День пятый, 22:00

Придя домой, мы с Ником молча занимаемся своими делами. Ник чинит ножку складного шезлонга, я разбираюсь в кухонных шкафчиках. Методично достаю каждую кружку, кладу на полотенце, затем протираю мокрой тряпкой шкаф изнутри – там, как и везде, полно песка.

Возвращаясь от Роберта, мы позвонили в полицию, чтобы сообщить: по словам Каз, найденное любовное письмо адресовано не ей, хотя их это, похоже, не особо заинтересовало. Каз решила, что Джейкоб написал его в воскресенье, перед исчезновением, а значит, под «потрясной ночью» имел в виду субботу, когда ее на отмели не было. Однако полицейские считают, что записка могла относиться и к другому дню, ведь на ней не стоит дата. Надо будет спросить у Люка, не встречался ли Джейкоб с кем-то еще.

Я по очереди ставлю кружки обратно в шкафчик, стараясь отделаться от дурных мыслей. Через какое-то время с кружками покончено, тряпка вымыта, отжата и сушится на кране. Чем же еще заняться? Я окидываю бесстрастным взглядом пространство внутри маленького деревянного дома. Даже не дома, а хижины. Простой хижины на пляже, украшенной зеленовато-голубой краской снаружи и вещами морской тематики внутри. Почему этот сарай так много значит в нашей жизни? Когда-то он скрепил нашу с Айлой дружбу. Здесь я влюбилась в Ника. Здесь погиб Марли. Теперь здесь пропал Джейкоб. Сама того не осознавая, я скребу ногтями по деревянной панели.

Ник оборачивается на скрежет.

Ну же, давай! Спроси, о чем я думаю! Спроси, сильно ли я напугана! Спроси… хоть что-нибудь…

Ник со вздохом кладет отвертку и говорит, что пойдет спать.

– Мне надо подышать, – бормочу я и, схватив кардиган, выхожу на улицу.

Стало намного легче. Я машинально иду к берегу, а там останавливаюсь, набираю полные легкие соленого воздуха и закрываю глаза.

Если кто и знает, что случилось с Джейкобом, так это я. Где же мое материнское чутье?

По телу вдруг пополз холодок, и мне кажется, будто я здесь не одна. Открыв глаза, я вглядываюсь в темноту – нет ли кого в море. Может, катер без огней или байдарка. Кстати, вышел ли на воду Нил? Ничего не видно, но ощущение, будто за мной следят, все равно не покидает меня.

Тогда я смотрю на домики. Неужели кто-то наблюдает оттуда, прижавшись лицом к окну так, что на стекле остается пар? Нет, ну что за глупости! Хотя… вдруг кто-нибудь из соседей знает, что случилось с Джейкобом? Вон Джо и Бинкс читают при свете газовой лампы, сидя на диване. Вид у них довольный, расслабленный. Я вижу, как Ник раскладывает диван. Муж выглядит измученным, разбитым. Надо вернуться домой, лечь с ним рядом и уснуть в обнимку. Ник вдруг достает из кармана телефон и сосредоточенно смотрит на экран. Что там – сообщение, электронное письмо? Потом он подходит к окну и, словно глядя прямо на меня, опускает жалюзи. Я стою, застыв на месте.

Соседский дом освещает прожектор, установленный Нилом в начале лета. Диана сидит с книгой, но не отрывает взгляд от окна. Какой странный у них сегодня был разговор. Нил вел себя как-то неуравновешенно. Не менее загадочной можно назвать и нашу с ним беседу у каменистого берега, когда он спрашивал про Джейкоба. В ярком свете видно, как напряженно выглядит Диана. Наверное, она ждет возвращения Нила на берег.

Я перевожу взгляд на домик Айлы – единственное темное пятно в ряду остальных. Когда-то в нем я находила утешение и чувствовала себя как дома. Ноги сами несут меня туда. Я поднимаюсь на террасу по деревянным ступеням и касаюсь ставней на окнах – они из старой шершавой фанеры. Вот бы открыть дверь, зайти внутрь, зажечь высокие свечи, что стоят в горлышках винных бутылок, запачканных воском, сесть на продавленный диван и закурить. Я отлично помню, как пахнет у нее дома: нагревшееся на солнце дерево, немного затхлые подушки, благоухание ароматических палочек, чьим дымком пропитались узорчатые покрывала.

Много лет назад, еще без мужей и детей, мы с Айлой усаживались в разные углы дивана, вытянув ноги, и выкуривали косячок. Папироску обычно скручивала я, и от пальцев потом шел резкий запах. По очереди затягиваясь, мы говорили о будущем.

Юристом. Я хотела стать юристом. Четко представляла, как хожу на работу в облегающей юбке-карандаше с небольшой кожаной сумочкой и оживленно болтаю в офисе с коллегами. Я бы специализировалась на семейном праве – лучший выбор для человека, разбирающегося как в законах, так и в сложностях человеческих отношений.

Однако уже на втором курсе я забеременела. Интересно, какой была бы теперь моя жизнь, окончи я университет? Не то чтобы нынешний расклад меня не устраивает, просто иногда мне хочется стать другой. Храбрее. Бесстрашнее. Такой, как раньше.

Я достаю телефон и сажусь на пол террасы, прижавшись спиной к прохладе деревянной двери. В темноте набираю номер Айлы. Я тоскую по прошлому. Хорошо бы сидеть тут с закрытыми глазами и вспоминать, как мы под кайфом бегали по пляжу и купались голышом. Хорошо бы поговорить с Айлой о том, что творится, и услышать в ответ, что все будет хорошо.

Но звонок снова переключается на голосовую почту.

Когда погиб Марли, я долго спала с мобильным под рукой – вдруг понадоблюсь Айле среди ночи. Я приносила ей еду: запеканки, лазаньи, питательные рагу. Я оставляла мужа и сына одних, чтобы составить ей компанию, ведь у Айлы больше никого не осталось.

– Да пошла ты! – кричу я в телефон, который не отвечает, и отбрасываю его в сторону.

Со злости я бью кулаком по полу. Кровь стучит в висках, лоб сжало от напряжения. Почему ты не отвечаешь? Почему ты даже не перезвонила?

В нашей дружбе всегда были шероховатости, и одна из них теперь острием колет прямо в сердце. Что тебе известно, Айла?

Джейкоб пропал на том же пляже, что и Марли, ровно семь лет спустя. Совпадение? Нет, между ними явно есть связь, но какая именно?

Не знаю, стоит ли говорить о моих догадках Нику. Муж кинется защищать Айлу. Скажет, что она ни за что не причинила бы вред Джейкобу, и я ему поверю. Айла – крестная моего сына. Моя лучшая подруга. Мы ведь как сестры.

– Это невозможно, – шепчу я в темноте.

Слышится шум. Словно в домике Айлы кто-то шаркает. Наверное, ветер гуляет, или оседает нагретое дерево, и все же я настораживаюсь. Встаю, чтобы заглянуть внутрь через щель между ставнями.

– Джейкоб? – зову я, прижимаясь губами к фанере.

Бред. Полный бред!

А вдруг…

Вдруг он и правда здесь? Вдруг все это время он прятался в соседнем доме? У нас есть запасной ключ Айлы, а у нее – наш, так что Джейкоб вполне мог войти сюда. Он всегда находил убежище у своей крестной. Когда мы с сыном ругались, он убегал к ней зализывать раны.

Сердце бешено колотится в груди. Возвращаюсь домой – Ник, слава богу, уже спит, лишь свеча одиноко догорает на кухонном столе. В ее тусклом свете я обхожу подушки, сброшенные Ником на пол, и открываю шкафчик, к стенке которого изнутри прибита ключница. Нащупываю ключи от душевой, от ящика с газовым баллоном, от нашего подвала – и, наконец, от домика Айлы. Ее ключ висит на нити с камушком в виде брелока.

Я сжимаю его в руке и убираю в карман. Осторожно иду к выходу, чтобы не разбудить Ника – иначе будет много лишних вопросов. Рядом с диваном, экраном вниз, лежит его мобильный. Как же хочется заглянуть в сообщения, но я резко качаю головой и прохожу мимо. Не хочу уподобляться вечно подозрительным женам.

Я тихо прикрываю за собой дверь. Шум моря стал громче; волны накатывают на берег, а затем снова отступают. Вернувшись к домику Айлы, на ощупь ищу замочную скважину. Надо было взять фонарик.

В конце концов я вставляю ключ, и замок легко поворачивается. Я захожу.

– Айла? – раздается мужской голос.

Я замираю. В доме кто-то есть?

– Джейкоб? – зову я, ступая вперед в темноту.

Тишина.

– Айла?

Я оборачиваюсь и вижу, что у дома стоит Росс Уэйман.

– О, Сара, это ты. Я просто увидел открытую дверь, а Айла ведь сейчас в Чили…

– Да, она еще там, – говорю я под бешеный стук сердца, – но сегодня звонила. Просила кое-что найти тут.

– Правда? – Росс Уэйман смотрит на меня с любопытством.

И что же я ищу?

– Да, книгу. Айла забыла один учебник, собиралась в спешке. Попросила найти и прислать ей.

– Я подвозил ее до пристани. Вид у Айлы действительно был рассеянный. – Слава богу, он мне поверил. – Как же ты без света? – спрашивает Уэйман, заметив, что я пришла с пустыми руками. – Держи-ка. – Он достает из кармана фонарик.

Теперь придется довести до конца этот нелепый спектакль. Росс Уэйман придерживает дверь, а я беру фонарик и захожу в дом.

Направляю луч света на полку, что на стене за диваном. Делаю вид, что изучаю названия книжек.

– Ты-то как, Сара? – спрашивает Уэйман, мрачной тенью загораживая дверной проем.

Я никогда не бывала с ним наедине. Мы встречаемся лишь на пароме, где говорим о погоде, о приливах и рабочей смене Джейкоба.

Я молчу, и тогда Росс Уэйман продолжает:

– Вам с Ником сейчас, наверное, нелегко.

Я бормочу что-то в ответ и киваю.

– Не знаю, стоит ли упоминать, но этим летом… с Джейкобом что-то было не так…

– В смысле?

– Он как-то притих, не болтал с пассажирами, стал вспыльчивым. Пару раз пропустил свою смену без уважительной причины. Я пригрозил его выгнать, если подобное снова повторится. Он тебе не говорил? Недели две назад вообще заявился пьяным. Джейкоб все отрицал, но я же не идиот. Сказал ему, что даю последний шанс, иначе найду другого помощника.

– Я и понятия не имела, – качаю я головой.

– Ну еще бы. Маме о таком не рассказывают. – Знаю, Росс не хотел меня обидеть, но я услышала в его словах обвинение. –  А, я и сам в его возрасте был хорош. Считал, что весь мир против меня. Надеюсь, Джейкоб просто решил залечь на дно, чтобы все обдумать, и обязательно вернется.

Я не отвожу слезящихся глаз от книжной полки.

– Спасибо, – тихо отвечаю я. Я рада слышать, что, по его мнению, с Джейкобом все в порядке, и все же неприятно осознавать, что этот едва знакомый человек понимает моего сына куда лучше, чем его собственная мать.

Я слезаю с дивана, с которого пыталась дотянуться до полки, и опускаю фонарик.

– Не нашлась?

– Книга? Не-а.

– Лучше поискать еще раз при свете дня.

Я киваю.

Он забирает у меня фонарик и светит на дверь. Я закрываю дом на замок, и Росс Уэйман желает мне спокойной ночи.

Я возвращаюсь к себе – Ник по-прежнему спит. Свеча почти догорела: слегка колыхнувшись напоследок, ее пламя наконец потухает.