1

Смурной Сэм рвал и метал:

— Ты потерял эти чертовы деньги! Ну как мне тебе объяснить... ты только что пустил на ветер пивную складчину.

Как я это парням объясню?

Максимилиан Харт сидел на табурете в углу комнаты, в которой бушевал его отец, голый по пояс и с красным от натуги лицом, даже живот у неге колыхался от ярости. Отец как раз кормил пару какаду, которых держал в клетке в комнате, когда Максимилиан, безвольно покачивая картонной короной «Бургер Кинг», принес печальные вести.

И как это было у отца в обычае, птицы вылетели, как только им были выставлены миски с семенами.

— Ты, глупый кровосос, ублюдок придурочный! Где ты их потерял?

Максимилиан слегка пожал плечами. Казалось, лучше сделать вид, что деньги были случайно потеряны, чем признаваться, что их украла банда подростков.

— Идиот слабоумный! Хотелось бы мне знать, за что твоя мать ниспослала мне тебя. Ты распроклятая жертва несостоявшегося аборта, ты это знаешь? Распроклятая жертва аборта!

Встревоженные гневным ревом птицы заметались по комнате. Одна задела крылом за бумажный абажур, и на пол, будто падающие снежинки, полетели перья. Другая зацепила висящий на стене портрет покойной матери Максимилиана, который упал лицом вниз на сервант.

— Жертва аборта! — бушевал отец. — А ну-ка дай сюда! — Он вырвал из руки Максимилиана картонную корону.

— Вот так-то, дружок! Это ведь кое-что, чем ты действительно дорожишь. Тебе нравится носить эту корону, а нам нравится распить по бутылочке пива. Понимаешь? Это... — Он помахал короной перед носом Максимилиана. — Это тебе ценно. Ладно... распроклятая жертва аборта, а теперь смотри, что сейчас будет.

С остервенением разорвав корону на клочки размером с почтовую марку, он швырнул их в лицо Максимилиану.

И все это время птицы кругами метались по комнате, издавая пронзительный свист. Одна из них метнулась к Максимилиану и клюнула нежную кожу под правым глазом.

— А теперь, — взревел отец, — достань СВОИ деньги из СВОЕЙ коробки и отправляйся за пивом. Понятно?

Максимилиан чуть заметно кивнул и, с усилием встав на ноги, потащился в свою комнату. На лице его не было никакого выражения, но внутри... у него разбивалось сердце.

— И купи пиво в мини-маркете, а не в баре, там оно чертовски дорогое. Мне плевать, что туда дальше идти, и мне плевать, что уже стемнело, и плевать, если тебя кто схватит, да хоть сам дьявол, и проделает тебе лишнюю дырку в заднице, только принеси пиво к девяти вечера!

Царапина под правым глазом набухла каплей крови и скатилась по щеке, как раз когда он открывал дверь, и выглядела она совсем как алая слеза.

 

2

В комнатах Электры беспокойно. У Дэвида такое ощущение, что от них — в особенности от него — чего-то ждут. Но чего?

Что, черт побери, он может сделать?

Если б он столкнулся с кем-то, кого без сознания и без признаков пульса только что вытащили из реки, он бы знал, что делать. Очистить желудок и дыхательные пути от воды, положив тело ничком, приподнять за поясницу и просто вылить воду, а затем приступить к сердечно-легочной реанимации. Его обучили — и хорошо обучили — делать это и многое другое — от использования шприца до вырезания перфорированного аппендикса. На кухонном столе, если потребуется.

Но это?

Пока они заканчивали последние приготовления — не уверенные, к чему именно готовятся, — мысли вскачь неслись у него в голове.

(Но не готов ли ты поверить, что какой-нибудь похожий на червя вампир вот-вот проскользнет внутрь через окно?)

Он подавил эту разрушительную мысль и начал расставлять свечи на карточном столе, покрытом зеленым сукном. За вечер электрический свет уже дважды начинал мигать. Возможно, все дело было в ветре, раскачивающем провода среди холмов, но никогда не знаешь — может быть, твари уже вломились на подстанцию. Они любят темноту. Отключение электричества в городе будет им как бальзам на душу.

Он смотрел, как Бернис вставляет свечи в подсвечники.

Пальцы у нее тонкие, нежные, а на ногтях больше нет лака. Он теперь не мог глядеть на ее овальное лицо и темные глаза, не испытывая при этом легкого, как будто мурлыкающего, возбуждения. В каком-то смысле он надеялся, что ее пророчество верно. Мысль о Бернис Мочарди как его невесте приятно щекотала нервы.

Вставляя очередную свечу в стеклянный подсвечник, Бернис подняла на него глаза и слегка улыбнулась. И на какое-то мгновение комната показалась ему светлее, по рукам и груди разлилось уютное тепло.

В этот момент раздался стук в окно.

 

3

Бернис бросила на него удивленно-испуганный взгляд, губы у нее застыли, округлившись буквой "О".

— Что это было? — В комнату вошла Электра.

Дэвид смотрел на закрывающую окно штору.

— Судя по звуку, кто-то стучит в стекло.

— Но мы на втором этаже, — озадаченно сказала Бернис. — Сюда-то они не могут дотянуться. Или могут?

— Хочешь поспорить? — раздался хрипловатый голос Блэка.

Блэк раздобыл где-то тяжелый молоток и теперь постукивал им по раскрытой ладони, словно проверяя, насколько он будет пригоден для проламывания черепов.

Снова стук. Одинокий резкий удар.

Дэвид сделал глубокий вдох.

— Есть только один способ выяснить, что это.

И отодвинул штору. Он дрожал с головы до ног...

Зная... ЗНАЯ, что увидит белое и ужасное ухмыляющееся лицо; горящие глаза... в обжигающем взгляде сплавились голод и ненависть.За оконным стеклом в темноте — ничего. Он оглянулся на остальных, чтобы удостовериться, что и они тоже ничего не видели. Потом он снова услышал резкий удар о стекло.

— Это камень, — сказал Блэк. — Он бросает камешки в окно.

Он?

Дэвиду не было нужды спрашивать, кого Блэк имеет в виду.

Скрипнув зубами, он отодвинул шпингалет и дернул вверх раму на бегунках.

И осторожно глянул вниз на задний двор.

Ночной ветер ударил холодом ему в лицо, прижал ко лбу волосы, потом взметнул их вновь. Рев реки Леппинг, готовой выйти из берегов с громким, почти громовым рычанием, ворвался в открытое окно.

— Наконец-то, — раздался снизу ровный голос. — Я думал, мне всю ночь придется здесь простоять, пока ты подойдешь к окну.

Дэвид поглядел вниз. Посреди двора стоял Майк Страуд, облаченный во все белое. Страуд улыбнулся, и сияющие глаза вампира впились в Дэвида.

Не смотри ему в глаза, сказал самому себе Дэвид и, усилием воли заставив себя отвести взгляд, уставился на силуэт крыши соседнего здания.

— Что тебе надо? — крикнул он вниз.

— Что мне надо? — эхом откликнулась тварь, которая когда-то была Майком Страудом. — Что мне надо? Поговорить как цивилизованные люди. Как мужчина с мужчиной за выпивкой в баре.

— Нет.

— Так ты собираешься беседовать, пока я стою внизу в этом унылом дворике? А ты будешь облокачиваться на этот заоблачный подоконник, как какая-нибудь робкая девица из шекспировской пьесы?

— Что ты хочешь сказать? — Дэвид чувствовал, как от одного только звука голоса твари его начинает заливать отвращение.

Тварь хмыкнула, звук вышел какой-то сырой, как будто легкие у нее были полны гноя.

— Ну, ну, не гневайтесь же, доктор Леппингтон. Вспомни, мы ведь на одной стороне. Мои друзья под городом были посланы служить вашим предкам.

— Так передай им, что они могут убираться в ад.

— Доктор Леппингтон, доктор Леппингтон, так ведь оттуда они и пришли. Тебе же это известно так же хорошо, как и мне. — И снова сырой смешок — А теперь к делу.

— К какому делу? — Дэвид готов был уже опустить раму и задернуть штору, только чтобы не видеть эту непотребную тварь внизу.

— Н-да. Откуда такая враждебность?

— Ты чудовище.

— Но я ведь и твой слуга.

— Ничего подобного.

— Истинная правда. И я здесь, чтобы исполнить твои приказания.

Дэвид так влепился в раму, что у него побелели костяшки пальцев.

— Какие приказания?

— Твоя армия почти готова, доктор Леппингтон. В точности, как описывает легенда Леппингтонов. Они накормлены. Вскоре они будут готовы выступить. Ночью, разумеется. Все, что им теперь нужно, это чтобы ты возглавил их.

— А что, если я прикажу им шагать в море?

— Это противоречит сделке, ты это знаешь. Твоим предкам ведь была поручена божественная миссия, не забыл? Поручена высшими силами.

Не в силах дольше удерживать взгляд на крышах, Дэвид поглядел вниз и встретился своим смертным человеческим взглядом со взглядом пары устремленных на него чудовищных глаз.

— А что, если я откажусь? — выплюнул Дэвид.

— Последствия тебе известны, доктор Леппингтон. Тебе о них частенько рассказывали, когда ты сиживал на колене дядюшки.

— Убирайся!

— И я бы попросил отдать нам троих смертных, которых ты держишь при себе: мужчину, который называет себя Джеком Блэком, Электру Чарнвуд и Бернис Мочарди — они ничего для тебя не значат. В нашем приключении они будут не более чем помеха.

Дэвид покачал головой.

— Ох, Дэвид, как это смело и благородно, — ухмыльнулся вампир, — стоять плечом к плечу с кучкой сомнительных незнакомцев. Знаешь ли ты, что Блэк при первой же возможности стянет у тебя бумажник, ведь знаешь? Электра Чарнвуд больна нехорошей болезнью, и у маленькой красотки Мочарди собственный темный-темный секрет.

— Убирайся.

— Не верь мне на слово, Дэвид. Спроси ее, если хочешь.

Дэвид заглянул в глаза Страуда. Это было как заглядывать в колодец, в котором бушует огонь.

— Мы, разумеется, надеемся, что ты сохранишь свой человеческий статус, буде ты решишь принять командование армией. — Вампир негромко рассмеялся. — Это будет весьма нам полезно.

— Готов поспорить.

— Помяни мое слово, Дэвид, скоро ты будешь более чем рад отдать нам эту троицу жалких человечков. Строго между нами, как я уже говорил, они только мешают. Ну да ладно, на данный момент это пока и все, — учтиво заключил он и отвел глаза.

Внезапно Дэвид вновь почувствовал холодный ветер, бьющий ему в лицо, уловил темные очертания соседних домов.

Тварь раскинула в стороны руки; в сумерках вампир походил на какое-то извращенное подобие белого распятия.

На глазах у Дэвида из темноты появились две девушки и стали по обе стороны вампира, будто две роскошные ассистентки циркового фокусника.

Они отдали Страуду средних размеров сверток, что-то белое, завернутое в простыню, края которой бились на ветру.

До слуха Дэвида донесся тоненький плач.

— О Господи, — выдохнул он. — Они раздобыли ребенка!

Дэвид видел, как вампир улыбается — довольной крокодильей улыбкой, открывающей крупные белые зубы, которые словно светились внутренним светом. Торжественным движением Майк Страуд потянул за край простыни. Ребенок, наверное лет двух, отчаянно барахтался, пытаясь вырваться из железной хватки Страуда. Плач стал громче. Пара голых пухлых ручонок потянулась вверх к Дэвиду, как будто ребенок умоляюще тянулся к матери.

Рот Страуда открылся шире, чтобы затем опуститься на лицо ребенка.

Дэвид отвернулся. Как раз вовремя. За долю секунды до того, как зрелище из чудовищного стало невыносимым.