Через неделю после того дня, как таинственный газ затопил Лидс, я вышел из дому и пошел в сторону леса. Были сумерки. Небо выгнулось над головой синим потолком, над горизонтом подмигивала Венера, дорога вилась по лугу.

В доме не было еды, и теперь я питался у Бена Кавеллеро. Ужин был через час.

Видите ли, у меня эта вечерняя прогулка стала входить в привычку. Это был оазис мира вдалеке от лагеря беженцев, где сотни ссор вспыхивали среди сорока тысяч человек, по горло сытых жизнью локоть к локтю.

Из травы выбежал кролик. Интересно, сколько он еще так проживет в двух шагах от этих вечно кипящих котлов. Ни одно животное не могло чувствовать себя в безопасности рядом с тысячами голодных ртов на Миле Короля Элмета.

Я шел медленным задумчивым шагом. Мысли текли конвейером. Иногда мне представлялись мертвые старики в доме призрения, или мать с дочерью, предложившие мне себя в невольницы, или недавняя пожилая пара, забившая камнями черного Лабрадора. У них в глазах был жадный блеск; им предстоял хороший ужин.

Дело было в том, что я стал плохо спать. Когда мне удавалось заснуть, возвращался все тот же сон. Каждую ночь являлось… что же это было?

Я не знал, понятия не имел. Часто я вообще ничего не видел, но просыпался, задыхаясь от ужаса, в холодном поту.

Во сне я ощущал, как что-то… нет, кто-то давит на меня сверху всей тяжестью. Как будто борец-тяжеловес, навалившийся на грудь и придавивший лицо огромной ладонью, вдавливал мне голову в подушку.

Иногда я просыпался и видел… Нет, снова не то. Описать трудно. Я не видел, я чувствовал, что в моей комнате кто-то есть. То ли привалившись спиной к стене, то ли ближе, может, наклоняясь надо мной, заглядывая в лицо. Я ощущал какой-то мощный силуэт, чью-то грубую силу. И злобность. Как будто это стояло в темноте, не двигаясь.

И я чувствовал, что это мной заинтересовалось. Как энтомолог, нашедший новую бабочку, которую надо наколоть на булавку.

И я знал, что оно каждую ночь возвращается меня изучать или сесть на меня, наступить босыми серыми ногами мне на грудь. Не в силах шевельнуться, не в состоянии крикнуть от ужаса, поражающего меня молнией, я лежал, парализованный страхом.

А оно заглядывало мне в лицо, и его серая морда приближалась к моему лицу, как ваше лицо к этой странице, оно тянулось вперед и хватало…

(Босые серые ноги? Откуда я это взял? Босые серые ноги, больше, чем у обезьяны, только с короткими тупыми пальцами, с треснувшими почерневшими ногтями…)

Откуда взялся этот образ?

Я ничего не видел. Мне это только снилось. Дурацкий кошмар.

И я, идя по дороге, вытряхивал из мозгов образ этого серого человека…

Серого человека?

Пораженный внезапностью этих слов, прозвеневших в сознании, я остановился как вкопанный. Почему я так подумал?

Минуту назад я бы даже не мог сказать, что думал о сером человеке. И только сейчас пришло это название, будто я начал вспоминать забытое.

Сердце заколотилось о ребра, по коже побежал мороз, живот скрутило страхом. Мне это не понравилось. Совсем не понравилось. Почему я… Почему я так до судорог боюсь обрывков припомненного сна? Потому что ведь это всего лишь сон?

Небо над головой темнело. Страх повис надо мной, как живой, как что-то темное и ужасное с огромными крыльями, машущими в призрачно-медлительном ритме сердца умирающего.

Я протянул руку и схватился за кол изгороди, схватился так крепко, что занозы впились в ладонь. Я вздрогнул… и еще раз. Было так, будто я сантиметр за сантиметром ухожу в ледяную воду.

– Слушай, Рик, кретин ты гребаный! – рявкнул я сам на себя. – Это сны, это не взаправду. Это не воспоминания о том, что было. Только сон, черт тебя побери, понял?

То есть как? Не вроде той штуки в лесу в ночь вечеринки у Бена Кавеллеро, которая…