Несомненно, мальчик был сильно болен, сквозь крепко сжатые губы вырывалось тяжелое и хриплое дыхание. Поль думал лишь о том, как бы поскорее донести его до почты, куда женщина могла бы вызвать врача. У Поля нет денег, чтобы заплатить врачу, но он позвонит отцу и попросит выслать необходимую ему сумму. Старик с радостью сделает это, лишь бы не встречаться с сыном и не допускать его в свою жизнь.

С моря вдруг подул порывистый штормовой ветер. Поль бросился бежать к забору из кустарника, сразу перешагнул через две ступеньки у крыльца почты и оказался перед женщиной, склонившейся над огромной регистрационной книгой. Вздрогнув, она встала и посмотрела на него.

Черт возьми, какое ему дело до того, что она подумает о его лице! Сейчас главное – малявка. Было ясно, она его поняла. Она приблизилась, приложила руку ко лбу ребенка и тревожно взглянула на Поля.

– Он сильно болен, – сказал Поль, – пожалуйста, вызовите врача.

Бренда быстро ушла в служебное помещение, Поль слышал, как она настойчиво просила кого-то на другом конце провода позвать к аппарату врача. Потом чуть тише, но так же настойчиво, она сказала:

– Доктор Рейс? Это Бренда Доквуд. Доктор, здесь очень серьезно заболел ребенок. Не смогли бы вы сейчас же приехать? Точно не знаю, но у него высокая температура, он почти без сознания… тяжело дышит, так же, как внучка миссис Браун, когда она болела воспалением легких.

Положив трубку, она быстро вернулась к ним, потрогала сырую одежду мальчика, взяла его за руку. Поль собрался уходить.

– Я отнесу его в свою машину, уложу его там.

– Не делайте глупостей, – сказала Бренда бесстрастным, как у медицинской сестры, тоном. – Как вы собираетесь там ухаживать за ним? Несите его сюда и кладите в кровать.

Он неохотно проследовал за ней через почту в маленькую спальню, где возле окна стояла незастеленная узкая кровать.

– Снимите с него одежду, пока я приготовлю постель, и принесите теплой воды, его надо вымыть.

Бренда вышла на кухню, Поль услышал, как она наливает воду в чайник. Щенок забрался под кровать и робко выглядывал оттуда. Поль, все еще держа мальчика на руках, сел и начал его раздевать: снял промокший насквозь старый пиджак, расстегнул шорты, снял их и долго возился со свитером, таким же мокрым, как и все остальное. Женщина вернулась в комнату и помогла раздеть мальчика. Поль смотрел на нее, поражаясь ловкости и осторожности, с которой она обтирала истощенное тело ребенка. Она обращалась с ним с нежностью, на какую способна мать. Она попросила Поля приподнять мальчика, пока вытаскивала из-под него мокрое полотенце и подложила простыню. Потом уложила ребенка поудобнее в кровать, накрыла еще одной простыней, а сверху одеялом.

Они стояли рядом, вглядываясь в это темное лицо, полураскрытые губы, черные длинные ресницы. Она осторожно отодвинула с его лба намокшие от пота волосы. Мальчик зашевелился и чуть слышно сказал:

– Мама!

Она поудобнее устроила его голову на подушке.

– Мама! – повторила она с негодованием. – Будь моя воля, я бы упрятала этих преступных родителей за решетку. Разве можно так бездушно относиться к собственному ребенку? Где они живут?

– Не знаю. Я нашел его в пещере.

Поль встретился с ней взглядом, но не увидел в ее глазах ничего, кроме возмущения и жалости к мальчику.

– Не думаю, чтобы у него был дом. Родителей у него тоже, по-моему, нет.

– Вы хотите сказать, что они его бросили?

Поль покачал головой.

– Нет. Не думаю даже, что они здесь когда-нибудь жили. Я нашел его в пещере, куда меня привел вот этот щенок. Видимо, мальчик жил там.

– Невероятно!

– И тем не менее это факт. Ребенок лежал на куче листьев, прикрытый каким-то мокрым мешком.

– Значит, он жил там один?

– Да, один, если не считать собаки.

– А была там хоть какая-то еда?

– Никакой.

– О! – Она замолчала, снова погладила мальчика по голове и вытерла пот с его лба бумажной салфеткой, смоченной одеколоном. – А когда вы видели его в последний раз?

– Позавчера. Как раз в самый ливень. Он, как обычно, принес мне молоко и продукты. Он весь был мокрый, зацепился за столб у тента и разлил молоко. Я вспылил и отправил его обратно.

Они оба молчали. Было слышно лишь тяжелое скрипучее дыхание мальчика. Изредка тихонько скулил щенок.

– Собака, наверно, тоже ничего не ела все это время, – сказал Поль.

Женщина ушла на кухню, позвала щенка, он бросился к ней из-под кровати. Поль услышал, как щенок с жадностью стал лакать молоко.

Ребенок лежал не шевелясь. Иногда он произносил какие-то невнятные слова и вдруг начал кашлять. Бренда прибежала из кухни, приподняла его. Когда кашель утих, она бережно опустила его обратно, заботливо подложила под голову еще одну подушку, чтобы легче было дышать.

– Сколько же будет добираться сюда этот доктор? – спросил Поль.

– Недолго. Дорога, правда, размыта, и ему придется ехать на катере. Но это займет не более получаса.

Она ушла на кухню, даже не взглянув на Поля. Поль смотрел на ребенка, прислушивался к его хриплому дыханию, к всплескам дождя за окном, к глухому рокоту волн.

Бренда вернулась с чашкой кофе, протянула ее Полю и снова ушла на кухню. Поль выпил кофе, крепкий сладкий напиток придал ему новые силы. Потом он позвонил по телефону отцу. Бренда слышала, что он коротко рассказал о своей нужде в деньгах, и поняла из реплик, что деньги будут немедленно высланы.

Наконец приехал доктор. Он кивнул Полю и подошел к кровати. Бренда откинула одеяло, приподняла ребенка, подержала, пока доктор обследовал его спину, коричневую, как остаток кофе в чашке Поля. Потом снова уложил мальчика на подушки. Кемми открыл глаза и посмотрел на доктора ничего не понимающим взглядом. Доктор, нахмурившись, отвернулся.

– Пневмония, – сказал он. – Вы правильно догадались, Бренда.

Доктор сделал укол.

– Теперь у него должна быстро упасть температура. Но вот беда, он, по-видимому, уже несколько дней ничего не ел и очень ослаб.

Доктор встал, снова нахмурившись посмотрел на мальчика, поднял его маленькую темную руку и внимательно стал разглядывать синие ногти.

– Где проживает его семья? Я направлю полицию, чтобы родителей призвали к ответу за такое отношение к ребенку.

– Все дело в том, доктор, – сказала Бренда, – что мы не знаем, есть у него дом и родители или нет. Вот уже почти два месяца как он здесь, приносил молоко, письма, прислуживал ему, – она указала на Поля, – а мне доставлял с берега дрова. Потом снова уходил.

– А где же он жил?

Поль покачал головой.

– Мне всегда казалось, что он жил где-то на берегу озера. Лишь сегодня утром, когда щенок прибежал к моей машине и заставил меня последовать за ним, я узнал, что мальчик жил в пещере.

Доктор взглянул на Поля.

– А что вы сами здесь делаете все это время? Вижу, вам было весьма нелегко.

Доктор повернул лицо Поля к свету. Поль резко отвернулся и отошел к окну. Он стоял там, рассматривая, как капли дождя, ударяясь об оконное стекло, стекают друг за другом бесконечным потоком.

– Я был бы вам очень признателен, доктор, – сказал, наконец, Поль, не поворачивая головы, – если бы вы все свое внимание обратили на ребенка. А у меня за последние два года было так много врачей, что я уже сыт по горло. Я не нуждаюсь ни в заботе, ни в жалости.

– Как вам будет угодно, – спокойно ответил доктор. – Мне придется, конечно, заявить о ребенке в полицию. Я начинаю думать, что теперь у нас есть ключ к разгадке всей этой истории. – В раздумье он снова посмотрел на мальчика. – А сейчас надо решить, что с ним делать дальше. Я мог бы взять его с собой и отвезти в Дулинбу.

– Нет, доктор, я оставляю его здесь, – решительно заявила Бренда. – Вы только посоветуйте мне, доктор, как лучше за ним ухаживать. Я все сделаю, как вы скажете, У меня уже есть опыт.

Доктор повеселел.

– Ну вот и хорошо. Это на вас похоже, Бренда, вы никогда не бежали от трудностей.

– Вы льстите мне, доктор.

– Нет, нет, – поспешил убедить ее доктор. – Если он в ваших руках, я совершенно спокоен. Но каким образом вам удастся ухаживать за мальчиком и управляться одновременно с почтой и магазином?

– Мой дорогой доктор, – сказала Бренда, – уже несколько дней у меня не было ни единого покупателя и ни одного срочного телефонного переговора, за исключением звонка из Дулинбы к миссис Роган. А работы на плотине не возобновятся по крайней мере еще неделю после того, как закончится дождь. К тому времени кризис у мальчика пройдет.

– Совершенно верно. Хочется верить, что сейчас вы действительно не перегружены работой, и мальчик весь день будет находиться под вашим присмотром. Но возле него сейчас нужно сидеть постоянно. Никак не могу придумать, кого бы прислать к вам в помощь, да и денег больших будет стоить сиделка.

– Я могу присматривать за ним, – вдруг сказал Поль, резко повернувшись.

Бренда и доктор с удивлением посмотрели на него.

– О, я знаю, вы, конечно, не очень высокого мнения о моих способностях сиделки, – продолжал Поль. – Но я сам провалялся в госпитале пятнадцать месяцев, и не такой уж я бездарный, чтобы ничему там не научиться. Я могу измерить температуру, подставить судно, приподнять во время кашля. Я, конечно, не берусь сделать укол, но дать воды или микстуру вполне в моих силах.

Доктор недоверчиво взглянул на него.

– А как относится к вам ребенок? Не испугается ли он, придя в сознание и увидев возле себя незнакомого белого человека, олицетворявшего для него жестокость?

– Я никогда не обращался с ним жестоко, – поспешил возразить Поль.

– Все будет в порядке, – перебила его Бренда. – Мальчик был доволен своим хозяином. Он всегда говорил о нем уважительно.

Поль отвернулся, было видно, что он испытывает чувство неловкости.

– Вам нечего так переживать, – сказала Бренда. – Ваша вина здесь не больше моей. Он ведь работал и на меня, а я, отправляя его каждый вечер домой, давала ему то, что все равно выбросила бы на помойку.

– О нет, он на вас никогда не обижался, – поспешил ответить ей Поль. – Он говорил, будто вы похожи на его учительницу, которая всегда была к нему ласкова и доброжелательна.

– Я не сомневаюсь в вашем искреннем желании помочь ребенку, – обратился к Бренде доктор, – но должен вас предупредить – положение тяжелое. Если нам удастся вытащить мальчишку из беды, будем считать это чудом, хотя я уже слишком стар, чтобы верить в чудеса. Позвоните мне, если возникнет во мне нужда, да я и сам заскочу к вам в ближайшее время.

Доктор стал что-то записывать у себя в блокноте. Наконец он закончил и встал.

– Вы оба напрасно упрекаете себя. Когда-нибудь мы все начинаем чувствовать, что чего-то недоделали. Однако что толку в самобичевании? Слабое утешение для себя, а мальчику пользы и вовсе нет.

Кемми снова забил кашель. Бренда подскочила к кровати, приподняла его, постучала по лопаткам. Щенок положил лапы на кровать и залаял. Мальчик шевельнул рукой, и собака принялась ее лизать. Он приоткрыл глаза.

– Наджи!

Щенок тихо заскулил.

– А можно оставить собаку в комнате? – спросила Бренда.

– Большого вреда в этом не вижу. Напротив, больному может быть приятно увидеть близкое существо, когда он очнется. Они, наверное, привязались друг к другу.