Маргарет понятия не имела, как вышло, что платье сидит настолько идеально, – но так и было. Джеймс упоминал о мадам Ивонн и ее загадочной работе. Он только о чем-то пошептался с лакеем, и этим же вечером на пороге дома появилась большая белая коробка.

К величайшему неудовольствию Мэгги, Джеймс загнал ее в покои вместе с горничной и запер двери. Она пыталась сопротивляться, но он ничего не желал слушать. А поскольку день для всех был крайне утомительным, Маргарет решила, что не может ему отказать.

Она провела рукой по аметистовому шелку и восхитилась тем, как он блестит в озаряемом свечами сумраке. Краем глаза она заметила какое-то движение и уставилась на незнакомку.

Только это была вовсе не незнакомка, а сама Маргарет в высоком золоченом зеркале.

– Ты очень красивая.

Она вздрогнула и заметила Джеймса, который, должно быть, незаметно проскользнул в комнату.

– Я чувствую себя глупо, – призналась Мэгги. У нее в жизни не было ничего столь экстравагантного.

Пауэрз облачился в черный вечерний наряд, волосы зачесал назад. При виде своего красавца мужа у Маргарет затрепетало сердце. Роскошная парадная одежда была ему очень к лицу.

В руках он держал черный бархатный футляр.

– Ты не можешь выглядеть глупо, дорогая.

Мэгги погладила пышные юбки, поддерживаемые широким кринолином.

– Но этот наряд… Это совсем на меня не похоже.

– Он тебе нравится?

Она нахмурилась и посмотрела в зеркало. Темный пурпурный лиф был скроен очень просто, но подчеркивал все ее изгибы и открывал плечи. Скромная бисерная отделка мерцала на свету, а талия была схвачена прямо над шуршащими широкими юбками. Горничная потратила почти час на завивку ее волос.

Маргарет была похожа на принцессу или, по крайней мере, на то, как она представляла себе принцессу. Ее щеки покрылись румянцем.

– Да, нравится.

– Значит, это ты, – просто сказал он. – Ты заслуживаешь эту маленькую роскошь.

Ей казалось нечестным, что у других нет ничего подобного, но, может, муж прав?

– И к слову о роскоши. – Он в несколько шагов пересек комнату и остановился позади жены. Он расстегнул футляр и что-то из него вытащил. – Это тебе.

Увидев переливающиеся бриллианты, Маргарет издала удивленный возглас:

– Н-нет, – она отстранилась. – Это слишком. Они дорогие…

– Ну об этом можешь не волноваться. – Джеймс перекинул ожерелье ей через голову и застегнул его. – Я не потратил ни гроша.

Она подняла бровь.

– То есть ты его украл?

– Прикуси свой возмутительный язычок, – притворно заворчал он. – Это одна из семейных драгоценностей. Оно принадлежало моей матери, а до нее ее матери и так далее. Ты должна занять свое место среди женщин моей семьи.

«Женщин его семьи».

Мэгги подняла пальцы и провела ими по крошечным холодным камням. Она действительно становится частью его семьи? Это казалось таким невозможным.

– Спасибо.

Пауэрз наклонился и поцеловал ее в плечо. Его дыхание согрело ее, и она затрепетала от приятного ощущения близости.

Он застонал.

– Как бы я хотел сейчас затащить тебя в постель.

– Мы можем остаться, – предложила она, почти надеясь, что он этого захочет.

– Можем, но не станем. Я хочу, чтобы все видели, как я горжусь своей женой… и как я благодарен ей за то, что наставила меня на путь истинный.

Маргарет усмехнулась.

– Ага. Значит, на самом деле ты просто хочешь, чтобы все перестали считать тебя чокнутым?

– Ох, Маргарет, никто никогда не поверит, что я полностью избавился от своих старых привычек.

Она подняла подбородок.

– Ну тогда, я полагаю, нам просто нужно показать им.

Его взгляд потеплел, и он улыбнулся.

– Да. Пожалуй, нужно.

На приеме у вдовствующей герцогини Даннкли было не слишком много народа, но здесь, несомненно, присутствовали все самые значительные члены высшего общества. Неделю назад лорд Стенхоуп совершенно точно отнесся бы ко всем ним с презрением. Но сейчас Джеймса одолевало странное желание поделиться своим вновь обретенным и растущим спокойствием.

Он посмотрел на Маргарет, которая впервые на его памяти не чувствовала себя хозяйкой положения. Половина бального зала таращились на нее, леди из Ирландии, которая вышла замуж за невыносимого виконта Пауэрза.

Джеймс усмехнулся. Большинство этих людей ненавидели его. Он наговорил разных гадостей многим этим идиотам. Но даже он знал, что является предметом любопытства общества.

Кто знает, какие слухи расползутся сегодня вечером?

Тем не менее, Стенхоуп хотел, чтобы они все видели, как важна для него Маргарет, и что если они не будут к ней добры, им придется иметь дело с ним.

Он протянул жене руку.

– Могу я пригласить тебя на вальс?

Она посмотрела на его затянутую в перчатку руку, ее брови напряженно нахмурились.

– Может, не надо? Мне и так комфортно.

– Я не хочу, чтобы тебе было комфортно, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты повеселилась.

Мэгги неуверенно помялась.

– Я уже вечность не танцевала.

– Тогда теперь самое время, не так ли? – Джеймс протянул руку еще ближе, наслаждаясь моментом.

В какой-то степени они поменялись местами. Пауэрз знал свет. Он понимал, как тут все устроено и в каком направлении двигаться, а Маргарет хоть и была леди по рождению, но никогда не ступала в лондонское общество. Виконт хотел показать ей, что и здесь можно получать определенное удовольствие.

Наконец Мэгги кивнула и опустила свою маленькую руку на ладонь мужа.

– Что ж, веди.

Он повел ее танцевать.

Джеймс положил руку на ее талию, и она придвинулась ближе.

– Они все на меня смотрят, – прошептала Мэгги.

– Это потому, что ты самая красивая женщина в этом зале. – Так оно и было. Черт побери, она затмевала их всех своими огненными волосами и пленительным взглядом. И она принадлежит ему.

Послышались бравурные яркие ноты венского вальса, и Джеймс закружил жену по дому.

Ее лицо озарилось улыбкой.

– Ты очень хорошо танцуешь.

– Я много что делаю хорошо, – ответил он, вращаясь снова и снова и понимая, что пальцы ног Мэгги едва касаются пола.

Маргарет тихо засмеялась.

– Я почти что летаю, – выдохнула она.

Виконт широко улыбнулся. Если бы он мог, то всегда заставлял бы ее чувствовать себя так, словно она летает, и быть уверенной, что он никогда не позволит ей упасть.

Джеймс ускорил шаги, юбки Мэгги с шорохом неслись вслед за ними. Ее восхитительная улыбка освещала бальный зал так, как не были в состоянии осветить никакие свечи. Она освещала его душу.

Когда музыка начала стихать, Пауэрз прижал к себе жену на мгновение дольше, чем дозволяют приличия, а потом увлек ее из комнаты в тускло освещенный боковой холл. Он взял ее за руки, не желая отпускать ни на минуту.

– Маргарет, мне кажется…

– Да? – подбодрила она, ее глаза светились от удовольствия.

– Я думаю… – Сердце Джеймса бешено застучало. Он не мог поверить, что боится. Только не он. Но это правда. Сжав руки жены, он посмотрел ей в глаза. – Я люблю тебя.

От потрясения рот Мэгги сложился в маленькую букву «О», и, сдержав порыв обнять мужа, она отступила.

– Джеймс, ты уверен?

Ее пальцы выскользнули из его рук, и он глупо стоял, удивляясь, что, черт подери, только что произошло.

– Да.

Маргарет отвернулась, ее плечи слегка опустились.

– Просто с тобой за последнее время столько всего случилось, и я бы не хотела, чтобы ты запутался в своих чувствах ко мне…

– Господи, женщина, я люблю тебя! – резко сказал он, потрясенный тем, что один из самый романтических моментов в его жизни прошел так неудачно. – В это что, так сложно поверить?

Мэгги прикусила нижнюю губу и ответила:

– Да, сложно.

– Почему? – потребовал он.

– Потому что мне тоже кажется, что я тебя люблю.

– Ну тогда… – начал он, приготовившись убеждать Маргарет в том, что и в самом деле любит ее, но тут наконец осознал смысл ее слов. – Правда?

Она кивнула, ее улыбка снова начала медленно расцветать.

– Правда, и я от этого в ужасе.

– Я тоже в ужасе. – Он притянул ее к груди.

– Поцелуешь меня? – спросила она, прижимаясь к нему.

– Обязательно. – С этими словами Джеймс легко взял ее за подбородок большим и указательным пальцами и запрокинул назад ее голову. Он нагнулся, чтобы сгладить разницу в росте, и прижался губами к губам жены.

Она любит его.

Эти слова пронзали его насквозь, поцелуй становился все жарче. Они с Маргарет будут так счастливы!

Ее руки обхватили его за плечи, прижимая все ближе.

– Сын, вдовствующая герцогиня желает… – в холле раздалось смущенное покашливание. – О, прошу прощения.

Не в состоянии отпустить свою жену и совершенно не смущаясь внезапного появления отца, Джеймс выпрямился, но так и не смог оторвать взгляд от Мэгги.

– В чем дело?

– Вдовствующая герцогиня Даннкли ищет вас. Но… – Отец издал удовлетворенный вздох. – Она может подождать. Я очень рад видеть вас вместе…

– Отец, исчезни.

Граф засмеялся.

– Разумеется. Но что тут поделать, если старику это доставляет удовольствие. Обещанный наследник уже не за горами, а, Маргарет?

И граф их оставил.

Маргарет опустила голову на плечо мужа.

– Я и представить себе такого не могла, – тихо произнесла она.

Пауэрз не ответил: он не смог. Слова отца эхом раздавались в его голове.

После долгой паузы Мэгги подняла голову и посмотрела ему в глаза.

– Что случилось?

Джеймс моргнул, почти не в состоянии поверить тому, что только что услышал.

– Что он имел в виду, Маргарет?

– Прости?

Ледяной ужас побежал по его венам.

– Мой отец. Что он имел в виду, когда сказал «обещанный наследник»?

Она побледнела.

– Я…

У него упало сердце.

– Просто скажи это, Маргарет. Скажи, что ты пообещала отцу в обмен на могущество, деньги и покровительство.

Наполнявшая Маргарет всего мгновение назад радость растаяла, придав ее бледной коже нездоровый вид.

– Я обещала родить от тебя ребенка.

– Нет, не совсем так, я полагаю.

– Нет, это правда, – быстро сказала она.

Джеймс отступил назад, его сердце замерзало, трескаясь словно лед.

– Ты обещала родить наследника. Маленького лорда, который унаследует состояние и титул. Похоже, ты даже не обещала любить этого ребенка.

Она сглотнула, ее руки безжизненно упали вдоль тела.

– Да.

– Ты хоть думала об этом?

Ее восхитительные глаза стали пустыми, бесчувственными.

– Не особенно.

Боль, причиненная этими короткими словами, чуть не вышибла из него дух. Пауэрз кивнул и медленно отвернулся. Он не мог сейчас находиться рядом с ней. После всего, что они разделили, Маргарет скрыла это от него. Она не рассказала о сделке, которую заключила с его отцом, и, что еще хуже, она заключила ее. Она согласилась выносить ребенка, его ребенка, не имея представления, сможет ли Джеймс навсегда отказаться от опиума. Каким он будет отцом? Очевидно, ей было все равно.

Было больно. Больнее всего, что произошло с тех пор, как София и Джейн оставили его.

Мэгги быстро последовала за ним.

– Подожди, – потребовала она.

Стенхоуп остановился, все вокруг вдруг стало таким нереальным.

– Мы любим друг друга, – сказала она.

Он стиснул зубы, глаза защипало от слез.

– Да, любим.

– Тогда ты простишь меня? – спросила она.

Он не мог обернуться. Не мог посмотреть в глаза женщине, которую любил и которая оказалась ничуть не лучше всего остального общества.

– Я могу простить тебя за то, что ты продала себя, Маргарет. Так поступает большинство женщин. И я не могу перестать любить тебя.

– Значит? – спросила она, нотки отчаяния сделали ее голос натянутым.

– Мы уже обсуждали это раньше, дорогая. Любовь не всегда приносит счастье. Я надеялся, у нас будет по-другому, но…

Маргарет схватила его за руку.

– Да, я продала себя. Думаю, можно даже сказать, что я продала собственного ребенка, но у меня была причина. Я бы никогда не сделала этого, не будь у меня важной причины.

Сердце Джеймса болело за них обоих.

– Уверен, что так и есть. У нас всегда есть причины. Но когда ты продалась и обещала моему отцу наследника, тебе было наплевать на мои чувства по отношению к детям, которых я бы теперь хотел иметь. Тебе было наплевать, что я не мог вынести мысли о том, чтобы иметь еще детей после того, как так ужасно подвел свою дочь. Ты была так уверена, что поступаешь правильно, что просто двигалась вперед. Я люблю тебя, но я тебя совершенно не знаю.

Стенхоуп ожидал слез, но вместо этого Маргарет скрестила руки на груди, задрала подбородок и посмотрела ему в лицо.

– Я понимаю.

У него вырвалась хриплая трагическая усмешка. Даже теперь она поступает как надо. Вместо того чтобы плакать или выразить хоть какие-то эмоции, она вернулась за свою стену, словно это ее предали.

– Ох, Мэгги, ничего ты не понимаешь.

Пауэрз был дураком, когда думал, что сможет ей помочь. Он много лет не мог помочь себе. Как ему пришло в голову, что он сможет разрушить эту высокую стену? Он любит Мэгги. В этом нет никаких сомнений, но она никогда не будет полностью ему доверять и не подпустит его к себе.