Закрытые шторы отсекли вид из окна отеля. Исчезли офисные небоскребы, церковные шпили, мертвые верхушки деревьев, крыши домов над водами потопа. Дул ветер, шелестели осенние листья, как шуршащий у берега прибой.
Мы были одни в полусвете полудня за закрытыми шторами. Кейт лежала на постели лицом вниз. Она была обнажена. Длинные волосы лились волнами. Я не мог оторвать глаз от вытянутых ног, прекрасных ног танцовщицы.
Она положила голову на подбородок, опираясь локтями на кровать.
Когда она улыбалась, казалось, что в мире все хорошо. И я сам себе казался таким же.
Господи, да мне казалось, что и будущее впереди есть.
– Иди сюда, – сказала она тихим и нежным голосом. – Я хочу, чтобы ты снова меня обнял.
Я улыбнулся:
– А я хочу тебя целовать.
– Договорились, – сказала она. – Твое объятие в обмен на мой поцелуй.
Я обнял ее, провел пальцами вниз по спине. Она вздрогнула, покрылась гусиной кожей.
– Ох! – шепнула она. – Не может быть, что твое прикосновение со мной делает. Оно такое горячее!
Она перевернулась на спину, взяла мою руку и прижала себе выше груди.
Я целовал ее губы, подбородок, шею, потом – груди. Они были плотными и больше, чем мне казалось, с темными круглыми сосками. Стоило их коснуться, и кожа на них напряглась, и соски застыли твердыми кнопками.
– О Господи! – простонала она. – Я тебя отсюда не выпущу. Долго еще не выпущу.
Машина завелась, и я дал ей власть над собой. Схватив руками эти прекрасные волосы, я целовал ее в губы, снова и снова.
Она глубоко дышала. Ее руки гладили мне спину, потом схватили за ягодицы и потянули на себя.
Черт, как было хорошо – офигительно хорошо!
Ощущение ее плоти, охватившей меня крепче, чем наручник охватывает запястье; красивые холмы грудей, упершиеся мне в ребра, твердые соски, как кончики щупающих пальцев.
Какой почти удивленный взгляд был у этих чудных глаз, когда я вбил себя в нее поглубже.
– Рик… как это чудесно!
Я бил вниз бедрами, наши лобковые волосы хрустели друг о друга. Я хрипло дышал, потерявшись в шелковом ощущении самых интимных участков ее кожи.
Она подняла ноги вверх, впуская меня глубже. Я задвигался быстрее, слушая легкий стук наших лобковых костей. Она задышала резче, и все время стонала мне на ухо:
– Как хорошо… целуй… не кончай, не останавливайся, да, вот так, никогда не останавливайся… как чудно… Господи, как приятно коснуться твоей кожи… она у тебя гладкая… нежная… Как я ее люблю…
– Как я тебя всегда хотел, – выдохнул я. – Как хотел… Ты это знаешь? Ох… вот это… так просто не бывает…
– Рик… Рик… на спину. Ложись… да, я хочу вот так… Я хочу… какой ты вкусный… м-м-м… это ховофо, ховофо…
Черт побери. Я уплыл, потерялся в лабиринте наслаждения. Она нажимала у меня в мозгу такие кнопки, о которых я даже не знал. Глядя вниз, я видел ее склоненную голову, она поворачивалась из стороны в сторону, длинные волосы чувственно гладили мой живот. Контуры ее поднятого зада будто повторяли контуры лопаток – те же два холма, та же лощина посередине. Эротическое возбуждение, животное в своей силе, сотрясало ее тело, как электрошок, кожа Кейт горела ярко-розовым.
Она сдвинулась, оседлав мою ногу и терлась об нее, обрабатывая мой ствол неутомимым языком.
– Ох; – выдохнула она. – Я хочу, чтобы ты был внутри. Внутри… Не могу остановиться… Ох!
В один миг я оказался сверху. Потом внутри. Сильно вдвигая. Ритм и силу подсказывал внутренний инстинкт. Она застонала; ее ногти вонзились мне в спину. Глаза она крепко зажмурила, будто в эту секунду все ее существо сосредоточилось где-то глубоко внутри, там, куда ударяли содрогания.
Я не останавливался.
И не мог бы.
Жал на все рычаги.
Бил быстрее.
Сильнее.
Ох, черт, это лучше всего на свете.
Так трахаться… лучше всего на свете.
Слышать ее частое дыхание.
Видеть ее лицо с зажмуренными глазами и сжатыми губами.
Чувствовать, как затопляет ее это ощущение.
Прижиматься к ней так близко, что будто часть моей души (а также тела) ушла в глубину ее существа, касаться этих волшебных мест изнутри, нажимая на кнопки, чтобы освободить.
– А-ах! – вскрикнула она.
И снова вскрикнула.
Вдруг ее глаза распахнулись, раскрылись, разверзлись.
Они не отрывались от меня, пока тело ее сотрясалось в оргазме.
– АААХ!
Я тоже взорвался. Взорвался жаром у нее внутри.
Да, видит Бог, мы были как динамит, к которому поднесли спичку. От экстаза закружилась голова, перехватило дыхание, я не знал, где я, знал только, что со мной Кейт, она обвивает меня руками и ногами, лицо ее, горячее от жара, прижато к моей шее, и ее тихие слова плывут мне в мозг.
Мы лежали, остывая. Ветер шелестел в ветвях, бриз раздувал шторы.
Номер был похож на все номера всех гостиниц. Большая двуспальная кровать (надпись в ногах матраса для давно, наверное, мертвой горничной: “Переворачивать матрасы каждые шесть месяцев”), мини-электрочайник с тщательно свернутым проводом, корзина, где когда-то были пакетики чая, кофе и молока, пачка шоколадного печенья.
Плюшевые ярко-синие ковры (не обращайте внимания на пятна – там когда-то вино пролили), обычные тумбочки у кровати, Библия, справочник Томсона по Лондону, радио, навеки замолчавший телефон. В углу телевизор.
Обычный номер обычного отеля, думал я, лежа на спине и уплывая на волне чудесной расслабленности, и Кейт Робинсон чуть посапывала рядом, касаясь меня своей обнаженной кожей. Обычный номер. Мне бы не раз пришлось останавливаться в таком, если бы наш “Сандер Баг” имел успех. Мы бы мотались от побережья до побережья, играли бы на Эм-ти-ви. Я бы повесил электрогитару на стену с золотыми и платиновыми дисками в своей квартире, которую бы я купил… Где? В Лос-Анджелесе, Нью-Йорке, Париже, а может, и в Лондоне на этой самой улице.
Я обнял рукой за спину лежащую рядом красавицу.
Мечты больше нет. Рок-звездой я никогда не буду. Не буду давать концерты на двадцатитысячных стадионах. Реальность нынче другая. Затопленный город. Ползущий из ядра Земли огонь, поджигающий почву у тебя под ногами.
Конвейер суровой реальности унес и тот факт, что я любил Кэролайн. Потом я ее лишился и должен был сжечь когда-то прекрасное тело в погребальном костре на холме.
Я легонько тронул волосы Кейт. Я был от нее без ума. Если я лишусь и ее, смогу ли я вынести эту боль?
Она легонько поцеловала меня в подбородок.
– Рик!
– Что?
– Я рада, что ты меня нашел.
– Я тоже рад… очень рад.
Слова были искренни, но произнести их было трудно. Почти то же самое я говорил Кэролайн в день, когда она погибла. Когда я ощутил тот страх, голый животный страх, нависший над нами чудовищным нетопырем.
Ждущим секунды, чтобы ударить.
На миг я снова ощутил то же чудовищное присутствие.
Ну нет. Кейт потерять я не могу. Мне не вынести этого грубого ощущения – самого чувства, что я снова один.
Я прижал ее к себе покрепче.
Ветер шелестел в листьях, снова будто прибой шуршит о песок. Громкий резкий шорох, потом шелест, и снова накат прибоя.
Глаза у меня закрылись.
Мы бежали. Сон был необычно ясен. Мы бежали по холму от моего дома в Ферберне. Мой брат Стивен, точно такой, каким он тогда был: шелковая рубашка надулась ветром. Он держал на руках малышку Ли. И я видел Кэролайн, ее обнаженные плечи, ее лицо были красны, как вино, ошпаренные кипящим гейзером. И она тоже бежит, глаза расширены от страха. Вот Дин, Говард, Рут, даже десятилетний Джим Келлер, лишившийся больших пальцев – и жизни – в катастрофе десять лет назад.
И вот я. Мне снова десять лет. Кроссовочки у меня на ногах молотят гаревую дорожку.
А на шее у меня болтается пластиковая маска Робокопа.
Мы спасаемся бегством.
За нами гонится тварь с огромными крыльями; глаз у нее нет, но из черепа торчат уши нетопыря. В распахнутой пасти – неимоверной величины крысиные зубы.
Я знаю, что она умеет летать.
Пока у меня в голове лихорадочно мелькают мысли, тварь расправляет крылья и бросается вперед. Планирует на нас. Я гляжу вверх, вижу крылья. Перья на них серые.
И снова я гляжу вверх и на этот раз уже не ошибаюсь. Это не перья, это ряды за рядами серых людей, приклеенных бок о бок и друг над другом. Глаза у них открыты, и они красные. Как кровь. И смотрят на меня.
И я знаю, что это именно я им нужен.
Тварь бьет крыльями. Они мощно хлопают, от этого звука у меня вибрируют кости черепа.
Бум, бум, бум…
Тварь пикирует на меня.
Бум, бум, бум…
– Эй вы там, вставайте!
– Рик… Рик!
Я открыл глаза. Кейт стояла на коленях возле кровати и трясла меня за плечо.
бум, бум, бум…
Кто-то настойчиво колотил в дверь номера.
– Эи, вставайте!
– Это Теско, – сказала Кейт. – Осторожнее, он мог что-то задумать.
– Черт, вы что, не слышите? – заорал Теско. – Откройте к чертовой матери дверь!
– Зачем? – спросил я.
– Открой дверь!
– Что случилось?
– Открой, а то будет поздно!
Мы начали натягивать одежу. Что, если Теско стоит с ружьем, готовый разнести мне череп? Я подозрительным голосом спросил:
– Что стряслось?
– Если откроешь эту гребаную дверь, я тебе скажу!
– Осторожно, Рик! – предупредила Кейт.
– Кеннеди, если ты не откроешь, я дверь высажу!
Я знал, что у меня нет выбора.
– Давай, Кеннеди, я тебе чего скажу. И побыстрее давай, дело важное.
Я глубоко вздохнул и открыл дверь.