После боя в доме что-то изменилось. Маргарет совсем притихла, оживившись, только чтобы заставить Джеймса сменить испачканную одежду на халат. Теперь она стояла и смотрела в окно, словно за парком лежали ответы на все вопросы на свете.

Он подошел к ней; ему не нравилось, что его заботит то, как внезапно она отдалилась.

– Ну что, вы поставили на мне крест?

Мэгги продолжала смотреть в окно.

– Я – ирландка. Сдаваться не в моей натуре.

Пауэрзу вдруг захотелось подразнить ее, возобновить пикировку, которой они с такой легкостью предавались раньше. Возможно, он все это сегодня разрушил.

– Как мне повезло.

Она фыркнула.

– В данный момент у нас с вами есть проблемы посерьезнее, чем ваше желание лишиться мозгов.

Джеймс вздернул брови. С каждым жестом, каждым словом ему было все сложнее прибегать к привычной холодности.

– Неужели?

Маргарет прикусила нижнюю губу и объявила:

– Ваш отец.

В том, что его отец являлся их главной проблемой, не было ничего удивительного. С тех пор как его жена и ребенок погибли, когда были под присмотром его отца, он знал, что старику нельзя доверять.

– Он ублюдок.

Ирландка бросила на него странный взгляд и продолжила:

– Этим утром он высказал сомнения в возможности вашего выздоровления, и я не думаю, что он погнушается запереть вас на каком-нибудь чердаке в деревне. С глаз долой – из сердца вон, так сказать. После вашей сегодняшней выходки я, сказать по правде, буду удивлена, если он не сделает этого до того, как моя помощь успеет оказать хоть какой-то эффект.

У виконта вырвался сухой смешок от обеспокоенности, явно слышимой в ее голосе.

– Этого никогда не случится.

– Не случится?

– Я – единственный наследник отца. – Стенхоуп пожал плечами. Как бы это ни было очевидно, Мэгги по-прежнему нуждалась в объяснении. – Он ни перед чем не остановится, чтобы меня исправить. Он годами пытается это сделать.

– Возможно, он устал пытаться, – ровно сказала она.

Это заставило Джеймса остановиться, и он уставился на нее с некоторой долей сомнений.

Они с отцом никогда ни в чем не могли прийти к согласию: ни по поводу политики, или армии, или как надо управлять поместьем, или как заботиться о Софии после рождения Джейн.

– К счастью, пока вы моя жена, его возможности крайне ограничены.

Лежащие на коленях пальцы напряглись, бледная кожа сравнялась по цвету с мрамором.

– Я ведь на самом деле вам не жена.

Джеймсу не нужно было долго раздумывать о том, что она имеет в виду. Но он хотел, чтобы она сама это сказала. Сказала, что их брак – обман.

– Прошу прощения.

– Ваш отец… угрожает аннулировать брак, если я быстро вас не исправлю.

Он фыркнул.

– Я должен буду согласиться на это?

– Вы должны быть в рассудке и не под воздействием опиума, в противном случае я не сомневаюсь, что он лишит вас всех прав. Он просто заявит, что вы были не в себе, когда женились на мне.

– Тогда нам следует выходить в свет. Когда все увидят новую леди Пауэрз, их сомнения исчезнут. По крайней мере на какое-то время.

Маргарет вздрогнула.

– А вы не можете просто?… – Она заерзала в кресле, ее бледное лицо недовольно напряглось.

У него вырвался очередной смешок. Он сам удивился, насколько громкий.

– Что? Совокупиться с вами в темноте и исполнить свой долг?

Ее рот натянулся, но она кивнула.

– Именно. Да. И я понятия не имела, что это такое забавное предложение.

– Как благородно с вашей стороны, – сказал виконт, стараясь не обращать внимания на ноющее чувство, что она стала бы с ним спать, чтобы укрепить свое положение. Это не сильно отличалось от того, как поступают женщины его круга.

Почему Стенхоуп все время пытается думать о Мэгги лучше, чем она есть? Это приводило только к неминуемому чувству разочарования, хотя он уже давно считал, что пересек эту грань.

Мэгги засопела.

– Это не благородство, а необходимость. И прямо сейчас, самое необходимое – это…

Он наклонился вперед и протянул:

– Избавить вас от девственности?

Красивые руки Маргарет замерли на коленях. Казалось, она вся застыла.

– Это непременно ограничит возможности вашего отца манипулировать вашим положением.

Джеймс поднял бровь.

– Думаю, вы хотели сказать: нашим положением.

Наконец, она пошевелилась в кресле, ее праведное лицо выражало явное смущение.

– Да. Нашим положением.

Интересно, как долго Мэгги существовала одна? Без помощи и поддержки мужчин? Очевидно, она работала с мужчинами, но ее строгие плечи и чопорно сложенные руки явно свидетельствовали о том, что прошло уже много лет с тех пор, как она позволяла кому-то из них подойти близко. Возможно, она никогда не позволяла приблизиться к себе. Эта маленькая святая всю свою жизнь плыла по течению без всякой поддержки.

– Ваши родители умерли?

Мэгги моргнула, но выражение ее никак не изменилось.

– Я не хочу говорить о своих родителях больше, чем сказала этим утром, но чтобы ответить на ваш вопрос, да.

– Оба?

Между бровей пролегла небольшая складка.

– Оба.

Куски головоломки складывались в картину. Мэгги научилась быть независимой, делать так, чтобы другие зависели от нее. Спасать тех, кто нуждается в этом, чтобы доказать, что она сама в порядке, выше всех остальных. Может, она боялась свалиться со своего идеального высокого пьедестала и разбиться в дребезги, как это случилось с родителями у нее на глазах?

– Как давно?

Ее губы сжались, словно она собиралась сказать что-то едкое. Маргарет промолчала, и краткий приступ злобы исчез с ее лица.

– Могу я заметить, что мое прошлое вряд ли является причиной наших сегодняшних обстоятельств.

Пауэрз помедлил, удивляясь словам, готовым сорваться с его губ. Смеет ли он их произнести? Это так на него не похоже.

– Я понимаю, что вы не любите говорить о себе, но как еще мне узнать что-то о вас и о том, почему вы здесь? Если, разумеется, вы не предпочитаете оставаться совершенно посторонней. В таком случае я не собираюсь просто лечь с вами в постель, закрыть глаза и делать что положено.

Маргарет тихо заворчала, ее рот открылся от очевидного шока в ответ на его провокацию.

– Правда, Мэгги. Зачем вы здесь?

– В Лондоне?

Джеймс сухо улыбнулся.

– Не будьте дурочкой. Зачем вы здесь со мной?

Ее губы сложились в слабой улыбке, и она резко заявила:

– Ради денег.

Стенхоуп нахмурился. Движение было болезненным, но это была приятная боль. Синяки вдоль челюсти болели так, что он был в состоянии оставаться в настоящем и не думать о неприятных вещах.

– Должен признать, мне никогда не приходилось платить женщине, чтобы она составляла мне компанию в спальне.

– Вы мне не платили.

– Все хуже и хуже. – Он цыкнул. – Мой отец заплатил вам.

Она кивнула.

– Какое разочарование, – произнес Джеймс с издевательством в голосе. – Обычно мне хватало обаяния.

Кажется, это задело Мэгги, она замолчала, но в воздухе по-прежнему летали искры, и ее глаза задумчиво сверкали.

– Не думаю, что это обаяние приводит женщин в вашу постель.

Веселье, только что сотрясавшее тело виконта, превратилось в раздражение.

– А что же тогда?

Маргарет осторожно выдохнула, взгляд немного смягчился, но не от обычной женской слабости. Ее кобальтовые глаза светились от удивления и желания прикоснуться к запретному плоду.

– Вы опасны.

Виконт замолчал, в комнате стало необычно тихо, но потом ему захотелось испытать ее.

– Значит, опасность привлекает женщин?

Она склонила голову набок. Локон рыжих волос упал на щеку.

– Многих женщин.

В дверь тихо постучали, и Мэгги, расправив солдатские плечи, поспешила к ней. Она молча открыла дверь и вернулась с миской льда, которую попросила принести по возвращении.

– А вас привлекает опасность? – спросил виконт, когда она затворила дверь.

Пальцы сжали миску сильнее, и ирландка повернулась к нему. Ее слегка поджатые губы и легкий румянец, заметный на бледных щеках в свете камина, ответили на вопрос. Но этого ответа было недостаточно. Джеймс уперся руками в перину, пальцы скользили по шелковой поверхности, нежной, как ее кожа, и он попытался осмыслить ее признание.

– Значит, вы находите меня привлекательным.

Она заспешила вперед, ее движения были контролируемыми и сдержанными.

– Я нахожу вас достаточно привлекательным.

Это хрупкое чувство у него внутри покрылось ледяной коркой. Легкость, растопившая его и угрожавшая выманить из привычной уединенной пещеры, мгновенно испарилась от ее прямых, расчетливых слов. Знакомая немота воцарилась на своем месте.

– Разумеется. Достаточно привлекательным, чтобы ощущать мою плоть внутри себя не было таким уж наказанием.

Маргарет побледнела и поставила миску на полированный прикроватный столик.

– Учитывая вашу репутацию, милорд, вы не так уж разборчивы. Разумеется…

– Мне перевернуться и позволить вам оседлать себя? – Он перебил ее, почувствовав внезапное отвращение от того, что собственная репутация демонстрирует его в таком свете. – Потрясающее предложение, но вы осознаете, что ваша готовность принести себя мне в жертву ничего не значит?

Она выловила кусок льда и очень осторожно приложила к его щеке.

– Что вы имеете в виду?

Стенхоуп втянул воздух, но не от внезапного холода, а скорее от ее нежного прикосновения. Поглощенная собственными действиями, Маргарет осторожно провела льдом по его скуле к челюсти. Она остановилась прямо в месте соединения его подбородка и шеи.

Джеймс так желал, чтобы она провела лед ниже, чтобы хотела исследовать его тело так же, как он ее.

– Ах, Мэгги, – прошептал он. – Вы, разумеется, знаете, что консумация не имеет никакого отношения к аннулированию брака. По крайней мере не в Англии.

– О! – У нее вытянулось лицо, и она начала убирать руку. – В католическом браке…

Виконт схватил Мэгги за руку, позволяя тающему льду выскользнуть из ее пальцев.

– Это не католическая страна, Мэгги. Тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было. И, сказать по правде, я не стану спать с тобой по такой практической причине.

Маргарет облизнула губы.

– Наследник обезопасит наш брак, ведь так?

– Да. Ты этого хочешь? Родить от меня ребенка, чтобы защитить свое положение?

Она уставилась на их сплетенные пальцы.

– Не только мое. Твое тоже.

Пауэрз медленно встал, его длинные мускулистые ноги были тверже, чем когда-либо за последние дни. Его халат слегка распахнулся, обнажив только грудь до живота. По телу скользнул холодный воздух. Было бы так просто сбросить с себя ткань, пригласить ее присоединиться и взять то, что она предлагала.

Это был бы скорейший способ обеспечить себе свободу, удовлетворив ее и сыграв на той странной привязанности, которую женщины испытывают к тем, с кем занимаются любовью. Но при одной мысли об этом он чувствовал себя грязным и использованным. Он был с тысячей женщин с тех пор, как умерла жена. Иногда это имело хоть какой-то намек на смысл, но чаще всего было пустым высасывающим душу занятием, обеспечивающим такой же эффект бегства, как вино и опиум. Было бы так просто потеряться на несколько мгновений в ее теле. Найти забытье. Но Джеймс не позволит себе отправиться в это адское место в ней.

Очевидно, он еще не упал так низко.

Вместо этого Пауэрз обвил ладонью талию жены и притянул ближе, изучая ее со спокойствием, от которого окружающие обычно приходили в ужас. Спустя несколько долгих мгновений, в течение которых ее грудь едва поднималась, чтобы сделать вдох, он наклонился так, что его лицо оказалось в нескольких дюймах от ее.

Ее синие глаза распахнулись, зрачки расширились.

– Позволь мне кое-что прояснить, – мягко сказал виконт. – Если мы окажемся в постели, это не будет иметь никакого отношения к сделкам. Тебе понятно?

С беззвучным вздохом губы Мэгги раскрылись, обнажив кончик розового языка.

Яростное желание завладеть ее ртом и показать ей, что между мужчиной и женщиной может быть значительно больше простых сношений ради контрактов, забурлило внутри его. Но эта маленькая ирландка должна сразу понять, что ей не всегда удастся настоять на своем. Даже когда кажется, что он лишился любой власти и контроля над своим положением.

И тогда Пауэрза осенило, что нужно делать.

– Мы уходим из этого дома.

Маргарет запрокинула голову, глаза были полуприкрыты.

– Мы не можем уйти…

– Собери, что у тебя там есть. – Он остановился. У Мэгги было так мало вещей. По крайней мере, это он может для нее изменить. Он может дать ей все, что она пожелает.

Его руки сжались вокруг нее, на случай если внезапная ясность исчезнет в бушующем под поверхностью хаосе.

– Мы уходим, и прямо сейчас.

Маргарет вытаращила глаза и села обратно в кресло, уставившись на него с вызовом.

– Что ты собираешься…

– Это имеет гораздо больше смысла, чем твое предложение своего тела, распростертого на моей постели, против твоего желания.

Она на мгновение замолчала и посмотрела в окно. Потом сглотнула, нежные мышцы шеи зашевелились самым потрясающим образом, и она прошептала:

– Так и будет?

Джеймс рассматривал бледную кожу, натянутую на тонкую плоть. Ему хотелось прижаться к ней ртом, почувствовать биение ее сердца под своими губами.

– Что будет?

– Зажмурившись и стиснув зубы?

Ее слова так поразили его, что он резко втянул воздух и начал отодвигаться, но сперва втянул ее аромат, слегка пропитанный лавандой. Не имело значения, что все инстинкты требовали поднять ее, бросить на кровать, задрать юбки и вломиться в тугую влажную плоть, сделать ее своей. Но Джеймс не мог. Он ее не заслуживает. Не после всего, что натворил.

Но поцелуй. Ведь не будет никакого вреда от поцелуя?

Виконт изучал лицо Мэгги, желая увидеть саму ее суть, желая, чтобы не было давно возведенных стен в каждом из них. Может быть, ни один из них не окажется способен преодолеть эти преграды, но, по крайней мере, они могут встретить прикосновение губ.

Выжидая, скользя через разделяющее их пространство, он медленно опустил голову.

Поняв его намерение, Мэгги сверкнула глазами, но не отодвинулась. На поверку ее голова немного откинулась, приподнимая рот.

Розовые губы на бледном лице взывали к нему, и, прежде чем мог одуматься, он принял их в нежном поцелуе.

С губ Маргарет сорвался удивленный стон. Ее удивил поцелуй? Нет. Ее удивила нежность и полученное удовольствие, догадался Джеймс. Потому что даже он был поражен, как это краткое прикосновение полностью лишило его рассудка.

Их дыхание смешалось, лица повернулись, чтобы углубить поцелуй.

Его сладость граничила с болью. Черт, было бы так чудесно навсегда остаться сомкнутыми в этих объятиях, где они оба были просто самими собой.

Осторожно Стенхоуп прижал руки к спине Мэгги, словно мог слить их в единую душу. Это была опасная мысль. Мысль, предающая все воспоминания, которые Мэгги вызвала на поверхность.

София. Боже! Что бы она подумала об этом поцелуе? Поцелуе, предназначенном для возлюбленной или жены?

Джеймса пронзило холодом. И он обнаружил, что отодвигается, хотя сердцу было больно от потери этого целительного поцелуя и новых воспоминаний о женщине, которая была его женой.

Он не может забыть. Маргарет не любит его. Даже не тем невинным образом, которым любила София. Поцелуи Маргарет предназначены для того, чтобы укрепить ее положение и влияние в этом мире, а не в его сердце.

Виконт распрямил плечи и застыл. Он уставился вниз со всем холодом и высокомерием, на которые был способен, учитывая уязвимое положение, в каком только что находился.

– Я женился на тебе, Мэгги. Но думаю, будет лучше, если ты будешь помнить, кто я такой. Человек, которого ты не захочешь знать по-настоящему.

В глазах Мэгги светилось откровенное любопытство.

– Что изменилось? Что тебя так пугает?

Джеймс смотрел на нее мгновение, которое все тянулось и наполнялось предвестием разрушения. Его разрушения. Не разрушения его тела, но тех осколков, которые остались от его души. Поняв, что, отвечая на ее вопрос, позволяет мыслям, которые молчали многие годы, обрести голос, он отвел взгляд. Направившись к сонетке, он резко произнес:

– Я не боюсь ничего, и чем скорее ты это поймешь, тем счастливее будешь.

– Счастье, милорд? – спросила ирландка, раздавшийся сзади голос был таким сильным, что от его натиска едва не ломались стены. – И что же это?

Рука Стенхоупа замерла вокруг шнура, желудок сжался в узел. Этим утром они оба выразились достаточно ясно: любовь не приносит счастья. А если не любовь, тогда что на этом свете может?

Виконт заставил себя обернуться к Мэгги и произнести как можно беззаботнее:

– Счастье – это миф, дорогая.