Выпив стакан чая без сахара и прочитав на ночь пару страниц из «Изумрудной Скрижали» великого алхимика древности Гермеса Трисмегиста, Фёдор Ступин в изнеможении повалился на свою продавленную холостяцкую раскладушку.

Классическая переводная латынь сегодня особенно плохо поддавалась. Вместо деталей тайного искусства «тетрасомата» — делания золота из подручных материалов — в голову Ступина лезли банальные постсоветские перестроечные темы, как-то: об отсутствии денег, об отсутствии секса, об отсутствии перспективы в жизни. Возможно, поэтому обязательные упражнения цигун, сделанные Фёдором на ночь, вошли в жуткое противоречие с не менее обязательной христианской молитвой «Отче Наш». Вместо возвышенного покоя, покаяния и светлой радости по телу Фёдора горячими волнами от пяток до макушки била темная энергия инь, никак не желая переходить в свою противоположность. Из старенького телевизора, включенного у соседей за стеной на запредельную громкость, генсек Горбачёв призывал всех равномерно ускоряться и перестраиваться на ходу. Того же самого, кстати, требовал от Ступина и его шеф на работе. До планового исследования чудесно обретённых в Орехово-Задорное кустарных крыльев дело так и не дошло. Они были уничтожены в результате вчерашней аварии в лаборатории. Очередной торсионный генератор внезапно загорелся и перед своей кончиной рассыпал в серую атомарную пыль всё вокруг себя в радиусе десяти метров и даже пробил стену здания напротив. Причем, стена родного Центра нетрадиционнных технологий осталась неповрежденной как снаружи, так и изнутри. К соседям приезжали представители МЧС (министерства по чрезвычайным ситуациям), исследовали дыру в стене и квалицифицировали инцидент, как любительский террористический акт. Им даже в голову не пришло на всякий случай заглянуть в здание антинаучного Центра, расположенного через дорогу.

Соседи за стеной коммуналки сделали звук телевизора ещё громче и начали интенсивно заниматься любовью. То есть — сексом. Их ритмичные стуки и полуматерные вздохи причудливо вплетались в речь генсека Горбачёва, вызывая в воображении Фёдора бюрократическо-эротические ассоциации. Так, ему представился абсолютно голый генсек на страницах журнала «Плейбой», занимающийся там ген-сексом. Фёдор Ступин тряхнул головой, отчаянно пытаясь расслабиться перед сном.

«Средневековая алхимия по праву считается матерью современной химии и физики, — бормоча с закрытыми глазами, продолжил цитировать он по памяти. — Тем не менее, современная наука есть тупиковый путь механистического, безнравственного, декартова ума. Наука трагично повторяет судьбу доктора Фауста, продавшего, как известно, душу дьяволу. Работа с тонкими энергиями, разновидностью которых является энергия элементов вакуума, требует принципиально иного подхода. Не забывайте, аспирант, что стихии светоносного эфира присутствуют как в объекте испытаний — торсионном генераторе — так и в учёном-экспериментаторе, то есть, лично в вас! Вместе вы составляете единую систему. Вы, аспирант, не только изучаете феномен торсионных полей, но и являетесь его неотъемлемой частью. Важно, в каком состоянии сознания вы проводите эксперименты».

Долгожданный сон начал дружески покалывать кончики пальцев рук Ступина и беспрепятственно проникать в каждую клетку его тела, изможденного поисками истины. На последнем глубоком выдохе Фёдор попытался задержаться между сном и реальностью, чтобы успеть дать своему мозгу очередную задачу на ночь. В этот неподходящий момент раздался громкий стук в дверь. «Черт, опять сосед после секса за пивом пришел, — не открывая глаз, Фёдор встал с раскладушки, подтянул дешёвые чёрные семейные трусы и крикнул: — Нету меня дома!» За дверью молчали. Чертыхаясь, Фёдор завозился с ключом. Когда дверь открылась, на пороге комнаты оказалась полупрозрачная фигура сэра Исаака Ньютона, с напудренными волосами и в долгополом зеленом кафтане-джеркине с золотыми пуговицами.

— Oure fadir pat art in heuenes halwid be pi name, — комично-напыщенно произнес сэр Исаак приятным звучным голосом на староанглийском, — послал меня к вам, мой друг, чтобы передать предупреждение.

«Блин, — Фёдор отрешенно смотрел на нежданного посетителя, стараясь не закричать от страха, — неужели галлюцинация? Ни разу не страдал, и на тебе. И это только в начале перестройки! Что же дальше-то будет?»

— Не опасайтесь, я не видение, — продолжил гость, надменно улыбаясь и делая рукой какой-то кинематографический жест. — Разрешите войти?

— Ну, входите, раз пришли, — не очень любезно ответил аспирант Ступин, часто моргая и позорно отступая вглубь комнаты, — только у меня не убрано.

«А как, интересно, с ними общаются? Может, этого фальшивого Ньютона просто поставить в игнор и пойти спать? — Фёдор покосился на свою раскладушку. — И вообще, что это за дурацкий фарс? Тоже мне, доктор Фауст с неполным высшим образованием ночью в коммуналке принимает в гостях черт знает кого». Соседи за стенкой временно притихли, смакуя последствия первого огазма. Телевизионный Горбачёва продолжал громко бубнить о срочном развитии человеческого фактора.

«Сейчас я его, самозванца, расколю», — Фёдор, пятясь, подошел к старенькому холодильнику «Саратов», наощупь открыл потертую дверцу и вынул единственную бутылку жигулевского пива. Соседи за стеной начали новую серию ритмичных стуков навстречу своему второму оргазму вперемешку с отчётным докладом о выполнении решений девятнадцатой партконференции.

— Выпить хотите? — максимально любезно спросил Фёдор непрошенного гостя.

— Успокойтесь, юноша, — сэр Исаак Ньютон или чёрт-его-знает-кто строго взглянул Фёдору в глаза, — вы всё равно не сможете достоверно определить мою истинную природу. Ещё раз повторяю — я не призрак, не дух и не игра вашего воображения. Оставьте эти вопросы учёным схоластам матери нашей, Церкви.

— Ну, тогда я сам, с вашего позволения, — Ступин присел на табуретку, открыл бутылку и торопливо отхлебнул из горлышка.

Сэр Ньютон пододвинул вторую табуретку к столу, покрытому клеенкой, и ловко присел напротив Фёдора, привычным жестом расправив длинные фалды своего мудрёного кафтана. После этого он изящно закинул ногу на ногу, обнаружив забавные штаны до колен — транк-хоусы, а также белые чулки и крепкие кожаные башмаки, забрызганные свежей московской грязью.

— When forty winters shall besiege thy brow, — нараспев продолжал незванный гость, явно гордясь своим портретным сходством с оригиналом, — тогда вы сами поймете. Упорно работая в колледже Святой Троицы, в лаборатории сэра Бэрроу, я сделал несколько успешных шагов в алхимии. Чуть позднее, во славу Божию и ради спокойствия нашего веселого короля Чарльза я полностью уничтожил результаты своих трудов. Позвольте вам, юноша, в двух словах объяснить причины моего поступка. Это прямо касается предмета ваших исследований.

Фёдор послушно кивнул в ответ и сделал очередной глоток из бутылки.

Соседи за стеной, шумно отдуваясь, праздновали свой второй оргазм.