Ева лежала на кровати в темной спальне и думала о том, как тяжело ей было терпеть сочувственные взгляды леди Элизабет. Каждый день она опутывала ее сетями своей доброты. Держала за руку, когда Еву бил озноб, поила мятным чаем, когда к горлу подкатывала тошнота. И постоянно следила за ее поведением. За тем, как Ева держалась. Как ходила. Как говорила. Каждый день был новым уроком хороших манер, сдобренный поощрительными улыбками, какими гувернантка могла бы сопровождать урок грамматики.
Ева перевернулась на бок и натянула покрывало до подбородка. Она попыталась думать о том, что каждый такой день приближал ее к заветной цели. Но над списком побед тут же всплывало лицо Йена. Боже, как ей не хватало его! Они жили в одном доме, но Ева все равно скучала по нему. Ведь с того ужина близость между ними опять исчезла.
Она вздохнула и спрятала лицо в подушку. Еве нужно было радоваться тому, что у нее есть этот красивый дом и забота леди Элизабет. Но она мечтала только о том, как бы опять остаться наедине с Йеном. Почувствовать тепло его объятий, которые возвращают ее тело к жизни.
Ах, лучше бы они и дальше ругались и кричали друг на друга! Сильные эмоции, которые кипели между ними, могли перерасти в настоящее чувство, но все разбивалось о холодную вежливость Йена.
Ева видела, как с каждым днем ее мысли становились все ясней. Теперь она поняла, что самая страшная ломка случилась с ней во время их безумной гонки в карете. Да, Ева и сейчас была готова отдать все за дозу настойки, но боль в теле, тошнота и потливость постепенно становились все слабее.
Она еще глубже зарылась в подушку, жалея, что рядом не было Мэри. Подруга бы протянула свою нежную руку и стала гладить ее по плечу. Они могли бы от души поговорить, не заботясь о корсетах и правильных манерах.
Ева печально вздохнула. Где сейчас Мэри? Она не сомневалась, что после того как ее поймали, надзиратели избили несчастную девушку, связали и накачали лекарствами. За что вообще Мэри упрятали в сумасшедший дом? И почему ее поймали, а Ева осталась на свободе, хотя совершила настоящее преступление?
Ева ударила кулаком в подушку. Это было неправильно. Она вспомнила, как Томас проклинал ее, безжалостно оскорблял за то, что ей взбрело в голову поехать с сыном в такую непогоду… Но ведь он никогда не любил Адама, разве не так? Сложно было проявлять добрые чувства к мальчику, который отобрал у него титул. Почему же Томас делал вид, будто переживает из-за смерти Адама?
Слезы навернулись на глаза Евы. Боже, зачем она мучает себя воспоминаниями, если больше всего на свете ей хочется забыть о прошлом?
В коридоре послышались какие-то звуки. Потом очень тихо скрипнула дверь.
Ева облегченно вздохнула. Наконец-то. Конечно, Йен понял, как он нужен ей сейчас. Подняв голову с подушки, Ева уставилась в темноту.
– Йен?
Тени метнулись к ней и превратились в две молчаливые фигуры. Ева открыла рот, чтобы закричать. Но она не успела. Одна из фигур бросилась к ней, темная рука поднялась, и Ева увидела в ней дубинку.
Йен развязал шейный платок и кинул его на пол. Осушив бокал, который держал в другой руке, он подошел к окну. Проклятие. Ева находилась через несколько комнат от него, но с таким же успехом могла быть за несколько морей отсюда.
Лорд горько усмехнулся и направился к столу, на котором его ждала наполовину пустая бутылка виски. Он расстегнул ворот рубашки и снял ее через голову. Боже, почему англичане так любят надевать на себя кучу одежды? Мужчины на улицах Индии повязывали на бедрах кусок ткани, позволяя телу дышать и загорать. Он, конечно, носил форму, но часто завидовал свободе индусов.
Йен взглянул на бутылку, потом – на свой бокал. Наверняка, пить из горлышка так же легко, как ходить в одном куске материи. Зачем терять время на манеры, когда он собирался поскорее напиться и упасть в кровать? Йен поставил бокал на стол и опять посмотрел в окно.
Он испытал отвращение к самому себе. Ведь Йен видел, как Гамильтон пил до потери сознания, как играл в карты и смеялся над тупостью других офицеров. И чем больше он вливал в себя вина, тем яростнее настаивал, что индусы ничем не отличаются от скота или навоза, которым удобряют улицы городов. Так зачем же уподобляться Гамильтону?
Лорд Блейк взглянул на бутылку, и ему стало еще хуже. Туман в голове был ужасный, и он потер виски, сражаясь с воспоминаниями о том, как ему было противно смотреть на пьяного Гамильтона.
Йен подумал, что ему надо открыть окно и глотнуть свежего воздуха. Холод ночи поможет ему справиться с тошнотой и выкинуть все мысли из головы.
Йен надеялся, что память о событиях, произошедших в Индии, постепенно ослабеет, когда он вернется в поместье. Но заботы о земле, чтение книг, лошади, урожай и овцы – ничто из этого не могло отвлечь его от воспоминаний о сухой земле, на которой царило беззаконие.
Раньше Йен всегда держал дистанцию с людьми, которые жили на его земле. Теперь же перед глазами у него вставали лица индусов, которых морили голодом британские офицеры. Его соотечественники не заботились о низших слоях общества, но Йен так жить не хотел. Еще в Индии он решил построить школу для детей простолюдинов в поместье, чтобы у них появилась надежда на будущее. Чтобы молодое поколение смогло выбраться из мира нищеты, где жизнь зависила не от них самих, а от капризов урожая и цен на рынке. А Ева поможет ему. Она обещала. Вместе им удастся преодолеть все трудности.
Йен открыл окно, собираясь ощутить холодный воздух и поразмышлять о том, как вдвоем они осуществят этот благородный план. Но вдруг увидел в тенях ночи нечто странное. Это были две темные фигуры, они быстро шли через лужайку перед домом и несли в руках что-то, завернутое в белую ткань. И это что-то было размером с…
Йен наклонился и рядом с боковой дверью дома увидел лежащего на земле лакея – без сознания или мертвого.
Хмель тут же слетел с него. Йен бросил бутылку на пол и, не раздумывая, настежь открыл окно, а потом выпрыгнул в ночь. Лететь надо было два этажа. Поджав ноги, он упал на колени, перекувырнулся и тут же вскочил. Кровь кипела у него в жилах. Прищурившись, он нашел взглядом двух убегающих людей и, набрав воздуха в легкие, побежал за ними через лужайку. Расстояние между ними стало быстро сокращаться. В отличие от него мужчины впереди шли очень шумно. Один из них случайно взглянул назад и только тогда увидел Йена.
– Дэн! – крикнул он своему подельнику. – Вот черт! Дэн, глянь!
В этот момент Йен подбежал к нему и схватил его за плечо. Он вложил в это всю свою силу, и потому, когда стал разворачивать вора на себя, у того хрустнули кости. Мерзавец закричал от боли и рухнул на землю. Рука у него была неестественно отведена в сторону.
Дэн повернулся через плечо. Это его и погубило. Он споткнулся, упал и выпустил завернутую в простыню Еву из рук.
Боже, она не двигалась. Не двигалась!
Лежавший недалеко от нее Дэн приподнялся на локтях. Его грязное лицо исказилось от страха. Йен медленно шагнул к нему. Он ничего не спрашивал, потому что и так знал, кто послал этих двоих и что им было приказано делать. Поэтому Йен собирался их убить.
Дэн вытащил нож, и его серебристое лезвие сверкнуло в свете луны. Йен кинулся на мужчину сверху и попытался выхватить оружие. Дэн, равный ему по росту, стал брыкаться. И тогда в Йена словно вселился демон – он со всей силы ударил лбом грязное лицо противника, ломая ему нос. Дэн заорал, по его лицу потекла кровь. Боль была настолько сильной, что он расслабил ладонь, и Йен выхватил из нее нож, а потом наклонился и прижал коленом шею Дэна.
Воздух прорезал крик, и Йен обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как напарник Дэна заносит над ним нож. Он выбросил руку навстречу его запястью, но клинок успел задеть плечо, и острая боль пронзила тело Йена. Это, однако, не помешало ему с такой силой выбить нож из пальцев нападавшего, что тот отлетел в сторону.
– Йен! – крикнула Ева.
Ее голос не остановил его, а лишь усилил желание защитить Еву любой ценой. Он опять уперся коленом в горло Дэна. Тот сначала дергался, а потом затих.
Его подельник отступил, с ужасом глядя на мертвеца.
– Т-ты с ума с-сошел.
У Йена лилась кровь из раны на плече, но ему было все равно. Он быстро встал и схватил нож, лежавший на мокрой траве, а потом пошел вперед с двумя клинками в обеих руках. Мужчина стал пятиться назад.
– Т-ты совсем спятил! – заорал он.
Но Йен молча шел к нему. Сначала он метнул первый нож, и тот попал врагу в плечо. Дикий крик вырвался из его горла, и мужчина чуть не упал от боли. Схватившись рукой за рану, он взмолился:
– Слушай, давай договоримся.
Йен взвесил рукой второй нож, решая, в какую часть тела его всадить. Кадык на шее у вора запрыгал, в глазах вспыхнула паника.
– Пожалуйста, я скажу тебе все…
– Нам не о чем говорить.
Действительно, что он мог рассказать ему? Что его наняла миссис Палмер, которая приказала выкрасть и привезти Еву?
Йен сглотнул и посмотрел краем глаза на тело Дэна, а потом опять на мужчину, который вымаливал у него право на жизнь. Затем он медленно опустил нож. Жажда крови потихоньку угасала в нем, и очень скоро Йен понял, что не сможет убить еще раз. Во всяком случае, не на глазах у Евы.
– Беги, мерзавец, – сказал он. – Беги.
Мужчина отчаянно закивал и, не говоря ни слова, развернулся и бросился прочь. Его тяжелое дыхание и стук сапогов по мокрой земле вскоре растворились в темноте ночи.
Йен всадил нож в дерн и повернулся к Еве. Она стояла на коленях, ее белая рубашка была испачкана грязью. Бледное лицо сияло, как звезда, на фоне мрака ночи. Ева протянула ему дрожащую руку, ожидая, что он поможет ей.
Йен вдохнул холодный воздух, чувствуя, как страх уходит из его сердца. Он бросился к ней и упал на колени.
– Ева, – хрипло выдохнул Йен, проводя ладонями по ее обнаженным рукам, – я чуть не потерял тебя.
В ответ она обняла его и прижалась своим худым телом к его груди, а потом заглянула ему в глаза.
– Ты никогда не потеряешь меня, – проговорила Ева.
После этих слов Йен наклонил голову и накрыл ее губы поцелуем победителя, забирая то, что ему принадлежит. И всегда принадлежало. Ева простонала и на мгновение напряглась, а потом сдалась его требовательным ласкам. Ее руки жадно обхватили Йена за плечи, притягивая его так близко к себе, что, казалось, еще немного – и их тела сольются в одно целое.
Йен запустил руки Еве в волосы, подчиняясь горячему желанию сделать ее своей навсегда. Она разомкнула губы, жаждая ощутить более глубокий поцелуй, и он погрузил язык внутрь с такой же страстью, с какой Йен хотел вонзить свою плоть в ее сладкое лоно.
Но пока Йену было достаточно одного поцелуя. Они пережили все: ужас потери, радость победы и триумф над врагами – и теперь целовались так самозабвенно, что все мысли вылетели у него из головы. Сладость поцелуя отравляла Йена, и только одна мысль занимала сердце: «Ева – моя».
Ее рука спустилась вниз по плечу, и Ева замерла. Йен поморщился. Сквозь дымку страсти его накрыла пронзительная боль. Ева осторожно отстранилась, а потом взглянула на свои пальцы, которые блестели от чего-то черного.
– Боже мой, – проговорила Ева опухшими от поцелуя губами.
– Это пустяки, – ответил Йен, вспоминая то жгучее чувство ненависти, которое заставило его убить человека.
Ева вытерла пальцы о рубашку, а потом взяла его лицо в ладони и серьезно сказала:
– Нет, не пустяки. – Ева держала его крепко, словно боялась, что он может в любой момент исчезнуть. В ее глазах горел огонь. – Они могли убить тебя, разве непонятно? – Голос у Евы был глухой, срывающийся. Йен никогда не слышал, чтобы она так говорила. – Я бы не перенесла этого.
– Ева…
– Нет. – Она отпустила его и встала, а потом устремила взгляд в темноту. – Это произошло из-за меня, – выдавила Ева и с трудом пошла вперед, переступая босыми ногами по мокрой траве.
– Не надо, – сказал Йен.
Он не мог выносить боль в ее голосе и хотел опять прижать Еву к своей груди, где ей и следовало сейчас быть. Йен вскочил на ноги, игнорируя боль в плече. Ева повернулась к нему. Ее лицо пылало.
– Что не надо? Говорить правду? – Ева яростно закачала головой, и рубашка сползла с ее плеча, обнажая бледную кожу. – Ты и так слишком много раз рисковал своей жизнью.
Йен подошел к ней сзади и нежно поцеловал основание шеи. Он боялся того, что скажет Ева, и, желая остановить ее, повернул ее к себе. Йен знал, что поцелуй ничего не изменит, но хотел попробовать. На этот раз он коснулся губ Евы мягко и трепетно. И это сразу разбудило в нем тот голос, который твердил, что она пренадлежит ему.
Ева расслабилась в его руках и прильнула к груди, словно боялась, что их близость сейчас исчезнет. Счастье и гордость, что она сразу приняла его, заполняли сердце Йена, и он нежно взял в ладони ее лицо, поднимая его к своим губам.
Их языки ласкали друг друга, и Йен чувствовал, как в нем пробуждалась страсть. Не важно, что говорил мир или сама Ева, она была только его. Наконец Йен осторожно прервал поцелуй, несмотря на то, что кровь бурлила в его теле от желания заняться с ней любовью. Если бы он мог, то прямо сейчас положил бы Еву на землю, с которой ее чуть не забрали у него. Но она заслуживала гораздо большего, чем холод и мокрая трава.
– Ты моя, и я буду защищать тебя.
– Нет, – вдруг резко заявила она, – я не позволю тебе.
Йен замер от таких слов, пронзивших тишину весенней ночи. Холод побежал по его спине.
– Почему?
– Я не могу. – Ева обмякла на его руках. – Слишком много людей умерло.
– Обещаю, – твердо сказал Йен, – я не умру.
Ева подняла на него взгляд, и он был таким же безжизненным, как в лечебнице.
– Не обещай то, что не сможешь выполнить. – Она освободилась из его рук и добавила: – Бог смеется над такими клятвами.
Йен отчаянно хотел обнять ее, защитить от всех ужасов мира. Конечно, Ева переживала за него, ведь все, кого она любила, умерли. Но сейчас было время не вспоминать прошлое, а сражаться за будущее.
– Ева, возьми себя в руки и подумай. Мы не можем оставаться тут.
– Почему ты не слушаешь меня?! – воскликнула она и, сжав ладони в кулаки, протестующее подняла их вверх. – Я должна оставить тебя, или из-за меня ты погибнешь.
Йен скрипнул зубами. Он точно знал, что ему нужно было делать.
– Я защищаю тебя, потому что сам так решил. Это мой выбор. Ты мой выбор.
– Правда? – усмехнулась Ева, и страх в ее глазах превратился во что-то еще более пугающее. – Разве ты выбрал бы меня, если бы не Гамильтон? Если бы не твое чувство вины?
Эти слова причинили ему боль сильнее, чем открытая рана на плече. Йен взглянул на нее и понял, какой ответ Ева хотела услышать. Но именно его он не мог дать, и Йен продолжал молча смотреть на нее, мысленно проклиная себя за неумение лгать.
– Я не знаю. Откуда мне знать, что могло бы произойти? Я лишь вижу, что происходит сейчас.
Лицо Евы исказилось, губы сжались. Она отвернулась и кивнула.
Боже, Ева сейчас заплачет! Ну что он был за животное!
– Послушай… – начал было Йен, но она перебила его:
– Нет. – Ева судорожно вздохнула, а потом повернулась к нему. С таким самоотречением, которое сейчас светилось в ее взгляде, солдаты шли в бой. – Я сказала правду. Мы оба знаем, почему ты спас меня.
– Я все равно буду защищать тебя, – заявил Йен, словно эти слова могли смягчить удар, который нанесли его слова.
Ева ничего не ответила. Ее руки поникли, лицо ничего не выражало.
– Мы должны убраться отсюда, – сказал Йен.
– Да, – безжизненным голосом произнесла она. – Твоя рана…
– Нет, – тут же прервал ее Йен, осознав, что слишком туманно выразился. – Мы должны уехать в Лондон. Сейчас же.
– Но, – нахмурилась Ева, – как же леди Элизабет?
– Она все поймет и приедет к нам, когда мы пошлем ей письмо. Тебя нужно увезти из Блайд-Касла как можно быстрее. Тот мерзавец, которого ты пожалела, скоро опять придет за тобой.
– Жалость для дураков, да?
Теперь уже Йен глянул в сторону, а потом провел рукой по лицу и глухо ответил:
– Да, в нашем случае так и есть.
Ева кивнула. И когда их взгляды наконец встретились, на ее губах появилась самая горькая из улыбок.
– Значит, мы оба попадем в ад, да?
Йен поморщился и шагнул к Еве. От нее веяло холодом. Как ему не пришло в голову, что Ева говорила и о себе тоже? Конечно, она, как никто другой, заслужила сочувствие.
– Я имел в виду совсем не…
Она подняла руку, показывая, что не желает его слушать, и медленно пошла вперед по холодной земле. Встав рядом с телом убитого, Ева спросила:
– А что делать с ним?
Йен опустил голову. Он убивал и раньше и потому уже представлял, что следовало сделать с трупом.
– Я займусь им, а ты пока иди в дом. Тебе надо переодеться и принести бинты, чтобы перевязать мне рану. Да, еще напиши записку тете и пошли слугу на конюшню, чтобы заложили карету. Предлагаю встретиться там через двадцать минут. Ты успеешь?
– Значит, ты серьезно решил ехать в Лондон? – спросила Ева, продолжая смотреть на мертвого.
– Тебя хотят вернуть назад. У нас с тобой одна надежда – что суд признает тебя вменяемой, а значит, Томас перестанет быть твоим опекуном. Выходит, нам надо в любом случае попасть в Лондон.
– Я пока не готова к этому, – испуганно выдохнула Ева.
– Скоро будешь. – Он тяжело вздохнул, борясь с болью в плече. А еще с желанием позаботиться о Еве, облегчить ее муки. Но сейчас, как и всегда, было время для резких слов, а не для нежных объятий.
– Иди. Быстро, – сказал он ей и подошел к телу.
– Йен? – неуверенно произнесла Ева.
– Не волнуйся, я занимался такими делами раньше. А теперь иди.
Она взглянула на него так, словно увидела перед собой незнакомого человека. В ее глазах он прочитал замешательство. Похоже, Еве только сейчас пришло в голову, что нынешний Йен был способен на такие вещи, которые она не могла себе вообразить.
Ева быстро зашагала к дому, ее худенькая фигурка замелькала в темноте. Йен следил за ней, опасаясь, как бы кто-нибудь опять на нее не напал, и размышлял о том, как бы изменились их жизни, если его и Гамильтона не отправили воевать в далекую страну. Возможно, его друг не превратился бы в чудовище так быстро, и Йену не пришлось бы выбирать между справедливостью и дружбой.
Эта ночь тоже все изменила. Несмотря на темные тайны, которые каждый из них прятал в глубине сердца, сегодняшняя ночь связала их навсегда. Убийство и потеря иллюзий сблизили их, как ничто другое.
Несмотря на открытую рану, Йен поднял тело мужчины и перекинул его через плечо. Океан станет ему подходящей могилой.