— Звонила Берил, — сказала Прим, вернувшись в кухню. — Она хотела узнать, куда подевалась ветошь для полировки медных изделий в церкви. Я выбросила тряпье, потому что оно почернело и рассыпалось в клочья. Берил считает, что если она принесла эти тряпки, то она и должна решать, когда их выбрасывать. Эта женщина устроила такой переполох, словно я выбросила бесценную копию библии Гутенберга. Она просто дура набитая. Извини, но то, что мне приходится тратить время на выслушивание идиотских упреков… — Прим сочно выругалась. Я не была шокирована этим. Выражения Прим казались довольно забавными по сравнению с теми, которыми любили щеголять мои друзья художники. — Так о чем мы говорили? Ах да, о Фэй. Кстати, как складывались ее отношения с Алексом?

— Это довольно странно, но Алексу удалось очаровать Фэй. Она не уставала повторять, что Алекс исключительный мужчина и что мне невероятно повезло. Думаю, что сейчас Фэй испытывает нечто похожее на горькое удовлетворение — ее предсказания в точности сбылись. Кроме того, поведение Алекса после моего побега доказывает, что он действительно отличается от других мужчин. Я всегда это знала. Встретив его, я была так увлечена, что даже не задумывалась, чем могут обернуться странности Алекса. Алекс оказался настолько властным человеком, что я перестала существовать как независимая личность. Я была счастлива, и до поры до времени не обращала на это никакого внимания.

Тяжело вздохнув, я приготовилась выслушивать нравоучения. Прим наполнила вином мой бокал.

— Хотела бы я научиться рисовать так, как ты. Этикетки настолько хороши, что годятся для выставки. Ты давно рисуешь?

— Я всегда получала удовольствие от рисования. Я ненавидела школу, поэтому рисовала на переменках, чтобы не скучать. Поступление в школу искусств стало для меня чем-то вроде глотка свежего воздуха. Я словно вырвалась на свободу. Хотя поначалу приходилось нелегко. Но, по крайней мере, я знала, что делала. А затем, закончив учиться, почувствовала, что становлюсь свободной…

— Расскажи, как это было, — Прим провела рукой по волосам.

— Мне досталось от мамы немного денег по завещанию. К тому времени, когда мне исполнился двадцать один год и я могла распоряжаться деньгами, сумма значительно выросла благодаря разумному инвестированию — этим занимался отец. Денег хватило на съем квартиры и остальные траты в течение нескольких месяцев. В то время как мои сверстники развлекались и экспериментировали с ЛСД, я очень бережливо тратила свой первый заработок. У меня была репутация разумной, здравомыслящей особы. Уверена, что не была разумнее остальных. Жизнь заставляла меня организовать себя и тяжело работать. Большинство мужчин, которых я встречала на своем пути, в основном были дилетантами и позерами, они просто искали эмоциональное и духовное пристанище. Я чувствовала себя скорее матерью, чем подругой. Алекс был старше меня на двенадцать лет и во много раз мудрее. В отличие от меня, он знал мир. Я безоговорочно доверяла ему. Он стал для меня непререкаемым авторитетом. Я знала, что мне больше не стоит ни о чем волноваться — Алекс побеспокоится обо всем.

— Прости мое любопытство. Знаешь, я хочу добраться до первопричины. Каким он был в постели?

Я замолчала на минуту, мысленно возвращаясь к тому дню, когда мы занялись любовью в первый раз. Шесть недель… Шесть недель пролетели как миг. Мы проводили вместе каждую минуту. Вместе ходили в театры, на концерты, в кино. Мы посещали выставки, музеи, частные собрания картин, поэтические чтения. Алекс водил меня во все свои любимые рестораны. Он хотел ошеломить меня щедростью. Алекс заявил, что мои проблемы с поглощением пищи связаны с комплексами, которые глубоко укоренились в моем сознании с детства. Алекс намеревался распутать этот узел, избавить меня от комплексов. Когда я отказывалась что-то есть, Алекс немедленно просил заменить блюдо. Он не говорил мне ни слова, напротив, винил себя в том, что сделал неправильный выбор. Я почувствовала, что стала понемногу набирать вес. Мой давнишний страх перед едой стал исчезать.

Я не помню тот момент, когда вдруг заметила, что нам стало нечего сказать друг другу. Мы часто спорили, и Алексу всегда удавалось настоять на своем. Я была влюблена, поэтому не придавала этому значения. Я гордилась тем, что была рядом с ним, что он выбрал именно меня. Мужчины ценили мнение Алекса, даже если он им не нравился. Женщины восхищались им. Хладнокровие Алекса сводило их с ума. Алекс был слишком умен, чтобы хвастаться. Я же ловила со всех сторон завистливые взгляды.

Я думала о том, насколько все были бы удивлены, если бы узнали, что Алекс еще даже не коснулся моей руки. Он поступал очень умно. Так как Алекс не торопил события, я желала его все сильней и сильней. Он позволял мне поцеловать себя в щеку в конце каждой встречи, но никогда не целовал меня в ответ. Мысль затащить его в постель стала преследовать меня. Алекс прекрасно понимал, что со мной происходит. Сердце выпрыгивало из груди, если мне казалось, что он смотрит на меня с вожделением. Я описала бы свое тогдашнее состояние как неопределенность и ожидание. Разочарование охватывало меня каждый раз, когда Алекс уводил разговор в сторону.

Проблема состояла в том, что я никогда до этого не соблазняла мужчину и не имела ни малейшего понятия, как это делается. Только гордость удерживала меня от того, чтобы броситься на него, расстегнуть пуговицы, вытянуть ремень. Кроме того, я опасалась, что такой напор оттолкнет Алекса, он разочаруется во мне.

Когда напряжение между нами достигло пика, Алекс пригласил меня на танцевальную вечеринку, которую организовал один из его приятелей. Нас посадили за один стол, но не рядом. Вечеринка оказалась довольно скучной — неинтересные гости, невкусная еда, но я была счастлива: ведь Алекс был со мной. Во время обеда, когда оркестр играл хиты шестидесятых, а гости вяло подергивались в такт музыке, мы старательно занимали беседой соседей по столу. Подали десерт и скверно сваренный кофе. Оркестр заиграл мелодию Кола Портера. Свет в зале погас. Гостей охватило романтическое настроение. Я помахала Алексу рукой через стол: мне хотелось танцевать. Алекс позволил взять себя под руку. Мы прошли к танцевальной площадке. Когда Алекс положил руку мне на спину, у меня похолодела кожа и я почувствовала дрожь в коленях. В течение двадцати минут мы кружили по залу, ни на кого не обращая внимания. Мы дрожали от желания. По крайней мере, я дрожала. Наконец Алекс нарушил молчание.

— Пойдем, — сказал он сдавленно.

Пока мы ехали в такси, Алекс сохранял молчание и смотрел в окно на пробегающие дома. Алекс поднялся ко мне, не дожидаясь приглашения. Я подумала, что сейчас он уже не сможет сдерживать свою страсть, но, как оказалось, недооценила железную силу воли Алекса. Он стал спиной ко мне и засунул руки в карманы. Я принесла стакан воды. Алекс повернулся и грустно сказал:

— Я лучше пойду. Ты ведь не хочешь меня, не правда ли?

Меня настолько потряс его несчастный вид, что я крепко обняла Алекса и прижалась лицом к его груди.

— Пожалуйста… — простонала я. — Пожалуйста…

Алекс сжал мое лицо ладонями и стал медленно целовать. Искра промелькнула между нами. Как сумасшедшие, мы начали срывать друг с друга одежду, теребя пальцами пуговицы. Алекс уложил меня на пол — нам не хотелось терять драгоценное время на то, чтобы добраться до спальни. Наше желание, усиленное ежедневными попытками сдерживать себя, было настолько яростным, что мы одновременно добрались до вершины всего за несколько секунд. Десять минут спустя мы вновь занялись любовью, уже на кровати в спальне. Мы не могли оторваться друг от друга всю ночь напролет.

Даже сейчас, вспоминая об этом, я почувствовала легкое томление. Я взглянула на Прим. Она наблюдала за мной с любопытством.

— Таким же, как все мужчины…

— Я не верю ни единому твоему слову. Пока ты раздумывала над ответом, твое лицо выражало сладострастие. На самом деле, исходя из сказанного тобой, я могу сделать вывод, что Алекс был довольно симпатичным мужчиной. Возможно, потому, что мне, как и всем женщинам, ужасно хочется стильно одеваться, ездить в шикарной машине и обедать в дорогом ресторане… Не стесняйся, скажи, если сочтешь меня слишком любопытной. Я всегда задавала прямые вопросы. Мама укоряла меня за прямоту и ужасную грубость. Бедная мама! Она так желала, чтобы жизнь была вокруг чистой, светлой и благоухающей. Ей почти удавалось этого добиться. К сожалению, болезнь не красит человека. Я очень старалась, но мама так и не простила мне плохо выглаженных простыней и ненакрахмаленных наволочек.

— Она была счастлива иметь такую дочь и такой дом.

Я огляделась. Ярдли Хауз был построен в начале века из кирпича, камня и дуба в стиле раннего Средневековья. Дом не был красив, но я восхищалась мастерством его создателей, оригинальностью архитектурного решения и прекрасными пропорциями. Мама Прим позаботилась об удобстве существования — и своего, и будущих обитателей. Гостиная и столовая были обставлены дубовой мебелью, сделанной по заказу, специально для этих комнат. Мне очень понравилась комната Прим, небольшая, с множеством книг, с пушистым ковром на полу. Дом был наполнен звуками тикающих часов и запахом лаванды. Фэй сказала бы, что дом неинтересный или буржуазный, но мне он казался олицетворением английской жизни, английского стиля, который остается неизменным на протяжении веков. Будь то рождение или смерть, война или мир, лейбористы или консерваторы у власти, вы всегда найдете в таком доме теплый прием и искреннее радушие.

Было заметно, что о лужайке перед домом заботились не один год. За ней виднелся круглый пруд с рыбами, за ним высилась обвитая колючими розами беседка. В фруктовом саду на земле, между деревьями, были насыпаны кучи желтых ссохшихся листьев, которые остались здесь с осени.

Кухня всегда была моим излюбленным местом. Свет заливал помещение — здесь были широкие окна. За окнами шумел сад. Рядом с окном к стене была прикреплена белая раковина. Деревянная сушилка для посуды висела над ней. В огромных шкафах могло поместиться все что угодно. Красная мраморная плитка на полу сверкала как новая. Прим, наверно, полировала ее ежедневно. Для Бальтазара было отведено место в нижней части дубового шкафа. Поначалу я испугалась, увидев блеснувшие, словно угольки, глаза собаки. Пес пристально смотрел на меня. Бальтазар самоотверженно защищал свое логово от непрошеных гостей. Стоило Хлое подойти слишком близко к нему, как Бальтазар начинал глухо рычать, несмотря на то, что очень с ней подружился. На полке был расставлен прекрасный чайный сервиз из тончайшего фарфора. Искусно выполненные рисунки раковин и морских водорослей украшали его. Я никак не могла отвести взгляд от изящных чашек.

— Замечательно, не правда ли? — спросила Прим. — Я купила сервиз вскоре после того, как умерла мама. Мне нужно было хоть как-то утешить себя.

— Ты прекрасная хозяйка.

Я взглянула на газовую печь. На белой поверхности не было ни единого пятна. Оконные стекла сияли чистотой. На накрахмаленной скатерти стояла ваза с нарциссами. Я не могла понять, почему Прим уделяет столько внимания чистоте в доме и совершенно не заботится о своей внешности. Ее волосы всегда были всклокочены, одежда неряшливой. Казалось, что Прим никогда не смотрит на себя в зеркало. Очевидное отсутствие самовлюбленности у Прим заставило меня задуматься над тем, как я отношусь к своей внешности. Я не страдала нарциссизмом, но пренебрежение Прим так называемыми женскими хитростями вынудило меня стыдиться любого проявления тщеславия.

— Проблема в том, что мне нечем заняться. — Прим наклонилась, чтобы вытащить жаровню из духовки. — Знаю, что глупо убивать время на чистку и полировку, но я ненавижу сидеть без дела. Чтение средь бела дня кажется почти преступлением. Чем бессмысленнее твоя жизнь, тем более тщательно ты приводишь все вокруг себя в порядок. Я посещаю больницу по понедельникам, средам и пятницам. Во вторник у меня урок рисования, а в четверг я еду в Торчестер за покупками. В этот день я также иду в кино, смотрю очередную новинку. Четверг — кульминация недели. Конечно, время от времени случаются и другие события: ежемесячные собрания жителей, прихожан, заседания комитета Красного Креста. Не могу сказать, что испытываю удовольствие, наблюдая за мышиной возней на церковном дворе, но считаю, что должна поддерживать Свитена. Кроме того, меня иногда приглашают на обеды, коктейли и прочие мероприятия. Не слишком весело, не правда ли?

Прим сняла крышку с жаровни.

— Я ужасно проголодалась. Что ты приготовила?

— Фазана с тертыми каштанами и сельдереем. На самом деле я немного схитрила — использовала гороховое пюре вместо каштанов. В это время года каштаны большая редкость. Обычно я отвариваю каштаны в крепком мясном бульоне, растираю в однородную массу, а затем добавляю сливки и немного шерри. Несколько долек апельсина придают блюду особый вкус… Думаю, еще полчаса, и мы сможем попробовать.

— Я чувствую себя невероятно испорченной. Тебе следовало бы кормить до отвала мужа и выводок симпатичных малышей. Твои таланты остаются невостребованными.

— Есть кто-нибудь дома? — голова доктора Гилдкриста показалась в дверном проеме. Короткий нос придавал его лицу почти мальчишеское выражение, хотя возраст доктора приближался к сорока. — Здравствуйте. Меня вызывали к миссис Уошборн. Бедняга страдает из-за трофических язв на обеих ногах. Проходя мимо, я решил заглянуть на огонек. Вы замечательно выглядите, мисс Сванн. Не сочтите за хвастовство, но мое лечение возымело-таки эффект.

— Заходи, не стесняйся, — сказала Прим.

Эти слова прозвучали уже после того, как доктор Гилдкрист вошел и закрыл за собой дверь.

— Спасибо, конечно, зайду. О Боже, какой чудесный запах!

— Мы как раз собирались обедать, — пробормотала Прим.

— О, тогда не смею вам мешать.

Я была тронута выражением безграничного обожания в глазах доктора. Лицо Прим, напротив, оставалось холодным.

— Я принес вам кое-что, — добавил доктор. — Я нашел это сегодня утром, когда возвращался из больницы. Мне показалось, что вам должно понравиться. — Доктор положил на стол связанный в узелок носовой платок. В платке оказалась горстка странных грибов с ноздреватыми морщинистыми головками. — Сморчки, — сказал доктор не без гордости.

— Должно быть, очень вкусно! — воскликнула я. — В Лондоне сморчки считаются большим деликатесом. Я думала, что они растут только во Франции.

— О нет! — доктор Гилдкрист заметно оживился. Интерес доктора к не касающейся его профессии информации был довольно необычен. — Это потому, что французы, немцы и итальянцы гораздо больше любят грибы. Жаль, что англичане так мало используют грибы в своей кухне. В грибах содержится больше протеина, чем в овощах. Кроме того, они богаты витамином D. Конечно, в грибах отсутствует хлорофилл, поэтому они не способны вырабатывать карбогидраты. Вот поэтому грибы паразитируют на других живых организмах.

— Я и не догадывалась, что ты так много знаешь о грибах. — Прим подняла гриб со стола и осторожно понюхала.

Доктор Гилдкрист улыбнулся. Его волосы были несколько длиннее, чем следовало. Завитки лежали поверх засаленного воротника.

— Мы не знаем друг о друге много чего. Я бы даже сказал — ничего.

Мне показалось, что доктор хотел сказать: «Я знаю достаточно, чтобы любить тебя, Прим». Он, вероятно, признался бы ей в любви, не будь меня рядом.

— Я думала, что грибы растут только осенью, — сказала я.

— Большинство растет осенью. Но некоторые виды сморчков прекрасно чувствуют себя и весной. Они растут всю зиму. Их желто-оранжевые головки можно увидеть на стволах деревьев. В следующем месяце появятся грибы святого Джорджа — большие белые шляпки и прекрасный насыщенный вкус.

— Как вы можете быть уверены, что грибы съедобны?

— Это один из немногих случаев, когда унция опыта перевешивает фунт прочитанного. Грибы следует тщательно рассматривать. Иногда стоит прибегнуть к помощи знатока. Грибы разнятся запахом, внешним видом и вкусом. Но чтобы научиться отличать их друг от друга, потребуется время.

— Вы научите меня, если, конечно, не слишком заняты?

— С удовольствием. Больше всего на свете я люблю собирать грибы. Вы, оказывается, уважительно относитесь к матушке Природе? — доктор произнес последнее слово с пафосом, решив подшутить над моим городским невежеством.

— Пожалуй. Я хотела бы остаться здесь еще на какое-то время, чтобы познакомиться с матушкой Природой поближе.

— Замечательно! Мы будем рады этому.

— Спасибо. Поскольку мне еще не скоро предстоит расстаться с вами, то настаиваю: зовите меня Фредди.

— С удовольствием! Для вас я Эдвард. — Доктор пожал мою руку.

— Единственной проблемой является то, что у меня не осталось денег. Только тридцать фунтов на все про все. Не думаю, что долго протяну, питаясь одними сморчками.

Эдвард взглянул на меня с участием.

— Может, поделитесь, что с вами стряслось? — Он украдкой взглянул на Прим, которая пробовала вилкой готовность картофеля. — Прим подтвердит — на меня можно положиться.

— Думаю, что Фредди и сама сможет решить, стоит ли тебе все выкладывать, — отозвалась Прим. Затем, поняв, что это прозвучало резко, добавила: — Тебе только на пользу пойдет, если ты все расскажешь Эдварду.

— Хорошо, ничего не буду скрывать. Я повела себя не слишком порядочно и поэтому не хочу, чтобы об этом стало известно, — и я вкратце рассказала историю своего бегства.

Эдвард в раздумье поднял глаза к потолку.

— Понятно, мисс Сванн, — произнес он и замолчал.

Он молчал так долго, что я стала сомневаться в правильности своего решения. Возможно, мой рассказ оттолкнул доктора? Возможно, его возмутил мой поступок?

— Знаю, что наломала дров, — сказала я обреченно. — Меня следовало бы наказать за то, что не могла справиться с эмоциями. Я и сейчас не могу объяснить, что заставило меня поступить подобным образом, как же посторонние поймут, что меня толкнуло на это?

Эдвард явно был удивлен.

— Конечно, вы сожалеете об этом. Но если вы осознали, что выйти замуж — это ошибка, что еще могли вы предпринять? Готов биться об заклад: у вас были достаточно веские основания поступить подобным образом. Вам не стоит оправдываться. Достаточно и того, что вас побудили к этому чувства! — Эдвард с сомнением покачал головой. — Часто, когда у человека слишком строгие родители, он привыкает винить во всем себя… — Эдвард мягко мне улыбнулся и не закончил фразу. — Давайте лучше подумаем, каким образом поправить ваше финансовое положение. Ага, я, кажется, придумал. Вы можете написать для меня портрет Прим?

— Конечно, нет! — Прим яростно толкла картошку для пюре. — Ты становишься смешным, Эдвард. Я лучше займу Фредди какую-то сумму.

— Спасибо, дорогая Прим. Если бы я решила занять у кого-то деньги, то обратилась бы только к тебе. Но знаешь, не хочется, чтобы денежные вопросы мешали дружеским отношениям. Нет, я должна найти работу. Возможно, я смогу работать официанткой или продавцом в Торчестере. Хотя не знаю, как буду добираться на работу каждое утро. Я продала свой старый автомобиль, когда Алекс подарил мне «мерседес», — это был свадебный подарок. Я считаю, что не могу теперь пользоваться «мерседесом». Автомобиль по праву принадлежит Алексу. Если бы автобусы всегда ходили по расписанию…

— Автобусы не так уж и плохо ходят.

— Два рейса в день? Это смешно! Автобусы ходят даже хуже, чем поезда. Удивительно, что вы с этим миритесь. Никакого транспорта после шести, ни одного поезда по воскресеньям. Почему ты смеешься, Прим?

— Это Гай тебе сказал? — Прим вытащила лист бумаги из комода и подала мне. На листе было напечатано расписание движения поездов. — Прошу прощения, Гай, конечно же, ублюдок, однако ты должна признать, что ему не откажешь в чувстве юмора.

Я кипела от возмущения.

— Посмотрите на это! Поезда ходят каждый час с полшестого утра до одиннадцати вечера. Целых семь поездов в воскресенье! — Меня поражала способность Гая лгать с таким серьезным выражением лица. Мне бы никогда не пришло в голову усомниться в его словах. — А что касается его матери, он тоже соврал? Она действительно сбежала с лучшим другом его отца, затем вышла замуж за рыбака и умерла от столбняка в Неаполе?

— Насколько мне известно, все это правда. Амброуз рассказывал то же самое. Не печалься, Гай всегда был редким мерзавцем. В этом секрет его обаяния. Ты еще легко отделалась, — в голосе Прим слышалась не свойственная ей язвительность. — Куда подевались рукавицы? Черт побери, Бальтазар утащил их к себе! Он как ворона, тащит к себе в гнездо все подряд. Вчера я нашла в его логове свою ночную рубашку и старые отцовские носки для гольфа. — Прим подошла к шкафу, протянула руку и тут же отдернула ее — Бальтазар оскалил зубы и зарычал. — Хорошо, хорошо, глупый пес. — Прим достала кусочек печенья и выманила собаку наружу. Пока Бальтазар хрустел печеньем, Прим нащупала рукавицы. Оглянувшись, она заметила, что Хлоя не сводит с нее своих печальных карих глаз. Прим вернулась к коробке с печеньем. — Не понимаю, почему мирюсь с ужасным поведением Бальтазара. Я должна относиться к нему построже.

— Это любовь, — сказал Эдвард. — Терпимость — это не слабость и не умственное расстройство. Напротив, я считаю ее признаком душевного здоровья.

Прим нахмурилась и склонилась над печкой. Она чувствовала, что Эдвард метил в нее, и злилась. Но, глядя в невинные глаза Эдварда, я была уверена, что он не имел в виду никого конкретно.

— Проклятье! — Прим споткнулась о неподвижно лежащую на полу кошку. — Чуть не уронила чертову жаровню!

— Тебе никогда не приходила мысль пойти служить в армию? — мягко спросил Эдвард. — Только в армии каждое нормальное слово сопровождается ругательствами.

— Я люблю ругаться, — сказала Прим, вызывающе выпятив подбородок. — Я чувствую себе молодой и опасной, когда выражаюсь грубо.

— Ты для меня всегда молода и опасна, даже без чертыханья, — произнес Эдвард.

Прим поморщилась, а затем неожиданно рассмеялась.

— Оставайся, пообедаешь с нами, — сказала она и сняла крышку с жаровни.

Аппетитный запах жареной птицы наполнил кухню.