Правительства США и Великобритании выполнили свои обещания и предоставили Телеграфной компании для прокладки кабеля свои самые большие военные корабли – "Ниагару" и "Агамемнон", водоизмещением соответственно в 5200 и 3200 т.

Девяностооднопушечная "Ниагара" считалась лучшим кораблём Военно-морского флота США и самым большим паровым фрегатом мира. Её обводы, напоминавшие яхту, позволяли, несмотря на маломощную одновинтовую машину, развивать скорость до 12 узлов.

"Ниагара"

Английский корабль "Агамемнон" был последним деревянным кораблём во флоте её Величества. Он не казался бы неуместным в составе кораблей, сражавшихся при Трафальгаре. Очень красивый, старинной архитектуры, этот корабль имел полное парусное снаряжение и небольшую вспомогательную паровую машину, о наличии которой не всякий мог бы догадаться.

Двум этим великанам и предстояло разделить между собой огромный для кораблей того времени груз в 2500 тонн, чтобы затем уложить его на дне Атлантического океана. Но корабли не были приспособлены для этой цели и нуждались в переоборудовании. На них нужно было установить специальные механизмы и направляющие ролики для вытравливания кабеля, приспособить палубы и трюмы для его размещения.

Трюмы расширили и переоборудовали в специальные баки – тенксы. Однако и эти меры оказались для "Агамемнона" недостаточными, чтобы принять весь приходившийся на его долю кабель; значительную часть его пришлось разместить на палубе, что впоследствии чуть не привело корабль к катастрофе.

Бункеры для кабеля в трюмах "Ниагары"

Интерес к проекту, разжигаемый прессой, был чрезвычайно велик. Находясь на борту "Агамемнона", представители прессы описывали мельчайшие подробности приготовлений. На "Ниагаре" же, по установившейся в Военно-морском флоте США традиции, журналистов не было. Эта традиция взяла своё начало, видимо, с появления книги под названием "Белая куртка", в которой американский военный флот подвергся уничтожающей критике. Но если бы американцы знали, что автор книги впоследствии потерпит полное фиаско, издав свой очередной скучнейший роман "Моби Дик", они, наверное, пересмотрели бы своё отношение к прессе. Американцы приняли на борт корабля в качестве наблюдателей двух русских офицеров. Это вряд ли могло понравиться англичанам – ведь Крымская война окончилась всего лишь год назад.

Погрузка кабеля на "Ниагару" и "Трафальгар"

Приготовления были закончены. После погрузки кабеля оба корабля в сопровождении вспомогательных военных судов "Сускехана" и "Леопард" отплыли к месту встречи, в небольшую ирландскую бухту Валенсия, откуда намечалось начать прокладку.

План, принятый по настоянию директоров компании, состоял в следующем: американская "Ниагара" проложит кабель на запад от Ирландии, а английский "Агамемнон", присоединив к его концу свой кабель посреди Атлантики, завершит прокладку. Этот план давал возможность соблюсти церемонию начала и конца прокладки и имел то преимущество, что экспедиция обеспечивалась постоянной телеграфной связью с землёй. С другой стороны, отрицательным фактором было то, что при сращивании концов кабелей посреди океана в плохую погоду создавался риск потерять уже проложенную половину кабеля.

Всё шло своим чередом, и, наконец, наступил день торжественного начала грандиознейшего мероприятия.

5 августа 1857 года кабельная флотилия, встреченная восторженными криками любопытствующей толпы, вошла в бухту Валенсия и береговой конец кабеля был передан на землю.

Местная знать произносила проникновенные речи, бухта кишела множеством празднично украшенных разноцветными флагами мелких судов и лодок, которые сновали между становившимися на якоря кораблями. Сам вице-король Ирландии, — писал Генри Филд, — в окружении своей свиты несколько часов наблюдал за доставкой кабеля на землю. А когда подошла шлюпка, его величество был первым, кто собственноручно принялся вытаскивать кабель на берег…

…В честь начала Великого дела, — писали газеты, — директора компании дали торжественный обед. На обед были приглашены гости, работники компании и команды кораблей. За огромным полукруглым столом разместили гостей, а за другим столом, поставленным перпендикулярно к диаметру первого, — работников компании и моряков. Такое расположение создавало картину совместного обеда и, вместе с тем, соответствовало вкусам любителей субор динации.

На следующее утро, в четверг, шестого августа при всеобщем ликовании началась прокладка кабеля. Медленно удалялись от берега корабли, непрерывной струйкой бежал за борт «Ниагары» кабель. Но вдруг случилась досадная неприятность. Когда было проложено уже около десяти километров, кабель заело в вытравливающем механизме и он оборвался. Пришлось возвращаться и начинать всё сначала.

На этот раз, во избежание обрыва, корабль двигался очень медленно, со скоростью не более двух узлов. Корабли сопровождения следовали на таком расстоянии, что были слышны удары их склянок.

Но вот началась океанская зыбь, и «Ниагара», будто знающая, что продвигается к земле, из чьих лесов она вышла, медленно начала кланяться ей. Потянулся час за часом. Всё шло хорошо. Земля скрылась за горизонтом. Корабли вышли в открытый океан. По курсу опускалось в океан солнце, на небе высыпали звёзды. Наступила ночь, но никто не спал. Сотни глаз следили за «Великим экспериментом», словно каждый участник экспедиции был лично заинтересован в её благополучном исходе. Люди осторожно передвигались по палубе, разговаривали только шёпотом, как будто тяжёлые шаги или громкий голос могли оборвать жизненную нить этого эксперимента, с судьбой которого они связали свои собственные судьбы.

Кабелеукладочная машина на корме "Ниагары". Подобной машиной был оснащен и "Агамемнон"

Лондонская "Таймс" сообщала:

…С «Ниагарой» поддерживается постоянная телеграфная связь по кабелю, который она тянет в Америку. Вытравливание кабеля за борт происходит со скоростью, несколько большей, чем скорость самого судна, с учётом неровностей морского дна. В понедельник «Ниагара» и её спутники удалились от Англии на расстояние свыше 370 километров. Они вышли далеко за пределы мелководья. Лаг мистера Брайта показывал увеличение глубины от 1000 до 3200 метров, причём это изменение произошло на отрезке пути всего лишь в 15 километров. Затем корабли вошли в район ужасающей глубины – до 3600 метров. Однако железная струна благополучно погружается в пучину, о чём свидетельствуют вспышки света в затемнённой аппаратной от сигналов, посылаемых по кабелю с берега.

Но так продолжалось недолго. В 9 часов утра связь с берегом внезапно прекратилась. Угрюмые инженеры собрались на совет, но никто не мог сказать, что произошло. Два с половиной часа тянулось гнетущее молчание кабеля, и вдруг он снова без всякого вмешательства людей "заговорил". Это молчание так никогда и не смогли объяснить. Возможно, его вызвал плохой контакт в приёмном или передающем устройстве, возможно, причиной было несовершенство конструкции или повреждение кабеля. Но как бы то ни было, произошла лишь досадная задержка; катастрофа случилась на следующий день.

Вследствие больших глубин кабель вытравливался очень быстро – со скоростью 6 узлов, скорость же судна не превышала 4 узлов. Трудно было определить, ложится ли кабель на дно ровной лентой, нагромождается ли в бухты или идёт с опасным натяжением. Последние два предположения и вызвали тревогу: первое угрожало нехваткой кабеля, второе – его обрывом.

Всё-таки решили, что скорость вытравливания кабеля следует уменьшить. На лебёдке поджали тормозные колодки, но, к несчастью, сделали это слишком резко. Кабель не выдержал рывка и… оборвался.

Первая экспедиция по прокладке трансатлантического телеграфного кабеля в 1857 г. Обрыв кабеля на "Ниагаре" на расстоянии 600 километров от Ирландии

620 километров дорогостоящего кабеля навеки ушли в океанскую пучину. Не оставалось ничего другого, как отложить попытку новой прокладки до следующего года: кабеля, оставшегося в тенксах обоих кораблей, было недостаточно, чтобы начать всё сначала.

Однако Филд и его коллеги, хотя и испытали разочарование, не пали духом. Они успешно проложили много миль кабеля, причём треть его на глубине около 4 километров, и поддерживали телеграфную связь с землёй до тех пор, пока не произошёл обрыв. На практике было доказано, что в осуществляемом ими мероприятии нет ничего невозможного. Проделанная работа вселяла надежду на успех.

Корабли возвратились в Англию, где на верфи в Плимутском порту выгрузили оставшиеся 3500 километров кабеля. "Ниагара" и "Агамемнон" вернулись к своим прежним занятиям, для которых они теперь меньше всего подходили.

Инженеры внимательно изучили причины ошибок, допущенных при первой попытке проложить кабель. Снова началась подготовка с тем, чтобы предотвратить их повторение. Вытравливающий механизм, явившийся основной причиной неудачи, полностью переконструировали. Был использован новый вид тормоза, который автоматически ослабевал, если появлялось слишком большое натяжение кабеля.

Неутомимый Филд вернулся в Америку, чтобы собрать нужные средства. Но страну охватила депрессия, лишившая его состояния. Неудача первой экспедиции подорвала веру в проект, и теперь трудно было получить поддержку и в Америке, и в Англии. Тем не менее, необходимая сумма была всё-таки собрана и новые 1300 километров кабеля заказаны.

В то время как шли приготовления к новой экспедиции, профессор Томсон тоже не бездействовал. Занимаясь своей обычной работой в университете, он одновременно продолжал изучать проблему телеграфной связи через Атлантику. Опытным путём он определил, что эффективность прохождения сигнала по кабелю значительно возрастёт, если к его приёмному концу подключить достаточно чувствительный детектор.

Когда к одному концу кабеля прикладывается электрический импульс (допустим, "точка" или "тире"), он появляется на другом конце не в виде мгновенного повышения напряжения. Первая реакция приёмного устройства на этот импульс – плавноподнимающаяся волна электричества; требуется некоторое время, чтобы она достигла своей максимальной величины. Если с помощью чувствительного прибора уловить самое начало этой волны, то ждать, когда кривая достигнет наивысшей точки, не нужно: сигнал будет приниматься немедленно и сразу же можно будет послать следующий. Так можно избежать искажения сигналов на приёмном конце линии, посылаемых обычным нажатием на ключ Морзе.

Проведем такую аналогию. Вода, находящаяся за дамбой, образует вертикальную стену, которую можно сравнить с первоначальным моментом импульса, посылаемого по кабелю при нажатии на ключ. Момент посылки импульса соответствует моменту внезапного разрушения дамбы: уровень воды тотчас же начинает спадать. В точке, находящейся на значительном расстоянии от дамбы, первым указанием на то, что вода хлынула за её пределы, явится почти незаметная волна; потребуется определённое время для того, чтобы она достигла своей максимальной величины. Но как только вы увидите эту первую едва заметную волну, вы тотчас поймёте, что произошло.

Следовательно, задача, которую ставил перед собой Томсон, состояла в создании чрезвычайно чувствительного детектора, который был бы способен уловить первоначальный момент появления импульса. Но Уайтхауз, обладая исключительной способностью делать не то, что нужно, занял противоположную позицию. Он продолжал настаивать на усилении импульса на передающем конце кабеля с тем, чтобы даже нечувствительные приборы, такие, как его собственный патентованный самописец, могли читать посылаемые сигналы. Последствия занятой им позиции мы увидим позже. Решение проблемы приёма сигналов было найдено, как ни странно, благодаря моноклю Томсона. Непроизвольно вращая в руке монокль, Томсон заметил, что световые блики, отражённые от стёкол, быстро бегают по комнате. Это навело его на мысль о создании зеркального, впоследствии широко известного, гальванометра.

История с моноклем Томсона кажется более достоверной, чем история с яблоком Ньютона, хотя есть все основания считать, что последняя действительно имела место. Открытия, совершённые благодаря случайным наблюдениям, никогда не бывают случайностями. Открытия обычно совершают те, кто долго и упорно думает над какой-либо проблемой и чей ум, следовательно, находится в состоянии особой восприимчивости. Сколько философов до Ньютона видело, как падает яблоко! Сколько бактериологов до Флеминга замечало непонятную плесень на культурах…! Зеркальный гальванометр Томсона, отличающийся исключительной чувствительностью и простотой конструкции, произвёл огромное впечатление на его современников.

Зеркальный гальванометр Томсона

Весной 1858 года Великое предприятие вновь оживилось. "Агамемнон" и "Ниагара" ещё раз были предоставлены компании для прокладки кабеля. В качестве эскорта Адмиралтейство выделило сторожевой корабль "Горгона", а Военный флот Соединённых Штатов обещал дать "Сускехану". Но этот корабль, находившийся в то время в Вест-Индии, был поставлен на карантин из-за вспыхнувшей на его борту жёлтой лихорадки. Получив это неприятное известие, Филд тотчас начал вести переговоры с первым лордом Адмиралтейства, в результате которых уже через несколько часов компания получила другой корабль, под названием "Доблестный". Как видите, в случае необходимости англичане и в те времена могли действовать очень оперативно.

Теперь по настоянию инженеров приняли решение начать прокладку кабеля с середины океана. Корабли должны были двигаться в противоположных направлениях. Это давало экономию времени и возможность соединить концы кабеля не торопясь, в спокойной обстановке, в период хорошей погоды.

10 июня 1858 года, после проведения испытаний в Бискайском заливе, при отличной погоде маленький флот вновь отплыл из Плимута. Как и в прошлый раз, Уайтхауз отказался от похода, сославшись на нездоровье, и его обязанности опять пришлось исполнять Томсону.

Спуск кабеля в океан

На этот раз Уайтхаузу действительно повезло. Не прошло и двух суток после отплытия, как флотилия попала в один из самых ужаснейших штормов, когда-либо зарегистрированных в Атлантике. Корабли тотчас же разбросало в разные стороны, и на долю каждого из них выпала мучительная борьба со стихией. В особенно отчаянном положении оказался "Агамемнон". 1300 тонн кабеля в трюмах, а главное 250 тонн, размещённых на его палубе, сыграли зловещую роль. Корабль почти потерял остойчивость и управляемость. Подбрасываемый на волнах, он беспомощно валился на борт, и никто не знал, что произойдёт с ним в следующую секунду, — поднимется ли он или опрокинется и покажет зловещему небу киль, похоронив в своей утробе людей, отняв у них всякую надежду на спасение.

Вот что писал об этом кошмаре участник экспедиции, корреспондент лондонской "Тайме" Николас Вудс:

…Под тяжестью размещённого на верхней палубе кабеля затрещали массивные балки ее перекрытия; этот отвратительный треск, напоминавший артиллерийские залпы, смешался с душераздирающим завыванием ветра в снастях и ревом океана… В четыре часа утра с величайшим трудом удалось подобрать паруса. Это была долгая и мучительная работа. Реи корабельных мачт при крене судна касались воды. Просто непостижимо, как удерживались на них матросы, подбиравшие паруса. В любой момент они рисковали быть выброшенными за борт, и никто тогда уже не смог бы спасти их. Теперь от их работы зависело общее спасение. Тяжёлые намокшие паруса вырывались и оглушительно хлопали на ветру; реи, мачты, снасти – скрипели, трещали… Казалось, что всё вокруг с ужасающим грохотом проваливается куда-то в тартарары… В половине одиннадцатого сквозь мглу увидели, как к кораблю медленно приближается несколько гигантских волн. Эти горы мутно-зелёной воды, покрытые шипящей пеной, зловеще надвигались на корабль… Тяжело взобрался «Агамемнон» на первую из них, секунду постоял на клокочущей вершине – и стремительно повалился в пропасть. Крен достиг 45 градусов. Раздался невероятный треск и грохот. Всё на палубе смешалось в какую-то барахтающуюся массу – люди, канаты, балки, трапы, бочки – всё, что оторвалось или не было закреплено; все, кто не смог удержаться… Казалось, что корабль вот-вот опрокинется, что на спасение уже нет никакой надежды. Пять раз повторялось это страшное испытание; пять раз зарегистрировали крен в 45 градусов. Кабель на верхней палубе запутался и стал похож на клубок живых змей…

"Агамемнон" во власти шторма 20-21 июня 1858 г.

Едва просвечивающее сквозь тучи солнце опустилось за горизонт, и наступила жуткая тьма, которая как будто была специально послана для того, чтобы ещё и ещё раз испытать мужество моряков… Низкие чёрные тучи нависли над самыми мачтами. Изредка где-то вдали над горизонтом в разрыве туч появлялось бледное пятно луны. В эти минуты океан выглядел как бурлящий котёл; затем луна исчезала, и вновь всё погружалось в непроглядную тьму; но тьма казалась всё же менее страшной, чем те адские картины, которые возникали при свете луны. Лишь волны одна за другой по-прежнему обрушивались на корабль, желая во что бы то ни стало сокрушить его… Это было величественное и грандиозное зрелище, впечатление от которого терялось из-за всеобъемлющего чувства страха; ибо из всех опасностей, подстерегающих человека на его пути, нет опасности более реальной и более ужасной, чем смерть в штормовом океане при кораблекрушении…

Но всё имеет конец. И этот шторм, продолжавшийся свыше недели, наконец, кончился; затих укачавший себя океан. А когда мы приблизились к месту встречи кораблей, океан был уже зеркально гладким. «Доблестный» показался в полдень; днём с севера подошла «Ниагара» и примерно в то же время с юга – «Горгона». Эскадра вновь соединилась недалеко от места, где должна была начаться прокладка кабеля.

Пережив такое тяжкое испытание, экспедиция, казалось, заслужила право на успех. Корабли, потрёпанные штормом, едва удалось привести в порядок. Концы кабелей были соединены, и 26 июня "Ниагара" взяла курс на запад, к Ньюфаундленду, а "Агамемнон" направился на восток, к берегам Ирландии. Но не успели они пройти и пяти километров, как вдруг на "Ниагаре" оборвался кабель. Эта неприятность, однако, не произвела удручающего впечатления, так как было потеряно незначительное количество кабеля и не так уж много времени. При второй попытке, когда корабли удалились друг от друга уже на расстояние 150 километров, между ними внезапно прекратилась телеграфная связь. На обоих кораблях считали, что кабель оборвался на борту другого. Вновь вернулись к месту встречи, чтобы выяснить истину. Но каково же было удивление, когда после сближения кораблей каждый задавал один и тот же вопрос: "Что случилось?".

По неизвестной причине кабель разорвался на дне океана. В третий раз его соединили и отправились в путь, гадая, когда, через сколько времени кораблям вновь придётся встретиться?

Но и третья попытка закончилась неудачей. Уже проложили свыше 370 километров кабеля, как он вновь оборвался. На этот раз обрыв произошёл на "Агамемноне". Кораблям не хватало продовольствия, и, согласно договорённости, теперь каждый из них в одиночку направился в Ирландию. Нужно было обсудить создавшееся положение и снова собраться с силами.

В Совете директоров компании многие относились весьма враждебно ко всякой новой попытке возобновить прокладку. Они предлагали продать оставшуюся часть кабеля и отказаться от этой затеи. Но Филд и Томсон настаивали на продолжении дела и в конце концов одержали верх. Директора, потерявшие веру в успех, ушли в отставку, испытывая глубокое отвращение к "подводной телеграфии", а корабли 29 июля уже снова были далеко в Атлантике, готовые в четвёртый раз начать прокладку. Теперь не было ни торжества, ни воодушевления. Соединённый кабель опустили за борт, и корабли отправились в путь. Однако многие смотрели на это, как на бесплодную затею. В своих воспоминаниях брат Филда писал: "Все надеялись на успех, но никто его не ждал".

И, действительно, никто не мог заранее знать, что их ждёт – победа или поражение.