Борис Николаевич Пельтцер часто видел вещие сны, подрёмывая в своём рабочем кабинете. То ему снилось, как спецгруппа КГБ в чёрных масках в провокационных целях сбрасывает его с моста в реку. То ему снилось, что он случайно недоплатил партвзносы в Свердловский обком КПСС, и товарищи коллективно его стыдят на собрании ревизионной комиссии. То ему снилось, что в России наступило полное торжество демократии, и благодарные граждане ставят ему памятник на месте мавзолея Ленина. Просыпаясь после таких снов, Борис Пельтцер долго тряс головой и обливался холодной водой из переносного дачного дюралевого рукомойника.

— Вот же, понимаешь, какая дрянь снится, — бормотал он и садился под уютную лампу с зелёным абажуром работать с документами.

В эту ночь Борису Николаевичу долго не спалось. Он ходил по своему кремлевскому кабинету из угла в угол. Снаружи через окно доносились возмущенные крики граждан и народа, требующих хлеба без зрелищ. Только что президент отправил почётную делегацию миллиардеров-олигархов в голодающие страны Малой Азии с целью найти дополнительные кредиты для возрождения России. Во всех остальных странах в долг уже не давали.

— Куда деньги деваются, ума не приложу? — спрашивал сам себя президент вслух. — Ведь только что были, понимаешь, и сразу их нет. Может, правда пора переходить на безналичные расчеты? Егор Радар, вишь, не раз намекал, что безналичные труднее будет красть. Только ведь народ нас опять не поймет. Народ наличные любит.

Борис Николаевич привычно прикорнул в уголке кабинета, на монашески-жёстком казённом диване, оставшемся здесь со времён Председателя СНК РСФСР Ульянова. Сон скоро пришел, и оказался он хуже и страннее прочих.

А приснилось президенту следующее.

Приоткрылась секретная дверь в стене, через которую Борис Николаевич обычно пробирался на служебный теннисный корт. И вышли из той двери двое директоров ФСБ Ступиных (Петровых). Похожих, как близнецы-братья.

— Что вам от меня надо, двое из ларца, одинаковых с лица? — бесстрашно спросил их президент. Он ещё со времен работы прорабом на стройке полюбил детские сказки, народные присказки и блатные поговорки и применял их по мере надобности.

В ответ один из директоров ФСБ молча подошел к дивану и заботливо поправил президенту подушку. А второй подошел к окну и начал кому-то усиленно махать рукой. И скоро гуськом вошли в кабинет четыре гения экономических реформ — Радар, Арчибайс, Германцов и Ирина Помада. И встали они у изголовья президента почётным караулом. И явил свой лик самый бойкий из олигархов — Авраам Осиновский. И появились в углах кабинета грозные стражники из Федеральной службы охраны России в пёсьих масках и с десантными автоматами Калашникова в руках. По рабочему кабинету призраками заходили малознакомые и совсем незнакомые депутаты Государственной Думы с армейскими погонами и без оных. И мелькнул на потолке светлый образ чудотворной Казанской Божьей Матери среди ликов членов правительства. Борис Николаевич захотел проснуться, но не получалось.

— Фёдор, твой чёртов торсионный вибратор уже работает? — строго спросил директор ФСБ у самого себя.

— Сейчас, Андрей, включу, как раз батарейки заменяю, — пыхтя ответил директор ФСБ самому себе.

— Борис Николаевич, вы извините, но мы вам сейчас импичмент делать будем, — сказал один из призраков, обращаясь к президенту. — Не волнуйтесь, это не больно. Лежите-лежите, не вставайте.

И все присутствующие молча кивнули. Борис Николаевич снова захотел проснуться, но опять не получалось.

— За что же это мне, понимаешь, импичмент? — строго спросил он, обводя компанию заговорщиков суровым взглядом. — Я вам не Клинтон какой-нибудь!

— Вы слишком много сделали для демократии в России. Ваше здоровье подорвано. Пора отдохнуть, — бойко ответил за всех олигарх Авраам Осиновский.

— К тому же, в новое тысячелетие должны войти новые люди. В смысле — с деньгами, — веско добавил директор ФСБ Ступин (Петров). — То есть — мы.

— Мне ещё два года до дембеля осталось. Дайте спокойно дослужить, — попросил заговорщиков Пельтцер. — Не хочу, понимаешь, как Хрущев, на госдаче огурцы сажать.

— От дачи советуем вам отказаться в порядке трудовой дисциплины, — сказал кто-то из гениев реформ, — а то народ нас не поймет.

— Народ, народ! — неожиданно для себя взорвался Борис Николаевич. — Нарожали бабы от коммунистов, понимаешь, потомственных дураков и лентяев. Работать хотят как папуасы, а жить как европейцы.

— Чистая правда, — грустно подтвердил Егор Радар и сочувственно потрепал президента по плечу.

— Нормы доходности от инвестирования в человеческий капитал коррелируются с уровнем личного развития индивидуума.

— Другого-то народа у нас таки нет, — вздохнул олигарх Авраам Осиновский.

— И никогда не будет, — отрезал директор ФСБ железным голосом.

Ирина Помада заплакала и порывисто налила себе стакан чая без сахара.

— Опять же на Кавказе неспокойно, — невпопад добавил кто-то из безымянных депутатов Государственной Думы и громко, испуганно икнул.

— Караул устал, — донеслось из самого темного угла. Щёлкнул затвор автомата.

Вот тут Борис Николаевич решительно захотел проснуться, но абсолютно ничего не получалось.

— Что вы от меня хотите? — хрипло спросил он у призраков.

— Подпишите указ о своей добровольной отставке, — ответил ему нестройный хор голосов.

— А то хуже будет, — добавил директор ФСБ. — Нам.

— А кто же Россией будет править, понимаешь? — удивился президент Пельтцер.

— Назначьте меня, — громко крикнул четвёртый гений реформ Германцов.

В ответ на его реплику из угла вышел стражник с погонами полковника и ударил его откидным прикладом автомата Калашникова по локтю. Германцов ойкнул, быстрыми шагами отошел в сторонку и налил себе водки из графина, морщась от боли.

— Кто надо, тот и будет, — ответил президенту директор ФСБ Ступин (Петров).

В этом месте Борис Николаевич так сильно захотел проснуться, что у него это, наконец, получилось.

В чисто вымытые кремлёвские окна светило солнце. В кабинете никого не было, кроме хозяина. На скромной солдатской тумбочке около дивана стоял полупустой графин с водкой и недопитый кем-то из посетителей стакан чая. Борис Николаевич тяжело встал с дивана, подошел к секретной двери в стене и потрогал тяжёлый амбарный замок на ней. Всё было в полном порядке. Президент Пельтцер облегчённо вздохнул, помахал руками в качестве зарядки и снял трубку служебного телефона:

— Меня никто не спрашивал?

— Нет, Борис Николаевич, — послышался голос доброй секретарши президента Любови Марковны.

— Спасибо, — ответил президент и положил трубку. — Приснится же такое… — ухмыльнулся он и, мурлыкая популярную избирательную песенку Оси Мосина «Играй, а то проиграешь», потягиваясь и зевая, подошел к рабочему столу.

Точно посредине обширного позолоченного стола, покрытого традиционным зелёным кремлёвским сукном, лежала копия незнакомого документа. Президент вчитался.

Это был подписанный лично им указ о собственной отставке.