Фёдор Ступин безденежно и безнадежно избегал женщин. Он испытывал перед ними своего рода священную робость, почти как покойный Николай Васильевич Гоголь. Женщины эту робость моментально обнаруживали своим шестым чувством и уходили от Фёдора к весёлым, незакомплексованным коммерческим директорам преуспевающих малых предприятий. Поэтому, любовь в целом и секс в частности занимали ничтожно малое место в жизни младшего научного сотрудника Ступина. Прилежно и неторопливо работая в полусекретном Центре нетрадицонных технологий, Фёдор Андреевич смирился со своей судьбой и не ожидал от своей личной жизни многого. Листая на работе многотомные технические отчеты, а дома — переводные фолианты по классической метафизике и экзистенциализму, он иногда чувствовал себя счастливым, умиротворенным и самодостаточным. При полном отсутствии любви и ласки.

Когда в его тихий коммунальный быт антиучёного-алхимика метеоритно ворвался блудный брат-близнец Андрей со своей неприлично длинноногой красавицей-женой Алиной, у Фёдора слегка помутилось в глазах. В его рафинировано чистые представления о достойной жизни учёного-затворника вдруг ворвались скандальные кутежи в ночных кабаках на Курферстендам, ловля кистеперых рыб в Красном море спиннингом с вертолёта на спор, курение опия-кокнара в муниципальных кальянных Амстердама и обязательное посещение элитных стрип-массаж-клубов в Лас-Вегасе, штат Невада. Эти события несколько расширили его повседневный житейский опыт, но плохо совмещались не только с базовыми духовными ценностями и прикладными дзен-буддисткими практиками, но и со здоровым образом жизни вообще. Немного поразмыслив, он понял, что срочно нуждается в женщине. Как противоположный вариант — оставалось традиционно, по-люмпенски, тихо писать кандидатскую диссертацию и целенаправленно снижать потенцию популярным напитком, произведённом в мексиканском штате Халиско, в городке Текила.

Алина Ступина-Арбузова поразила Фёдора с первой же встречи в кафе «Маунт Эден». У него тогда сразу мучительно и неизбывно заныло в левом поджелудочке сердца, причём в его митральном клапане возникло безошибочное присутствие счастья. Позднее, будучи адаптирован в качестве второстепенного полувменяемого бедного родственника подполковника Ступина, по семейной иерархии стоящем чуть выше пингвина Тири, Фёдор неоднократно пытался проанализировать сложившееся положение. Но дальше двух-трёх мыслей дело не шло. С одной стороны, ухаживать за самой любимой женой брата-близнеца было как-то неэтично. С другой стороны, вечные постулаты этики настолько девальвировались к концу двадцатого века, что буквально всем всё как-бы можно. Кроме него. Здесь наступал экзистенциальный тупик в его рассуждениях. Фёдор вздыхал, бессонно ворочался на верной походной раскладушке и выходил очередной ночью к очередному морю из очередного бунгало, чтобы вдоволь пострадать. В это время из спальни брата Андрея до него доносились звуки, безошибочно иллюстрирующие неподдельную супружескую страсть и успешные занятия традиционным сексом в западно-европейском формате.

Набравших храбрости, Фёдор на выпрошенную у брата мелочь иногда покупал робкие и дешёвые рыцарские маргаритки и утром незаметно подкладывал их объекту своих чувств, поближе к чашке кофе. Алина никогда не замечала этих подручных средств ухаживания, энергично выпивала кофе одним залпом, громко смеясь ругалась с Андреем из-за денег, выкуривала крепкую кубинскую сигару «Хечо-а-мано» и срочно собиралась в ближайший парк, чтобы бежать оздоровительный четвертьмарафон. Фёдор вздыхал и уходил к себе в холостяцкую комнату-светёлку перечитывать избранные главы монастырского устава, любезно составленного старцем Пахомием Великим для Тавеннисийского монастыря в четвёртом веке.

Наконец, Алина о чём-то стала догадываться. В одно прекрасное утро за семейным завтраком, накрытом в голубой столовой нового особняка фон Ступина на Невском проспекте, она сквозь сигарный дым спросила своего родственника:

— Федя, ты чо, никак в меня втюхался? Забудь мечтать!

Федор вскочил, в страшном смятении чувств опрокинув антикварное кресло гонфалоньера Джованни ди Биччи прямо на раритетное канапэ королевы Марии-Антуанетты Австрийской, и театрально воскликнул, воздев руки к невидимому в это время суток созвездию Плеяд М45:

— Алина, ведь прекрасное чувство любви, милосердно данное человеку свыше, кое возвышает душу и тело, ибо…

Алина громко расхохоталась и почесала сосок своей левой груди под абсолютно прозрачным розовым пеньюаром от Йоджи Ямамото.

— Тебе, Федя, надо бы не комментарии к Кама-сутре ночами под одеялом зубрить, а реальную сисястую питерскую телку найти. Годков-то тебе сколько уже?

— Спермотоксикоз, опять же, возможен, — с видом знатока поддержал жену подполковник ФСБ в отставке герр Ступин. Он вертелся рядом перед зеркалом, прикладывая к деловому малиновому пиджаку новенький орден командора Почётного Легиона, недавно присланный ему президентом Франции к именинам. — А лучше спортом подходящим займись. Хапкидо, например. Все проблемы как рукой снимает! — и подмигнул брату.

Фёдор Ступин поскрёб небритый подбородок и сразу догадался, что его тайные чувства раскрыты.

— Извини, брат, тебе это, наверное, неприятно, — смущенно обратился он к Андрею. — Но клянусь, между нами ничего не было.

— Да брось ты, Федя, какие проблемы? У нас с Алиной вполне свободные, современные отношения. Я, как советский офицер, конечно, ей никогда не изменял и не изменю. Но ей можно абсолютно всё в разумных пределах. Главное — чтобы я подробностей не знал. А то убью! Женщина всё-таки, её тонко понимать надо. А красивая женщина, кстати, не может принадлежать одному мужчине. Это же азбука жизни, братка. Помнишь, как у Ахматовой по этому поводу сказано, м-мм… и всё такое.

— Вот именно! — Алина с шумом положила очаровательно длинные ноги на стол, попав точно между огромным блюдом с фаршированным тетеревом и серебряной соусницей с подливой от Гильдии шеф-поваров Санкт-Петербурга. — Хороши ноги?

Фёдор осторожно покосился на её безупречно выполненный педикюр.

— Ну, положим, да. А что?

— А то, что тебе они никогда не достанутся! Я и с мужем-то через раз на третий. По настроению, короче. А не то что с… Ты, кстати, когда последний раз мылся? В смысле — целиком?

— Н-н-е помню. Не важно. А как же ваша знаменитая любовь? Вот и во вчерашних «Петербургских Ведомостях» сам Евтушенко о вас с Андреем свежую поэму опубликовал. Под названием «Любовь в разведке». И Хазанов о вас авторский спектакль поставил. «Двое и ваще» называется. О высоких чувствах, кои…

— Помои! Любовь — любовью, а секс — сексом. Ты не путай повидло с вареньем. Ладно, хватит, я побежала одеваться! — Алина изящно сняла ноги со стола, чмокнула мужа в свежеприкрученный к лацкану пиджака орден и легким шагом прошла в трехкомнатную гардеробную выбирать себе утренний спортивный костюм по строгим правилам фэн-шуй и персональному астрологическому прогнозу школы «Астарта». Андрей сочувственно посмотрел на брата и хлопнул его по провисшему плечу:

— Федя, у меня сегодня в Зимнем дворце назначена секретная встреча с экономистом Егором Радаром. Будем с ним вытаскивать страну из системного кризиса. Повёртывать её к Западу. И отвёртывать от гражданской войны. Если тебе тема интересна, могу взять с собой. Третьим будешь. Заодно твой торсионный вибратор очередной разок испытаем. А по дороге обратно в оперетку заедем, к девочкам, идёт?

— Мне всё равно, — махнул рукой аспирант Ступин, — Хоть с Радаром, хоть с этим рыжим чёртом, ну, который у вас всегда во всём виноват — с Арчибайсом. Лишь бы от Алины подальше.

— Подальше не выйдет, — Андрей Ступин ловко щёлкнул золотыми запонками с четырёхкратными сапфирами от Картье, — мы же одна семья. Во всём должны держаться вместе. Назло врагам народа! — И Андрей показал брату крепко сжатый правый кулак с напрочь разбитыми в далёкой молодости костяшками пальцев о белые силиконовые кирпичи.

Ведь настоящий мужчина всегда найдет, что и кому показать.