Эдвард нервно мерил шагами комнату. Все это время он был уверен, что Мэри жаждала только одного – справедливой мести. Когда-то, много лет назад, он стремился к тому же. Но вскоре выяснилось: справедливое отмщение привело его к одиночеству. И воспоминания о прошлом делали его с каждым годом все более замкнутым и нелюдимым.
Сегодня на лице Мэри он заметил выражение, которого прежде не видел, – заметил в ее глазах холод и ожесточение. Увы, с этим он и сам жил все последние годы. А ведь поначалу Мэри желала не только мести, но и новой жизни – хотела стать счастливой и свободной. Еще совсем недавно ее лицо лучилось восторгом; в тот день они катались верхом, подтрунивали друг над другом и как дети носились по песку, гоняясь за пенными волнами.
Но он не хотел видеть на лице Мэри то выражение, что появилось сегодня во время тренировки с Пауэрзом, когда она задалась одной-единственной целью – нанести смертельный удар.
Эдвард в ярости ударил кулаком о каминную полку. Острая боль на секунду принесла ему облегчение, заставив отвлечься от неприятных мыслей.
Рана на руке кровоточила, и он нахмурился, увидев разбитые костяшки пальцев.
– Чем тебе так досадил камин?
Эдвард вытер окровавленную руку о брюки и улыбнулся – он не мог скрыть радость при появлении Мэри.
– Он совсем не дает тепла.
Мэри молча приблизилась к камину, опустилась на колени и протянула руку к латунным щипцам для угля. Эдвард снова улыбнулся. Казалось, одно ее присутствие наполняло его жизненной силой. Аромат, источаемый ее короткими черными волосами, сводил с ума, а запах розового мыла и нежной кожи разжигал желание. Причем желание это было не только плотским позывом, но еще и стремлением оберегать ее и заботиться о ней. Хотя герцог привык считать Мэри хрупкой и беззащитной, она уже давно не была такой и могла бы в любой момент спокойно покинуть его.
Эдвард же с каждым днем все больше к ней привязывался и теперь был уверен, что не сможет жить без нее. В прошлом у него не было никаких трудностей при расставании с очередной дамой – но только не с Мэри.
Она подбросила в камин углей, повесила щипцы на место и наконец проговорила:
– Рискну предположить, что мой способ – более надежный и не такой болезненный.
Эдвард подал ей руку и помог подняться.
– Ты безусловно права.
– Эдвард, я сегодня…
– Да, понимаю, – перебил герцог.
У него не было никакого желания выслушивать ее объяснения по поводу флирта с Пауэрзом. Виконт должен был обучать ее искусству обращения с холодным оружием. Ради этого Эдвард и вовлек его в процесс подготовки. Или подсознательно он рассчитывал испытать Мэри на верность? Ведь он знал, что Пауэрз постарается ее соблазнить. От этих мыслей герцогу стало тошно.
Пальцы Мэри легонько сжали его руку.
– Значит, понимаешь?
– Да. – Он накрыл ее руку своей. Сейчас ее маленькая изящная ручка покоилась в его огромных ладонях, и ему не хотелось выпускать ее. – Но тебе, Мэри, тоже нужно понять кое-что.
Она нахмурилась.
– Что именно, Эдвард?
– Думаю, нам нужно положить этому конец.
Мэри побледнела.
– Ты хочешь, чтобы я уехала?
– Нет-нет, – поспешно ответил Эдвард, не понимая, как в ее голову могла закрасться такая мысль. – Вовсе нет. Я хочу, чтобы ты осталась со мной, но… на других условиях.
– О чем ты?
– Мэри, я считаю, что тебе следует отказаться от мести.
Едва Эдвард произнес эти слова, как понял, что давно уже должен был их сказать. Он провел пальцем по щеке девушки, страстно желая запечатлеть на ее губах поцелуй и тем самым поставить точку в их разговоре.
Мэри снова нахмурилась.
– Но ты же сам говорил…
– Да, помню. Но я был не прав.
– А Пауэрз согласен с тобой?
– Пауэрз – очень опасный человек. И очень несчастный. Сомневаюсь, что он печется о твоих интересах. И мне не нравится, как он смотрит на тебя.
Мэри вздрогнула и отстранилась. Герцог вздохнул и проговорил:
– Поверь, я желаю тебе счастья.
– Но твои слова вовсе не делают меня счастливой, – пробормотала Мэри. – Возможно, мне лучше пойти к Ивонн.
Эдвард снова вздохнул. Как же заставить ее понять?..
– Мэри, разве ты не видишь, что мы совершаем ошибку? Жажда мести опустошит твою душу и оставит тебя ни с чем.
– Но ты же сам направил меня на этот путь!
Его захлестнуло чувство вины.
– Ты должна забыть об этом. Разве ты не могла бы быть счастливой в роли моей любовницы? Мы бы ездили верхом к морю, а вечерами сидели бы вдвоем в библиотеке…
– Значит, твоей любовницы? – Ее лицо исказила гримаса отвращения, и сердце герцога болезненно сжалось. – Эдвард, я согласилась стать твоей любовницей несколько недель назад лишь потому, что вынуждена была скрываться от своего отца.
– Но как же…
Мэри взмахнула рукой, призывая его помолчать.
– Эдвард, я должна сказать тебе это. Так вот, ты прекрасно осведомлен о нашей договоренности. То есть я предоставляю тебе свою верность в обмен на… – В ее глазах появился странный блеск, и казалось, Мэри смотрела сейчас в какую-то бездну. – В обмен на покровительство и деньги.
Эдвард понял, что упустил свой последний шанс. Ему не приходило в голову, что идея стать его любовницей покажется Мэри отвратительной. Увы, он не умел уважать чужие чувства, потому что рядом с ним не было человека, чьи чувства он считал бы важнее своих собственных.
– Да, но…
Мэри снова взмахнула рукой, останавливая его. Потом проговорила:
– Если ты хочешь, чтобы я была с тобой на правах любовницы, не имея шанса самой о себе позаботиться и отомстить за себя, то скажи, что я буду делать, когда ты устанешь от меня? Прикажешь мне пойти по рукам? А ведь я только недавно вырвалась из тюрьмы, вернее – из ада. И я вовсе не собираюсь туда возвращаться.
Герцог тяжко вздохнул; его взгляд блуждал по комнате.
– Мэри, у нас все будет хорошо. Поверь, я найду способ сделать тебя счастливой.
– Нет, Эдвард, – прошептала она так тихо, что он едва расслышал ее слова. Немного помолчав, Мэри продолжила: – Я уверена: ничего у нас не получится. Думаю, нужно разорвать наш договор. Сейчас же…
Эдвард невольно поморщился. Они ведь ни о чем не договаривались! И, уж конечно, он не стал бы оскорблять Мэри составлением каких-нибудь бумаг, прописывающих их отношения.
– Какой договор? Что ты имеешь в виду?
Мэри поежилась словно от холода, хотя в комнате ярко пылал камин.
– Ты даешь мне защиту, а я тебе – себя. Разве это не договор?
Эти ледяные слова казались необыкновенно жестокими, и Эдвард не мог поверить, что их произнесла Мэри. Увы, они исходили именно от нее, и он чувствовал, что она все больше отдалялась от него. Было ясно: он ее терял.
– Мэри, но ведь нас так много связывает…
– Знаю. Я перед тобой в неоплатном долгу. И я всю жизнь буду тебе благодарна.
Благодарность? Неужели это все, что осталось от их отношений?
– Мне не нужна благодарность, – процедил герцог сквозь зубы.
Глаза Мэри вспыхнули гневом.
– Нет, нужна! Иначе ты бы со мной так не разговаривал! Ты мне небезразличен, Эдвард. Но я всегда хотела большего. Возможно, я этого не заслуживаю, но мне приятно думать, что иногда мечты сбываются. – Мэри судорожно сглотнула; казалось, она пыталась найти в себе силы, чтобы продолжить. – Я обязана тебе жизнью, Эдвард. Но я осмелилась думать, что…
– Что, Мэри? Говори же…
– Больше я так не думаю, – прошептала она, покачав головой.
Эдвард не знал, что происходило в ее душе, но по-прежнему чувствовал, что Мэри отдалялась от него.
– Мэри, я беспокоюсь за тебя.
Ее лицо исказилось от гнева, и она закричала:
– Тогда как ты можешь отнимать у меня мою месть?! Ты знаешь, о чем просишь?! Я не могу простить человека, который запер меня в приюте, обрекая на годы страданий и боли. Который убил мою мать! Ты хочешь, чтобы он остался безнаказанным?
Эдвард оцепенел от ужаса. Затем схватил девушку за руку и пробормотал:
– Мэри, я не знал этого. Ты не говорила…
Смертельно побледнев, Мэри отвернулась и тихо сказала:
– Они поссорились, и он толкнул ее. Мама упала с лестницы… и уже больше не поднялась.
– О, милая моя… Но ты должна понимать, месть не вернет твою мать.
– Хватит, Эдвард.
– Я сделаю все, что в моих силах и…
– Ты можешь гарантировать, что душа моей матери найдет покой? – перебила Мэри.
Его сердце болезненно сжалось.
– Нет. Но и ты этого не можешь.
На ее лице застыла маска боли.
– Я могу попытаться.
– Я не позволю тебе разрушить свою жизнь.
– Не позволишь? Ты полагаешь, что я твоя собственность?
Примерно так ему и казалось. И Эдвард хотел заявить на нее свои права.
– Нет, не собственность. Но ты – моя. И я буду тебя оберегать.
Она взглянула на него с мольбой.
– Пожалуйста, не делай этого.
– Я тебя не понимаю…
– Не заставляй меня выбирать между тобой и местью за смерть матери.
– Я бы проиграл, не так ли?
Мэри склонила голову, не в силах смотреть ему в глаза.
– Ты не любишь меня, Эдвард. Я не достойна твоей любви. Не достойна, – ее голос задрожал, – быть твоей женой.
Женой? Хм… он никогда не рассматривал такую возможность. Более того, даже помыслить не мог о вступлении в брачный союз. Его вполне устраивало сложившееся положение вещей. Да и репутация его семьи не позволяла бы ему связывать себя брачными узами. Не с его дурной кровью…
– Милая, ты более чем достойна.
В сердце Мэри вспыхнул огонек надежды, но герцог тут же добавил:
– Но я не смогу стать твоим мужем. Я никогда не женюсь.
– Понятно… – вздохнула Мэри. – Что же нам делать?
– Оставайся со мной. Время исцелит твою душу.
Она подняла на герцога взгляд своих бездонных фиалковых глаз и заявила:
– Нет, Эдвард! Нет, если ты не поддержишь мое решение.
Вот они – плоды его действий! Впрочем, Эдвард всегда сомневался в преданности Мэри, но думал, что потеряет ее из-за другого мужчины, а не из-за слепой жажды мести. Увы, месть оказалась весьма серьезным соперником. Черт возьми, он же сам бросил Мэри в ее цепкие объятия!
Ему очень хотелось прижать Мэри к себе… и не говорить больше ничего – слова всегда подводили его. Но теперь было слишком поздно.
– Твой голос, Мэри, звучит так, будто ты прощаешься со мной.
Она пожала плечами.
– Да нет, не прощаюсь. Но я не позволю тебе обращаться со мной так, словно я тебе принадлежу. Я сама решила прийти к тебе. Ты ведь тоже сделал свой выбор, верно?
Герцог невольно сжал кулаки и проворчал:
– Впервые увидев тебя, я сразу понял, что ты должна быть моей. Вот все, что я не могу сказать.
– Расскажи мне, что тебя мучит, Эдвард.
Он со вздохом отвел взгляд и пробормотал:
– Это очень плохая история, Мэри.
– Но ты же знаешь мою… Про сумасшедший дом и про моего отца. Думаю, тебе полезно было бы выговориться.
Даже при мысли о том, что Мэри могла бы узнать его тайну, у Эдварда кровь стыла в жилах.
– Я не рассказываю о своем прошлом. Никому.
– А мне расскажи, – сказала она так, будто от этого зависела судьба всего человечества.
Герцог пристально посмотрел на девушку. А может, действительно обнажить перед ней душу? Тогда, наверное, тяжкий груз свалится с его плеч. Но ведь он не за тем впустил Мэри в свою жизнь… Он решил ей помочь. А если во всем признаться, то она в ту же секунду возненавидит его и всю его семью. Но как иначе оградить ее от той ошибки, что совершил он сам много лет назад?
– Ну что, Эдвард? – спросила Мэри, сделав шаг в его сторону, словно делая маленький шаг к их прежней близости.
Герцог мысленно приоткрыл дверь в прошлое – и его лицо исказила гримаса боли. За этой дверью его всегда ждали одни и те же образы – его отец, висевший в петле, и девочка, изнасилованная и избитая его отцом до смерти, распростертая на полу гостиной… Тошнотворный страх вцепился когтями ему в горло, и Эдвард, помотав головой, захлопнул дверь. Он не мог рассказать об этом Мэри. Просто не мог, и все.
Она прикоснулась ладонью к его щеке и прошептала:
– Эдвард, что бы ни приносило тебе столько страданий, расскажи мне об этом, и тебе станет легче, ты освободишься от прошлого.
Секунду герцог колебался, желая поддаться искушению и обо всем рассказать. Но страх потерять Мэри был слишком велик, и он молча отвернулся к камину.
– Чего ты так боишься? – шепотом спросила Мэри.
– Я ничего не боюсь, – проговорил он, ухватившись за мраморную полку.
– Мы со страхом – давние друзья, Эдвард, но я вижу, что у тебя с ним даже более близкие отношения.
Слова эти острым ножом резанули его по сердцу, и Эдвард еще крепче вцепился в каминную доску.
– Послушай меня, Эдвард… – Мэри подошла к нему сзади. – Поверь, нельзя всю жизнь жить в страхе. Ты же сам учил меня этому.
– Я не боюсь! – прорычал он, не оборачиваясь.
– Ты боишься моего осуждения. Разве не так?
Герцог со вздохом пустил голову. Тяжесть бремени стала почти невыносимой.
– Мэри, что ты знаешь обо мне?
– Я знаю, что ты сильный, стойкий, хотя ты и пытаешься этого не показывать. И ты очень добрый…
Громкий протяжный стон вырвался из горла Эдварда. Неужели она считала его добрым? Он повернул голову и бросил на Мэри взгляд, переполненный страданием.
Она побледнела и отшатнулась. В его глазах был ужас, которого она не могла вынести.
– Эдвард, что так мучит тебя?
Повернувшись к девушке, он в ярости закричал:
– А что ты хочешь услышать?! Что мой отец был чудовищем?! Что моя мать была настоящей ведьмой?! Что я – дитя дьявольского союза, человек, обладающий всеми пороками моих гнусных предков?! Что я всю жизнь сражаюсь с собой, чтобы не стать таким, как они?!
– Успокойся, Эдвард… – Мэри протянула к нему руку.
– Ты хотела знать обо мне все? – усмехнулся герцог. – Так слушай же. Не страх останавливает меня, но стыд. Мне стыдно за свое прошлое и за свое настоящее.
– Но однажды ты сказал мне, что не способен стыдиться чего-либо, – заметила Мэри.
Эдвард действительно произносил эти слова и верил в них, но теперь отчетливо понял, что обманывался и просто отгонял своих демонов подальше, так как не мог от них освободиться.
Герцог мочал, и Мэри тихо продолжала:
– Твоя душа прекрасна, я знаю это. И я хочу, чтобы ты доверился мне.
– Ты переменишь свое мнение, если я открою тебе то, что ты так отчаянно стремишься узнать.
Мэри промолчала, глядя вопросительно на него. И Эдвард понял, что зашел слишком далеко и что уже нельзя останавливаться. Каким-то образом ей удалось надавить на него так, что он уже не мог скрывать правду. Что ж, она выиграла. Он устал бороться с собой.
Тяжело вздохнув, герцог проговорил:
– Мой отец изнасиловал четырнадцатилетнюю девочку и убил ее.
Мэри по-прежнему молчала. Но и не отступила от него. В комнате воцарилась напряженная тишина, и Эдвард, не в силах смотреть в глаза девушки, крепко зажмурился. Перед ним тотчас же вновь возник жуткий образ – окровавленное тело несчастной.
– Моя мать сама привела в дом ту девочку. Она отчаянно пыталась удержать отца и готова была потакать любым его желаниям, даже самым низменным.
Эдвард долгие годы мучился вопросом: удалось ли его матери добиться своего и сохранить любовь отца? Он нервно кусал губу, пока не почувствовал во рту привкус крови. Когда же герцог вновь заговорил, перед ним опять возникли все те ужасные образы.
– Я тогда только начал обучение в Итонском колледже и вернулся домой на праздники. Как я понял, мать обещала той девушке место служанки в нашем доме. Но наняли ее для совсем иных услуг.
Погрузившись в воспоминания, Эдвард начал рассказывать о тех давних событиях совершенно безучастно – как будто читал книгу о каких-то незнакомых ему людях.
– Я не должен был находиться дома в тот вечер, но пришел раньше и, услышав крик, побежал в гостиную.
Эдвард снова прикрыл глаза. Худенькая светловолосая девочка лежала на полу полунагая, в разорванной сорочке. Ее бедра были исполосованы ранами, а огромное пятно крови растекалось по полу от ее виска, окрашивая серебристые локоны в красный цвет.
– Там было очень много крови. Ужасно много. Помню бессмысленный лепет матери, – мол, на сей раз отец зашел слишком далеко, и теперь их ждали неприятности.
Пальцы Мэри поглаживали его плечо, но любая ласка была Эдварду сейчас невыносима – перед ним все еще стояла эта картина, и казалось, он даже чувствовал запах смерти. Отстранившись от руки Мэри, он продолжал:
– Я подбежал к девочке. Она еще дышала, но совсем слабо. Тут отец схватил меня за плечи и вытолкнул из комнаты. Я не знал, что делать, куда пойти, кому рассказать, и поэтому… Я не рассказал никому. Но история на том не кончилась.
На глаза Эдварда навернулись предательские слезы – признак слабости. И он понял, что если не возьмет себя в руки, то горе потоком вырвется наружу, сметая все на своем пути. Нервно сглотнув, герцог добавил:
– Отец девочки пришел искать ее, но мой отец от него… избавился.
Не в силах вынести бремя воспоминаний, Эдвард снова умолк, уставившись в пылавший камин. Ему отчаянно хотелось верить, что всего этого на самом деле не было, что это – лишь страшный сон.
– Когда констебль, расследовавший исчезновение двух человек, пришел к нам домой, я уже знал, что должен делать. Я рассказал ему все. – Герцог криво усмехнулся. – До сих пор помню лицо отца. Он не мог поверить в происходившее. В конце концов, я был его единственным сыном и наследником. Какой сын способен на такое предательство? В итоге именно мои показания забили гвоздь в крышку его гроба. Даже газеты не написали обо всех ужасах… – Эдвард содрогнулся, вспомнив о сцене повешения – вывалившийся изо рта язык и налившиеся кровью глаза навыкате. В жутких кошмарах это видение до сих пор навещало его, и ничто не могло изгнать его из памяти.
– А что твоя мать? – спросила Мэри.
– Пыталась покончить с собой, но не вышло. – Герцог пожал плечами. – Сейчас живет в поместье под присмотром слуг.
Что еще он мог сказать? Увы, исповедь не изменила прошлого и не примирила его с самим собой. Но сейчас нужно было решиться и сказать последние слова. Возможно, самые страшные.
– Я их сын. Я тоже чудовище.
– Нет, Эдвард, ты совсем другой, – решительно возразила Мэри, и ее голос был словно благодатный ливень для опаленной зноем почвы.
Но ничто не могло его утешить, и герцог, горестно вздохнув пробормотал:
– Однако во мне течет их дурная кровь…
Мэри прижалась к нему всем телом, пытаясь обнять покрепче.
– Эдвард, не говори так.
– Я ведь не спас ее. Я бездействовал, – простонал он. Одинокая слеза скатилась по его щеке, но он тут же утер ее, опасаясь, что за ней последуют другие. – Я позволил отцу вытолкнуть меня из комнаты. И если бы не констебль, то я не проронил бы ни слова. Позволил бы отцу остаться безнаказанным и… возможно, убить снова…
Оттолкнувшись от каминной полки, Эдвард отстранил Мэри и тихо проговорил:
– Как же я это допустил?..
– Ты тогда был почти ребенком, – заметила Мэри.
Он покачал головой, как бы отметая столь невнятное оправдание.
– Я должен был остановить его. – Увы, ему не было оправдания, и прошлое было адом. – Мне следовало взять пистолет или же… Да хоть кочергу! Но я должен был остановить отца. А я ничего не сделал. Ничего!
Мэри схватила его за руку и властно проговорила:
– Послушай меня, Эдвард Барронс! Ты не больше виноват в смерти той бедной девочки, чем я – в смерти моей матери!
Но Эдварду не стало легче – напротив, только тяжелее, ведь раньше эти леденящие душу воспоминания навещали его лишь в кошмарах, а теперь ему пришлось заново пережить тот черный день.
– Я погубил ту девочку, – прохрипел он. – А теперь… Боюсь, я погублю и тебя.
Мэри поглаживала его по плечу, пытаясь успокоить.
– Эдвард, ты не должен винить себя.
– Не могу… – пробормотал он со вздохом.
– Но если ты не простишь себя, то чувство вины испепелит все, что осталось от твоей души. Ты понимаешь?..
Герцог промолчал.
Разумеется, он погубит Мэри. Теперь у него не было в этом ни малейших сомнений.
– А разве ты можешь простить своего отца и забыть о случившемся? – спросил Эдвард неожиданно.
Мэри решительно покачала головой.
– Нет-нет, не путай наши истории. Ведь мой отец не заплатил за свои грехи.
– А когда заплатит? Ты уверена, что сможешь забыть? – Сказав это, Эдвард тут же пожалел о своих словах.
– Да, конечно! – с горячностью воскликнула Мэри.
– Нет, не забудешь, – заявил герцог. – Поверь, я не жалею о том, что дал показания против отца. Но я так и не смог простить себя и забыть о случившемся. И ты не сможешь, – что бы потом ни делала. Ты до самой смерти будешь видеть его в кошмарах, потому что месть оставит тебя мертвой внутри, опустошенной и одинокой.
– Поверь, Эдвард, у меня получится. Я смогу об этом забыть.
– Я страстно желаю, чтобы так и вышло, но от прошлого таким образом не освободиться. Я был глупцом, когда пошел этим путем, и прошлое до сих пор довлеет надо мной. Пожалуйста, послушай моего совета.
Лицо девушки исказилось гримасой.
– Эдвард, после всего, о чем ты рассказал, я снова спрашиваю: зачем ты отговариваешь меня сейчас?
– Ты хотела знать правду – я ее рассказал. А если бы ты так не настаивала, то не рассказывал бы. И сейчас ты стоишь на том же скверном пути, что и я, и выбираешь погоню за справедливостью и мщением, хотя это никогда не даст тебе покоя!
Тихо застонав, Мэри закрыла уши ладонями и проговорила:
– Теперь я всегда буду слышать эти твои слова. Неужели я навеки останусь несвободной?
– Прости меня, – прошептал Эдвард, потупившись.
– О боже!.. – воскликнула Мэри, и из глаз ее хлынули слезы. – Сначала ты подарил мне надежду, а теперь отбираешь ее.
Эдвард не знал, что на это ответить. И действительно, почему он так сказал?.. Наверное, потому, что думал только о себе, а не о том, какое действие окажут на Мэри его слова. Он протянул к ней руки.
– Милая, не надо, прошу тебя…
В ужасе отшатнувшись от него, Мэри попятилась к двери.
– В этот вечер, Эдвард, ты преподал мне хороший урок. Впрочем, я всегда знала, что ты скрывал свои истинные мотивы. Ты никогда не хотел исцелить меня и хотел лишь одного – исцелиться самому. Боже, как же я ошибалась! Я нуждалась в тебе ради защиты, а ты… Вот видишь, оказывается, мы всего лишь используем друг друга. Этому нужно положить конец.