– Ну? – Хотя Коннор произнес это мягким тоном, Мэтти вздрогнула. – Вы собираетесь сказать мне, что произошло?

– Что произошло? – повторила она, как попугай, пытаясь вернуться к действительности, хотя была всецело поглощена своими мыслями. И так было всю обратную дорогу домой.

Они выгружали последние покупки из его грузовичка. Он понес две банки с краской в каретный сарай. С двумя другими под мышкой Мэтти вошла следом за ним.

Коннор поставил банки и повернулся к ней.

– Да ладно, Мэтти. Совершенно очевидно, что что-то случилось в промежуток времени между тем, как я высадил вас возле ратуши, и тем, когда вы встретились со мной в магазине. Вам так сложно было получить в департаменте это разрешение на строительство?

Ну, конечно. Разрешение. Какая прекрасная отговорка!

– Разрешения не дадут до следующей недели, – сказала она ему. – Придется отложить начало работ до этого времени.

– Так вы из-за этого так расстроились? Возможно, я не смогу пригласить водопроводчика и электрика до тех пор, пока мы не получим разрешения, но это не помешает мне приходить…

– А я бы все-таки подождала разрешения. Мы обязаны вывесить его на видном месте. По крайней мере, так мне сказал чиновник.

– Да, но…

– Я хочу подождать, – настойчиво повторила Мэтти. Не выдержав его испытующего взгляда, она выпалила: – У меня тысяча дел! Нам следует отложить начало работ до следующей недели. Мне не терпится узнать кое-что о… плотничьем деле, и малярных работах, и ковке… и прочем.

Не посчитает ли он ее ненормальной? Всего несколько часов назад она приняла его помощь в реконструкции, а теперь пытается отклонить ее.

– Хорошо, Мэтти, сделаем все так, как вы хотите. – Он достал визитку из заднего кармана и протянул ей. – Здесь номер моего мобильного телефона. Позвоните, когда будете готовы приступить к работе.

Они пересекли лужайку, направляясь к его грузовичку.

– Вы ведь не рассердились? – спросила Мэтти. – На то, что я хочу подождать?

Он открыл дверцу.

– Я не рассердился, но вы должны знать, что мы имеем право начать работы. Федеральные агенты не станут стучаться к вам в дверь.

– Я понимаю, – сказала она. – Приступим, как только я освобожусь. Я позвоню вам. – Неожиданная мысль заставила ее окликнуть его, после того, как он немного отъехал. – А мы поедем к Джозефу завтра?

Коннор замялся. Напряжение, которое она уже почувствовала, усилилось.

– Десять часов вас устроит?

– Отлично. Я буду готова.

Как только Мэтти увидела засветившиеся радостью черные глаза старого шамана, она поняла, что напрасно чувствовала себя неловко, пока они ехали в резервацию.

– Коннор!

– Дедушка!

Мужчины обнялись. Обветренное лицо Джозефа дрогнуло от избытка чувств, но он взял себя в руки. Когда он улыбнулся Мэтти, взглянув на нее через плечо Коннора, в его глазах блестели слезы.

Однако этот трогательный момент длился недолго. Спина Коннора напряглась. Он положил ладони на плечи деда и отстранился, начав объяснять, как встретился с Мэтти на дальнем берегу озера Смоки-Лейк возле ее отеля.

Коннор понятия не имел о связях Мэтти с Джозефом, но ей нечего было беспокоиться. Когда она решилась обратиться к Джозефу с просьбой давать советы пострадавшим от жестокого обращения женщинам, которые нашли у нее приют, шаман пообещал, что никогда не будет ни с кем говорить о ее деятельности. Он сдержал свое слово, и Мэтти знала, что он не станет обсуждать то, что она делала, даже со своим внуком, не получив на это предварительно ее согласия.

Вчера, глядя вслед отъезжающей из «Тропы мира» машине Коннора, Мэтти решила обсудить с Брендой свое намерение поведать ему о ней. Однако, войдя в дом, она обнаружила Скотти, склонившегося над рыдающей Брендой. Оказалось, женщина позвонила в банк и узнала, что муж закрыл ее счета, оставив без цента в кармане.

Бренда была в таком смятении, что Мэтти отказалась от мысли рассказать Коннору о том, что она и Скотти находятся в ее отеле. Вместо этого Мэтти долго убеждала Бренду в том, что у них со Скотти появился отличный шанс начать новую жизнь, свободную от страха, боли и мучений. Когда Бренда успокоилась, они с Мэтти сели на кухне и принялись строить планы, в которые для начала входило обращение в суд, чтобы призвать к порядку Томми. То, что Бренда согласилась на это, было уже большим достижением.

– Могу я предложить что-то вам обоим?

Вопрос шамана вернул Мэтти к действительности.

– Нет, спасибо, – отозвалась она. – Я вообще-то собиралась пройтись немного. Я видела тут неподалеку овощной лоток. – Она взглянула на Коннора. – Вы не будете возражать, Коннор? А вы с дедушкой сможете более откровенно поговорить… обо всем.

Она нисколько не сомневалась: Коннор понял, что она имеет в виду обсуждение его снов с Джозефом.

Коннор проводил ее до двери.

– Я, конечно, поговорю. Обо всем.

Они улыбнулись друг другу, и она ласково сказала:

– Я не уйду далеко.

Дверь за ней закрылась, и она услышала голос Джозефа:

– Мэтти необыкновенная девушка.

– Да, – согласился Коннор.

Мэтти почувствовала, что ее охватило глубокое волнение.

Возле овощного лотка она разговорилась с молодой женщиной, сидевшей под навесом. Ребенок покоился у ее груди, на перевязи, что не мешало ей свободными руками обслуживать покупателей.

Мэтти выбрала два зеленых кабачка и попросила фунт молодой фасоли, подумав, что будет хорошо потушить ее с оставшейся после ужина ветчиной.

Взгляд ее снова вернулся к женщине. Неужели у нее самой тоже когда-нибудь будет ребенок?

Мэтти не помнила, когда ее впервые посетила такая мысль. Конечно, в детстве у нее были куклы. Материнский инстинкт воспитывался игрой в дочки-матери, как у миллионов других маленьких девочек. Но эти детские фантазии постепенно были преданы забвению.

Она взрослела. Потом поступила в колледж, одновременно помогая стареющим родителям управлять отелем. Мечтая о том, что когда-нибудь «Тропа мира» станет ее собственностью, она хотела перенять их опыт. А после Мэтти стала свидетельницей, трагедии, которую пережила Сьюзен.

Терпя оскорбительное отношение к себе мужа, та упрямо искала способ снова превратить его в того прекрасного рыцаря на белом коне, которого видела в нем до замужества.

Тяжкое испытание, выпавшее на долю сестры, сначала вызвало у Мэтти чувство безнадежности. Она и ее родители пытались образумить Сьюзен и уговорить ее расстаться с мужем навсегда. Но Сьюзен и слушать ничего не хотела.

Смерть сестры наполнила Мэтти таким яростным гневом, которого она и представить себе не могла. Именно эта ярость и заставила ее изучить психологию людей, которые подвергали кого-то физическому и моральному насилию, и их жертв. Эти знания очень пригодились Мэтти. Она смогла помочь своим родителям справиться с навалившимся горем и жить дальше. Разобравшись в этой проблеме, она поняла также, что ее будущее – помощь подвергшимся насилию женщинам. И в этом будущем, как полагала Мэтти, не останется места для ее собственного мужа и детей…

Так почему же сейчас при виде малыша она с такой завистью подумала о собственном ребенке?

Ее брови удивленно поползли вверх при виде идущего ей навстречу Коннора. Расплатившись за свои покупки и пожелав женщине удачного дня, Мэтти подошла к Коннору.

– Вы не слишком задержались, – невольно вырвалось у нее.

Коннор в ответ только пожал плечами.

– Коннор, – произнесла Мэтти решительным тоном, – вы не видели своего дедушку несколько лет. Вам бы следовало провести у него все утро и весь день.

– Разве мог я сделать это, когда вы меня ждете?

Мэтти удивленно открыла рот.

– Не надо только ссылаться на меня…

Коннор засмеялся:

– Вас так легко рассердить. Послушайте, Мэтти. У дедушки есть некоторые неотложные дела. Мы навестим его снова, хорошо?

Удовлетворенная его ответом, она улыбнулась и кивнула.

– А вы ему рассказали о своих снах?

– Да, но не знаю, есть ли в этом польза. Дедушка мне ничего не объяснил.

Странно. Мэтти знала, что Джозеф обладал почти сверхъестественными знаниями и понимал, какие проблемы беспокоят человека, чуть ли не до того, как ему говорили о них. А поскольку он был шаманом, то считал себя обязанным дать совет тем, кто приходил к нему.

Когда Мэтти обращалась к Джозефу за советом по поводу женщин, которые останавливались у нее, она всегда получала удивительные результаты. Он помогал женщинам четко увидеть их прошлое. А если человек разобрался в своем прошлом, часто говорил он ей, то скорее поймет, чего хочет добиться в будущем.

– Но он дал мне это, – Коннор протянул Мэтти пакетик из плотной бумаги. – Это лекарственное растение, помогающее крепко спать. И видеть ясные сны. Дедушка думает, что оно поможет мне разобраться в том, что значат мои кошмары.

Они подошли к машине.

– Значит, вы рады, что пришли навестить Джозефа? – спросила Мэтти.

Коннор открыл ей дверцу. Она собралась сесть в кабину, но он удержал ее, схватив за руку.

– Чему я рад, так это…

Воздух вдруг стал густым и жарким, словно осеннее солнце зависло прямо над их головами, нагрев пространство, где они стояли, до непереносимой температуры.

– …тому, что вы в это утро со мной.

Коннор нежно провел пальцами по ее подбородку, и Мэтти задрожала всем телом.

Она не должна! Не должна…

Эта мысль эхом разнеслась в странной пустоте хаоса, который воцарился в ее мозгу.

Было что-то, чего ей не следовало делать. Но прежде чем Мэтти поняла, что именно это было, она совершенно растворилась в черных как уголь глазах Коннора. В его неотразимой ауре, в приятно возбуждающем ожидании, что его губы могут прижаться к ее губам.

О, как она мечтала об этом!

И мечта сбылась.

Коннор приник к ней в поцелуе. Горячем, сладком, страстном. От которого можно было потерять рассудок.

Отстранившись, Коннор посмотрел на Мэтти. Желание сквозило в каждой черточке его лица, и от этого у девушки бешено застучало сердце.

– Что бы ни вышло из всего этого, – прошептал он, – найду я ответы на свои вопросы или нет, я твердо знаю одно. Всевышний наградил меня встречей с вами.

Коннор немного отступил, чтобы Мэтти могла сесть на пассажирское сиденье. Дверца захлопнулась… и сознание Мэтти прояснилось.

Она мгновенно вспомнила, чего не должна была делать.

И почему.

Топор опустился на бревно, щепки разлетелись в стороны. Коннор вытащил лезвие и снова поднял топор над головой для удара. Потом сложил дрова в аккуратную поленницу.

Этой хижиной могло пользоваться все племя. Здесь можно было жить столько, сколько нужно, но это место надо было оставить в том виде, в котором оно было. Холод по утрам заставил Коннора разжигать огонь в печи, поэтому он решил пополнить запас дров, который изрядно уменьшился за последние недели.

Хотя день выдался прохладным, солнечные лучи, проникающие сквозь ветви деревьев, и колка дров заставили его стянуть с себя рубашку. Коннор вытер лоб и поставил еще одно полено на огромный старый пень, покрытый тысячами зарубок от топора.

Внезапно шорох в кустах заставил его опустить топор на мшистую землю.

Солнце покрыло позолотой длинные льняные волосы Мэтти, и Коннор почувствовал, как при взгляде на нее запела его душа.

Мэтти пленила его с первой же их встречи. И Мэтти, по всей видимости, отвечала ему взаимностью. Тем не менее, она, похоже, колебалась. То кокетничала с ним, то держалась отчужденно, словно пыталась изо всех сил обуздать страсть, которую явно испытывала.

– Привет, – произнесла она.

Он улыбнулся, затем машинально потянулся за своей рубашкой и надел ее.

– Я прогуливалась. – Мэтти подошла к нему. – Потом услышала звук топора, и мне стало любопытно.

Она отвела взгляд от его лица.

Вот опять. То ли хотела найти его, то ли не хотела.

– Решил наколоть дров для печки, – объяснил Коннор.

Кивнув, Мэтти облизнула нижнюю губу, напомнив Коннору о том, какими медово-сладкими были ее губы.

– Ну и как вы?

Она крутила в руках травинку, которую, очевидно, сорвала, идя по тропинке к нему.

Сходил с ума в ожидании вашего звонка, произнес его внутренний голос. Но вместо того, чтобы произнести это вслух, он сказал:

– Немного замерз сегодня.

Мэтти подошла еще ближе, давая ему понять, что готова выслушать все, о чем он думает.

– Я размышлял, – начал Коннор, запнувшись, – почему судьба к одним людям благосклонна, а к другим нет. – Недоумение возникло в ее синих глазах, и Коннор почувствовал, что должен пуститься в дальнейшие объяснения: – Отчего Всевышний приговорил одного человека пожизненно к инвалидному креслу, а меня оставил сильным и невредимым?

Ее взгляд стал понимающим. Она подошла так близко, что он ощутил исходящий от нее теплый свежий аромат.

– Люди тысячелетиями недоумевают, почему злоключения выпадают на долю каких-то определенных людей, а остальных они минуют. Наверное, нам просто не дано знать всего. Как я поняла из вашего рассказа о том несчастном случае, вам не в чем себя винить. Вы не можете отвечать за безответственное поведение других людей.

Коннор облизнул пересохшие губы и промолчал.

Мэтти дотронулась своими молочно-белыми пальцами до его смуглой руки. Этот контраст потряс Коннора, и он приклеился взглядом к точке контакта.

Явно не отдавая себе отчета в том, что ее прикосновение делало с ним, она ласково прошептала:

– Суд снял с вас все обвинения. Расслабьтесь, Коннор. Теперь вам необходимо самому оправдать себя. Простить себя.

Она всего лишь пыталась его утешить, но влечение, которое Коннор испытывал к ней при каждой встрече, усиливалось с каждой минутой.

Его энергетика нарастала с такой скоростью и была настолько мощной, что Мэтти не могла не почувствовать ее. Синие глаза девушки потемнели, дыхание участилось.

И тут она сделала нечто совершенно неожиданное: убрала пальцы от его руки, сжала кулак и сильно надавила им на свою диафрагму. Глотнув, она немного отодвинулась от него.

Этого было более чем достаточно Коннору. Еле слышно хмыкнув, он покачал головой и произнес:

– Спасибо. Не знаю, что это, но каждый раз в вашем присутствии я теряю способность здраво мыслить.

Мэтти по-прежнему молчала. Ее синие глаза стали задумчивыми.

– Между нами что-то существует… действует какая-то сила, которая становится… непреодолимой. – Коннор говорил медленно, но весомо. – Однако я вижу, что хотя вы пару раз испытывали… эти чувства, но по каким-то причинам стараетесь их избегать. – И прежде чем она успела ответить, он добавил: – Я тоже хотел бы избавиться от этого наваждения.

По ее широко открывшимся глазам стало ясно, что она не ждала от него таких слов.

– Всю свою жизнь я старался не связывать себя никакими отношениями, – признался Коннор. – Только не поймите меня превратно. Я имел приятные дружеские отношения с женщинами, но как только эти отношения накалялись, я поджимал хвост и удирал. Понимаете, это, возможно происходит потому, что я… притягиваю… горе. Смотрите сами, моя мама умерла, когда я был младенцем. Отца не стало, когда мне было шесть лет. Я также пережил смерть одной своей тети и двух дядей. И я рассказывал вам во время ужина, что еще одна моя тетя покинула резервацию, забрав с собой дочь. Никто из нас никогда не видел больше ни тетю Холли, ни Алису. Сейчас Алисе должно быть лет двадцать с небольшим.

– Но, – нахмурилась Мэтти, – ваша тетя жива и здорова, и она…

– …оставила двух сыновей, ни разу не поинтересовавшись ими, – перебил Коннор. – Тристана и Эла. Ее семья совершенно распалась. Думаю, вы могли бы сказать, что клан Сандеров опустошен потерями и несчастьями. – Немного помолчав, он добавил: – Я все пытаюсь сказать, что ценю силу вашего характера. Несколько раз вы обуздали это… чувство… или то, что выбивает меня из колеи. Я чувствую себя не в своей тарелке, Мэтти. Я настрадался достаточно. И не хочу сближаться ни с кем-то до такой степени, чтобы мне стало больно от потери.

Пока он говорил, Мэтти все с большим интересом всматривалась в его лицо. Когда же он смолк, ее взгляд стал пристальным.

– Коннор, ваша семья пережила много утрат. – Она перевела дух. – Но я думаю, что горе – неотъемлемый факт жизни, с которым все мы время от времени встречаемся. Знаю по себе. На самом деле я не знаю ни одного человека, который бы не сталкивался со смертью. Но это не должно настраивать вас против сердечной привязанности. Ничего не произошло такого ужасного, что удерживало бы вас от того, чтобы найти спутницу жизни. Остепениться. Быть счастливым с… кем-то.

Мэтти как-то странно запнулась. Коннор заметил это. Она словно пыталась убедить его в чем-то таком, в чем еще недостаточно уверена была сама.

Он улыбнулся:

– Очевидно, в вашей жизни произошло нечто такое, что настроило вас против сердечной привязанности.

– О, поверьте мне, я верю в любовь, но эти принципы не для меня. Кроме того, мы говорим сейчас о вас. Ничего не могу с этим поделать, но все думаю, не связано ли каким-то образом то, что вы переживаете сейчас, все ваши чувства, с тем сном, который мучает вас. Вы попробовали ту лекарственную траву, которую ваш дедушка дал вам?

Коннор был более чем заинтригован ее заявлением о себе и «этими принципами», но вынужден был ответить Мэтти на ее вопрос.

– Нет еще, – сказал он и потер виски, почувствовав, как его охватывает чудовищное уныние. – Должен признаться, что я…

Мэтти нерешительно подсказала:

– Напуганы? Боитесь того, что может открыться? Это так понятно.

О, Всевышний, как может эта женщина быть такой проницательной?

– Единственный способ получить те ответы, которые вы ищете, – сказала она, – это посмотреть в лицо страхам. Правде. Увидеть этот сон.