Почтовые кареты теперь ходили редко, поскольку для доставки почты всё чаще пользовались железными дорогами. Однако Кэтрин посчастливилось приобрести билет до Лондона.
Но она не чувствовала себя счастливой.
Кэтрин была печальна и мёрзла даже в тесном и душном пространстве кареты. Пассажиры заняли все места в экипаже — и внутри него, и снаружи, а мешки с почтой и багаж весьма непрочно закрепили на крыше. Когда колёса начинали усиленно громыхать по ухабам, возникало чувство опасной неустойчивости. Восхищаясь силой и выносливостью упряжки лошадей, тащивших массивный экипаж, один из пассажиров-джентльменов предположил, что они движутся со скоростью примерно десяти миль в час.
Кэтрин угрюмо смотрела на проносившиеся за окном луга Гемпшира, а затем — на сменившие их густые лесные заросли и шумные города-ярмарки Суррея.
Среди пассажиров, находившихся внутри экипажа, была ещё только одна женщина — полная, хорошо одетая матрона, путешествующая с мужем. Тихонько похрапывая, она дремала в противоположном от Кэтрин углу. Её шляпка была украшена гроздьями искусственных вишен, плюмажем и маленьким чучелом птички. Всякий раз, когда карету потряхивало, украшения на шляпе матроны начинали дребезжать и колыхаться.
В полдень карета остановилась на постоялом дворе, чтобы сменить лошадей. Кряхтя и охая, предвкушая короткую передышку, пассажиры вывалились из экипажа и устремились в трактир.
Побоявшись оставить в карете, Кэтрин свою поклажу забрала с собой. В довольно увесистом саквояже лежали ночная сорочка, нижнее белье, чулки, набор гребней и шпилек, щётка для волос, шаль и весьма объёмистый роман с озорным посвящением от Беатрис: «Эта история беспременно развлечёт мисс Маркс, не добавив ни капли к её совершенству! С любовью от неисправимой Б.Х.»
Придорожный трактир с виду казался вполне приличным заведением, но, конечно, его едва ли можно было счесть роскошным. Завсегдатаями этого места были конюхи и фермеры. Кэтрин бросила горестный взгляд на деревянную стену внутреннего двора трактира, обклеенную разнообразными объявлениями, и повернулась, чтобы понаблюдать за работой пары конюхов, менявших лошадей.
Она почти уже поставила саквояж на землю, как услышала внутри него какое-то шуршание. Этот звук исходил не от вещей… нет, это больше походило… на шуршание какого-то живого существа.
Сердце Кэтрин забилось быстро и беспорядочно, словно маленькие картофелины, подпрыгивающие в кипящей воде.
— О, нет, — прошептала Кэтрин.
В отчаянной попытке скрыть происходящее от посторонних взглядов Кэтрин повернулась к стене и всего лишь на пару дюймов приоткрыла саквояж.
Лоснящаяся маленькая головка тут же высунулась наружу. Взгляду ошеломлённой Кэтрин предстали знакомые блестящие глаза и подрагивающие усики.
— Доджер, — прошептала она.
Зверёк радостно заверещал, уголки его рта изогнулись в неизменной улыбке.
— Ах ты, озорник этакий!
Должно быть, он проскользнул в саквояж в то время, когда она упаковывала вещи.
— И что мне теперь с тобой делать? — с отчаянием произнесла Кэтрин.
Засунув его голову обратно, она успокаивающе погладила хорька. Похоже, у неё не было иного выбора, кроме как взять это проклятое создание с собой в Лондон и вверить заботам Поппи до тех пор, пока не появится возможность вернуть зверька Беатрис.
Как только один из конюхов крикнул: «Всё готово!», — Кэтрин вернулась в карету и поставила саквояж в ноги. Ещё раз приоткрыв его, она украдкой взглянула на Доджера, свернувшегося калачиком на её ночной рубашке.
— Сиди тихо, — строго сказала Кэтрин, — и не создавай неприятностей.
— Прошу прощения? — раздался голос забравшейся в экипаж матроны. Казалось, что плюмаж на её шляпке негодующе колышется.
— Ох, мадам, это я не к вам обращалась, — поспешно произнесла Кэтрин, — я выговаривала… сама себе.
— В самом деле? — плюхнувшись на сиденье напротив, женщина прищурилась.
Кэтрин замерла в ожидании предательского шуршания или иного шума из саквояжа. Однако Доджер никак не выдал своё присутствие.
Дама закрыла глаза и опустила подбородок на свою высоко поднятую и сильно выпирающую грудь. Не прошло и двух минут, как она вновь задремала.
Возможно, в конце концов всё это и не окажется таким сложным, решила Кэтрин. Если женщина будет спать, а джентльмены продолжат читать газеты, то, наверное, ей удастся провезти Доджера в Лондон незамеченным.
Но лишь только Кэтрин приободрилась, теша себя такой надеждой, как ситуация полностью изменилась.
Внезапно высунув голову наружу, Доджер с интересом обозрел новое окружение и выскользнул из саквояжа. Губы Кэтрин приоткрылись в безмолвном крике, а руки замерли в воздухе. А хорёк уже карабкался по обитому тканью сиденью к манящей шляпке матроны. Мгновение или два, — и его острые зубки отгрызли гроздь искусственных вишен со шляпки. С ликующим видом он спустился на сидение и прыгнул на колени Кэтрин со своей добычей, а затем исполнил радостный охотничий танец хорька с целой серией прыжков и кувырканий.
— Нет, — прошептала Кэтрин, выхватив у него вишни и пытаясь запихнуть хорька обратно в саквояж.
Доджер запротестовал, повизгивая и вереща.
Женщина зашипела и раздражённо заморгала, разбуженная шумом.
— Что… что…
Кэт замерла. Пульс грохотал у неё в ушах.
Метнувшись, Доджер обвился вокруг шеи Кэтрин и безвольно повис, изображая мёртвого.
«Словно шарф», — подумала Кэтрин, пытаясь подавить взрыв безумного смеха.
Негодующий взгляд матроны устремился на гроздь вишен на коленях Кэтрин.
— Боже мой… боже мой, это ведь вишни с моей шляпки! Вы пытались украсть их, пока я дремала?!
Желание смеяться мгновенно пропало:
— Нет, конечно же, нет. Это была случайность. Мне так…
— Вы испортили шляпку, а это была моя лучшая шляпка! Она стоила два фунта и шесть пенсов! Верните это мне…
Женщина задохнулась от возмущения, а её рот округлился в виде буквы «О» при виде Доджера, который прыгнул на колени Кэтрин, схватил вишни и исчез вместе с ними в саквояже.
Пронзительно завизжав, матрона выскочила из кареты, громко шурша юбками.
Пять минут спустя Кэтрин со своим саквояжем была бесцеремонно выдворена из экипажа. Она стояла с краю каретного двора, слегка ошеломлённая обилием резких запахов — лошадей, навоза, мочи, тошнотворно перемешивающихся с запахами варёного мяса и горячего хлеба, доносившимися из трактира.
Кучер взгромоздился на козлы, игнорируя возмущенный протест Кэтрин.
— Но я оплатила дорогу до самого Лондона! — крикнула она.
— Вы заплатили за одного пассажира, а не за двоих. Два пассажира имели право только на половину пути.
Кэтрин перевела недоверчивый взгляд с его сурового лица на саквояж в своей руке.
— Это не пассажир!
— Из-за вас и вашей крысы мы уже на четверть часа выбились из графика, — сказал кучер, расправляя плечи и щёлкая кнутом.
— Это не моя крыса, это… подождите, как же я доберусь до Лондона?
Когда карета тронулась, один из конюхов сурово произнёс:
— Следующая почтовая карета будет завтра утром, мисс. Возможно, они позволят вам и вашему любимцу поехать наверху.
Кэтрин смерила его сердитым взглядом:
— Я не желаю ехать наверху, я оплатила место внутри кареты, весь путь до Лондона! И я считаю воровством то, как со мной поступили! Что я буду делать до завтрашнего утра?!
Конюх, молодой парень с обвислыми усами, пожал плечами.
— Вы могли бы поинтересоваться, имеются ли свободные комнаты, — предложил он. — Хотя, наверное, они не обрадуются постояльцу с крысой.
Взглянув поверх её головы на въезжавшую во двор другую карету, он добавил:
— С дороги, мисс, или вас собьют.
Разъярённая Кэтрин потопала ко входу в трактир. Заглянув в саквояж, где Доджер играл с вишнями, она расстроено подумала: неужели недостаточно того, что ей пришлось распрощаться с привычной жизнью, которая ей так нравилось, что, проведя почти всю ночь в непрерывных слезах, она была сейчас почти без сил? Почему жестокая судьба сочла нужным возложить на неё ещё и заботы о Доджере?
— Ты, — раздраженно произнесла Кэтрин, — та самая последняя капля, что переполнила чашу. Ты изводил меня годами, ты украл все мои подвязки, ты…
— Прошу прощения, — прервал её вежливый голос.
С угрюмым видом девушка обернулась. В следующее мгновение, утратив равновесие, она покачнулась.
Ошеломлённый взгляд Кэтрин встретился со взглядом Лео, лорда Рэмси, которого, казалось, забавляло всё происходящее. Засунув руки в карманы, неторопливой походкой он приблизился к ней.
— Я, конечно, понимаю, что это не моё дело. Но, всё-таки, почему вы кричите на свой багаж?
Несмотря на кажущуюся небрежность манер, Рэмси пристально вглядывался в лицо девушки.
При виде Лео у Кэтрин перехватило дыхание. Он был таким красивым, таким желанным и родным, что ей едва удалось сдержать порыв броситься в его объятия. Она никак не могла понять, почему лорд Рэмси последовал за ней.
Как бы ей хотелось, чтобы он этого не делал.
С трудом закрыв саквояж, Кэтрин решила, что не следует упоминать о Доджере, прежде чем ей удастся заполучить для себя комнату.
— Что вас сюда привело, милорд? — нерешительно спросила она.
Он лениво пожал плечами:
— Когда я проснулся сегодня утром после всего лишь четырёх с половиной часов сна, то все мои мысли были только о том, чтобы вскочить в карету и отправиться на живописную прогулку в Хаслмир, дабы посетить… — сделав паузу, Лео бросил взгляд на вывеску над дверью трактира, — «Жареного петуха». Какое неожиданное название, — его губы дрогнули в усмешке в ответ на замешательство девушки, но взгляд оставался тёплым. Коснувшись лица Кэтрин, он нежно приподнял её напряжённый подбородок. — Ваши глаза опухли.
— Дорожная пыль, — смогла произнести Кэтрин, с трудом сглатывая от сладкого ощущения его прикосновения. Подобно котёнку, жаждущему ласки, ей хотелось покрепче прижаться к его руке. Глаза жгло от набежавших слёз.
Это недопустимо. Кэтрин ужаснула собственная реакция на Лео. Если бы они простояли во дворе ещё минуту, то она совсем бы утратила самообладание.
— У вас возникли сложности с почтовой каретой?
— Да, и следующей не будет до завтрашнего утра. Мне необходимо договориться о комнате.
Лео не мог отвести от неё взгляд:
— Вы бы могли вернуться со мной в Гемпшир.
Он даже не догадывался о том, насколько заманчивым было его предложение.
— Нет, не могу. Я еду в Лондон навестить брата.
— А после?
— А после, возможно, я отправлюсь в путешествие.
— В путешествие?
— Да. Я… я собираюсь в поездку по континенту. И обоснуюсь во Франции или Италии.
— Одна? — Лео даже не потрудился скрыть свой скептицизм.
— Я найму компаньонку.
— Вы не можете нанять компаньонку, вы сами — компаньонка.
— Я оставила эту должность, — огрызнулась Кэтрин.
Всего на мгновение в его взгляде мелькнуло пугающее выражение. Что-то хищное. Опасное.
— У меня есть для вас новая должность, — сказал Лео, и по спине Кэтрин пробежала дрожь.
— Нет, благодарю вас.
— Вы ещё не знаете, что это за должность.
— В этом нет необходимости.
Она повернулась и, не оглядываясь, вошла в здание трактира.
Отыскав конторку хозяина постоялого двора, Кэтрин, исполненная решимости, поджидала, пока невысокого роста коренастый мужчина подойдет, чтобы поприветствовать её. Несмотря на лоснящуюся лысую голову, лицо трактирщика украшала густая растительность — седая борода и бакенбарды.
— Могу я вам чем-то помочь? — спросил он, переводя взгляд с Кэтрин на мужчину, стоящего позади неё.
Лео заговорил прежде, чем девушка успела вымолвить хоть слово:
— Я бы хотел снять комнату для себя и своей жены.
Его жены? Кэтрин обернулась, чтобы бросить на Лео раздражённый взгляд:
— Я хочу отдельную комнату для себя. И я не…
— На самом деле она не хочет, — Лео улыбнулся трактирщику печальной, вызывающей сочувствие улыбкой одного обиженного мужчины другому. — Супружеская ссора. Она сердится, потому что я не позволил её матери навестить нас.
— Хм… — трактирщик издал зловещий звук и наклонился, чтобы сделать запись в регистрационной книге. — Не уступайте, сэр. Когда моя тёща навещает нас, мыши сами бросаются кошке в пасть, умоляя, чтобы она их съела. Ваше имя?
— Мистер и миссис Хатауэй.
— Но… — раздражённо начала Кэтрин. И умолкла, почувствовав, как задрожал саквояж в её руке. Доджер желал выбраться наружу. Она не должна была позволить ему сделать это до тех пор, пока они не окажутся в безопасности в комнате наверху. — Хорошо, — коротко сказала она, — только побыстрее.
Лео улыбнулся:
— Жаждете помириться после ссоры, дорогая?
Кэтрин одарила его убийственным взглядом.
К нетерпеливому беспокойству Кэтрин прошло ещё целых десять минут, прежде чем все распоряжения, в том числе о комнате для кучера и лакея Лео, были отданы. Кроме того, принесли багаж Лео — два порядочных размеров саквояжа.
— Я подумал, что могу не догнать вас до самого Лондона, — сказал Лео, у которого хватило совести изобразить лёгкое смущение.
— Почему вы сняли только одну комнату? — ожесточённо прошептала Кэтрин.
— Потому, что вы нуждаетесь в защите от самой себя. Вам нужна моя защита.
Она смерила Лео взглядом.
— Единственный человек, от которого меня требуется защищать — это вы!
Их проводили в чистую, но скудно меблированную комнату с латунной кроватью, нуждавшейся в полировке, и выцветшим от многократных стирок одеялом. Перед крошечным очагом стояли два стула. Один — обитый тканью, а другой — маленький и голый. Разбитый умывальник занимал один угол комнаты, а небольшой стол — другой. Пол был подметён, единственным украшением выкрашенных в белый цвет стен служило изречение: «Время не ждёт», вышитое на грубом клочке перфорированной бумаги и заключённое в рамку.
К счастью, в комнате не ощущалось сильного неприятного запаха, а лишь чувствовался слабый аромат жареного мяса из трактира внизу, да улавливался привкус дыма от холодного очага.
После того, как Лео закрыл дверь, Кэтрин поставила саквояж на пол и открыла его.
Оттуда тотчас же появилась голова Доджера. Внимательно осмотрев всю комнату, зверёк выпрыгнул наружу и стремительно исчез под кроватью.
— Вы привезли Доджера с собой? — растерянно спросил Лео.
— Не по собственной воле.
— Понятно. Именно поэтому вас и выдворили из кареты?
Взглянув на Лео, Кэтрин ощутила, как внутри у неё что-то сжалось, а потом по всему телу разлилось приятное тепло, когда она увидела, как Лео снимает сюртук и шейный платок. Вся эта ситуация казалась непристойной, и тем не менее правила приличия больше не имели значения.
Тогда Кэтрин рассказала ему о шорохе в сумке и том, как хорёк украл вишни со шляпы матроны. К тому моменту, когда она дошла до рассказа о том, как Доджер изображал шарф вокруг её шеи, Лео уже задыхался от смеха. Он казался таким по-мальчишески весёлым, что Кэтрин уже не беспокоило — а не хохочет ли он над нею. Она даже начала смеяться вместе с ним, разразившись беспомощным хихиканьем.
Но потом каким-то образом её хихиканье перешло в рыдания. Кэтрин почувствовала, как её глаза снова оказались на мокром месте, и прикрыла лицо руками, чтобы успокоиться. Невозможно. Она знала, что выглядит как сумасшедшая, смеясь и плача одновременно. Потеря душевного равновесия была её самым жутким кошмаром.
— Извините, — задыхаясь, произнесла она, тряхнув головой и прикрывая глаза рукой. — Пожалуйста, уйдите. Оставьте меня. Пожалуйста.
Но руки Лео обвились вокруг её талии. Он крепко прижал её вздрагивающее тело к своей груди и не отпускал. Кэтрин почувствовала прикосновение его губ к своему уху. Он ощущала аромат его мыла для бритья — такой мужской, ободряюще знакомый запах. Кэтрин не осознавала, что продолжает приглушенно повторять: «Извините», — пока Лео не ответил тихим ласковым голосом:
— Да, вам следует просить прощения… но не из-за ваших слёз. А из-за того, что покинули меня, не сказав ни слова.
— Я ост-тавила письмо, — возразила Кэтрин.
— Та слезливая записка? Неужели вы полагали, что её будет достаточно, чтобы помешать мне броситься за вами вслед? Ш-ш, тише! Я здесь, и вы — в безопасности.
Кэтрин обнаружила, что изо всех сил пытается ещё теснее прижаться к Лео, укрыться в его объятиях.
Когда её плач перешёл во всхлипывания, она почувствовала, как Лео стянул с её плеч дорожный жакет. В изнеможении она обнаружила, что подчиняется ему, как послушный ребёнок, вытаскивая руки из рукавов. Она даже не запротестовала, когда Лео вынул из её волос гребни и шпильки. Кожа головы резко запульсировала, когда тугая прическа была, наконец, распущена. Лео снял с неё очки и, отложив их в сторону, достал носовой платок из кармана своего снятого ранее сюртука.
— Благодарю вас, — пробормотала Кэтрин, вытирая воспалённые глаза и нос квадратиком хлопчатобумажной ткани. И замерла с детской нерешительностью, стиснув платок в руке.
— Идите сюда, — Лео сел на большой стул перед очагом, увлекая девушку за собой.
— О нет, я не могу…. — начала Кэтрин, но он заставил её умолкнуть, усадив к себе на колени. Груда её юбок накрыла их обоих. Положив голову на плечо Лео, Кэтрин постепенно подстроила своё дыхание под размеренный ритм его лёгких. Его рука медленно перебирала её волосы. Прежде Кэтрин непременно уклонилась бы от мужского прикосновения, насколько безобидным бы оно не выглядело. Но в этой отделённой от всего остального мира комнате, казалось, ни один из них больше не был самим собой.
— Вам не следовало ехать следом за мной, — наконец удалось вымолвить Кэтрин.
— Всё семейство жаждало отправиться вслед за вами, — сказал Лео. — Кажется, что Хатауэи уже не могут жить без вашего облагораживающего влияния. Поэтому меня снарядили, чтобы привезти вас обратно.
От услышанного она едва опять не заплакала:
— Я не могу вернуться.
— Почему?
— Вам это известно. Лорд Латимер, должно быть, рассказал вам обо мне.
— Он рассказал мне совсем немного, — кончики пальцев Лео ласкали её шею. — Ваша бабка была хозяйкой публичного дома, верно? — его тон был спокойным и деловым, словно бабушка-владелица публичного дома вполне обычное явление.
Сглотнув, Кэтрин несчастно кивнула:
— Когда мою мать одолела болезнь, я переехала жить к бабке и тётке Алтее. Сначала мне было непонятно, чем занималась моя семья, но, в конце концов, я поняла, что означала работа на мою бабку. Алтея была уже в том возрасте, когда её популярность среди клиентов начала снижаться. И, как только мне исполнилось пятнадцать, они решили, что настал мой черёд. Алтея сказала, что мне ещё повезло, потому как ей пришлось начать заниматься этим с двенадцати лет. Я просила: не могла бы я стать учительницей или швеёй, или кем-то наподобие этого. Но она и моя бабка заявили, что мне никогда не удастся заработать достаточно денег, чтобы возместить им то, что они потратили на меня. Работа на них была единственным доходным занятием для меня. Я пыталась придумать, куда бы я могла уехать, чтобы жить самостоятельно. Но не находилось никакой должности, которую я могла бы получить без рекомендаций. Кроме работы на фабрике, но она была такой опасной, а жалованье — столь низким, что его даже не хватило бы на оплату жилья. Я умоляла бабку позволить мне отправиться к отцу, потому что верила, что он никогда бы не оставил меня там, будь известно об их планах. Но она сказала… — Кэтрин умолкла, вцепившись в рубашку Лео.
Лео освободил её пальцы и переплёл их со своими, так что их руки оказались соединены друг с другом наподобие застёжек браслета.
— Что она сказала, любимая?
— Что ему всё известно и что он всё одобрил, так как будет получать процент от тех денег, что я заработаю. Я не хотела в это верить, — у нее вырвался горестный вздох, — но он, должно быть, действительно знал, не так ли?
Лео молчал, большой палец его руки нежно потирал её ладонь. В ответе не было необходимости.
Кэтрин стиснула зубы, пытаясь сдержать горестную дрожь, и продолжила:
— Алтея устроила для нескольких джентльменов встречи со мной наедине, приказав мне быть с ними милой. Она сказала, что самое выгодное предложение сделал лорд Латимер, — Кэтрин поморщилась, уткнувшись в его рубашку. — Он был самым неприятным из всех. Он постоянно подмигивал и говорил, что у него для меня заготовлены пикантные сюрпризы.
Лео пробормотал себе под нос несколько отборных словечек. Прерывая её нерешительную паузу, он погладил Кэтрин по спине.
— Продолжайте.
— Но Алтея рассказала, чего мне следует ожидать, потому как считала, что я лучше преуспею, если буду знать. И те действия, что она описала, те вещи, которые, предполагалось, я буду…
Его рука замерла у неё на спине:
— От вас потребовали опробовать что-то из этого на деле?
Она покачала головой:
— Нет, всё это казалось таким ужасным.
Нотка сочувственного веселья согрела его голос:
— Конечно, казалось — для пятнадцатилетней-то девочки.
Подняв голову, Кэтрин взглянула в лицо Лео. Он был слишком красив себе на беду, да и ей тоже. И хотя сейчас она была без очков, тем не менее, отчетливо видела каждую умопомрачительную деталь его лица: пробивавшуюся тёмную щетину на выбритом подбородке, морщинки в уголках его глаз, бледные тончайшие линии на лице цвета розового дерева. И более всего неоднородную голубизну его глаз — чередование светлого и тёмного, солнечного света и сумеречных теней.
Лео терпеливо ждал, обнимая её так, словно для него не было ничего важнее этого на свете.
— Как вам удалось сбежать?
— Однажды утром, когда все в доме ещё спали, я порылась в письменном столе моей бабки. Я пыталась найти деньги. Я собиралась сбежать, чтобы найти где-нибудь жильё и подходящую работу. В столе не оказалось ни шиллинга. Но в одном из ящиков я нашла письмо, адресованное мне. Я никогда не видела его прежде.
— От Ратледжа, — скорее заявил, нежели спросил Лео.
Кэтрин кивнула.
— От брата, о существовании которого я не имела ни малейшего понятия. Гарри писал, что если я когда-нибудь буду нуждаться в помощи, то могу обратиться к нему. Я написала ему письмо, сообщив, в какой беде оказалась, и попросила Уильяма доставить…
— Кто такой Уильям?
— Маленький мальчик, который там работал… Он носил разные вещи вверх и вниз по лестницам, чистил обувь, ходил по поручениям, в общем, делал всё, что ему приказывали. Полагаю, он был ребёнком одной из проституток. Очень милый мальчик. Он доставил мою записку Гарри. Надеюсь, что Алтея так и не узнала об этом. В противном случае мне очень страшно за его судьбу, — покачав головой, вздохнула Кэтрин. — На следующий день меня отправили в дом лорда Латимера. Но Гарри успел вовремя, — она помолчала в задумчивости. — Он напугал меня лишь немногим меньше, чем лорд Латимер. Гарри был в ярости. Тогда я думала, что его гнев направлен на меня, но теперь считаю, что эта ярость была вызвана всей ситуацией.
— Чувство вины часто принимает форму гнева.
— Но я никогда не упрекала Гарри в том, что произошло со мной. Он не нёс за меня ответственности.
Выражение лица Лео стало жестким.
— Очевидно, никто не нёс за вас ответственности.
Кэтрин беспокойно пожала плечами:
— Гарри не знал, что ему со мной делать. Он спросил, где бы мне хотелось жить, поскольку я не могла оставаться с ним. И я попросила его отправить меня куда-нибудь подальше от Лондона. Так я оказалась в Абердине в школе «Блю Мэйд».
Лео кивнул:
— Некоторые аристократы посылают туда своих особо непослушных или незаконнорождённых дочерей.
— А откуда вам известно об этом?
— Я знаком с женщиной, которая училась в «Блю Мэйд». Весьма суровое место, по её словам. Незамысловатая еда и строгая дисциплина.
— Мне это нравилось.
Его губы скривились:
— Не сомневаюсь.
— Я прожила там шесть лет, последние два года — в качестве учительницы.
— Ратледж навещал вас?
— Только однажды. Но мы изредка переписывались. Я никогда не ездила домой на каникулы, потому что отель не был настоящим домом, да и Гарри не хотел меня видеть. — Кэтрин состроила гримаску. — Он не был таким уж милым, пока не встретил Поппи.
— Не уверен, что и сейчас его можно назвать милым, — заметил Лео, — но до тех пор, пока он будет хорошо относиться к моей сестре, я не намерен с ним ссориться.
— О! Но Гарри любит её, — убежденно произнесла Кэтрин, — действительно любит.
Выражение лица Лео смягчилось:
— Что делает вас столь уверенной в этом?
— Просто я это вижу. То, как он ведет себя с ней, выражение его глаз и … почему вы так улыбаетесь?
— Женщины. Вы всё что угодно готовы принять за любовь. Увидев мужчину с идиотским выражением на лице, вы тут же решаете, что он поражён стрелой Купидона, тогда как в действительности у него всего лишь проблемы с пищеварением.
Кэтрин с негодованием посмотрела на него:
— Вы смеётесь надо мной?
Расхохотавшись, Лео ещё крепче сжал её в объятиях, поскольку Кэтрин попыталась подняться с его колен.
— Я всего лишь наблюдаю за вашим полом.
— Полагаю, вы убеждены в мужском превосходстве.
— Отнюдь. Просто мужчины — более незатейливые существа. А женщина — это целое собрание самых разнообразных потребностей, тогда как у мужчины имеется лишь одна. Нет, не вставайте. Расскажите мне, почему вы покинули «Блю Мэйд»?
— По просьбе директрисы.
— В самом деле? Почему? Надеюсь, вы совершили нечто предосудительное и скандальное.
— Нет, мое поведение было безупречным.
— Мне печально это слышать.
— Но однажды директриса Маркс вызвала меня к себе в кабинет и…
— Маркс? — настороженно взглянул на неё Лео. — Вы взяли её фамилию?
— Да. Я очень восхищалась ею. Хотела быть похожей на неё. Она была строгой, но доброй. И, казалось, ничто не способно нарушить её самообладание. Я пришла к ней кабинет, она налила нам чаю, и мы долго разговаривали. Она сказала, что я прекрасно справляюсь со своей работой и что я вольна вернуться и продолжить преподавание в будущем. Но для начала она хотела, чтобы я уехала из Абердина повидать мир. А я ответила, что меньше всего на свете мне хочется покинуть «Блю Мэйд». На что она заявила, что именно поэтому я и должна так поступить. Директриса получила известие от приятеля, работающего в агентстве по найму, из Лондона, что одному семейству… «не совсем обычному», как она выразилась, требуется женщина, которая могла бы одновременно быть гувернанткой и компаньонкой для двух сестёр, одну из которых недавно исключили из школы.
— Должно быть, имелась в виду Беатрис.
Кэтрин кивнула.
— Директриса подумала, что я подхожу требованиям Хатауэев. Но я не ожидала, что они настолько подойдут мне. Придя к ним для беседы, я решила, что всё семейство немного с сумасшедшинкой, но в самом хорошем смысле этого слова. И проработав на них почти три года, я была так счастлива, а теперь… — Кэтрин умолкла, её лицо скривилось.
— Нет, нет, — поспешно сказал Лео, обхватив её лицо руками, — не начинайте снова.
Кэтрин была столь ошеломлена, ощутив, как губы Лео коснулись её щек, что закрыла глаза, и её слезы сразу же высохли. Когда же она, наконец, вновь заставила себя посмотреть на Лео, то увидела на его лице слабую улыбку. Пригладив волосы девушки, Лео с глубоким участием, какого она никогда не видела от него ранее, вглядывался в её искаженное страданием лицо. Это напугало Кэтрин, заставив осознать, насколько сильно она перед ним раскрылась. Теперь ему было известно всё, что она пыталась сохранить в тайне в течение столь долгого времени. Её руки задрожали у его груди, словно крылья пойманной в силки птицы.
— Милорд, — с трудом произнесла Кэтрин, — почему вы поехали следом за мной? Чего вы хотите от меня?
— Я удивлён, что вы спрашиваете об этом, — прошептал Лео, всё ещё продолжая гладить её волосы. — Я хочу сделать вам предложение, Кэт.
«Ну, конечно же», — с закипающей горечью подумала она.
— Стать вашей любовницей.
Его ответ прозвучал столь же невозмутимо, с оттенком лёгкого сарказма:
— Нет, это было бы невозможно. Во-первых, тогда ваш брат организовал бы моё убийство или, по крайней мере, покалечил бы меня. А во-вторых, у вас слишком колючий нрав, чтобы быть любовницей. Роль жены подойдет вам гораздо лучше.
— Чьей жены? — сердито спросила Кэтрин.
Лео пристально взглянул в её прищуренные глаза.
— Моей, конечно же.