— Отуэй? Лалла сказала, что ваша фамилия Отуэй. Вы случайно не родственница Пусси Отуэй?

Дяде Лаллы, Френсису Эштону, было около пятидесяти. Это был крупный мужчина с седыми волосами и очень темными бровями. Даже сейчас, несмотря на возраст, он держался с уверенностью любимца женского пола. Френсис курил сигарету, насаженную на длинный мундштук из слоновой кости. Улыбаясь, он демонстрировал превосходные зубы. Его глаза сохраняли сардоническое выражение, под его пристальным взглядом я чувствовала себя скованно и неуютно. Лалла представила меня дяде довольно небрежно — знакомя нас, она прикуривала сигарету. Мистер Эштон поклонился и поцеловал мою руку с притворной галантностью.

Мы стояли в гостиной в ожидании ужина. Зеленоватая обшивка диванов и легкий запах сырости навевали мысли об укромных лесных полянах. Радость от того, что я нахожусь в деревне, в окружении живой природы, занимала все мои мысли.

— Да, она моя тетя.

— Думаю, мы уже можем присесть, Лалла?

Лалла выдохнула сигаретный дым изо рта. С ее лица не сходило презрительное выражение. Она плюхнулась в кресло, стоявшее рядом с камином. Ее дядя медленно опустил свое грузное тело на диван. Диван заскрипел под его тяжестью. Мистер Эштон немного поморщился и сказал:

— Пусси Отуэй была очень красивой женщиной. Я долго вспоминал ее, конечно, пока не принял сан.

Мистер Эштон был одет в черный сюртук со стоячим воротничком, какие обычно носят священники, но в его бегающих глазах не было и тени духовности, присущей святым отцам.

— Хотелось бы верить, что она не забыла меня… Однажды мы встретились на вечеринке в Дорчестере… затем продолжили в ночном клубе. Я уже не помню, как этот клуб назывался… На самом деле есть вещи, о которых лучше не вспоминать… — Он широко улыбнулся, но его глаза оставались холодными. — Сюзан все равно мне не поверит. Она считает, что ее отец — выживший из ума старый болван.

Все посмотрели на Сюзан — она покраснела и съежилась. В словах мистера Эштона чувствовалась некоторая жестокая двусмысленность. Нам давали понять, что на самом деле тупица она, а он, напротив, продолжает оставаться воплощением остроумия и здравого смысла.

Сюзан было около тридцати. Она была небольшого роста и очень худенькая. Ее мышиного цвета волосы были заколоты назад. На лице, полностью свободном от косметики, застыло выражение вечного недовольства. Вокруг рта и между бровей виднелись морщинки. Сюзан постоянно хмурилась, казалось, что ей тяжело сдерживать накопившееся раздражение. Ее крохотная грудь была обтянута выцветшим желтым свитером. Свитер казался очень узким, по-видимому, он сел после многочисленных стирок. На бедрах Сюзан болталась коричневая старомодная юбка, а на ногах были толстые чулки и высокие ботинки со шнуровкой.

Лаллин дядя посмотрел мне в глаза, затем перевел взгляд на накрашенные губы. Опустив голову, разглядывал некоторое время пятно крови на платье, а затем, о черт, уставился на мою обувь. Я забыла переобуться. Белые парусиновые туфли, которые я купила утром в магазине, утратили свой цвет и форму. Они промокли насквозь и были покрыты толстым слоем грязи и клочками прилипшей травы. Мистер Эштон перевел взгляд на Лаллу, которая театрально зевала, сидя в кресле.

— Неужели, дорогая племянница, наше появление навевает на тебя такую скуку?

— Мы собирались прийти к тебе пообедать, Френсис, — ответила Лалла. — Наша кухарка сегодня уволилась. Хаддл сообщил, что в агентстве не смогут подобрать никого до следующей недели. Потом я вспомнила, что у вас в доме нет прислуги. Хотя зачем вам прислуга? Стоит только вечером пересечь парк — и вы уже у нас. Нам всем доставляет огромное удовольствие видеть вас в гостях каждый вечер. — Лалла приподняла голову и злобно посмотрела дяде в глаза.

— Ты должна знать, дорогая племянница, что служители Господа бедны как церковные крысы. — Френсис мрачно улыбнулся, его глаза угрюмо горели. — Боюсь, мне будет не под силу содержать штат прислуги, какой вы можете позволить себе в Инскип-парке. И самое главное — я так часто прихожу к вам, потому что хочу видеть твою маму, я очень беспокоюсь о ее самочувствии. — Он повернул голову ко мне. — Моя сестра не совсем здорова. Вы, должно быть, это заметили? Вы не могли этого не заметить, мисс Отуэй! Она принимает близко к сердцу самые заурядные события. Ее восприятие мира несколько искажено. Но кто-то сказал, по-моему, Марк Твен: мы все немного сумасшедшие, если бы мы были абсолютно нормальны, то жизнь была бы невыразимо скучна. — Он захохотал, широко раскрыв рот.

Я вежливо улыбнулась, давая понять, что оценила шутку, но в то же время не могу принять утверждение о том, что хозяйка дома немного не в своем уме.

— Очень благородно, Френсис! — пренебрежительно фыркнула Лалла. — Но сегодня на ужин тебе придется довольствоваться тем, что останется. Скажи спасибо хотя бы за это. Мы готовим самостоятельно: Джайлс жарит на кухне омлеты, Джереми будет подносить еду, Виола испекла пудинг, а я сделала заправку для салата.

— Ах да! Мистер Джайлс Фордайс! Это тот несчастный молодой человек, которого пленили чары моей маленькой вредной племянницы? — Френсис взял бокал шерри с подноса, который подал ему Хаддл, но отмахнулся от печенья. Мистер Эштон посмотрел на меня с наигранным изумлением. Я поняла: он пытался привлечь меня на свою сторону в споре с Лаллой. — Что мне делать с ней? Ни один мужчина в ее присутствии не может чувствовать себя в безопасности.

Было очевидно, что от Френсиса ничто не может укрыться. Его глаза рыскали кругом, он видел всех насквозь. Любое событие, происходящее в доме, становилось объектом его пристального внимания. Хотя, с другой стороны, даже самый неопытный наблюдатель смог бы заметить, что Лалла вскружила Джайлсу голову. Когда они вернулись домой с конной прогулки, Джайлс выглядел по уши влюбленным. Он не отрывал от Лаллы глаз. Его мысли витали где-то далеко, он рассеянно бродил по гостиной, невпопад отвечая на вопросы.

— Не понимаю, о чем ты говоришь. — Лалла повела плечами и угрюмо уставилась вниз, старательно разглядывая носки своих туфель. — Я просто развлекаю наших гостей, пытаюсь уделять им достаточно внимания. Ты всегда говорил — хотя какое твое дело? — что мы должны соблюдать приличия. Я показала Джайлсу несколько памятников в Клопстоне. Мне памятники кажутся довольно скучными, но ему, похоже, понравилось.

— Если ты немного ограничишь свое внимание, то у гостей будет меньше поводов для недовольства. Но что я слышу? Мне иногда кажется, что ты соблюдаешь приличия довольно далеко от дома и в весьма неподходящем месте. Я слышал, ты зачастила в Баккетс Вуд?

Щеки Лаллы покрылись румянцем.

— Если ты веришь всяким сплетням, мне нечего сказать. — Она попыталась засмеяться, но было заметно, что Лалла не на шутку взволнована. — Ты становишься слишком назойливым, Френсис. Тебе, очевидно, больше нечем заняться. После ужина вы с папой помоете посуду. Вас никогда нельзя заставить сделать хоть что-нибудь полезное. От вас нет никакого толку, словно от трутней в улье.

Сюзан, которая не принимала участия в разговоре и молча стояла у окна с довольно кислым выражением лица, обернулась посмотреть, как ее отец отреагирует на эту дерзость. Я не могла сдержать улыбку — участие Лаллы в приготовлении ужина ограничилось только тем, что она смешала лимонный сок с оливковым маслом и, повинуясь инструкциям Джайлса, разорвала несколько листьев салата. Она отказалась давить чеснок, мотивируя это тем, что не переносит его запаха.

— Я так счастлив, мисс Отуэй, что вы не приняли на вооружение начальственные повадки современных эмансипированных женщин. Мне иногда больно на них смотреть. — Френсис изо всех сил старался показать, что не желает быть втянутым и перепалку, но было очевидно — это давалось ему с большим трудом. — Очаровательные молодые леди всегда должны помнить, что сила женщины — в ее слабости.

— Будь осторожна, Виола. — Лалла бросила недокуренную сигарету в камин. — Мой дядя пытается флиртовать с тобой, он делает это неспроста!

Френсис окинул Лаллу тяжелым взглядом, но, тут же справившись с собой, разразился притворным смехом:

— Я отказываюсь быть объектом насмешек, моя дорогая Лалла! Ты, кажется, немного переходишь границы. Я беспокоюсь, как бы ты не наломала дров. Юность всегда сопровождается разочарованиями. К счастью, у всех это проходит… Ах, Ники, мой мальчик, что это у тебя?

Ники, который лежал на полу за диваном и читал книгу о Тутанхамоне, поднялся и подошел к Френсису без видимого энтузиазма. Он молча стоял, пока Френсис листал страницы.

Полчаса назад, спускаясь по лестнице в гостиную, после того как я с трудом привела в порядок лицо и волосы, растрепанные после прогулки в Баккетс Вуд, я услышала голос Джайлса. Он звучал на удивление робко: «Ники! У меня есть кое-что для тебя. Я зашел в книжный магазин купить карту и случайно обнаружил вот это».

Внутренний голос подсказал мне, что Джайлсу не нужны лишние свидетели; я остановилась и затаилась в тени лестничной площадки.

— Для меня?! Правда?! — воскликнул Ники с удивлением и надеждой.

Раздался шорох бумаги. Я всматривалась вниз из своего укрытия. Если Джайлс и хотел награду за свой поступок, то он, безусловно, получил ее — лицо Ники светилось от восторга.

— Это ведь моя книга, я несколько месяцев собирал деньги, чтобы купить ее! Вы действительно дарите ее мне?

— Конечно, дарю!

— Но книга стоит очень дорого, почти четыре фунта! Спасибо, сэр, это круто! Но папа, он может рассердиться. Бьюсь об заклад, он не разрешит мне принять подарок.

— Не говори ему ничего! Я решил подарить книгу тебе, это не касается твоего папы. Не говори никому! Я бы на твоем месте сохранил наш разговор в тайне.

— Хорошо! Я так долго мечтал об этой книге. Спасибо, спасибо вам огромное, сэр! — Ники продолжил после короткой паузы. — Отец считает, что я слишком много читаю. Он говорит, что это вредно для моих легких. Вы думаете, он прав?

— Думаю, что нет. Должен сказать, что нельзя читать слишком, — Джайлс подчеркнул последнее слово, — слишком много. Кстати, перестань обращаться ко мне «сэр»! Зови меня по имени!

Я подождала, пока Джайлс выйдет из гостиной, и спустилась вниз.

Френсис внимательно рассматривал книгу. Ники стоял рядом. Весь его вид говорил о том, как нелегко ему было выпустить из рук свое сокровище. Я взяла ломтик печенья с подноса и бросила собакам, которые лежали на коврике у огня. Собаки, зарычав, кинулись за печеньем. В пылу борьбы они уронили лампу — бронзовую женщину со светильником в руке, одетую в классическую тогу с ниспадающими складками. Лампа стояла на камине. Свалившись на мраморную каминную плиту, она разбилась вдребезги. Сэр Джеймс, который вошел в эту минуту в комнату, приказал собакам вернуться на место. Псы, покорно поджав хвосты, поползли на свой коврик. Один из них, кажется Надж, украдкой облизывался.

— Что происходит? Собаки словно взбесились! Почему они ведут себя так? — проворчал сэр Джеймс.

Он звонком вызвал Хаддла, чтобы тот поставил лампу на место и вымел осколки стекла. Я почувствовала, что краснею. Френсис, не отрываясь, пристально смотрел на меня.

— Один сумасшедший политик сказал: «Чем больше я узнаю людей, тем сильнее люблю собак», — вмешалась Лалла. — Грязные, вонючие животные.

— О ком ты говоришь? — спросил Френсис.

Он посмеивался, глядя в мою сторону. Я была уверена, что он догадывался, кто был истинной причиной суматохи.

— Очень интересная книга! — сказал Френсис, не дождавшись ответа Лаллы. — Это мама подарила тебе?

— Нет, сэр. Можно я заберу ее обратно, пожалуйста? Я лучше почитаю наверху. Всем спокойной ночи.

Ники направился к выходу. На половине пути он был остановлен появлением матери. Леди Инскип была одета в серебристое платье с накладными плечами. Платье спускалось ниже колен, подчеркивая ее невероятную худобу. Губы леди Инскип были сильно накрашены, брови высоко подведены черным карандашом. Было что-то театральное в выражении ее лица. Волосы леди Инскип были туго стянуты в узел и покрыты голубой сеткой. На макушке сверкала бриллиантовая брошь. Леди Инскип напоминала маленькую девочку, которой мама в первый раз разрешила поиграть со своей косметикой.

— Добрый вечер! Добрый вечер, Ники! Поцелуй маму, перед тем как пойдешь в постель!

Ники поднялся на цыпочки и прикоснулся губами к нарумяненной щеке леди Инскип. Затем быстро вышел из комнаты.

— Здравствуй, дорогой Френсис! Сюзан, как поживаешь?

— Очень хорошо, спасибо, тетя! — ответила Сюзан безжизненным голосом, не открывая глаз.

— Ах, вы еще здесь, Виола! Какое счастье, что вы и мистер Фордайс останетесь с нами еще на один день! Нет, нет, не вставайте, мне очень удобно на моем месте!

Лалла, которая до этой минуты не обращала на мать никакого внимания, сказала:

— Глупости, мама! Тебе будет холодно, ты же надела летнее платье!.. Садись на мое место, а я пойду помогу Джереми и Джайлсу.

Она вышла, оставив нас вчетвером допивать шерри.

Омлет, который приготовил Джайлс, был подан к столу с соблюдением мельчайших правил этикета. Френсис рассыпался в комплиментах. Я должна была признать, что по сравнению со вчерашним ужином еда была просто превосходна. Блюдо с немного разваренным картофелем (я зазевалась и не сняла картофель с огня вовремя) и салат были дополнением к яйцам.

Сэр Джеймс очень быстро съел картошку и омлет. Он отказался от салата, скорчив гримасу отвращения. Это напомнило мне Р. Д., который считал, что поедание листьев салата в моральном отношении хуже содомии. Сэр Джеймс завершил трапезу, выпив немалое количество красного вина. Я сделала глоток — вино пахло паутиной и ржавыми гвоздями.

— Замечательный кларет, Джеймс! Что это, «A Margaux»? — спросил сидевший справа от меня Френсис.

Сэр Джеймс буркнул что-то в ответ и обратился к Сюзан, которая сидела напротив. Он спросил, слышала ли она результаты последних отборочных матчей по крикету. К счастью, Сюзан что-то слышала, и между ними завязалась оживленная беседа.

На дальнем конце стола завязался другой разговор. К сожалению, я не могла принять в нем участие по причине собственного невежества. Я слышала, как Джайлс рассказывал кому-то о монументах в Клопстоне, его лицо было скрыто клубами дыма горевших свечей.

— Это самые лучшие скульптуры из алебастра, которые мне приходилось видеть! — Джайлс говорил с воодушевлением. — Конечно, где-то рядом есть гипсовый карьер. Я видел пометку на карте.

— Что такое гипс? — Лалла с трудом сдерживала зевоту.

— Сульфат кальция, известь. Если его развести водой, то получится штукатурка. Впервые его обнаружили в районе Парижа. Обширные пласты гипса спрятаны в земле под Монмартром.

— Мы провели незабываемые минуты на приеме, организованном в честь президента Трумэна в британском посольстве в Париже, — сказала леди Инскип. — Это было сразу после войны. Там еще был какой-то русский. Он выковырял всю начинку из пирожков с омарами и съел ее. Бедняга, кажется, недоедал. Жена посла пришла в ярость.

— Наши запасы гипса были обнаружены в тринадцатом столетии, — продолжил Джайлс, когда леди Инскип закончила. Она самоотверженно сражалась с листом салата, одиноко лежавшим на тарелке. — Его должно быть особенно много здесь, и Тренте. Алебастр — это плотная форма гипса, минерал настолько мягкий, что его можно резать ножом для бумаги. Он требует тщательной полировки, но это только добавляет ему прелести. Алебастр — самый подходящий материал для скульптора, его структура позволяет мастеру удивительно точно передавать мельчайшие детали. Ни один другой камень, даже твердый мрамор, не идет с ним ни в какое сравнение. Но алебастр боится воды, скульптуры из алебастра должны стоять в помещении, дождь или снег быстро разрушит их. Это камень девственно белого цвета с красными вкраплениями…

— Давайте забудем на минуту о девственно белых камнях и поаплодируем Виоле за ее кулинарное мастерство, — прервала его Лалла.

Кто-то поставил дымящееся блюдо на стол напротив меня. Пудинг! Я с гордостью посмотрела по сторонам. Содержимое тарелки немного напоминало мучную болтушку, которую я в детстве использовала, чтобы мастерить фигурки из папье-маше. В Инскип-парке был избыток молока, его каждое утро приносили с фермы неподалеку. В кладовой нашлись упаковка манной крупы и сахарная пудра. Это были основные ингредиенты. Я долго с удовольствием растирала манку, сахар и молоко до состояния густой кашицы, чувствуя, что на этот раз у меня должно получиться. В манке ползали крохотные коричневые жучки, мне пришлось попотеть, чтобы вытащить их оттуда.

— О Лалла! — воскликнула я протестующе. — Перестань льстить мне! Я боюсь, что не оправдаю ожиданий. Это всего лишь манный пудинг с джемом. Я прочитала рецепт на упаковке. Давайте лучше дослушаем Джайлса. Каким образом гипс попал в землю?

— Миллионы лет назад на месте долины плескалось соленое море. В течение нескольких веков море высохло от жары. Скелеты рыб и других тварей, живших в воде, отложились в грунте. Они и образовали то, что мы называем гипсом или алебастром.

— Оставь нам немного джема, Френсис! Не съедай весь! — Лалла опять перебила Джайлса. — Как это похоже на тебя, дорогой дядюшка!.. Хаддл, у нас остался джем?

— Мне очень жаль, мадам. Огонь в камине плохо горит, потому что это свежеспиленный каштан. Я просил Баузера подыскать сушняк, но этот человек всегда делает все наоборот.

— О Господи!.. Спасибо, Хаддл, это уже не важно… Джайлс, как звали женщину, о которой ты рассказывал днем? Ту, которая пострадала от пластической операции? Джайлс сказал, что у меня белая, как алебастр, кожа, а я ответила: чтобы сохранить кожу белой и гладкой, как у женщины на надгробье, мне понадобится пластическая операция.

Я хорошо видела Лаллу сквозь ветки карликовой пальмы, которая стояла в горшке посредине стола. Лалла, казалось, любовалась собой.

— Ее звали Глэдис, герцогиня Мальборо, — ответил Джайлс. — Все это сплетни, не стоящие того, чтобы повторять их в приличном обществе.

Голос Джайлса звучал несколько раздраженно. Думаю, что мужчины не очень любят, когда их попытки соблазнить женщину делают достоянием общественности за обеденным столом.

— Но это сорт сплетен, которые я обожаю, — настаивала Лалла. — Хорошо, если ты такой ханжа, я сама все расскажу… Она была красивой, хорошо образованной американкой, которая мечтала выйти замуж за герцога. Глэдис удалось осуществить свою мечту, когда ей исполнилось сорок лет. Многочисленные препятствия, которые она преодолела, не сломили ее. Стремясь сохранить красоту, она настояла на пластической операции — ей казалось, что ее нос недостаточно идеален, она же хотела классический греческий профиль. Глэдис сделали инъекцию воска в переносицу и случайно занесли инфекцию. Со временем воск поплыл вниз, и на ее подбородке образовались два уродливых нароста. Она была вынуждена носить высокие воротники, чтобы прятать их. В конце концов бедняжка сошла с ума.

Леди Инскип швырнула вилку и нож на стол, ее тарелка зазвенела от удара.

— Послушай, Милли! — решительно вмешался Френсис. — Помнишь, я обещал тебе подарок на день рождения? Я уже заказал билеты на «Рудигор».

— О Френсис, как мило! Ты самый лучший на свете брат! — Леди Инскип улыбнулась, ее губы немного дрожали.

— Как насчет того, чтобы спеть дуэтом после ужина? — продолжил Френсис. — Давай попробуем песню о весельчаке, который впал в уныние, не ел и не пил, потому что по уши влюбился в юную леди.

— Замечательно! — Леди Инскип захлопала в ладоши от восторга.

— Сюзан, ты сыграешь для нас? — спросил Френсис таким тоном, что было очевидно — вопрос чисто риторический.

Сюзан в ответ посмотрела угрюмо.

— Мы собираемся немного потанцевать в оранжерее, — сообщила Лалла. — Конечно, если Сюзан не согласится сыграть для вас, нам придется отказаться от этой затеи.

Сюзан ответила ей взглядом, полным скрытой ненависти.

— Танцы? Ты стала романтичной, Лалла, — сказал Френсис с деланной искренностью. В его словах чувствовалось что-то неприязненное, спрятанное глубоко внутри, как булыжник в снежном коме.

— О нет. Это все оттого, что я хочу развлечь немного Виолу и Джайлса. Они умирают от холода и скуки. Джайлс сказал, что его постель была настолько сырой, что он боялся утонуть.

— Лалла, ты преувеличиваешь!

Мне показалось, что Джайлс смутился.

— Ничего подобного, я говорю правду.

Их спор звучал, как шутливая ссора любовников, с приглушенным желанием с одной стороны и легким поддразниванием с другой. Мне стало неинтересно, я перестала слушать. Другие мысли одолевали меня. Я размышляла о словах Джайлса. В моем воображении возникла картина гигантского моря — несметное количество прозрачных существ, кишащих в соленой воде под палящим солнцем. Понадобились миллионы лет, чтобы превратить их в белый камень. Трудно было поверить, что на месте особняка, где мы расположились, когда-то плескались волны. Меня утешала мысль о том, насколько мелочны наши повседневные заботы перед лицом вечности. Самое большее, на что мы могли рассчитывать после смерти, — это на то, что наши кости послужат полезным строительным материалом для жизненных форм, пришедших нам на смену. Я задавала себе вопрос: каким образом все это многообразие видов могло существовать, расти и развиваться? Как мир мог возникнуть без вмешательства Творца? Чем глубже я познавала Природу, тем больше убеждалась в существовании великодушного, занятого созиданием Бога.

Сэр Джеймс положил ложку на стол.

— Это было то, что я называю первоклассным пудингом, — сказал он, глядя мне прямо в глаза. Первый раз с момента нашего прибытия в Инскип-парк он обратил на меня внимание.

Леди Инскип позвала меня, Лаллу и Сюзан за собой. Мы последовали в гостиную пить горький кофе. Я сварила кофе перед ужином: кажется, я насыпала в воду слишком много порошка. Через пятнадцать минут к нам присоединились мужчины. Френсис, прихрамывая, шел впереди. Он опирался на палку. Было заметно, что каждый шаг дается ему с большим трудом. Доковыляв, он рухнул в большое кресло, которое стояло возле рояля. Немного погодя он взмахнул палкой, и Сюзан немедленно подбежала к нему. Я с сочувствием наблюдала, как бедная девушка металась в поисках нот, а потом, установив их на пюпитр, безропотно села за рояль. Сэр Джеймс уселся так далеко от рояля, как только мог. Он раскрыл газету, словно пытаясь отгородиться ею от окружающего мира. Большой датский дог Вольдемар положил огромную голову хозяину на колени.

Джайлс, Лалла, Джереми и я в спешке покинули гостиную. Нип и Надж последовали за нами. Я от всей души сочувствовала Сюзан, но не было такой силы, которая смогла бы заставить меня остаться. В детстве, во время учебы в школе, я испытывала подобные чувства — ужасную смесь жалости и стыда. Всегда находился кто-то, кого не очень хотели принимать в компанию. Бедная девочка могла быть слишком толстой или не модно одетой. Я никогда не могла найти в себе мужество встать на ее защиту или подружиться с ней. Я была счастлива тем, что меня принимали в круг избранных — haute monde.

— Попробуйте новую версию «атомной бомбы», — сказал Джереми, зажав в руках графин с чем-то, похожим по цвету на лондонский туман — таким же густым и серо-коричневым. — В рецепте написано: смешать бренди и абсент в равных пропорциях, но у нас нет абсента, я добавил перно и калуа . Мне кажется, получилось неплохо.

Я осторожно сделала глоток. Вкус и правда был превосходный.

— Я должна кое в чем признаться, — сказала я, когда Джереми обнял меня и закружил в танце. — Я чувствую себя ужасно из-за того, что произошло перед ужином.

— Нет никакой причины для волнений, — промурлыкал мне на ухо Джереми. — Собери свои тревоги и оставь их на пороге!

Я рассказала ему о том, что это я бросила печенье собакам, а они так разошлись, что опрокинули лампу.

— Мне нужно было во всем признаться, но я испугалась твоего отца. Тетя Пусси никогда не простит мне, если узнает. Я была не права и готова заплатить за нанесенный ущерб.

— Я понял, какую лампу ты имеешь в виду. Эту уродливую статуэтку, стоявшую на камине. Я запрещаю тебе говорить о ней. В конце концов это собаки разбили ее, а не ты! — Он прижал палец к губам. — Тс-с!.. Больше ни слова, лучше расскажи мне о своей замечательной тете!

Джайлс и Лалла танцевали в дальнем углу оранжереи, а мы с Джереми двигались в фокстроте, стараясь не наступить на горшки с папоротниками. Нип и Надж путались под ногами, пытаясь согнать нас, как овец, в кучу. «Атомная бомба», кажется, состояла из бренди в гораздо большей мере, чем из всего остального, я быстро опьянела. Джереми не отставал от меня. Он засыпал меня вопросами о моем детстве, любая мелочь, связанная со мной, казалась ему чрезвычайно интересной. Я не хотела рассказывать обо всем и, чтобы отвлечь его от опасных тем, предложила станцевать танго. Он усвоил основные па довольно быстро, и мы двинулись в танце, прижавшись щека к щеке. Мы страшно веселились, перепрыгивая через тела заснувших на полу собак.

Лалла и Джайлс кружились, постепенно замедляя шаг. Голова Лаллы лежала на плече у Джайлса, ее глаза были закрыты. Я подумала о том, как это прекрасно — любить и быть любимой. Легкий укол ревности пронзил мое сердце. Я подумала о Пирсе. Я не вспоминала о нем целый день. Это было неоспоримым доказательством того, что я ни капли его не любила.

Мы пошли спать, когда было далеко за полночь. Свет в гостиной уже не горел. Я снова подумала о несчастной Сюзан. Спустившись в ванную, я тщательно почистила зубы и умылась, намылившись новым куском мыла. Я подумала, как мало на самом деле надо человеку для счастья. Добежав до спальни — босиком по холодным ступенькам, — я обнаружила Джереми, который по-хозяйски развалился в моей кровати.

— Я только хочу приласкать тебя на ночь, — сказал он, раскинув руки. — Я не буду приставать, обещаю. Надеюсь, ты не против, моя маленькая девочка?

— Так и быть, если ты обещаешь!.. О Господи, окно, я совсем забыла о нем. Неудивительно, что здесь так холодно. Мне очень жаль!

— Ничего страшного! Все это не имеет значения! Иди ко мне, дядюшка Джереми согреет тебя. Давай представим, что мы древние саксонцы и лежим на земле, укрывшись овечьими шкурами.

Я улеглась в постель. Джереми обнял меня, а я смотрела на звезды сквозь пробоину в окне. Звезды светились высоко в небе и подмигивали мне своими зелеными глазами.

— Англия, должно быть, была волшебной страной в те далекие дни, — пробормотала я задумчиво. — Дикие нетронутые леса, немногочисленные дороги и крошечные поселения, затерявшиеся среди холмов. Немного стыдно жить в эпоху, когда люди безжалостно загрязняют землю. Во время ужина я думала о миллионах лет, когда природа не испытывала ни малейшего вмешательства. И тут появляемся мы и за несколько столетий переворачиваем все с ног на голову — прожигаем дыры в атмосфере, вырубаем леса, засоряем землю, строим уродливые города и дороги.

— Ты несколько преувеличиваешь, мой ангел. Ты в чем-то права, но если люди смогли долететь до Луны, научились пересаживать органы и общаться друг с другом через континенты, то что мешает им навести порядок на земле? Кто сказал, что мы не найдем способа справиться с загрязнением окружающей среды, не избавимся от уродливых строений и не сможем дать всем достойное образование? Возможно, остался всего лишь маленький шаг к достижению этой цели. Один шаг — и жизнь на земле станет лучше. Знаешь, я люблю город больше, чем деревню. Мне хотелось бы жить в Лондоне, а не здесь. Ночной клуб, набитый современной аппаратурой, — это первый шаг к улучшению моей собственной жизни на планете Земля.

— Нет, я не очень люблю ночные клубы. Они все одинаковы. Ты заходишь в темную душную комнату, более или менее богато украшенную. Громко играет музыка, еда и напитки стоят очень дорого. Пьяные посетители бесцеремонно осматривают тебя с ног до головы. Находиться в ночном клубе для девушки равносильно тому, что выставить себя на продажу в магазине. Все топчутся на месте, переступая с ноги на ногу, а я люблю танцевать.

— Должен сказать, танцуешь ты превосходно! И это только одно из множества твоих достоинств. А твое прекрасное лицо, а фигура, как у Афродиты? Знаешь, мне кажется, что я начинаю влюбляться в тебя… Может… Может быть, попробуем снова?

— Не думаю, что это хорошая идея. Не обижайся, ты мне очень нравишься, но у меня уже есть парень. Ты же знаешь, что говорят о женщинах, которые спят с новым мужчиной, не успев разойтись со старым!

— Конечно, знаю. — Джереми вздохнул. — Черт побери, кто этот счастливчик? Расскажи мне о нем, а я постараюсь не дать своей ревности вырваться наружу.

Я попыталась вкратце описать ему Пирса. Джереми постоянно задавал вопросы. Я обнаружила, что незаметно для себя раскрыла все наши секреты, включая странное поведение Пирса в постели.

— Нет, не думаю, что это нормально. Как можно ударить девушку осознанно? — сказал Джереми. — Конечно, я плохой эксперт, но я прочитал о сексе все, хоть никогда и не занимался им. Твой Пирс, кажется, немного не в себе. Обещай, что будешь с ним осторожна!

Я пообещала. Мы поговорили еще немного о наших сексуальных переживаниях. Между нами установилась та особая, теплая атмосфера, которая возникает между старыми друзьями. Мне казалось, что мы знакомы целую вечность. Голова Джереми, лежавшая на моем плече, вдруг стала тяжелой. Он тихо заснул. Я улыбнулась про себя, вспомнив его слегка приукрашенный рассказ перед ужином. Джереми поведал за столом о наших приключениях в лагере угольщиков. Я не винила его. После того как я сама стала причиной глупого происшествия с дорогой лампой, у меня не было морального права обвинять кого бы то ни было.

— Вам, похоже, крупно повезло, — сказала Лалла, когда Джереми закончил рассказ. — Они запросто могли спустить на вас собак.

Джереми смутился:

— Откуда ты знаешь, Лалла?

— Я нисколько не удивлюсь, если выяснится, что Лалла знает об этих угольщиках больше, чем ты думаешь, — вмешался в разговор Френсис. Он немного приподнял черные брови и злорадно ухмыльнулся.

— На что ты намекаешь?

— Вы видели в лесу радугу? — спросила я поспешно, пытаясь разрядить обстановку.

— Я видела радугу из своего окна! — воскликнула леди Инскип. — Она напомнила мне картину Милле «Слепая девушка», те же яркие краски, та же сочная зелень.

— Я не видела радуги, — ответила Лалла презрительно. — Мы с Джайлсом целый день скакали верхом. Я обогнала его, хоть и дала фору на старте.

Лалла торжествующе засмеялась. Было что-то болезненно двусмысленное в ее ответе — она скакала целый день к своей цели. Мне пока была не ясна ее цель, но я чувствовала, что Лалла гонится за ней, не думая о последствиях.

Джереми начал слегка похрапывать. Я прижалась к нему всем телом, испытывая наслаждение от прикосновения его рук. Мои глаза закрылись, я стала проваливаться в сон. «Все-таки это был чертовски интересный день», — подумала я напоследок.