Весь следующий месяц Лео намеренно находил себе разные дела, чтобы не встречаться с Кэтрин. Пара новых арендаторских ферм требовала проводки системы орошения. Лео был специалистом именно в этом, в то время как Кэм работал с лошадьми, а Меррипен следил за рубкой леса. Лео намеревался создать заливные луга, орошаемые мелкими ручьями и малыми распределительными каналами, питающимися от близлежащих рек. В том месте, где воды в канале будет мало, и она не сможет естественным путём поступать на поля, понадобится водяное колесо. Это колесо, снабжённое черпаками, будет поднимать необходимое количество воды и пускать её по искусственному каналу.

Без рубашки, весь в поту под нежарким солнцем Гемпшира, Лео вместе с арендаторами копал дренажные рвы и канавы, убирал камни и таскал землю. К концу дня все мышцы Лео ныли, и он так уставал, что едва не засыпал над ужином. Его тело стало мускулистым, и он так похудел, что пришлось одолжить брюки у Кэма, пока местный портной не перешьёт его собственную одежду.

— По крайней мере, работа удерживает тебя от твоих пороков, — однажды перед ужином подшутила над ним Уин, ласково потрепав по волосам.

— Как это ни странно, но мне нравятся мои пороки, — сказал ей Лео. — Именно поэтому я ими и обзавёлся.

— Чем тебе нужно обзавестись, — нежно сказала Уин, — так это женой. И я это говорю не из корыстных побуждений, Лео.

Он улыбнулся самой нежной из своих сестёр, так много боровшейся во имя любви:

— В тебе нет ни капельки корысти, Уин. Но, несмотря на то, что твои советы обычно благоразумны, этому я не последую.

— А должен был бы. Тебе нужна собственная семья.

— Мне более чем хватает той, что уже есть. И я много что предпочёл бы женитьбе.

— Например?

— О, отрезал бы себе язык и присоединился к монахам-цистерцианцам*, вывалялся нагишом в патоке и вздремнул на муравейнике… Продолжать?

— В этом нет необходимости, — сказала Уин, улыбаясь. — Однако, когда-нибудь ты женишься, Лео. И Кэм, и Меррипен говорят, что у тебя очень отчётливая линия брака на руке.

Лео в недоумении взглянул на ладонь.

— Это след от того, как я держу перо.

— Это — линия брака. И она такая длинная, что почти выходит за ладонь на внешнюю сторону руки. Что означает: ты обречён жениться на своей любви.

Уин приподняла брови, как бы спрашивая: «Ну что ты об этом думаешь?»

— Цыгане сами не верят в гадания по руке, — сообщил ей Лео. — Это чушь. Они занимаются этим лишь ради того только, чтоб выманить деньги у глупцов и пьяниц.

Прежде, чем Уин успела ответить, в гостиную вошёл Меррипен.

— Gadjos отлично умеют всё усложнять, — сказал он, передавая Лео письмо и присаживаясь на небольшой диванчик.

— Что это? — спросил Лео, взглянув на подпись внизу. — Ещё одно письмо от адвоката? Я думал, он старается упростить, а не усложнить наши дела.

— Чем больше он объясняет, — сказал Меррипен, — тем запутанней всё становится. Я цыган, и мне с трудом даётся само понимание права землевладения. Но поместье Рэмси… — он недовольно помотал головой. — Это гордиев узел из соглашений, передач прав собственности, пошлин, оговорок, дополнений и договоров аренды.

— Это оттого, что поместье старое, — мудро заметила Уин. — Чем древнее имение, тем больше времени на то, чтоб всё запуталось, — она бросила взгляд на Лео. — Кстати, я только что узнала, что графиня Рэмси и ее дочь мисс Дарвин желают навестить нас. Мы получили сегодня от них письмо.

— Чёрт возьми! — Лео был в ярости. — С какой целью? Позлорадствовать? Провести опись имущества? У меня есть ещё год, прежде чем они смогут предъявить свои права на поместье.

— Возможно, они хотят объявить перемирие и найти приемлемое для всех решение, — предположила Уин.

Уин всегда была склонна видеть в людях только хорошее и верила, что добродетель является неотъемлемой чертой человеческой природы.

Лео не страдал подобным заблуждением.

— Чёрта с два перемирие, — пробормотал он. — Ей-богу, я уже склоняюсь к женитьбе, только чтобы досадить этой парочке ведьм.

— Есть кто-то на примете? — спросила Уин.

— Ни единой кандидатуры. Но если я когда-нибудь и женюсь, то это будет женщина, которую я точно никогда не полюблю.

Его внимание привлекло движение в дверном проёме — вошла Кэтрин, Лео тайком наблюдал за ней. Она неопределённо улыбнулась, приветствуя присутствующих и обходя взглядом Лео, и прошла к стулу в углу комнаты. Не без досады Лео заметил, что она похудела. Грудь стала меньше, талия — не толще тростинки, а лицо покрылось бледностью. Она намеренно плохо питается? Почему у неё пропал аппетит? Она так себя и до болезни доведёт.

— Ради бога, Маркс, — раздражённо сказал он, — вы становитесь тощей, как берёзовая ветка.

— Лео! — запротестовала Уин.

Кэтрин бросила на него разгневанный взгляд:

— Вообще-то это не мои брюки ушивают.

— Вы выглядите полуживой из-за того, что плохо питаетесь, — продолжал Лео с сердитым видом. — Что с вами происходит? Почему вы не едите?

— Рэмси, — тихо проговорил Меррипен, очевидно решив, что Лео переходит все границы.

Кэтрин быстро встала со стула и пристально посмотрела на Лео.

— Вы задира и лицемер, у вас нет никакого права критиковать мой внешний вид, так что… — она запнулась, подыскивая подходящее выражение. — Да катитесь вы к ядрёной бабушке! — И направилась к выходу, злобно шелестя юбками.

Меррипен и Уин смотрели ей вслед, разинув рты.

— Где это вы нахватались таких выражений? — спросил Лео у гувернантки, следуя прямо за ней.

— У вас, — резко бросила она через плечо.

— Вы хотя бы представляете, что это значит?

— Нет, и мне всё равно. Держитесь от меня подальше!

Пока Кэтрин неслась через дом, а Лео следовал за ней по пятам, ему пришло в голову, что он страстно желал поспорить с ней, искал хоть какого-нибудь общения.

Она выскочила на улицу, обошла почти весь дом, и вскоре они оказались в огороде. В воздухе висел пряный запах согретых солнцем трав.

— Маркс, — сказал он раздражённо. — Я последую за вами и через петрушку, если настаиваете, но мы могли бы остановиться и выяснить всё здесь.

Девушка, с пылающими щеками, резко повернулась к нему:

— Нам нечего обсуждать. За все эти дни вы и слова мне не сказали, а теперь делаете обидные замечания против меня…

— Я не имел намерения вас обидеть. Я просто сказал…

— Я не тощая, жалкий болван! Разве я меньше человек, чем вы, что вы смеете обращаться со мной с таким презрением? Вы самый…

— Простите.

Кэтрин замолчала, тяжело переводя дыхание.

— Я не должен был так разговаривать с вами, — хмуро сказал Лео. — И я не считаю, что вы в меньшей степени человек, чем я. Вы для меня — человек, о благополучии которого я беспокоюсь. Я бы разозлился на любого, кто плохо с вами обращается, а в данном случае, это вы сами. Вы не заботитесь о себе.

— Вы тоже.

Лео открыл было рот для ответа, но вынужден был сразу закрыть его, потому что не смог найти сколько-нибудь подходящего оправдания.

— Каждый день вы работаете до изнеможения, — продолжала Кэтрин. — Вы похудели, по крайней мере, на половину стоунаІ.

— Новым фермам нужны системы орошения. Лучше меня никто не справится с их разработкой и не осуществит задуманное.

— Вам не нужно копать траншеи и таскать камни.

— Нет, нужно.

— Почему?

Лео пристально смотрел на неё, размышляя, стоит ли говорить правду. И решил идти напрямик.

— Потому что работать до изнеможения — единственный способ не дать себе пойти к вам ночью и соблазнить вас.

Кэтрин посмотрела на него круглыми от удивления глазами. Её рот открылся и закрылся точно так же, как и его минуту назад.

Лео не отводил взгляда, выражающего смесь настороженного веселья и растущего возбуждения, от её глаз. Он больше не отрицал, что никогда раньше не находил ничего более занимательного, чем разговаривать с Кэт. Или просто находиться рядом с ней. Вздорное, упрямое, очаровательное создание… совершенно не похожее на его прежних любовниц. А в такие минуты, как сейчас, у неё было такое же притягательное очарование, как у неприручённого ёжика. Она бросила ему вызов, встретилась с ним, как с равным, так, как до этого не делала ни одна женщина. И он хотел её до безумия.

— Вы бы не смогли соблазнить меня, — ехидно сказала Кэтрин.

Они стояли неподвижно, пристально глядя друг другу в глаза.

— Вы отрицаете, что нас тянет друг к другу? — голос Лео зазвучал глубже, чем обычно.

Он заметил, как дрожь пробежала по телу девушки, прежде чем она, стиснув зубы, решительно заявила:

— Я отрицаю, что физические ощущения могут взять власть над благоразумием. За поведение человека всегда отвечает мозг.

Лео не смог сдержать ухмылку:

— Боже милостивый, Маркс. Очевидно, вы никогда не принимали участие в этом действе, иначе бы вы знали, что главный орган, который отвечает за поведение человека, совсем не мозг. Вообще-то, когда этот орган начинает работать, мозг отключается.

— Легко поверю, что мужской мозг так и делает.

— Женский мозг такой же примитивный, как и мужской, особенно когда дело доходит до физического возбуждения.

— Уверена, что вам нравится так думать.

— Хотите доказательств?

На нежных губах Кэтрин появилась скептическая улыбка. Но затем, как будто не в силах сопротивляться, она спросила:

— Каких?

Взяв за руку, Лео потянул её в более укромное место — за беседку, покрытую побегами огненно-красной фасоли. Они оказались возле стеклянной оранжереи, служившей для выгонкиі цветов. Благодаря оранжерее, садовник мог выращивать рассаду и цветы вне зависимости от капризов погоды.

Лео огляделся, чтобы убедиться, что их никто не видит.

— Вот испытание для вашей высшей мозговой деятельности. Сначала я вас поцелую. Сразу же после этого задам простой вопрос. Если вы правильно на него ответите, я признаю, что проиграл спор.

Кэтрин нахмурилась и отвернулась.

— Это просто смешно, — сказала она непонятно кому.

— Вы вправе отказаться, — заметил Лео. — Но я, естественно, восприму это как поражение.

Скрестив руки на груди, Кэтрин, прищурившись, смотрела на него:

— Один поцелуй?

Лео повернул руки ладонями вверх, как бы показывая, что ему нечего скрывать. Он смотрел на неё, не отрывая взгляда:

— Один поцелуй, один вопрос.

Медленно расслабив руки, Кэтрин опустила их и нерешительно встала перед Лео.

Вообще-то Лео не ожидал, что она примет вызов. Он почувствовал, как его сердце усиленно забилось, тяжёлыми ударами глухо отдаваясь в груди. Он шагнул к ней, а внутри всё сжалось от предвкушения.

— Можно? — спросил он, потянувшись за очками и снимая их.

Она моргнула, но не воспротивилась.

Лео сложил очки и засунул в карман своего сюртука. Очень осторожно он приподнял её лицо обеими руками. Кэтрин занервничала. «Прекрасно», — мрачно подумал он.

— Вы готовы? — спросил он.

Кэт кивнула, бережно поддерживаемая его ладонями, но при этом губы её дрожали.

Лео легко коснулся её губ, целуя осторожно и нетребовательно. Её губы были прохладными и сладкими. Разомкнув их, он углубил поцелуй. Руки Лео мягко обхватили её, полностью прижимая к себе. Её тело, стройное и упругое, было гибким, как у кошки. Он чувствовал, как она начинает медленно расслабляться, не в силах сопротивляться. Сосредоточившись на её губах, он изучал её с нежным пылом, глубоко проникая языком, пока не почувствовал трепет от слабого стона на губах.

Подняв голову, Лео вглядывался в её пылающее лицо. Он был так заворожён этими затуманенными серо-зелёными глазами, что почти забыл, о чём хотел её спросить.

— Вопрос, — напомнил он себе вслух и помотал головой, чтобы прояснить её. — Вот вопрос. У фермера двенадцать овец. Все, кроме семи, умерли. Сколько осталось?

— Пять, — быстро ответила Кэтрин.

— Семь, — Лео наблюдал за ней и когда увидел, что она поняла загадку, его лицо расплылось в ухмылке.

Кэтрин бросила на него сердитый взгляд:

— Это вопрос с подвохом. Задайте другой.

— Мы об этом не договаривались.

— Другой вопрос, — настаивала девушка.

У него вырвался хриплый смешок:

— Боже, а вы упрямая. Хорошо.

Он потянулся к ней и опустил голову, она вся сжалась:

— Что вы делаете?

— Один поцелуй — один вопрос, — напомнил он ей.

У Кэтрин был вид мученицы. Но она подалась вперёд, запрокидывая назад голову, когда он притянул её к себе. На этот раз он не был таким нерешительным. Его поцелуй был настойчивым и нетерпеливым, язык утонул в сладкой, тёплой глубине её рта. Руки Кэтрин обвили его шею, а пальцы нежно ласкали его волосы.

У Лео закружилась голова от желания и удовольствия. Но она стояла недостаточно близко к нему, те части её тела, в которых он нуждался, он не мог достать. У него дрожали руки от желания ощутить мягкую светлую кожу под плотной тканью корсажа. В стремлении ещё ближе почувствовать её тело он сильнее обнял девушку, крепче поцеловав. Безотчётно она пыталась помочь ему, с тихим стоном удовольствия приняв его язык. Казалось, волосы приподнялись у него на затылке, когда холодок наслаждения поднялся вверх по его позвоночнику.

Он оторвался от неё, с трудом переводя дыхание.

— Задайте вопрос, — напомнила она ему.

Лео своё имя-то с трудом помнил. Всё, о чём он хотел думать, это о том, как она прижималась к его телу. Но каким-то образом ему удалось собраться с мыслями:

— В некоторых месяцах тридцать один день, в некоторых — тридцать. У скольких месяцев есть двадцать восемь дней?

Кэтрин была сбита с толку, на что указывала глубокая складка, появившаяся между её тонких бровей.

— У одного.

— У всех, — спокойно ответил он. Он попытался изобразить сочувствующий вид, когда увидел, что она не на шутку разозлилась.

— Спросите ещё, — яростно потребовала Кэтрин, полная решимости.

Лео засмеялся и покачал головой:

— Больше ничего в голову не приходит. Мой мозг иссушён. Признайте, Маркс, вы проиграли…

Схватившись за лацканы его сюртука, она притянула Лео к себе. Его губы прижались к её, прежде чем он понял, что происходит. Всё веселье испарилось. Держа Кэтрин в объятьях, он пошатнулся и опёрся одной рукой о стеклянную оранжерею. С дикой, всепоглощающей страстью он захватил её губы, получая невероятное удовольствие от ощущения того, как изгибается её тело. Лео умирал от желания, его плоть отяжелела и ныла от необходимости овладеть ею. Он целовал её, забыв о сдержанности, посасывая, почти до боли кусая, лаская каждый уголок её рта, и это было так восхитительно, что почти невозможно было вынести.

Прежде, чем полностью потерять самообладание, Лео оторвал свои губы от её и крепко прижал Кэтрин к груди.

«Ещё вопрос», — пронеслось в голове. Он заставил то, что осталось от разума, придумать хоть что-нибудь.

Голос охрип, как если бы он наглотался дыму.

— Сколько животных каждого вида Моисей взял с собой в ковчег?

Сюртук приглушил её ответ:

— Два.

— Ни одного, — с трудом произнёс Лео. — Это был Ной, а не Моисей.

Но он больше не находил игру забавной, а Кэтрин, казалось, больше не волновало, выиграет она или нет. Они стояли, плотно прижавшись друг к другу. Их тела отбрасывали одну тень, протянувшуюся вдоль садовой дорожки.

— Назовем это ничьей, — невнятно проговорил Лео.

Кэтрин покачала головой.

— Нет, вы были правы, — едва слышно произнесла она. — Я абсолютно не в состоянии думать.

Какое-то время они так и стояли, ошеломлённые, и она, прижавшись к груди Лео, слышала неистовый ритм его сердца. Их обоих занимал один и тот же вопрос, который нельзя задать. И ответ, который нельзя получить.

Издав неровный вздох, Лео отодвинул её от себя. Он поморщился, почувствовав, как ткань трется о его поднявшуюся плоть. Слава богу, сюртук был достаточно длинным, чтобы скрыть эту проблему. Вытащив очки из кармана, он надел их на нос девушки. Затем протянул руку в знак перемирия, и Кэтрин пожала её.

— Что означает «ядрёная бабушка»? — смущённо спросила она, когда он вёл её к дому.

— Если я вам скажу, — ответил он, — у вас возникнут неприличные мысли, а я знаю, что вы этого не любите.

Оставшуюся часть дня Лео провёл у ручья с западной стороны поместья, определяя наилучшее место для водяного колеса и размечая площадку. Колесо должно было быть приблизительно шестнадцати футов в диаметре с рядом вёдер, которые будут опрокидывать воду в лоток, откуда она потечёт дальше по деревянным желобам. Лео рассчитал, что этой системы будет достаточно для орошения приблизительно ста пятидесяти акров или десяти ферм внушительных размеров.

После того, как вместе с арендаторами и рабочими была произведена разметка участка, вбиты в землю деревянные колышки, перейдя через холодный, грязный ручей, Лео поехал назад в Рэмси-хаус. Вечерело, солнце отливало густым жёлтым цветом, в лугах стояла тишина, не было заметно ни малейшего дуновения ветерка. Лео устал, вспотел, и был ужасно раздражён непрекращающейся борьбой со слепнями. Он скорчил гримасу, подумав, что все поэты-романтики, которые так восхищаются сельской идиллией, наверняка никогда не принимали участие в ирригационных работах.

На его сапогах было столько грязи, что, войдя в прихожую перед кухней, он оставил их у двери и прошёл в дом в одних носках. Повар и горничная были заняты нарезкой яблок и раскатыванием теста, а Уин и Беатрис в это время сидели за столом, начищая серебряную посуду.

— Здравствуй, Лео, — радостно сказала Беатрис.

— Бог мой, ну и вид у тебя, — воскликнула Уин.

Лео улыбнулся обеим, а затем сморщил нос, учуяв резкий запах в воздухе:

— Не думал, что мой запашок можно сейчас чем-нибудь перебить. Что это? Полироль для металла?

— Нет, вообще-то это… — Уин выглядела настороженной. — Это что-то вроде краски.

— Для ткани?

— Для волос, — сказала Беатрис. — Видишь ли, мисс Маркс хочет перекрасить свои волосы перед балом, но она побоялась использовать краску из аптеки, после того что случилось в прошлый раз. Поэтому кухарка предложила рецепт своей матери. Кипятишь скорлупу грецких орехов и кору корицы вместе с уксусом и…

— Зачем мисс Маркс красит волосы? — спросил Лео, стараясь сохранить обыденный тон, в то время как внутри всё взбунтовалось против этой идеи. Эти великолепные волосы с отблеском золота и янтаря покроют тусклой, тёмной краской?

Уин осторожно ответила:

— Думаю, она хочет быть менее… заметной… на балу, где так много гостей. Я не требовала от неё объяснений, потому что считаю, она имеет право хранить свои тайны. Лео, пожалуйста, не мучай её расспросами.

— Никто не находит странным, что наша прислуга настаивает на маскировке? — спросил Лео. — Эта семья настолько убийственно эксцентрична, что принимает любое проявление странности, даже не задавая вопросов?

— Не так уж это и странно, — заметила Беатрис. — Многие животные изменяют свой цвет. Каракатица, например, или некоторые виды лягушек, и конечно хамелеоны…

— Прошу прощения, — процедил Лео сквозь стиснутые зубы и решительно зашагал к выходу из кухни. Беатрис и Уин посмотрели ему вслед.

— Я хотела рассказать кое-что интересное о хамелеонах, — сказала Беатрис.

— Беа, дорогая, — медленно проговорила Уин, — наверное, тебе лучше пойти в конюшню и найти Кэма.

Кэтрин сидела за туалетным столиком, рассматривая своё отражение в зеркале. Перед ней аккуратно лежало несколько предметов: сложенные полотенца, расчёска, кувшин, таз и чашка с тягучей, тёмной грязевой массой, походившей на сапожную ваксу. Она покрасила одну прядь волос этой смесью и теперь ждала, когда та подействует, чтобы посмотреть, какой получится цвет. После прошлой катастрофы с красителем, когда её волосы позеленели, она не собиралась полагаться на волю случая.

До бала Хатауэев оставалось всего два дня, и у Кэтрин не было иного выхода, кроме как сделать свою внешность возможно более тусклой. Приедут гости из близлежащих графств, а также семейства из Лондона. И как всегда, она боялась, что её узнают. Однако, пока она меняла внешность на менее приметную и держалась в тени, никто и никогда её не замечал. Дуэньи чаще всего были старыми девами или бедными вдовами, нежеланными женщинами, и им полагалось присматривать за молодыми девушками, у которых впереди ещё были лучшие годы. Кэтрин была ненамного старше этих девушек, но у неё было такое ощущение, будто их разделяют десятилетия.

Она знала, что однажды прошлое нагонит её. И когда это произойдёт, её дни с Хатауэями будут сочтены. А ведь эти дни стали единственно счастливыми в её жизни. Ей будет очень горько потерять этих людей.

Всех их.

Внезапно распахнулась дверь, разрушая спокойствие и прерывая размышления Кэтрин. Она обернулась и увидела Лео. Вид у него был невероятно неряшливый — потный, помятый и грязный, он стоял перед ней без обуви, в одних носках.

Она вскочила со стула, поздно спохватившись, что была в одной помятой ночной рубашке.

Лео суровым взглядом смерил её всю с ног до головы, не пропуская ничего. Возмущённая, Кэтрин покраснела до самых ушей.

— Что вы делаете? — закричала она. — Вы с ума сошли? Немедленно покиньте мою комнату!