Слоан встретил Рэйчел, когда она выходила из его кабинета. Его проклятое беспокойство при виде ее только усилилось, с тех пор как они ходили по магазинам. И почему он не отправился за подарками дочерям один?

Кого он пытался обмануть? Ему не следовало впутывать в свои проблемы Рэйчел. Он признался ей о том, что влюблен в нее, только для того, чтобы объяснить свое поведение. Неудивительно, что теперь ей неприятно его видеть.

– Я оставила кое-какие бумаги на вашем столе, которые нужно подписать, – сказала она ему и быстро отвернулась.

– Подождите, Рэйчел. – Он приблизился и положил руку на ее плечо.

Одна из сотрудниц, проходивших мимо, безуспешно сделала вид, что не интересуется ими.

Слоан посмотрел ей вслед.

– Вы не могли бы зайти ко мне на секунду? сказал он Рэйчел. – Я хотел спросить вас кое о чем.

Она не произнесла ни слова, но повернулась и пошла обратно. Слоан последовал за ней и закрыл дверь. Он долго молчал, не решаясь начать.

Наконец, преодолевая себя, сказал:

– Я… – Он замялся, затем начал снова:

– Я знаю, что поставил под угрозу наши отношения.

Она продолжала молчать, все еще не глядя на него.

– Но я надеюсь, – продолжал он, – что вы не откажетесь прийти на вечеринку по случаю дня рождения девочек в субботу.

Она пристально посмотрела на него.

– Конечно, приду. Я ни в коем случае не собиралась пропустить ее.

– Хорошо. – И, набравшись храбрости, он спросил ее совета:

– Послушайте, мне нужна ваша помощь. Я позвонил в кондитерскую, чтобы заказать пирожные. Девушка, принимавшая заказ, предложила мне какой-то новый сорт. Однако я выбрал божьих коровок. Я обычно заказывал божьих коровок. Но.., когда я положил трубку, то усомнился в правильности своего выбора. – Он чувствовал, что его голос дрожит от волнения, от неуверенности. – Что вы думаете?

– Я думаю, – начала она медленно, – что теперь наконец вы скажете мне нечто более важное.

Он зашагал по кабинету, прошел мимо Рэйчел, обошел книжный шкаф, опустился в кресло и подвинул к себе телефонную книжку, которая лежала на краю стола. Пролистал страницы в поисках телефона кондитерской и тяжело вздохнул.

– Божьи коровки, – пробормотал он, – откуда мне знать? – Его пальцы замерли, и он взглянул в золотистые глаза Рэйчел. – Так что же мне заказать? Они рекомендуют пирожные в форме цветов. Маргариток, анютиных глазок. В виде маков. К тому же у них много предложений, связанных со спортивной тематикой. Футбольные мячи, баскетбольные, даже футбольные шлемы, но мне все как-то не особенно нравится.

Почему он всегда становится в тупик, когда дело касается устройства какой-нибудь вечеринки для дочерей? Выражение на лице Рэйчел говорило ему, что он сделал все неверно.

– Ах, Рэйчел. – Он шагал по комнате, размахивая руками и ероша волосы. – Помогите мне.

Этот день так важен для моих дочерей.

Некоторое время она молчала. Слоан боялся, что она сейчас просто повернется к нему спиной.

Он заслуживал такого отношения. За то, что играл ее чувствами, за то, что, танцуя, был так близок с ней, за то, что позволил себе целовать ее, за то, что посмел говорить с такой откровенностью о том, что хочет ее, только для того, чтобы потом отступиться. Он был идиотом, если ожидал, что она станет теперь помогать ему.

Его поведение с ней было недопустимым.

– Слоан, я люблю девочек.

Она говорила искренне. Наконец она подошла к окну и посмотрела на зимний пейзаж, простиравшийся за ним.

Затем, переведя взгляд на Рэдклиффа, она улыбнулась.

– Софи, Сидни и Саша значат для меня очень много. Я сделаю все, что могу, чтобы они были счастливы.

Рэйчел была удивительной женщиной.

– Вам следует, – продолжала она, – еще раз пересмотреть свои заказы.

– Но, – он покачал головой, – разве на таком празднике нужны обычные пирожные?

– Конечно, но вовсе не обязательно, чтобы они были в форме насекомых, цветов или спортивного инвентаря.

Она боролась с желанием рассмеяться. Как он все-таки беспомощен!

– Девочки готовятся стать тинейджерами. Она особенно подчеркнула последнее слово. Они, конечно же, пожелают выглядеть как взрослые. И пирожные должны быть как у взрослых.

– У взрослых? – Его лицо вытянулось от удивления.

Она очень старалась не расхохотаться и все же не смогла сдержаться. Смех ее звучал соблазнительно и захватывающе, и он почувствовал, как страсть овладевает им. И одновременно чувство отчаяния и одиночества от того, что он не может позволить себе стать ближе ей. В глубине души его терзало темное, невыносимое переживание, которое он не мог ни подавить, ни забыть.

– Да, взрослые пирожные. Простые, строгие, двухслойные пирожные с надписью наверху и украшением, – сказала она, подавляя остатки смеха.

Такая мысль ему в голову не приходила.

– Вы правда так думаете?

Несколько вьющихся прядей выбились из ее прически, она подхватила их пальцами, утвердительно кивнув.

– Я так думаю. – А затем добавила:

– На пирожных должны быть только три имени. Я уверена, это им понравится. Можете не сомневаться, – сказала она, улыбнувшись.

Ее улыбка подействовала на него успокаивающе.

– К тому же они стоят гораздо дешевле, – почему-то проговорил Слоан. Вероятно, чтобы сказать хоть что-то и отвлечься от мысли о том, как сильно он хочет ее. – Спасибо, Рэйчел.

– Не за что. Я обязательно буду на вечеринке.

И за всем присмотрю.

Он стоял, борясь с нерешительностью, но найдя все же силы, чтобы, улыбнувшись, пошутить:

– И за мной тоже.

Прошли три долгих секунды. Ему хотелось подойти к Рэйчел и обнять ее. Но мучительное, тяжкое чувство вины приковывало его к месту.

– Если вы сказали все, – произнесла она, – я бы хотела вернуться к работе.

– Да, похоже, теперь все в порядке, – отозвался он. Отыскав телефон в книжке, он добавил: Я сейчас же передам заказ кондитерской, и, думаю, все будет улажено.

Она все еще стояла рядом, как будто ей не хотелось уходить. И каждая лишняя минута ее пребывания в кабинете причиняла Слоану страдания. Он чувствовал, что работать с ней изо дня в день становится все невыносимее.

У двери она задержалась. Заметив, что она медлит, Слоан нахмурился:

– Что-то не так, Рэйчел?

Она повернулась к нему, в ее глазах была тревога.

– Да, – сказала она так тихо, что он едва расслышал. – Что-то случилось. Многое, и со мной, и с вами.

Он не знал, как ответить, и молчал, не поднимая глаз.

Она вздохнула, приблизившись к нему. Когда их взгляды встретились, Слоан заметил, насколько велико се волнение.

– Вы меня пугаете, Рэйчел, – сказал он ей, что же произошло?

Она снова вздохнула, уже в третий раз. Что бы она ни собиралась сказать, она явно делала это неохотно.

– Мне известна одна вещь, – начала Рэйчел, опустив глаза и разглядывая ковер у себя под ногами.

Он пристально следил за ней. Затем она подняла голову, и теперь уже вместо тревоги в ее взгляде была решимость.

Она начала снова:

– Я должна кое-что сообщить вам. Нечто, что будет вам неприятно и может сильно изменить все. – И, словно обращаясь к самой себе, добавила:

– Надеюсь, что это многое изменит для вас.

Он был в замешательстве и теперь не знал, что и подумать. Что могло произойти такого, о чем он не знал, но что было столь важно? И почему она говорит с такой тревогой?

Он не мог долго молчать.

– Что-то с девочками? Они что-нибудь сказали вам? У них проблемы в школе?

– Нет, Слоан, – ответила она, – к ним мое сообщение не имеет отношения. Возможно, это их и касается, но дело не в девочках.

Нетерпение овладело им. Он нервно теребил бумаги на столе.

– Говорите скорее…

– Слоан…

Ее напряжение передалось ему, когда он заглянул в ее глаза.

– ..пожалуйста, обещайте мне, что вы не станете сердиться. Пожалуйста.

Он продолжал ощущать беспокойство, исходившее от нее. Оно охватывало его все сильнее.

Сжимало сердце. Нервы его были напряжены до предела. И он хотел только одного – скорее узнать, в чем дело.

– Если вы не объясните мне сейчас же, – сказал он ей глухо, – я подумаю, что произошло нечто ужасное. Каким образом ваше дело касается моих дочерей? Я не могу понять смысл ваших слов.

Он чувствовал себя настолько неуютно, что больше не мог усидеть на месте.

– Извините. Вы сейчас все поймете. – Рэйчел заправила за ухо вновь выбившуюся из прически непослушную прядь. – То, что я хочу сказать, не может их затронуть. Тогда их еще не было на свете.

Дурное предчувствие охватило его.

– Дело касается Оливии. – Слоан произнес эту фразу не как вопрос, а как утверждение. Теперь он уже точно знал, к чему все идет.

Рэйчел молча кивнула.

Он понимал, что так не может больше продолжаться, неизвестность его добивала, однако он испытывал безотчетную потребность хотя бы на секунду отдалить неизбежное.

– Оливия была моей самой близкой подругой, начала Рэйчел, – я любила се. Очень сильно. Но с ней было нелегко дружить. Ее дружба обошлась мне очень дорого.

Слоан иронически посмотрел на нее. Уж это он знал лучше, чем кто-либо, прожив с женой много лет. Она умела так сильно отравить жизнь, это не передать словами. Смешно выслушивать от Рэйчел подобные откровения.

– Я не сомневаюсь, что вам это известно, продолжала Рэйчел. – Оливия со всеми вела себя одинаково.

Теперь Слоан рассмеялся, покачав головой.

– Да, вы правы.

Он заметил, что в глазах Рэйчел вдруг вспыхнул насмешливый огонек.

– Обычно она нравилась всем… – Рэйчел остановилась, как будто подбирая слова. Или проверяя, правильно ли она их выбрала. – Сильные люди всегда стремятся поддержать слабых. И порой слабые пользуются возможностью и манипулируют людьми. Оливия всегда тянулась к таким людям, как вы и я, тем, кто был сильнее ее.

– Поэтому она и не могла избежать искушения манипулировать нами, – согласился Слоан.

Рэйчел замолчала, сомкнув губы, на лице ее появилось скорбное выражение.

– Оливия была сложным человеком, – наконец проговорила она. – Она привыкла использовать людей. Но совесть у нее тоже была. Она пыталась заглушить ее, – продолжала Рэйчел, – в течение нескольких лет. Но ничего не получилось.

Несомненно, Рэйчел любила свою подругу. В ее словах слышалось сочувствие. И он завидовал, что ее чувства столь чисты. Хотел бы он так относишься к Оливии.

– Рэйчел, – прервал он ее, – я знаю все, о чем вы говорите. Здесь нет ничего нового.

– Потерпите, я только начала. Иначе мои слова могли бы вызвать у вас гнев к вашей умершей жене. Ваше отношение к прошлому изменилось бы. А я не хочу этого.

Разговор становился все более странным.

Наконец напряжение Слоана достигло наивысшей точки. Он нетерпеливо спросил:

– Рэйчел, что вы хотите мне сообщить об Оливии?

Она покачала головой. И он уставился на телефонный справочник, сжав голову ладонями.

– В период нашей дружбы… – ее голос стал более спокоен, – был момент, когда я вынуждена была прекратить с ней общаться. Оливия порой просила меня сделать для нее то, что я не очень хотела делать, например убедить ее отца устроить нам поездку на каникулы… – Она понизила голос и добавила:

– Порой ее просьбы были невозможны.

Тяжесть в груди Слоана сковала его, не позволяя пошевелиться.

– Объясните мне, в чем дело, – сказал он. Вы, вероятно, имеете в виду ее беременность?

Там что-то было не так?

Рэйчел вздрогнула.

– Я начал подозревать это сразу же после того, как она мне сообщила… – сказал он, – но что заставило ее так поступить? Дело было в ней, но мне ничего не оставалось, кроме как взять на себя ответственность.

– Она любила вас. Вы понимаете?

Он был ошеломлен.

– Вы действительно думаете, что она понимала, что такое любить?

– Думаю… – в голосе Рэйчел слышалась надежда, – поэтому она так и поступила.

Он не мог произнести ни слова и отвернулся.

– Она говорила мне, как сильно любит вас, сказала Рэйчел. – И только вас одного. Она хотела навсегда остаться с вами. Но она была слишком нетерпелива. Вам предстояло еще три года учиться в колледже, а затем в медицинской школе. Оливия сказала, что просто не может столько времени ждать. – Рэйчел опустила глаза.

– Значит, она намеренно забеременела, чтобы я женился на ней?

Рэйчел не смогла посмотреть ему в глаза и только кивнула в ответ.

Наконец она посмотрела на него.

– Она не ожидала, что вам придется бросить учебу. Она думала, что все уладится. Ее отец мог бы все сделать для вас. Он мог бы оплатить ваше обучение в колледже, пока вы не закончите его, вы могли бы жить вместе с ребенком у ее родителей.

– Ну, как вы говорите, – ответил Слоан, – она тянулась к сильным. И я не мог допустить, чтобы ее отец оказывал мне помощь. Мужчине надлежит быть самостоятельным, такие вещи недопустимы.

Она прошептала в ответ:

– Да, конечно.

Он был рад, что она понимала причины, по которым он бросил учебу, не позволив отцу Оливии платить за него в колледже и.., содержать его. Он не мог не жить самостоятельно.

– Как бы то ни было, – продолжила Рэйчел, когда Оливия рассказала мне о своем плане, я не могла не возмутиться. Я сказала, что так поступать нельзя. Я даже хотела предупредить вас. И тогда она отступилась, решила отказаться от того, что задумала. Я ей поверила, но все равно у меня остался неприятный осадок от того, что случилось. – Она вздохнула. – И… – Ее голос прервался, и она запнулась. Но вдруг добавила решительно:

– По этой причине мы долгое время не общались…

– Значит, вы избегали меня не потому, что я был вам неприятен, – сказал Слоан.

Она опустила глаза.

– Мне была неприятна Оливия. Я не могла смириться с тем, что моя лучшая подруга так повела себя. Я собиралась прекратить нашу дружбу.

Слоан смотрел на нее так пристально, что она вынуждена была отвернуться.

– Хорошо, вы знали, что Оливия забеременела. Вы меня не удивили, Рэйчел. Я догадывался с самого начала, что она сделала это намеренно.

Вы не должны думать, что открыли мне нечто страшное и неожиданное.

– Но я не сказала вам худшего.

Его брови поднялись. Что еще там могло быть?

Он не произнес ни слова и продолжал смотреть на нее в выжидательном беспокойстве.

– Когда я получила открытку с приглашением на свадьбу, – сказала Рэйчел, – я не хотела видеть Оливию. Я собиралась прекратить с ней все отношения. Я спросила ее, как могла она заманить вас в ловушку. – Рэйчел закрыла глаза. – Она была такой беззащитной. Такой хрупкой. И такой счастливой. Она сказала, что в этом не было необходимости. Она не беременна. Вы просто решили жениться на ней. Совершенно неожиданно. И оба вы любите друг друга. Слоан, Оливия не была беременна, когда вы поженились.

– Но.., она сказала, что беременна. Иначе я бы никогда не женился на ней.

– Я знаю, что она не была беременна, – продолжала Рэйчел, словно не обращая внимания на его возражения, – но я беспокоилась, потому что вы находились в неведении. Однако до свадьбы я не могла вам открыться. Мы танцевали вместе. И вы тогда сказали, что надеетесь стать хорошим отцом. – Она заговорила быстрее:

– Я была в ужасе. Но все уже произошло. Свадьба состоялась. Это был самый кошмарный момент в моей жизни. Я все время думала тогда о том, чтобы открыть вам правду. Но когда я спросила, любите ли вы ее, и вы сказали – да, тогда.., я промолчала.

– Что я мог еще сказать? – мягко произнес он. – Я думал, что она будет матерью моего ребенка. Я стремился полюбить ее. – Ни тени юмора не было в его голосе, он был абсолютно серьезен. – Я надеялся, что смогу ее полюбить.

– Что? – прошептала она.

Он вздохнул.

– Мои друзья думают, что женитьба на Оливии была честным поступком. Но также глупым и доверчивым. И они правы. – Он взял карандаш со стола. – Абсолютно правы.

– Оливия начала терзаться сразу же после того, что произошло, – громко сказала Рэйчел.

Слоан нахмурился.

– Нет, я уверен, что угрызения совести появились у нее после рождения дочерей.

И снова Рэйчел была не в силах взглянуть ему в глаза.

– Она знала, что вы несчастны. Она очень переживала, что вам пришлось бросить учебу после свадьбы. Вы начали работать сразу после рождения дочерей. Я объяснила ей, что вы и не могли поступить иначе.

Он почувствовал, как горло его сжалось при мысли, что Рэйчел переживала все прошедшие годы.

– Оливия пыталась уверить себя в том, что сможет дать вам новые возможности, – сказала Рэйчел. – Но она признала, что ошибалась. И для нее было невыносимо смириться с этим.

– Оливия предлагала мне воспользоваться денежной помощью ее родителей, что в дальнейшем оказалось бы вложением в наше будущее, в наши перспективы, – печально произнес Слоан. – Я не хотел брать их деньги. Мы спорили каждый раз.

Она хотела заставить меня считать, что деньги наши, а не ее родителей. – Он прошептал:

– Вложение в наше будущее? Это было не вложение, а выкуп. Она пыталась таким образом подкупить меня.., она осознавала свою вину.

– Она была заинтересована в будущем, – возразила Рэйчел. – В своем будущем. И вашем. Так же как и в будущем детей. И Оливия вас любила.

Хотя бы потому, что не только стремилась манипулировать вами, но и пыталась сделать вас счастливым. Облегчить ваши трудности. Помочь вам осуществить ваши мечты. Но не смогла и в конце концов поняла это.

Он откинулся на спинку стула и изучал лицо Рэйчел. Он видел, что оно до сих пор было тревожным. Слишком противоречивые переживания на нем отражались. Что-то было такое в нем, чего он не мог понять.

– Почему? – спросил он. – Почему вы мне говорите об этом? К чему мне теперь знать, что я был обманут женщиной, на которой женился? И зачем мне знать мотивы, которыми руководствовалась Оливия? Любому нормальному человеку такое сообщение было бы неприятно и вызвало бы возмущение.

Она не спешила отвечать.

– Потому что я помню, что вы говорили мне в кафе. Вы чувствовали себя виноватым в том, что не любили Оливию. И чувство вины не оставляет вас ни днем, ни ночью. Оно преследует вас.

Вы должны освободиться от него, Слоан. И я решила, что единственный способ избавиться от него – знать правду. Всю правду.

– Правда делает мои чувства, – честно признался он, – еще более горькими.

В ее глазах появились слезы, а голос дрогнул:

– Пожалуйста, попробуйте понять ее, Слоан.

Не ради нее, ради себя. Вы не должны испытывать ни чувство вины, ни чувство гнева. И то и другое уже бессмысленно. – Она замолчала, и слеза скатилась по ее щеке. – Просто забудьте обо всем прошедшем и простите ее.

– Вы хотите, чтобы я забыл ее? – Он недоуменно смотрел на Рэйчел, вертя в руках карандаш. – Мне нужно побыть одному, Рэйчел. – И когда она направилась к двери, он повторил: Мне нужно побыть одному.

Дверь кабинета закрылась за ней, Слоан попытался собраться с мыслями. Ему необходимо слишком многое обдумать. И многое пересмотреть. Он должен разобраться в своих чувствах.

Все, что он теперь ощущал, – это оцепенение и глубочайшая грусть.