Улица Сентрал-парк-уэст. Роскошные на вид дома с привратниками у дверей. Бегуны в стодолларовых кедах. Мальчишки на роликах и в дизайнерских очках. Няни с колясками-паровозиками. Парк совсем рядом, буквально у порога. Недешево, конечно. Зато удобно и безопасно.
— Вот мой дом, — объявляет Райли. — Здравствуйте, Чарлз.
Швейцар вежливо кивает:
— Добрый день.
Окидывает меня беглым взглядом и отводит глаза. Открывает дверь.
Темный вестибюль. Бархатный ковер до самого горизонта. На стенах живопись. Пейзажи, море. Что это — жилой дом или музей? Садимся в лифт. Пятнадцать кнопок с цифрами и «П» на самом верху. Райли нажимает «П».
— Я так понимаю, это не парковка, — говорю. — Разве что вертолетная.
— Пентхаус, — отзывается Райли. — Ничего особенного.
— Тебе легко говорить. А для такой деревенщины, как я…
— Может, ты и из провинции, но не деревенщина, — отвечает она. Протягивает руку и гладит меня по щеке. Откидывает волосы у меня со лба. — У тебя хорошее лицо, — говорит она. — Я в людях разбираюсь. Развитая интуиция. Ты ведь не маньяк, правда?
— Ты уже спрашивала, с тех пор ничего не изменилось.
— Потому что если ты маньяк, то берегись, — продолжает она. — У меня черный пояс по карате. И собака. И дом охраняется.
— За меня можешь не беспокоиться, — отвечаю.
Лифт останавливается. На площадке «П» всего одна дверь. Ничего себе — у них целый этаж!
Мы стоим на коврике с надписью «Добро пожаловать», и Райли ищет ключи.
Что-то мне подсказывает, что пентхаус в таком доме — штука недешевая.
— А чем занимается твой отец?
— Знаешь, что такое фондовые опционы?
— Так, не очень.
— Вот и я не знаю, — признается она. — А он знает. По крайней мере, так думают его клиенты.
Она усмехается. Понятно. Богатый папочка. Райли открывает дверь. Впускает меня.
Райли, я не сомневаюсь, что в моих советах насчет безопасной жизни на Манхэттене ты не нуждаешься, но даже если у тебя фантастическая интуиция и черный пояс по карате в придачу, все равно не стоит приглашать домой незнакомых парней, когда родители в отъезде.
— Я тебе доверяю, — говорит она, показывая мне дорогу в длинной передней. — Не знаю почему, но доверяю.
Ты читаешь мои мысли, да, Райли?
— Ты что, мысли читаешь? — спрашиваю.
Райли хихикает.
— Ты именно об этом и думал? Да, понимаю, наверное, со стороны кажется, будто я веду себя как дура. Но я выросла в этом городе и здорово разбираюсь в людях. Джек, от тебя так и веет уверенностью в себе. К тому же плохие мальчики не читают «Дэвида Копперфилда» за одни выходные. Вуаля!
Боже мой, Райли! Что бы там ни делал твой папа ради своих клиентов, судя по всему, это приносит доход. Мы входим из передней в гостиную — размером с баскетбольное поле и с окнами от пола до потолка.
Через эти окна в квартиру льется Манхэттен. Центральный парк — изумрудные лужайки и синие пруды. Жилые кварталы до самого Гарлема. Эмпайр-стейт-билдинг указывает направление на деловой центр. За парком вздымаются здания Ист-Энда, а дальше блестит Ист-Ривер.
— Ух ты, — говорю. — Вид на миллион долларов.
— Через некоторое время привыкаешь и перестаешь замечать, — вздыхает Райли. — Тут внизу Земляничные Поля. Памятник Джону Леннону. Обожаю его музыку. Его застрелили прямо рядом с «Дакотой». Смотри, какая вокруг бассейна беговая дорожка. Лучшее в мире место для бега — в сумерки, когда огни только загораются. Хочешь перекусить?
Где-то лает пес. Это не веселое игривое тявканье. Скорее низкий сердитый рык. Надеюсь, этого бобика держат на цепи. Может, я и деревенский мальчик, но собак не люблю. У меня их и не было никогда. Да и в голову не приходило завести. Слишком хлопотно. А та псина, которая рычит в квартире Райли, кажется мне особенно неприятной.
— Потом. Вот от душа я бы не отказался.
Через несколько минут я смываю грязь и страх.
Струи горячие и колючие. Шампунь и мыло дорогущие. Из окна сбоку открывается вид на парк. Что я здесь делаю? Прячусь? В таком месте и прятаться приятно. Но что мне делать дальше? Не навлекаю ли я опасность на Райли тем, что общаюсь с ней? Если я пытаюсь снять с себя метку, имею ли я право ставить метку на других — одним своим присутствием?
Не думай слишком много. Ты побывал в такой передряге. Все контролировать нельзя, но на данный момент обстоятельства складываются неплохо.
Расслабься, Джек. Радуйся жизни. Ты это заслужил.
Выключаю душ. Моя одежда — в Райлиной стиральной машине. Надеваю халат, который она мне дала. Синий шелк. Все тело покалывает после душа. Шелк на распаренной коже — это чертовски приятно.
Иду по квартире.
— Райли! Ты где?
— Тут! В спальне.
Ничего себе! В спальне!
Играет джаз. Комната Райли. Вид на парк. Уютная терраска. Плюшевые мишки на просторной кровати с пологом.
— Ой, какой ты хорошенький, когда чистенький, — говорит Райли. — Даже пахнуть стал приятно.
— Догадываюсь, спасибо. На какую вечеринку мы собираемся? Надеюсь, на званый обед?
Она смеется:
— К сожалению, Мередит никогда гостей не кормит. Но я тебе кое-что раздобуду прямо здесь. Хочешь, Джек, я тебе спину помассирую?
Спрашивает она так, словно на свете нет более невинного занятия.
Вспоминаю Пи-Джей.
— Вообще-то, наверное, не стоит…
— Я классно умею делать массаж. Ходила на курсы в «Рибок-клуб». Это фитнес-клуб, туда мои предки записаны. Ну давай, ложись.
Красивая девушка предлагает сделать профессиональный массаж. Таким искушениям противиться трудно. Ложусь. Райли забирается на кровать. Садится на колени рядом со мной. Чувствую прикосновение теплых маленьких рук к спине через шелк. Проворные, неожиданно сильные пальцы.
— Постарайся расслабиться, Джек… Ух, ну у тебя и мышцы! Наверное, с утра до ночи качаешься.
— В перерывах между Диккенсом.
— А каким спортом ты занимаешься?
— Так, иногда в футбол играю.
— Слушай, у тебя такие мышцы, что мне и не докопаться… Халат мешает. Давай-ка его снимем.
Я останавливаю ее руки.
— У меня под ним ничего нет.
— Ах, какие мы стеснительные! Знаешь, мне уже приходилось видеть голых мальчиков со спины. Устраивайся поудобнее, Джек!
Она откидывается назад и стягивает с себя блузку. Теперь на ней только лифчик.
У меня перехватывает дух. Ну и ну. Все происходит слишком быстро, а педаль тормоза что-то не нащупывается.
Райли снимает с меня шелковый хитон. Если захотите, приятель, посмотрите в словаре, только потом, не сейчас. Сейчас обстановка слишком пикантная для того, чтобы отвлекаться на словарь. Райлины руки скользят у меня по спине. Она мажет ладошки массажным маслом. Кругами растирает мне лопатки. Склонилась надо мной. Светлые пряди щекочут спину. Пульсирует джаз.
— Отпусти, — шепчет Райли.
— Что?
— Напряжение. Постарайся расслабиться. Слушай музыку. Вытяни руки над головой.
Вытягиваю руки.
— Хорошо. А теперь закрой глаза и расслабься.
Закрываю глаза. Позади безумные, трагические, немыслимые двенадцать часов. Мне нужно человеческое участие. Может быть, не такое горячее, но, в конце концов…
— Так-то лучше, — хвалит меня Райли. — Глаза закрыл? Послушный мальчик. Выдам тебе маленький секрет. Когда ты задремал на площадке, я подошла и как следует тебя рассмотрела. Ты был такой красивый. И во сне выглядел так невинно. Поэтому я тебе поверила.
Слезает с кровати. Делает джаз погромче. Глаза у меня закрыты. Слушаю музыку. Стараюсь особенно не думать.
Ты это заслужил, твержу я себе.
— Вытяни руки еще немножко, — просит Райли. — Это специальный прием, чтобы расслабить плечи.
Она сидит в изголовье и тянет меня за запястья. Внезапно я чувствую прикосновение металла.
Клац!
Глаза открываются сами собой. Пытаюсь вырвать руки. Райли приковала меня наручниками к спинке.
Она издает утробный рык. Такого как-то не ожидаешь от благовоспитанной ученицы «Дрерли», живущей на улице Сентрал-парк-уэст. Триумфальный рев. Словно хищник, поймавший отличную добычу.
Выворачиваю шею, чтобы поглядеть на нее.
Это уже не Райли. Она во что-то превращается. Кожа зеленеет. Глаза сужаются. Растут клыки.
Я слышу собственный умоляющий голос:
— Ты кто? Я тебе ничего не сделал! Отпусти меня!
Она обдумывает мое заявление. Клыки поблескивают. Язык свисает изо рта на четыре дюйма. Райлиподобная тварь склоняется ко мне. Шипит:
— А говорят, я никчемный горм. Говорят, иди охоться в одиночку. Теперь поглядим, кто тут никчемный. Самого принца поймала. И никто мне не помогал. Вот он. Связанный, полный кровушки, совсем готовенький, приходите-берите.
Наклоняется над кроватью. Кусает меня за ногу. Острая колющая боль. Кричу. Меня еще никогда не ели заживо. Изо всех сил стараюсь вырвать руки из наручников. Руки немного подаются, но не сильно. Спинку не сломать. Я сильный, но стальная труба сильнее.
Райли смотрит на меня и ухмыляется.
— Никуда ты не денешься. Просто хотела сама попробовать королевской крови. Сладенько. Ну что, дать тебе последний шанс? Говори. Где он?
Я тоже смотрю на нее. Заставляю себя сосредоточиться. «Последний шанс» — это звучит зловеще. Выдавливаю:
— Кто? «Он» — это кто? Или что?
Тварь наклоняется. Когти у нее — как кинжалы. Полосует мне спину. Опять кричу. Джаз все заглушает.
— Скажи мне, — шипит она. — Тебе все равно конец. Весь вопрос в количестве боли перед вечной тьмой. Я могу выдать тебя им, получить награду и пойти своей дорогой. Но я хочу большего, а что хорошо для меня, хорошо и для тебя. Так что я спрашиваю во второй раз: где он?
Гляжу в желтые глаза. Бессердечные. Бездушные. Думай, Джек. Время уходит.
— Я хочу тебе помочь. Но не могу сказать тебе, где он, если не знаю, что это за «он». Честное слово, я представления не имею, что происходит. Так что если ты мне объяснишь…
Замолкаю. Райли этим не купишь. Опять дергаю наручники. Руки почти удается освободить. «Почти» не считается.
Мне бы какой-нибудь смазки… Возможность только одна.
Моя кровь. На спине ее полно. И на ноге. Никакого толку. Вдавливаю темный металлический браслет от часов в кожу правого запястья. Грубые кромки металлических звеньев врезаются в гладкую кожу. Больно. Нельзя показать этой твари, что я делаю.
— Проваливай ко всем чертям, — говорю. — Я тебя не боюсь.
— Все черти сами к тебе придут, — заверяет она меня. Наклоняется еще ближе. Не самое душистое дыхание на свете. — Знаешь, что с тобой сделают, чтобы разговорить? Свежевание нервов. Такого даже я не делаю. Но я это видела. Люди визжат, будто их пожирают заживо. Длится часами. Все-все расскажешь, как миленький. Расскажи сначала мне. Я убью тебя прямо сейчас. Скажу, что ты пытался сбежать. Избавлю тебя от нескольких часов пыток. Это твой единственный шанс. Где он? Где Пламенник?
Кровь на запястьях. Медленно высвобождаю правую руку из наручника. Получилось.
— Нагнись поближе, я скажу на ухо.
Она нагибается. Шипит от нетерпения:
— Скажи. Даю честное слово, что убью тебя быстро.
— Спасибочки, — отвечаю и хватаю ее. Рывком сажусь. Хук справа. Тварь спиной врезается в стену. Впервые в жизни бью девушку. Впрочем, ее никак не назовешь маленькой принцессой.
Отскакивает от стены. Не падает. Скалит клыки. Ударяет меня ногой. Кунг-фу, что ли? Попадает в грудь. Лечу с кровати.
Приходить в себя некогда. Тварь сидит на мне верхом. Хлещет когтями по лицу. Бьет ногами в живот и в пах. Для меня она слишком быстрая. Слишком умелая. Мне против нее не продержаться.
Джек, задействуй свои активы. Вес. Силу. Хватаю ее за бока и швыряю на кровать, словно мешок с футбольными доспехами. Набрасываю одеяло ей на голову, чтобы она ничего не видела. Тварь дико выгибается. Закатываю ее в одеяло и простыни. Туго увязываю в узел поясом от халата и электрическим шнуром.
Тащу этот кокон из одеяла и простыней в массивный платяной шкаф. Засовываю внутрь. Закрываю дверцу. Ставлю перед шкафом тяжелый комод. Подпираю комод кроватью. Кровать — письменным столом. Баррикада весом пятьсот фунтов. Даже если эта тварь сумеет выбраться из кокона, наружу ей не пробиться.
Выключаю джаз. Мажу левое запястье кровью и сдираю наручники — они падают на пол. Стою. Сердце колотится. Грудь ходит ходуном. Гляжу в зеркало на себя голого. Кровавое месиво.
Первая мысль — схватить одежду и бежать. Пока Райли не выбралась из шкафа. Или пока не вернулся ее папа. Если у нее есть папа. Если у нее когда-нибудь был папа. Если она вообще она. Я не знаю, с чем дрался, но понимаю, что под известные классификации оно не подпадает.
Промываю раны, заклеиваю пластырем. Ищу одежду. Райли не положила ее в стиральную машину. Свалила на пол в кухне. Стирать ее было ни к чему. Райли знала, что одежда мне не понадобится.
Одеваюсь. Приятно снова быть одетым. Теперь бежать? Нет. Потому что она из их мира. Кто бы они ни были. Поэтому здесь может найтись объяснение происходящему.
Долго я здесь не пробуду. Не исключено, что каждая секунда в этом пентхаусе чревата опасностью. Но я хочу осмотреться. Жажда знаний перевешивает желание свалить отсюда куда подальше.