С утра они проехали шесть миль по сухой, пыльной жаре, и отдых во время полуденного привала всем показался слишком коротким. Шарлотте показалось, что едва она успела упаковать все тарелки после ланча, чтобы снова отправиться в путь, как послышался звук, который она надеялась не услышать до самого прибытия в Орегон — треск спиц сломанного колеса. Фургон накренился.

— Тпру! Тише, мальчики, — дала она команду своим быкам, подняв вверх кнут — знак, что им следует остановиться.

Маркус, Люсинда и малыш ехали в фургоне. Люсинда чувствовала себя слишком плохо для того, чтобы идти. Маркус высунул голову из-под тента и уставился на Шарлотту.

— Что это, черт побери, был за звук? — крикнул он.

— Выйди и сам посмотри, — ответила она.

Маркус выпрыгнул из фургона, его лицо было почти фиолетовым от гнева.

— Если бы ты правила упряжками, как все нормальные люди…

— Что бы тогда было? — сказала Шарлотта. — Спицы у всех ломаются, Маркус. Я как раз не подгоняла быков.

Маркус в ответ промолчал, и Шарлотта стала подставлять под фургон колодки, чтобы можно было снять сломанное колесо. Она успела положить его на землю как раз перед тем, как увидела, что к ней приближается чей-то фургон. Через пару секунд быки Смитерсов споткнулись о ее колесо, а затем протащили по нему тяжелый фургон. Естественно, от колеса остались одни щепки. Шарлотта увидела, что с другой стороны упряжек шел Скит, стегая быков, чтобы они следовали туда, куда он направлял их.

Второй фургон, которым управлял Джок, проехал по тому же самому месту — по железу и кускам дерева, которые когда-то были колесом.

— Джок Смитерс… — выкрикнула она, собираясь сказать ему, что хочет попросить капитана Тайлера созвать совет мужчин по этому поводу.

Но потом она увидела фургон Смитерсов сзади. Там лежала Бидди Ли, из-за бортика выглядывали ее полные страха глаза. Шарлотта не представляла себе, что могло случиться, но подумала, что Бидди Ли, должно быть, ушиблась или плохо себя чувствует, раз она едет внутри. И она не захотела причинять своей подруге лишние неприятности.

— Что здесь, черт побери, случилось? — спросил Маркус. В его глазах загорелся гнев, когда он обернулся и увидел колесо, разлетевшееся на множество кусочков.

— Спроси у своих друзей Смитерсов, тех, которым мне не надо переходить дорогу.

Маркус прищурил глаза.

— Ты хочешь сказать, что они разломали колесо? Шарлотта кивнула.

— Я даже не думаю, что они станут отрицать это, если ты спросишь.

Маркус покачал головой.

— И мне, конечно, нужно тебя за это благодарить, — пробормотал он, укладываясь на спину, чтобы достать одно из запасных колес, закрепленных ими с Фрэнсисом на дне фургона. Сейчас Шарлотте казалось, это было целую вечность назад.

— Может быть, тебе помочь? — наконец спросила она.

— Нет! — завопил Маркус. — Не нужна мне твоя помощь!

Пожав плечами, она влезла в фургон посмотреть, как чувствуют себя Люсинда и малыш. У Люсинды был такой блаженный вид, когда она кормила Джейкоба, что Шарлотта решила, что не станет рассказывать ей ничего плохого — ни о разбитом колесе, ни о Маркусе, ни о семье Смитерсов.

— Он как пес, который больше лает, чем кусается, — мягко сказала Люсинда. — И это мой муж, а не твой, Шар.

Слова Люка, произнесенные прошлым вечером, эхом отозвались в голове Шарлотты. Что именно он сказал? Что Шарлотта должна дать Люсинде возможность жить своей жизнью, принимать свои собственные решения, быть такой женой, какой она хотела. Шарлотта покраснела, вспомнив о том, что за этим последовало, о слишком откровенных словах Люка и его умелых, уверенных прикосновениях.

Шарлотта посмотрела в глаза сестры. Ей ужасно захотелось рассказать Люсинде, что произошло у них с Люком, но ей было стыдно.

— Люк сказал то же самое вчера вечером, — сказала она, чувствуя себя так, будто она опускала пальцы ног в холодную воду пруда. Она посмотрит, будет ли Люсинда шокирована, заинтересована, или отреагирует как-то иначе.

— Вчера вечером? — спросила Люсинда, и уголки ее рта изогнулись в полуулыбке.

— Он попросил, чтобы я не выходила за переделы лагеря в одиночестве. Это из-за семейки Смитерсов.

Люсинда скептически посмотрела на старшую сестру.

— А потом он сказал тебе, что Маркус — мой муж, а не твой?

Шарлотта засмеялась.

— Не совсем так. Когда я с Люком, мы говорим обо всем. Почему-то я говорю все, что думаю, как будто у меня нет выбора. А он хочет все знать. Мои надежды, мои мечты…

— Он хороший мужчина, Шарлотта, — сказала Люсинда.

— Слишком хороший, чтобы это было правдой, ты это хочешь сказать? — сказала Шарлотта.

— Но почему? — спросила Люси. — Почему это не может быть правдой? Почему Люк Эшкрофт не может действительно быть таким, каким кажется?

— Вспомни папу, — сказала Шарлотта. — И Маркуса. Ты должна признать, что он не такой, каким был до женитьбы, Люси. Тогда он даже мне нравился.

Щеки Люсинды покраснели, но она ничего не сказала. Она кивнула головой в сторону облучка. Шарлотта проследила за ее взглядом — к ним направлялся Люк Эшкрофт, неся в руках инструменты.

Шарлотту охватило зыбкое чувство растерянности, которого она никогда раньше не испытывала.

— Похоже, помощь тебе не помешает, Маркус, — сказал он, когда Шарлотта вылезала из фургона.

Маркус нахмурился.

— Только не твоя. И скажу тебе большое спасибо, если ты не будешь ставить свою палатку так близко к нашей сегодня вечером.

Глаза Люка вспыхнули.

— Я не знал, что ты застолбил эту землю. Ты что, надумал покинуть обоз и отправиться в Орегон самостоятельно?

— Ты знаешь, что я имею в виду, — рявкнул Маркус.

— И я знаю, что я должен делать, — бросил Люк ему в ответ. — Я должен позаботиться о том, чтобы эти женщины добрались туда, куда хотят.

— Если ты хочешь произвести впечатление на мою свояченицу, поставив новое колесо, что любой дурак сможет сделать с закрытыми глазами, тогда милости прошу, — прошипел он, а потом быстро ушел прочь. Люк засмеялся.

— Что ж, придется сделать все возможное и невозможное, чтобы произвести на тебя впечатление, Шарлотта, — сказал он. Но потом его глаза стали серьезными. — Ну, теперь ты понимаешь, что я имел в виду, когда говорил о семье Смитерсов? — спросил он. — Мы могли бы поговорить с ними, об их поступке до того, как я расскажу об этом на совете мужчин, но я не хочу, чтобы из-за этого пострадала Бидди Ли. Но теперь ты понимаешь, что это не шутки?

Шарлотта кивнула, а Люк стал собирать поломанные спицы.

— Так что почаще оборачивайся, Шарлотта. Я не смогу всегда быть рядом, чтобы делать это за тебя. — И он бросил на нее выразительный взгляд. — Хотя, признаться, это было бы очень приятно, — добавил он шепотом.

— А эта молодая леди, которой ты помогал, — прелестное создание, — сказал Джордж, разжаривая в сковороде бобы с олениной. — Создается впечатление, что она идеально подходит для такого мужчины, как ты. Просто идеально. — Он провел рукой по своей большой густой бороде, из-за которой Люк дразнил его со дня их первой встречи, состоявшейся более десяти лет назад.

— Займись лучше распутыванием своей свалявшейся бороды и оставь меня в покое, — сказал Люк. — Это ты ищешь себе жену, Джордж, а не я.

— О нет, дружище! Тигр никогда не меняет своих полосок. Тебе нужна жена. Даже если я доживу до ста лет, я никогда больше не увижу, чтобы женщине удалось так быстро закрепить повозку на колодках, как сделало это хрупкое создание.

Люк засмеялся.

— Это действительно было неплохо. То, как она помогла мне.

— Помогла тебе? О боже, мальчик мой, да ты пропадешь без этой женщины!

Джордж смеялся, но с лица Люка улыбка исчезла. Раны прошлого были слишком глубоки, их было слишком много, а чувство вины было слишком глубоким. Он покачал головой, но не сказал ни слова, зная, что Джордж и так понимает, о чем он думает.

— В том, что случилось с твоей семьей, нет твоей вины, — сказал Джордж. — Ну, когда же ты это поймешь?

— Как же я это пойму, если это неправда? — спросил Люк, и его голос от горя и глубокого сожаления стал хриплым.

— Тебе нужно продолжать жить, — сказал Джордж. — Пармелии и Джона больше нет, они покоятся в земле. И вот появляется женщина, умная и сильная, подходящая тебе по духу…

— Я уже один раз женился, — резко бросил Люк. Боль в сердце стала почти невыносимой. — Раз и навсегда. Так ты собираешься есть или будешь читать мне нотации до самого утра? Потому что если ты намерен учить меня жить, я могу найти другое место, чтобы спокойно поесть.

Джордж с грустью покачал головой. Люк наколол вилкой кусочек оленины и положил в рот, сожалея о том, что Белый Лис, все еще находящийся где-то неподалеку, не воспользовался его приглашением на ужин. Ему бы не помешала такая компания — или уж лучше вообще никакой. Чего он хотел меньше всего, так это чтобы Джордж расспрашивал о его чувствах, как это обычно делают между собой женщины.

«Если твое сердце навсегда закрыто для любви, тогда чем же ты занимался с Шарлоттой несколько последних ночей? — спрашивал внутренний голос. — Что ты чувствовал, заставляя ее вскрикивать в ночной тьме?»

Ему не хотелось думать об этом. Он нуждался в ней так, как мужчина нуждается в женщине — хотел доставлять ей удовольствие, хотел открыть для нее прекрасный мир чувственной любви. Сам не зная почему, он стремился показать ей, какие чувства можно испытывать, когда рядом с тобой человек, который стремится доставить тебе радость и наслаждение. Все было так просто… Только радость и наслаждение, не более. Никакой любви. Он не нуждался в ней и не хотел, чтобы она была в его жизни. Не хотел…

Он поднял глаза и увидел Шарлотту и Люсинду, направлявшихся к нему. Люсинда несла на руках своего новорожденного малыша, а у Шарлотты было что-то, напоминавшее сдобный пирог.

— Мы хотели поблагодарить вас за то, что вы починили наш фургон, — сказала Шарлотта, когда они подошли ближе. — С того дня, как мы покинули Индепенденс, у меня как будто обе руки стали левыми, и моя стряпня может оказаться ужасной на вкус. — Казалось, она не хотела встречаться с ним взглядом. — Это должен был быть пирог с сушеной клюквой и орехами гикори, хотя пахнет он подозрительно… и даже странно, — закончила она. — Но у вас с мистером Пенфилдом будет возможность проверить правдивость моих слов.

Джордж встал и подошел к сестрам.

— Думаю, я сниму с него пробу, — сказал он, со смехом забирая пирог. — Пахнет превосходно.

Люк нарочно не смотрел на мальчика. Джейкоб — так, кажется, его зовут.

Он помнил, каким был Джон в этом возрасте, помнил его аромат, помнил, каким он был сильным и в то же время хрупким, помнил ощущение приятной тяжести, когда малыш спал у него на груди. Люк надеялся, что когда сын вырастет, он будет еще более рослым и сильным, чем он сам. «Прости меня», — сказал он в десятитысячный раз. Но о каком прощении могла идти речь? Было уже слишком поздно. От чувства вины его не мог избавить никто.

Затем он посмотрел на Люсинду, которая неуверенно держала малыша, — было совершенно ясно, что она — человек раздражительный, боязливый и сомневающийся, — а потом перевел взгляд на мальчика, который начинал тихонько ерзать на руках у матери.

Люсинда улыбнулась и протянула малыша Люку.

— Вы хотели бы его подержать? — спросила она.

Люк открыл рот, но ничего не ответил. В его памяти снова возник образ Пармелии, однажды, солнечным мартовским днем, с теми же словами передающей Джона его приятелю.

— Я не умею обращаться с детьми, — пробормотал он. — Вот Джордж, тот справляется прекрасно.

Джордж засмеялся и отдал Люку пирог, принимая ребенка в свои большие руки.

— У вас прекрасный малыш, мэм.

Люк заметил, что и Люсинда, и Шарлотта все время оборачивались, чтобы посмотреть в сторону своих палаток.

— Что случилось? — спросил он.

Их с Шарлоттой взгляды, наконец, встретились. И когда это произошло, он утонул в ее глазах. Будто невидимые шелковые нити связывали его с этой женщиной.

— Маркус, — пробормотала она. Сердце Люка быстро забилось.

— Если я не нравлюсь Маркусу, ему стоит поговорить об этом со мной, а не с вами. Я буду подходить к вам и справляться, все ли в порядке, так часто, как посчитаю необходимым.

Люсинда протянула руки к Джейкобу.

— Я думаю, мне лучше уйти, — мягко сказала она, когда Джордж передал ей малыша.

— Я пойду с тобой, — сказала Шарлотта.

Люк чувствовал, что Шарлотта не хочет снова встречаться с ним взглядом. Наверное, ей стыдно за вчерашнее, но ведь они не сделали ничего плохого. Он показал ей, что значит быть любимой мужчиной на физическом уровне. У нее было право знать это, более того, ей это было необходимо.

Однако без всяких слов было ясно, что она стыдится того, что между ними произошло. Может быть, потому, что уже почувствовала, что Люк никогда больше не полюбит женщину.

— Если этот Люк Эшкрофт поставит свою палатку в метре от нашей сегодня вечером, я подниму этот вопрос на совете, — ворчал Маркус.

Люсинда положила на колени одеяло, которое она чинила.

— Ты думаешь, это мудро? — спросила она.

Маркус был в ярости.

— Конечно, я так думаю, иначе почему бы я это говорил?

— Но Шарлотта… — она замолчала, ее голос замер. Он прищурил глаза.

— А что Шарлотта? У Шарлотты нет никакого уважения к умершим, и ты хочешь, чтобы весь караван говорил об этом?

Люсинда хотела было возразить, но не решилась.

— Шарлотта ведет себя как дура и шлюха, и ты хочешь, чтобы весь караван знал и об этом тоже?

— Ты уже наговорил достаточно гадостей, Маркус, — сказала Шарлотта. — Если тебе что-то не нравится в моем поведении, скажи это мне, и, пожалуйста, не вмешивай в это дело Люси.

— Если мне что-то не нравится? — выкрикнул он. — Фрэнсис, должно быть, в могиле переворачивается каждую ночь, когда ты убегаешь с этим типом и делаешь из нас дураков.

— Да у него и могилы не было бы, если бы не Люк, — выпалила Шарлотта. — Я не видела, чтобы ты и пальцем пошевелил, чтобы похоронить его, а ведь он был твоим родным братом!

Лицо Маркуса потемнело. Он опустил голову и, не сказав ни слова, широкими шагами ушел в вечерние сумерки.

— Такого больше не будет, — сказала Шарлотта, глядя, как Люсинда заворачивает Джейкоба в одеяльце. — По крайней мере, в том, что касается меня, Люси. Я не позволю ему так со мной разговаривать. — Но тут она вдруг снова вспомнила, что Люк просил ее позволить Люсинде жить своей собственной жизнью. Но как оставить ее с этим болваном Маркусом?

— Дорога меняет людей, — тихо сказала Люсинда. — Ты сама видела, как она изменила Фрэнсиса. Да, она изменила и Маркуса тоже. Я только думаю, что смерть Фрэнсиса стала для него ужасным ударом, а потом ты… — Ее голос умолк, а щеки покраснели. — Ты и мистер Эшкрофт…

Она замолчала, потому что к ним подошла Молли Смитерс.

— Я бы хотела извиниться за то, что мои папа и брат сделали с вашим колесом, — сказала белокурая красавица.

Шарлотта не могла поверить своим ушам.

— Что ты сказала?

— До тех пор, пока бьется мое сердце, Шарлотта, я никогда не извинюсь за ту куклу, потому что все знают о том, что рабы не могут иметь своих вещей. Но то, что мои родственники сделали вчера… Я считаю, это неправильно.

Шарлотта бросила взгляд на Люсинду, кормившую Джейкоба под платком, свисавшим с ее плеча, с безразличием женщины, родившей уже полдюжины детей. Возможно, думала Шарлотта, беременность что-то меняет в женщине, так же, как она чувствовала, что что-то изменилось в ней оттого, что Люк Эшкрофт стал уделять ей внимание.

И теперь, глядя на Молли Смитерс, она недоумевала, что могло заставить девушку попросить прощения за действия своего отца и брата.

— Я удивлена, что женщина, которая думает, что у девочки-рабыни не может быть куклы, считает неправильным то, что ее брат нарочно раздавил чье-то колесо, Молли.

— Это абсолютно разные вещи, Шарлотта, абсолютно разные. — И она посмотрела в глаза Шарлотты. — Но на самом деле, я пришла, потому что хотела тебе сказать кое-что другое, ведь я знаю, что вы с Люком Эшкрофтом проводите много времени вместе.

Шарлотте казалось, что все ее тело вдруг напряглось.

— Я не считаю, что это касается кого-то, кроме меня и мистера Эшкрофта, — сказала она.

Молли пожала плечами.

— Как женщина женщине я хочу тебе сказать кое-что. Потому что я и сама пару дней назад все еще была неравнодушна к Люку.

Шарлотта по-прежнему была начеку.

— Это твое дело, — сказала она.

Молли смотрела на нее в упор, при этом ее голубые глаза были сияющими, ясными, торжествующими.

— Ты знала о том, что Люк женат? — спросила она.

Краем глаза Шарлотта увидела, как Люсинда быстро подняла глаза. Но об этом она думала не дольше того мига, когда заметила это. Нет, то, о чем она подумала потом, причинило ей куда большую боль: она вспомнила, как вздрагивала от прикосновений пальцев Люка, выкрикивала его имя, обнимала его… Она уже успела понять, что влюблена в него, хотя и клялась, что такого с ней никогда не случится. Наверное, всему виной те слова, которые он произносил, спрашивая Шарлотту о ее надеждах, мечтах и желаниях. Как будто она нравилась ему, или он даже любил ее.

— Я вижу, ты удивлена, — сказала Молли. — Я тоже удивилась, когда узнала, Шарлотта. Поэтому я решила, что должна тебе сказать об этом. — Она вздохнула, глядя сопернице в глаза. — Я знаю, что мы думаем по-разному, наверное, о многих вещах — рабство и так далее…

— Ты имеешь в виду свою веру в то, что можно по собственному усмотрению распоряжаться жизнью человека, когда такое в принципе невозможно, Молли? Веру в то, что противоречит Богу и природе?

— Это ты так думаешь, — спокойно сказала Молли.

— Это факт, — сказала Шарлотта. — И ты поймешь это, Молли, рано или поздно, когда будешь наказана за то, что сделала.

Молли прищурила глаза.

— Ты можешь думать что угодно, — сказала она. — А может быть, это ты будешь наказана за то, что была с женатым мужчиной, у которого там, на Западе, куда мы едем, есть красивая жена. Я видела ее фотографию, Шарлотта. Попроси Люка показать ее тебе. — Она пожала плечами. — В любом случае, я думала, что должна сообщить тебе об этом, как подруга. У тебя прелестный ребенок, Люсинда, — бросила она, поворачиваясь и направляясь к своему фургону.

Шарлотта не могла найти в себе силы, чтобы посмотреть в глаза сестре. Ей казалось, будто позор запятнал ее кожу грязью.

— Он удивительный мужчина, Шар, — сказала Люсинда. — Сильный и смелый, и такой же красивый, как небо. Я уверена, многие женщины думают о нем. — Она немного помолчала. — Ты ведь не знала, — добавила она нежно.

«Женат, — думала Шарлотта. — Люк женат!» И лжец к тому же. Или, в лучшем случае, лицемер, ведь даже если забыть о том, что она никогда не спрашивала его, был ли он когда-нибудь связан с какой-нибудь женщиной супружескими узами, он никогда и словом не обмолвился о том, что у него есть жена.

Она вспомнила, как хорошо им было вдвоем прошлой ночью — она шепотом повторяла его имя, вздрагивала от его прикосновений, с ума сходила от удовольствия, больше которого, она точно знала, нет на свете. И чем все это обернулось?

Люк Эшкрофт решил поразвлечься в дороге? Она думала обо всем том, что он говорил, вспоминала, как он убеждал ее, что она заслуживала знать, что это значит, когда о тебе заботятся, когда тебе дарят наслаждение.

Все это оказалось ложью.

Но это справедливое наказание, говорила она себе. Наказание за все грешные мысли, возникавшие у нее с момента, когда она встретила его, — мысли о мужчине, который не был ее мужем.

— Ты слышала, что я сказала? — спросила ее Люсинда. — Ничего плохого не произошло, Шарлотта.

Шарлотта крепко зажмурила глаза.

Ничего плохого не произошло.

Тогда отчего же так болит ее сердце? Почему ей так жаль распрощаться с надеждой на то, чего, она точно знала, она никогда не должна была желать?