое яблоко и несколько рассыпчатых домашних печенюшек. Печенье напомнило мне о моей матери. Мне сильно захотелось заплакать, слезы стояли в уголках моих глаз. Что мои родители делают сейчас? Они в порядке? Сэму сейчас так же страшно, как и мне?

Орегон исчез вдали; Невада и Юта пришли и ушли. Наконец, мы пересекли государственную линию штата Колорадо. В Дуранго, я съела Milky Way. Мамы здесь не было, чтобы сказать мне не делать этого. Монте Виста был обыкновенным; снег набирал скорость в Аламосе. В Вальсенбурге, мы повернули на север, направляясь в Пуэбло, я наблюдала за своей остановкой в соответствии с инструкциями. Мой пульс ускорился. Я смотрела как уходят мили, едва видя толстый и пушистый белый снег.

То, что я могла увидеть — это огни, мигающие на билбордах.

"НАЙДИ СПАСЕНИЕ В РЕВЕЛЕЙШН" или "ВЕРА СТИЛЬ ЖИЗНИ ДЛЯ ВЕЧНОСТИ". Они выскакивали каждые несколько милей. Странно. Я почувствовала себя немного в Вегасе.

Мы едем в Ревелейшн весь день на этом автобусе. Ревелейшн? Откровение (перевод города с англ.). Колорадо? Это чья-то шутка, не так ли? Моя школьная форма сморщилась и запачкалась Бог знает чем. Мои ноги болят от сидения на одном месте. Я хотела бы принять душ. По-настоящему поспать. Кто скажет мне, что это ошибка. А? Никто?

Мы спустились вниз от автобуса, толстые белые снежинки падали в ледяной тишине. Они покрыли мои волосы и застряли в моих ресницах.

— Худшая метель за столетие. Хорошо, что мы оказались здесь. Они будут заземливать землю, пока она не утихнет. Некоторые дураки не собираются праздновать Рождество в малых городах, которых они никогда не видели. — Третий водитель в этой поездке жаловался с веселием, пока разгружал наши сумки. Я удивлялась, как он мог найти удовольствие в страдании других людей. Но я его об этом не спрашивала.

Я забрала свои вещи: поднимая их, я задавалась вопросом, как они могли так много весить, если все время лежали внизу в багажном отделе.

Я должна была искать зеленый Ленд Ровер. Я его узнаю, как только увижу. С хлопьями снега падающими все меньше, но все быстрее, я едва могла разглядеть очертания автобусов на стоянке. Белый снег кружился везде. Никаких признаков зеленого цвета.

Мои пальцы и нос уже замерзли, я почувствовала онемение. Как я узнаю, что приедут именно за мной? По человеку? По Ленд Роверу? Кто за мной приедет? Сама тетя Мери?

— Лучше зайди внутрь, прежде чем замерзнешь. — Водитель ударил багажник и он закрылся, сбив небольшой сугроб.

Все пассажиры уже были внутри на стоянке, в свете и тепле. Я стояла в одиночестве. Как всегда.