Смотреть, как генеральный директор осторожно, будто хрустальную вазу, вносит в кабинет профессора Макстона корзину для бумаг, в другое время было бы забавно, но все встретили его появление напряженными взглядами. Шляпы-котелка в Луна-Сити не нашлось, так что ее роль предстояло сыграть менее прославленной корзинке.

Кроме пятерых астронавтов, всеми силами пытавшихся вести себя непринужденно, в кабинете находились только Макстон, Мак-Эндрюс, двое представителей администрации – и Алексон. Присутствие Дирка не было обязательным, но Мак-Эндрюс его пригласил. Глава отдела по связям с общественностью всегда был готов помочь в подобных обстоятельствах, но Дирк сильно подозревал, что Мак-Эндрюсу хочется застолбить себе место в официальной хронике событий.

Профессор Макстон взял со стола дюжину маленьких полосок бумаги и повертел их в пальцах.

– Так… все готовы? – спросил он.- Каждый из вас должен написать на бумажке свое имя. Если кто-то слишком

сильно нервничает, можно поставить крестик.

Эта маленькая шутка несколько разрядила обстановку. Астронавты написали свои имена и отдали бумажки Макстону.

– Отлично. Теперь я перемешаю эти бумажки с пусты

ми… вот так. Кто желает тянуть жребий?

Астронавты растерялись. Потом, не сговариваясь, подтолкнули к корзинке Хассела. Он смущенно взглянул на Макстона. Тот протянул ему корзинку.

– Не мухлевать, Вик! – сказал он.- И по одной! Закройте глаза и тяните.

Хассел запустил руку в корзинку и вытащил одну бумажку. Он протянул ее сэру Роберту. Тот торопливо развернул ее.

– Пусто,- сообщил он.

Все вздохнули – не то облегченно, не то раздраженно. Еще одна бумажка. И снова…

– Пусто.

– Слушайте, тут что, все воспользовались невидимыми чернилами? – спросил Макстон.- Давайте еще разок, Вик.

На этот раз ему повезло.

– П. Ледук.

Пьер что-то протараторил по-французски. Было видно, как он рад. Все поспешно поздравили его и вернулись взглядами к Хасселу.

Он вытащил следующую бумажку.

– Дж. Ричардс.

Напряжение достигло апогея. Дирк не спускал глаз с Хассела. Он видел, как слегка дрожит его рука. Хассел вытащил пятую бумажку.

– Пусто.

– Ну, вот опять! – простонал кто-то.

– Пусто.

Третья попытка.

– Пусто!

Кто-то, явно забывший о том, что нужно дышать, испустил долгий хриплый вздох.

Хассел протянул генеральному директору восьмую бумажку.

– Льюис Тэйн.

Все столпились вокруг троих отобранных членов экипажа. В первое мгновение Хассел стоял совершенно неподвижно, но потом повернулся к остальным. Его лицо было совершенно бесстрастным. Профессор Макстон хлопнул его по плечу и что-то сказал – но что именно, Дирк не разобрал. Хассел расслабился и сдержанно улыбнулся. Дирк четко расслышал только слово «Марс». Затем Хассел стал поздравлять товарищей.

– Отлично! – громоподобно воскликнул генеральный директор, широко улыбаясь.- Прошу всех ко мне в кабинет – там у меня найдется пара-тройка непочатых бутылок. Компания переместилась в соседний кабинет, только Мак-Эндрюс извинился, сказав, что ему нужно сдержать натиск представителей прессы. Следующая четверть часа была посвящена распитию превосходных австралийских вин и произнесению торжественных тостов. Вино генеральный директор наверняка приобрел для этого случая. Затем все с чувством нескрываемого облегчения разошлись. Ледука, Ричардса и Тэйна утащили к репортерам, а Хассел и Клинтон остались для недолгой беседы с сэром Робертом. Никто так и не узнал, что он им сказал, но из кабинета они оба вышли в приподнятом настроении.

Когда церемония завершилась, Дирк подошел к профессору Макстону. Тот был необычайно доволен собой и что-то весьма немузыкально насвистывал.

– Готов об заклад побиться, вы безумно рады, что все закончилось.

– Еще бы. Теперь всем ясно, что и как.

Они молча прошагали несколько метров. Затем Дирк невинно заметил:

– Я вам никогда не рассказывал, какое у меня хобби?

– Нет, и какое же?

Дирк виновато кашлянул:

– Я фокусник-любитель. И говорят, неплохой. Профессор Макстон мгновенно перестал насвистывать.

Наступила тягостная тишина, но Дирк бодро утешил профессора:

– Не надо переживать. Я совершенно уверен, что никто ничего не заметил – особенно Хассел.

– Вы,- процедил профессор Макстон сквозь зубы,- законченный негодяй. Небось хотите про все это написать в вашей инфернальной истории?

Дирк усмехнулся.

– Может быть, хотя я не из «желтых» писателей. Я заметил, что вы прикарманили только бумажку с именем Хас-села, так что остальные действительно были выбраны по жребию. Или вы все заранее так устроили, чтобы выпали именно эти имена? Все пустые бумажки были настоящие, к примеру?

– С вами надо ухо держать востро! Нет, все остальные были отобраны честной жеребьевкой.

– Как думаете, что теперь будет делать Хассел?

– Он останется здесь до старта.

– А Клинтон – как он воспримет это?

– Клинтон – флегматик; его это не слишком огорчит.

Мы засадим их обоих за составление плана следующего полета. Это удержит их от тоски и злости.- Макстон строго посмотрел на Дирка.- Вы обещаете, что никогда никому ни слова не скажете об этом?

Дирк усмехнулся:

– «Никогда» – это чертовски долгое время. Может быть, договоримся до двухтысячного года?

– Заботитесь о следующем поколении, да? Ладно, пусть будет двухтысячный. Но с одним условием!

– С каким?

– Надеюсь в старости прочесть шикарную копию вашего отчета – и непременно с автографом!