В дни, когда Пелион, изогнувшийся брачным чертогом, [7]      Все же не мог вместить стольких притекших богов, И хлопотливой толпой Нереиды вкруг тестя морского      Множили день за днем яствами свадебный пир, 5 И круговую передавал Юпитеру в руки      Чашу премудрый Хирон, лежа на конском боку, И покатил холодный Пеней нектарные волны,      А из этейских скал пенное било вино,— В эти дни веселым перстом Терпсихора по струнам 10      Грянув, под сводом горы девичий вывела хор, И благосклонно внимал меж богов им сам Громовержец,      Зная, что лирным ладам нежные клятвы под стать. Глухи были одни кентавры и фавны: и вправду,      Мог ли растрогаться Рет или безжалостный Фол? [8] 15 Семь раз день восходил, семь раз с небесного свода      Геспер вечерний смотрел на круговой хоровод. Тут-то Феб коснулся струны достойнейшим плектром —      Тем, что камни пленял, ясени шествием вел, — И на священнейший лад запел о грядущем Ахилле 20      И о фригийской войне на симоисских брегах. Радостный клич «Гименей!» с лесистого грянул Олимпа,      Кличем «Фетида!» ему грянула Осса в ответ.

     Страстью неведомой жарко горит к нареченной невесте Август: еще никогда не пылал он, неопытный, сердцем; Что означает сей жар, отчего так томят эти вздохи, Он не умеет понять, новичок, незнакомый с любовью. 5 Ни охотничий конь, ни дроты ему не утеха, Ни к копью не стремится рука: всей мыслью приник он К ране любви, что нанес Купидон. Как часто из самых Недр души вылетал его стон! Как часто ланиты Тайным румянцем окрашивал стыд, как часто невольно 10 Милое имя писала рука! Уже для невесты Он готовит дары, уже выбирает Марии Светлые камни (но дева светлей!) из знатных уборов Ливии древней [9] и памятных жен священного дома. В тягость тоскливому дни, помехою кажется время, 15 Словно луна в небесах уж не гонит свою колесницу. Так когда-то Ахилл пылал о скиросской царевне, [10] Больше и больше, когда, не зная еще об обмане, Мощные руки она учила шитью и вплетала Розу в кудри, которые в страх обратят дарданидов. [11] 20      Сетует он про себя: «Доколе же высокочтимый Медлит со свадьбой мой тесть Стилихон? Зачем отлагает Им же назначенный брак и чистейшим не внемлет моленьям? Чужд мне роскошный обычай царей — выбирать по портрету В жены красивейших дев, по домам посылая, как сводню, 25 Живопись, чтобы она приносила мне весть о прекрасных! Чужд мне и дальний расчет, который меж браком и браком Трудный выбор любви доверяет лишь писчему воску! [12] Чуждо мне и желанье отнять жену у другого! Нет: невеста моя отцом мне указана в жены, [13] 30 Общая кровь у меня и ее, единому предку Внуком я прихожусь и внучкою мать ее. Часто Я, как простой жених, забывая о сане священном, Сватов к тебе посылал, высочайших по роду и званью, Чтобы просить за меня. Велика моя просьба, я знаю; 35 Все же  по праву  прошу.  Государь я,  рожден  государем - Тем, который тебе, Стилихон, дал племянницу в жены, Дал Марию родить. Заплати по отцовскому долгу! Дай во дворец, что взял из дворца! И к тебе припадаю, Кроткая мать, рожденная тем, которого имя 40 Сам я ныне ношу! Ты — краса иберийского рода, Кровью сестра мне, заботою мать: тебе я младенцем Вверенный, взрос у тебя на груди — рожденье Флакцилла, Жизнь мне Серена дала. Зачем же, зачем разрываешь Двух своих чад и дочь не даешь в супруги питомцу? 45 День ли еще не настал? Иль уже никогда не наступит Брачная ночь?» Такой лелеет он жалобой раны.      И засмеялся Амур, и взлетел к своей матери милой Вестником, и над зыбями простер горделивые крылья.      Есть на Кипре гора, [14] она тенью ложится на волны, 50 За море смотрит она семиустого в сторону Нила, Где на Фаросе царит Протей. Нога человека Здесь не ступала; седой ее не касается иней, Вихрь не смеет задеть и туча не смеет окутать. Здесь Венерин удел, здесь царит наслажденье. Отсюда 55 Изгнаны зной и мороз: здесь вечно весна благодатна. К полю спускается склон; вкруг поля стеной золотая Встала ограда и желтым горит металлическим блеском. Мульцибер (так говорят) купил ею ласки супруги: [15] Любящий муж в угоду жене оградил ее терем. 60 Зеленью поле цветет, не знавшей руки садовода: Ей довольно того, что Зефир ее вечный заботник. Роща раскинула тень; ни одна не влетит в нее птица Прежде, чем пенья ее сама не похвалит богиня: Если угодна — резвится в ветвях, если нет — улетает. 65 Здесь и деревья живут для Венеры: в урочную пору В каждом счастливая дышит любовь — склоняется пальма К пальме, вздыхает листвой о тополе тополь влюбленный, И по платану томится платан, и по ясеню ясень.      Два здесь текут родника, с водою и сладкой и горькой: 70 Вместе сливаясь, они ядовитою делают сладость. В них, говорят, Купидон закаляет любовные стрелы. А у воды на траве Купидоновы братцы резвятся: Все — с колчанами, все — как он, и лицом, и годами. Эти амуры — отпрыски нимф, а тот, настоящий, — 75 Сын Венеры златой. И богам он, и небу, и звездам Луком грозит, и в царей направляет разящие стрелы, [16] Братья же целят в простой народ. Живут и другие Здесь божества: и Распущенность здесь в распоясанном платье, И Бессонница с пьяным лицом, и летучие Гневы, 80 И  непривычный  Плач,  и  Бледность,   услада  влюбленных, И Дерзновенье, еще неумелое в первых попытках, И соблазнительный Страх, и небезопасная Сладость, И ветерком разносимые легким любовные Клятвы. А между ними с надменным челом задорная Юность 85 Гонит Старость из рощицы прочь.                                    Средь этой дубравы Встал в зеленой сени чертог, лучащийся светом. Бог лемносский его разубрал самоцветом и златом, Ценность соединив с красотой. Изумрудным стропилам Встали подпорой столбы из цельных глыб гиацинта, 90 Стены покрыл берилл,  на порогах — скользящая яшма, И на полу ступает пята по плитам агата. А посредине двора цветущие благоухают Гряды, богатый струя аромат. Здесь дышат амомы, Здесь касия корицы полна, созревает панхейский [17] 95 Здесь киннамон, в зеленой листве маслянистые смолы Прячутся, и проступает бальзам на стволах увлажненных.      В этот дворец и вступает Амур проворно и гордо, Быстрые крылья сложив, утомленные дальним полетом. В эти часы на своем слепительно блещущем троне 100 Кудри Венера свои убирала прекрасным убором. Три идалийских сестры [18] стояли вокруг: возливала Нектар на темя одна, другая гребнем слоновым Прядь отделяла от пряди, а третья, встав за спиною, Их в завитки завивала и надобным располагала 105 Строем, один к одному, оставляя, однако, иные Вольной волною лежать: в богине мила и небрежность. Суд красоте — в зеркалах: отраженья блистают повсюду, Взоры пленяя, куда ни взглянуть. Взирает, любуясь, И замечает богиня в одном из зеркал отраженье 110 Сына. К нему обратясь, гордеца заключает в объятья И вопрошает: «О чем твоя радость? Какую победу Ты одержал? Кто пал под стрелой? опять Громовержца Бычьим мычаньем мычать ты заставил меж телкамн Тира? [19] Или Титана смирил? [20] или снова в пастушью пещеру 115 С неба Диану низвел? [21] Большого и трудного бога, Вижу я, ты поборол».                          Приникая к устам материнским, Молвит Амур: «Обрадуйся, мать! Небывалую славу Лук мой ныне стяжал: его силу изведал Гонорий. Ты ведь знаешь Марию, ты знаешь отца-полководца, 120 В чьей руке и Запад, и Рим; и слава Серены Тоже дошла до тебя.  Склонись же к царственным зовам — Соедини их союз!»                     Разомкнув Киферея объятья, Кудри быстрой скрепила рукой, струящийся пеплум Складками собрала, опоясала пояс, волшебных 125 Полный чар, которым она укрощает потоки, Моря шум, ветра вихрь и молнии гневного неба. К берегу выйдя, она призывает крылатых питомцев: «Дети, скорей! Кто ко мне приведет из зеленой пучины Быстрое чудо, Тритона, — умчать меня в дальнее море? 130 До сих пор никогда не бывал он так нужен, как ныне: Брак   сей — священнейший   брак!   Проворней   ищите — быть может, Раковиной своей глушит он ливийские волны, Может быть, режет Эгейскую гладь. Кто найдет его первым, Тот от меня получит в подарок колчан золоченый». 135      Так сказала, и вмиг разлетелась искателей стая, Каждый своим путем. А Тритон в это время в глубокой Плыл Карпафийской волне [22] и пытался настичь Кимофою. Дикого бога боится она, противится, бьется, Из уловляющих рук вырывая скользящее тело. 140 «Эй! — восклицает   Амур,   уследивший их, — полно! проделок Вам под водою любовных не скрыть. Собирайся! ты должен Нашу везти госпожу. Немалая будет награда: Ты не в добычу, а в дар за услугу возьмешь Кимофою. [23] Так поспеши заслужить!»                               И вырос из бездны огромный 145 Бог-полузверь: по плечам волною струилися космы, Рыбий хвост плескал позади, и в жесткой щетине Ноги двоились в подобье копыт. Три раза рванувшись, Он на четвертый уже взбороздил пафосскую отмель. Чтобы достойно богиню принять, осеняюще выгнул 150 Хвост он крутою дугой, а колючих багрянок, покрывших Спину, в мягкий багрец превратил; [24] и, словно в беседке, Белой ногой касаясь волны, поплыла Киферея. Следом ринулся рой раскинувших крылья амуров, Дрогнула тихая гладь от песен; в Нептуновы сени 155 Сыплются с неба цветы; любуясь, глядит Левкофоя, Кадмова дочь; Палемон [25] взмахом роз погоняет дельфина; Водоросли переплел Нерей перецветьем фиалок, И седину свою Главк венчает невянущей вязью. Шественный шум уловив, всплывают из волн нереиды, 160 Каждая на своем невиданном звере: иную Деву с рыбьим хвостом выносит морская тигрица, Эту — баран водяной, гроза Эгейского моря, Лбом ударяющий в борт, а эту — с лазурною шерстью Львица морская, а та оперлась на зеленую телку; 165 Каждая наперебой предлагает дары новобрачным — Бусы несет Галатея, а пояс несет Кимофол, А диадему несет Псамафа, жемчужные перлы Для украшенья сама в Эрифрейских собравшая глубях, [26] И поднимает, гордясь, кораллы подводные Дота — 170 В море они, как растенья, живут, а выйдя из моря — Как дорогой самоцвет. Окружая нагими телами Выезд Венеры, поют и плетут кругом нереиды: «Вот для Марии убор! Отнеси, царица, царице Наш верноподданный дар! Скажи, что такого Фетида 175 Не получала сама, ни наша сестра Амфитрита, С нашим Юпитером [27] празднуя брак. Пускай она знает: Счастливо море всегда служить Стилихоновой деве! Мы уж не раз отца ее флот проносили к победе [28] В дни, когда поспешал он отмстить за попранных греков». 180      Вот лигурийской земли коснулся уж пенною грудью Быстрый Тритон, на волнах заклубив утомленное тело. Ввысь устремляет богиня полет — в тот город, где галлы Гордо хранят напоказ шерстеносную кожу свиную. [29] От приближенья богини любви расступаются тучи, 185 Альпы светом горят под чистым северным ветром; Сторожевые войска не знают причины веселья, Но веселятся душой; покрываются Марсовы стяги Розами, и распускают листву оживленные копья.      С речью Венера тогда к своему обращается сонму: 190 «Други мои, до поры отвратите отселе Градива: [30] Я одна хочу здесь парить. Да скроется с виду Панцирным огненный блеск, мечи да вложатся в ножны, Да умирятся орлы на шестах и на древках драконы [31] — Нынче ратный стан под моими знаменами служит: 195 Флейты вместо рогов, а вместо трубного гула Нежные струны ликующих лир. Пускай часовые Пьют и едят на часах, пусть пенятся чаши меж копий! Гордый царственный двор пусть сложит грозную гордость, Высокомерная знать да не погнушается ныне 200 С дружеской слиться толпой. Пусть радость отпустит поводья, И не стыдится суровый закон улыбки и смеха! Ты, Гименей, свой факел зажги, и ты, Грация, лучших Нам набери цветов, ты, Согласие, свей их венками! Ты же, крылатый мой полк, разбейся теперь на отряды: 205 Каждый будь при деле своем, никто да не смеет Праздно коснеть! Одни развесьте на длинных веревках Строй лампад, которым гореть наступающей ночью; Эти пусть поспешат косяк блистающей двери Миртом моим перевить; а эти пролейте на кровлю 210 Нектар и взвейте огонь, ароматом питаемый савским; [32] Вы раскиньте шелка из Китая в шафранном их блеске И сидонийский порфирный ковер подстелите подошвам; Вы, наконец, воздвигните сень над брачной постелью, Чтоб  самоцветами выткалась ткань, чтоб резными столбами 215 Кров утвердился такой, какого лидийцу Пелопу Не возводил золотой его край, какого Лиэю Не выплетали менады из пальм и индийской добычи! Все несите сюда, что снискали могучие предки: Что повелительный дед отбил у саксонцев и мавров, 220 Что полновластный отец с пособным ему Стилихоном , Взяли в несчетных боях, что дали армяне и скифы, Чем поклонилась страна Мероэ, [33] окруженная Нилом, Где в волосах у людей торчат изостренные стрелы, Что мидиец прислал от ахеменидского Тигра [34] 225 В дни, когда, преклонясь, молила Парфия мира: Роскошь всех дальних племен, казна всех царей да украсит Брачный покой: всех римских побед осени его слава!»      Так прорекла и спешит, нежданная, к ларам невесты. Та между тем, не гадав, что уже ей готовится ложе 230 Брачное, мирно сидит, в материнской божественной речи Дух материнский впивает, примеры достойные учит Чистых нравов седой старины, и в руках ее свитки Римских и греческих книг, в которых ей мать раскрывает Все, что пел и фракийский Орфей, и старец из Смирны 235 Или Сапфо подбирала к ладам митиленской кифары. [35] Так трехликую дочь [36] наставляет Латона, так кротко Умной Талии преподает урок Мнемозина. Вдруг разливается блеск, вдруг веет сладостный ветер В их изумленную сень, и с неких кудрей благовонных 240 Льется кругом аромат, и вот, в сиянии чуда, Встала Венера, и медлит, дивясь, и взор переводит С дочери милой на мать златокудрую с белою шеей: Эта — как молодая Луна, та — как полная блещет; Или это как маленький лавр под тенью большого 245 Тянется ввысь и уже распростер те ветви, которым Пышною зеленью быть; или так, как на стебле едином В пестумском цветнике расцветают две царственных розы — Первая в солнечный день, упоенная вешней росою, Вширь распустила свои лепестки, а вторая в бутоне 250 Медлит, не смея подставить лучам свою нежную алость. [37]      Деве представ, приветливо речь завела Киферея: «Радуйся, о державная дочь небесной Серены! Ты рождена от царей, и царей ты родишь для вселенной! Ради тебя я оставила Кипр и престол мой пафосский, 255 Ради тебя я переплыла широкое море, Труд немалый приняв, дабы ты, от родительских ларов В высший дом вознеслась, и юный властитель Гонорий Долее сердцем своим не питал бесплодное пламя. Долю свою родовую познай, прими диадему, 260 Чтобы ее передать сыновьям, и в чертоги, откуда Вышла мать, обратно войди. Будь даже не отпрыск Рода царского ты, будь даже чужая по крови Августам — ты одной красотой стяжала бы царство. Чье чело достойней венца? чей облик достойней 265 Скиптра? Розам — твои уста, снегам — твоя шея, Кудри — темным фиалкам, [38] а взор — огню не уступит. Как хорошо столь тонкий просвет разделил твои брови! Как хорошо в румянце стыда сочетаются алость И белизна, чтоб лицо не пылало излишеством крови! 270 Краше перстами Зари [39] и краше плечами Дианы, Ты превзошла красотой даже мать. Влюбленному Вакху Было дозволено брачным венцом украсить светила, [40] — Но почему над тобой, прекраснейшей, небо не блещет? Знай же: светлый Арктур тебе вьет уже новые звезды, 275 Чтобы эфир просиял созвездьем во славу Марии! Встань же, достойного мужа жена, раздели же с державцем Власть над кругом земным!  Тебя ждет поклоненье народов, Истр воздает тебе честь, Рейн с Альбием рабствовать будут, В дебри сигамбров [41] вступив, ты станешь над ними царицей! 280 Перечислять ли мне все племена до самых приливов Океанических волн? Весь мир — твое достоянье!»      Так прорекла, и дары нереид из ликующей зыби Деве богиня сама возлагает на светлое тело, Кудри сама разделяет копьем, [42] возлагает на платье 285 Пояс и алой фатой покрывает главу новобрачной. А у дверей уже песни гремят, и в шественном чине Ждет колесница невестиных стоп, и уже пламенеет Выйти навстречу жених, и торопит закатное солнце. Так звонконогий скакун, впервые почуяв любовный 290 Запах, вскипает душой, потрясает пышною гривой, Шею крутой выгибает дугой и летит по фарсальским Пажитям, [43] жарко дыша, и звенит настоятельным ржаньем Над берегами знакомых ручьев, и табунные самки Рады красавцу коню, и хозяин предчувствует прибыль. 295      А между тем, оружье сложив, вкруг мощного тестя, В белое облечено, ликует все римское войско: И знаменосец и пеший боец неустанной рукою В воздух взметают цветы, красной тучей вождя одевая, И, торжествуя, поют, увенчавшись и миртом, и лавром: 300      «Вышний отец, обретаешься ль ты в олимпическом небе Иль в Элисейских полях, уготованных душам достойных, [44] Ныне воззри: Стилихон свои совершает обеты! Час блаженной расплаты настал: он чадо за чадо, Брак за брак воздает и несет в приношение сыну 305 То, что взял у отца. Твоя, божественный, воля Непогрешима была: ты в завете любви не обманут. Он, твой избранник, достоин тебя, и царских достоин Отпрысков, он достоин держать бразды государства! Мы бы могли возгласить, как он бился под кручами Гема, 310 Как перед ним дымился Стримон от кровавых истоков, [45] Как сверкал его щит, как летал его меч над врагами, — Но Гименей замкнул мне уста. Иная уместней Песня сейчас! Кто лучше тебя и законам и праву Меру блюдет? Кто выше умом? В ком так сочетались, 315 Как ни в ком, и сильная мощь, и острый рассудок? Чье превосходней лицо? Кто римских достойнее высей? Кто столь широкую грудь подставил бы стольким заботам? Стань в любой толпе, и всякий взглянувший воскликнет: «Вот он, вот Стилихон!» Так сама себя видом являет 320 Высшая власть, и не надобны ей ни надменная поступь, Ни повелительный крик, ни высокомерье движений. Все, что другим с трудом старанье дает и притворство, Ты от природы в удел получил. Прекрасную силу Скромность в тебе облекла, и лицо осенила почтеньем 325 Ранняя седина. В тебе раздельные жребьи Совмещены — и зрелый вес, и юная крепость: Каждый возраст тебя осенил подобающей честью. Ты — украшенье судьбы. Никого не язвят твои стрелы, И не багровится меч проливаемой кровью сограждан. 330 Ты не сеешь в нас страх и не балуешь нас попущеньем. Мы тебя в одинаковой мере страшимся и любим, Любим, даже страшась, о лучший служитель законов, О надежнейший страж победой венчанного мира, О величайший вождь, о самый счастливый родитель! 335 Преданы мы государю, и преданность наша — двойная, Ибо теперь он — твой зять, необорный! Венчайся ж цветами, В наш вплетись хоровод, позабыв на мгновенье о сане! Пусть Евхерий, твой сын, отца превзойдет в ратоборствах; Пусть Ферманция ждет и себе подобной же свадьбы; [46] 340 Пусть Мария родит, и пусть в багрянице рожденный Маленький Гонориад на дедовы ляжет колени».