— Честно говоря, Фредди, боюсь, что жизнь в Заброшенном Коттедже плохо повлияла на твой рассудок, — сказала Прим, она вместе со мной чистила деревянную хижину, которая стала местом заточения Макавити.

Сегодня был понедельник — последний день моего беззаботного существования. Уже завтра мне предстояло начать работать.

— Дасти вредный старик, — продолжала Прим. — Ты надорвешься, работая на него. Кроме того, ты все еще кашляешь. Не думаю, что Эдвард одобрит твой поступок, скорее всего он запретит тебе работать.

— Послушай! — я театрально вскинула руку. — Работа на мельнице станет первым шагом на пути к независимости. А ты пытаешься запугать меня рассказами о зловредном старикане. Я безмерно уважаю Эдварда, но он не имеет права вмешиваться в мою личную жизнь.

— Ты права. Прости, пожалуйста. Я бываю слишком властной. Не обращай внимания, — выражение раскаяния ненадолго задержалось на лице Прим, Спустя секунду ее взгляд приобрел привычную остроту. — Но ради бога, не позволяй старому хрычу обманывать себя. И помни: всегда сгибай колени и держи спину прямо, когда будешь поднимать что-то тяжелое. — Прим заметила мою улыбку и, не удержавшись, рассмеялась. — Знаю, мне следует найти занятие, когда тирания является достоинством. Может, стать, например, старшей надзирательницей в тюрьме или сержантом в армии. Работа в комитете при церкви — не мой масштаб. Ты только представь, как я буду выглядеть с моими бедрами в униформе…

— Ты совсем не тиран. Наоборот, невероятно добра и бескорыстна. Как бы я справилась со всем этим без тебя?

К длинному списку добрых дел Прим добавилось еще одно. Прим отвезла меня в Торчестер, чтобы я смогла купить все необходимое для работы. Торчестер оказался симпатичным городком с аккуратными каменными домами старинной постройки с редкими вкраплениями современных магазинов из стекла и бетона. Мы нашли в одном из закоулков небольшой магазин уцененных товаров. Я купила пару свободно сидящих джинсов, не очень элегантных, зато удобных; дешевые башмаки на толстой резиновой подошве; теплый морской бушлат и рыбацкий джемпер крупной вязки. Кроме того, я приобрела очаровательный зеленовато-кремовый эмалированный чайник. Я отвергла сверкающий чайник из стали и выбрала именно этот, потому что он лучше всего подходил к причудливой, романтичной обстановке коттеджа.

Затем мы пообедали в местном кафе. Лазанья оказалась довольно приличной. Думаю, что любой итальянец, отведав ее, остался бы доволен. Мы некоторое время спорили, кто заплатит за обед. Я пригрозила, что отправлюсь пешком домой, если Прим не позволит заплатить за себя. Я аргументировала это тем, что скоро начну зарабатывать и хочу отпраздновать предстоящее событие.

Когда мы вернулись, я рассказала Прим о заточении Макавити, и она захотела увидеть хижину. Теперь у меня было достаточно времени разглядеть это строение повнимательней. Хижина была выполнена в стиле бельведер. Она стояла на самом краю утеса, прекрасный вид на долину открывался из окна. Склон утеса круто уходил вниз, к реке. Домик был шестиугольной формы. Входная дверь когда-то была выкрашена в голубой цвет. Стекла были разбиты, окна зияли дырами.

— Знаешь, хижину можно сделать красивой. — Я топталась в кустах ежевики, чтобы проверить на прочность балкон, который нависал над самым обрывом. — Деревянные конструкции местами успели сгнить, но их легко можно заменить на новые. Удивительно, насколько здесь все заросло.

— Это жимолость, — уверенно сказала Прим.

— Теперь понятно, почему вокруг нет цветов. Давай разведем костер и сожжем весь мусор. Интересно, откуда в хижине столько грязи? И что это за небольшие кучки, украшенные камнями и перьями? И вот еще что: в саду я обнаружила нечто похожее на место поклонения — небольшой квадрат, обнесенный изгородью, и беседку. Вчера я нашла там тарелку с едой. Сегодня утром все исчезло, даже вилка и нож. Не могу себе представить, что это может быть.

Прим улыбнулась.

— Нет ничего таинственного в твоей вчерашней находке. Это открытая столовая.

— А, так ты знаешь о ней?

— Барбара Уоткинс ежедневно оставляет здесь еду для Лемми.

— Лемми?

— Он довольно эксцентричен, не любит закрытых помещений. Лемми не похож на других людей. О, не волнуйся! — быстро добавила Прим, увидев испуг на моем лице. — Лемми никогда никого не обидит. Он добрейшая душа. Иногда я думаю, что он самый лучший человек из всех, кого я знаю. Он, без сомнения, не сумасшедший. Он просто… другой. Лемми живет в лесу возле аббатства, но любит этот сад по ряду причин. Бар подкармливает его последние несколько лет, даже после того, как переехала в Хинток Коттедж. В изгороди между вашими участками есть отверстие. Бар спросила меня несколько дней назад, не будешь ли ты возражать против того, что она пользуется отверстием. Я ответила, что ты, без сомнения, не скажешь и слова.

— Конечно, я не стану возражать! — воскликнула я и задумалась. — Так это Лемми тот таинственный свистун, который преследовал меня?

Прим кивнула.

— Лемми обладает удивительной способностью имитировать звуки. Однажды я поставила магнитофон на подоконник. Я слушала Моцарта. Лемми сидел на дереве неподалеку. Он внимательно слушал. А когда музыка закончилась, воспроизвел мелодию, все, до единого звука, не сделав ни одной ошибки.

— Какого черта ты мне ничего не сказала?

— Я уже собиралась рассказать, но ты выглядела настолько зажатой и несчастной, что я побоялась усугубить твое состояние. Не всякий спокойно воспримет новость о человеке, который живет в лесу и может появиться из ниоткуда в любую минуту. Лемми выглядит довольно необычно. Он не стрижет волосы, а его ногти отросли до невероятных размеров. Бар необыкновенно добра с ним и время от времени пытается его приодеть. Но Лемми одевается, только когда у него соответствующее настроение.

Абсолютно голый человек, который бродит поблизости… Я боялась оглянуться, чтобы случайно не встретить сумасшедший взгляд, увидеть сквозь кусты горящие глаза. Я уже не считала, что владею садом безраздельно. Насколько я поняла, любой житель деревни волен был прогуливаться здесь, как у себя дома. Сама мысль о том, что за мной наблюдают, казалась невыносимой.

— Ты уверена, что он не агрессивен?

— Абсолютно. Если вы случайно встретитесь, то больше испугается Лемми. Не обращай внимания на его внешность. Постарайся говорить с ним ласково, тогда он, возможно, станет тебе доверять. Не волнуйся, все в порядке. Я очень люблю его.

— М-м, постараюсь. Думаешь, это Лемми посадил Макавити в коробку?

— О нет! Лемми обожает животных. Кроме того, Лемми никогда не зашел бы в хижину. Я уже говорила, у него фобия — он боится закрытого пространства.

— Ты хочешь сказать, что он живет в лесу даже зимой? Абсолютно голый?

— У него есть одеяла. Бар сшила ему накидку на курином пуху. Мне понадобился почти месяц, чтобы собрать достаточное количество этого чертового пуха.

Я засмеялась:

— Знаешь, это место замечательно подходит тому, кто изнемог от городских излишеств. Ну что ж, я буду говорить с ним как можно более мягко и постараюсь завоевать его расположение. Надеюсь, что он не набросится на меня внезапно и не поставит этим под угрозу нашу будущую дружбу.

По дороге к дому (я отправилась туда, чтобы взять спички для костра) я с опаской поглядывала по сторонам. Внезапно Макавити вышел из-за кустов мне навстречу. Я так высоко подпрыгнула от неожиданности, что напугала нас обоих. Предварительно очистив от паутины старую плетеную корзину, я положила в нее две чашки, молоко, сахар, плитку шоколада и несколько яблок. Внезапно воспоминание об Алексе пронзило меня. Я знала, что он презирает подобную простоту.

Находиться рядом с Алексом было сродни быстрому спуску на лыжах по снежному склону — очень весело, захватывающе, но чертовски опасно. Как все влюбленные, я до смерти боялась, что мое счастье недолговечно. Наши отношения дали крохотную трещину спустя всего лишь несколько недель после того, как Алекс сделал мне предложение. Эту размолвку нельзя было даже назвать ссорой.

В тот день стояла прекрасная солнечная погода, но Лондон задыхался от жары и выхлопных газов. Я решила взять альбом для набросков, корзину с провизией и поехать к морю, в Норфолк, просто чтобы насладиться прогулкой по побережью. Я позвонила Алексу и предупредила его, что вернусь поздно. Голос Алекса звучал раздраженно:

— Какого черта ты собираешься делать так далеко? Почему бы нам не проехаться в Кью, если тебе так хочется насладиться природой? Тогда мы сможем попасть к Стендингам на обед.

— Это не одно и то же. Я хочу видеть небо, облака, воду, чаек…

— Насколько я помню, за Кью сохранилась квота на облака и чистое небо. — Я услышала, как Алекс сказал несколько слов кому-то в комнате, а затем вновь заговорил со мной. — Моя секретарша говорит, что в парке в Кью плавают гуси и черные лебеди. Думаю, что там будет намного интереснее, чем в Норфолке.

— Я хочу повидаться с дядей Сидом.

— Ты не говорила, что у тебя есть дядя в Норфолке.

— Я тебе о нем рассказывала. Он брат моей мамы, владеет небольшой фермой.

— Ах да, я вспомнил.

Возможно, мне показалось, но я уловила ноту неодобрения в голосе Алекса.

— Мне хочется пройтись босиком по песку и поискать раковины, почувствовать запах соли и увидеть, как волны разбиваются о берег. Это может показаться ребячеством, но это именно то, что соответствует моему теперешнему настроению. Уверена, что вернусь вовремя, чтобы успеть переодеться к обеду.

— Ты права, твое желание действительно кажется ребяческим, даже несколько странным…

— Мне нужен глоток свежего воздуха.

— Но ты ведь не любишь деревню.

— Я никогда этого не говорила. У меня просто не было времени поехать туда.

— Мне не нравится то, что ты собираешься бродить где-то в одиночестве. Думаю, что мне стоит проехаться с тобой.

— Ты станешь скучать. Честное слово, со мной все будет в порядке.

— Я буду у тебя через полчаса…

Мы отправились в Норфолк на «роллс-ройсе», за рулем которого сидел Бакс — водитель Алекса. По дороге мы остановились пообедать в дорогом отеле. Ни я, ни Алекс больше не обмолвились о том, что я собиралась навестить дядю Сида. Когда мы доехали до соснового леса, который граничил с пляжем, Бакс остановил машину и вытащил из багажника два складных стульчика, раскладной столик и серебряное ведерко со льдом для шампанского. Как только мы прошли несколько сотен ярдов по направлению к воде, Алекс вспомнил нечто важное и немедленно вернулся к машине сделать пометку в блокноте. Я побрела в сторону моря в одиночестве. Под ногами хлюпала холодная вода. Влажный песок менял свой цвет под солнечными лучами от розовато-лилового до розового и золотого…

Когда я вернулась, Алекс был полностью поглощен работой. Я сократила прогулку, потому что чувствовала себя виноватой перед Баксом. Он сидел в машине, читал «Дейли Миррор» и, без сомнения, невероятно скучал. Интересно, слышали ли Алекс и Бакс крики чаек, видели ли они хоть что-нибудь вокруг себя? Бакс не снимал с головы фирменной фуражки. Его лицо загорело и обветрилось. По дороге домой Алекс ворчал не переставая. Он набрал песок в башмаки и чувствовал из-за этого дискомфорт. Оба, и Бакс, и Алекс, провели время бесцельно лишь для того, чтобы удовлетворить мой каприз. Кому я могла предъявить претензии?

Я возвращалась в бельведер очень медленно, держа в руках горячий чайник с чаем. Очевидно, крестная Виолы полагала, что термос слишком современен для нее. Прим разожгла огромный костер. Мы пили чай и смотрели на высокие языки пламени. Наши лица горели, а спины стали влажными под моросящим дождем и покрылись мурашками от холода. До появления центрального отопления подобные ощущения были знакомы каждому на протяжении холодных весенних месяцев. Лицо Прим казалось удивительно красивым при свете костра. Яркие блики играли у нее на щеках, заставляли искриться глаза и окрашивали волосы во все оттенки каштанового. Над коттеджем нависал огромный утес. По мере того как солнце садилось, голые ветви деревьев становились черными. Детали предметов казались зыбкими в призрачном свете заката. Хлоя и Бальтазар весело носились взад-вперед. Ужасный шум заставлял птиц подниматься в воздух и громкими криками выражать свое недовольство. Я наслаждалась прекрасным видом и сожалела о том, что потратила столько времени вдали от этих мест.

— Я не видела Гая уже два дня, — сказала я задумчиво, наблюдая, как картонные коробки меняют цвет в огне с красного на черный, а затем на серый. — Он написал в записке, что отправляется в Бексфорд продавать коров. Не уверена, что коров продают по воскресеньям.

— Я тоже сомневаюсь, но это так похоже на Гая. Он часто куда-то исчезает без предупреждения. — Прим колебалась. — Не сердись за то, что вмешиваюсь не в свои дела, но на твоем месте я бы не стала так близко подпускать Гая к себе. Он может очаровать любую — все Гилдерои таковы, — но его шалости всегда кончаются плохо. Иногда мне кажется, что Гай полностью лишен моральных устоев, иногда — что он безнадежно поверхностный. Но вдруг Гай ошеломляет проявлением чувствительности и понимания. Вероятнее всего, он осознанно избегает излишних волнений.

— Думаю, что он получил серьезную душевную травму в детстве, когда мать оставила их.

— Возможно, ты права. Но возможно, Гай просто заставляет тебя думать подобным образом. Странно, не правда ли? Большинство мужчин просты и прозрачны, но Гай — исключение из общего правила. Поэтому он и опасен.

— Он представляет опасность лишь для той женщины, которая попала под его чары. Я же его не боюсь.

— Но ты уже обезоружена… О, вижу, что ты не нуждаешься в совете. Я снова вмешиваюсь не в свои дела. Хочу тебе кое-что рассказать. У меня была короткая интрижка с Гаем. — Я изо всех сил старалась казаться удивленной, хотя с первого взгляда поняла, что между Гаем и Прим что-то было. — Я не была в него влюблена. Я ведь рассказывала тебе о своей любви, о крушении всех надежд.

— Надеюсь, что ты смогла излечиться. Ты ведь была так молода! У тебя должны были появиться другие мужчины.

— Нет. Я спала с несколькими, но никогда никого не любила. Никто из них не мог сравниться с ним. Я никогда не могла избавиться от мысли, что он был единственным мужчиной в моей жизни. Эта мысль стала настоящим наваждением. Вероятно, то, что он отверг меня, причинило слишком сильную боль.

Я немедленно подумала об Алексе. А если он не может разлюбить меня лишь потому, что я отвергла его? Как ужасно, если я навсегда лишила его способности любить. Я сразу же отогнала эту мысль прочь как заносчивую и глупую. Прим была ранимой невинной девушкой, Алекс, напротив, — опытным, зрелым и в меру циничным. А если бы Алекс отверг меня? Я даже не могла представить, что бы чувствовала в этом случае. С первой минуты нашего знакомства я видела, что его страсть ко мне является важным элементом наших отношений. То, что кто-то желает меня так страстно, казалось необычайно соблазнительным. Я покраснела, обнаружив в себе непростительную слабость, отвратительную черту под названием тщеславие.

Я склонилась над огнем, чтобы согреть руки.

— Думаешь, что неразделенная любовь является дополнительным стимулом для влюбленного?

— Ты имеешь в виду, что объект твоей любви кажется выше всех остальных? Но я действительно считаю, что он намного выше всех остальных, — Прим засмеялась. — Это и есть любовь. Ты никогда не смиришься с мыслью, что твои чувства могут быть отвергнуты. Ты убеждена: однажды он поймет, что не может жить без тебя. Это кажется настолько очевидным, предопределенным. Ты злишься из-за того, что он настолько слеп и ничего не замечает. Думаю, что я была близка к тому, чтобы возненавидеть его.

— Кажется, еще Ларошфуко сказал, что если смотреть на любовь со стороны, то она похожа на ненависть.

— А Овидий заметил, что любовь — это разновидность войны. Скорее всего, наши желания вызваны необузданным эгоизмом… Между нами ничего не было. Он был влюблен в другую женщину, а я старалась справиться с чувствами всеми доступными способами. Я испробовала все: пила; писала стихи о любви; переспала с Гаем. В конце концов, именно интрижка с Гаем оказалась наиболее эффективным лекарством.

В этот раз мое изумление было искренним:

— Как тебя понимать?

— Гай заставил меня волноваться о другом… Я спала с ним лишь однажды. Гай преследовал меня неделю, обволакивал комплиментами и беззастенчиво льстил. За мной никогда никто не ухаживал подобным образом. Я чувствовала себя одинокой, покинутой и от всей души желала забыть обо всем. Кроме того, я была невинной девушкой и хотела поскорее лишиться девственности. Я подумала: какого черта, что я теряю? Думаю, что Гай сделал все правильно. Я была слишком неопытна, чтобы оценить его умения, но возненавидела себя за то, что случилось. Я чувствовала себя так, как будто была жестоко отброшена на огромное расстояние от всего того, что любила, от всего того, во что верила. Гай нежно целовал меня и говорил, что я была необыкновенно хороша и доставила ему невероятное удовольствие. Он говорил искренне, с энтузиазмом. Мне же хотелось выть от отчаяния. Я подумала, что чувствовала себя так плоха лишь потому, что это был мой первый сексуальный опыт.

Я сказала себе, что должна выбросить из головы старую любовь и посвятить всю себя без остатка новому чувству. Кроме того, Гай был самым привлекательным мужчиной на много миль вокруг. Но у меня ничего не получилось. — Прим посмотрела на меня. В ее глазах затаилась усмешка. Я не понимала, она смеялась над собой или над Гаем. — Гай неожиданно уехал в Шотландию в гости к родственникам. До его отъезда мы строили грандиозные планы. Я с нетерпением ждала его возвращения. Местные парни приглашали меня составить компанию на ежегодном охотничьем балу. Но я отвечала, что появлюсь там лишь вместе с Гаем. Я убедила отца увеличить мое денежное довольствие, чтобы я смогла купить билеты для нас обоих. Время шло невероятно медленно. Я вся превратилась в ожидание.

Мне не терпелось похвастаться победой над самым привлекательным холостяком в Южном Дорсете. До этого момента моя репутация оставалась незапятнанной, чистой как слеза. Я купила новое платье, в котором выглядела удивительно стройной и красивой. В модном салоне в Торчестере мне подстригли челку и завили волосы. — Прим снова засмеялась. — Помнишь эту ужасную моду? День шел за днем. Я не отходила от телефона, потому что боялась пропустить звонок. Чертов телефон все никак не звонил. Отец сказал, что заплатил за билеты, и настоял на том, что подвезет меня. Я вошла в зал с замиранием сердца, чувствуя себя разгневанной и несчастной одновременно. Первым, кого я увидела, был Гай. Он мило ворковал в углу с Таней Хэйтроп. Чувство унижения, которое я испытала, трудно передать словами. Остаток вечера я провела в одиночестве, отбиваясь от пьяных ухаживаний Джеффри Сирла.

— О, Прим, какое это мучение — быть молодой и неопытной!

Прим согласно кивнула.

— Это все было… Я плакала часами и долго не могла избавиться от наваждения. Гай вконец обнаглел — он попытался подобраться ко мне еще раз. Это произошло спустя пять лет после случая на балу. Он выглядел настолько потерянным после того, как я послала его куда подальше, что мне не удалось сдержать смех. Это обескуражило Гая еще больше.

Я тоже засмеялась. Рассказ о юношеских страданиях тронул меня до глубины души. В то же время я понимала, что Прим хочет предостеречь меня, чтобы я не попалась в ловушки, расставленные Гаем. Холодный ветер поднял искры и горящие куски картона высоко вверх, угрожая самому существованию хижины. Мы разгребли поленья из центра костра и собрали вещи в корзину. Спасительный дождь затушил тлеющие угли. Прим должна была уходить. Она пообещала заменить Свитена, который лежал в постели с тяжелой простудой. Ей предстояло провести урок библейского чтения.

— Это пустая трата времени. Только миссис Морис и Том Брауз приходят послушать. Каждый из них знает Библию от Бытия до Откровения назубок. Им нравится демонстрировать свои знания друг перед другом. Но Свитен просил так жалобно, что я не могла отказать. Берил могла бы прекрасно справиться, но по понедельникам она гладит облачение Свитена и другое церковное тряпье. Кажется, в Книге Плач Иеремии говорится о злоключениях, страданиях и горечи. Это точь-в-точь о Берил.

— Боюсь, что плохо знаю этот раздел. Это мне нужны уроки по изучению Библии больше, чем кому бы то ни было. Но… — я запнулась и быстро добавила: — Я хочу пораньше лечь, чтобы чувствовать себя свежей завтра утром.

— Мы заканчиваем в восемь. Как рано ты собираешься ложиться? Нет, нет, я просто пошутила. В твоем присутствии я бы не смогла сохранять серьезное выражение лица. Представляю, как миссис Моррис с триумфом говорит: «Извините меня, мистер Брауз», и не могу удержаться от смеха.

Мы вернулись в коттедж, вымыли чашки и в сопровождении собак направились к телефонной будке. Прим и Бальтазар пошли в Ярдли Хауз, в то время как я пыталась убедить Хлою спокойно Меня ждать, Лежа на зеленой траве. Одно из стекол в будке было выбито. Дождинки попадали мне на спину. Кто-то прилепил кусок Жевательной резинки к телефонной трубке. Набирая номер, я старалась держать трубку как можно дальше от лица. На том конце линии долго никто не отвечал, слышались только протяжные гудки. В тот самый миг, когда я уже собиралась уходить, Виола наконец взяла трубку.

— Алло!

— Здравствуй, дорогая. Это я, Фредди.

Некоторое время Виола молчала, а затем сказала изменившимся голосом:

— А, это ты, Марджори. Как поживаешь?

— Это Фредди! — произнесла я громче. Жевательная резинка оказалась в опасной близости от моих губ. — Я получила твое письмо и хочу сказать, что обо мне не стоит беспокоиться. Отправляйся во Флоренцию с Джайлсом, ни о чем не переживай. Мне нравится здесь. Дорсет — самое странное и прекрасное место из всех, где я побывала. Жаль, что ты не видишь эту красоту…

— Хорошо. Понятно, — голос Виолы звучал странно, как бы издалека и без эмоций. — Рада, что ты довольна… — пауза. — Извини, Марджори, я не могу сейчас разговаривать, — Виола делано рассмеялась. — У меня гости…

В ту самую минуту, когда я поняла, что Виола собирается сказать, раздался шум борьбы и крик Виолы:

— Нет, отдай немедленно!

В трубке раздался мужской голос:

— Фредди! Это ты? Что за черт, во что ты играешь со мной? Где ты?

Я выронила трубку и будто зачарованная смотрела, как она размеренно качается на длинном шнуре. Голос Алекса приглушенно звучал в тесноте телефонной будки. Я оцепенела — это был шок. Немного придя в себя, я с силой повесила трубку, выскочила наружу, хлопнула дверцей и бегом помчалась к коттеджу. Действительно, какого черта я играю с Алексом? Эта мысль не давала мне покоя.

Сердце билось так сильно, что я едва не потеряла сознание. Я была в ужасе. Но почему? Нас с Алексом разделяло расстояние в сотни миль. У него не было ни малейшего шанса проследить, откуда был сделан звонок. Не так давно с этим мужчиной я собиралась провести остаток своих дней, но сейчас звук его голоса пугал меня, словно это был голос самого Сатаны, который раскрыл дверь в преисподнюю и приглашал меня прыгнуть в кипящее варево.

Я вернулась в Заброшенный Коттедж. Деревья махали ветвями и стонали, уклоняясь от порывов холодного ветра. Вдалеке раздался отрывистый лай лисицы. Я чувствовала себя разбитой, изможденной и злой одновременно, но не могла понять, на кого больше злюсь, на Алекса или на себя…