Вернувшись с Лал-Ваком в свои покои, Торн объявил Ворцу, что они покидают дворец. Затем он подошел к письменному столу, расправил свиток и написал письмо. Свернув свиток и положив его в футляр, он передал письмо Лал-Ваку.

– Отдай это Нэве после моего отлета, – сказал он, – и я буду вечно благодарен тебе. Я попросил прощения за свою грубость и поблагодарил Нэву за то, что она дважды спасла мне жизнь – жизнь, которая без нее стала пустой и бесцельной. Это меньшее, что я могу сделать, и, увы, единственное.

Лал-Вак сунул футляр за пояс.

– Буду рад сделать это для тебя, – сказал он. – А теперь пойду подготовить для тебя транспорт.

Скоро он вернулся.

– Флаер ожидает тебя на крыше, – сказал он, – а его величество готов принять тебя.

Торн осушил кубок пульчо и поднялся. Ученый провел его в приемный зал, где на подиуме у трона стоял вил Мирадон, блистательный в своих королевских одеждах – ярко-синих с золотой каймой. Он беседовал со своими подданными, но, когда объявили о приходе рада таккорского, отпустил всех и сошел с подиума, чтобы приветствовать своего гостя.

– Мальчик мой, – сказал он, – я рад видеть, что ты здоров и что память и разум вернулись к тебе.

– А я, – отвечал Торн, – счастлив видеть ваше величество на троне его предков; но еще счастливее, я уверен, все добрые граждане Ксансибара, от придворных до нищих.

– Когда-то, – сказал Мирадон, – я одарил тебя ничего не стоящими благодарностями низложенного вила. Теперь же я могу выразить свою благодарность более осязаемо и существенно. Во-первых, я освобождаю тебя и весь Таккор от всех вассальных обязательств перед Ксансибаром. Ты становишься верховным правителем Таккора, с правом собирать и распределять все налоги. Во-вторых, я держал совет со всеми наиболее влиятельными вилами Марса, и мы решили, что именно ты будешь вершителем наших судеб. Ты захватил оружие, с помощью которого Сель-хан пытался покорить Марс, и лабораторию, где это оружие изготовлялось. В нечистых руках зеленый луч может натворить немало бед. Но мы доверяем тебе. Мы хотим, чтобы ты хранил это оружие, защищал его от других жаждущих власти мятежников. Пусть наши войны ведутся, а споры улаживаются только тем рыцарским и благородным оружием, к которому мы привыкли. Так что мы делаем тебя хранителем нашей свободы.

Со столика, стоявшего у подиума, вил взял золотой медальон на массивной золотой цепочке, сверкавший драгоценными камнями.

– Этот знак знаменует наше решение и является символом твоих высоких обязанностей.

На медальоне была выбита надпись:

ШЕБ ТАККОР

ВЕРХОВНЫЙ ВЕРШИТЕЛЬ СУДЕБ

И

ХРАНИТЕЛЬ СВОБОДЫ

волей объединенных вилет Марса

Вил своими руками застегнул цепочку на шее Торна, и медальон заблестел на его груди чуть повыше таккорского медальона.

– Я потрясен, ваше величество, – проговорил Торн. – Вилеты Марса слишком высоко оценили мои скромные услуги.

Мирадон усмехнулся и погладил мягкую золотистую бороду.

– Еще одно, и я позволю тебе удалиться.

Он поднял руку, и в дверях зала торжественно запели фанфары. Вошли два герольда, опирая трубы о бедро. За ними шесть пажей несли расшитый золотом покров из ярко-синего шелка, похожий на тот, что носил сам вил. Последним шел еще один паж, он нес кувшин с пульчо и золотой, усыпанный драгоценными камнями кубок.

Герольды встали по обе стороны подиума. Пажи, расправив покров, остановились перед видом.

– Позволь мне, – сказал Мирадон, расстегнул головной ремень Торна и снял с него оранжево-черный покров. Этот покров он передал слуге и, взяв тот, что принесли пажи, застегнул на голове Торна его драгоценные ремни. Затем подошел седьмой паж с пульчо и кубком.

Наполнив кубок, вил отпил ровно половину и передал его Торну.

– Пей! – приказал он.

Торн осушил кубок и поставил его на поднос.

Вил поднял ладони к лицу.

– Прикрываю глаза перед зовилом Ксансибара, – сказал он.

Торн прикрыл ладонями свои глаза, отвечая на салют.

– Вот и все, – сказал Мирадон. – А теперь, поскольку ты настаиваешь на том, чтобы так скоро покинуть нас, Лал-Вак проводит тебя на крышу. Я тоже скоро приду туда, чтобы проститься с тобой.

Торн и Лал-Вак покинули приемную залу и двинулись вверх по лестнице, ведущей на, крышу.

– Скажи мне, Лал-Вак, – начал Торн, – каково значение этого покрова? И что такое «зовил»?

– Зовил, – отвечал ученый, – это сын вила, как зорад – сын рада. Этот покров и церемония, которая к нему прилагалась, сделали тебя принцем императорского дома Ксансибара.

– Кажется, я получил все, о чем мог мечтать на этой планете, – мрачно пробормотал Торн, – кроме того, чего я желал бы более всего.

– Полагаю, ты имеешь в виду Нэву? – отозвался Лал-Вак. – Не думай, что она потеряна для тебя раз и навсегда. Знаешь, женщинам ведь свойственно менять свои решения.

На крыше дворца Торна ожидал большой флаер. Вокруг него стояли высшие чиновники Ксансибара.

Над верхней ступенькой лестницы появилась золотая львиная грива вила Мирадона. Когда вил ступил на крышу, все придворные отсалютовали своему повелителю. Вил подошел к Торну и положил ему на плечи свои большие ладони.

– Прощай, сын мой, – сказал он, – и береги то, что я доверил тебе.

Торну почудилось, что при этих словах голос вила дрогнул и глаза подозрительно блеснули.

– Прощайте, ваше величество, – отвечал землянин.

Торн прошел в кабину флаера вместе с пилотом и Ворцем и закрыл за собой дверь. Затем он оглянулся, чтобы выбрать себе место, и вскрикнул от изумления.

В кресле у окна сидела Нэва в изумительно красивом одеянии ярко-синего цвета, с золотым шитьем. Она улыбнулась Торну. Землянин бросился к девушке и наклонился к ней.

– Ты!.. – воскликнул он. – Я не верю собственным глазам!

– Лал-Вак принес мне твое письмо, – отвечала она. – И когда я прочла его, то решила простить тебя.

– Но… но как ты оказалась здесь, во флаере, да еще в одеждах королевских цветов?

– Потому что я единственная дочь вила Мирадона и, как никто другой, имею право носить эти цвета.

– А как же Тэйна?

– Тэйна, – отвечала Нэва, – дочь Иринц-Тела. Вил Ми-радон, мой отец, отправляясь в изгнание, хотел обеспечить мою безопасность и дать мне все привилегии, что были моими по праву рождения. Поэтому он поменял меня с Тэйной, когда мы были еще совсем маленькими. Тэйна об этом еще не знает, а я узнала правду только пять дней назад.

Торн смотрел на нее и дивился тому, что был так слеп, не заметив прежде разительного сходства между этой девушкой и золотоволосым вилом.

– Значит, его величество, твой отец, знает, что ты улетела со мной?

– Конечно. Зачем же еще он бы совершил церемонию, которая сделала тебя зовилом Ксансибара?

– Понятия не имею зачем.

– Да потому что, глупый, он мог сделать тебя принцем своего дома, только сделав моим мужем! Другого-то способа нет.

И тут-то наконец Торн понял все. Он заключил Нэву в объятия и отыскал губами ее покорные губы.

– Нэва, любовь моя! – прошептал он. – Неужели ты и вправду моя жена?

– До самой смерти, да поможет тебе Дэза! – лукаво отвечала она.

Но ее чудесные глаза сияли при этом как звезды, и невозможно было не понять, что означает это сияние.