— Почему ты не сказал Веру, что не любишь возиться на ферме? Твой брат полагает, что ты — воплощенное благородство.

В субботу утром я сидела на подоконнике, подставив лицо солнечным лучами, и штопала шторы. Работа была деликатной: тонкий шелк и вышитые золотом дубовые листья не оставляли права на ошибку. Гай расположился за столом и уплетал тост, который принесла Прим, намазав его маслом и джемом.

— Если Вер думает обо мне хорошо, то и я начинаю так думать. В чем проблема?

— Но ведь это неправда. Ты не имеешь права его обманывать.

— О Боже, ну и неуемная у тебя совесть! Знаешь, тебе суждено закончить жизнь старой девой. Ни один мужчина не сможет соответствовать твоим завышенным моральным стандартам. Будь гуманней, Фредди. Мы все врем и лукавим ежедневно и ежечасно. Ты демонстрируешь симпатию к Дасти, но уверен, что терпеть не можешь старого негодяя. Ты боишься, что Дасти не закончит ремонтировать крышу, если не будешь угощать его чаем и осыпать похвалами. Как только Дасти завершит свое дело, ты потеряешь к нему всяческий интерес.

Над головами раздались тяжелые удары. Штукатурка посыпалась на пол. Я не знала, как деликатней попросить Дасти не шуметь, чтобы не обидеть его. Конечно, Гай прав: толика лицемерия неизбежна в отношениях между людьми.

— Но ведь он твой брат. Ты говорил, что любишь его. В какой-то мере твой поступок — это предательство.

— Не понимаю, о чем ты говоришь. Вер и отец обожают поиграть в жестокую игру под названием правда. Я стараюсь держаться подальше от всего этого. Сегодня за завтраком отец спросил, собирается ли Вер вытаскивать поместье из того затруднительного положения, в котором оно оказалось. Отец втирается к Веру в доверие.

— Что ты имеешь в виду?

— С тех пор как мы решили, что Вер станет всем управлять, он работает не разгибая спины. Ночи напролет Вер изучает бухгалтерскую документацию. Затем отец спросил, сможем ли мы позволить себе содержать прихлебателей, которые испытывали удачу не единожды и каждый раз у них ничего не выходило. Отец никак не решит: вычеркнуть из завещания Вера или все же оставить, назло мне.

— Неужели ваш отец любит подобные игры? Мне показалось, что он счастлив вновь увидеть утраченного сына.

— Ты не знаешь нашего отца.

Я была вынуждена признать, что Гай прав.

— Что же ответил Вер?

— Вер сказал, что сейчас его мысли занимает только поместье. А решение, к которому придет отец, будет целиком лежать на его совести. Вера не особенно волнует расположение отца. Он ни капли не изменился, к тому же он слишком горд, чтобы идти на уступки. Думаю, что тебе нравится такое поведение.

— Перестань дразнить меня, — я сердито посмотрела на Гая, который намазывал на ломоть хлеба желе бордового цвета. Он успел проглотить уже четыре тоста. — И оставь в покое джем. Прим принесла его для детей.

— Этот парень, Уилл, скоро будет есть джем за счет ее величества. Дикон поймал его, когда он пытался стащить аккумулятор от трактора. Парень прирожденный воришка.

— Ты не звонил в полицию?

— Я поручился за твоего протеже. Дикон ограничился хорошим подзатыльником. Но в следующий раз дело закончится наручниками.

— Мне так жаль Уилла. Он кажется потерянным. Мальчик совершенно никому не нужен. Я пыталась войти к нему в доверие, но он презирает женщин.

— А у меня болит сердце за всех обездоленных. Повесь скорей эти шторы и давай займемся любовью.

— Но скоро ленч.

— Тогда не забудь захватить в спальню пару сандвичей.

— Я имела в виду нечто другое: сейчас не самое подходящее время заниматься любовью.

— Почему нет?

— Во-первых, Прим придет ко мне на ленч, а во-вторых, у меня куча разнообразных дел.

— Тогда нам придется поторопиться.

— Я не могу заниматься любовью второпях лишь для того, чтобы заполнить паузу. Я буду чувствовать себя, словно на приеме у дантиста. Кроме того, Дасти может заглянуть в окно в любой момент.

— Ну и что? Что произойдет, если он заглянет?

— Для тебя имеет значение еще что-нибудь, кроме секса?

Гай опустил голову и задумался. Его подбородок опирался на сложенные руки. Гай выглядел невероятно привлекательно, когда был серьезен.

— Хорошая игра в крикет никого не оставит равнодушным, — совершенно обыденным тоном ответил Гай.

С трудом сдерживая улыбку, я покачала головой.

— Это ведь неправильно. Ты мне очень нравишься, но у нас слишком разные интересы.

— Ты говоришь о детях? — мрачно произнес Гай. — Никогда не смогу понять, почему женщины все время думают о детях. — Плохо пахнущие, капризные и, наконец, скучные существа.

— Нет, не это. Не только это. Я хочу верить, полагаться, рассчитывать на своего избранника. Я должна быть уверена, что он позаботится обо мне, что всегда будет рядом. Мне нужно знать, что мужчина, которого я полюблю, никогда не совершит подлости, не будет жесток, жаден и глуп.

Гай посмотрел на меня с сожалением.

— Как жаль: такая приятная девушка, но немного не в себе.

Я распрямилась, чтобы втянуть нитку в иголку. Чьи-то горящие глаза смотрели на меня из-за кустов.

— О Боже! Ты напугала меня своим визгом. Я даже уронил тост от неожиданности, — возмутился Гай. — Испачкал брюки джемом.

— Черт, я порезала руку ножницами! — Кровь струилась из раны между указательным и большим пальцем, растекаясь по ладони.

— Побыстрей найди чистый кусок ткани! — требовательно сказал Гай.

— Рана не глубока. Носового платка будет достаточно.

— Мне нужна чистая ткань, чтобы привести в порядок брюки.

Кое-как перевязав руку, я вышла в сад. Гай остался в доме, он все еще что-то ворчал по поводу испорченных брюк. Я нашла таинственного незнакомца там, где и предполагала. В квадратной беседке почти голый мужчина склонился над тарелкой. Его длинные каштановые волосы спускались до плеч. Он стоял ко мне спиной, сквозь туго натянутую коричневую кожу выступали позвонки. Мужчина жадно поглощал пищу, его ребра вздымались и опускались. Его тело было густо покрыто шрамами, царапинами и синяками.

— Лемми! — тихо позвала я.

Мужчина резво, как перепуганный кот, запрыгнул на стол. Теперь он смотрел на меня. В правой руке он сжимал нож, который использовал, когда ел. На костлявых бедрах болтались изорванные в клочья джинсы.

— Все в порядке, — я сделала шаг назад и улыбнулась. — Я друг.

Некоторое время мы смотрели друг другу в глаза. Лицо Лемми было запоминающимся: нижнюю часть покрывала спутанная темная борода, лоб был на удивление широким, надбровные дуги — высокими. Небольшой рост и острые торчащие уши придавали ему озорной вид. Лемми был похож на ожившего фавна или сатира. Его темные, почти черные глаза блуждали по моему лицу, затем внимательно, дюйм за дюймом, изучили тело.

— Знаю, ты приходишь в сад, — сказала я. — Мне очень хотелось с тобой познакомиться. — Лемми продолжал пялиться на меня, но упорно избегал моего взгляда. Я не осмеливалась приблизиться, меня пугал нож в его руке. К сожалению, Прим не говорила, насколько хорошо Лемми понимает смысл сказанного. — Друг, — произнесла я вновь. — Красивый сад. Лемми в безопасности. — Кажется, я не могла найти нужного тона. Лемми держался настороженно. Я сделала еще одну попытку. — Красивые цветы, — движением подбородка я указала на веронику, которая пробивалась сквозь траву.

На лице Лемми появилось осмысленное выражение. Он спрыгнул со стола и подошел к голубым цветам.

— В народе ее называют вероника. Латинское название Veronica chamaedrys, семейство Scrophulariaceae. Многолетнее растение. Довольно распространено на Британских островах. Достигает в высоту десяти дюймов. Цветет с мая по июль. Настойка вероники помогает при подагре, ревматизме, экземе. Кроме того, вероника очищает кровь, — Лемми произнес это на одном дыхании.

Он шаг за шагом приближался ко мне. В руке он все еще сжимал нож. Когда расстояние между нами сократилось до двух шагов, Лемми замер и вновь внимательно окинул меня взглядом с ног до головы, остановившись на моих волосах.

— Ах! — воскликнул Лемми и шепотом произнес: — Апельсин, мандарин, мармелад. Абрикос, персик, морковь, тыква, каштан. Коралл, топаз, сердолик. Прекрасные волосы. Лемми хочет к ним прикоснуться.

Лемми поднял правую руку и нежно погладил мои волосы. Затем взял прядь и стал перебирать волосы пальцами, тщательно рассматривая. Я чувствовала невероятное нервное напряжение. Вдруг Лемми вложил локон в рот и стал его посасывать.

— Лемми! — Прим вломилась через отверстие в изгороди. — Не делай этого. Люди не любят, когда кто-то жует их волосы.

Лемми немедленно выпустил волосы изо рта и сделал шаг назад.

— Лемми не знал.

— Положи нож. Ты пугаешь Фредди.

— Прости, прости, Лемми не обидит тебя. — Лемми швырнул нож на землю. Он увидел носовой платок, которым я перевязала рану. На белой ткани проступили пятна крови. — Лемми вылечит тебя. Он сделает тебе лучше…

Лемми отправился вглубь сада. У него была странная подпрыгивающая походка. Он становился на вытянутый носок. Его колени были полусогнуты, а руки свободно болтались. Вдруг Лемми сорвал что-то с изгороди и, довольно повизгивая, помчался назад. В ладони он сжимал обрывки паутины, которую смял в небольшой серый шарик.

— Сними платок, — сказал Лемми и аккуратно, кончиками пальцев, приложил паутину к ране. — А сейчас листья подорожника.

Подорожник рос неподалеку. Мясистые листья укрывали землю, как ковер. Лемми сорвал несколько, вложил в рот и тщательно разжевал. Затем выплюнул темно-зеленые шарики и уложил их поверх паутины. В завершение Лемми вновь перевязал мою руку носовым платком.

— Увидишь, это поможет, — уверила меня Прим. — Лемми смог бы кое-чему научить даже Эдварда… Лемми, помнишь, что я говорила: ты должен держать спину прямо. Когда ты сгибаешься и крадешься, то похож на неандертальца. Подними голову, расправь плечи. — Лемми немедленно выполнил приказ и сразу стал более походить на человеческое существо. — Где новая рубашка, которую тебе подарила Бар?

Лемми рассеянно посмотрел по сторонам.

— Оставил дома.

— Нехорошо, не правда ли? Фредди может подумать, что ты немного не в себе. А ведь это не так. Ты ведь знаешь, насколько важно выглядеть похожим на остальных людей. Что у тебя на ленч? — Прим наклонилась, чтобы увидеть содержимое тарелки. — Похоже на омлет со свеклой. Бар не откажешь в оригинальности. А эта зелень съедобна или она упала в тарелку с дерева?

— Дикий чеснок. Alliaria petiolata. Семейство Cruciferae, родственник капусты. Двухгодичное растение. Помогает при абсцессах, естественный антисептик.

— Отлично. Спасибо за лекцию. Я оставлю тебе немного пирога сегодня вечером. Не забудь, иначе птицы все склюют.

— Благодарю за заботу о моей руке, — улыбнулась я.

Лемми не обратил внимания на мои слова, его глаза не отрывались от моих волос. Медленным движением он поднес нож к губам и стал сосать лезвие.

— Откуда Лемми появился в деревне? Неужели он здесь родился? — спросила я, тщательно очищая лук-порей от грязи.

На ленч мне хотелось приготовить пирог с пореем. Для этой цели я купила четверть фунта бекона. Пирог с пореем и беконом в это время года казался чем-то необыкновенным. Прим сидела за кухонным столом. Гай ушел, не оставив даже записки. Я старалась отгонять грустные мысли. В который раз я напоминала себе, что не мужчины делают нас несчастными. Несчастными нас делают завышенные требования, ожидание невозможного.

— Он был младенцем, когда его усыновили школьный учитель и его жена. В те времена в Падвелле еще была школа. Лемми очень хорошо образован. В его голове содержится огромное количество информации. Он обладает фотографической памятью. Лемми может пересказать наизусть любую книгу, один раз прочтя ее. Думаю, что приемные родители специально натаскивали его с раннего детства. Они, конечно, не были идеальными родителями: слишком стары и немного не в себе. Старики были чрезмерно требовательными, даже жесткими по отношению к маленькому Лемми, но я не могу винить их за это. Лемми и тогда отличался от всех, не был похож на других. Я помню его еще ребенком. Дети не давали ему прохода, осыпали насмешками. Вероятно, он был для них слишком умен. Когда Лемми исполнилось четырнадцать, школьное здание сгорело. Приемные родители Лемми погибли в огне. Лемми удалось спастись. Но после этого случая он ни за что не соглашался войти в помещение. Его многократно пытались отправить в приют, но Лемми всегда удавалось сбежать. Когда ему исполнилось восемнадцать, власти махнули на него рукой. С тех пор он живет, как ему хочется, и совершенно одичал. Бедный Лемми! Он не выглядит особенно несчастным, но жаль, что такой блестящий мозг не нашел применения. Кроме того, Лемми замечательный человек. Когда ты узнаешь его получше, то поймешь, насколько он мягок и сердечен. Что это?

Прим подняла с пола лист бумаги.

— Вероятно, список покупок для магазина.

— «Не имею ни малейшего желания обедать с гауптштурм-фюрером Ярдли. Я сегодня не в настроении выслушивать бесконечные лекции о своих обязанностях и ответственности…» Это записка от Гая. Прочитай сама. — Прим положила записку на стол. — Тот, кто любит подслушивать, никогда не услышит ничего лестного о себе. То же самое можно сказать и о том, кто читает чужие письма. — Прим засмеялась. Но легкая дрожь губ и грустный взгляд указывали на то, что Прим уязвлена.

— Прошу тебя, не обращай внимания на Гая.

— Думаю, что слишком часто стараюсь высказать свое мнение. Мне хочется сделать как лучше, но я должна помнить, что многие не желают слышать моих советов.

— Прим, не позволяй этому неуемному бабнику расстраивать тебя. Он злится, потому что однажды ты ему отказала. Я не считаю тебя ни назойливой, ни властной, напротив, очень доброй и чрезвычайно рассудительной. Если бы мне понадобилась помощь, то ты была бы первой, к кому я обратилась бы.

— Спасибо. Пирог должен получиться превосходным. Что еще ты в него добавляешь?

— Яйца, сметану и лавровый лист. Утром я замесила тесто. Рецепт напечатан в старинной книге, которую издали в 1845 году. Разве не романтично думать обо всех тех женщинах, которые переворачивали эти страницы в поисках вдохновения? Вероятно, крестная Виолы также любила печь этот пирог.

Прим рассеянно переворачивала страницы. Ее мысли где-то блуждали.

— Самое обидное: я полагала, что между нами существует некая связь, основанная на общих воспоминаниях. Знаю, что слишком критично отношусь к Гаю, но, честно говоря, всегда была рада его видеть. Каждый хочет чего-то светлого в жизни. Я прекрасно понимаю, что не принадлежу к тем женщинам, в которых мужчины влюбляются без памяти. Я слишком прозаична, слишком обыденна и, безусловно, слишком деспотична. Ты же прекрасна, загадочна и ранима. Гай не должен любить меня, ведь я являюсь досадной помехой, нелепым препятствием, которое стоит между вами.

— Неправда. Мужчины влюбляются в тебя. Вспомни Эдварда. Он любит тебя всем сердцем, всей душой. Не думаю, что Гай вообще способен кого-то любить. Даже привязанность к особам своего пола ему недоступна. — Я тут же вспомнила, что Гай готов обманывать и родного брата. А может, все мужчины таковы? Мой опыт общения с ними нельзя было назвать богатым. Единственный мужчина, который испытывает теплые чувства ко всем без исключения людям и даже животным, — это дядя Сид. Поэтому многие считают его эксцентричным. — Иногда Гай кажется мне в высшей степени эгоистичным, но затем, вспомнив, что он платит за обучение Джорджа, я меняю мнение. Не каждый согласится взять на себя ответственность за чужого ребенка.

— Я до сих пор не могу поверить, что Вер бросил родного сына. Это так на него не похоже!

— Но ведь Гай молодец, что согласился платить?

— Ты видела его на вечеринке у Амброуза?

— Кого, Гая?

— Нет, Вера.

Во вторник утром миссис Крич самостоятельно проделала долгий путь к дому Прим. Поводом для столь необычного поступка являлась доставка бакалейных товаров, которые Прим заказала. Истинной же причиной было желание миссис Крич сообщить сногсшибательную новость: Вер восстал из могилы и вернулся домой. В полдень того же дня Прим сидела на крыльце вместе с Френки и Титч, ожидая, когда я вернусь с мельницы. Мы обсудили новость во время ленча, а затем и за ужином. Лицо Прим пылало, но голос оставался спокойным. Она говорила о том, как будет рада вновь увидеть Вера, встретиться со старым другом. Я пришла к выводу, что первой безответной любовью Прим был именно Вер. В отличие от прочих обитателей Падвелла, Прим не выказывала признаков нетерпения от того, что Вер не показывался на улицах деревушки. Я не могла не заметить, что Прим стала пользоваться косметикой.

— Да, я видела его.

— Как он выглядит теперь?

— Не знаю, как он выглядел ранее. У меня сложилось впечатление, что он строго контролирует свои эмоции.

— Он никогда не был болтуном. — Прим потянула за нитку, которая свисала с потертого рукава. — Когда мы пыжились изо всех сил, пытаясь самоутвердиться, Вер упрямо отмалчивался. Если кто-то хотел выяснить его мнение, он всегда отшучивался. Но если удавалось пробить защитную оболочку, то становилось ясно, насколько чистым и открытым человеком он был. — Прим улыбнулась. Повлажневшие глаза выдали ее секрет. — Я верю, что он… Кто это?

Кто-то громко стучал в дверь. Прим резко повернулась на стуле.

— Наверняка Дасти желает выпить чашку чая, — сказала я. — Открой ему дверь, а я пока поставлю чайник.

Прим встала и открыла дверь. Я услышала голос Гая:

— Прим, какая удача! — Я наклонилась, чтобы поприветствовать Хлою, которая, словно вихрь, ворвалась в кухню и всем своим видом показывала, что рада видеть меня. — Я был у тебя дома, но никого не застал. Я так и подумал, что ты здесь.

Я вдруг поняла, что это не Гай. Голос был более глубоким, более сильным. Вдруг раздался смущенный смех. Прим обернулась.

Она стояла у раскрытой двери, ее лицо пылало.

— Привет, — сказала она наконец. На этот раз ее голос звучал непривычно мягко. — Заходи.

Комната, казалось, стала меньше, когда Вер вошел. Его голова почти доставала до потолка. Вер обнял Прим, слегка привлек ее к себе и неловко коснулся губами щеки.

— Ты замечательно выглядишь, — произнес он. — Замечательно.

— Спасибо.

— Здравствуй, — сказала я. — Осторожно, не ударься головой о притолоку. Сегодня прекрасный день, не правда ли? — добавила я. Глупой фразой я попыталась отвлечь внимание Вера — Прим необходимо было некоторое время, чтобы прийти в себя.

— Да, ты права. — Вер наклонился и посмотрел в окно. — Хотя как раз сейчас начинается дождик.

— О! — Я не знала, что сказать, умные мысли покинули меня.

— Как твои дела? — спросила наконец Прим. — Мы не виделись столько лет.

— Неужели, неужели прошло столько времени? — Вер казался растроганным. — О Боже, ты что-то сделала с волосами?

— Я подстригала волосы несколько раз с тех пор, как ты уехал.

— И, кажется, стала совсем большой. Ты выросла?

— Только внешне. — Прим постепенно приходила в себя. В ее голосе появилась привычная язвительность.

— Как я рад вновь увидеть тебя! Это замечательно. — Веру, кажется, не хватало слов.

Чтобы старые друзья не смущались под моим взглядом, я отвернулась и сделала вид, что пристально наблюдаю за луком-пореем, который жарился на сковороде.

— Гм, — Вер продвигался на ощупь. — А чем ты занималась все это время? Как поживают твои родители?

— Родители умерли.

— О, прости. Мне очень жаль.

— Не извиняйся, ведь ты не виноват в их смерти.

Я решила прийти Веру на помощь.

— Ты не смог бы открыть бутылку? — Я подала консервный ключ. — Мы с Прим собирались выпить по бокалу вина. Составишь нам компанию?

— Спасибо.

— Я принесу еще один бокал, — Прим выбежала из кухни.

— Ты привела старый дом в порядок, — сказал Вер, окидывая взглядом кухню.

Здесь действительно все сверкало — чашки, стопки тарелок на полках, выскобленный стол.

— Значит, ты знал крестную Виолы. — Увидев на лице Вера недоумение, я продолжила: — Хотела бы я пообщаться с Анной. Ты, очевидно, не знаешь: у бедняжки была болезнь Альцгеймера, умерла она не так давно. Это прозвучит довольно глупо, но я умываюсь в ее раковине, готовлю ужин в ее кастрюлях, читаю ее книги и сплю в ее постели, и поэтому иногда мне кажется, что мы с ней хорошо знакомы.

— Кто такая Виола?

— Крестница Анны. Анна оставила коттедж Виоле. Это замечательный маленький домик, полный прелестных вещей. Наши вкусы на удивление схожи. Я не преувеличу, если скажу, что мы с Анной родственные души.

— Разве сходство во вкусах гарантирует совместимость?

— Не обязательно. Но разве тебя не привлекают люди, которые любят то, что любишь ты?

— Никогда об этом не думал. Пожалуй, ты права.

Вер стоял слегка согнувшись, держал руке на поясе потертых хлопковых брюк и смотрел на меня сверху вниз. Его глаза казались большими, чем глаза Гая, из-за более темных ресниц. Я заметила дырку на рубашке, а нагрудный карман был полностью оторван. Сегодня Вер казался более расслабленным, чем на вечеринке в Гилдерой Холле.

— А вот и я! — Прим принесла бокал и налила вино. — Давайте выпьем за твое возвращение.

— За дружбу — новую и старую, — Вер поднял свой бокал. — И за встречу родственных душ.

Прим быстро взглянула на меня, затем перевела взгляд на Вера.

— Что ты здесь делаешь, Вер? Ты хотел увидеть Фредди?

— Я хотел увидеть Дасти. Но дело касается и Фредди. Боюсь, что у меня плохие новости. Ты наверняка не знаешь, Прим, но Гай проявил благородство и дал мне carte blanche на управление поместьем. Я проверил бухгалтерские документы и пришел к выводу, что необходимо немедленно кое-что предпринять. Мельница приносит убытки уже много лет. Я полагаю, что ее следует закрыть. Только что я сообщил об этом Дасти.

— Как он воспринял новость? — спросила Прим.

— На удивление спокойно. Очевидно, Дасти понимал, что все идет к этому. Я пообещал, что работы ему хватит на ближайшие двенадцать месяцев, — несколько коттеджей в поместье нуждаются в срочном ремонте. Затем он выйдет на пенсию и будет получать неплохие деньги. Таким образом, мне удалось подсластить пилюлю.

— А что будет с мельницей?

— В ближайшее время ничего. Дасти будет оставаться там столько, сколько пожелает. За это он будет поддерживать механизмы в рабочем состоянии. К сожалению, ты теряешь работу, — Вер виновато улыбнулся.

— Не знаю, что и сказать. Я огорчена и рада одновременно. Работа на мельнице нелегка и скучна, но она давала мне возможность хоть как-то существовать. Кроме того, у меня есть подопечные, о которых я должна заботиться.

— Какая же я тупица! — воскликнула Прим. — Я напрочь забыла. У меня есть превосходная работа для тебя. Совет больницы принял решение сделать подарок своему старейшему и самому заслуженному члену. Было решено написать ее портрет и повесить в холле больницы. Я дала тебе такие рекомендации, что решение было принято единогласно.

— Но ведь ты ни разу не видела моих работ!

— Ты права. Но я уверена, что ты сможешь разместить глаза и уши в положенных местах, не правда ли? Никакого кубизма и сюрреализма. Никто не хочет, чтобы леди Фриск выглядела более уродливо, чем она есть на самом деле.

— Леди Фриск? О Боже! Как она отнесется к этой затее? Боюсь, что она недолюбливает меня.

— Ее ужасное величество было настолько польщено предложением Совета, что смогло пробормотать лишь несколько слов о тяжком бремени, гражданском долге и о том, что надеется помочь тебе не скатиться по наклонной.

— Ты ведь не шутишь? Я так тебе благодарна! Ты столько для меня сделала!

— Прим нисколько не изменилась, — сказал Вер, поглядывая на Прим с теплотой. — Думаю, что ты должна стать премьер-министром. Только ты сможешь наладить эффективную работу правительства и заставишь бездельников-министров ходить по струнке. — Я заметила, как изменилось лицо Прим. — Именно такой ты мне и запомнилась. Нужно ли было организовать крикетный матч, чайную вечеринку, собрание садоводов, Прим всегда была главной. Все остальные оказывались слишком ленивыми или слишком заносчивыми. А тот случай! О, мне так стыдно! Помнишь конкурс талантов в муниципальном зале, когда пианист взял на две октавы выше, а сопрано вынуждена была пищать? — Вер засмеялся. — Прим вскочила на сцену и строго отругала зрителей за смешки. Тебе тогда не было и восемнадцати, но даже самые суровые мужики вжались в кресла от ужаса. Ха-ха-ха! Я совсем забыл об этом…

— Рада, что ты развеселился, — голос Прим был обманчиво мягок. — Продолжай.

Вер перестал смеяться, он понял, что сказал что-то не то.

— М-м, да… Я, кажется, не даю вам приступить к ленчу. — Прим словно окаменела. — Я должен идти. Спасибо за вино. Рад был снова вас увидеть. Прим, мы должны как-нибудь встретиться, поболтать. Я хочу узнать все новости.

Вер взглянул на меня. Каждое его движение выдавало замешательство. Мне пришло в голову, что Вер, несмотря на юношеские проступки, стал достойным мужчиной, не способным на хитрость, обман и подлость. Прим сложила губы в подобие улыбки. Точно так улыбаются политики, узнав, что проиграли выборы с незначительной разницей голосов.

— Я пока отнесу ножи и вилки, — сказала я, вытащила приборы из ящика комода и направилась в гостиную.

Вернувшись через несколько минут, я увидела, что Прим одна и плачет. Вера уже не было.