Даже жесткая или циничная критика может помочь писателю. Учитесь выдерживать даже необоснованную критику – это способ профессионально вырасти.

Я оставил один из сложнейших уроков на конец. Я не знаю ни одного человека, которому понравилась бы жесткая критика, особенно когда речь идет о творчестве. Но эта критика может быть бесценной, если научиться ею пользоваться. Правильный настрой может трансформировать неприятную, мелочную, неискреннюю, предвзятую, даже пошлую критику в чистое золото.

Для такой алхимии необходим один магический подход: человек воспринимающий должен превратить спор в беседу. В споре одна сторона слушает только затем, чтобы найти контраргументы. В беседе идет обмен мнениями. В споре есть проигравший и победитель. В беседе оба могут чему-то научиться, и есть надежда, что на этом дело не остановится.

Несмотря на то, что этому очень трудно следовать, когда-то давно я принял решение, которое кажется невозможным, как подвиг Геракла: я никогда не буду защищать мои статьи от критики.

Не защищать собственную статью? Это звучит также неправдоподобно, как не задуть спичку, которая вот-вот обожжет тебе пальцы. Рефлекс защитить свою работу от нападок – это врожденный рефлекс, писательский эквивалент «все или ничего».

Возьмем чисто гипотетическую ситуацию. Представим, что я написал этот лид к новости о заседании городского совета: «Есть у полиции Сиэтла право подглядывать за подглядывающими на пип-шоу?»

Теперь, скажем, я получаю такой комментарий от редактора: «Рой, у тебя тут слишком много подглядываний, на мой взгляд. Ты превратил серьезный материал о границах частной жизни с игру слов. Хотя я ожидал, что появится Литтл Бо Пип[~Little Bo Peep – героиня детского стишка, аналог русского «Наша Маша громко плачет…». Здесь игра слов: в имени героини Пип – это пискля, в статье же речь идет о «пип-шоу» – разновидность стриптиза, от англ. ‘peep’ – подглядывать (прим. пер.).~]. Ха-ха».

Скорее всего, такая критика разозлит меня, и я встану в глухую оборону, но я решил для себя, что спорить бесполезно. Мне нравится все это подглядывание. Мой редактор его ненавидит. Он предпочитает лид в духе: «Городской совет обсуждает, может ли полиция Сиэтла работать под прикрытием, чтобы проверить, как бизнес для взрослых соблюдает муниципальные законы о деятельности подобных заведений». Мой редактор страдает от чрезмерной серьезности. Он думает, что я страдаю от непоправимой ветрености.

Один из старейших афоризмов об искусстве звучит так (прошу прощения за латынь): «De gustibus non est disputandum». «О вкусах не спорят». Я думаю «Моби Дик» слишком затянут. Вы думаете, абстрактное искусство чересчур абстрактно. Мое чили слишком острое. Вы тянетесь за «Табаско».

Какая, тогда, альтернатива? Если я не буду защищать свою работу, не потеряю ли я контроль над людьми, которые не разделяют мои взгляды?

Вот, альтернатива: никогда не защищайте свою работу, но объясняйте, чего Вы пытались достичь. Итак: «Джек, я понимаю, что все это подглядывание в моем лиде тебе не нравится. Я пытался найти способ донести до читателей смысл этого закона. Я не хотел, чтобы действия полиции затерялись в массе бюрократического жаргона». Такой ответ скорее превратит спор (который, автор, вероятнее всего проиграет) в разговор (который может превратить редактора-врага в редактора-союзника).

Моя знакомая Антея Пэнроуз [Anthea Penrose] раскритиковала мои короткие-короткие главы серии статей «Три маленьких слова». Она сказала: «Для меня это не достаточно. Я только-только втягиваюсь, а ты уже заканчиваешь. Мне хотелось продолжения».

Как я мог изменить ее отношение? И зачем мне делать это? Если для нее главы слишком короткие, значит они слишком короткие. Вот, что я ответил: «Антея, ты не первая, кто так реагирует на коротенькие главы. Они естественно не подходят для некоторых читателей. Но, используя короткие главы, я пытался привлечь к материалу читателей, которые никогда не читают больших материалов. Я получил несколько писем от читателей с благодарностью за то, что я ценю их время, и что это первая серия публикаций в журнале «Time», которую они прочли целиком.

Другое замечание: «Терпеть не могу, как ты закончил статью на моменте, где Джейн сдала кровь на СПИД, а ты не дал нам результат немедленно. Я хочу знать сразу. Но ты заставил ждать завтрашнего выпуска. Ты нас эксплуатировал».

Мой ответ: «Ты знаешь, сама Джейн сдавала кровь несколько раз, ей приходилось ждать результат по две недели. Я начал понимать, насколько мучительно такое долгое ожидание, когда на кону жизнь и смерть. Поэтому я решил, если я заставлю читателя подождать ответа одну ночь, это заставит проникнуться ее судьбой и начать сопереживать».

Такой ответ всегда смягчал критику и разбивал стену между нами. Убрав препятствие, создавалось пространство для общения, для вопросов, для узнавания нового с обеих сторон.

Вкратце:

— Не попадайтесь в ловушку споров о вкусах.

— Не защищайте инстинктивно свою работу от нападок критика.

— Объясняйте критикующему, что Вы намеревались достичь.

— Превратите спор в беседу.

Даже если нападки имеют личный характер, постарайтесь перенаправить их на работу. «Что такого было в статье, что вызвало такую злость?» Если Вы научитесь так использовать критику, Вы будете расти как автор на протяжении всей журналистской карьеры.

Практикум

1. Вспомните, как кто-то обрушился с жесткой критикой на Вашу статью. Запишите суть критики. Заставьте себя написать, чему Вас научила это критика и как это поможет в будущей работе.

2. Используя тот же пример критики, напишите записку автору критики с объяснением, чего Вы пытались достичь и почему Вы написали статью так, а не иначе.

3. Станьте своим самым жестким критиком. Просмотрите стопку собственных статей и напишите, как можно улучшить каждую из них.

4. Люди более грубы и нечувствительны, когда критикуют не в глаза, а по e-mail. Когда Вас будут критиковать таким образом в следующий раз, сопротивляйтесь желанию немедленно ответить. Оправьтесь слегка. Затем воспользуйтесь советом: объясните критику, чего Вы пытались достичь.

5. Авторы часто знают, что именно не так в их статье, еще когда сдают ее. Иногда мы пытаемся скрыть наши слабости от редактора. Что произойдет, если мы раскроем их как часть процесса письма и редактирования? Возможно изменится сам характер разговора и автор и редактор начнут работать вместе.