Миссис С-Х уселась во главе стола, повелительным жестом указав Майклу Протеро место напротив. Меня усадили между молодым человеком по имени Ниньян Рид Мазер и незнакомым мне мужчиной, имени которого на карточке я так и не смогла разобрать — что-то вроде Бозерса. Хью усадили напротив меня. Обед начался с закуски из лангустов с омарами и разговора с Ниньяном.

Вскоре оказалось, что мой собеседник обладает раз и навсегда сложившимися взглядами на жизнь — собственно говоря, к изложению их и свелся наш разговор. Не прошло и нескольких минут, как я почувствовала, что с радостью придушила бы его. Этот напыщенный, самоуверенный индюк все более действовал мне на нервы. Он как раз дошел до середины описания какого-то своего разговора с епископом… по словам Ниньяна, этот человек был сущим еретиком, не говоря уж о том, что привык запускать руку в церковную казну. О таких мелочах, как обыкновение беззастенчиво лгать, мучить собак и детей и соблазнять монахинь, он упомянул мимоходом.

— А сколько лет старине епископу? — вставила я, заметив, что он остановился перевести дух.

Он глубоко задумался:

— Лет пятьдесят пять, по-моему.

— Тогда тут уж ничего не поделаешь. Придется вам либо смириться, либо переехать в другую епархию. Или вообще перебраться в Рим. А вы не подумывали о том, чтобы перейти в буддизм? Или в какую-нибудь секту? Кстати, я знаю одну. Она маленькая, но очень строгих правил. Что называется, для избранных.

Ниньян испуганно отшатнулся, словно я ткнула пальцем ему в глаз. Потом обалдело уставился на стол, где еще минуту на тарелке перед ним скучал омар. Взгляд у него был стеклянный. Похвалив себя за находчивость, я повернулась к лорду Болингброку.

— Вы ухаживаете за лошадьми Эммы? — поинтересовался он, соизволив заметить меня наконец.

— Что?! — Я была поражена и даже не пыталась это скрыть.

— Просто подумал, что такая хорошенькая юная особа, как вы, может делать в этом доме, вот и всё.

— Банни, надеюсь, вы не пытаетесь флиртовать с Дианой? — окликнула моего собеседника миссис С-Х. Я никак не могла даже про себя называть ее Эммой. К тому же так звали котенка, которого я обожала. — Выбросьте эту мысль из головы, — хихикнула она. — Диана ужасно умная — учится в Оксфорде.

Лорд Болингброк (прозвище Банни удивительно не шло ему — ничего менее похожего на очаровательного, пушистого зверька просто невозможно было вообразить) с недоверчивым видом покосился в мою сторону.

— Честно говоря, совершенно не разбираюсь в лошадях, — поспешно проговорила я. — Зато моя двоюродная бабушка была суфражисткой. Ее звали Эмили Дэви-сон, и как-то раз после дерби она бросилась прямо под копыта лошади самого короля. Моя бабка всегда говорила, что от пребывания за решеткой она наверняка свихнулась немного.

Перехватив удивленный взгляд Хью, я незаметно подмигнула ему. Сердце мое стучало в груди, словно молот. Конечно, мне, как и всякому нормальному человеку, случалось иной раз лгать по пустякам, но такая чудовищная ложь, как сейчас, еще никогда не слетала с моих уст.

— Да неужели?! — Лорд Болингброк, уже вознамерившийся было повернуться ко мне спиной, теперь смотрел на меня во все глаза, как на какое-то заморское чудо.

Я буквально упивалась своим ораторским искусством. Широко раскрыв глаза и вопросительно пожав плечами, я оглядела сидевших за столом, поймав себя на том, что сама начинаю верить во всю эту чушь.

— Конечно, мой двоюродный дедушка, коммандер Фэйрфакс, был главным виновником гибели Лузитании, как вы все, должно быть, знаете, — невозмутимым тоном заметила я, обращаясь к Банни, как только он замолчал. — Естественно, это было сделано по приказу свыше. Но организовал все именно он.

— Нет! Ради всего святого! — Банни в полной прострации взъерошил густые седые кудри. На верхней губе у него выступили капельки пота. — Моя дорогая юная леди, вы сами не понимаете, не можете понять… такое безрассудство! Я просто не знаю, что… Ни слова больше!

Если я и жалела о чем-то, так только о том, что Хью слишком занят беседой со своей дамой, чтобы заметить успех, который принесла мне его тактика. А я… я была в восторге от собственной изобретательности. Никогда еще ложь не слетала с моих губ так легко, как в эту минуту. Улыбнувшись, я осушила бокал шато д'икем — четвертый по счету, если считать и выпитое перед обедом шампанское. Раньше я никогда еще так много не пила. Вино ударило мне в голову, и я так осмелела, что даже беззаботно подмигнула Хью, поглядывавшему на меня через стол. К несчастью, Банни успел перехватить мой взгляд и замерил его ухмылку. Внезапно лицо его побагровело от ярости, и я немного встревожилась. Потом глаза его сузились, и на губах Банни неожиданно появилась улыбка, не сулящая ничего хорошего. Он наклонился ко мне так близко, что я почувствовала на своем лице его горячее дыхание.

— С радостью отшлепал бы вас, испорченная вы девчонка! Нравится делать из меня дурака, так, что ли? Думаете, совсем из ума выжил, старый осел? Ну, ничего, я вам покажу!

И тут, к моей собственной растерянности, я почувствовала, как его руки шарят по моему бедру. Не успела я опомниться, как он так больно ущипнул меня за ляжку, что я едва не вскрикнула. Банни сладко улыбнулся.

Поднявшись из-за стола, я взяла под руку Каролину и вместе с ней вышла в холл.

Взяв из рук нашей хозяйки кофе, мы с ней устроились на диване и принялись обсуждать книги, которые, по моему мнению, ей стоило прочитать.

Не успели мы допить кофе, как миссис С-Х затолкала нас в машину под тем предлогом, что нам, дескать, необходимо посмотреть дом Джонсонов.

Я ехала в одной машине с Банни, Каролиной и той женщиной, что сидела за столом рядом с Хью. К счастью, Банни втиснулся на сиденье рядом с водителем. Сначала он решительно возражал, но миссис С-Х была непреклонна, и ему пришлось подчиниться. Всю дорогу он мрачно молчал и дымил сигарой в лицо несчастному водителю, который мучительно кашлял от дыма. Но Банни, по-видимому, не было до этого ни малейшего дела.

Раньше мне не доводилось бывать в доме, где жила семья Софи. Но, увидев его, я поняла, что нечто в этом роде я и ожидала увидеть. Огромный, в викторианском стиле, он смахивал на железнодорожный вокзал. И такой же удобный.

Нет ничего более мерзкого и оскорбительного, на мой взгляд, чем присутствовать на вечеринке, когда тебя подчеркнуто не замечают. Гул голосов, чей-то смех и громкая музыка разом обрушились на нас, словно ниоткуда. Лицо у меня, и в особенности губы, внезапно свело, и я почувствовала, что всю меня сотрясает неудержимая дрожь.