– И кто же этот Джордж Вашингтон, черт бы его подрал? – спросил Малькольм Макензи.

– Вирджинский фермер среднего возраста. Владеет усадьбой Маунт-Вернон.

– Ты шутишь?

– И не думаю. Разумеется, он не родня старине Джорджу. Тот был бездетным. Но имя у него настоящее и с родословной все в порядке.

– Надеюсь, ты это проверил через посольство?

– А как же. Там мне выдали впечатляющий список в полсотни строк. Его генеалогическое древо. Скажу тебе, список внушительный: там половина американской аристократии последних трехсот лет. Целая куча Кэботов, Дюпонов, Кеннеди и Киссинджеров. А в самом начале есть даже парочка африканских правителей.

– Тебя, Колин, этот список, быть может, и впечатляет,- вмешался Дункан.- Но мне программа их торжеств кажется немного детской. Взрослые люди, воображающие себя историческими фигурами. Уж не собираются ли они снова выбрасывать чай в Бостонской гавани?

Колин уже раскрыл рот, чтобы ответить сыну, но ему помешал дед Малькольм. Дебаты между тремя Макензи обычно проходили вне пределов слышимости чужих ушей и состояли не из споров, а из череды монологов. Все персоны, участвующие в этих дебатах, отличались друг от друга лишь обстоятельствами происхождения и особенностями образования, поэтому настоящие разногласия им были неведомы. Когда требовалось принять трудное решение и взгляды Дункана и Колина не совпадали, оба излагали свои доводы Малькольму. Тот, как правило, выслушивал их молча, зато движения его бровей были очень красноречивы. Он крайне редко выносил свои суждения; зачастую Дункан и Колин, незаметно для себя, находили компромиссное решение. Но если старший Макензи что-то говорил, его мнение считалось окончательным и не оспаривалось. Великолепный способ, пригодный для управления семьей, да и миром тоже.

– Не знаю насчет чая,- сказал старший Макензи.- Вряд ли они станут выкидывать в воду траву стоимостью пятьдесят соларов за килограмм. Однако вы уж слишком жестко подходите к мистеру Вашингтону и его друзьям. Когда история Титанского государства будет насчитывать полтысячи лет, думаю, нас тоже потянет на определенную помпезность и перемониальность. Я их вполне понимаю. Не забывайте: принятие Декларации независимости стало одним из главных исторических событий за последние три тысячи лет земной истории. Не будь ее, мы бы с вами сегодня здесь не сидели. И потом, Фобосское соглашение начинается с тех же слов, что и Декларация: «Когда ход событий приводит к тому, что один из народов вынужден расторгнуть политические узы…»

– Твоя цитата весьма некстати. По большому счету Земля была бы рада-радехонька избавиться от нас,- усмехнулся Колин.

– Совершенно верно, только не вздумай когда-либо сказать это терранцам.

– Я все равно чего-то не понимаю,- вздохнул Дункан.- Что этому милому генералу нужно от нас? Что даст присутствие грубых колонистов на пышных земных торжествах?

– Во-первых, Вашингтон – не генерал, а профессор,- ответил Колин.- Генералы – вымерший вид, даже на Земле. Мне думается, от нас ждут нескольких умело составленных речей, где проводились бы параллели между нашими историческими ситуациями. И еще – им хочется ощутить экзотический шарм, почувствовать суровый дух мира, где люди по-прежнему живут бок о бок с опасностями. Короче говоря, им нужна обычная варварская мужественность, перед которой не могут устоять деградирующие терранцы обоих полов. И не в последнюю очередь от нас ждут пусть не цветистой, но вполне внятной и искренней благодарности за неожиданный подарок. Ведь Земля полностью оплачивает полет в оба конца и двухмесячное пребывание. Это решит часть наших проблем, и мы действительно должны с благодарностью принять приглашение.

– Даже если этот визит поломает наши планы на ближайшие пять лет,- задумчиво произнес Дункан.

– Не поломает, а ускорит их осуществление,- возразил Колин.- Как говорится, выиграть время – все равно что создать его. Напомню еще и твое любимое изречение: «Успех к политике зависит от умения управлять непредвиденными событиями». Приглашение оказалось совершенно непредвиденным, и надо выжать из него максимум пользы. Кстати, мы послали официальную благодарность за приглашение?

– Пока лишь обычное уведомление о получении,- ответил Малькольм.- Я предлагаю, чтобы Дункан дополнил это персональным посланием к президенту… то есть к профессору Вашингтону.

Он перечитал приглашение.

– Впрочем, оба обращения верны. Здесь значится: «Председатель Комитета по празднованию пятисотлетия Соединенных Штатов, президент Вирджинской ассоциации историков». Можешь выбирать, какое тебе больше нравится.

– Нам нужно отнестись к этому очень продуманно, чтобы не выглядеть посмешищем. Приглашение было официальным или персональным?

– К счастью для нас, расходы на себя берет комитет, следовательно, это не межправительственный уровень. Факс адресован «Уважаемому Малькольму Макензи», а не президенту Титана.

Уважаемый Малькольм Макензи, он же президент Титана, был явно рад этому едва заметному различию.

– Уж не приложил ли здесь свою опытную руку твой добрый друг посол Фаррел? – спросил Колин.

– Уверен, что такая мысль даже не приходила ему в голову.

– Я того же мнения. Казалось бы, все вполне законно, наши позиции прочны, однако мы не застрахованы от возражений. Как всегда, начнутся вопли о привилегиях, и нас снова обвинят, что мы управляем Титаном для собственных выгод. Нас уже и так называют «титаническими феодалами».

– Хотел бы я знать, кто пустил эти словечки в ход. Надо будет докопаться.

Колин игнорировал отцовскую реплику. Будучи главным администратором, он каждый день сталкивался с проблемами управления колонией и не мог позволить себе даже малейшей безответственности, какую с недавних пор начал замечать у Малькольма. Нет, дед не впал в старческий маразм – Макензи-старшему было всего лишь сто двадцать четыре года. Но у него появилось безразличие, свойственное человеку, который все повидал, все испытал и удовлетворил все свои амбиции.

– У нас есть два аргумента,- продолжал Колин.- Приглашающая сторона берет расходы на себя, и потому нас не смогут упрекнуть в трате государственных денег. И потом, давайте отбросим ложную скромность. На Земле ожидают не просто посланца Титана, а одного из Макензи. Наше отсутствие на торжествах могут счесть оскорблением. Поскольку единственный, кто может туда отправиться,- это Дункан, вопрос решается сам собой.

– Ты совершенно прав. Но другие расценят это по-своему. Все семьи захотят послать своих младших сыновей и дочерей на торжество.

– И им никто не может в этом помешать,- возразил Дункан.

– А многим ли это по карману? У нас не хватило бы денег.

– Хватило бы, если не замахиваться на кое-какие дополнительные расходы. И у Танака-Смитов хватит, и у Мохадинов, у Шварцев, у Дьюисов…

– Но только не у Хелмеров,- вставил Колин.

Сказано это было с оттенком небрежности, но без улыбки. Воцарилось долгое молчание. Каждый из троих Макензи знал, о чем сейчас думают остальные двое.

– Нельзя недооценивать Карла,- наконец сказал Малькольм, медленно выговаривая слова.- У нас есть власть и мозги. А у него – гениальность, что всегда непредсказуемо.

– Он просто чокнутый,- запротестовал Дункан.- Когда мы в последний раз виделись, Карл пытался меня убедить в существовании разумной жизни на Сатурне.

– И как? Сумел?

– Почти.

– Если он чокнутый, в чем я сомневаюсь, невзирая на тот его период депрессии, тогда он еще опаснее. Особенно для тебя, Дункан.

Дункан не попытался ответить. Мудрые «старшие братья» понимали его чувства, хотя и не до конца их разделяли.

– Есть еще один момент,- вновь заговорил Малькольм.- Он важен для всех нас. Возможно, нам отпущено не больше десяти лет, чтобы полностью изменить основу нашей экономики. Если во время своего пребывания на Земле ты сумеешь найти решение… да что там, даже намек на решение…ты вернешься героем. Любые другие твои действия – официальные или личные – будут вне критики.

– Трудная задачка. Я же не волшебник.

– Тогда поскорее начинай брать уроки. Если корабли, летающие по асимптотической траектории,- это не волшебство, то не знаю, как их еще назвать.

– Постойте! – воскликнул Колин.- Ведь первый такой корабль должен прибыть к нам через несколько недель.

– Второй,- поправил его Дункан.- Первым был грузовой «Фомальгаут». Я побывал у них на борту, но мне ничего не показали. А «Сириус» – пассажирский лайнер – должен причалить на промежуточную орбиту… дней через тридцать.

– Дункан, ты успеешь подготовиться?

– Очень сомневаюсь.

– Обязательно успеешь.

– Я говорю о физиологической подготовке. Даже самая жесткая программа адаптации к тяготению Земли занимает несколько месяцев.

– Хм. Но все так замечательно складывается, что было бы грех упустить столь редкую возможность. И потом, ты же родился на Земле.

– Колин, ты тоже. А сколько времени ты готовился, прежде чем полететь туда с Титана?

Колин вздохнул.

– Мне это казалось вечностью, но с тех пор технология подготовки значительно усовершенствовалась. Ты слышал о нейропрограммировании во время сна?

– Я слышал, что от него снятся разные кошмары. Нет уж, я предпочту хорошенько высыпаться. И потом, что хорошо для Титана…

Ему не надо было заканчивать фразу, придуманную анонимным циником полвека назад. За тридцать лет жизни Дункан ни разу не усомнился в справедливости слов, брошенных когда-то, чтобы уколоть его семью, но фактически ставших семейным девизом: «Что хорошо для Макензи, хорошо и для Титана».