Над Дэвидом, закутанным в большое полотенце в синюю полоску и казавшимся трехлетним, хлопотала мать; они примостились в кресле с высокой спинкой, стоявшем во дворе форта.

Ничего больше так не хотелось Марку, как вытащить их из этого кошмарного места.

Дэвид склонил голову матери на грудь; челка едва скрывала свежую ссадину над левой бровью, где из-под содранной кожи сочилась кровь.

Рут поморщилась — напряженные мышцы еще сильно ныли.

— Тебе надо приложить на руку лед, — посоветовал ей Марк. — Можно было бы воспользоваться каким-нибудь пакетиком с замороженными овощами.

— Ничего не осталось, — слабо улыбнулась Рут. — Не волнуйся, мне получше... Спасибо, Марк.

Марк чувствовал себя отвратительно; ведь он провалил все дело. Вместо того чтобы привести помощь, кружил по болоту!..

— Держи, может пригодиться, — протянул ему дробовик Джон Ходджсон. — Там еще два заряда.

Марк огляделся — во дворе собрались все жители деревни. Они по-прежнему лелеяли надежду на спасение и теперь слонялись туда-сюда, не в силах примириться с этой мышеловкой, лишенной пищи.

Что будет дальше? Через пару дней начнется людоедство?

Крис шагал по двору, и на его лице было совершенно непривычное выражение — душу мерзким червем точил страх.

Тони сидел, прислонясь спиной к стене, и, казалось, погрузился в свои мысли. О чем он думал? Какая еще спасительная идея могла прийти ему в голову?

Проклятие, они опять тычутся лбом в стену. Идеи испарились, остается только ждать. А чего? Марк больше не верил в чудеса.

Марк подошел к Тони и уселся рядышком, заметив при этом, как бегают за стеклами очков его зрачки.

— Тони... с тобой все в порядке?

Тони не отвечал.

— Тони, тебе помочь?

Внезапно лицо Тони просветлело. Он глядел на товарища таким взглядом, каким ребенок смотрит на огромную рождественскую елку — с удивлением и некоторым испугом.

— Марк, это произошло...

— Что?

— Да-да. Ты чувствуешь? Никогда не думал, что будет вот так... не думал, что смогу это ощутить... или узреть. Но это у меня в голове. Что-то вроде мыслей... или образов... Да, образы... они какие-то болезненные... пугающе-горькие. Я этого не хочу. Словно бы я пытаюсь выбраться, а меня что-то держит.

Марк вслушивался в бессвязный шепот.

— Так было всегда, понимаешь? Всегда. Ты помнишь слова Уильямса? Ральфа Вогана Уильямса? Мол, когда он первый раз услышал народную музыку, ему показалось, будто он знал ее всю жизнь, только не понимал... нечто вроде этого. Знал, но не понимал. Знание было глубоко запрятано — как у младенца, инстинктивно умеющего сосать грудь. Первородный инстинкт... вылупляешься из яйца... да-да, яйца, маленького яйца...

Ты считаешь, что твой мозг — единое целое. Хотя это не так, вовсе не так. Там есть разные части... а теперь я чувствую, как одна часть отделяется, уходит прочь. Это как пара людей, танцевавших так тесно и так долго, что они стали ощущать себя одним... однако... — Речь Тони становилась прерывистой. — Теперь они порознь... Именно так было в давние времена, когда все мы жили в чащобе и носили звериные шкуры. Понимаешь, вот ведь что делает нас людьми — части нашего разума так тесно связаны, следуют друг за другом... как в вальсе. Двое танцоров — молодой и очень старый — движутся гармонично... будто одна личность. Ты понимаешь? — сверкнул он глазами на Марка.

Тот потряс головой; старый приятель, похоже, был не в себе.

— Все дико сложно... и странно. Словно держишь в руке батарейку от радиоприемника, а она растет у тебя на глазах, становится величиной с кирпич, потом заполняет комнату... становится все больше и больше... Только это происходит у тебя в голове... растет и растет, пока не лопнут мозги. Ха, беременные мозги. Вот что это такое. Твой мозг растет и растет, а череп-то слишком мал, слишком тесен...

Внезапно взгляд Тони прояснился, он ухватился за плечо Марка.

— Марк, надо предупредить остальных. Это надвигается, скажи им, что происходит нечто... Мы узрим, услышим... вероятно, ощутим что-то физически.

— Слушай, Тони... ты полегче; тебе бы надо...

— Марк, Марк, все, что мы увидали за последние дни, ничто в сравнении с тем, что случится в ближайшие минуты. Все, что связано с сафдарами, Уэйнрайтом, Фоксами... забудь об этом, это ничто. — Тони озирался вокруг, будто ожидая, что с ним заговорят стены. — Все это довольно банально, — опять забормотал Тони, больно хватаясь за руку Марка, — я имею в виду события последних дней. То, что делали сафдары, убивая Уэйнрайта, воскрешая утопленников и отплясывая на берегу, — все это подобно сухой листве на ветру. А вот сейчас надвигается настоящая буря — что срывает крыши и опрокидывает автомобили. Марк, это приближается. Древнее-древнее божество идет сюда... и, Марк... мы не готовы к тому, чтобы с ним торговаться, — у нас нет жертвы.

Тони Гейтман бессильно привалился к каменной стене.

Марк отвернулся, не в силах глядеть на друга в таком состоянии. При этом он коснулся рукой стены, замер и уставился на ее поверхность; в его ушах появился какой-то гул. Протянув руку, он крепко прижал ладонь к кирпичному выступу. И ощутил тепло. Словно в двухсотлетней каменной кладке были проложены трубы с горячей водой.

Марк отвел руку в сторону; на стене остался отпечаток ладони. Не грязь или пятно пота — рука по-настоящему деформировала стену. Так, словно бы он вдавил рукой пластилин.

Марк инстинктивно сжал крепче ружье и оглянулся в сторону матери с ребенком — рефлекс из первобытного прошлого, мужчины должны защищать женщин и детей. Рут смотрела на него, преисполненная доверия; Дэвид потирал маленькой ручкой ссадину на лбу.

«Но от кого ты их защищаешь? — спросил Марк сам себя. — От кого? От сафдаров? Они пока по ту сторону ворот — но надолго ли?»

От священника Гораса Рида? Старец пьян и безоружен, вряд ли от него может исходить угроза. Преподобный сидел на ступеньках фургона; вокруг толпились несколько местных жителей, внимательно вслушиваясь в речи, которые извергали сухие губы старика. В конце концов, тот ведь служил в приходе тринадцать лет и обладал каким-никаким авторитетом. Может, он и сейчас вещает о необходимости совершить жертвоприношение — убить Дэвида.

Прихожане разделились на два лагеря; если Ходджсоны перейдут под черные крылья преподобного, положение моментально осложнится.

Как защитить мать с ребенком от призрачного бога на этом островке суши меж океаном и доисторическим болотом? Что ему делать?.. Невольно в воображении стал возникать образ древнего божества или как его там, который входит в этот мир, будто убийца-психопат, проникающий в детскую спальню.

А может ли он — пронзила Марка внезапная мысль — защитить ребенка от Криса Стейнфорта? Вот Крис с решительным — пугающе-решительным! — лицом входит в здание форта... Что он задумал? Не подхватил ли частицу безумия Тони? Как бы сумасшествие не постигло и Марка — ведь ему стало казаться, что Крисом овладевает дух старого божества... нет, не старого, а древнего — из тех незапамятных времен, когда человек еще не вполне утратил свойства животного.

Тони рассказывал Крису про древние обычаи — как родители приносят в жертву детей, самую драгоценную жертву.

Так следует ли ему защищать сына от отца?

Марк поглядел на небеса — они изменились. Цвет их стал розовым, словно там, под тонкой оболочкой, пульсировала кровь. Как ему хотелось поверить в Господа благословенного, который соберет их всех и унесет отсюда подальше!..

Сейчас с людей, здесь собравшихся, слетает шелуха цивилизованности, и то, что обнажается под ней, — отвратительно. Первобытный животный инстинкт, который таится внутри каждого, выходит наружу и берет верх.

— Мама... мне холодно. — Дэвид смотрел на мать и ежился от озноба.

Рут плотнее укутала сына полотенцем и стала что-то нашептывать; мальчик покорно кивал.

Потом она бросила взгляд на Марка.

— Мне надо переодеть Дэвида и приготовить теплое питье.

Марк поглядел в сторону преподобного и его паствы, собравшейся у фургона.

— Я принесу... Впрочем, нам лучше пойти в дом...

Бац!

Двери морского форта отворились, и на пороге возник Крис.

Марк видел, как тот уверенно проследовал в сторону Рут и Дэвида. В руках Крис держал громадный молот. Выражение его лица Марку совсем не нравилось. Крис выглядел так, словно принял важное решение. Словно решил идти до самого конца.

Марк спустил предохранитель и навел дуло на уровень колен Криса. Черт... Хотелось бы ему ошибиться в своих предчувствиях насчет Криса, ведь тот ему по-человечески нравился. Господи, попасть бы только по ногам...

Крис приблизился. Его ледяной взгляд не предвещал ничего хорошего, лицо смотрелось застывшей маской.

Марк Фауст встал между Крисом и Рут.

— Рут! Неси Дэвида. — В голосе Криса звучало ледяное спокойствие. Он держал молот наперевес, как палач свой меч.

— Крис... — начала было Рут.

Но Крис целенаправленно зашагал к воротам, где с помощью кувалды вышиб все, кроме двух, деревянных подпорок. Затем повернулся и сказал:

— Пошли. Бери Дэвида. Мы уходим.