К черту призраков. Парнишка был живой, из плоти и крови.

— Подожди! — крикнул я на бегу. — Стой! Я тебя не трону!

Не трону? А если сорванец заражен трясучкой или как ее там?

— Подожди!

Жать он не стал. Он помчался изо всех сил, отшвыривая человеческие черепа, протискиваясь между сгоревшими машинами, взметая пыль ногами.

Паренек явно спешил. Может быть, хотел поделиться со своими новостью о том, что обнаружил странного вида чужака, сидевшего на скамейке и смотревшего в никуда. Может быть, его приятели просто группка спасшихся, забредших в город беженцев. Но не исключено, что они хлебные бандиты. В таком случае они постараются порезать меня на мелкие кусочки. Так или иначе, инстинкт приказал мне поймать мальчишку.

Мы неслись по мертвым улицам, и звук наших шагов возвращался из руин эхом, пульсирующим в такт биению сердец. Рассвет поднимался над городом, и посеревшие стены еще сильнее напоминались старые, запылившиеся кости.

Для десятилетнего мальчишки он оказался настоящим спринтером с хорошим стартом, но постепенно я стал его нагонять. Еще секунд двадцать и…

И что тогда, Валдива?

Я почувствовал, как дернулись мышцы живота. Что ж, если знакомое ощущение скручивающихся узлом внутренностей появится снова, если тревожный инстинкт проснется и подаст голос, громко и властно, тогда я буду знать, что паренек заражен трясучкой. Тогда я буду знать, что надо делать.

Мальчишка устал. Вот он прижал руку к боку, где его явно резанула боль.

Надолго его не хватит. Расстояние между нами быстро сокращалось. Оставалось ярдов тридцать, не больше.

Он резко свернул налево. Разбитый школьный автобус и грузовик, стоявшие нос носом друг к другу, перегородили улицу. Мальчонка остановился как вкопанный, поняв, что бежать некуда, и оглянулся. Я увидел бледное лицо в обрамлении растрепанных темных волос. У него не оставалось иного выхода, как попытаться пробраться через разбитые окна автобуса. В случае успеха парень получил бы преимущество.

Я осмотрелся. Протиснуться между автобусом и стеной домов было невозможно. Наверное, именно здесь проходила последняя линия обороны, когда несколько месяцев назад на город напали хлебные бандиты.

Преследуемый исчез из виду, и у меня появилось подозрение, что я его потерял. Плохо. Он расскажет обо мне своим, и тогда ничего хорошего ждать не стоит. Я влез в автобус, потревожив кости скелета, который все еще носил серебряный значок шерифа. Да, здесь у них была крепость. Окна на другой стороне закрывали надежно приваренные металлические пластины. Значит, выбраться отсюда он не мог.

Я уже думал, что загнал его в угол, но тут увидел, как он вылезает через разбитую заднюю дверь.

Более того, рядом находилось окно какого-то здания.

Черт. Да этот щенок верткий, как угорь.

— Подожди. Эй, подожди, мне надо только поговорить с тобой.

Ответа не последовало: передо мной мелькнули подошвы кроссовок, и парнишка исчез в темноте.

Я остановился, обдумывая ситуацию. Можно предположить, что в доме находится логово хлебных бандитов, и тогда меня ждет засада. Может, там затаились человек двадцать. Я прислушался, затаив дыхание…

И снова в животе возникло знакомое неприятное ощущение. Ничего особенного? Или первый признак разбуженного инстинкта? Именно с этого всегда и начиналось. Если так, то через секунду у меня в голове распахнутся ставни, и через них придет неодолимая, властная потребность убивать. Я убивал чужаков, в крови которых завелся этот крошечный микроб зла. Все просто. И поверьте, у меня всегда получалось… впечатляюще. Кровищи хватало. Я рубил, кромсал и резал.

Так выходило. Все, хватит. Аминь. Я ничего не мог с этим поделать.

Пробираясь по автобусу, растаскивая пустые ящики из-под патронов, я чувствовал, как холодеет кровь. Мышцы живота скручивались в узлы. Мышцы спины судорожно сжимались. Оно входило в меня и с неспешной уверенностью рептилии сворачивалось кольцами в желудке. Оно, это чувство.

Мальчишка был в здании. Я слышал его шаги, мысленно видел, как мелькают белые кроссовки над потемневшими ступеньками лестницы. Разбрасывая пустые коробки, я добежал до задней двери и остановился. Мне требовалось какое-то оружие. На столе за сидением водителя валялись пара револьверов и автоматов «узи», насквозь проржавевшие и уже на ни что не годные. Подумав, я наклонился к скелету парня, который, судя по размерам и толщине костей, мог быть боксером-тяжеловесом, и, ухватившись за армейскую куртку, встряхнул несколько раз. В результате встряски скелет потерял бедренную кость. Я взял ее в руку. Дубинка получилась довольно грозная. При необходимости этим крепким, похожим на луковицу суставом можно расколоть голову врагу.

Потом я перелез из автобуса в здание. Вероятно, эта комната использовалась как столовая. Повсюду стояли столики с пластмассовыми тарелками и окаменевшими кусочками хлеба. Наверное, здесь питались люди, державшие оборону. Жители Льюиса пытались остановить нападавших. И, конечно, у них ничего не получилось. Это подтверждали многочисленные скелеты с проломанными черепами.

Сжимая в руке костяную дубинку, я вышел из комнаты в коридор, и, как и следовало ожидать, услышал слабеющее эхо удаляющихся шагов.

Я помчался наверх, перепрыгивая через две-три ступеньки. Мальчишка устал и едва тянулся, перебирая руками по перилам. И тут — о, Господи — меня схватило всерьез. Мышцы живота закрутились в узлы. Кожа на спине и шее взбугрилась от натянувшихся и ставших твердыми как камень мускулов и сухожилий. Пальцы так сильно сжали костяную клюку, что посиневшие вздувшиеся вены сделались похожими на червей.

— Подожди! — заорал я, понимая, зачем он мне нужен. Боже милостивый, жажда крови обрушилась на меня громовой лавиной ярости.

— ПОДОЖДИ!

Мальчишка испуганно охнул и, поскользнувшись, упал на четвереньки футах в пятнадцати над моей головой. Он смотрел на меня через решетку перил.

Не знаю, чего было больше в этих карих глазах, страха или ненависти.

Словно со стороны, я услышал свой собственный голос, негромкий, но спокойно-властный.

— Подожди здесь.

Спешить было некуда, и я стал медленно подниматься по лестнице. Пальцы все сильнее сжимали кость, заставляя мышцы рвать кожу предплечья.

— Не шевелись.

Он вдруг вскрикнул и отскочил в коридор, не поднимаясь с четверенек. Я услышал тихий всхлип. Мальчишка уползал, сломленный ужасом. Теперь он знал, что мне нужно.

Внезапно я с поразительной ясностью увидел себя таким, каким видел меня он: громадный, страшный, похожий на медведя чужак с жуткой костью в руке. Чудовище из кошмара, преследовавшее его с неумолимым упорством. Холодная ярость в ужасных глазах.

Поднявшись на следующую площадку, я услышал, как где-то хлопнула дверь. Спрятался в одной из заброшенных квартир? Я замедлил шаг. Опасность ловушки сохранялась. Кто знает, может быть, в одной из этих мрачных комнат меня поджидают его сообщники? Приоткрытая дверь. Я толкнул ее концом дубинки. За дверью оказалась штора, закрывавшая вход в коридор. Я рубанул по ней костью, и она упала, подняв облако пыли.

Мои мышцы по-прежнему спутывались в миллион узлов. Тело стонало от боли — мальчонка был совсем близко. Более того, я буквально ощущал в воздухе запах трясучки. Должно быть, дела у парнишки совсем плохи. У меня прямо-таки руки чесались пустить в ход дубинку. Напряжение нарастало, обещая мощный взрыв.

Я быстро зашагал по коридору, зная, что инстинкт выведет меня на мальчишку. Я должен был убить его. Я не мог не убить его. Убить быстро: выпустить из него кровь, разрубить на куски, стереть с лица земли это зараженное тело.

Черт возьми, я никогда не ощущал эту заразу так сильно. Казалось, ею пропитаны стены коридора.

Дверь необходимо выбить. Толстый и нетронутый слой пыли ясно указывал, что здесь никого нет.

Я подошел к следующей двери, скрипя зубами от злости. Боже, вот она! Инстинкт вел меня, как воющий демон. Ребенок, не ребенок — теперь мне было все равно. Теперь меня ничто не могло остановить. Ничто на этой чертовой планете.

Дверь на другой стороне коридора шевельнулась. Я прыгнул к ней, и, едва не рыча, распахнул ударом ноги. Вот они, следы. Похожая на нарукавный шеврон дорожка отпечатков вела вглубь помещения.

Я проследовал за ними в гостиную. Сброшенный с тумбочки телевизор, засохшее пятно крови на диване, картины на стенах, висящие под самыми странными углами. Здесь дрались. Здесь умирали. Здесь убивали.

Еще одни, сказал я себе, сейчас будет еще один. Прокаженный, бедный маленький ублюдок. Сжав покрепче дубинку, я прошел дальше.

На меня накатывали волны отвращения. Да, такого у меня еще не было. Тяжелый случай.

Я взялся за ручку двери. У меня не было ни малейшего сомнения, что зараженный трясучкой мальчонка там, за этой дверью. Сейчас я раскрою ему череп, размажу его мозги по стенам, раскрашу его кровью свое лицо и буду вечно носить эту страшную красную маску смерти. Я уже не мог остановиться. Инстинкт убийства овладел мной и…

Я замер. Медленно… медленно… я повернулся и посмотрел вправо. Мальчишка прятался за креслом. Уткнувшись подбородком в колени, обхватив руками голени, сжавшись в комок, он смотрел на меня огромными, полными ужаса глазами.

— Я же сказал тебе подождать. — Впрочем, теперь это уже не имело значения. Я шагнул к нему и занес над головой тяжелую кость.

Парнишка зажмурился.

Легкая добыча. Череп расколется, как яичная скорлупа. Давай, Валдива, вскрой ему голову, воспользуйся костью как деревянной ложкой… размешай мозги, взбей крем. Ну же, Валдива, давай! Давай!

Все верно, добыча была легкая. Парализованный страхом, он даже не пытался бежать. Вот только…

Только что-то было не так.

Что? Я не понимал.

Ну, давай же, сказал я себе, выполни свою работу. Но нет. Вместо того чтобы подтолкнуть руку, сидящий во мне древний инстинкт заставил повернуться к другой двери, обычной, деревянной, без окошечка. Возможно, она вела в кухню.

Неужели засада?

Я посмотрел на ковер. Никаких следов, только серый слой пыли. Мы находились на самом верхнем этаже, так что возможность того, что есть другой выход, представлялась сомнительной.

Мальчишка не шелохнулся. Только смотрел на меня огромными, блестящими, испуганными глазами.

— Что там?

Он молчал.

Я повторил вопрос более жестким тоном.

— Что там?

На этот раз он только покачал головой. Что бы это значило? Я не знаю? Или я знаю, но не скажу?

Я осторожно дотронулся до двери. И в тот же момент судороги возобновились с такой силой, что я согнулся пополам. Через дверную панель в мои пальцы просочилось что-то ядовитое, отвратительное на ощупь.

Господи, да что же это такое с этой квартирой?

Целую секунду я стоял неподвижно. А все мои мышцы дрожали, дергались и выворачивались, словно по ним пропустили электричество. Потом поднял дубинку и распахнул дверь.

Я ожидал каких угодно действий, движения, криков, но ничего этого не произошло. Я увидел… не знаю, как объяснить. В общем, кто-то сделал с этой компанией нечто странное. Нечто настолько странное, что я замер, открыв рот.

Целую стену, от пола до потолка, занимало что-то, более всего похожее на желе. Розоватая стена этой дряни едва заметно подрагивала, но не растекалась.

Нет… нет… это же полная чушь. Не может быть. Я осторожно дотронулся концом дубинки до дрожащей массы. Она всколыхнулась, как сделало бы обычное желе, если бы к нему прикоснулись пальцем.

Вся эта дрянь была покрыта гладкой, глянцевой мембраной. Ошеломленный, я не мог отвести глаза от розовой стены.

Постепенно мои глаза стали воспринимать детали. Желе было прозрачным, и в нем висели, как кусочки фруктов в обычном десерте, какие-то предметы разной формы и разного размера: одни маленькие, величиной с клубничину, другие большие, как баскетбольный мяч.

Мальчишка за моей спиной захныкал. Оглянувшись, я перехватил его испуганный взгляд. Но на кого он смотрел, на меня или на желе, заполнявшее всю комнату, как вода в аквариуме?

Зрелище было неприятное. Я почему-то подумал о крови, сгустившейся, застывшей и превратившейся в прозрачный гель. И еще, желе как-то притягивало к себе внимание. Я поймал себя на том, что смотрю не на желе, а в него, словно ищу там что-то, что — я знал — должно там быть. Что-то скрытое, спрятанное. Для меня было важно отыскать это что-то.

А запах? Вы спросите, пахло ли оно? Господи, Иисус Христос и все святые, оно воняло! Воняло свежепролитой кровью. Эта вонь вызывала отвращение и в то же время будила интерес.

Что еще? Да, стена была горячая, точнее, горячечная, как тело охваченного лихорадкой больного.

Я напряг глаза, пытаясь разглядеть застывшие в желе предметы. Черт. Мембрана напоминала зеркало. Я даже увидел собственное отражение. Мне оно показалось каким-то искаженным: рот слишком большой для головы и…

Проклятие. Это же не мое отражение. Не мое лицо.

В желе плавала отрубленная голова!

Я еще не успел отреагировать на это открытие, как на лице поднялись веки, и на меня уставилась пара глаз.

В следующую секунду голова рванулась ко мне. Лицо разорвало поверхностную мембрану, явив покрытый слизью нос, глаза и широко открытый рот, нацеленный прямо на мое горло.