— Чего у нас нет, — сказала на следующее утро Микаэла (ночь, слава Богу, прошла спокойно), — так это запасной машины. Вам с Беном придется подсаживаться к кому-то.

Мотоциклы выглядели, в общем-то, неплохо, даже несмотря на прибавившийся груз: часть сумок прикрепили к топливным бакам, часть сложили в коляску, оцепленную с мощным «харлеем» Зака. Мальчишка уселся поверх груза, став похожим на погонщика верблюдов.

Бен устроился за спиной Тони. Микаэла резинкой перевязала волосы на затылке.

— Можешь поехать со мной.

Я забросил за спину ружье.

— Куда направляемся?

— Главное — подальше отсюда. — Она похлопала по баку. — У нас мало бензина. Надо поискать, где его раздобыть. К счастью, эти штуки довольно… черт, Грег, что ты делаешь?

Все случилось быстро. Я сбросил ружье с плеча, передернул затвор, прицелился и выстрелил. Короткое, сухое эхо отразилось от стен зданий.

Человек, выскочивший из-за кустов в задней части двора, хрюкнул. Как дикий кабан, и рванулся к нам. Я рванул затвор — попытался рвануть затвор, — но его заклинило.

Зак и Тони отреагировали молниеносно. Но стрелять они не могли, потому что мы с Микаэлой оказались как раз на линии огня. А вот тот, в кого я стрелял, несся вперед со скоростью дикого зверя и горящими неукротимой злобой глазами. Несся он прямиком на сидевшую в седле «харлея» Микаэлу.

Я выругался и еще раз передернул затвор.

Звериный рык сменился стоном, изо рта парня хлынула кровь, и он упал лицом прямо в грязь. Да так, что уже больше не встал. И даже не пошевелился. Если уж на то пошло, он даже и дышать перестал.

Между лопаток зияло выходное отверстие моей, все-таки попавшей цель пули.

— Хороший выстрел, — деловито заметила Микаэла. Таким же тоном она могла бы похвалить меня за хорошо приготовленный кофе. — Так и собираешься стоять весь день? Надо поскорее сматываться отсюда.

Никто не выразил никаких чувств. Ни суеты, ни возбуждения. Все это они видели уже не раз. Другое дело мы с Беном. Кем бы ни был этот парень — хлебным бандитом, шершнем или просто несчастным беженцем на последней стадии трясучки, — для меня он стал человеком, которого я свалил первым же выстрелом только потому, что бедолага выскочил из кустов. Надеюсь, мой инстинкт не давал сбоев. Черт… в глубине души я задавал себе другой вопрос: а что если кто-то из этих приютивших нас с Беном ребят подхватит проклятую инфекцию. Например, Микаэла. Смогу ли я нажать на курок, если целью окажется она?

— Видишь? — крикнула, повернувшись вполоборота Микаэла, когда мы въехали в лес. — Мы отдали предпочтение мотоциклам не потому, что они такие красивые. Просто ни на чем другом, не считая, может быть, танка, здесь уже не проедешь.

Я уже убедился в правоте ее слов. Дороги были совершенно непроходимы. Через каждый десяток-другой ярдов путь преграждали брошенные, опустошенные и почти насквозь проржавевшие легковушки, грузовики или автобусы. Некоторые лежали у обочины; другие перегораживали шоссе так, словно их намеренно собрали вместе. Возможно, так оно и было. И как обычно повсюду груды мусора из битых бутылок, пустых коробок и ящиков, поваленных деревьев и человеческих останков. Странным казалось то, что одежда — в отличие от кожи и плоти — почти не истлела, и тут и там вам попадались скелеты, одетые по полной форме: в брюки, рубашки и пиджаки, с туфлями на ногах и даже с часами на запястьях, продолжавших как ни в чем не бывало тихонько отсчитывать время. Наш небольшой отряд не без труда пробирался через все эти препятствия, держа курс на юг между поросших лесом холмов к одному лишь богу известному месту назначения.

«Одному лишь Богу известным местом назначения» оказался амбар на склоне холма, с которого открывался вид на раскинувшееся в долине озеро. Выглядело все вполне мирно: тюки соломы под самый крышу и красный, покрытый густым слоем пыли трактор.

— Я проверю, — сказал Тони и, дав газу, помчался через поле. Микаэла расстегнула пряжки ремней, которыми были перевязаны сложенные в коляске припасы.

— У нас все отлажено, — сказала она. — Тони занимается разведкой, смотрит, чтобы поблизости не оказалось шершней. Мы устраиваемся, разводим костер, готовим еду, если есть что положить в кастрюлю. Малыш собирает хворост для костра. Помоги ему, но обязательно возьми с собой ружье. Как бы не попасть в гостит к шершням.

У всех были свои обязанности. Работали все быстро. Мотоциклы завели в амбар — подальше от посторонних глаз. Зак, вооружившись ножом, принялся открывать банки с говяжьей тушенкой, вываливая куски розового мяса в большой кухонный котел. Я впервые видел его без ковбойской шляпы.

Парню едва ли исполнилось больше девятнадцати, но волос на голове у него не было вовсе. Бровей тоже. Последствия шока бывают иногда непредсказуемыми. Зак лишился волос, а вот Малыш, в помощь которому меня отрядили, — да, я снова стал заготовителем хвороста, наверное, во мне есть что-то располагающее именно к этому занятию, — пережил, должно быть, нечто настолько ужасное, что полностью отгородился от прошлого, забыв даже собственное имя.

К полудню солнце пробило облака и начало припекать по-настоящему. Я надел темные очки. Амбар, в котором мы расположились, был окружен заросшими в отсутствие человеческого ухода полями. Ни одного дома вокруг, ни единого строения. Редкие деревья вряд ли могли укрыть сколько-нибудь значительные силы шершней, но, тем не менее, я захватил с собой запасную обойму.

Малыш шел впереди, решительно выдвинув подбородок, и внимательно, как сказал бы любой школьный учитель, «наметанным глазом» посматривал по сторонам.

— Собирай сухие ветки для растопки, — сказал он. Сказал? Нет, скорее, приказал. И все же мне он показался хорошим пареньком. Ему поручили важную работу, от которой зависела жизнь его самого и всей группы. — Нет, нет, зеленые не бери. — Я как раз поднял какую-то ветку. — Только сухие. От них не так много дыма. Вот так забор. Видишь? Иди и оторви несколько штакетин, они хорошо горят. Есть хочешь?

— Да.