Я не знаю, что говорить. Что делать.

Пальцы сжимают телефон, Джейкоб все еще на линии. Издалека доносится его встревоженный голос, сливающийся с бормотанием волн.

Разделенные прошлым, мы смотрим друг на друга. Передо мной столько вариантов. Если я позволю Айле уйти, все будет кончено.

В голове крутятся вопросы Джейкоба. Она в курсе, что это неправда? Расскажешь ей?

Я вспоминаю, как семь лет назад мы с Айлой стояли у берега, взявшись за руки, и ждали наших мальчиков. Все это время правду знали только два человека: я и Джейкоб. Теперь, когда сын хочет услышать ответ, а Айла хмуро смотрит в мою сторону, меня вновь охватывают воспоминания.

Я протираю окно влажной тряпкой, чтобы избавиться от соленых потеков. С террасы доносится топот ног: ребята влетают в дом, и Марли сбивает тазик с водой.

– Простите! – извиняется он, отходя от растекающейся лужи.

– Мощный удар! – смеется Джейкоб.

Я считаю до трех и улыбаюсь.

– Ничего страшного. Пол тоже надо помыть.

Накрываю лужу пляжными полотенцами.

– Проголодались, наверное?

– А можно мне «сникерс»? – просит Джейкоб, заглядывая в холодильник.

– После обеда. Как только закончу с окнами, сделаю вам бутерброды. Идите поиграйте еще минут пятнадцать. Я вас позову.

Смеясь друг над другом, мальчики убегают на пляж, а я тем временем вытираю разлитую воду. Вывешиваю полотенца сушиться, снова набираю в тазик воды и домываю окна. Уходит минут двадцать, но результат того стоил – чистые стекла блестят на солнце.

Не знаю, что именно заставляет меня глянуть на море. Какая-то тревога внутри. Я машинально осматриваю берег в поисках ребят.

Но вижу лишь две лопатки, что валяются рядом с песчаной крепостью.

По телу проходит дрожь. Я бросаю резиновые перчатки и выбегаю из дома, не сводя глаз с линии пляжа.

– Мальчики уплыли. Кажется, они в беде, – говорит Диана, показывая мне на две крошечные точки вдали.

– Господи!

Они забрались так далеко, что грудь сжимает от ужаса.

Дальше мои воспоминания обрывочны. Вот я стою у воды, взяв за руку Айлу, и трясусь от страха. Вот взревел мотор лодки Нила. Возвращается Айзек, и на борту лишь один из мальчиков. Я бросаюсь к Джейкобу – у него синие губы, он весь дрожит под одеялом. Прижимая его к себе, я говорю:

– Слава богу! Слава богу, ты жив!

Я вижу, что Айла сжимает кулаки. Ее глаза полны страха.

Я веду Джейкоба в дом. Он молчит. Не произносит ни слова. Врачи «Скорой помощи» объясняют, что это реакция на шок, и советуют вести себя естественно, не давить на мальчика. Он успокоится и все расскажет – через пару часов, а может, через несколько дней.

Делаю сыну горячий сладкий чай и бутерброды с маслом и корицей. Достаю «сникерс». Мажу антисептическим кремом порезы на коленке и руке – видимо, он ударился о борт катера Айзека. Накидываю на плечи мягкое одеяло, достаю его любимые книжки. Джейкоб не ест и не пьет, он не хочет ни говорить, ни читать – просто сидит и смотрит в одну точку.

Звонит Ник. Он жутко волнуется – застрял в аэропорту Бергамо, ближайший рейс только утром. Я перевожу его на громкую связь, и Ник говорит:

– Мамуля мне все рассказала, Джейкоб. Ты храбрый мальчик, и мы тебя очень любим. Я скоро приеду домой. Все будет хорошо.

Я внимательно слежу за сыном, но выражение его лица ничуть не изменилось.

Идет время, Джейкоб молчит. Когда темнеет, я предлагаю ему спать рядом со мной, но он забирается к себе на второй уровень. Я залезаю следом и начинаю читать ему вслух. Он отворачивается, и я спускаюсь.

Заглядываю к нему минут через двадцать – Джейкоб уже сопит во сне.

Айла сейчас не одна, с ней Сэмюэль, но я тоже должна быть рядом. На пляже стало тихо. Едва я выхожу из дома, чтобы заглянуть к Айле, как раздается крик Джейкоба. Пронзительный, душераздирающий вопль. Я забегаю обратно, больно бьюсь плечом о дверной косяк и взлетаю по деревянной лесенке к сыну.

Мой малыш свернулся на самом краю кровати, обхватив голову руками и прижав колени к груди.

– Все хорошо, мама здесь, – говорю я, обнимая его. Джейкоб цепляется за мой джемпер своими тонкими ручонками. Я медленно покачиваю сына, приговаривая: – Не волнуйся, все будет хорошо…

Я поднимаю жалюзи, чтобы впустить в окошко лунный свет, и снова кладу руку ему на спину. Джейкоб затихает. Неужели уснул?

– Это я виноват, – вдруг шепчет он.

Настолько неожиданно, что я думаю: «Почудилось, что ли?» Но нет, Джейкоб повторяет:

– Это я. Я затянул его под воду.

В груди поселяется тревога.

– Сынок, расскажи мне, как все было.

– Я хотел доплыть до буйка. Вчера видел, как другие так делали, и подумал, что у нас получится быстрее. Ну вот, мы без труда доплыли, а там просто плескались и болтали. – Джейкоб шмыгает носом и закрывает лицо рукой. – Зато когда поплыли обратно… не знаю, мне показалось, что до берега очень далеко. Домики оттуда выглядят совсем крошечными, прямо как… как в «Монополии».

– Вас унесло течением.

Джейкоб кивает со знанием дела.

– Мы вообще как будто не двигались с места. Стали кричать… Дальше не помню. Я задыхался, ничего не соображал. Хотелось поскорее выбраться. Я уцепился за плечи Марли – чтобы подышать, отдохнуть – и… придавил его. Потом он все-таки вырвался на поверхность, заорал на меня. Я наглотался воды и опять схватил Марли. Он… он снова ушел под воду. Я знал, что надо его отпустить, но не мог. Я все давил и давил на него… – Джейкоб срывается на плач, его трясет от рыданий. – Он больше не всплыл.

– Прости меня, мамочка. Прости, прости меня.

Я осторожно укачиваю сына и целую в голову. От волос пахнет солью.

– Не волнуйся, малыш. Все будет хорошо. Ты ни в чем не виноват. Это несчастный случай.

По лицу Джейкоба текут слезы, он цепляется за меня и умоляет:

– Только не говори папе! Не звони в полицию! Я плохой мальчик, они меня заберут! Обещай, что не скажешь! Обещай мне!

– Не скажу, не скажу, – машинально отвечаю я.

Джейкоб прижимается ко мне, и его слезы текут уже по моим щекам.

– Мама, ты правда никому не скажешь? Даже тете Айле? Обещаешь?

Трудно быть родителем – приходится принимать сложные решения за доли секунды. В детстве ребенок равняется на тебя, но что, если ты и сам не знаешь, как быть? Что тогда?

Я чувствую, как сильно стучит сердечко Джейкоба в ожидании моего ответа. И, как ни странно, вдруг вспоминаю про Мэгги. Вот она лежит у обочины в луже крови с задранной до пояса юбкой. Когда гроб опускают в землю, у матери пустой взгляд – я хотела взять ее за руку, однако мама сжала руки в кулаки.

Я вдыхаю теплый запах Джейкоба и шепчу ему на ухо:

– Обещаю. Я никому-никому не скажу.

Я смотрю на Айлу и не могу сдержать слезы.

– Мама? Мам, ты меня слышишь? – доносится из мобильного голос Джейкоба.

Неужели я приняла неверное решение? Может, надо было давно ей все рассказать?

Помню, подростками мы ночами сидели в саду у Айлы, болтали и курили. Да и здесь, на отмели, иногда до рассвета оставались у костра. Я часто говорила про Мэгги. После ее смерти мать всегда смотрела на меня с этой пустотой в глазах – словно она вообще не видела свою вторую дочь. Она видела лишь девочку, которая бросила мяч на дорогу, где погибла Мэгги. Она винила меня в смерти сестры. Нет, мама не была со мной жестока. Просто… она не могла иначе. Я сказала ей правду, и это изменило все мое детство.

Я не позволила, чтобы это случилось и с Джейкобом. Знай Айла, что это он утопил Марли, она стала бы смотреть на него совсем по-другому. Я не сомневаюсь. По отмели пошли бы слухи. Да, это был несчастный случай, но если бы Джейкоб не запаниковал, Марли остался бы жив.

Как ни ужасно, такова правда.

После смерти сына Айла нуждалась в нас. Приняла бы она нашу поддержку, если бы винила во всем Джейкоба? В тот момент я была уверена, что приняла верное решение – не только ради Джейкоба, но и ради Айлы. Однако тело Марли так и не нашли, и это дало ей повод… надеяться. Искать ответы. Строить догадки. Я и не представляла, к чему приведет моя ложь.

Пришлось выбирать из двух вариантов: либо Айла будет всю жизнь мучиться от незнания, либо Джейкоб будет страдать от чувства вины.

Я решила защитить своего сына.

– Айла, – повторяю я. Она стоит на месте с рюкзаком на плечах. – Мне очень жаль.

Я говорю искренне. Мне действительно ужасно жаль, что она столько вытерпела, что я не сказала правду, что приняла решение, которое убило нашу дружбу. Иногда правда бьет больнее, чем ложь.

Айла внимательно смотрит на меня и кивает.

– Мне тоже.

Она уходит и растворяется в темноте ночи.

Я наконец подношу телефон к уху и говорю Джейкобу:

– Я же тебе обещала.