На лекциях и в ходе бесед меня чаще всего спрашивают: почему между французами и теми, кто имеет наглость считать английский родным языком, сложились отношения, очень напоминающие любовь, от которой до ненависти один шаг?

С любовью все понятно: что бы ни говорили на публике, мы находим друг друга невероятно сексуальными. С ненавистью проблем куда больше. Для начала хочу пояснить: все-таки это не столько ненависть, сколько недоверие. Но откуда ему браться, тем более в наши дни, когда в западном мире все вроде бы успокоилось?

Всем хорошо известно, что это недоверие уходит корнями в нормандское завоевание Англии, Азенкур, Ватерлоо и прочие неприятности, но меня заинтересовало, почему оно не исчезло. В конце концов, большинство наших баталий остались в таком далеком прошлом, что они уже не могут влиять на настоящее, не так ли? Вот почему я решил покопаться в прошлом и поискать там более точный ответ.

Теперь, завершив работу над книгой, я понимаю, откуда исходит нескончаемая напряженность в наших отношениях. Дело в том, что наша история — это вовсе не история. Все происходит здесь и сейчас.

Уильям Фолкнер имел в виду американский Юг, когда заметил: «Прошлое никогда не умирает. Оно даже не проходит». То же самое можно сказать и об англичанах с французами: что бы мы ни пытались предпринять в настоящем, прошлое всегда догонит и напомнит о себе звонкой пощечиной.

Приведу самый простой пример: когда в 2003 году Франция отказалась участвовать в военной акции против Ирака, американцев обуяла исторически сложившаяся неприязнь к французам: «Какая неблагодарность, и это после того, как мы освободили их в тысяча девятьсот сорок четвертом, и всего остального!» Бритты не замедлили присоединиться к этим воплям возмущения, добавив несколько собственных шуток о любовных похождениях Наполеона. Французы между тем ничуть не раскаивались в отказе: «Этих американцев хлебом не корми, дай только вторгнуться куда-нибудь. Они ведь и Голливуд придумали только для того, чтобы вести наступление на нашу древнюю французскую культуру, — и кстати, не забывают ли они о том, что именно мы помогли им во время их революции тысяча семьсот семьдесят седьмого года?» Конечно, спор этот разгорелся вовсе не вокруг свержения средневосточного диктатора — это взрывались заложенные историей мины.

Работая над книгой, я сделал интересное открытие: наши версии одних и тех же событий предстают в диаметрально противоположных ракурсах. Французы рассматривают историю сквозь призму триколора и обвиняют во всех неудачах, когда-либо постигших Францию, бриттов и американцев (после 1800 года). Иногда французы совершенно правы — в прошлом мы причинили им немало бед, — но зачастую наивно заблуждаются, и я попытался восстановить историческую справедливость.

Я отдаю себе отчет в том, что любая книга, автор которой представит взвешенный анализ исторических событий, вызовет у французов немалое раздражение. Поэтому прошу у тебя, Франция, прощения, но тысячелетняя история взаимных обид еще не окончена…