1959: июнь

Дейзи всегда будет вспоминать то лето как лето, когда они нашли тело. Хотя в то лето ей исполнилось двенадцать и она впервые поцеловалась возле старого погреба с ледником, где они теперь хранили ржавеющие велосипеды. Но первый трепет прикосновения кожи к коже бледнел в сравнении с возбуждением, вызванным смертью. Когда они наткнулись на тело за теннисными кортами, они даже не сразу поняли, что это. Просто какая-то груда, накрытая грязным дорожным пледом, из-под которого высовывалось нечто похожее на физалию.

Начиналось все так же, как в любой другой июнь из тех, что она помнила. Через два дня после ее дня рождения мать сложила вещи в автомобиль, потом они два часа ехали до парома в Вудс-Хоул. Поругались из-за радио. Мать заявила, что «Кловерс» недурны, потому что звучат почти как настоящая музыка. Но она не понимает, почему музыка вдруг утратила всю свою поэзию. И она ненавидит слово «цыпочка». Дейзи ухмыльнулась про себя.

На пароме мать купила ей кофе с огромным количеством молока. Сама мать пила кофе без ничего, черный. Юные девочки должны учиться пить кофе, но дерганые нервы недопустимы. «Всего лишь каплю», — сказала она мужчине в белом колпаке, работавшему за голой стальной стойкой. Он удивленно посмотрел на мать, но сделал, как было велено, — мужчины всегда так поступали.

Дейзи часто думала, какой такой незримой властью мать заставляет мужчин делать то, что ей нужно. Дейзи тоже делала, что ей велят. Потому что мать была слегка чокнутая, и Дейзи понимала: если не хочешь нарваться на неприятности, лучше ей не перечить. Но мужчинам-то чего бояться неприятностей. К тому же в присутствии матери они будто глупели, они не боялись ее, просто казалось, словно они всю жизнь только и мечтали, чтобы исполнять желания ее матери.

Дейзи как-то спросила мать об этом. Вернее, спросила, хорошенькая ли она, — у нее было смутное подозрение, что сила, которой обладает мать, какова бы ни была ее природа, связана с внешностью.

— Хорошенькая ты или нет — не самое главное, — ответила мать. — Мужчинам нравится, если в тебе есть нечто.

Она улыбнулась Дейзи, передавая ей это знание. Полная смысла улыбка заставила Дейзи притихнуть. Но про себя Дейзи гадала, у кого еще есть нечто и где они его берут. Она размышляла о кинозвездах, которые ей нравились, но мать вовсе не походила на Одри Хепберн или Натали Вуд, она даже не была такой уж красавицей, так что, может быть, нечто — это не внешность. Но и сама Дейзи не походила на мать. Она была светловолосой и голубоглазой, как отец.

На ее двенадцатый день рождения они с матерью пошли в «Никелодеон» на Гарвард-сквер, смотреть «Унесенных ветром». Когда прекрасная Вивьен Ли, сверкая зелеными глазами, заявила Мамушке, что не станет завтракать, мать наклонилась к Дейзи.

— Она сошла с ума, когда снималась в этом кино, — прошептала она ей на ухо. — И это заметно по ее глазам. Видно, что она распадается.

Дейзи показалось, что она тоже это заметила, а потом подумала, что у матери точно такие же глаза. Она гадала, не сойдет ли и мать с ума по-настоящему, как Вивьен Ли. Может, это то самое нечто?

Они приехали в Тайгер-хаус под вечер. В машине было душно и липко, а от кофе Дейзи захотелось есть. Обшитый кедром дом стал серебристым от беспрестанных набегов морских штормов и стоял на участке размерами в два квартала, этот факт всегда изумлял Дейзи. Участок начинался грунтовой дорогой, отходившей от Северной Летней улицы, вившейся между другими коттеджами и выходившей на их собственную заднюю лужайку.

Фасад дома, являвший собой двухэтажную, с колоннами, террасу, смотрел на Северную Водную улицу. По другую сторону улицы сбегала покатая лужайка — прямо к маленькому лодочному сараю и шаткому причалу.

Прабабушка Дейзи хотела «бунгало», простой, обшитый деревом домик, из тех, что строили себе на лето горожане. Но затем им понадобились летняя и зимняя кухни, потом оранжерея и дополнительные спальни для гостей, приезжавших на выходные, и постепенно дом так разросся, что здание, задуманное как квадратный коттедж, захватило едва ли не весь задний двор. Имя дому дал прадед Дейзи, поклонник первого президента Рузвельта и заядлый охотник на крупного зверя, питавший особую страсть к тиграм. Огромная тигриная шкура, с головой и лапами, лежала в самом центре зеленой гостиной.

Свернув на подъездную дорожку, мать Дейзи выключила двигатель и глубоко вздохнула. Она смотрела на куст темных чайных роз у коттеджа тети Хелены. Этим летом тетя Хелена и дядя Эйвери сдали домик в аренду, а значит, они все будут жить в большом доме.

— Могла бы по крайней мере найти жильцов, которые не развешивают постирушку во дворе, — сказала мать тоном, подразумевающим, что она говорит сама с собой. Риторический, как мать это называла. Это означает, что комментарии излишни.

Дейзи подумала, что будет забавно жить вместе: ее мать, тетя и Эд. И отец, конечно — когда приезжает на выходные из города. Но мать так не считала. Дяде Эйвери нужны деньги на его коллекцию, что-то связанное с кино, но Дейзи толком не знала, что за коллекция. Она представляла себе огромную комнату, забитую бобинами с кинопленкой под стеклянными колпаками. Мать ужасно злилась из-за коллекции, Дейзи как-то видела, как отец успокаивает ее. Но мать сказала: «Проклятая Хелена со своим проклятым мужем», прежде чем заметила в дверях Дейзи. Зеленые глаза, не сияющие, как у Вивьен Ли, а тусклые и холодные, точно конские бобы, уставились на нее. Затем мать захлопнула дверь, и больше Дейзи ничего не слышала.

Мать вытащила из багажника маленький клетчатый чемодан Дейзи и вручила ей:

— Не забудь распаковать платья, чтобы они не помялись.

Но Дейзи, схватив чемодан, уже влетела в дом через заднюю дверь, оставив за спиной трепыхаться сетку от насекомых.

Ей не терпелось очутиться наверху, в своей комнате, убедиться, что сокровища, припрятанные прошлым летом, на месте. Собрание комиксов, розовая, в полоску, ракушка, найденная на пляже, и особый шампунь, который она упросила отца ей купить, — Истинный Шик! Мягкие Сияющие Волосы.

По истертой ковровой дорожке, каждые два шага перехватывая чемодан, она пробежала длинным холлом из задней части дома в переднюю. Там располагались две просторные гостиные, по одну сторону холла — зеленая, по другую — голубая. Их высокие окна со ставнями выходили на террасу, глядевшую на залив.

Добравшись до широкой лестницы, Дейзи увидела тетю Хелену — та сидела в голубой гостиной, на диванчике с набивным рисунком, лицо у нее было обмякшее, отсутствующее. Дейзи и позабыла, что тетя уже здесь. А не прячется ли где-нибудь Эд?

— Привет, тетя Хелена, — крикнула она через плечо, топая по лестнице.

— Здравствуй, милая, — отозвалась тетя. — Эд? Дейзи и тетя Ник приехали, дорогой.

Задыхаясь, Дейзи вошла в свою любимую спальню — две кровати с латунными спинками, розовые обои с розетками, ей самой позволили их выбрать. Она плюхнула чемодан на одну из кроватей и бросилась к окну. Подняла раму и, прижав нос к сетке, втянула в себя воздух, плотный, морской — и вместе с тем сладкий, с привкусом цветущей прямо под окном альбиции. Потрогала тонкие кружевные занавески. Затем направилась к своему тайнику.

Чтобы никто не совал любопытный нос — вроде матери или кузена — в ее дела, Дейзи хранила сокровища на дне старого комода, доживавшего свои дни в углу гардеробной. Она отодвинула маскировку из старого пляжного покрывала и огромного плюшевого единорога, которого отец добыл для нее на ярмарке в Уэст-Тисбери три лета тому назад. В то лето она сходила с ума по единорогам, но не смогла сбить четыре бутылки, чтобы выиграть его. Она истратила все карманные деньги на тир, и, когда у нее ничего не осталось, отец сжалился и выкупил единорога за два доллара. Все лето она брала его в кровать, восхищалась его золотистым рогом, поглаживала струящуюся гриву. Но на следующий год единорог отправился в комод: ее стали раздражать его глупые пластиковые глаза, бессмысленно глядящие в пустоту.

Под единорогом прятались десять комиксов «Арчи»; лак для ногтей и помада «Сильвер Сити Пинк» — одного оттенка, она купила их в лавке «Все за пятак-четвертак» на Мейн-стрит и протащила в дом под блузкой; шесть пятицентовиков, которые заработала прошлым летом, подметая дорожку; пара окислившихся медных клипсов, похищенных из материнской шкатулки с украшениями, а еще свадебная фотография родителей. Проведя инвентаризацию, Дейзи уложила покрывало и единорога на место и задвинула ящик. Когда Дейзи вылезла из гардеробной, она обнаружила, что посреди комнаты стоит Эд и смотрит на нее.

— Привет, — сказал Эд.

— Эд, — ответила Дейзи, слегка задыхаясь. — Я проверяла своего единорога.

— Да ладно. Я знаю, что там у тебя тайник.

Эд смотрел на нее таким странным невозмутимым взглядом, что Дейзи казалось, будто он и не видит ее вовсе.

— Что ты делаешь в моей комнате? Вынюхиваешь, как обычно, я полагаю.

Она выставила вперед одну ногу и постаралась придать взгляду безразличие, как это делала ее мать.

— Ничего я не вынюхивал, — ответил Эд. — А зашел поздороваться.

— Если ты не вынюхивал, то откуда знаешь про мой тайник?

— Я знаю все об этом доме, — заявил Эд, выковыривая воображаемую грязь из-под ногтя большого пальца.

— Ага, ты крутой как огурец! — И Дейзи притопнула по плетеному коврику. — Ты не знаешь всего, Эд Льюис. Держу пари, ты не знаешь, где мой тайный сейф. — Она тут же пожалела, что сболтнула про сейф.

— В люке перед винным погребом, — сказал Эд, не отрывая взгляда от ногтя. — Вообще-то ты не единственная, у кого есть тайники в этом доме.

— И что же это значит?

Эд лишь поднял бровь.

Дейзи была в ярости.

— Ты просто идиот. И лучше тебе перестать рыться в моих вещах, Эд Льюис. Я серьезно. Если не перестанешь, я не возьму тебя в партнеры в игре.

То была серьезная угроза, Дейзи знала, и угроза достигла желаемого эффекта — кузен молчал. Но Дейзи вдруг обнаружила, что уже не злится на него. Втайне она была рада его видеть, пусть он и совершенно невыносим.

— Ладно, — сказала Дейзи, выставляя вперед другую ногу. — Давай сгоняем на «Палубу», посмотрим, кто там есть. Я хочу проверить свой велик.

— Я лучше пройдусь, — ответил Эд. — На велике толком ничего и не увидишь.

— Нам уже не десять лет, мы не можем просто так гулять где ни попадя.

Эд промолчал.

— Ну ладно… тогда… — Дейзи не смогла придумать еще какую-нибудь угрозу. — Но сейчас убирайся. Я хочу переодеться.

Услышав, как Эд спускается по лестнице, Дейзи сорвала с себя джемпер и юбку, в которые мать нарядила ее сегодня утром, и натянула зеленые клетчатые шорты и белую хлопковую блузку. Надела удобные ботинки на плоской подошве и посмотрела на себя в зеркало. Мать стригла ее под «боб» — локоны слишком заурядны, — но Дейзи мечтала о длинных волосах, собранных в конский хвост, который прыгает из стороны в сторону за спиной.

Ноги у нее были еще бледными для шортов, а светлые волосы, взмокшие от пота, закручивались вокруг лица.

Потеют только лошади. Мужчины покрываются испариной, а женщины — румянцем.

Дейзи знала, что мать не одобряет шорты, но сама считала, что в них она кажется старше. А то выглядит как младенец — вылитый пупс с коробки детского питания, со светлыми кудряшками и глазами как блюдца, так что тут на любые ухищрения пойдешь.

— Адовы колокольчики, — прошептала Дейзи своему отражению.

Услышав, как Скарлетт ОʼХара произносит эти слова, она тотчас поняла, что они просто специально созданы для нее самой. Выражение это помогало ей почувствовать себя взрослой. Ее персональная фраза, делающая ее похожей на своенравную красотку с плантации.

Спускаясь по лестнице, Дейзи услышала джаз, так любимый матерью, — завели проигрыватель, к которому мать никому не дозволяла прикасаться. У Дейзи была пластинка Чака Берри, которую она купила в магазине «Все за пятак-четвертак», но пластинка так и валялась нераспечатанной в ее комнате.

В голубой гостиной она нашла Эда, он смотрел на террасу, где сидели мать с тетей Хеленой. Он обернулся и прижал палец к губам.

— Хелена, я не понимаю, почему ты позволяешь ему так с собой обращаться, не понимаю, — говорила мать, отбрасывая с лица черные локоны.

— Эйвери много работает, — произнесла тетя Хелена почти шепотом. — Я не возражаю. Я… — Она замолчала, затем сказала: — Дела были, ну, не очень хороши в последнее время. Перед нашим приездом случился этот инцидент с Биллом Фоксом, ну ты знаешь, продюсером. Это я виновата, правда.

Дейзи надеялась узнать побольше об инциденте, но мать он, похоже, не интересовал.

— Твой муж дурак, — сказала она, даже не потрудившись понизить голос. — Он просто чертов дурак, и ему повезло, что сумел заполучить тебя.

Дейзи посмотрела на Эда. Его лицо было безучастно, но глаза потемнели, совсем чуть-чуть, как это бывало, когда он сосредотачивался на чем-то.

— Ох, я не знаю… — сказала тетя Хелена, и хотя Дейзи видела только затылок, но поняла, что тетя вот-вот расплачется.

— Хелена, это длится уже много лет.

Дейзи дернула Эда за руку и прошептала:

— Пойдем.

Внезапно мать повернула голову и уставилась на окно, за которым они подслушивали.

— Вы двое куда-то собрались? — спросила она, точно их подслушивание было самой естественной вещью на свете.

— Мы идем на «Палубу», — поспешно ответила Дейзи, выходя на террасу.

Эд медленно шел за ней.

— Хорошо. Можете взять из моей сумочки пятьдесят центов и купить себе моллюсков. — Когда никто из них не шелохнулся, она добавила: — Сумочка в кухне. — И бросила взгляд на Дейзи.

Тетя Хелена так и не повернулась к ним. В руке у нее был стакан со скотчем. Сколько Дейзи себя помнила, у тети в руке всегда был стакан со скотчем. Дейзи иногда нюхала скотч в графинах отцовского бара или улавливала этот запах в его дыхании, когда он целовал ее на ночь, и образ тети Хелены, мягкой и белокурой, вставал перед глазами. Обычно отец пил джин с тоником. Дейзи знала, потому что иногда он позволял ей готовить для него коктейли. Ей нравился бар, с коллекцией шейкеров и радугой разноцветного стекла. Красивые графины, хрусталь ее бабушки, с серебряными пластинками, на которых витиеватыми буквами выгравировано название напитка. Отец научил ее сперва наливать джин, потом класть лед. Довершаем тоником из стеклянной бутылки, выжимаем в бокал четвертинку лайма и бросаем ее туда же. Дейзи нравилось смотреть, как шипит тоник, когда в него падает лайм.

— Пойдем, — повторила Дейзи.

— Ступай, Эд, — велела мать. — Составь компанию Дейзи. Нам с твоей мамой нужно многое наверстать.

Без единого слова Эд развернулся и пошел обратно в дом. Дейзи последовала за ним через холл в летнюю кухню, большую и светлую, с огромной белой плитой, которую Дейзи не позволялось трогать. Здесь было светлее, чем в зимней кухне, которую давно превратили в бельевую. Через холл от кухни располагалась оранжерея, выходящая на подъездную дорогу и заднюю лужайку, лужайку окаймляли голубые гортензии ее покойной бабушки. (Мать говорила, что голубые гортензии — редкость, они стали такими, потому что бабушка удобряла их кофейной гущей.)

— Просто не верится, что она ни слова не сказала про мои шорты, — удивилась Дейзи, вытаскивая кошелек из сумочки матери.

— Да кого интересуют твои шорты.

— Ну да, — смущенно произнесла Дейзи и принялась напевать «Веселую малиновку». — Ты готов?

Эд молча смотрел на нее. Его глаза напомнили Дейзи серебряную чешую маленькой рыбки-приманки из рыболовного магазина.

— О, — пробормотала она. Попинала носком ботинка ножку кухонного стола. — Я уверена, что это ерунда. Люди все время такое говорят.

— Кто все время такое говорит?

— Ну в кино, например. — Она внимательно посмотрела в глаза Эду, погадав, не чокнутый ли он. — Это же просто болтовня.

Люди болтают. Леди не слушают.

— Ты ничего не знаешь, — возразил Эд. — О Голливуде уж точно. Там все по-другому.

— Слушай, давай не будем думать об этом. Пошли, можем не брать велики, будем топать пешком всю дорогу, если хочешь.

У «Палубы» туда-сюда бесцельно моталась малышня, смеялась и жевала хот-доги, завернутые в вощеную бумагу, и жареных моллюсков из полосатых коробочек — и так целыми днями. Это была всего лишь лачуга с навесом над кухней и стойкой для заказов, но там всегда встретишь кого-нибудь из знакомых. Возле стены дощатого строения можно было насчитать с дюжину велосипедов, а у каменной ограды через дорогу сидела целая компания — болтали и строили друг другу глазки.

— Я возьму ракушек, — сказала Дейзи, сжимая в ладони нагревшиеся четвертаки. — А ты найди нам местечко.

Дейзи сделала заказ у прыщавого парнишки и ждала, привалясь спиной к стойке, рассматривая местное общество. Глядя на Эда в компании других ребят, она ощутила легкий укол в животе. Не такой уж он и правильный. На самом деле многие ребята считали его таинственным, даже крутым, как же, из Голливуда, в линялом джинсовом комбинезоне и солнечных очках «Рэй-Бэн». Просто он был другой, он смотрел на людей так, как ее мать смотрит на дыни в супермаркете. Большинство этого даже не замечало. А те, кто замечал, старались держаться от него подальше. Дейзи это не пугало, но огорчало и немного беспокоило.

Получив свой заказ, она направилась к Эду и пристроилась рядом с ним на ограде. Выудила толстую ракушку, упругий моллюск скользнул в рот, и она ощутила, как лопается нежная мякоть. Дейзи чувствовала запах рыбачьих лодок, стоявших позади «Палубы», бриз трепал волосы, поглаживал пушок на затылке. Казалось, лето началось именно в этот момент, с этой непостижимой смеси соли, прохладной мякоти и запаха керосина.

Она заметила высокого худого мальчика с волосами песочного цвета, который разговаривал с Пичес Монтгомери.

Дейзи пихнула Эда локтем:

— Что это за парень?

Торчащие ежиком волосы парня напомнили ей морскую траву, ей представилось, что он пахнет как изнанка ее шлема для верховой езды: сладко-соленый запах с примесью кожи.

— Тайлер Пирс, — сказал Эд. — Ему четырнадцать, если тебя это интересует. А похоже, что интересует.

— Откуда ты его знаешь? — Дейзи решила проигнорировать колкость.

— Я встретил Пичес, когда сегодня днем гулял по городу, до того, как ты приехала.

— Ну и?

— Она говорила о нем.

Дейзи смотрела на Эда, но тот больше ничего не сказал. Аккуратно вытащил из коробки ракушку и принялся ее изучать.

— Адовы колокольчики, Эд. Ты медленнее, чем январская улитка. Что она сказала?

— Я особо не слушал. — Эд сосредоточенно соскребал масло с моллюска на ладонь. — Она познакомилась с ним у себя в городе, кажется. Его семья только что купила дом на Южной Солнечной.

Глядя, как Эд вонзает ноготь в моллюскову плоть, Дейзи прокрутила новость в голове. Потом еще немного поглазела на мальчика, мечтая, чтобы у нее был конский хвост. У Пичес был конский хвост, цвета сливочной помадки. Он прыгал по ее плечам, когда она бегала по теннисному корту.

Пичес Монтгомери была совершенно бесполезным существом, по мнению Дейзи. Жеманная воображала. Ее настоящее имя было Пенелопа, но Персик-Пичес утверждала, что ее так прозвали за ее кожу. Будто персики со сливками, все время повторяет мой отец. Дейзи не поверила в это ни на секунду. Но мальчикам постарше Пичес нравилась. Даже тренер по теннису был к ней неравнодушен. Наверное, у Пичес есть нечто.

Пичес, поймав взгляд Дейзи, сузила свои и без того узкие косые глазки. Мой отец называет их миндалевидные. Она медленно направилась в их сторону.

— Привет, Дейзи. — Пичес перекинула конский хвост с левого плеча на правое. — Привет, Эд.

Она бросила приветствие в сторону Эда, даже не посмотрев на него.

— Привет, Пичес, — ответила Дейзи.

— Ты только что приехала?

— Угу, — пробурчала Дейзи.

— Слышала, этим летом вам всем придется жить в вашем доме, — сообщила Пичес, по-прежнему не глядя на Эда. — Наверное, будет тесновато.

— Наверное, — согласилась Дейзи и яростно сунула в рот моллюска. — Будешь играть в теннис в этом году?

— Разумеется. Отец тренировал меня всю зиму. Ты же знаешь, какой он.

— Ну да. — Дейзи спрыгнула с ограды и старательно взмахнула над плечом своим «бобом».

Эд буквально пялился на Пичес. Та мазнула по нему взглядом и чуть ли не содрогнулась, а затем направилась к компании, что уже давно звала ее.

— Пичес растолстела, — заметила Дейзи — Держу пари, я ее обыграю на турнире в этом году.

— Некоторым мужчинам это нравится, — заметил Эд.

— Да кого это волнует.

Некоторым мужчинам это нравится. Она в первый раз слышит такую глупость.

— Ей придется таскать по теннисному корту все свои жиры, а я буду носиться как птица.

— Уверен, что ты победишь ее, — ровным голосом сказал Эд.

— Спасибо, — поблагодарила Дейзи.

Тихий вечер окутал их, пока они поднимались по Симпсон-лейн. Там не было никаких тротуаров, только цветущие кусты, обвивающие белые изгороди и свешивающие ветви на пыльную дорогу. В этот час здесь было тихо, богатые дачники уже укатили в Яхт-клуб на вечерний коктейль или уплыли с пикником на мыс Поуг. Прочие улицы тоже никто бы не назвал особо оживленными, но все-таки они выглядели частью реального мира. А проселок Симпсон-лейн будто вел в никуда. Летняя дорога.

Дейзи бездумно сорвала розу и принялась ощипывать лепестки. Мысли ее вертелись вокруг Пичес и тенниса, вокруг мальчика с песочными волосами.

— А знаешь, ты ей не нравишься, — сказала Дейзи, покосившись на Эда, который шагал рядом, вглядываясь в освещенные окна домов. — Я про Пичес. Ее от тебя прямо трясет.

Эд, словно пребывавший в трансе, казалось, ничего не слышал.

— И о чем же вы говорили сегодня днем? — Дейзи посмотрела на него с интересом. — Она ведь практически не разговаривает с мальчиками, которым меньше четырнадцати.

— О том о сем, — тихо сказал Эд.

Стрекотание цикад стало громче, из порта донесся туманный горн.

— И вовсе ты с ней не говорил, — заявила Дейзи через минуту.

Эд не отрывал взгляда от домов.

— Так откуда же ты все это знаешь?

Он вдруг остановился и развернулся к Дейзи.

— Ты следил за ней, — догадалась Дейзи.

— Я бы не назвал это слежкой, — ответил Эд, его серебристые глаза пристально смотрели на нее. — Я занимаюсь самообразованием.

Дейзи проснулась посреди ночи. Она подумала, что это, должно быть, из-за луны, слишком ярко отражающейся в гавани. Но затем услышала голос Билли Холидей, доносящийся снизу. Босиком, как была, в ночнушке, она спустилась по лестнице и увидела, что на террасе сидят мать и тетя Хелена, освещенные пламенем свечей. Они были лишь в комбинациях, шелковые лямки натянулись на склоненных спинах.

Мать, подавшись вперед, слушала тихий голос тети Хелены, у ног ее стояла бутылка джина. Дейзи придвинулась поближе к окну.

— Не знаю, — говорила тетя Хелена. — Может, я плохая мать. Или позволяла ему проводить слишком много времени с Эйвери, не знаю. Я совершенно вымоталась, Ник. Правда.

— Наши дети, — тихо произнесла мать. — Кто бы знал, что они будут так непохожи на нас? А может, мы этого и хотели. Я смотрю на Дейзи, такую же золотистую, как ее отец. Иногда, странно такое говорить, но иногда я сурова с ней, потому что чувствую себя чужой в доме, где все такое хорошее, золотое и небесное. Что обращает меня в дьявола, я полагаю.

— Старина Ник, — рассмеялась тетя Хелена. — О боже. Хотела бы я, чтобы во мне было побольше дьявольского. И поменьше небесного и золотого. Хотя, кажется, эта часть меня мало-помалу исчезает.

— И что же взамен? — Мать ткнула Хелену в плечо.

— Другие мужчины?

— Ты не посмеешь.

— О, ты думаешь, ты одна такая, да?

Мать посмотрела на Хелену, затем глотнула из своего стаканчика из-под желе, хрустнула льдом.

— Ты помнишь ту ужасную толстуху, что жила напротив нас на Вязовой улице? У которой каждую ночь бывал новый матрос?

Хелена помолчала какое-то время, потом сказала:

— Лоретта. Как же была ее фамилия?

— Поучительная история, если такие вообще бывают, — хихикнула мать.

— И маленький тощий солдатик с рябым лицом, который волком выл под ее окном?

Мать фыркнула.

— Прекрати, — сказала она. — Меня разорвет, и мы перебудим наших прекрасных деток.

— Мы ведем себя неподобающе, — тихо рассмеялась тетя Хелена.

Дейзи сдерживала дыхание так долго, что испугалась, как бы грудная клетка не лопнула. Но она была зачарована. Точно ее мать и тетю похитили гоблины и заменили какими-то эльфами. Они казались ей такими красивыми и такими нездешними, их головы и руки в тусклом свете отбрасывали на деревянную террасу изящные, изогнутые тени. Они могли бы говорить что угодно, она бы все равно их любила. Мелодия их голосов, аромат их духов, ласкающий воздух были точно любовная песня. Ей хотелось быть с ними там, на террасе, под слепящей луной, грызть лед и позволять бретельке сползать с плеча. Ей хотелось быть частью этого зачарованного мира, который они, казалось, создали из свечей, музыки и смеха. А затем они каким-то образом смешались с образом мальчика Тайлера и запахом лодочного горючего у «Палубы».

Дейзи медленно развернулась на пятках, чтобы не скрипнуть лакированными деревянными половицами, и бесшумно поднялась в свою комнату.

 

1959: июль

I

Прошло всего две недели теннисных уроков, июль едва начал ложиться всем весом лета на Остров, когда Эд перестал появляться на занятиях. Он выходил из дома вместе с Дейзи каждое утро в восемь, и они вдвоем шли к теннисному клубу. Но после она не видела кузена до полудня, когда он появлялся, чтобы забрать ее, и они возвращались в Тайгер-хаус на ланч.

Он не говорил, где пропадает и что делает, пока Дейзи носится по раскаленному земляному корту, отрабатывая бэкхэнд. Спрашивать его было бессмысленно, он или ответил бы «то да се», или же просто промолчал.

Исчезновения Эда вызывали у Дейзи смешанные чувства. С одной стороны, ее это особо не волновало. Единственное, о чем она думала в те утренние часы, — это победа в одиночном турнире в конце лета. Когда она поджаривалась под горячим солнцем Восточного побережья, когда ее бедра горели, а предплечья становились такими же твердыми, как вощеный веревочный браслет, затянутый вокруг ее запястья, Дейзи думала только об одном: как заставить соперницу плакать во время матча, как сделать укороченный удар неберущимся, мяч невидимым, шаг уверенным, как сделать взмахи ракетки четкими, словно движения метронома. Тик-так, Тик-так — настоящие часы. Чтобы удар всегда был точен. И отсутствие кузена означало, что у нее меньше поводов отвлекаться.

Но в то же время его отсутствие создавало проблему. Он всегда был ее партнером в парных соревнованиях в конце лета. Эд не особенно хороший теннисист, но Дейзи была достаточно сильна, чтобы вытянуть обоих, и, хотя парные соревнования были не столь уж важными, именно через их сито можно было получить право на участие в одиночке. Командная работа — божья работа, или как там говорит эта сушеная черносливина миссис Кулридж в начале каждого теннисного сезона. Обычно Эд остерегался не участвовать в паре, потому что это означало, что он автоматически остается на второй год. Но этим летом ему, похоже, стало все равно. Для Дейзи отсутствие Эда все осложняло: придется подлизываться к кому-нибудь, чтобы заполучить нового партнера.

Пичес была очевидным выбором из-за ее умений, но Дейзи не хотела упускать шанс побить ее дважды. К тому же она знала, что Тринни, тощая блондинистая подружка Пичес, выцарапает ей глаза, если она попытается переманить ее партнершу. И все же Дейзи продолжала воображать, каково было бы играть с ней в паре. Пичес, с ее резким точным кроссом, и Дейзи, несущаяся в правую половину корта, чтобы отбить мяч на левую сторону противника, стремительная, точно маленькая оса в пикейном платье. (Образ немедленно бледнел, когда она видела Пичес, и тогда больше всего ей хотелось выбить эти маленькие раскосые глазки своим неберущимся бэкхэндом.)

Лишь один игрок не выглядел полным кретином — новенькая по имени Анита. Дейзи мысленно оценивала ее пару дней, прежде чем решилась подойти. Помимо всего прочего, против Аниты было то, что у нее были проколоты уши, — не то чтобы Дейзи в самом деле такое не нравилось, но она помнила слова матери о той португальской девушке, что работала официанткой в Яхт-клубе и встречалась со тьмой парней.

Хорошие девушки не прокалывают уши.

К тому же Анита выглядела слегка по-битнически, с прямыми черными волосами и густой челкой. Но у нее была хорошая подача справа, и Дейзи посчитала, что это перевешивает проколотые уши и возможную игру на бонго.

Она намеревалась спросить Аниту во время утреннего перерыва, когда все ребята отдыхали в тени на задней веранде клуба. Но по дороге от кортов к лужайке она заметила свою мать, играющую с тетей Хеленой, которая была багровой от напряжения. Мать непринужденно перемещалась по корту, поднимая маленькие облачка красной пыли. Кожа у нее была коричневой, а в глянцево-черных волосах солнце выжгло медовые пряди. Но более всего Дейзи поразила бесстрастность, с какой она играла. Казалось, мать не испытывает той ярости, что заставляла Дейзи метаться взад-вперед по корту, ее тело не переполняла энергия, от которой Дейзи была готова выпрыгнуть из шкуры. Дейзи не понимала, как это можно так легко держать ракетку, точно это не оружие, как можно смотреть на соперника, точно это не враг. Казалось, мать просто выполняет движения, пусть они и были безупречны.

Тут Дейзи заметила Тайлера Пирса, сидевшего на зрительской скамейке перед кортом. Тайлер, чьи подобные морской траве волосы сопровождали ее в грезах, следил за игрой с явным интересом. Она подумала, может, стоит подойти и заговорить, сказать, что эта потрясно играющая женщина — ее мать, но Дейзи испугалась, что ее потом задразнят за подлизывание к парню старше нее. Она с неохотой поднялась на веранду клуба и, опершись о перила, наблюдала за Тайлером, наблюдающим за ее матерью.

Сосредоточенность ее была нарушена прикосновением чего-то холодного и мокрого. Дейзи повернулась и увидела улыбающуюся Аниту, которая прижала к ее плечу стакан с лимонадом.

— Привет, — сказала Анита, протягивая Дейзи стакан.

— Ну, привет, — ответила Дейзи.

Ну — это для лошадей.

— Она хороша, да? — Анита глядела на корт, где мать и тетя собирали теннисные мячи.

— Кто? — спросила Дейзи, в замешательстве от внезапного появления Аниты и ледяного прикосновения ледяного.

— Брюнетка.

— Это моя мать, — сказала Дейзи, искоса посмотрев на Аниту, но лимонад все же взяла.

— В самом деле? Вы совсем непохожи.

— Я знаю, — ответила Дейзи, ощутив раздражение и неловкость. Анита стояла так близко, что их плечи соприкасались. — Я в папу.

— О. — Анита глотнула из своего запотевшего стакана. — Уверена, он тоже хорош.

— Этого я не знаю, — сказала Дейзи.

Дейзи должна была признать, что челка Аниты, спадавшая точно до середины лба, смотрится эффектно — в каком-то старомодном стиле. Как на фотографии той кинозвезды двадцатых годов, которую она нашла в старом альбоме своей матери.

— Слушай, давно собиралась тебя спросить, не хочешь стать моим партнером в паре на турнире?

— Идет, — согласилась Анита, точно это было совершенным пустяком.

— Нам придется много тренироваться, — сурово сдвинула брови Дейзи. Она внезапно разозлилась на Аниту за ее готовность. — В смысле — каждый день.

— Да мы и так играем каждый день. Но почему бы и нет? А я могу прийти к тебе домой? — спросила Анита.

— Наверное. — Дейзи застигли врасплох. Она не была уверена, что хочет, чтобы Анита болталась по ее дому. И неизвестно, что скажет мать. — Нам пора. Перерыв закончен.

— Я тебя догоню. — Анита не отрывала взгляда от теннисисток.

Когда Дейзи шла через лужайку, мать помахала ей с корта:

— Привет, Дейзи.

— Привет, мам, — ответила Дейзи.

Ракетка в ее руке была оружием, готовым к бою, и она снова подумала о безукоризненной игре матери.

Всю неделю Дейзи оставалась после тренировок, чтобы не приглашать Аниту к себе. Она стояла, прислонившись к проволочной изгороди, отделявшей седьмой корт от травянистых дорожек и болот, что вели к Ледяному пруду, когда кузен потряс сетку возле ее головы.

— Как твой бэкхэнд? — спросил Эд, передразнивая резкий голос миссис Кулридж.

— Адовы колокольчики, Эд, что ты здесь делаешь? — Дейзи развернулась и просунула пальцы в алюминиевую сетку. Эд возвышался над ней, и пришлось смотреть против солнца, чтобы встретиться с ним взглядом. — Если миссис Кулридж засечет тебя, ты труп.

— Вообще-то сейчас ты должна идти домой вместе со мной, — ответил Эд.

Теннисная форма на нем была совершенно чистой, за исключением туфель — вот они были грязными и потрепанными. Русые волосы выгорели до пшеничного оттенка.

— Ведешь себя как ребенок, — сказала Дейзи. — Почему не можешь просто сказать своей маме, что не хочешь играть?

— Потому что ненавижу торчать с ней утром, — бесстрастно ответил Эд. — Давай пройдемся. Я нашел отличную тропинку к пруду, о ней никто не знает, там есть хижина.

— Я есть хочу. Пойдем домой. Мама готовит фаршированные яйца.

— Я стянул две сигареты, — сообщил Эд. — У Тайлера Пирса вообще-то.

Дейзи вообразила, как она курит с Тайлером Пирсом за старым погребом на заднем дворе, его рука на ее коротких светлых волосах.

— Ладно, только по-быстрому. А то я умру с голоду.

— Только китайцы умирают с голоду, — заявил Эд.

— Адовы колокольчики, — выругалась Дейзи.

— Лучше перестань так говорить, — сказал Эд. — Это совсем не по-взрослому.

— Как будто ты в этом что-то понимаешь. — Дейзи открыла дверцу в изгороди. — Пошли скорее.

Когда они скрылись за высокой болотной травой и старыми дубами, составлявшими заросли Шерифова луга, Дейзи чуть отстала. Эд шагал впереди, и Дейзи заметила, что, чем бы он ни занимался по утрам, шея у него загорелая.

— Нужно свернуть налево за старым сараем. — Взяв Дейзи за руку, Эд увлек ее в глубь подлеска.

— Да нет там ничего за старым сараем, — возразила она, чувствуя голодные спазмы в животе. — Я не хочу перепачкать туфли, шляясь по болоту. К тому же здесь миллион комаров.

— Нет, там тропинка, которую я нашел, — объяснил Эд. — Она ведет к заброшенной хижине. Мы можем покурить там.

— Ты, кажется, говорил, что сигареты — гадость, — напомнила Дейзи. — И как ты их стянул у Тайлера?

— Из его теннисной сумки. И стянул я их для тебя.

— Ты должен пообещать выкурить одну со мной, иначе я немедленно иду домой. — Дейзи остановилась, ее теннисное платье зацепилось за куст ежевики.

— Сюда, — сказал Эд, аккуратно отцепляя ткань от шипа.

Они дошли до полуразрушенного строения, бывшего когда-то форпостом, неподалеку от Ледяного пруда. Двигаясь по заросшей тропинке, миновали мемориальный камень, изъеденный лишайником. Дейзи хотелось остановиться и посмотреть, но Эд продолжал крепко сжимать ее запястье. Он продирался сквозь кусты, волоча ее за собой. В другой ситуации она бы велела ему отстать от нее, но ей хотелось знать, чем он занимается по утрам. К тому же Эд нравился ей таким вот, когда у него была цель и было что показать ей, а не когда он бродил как привидение и пялился на людей, заставляя их ежиться.

Они выбрались на узкую извилистую тропку, с обеих сторон тянулась высокая, одичавшая живая изгородь. Было тихо, воздух совершенно неподвижный, лишь стрекот цикад разбавлял шорох их шагов по некошеной траве.

— Адовы колокольчики! — выпалила Дейзи. — Эд, как, черт возьми, ты это нашел?

— Просто гулял, — ответил Эд с какой-то непонятной интонацией, но, похоже, ему было приятно. — Я знал, что тебе понравится. Знал, что ты поймешь, — добавил он, пристально глядя на нее.

— Тут есть какая-нибудь полянка? — спросила она.

— Есть, выше.

— Ладно, давай покурим здесь. — Дейзи положила ладонь на его руку и почувствовала, как напряглись его мускулы.

— Лучше пройдем чуть дальше, — предложил Эд. — Убежище за поворотом.

На следующем повороте рос старый полумертвый дуб, его выпирающие из земли корни походили на руки пловца. Дейзи прислонилась к крошащемуся стволу и опустилась на корень.

— Я устала. Давай здесь. Надеюсь, у тебя есть спички.

Эд протянул ей сигарету и вытащил коробок спичек, на котором было вытеснено название «Приют». Дейзи сунула сигарету в рот и почувствовала на губах крошки табака. Эд осторожно зажег спичку и медленно поднес к кончику. Сигарета не прикурилась.

— Ты должна вдохнуть в тот момент, когда я поднесу спичку, — объяснил он.

Дейзи послушалась.

— Жжется, — сказала она, глядя, как шипит и разгорается кончик сигареты.

Она попыталась затянуться, как это делали девочки, которых она видела на Гарвард-сквер. Быстрые вдохи, а затем из ярко-красных губ — струйки серо-голубого дымка. Но Дейзи не понимала, как это делается. К тому же сигарета оказалась горькой, и ее слегка затошнило, так бывало, когда она выпивала слишком много кофе.

— Наверное, не смогу докурить.

Эд уставился на тропинку.

Дейзи затушила сигарету о корень. Ощущения были странные, ей вдруг сделалось немного грустно — из-за Тайлера. Может, она сумеет притвориться, будто ей нравится курить, если он ее спросит. Она принялась пинать мятлик, растущий вокруг дерева, пока не сообразила, что перепачкает туфли. За высокой травой можно было различить что-то похожее на маленькую полянку.

— Так где же твоя хижина?

— Вон там, — кивнул Эд. — Хочешь посмотреть?

— Ладно, но потом домой, есть фаршированные яйца.

Эд повел ее через заросли жимолости. На краю поляны стояло деревянное строение, просевшее под тяжестью пропитавшей его влаги и собственных гниющих досок. Оно походило на автобусную остановку, с покатой крышей и без одной стены.

— Жуть, — сказала Дейзи. — Это здесь ты ошиваешься по утрам?

— Иногда. — Тон у Эда был уклончивый.

Дейзи обошла строение кругом, чтобы хорошенько рассмотреть. Хижина оказалась просторной, внутри буйствовала ежевика, валялся мусор — пивные бутылки, обертки от сладостей.

У задней стены Дейзи заметила нечто похожее на клетчатый плед.

— Там одеяло для пикников или что-то вроде того, — сказала она, пнув землю в том направлении.

Эд подошел ближе и заглянул внутрь.

— Кто-то устроил пикник в твоем секретном месте.

Эд молчал.

Дейзи двинулась вперед, глядя на плед. Он был мятым и весь в бурых пятнах, как от шоколадного соуса. А затем она увидела физалию, ее щупальца стекали из-под поеденного молью уголка ткани и расплющивались о заднюю стену.

— Под ним что-то есть… — сказала она, и сердце застучало быстрее. — Может, это спит кто-то?

Непонятно почему Дейзи вдруг вспомнила мужчину, похожего на Уолта Диснея, который чесал промежность возле дамской комнаты в «Бонуит Теллер», губы его были сложены идеальной «О» — вылитая рыба. Она не рассказала о нем матери, о том, как он вдруг хрюкнул и обмочил штаны — прямо рядом с туалетом; маленькое темное пятно расползлось по его брюкам. Вместо этого она битых пять минут поглаживала красные туфли с ремешками в отделе обуви для девочек, пока мать не сдалась и не купила их.

— Не думаю, что это кто-то спит, — сказал Эд, входя следом.

Дейзи попятилась.

— А я думаю, спит, — возразила она. — Давай уйдем. Мне здесь не нравится.

Эд схватил ее за руку, его ладонь больно вжала веревочный браслет в ее запястье, Дейзи замерла. Эд сделал шаг в сторону бугра из клетчатого одеяла и наклонился.

— Не надо, — сказала Дейзи, но голос ее прозвучал будто из-под толщи воды.

Эд медленно приподнял тряпку.

Позвонили отцам. Дейзи слышала, как мать говорит с Бостоном.

— Черт побери, Хьюз. Она это видела.

Мать замолчала, и Дейзи смогла расслышать слабое жужжание из телефонной трубки — голос отца.

— Они пока не знают. Говорят, что это может быть чья-то горничная. Очевидно, одна из этих португальских девушек.

Мать снова замолкла.

— Нет, я не видела, — заговорила она после паузы, проведя рукой в кольцах по волосам. — Нет, я ее не спрашивала. Я не знаю, что делать, честно. Ты должен приехать. И, Хьюз… Позвони Эйвери и заставь его сесть на следующий же чертов самолет. Никаких отговорок. Этот мальчишка и так доставляет слишком много хлопот своей матери, а уж теперь лучше точно не станет.

Дейзи уложили в горячую ванну с магниевыми солями. Мать сидела рядом на небесно-голубом унитазе, пила черный кофе и смотрела на нее. Дейзи не понимала, что она пытается высмотреть, от этого взгляда ей было неуютно. Может, она должна заплакать? Ведь как-никак девушка мертва. Но плакать ей не хотелось. Ей хотелось поговорить с Эдом, но она не видела его с того момента, как ворвалась в дом, красная и трясущаяся от перевозбуждения, и принялась носиться по комнатам в поисках матери — сказать ей, что нужно звонить в полицию.

— Где Эд? — наконец спросила Дейзи.

— Не знаю. — Мать покинула унитаз и опустилась на колени рядом с ванной. — Малыш, голову тоже нужно помыть.

Дейзи не могла вспомнить, когда последний раз мать называла ее так. Да и называла ли хоть раз? Она сомневалась. Но это было приятно, и Дейзи не стала чинить препятствий, когда мать начала втирать шампунь в ее волосы, массировать голову и стирать пену, чтобы не попала в глаза.

Мать повернула кран и нежно пригнула голову Дейзи под струю теплой воды, напевая «Маленького паучка».

— Готово, — сказала она, встряхивая полотенце, чтобы завернуть в него Дейзи, как иногда делала на пляже, когда закоченевшая дочь с воплями вылетала из воды.

Дейзи закуталась в полотенце. Мать сжала ей плечо и посмотрела на нее, но ничего не сказала.

— Давай-ка наденем на тебя пижаму, — после молчания предложила она принужденно-бодрым тоном.

— Мама, сейчас только два часа, — возразила Дейзи.

— О, и верно, — рассмеялась мать. — Что ж, надевай тогда что хочешь.

Спустившись из своей комнаты, Дейзи обнаружила, что мать стоит на кухне и смотрит на лежащего на столе цыпленка. Солнечный свет струился сквозь желтые в горошек занавески, отчего комната походила на внутренность лимона.

Мать стояла неподвижно, вцепившись обеими руками в полированную деревянную столешницу и уставившись на сырую птицу так, будто та могла встать и сообщить ей что-то важное.

— Мама? — Дейзи подумала, вдруг это то самое. И мать распалась, как Вивьен Ли.

— Ох. — Мать повернулась и улыбнулась. — Решила приготовить цыпленка на обед. Твой отец приедет пораньше. Но, кажется, я не голодна. А ты?

— Нет, — ответила Дейзи. Вообще-то она умирала с голоду. Она пропустила ланч, а теперь, похоже, и обед отменяется.

— Разве что сэндвичи. С яичным салатом или огурцом?

— С яичным салатом, — сказала Дейзи.

— Милая, ты не приготовишь маме свой замечательный джин с тоником, который ты всегда делаешь для папы?

В зеленой гостиной Дейзи тщательно отмеряла джин из хрустального графина, когда услышала, как хлопнула задняя дверь. Должно быть, Эд. Но, выйдя в холл со стаканом в руке, Дейзи поняла, что вернулась тетка. Дейзи застыла, вслушиваясь в бестелесные голоса, доносящиеся из кухни.

Любопытство кошку сгубило.

— Где он? — спросил голос матери.

— Я нашла его в конторе шерифа, — ответил голос тети.

— Да что он там делал?

— Судя по всему, он был там, когда приехала полиция, с… с телом, с девушкой то есть. Почему он не убежал вместе с Дейзи, я не знаю. Но это еще не все. Он рассказал полицейским, что постоянно там бывает. Он не ходил на теннис, как оказалось. — Тетя замолчала, Дейзи слышала ее шумное дыхание. — И полицейские отвезли его в участок, для беседы с шерифом, нужно выяснить, не видел ли он чего подозрительного, когда бродил там.

— Так где же он сейчас? — В голосе матери слышалось раздражение.

— Все еще в участке, — сказала тетя. — Самое странное, что он вовсе не выглядел испуганным, а мне он даже не обрадовался. Сидел себе в этом кресле в кабинете шерифа, совершенно спокойный. Да он едва ли не улыбался. А потом сказал: «Не волнуйся, мама, все будет в порядке». Точно он только что решил арифметическую задачу, а вовсе не нашел бедную задушенную девушку. Стыдно сказать, Ник, но меня это перепугало до полусмерти. Мой родной сын. Насмехается над смертью.

— Да, — сдавленно отозвалась мать.

— И шериф… сказал, что с радостью доставит его домой, когда Эд закончит помогать им. Помогать им! Как, ради всего святого, двенадцатилетний ребенок может им помочь? А потом шериф подмигнул мне, я так поняла, он хотел сказать, что это между ними, мальчиками, или что-то вроде. Это так? В смысле, это правда касается только мальчиков? О боже, помоги мне. Я хочу, чтобы Эйвери был здесь.

— Думаю, нам обеим нужно выпить, — сказала мать. — Скоро приедет Хьюз, он во всем разберется.

В этот момент Дейзи решила появиться в кухне.

— Вот твой коктейль, мама.

— Спасибо, милая, — поблагодарила мать. — Ты не могла бы приготовить еще и скотч для своей тети?

— О, Дейзи, — тетка шагнула к ней, — о, дорогая моя, бедняжка.

— Я в порядке, тетя Хелена, — сказала Дейзи. А вдруг ее слова тоже напугают тетю до полусмерти? Может, надо заплакать или лишиться чувств, как это делают в фильмах? — Сейчас принесу вам скотч.

Она не пошла за скотчем. Вместо этого она выбежала через переднюю дверь со смутным намерением отправиться в контору шерифа и потребовать освободить кузена. Хотя они ведь его вовсе не арестовали, верно? Она размышляла над этим, открывая ворота и выскакивая на Морс-стрит.

— Привет, Дейзи.

Дейзи чуть не упала, услышав рядом знакомый голос.

— Адовы колокольчики, Эд Льюис. Ты меня напугал. Откуда ты взялся?

— Я тут прятался, — спокойно сказал Эд, — тебя ждал.

Дейзи прижала руку к груди, точно это могло замедлить сердцебиение. И все же она в жизни никому так не радовалась.

— Ох, Эд. Куда ты подевался?

— Я никуда не девался. Это ты убежала.

— Да, из-за этого ужасного языка.

Язык походил на растаявший виноградный леденец, вылезший из удивленного, воскового рта девушки.

— Но я думала, ты бежишь позади.

— Нет, я никуда не побежал.

Что-то в голосе Эда заставило Дейзи прекратить вслушиваться в пульсацию крови в висках и внимательно посмотреть на него.

— А что у тебя с глазами?

— Все нормально у меня с глазами.

Но с глазами было что-то не так. Они по-прежнему напоминали серебристых рыбок, но теперь рыбки ожили — как те мальки, что проскальзывают между пальцами во время отлива. Она погадала, когда же это случилось. Попыталась вспомнить, какими глаза были до того, как они нашли тело, но не смогла.

— Слушай, мы не можем здесь говорить, — сказала Дейзи. — Они там с ума сходят. Мой отец должен приехать, и твой тоже. И они все знают про теннис.

— Я понял.

Эда это, похоже, не волновало.

— У нас из-за тебя целая куча неприятностей, Эд. Ты есть хочешь?

— Не особенно.

Дейзи раздражали все, кто не испытывал голода.

— У тебя есть деньги?

— Шериф дал мне два доллара. За помощь.

— Отлично. Купишь мне чизбургер. Но пойдем через бухту, чтобы они нас не заметили.

Дейзи молчала до тех пор, пока не проглотила чизбургер, стараясь не ронять жирные крошки на свои зеленые шорты. Они сидели на скамейке у парома, подальше от толпы у «Палубы». Эд все еще был в теннисной форме, но теперь одежда была вся в пятнах, светлые волосы торчали в разные стороны. Он слегка качал длинными ногами, подошвы теннисных туфель шаркали по гравию.

— Ты сказал им про сигареты?

— Нет, — ответил Эд. — Не волнуйся насчет сигарет. Они их не видели. А если найдут, то решат, что курил убийца.

Убийца. Дейзи не задумывалась, что же стряслось с девушкой. Просто умерла. Когда Эд приподнял одеяло, она не сразу поняла, что там. А когда поняла, то, казалось, прошла вечность, прежде чем ее ноги начали двигаться. Но если хорошенько подумать, то она, разумеется, понимала, что кто-то сотворил это с девушкой.

Половина лица девушки выглядела так, будто его расплющили, физалия выплывала из ее темных кудрявых волос. Глаза были открыты и выпучены, как у лягушки, толстый язык торчал между зубов. И ее груди. Если не считать язык, они напугали Дейзи больше всего. Она никогда прежде не видела обнаженных грудей, за исключением груди матери. Но эти не были похожи на грудь матери, с ними было что-то не так. Не хватало кусочков кожи, точно кто-то взял формочку для печенья и впечатал в кожу, оставив овальные следы, которые смотрели на Дейзи, будто склизкие глаза. Именно в этот момент ноги Дейзи начали двигаться.

— Убийца, — медленно повторила она. — Они знают кто?

— Нет, — сказал Эд. — Но ее зовут Елена Нунеш. Они нашли под телом удостоверение личности. Она горничная Уилкоксов.

— А что с физалией? — Дейзи никак не могла сообразить, как она туда попала. Елена Нунеш ходила купаться?

— Какой физалией?

— Ну, той, что у нее на голове.

— Это были ее вытекшие мозги, — сказал Эд.

— Откуда ты это знаешь?

— Я был с полицейским, когда он докладывал шерифу. Он сказал: «Этот парень вышиб ей мозги, да так, что часть их выскочила из головы».

— Так и сказал? Что мозги выскочили из головы? — У Дейзи скрутило живот.

— Но ее еще и задушили. Вот почему у нее шея черная. — Эд понизил голос, так они обычно переговаривались в церкви.

— Просто не верится. Мы видели убитого человека, Эд!

— Да, — сказал Эд.

— Думаешь, убийца теперь придет за нами? Может, мы теперь отмечены печатью смерти?

Дейзи читала как-то рассказ, в котором на лбах жертв появлялись темно-красные отметины, словно ожоги.

— Нет, — ответил Эд. — Я думаю, это делает нас особенными.

 

1959: июль

II

С приездом отца Дейзи в Тайгер-хаусе, казалось, восстановился порядок. За двадцать четыре часа он сумел договориться с приятелем из своего клуба, и Эда записали в летнюю скаутскую программу, мать снова стала стряпать для домочадцев и готовиться к ежегодной летней вечеринке, она уже не выглядела такой растерянной. Она даже начала работать в саду и устраивать пикники на пляже, а отец взял на себя телефонные звонки и визиты обеспокоенных друзей и любопытных соседей.

Новости расходятся быстро. Дурные новости — вдвое быстрее.

Только тетю Хелену, казалось, не задели перемены. Дядя Эйвери не приехал.

— Он не приедет, Ник, — сказал отец. — Что-то там с его дурацкой коллекцией. Честно говоря, происшествие, похоже, его совсем не обеспокоило. Он сказал нечто странное, вроде как это должно закалить характер. Тот еще субъект.

— Черт бы его побрал, — сказала мать.

Тетя Хелена, присутствовавшая при разговоре, не проронила ни слова.

Мать Дейзи была настроена скептически, когда Дейзи сказала, едва ли не плача, что ей нужно тренироваться. Даже один пропущенный день, объясняла она, отбросит ее назад.

— Она чуть ли не в истерике из-за этого, — услышала Дейзи через закрытую дверь спальни. — Меня это беспокоит. Мне кажется, это немного ненормально. Почему она хочет туда вернуться — после того, что случилось?

— Просто она целеустремленная, — сказал отец, — хочет выиграть турнир, вот и все.

— Мне кажется, это болезненно.

Дейзи услышала шорох, точно мать расправляла постельное белье. Она так делала, когда нервничала или расстраивалась.

— Думаю, это отвлечет ее, — сказал отец. — Давай не будем на этом зацикливаться. Мы же не хотим, чтобы ее лето было испорчено лишь потому, что какой-то псих решил удавить горничную.

— Какой же ты черствый, Хьюз Дерринджер. — Голос у матери был холодный как лед. — По-моему, у нас у всех лето испорчено. Девушку искромсали, пробили голову, а тело нашла наша дочь.

— Ты ведь понимаешь, о чем я.

— Не уверена, что понимаю. Но, как обычно, вас двое, а я — сбоку припека. Полагаю, мне не стоит удивляться, что ты с ней солидарен.

— Не начинай. Ты же знаешь, что это неправда.

Снова шорох.

— Ненавижу, когда ты так говоришь со мной. — Мать понизила голос, и Дейзи пришлось прижать ухо к двери. — Точно я какая-то зануда.

— Ты не зануда. Просто… иногда ты меня озадачиваешь, Ник.

— О, теперь мы говорим правду?

— Мы можем попытаться.

— В таком случае могу сказать то же самое о тебе.

Дейзи услышала, как вздыхает отец и скрипят пружины кровати, точно он тяжело опустился на матрас.

— Что ты хочешь, чтобы я велел ей? — спросил он после паузы. — Ты хочешь, чтобы она держалась подальше от всего этого?

— Не знаю. Я лишь хочу, чтобы между нами было согласие, вот и все.

Молчание. Затем мать сказала:

— Это все из-за убийства. Мне страшно.

— Иди сюда.

Дейзи показалось, что прошла вечность, прежде чем они снова заговорили.

— Здесь жарко. — Голос у матери был задыхающийся. Пружины снова заскрипели.

— Подожди. Не шевелись.

— Я…

— Твоя кожа… — Голос отца замер. — Могу я? То есть ты хочешь…

— Да.

— Ник, я…

— Нет, все хорошо. Ничего не говори. — Затем: — Постой, Хьюз, мы ведь еще не приняли решения. Насчет Дейзи.

— Хорошо, но тебе лучше решать побыстрее.

— Думаю, я согласна, — сказала мать почти шепотом. — Ты прав, это не должно испортить ей лето. А она серьезно настроена насчет этого турнира.

— Она победительница, — сказал отец.

Покраснев, Дейзи направилась в свою комнату, разложила теннисное платье на свободной кровати и разгладила помятый воротничок.

Она вынуждена была признать, что мать в каком-то смысле права. Временами, когда она отправляла мяч через сетку, внезапно накатывало воспоминание об увиденном, накрывал запах гнили в хижине, начинала кружиться голова, и она теряла ориентацию в пространстве — как в тот раз, когда у нее случился солнечный удар и ее стошнило в бассейн Гилкристов.

Но, вернувшись на теннисные корты, Дейзи чувствовала себя кинозвездой. Все хотели поговорить с ней о мертвой девушке. Все столпились на веранде клуба, предлагали ей лимонад, конфеты, обещали новые струны для ракетки в обмен на историю.

— Ты сразу поняла, что она мертвая, когда посмотрела на нее?

— Она была вся белая, как призрак?

— Ты упала в обморок? Я бы наверняка упала замертво.

Последний вопрос был от Пичес, так типично для нее, ведь Пичес всегда стремилась перевести разговор на себя. Разумеется, Пичес воображала, как она падает замертво, а ее подхватывает на руки какой-нибудь услужливый мальчик. Будто ее так уж легко поднять. Но на сей раз никто не обратил на нее внимания. Казалось, даже Тайлера она раздражает.

— Пусть Дейзи расскажет, — оборвал он Пичес.

Ощутив непонятный жар, Дейзи придвинулась к Тайлеру. Она чувствовала запах его кожи и пота и вместе с тем — чистоты. Она с благодарностью посмотрела на него.

— Было странно, — сказала Дейзи. — Она выглядела как-то неправильно. И голова у нее была кривая. Эд говорит, что ее разбили камнем. Ну, так ему сказал помощник шерифа.

Послышался коллективный вздох.

— Эд очень смелый, — продолжала Дейзи, гордясь кузеном. — Это он поднял одеяло.

— Прямо как в кино, — одобрительно сказала Анита.

— По-моему, ты тоже очень смелая, — сказал Тайлер.

У Дейзи перехватило дыхание.

— Будь у меня младшая сестра, я бы хотел, чтобы она была такой, как ты.

Пичес ухмыльнулась, вернувшись на круги своя.

Анита сама себя пригласила после тренировки. Дейзи, все еще изводя себя мрачными мыслями по поводу Тайлера и Пичес, обнаружила, что соглашается, хотя и сомневалась, что это такая уж удачная идея. Она лишь надеялась, что родители отправились на пикник. А тетя Хелена не будет вести себя слишком странно.

— Так захватывающе, ты нашла эту девушку. Прямо как в рассказе про Нэнси Дрю.

— Я думала, ты сказала, что как в кино, — сказала Дейзи, внезапно разозлившись.

— И то и другое, все сливается в одно. И даже лучше, потому что взаправду.

Дейзи молчала.

— Она была горничной Уилкоксов, — сказала Анита, бросив взгляд на Дейзи.

— Я знаю, — раздраженно ответила Дейзи.

— Бабушка говорит, что миссис Уилкокс уволила последнюю горничную за кражу.

Дейзи уставилась на нее. Уголки Анитиных губ слегка загибались вверх.

— За кражу чего?

— Не знаю. Но бабушка говорит, что это, должно быть, вина самой миссис Уилкокс. Она говорит, плоха та хозяйка, что не может управиться с прислугой.

Мысль о том, что Елена Нунеш была воровкой, расстроила Дейзи. И она сменила тему:

— Так ты живешь с бабушкой?

— Нет, я провожу у нее лето. Моя мама — актриса, летом она всегда в отъезде.

— Твоя мама — актриса?

А возможно, Анита куда интереснее, чем казалось поначалу.

— Угу. В театре. Сейчас она играет в «Суровом испытании», вне-Бродвея.

— А что это?

— Это пьеса о процессе над ведьмами Салема, хотя мама говорит, что она скорее про политику.

— О, — сказала Дейзи. Они уже дошли до поворота на их подъездную дорожку. — Нам сюда.

Дейзи провела Аниту в летнюю кухню, душную от дневной жары. В холодильнике нашлись сэндвичи с болонской колбасой, а на столе лежала записка от матери, в которой говорилось, что родители устроили пикник на пляже.

— Вот. — Дейзи протянула Аните тарелку и ухватилась за кувшин с лимонадом, по особому рецепту ее матери. Наверно, один из сэндвичей предназначался Эду, но ее это не заботило. — Мы можем устроиться на террасе.

В голубой гостиной Дейзи увидела тетю Хелену, спавшую в кресле.

— Подержи, — она сунула кувшин Аните, — я сейчас.

Она подошла к тете и положила ей руку на плечо:

— Тетя Хелена?

Тетка не пошевелилась. Она легонько похрапывала, мягкие губы были приоткрыты. Стакан в ее руке накренился, и темное пятно расползлось по синему сарафану.

— Тетя Хелена, — позвала Дейзи чуть громче и чуть тряхнула теткино плечо.

Тетя открыла глаза и попыталась сфокусировать взгляд на Дейзи.

— Тетя Хелена. Вы, кажется, устали. Почему бы вам не подняться к себе и не прилечь?

Тетка молча выкарабкалась из кресла и побрела в сторону лестницы. Дейзи смотрела, как она взбирается вверх, тяжело хватаясь за изогнутые перила.

— Это моя тетя, — пояснила Дейзи, когда вернулась на террасу. — Она устала, думаю, это из-за жары.

Анита посмотрела на Дейзи и куснула сэндвич.

— Она тетя со стороны твоей мамы?

— Угу. То есть она ей не сестра, просто кузина. Но я зову ее тетей.

— У моей мамы есть подруги-актрисы, которых она называет сестрами. Но я не зову их своими тетями, — сказала Анита.

Поедая сэндвич, Дейзи размышляла: вот если сейчас посмотреть на них из дома, не похожи ли они с Анитой на мать и тетю, изысканные и женственные, ведущие взрослые разговоры о пьесах, Нью-Йорке и мертвых девушках?

К тому времени, когда Эд вернулся домой, Дейзи показала Аните свой тайник с комиксами «Арчи» и розовой ракушкой. Она даже показала ей единорога, и Анита не рассмеялась. Она восхитилась его гривой. Они играли в «Войну» на полу в комнате Дейзи, когда вошел Эд, одетый в смешную униформу цвета хаки и с платком на шее. Торчащие из шорт ноги напоминали белесые ходули.

— Привет, — сказал Эд.

— О, — ответила Дейзи, обернувшись, — привет.

Анита вскочила:

— Привет, я Анита. Значит, это ты нашел тело.

Эд молча смотрел на Аниту.

— Дейзи мне много о тебе рассказывала. — Анита улыбалась.

Это было неправдой. Дейзи кольнула неприязнь.

— Как там ваш отряд зануд? — спросила Дейзи.

— Вообще-то с ними довольно интересно, — ответил Эд. — Мы провели день на Веселой Голове, искали наконечники для стрел.

Он сел на пол и аккуратно положил рядом с картами Дейзи маленький серый заостренный камешек.

— Это тебе, — тихо сказал он. — Только я нашел.

Дейзи тут же пожалела о своей злости.

— Спасибо.

— Ух ты! — воскликнула Анита. — Здорово.

— И я использовал свой новый нож, — сообщил Эд, вертя в руках красный швейцарский нож, который купил для него отец Дейзи. — Рубил им ветки.

— А вам полагается клясться в верности флагу и все такое? — спросила Анита. — Моя мама говорит, что это все промывка мозгов.

Эд посмотрел на нее более внимательно.

— Нет, мистер Ридинг в это не верит. Он говорит, что он еретик, и массачусетские скауты даже не разрешили ему стать настоящим начальником отряда. По крайней мере, не по их правилам. Мы следуем традиционным методам Томаса Сетона, путем индейцев.

— Индейцы, они потрясные, — сказала Анита. — А ты знаешь, что они не верят в Бога?

Дейзи снова начала злиться, слушая, как эти двое болтают через ее голову.

— О чем ты говоришь, мистер Ридинг не верит в Бога?

— Не все верят в Бога, — ответил Эд. — Многие в Голливуде не верят.

— Вы оба чокнутые, — заявила Дейзи. — А если он не настоящий начальник отряда, значит, ты не получишь никаких значков отличий.

— Это неважно, — сказал Эд. — Я учусь резать по дереву, свежевать ножом кролика, как это делают индейцы на Веселой Голове. Основы выживания. Это куда полезнее.

— Ты убиваешь кроликов? — ужаснулась Дейзи.

— Им не больно. Сперва нужно сломать шею.

— Ты что, правда их душишь? — На Аниту это, похоже, произвело впечатление.

— Не совсем, достаточно просто свернуть шею, — невозмутимо пояснил Эд. — Придерживаешь ее, а потом раз — и резко поворачиваешь. А дальше подвешиваешь за заднюю лапу и отрезаешь голову, чтобы стекла кровь.

Дейзи затошнило.

— Ты в порядке? — спросила Анита. — Какая-то бледная ты.

— Мне нехорошо, — пробормотала Дейзи.

Болонская колбаса явно рвалась наружу.

Эд смотрел на нее.

— Кажется, меня сейчас стошнит, — пробормотала Дейзи, поднимаясь.

Зажав рот ладонью, она бросилась в ванную, где ее вытошнило в небесный унитаз.

В следующие две недели мать развернула подготовку к вечеринке. Американские флажки заполонили обеденный стол — в ожидании, когда их пришьют на ленту; приглашения с надписью «Тайгер-хаус» и выгнувшимся бенгальским тигром погребли под собой рабочий стол матери; деревянные ящики с лучшим хрусталем были подняты из подвала и выстроились рядком вдоль стены в зеленой гостиной; листки с телефонными номерами, адресами и именами — некоторые из них были перечеркнуты — валялись по всем комнатам, точно огромные хлопья пыли. Мешочки с серебром, подготовленным для чистки, грудами лежали на столах летней кухни, а вышитые бабушкины скатерти укрывали все кресла и диваны, дожидаясь внимания горничной. И телефон не умолкал ни на минуту. Звонил то цветочник с сообщением, что персиковых пионов в это время года не достать (сошлись на белых гортензиях), то человек от Крейнов, предупреждавший, что таблички с именами для раннего ужина могут запоздать на день-два; беду удалось предотвратить, объявила мать Дейзи домочадцам, когда человек, который расписывал японские фонарики, перезвонил, чтобы сказать, что он наконец нашел машину, которая сможет доставить груз с большой земли вовремя.

Атмосфера дома была наэлектризована предвкушением, и Дейзи почти ожидала, что подсвечники, флажки, ложки и вилки восстанут и примутся маршировать — как в «Щелкунчике», где игрушки оживали, после того как люди ложились спать. Ее настолько захватила магия праздника, что она почти не огрызалась на замечания, что бросает свою ракетку где попало и ест на террасе, привлекая муравьев. Даже Эд не остался в стороне — постоянно проверял мышеловки в кухне и кладовой.

И хотя они с Анитой проиграли пару, Дейзи спросила у матери, нельзя ли Аните прийти на праздник. В конце концов, Анита не виновата, что оказалась не столь уж хороша.

— Да, да, — рассеянно ответила мать, отрываясь от очередного списка, и добавила: — Но только не на ранний ужин.

— Даже меня не пустят на ранний ужин, — громко сказала Дейзи.

— Да, верно. — Мать покусала кончик карандаша и снова уставилась в блокнот. — Вот когда тебе будет шестнадцать…

Ранний ужин устраивался для близкого круга друзей родителей, они прибывали к шести и ужинали до того, как начиналось настоящее веселье. Меню ужина вызывало у матери не меньше беспокойства, чем сам праздник, хотя Дейзи не понимала почему — ведь она даже не готовила сама, только бранилась на женщину, которую наняла в Виньярд-Хейвен для помощи.

— Что-нибудь простое, — объясняла мать. — Простое, но необычное и неповторимое.

Одиночный финал был назначен на следующий день после вечеринки, и Дейзи тренировалась как одержимая. Она снова начала грызть ногти — привычка, от которой избавилась много лет назад, когда мать в приступе ярости намазала ей кончики пальцев соусом табаско.

Тот красив, кто красиво поступает.

Она почему-то стала плакать после каждой тренировки. Она не понимала почему, но это было ужасно приятно — сидеть, глотая слезы, закусив зубами влажный воротничок рубашки. В конце недели она сыграла предварительный матч с Пичес.

Пичес оправдала ее худшие ожидания, выиграв быстро и ловко, побив Дейзи на ее же подаче. Дейзи впала в оцепенение, но сердце билось так быстро, что, казалось, выскочит из груди.

— Не лучшая твоя игра, — заметил мистер Коллинз, когда она подошла к клубу. Затем инструктор положил руку на плечо Пичес: — Отлично сыграно, Пичес. Очень эффективно. Ладно, девочки, пожмите друг другу руки.

Дейзи пошла прочь, прямиком на улицу, волоча за собой ракетку. Она даже не плакала, ей хотелось оказаться дома, в своей постели, под прохладными лавандовыми простынями.

За ней кто-то бежал, но Дейзи не ускорила шаг. «Пусть меня привяжут и подвергнут китайской пытке водой, но не стану я пожимать руку этой толстухе».

Теплая сухая ладонь сжала ее запястье.

— Эй, — сказал Тайлер, — постой.

Дейзи повернула голову.

— Да все хорошо, — произнес Тайлер. — Не плачь.

— Я не плачу, — ответила Дейзи и ускорила шаг.

— Ладно, ладно, ты не плачешь. Да постой ты.

Дейзи остановилась.

— Послушай, я просто хотел сказать, что ты здорово играла.

— Не будь идиотом, — разозлилась Дейзи. — Я проиграла.

— Ну и что. Это не настоящий матч. Вы сыграли всего два гейма. И все равно ты отлично смотрелась на корте, просто сделала пару ошибок.

— Тебя мистер Коллинз послал? Потому что я тебе прямо так и скажу: не буду я пожимать ей руку.

Тайлер рассмеялся:

— А ты злыдня, да?

Дейзи смотрела на него, яростно расшвыривая гравий ракеткой.

— Никакой я не шпион Коллинза. Мне показалось, что ты расстроилась, вот и все. — Он протянул руку: — Дай сюда ракетку, она не заслуживает такого надругательства.

Дейзи отдала ракетку, обод был исцарапан. Теперь они шли рядом.

— Не стоит принимать это к сердцу. И в любом случае ты играешь лучше.

— Но она победила, — возразила Дейзи, голос у нее слегка дрогнул.

— He-а, я наблюдал за тобой. Ты очень хороша на корте.

— Значит, недостаточно хороша.

— Ты горячее, она холоднее, в этом все дело. Два разных стиля. Но мне твой больше нравится.

Дейзи закусила губу, обдумала эти слова. «Ты горячее, она холоднее».

— Просто не знаю, как она взяла мою подачу.

Они свернули на Морс-стрит, послематчевое возбуждение мало-помалу спало, и Дейзи вдруг ощутила острый прилив счастья от того, что Тайлер Пирс провожает ее домой. Пыльный тротуар, казалось, стремился навстречу ее ногам, белые жалюзи на фоне кедровой обшивки сияли чистотой, точно выстиранное белье. Все вокруг окутывал аромат жимолости, стелящейся под носками теннисных туфель. Дейзи до смерти хотелось взять его за руку, она не могла представить себе ничего лучше.

Тайлер шагал, забросив ракетку на плечо, пятно пота расплывалось у него под мышкой. Влажные волосы зачесаны назад. Он был хорошенький как девочка, с высокими скулами и длинными ресницами. И в то же время настоящий мужчина — потный и загорелый, с легкостью несущий ее ракетку.

Дейзи не стала срезать путь по Северной Летней улице, которая вела к задам дома. Вместо этого она пошла длинной дорогой по Северной Водной улице, пытаясь придумать, о чем бы таком сказать — не связанном с теннисом или Пичес. В голову ничего путного не лезло, а они уже стояли у главных ворот.

— Ну вот, — сказала Дейзи, медленно опуская щеколду.

— Ну вот, — улыбнулся Тайлер. Потом протянул ей ракетку и посмотрел на дом: — Значит, здесь ты живешь.

— Угу. — Дейзи тоже посмотрела на дом, гадая, каким он выглядит в его глазах.

Он провел рукой по головкам красных роз, обвивающих изгородь, те отозвались волной аромата.

— Большой, — заметил Тайлер. — Красивый.

— Этот дом принадлежал моей прапрабабушке. — Ничего лучшего Дейзи придумать не сумела, как ни старалась отыскать хоть какую-нибудь увлекательную тему. — Тут было две кухни. — Она немедленно пожалела о сказанном. Какое дело мальчику до кухонь. — Мой кузен нашел настоящий индейский наконечник стрелы — на Веселой Голове. Хочешь посмотреть?

— Хочу, — согласился Тайлер. — Вообще-то я бы чего-нибудь попил.

— Ну конечно! Любишь лимонад? У моей мамы есть секретный рецепт.

— Секретный рецепт? Звучит здорово.

— Пошли! — И Дейзи повела гостя к террасе. — Ты посиди здесь, а я принесу лимонад.

Она не хотела, чтобы Тайлер увидел тетю Хелену, похрапывающую в кресле.

В доме было тихо. В кухне она поспешно налила лимонад в два больших стакана, разрисованных колокольчиками. На цыпочках возвращаясь назад, заглянула в голубую гостиную. Тетки там не обнаружилось. Дейзи включила старое радио — так, чтобы музыка долетала до террасы. Голос Литтл Энтони, поющего о мокрой от слез подушке, заполнил комнату. Она открыла дверь бедром и с облегчением увидела Тайлера там, где она его оставила.

— Держи. — Дейзи протянула ему стакан и смотрела, как он слегка поворачивает стакан, разглядывая колокольчики, вытравленные на стекле.

Она словно пыталась впитать его в себя. К рубашке с белым воротничком была пришита эмблема теннисного клуба, капельки пота выступили вдоль линии волос. Шнурки теннисных туфель аккуратно завязаны, и не двойным узлом, точно он знал, что они ни за что не развяжутся в неподходящий момент. Ей понравилось, как он смотрел на колокольчики, будто любая мелочь имела для него значение.

— Вкусно, — сказал Тайлер, ставя пустой стакан на кованый столик между ними. — И в чем секрет?

— Только мама знает. — Дейзи чуть было не добавила, что мать обещала ей рассказать, когда она подрастет, но сдержалась. — Хочешь посмотреть на наконечник?

— Конечно, — согласился он, глядя во двор.

— Я сейчас вернусь.

Дейзи взбежала по полированным ступенькам в свою комнату, вытащила единорога и принялась обыскивать свой тайный ящик. Она пересмотрела ракушки и монеты, рассыпавшиеся по дну, но не обнаружила наконечника. Сюда ли она его положила? В ужасе она пыталась вспомнить. Что она сделала, взяв подарок Эда? Анита брала наконечник, но потом вернула. Дейзи поискала под кроватью и на ночном столике, затем, улегшись на живот, под крашеным радиатором у окна, но там нашлись лишь дохлая муха и паутина без паука.

Она решила вернуться, испугавшись, что если продолжит искать, то Тайлеру надоест ждать и он уйдет. Дейзи бросилась вниз, перепрыгивая через две ступеньки, и вылетела на террасу.

Там она обнаружила мать, склонившуюся над Тайлером и шепчущую ему что-то на ухо. Алые шорты были надеты поверх купальника без бретелек, темные волосы, все еще влажные после купания, касались щеки Тайлера.

Дейзи застыла. Мать медленно выпрямилась и улыбнулась ей:

— Привет, милая.

Дейзи понимала, что стоит с открытым ртом, но не могла выдавить из себя ни звука. Она перевела взгляд на Тайлера, улыбавшегося ее матери.

— Дейзи, — рассмеялась мать, — с тобой все в порядке, дорогая? Тебе кошка язык откусила?

— Я искала наконечник от стрелы, — пробормотала Дейзи. Жар поднимался от кончиков пальцев и заливал щеки, как солнечный ожог. — Что ты с ним сделала? — слишком громко спросила она.

— Что? — Мать засмеялась, словно услышала какую-то нелепость.

— Где он? Ты не должна его трогать. Он не твой. Эд мне его подарил. — Она топнула ногой так, что стаканы с колокольчиками задрожали на железном столике.

— Дейзи, — строго сказала мать, — я ничего с твоим наконечником не делала. Положила в твой верхний ящик, чтобы не затерялся.

— Я хотела показать его Тайлеру. — Чтобы загнать обратно рвущиеся на волю слезы, Дейзи поспешно сменила тему: — О чем вы говорили?

— О, только не сердись, — мать снова заулыбалась, — но я рассказала ему секретный рецепт лимонада. Он так упрашивал.

— Это правда, — подтвердил Тайлер, тоже вовсю улыбаясь. — Миссис Дерринджер сказала, что только тебе полагается узнать этот секрет. Но я сказал, что ты не станешь возражать, раз мы друзья и все такое.

— Что ж, надеюсь, теперь ты окажешь какую-нибудь услугу Дейзи. — Мать легонько коснулась плеча Тайлера. — Чтобы расплатиться за то, что вынудил меня выдать тайну.

— Что угодно, — пообещал Тайлер.

В полном отчаянии Дейзи наблюдала за их беседой. Она уже осознала свою позицию в этом матче: она зритель, со скамейки следящий за передвижениями мяча.

— Думаю, — мать подмигнула Дейзи, — ты должен сопровождать ее на вечеринке, которую мы устраиваем на следующей неделе.

Было совершенно очевидно, что такого задания Тайлер никак не ожидал, но он храбро улыбнулся Дейзи:

— Разумеется, почту за честь.

Дейзи хотелось умереть, провалиться сквозь пол и исчезнуть. Она и прежде злилась порой на мать, но сейчас она ее ненавидела.

 

1959: август

I

В день праздника мать генеральшей в зеленом шелковом халате явилась в комнату Дейзи ранним утром и приказала вставать.

— Просто невероятно, что ты еще валяешься в постели, — сказала она, стягивая с нее влажную простыню. — Ранняя птичка носок прочищает. А девочка должна прибраться в комнате. Ради всего святого! Ты же это знаешь. Я что, должна все делать сама?

Дейзи хотела возразить, что если девочка прибирается в комнате, значит, мать вовсе не делает все сама, но та уже промаршировала к двери.

Дейзи побрела вниз, в кухню, где обнаружила отца и тетку, сонно сидевших за кухонным столом. Отец пил кофе, на его щеках тенью лежала щетина. Тетка, завернутая в нечто необъятно-желтое, мрачно смотрела в свою чашку.

При упоминании о завтраке она застонала и уронила голову на стол.

Отец улыбнулся и встал, затянув пояс фланелевого халата.

— Ах, Дейзи, моя милая, одна ты услада для страдающих глаз. Иди сюда, поцелуй своего старика.

Дейзи покорно подошла к отцу, он обнял ее и поцеловал в макушку От него пахло сном и чем-то кислым. Дейзи вывернулась и искоса посмотрела на отца.

— Все немного не в духе. За исключением твоей матери, разумеется. Теперь ее уже не остановит ничто, кроме стихийного бедствия, — рассмеялся он. — Как насчет яичницы-болтуньи для самой лучшей девочки? Не уверен, что смогу приготовить так же хорошо, как мамочка, но я постараюсь.

— Ладно. — Дейзи села. — А можно мне тоже кофе?

— Кофе? — Отец остановился и повернулся к ней со сковородкой в руке. — Когда ты начала пить кофе?

— Мама разрешает мне немножко кофе, только нужно добавить много-много молока.

— У мамочки подчас занятные идеи. — В отцовском голосе звучало сомнение. — Что ж, полагаю, можно и так. Плесну тебе капельку в кружку, а ты сама добавь молока. Договорились?

— Договорились.

Дейзи подошла к холодильнику и вынула бутылку холодного молока.

— Дейзи, дорогая, — услышала она приглушенный голос тети, — не нальешь и мне стаканчик этого прекрасного напитка? А лучше давай сюда всю бутылку.

Дейзи оглянулась на отца.

— Боже мой, Хелена, — со смехом сказал отец.

— Это твоя вина, Хьюз. Твоя и твоих «виски-сауэров».

— Ну тебя никто не заставлял выпивать их десять подряд, — ответил он.

— А ты не должен был подливать. Ты ведь знаешь, как я люблю «виски-сауэр».

— Думаю, секрет раскрыт.

— А теперь я за это расплачиваюсь. Нехорошо, Хьюз.

Тон был раздраженный, но Дейзи видела, что тетя сдерживает улыбку.

Она принесла тете стакан и бутылку с молоком. Тетка прижала бутылку ко лбу. Дейзи подумала о том, какое странное воздействие оказывают вечеринки на взрослых, точно это Рождество, когда не соблюдаются никакие правила. Отец и тетя в пижамах — в такое-то время, и ведут себя как ненормальные. Это напомнило ей о тех взрослых фильмах, на которые иногда брала ее мать, там герои говорят что-то друг другу, и все в зале смеются, все, за исключением Дейзи, которая не понимает, что тут смешного.

Как бы то ни было, вечеринка завладела Тайгер-хаусом, и Дейзи ощутила, как предвкушение накатывает на нее волной. Она слышала, как мать открывает окна в гостиных, чтобы проветрилось. За этим последовало громыхание сервировочных блюд, перемежаемое восклицаниями «Черт!».

В кухню спустился Эд, свежий и умытый, в аккуратном, отутюженном комбинезоне. Тетя Хелена попыталась выпрямиться, когда он вошел, но Дейзи заметила неодобрительный взгляд Эда в сторону матери. Внезапно она почувствовала раздражение.

— Мы все завтракаем в пижамах, — высокомерно заявила она.

— А индейцы встают с рассветом, чтобы добыть себе завтрак, — холодно ответил Эд.

— Ну так и завтракай со своими индейцами, — отрезала Дейзи.

— Эд, — вмешался отец, — яичницу?

— Нет, спасибо. — Эд глянул на него и тут же отвернулся. — Я хочу проверить мышеловки.

Кузен покинул кухню, но его неодобрение осталось, отравляя атмосферу утреннего братства.

— Что ж, — тетя Хелена со вздохом поднялась, — мне лучше одеться. Ник, наверное, нужна помощь.

— Готово. — Отец поставил тарелку перед Дейзи.

Она успела запихнуть в рот кусок слегка подгоревшей яичницы, когда в кухню вошла мать.

— Дейзи Дерринджер, — резко сказала она, — убери ногу со стула. И что делает на столе бутылка молока? Оно же прокиснет. — Мать взяла бутылку и огляделась. — Что за грязь? Все эти сковородки, тарелки и стаканы.

— Люди должны есть, — ответил отец, ставя сковороду в раковину. Он подошел к матери. — Даже рядовые получают завтрак, прежде чем их пошлют на смерть.

— Люди должны есть, — она пыталась выскользнуть из его объятий, — но люди не должны столько пить, а затем бездельничать все утро, когда через двенадцать часов должны приехать сто и один гость.

— Бездельничать, ну конечно. Бога ради, сейчас начало седьмого. Порядочные люди еще спят.

Дейзи смотрела на родителей поверх тарелки. Отец улыбался матери, а та была само нетерпение, совсем как Дейзи, когда кто-то пытался намазать ее лосьоном для загара.

— Какой смысл нанимать девушек, если ты не позволяешь им выполнять работу за тебя?

— Просто вымой эти чертовы тарелки, Хьюз! — распорядилась мать и удалилась, оставив на попечение Дейзи и ее отца залитый солнцем кухонный хаос и тарелку с остывающей яичницей.

К середине дня дом охватило безумие. От жары поникли срезанные цветы, несмотря на то что их поминутно поливала одна из приглашенных девушек, стоявшая на страже с кувшином ледяной воды. Рэг-тайм-бэнд «Топ Лайнерс», который мать наняла на большой земле, на жаре тоже завял. Музыканты прибыли взъерошенные и теперь прятались на заднем дворе за ледником. Насколько Дейзи смогла понять, на парней кто-то напал по дороге, и мать велела им спрятаться.

— Они же совсем в хлам! — воскликнула мать, когда отец доставил музыкантов.

— Я бы тоже не отказался сейчас быть в хлам, — сказал отец.

— Ты всегда можешь стащить бутылку джина и уговорить ее, если тебе так хочется, — едко ответила мать. — Хотя, думаю, Хелену тебе уже не нагнать.

На лужайке по ту сторону Северной Водной улицы люди в комбинезонах и рубахах устанавливали эстраду, развешивали флажки и фонарики, втыкали в землю шесты с тиграми. Судя по всему, у них возникла проблема с монтажем сцены под нужным углом, поскольку лужайка сбегала в сторону гавани.

— Они каждый год это говорят, но каждый год как-то справляются, — обронила мать, глядя на Дейзи, но словно обращаясь в никуда.

Эд куда-то исчез, и Дейзи, несмотря на всеобщее возбуждение, изнывала от скуки. Ей было велено подмести дорожку, что она проигнорировала. Вместо этого, стащив на кухне один из маленьких сэндвичей к чаю, ушла к себе в комнату, где и заснула в полуденной жаре.

Проснулась она несколько часов спустя от встревоженного голоса отца.

— Дейзи, — осторожно тряс он ее, — родная, ты не видела маму?

Дейзи непонимающе покачала головой.

— Уже четыре часа. А я не могу ее найти. — Отец оглядел ее комнату, будто ожидал, что мать сейчас выпрыгнет из шкафа. — Ладно. Если увидишь, скажи, что уже четыре. Может, она просто забыла про время.

Отец похлопал ее по ноге и вышел.

Дейзи медленно поднялась и побрела вниз. Дом преобразился. Бабушкина скатерть, гладкая и накрахмаленная, покрывала обеденный стол, посреди которого поблескивали прохладой серебряные вазы, наполненные бодрыми гортензиями и душистым горошком. Снаружи бармен — жесткий воротничок его рубашки промок от пота — расставлял посуду, полировал ведерко для льда мягкой замшевой тряпочкой. Жара все еще была невыносимой; человек, нанятый вскрывать устрицы, бранился на ящики со льдом, зеленый козырек отбрасывал тень на его встревоженное лицо.

Дейзи заглянула в голубую гостиную — недопитый стакан со скотчем потел на маленьком столике. В зеленой гостиной матери тоже не было, как и в кухне, где царила суета. Приглашенная прислуга пыталась остудить консоме.

— Вы не видели мою маму? — спросила Дейзи.

Не получив ни ответа, ни даже намека на то, что ее услышали, Дейзи повысила голос:

— Вы не видели мою маму? Папа ее везде ищет.

Голос прозвучал немного громче, чем она рассчитывала, и женщины разом умолкли, но ни одна даже головы не повернула в ее сторону.

— Возможно, она забыла про время, — смущенно добавила Дейзи, сбавив тон.

Одна из девушек, с темными волосами, прилипшими к лицу, вытерла руки о передник и сказала:

— Там она, — взмах руки в сторону задней лужайки, — с музыкантами.

Остальные посмотрели на нее и снова захлопотали над большой кастрюлей с консоме.

Дейзи вышла через заднюю дверь, аккуратно опустив за собой москитную сетку.

Она обнаружила мать за старым ледником в обществе «Топ Лайнерс». Музыканты пили пиво из бутылок и настраивали инструменты. Мать лежала на спине в траве, уставившись в небо, туфли ее валялись рядом.

— Мама?

Мать повернула голову и, не поднимаясь, посмотрела на нее.

— Дорогая, — сказала она сонно, хотя глаза у нее были открыты, — привет.

— Папа тебя ищет. Уже четыре часа.

— Четыре? Боже мой, мне пора одеваться. — Но даже не пошевелилась. — Здесь так мило и спокойно.

Дейзи огляделась, но ничего милого не увидела, лишь подъездную дорожку да серый от времени сарай-ледник.

— Ну… — она переминалась с ноги на ногу, — сказать папе, что я тебя нашла?

— Нет, нет. Все в порядке, родная. Помоги подняться. — Мать протянула руки к небу.

Дейзи схватила мать за ладони и дернула на себя, но та не сдвинулась с места.

— Ты такая тяжелая, — сказала Дейзи.

Мать хихикнула. Дейзи оглянулась на музыкантов, но те не обращали на них никакого внимания, перебирали себе струны да продували мундштуки.

— Хорошо, хорошо, еще разок. Обещаю, я буду помогать, — сказала мать.

Дейзи потянула еще раз. Мать поднялась и отряхнула юбку.

— Думаю, нам надо поторапливаться, — сказала она, подталкивая Дейзи перед собой в сторону дома. — Беги прими ванну. Я зайду проверю, до того как соберутся гости.

— Я же не маленькая, — скривилась Дейзи. — Не нужно меня проверять.

— Конечно, ты не маленькая, — рассеянно сказала мать. — Идем же.

Дейзи смотрела, как мать, напевая какую-то незнакомую мелодию, поднимается по лестнице, как колышется ее юбка.

Дейзи сидела на кровати и нюхала свои влажные волосы. Ей нравился запах ее особого шампуня, похожий на жимолость и жасмин, с легким привкусом соли, не покидавшим ее все лето.

С лестничной площадки на третьем этаже донеслись шаги матери.

— Дейзи! О, чудесно, ты искупалась. — Мать вошла в комнату. Она еще была в халате, но волосы уже уложены блестящими волнами. — Гости скоро приедут, так что тебе нужно чем-то заняться до конца ужина. И я прошу, если ты собираешься пойти поиграть, не надевай платье, приготовленное для вечера. Девушки сделают тебе сэндвичи, поешь на кухне.

— А где Эд?

— Не знаю, милая. Но я хочу попросить тебя об одолжении. Не могла бы ты помочь одеться тете Хелене? Мне поможет папа, но тете нужна помощь с украшениями, прической и со всем прочим. Хорошо?

— Хорошо.

Мечтательное настроение, казалось, рассеялось, и мать снова сделалась энергичной и деловитой, как обычно.

— А где папа?

— Одевается. А теперь живо, помоги тетке.

Дейзи влезла в халат и спустилась на второй этаж.

— Тетя Хелена, — позвала Дейзи, постучав.

Не получив ответа, она повернула ручку и открыла дверь.

Это была одна из больших, светлых комнат в передней части дома, оклеенная обоями с птицами в золотых клетках, висящих на увитых цветами лозах. Полосатую обивку мебели почти скрыли горы одежды, разбросанной как попало. На полу валялись платья, сдернутые с вешалок, — словно увядшие цветы, выросшие из узора на ковре. Окна выходили на тихую синюю гавань.

Тетя Хелена сидела у туалетного столика, ее руки замерли на стеклянной поверхности, заставленной баночками с косметикой и тюбиками помады.

— Тетя Хелена?

Дейзи осторожно двинулась вперед, стараясь не наступить на разбросанную одежду.

— О, Дейзи, солнышко, — произнесла тетка, даже не повернувшись. — Никак не получается нанести румяна.

В зеркале Дейзи увидела теткино лицо, полоски румян двумя свежими рубцами алели на скулах. Капельки пота поблескивали на светлых волосках над верхней губой.

— Давайте помогу, — предложила Дейзи. — Мама подумала, что вам нужна помощь.

— Не сомневаюсь. — Что-то жесткое проскользнуло в мягком голосе Хелены.

— Я могу вас накрасить. Я тысячу раз видела, как мама это делает.

— О, это будет очень мило, — сказала тетя со вздохом. — Спасибо, дорогая. Ты настоящее чудо.

Дейзи отыскала носовой платок среди косметики и, найдя на нем чистый участок, обмакнула ткань в баночку с кольдкремом. Затем осторожно стерла румяна с лица тетки и промокнула остатки кольдкрема.

— Так, теперь вы должны втянуть щеки, — велела она.

Тетя посмотрела на Дейзи в зеркале и подчинилась. Выпятив губы, она принялась беззвучно шлепать ими, точно золотая рыбка.

Дейзи рассмеялась:

— Не как рыба, тетя Хелена.

— В самом деле? — шутливо изумилась тетя.

— Перестаньте, — захихикала Дейзи.

— Да нет же, я уверена, что именно так они и делают в «Дамском журнале».

— Нет, не так! — в голос расхохоталась Дейзи. — Вы просто дурачитесь.

— Я дурачусь? Нет, нет, милая Дейзи, это такая мода. Шик золотой рыбки. Уверяю тебя, это последний писк.

— Тетя Хелена, ну хватит уже.

— Ладно, ладно, буду паинькой.

Тетя сделала нормальное лицо, и Дейзи взялась за румяна. Мазнула пальцами по восковой поверхности и тщательно растерла румяна на теткиных щеках.

— Милая, я ведь знаю, как обращаться с косметикой.

Дейзи осторожно втирала краску.

— Просто иногда все кажется таким ненужным и невозможным.

В зеркале она увидела, как глаза тети наполняются слезами.

— Таким… я не знаю… бессмысленным.

Дейзи ужасно хотелось убежать из комнаты, подальше от жирных слез, собиравшихся в стеклянных глазах тети. Но она знала, что это рассердит мать, и уж если выбирать между этими двоими, то уж лучше тетя Хелена.

— Вот.

Дейзи отступила, притворившись, будто изучает свою работу:

— По-моему, очень хорошо.

— Так, и какую помаду? — Тетя сгребла золотые тюбики. — «Полночный сад», «Стыдливый румянец», «Атомный красный», «Досада лобстера»? Теперь понимаешь, о чем я? Это так утомительно.

— «Досада лобстера», определенно, — заявила Дейзи и вытерла верхушку помады платком. Она принялась накладывать помаду на губы тети, но промахнулась, и «Лобстер» выплеснулся за пределы губ.

— Я сама, — сказала тетя Хелена. — Думаю, что самым сложным делом был выбор.

Закончив, тетя аккуратно закрутила помаду, умудрившись смахнуть со стола миниатюрную серебряную коробочку, и на ее колени посыпались крошечные белые горошины, похожие на конфетки «Смартис». Она быстро собрала их и сунула в карман.

— А какое платье вы собираетесь надеть? — спросила Дейзи, оглядывая комнату.

Голос Вика Дамоне, которого Дейзи любила, донесся из проигрывателя снизу.

Ооооо, это чувство, что ты рядом.

— А ты что посоветуешь?

— Я думаю — вот это. — Дейзи показала на платье, лежащее на кровати. Темно-синее, с узором, сплетенным из маленьких рачков, по подолу. — Подходит к «Досаде лобстера».

— Согласна, — сказала тетя Хелена неожиданно бодрым и ясным голосом. — Думаю, это наш выигрышный билет.

— Вам помочь его надеть? — Дейзи разгладила юбку, все еще думая, кто же опаснее — мать или тетка.

— Нет, ягненочек, не нужно.

Дейзи подождала, пока тетка втиснулась в корсет, ее пышный зад вздымался гребнем, пока его не утянуло тугое белье. Платье сопротивлялось уже не так сильно, и Дейзи помогла справиться с застежкой наверху.

Я часто здесь гулял и прежде, но прежде земля не уходила из-под ног.

Тетя повернулась к ней и со смехом покружилась, лобстеры поплыли среди птичек в клетках.

Дейзи тоже засмеялась и подумала, что никогда прежде не замечала, до чего же тетя Хелена хорошенькая, прямо белокурая Оливия де Хэвилленд с ее пухлыми щечками.

Люди стоят и смотрят, но мне все равно, ведь только здесь мне так хорошо.

Музыка внезапно смолкла, и печальный, знойный голос Джули Лондон сменил Вика Дамоне. Джули снова выплакивала реку, что случалось всякий раз, когда на мать Дейзи накатывало особое настроение.

Дейзи услышала ее шаги на лестнице, ее цок-цок с четким, тихим ритмом, нарушаемым лишь легким сомнением перед каждым шагом. Мать постучалась, прежде чем повернуть ручку. Дейзи поняла, что тетя Хелена не слышала шагов, — она быстро повернулась на звук.

Ты говоришь теперь, что одинок…

Дверь открылась, вошла мать Дейзи в пышном платье из ярко-синего, цвета барвинка, муслина, расшитого золотыми тиграми. Темные волосы были зачесаны назад, открывая бледно-голубые круглые сапфиры в ушах. Дейзи с удивлением отметила, что сапфиры почти такого же оттенка, как подол платья.

— Мамочка, — сказала Дейзи. — Ты красавица.

Мать рассмеялась, красный-красный рот растянулся в довольной улыбке.

— Хелена, ты его помнишь? — Она расправила юбку и покрутилась, как тетя Хелена минуту назад. — Я сшила его из куска ткани, который дедушка привез из Индии. Подумала, будет забавно.

Тетя изумленно смотрела на нее.

— Ты вроде бы собиралась сшить из него подушки. Для Тайгер-хауса, ты ведь говорила. Ты сказала, что на два платья его не хватит.

— Ну да, — кивнула мать Дейзи, теребя пальцами муслин. — Но подушки — это скучно. Так что теперь это платье. — Она подмигнула Дейзи: — И только посмотрите на нее, разве она не очаровательна?

Губы матери раздвигались, обнажая белые зубы, ее рука описывала идеальную дугу, чтобы поправить пояс, и Дейзи показалось, что она наблюдает за пантерой или еще каким-то диким животным, которое только что пообедало и теперь довольно облизывается. Может, подумала Дейзи, это то самое нечто, о котором говорила мать. Дикое и прекрасное и в то же время — страшное.

Она не могла заставить себя взглянуть на тетю в ее мятом платье, с лобстерной досадой на губах.

— А тетя Хелена? Она сегодня прекрасна, правда, милая?

— Да, — ответила Дейзи, вдруг разозлившись на мать. — Я переоденусь, — пробормотала она и выбежала из комнаты.

В своей комнате она сняла халат и осмотрела себя в зеркале. Погадала, какими же будут ее груди, когда наконец появятся. Пока это был лишь намек, а не грудь, — незавершенные наброски вроде тех, что она видела в музее, куда ее водила мать. Вспомнила горничную Уилкокса, ее искусанные груди. И отвела взгляд. Порывшись в шкафу, вытащила свое праздничное платье. Это был белый льняной сарафан с большими жесткими оборками и красным шелковым кушаком. Мать сдалась и выпустила подол, так что пышная юбка теперь была на два дюйма ниже колена, благодаря этому Дейзи чувствовала себя более взрослой. Положив платье на кровать, Дейзи увидела возле подушки записку, написанную твердым почерком матери, поверх записки лежала маленькая круглая брошка с жемчужинами.

Для моей милой Дейзи.

С любовью, мама.

Я уверена, ты будешь самой красивой девочкой на празднике.

Приколи ее к своему кушаку.

Дейзи захлестнула волна любви к матери, и вся злость на эти ярко-красные губы, растянутые в тигриной улыбке, испарилась.

Справившись с платьем, она оглядела себя в зеркале и вздохнула. По-прежнему выглядит как младенец. Достав из тайника помаду, она накрасила губы холодным розовым тоном. Пока она морщила лицо и чмокала губами, за ее спиной вдруг возник Эд.

— Твоей матери это не понравится, — сказал он.

— Подумаешь, — ответила Дейзи, но все же стерла помаду тыльной стороной руки. — Сколько раз тебе говорить, Эд Льюис, нечего за мной шпионить.

— Я не шпионил за тобой, — возразил он. — Ты могла видеть меня в зеркале. Выглядишь привлекательно.

— Адовы колокольчики, кто так говорит — привлекательно?

— А кто говорит — адовы колокольчики?

— Не задавай глупых вопросов. Сколько сейчас времени?

Эд глянул на свои швейцарские армейские часы, тетя Хелена подарила их ему после того, как увидела, как он бережно относится к своему ножу.

— Шесть тридцать. Тайлер придет в восемь.

Дейзи дернула плечом:

— Я знаю. Тебя не спрашивали.

— Нет, но ты об этом думала, — сухо сказал он.

— И почему ты вечно воображаешь, будто знаешь, о чем я думаю? Ты такой всезнайка.

Он промолчал, и Дейзи захотелось ударить его по лицу. Потому что так оно и было — Эд знал, о чем она думала.

— И к тому же, — продолжала она, — это наводит жуть. Вот почему у тебя и нет подружки. Ну и что с того, что мне нравится Тайлер? По крайней мере, мне кто-то нравится.

— Да, — задумчиво согласился Эд.

Дейзи повернулась к зеркалу и принялась прилаживать брошку к кушаку.

Самая красивая девочка на празднике.

Она видела, что Эд смотрит на нее, в этой своей манере, точно она бабочка на булавке.

— Почему он тебе нравится?

— Что значит — почему он мне нравится? — удивилась Дейзи. — Он всем девочкам нравится. Даже мама считает его красивым.

— Потому что он красивый, — сказал Эд, скорее себе. — Вот почему он тебе нравится.

— Не только поэтому, он еще и в теннис хорошо играет. — Дейзи замолчала. Она почувствовала себя глупо. — Не знаю. Почему ты такой странный?

— Значит, потому что он красивый и хорошо играет в теннис.

— Послушай, Эд, ты не поймешь. Вот когда тебе понравится девочка, ты узнаешь, о чем я говорю. — Это, подумала Дейзи, поставит его на место. Она ощутила себя очень взрослой.

— А как я пойму, если ты мне не скажешь?

Дейзи смотрела, как сосредоточенно шевелятся его губы, и снова вспомнила хищную улыбку матери.

— Это просто чувство, — сказала Дейзи, желая закончить этот разговор. — Вот как тебе нравятся сэндвичи с ветчиной больше, чем сэндвичи с арахисовым маслом, только это сильнее.

— Как сэндвичи.

— Боже мой, не как сэндвичи, но вроде того.

Дейзи стало жалко Эда, он вел себя так глупо, и его, похоже, и впрямь это интересовало, хоть она и не могла отделаться от ощущения, что над ней смеются.

— Когда я его вижу, это все равно что играть в теннис. Вроде как охватывает дрожь и все остальное исчезает.

— О, — произнес Эд, на сей раз первым отведя глаза. И положил руку на сердце, точно почувствовал его биение.

— Да что с тобой не так?

— Ничего, я просто думаю.

— А мне скучно. — Дейзи плюхнулась на кровать, расправив платье. — Чем займемся?

— Можем проверить мышеловки, — предложил Эд. — Утром я нашел дохлую мышь. У нее была открыта пасть, точно она кричала.

— Это отвратительно. Меня сейчас стошнит, Эд Льюис.

— Можем пошпионить за взрослыми. Они, наверное, уже принялись за ужин.

— Они скучные. — Дейзи болтала ногами, задевая пятками латунную решетку кровати. — Ладно, — наконец согласилась она. — Похоже, больше все равно нечем заняться.

Она начала спускаться по лестнице первой, но Эд остановил ее, мягко положив руку на плечо, и прижал палец к губам.

— На цыпочках, — прошептал он. — Так индейцы выслеживают зверей, когда охотятся.

Он обогнул ее и беззвучно спустился на площадку второго этажа.

Дейзи копировала его весь остаток пути, пока они не подошли к двойным дверям, соединявшим столовую с голубой гостиной. И замерли, прислушиваясь к звяканью стекла и стуку серебра по фарфору, неотделимым от разговора.

От близости застолья Дейзи боялась даже вздохнуть, чтобы не выдать себя. Она посмотрела на Эда. Тот прижался к стене сбоку от дверей.

— …Выглядит мило. Где вы сумели раздобыть эти прелестные маленькие флажки? — услыхала Дейзи высокий голос миссис Смит-Томпсон.

— О, они у нас уже много лет, — ответила мать.

— …Вы же знаете Ник, — вступил глубокий голос отца.

— Разумеется, — сказал мистер Притчард и рассмеялся.

— Их сделала одна из португальских девушек, что работали у моей матери, — продолжала мать.

— Кстати, о португалках. — Это вступила миссис Притчард.

— И что вы думаете об этой истории с горничной Уилкоксов?

— О, Долли, — пробрюзжала миссис Смит-Томпсон, — право же… это не тема для застольной беседы.

— Мне и дела нет до застольных бесед, — заявила миссис Притчард. — Я сгораю от желания поговорить с Ник об этом, я и так слишком долго сдерживалась.

— А мы все знаем, что это кое-что да значит, — сказал отец Дейзи.

Смех за столом на минуту заглушил разговор.

— Ужасно, — услышала Дейзи тетку.

— Бедные дети…

— А если серьезно, — голос миссис Притчард перекрыл шум, — десять к одному, Фрэнк забрался под юбку этой девчонки.

— Долли! — прошипела миссис Смит-Томпсон.

— О, ради бога, Каро, не будь ты такой дурочкой. Мы все знаем, он любитель позабавиться.

— Это правда, — подтвердил мистер Притчард. — Долли права. Фрэнк этого особо и не скрывал.

— Охотно верю, — сказал мистер Смит-Томпсон. — И характер у него дурной. Я думал, он даст мне в нос, когда я прошлым летом обыграл его в «рамми».

— Я могу дать тебе по носу, если ты чувствуешь себя обделенным, — рассмеялся отец Дейзи.

— По-моему, вы все несправедливы, — сказала миссис Смит-Томпсон. — Фрэнк всегда вел себя со мной как джентльмен.

Миссис Притчард фыркнула.

— А ты что думаешь, Хьюз? — спросил мистер Притчард.

Отец ответил не сразу. Помолчав, он тихо, но твердо произнес:

— Думаю, у них с этой девушкой что-то было.

— Ага! — воскликнула миссис Притчард. — Я так и знала.

— Откуда такая уверенность? — спросила мать.

— Помнишь, я приезжал в июне, чтобы подготовить лодку?

— Да…

— Так вот, после я пошел выпить в «Читальню»…

— Да, такая работа вызывает жажду, — рассмеялся мистер Притчард.

— Дай ему договорить, Рори, — велела миссис Притчард.

— Я возвращался домой, было около десяти вечера, я шел мимо «Приюта».

— Никогда не поверю, что ты завсегдатай «Приюта», — встряла миссис Смит-Томпсон.

— Не говори ерунды, Каро, — осадил ее мистер Смит-Томпсон. — Никто из наших знакомых не ходит в «Приют».

— Можешь не беспокоиться, Каро, я ни разу не заходил внутрь этого заведения, — сказал отец. — Просто шел домой, спускался по Симпсон-лейн и увидел, как оттуда выходят Фрэнк с девушкой. Я не хотел, чтобы Фрэнк понял, что я его заметил, так что замедлил шаг и держался на расстоянии.

Дейзи почувствовала, как от рассказа отца волоски у нее на руках встали дыбом. Вспомнила спички Эда из «Приюта». Перепачканный клетчатый плед, женщина, пурпурное желе, вытекающее из ее головы, промелькнули перед ее глазами, ей пришлось зажать рот рукой, чтобы заглушить свое дыхание. Она посмотрела на Эда, лицо у него было бледное, взгляд прикован к двери.

— Но почему ты мне об этом не рассказывал?! — Мать явно была шокирована.

— Боже помоги Бетси, — сказала миссис Смит-Томпсон. — Мы больше никогда не пригласим этого человека к обеду.

— Готов биться об заклад, больше никогда, — отозвался мистер Смит-Томпсон.

— И все же, — сказала миссис Смит-Томпсон, — уверена, Фрэнк был не единственный. Вы же знаете, каковы эти девушки. Пыталась поймать большую рыбу. Но, скорее всего, там и мелкой рыбешки было без счета.

— Ты говоришь ужасные вещи. — Голос матери звучал раздраженно. — Бедная дурочка, возможно, влюбилась в него.

Повисла тишина.

— В любом случае, дело же не во Фрэнке Уилкоксе, так ведь? — Голос матери прозвучал как-то странно, словно из него вынули стержень.

— Ник права, — сказала миссис Притчард. — Среди нас бродит убийца.

— Ужас. Это просто ужас, — заявила миссис Смит-Томпсон. — Но…

— Я выросла на этом острове, — оборвала ее мать. — И Хелена. Здесь я вышла за тебя, Хьюз. Здесь случалось все хорошее… Не так все должно быть. — Мать помолчала. — Что с нами стряслось?

— О, Ник, дорогая, — сказала миссис Притчард, — я уверена, они найдут того, кто это сделал.

— Долли права, — поддержала миссис Смит-Томпсон. — И все же я думаю, что нам не следует об этом говорить. Только не в такой чудный вечер.

— Нет, мы должны об этом говорить. — Голос матери прозвучал слишком громко. — Потому что тогда мы наконец задумаемся об этом. Задумаемся о том, с кем мы живем…

— Кому еще вина? — оживленно спросил отец. — Каро, твой бокал, кажется, почти опустел? Рори?

Дейзи услышала легкий скрип, обернулась и увидела, что Эда рядом больше нет. Она попыталась догнать его, но не решилась кинуться со всех ног, чтобы не наделать шуму. Когда она выскочила в холл, его там уже не было. Нужно спросить его о спичках. Дейзи была напугана. Она поискала кузена наверху, затем во дворе, но Эд исчез.

Дейзи ела устриц, когда появилась Анита. Она подождала на террасе, пока родители и гости переместятся на лужайку, затем устроилась возле устричного бара и заставила мужчину с козырьком открывать для нее одну устрицу за другой, игнорируя недовольных гостей, ждущих своей очереди.

— Привет, сладкая, — сказала Анита. — А мне можно?

Дейзи повернулась, и глаза чуть не выскочили у нее из орбит, потому что Анита была вся в черном. Мать скорее убила бы ее, чем позволила надеть черное. Дейзи кольнула зависть.

— Где ты взяла это платье?

— О, мама купила, когда была на гастролях в Нью-Йорке. Мне твое тоже нравится. Черное и белое. «Не будет свеч, раз мрак, как полдень, ясен». — Последнюю фразу Анита произнесла, взмахнув правой рукой и на миг застыв в картинной позе. Затем повернулась к Дейзи: — Мы — пара.

Дейзи почему-то стало немного жаль Аниту.

— Я тут пыталась найти Эда, но он исчез.

— Правда? Думаешь, его похитили? — Анита потянулась за одной из устриц Дейзи.

— Да никто его не похищал.

Анита хлюпнула соком из раковины и осмотрелась по сторонам:

— Вечеринка что надо.

«Топ Лайнерс» свинговали вовсю, и музыка, казалось, заставила низко висящую луну сиять еще ярче на черном небе. Белые смокинги плыли в море платьев нежных оттенков розового и лилового, бежевого шелка и голубого льна. Белокурые головы клонились к темноволосым партнерам. Звяканье льда в стаканах и смех слышались сквозь музыку. Японские фонарики покачивались на невидимой металлической проволоке, а за ними все растворялось в ночи.

— Как думаешь, мы сможем стащить по бокалу шампанского?

— Ни за что, — сказала Дейзи. — Мама убьет нас.

— Жаль.

— Привет, девочки. — Это был отец Дейзи. — Веселитесь?

— Привет, пап. — Дейзи подумала, что отец в белом смокинге похож на Уильяма Холдена. — Это Анита.

— Рад познакомиться. — Отец пожал Аните руку. — Как вам вечеринка?

— Просто потрясающе, мистер Дерринджер. Шикарно.

— Отлично, — рассмеялся отец Дейзи. — Что будете пить? Уверен, бармен сможет приготовить для вас парочку «ширли темпл».

— Это было бы замечательно, — сказала Анита.

— Ладно, — вздохнула Дейзи.

Они последовали за отцом к бару.

— А если подумать, — он повернулся к ним, — как насчет капельки вина с водой? Нe будет ли это немного поинтересней?

— О да, пожалуйста!

У Аниты, казалось, перехватило дух от этого предложения.

Отец Дейзи поднял руку:

— Две капельки вина в два стакана воды для этих юных леди. (Дейзи заметила, как он подмигнул бармену.) Вот так, но не больше, хорошо? Почему бы вам не пойти послушать оркестр?

Дейзи и Анита, осторожно держа стаканы, спустились к эстраде. Они стояли в сторонке и слушали музыкантов, а пары танцевали на деревянном помосте. Одна женщина сбросила туфли и танцевала на мягкой траве со своим мужем, который то и дело оскальзывался на вечерней росе в своих туфлях. Они смеялись и крепко держали друг друга за плечи, чтобы сохранить равновесие. Это зрелище заставило и Дейзи рассмеяться, забыв о том, что произошло в доме. Она заметила, что музыкант с банджо смотрит прямо на нее. Она уставилась на него в ответ, он улыбнулся, и ее прошила дрожь волнения. На секунду Дейзи почудилось, что сейчас она раздуется до размеров этой желтой луны и лопнет. Но тут раздался голос матери, возвращающий ее на землю.

— Милая, — сказала мать. — Посмотри, кого я нашла.

Дейзи повернулась и увидела, как мать ведет к ним Тайлера, держа его за руку. Тайлер, одетый в белый смокинг, с аккуратно зачесанными назад волосами, во все глаза смотрел на мать в просвечивающем платье.

Дейзи была захвачена красотой вечера и пребывала в добром расположении духа и потому даже не расстроилась, что он не сразу посмотрел на нее.

— Привет, — улыбнулся Тайлер.

— Привет.

Дейзи была как в кино — когда парень встречает девушку и мир полон волшебства.

— Эй, — вклинилась Анита, — у тебя такой важный вид.

— А по-моему, он выглядит очаровательно, — сказала мать Дейзи.

— Спасибо, миссис Дерринджер. Вы тоже очаровательны.

— Ты очень любезен, Тайлер. Тебе нравится брошка Дейзи?

— Очаровательно.

Похоже, его заклинило на слове.

— Что ж, — улыбнулась мать, — развлекайтесь, дети. А мне нужно найти папу Дейзи и убедиться, что его не умыкнула какая-нибудь ведьма.

Она потрепала Тайлера по плечу и подмигнула Дейзи поверх его головы.

— Ты только что пришел?

— Ага. Но музыку слышно по всей Северной Водной улице. Роскошная вечеринка.

— Просто восхитительная, — сказала Анита.

— Что вы пьете? — Тайлер посмотрел на их стаканы.

— Отец попросил бармена налить нам вина с водой. — Дейзи ощущала себя ужасно изысканной.

Тайлер оглянулся на бар.

— А твой отец, похоже, молодец.

— Это точно.

Дейзи мысленно вознесла благодарность отцу.

— Он что надо, — добавила Анита.

— Я днем видел Пичес. Сказала, что придет с родителями.

— Для меня это новость, — резко ответила Дейзи.

— «Зло станет правдой, правда — злом», — произнесла Анита.

— Ну, она взбудораженная. Завтра у вас поединок. Большой матч.

— Угу. — Дейзи закусила нижнюю губу.

— Ой, да не волнуйся. Ты ее обязательно побьешь, — уверенно заявил Тайлер.

— Угу, — повторила Дейзи. Она не хотела сейчас думать о теннисе, яростном солнце и земляном корте.

— Пошли посмотрим, может, удастся стянуть немного шампанского, — предложил Тайлер, еще раз посмотрев на бар.

— Мама Дейзи… — начала Анита.

— Нет, все нормально, — поспешно сказала Дейзи. — Но я не знаю, как мы сможем это сделать. Сомневаюсь, что бармен нальет нам.

— Ну и ладно, — ответил Тайлер. — Даже если ничего не выйдет, хоть повеселимся.

Когда они пересекали лужайку, оркестр заиграл «Бедную богатую девочку».

Ты зачарована, девочка, лучше берегись.

— Дейзи… Эй, Дейзи.

Дейзи узнала голос, и позвоночник у нее одеревенел. К ней направлялась Пичес, разряженная в бледно-розовое платье из сетчатой ткани, в цвет розе в ее волосах.

— Хрю-хрю, — прошептала Дейзи Аните.

— Она похожа на гигантский пузырек пепто-бисмола, — хмыкнула Анита. — Привет, Пичес.

Пичес посмотрела на Аниту, ее глаза слегка округлились при виде черного платья, перевела взгляд на Дейзи и снисходительно улыбнулась. Затем повернулась и притворилась удивленной, словно только сейчас заметала рядом с ними Тайлера.

— Кого я вижу. Тайлер Пирс?

— Привет, Пичес, — сказал Тайлер. — Мне нравится твоя роза.

Пичес коснулась прически:

— Мама выращивает их. Розовое парфе. «Парфе» пo-французски значит «совершенство». Прошлым летом она с ними победила на конкурсе. — И улыбнулась Тайлеру, показав зубы; Дейзи подумала, что в лунном свете они еще больше похожи на лошадиные. — Так куда же вы, малыши, направляетесь?

— Если мы посвятим тебя в наш секрет, ты должна поклясться, что никому нас не выдашь.

— Обожаю секреты! Неужели ты этого не знаешь, Тайлер Пирс?

— Отлично, — засмеялся Тайлер. — Мы хотим стянуть шампанское из-под носа у бармена. Хочешь присоединиться?

— Показывай дорогу, — велела Пичес, подхватывая Тайлера под руку.

Дейзи с радостью выдрала бы розу из ее волос и растоптала. Она посмотрела на Аниту.

— Не переживай из-за этой курицы. Завтра отыграешься, — сказала Анита. — Я могу поколдовать со струнами на ее ракетке, если хочешь.

— Забудь, — ответила Дейзи. Она погладила жемчужную брошку. — Пойдем.

Они последовали за Тайлером и Пичес к бару.

Тайлер обернулся к Дейзи:

— Похоже, бутылки под надежной охраной.

— Пустяки, — заявила Пичес. — Папа позволяет мне выпить бокал шампанского на вечеринках. Я попрошу.

Они наблюдали, как Пичес уверенно подходит и заговаривает с барменом и тот послушно принимается наполнять два бокала. Вот о чем говорила мать, поняла Дейзи. Это и есть нечто. Ей захотелось плакать. У нее этого нет и никогда не будет. Никто ее не полюбит, не поцелует, не говоря уж о том, чтобы угостить шампанским. Она проклята.

Пичес вернулась с двумя бокалами и протянула один Тайлеру:

— Вот, держи.

— Эх, Пичес, — сказал он. — Ты что, не могла взять четыре?

Она беспомощно посмотрела на него.

— Ну да ладно. Девочки, я с вами поделюсь. Но давайте-ка отойдем туда, где нас не увидят родители.

— Можем пойти к старому леднику за домом, — предложила Дейзи.

— Отлично, — одобрил Тайлер.

— Отлично, — повторила Дейзи, взяла Тайлера за руку и мило улыбнулась Пичес.

Они расположились на задней лужайке и принялись рыться в футлярах музыкантов, брошенных на траве. Анита пыталась дуть в запасной мундштук, который нашла в футляре от трубы, а Дейзи сделала первый глоток из бокала Тайлера. Она воображала, что почувствует его сладкое дыхание, сохранившееся в бокале, откуда он отпил. Но шампанское оказалось горьким и обожгло небо. Она провела рукой по теплой траве. Хотелось сбросить туфли, как это сделала мать, когда лежала на этом самом месте днем, но почему-то ей показалось, что это все равно что раздеться догола.

Пичес цедила шампанское мелкими глоточками, держа бокал за ножку и оттопырив розовый мизинец.

Анита вернула блестящий мундштук на место и легла на спину, забросила руки за голову.

— «Как сладостно звучат слова влюбленных в ночной тиши, лелея нежно слух, как музыка!» — сказала она небу.

Дейзи улыбнулась Тайлеру и протянула ему бокал.

— Черт, шампанское — это здорово, — сказал Тайлер, допивая остатки.

На миг Дейзи стало неловко за него, за эти слова о шампанском, за то, как шумно он пьет, — все это показалось ей фальшивым. Дейзи принялась подпевать музыке, чтобы прогнать это чувство.

— Так что, Тайлер, — спросила Пичес, жеманно склонив голову, — ты с кем-нибудь гуляешь всерьез?

Тайлер засмеялся:

— Я о таком не болтаю.

— Да ладно тебе, — протянула Пичес.

— Боже, Пичес, ты знаешь, как смутить парня, — сказал он, хлопая себя по лбу в притворном смущении.

Дейзи снова любила его.

— Ну хорошо, — сказала Пичес. — А как насчет танцев? Ты танцуешь или это тоже секрет?

— Скажу, что предпочел бы выпить еще бокал шампанского.

— Что ж, полагаю, это можно устроить. — Пичес поднялась и протянула руку Тайлеру: — Идем.

Тайлер посмотрел на Дейзи и, пожав плечами, взял Пичес за руку.

— Кажется, мы сможем добыть еще шампанского.

Дейзи не знала, что ответить, но от легкости, с какой он согласился, в груди у нее закололо.

— Ненавижу ее, — с чувством сказала она, как только парочка скрылась из виду. — Не думаю, что когда-нибудь буду ненавидеть кого-нибудь сильнее.

Над ними плыла мелодия «Милой Джорджии Браун».

— Она зануда, — отозвалась Анита. — Но только представь себе, как хорошо тебе станет завтра, когда ты побьешь ее. Думай об этом.

— Могу и не побить. И не надо так говорить, а то еще сглазишь.

Интересно, куда же делся Эд?

— Я не собираюсь ждать вечность за этим старым погребом, — объявила она. — Мы так всю вечеринку пропустим.

— Они скоро вернутся. — Анита придвинулась поближе к Дейзи. — Хочешь, я тебе по руке погадаю? Меня научила мамина подруга.

— Нет, спасибо, — отказалась Дейзи.

— Ну давай, мы сможем узнать, победишь ты или нет.

— Я же сказала тебе, перестань, а то сглазишь. И почему сегодня все такие противные?

Вот бы сесть на велосипед и умчаться в темноту, к Пизес-Пойнт-Уэй, и чтобы ветер с залива свистел в ушах.

Она вскочила:

— Пойдем отыщем их. Здесь только комаров кормить.

Идя вдоль дома, Дейзи пинала мелкий гравий, испытывая странное удовольствие от мысли, что портит свои белые туфельки. Анита брела следом. Дорожка между домом и изгородью была узкой и темной, вечеринка сияла огнями на другой стороне улицы. У Дейзи возникло странное ощущение, какое бывает во сне, когда пытаешься закричать, но никто тебя не слышит.

Она испытала облегчение, дойдя до центральной лужайки, и глубоко вдохнула ночной воздух. Какой-то шорох насторожил ее. И тут она увидела их. Они стояли на террасе, Тайлер склонился к лицу Пичес, ладонь его лежала на ее плече. Разрисованный фонарик покачивался над их головами, японка на нем все расчесывала свои черные волосы, и на миг Дейзи задумалась, как это ей удалось отрастить такие длинные волосы и уложить их такими безупречными кольцами возле ног.

Поцелуй был тихий, лишь «розовое совершенство» в волосах Пичес трепетало на ветру, но в ушах Дейзи нарастал пульсирующий рокот, тихий и оглушающий одновременно, словно она очутилась на дне океана. Она открыла рот — и, в точности как во сне, не смогла издать ни звука.

Она смотрела, как пальцы Пичес скользят по шее Тайлера. Ей хотелось уйти, она знала, что должна уйти, но была будто зачарована. И еще она ощущала какое-то странное не-присутствие. Внезапно ее обожгла острая жажда.

Пичес оторвалась от лица Тайлера и тихо вздохнула. Этот вздох пронзил Дейзи. Она бесшумно попятилась за угол, на цыпочках, как индейцы, вжалась в стену и притиснула к груди ладонь в попытке унять боль. Почему-то вспомнилось перепачканное румянами лицо тети Хелены, красная улыбка матери, пара, танцующая босиком в мокрой траве. Она заплакала.

Ты будешь самой красивой девочкой на празднике.

Анита чуть не наткнулась на Дейзи в темноте. Она внимательно посмотрела на нее, затем выглянула за угол и прошептала:

— Оох…

Дейзи яростно терла глаза, чтобы остановить слезы, кислая отрыжка от шампанского застряла в горле.

Анита приподняла краешек юбки и отколола от подола белый платочек.

— Бабушка заставила взять с собой, — пояснила она, — на всякий случай.

Дейзи не могла смотреть на нее. Ей было стыдно. Она хотела быть как Скарлетт ОʼХара — топнуть ногой, вскинуть голову и выйти замуж за другого. Но ей было страшно. Ей доводилось прежде ощущать запах страха, исходящий от соперников, — настоящий запах, похожий на смесь ржавчины и мокрой земли, но впервые она чувствовала, что так пахнет от нее. Одна ее половина хотела, чтобы Анита ушла прочь, а вторая боялась остаться одной. Вдалеке слышался смех и звон бокалов.

Анита принялась осторожно вытирать глаза Дейзи уголком платка. Дейзи была благодарна за успокаивающее прикосновение прохладного льна к горячей коже, за утешающий запах лавандовой воды и крахмала. Она почувствовала руку подруги у себя на лбу, тонкий палец погладил ее по брови, затем лицо Аниты надвинулось на нее из темноты, ее темные глаза, казалось, стали больше. Внезапно губы Аниты прижались к ее губам. Дейзи ощутила соленый вкус своих слез, смешавшийся с дыханием Аниты, прикосновение ее волос к своей щеке и мягкий пушок над Анитиной верхней губой. Голова у Дейзи закружилась, а сердце ухнуло вниз.

Дейзи с силой оттолкнула Аниту, та покачнулась и потеряла равновесие, но Дейзи было все равно. Она побежала. Она мчалась на огни вечеринки, перескочила через улицу, протолкалась сквозь толпу улыбающихся гостей, пытаясь отыскать цвет материнского платья в этом буйстве красок. Музыка смолкла. Музыканты устроили перекур возле ограды. У бара она нашла отца и схватила его за рукав:

— Где мама? — Голос звучал странно, высокий и фальшивый, как у старого пианино, гниющего в подвале.

— Дейзи. — Улыбка сбежала с отцовского лица. — Что случилось?

— Гдe мама? Мне нужна мама.

— Я не знаю, зайчонок. — Он посмотрел на лужайку. — По-моему, она говорила, что хочет пойти к лодочному сараю, немного освежиться.

Дейзи бросилась вниз, к маленькому лодочному сараю, что стоял на краю гавани. Она слышала, как отец зовет ее по имени, но даже не обернулась. Она знала, что должна найти мать.

Добежав до сарая, где хранились спасательные круги, керосиновые лампы и всякий хлам, она услышала слабый звук льющейся воды. Наверное, мать в уличном душе, где они обычно смывают соль после купания. Задыхаясь, Дейзи сбавила шаг, обогнула сарай и чуть не споткнулась о платье матери, лежащее в траве.

На ступеньках, ведущих к пляжу, она с удивлением обнаружила трубача — он вытирал волосы полотенцем, майка прилипла к его телу.

— Привет, — улыбнулся он.

— Здрасьте, — сказала Дейзи, не зная, то ли ей идти дальше, то ли остановиться.

— Решил поплавать. Жаркая ночка.

Он продолжал вытираться, глядя на нее.

Похоже, ему хотелось поболтать, и надо бы проявить вежливость, но как-то странно стоять вот так близко к нему в темноте. На нем была только майка, и Дейзи видела темные волосы, торчащие из подмышки. Она подождала немного, затем сказала:

— Я ищу маму. Мне пора.

— Ну да, — улыбнулся он снова. — Конечно.

Дейзи обошла его и направилась к дальней стене сарая. Оглянулась — он все смотрел на нее, лицо его почти терялось в глубокой тени.

Завернув за угол, она различила смутные очертания душа и зарослей шиповника. Сквозь журчание воды пробивался голос — мать напевала песню, звучавшую сегодня вечером.

Дейзи ускорила шаг, спеша на пение. И вдруг остановилась. Прямо перед ней стоял Эд, лицо его было прижато к дощатой стене душа. Одной рукой он цеплялся за планку над головой. Он стоял неподвижно, но что-то в этой неподвижности напомнило ей белку, которую она как-то видела в Кембриджском парке, ее маленькое мускулистое тельце мелко-мелко подергивалось. Бешенство, сказала тогда мать.

Может, она ошиблась, может, матери в душе не было. Или они играют в игру. Мысли вдруг сделались тягучими: рука Пичес, ласкающая шею Тайлера, лицо Аниты, надвигающееся из темноты, трубач, вытирающий волосы.

Джентльмены о таком не говорят.

Чистота — залог благочестия.

Детей должно быть видно, но не слышно.

Она твердила наставления матери, все, какие могла вспомнить, странным образом обретая утешение в этом повторении.

Эд обернулся на ее голос — сперва дернулась голова, затем развернулся всем телом. Он смотрел на нее. Она смотрела на него. Они стояли так примерно с минуту, глядя глаза в глаза, лицо Эда было как маска.

— Мама? — громко позвала Дейзи, продолжая смотреть в глаза Эду. Она была всего в нескольких шагах, но мать не услышала ее за шумом воды.

Эд двинулся к ней, и на долю секунды Дейзи наполнил страх. Вот он совсем рядом, и он выше, чем ей помнилось.

— Любопытство кошку сгубило, — тихо сказал он, и Дейзи ощутила его дыхание на своей щеке.

Сердце у нее ухнуло, раз, два. Она тяжело дышала. Сглотнула. Выговорила:

— Но она узнала, что хотела, и воскресла.

Голос звучал хрипло, придушенно. Дейзи чувствовала, как подрагивают ноги. Она зарылась пятками в мягкую землю, чтобы скрыть это.

Эд склонил голову, точно решаясь на что-то.

— Ты что же это, подглядываешь за моей матерью, Эд Льюис? — прохрипела Дейзи. — Ты что, маньяк секса? Как мистер Уилкокс?

— Молчи о мистере Уилкоксе, — произнесено было твердо, спокойно.

— Те спички из «Приюта»…

Дейзи замолчала, не договорив, — за спиной Эда она видела отца, спешащего к ним. Он пришел с другой стороны лодочного сарая, от его торопливости ей сделалось жутко.

— Дейзи, отойди от него.

Не сказав больше ни слова, отец схватил Эда и потащил в сторону пляжа.

Дейзи не сдвинулась с места — стояла и глядела, как они удаляются, как отец выкручивает Эду руку, как склоняется над ним. Слова относило ветром.

— Если ты… моей жене… — Отец затряс Эда. — Я скажу им…

Отец замолчал, точно ожидал услышать ответ. Затем Эд приблизил губы к отцовскому уху. Его губы перестали шевелиться, и Дейзи увидела в лунном свете, как исказилось лицо отца.

— Дейзи?

Дейзи вздрогнула.

— Мамочка!

Она бросилась к матери, прижалась к ее влажному телу. Мать была прохладной и чистой, Дейзи хотелось укрыться в ее руках, ее коленях, под ее кожей.

Мать обняла Дейзи одной рукой, второй пытаясь поправить бретельку комбинации, надетой на мокрое тело.

— Ради всего святого, что здесь происходит? — Мать посмотрела на Дейзи, перевела взгляд на пляж. — Что там делает твой отец? Это он тут вопил как бродячий кот?

Дейзи увидела, что отец один — стоит и смотрит на огни гавани. Внезапно ей стало все безразлично — и то, что Эд маньяк секса, и странное поведение отца.

— Мамочка.

Она заплакала, давясь рыданиями в шелковую ткань, вдыхая слабый аромат ландышевых духов и моря.

— Дорогая, да что стряслось? — раздраженно спросила мать.

— Ох, мама. — Дейзи потерлась лицом о шелк. — Все ужасно. Все неправильно. Тайлер поцеловал Пичес. А потом…

— О, понимаю, — сказала мать. Она вздохнула и погладила Дейзи по макушке. — Давай зайдем на минутку в сарай, и ты мне все расскажешь.

В сарае пахло льняным маслом и плесенью. Брошенное полотенце лежало кучкой возле корзинки для пикников. Мать сняла со стены две желтые лодочные подушки. Села, скрестив ноги, на одну и похлопала рядом с собой. В сумраке Дейзи заметила, что волосы ее лишь слегка влажные, темные блестящие локоны по-прежнему зачесаны назад. Сапфиры в ушах сверкнули, когда сигнальный огонь маяка на Чаппаквиддике прошел сквозь маленькие окна, на миг озарив их лица.

— Итак, — сказала мать, когда Дейзи опустилась на вторую подушку, — в чем же дело?

Дейзи положила голову матери на колени, чувствуя тепло ее руки на своей шее.

— Я их видела, — прошептала она. — Они целовались на террасе. На нашей террасе. И Пичес с этой кошмарной розой, с которой ее мать победила на конкурсе. Она его обняла. И…

— Розой?

— Да не в розе дело, — нетерпеливо сказала Дейзи. — Просто я знаю, что я лучше нее. Я это знаю.

— Понятно. Что ж, далеко не всегда выбирают лучших, — ответила мать. — Иногда… — Мать замолчала, ее рука замерла на шее Дейзи. — Иногда людям становится одиноко, и тогда они творят странные вещи.

Дейзи обдумала ее слова.

— Но Тайлер выбрал ее. Я выбрала его, а он выбрал ее. — Она уткнулась лицом в материнские колени. — Ох, мама. Я умереть хочу. Как он мог? Почему он меня не любит?

— Я знаю, как это больно, дорогая. Так тяжело быть молодым, со всеми этими желаниями.

— Но когда ты была молодая, ты любила папу, а он любил тебя. Ты ведь получила, что хотела.

— Во-первых, мы были намного старше, чем ты. И, что ж, нам просто повезло. — Мать вздохнула.

— Я хочу, чтобы мне повезло, — сказала Дейзи.

— У тебя будет кое-что получше везения. — Мать убрала волосы со лба Дейзи. — Ты вырастешь сильной. И никакие Пичес и Тайлеры всего мира не смогут причинить тебе боль.

Дейзи молчала. Хорошо бы стать высоченной, как великан, и растоптать крохотную Пичес.

— К тому же, — сказала мать буднично, — Пичес очень нехорошая девочка.

— Я знаю, — вздохнула Дейзи. — Но он ее любит.

— Милая, я очень сомневаюсь, что Тайлер любит Пичес. Просто мальчики такие. Пичес — легкомысленная, а мальчики в этом возрасте хватают, что им подсовывают.

— Ох, а потом, мама, случилось кое-что еще… — Дейзи замолкла, вспоминая большие глаза Аниты, вкус ее дыхания. — Это ужасно.

— Что же еще стряслось?

— Анита. Она дала мне носовой платок, а потом, мамочка, она меня поцеловала.

— Надо же! — рассмеялась мать. — Как интересно.

— Совсем не смешно. — Дейзи выпрямилась. — Зачем она это сделала? Она знает, что я люблю Тайлера и что я мечтала, чтобы он меня поцеловал.

— Ты права, это не смешно, — сказала мать, все еще улыбаясь. — Просто Анита склонна к театральным эффектам. И честно говоря. Дейзи, семья у нее не вполне приличная. Ты же знаешь.

— Мне все равно. Я их всех ненавижу.

— Милая, — мать взяла лицо Дейзи в ладони, — я хочу, чтобы ты меня выслушала. Когда-нибудь тебе это пригодится. — Лицо матери было серьезно, большие зеленые глаза поблескивали, точно змеиная кожа. — Если в чем-то и можно быть уверенным в этой жизни, так это в том, что тебе не всегда доведется целовать того самого, единственного.

 

1959: август

II

Дейзи открутила деревянный пресс от ракетки и пальцами подтянула струны. Было одиннадцать утра, а солнце уже обжигало голые плечи, пыль земляного корта дымкой окутывала ее.

Дейзи положила пресс на зрительскую скамейку у столба и посмотрела на большую прохладную террасу теннисного клуба, где мать разговаривала с миссис Кулридж. Вот она легко кивнула в ответ на какие-то слова директрисы. В отличие от отца, который поцеловал ее утром на удачу, мать выглядела свежей, точно никакой вечеринки и не было накануне. А потом Дейзи увидела, как мистер Монтгомери что-то шепчет на ухо Пичес, и повернулась к корту.

Пичес спустилась по ступенькам, солнечные блики играли в волосах, стянутых в хвост. Дейзи поскребла кедами по глине, постучала по ним ободом ракетки, подтянула повыше налобную повязку и запястьем стерла выступивший над верхней губой пот. И притворилась, будто не смотрит на Пичес, когда та уселась на скамейку, достала тряпочку и принялась полировать свою и без того сияющую ракетку.

Она холодная, я горячая. Она холодная, я горячая.

Дейзи снова оглянулась на террасу. Мать смотрела на нее, маленькая складка залегла между бровями. Миссис Кулридж пожимала руку мистеру Монтгомери, улыбаясь его словам. Голоса звучали невнятным бормотанием, от этого казалось, что горячий земляной прямоугольник находится где-то далеко, в другом мире. От яркого света болела голова, в ушах стоял слабый звон.

Так горячо, что быка можно зажарить.

На террасе возникло какое-то движение. Дейзи увидела, как миссис Кулридж, повернув голову, всматривается в темноту помещения.

Из клуба вышел Эд, его глаза скользнули по директрисе, и он направился к матери. Дейзи выдохнула. Она не видела Эда с прошлого вечера и сейчас, сама не понимая почему, обрадовалась тому, что он здесь. Мать улыбнулась Эду, тот подтянул к себе один из деревянных стульев и сел. Дейзи нащупала в кармане платья наконечник стрелы и зажала его между большим и указательным пальцами — шершавый, как обломок коралла.

Подошла миссис Кулридж:

— Ну что же, девочки, правила вы знаете. Победит тот, кто выиграет два сета.

Резиновым носком теннисной туфли Дейзи прочертила в красной глине маленький полумесяц.

Миссис Кулридж порылась в кармане и достала четвертак:

— Дейзи Дерринджер, выбирай. — И подбросила монетку. Кругляк сверкнул на солнце.

— Орел.

Если выпадет орел, я выиграю, если выпадет решка, ты проиграешь.

Дейзи посмотрела в небо, бездонное, синее, пронзительное.

Миссис Кулридж поймала монетку и прихлопнула ею по тыльной стороне ладони.

— Орел.

Дейзи показалось, что она слышит голос матери, но, может, лишь показалось?

— Дейзи? — Миссис Кулридж нетерпеливо смотрела на нее.

— Я выбираю первую подачу.

— Пичес?

Пичес резко развернулась и направилась к дальней стороне корта, Дейзи смотрела, как она обходит сетку. Дейзи взяла два мяча, один сунула в карман и направилась к центральной разметке.

Стоя возле задней линии, она наблюдала, как Пичес широко расставляет ноги, чуть приседает, переносит вес с одной ноги на другую. Казалось, весь мир затих, кроме сверчков, потиравших свои крылышки. Ноги Пичес вросли в землю, правое бедро чуть развернуто в сторону боковой линии.

Дейзи высоко подбросила мяч и вскинула ракетку. Казалось, мяч опускается почти вертикально, хотя из-за солнца было плохо видно. Она послала мяч коротким резаным ударом влево, метя в корпус Пичес, ощутила, как с силой топнула правая нога, когда вес тела переместился вперед.

Пичес не успела к подаче, и мяч не вернулся через сетку.

На террасе кто-то зааплодировал.

Дейзи переместилась на левую сторону для подачи.

— Пятнадцать — ноль.

Голос прозвучал слабо на открытом пространстве.

Следующую подачу она закрутила чуть сильнее, и мяч полетел прямо в Пичес. Она прищурилась, вглядываясь, чтобы убедиться, что Пичес его пропустила, и только потом повернулась к сопернице спиной и сменила позицию.

— Тридцать — ноль.

Дейзи снова подала резаным ударом, но на этот раз Пичес была готова, низкая подача заставила ее выйти к сетке. Дейзи попыталась переправить мяч под заднюю линию, но Пичес успела к нему. Отбила она довольно слабо, Дейзи отбежала назад, держа ракетку у левого бедра. Мяч она отправила ровно на боковую разметку. Сердце гулко билось, когда она смотрела, как Пичес пытается достать мяч. Как тянется и промахивается.

Дейзи знала, эта игра — ее, она чувствовала это, ощущала ее вибрацию в мускулах, точно кто-то колотил в барабан за ее спиной. Она оттянула ворот платья и подула, остужая струйки пота, стекающие к животу.

Пичес переместилась ближе к боковой линии, заранее готовясь защищать левую сторону. Это было ошибкой, и Дейзи это знала.

Слабость наказуема.

Дейзи чувствовала, как ее ноги сами несут ее к месту подачи, мяч взлетает, ракетка совершает в воздухе дугу, пушечной силы удар, ровный и жесткий, под самое перекрестие центральной и задней линий. Есть. Пичес слишком поздно переместила центр тяжести тела, пытаясь ударить форхэндом. Запястье слегка вывернулось, когда ракетка коснулась мяча. Он стукнулся об обод и упал на ее стороне.

Пальцы Дейзи нащупали в кармане наконечник стрелы. Она посмотрела на террасу и увидела, как губы Эда изогнулись в легкой улыбке. Мать крепко вцепилась в его руку, хотя гейм уже завершился. Дейзи провела ладонью по лицу, жаркому и скользкому, пот градом катился с нее.

Соперницы обменялись сторонами. Пичес сражалась на пределе возможностей и выиграла гейм на своей подаче, но Дейзи тоже заработала пару очков. Так они и продолжали, туда-сюда, зуб за зуб, каждая брала свою подачу. Временами Дейзи казалось, что они танцуют, скованно и неуклюже, — примерно как она танцевала с мальчиками из Парковой школы в классе миссис Браун, и лица мальчиков застывали от напряжения, и они старались не отдавить ей ноги. Подошвы уже ныли, стоило только остановиться, но, когда она неслась по корту, мышцы руки напрягались, контролируя силу удара, а бедра расслаблялись, и она не чувствовала никакой боли.

Дейзи следила за движениями Пичес, за полетом мяча, но словно со стороны. Сознание ее в этом будто не участвовало. Мертвая девушка, Пичес и Тайлер под японским фонариком, побелевшие костяшки пальцев Эда, когда они подслушивали под дверью столовой, проносились в ее голове. И Дейзи била по мячу, чтобы заставить эти картинки исчезнуть. Точно, если она ударит сильнее, пробьет дальше, побежит быстрее, они исчезнут, как фигурки уток в тире.

Поэтому она била сильнее и бежала быстрее, бей и беги, бей и беги, и наконец взяла подачу Пичес. И выиграла сет. Потом выиграла следующий гейм, и еще один, пока не остался лишь один гейм до победы. А она была уверена в победе. И когда победит, никто больше не сможет причинить ей боль, она будет закована в броню на всю жизнь.

На счете 30–40 Дейзи смотрела, как Пичес маневрирует перед подачей. Но удар получился вялый, и Дейзи уже летела навстречу мячу. Она отбила подачу с лету. Пичес изменилась в лице, увидев Дейзи у сетки. Мяч вернулся, и Дейзи нанесла последний смэш — яростный, хлесткий, отправив мяч вправо от Пичес. Она могла отправить его хоть в Тимбукту. Все было кончено.

Дейзи уронила ракету на землю, та упала с легким стуком. Потом просто стояла и смотрела на Пичес. Хвост у той растрепался, круглое лицо было ярко-розовым, словно ей надавали пощечин. На секунду Дейзи пожалела ее, и почему-то ей стало жалко и себя. Но тут подбежала мать, обняла ее, Дейзи уткнулась в ее хлопковую блузку. Она чувствовала, что Эд тоже рядом.

Она знала, что должна пожать руку Пичес. Но ей хотелось лишь одного — наслаждаться прохладной тенью материнского тела и пустотой в голове.

Жернова Господа мелют медленно, но верно.