Глава 1

БРОНЗОВЫЙ МАЛЬЧИК В СНЕГАХ

Кто-то выслеживал его в зимнем лесу.

О невидимом охотнике нашептывали то шорох снега, упавшего с сосновой ветки, то похрустывание в ломких кустах шиповника, то треск сучьев в старом буреломе.

Но Брант, как его учили, оставался спокойным и не спеша пробирался через чащу.

На каждом шагу под сапогами хрустел и проламывался наст, покрывавший сугробы. Тот, кто гонится за ним, без труда найдет его по следам. Отец отчитал бы Бранта за подобную неосторожность, да только он давно лежал в могиле, не сумев защититься от клыков пантеры, и теперь некому было наставлять на ум его сына.

Тем более в этой непонятной холодной стране, где Брант чувствовал себя так же неуютно, как рыба, вытащенная из воды на берег. Он жил тут уже больше года, но до сих пор не привык к здешнему воздуху, который казался ему слишком плотным.

Старейшинам вольно было выставить его из родной земли и назвать это благословением, отдать в странную школу в Чризмферри и объявить это счастьем, обрадоваться его избранию в служители ольденбрукского бога и провозгласить это судьбой. Но сам Брант никогда не считал этот край своим домом.

И потому он соблюдал обычаи — почитал отца и придерживался старого уклада. Покидал каждое утро каменные мосты и опоры Ольденбрука и уходил на охоту в леса, что окружали огромное озеро. Вот и сейчас он нес на плече трех зайцев, выпотрошенных, ободранных и нанизанных на древко стрелы. На другом плече висели байбановый лук и колчан, и перышки стрел щекотали ему левое ухо.

Сегодня отец не смог бы к нему придраться. Зайцев он убил быстро. Три стрелы — три сердца. Разделал их на месте, оставил внутренности на снегу, запах крови в воздухе. Таков был Путь — делить добычу с лесом. И этому на его далекой родине, в Сэйш Мэле, учили каждого ребенка. Учила сама Охотница, госпожа облачного леса, богиня земли и листвы. Но здесь… никто Пути не почитал, кроме Бранта.

Да и с чего бы? Это же не царство земли. Страна рек, озер, прудов.

Добравшись до знакомого ручья, где он увидел собственные следы, уходившие в заснеженную просеку, Брант остановился и прислушался. Шепот леса затих. И все же он выждал несколько долгих мгновений.

Потом, не сводя глаз с чащи, опустился на колени на берегу, проломил тонкий лед и, опустив в ручей флягу из козьей кожи, стал набирать воду. Сосновые ветви над головой качнул ветер, Бранта осыпало снегом. На лед упал пробившийся сквозь крону луч солнца.

Осколки засверкали, в них отразились упавшая на лоб прядь растрепавшихся каштановых волос… прищуренный от внезапного яркого света изумрудный глаз… крепко сжатые губы… упрямый подбородок, заросший двухдневной щетиной.

Брант замер, узнав вдруг в этом раздробленном отражении не самого себя, а своего отца. Хотя по сравнению с отцовской бородой, густой и темной, щетина, конечно, была редковата, какой она и должна быть у юноши пятнадцати зим от роду. И вот та отметина, что не позволит спутать его ни с кем, — ветвистый шрам на горле, уродующий гладкую бронзовую кожу. Похожий, если прищуриться, на руку, которая душит.

Ветер стих, ветви перестали колыхаться, снова пала тень. Пора возвращаться. Брант поднялся на ноги и зашагал вдоль скованного морозом ручья, следуя его прихотливым извивам. За последним поворотом глазам открылся голубой простор Ольденбрукского озера. Такого большого, что вполне сошло бы за море. Дальний берег даже этим ясным холодным утром казался миражом.

Там, где в озеро впадал ручей, курилась дымкой проталина. Остальное пространство громадного водоема замерзло, перестав быть гладью, — всюду вздымались высокие гребни сугробов, наметенных зимними ветрами. Лишь возле города острыми серебряными скребками расчищали катки для игр.

Брант наблюдал за играющими со стороны или сверху, с мостов. Ко льду он относился настороженно, и не потому, что боялся поскользнуться и упасть. Расчищенный, тот становился прозрачным. Сквозь него виднелись глубины озера, где чтото двигалось. Он казался скорее иллюзией, чем прочной опорой.

Твердая земля под ногами была куда привычнее. Брант приближался, похрустывая снегом, к границе между лесом и озером, к частоколу мертвого камыша. И не испытывал никакого желания сойти с берега и ступить на неверный лед.

Но вмиг почувствовал его, услышав за спиной рычание.

Невидимый охотник наконец себя обнаружил.

Мальчик развернулся лицом к тенистой чаще, упал на одно колено, крепко стиснув рукоять ножа, и медленно втянул воздух носом. Дома, в Сэйш Мэле, он давно уже определил бы по запаху, кто именно его преследует. Но в здешнем проклятом сухом воздухе не чуял ничего.

Зверь догнал его бесшумно. Словно дымка, клубившаяся над полыньей.

Даже настом не хрустнув.

Предупредив лишь рыком, в котором слышался голод.

Взяться за лук Брант не рискнул. Он знал: стоит шелохнуться — и зверь нападет. Поэтому замер неподвижно, как цапля, охотящаяся в камышах. И разглядел наконец над самой землей горящие красным огнем глаза — гораздо ближе, чем ожидал. Увидел бугристую шею, массивное туловище. Призрак обрел плоть.

Белый мех сливался со снегом, очертания зверя казались размытыми. И все же видно было, что он огромен, по плечо Бранту. Он угрожающе наклонил голову, оскалил желтые клыки. Широко расставил лапы, созданные для беззвучного бега по насту. Впился черными когтями в ледяную корку, готовясь к прыжку.

Кончики ушей украшали серые кольца меха, по которым Брант и узнал преследователя. Пещерный волк из Туманного Дола, соседнего царства. Эти хищники никогда не заходили так далеко на юг. Но нынешняя зима слишком уж затянулась. Дожди должны были пойти еще в конце прошлой луны, а с серых небес по-прежнему сыпал снег. Зайцы — законная волчья добыча — и те были тощие, кое-как дотянувшие до сегодняшнего дня на корешках и клубнях, которые уцелели под сугробами.

Глаза у зверя запали, сквозь кожу просвечивали ребра. Брант заметил на морде красное пятнышко.

Кровь.

Он метнул взгляд на собственные следы в снегу.

Волк, видно, подобрал оставленные им заячьи кишки. А потом отправился вдогонку, надеясь на большее. Похоже, здесь, в Ольденбруке, Путь так же чужд был лесным зверям, как и людям. Хотя голод мог заставить хищника нарушить договор.

Брант чувствовал, что еще немного — и тот прыгнет.

Он лихорадочно соображал, что делать.

Внезапно у него блеснула мысль. Собирайся волк напасть, он не стал бы выдавать себя рычанием. На самом деле то было предупреждение. Вызов. Отчаяние голода.

Брант быстрым движением сорвал с плеча стрелу с убитыми зайцами и швырнул зверю. Они упали в снег.

Волк прыгнул и схватил пищу. Утробно рыкнул и попятился в тень сосновых крон.

Брант, пользуясь моментом, тоже отступил. Вломился спиной в сухие камыши, выбираясь на лед. И лишь теперь разглядел в глубине сосняка еще две пары глаз.

Детеныши.

То был не волк — волчица.

Сверкнув белым мехом, она исчезла в лесу вместе с малышами и добычей. И теперь Брант понял, что заставило пещерного волка зайти так далеко на юг. Весенний помет — слишком рано, в плохое время появившиеся на свет щенки. Мать боролась за их жизнь как могла.

Что-что, а это он понимал очень хорошо.

Брант провел рукой по шраму на горле.

И, пустившись в путь по замерзшему озеру, вознес про себя молитву эфиру — за волчицу, столь же чуждую этой земле, как он сам.

Солнце поднялось в небеса на четверть, когда Брант взобрался на последний ледяной гребень. Перед ним раскинулся во всей красе его новый дом. Ольденбрук. Второй по старшинству город Девяти земель, стоявший над озером на каменных опорах и столбах из железного дуба. Город арок, мостов и вмерзших в лед лодок. Заснеженными террасами вздымался он от нижнего уровня, примыкавшего к правому берегу, до крытого голубой черепицей кастильона — своей высочайшей точки.

Под его обширным брюхом вода не замерзала весь год — как благодаря Милости правившего им бога, так и из-за тепла, которое отдавал сам город. Брант и отсюда видел дымку, что окутывала его, подобно дыханию огромного зверя, спящего в ожидании весны.

И слышал отголоски чьих-то стонов и потрескивание. Песнь Ольденбрука. Особенно хорошо она была слышна летом, в тихие дни. И напоминала Бранту о судне, на котором он, покинув родину, плыл против своей воли к этим немилым берегам. Скрип канатов, пощелкивание деревянной обшивки. Ему до сих пор, когда он просыпался иногда среди ночи, казалось, что он по-прежнему там, в тесной корабельной каюте. И память о кандалах заставляла его растирать запястья.

Брант поймал себя на том, что делает это и сейчас, разглядывая город. Пусть с ним и обходились тут как с королем, Ольденбрук все же оставался местом ссылки, а не домом.

Взгляд его привлекло движение в небе. К городу подлетал небольшой флиппер, направлявшийся к причалу возле величественного кастильона. Над воздушным кораблем клубился пар, заправленные кровью механизмы рдели, словно угли в медном котелке. Рули и лопасти бешено вращались, в воздухе оставался дымный след. Жгли кровь. Похоже, кто-то очень торопился.

Брант прищурился, пытаясь разглядеть трепавшийся на носу флаг. Серебряный и черный цвета. Детали разобрать не удалось, но он догадался, что увидел бы, имей глаза позорче. Серебряную башню на черном поле. Корабль из цитадели Ташижан.

Ничего особо необычного в его прилете не было. После кровопролития, случившегося в Чризмферри прошлой весной, вся Мириллия долго не могла прийти в себя. Небеса были черны от воронов-посыльных. Куда ни глянь, всюду бороздили воду и воздух корабли. И каждую ночь жителей Ольденбрука будило грохотание копыт по каменным мостам.

Но весна перешла в лето, лето сменилось зимой, а зима затянулась словно бы навеки, и вороны постепенно вернулись в птичники, корабли осели в доках, лошади реже покидали конюшни. В северных землях все будто затаилось, настороженно поджидая, когда же кончатся эти долгие холода.

Или в страхе перед другой, неведомой опасностью.

Были убиты боги.

Мирин, госпожа Летних островов, и Чризм, хозяин Чризмферри. От сотни осталось девяносто восемь богов. Пусть в Чризмферри появился регент и порядок был восстановлен, мир все же пошатнулся и до сих пор не обрел равновесия. Поэтому вид воздушного корабля поддерживал дух в каждом обитателе Девяти земель.

Брант торопливо сбежал с гребня. Флиппер из Ташижана означал одно — какое-то дело к богу и властителю Ольденбрука, лорду Джессапу. И присутствие в свите Бранта, Длани крови, являлось обязательным. Эти утренние вылазки дозволялись ему только благодаря снисходительному пониманию Джессапа. Негоже платить за доброту тем, что заставляешь себя ждать.

Он спешил к ближайшему каменному столбу, одной из ста поддерживавших город опор. Каждую могли обхватить пятнадцать взявшихся за руки людей. Четыре колонны были пустотелыми. Они располагались в главных стратегических точках всего сооружения и назывались Костями. Только вот внутри находился не костный мозг. А истинный источник жизненной силы Ольденбрука.

Вода.

Брант подходил сейчас к западной Кости.

Вход в нее охраняли два земляных великана — люди, в утробе матери подвергшиеся действию алхимических составов, осененных Милостью земли. Большеголовые гиганты, руки и ноги которых напоминали бревна, а мощь превосходила вдвое силы обычного человека. Рядом с ними Брант, хотя и прожил всю жизнь под покровительством богини земли, всегда испытывал некоторую неловкость. Охотница из Сэйш Мала питала неприязнь к подобным опытам и не позволяла употреблять на них свою Милость. И Брант это предубеждение перенял.

Хотя здешние стражники, по правде говоря, ни разу не давали ему повода для неловкости. Вопреки устрашающему внешнему виду, они были довольно добродушны.

К тому же они хорошо знали Бранта. Стоило ему появиться, как гигантские топоры опустились и железная перекладина с дороги была убрана.

— Не свезло? — пробасил, глядя на его пустые руки, один из стражей, рыжий, косматый, по имени Малфумалбайн. Имена у великанов обычно отличались длиной, под стать их росту.

Брант снял с плеча лук.

— Зима долгая, — ответил он извиняющимся тоном. Мальчик частенько делился со стражниками своей добычей. За пребывание на этом холодном посту получали они мало и радовались всякому даровому кусочку.

Малфумалбайн чертыхнулся себе под нос. Не Бранта обругал, но истинность им сказанного. И глубже запахнул тулуп, подбитый кроличьим мехом.

Второй стражник, его брат Дралмарфиллнир, только хмыкнул и хлопнул Бранта по плечу.

— Кончится зима, мастер Брант. Скоро Мал будет клясть жару и духоту.

— Пшел в задницу, Драл! Сам вечно скулишь из-за ветра.

Драл распахнул перед Брантом дверь.

— Так ведь ходить до ветру надо, Мал. Только рассупонишься, он лезет в штаны и морозит яйца. Поди потом отогрей такое великое хозяйство, как мое.

— У меня не меньше, братец, — ответил Мал. — Мы ж близнецы. Сколь тебе дал отец, столь и мне.

Брант шагнул внутрь полой Кости. И, прежде чем за ним закрылась дверь, услышал последние слова Драла:

— Не всего, Мал, не всего.

Железная перекладина со скрежетом легла на место, заградив выход.

Брант покачал головой, провел рукой над каменным столбиком, торчавшим в центре. В тот же миг пол под его ногами дрогнул и, движимый напором воды, заскользил меж гладко отполированных стен вверх.

Водяной столб, питаемый Милостью, повлек Бранта к кастильону. Опоры-Кости поддерживали четыре крыла обители лорда Джессапа, а на нижний уровень подняться можно было по лестницам и мостам.

Возносясь, Брант отсчитывал про себя уровни. Кастильон, занесенный снегом, находился на тридцать третьем. И, приблизившись к нему, мальчик утвердился на ногах покрепче. Вскинул голову. Увидел несущийся вниз потолок и стальные копья, направленные на подъемник. Дополнительную защиту от непрошеных гостей. Не прекратись подъем вовремя — и конец.

Брант, как всегда, невольно пригнул голову. Но жизнь его пощадили. Подъемник остановился, дверь открыл еще один земляной великан — немой.

Он суровым кивком разрешил Бранту выйти.

— Благодарю, Гристаллатум, — кивнул Брант в ответ. Он уже знал, что называть великана сокращенным именем дозволено только другому великану. И то обоим лучше быть при этом друзьями.

Стражник отступил, распахнул перед ним дверь в главную башню — Высокое крыло кастильона, западное, в котором обитали восемь Дланей Ольденбрука. Брант вошел в просторный коридор, где по одну сторону, в стене, обращенной к озеру, традиционно располагались окна. Двери с другой стороны вели в покои Дланей.

По тканому ковру, украшавшему коридор, Брант торопливо зашагал в дальний конец. Как Длани крови, ему отведено было место возле покоев самого лорда Джессапа, находившихся в центре кастильона и четырех его крыльев. Там, перед широкими двустворчатыми дверями, высился огромный железный очаг для выжигания порченой Милости из камня, стали и одежды.

Ничего и никого больше в коридоре не было.

Где же все?

Словно бы в ответ, одна из дверей отворилась. Из нее вышла высокая стройная женщина в серебристом наряде. Лианнора, госпожа слез. Одна из восьми Дланей, отвечавших за благословенные гуморы лорда Джессапа: кровь, семя, пот, слезы, слюну, мокроту и обе желчи, желтую и черную. Долгом Длани было собирать и сохранять назначенный ей гумор, изобилующий могущественной божьей Милостью.

Долг этот был редкой честью. И Лианнора считала, что Брант ее не заслуживает. Она загородила ему дорогу — белая как снег, с распущенными длинными волосами, похожими на льдистый водопад. Олицетворение зимнего Ольденбрука. Даже глаза — голубые — в цвет черепице городских крыш.

— Мастер Брант, — она окинула цепким взглядом его охотничий костюм и мокрые сапоги, — вы что, не слышали?

— Чего именно? Я только вернулся.

Она выгнула бровь.

— Ах да… слонялись по лесу. — Неодобрение повисло в воздухе, как грозовое облако.

Брант двинулся дальше, и она поспешила следом.

— Всем велено собраться в приемных покоях лорда Джессапа. Прибыли важные гости.

— ИзТашижана. — Брант вспомнил подлетавший флиппер.

— Так, значит, слышали? — Голос ее сделался еще холоднее. Если такое, конечно, было возможно.

— Я видел корабль с флагом Ташижана, когда подходил к городу, — торопливо объяснил он, изо всех сил стараясь не показаться грубым.

— А, — сказала Лианнора, которая, судя по всему, нисколько не смягчилась.

Брант наконец дошел до своей двери и открыл ее, радуясь возможности сбежать. Здесь он никогда не чувствовал себя на месте. До него Дланью крови был почтенный старичок, всеми уважаемый и любимый. Сам же он, казалось, совершенно не подходил для столь высокой должности — еще очень молод для того, чтобы заслуживать уважения, чересчур замкнут и слишком смугл по сравнению с белокожими обитателями этого края.

— Куда вы? — спросила Лианнора.

Брант остановился.

— Умыться и переодеться.

— Нет времени, и так опаздываем. Гости уже здесь. Идите как есть. — Она пренебрежительно махнула рукой. — Мало кого удивите…

Лианнора не договорила, но Брант понял. Чего и ждать от дикаря из Восьмой земли?..

Он покорно отправился за ней. Но не успели они подойти к двустворчатой двери, как одна из створок приоткрылась и в коридор выскользнул невысокий человек в коротком черном плаще и черных сапогах. Лицо его скрывали капюшон и масклин.

Он что-то говорил на ходу, тихо, но сердито. Брант, чей слух был отточен годами охоты, уловил странное словечко:

— Щен!..

Тут человечек заметил их, умолк и выпрямился. Из-под капюшона блеснули глаза, метнулись с Лианноры на Бранта, вильнули в сторону. Затем одарили Бранта еще одним коротким взглядом и спрятались, но тот успел заметить мелькнувшее в них удивление.

— Простите, — пискнул голосок, выдавая в своем обладателе женщину. Вернее, даже девочку. — Я не хотела помешать.

Гостья из Ташижана — понял Брант, успевший еще и разглядеть вытатуированные на ее лице черные полоски, идущие зигзагом от уголка глаза к уху. По одной с каждой стороны. Всего лишь паж. Оруженосцев отмечали две полоски, а рыцарей — три. И плащ на девочке был обыкновенный, не осененный Милостью, какие носили настоящие рыцари теней.

— Ничего страшного, — с удивительной теплотой, почти льстиво ответила Лианнора. — Мы только рады приветствовать служителя Ташижана.

— Я вышла оглядеться.

— Конечно, — сказала Лианнора. — И для нас будет честью сопроводить вас в приемные покои, где ждут остальные.

Девочка-паж поклонилась и попятилась к двери.

— Это… это честь для меня, — пролепетала она, но, судя по виду, больше всего ей хотелось убежать и спрятаться.

Лианнора шагнула вперед. С небывалым дружелюбием приобняла девочку за плечи.

— Я слышала, что аудиенции у лорда Джессапа просит сама смотрительница Вейл. Вот уж воистину честь — столь высокопоставленная особа навестила Ольденбрук! Я и представить не могу, что послужило причиной для этого редкостного визита.

Воцарилось неловкое молчание.

Лианнора явно пыталась выведать что-нибудь у пажа, на случай, если на приеме не все будет сказано открыто.

Но девочка сдаваться не собиралась. И даже отступила от Лианноры, мягко, чтобы не обидеть, однако дав понять, что ее старания напрасны.

Брант спрятал улыбку. Он вдруг проникся к гостье глубокой симпатией. Припомнил ее второй, удивленный взгляд, брошенный на него, и задумался. В тот миг он решил, что ее поразил его невзрачный, скромный наряд. Но теперь был уверен: для нее такие вещи ничего не значат.

Что же тогда ее озадачило?

Втроем они вошли в двустворчатые двери, миновали короткий изогнутый коридор и оказались перед входом в приемные покои лорда Джессапа. Дверь была открыта, и из-за нее доносились веселые, непринужденно беседующие голоса.

Переступив порог, Брант увидел среди знакомых лиц — нарядных, украсившихся драгоценностями Дланей Джессапа — пять человек, одетых в черное. Рыцари Ташижана.

Близ центра комнаты стояла главная гостья. На шее ее сверкала подвеска — отличительный знак смотрителя Ташижана, второго по значимости представителя великой цитадели после самого старосты.

Брант не сводил с нее глаз. Смотрительница Катрин Вей л сыграла важную роль в освобождении Чризмферри от завладевшего этим царством демона. И мало кто в Мириллии не знал ее истории — как и истории ее прежнего возлюбленного Тилара сира Ноха, прозванного богоубийцей, ныне регента Чризмферри.

Она посмотрела на вошедших. И глаза над масклином при виде пажа полыхнули огненными агатами. Девочка тут же поспешила к ней.

Паж самой смотрительницы. Теперь понятна ее стойкость перед назойливостью Лианноры. Закалка, которую она должна была пройти, здешней Длани слез и не снилась.

Подойдя к смотрительнице, девочка оглянулась на них. Нет… на него. И снова отвернулась.

И тут он понял наконец, чем было вызвано удивление в ее васильковых глазах.

Она его узнала.

И в тот же миг узнал и он. Из-под капюшона, когда она отвернулась, выбился золотистый локон. Этот локон был ему знаком.

Ослепленный внезапно вспыхнувшим воспоминанием, он нечаянно налетел на Лианнору. Та полоснула его взглядом, как кинжалом, и поспешила отойти, словно боясь замарать себя таким соседством.

А Брант впился глазами в девочку. Он вспомнил вечер избрания — когда оракул Джессапа вложил камушек в его ладонь и объявил его новой Дланью крови. Чуть раньше, пока ждали начала церемонии, Брант заступился в зале под Высокой часовней за девочку, над которой насмехались другие ученики.

Она-то и скрывалась теперь под черным плащом.

Как и Бранта, ее избрали в тот вечер Дланью крови. Она должна была служить одержимому демоном Чризму. Но после сражения с ним — битвы при Мирровой чаще — она исчезла. Мало кто заметил это в ночь, когда убивали бога.

И вот она перед ним.

Живая.

Девочка по имени Дарт.

Почти четверть колокола Брант таился в тени собравшихся, незаметно перебираясь от стены к стене. Выглядывал то изза спины оживленно щебечущей Длани, то из-за рыцарского плеча. Близко подходить не хотел, предпочитая наблюдать за пажом смотрительницы издали.

Что она здесь делает?

Ответа на свой вопрос он так и не нашел… Раздался долгожданный звон гонга. Разговоры умолкли, все глаза обратились к распахнувшейся двери в конце комнаты.

В приемные покои вошел лорд Джессап, бог Ольденбрука. Одетый, по своему обыкновению, в незамысловатый наряд, какой носили рыбаки, бороздившие великое озеро. На нем были мешковатые черные штаны, заправленные в сапоги из мягкой выбеленной кожи, широкая белая куртка с капюшоном и синяя бархатная шапочка.

Единственным его украшением служила сапфировая подвеска, преподнесенная лорду Джессапу в незапамятные времена, вскоре после основания царства. Самоцвет нашла жена рыбака, когда потрошила рыбу, гигантскую донную сельдь, которая водилась в самых глубинах Ольденбрукского озера. Драгоценный голубой камень точь-в-точь совпадал по цвету с озером, и все сразу поняли, что это счастливое предзнаменование. Так озеро приветствовало нового защитника и бога. И лорд Джессап берег его дар не меньше, чем свой народ и свою землю.

Он неторопливо шел по комнате, и сапфир мерцал отражением его сияющей Милости, как лунный свет на тихих водах. Дойдя до высокого кресла в центре, лорд Джессап уселся на подушки.

Все Длани бога, и Брант в том числе, опустились на одно колено.

Посланцы Ташижана во главе с Катрин Вейл приветствовали его глубоким поклоном.

Лорд Джессап жестом велел всем встать.

— Добро пожаловать, Катрин сир Вейл, смотрительница Ташижана, магистр ордена рыцарей теней, — сказал он официально. Затем голос его смягчился, на губах появилась усталая улыбка. — Это честь для нас — снова видеть вас в Ольденбруке.

— Благодарю, милорд, — вновь поклонилась смотрительница. Плащ отозвался переливом теней.

— Как долго мы не виделись?

— Пожалуй, лет шесть, милорд.

Отвечая, она сделала едва заметную паузу, голос слегка дрогнул. Брант понял, что тема эта для нее щекотливая, болезненная и лучше бы ее не касаться. Когда-то Катрин сир Вейл была помолвлена с Тиларом сиром Нохом, рыцарем теней, служившим прежде лорду Джессапу. Об этом знали все в Ольденбруке. Поэты и поныне тщились поведать миру при помощи струнных переборов сию трагическую историю — о Тиларе сире Нохе, рыцаре, потерявшем и плащ теней, и любовь. Сперва любовник, потом убийца, лишенный звания рыцарь, раб… он стал в конце концов богоубийцей и даже регентом Чризмферри.

Героиня печальной баллады, которая все еще оставалась незаконченной, сейчас стояла здесь. Невеста Тилара, его возлюбленная. Осудившая его на муки собственным свидетельством, равно проклятая, ушедшая в добровольное затворничество. Поговаривали даже, что она выкинула недоношенное дитя, к вящему своему горю и скорби. Но и ее вознесло колесо Фортуны, и теперь она стала смотрительницей Ташижана.

Но разве так кончаются песни? Он — в Чризмферри, она — в Ташижане. Баллада по-прежнему ждала финальных строф и аккордов.

Однако лорд Джессап вряд ли думал о таких мелочах.

— Приятно, что вы снова здесь, — сказал он. — Но что заставило вас так торопиться к нам из цитадели?

— Свирепый ураган, который надвигается с севера. Из Туманного Дола и Пяти Рукавов прилетели вороны с вестью об ужаснейшей буре, каких не бывало и зимой, с обильным снегопадом и штормовыми ветрами. Леса Туманного Дола вымерзли, стволы деревьев полопались. Реки Пяти Рукавов заледенели до самого моря, суда встали, все перевозки прекращены. Стужа движется на юг.

— Я слышал боль воды, — сказал лорд Джессап. — Вы торопились только поэтому?

— Еще и по приказу старосты Фи лдса. — Голос ее зазвучал тверже. — Велением его я призвана лично посетить всех богов Первой земли и объявить о предстоящей церемонии, целью которой является устранение раскола в нашей земле.

— И что же это за церемония?

— Посвящение в рыцари.

Брови лорда Джессапа недоуменно сошлись у переносицы. Брант озадачился не меньше. Вручение плаща теней новоиспеченному рыцарю — самый обычный ритуал, при коем присутствует бог, дабы благословить будущего слугу своей Милостью. К чему же по такому заурядному поводу столь выдающийся посланец?

Лицо лорда Джессапа вдруг разгладилось. Он понял.

— Рыцарь получает плащ? Осмелюсь предположить, речь идет о Тиларе сире Нохе, регенте Чризмферри?

Смотрительница Вейл склонила в знак подтверждения голову.

— Разве сир Нох еще не стал рыцарем? И не преклонял колен там, где сейчас стоите вы, когда я благословлял его плащ?

— Этот плащ был у него отнят, — напомнила смотрительница мученическим голосом. — Предстоящая церемония восстановит Тилара… сира Ноха в ордене рыцарей теней. Ему вернут плащ и меч с алмазом в рукояти, дабы подтвердить его звание. Староста Филдс просит всех богов Первой земли отправить по этому случаю в Ташижан высокое посольство.

Лорд Джессап сложил пальцы домиком, поднес их к лицу. И, подняв бровь, произнес:

— Устраняя таким образом раскол.

В этих нескольких словах Брант услышал многое. Церемония посвящения призвана была не только загладить прежнюю несправедливость. Она подразумевала куда более важные последствия. Толки о напряженных отношениях между Ташижаном и Чризмферри продолжались всю зиму. Поговаривали даже, будто староста Филдс, в своей беспощадной погоне за Тиларом после того, как лишенного звания рыцаря объявили богоубийцей, прибегал к темным Милостям. То была настоящая вражда между двумя самыми влиятельными людьми Первой земли. И больше так продолжаться не могло. От Первой земли вся Мириллия ждала помощи в установлении порядка и стабильности. И Ташижан, и Чризмферри вели свою историю от самого Размежевания, когда боги только появились в Мириллии и положили конец варварству в Девяти землях.

Раскол меж ними угрожал всему миру.

И предстоящий ритуал наверняка предназначался для того, чтобы снова объединить Ташижан и Чризмферри, пролить исцеляющий бальзам на незажившие раны. Богов же созывали, дабы засвидетельствовать и благословить сей союз.

Потому-то и сделали посланцем Катрин сир Вейл. Женщину, которая стояла в центре всего. Между двумя мужчинами, двумя твердынями, между прошлым и настоящим.

— Когда состоится церемония? — спросил лорд Джессап.

— В середине луны.

— Так скоро?

— Такова необходимость.

Лорд Джессап кивнул.

— Что ж, будем надеяться, что надвигающийся ураган — и в самом деле последний, предсмертный вздох этой бесконечной зимы.

Далее началось обсуждение малоинтересных вопросов, касавшихся торговых и иных неулаженных дел, и Брант отвлекся.

Он обнаружил, что паж смотрительницы Вейл — девочка, которую он знал под именем Дарт, — не сводит с него глаз.

Вернее, с его колен.

Не зная, чем вызван этот интерес, и всполошившись, что проглядел какой-то беспорядок в одежде — грязь или дыру на штанах, он торопливо осмотрел их тоже.

Но ничего особенного не увидел.

Снова устремил взор на девочку, и тут она сделала странный жест рукой — словно бы сердито прогоняя его. За что? — он как будто ничем не успел ее обидеть. Да и в школе вражды меж ними не было, они едва знали друг друга.

Брант вспыхнул. Однако, исполняя ее немой приказ, попятился к двери. А она проводила его взглядом.

По счастью, с государственными делами наконец покончили, и лорд Джессап поднялся, подав знак, что можно расходиться.

Брант, радуясь свободе, поспешно вышел в коридорчик, ведущий в Высокое крыло, и закрыл за собой дверь. За ней вновь оживленно зазвучали голоса. Он был уверен, что разойдутся собравшиеся не скоро, не раньше чем полный колокол пройдет. Ведь нечасто случается принимать в своем царстве столь знатную гостью.

В полном одиночестве он двинулся к выходу.

И внезапно ощутил покалывание во всем теле.

Мгновенно насторожившись, Брант замер на месте. Как утром, в лесу, он почувствовал присутствие рядом кого-то невидимого, охотящегося за ним. И даже услышал рычание — отзвук злобного предупреждения голодной волчицы.

Но кто?..

И тут грудь его опалило нестерпимым жжением. Он рухнул на колени, с трудом подавив рвущийся из уст крик. Рванул что есть силы крючки и завязки куртки, нижнюю рубаху, добрался до источника жара. Дернул за кожаный шнурок и вытащил наружу то, что на нем висело. Крохотный кусочек дома, привезенный из туманных джунглей Сэйш Мэла.

Черный камушек, прозрачный и переливчатый.

Он-то и источал жар. Такое однажды уже случалось, и это было одной из причин, по которым Брант носил талисман не снимая.

Он потянул шнурок вперед, насколько позволяла его длина. Камень выглядел как обычно — просверленный посередине, с продетой сквозь дырочку витой кожаной завязкой.

Брант заглянул под шерстяную рубаху. Жар был такой, что грудь наверняка пошла волдырями, а то и обуглилась… Но увидел он, вопреки ожиданиям, чистую, гладкую кожу.

Он опустил руку, оперся на нее, по-прежнему держа в другой камень на отлете. Перевел дух, сморгнул выступившие слезы.

Все кончилось. Коснись он камня сейчас — и тот окажется холодным.

И тут из воздуха перед ним — почти нос к носу — соткалось и обрело плоть какое-то существо. Которое ткнулось, принюхиваясь, в камень, и он закачался на шнурке.

Брант оцепенел.

Демон… ростом по колено, похожий на сгусток расплавленной бронзы, полуволк-полулев. Со вздыбленной шипастой гривой, сверкающими, как драгоценные камни, глазами. С кошмарными бесчисленными клыками. Внутри его пламенел огонь.

Глаза их встретились на мгновение. Затем демон отступил — и пропал.

Едва наваждение сгинуло, Брант отшатнулся, шлепнулся задом на пол и быстро, словно краб по горячему песку, отполз к двери, из-за которой доносились приглушенные голоса и смех. Испуганно огляделся. Никого. Он кое-как унял невольную дрожь.

Сел поровнее. На мгновение стиснуло голову и тут же отпустило.

Брант медленно поднялся на ноги. Талисман, крепко зажатый в кулаке, и впрямь был холодным. Неужели это он вызвал демона, а потом прогнал его?

Мальчик начал запихивать камень под рубаху, и тут дверь за спиной со скрипом отворилась. Свободной рукой Брант схватился за нож.

Но увидел, разворачиваясь, лишь знакомую фигурку в черном плаще.

Увы, не успела Дарт и слова сказать, как ее окликнула Катрин Вейл. Посланцы Ташижана собирались в обратный путь.

Дарт повернулась и снова вошла в приемные покои. Но оглянулась через плечо, и глаза их встретились. Девочка чуть-чуть наклонила голову, словно подтверждая какой-то договор между ними.

Секретный.

Затем закрыла за собой дверь.

Брант вспомнил словечко, которое сумел расслышать, когда Дарт выходила украдкой в Высокое крыло.

Вид у нее тогда был такой, словно она что-то искала.

Щен…

И этот ее странный, прогоняющий жест — там, в приемных покоях.

Бранта она прогоняла или кого-то другого?

Он посмотрел на талисман, который не успел спрятать.

Два камня привели его сюда. Один вложил ему в ладонь оракул лорда Джессапа, избрав в служители бога. Но прежде его одарил другой бог — камнем, висевшим теперь у него на шее.

Возможно, это тоже было избранием?

Несчастный, сгорая заживо, подкатил камушек к его ногам. Быть может, бродячий бог из внутренних земель нуждался в помощи одинокого мальчика из Сэйш Мэла?

Брант сунул наконец проклятый камень под рубаху.

Великим охотником нужно быть, чтобы найти ответ.

Но, кажется, на первый след он уже наткнулся.

Видя мысленно перед собой голубые глаза Дарт, он тихонько повторил словечко — или имя? — столь же многообещающее, сколь и странное.

Щен.

 

Глава 2

РЕГЕНТ В КРОВИ

Тилар сир Нох, кутаясь в черный плащ, стоял в ожидании на пристани. Большая луна закатилась, лишь звезды горели в небесах. Настала самая темная пора ночи, когда скрывались обе луны и солнце казалось вымыслом. Самое холодное время. Вода у берегов канала покрылась льдом, доски из железного дуба под ногами — тоже, утратив свою надежность.

Ждали уже полный колокол. От стужи не спасали ни плащи и сапоги на меху, ни шерстяная нижняя одежда. Дыхание вздымалось в воздух белыми облачками.

— А вдруг он не приедет? — пробормотала Делия сквозь шарф, прикрывавший рот. Она стояла рядом с Тиларом — ниже его на голову, моложе на десять лет. Тоже в черном плаще, подбитом лисьим мехом, с капюшоном, отороченным белым горностаем. Столь же светлым было ее лицо, а волосы — темными, как тень. Глаза орехового, теплого цвета, с чуть заметным зеленоватым оттенком, поблескивали в свете факела. — А вдруг письмо обманное? Чтобы заманить нас туда, где нет свидетелей?

— Письмо подлинное, — уверенно сказал Тилар.

Пришло оно две недели назад. Зашифрованное, как положено, помеченное верным знаком.

Это слово на древнелиттикском языке означало «вор».

Впервые Тилар увидел его выжженным на ягодице отправителя письма.

Еще на белом пергаменте имелось несколько темно-красных капель. Не крови. Вина. Что тоже свидетельствовало о подлинности послания.

— Роггер, увы, не из тех, кто помнит, на какой колокол назначена встреча, — добавил он и улыбнулся девушке, призывая потерпеть.

— Надеюсь, помнит хоть, на день или ночь ее назначил, — проворчал сержант Киллан, топая ногами, чтобы согреться. И, хмурясь, почесал зудевший шрам на левой щеке.

Начальнику гарнизона Чризмферри не нравились ни место встречи, ни темнота. Он ни за что на свете не позволил бы Тилару прийти сюда одному, да еще и за полночь. Слишком многие желали регенту смерти.

И с каждым днем их становилось все больше. Очень уж затянулась зима. В пивных начали поговаривать, будто регент проклят и от правления его добра не жди. О том, что он убил демона, захватившего царство бога Чризма, подзабыли — недолговечна благодарность людская, как побитые заморозком цветы. Тяготы зимы и те вменяли ему в вину, словно даже за смену времен года должен отвечать правитель города.

Киллан сам отправился с Тиларом и взял для охраны еще десяток гарнизонных копейщиков. Хотя Тилар полагал это лишним. У него имелся защитник, который стоил их всех.

У входа на пристань стояла на страже вира Эйлан, в плаще из оленьей кожи, при мече и боевом топоре. Плащ был с капюшоном, но она не спешила накрывать голову, словно не чувствовала стылого ветра, задувавшего вдоль канала с далекой реки Тигре. Лицо ее горело румянцем, более темным, чем дубленая кожа плаща. Черные волосы она заплела в косу, украсив ее тремя вороньими перьями.

Словно почувствовав взгляд Тилара, вира холодно посмотрела на него и снова отвернулась.

Эйлан, верная обету, всегда была рядом. Оберегая не столько его самого, сколько то, что он обещал ее господину. Семя, год назад ставшее залогом жизни Тилара и его спутников, драгоценный гумор, исполненный Милости, который вир Беннифрен собирался передать своим черным алхимикам. Отдавать этот долг Тилар не хотел и намерен был тянуть, сколько получится. Хорошо бы всю жизнь.

И до тех пор он не сможет расстаться со своей второй тенью в лице Эйлан.

Тилар вновь окинул взглядом стоячие воды канала.

Неподалеку от пристани лежал на боку наполовину вытащенный на берег, давно заброшенный и обледенелый, маленький однопарусник с треснувшим корпусом. Странно, что он все еще был тут. Долгая зима вводила в разорение жителей Чризмферри, у бедняков и вовсе не хватало денег на уголь и дерево, цены на которые все росли. Им только и оставалось, что подбирать ненужное. Обшивки этого кораблика хватило бы, чтобы топить очаг целую луну. Но почему-то никто не тронул эту развалюху.

Впрочем, здесь находилась срединная часть великого города, которая называлась Блайт, давно пришедшая в запустение и столь же заброшенная, как старый корабль. Чризмферри, основанный четыре тысячи лет назад, самое древнее и большое поселение во всех Девяти землях, стоял на реке Тигре, раскинувшись по обоим ее берегам. Чтобы добраться из одного его конца в другой, всаднику понадобилось бы два дня. «Мир — это город, город — это мир». Так говорили о первом городе Мириллии.

Что же в действительности представлял собой Блайт?

Город словно гнил изнутри. Он расползался вширь, вдоль берегов Тигре, по равнинам вокруг реки, но сердцевина его начала обращаться в развалины еще века назад. Каналы заросли илом, крыши домов провалились, мостовые растеряли камни и зияли ямами, коих страшилось любое колесо. И нынче в Блайте проживали лишь те, кто хотел спрятаться от властей, однако и они надолго не задерживались. Проще было найти убежище на городских окраинах.

И зачем Роггер настаивал на столь странных обстоятельствах своего возвращения? Ушел бывший вор из Чризмферри год назад, намереваясь под видом паломника разведать положение дел в Девяти землях и найти, если удастся, какие-то ниточки, ведущие к Кабалу. О заговорщиках-наэфринах — демонических подземных божествах Мириллии, которые стремились развязать новую войну богов, — никто и слыхом не слыхивал после того, как Тилар освободил город. Ни слова, пока ворон не доставил от Роггера загадочное послание. Что ж он выведал, чтобы требовать встречи в таком мрачном месте под покровом тьмы?

Тут наконец явился ответ.

Прорезав воду, на поверхность всплыл высокий черный плавник, курившийся паром. Затем, разбив у берега лед, показался похожий на небольшого кита деревянный корпус подводного судна, сработанного умельцами Силкового рифа и движимого кровью Файлы, богини этого водяного царства.

Под деревянным плавником открылся люк, и чья-то рука, покрытая выжженными клеймами, откинула крышку в сторону. Владелец ее выбрался наружу и затанцевал на мокрой спине «кита», пытаясь удержать равновесие. Тилар, узнав старого друга, подался вперед. Тот изменился за время скитаний, и не к лучшему. Исхудал, рыже-седая борода поредела. Скулы выпирали, губы потрескались, лицо в свете факела казалось желтым.

Передернув плечами, Роггер выругался:

— Пожри меня тьма! Ну и стужа, аж задница смерзлась!

Тилар помахал ему рукой.

Но Роггер, не ответив на приветствие, нагнулся над люком и крикнул:

— Эй, акула-перекормыш, поосторожней с этим!

Из люка высунулся по пояс другой человек и с недовольным видом передал ему суму из грубого холста. Роггер повесил ее на плечо.

— Премного благодарен, Крил, — сказал он.

Тут Тилар узнал этого человека. Глава охотников Файлы. Бледный, как рыбье брюхо, на горле жабры — не ошибешься. Крил, как и все прочие обитатели Силкового рифа, подвергся еще в материнской утробе воздействию алхимической Милости. И, узнав его, Тилар встревожился. Дело настолько важное, что богиня Файла даже приставила к Роггеру своего личного телохранителя?

Взгляд Крила остановился на Тиларе. В глазах, обычно жестких и холодных, мелькнули тревога и облегчение, как будто он рад был избавиться наконец от Роггера… и всего того, что влекло за собой его соседство.

Даже не кивнув, Крил нырнул в люк и захлопнул за собой крышку. Роггер едва успел соскочить на пристань, как судно погрузилось. Высокий плавник вновь скрылся под темной водой.

Первым делом Роггер поздоровался с Делией. Низко поклонился, затем расцеловал ей руки, приговаривая:

— Позвольте моему ничтожеству прикоснуться губами к пальчикам Длани крови самого регента!

Делия покачала головой, но крепко обняла его, когда он выпрямился.

— Я по тебе скучала, — шепнула она ему на ухо.

Бывший вор притворился потрясенным.

— Правда? А я-то думал, все чудеса со мной уже случились, пока я странствовал. Но нет, главное чудо поджидало дома…

Затем они с Тиларом пожали друг другу руки и обнялись. И Тилар понял вдруг, как безмерно рад тому, что этот человек снова рядом. Словно отросла конечность, которой недоставало. Правда, обнял он настоящий скелет — так исхудал его друг. И, встревожившись, разомкнул объятия.

Роггер, предупреждая расспросы, молча покачал головой.

В его зеленых глазах Тилар увидел затаенный страх.

— Нам надо поговорить наедине, — сказал Роггер без тени шутливости в голосе и настороженно огляделся.

— До кастильона далековато, — ответил Тилар. — Добираться почти целый колокол.

— Охота разделаться с этим побыстрее. — Роггер кивнул в сторону бывшей плотницкой мастерской, ныне вороньей обители.

Окна были выбиты, под дверью громоздился нанесенный ветром мусор. Вор решительно двинулся с пристани туда, увлекая за собой Тилара. Вошел, распинал попавшихся под ноги крыс. Тилар, забрав факел у одного из копейщиков, велел Киллану и Эйлан встать на страже.

Делия собралась было войти тоже, но Роггер ее остановил.

— Пока мне нужен только Тилар, — сказал он извиняющимся тоном.

Тот, хмурясь, зашел вслед за вором в заброшенный дом. Роггер из передней пробрался по узкому коридору в мастерскую. Там было пусто, если не считать кучи мусора и сломанного каркаса незаконченного суденышка. В стропилах над головой захлопали крылья. Соломенная крыша давно сгнила, в прорехах виднелись звезды.

Тилар воткнул факел меж двух досок.

— В чем дело, Роггер? Что за таинственность?

Тот снял с плеча суму. Внутри, судя по тому, как провисал холст, находился всего один предмет. Роггер подхватил его снизу, проворно пробежался пальцами по узлу. Развязал его и встряхнул котомку так, что мешковина опала по сторонам, открыв содержимое.

До Тилара донесся запах черной желчи.

Он поморщился, и Роггер это увидел.

— Пришлось обмазать дерьмецом, — подтвердил он подозрения друга.

В отличие от прочих божьих гуморов, которые несли в себе каждый свою Милость, черная желчь, экскрементный гумор, обладала способностью любое благословение отнимать.

«Роггеру понадобилась защита?» — подумал Тилар. Он заметил еще, что тот старался не прикасаться к своей ноше голыми руками.

— Что это? — спросил он, сдвинув брови и глядя на загадочный талисман, желтый череп какого-то существа.

На него смотрели пустые глазницы.

Нижней челюсти и большинства зубов на верхней недоставало. Сохранилось всего два, отблескивавших серебром. Лоб для животного, пожалуй, слишком высок…

Тилара передернуло.

Это был не звериный череп.

Тилар перевел взгляд на Роггера.

— Звероподобный?

После битвы при Мирровой чаще прошел год, но городские патрули до сих пор еще отлавливали этих несчастных. Когдато те были людьми, но демоническая черная Милость уподобила их зверям.

— Да, — уклончиво сказал Роггер, — насчет порчи ты угадал верно. Без нее не обошлось.

— Что-то еще? — понял Тилар.

Роггер наклонился, ухватил с пола горстку нанесенной ветром пыли. Со стоном выпрямился и высыпал ее на маковку черепа. Кость, там где ее коснулась пыль, занялась крохотными язычками пламени. Роггер приподнял череп и сдул с него крупинки. Огоньки угасли.

Тилар широко открыл глаза. Прикосновение земли поджигало кость. Сообразив, что это значит, он похолодел. Чризмферри — царство, основанное на крови Чризма. Земля здесь, как и в других царствах Мириллии, сама себя защищала от вторжения иных богов.

— Так это был не человек, — пробормотал он.

Роггер кивнул.

— Бог.

Тилар подбросил отломанную ножку стула в костер, который они развели посреди плотницкой мастерской. Череп Роггер увязал обратно в суму и повесил ее на плечо, оберегая от соприкосновения с землей. Хоть тот и был обмазан черной желчью, разумнее было не рисковать.

Делия протянула руки к огню. Тилар позвал ее в дом, и теперь у костра они стояли втроем. Остальные караулили снаружи.

— Я думаю, — сказалаДелия, поглядев на суму, — что это череп бродячего бога из окраинных земель.

Роггер кивнул.

— Мне тоже так кажется. Пропади кто из оседлых, известных богов, Мириллия уже тряслась бы, как невеста перед первой брачной ночью. Но все вроде бы сидят в своих кастильонах в целости и сохранности.

— И сколько они еще так просидят? — спросил Тилар.

Он лучше всякого другого знал, что Мириллия больше ни для кого не была безопасным местом — ни для людей, ни для богов. И невольно потянулся к груди. Там, под плащом и рубахой, таился черный отпечаток руки — отметина, оставленная перед смертью Мирин, богиней Летних островов. Он оказался рядом, когда она умирала — первая жертва новой войны богов. И с последним вздохом Мирин передала Тилару свою Милость, исцелила его искалеченное тело, одарила частичкой себя — темным божеством, которое после разделения обитало в глубинах наэфира.

Он ощутил, как демон, заключенный внутри, в клетке из заново сросшихся ребер, зашевелился, словно услышав его мысли, в поисках бреши, через которую можно было бы вырваться. После битвы при Мирровой чаще Тилар не выпускал его ни разу. Но тот все равно исполнял свое предназначение. Пока наэфрин богини оставался в Тиларе, гуморы его были подобны гуморам бога, изобилующим Милостью.

Делия заметила его движение. Он торопливо опустил руку. Девушка частенько настаивала, чтобы он получше изучил поведение наэфрина. Ему же этого делать не хотелось. Куда охотнее он избавился бы от демона.

И все же это был дар, который позволял ему носить на поясе меч.

Рука легла на золотую рукоять, но на душе легче не стало. Ривенскрир. Печально прославленный меч богов.

Клинок, который четыре тысячи лет назад положил конец первой войне богов, расколол их родное королевство и рассеял их по Мириллии. И настало время безумия и разрушения, и длилось оно три века, покуда Чризм не напоил землю своей кровью и не основал первое царство. Его примеру последовали другие боги: создали своими Милостями островки покоя и мира среди хаоса и осели на них, навеки привязанные. А за их пределами остались дикие и невозделанные земли, где до сих пор скитались бродячие боги, не находя ни покоя, ни пристанища.

И все же оседлые боги целиком этому миру не принадлежали. Меч богов расколол их родину и то же самое сделал с ними — раздел ил на три части. Одна часть погрузилась во тьму ниже всего сущего, в наэфир, превратившись в тени оставшихся наверху. Другая вознеслась в эфир, чтобы никогда не вернуться снова, непостижимая и недоступная. А посреди остались мириллийские боги, наделенные бессмертной плотью и могущественными Милостями.

Нынче же, когда минуло четыре тысячелетия, над этим равновесием нависла угроза. Кабал, затаившийся в наэфире, плел заговоры и готовил новую войну богов, вожделея власти над Мириллией. Пал ли бродячий бог жертвой заговорщиков? И если да, зачем им это было нужно?

Тилар посмотрел на Роггера.

— Где ты нашел этот проклятый череп?

— На юге. В Восьмой земле.

— Как же тебя занесло туда? — спросила Делия.

Роггер покачал головой.

— Ни в какие окаянные места я не заглядывал. Есть занятия получше, чем шататься в одиночестве по диким окраинам. Нет… череп я нашел в Сэйш Мэле, в облачном лесу Охотницы. На последней остановке в моем паломничестве.

Он выдернул из сапога штанину и показал знак богини, свежее клеймо на ноге, свидетельство того, что он побывал в ее царстве.

Потом невесело усмехнулся:

— Что-то там неладное творится.

— Что именно? — спросил Тилар.

— Так, с ходу, и не поймешь. Неладно, и все тут. Цепляет, словно сломанный ноготь или выбившаяся из пряжи нить. Одно скажу — я чертовски рад, что убрался оттуда.

— Сэйш Мэл, кажется, граничит чуть ли не с самой большой заброшенной территорией в Мириллии, — заметила Делия.

— Да, — согласился Роггер. — И может быть, в этом-то и дело. Похоже, что-то просачивается из них и заражает благословенную страну.

Тилар кивнул на суму.

— И как ты наткнулся там на череп?

— О, эту историю куда лучше рассказывать за бутылочкой твоего чудного…

Хлопанье крыльев заставило его умолкнуть.

Все трое вскинули головы. Слишком уж оно было громким … неестественно громким для обычного ворона. Над балками, заслонив звезды, мелькнуло что-то темное и пропало.

Снаружи донесся крик.

Меч Тилара с серебряным звоном вылетел из ножен, оказался в руке словно сам собой. Золотая рукоять, источавшая лихорадочный жар, казалось, впилась в пальцы точно так же, как они впились в нее. Клинок, отразив звездный свет, сверкнул подобно бриллианту.

Снаружи вновь послышались крики.

Голос Киллана проревел:

— Не отступать!

— Оставайтесь здесь. — Тилар ринулся к выходу из мастерской.

Роггер, схватив Делию за руку, метнулся следом.

— С удовольствием, будь тут крыша. Но с голым задом под открытым небом, где кто-то носится на крыльях… уж лучше я приткнусь к тому, у кого меч побольше.

В коридоре Тилар его все же остановил.

— Здесь крыша есть. Останься с Делией. Ножи, конечно, при тебе?

Вместо ответа Роггер распахнул плащ и показал ремни крест-накрест, увешанные кинжалами.

— Не выходите, — велел Тилар и поспешил к двери.

Снаружи он никого не увидел. Крики Киллана слышались за углом.

Оттуда, прижимая к груди свое оружие, выскочил один из копейщиков, перепуганный насмерть. На бегу он смотрел в сторону канала.

И это было ошибкой.

На него обрушилась с небес веретенообразная тощая тварь, похожая разом на паука и летучую мышь. С костлявыми перепончатыми лапами такой же длины, как и туловище. Безволосая, с уродливой мордой, она визжала на лету, обнажая кошмарные клыки.

Несчастный не успел поднять копье — тварь впилась ему в горло, накрыла коконом кожистых крыльев.

Вопль — и все стихло, чудовище метнулось прочь. Оттолкнулось когтями от своей жертвы, взмыло вверх, широко раскинув крылья. Ушло, роняя на лету капли крови, в черные небеса и пропало за коньком крыши.

Копейщик упал. Из разорванного горла ударила фонтаном кровь. Из вспоротого когтями живота вывалились кишки. Помогать несчастному было поздно.

Тилар, прижавшись спиной к стене, не сводя глаз с неба, двинулся к углу. Тварь передвигалась с неестественной быстротой. И когда она рванулась вверх, следом потянулся смерч мусора. Словно ветер помогал ей взлететь.

Когда чудовище расправило крылья, Тилар заметил еще кое-что. Пару грудей. Женских. То была женщина, которую превратили в зверя.

Хмурясь, он добрался до угла, выглянул.

Киллан и его стражники окружили другого звероподобного. Они наносили ему удары копьями, пойманный визжал и отбивался. Но умирать и не думал. Один из копейщиков упал — нога ниже колена была оторвана.

Монстр вырвался через образовавшуюся в заслоне брешь.

— Не пускайте его к воде! — крикнул Киллан.

Он подхватил оружие изувеченного стражника и метнул что было силы вслед. Копье пробило плечо твари, начавшей карабкаться на пристань, и пригвоздило ее к дощатому помосту.

Тилар бросился вперед. Чудовище выглядело бесформенным мешком текучей плоти белого цвета, по которой пробегали черные волны. И все же в его обличье было что-то пугающе знакомое.

Оно натужно взвыло. Текучая плоть заструилась вниз по древку копья, постепенно высвобождаясь.

Киллан с оставшимися стражниками снова ринулся в атаку. Звероподобный повернул к ним морду — тонкогубую, жабью. Зарычал, плюнул, и там, куда попала слюна, булыжники мостовой зашипели. Вскинулся на дыбы, оскалил черные устрашающие клыки.

— Факел мне! — рявкнул Киллан.

Ему передали пылающую головню, он поджег одно из копий.

— Стой! — подбегая, крикнул Тилар.

Но было поздно. Киллан с размаху вонзил горящий наконечник чудовищу в брюхо.

Плоть в этом месте затрещала и почернела. Тварь взвыла, запрокинув голову, из пасти ее вырвался язык пламени. Из последних сил она попятилась к воде, еще надеясь спастись от смерти.

Но Киллан крепко держал вонзенное копье, не давая ей уйти. Да и вода уже не спасла бы. Казалось, от наконечника возгорелись внутренности звероподобного — его тело задымилось, быстро почернело, и, испустив последний вой, монстр в корчах рухнул на дощатую пристань.

Плоть разом съежилась и застыла, перестала быть текучей, словно при жизни ее одушевляла некая Милость, которая теперь сгорела. Лишь дым еще клубился.

Тилар остановился рядом с Килланом.

— Зверь не последний, — сказал он сержанту. — Тут летает еще один. Будьте наготове.

Киллан глянул в черное небо. Потом показал в сторону.

— А там лежит еще. Этого удалось прикончить быстро.

Сержант подвел его к куче валунов. Когда они подошли поближе, Тилар увидел, что перед ним не камни, а мертвое чудовище с твердой пластинчатой кожей цвета гальки.

— Удар оказался на славу. — Киллан одобрительно посмотрел на виру Эйлан, которая стояла неподалеку с мечом в руке. — Она угодила в слабое местечко и поразила что-то жизненно важное. Но мы и полюбоваться не успели, как наскочил сзади тот урод, с канала. Его убить было потруднее. Поди догадайся, что сталью не возьмешь, огнем надо.

Тилар кивнул.

Что-то мучило его, не давая покоя. Он оглянулся на дымящиеся останки звероподобного.

Киллан продолжал:

— Похоже, мы разворошили ненароком их гнездовье. Тут, в Блайте, они и прятались — те, что уцелели. Надо бы собраться да перебить всех. Пошлю-ка я утром большой отряд…

Вокруг стояли с копьями наготове остальные стражники, беспокойно поглядывая по сторонам.

Тилар перестал слушать. Снова посмотрел на останки, над которыми еще клубился дым. Вспомнил, как пытался остановить Киллана. Почему? Что заставило его это сделать?

Он шагнул к пристани. Уставился на мертвое чудовище. Что-то было знакомое в этой белой плоти… или показалось?

Вышние боги… неужели.

Тилар подошел ближе, встал возле трупа на колени.

— Сир, — раздался за спиной голос Киллана, — лучше отойдите.

Не слушая, он взялся рукой в перчатке за уродливую челюсть, повернул голову зверя набок. Провел пальцем по горлу. Полоска кожи сдвинулась, открыла розовую внутреннюю плоть.

Жабры.

Тилар заглянул в мертвые глаза. Теперь он знал, кто перед ним лежит.

— Крил…

Поднявшись на ноги, он оглядел покрытый льдом канал. Шагах в семи вверх по течению темнел какой-то холмик. Тилар торопливо двинулся к нему. Киллан и стражники поспешили следом.

То было подводное судно, на котором приплыл сюда Роггер. Выброшенное на берег, опрокинутое. Верхний плавник сломан, киль расколот, словно кто-то пытался пробиться наружу, как цыпленок из яйца.

Тилар снова оглянулся на пристань. Крил, кормчий, глава охотников Файлы.

Кровь застыла у него в жилах. Они не разворошили никакого старого гнездовья. Тех, кто напал на них, прокляли и уподобили зверям только что.

С неба, словно в подтверждение, донесся визг. Крылатая тварь вернулась. И снова бросилась в атаку, избрав целью двух стражников, стоявших у плотницкой мастерской. Но на сей раз те были наготове. И отшвырнули чудовище, прорвав ему копьями крылья.

Все бросились туда, и Эйлан тоже, с мечом в одной руке и топором в другой.

Рядом с Тиларом остался только Киллан.

— Стойте здесь, сир. Мои люди сами справятся.

Звероподобный взмахнул лапой, содрал когтями пол-лица у одного из стражников, обнажив кости. Тот с воплем отшатнулся.

Тварь двигалась с быстротой ветра.

Она ударила снова.

Тилар бросился вперед.

— Сир! — протестующе вскричал Киллан.

Но Тилару было не до него. Он вдруг все понял. Крылья женщины, текучее тело Крила, каменная броня третьего зверя. Каждое из чудовищ являло один из аспектов Милости — воздух, воду и землю.

Недоставало четвертого.

Огня…

На бегу он снова услышал вопль, на этот раз женский, донесшийся из плотницкой мастерской.

Кричала Делия.

Целью нападения был не Тилар. Звероподобные пришли не за ним. А за талисманом — проклятым черепом. Крылатая тварь тоже пробивалась на самом деле в мастерскую.

Куда кто-то уже прорвался.

Миновав входную дверь, возле которой шло сражение, Тилар влез в разбитое окно. Следом забрался Киллан. Они очутились в кухне, судя по обвалившемуся каменному очагу, где ныне обитали крысы, и осколкам глиняной посуды, валявшимся на полу. Здесь, несмотря на то что от ветра защищали стены, казалось холоднее, чем снаружи.

Причину Тилар знал.

Звероподобный, проклятый огнем, втянул в себя и то малое тепло, что было в доме. Тилар молча подал знак Киллану. Он уже успел объяснить, что тот должен делать. И сержант, хотя и без особой охоты, занял место у двери в мастерскую.

Сам Тилар направился к той, что вела в коридор.

Только выглянул — мимо носа просвистел кинжал. Тилар отшатнулся. Но целились не в него. Клинок летел в черную тень, стоявшую на пороге мастерской, — четкую, обрисованную светом костра, горевшего позади.

Четвертый зверь.

Роггер не промахнулся. Кинжал вонзился в грудь, но рукоять его мгновенно полыхнула огнем. Кровь не выступила — рана тут же затянулась. И по груди струйкой потекла расплавленная сталь — все, что осталось от клинка.

Тилар выскочил в коридор, пробежал в тот конец, где Роггер прикрывал собой Делию.

— Он проломил заднюю стену, — быстро объяснила девушка, — и кинулся на нас.

«Костер его притянул», — подумал Тилар.

Зверь зарычал и двинулся вперед. Из черных губ выплеснулся огонь, глаза яростно сверкнули.

Тилар поднял меч. Кем бы ни был прежде этот человек, столь же безвинный, скорее всего, как и Крил, уподобленный зверю против собственной воли, он должен умереть. Позади, за входной дверью, слышался визг крылатой твари. Бой там продолжался. Отступать было некуда.

Роггер встал рядом.

— Четыре добрых кинжала погубил. Сомневаюсь, что его возьмешь клинком. Даже божьим.

Но ничего другого не оставалось, несмотря на риск. Тем более что некоторую поддержку Тилар себе обеспечил.

Он бросился навстречу зверю с криком:

— Киллан, давай!

За спиной чудовища в мастерскую ворвался сержант с куском парусины в руках. Подбежал к костру, накрыл пламя и, прыгнув сверху, принялся его затаптывать.

Звероподобный черпал из огня силу. Когда источник ее был внезапно утерян, чудовище на мгновение растерялось.

На это Тилар и рассчитывал.

Одним прыжком добравшись до монстра, он воткнул ему в горло клинок. Едва не задохнулся от хлынувшей из раны волны нестерпимого жара, зловония серы и горящей плоти. Повернул лезвие и вонзил меч по рукоять.

Мысль о Криле лишала победу всякой радости.

Звероподобный, сраженный его мечом, упал. С последним вздохом его покинула извращенная Милость. Рухнувшее на пол тело, как и плоть Крила, съежилось, лишившись силы, которая им двигала.

Киллан, размахивая мечом, выскочил из мастерской.

Сзади донесся радостный крик — стражники одолели крылатую тварь.

Делия шагнула к Тилару.

— Клинок…

В руке его, как всегда, осталась лишь рукоять. Лезвие не расплавилось. Просто исчезло. Таково было проклятие меча богов. Один удар, осененный благословением, — и клинок пропадал. И появлялся вновь лишь при помощи единственного, редчайшего средства: крови неразделенного бога.

Но этого приходилось ждать.

Тилар повернулся к Роггеру.

— Череп нужно вывезти из Чризмферри как можно скорее.

— Почему?

— Кто-то знает, что ты доставил его сюда. Нападение было неслучайным. — Он быстро рассказал о Криле. — Они явились за черепом.

Роггер побледнел.

— Но как они успели проведать о моем приезде? Сегодня я ступил на сушу впервые за несколько дней.

— Не знаю.

Тилар взглянул на Делию. В делах, касавшихся Милости, она разбиралась лучше любого из них, ибо много лет прислуживала богине. Но девушка покачала головой. Этого не знала и она. Видимо, существовало лишь одно место в Мириллии, где тайну могли разгадать.

— Череп нужно переправить в Ташижан, — сказал Тилар. — Там его изучат и найдут ответ.

Роггер задумчиво сдвинул брови.

В Ташижане — оплоте ордена рыцарей теней, обители почтенных мастеров — не все относились к Тилару хорошо. Староста Аргент сир Филдс был категорически против избрания его регентом и враждебно настроен по отношению к нему самому. Правда, имелись и преданные союзники — Катрин сир Вейл, смотрительница цитадели, и Геррод Роткильд, один из самых знающих мастеров. В их руках, за высокими стенами крепости, череп был бы в безопасности.

Но как его туда доставить?

— Через семь дней я сам должен отправиться в Ташижан, — сказал Тилар, — чтобы снова стать рыцарем и занять положенное мне место в ордене. Но ждать так долго я не хочу. Лучше бы выведать тайну черепа заранее, до того как я туда попаду.

— Давай поеду я, — предложил Роггер. — У меня полно друзей во всяких темных уголках. Опять исчезну. И пусть никто не знает куда. Из цитадели же отправлю тебе весточку с вороном.

— И встретимся через семь дней, — кивнул Тилар.

— Значит, с моей историей придется подождать. — В голосе Роггера вдруг послышалось колебание. — Слишком она длинна, чтобы уложиться в остаток ночи. Но кое-что ты всетаки должен знать.

Он поманил друга в сторону, где их не могли слышать ни Киллан, ни Делия. И с некоторой запинкой поведал:

— Череп… я говорил, что нашел его в Сэйш Мэле… но не успел сказать, что его еще кое-кто искал. И этот кое-кто отстал от меня всего на шаг.

— Кто же?

— Неважно.

— И все-таки?

— Я видел его только издали. Ночью. И лицо он вымазал пеплом.

— Черный флаггер?

Таков был обычай пиратов и контрабандистов, вершивших свои дела под покровом ночи, — мазать лица пеплом, чтобы их не могли узнать.

Роггер кивнул.

— Перехватил я одно письмишко, но оно оказалось под заклятием. Сгорело в руках раньше, чем я успел что-либо прочитать. Разобрал только имя адресата.

Он сделал паузу. Тилар терпеливо ждал.

— Креван.

Тилар вздрогнул.

Креван, один из самых ревностных союзников. Бывший рыцарь теней — знаменитый Ворон сир Кей — помогал ему в освобождении Чризмферри. После сражения при Мирровой чаще исчез, и больше Тилар ничего о нем не слышал. Он подозревал, что Креван вновь занял место предводителя черных флаггеров.

И что же все это значило? Зачем понадобился череп Еревану?

Судя по выражению лица Роггера, ответа он тоже не знал.

Тилару очень хотелось услышать рассказ о его паломничестве целиком, но с этим, увы, приходилось повременить.

— Долго ты будешь добираться до Ташижана? — спросил он.

— Со всеми предосторожностями — два дня.

— Я пошлю ворона — предупредить Катрин о твоем приезде.

— Может, мне лучше ее удивить? — Роггер поднял бровь. — Ворона, знаешь ли, тоже нетрудно сбить с пути.

На том и договорились.

Тилар начал созывать всех в обратную дорогу, и когда отряд выстроился перед домом, Роггера с ними уже не было. Он растворился среди мрачных руин Блайта, даже не попрощавшись.

Тилар только головой покачал.

— Ему ничто не угрожает? — спросила Делия, тревожась за друга.

Он взял ее за руку. На этот вопрос тоже не было ответа. Страх сдавил сердце. Когда Роггер доберется до Ташижана, станет ли меньше угроза, нависшая над ним?

И над всеми остальными?

 

Глава 3

ДЕВОЧКА С ДЕРЕВЯННЫМ МЕЧОМ

Дарт спешила по винтовой лестнице вниз. Уже прозвенел четвертый утренний колокол, и эхо его металось в гулких лестничных пролетах Штормовой башни. Боясь споткнуться, она придерживала на ходу полы плаща.

Только бы не опоздать… еще и сегодня.

Рядом семенил Щен. Весело прыгал по ступенькам, свесив набок огненный язычок, довольный возможностью поразмяться. Его призрачное тельце беспрепятственно и неощутимо проскакивало сквозь чужие плащи и ноги. Никто не видел ее вечного спутника, и преградить ему путь мог только камень.

Счастливчик. Ей бы так.

В этот час главная лестница была запружена народом — не протолкаться. Мимо пробегали вестники в голубых куртках, кто с сумкой на плече, кто со свитком в руках, горя таким же нетерпением поскорее оказаться наверху, как Дарт — внизу. Проплывали степенно мастера с бритыми татуированными головами, незыблемые утесы среди бурной реки. Но большинство заполонивших лестницу принадлежали к тому же сословию, что и Дарт. Пажи в коротких плащах, оруженосцы в капюшонах. И те, кто составлял его цвет и гордость, — осененные благословением рыцари теней. Некоторые хмуро кутались в плащи, даже здесь не в силах отринуть тяжкие заботы. Другие шли нараспашку, блистая яркими нарядами, и улыбались, радуясь свободе. Только в Ташижане рыцари имели право ходить с открытыми лицами, без масклинов и даже без плащей.

Здесь был их дом.

И дом Дарт. Отныне и навсегда.

Кругом раздавались неумолчные разговоры, смех, крики, брань. Регента со свитой ожидали из Чризмферри через четыре дня. Ради предстоящей церемонии и посвященных ей празднеств рыцари съезжались в Ташижан отовсюду. Все жилые покои были уже заняты, вновь прибывших размещали в тех, что давно пустовали, в заброшенных частях цитадели.

Неизбежные в такой суматохе требования, предложения, жалобы, угрозы, просьбы множились и возносились, подобно дыму, к личным покоям смотрительницы Вейл, расположенным на самом верху башни. И поскольку Дарт была ее пажом, обязанностей у девочки прибавилось тоже. Времени на обычные дела не хватало.

Например, на ежедневные тренировки.

На поясе у нее висел деревянный меч. Жалкое подобие чудесных рыцарских мечей с рукоятями, украшенными черными алмазами. Зато такой длинный, что колотил Дарт по ноге и грозил зацепиться за каждую ступеньку.

Наконец она выбралась с лестницы в большой, похожий на пещеру нижний коридор. И поспешила вдоль стены, в обход толпившихся посередине людей.

— Хофбрин! — рявкнул кто-то.

Она не сразу поняла, что зовут ее. Не привыкла к этому имени, даже проведя здесь целый год. К тому же оно было чужим. Сирота от рождения, своего истинного имени она не знала. Дарт ее назвали в приюте, в честь колючего и упорного сорняка с желтыми цветочками, способного расти на голых камнях. Поэтому, когда школьная подруга предложила ей свое семейное имя — в знак неразрывной связи, Дарт с радостью согласилась.

Сейчас Лаурелла была далеко, в Чризмферри, служила Дланью слез у регента Тилара сира Ноха.

— Хофбрин!

Обернувшись, Дарт увидела, что к ней пробивается через толпу Пиллор — товарищ по тренировкам, оруженосец и помощник обучавшего их мастера меча. Он был всего на два года старше Дарт, но высок, как настоящий рыцарь.

Откуда ни возьмись появился Щен и встал между ней и Пиллором. Отражая ее собственные чувства, призрачное тельце заполыхало огнем. Шипастая грива встала дыбом — стремительность Пиллора предвещала бурю.

— Вот ты где! — Пиллор прошел сквозь Щена и схватил девочку за плечо. — Опять опаздываешь! Меня послала за тобой мастер Юрил. Велела притащить хоть волоком.

— Я… я… мне нужно было…

— Я… я… — передразнил Пиллор. — Вечно тебе что-то нужно. Считаешь, пажу смотрительницы можно задирать нос и ходить на тренировки когда вздумается?

Он почти не преувеличивал. Почетная служба отнимала у девочки много времени. Только нос она вовсе не задирала. Как раз наоборот. Редко общаясь с равными себе, она до сих пор была среди них чужой, к тому же вечно отставала — ив науках, и в фехтовании.

А самое главное — чувствовала себя самозванкой. Места в Ташижане она не заслужила. Попала сюда только потому, что ее понадобилось спрятать за высокими стенами цитадели, держать в безопасности и под рукой. О своем истинном происхождении Дарт узнала всего год назад. Дочь бродячих богов. Ее гуморы не изобиловали Милостями, лишь кровь была наделена одним-единственным благословением — возрождать меч богов, Ривенскрир. Вот Дарт и отправили сюда, подальше от Чризмферри и Ривенскрира, чтобы кому-нибудь не вздумалось выкрасть разом и ее, и меч.

Больше она ничем не отличалась от обычных детей.

Разве что одиночеством и потерянностью.

— Из-за тебя мастер Юрил всех поставила под ярмо.

— Но за что же их наказывать…

— «Рыцарь силен тогда, когда силен орден», — с презрительной ухмылкой напомнил Пиллор.

Это Дарт слышала с самого начала обучения. Истинная сила ордена — не в одном рыцаре, но во всем ордене. Один не справился — страдают все.

Таков был урок, который мастер меча преподнесла ученикам нынешним утром.

Цена опозданий Дарт.

Больше понукания не требовались. Она бегом выскочила из башни и понеслась к полям для тренировок. Пажи обучались на самых дальних. На ближних отрабатывали выпады оруженосцы, высмеивая промахи друг друга, но не скупясь и на похвалы. Они воистину были братьями. И, уворачиваясь от комьев грязи, летевших из-под конских копыт, Дарт невольно задумалась, удастся ли ей когда-нибудь стать для них своей.

Учеников мастера Юрил она увидела издалека и побежала еще быстрее. Бедняги, запряженные, как быки, в сани, бороздили промерзлую грязь и жухлую траву. Тяжелое упражнение, но укрепляющее спину и ноги.

Юрил наблюдала за ними, скрестив руки на груди, зажав в зубах свисток из чернолиста. Несмотря на седину, блиставшую в черных волосах, она была стройна, как девушка.

Заслышав приближение Дарт, Юрил обернулась.

— Хофбрин… решила к нам заглянуть? Как это мило с твоей стороны!

Дарт опустилась на одно колено, склонила голову, потом встала.

— Мой долг…

— Быть здесь, — сказала Юрил. — А не в покоях смотрительницы. Катрин сир Вейл это знает тоже. А если забыла, напомни ей — от моего имени.

— Да, госпожа.

Юрил дунула в свисток.

— Довольно! Все ко мне!

Вокруг послышались вздохи облегчения. Ученики сбросили с натертых плеч ярма и потянулись к мастеру. На Дарт они смотрели исподлобья. Знали, кого винить за столь нелегкое утро, но до поры помалкивали. Выскажутся потом. Когда не будет рядом мастера Юрил.

— Начнем сегодня с основных позиций, закончим поединком.

Ученики выстроились по четыре в несколько рядов. Дарт собиралась шмыгнуть в последний, но мастер меча была начеку. Заставила ее встать впереди. И полный колокол они повторяли основные приемы защиты и нападения: «обманный уклон», «огрызающийсяпес», «рогамесяца», «укусрукояти», «схлест» и множество других.

Дарт старалась изо всех сил, но недостаток практики сказывался — кончик клинка падал в «щучьем узле». И запястье дрожало при переходе от «улья» к «метельщику». Мастер Юрил за каждую ошибку наказывала. Била тростью по ее деревянному мечу, по пальцам и заставляла повторять упражнение.

И все при этом на нее таращились. Откровенно, со злой насмешкой, радуясь ее унижению. Слезы так и просились на глаза, и Дарт их едва сдерживала.

Наконец дошло дело до последнего приема. «Каприз наэфрина», сложный танец руки и стали, ряд обманных, призванных обезоружить противника шагов. Очень рискованный — одно неверное движение, и сам останешься без меча. Но, сумев вовлечь противника в этот танец и ни разу не ошибившись, на победу можно было рассчитывать наверняка.

Дарт старалась как могла.

И ошиблась.

Рукоять выскользнула из усталых пальцев. Меч шлепнулся в грязь.

Раздался хохот.

— Меч ветром выдуло. — Пиллор заложил руки за спину в подражание мастеру меча Юрил, которую он боготворил.

Та посмотрела на Дарт сердито.

— Подними меч, Хофбрин. — И повернулась к ней спиной, даже не потребовав повторить прием, словно заранее сочла это бесполезным. — Переходим к поединку. Поглядим, как у вас получается пользоваться этими приемами в настоящем бою. На поле битвы нужно плавно переходить от одного к другому, предугадывать действия противника, успевать сообразить, как на них ответить. И учтите, я вижу каждого.

Все быстро разбились на пары. Лишь Дарт осталась в одиночестве.

Юрил взглянула на Пиллора и велела:

— Встанешь с ней.

Тот удивился. Он опережал Дарт в обучении на пять лет и, конечно, значительно превосходил ее в боевом искусстве. Но кивнул.

— Как скажете.

В глазах его промелькнуло злорадное предвкушение.

Юрил вскинула руку.

— Приготовились!

Дарт отступила на шаг, заняла оборонительную позицию. Силы противника, его сноровка и длина руки были ей хорошо известны. Кончится ли когда-нибудь сегодняшнее унижение?

— Поднять мечи! — гаркнула Юрил. — Начали!

Пиллор с ходу бросился вперед. Дарт едва успела парировать стремительный выпад, отбила меч. Но кончик его просвистел возле самого уха. И вместо того чтобы пойти в ответную атаку, она уклонилась.

Противник проворно отпрянул и сделал выпад с разворота. Меч вылетел из руки Дарт от сильного удара. А Пиллор, качнувшись вперед, с неменьшей силой нанес второй — прямо в грудь.

Дарт опрокинулась на спину.

И он победоносно встал над ней.

Девочка потерла ушибленное место. Без синяка не обойдется. Будь меч стальным, а не деревянным, ее сейчас и вовсе не было бы в живых.

Вокруг стучали, сталкиваясь, мечи остальных учеников. Она проиграла первой. Не прошло и мгновения.

Юрил, отвернувшись от нее, следила за другими поединками.

Дарт поднялась на ноги и тоже стала смотреть на товарищей. Они бились пока еще неумело, боевое искусство уступало силе мускулов, но кое-кто выказывал задатки таланта. Изящный поворотный финт, круговое парирование, сдвоенный выпад.

Юрил сделала несколько одобрительных замечаний. Редкая в ее устах похвала привела, как обычно, к тому, что отличившиеся тут же засмущались и мигом утратили преимущество. Но проигрыш все равно был не так обиден.

Потом она приказала Дарт с Пиллором:

— Еще раз!

Девочка подняла меч. Два выпада — и она снова оказалась на земле. С отбитым, горящим болью запястьем. Пиллор и не думал ее щадить, пуская в ход все свои силы и умение.

Слезы опять подступили к глазам, но злость заставила Дарт подняться на ноги.

Вокруг метался Щен, огненно-красный, со вздыбленной гривой. Она махнула ему свободной рукой, веля убраться. Порою призрачный спутник, сильно осерчав, способен был вмешиваться в происходящее. Ей этого не хотелось.

— Еще раз!

Дарт напряглась. И, едва прозвучал приказ, атаковала противника с финтом. Он парировал, отбрасывая ее меч. Ожидая этого, она нырнула под взмах.

Захваченный врасплох без защиты, Пиллор выпучил глаза.

Дарт сделала завершающий выпад.

Но меч ее не коснулся соперника. Пиллор схватил его свободной рукой. Дернул, подтаскивая к себе Дарт. И ударил ее в подбородок рукоятью своего меча.

Со всего маху девочка грохнулась навзничь.

Юрил увидела только самый конец, прозевав остальное.

— Хофбрин, никогда не открывайся! Учись держать расстояние! — гаркнула она.

И снова отвернулась.

Пиллор презрительно ухмыльнулся, торжествуя победу, добытую мошенничеством. Сражайся они на стальных мечах, он не схватил бы рукой острое лезвие. Без пальцев остался бы. А выпад Дарт достиг бы цели.

— Довольно на сегодня! — объявила наконец Юрил. — Ступайте обедать. Увидимся завтра. И не сидите без дела до тех пор, тренируйтесь!

Последнее она сказала, глядя на Дарт.

Ученики захихикали.

А потом отправились холодными полями в теплые башни. По двое, по трое, кучками. Лишь Дарт шла одна, опозоренная, никому не нужная.

Оглянувшись на ходу, она увидела Пиллора рядом с Юрил. Мастер меча что-то говорила ему, и, хотя она стояла к Дарт спиной, казалось, юный оруженосец получает выволочку. Он открыл было рот, протестуя, но тут же его захлопнул. Увидел, что Дарт смотрит на него, и глаза у него сделались злыми. Похоже, выговор касался их поединка.

Девочка торопливо отвела взгляд.

Может, Юрил все-таки заметила, как он смошенничал? Или ругала его только за то, что он, сражаясь с таким слабым противником, не умерял своих сил?

Как бы там ни было, на душе у нее немного посветлело. И Щен сразу же перестал дыбить гриву, весело затрусил вперед.

Дарт вдруг преисполнилась решимости. Она будет тренироваться каждый вечер. И никогда больше не ляжет на спину в грязь.

Тут взгляд ее упал на Штормовую башню, что высилась впереди, подпирая главою серое, стальное небо. Там, на самом верху, находились покои смотрительницы Катрин сир Вейл, где Дарт поджидали другие, совершенно неотложные обязанности. До посвящения Тилара в рыцари оставалось всего несколько дней. Дел по горло.

Ее вновь охватило чувство глубокого одиночества, от которого не спасли бы никакие поручения. С тяжелым сердцем посмотрела она вслед хохочущим, подталкивавшим друг друга на ходу однокашникам. Ее единственная подруга Лаурелла, с которой они, бывало, забравшись в одну кровать, шептались ночи напролет, далеко. А здесь у нее никого нет.

Даже имени ее настоящего никто не знает.

Щен тут же почуял, что его хозяйка стала мрачнее тучи. Подскочил к ней, куснул деревянный меч, пронзив его зубами насквозь без всякого ущерба. И, судя по выражению мордочки, свирепо зарычал.

Она устало улыбнулась.

Один друг у нее все-таки есть.

— Идем, Щен… ох, сколько же нам еще подниматься…

Шагая вверх по ступеням винтовой лестницы, Дарт думала о том, что ей предстоит сделать, и ничего по сторонам не замечала. Пока ее внимание не привлек раздраженный окрик:

— Потише, ты… Моя мантия!

Она очнулась и обнаружила, что пытается протиснуться мимо Хешарина, главы совета мастеров. Толстяк, упираясь рукой в стену для пущей устойчивости, загородил всю лестницу. Лысая голова его, украшенная одиннадцатью татуировками — знаками дисциплин, которыми владел мастер, — блестела от пота.

Видать, важное дело влечет его к старосте Филдсу, подумала Дарт, раз он забрался так далеко от своих владений. Катакомбы мастеров, по слухам, уходили под землю столь же глубоко, сколь высоко вздымалась в небо Штормовая башня. Мастера в них хозяйничали единовластно. Там находились их личные покои, алхимические лаборатории и склады. А у Хешарина, как слышала Дарт, имелся в распоряжении даже подземный зверинец — для испытания новых алхимических составов.

Она все же протолкалась вперед, и толстяк смерил ее сердитым взглядом. Другой мастер, незнакомый старик в грязном дорожном плаще, поднимавшийся перед ним, тоже посмотрел на Дарт. Она вздрогнула и чуть не споткнулась о ступеньку. Глаза у него были молочного цвета. Как бельма у слепца. Тем не менее он видел, и холодная тяжесть его взора неприятно поразила девочку. Ей послышалось на миг хлопанье вороньих крыл, напоминание о пережитых некогда ужасе и насилии.

Но он отвернулся, и наваждение исчезло.

Она поспешила обогнать старика. Щен, поджав обрубок хвоста, сделал то же самое.

Наконец оба добрались до площадки двадцать второго этажа, где располагались покои старосты Ташижана и смотрительницы Вейл, и Дарт вздохнула с облегчением. Полуденная толкучка на лестнице осталась позади… правда, чем выше, тем меньше на ней обычно бывало народу. На самый верх поднимались лишь те, у кого было дело к смотрительнице или старосте.

Как у этих двух мастеров.

Оглянувшись, Дарт увидела, что они входят следом за ней в коридор.

Интересно, что привело их сюда?

Высокие двери, ведущие в Эйр старосты, были открыты, рядом несли караул два рыцаря. На плече у обоих виднелась вышивка — красный, пересеченный двумя линиями круг. Знак Огненного Креста. Люди Аргента.

Перед ними стояла кучка вновь прибывших гостей, в коричневых и черных плащах, с виду дорогих, но поношенных.

Из-за двери донесся голос:

— … Благодарю Длань лорда Бальжера за оказанную честь. Слуга мой, Лоул, отведет вас в комнаты, где вы сможете отдохнуть с дороги. Он же проследит за вещами. Их выгрузят с флиппера и доставят сюда.

Дарт отошла к стене, уступая дорогу гостям. Посольство из Обманной Лощины. Рановато явились подданные лорда Бальжера — желая, видимо, вдосталь наглотаться вина и эля еще до церемонии… Бог прислал на церемонию посвящения Тилара в рыцари всего одну Длань из восьми? Похоже на завуалированное пренебрежение. Должно быть, затаил на регента какое-то зло владыка царства бандитов и головорезов.

Всю прошлую луну в Ташижане заключали пари — какие из царств пришлют посольства и сколько от каждого будет Дланей. Дарт проводила взглядом единственную Длань из Обманной Лощины — обрюзгшего толстяка с походкой паралитика. На этой ставке разживутся немногие.

Пропустив приезжих, она двинулась дальше.

Стражники, чьи лица скрывал масклин, как будто не заметили ее.

Зато увидел, к несчастью, кое-кто другой.

— Паж Хофбрин…

Она застыла на месте.

— Подойди, пожалуйста.

Дарт обернулась. В двух шагах от порога своих покоев стоял староста Филдс. Высокий, внушительный, в серой куртке с серебряными пуговицами, в черных штанах и сапогах. Не сводя с нее глаз, он рассеянно сунул в руки слуге какой-то пустяковый подарок, преподнесенный Дланью лорда Бальжера.

По обычаю староста заплетал волосы в косу, перевязанную черным кожаным шнурком, и, несмотря на седину, блестевшую в темно-каштановых прядях, был еще крепок и бодр. Одним-единственным взглядом Аргент сир Филдс повергал людей в трепет. У него недоставало глаза, потерянного в прославленном сражении с безумным владыкой заброшенных земель. Пустую глазницу прикрывала костяная пластинка — вырезанная, по слухам, из черепа того самого короля.

Дарт невольно попятилась. Но бежать было некуда.

Староста Филдс тепло улыбнулся ей.

— Не бойся, дитя. Я не кусаюсь.

Дарт сглотнула комок в горле и покорно подошла. Откажешься тут!.. Перед ней — что бы там ни случилось в прошлом году — стоял сам глава рыцарей теней.

Когда она переступила порог, Аргент сказал караульным:

— Попросите мастера Хешарина и его гостя оказать мне любезность и немного подождать, когда они подойдут…

Толстяк мастер, как заметила Дарт, задержался на полпути и заговорил с Дланью Бальжера, дыша с присвистом и вытирая потный лоб.

Аргент закрыл дверь, жестом велел ей проходить и сам пошел следом. В очаге жарко пылал огонь. На окнах, выходивших на срединный внутренний двор, висели плотные занавеси, которые защищали от холода. Обстановка отличалась простотой. В дальнем углу ковер был скатан, и на каменном полу возвышалась стойка с оружием. Должно быть, староста — как поговаривали, один из самых грозных рубак цитадели — продолжал оттачивать свои боевые навыки.

На стойке, впрочем, Дарт заметила пыль.

Видно, нынче старосту занимали другие битвы.

За свое место в Эйре.

На должность эту его избрали почти единогласно, тем не менее все знали, и не без оснований, на что он готов был пойти, когда ему кто-то угрожал. Например, Тилар, которого объявили богоубийцей и на которого Филдс устроил облаву. Многие видели обратившегося в камень Симона сира Джаклара, правую руку Аргента, его верного помощника. Он случайно попал под удар запретного оружия, меча, осененного черной Милостью. Этот меч держал Аргент. После подобного бесчестья, казалось бы, ему не следовало и мечтать о должности старосты. Но вышло иначе.

Тело Симона скрыли во владениях мастеров, в подземельях цитадели, якобы собираясь снять заклятие. А вернее — чтобы убрать с глаз подальше и дать случившемуся время покрыться забвением.

Занять высокий пост Аргенту помогла поддержка мастера Хешарина, главы совета мастеров, весьма влиятельного человека в Ташижане. И ныне положение старосты упрочивалось с каждой луной. Мириллии было не до поминаний прошлого, когда все множились и расходились пугающие толки о диковинных зверях, появляющихся в отдаленных землях, о безумии, постигающем богов, о загадочных исчезновениях людей.

И число сторонников Аргента за эту долгую зиму возросло. Еще до своего подлого поступка он основал Огненный Крест. За последние века ряды рыцарей поредели, все меньше уважения к ним питали, считая простыми наемниками и посыльными. Аргент же поклялся вернуть ордену былую славу, наделить его силой, сделать независимым от богов под знаменем Огненного Креста.

Обещания падали на плодородную почву.

И всходы не могла искоренить даже черная Милость.

Последним хитрым ходом стала затея с возвращением регенту плаща и меча. Аргенту это было нужнее, чем Тилару. А тот не мог отказаться. Ибо объединение сделает Ташижан сильнее в час, когда миру угрожает истинная опасность, пострашнее той, которую представлял собой сир Филдс.

Староста поманил девочку к столу.

— Иди-ка сюда. Перекинемся словечком без лишних ушей. Как рыцарь с рыцарем.

Она не двинулась с места. Ее терзали смутные подозрения. Никогда раньше он не заговаривал с ней. Для него Дарт, как и для всех прочих, была всего лишь пажом, которого нашла где-то Катрин Вейл, слугой и гонцом смотрительницы. Об истинной ее роли и тайне ее происхождения и крови он ничего не знал.

Что же ему вдруг понадобилось от нее?

На столе стояло серебряное блюдо с жареными орехами и сушеными сливами. Аргент пододвинул его к Дарт.

— Угощайся, пожалуйста. Госпожа Юрил наверняка заморила тебя голодом.

Есть и вправду страшно хотелось, но Дарт только пробормотала что-то, чего и сама не расслышала.

Староста поднял сливу, повертел в пальцах.

— Сказал мне тут один оруженосец, что ты вроде бы отстаешь в учебе.

Дарт вспыхнула, ожгла его взглядом.

— Это никуда не годится, — продолжил он. — Может, службу у смотрительницы тебе лучше оставить? Я могу поговорить с ней…

— Нет, сир, — Дарт внезапно обрела голос, — пожалуйста, не надо!

— Так я и думал. Конечно, паж смотрительницы — почетное место, редкая честь.

Дарт сдвинула брови. К чему он клонит?

— Пожалуй, не помешали бы дополнительные занятия… личный учитель… возможно, чуточка Милости, укрепляющей силы… но это, конечно, дорого. Осмелюсь предположить, тебе такое не по карману?

Она только кивнула. Коленки затряслись.

Щен бегал по комнате, суя нос во все углы.

— Но в конце концов, ордену, возможно, пойдет на пользу, если он окажет безвозмездную помощь столь уважаемому члену, как ты, пажу смотрительницы.

— Это было бы крайне великодушно, сир, — сказала Дарт.

Он кинул сливу в рот, прожевал, кивая, словно в ответ на собственные мысли. Потом сказал:

— Но что есть помощь, если она не заслужена? Какой урок извлечет из этого будущий рыцарь?

Дарт посмотрела на него вопросительно.

Аргент вздохнул.

— Из-за суеты в последнее время у нас со смотрительницей почти не было возможности сесть и обсудить спокойно вопросы благополучия Ташижана. Это, конечно, нехорошо. Быть может, паж Хофбрин, ты сослужишь мне службу, в знак благодарности за расходы на учителя и толику особой Милости… рассказывая, о чем говорит и думает смотрительница. В интересах ордена.

— Сир, я…

Староста Филдс остановил ее строгим взглядом.

— Разумеется, смотрительнице ни к чему знать о моей просьбе. Она может решить, что я недоволен ею, а я ведь понимаю, как трудно ей найти время заглянуть ко мне в Эйр. Пусть это останется между нами, тобой и мной.

У Дарт пересохло во рту, сердце ушло в пятки.

— Однако если это затруднит тебя, я думаю, найдется другой паж, который станет служить смотрительнице с большим усердием.

— Но, сир…

Он снова улыбнулся.

Итак, ее просили шпионить за Катрин, соблазняя подачками и одновременно угрожая лишить места. Все в интересах ордена.

— Отлично. Значит, договорились. — Староста подошел к выходу. — Не смею больше тебя задерживать.

Он взялся за ручку двери, и, едва та приоткрылась, девочка выскользнула в коридор, чуть не наткнувшись на Хешарина.

— Осторожно… Мантия! — буркнул он.

Но Дарт, чудом избежав столкновения и со вторым, неизвестным мастером в дорожном плаще, поспешила к покоям своей госпожи. Как же различаются во взглядах староста и смотрительница, которые живут так близко друг от друга и у которых должны быть общие устремления, думала она.

Через мгновение девочка уже стучала в прочную дверь из железного дуба, буравя ее взглядом и мечтая поскорее оказаться за ней.

Щен просто проскочил сквозь нее. Счастливчик.

Мгновением позже ее терпение было вознаграждено.

— Роггер!

В покои Катрин она влетела так, что плащ взвился за спиной.

Дарт увидела бывшего вора, едва открылась дверь. Правда, узнала его только со второго взгляда, а сначала слегка испугалась. Клочковатая борода ровно подстрижена, рыжие с проседью волосы намаслены и расчесаны. Одет в подпоясанную кушаком пурпурную мантию ученого писца, из тех, что осенены особой Милостью, чтобы зашифровывать и запечатывать письма с помощью алхимии. Даже пальцы выкрашены в тот же цвет. В Ташижане таких писцов часто можно было встретить, особенно в последнее время.

Роггер явился под личиной.

Рядом с ним сидел Геррод Роткильд, почтенный мастер, преданный союзник. В своих вечных бронзовых доспехах.

Увидев своего пажа, Катрин сир Вейл поднялась с кресла перед жарко пылающим очагом и накрыла лоскутом ткани лежавшую на столе вещицу. Величиной и формой она напоминала небольшую дыню. Дарт успела учуять какое-то зловоние.

А в следующий миг она оказалась в объятиях Роггера. Крепко обхватила его. Год… Целый год прошел. Вечность!

Пылкость девочки его как будто насмешила. Но Дарт было все равно. Здесь собрались лишь те, кто ее знал.

— Отпусти меня, бесстыжая девка! — сказал Роггер, легонько прижав ее к себе.

Она улыбнулась, разомкнула объятия.

Роггер окинул взглядом комнату, вытянул руку. В ней, словно бы из воздуха, появилось сладкое печенье.

— Мне тут еще кой с кем надо поздороваться. Эй, вшивый окорок!

Он опустил руку к полу, повертел лакомым кусочком.

— Ты где?

Дарт показала на стол, возле которого стояла смотрительница Вейл.

— Щен там.

— А, — сказал Роггер, выпрямляясь. И обменялся странным взглядом с Катрин. — Пожалуй, лучше убрать это отсюда. Чтобы никто ничего не унюхал.

Геррод поднялся на ноги, взял со стола накрытый тканью предмет.

— Возьму к себе. Погляжу в лаборатории, что можно сделать.

— Спасибо, Геррод, — произнесла Катрин.

— И будь с этой чертовой штуковиной поосторожнее, — добавил Роггер.

Мастер кивнул вору, слегка поклонился смотрительнице и, жужжа доспехами, вышел. Дарт никогда не видела его лица, скрытого забралом. Но знала, как и все в Ташижане, что неустанные занятия алхимией ослабили и источили его тело и он давно не мог передвигаться без лат, снабженных благословенными Милостью механизмами. Роткильд превзошел наук больше, чем кто бы то ни было до него. Пятнадцать дисциплин.

После его ухода Роггер подозвал Дарт к очагу. Она села на один стул, Катрин на другой, а Роггер устроился на третьем, протянув к огню ноги. Печенье он отдал девочке.

— Что ты думаешь делать дальше? — спросила у него смотрительница.

— Здесь поторчу. До тех пор, во всяком случае, покуда Тилар не получит обратно свои плащ и меч. Одежки эти скину, полазаю по всяким уголкам, послушаю. Ты не пыталась выяснить, кто же все-таки убил того юного рыцаря в прошлом году?

Лицо Катрин потемнело. На ней был черный кожаный костюм для верховой езды. Золотисто-рыжие волосы свиты в узел на затылке, как всегда, когда она выезжала из крепости. Только так смотрительница в последние дни и отдыхала — в седле, летя как ветер, в развевающемся плаще. Роггер, видимо, помешал ее полуденной прогулке.

— Нет. Боюсь, правды мы никогда не узнаем.

О прошлогоднем убийстве Дарт успела наслушаться всякого. Рыцаря зарезали, выпустили из него всю кровь и бросили возле ямы, полной обгорелых костей. Будто в жертву принесли. Убийц так и не поймали.

— Следов никаких, — сказала Катрин. — Сдался даже следопыт Лорр, после того как целую луну шарил в сточных трубах под крепостью.

Роггер фыркнул.

— И я еще жаловался на свои приключения…

— А сейчас у нас все жилые покои вычищены в честь приезда гостей, и даже давно заброшенные битком набиты рыцарями. Если мы и проглядели след, то теперь он наверняка смыт или затоптан. — Катрин обескураженно покачала головой.

— И нет никакой возможности обвинить Одноглазого? — спросил Роггер.

Дарт знала, что в убийствах и исчезновениях смотрительница подозревает Аргента сира Филдса. Особенно после истории с проклятым мечом. Но подозрения — не доказательства, с ними перед судьями не предстанешь. Тем более что Аргент прошел испытание мастеров истины — служителей огненной алхимии с окровавленными пальцами, способных читать в человеческом сердце.

И все равно Катрин была уверена, что Огненный Крест связан с жертвоприношениями. Яма с обугленными костями, кровавый круг, раскинутое крестом тело — все наводило на эту мысль.

— Кого-нибудь еще недосчитались? — поинтересовался Роггер.

— Мы каждый день проводим среди молодых рыцарей перекличку. И вроде бы после Перрила никто не пропал.

Перрил сир Коррискан тоже был их союзником. Получил рыцарское звание незадолго до исчезновения. Из следов осталась лишь кровь на постели. Этого юношу, как знала Дарт, Катрин искала еще старательнее, чем остальных.

— Столько народу съехалось, — сказал Роггер, — авось кто-то да обронит словечко-другое. Поглядим, может, что и удастся разузнать.

— Будь осторожен.

Судя по выражению глаз, в удачу Катрин не верила. Роггер тоже это понял.

— Мы еще не проиграли. И если виноват Одноглазый или кто-то из его приспешников, мы до них доберемся.

Глаза ее остались такими же пустыми.

— Может, это и ни к чему, учитывая, что творится в Мириллии. Может, нам лучше примириться, чем искать, кого обвинить. Выкинем из Эйра Аргента — и станем слабее. А нам сейчас нужна вся наша сила.

Дарт изумилась. Никогда еще она не слышала от смотрительницы таких слов.

Роггер и тот онемел.

— Нет! — воскликнула девочка, вспомнив недавний разговор, попытку подкупа и угрозы. — Филдс фальшивит. Он ищет не блага для Мириллии, а власти для себя! — И Дарт пересказала обоим, о чем разговаривала со старостой.

Теперь изумилась смотрительница.

— Аргент хочет, чтобы ты шпионила? За мной?

Дарт кивнула.

— Не теряйте бдительности, смотрительница Вейл. Лучше быть в меньшинстве, но остаться честным, чем в большинстве и поддаться порче!

— Устами младенца глаголет мудрость, — усмехнулся Роггер.

Катрин откинулась на спинку стула.

— Я слишком долго пробыла в этой башне.

— Но ты не одинока… — сказал Роггер. — И со дня на день здесь будет Тилар.

Последние слова, казалось, скорее ранили, чем утешили Катрин. Дарт слишком хорошо ее знала, чтобы не заметить, как горько сжались губы и потемнели глаза. Отношения с бывшим женихом были у смотрительницы еще сложнее, чем со старостой.

Роггер же как будто не обратил на это внимания.

— Приедет Тилар, и дело прояснится.

Ничто не могло быть дальше от правды.

Но Дарт на сей раз промолчала.

Солнце уже село, прозвенел первый вечерний колокол, когда девочка закрыла наконец за собой дверь своей комнаты. Сняла плащ, отстегнула меч, стащила сапожки. Устала она так, что мысли путались и на душе было грустно.

После ухода Роггера она только и делала, что бегала по поручениям смотрительницы. Забот, казалось, становилось все больше с каждым колоколом, приближавшим день церемонии. Еще Дарт пришлось побывать на уроке верховой езды, посвященном уходу за лошадьми и сбруей, и брыкливый мерин наступил ей на ногу. Теперь она прихрамывала и на верхушку Штормовой башни поднялась из последних сил.

Но здесь ее ждала собственная комната — примыкавшая к покоям смотрительницы крохотная каморка, где раньше жила служанка. Зато принадлежала она только Дарт, и это было чудесно. В ней даже окно имелось, узкое, выходившее на внутренний двор, где рос гигантский вирм — змеиное дерево.

Оставшись в одних чулках, девочка, прихрамывая, подошла к окошку. Щен тем временем потянулся, покружился на месте и свернулся калачиком на полу.

Над облетевшими ветвями змеиного дерева висел серп малой луны, скользившей к закату. Холодно сверкали звезды. Глядя на них, Дарт вяло перебрала в уме дела, намеченные на утро. Завтра должны были прибыть еще два посольства, из Неверинга и Пяти Рукавов.

Когда оконное стекло затуманилось от ее дыхания, она отвернулась.

И снова вспомнила случай, о котором не могла забыть после поездки со смотрительницей Вейл в Ольденбрук. Перед мысленным взором Дарт явился бронзовокожий мальчик, бывший соученик по школе в Чризмферри, ныне — служитель бога Джессапа. Их встреча в Высоком крыле, блеск его зеленых глаз.

Интересно, приедет ли он на церемонию? Отправит ли его лорд Джессап с посольством?

Мысль об этом слегка пугала девочку — он узнал ее; возможно, видеться с ним опасно. Но… почему-то и согревала.

Дарт вздохнула, покачала головой.

Отошла от окна, однако постель расстилать не стала. День еще не завершен.

Она взялась за меч.

Встала в боевую стойку, вскинула его и принялась за упражнения. Никто не следил за ней, поэтому напряжения она не испытывала и с каждым выпадом чувствовала себя все увереннее. Впервые ощутила, как один прием перетекает в другой. И, повторяя их раз за разом, наконец-то начала понимать — отражает и наносит удары не меч. Она сама — ее тело, ее сердце.

Остальных вечерних колоколов она не слышала. Настала ночь, а Дарт все продолжала танец с мечом.

В одиночестве.

Но с затаенной, то и дело возвращавшейся мыслью.

Приедет он или нет?

 

Глава 4

ЗИМНИЙ ПЛАЩ

Брант изнемогал.

Он с хмурым видом стоял на стуле, растопырив руки, а вокруг суетилась толпа женщин, которые бесконечно подгибали и складывали, подкалывали и прищипывали красовавшийся на нем пышный наряд. Тут же метался вертлявый мастер-портной, то отдавая указания, то заново что-то измеряя. Наконец он хлопнул в ладоши:

— Чудесно! Только слегка поднимем воротник — чтобы скрыть шрам на горле.

Брант с облегчением опустил руки.

Парадное одеяние было синего цвета — штаны темные, куртка посветлее, лазурного оттенка. Отделка указывала на должность Длани крови — красный кант на штанах, такая же лента, приколотая золотой застежкой к плечу, ряд золотых пуговиц на куртке. Поверх всего — темно-синий короткий плащ с красными кисточками.

— Снимайте! — велел портной. — Сделаем последнюю подгонку, к утру будет готово. — И поторопил: — Скорее! У нас еще три Длани не одеты.

Брант слез со стула, снял новый наряд. Всех проводил, закрыл за ними дверь. Натянул привычный, поношенный кожаный костюм, обулся. Увидел свое отражение в зеркале, которое принес портной. Вскинул подбородок, провел пальцем по шраму.

Память о другой жизни… давно забытой.

Он отвернулся от зеркала. Еще раз облегченно вздохнул. Теперь можно взять лук, удрать отсюда и провести остаток дня в покое.

В Высоком крыле царила суматоха. К дороге готовилась половина Дланей. Прочие оставались при лорде Джессапе, который свои владения покинуть не мог. И послезавтра, на посвящении регента в рыцари, представлять его светлость и государство должны были избранные.

Мысль о грядущих празднествах взбудоражила весь кастильон. Еще бы, после долгой зимы, унылых, однообразных будней — веселье и пышные наряды.

Но Бранту эта суета казалась глупой. Церемония посвящения, конечно, всего лишь жест. Символ объединения и исцеления Первой земли. Сам он с удовольствием отказался бы от участия в ней — когда бы не имел причин ответить на просьбу лорда Джессапа согласием. Во-первых, в подобных случаях никогда не отказывают. А во-вторых, ему хотелось разузнать побольше о паже смотрительницы.

Он тронул камень, висевший на шее.

И тут в коридоре раздался восторженный вопль.

Что еще случилось? Брант подхватил колчан и лук, метнулся к двери.

Открыл ее и услышал ликующий голос Лианноры, госпожи слез:

— …Непременно надо сшить до отъезда! Чудеснейший выйдет плащ!

В коридоре Брант увидел, как Лианнора целует в щеку высокого мужчину с длинными светлыми волосами, связанными сзади шнурком. Тому пришлось нагнуться, чтобы получить поцелуй. Худое лицо, темные, жесткие, как кремень, глаза. Глава кастильонной стражи. Он был неравнодушен к госпоже слез, и все об этом знали.

— Спасибо, Стен! Подарок как нельзя более кстати. — Лианнора захлопала в ладоши.

Портной, стоявший рядом, ее радости явно не разделял. Сказал, хмурясь:

— Шкура свежая… чтобы выделать к сроку, понадобится много Милости и алхимии.

— Меня не волнует, во что это обойдется, — ответила Лианнора. — Плачу из собственного кошелька.

Брант хотел было пройти мимо, но она его заметила. Неприязненно усмехнулась и спросила:

— На охоту собрались, мастер Брант? За парочкой тощих зайцев и птичек?

Он пожал плечами.

— Как повезет.

— Может, возьмете с собою Стена? Похоже, он способен поучить вас охотиться в здешних лесах.

— Сам справлюсь. Благодарю.

Брант двинулся прочь, но она загородила ему дорогу. И показала на подарок стражника.

— Вот добыча настоящего охотника!

На полу лежала раскинутая шкура.

Лианнора, не заметив, как Брант изменился в лице, отвернулась.

— Белый мех изумительно подойдет к новому платью. — О мальчике она уже забыла и всецело сосредоточилась на портном. — И уши с серыми пятнышками надо сохранить непременно, пустить на капюшон. Тогда каждому будет понятно, что волк не простой. А настоящий пещерный!

Брант невольно попятился.

Волчица, которая выслеживала его в лесу, изможденная, умиравшая от голода, вымолившая у него добычу. Это была ее шкура.

Снятая не долее чем полдня назад. Со свежими следами крови. С неровным разрезом на одной из задних лап. Оставленным не ножом охотника, а железным силком — жестокой ловушкой. Сколько же волчица, пытаясь вырваться, билась, что изрезала лапу проволокой до кости?

Он бросил взгляд на начальника стражи. Тот ничего вокруг не замечал, упиваясь вниманием Лианноры. Мясник, а не охотник.

Брант запомнит это.

Он направился к выходу из Высокого крыла. Теперь, до отъезда в Ташижан, необходимо успеть еще кое-что сделать.

Брант был охотником, который следует Пути и почитает его; он знал, что заставило волчицу идти за ним по лесу и загнало ее в силок, притупив осторожность.

Не только голод.

Две пары глаз в подлеске, которые он успел заметить. Волчата, детеныши.

Она зашла очень далеко от родных мест, пытаясь их спасти, доведенная до отчаяния. И теперь, согласно Пути, ответственность за малышей легла на его плечи.

Выбора нет.

Он должен их отыскать.

Город на опорах трещал и стонал. Мороз усиливался, как казалось Бранту, с каждым вздохом. Задувал порывами ветер. Шел снег, и пахло надвигающимся ураганом. Брант посмотрел в небеса. Над головой они были еще довольно светлыми, но на севере собирались тяжелые, черные тучи. Над замерзшим озером вставал морозный туман.

Мальчик перевел взгляд на земляных великанов, стоявших на страже у подножия башни. Те в своих огромных тулупах зябко поеживались. Ветер пробирал насквозь.

— Эти паршивцы пришли с той стороны, — вытянул здоровенную ручищу Малфумалбайн. — Видали бы вы их. Вопят, в щиты колотят — будто голыми руками змея придушили.

Дралмарфиллнир угрюмо кивнул.

— Точно, точно. А уж элем несло! Учуяли мы их прежде, чем увидели.

Брант посмотрел туда, куда указывал Малфумалбайн. Следы Стена и его людей еще хорошо видны. Он легко доберется до места.

— Может, не пойдете? — предложил Малфумалбайн. — Погода портится. Как бы чего не вышло. Лучше завтра поохотитесь.

Брант покачал головой. Отложить свое дело он не мог.

— Вернусь к первому вечернему колоколу.

Дралмарфиллнир закатил глаза, не одобряя этакой глупости.

Мальчик вышел за дверь.

— Эй! — крикнул вслед ему второй великан. — Коли наткнетесь на какого облезлого зайца, вспомните о бедняге, которому не помешают новые рукавицы!

Брант помахал рукой в знак того, что понял, и натянул на голову капюшон. Братья за его спиной тут же заспорили, кому рукавицы нужны больше. Шутливая перебранка и смех слышались еще долго, пока мальчик не отошел от башни на пол-лиги.

Но вскоре его попутчиком на тропе, проложенной отрядом Стена, остался только ветер. Он налетал порывами, стонал и завывал. Снегопад прекратился, выглянуло солнце, слепя своим отражением во льдах. Единственное отдохновение взгляд находил в туманных островках, державшихся меж ледяных торосов.

Минуя один такой островок, Брант вспомнил туманы своей родины, облачного леса Сэйш Мэла. Там, в отличие от здешних, они были теплы, душисты, оседали росой на зеленой листве. Само воспоминание о них согревало… пускай с ним вместе возвращалась и боль.

Матери своей он не знал — она умерла, когда он появился на свет. Но мальчик хорошо помнил день, когда в схватке с пантерой погиб отец. Тот день стал концом его прежней жизни и началом новой. В Сэйш Мэле, где почитали Путь и звери, и люди, сиротам не приходилось умирать с голоду или просить милостыню. Царство было богатое. Лес благоприятствовал щедрости своих обитателей, успешно торговавших мехами, деревом, благовониями.

Бранта приняли в школу под руководством самой Охотницы. Там жилось хорошо — его окружали друзья, учение давалось легко, оттачивались охотничьи навыки, зрение, слух и обоняние. А отец… Он не ушел навсегда — мальчик мог бы поклясться, что видел иногда его тень, скользившую среди ветвей. В родных краях было легко и горевать, и утешаться — как ни в одном другом месте.

И все освещал Путь.

Но время прошло незаметно, словно пантера, прокравшаяся в зарослях. Брант отличался смышленостью не по годам, и им заинтересовались ученые мастера и даже сама Охотница.

На этом все и кончилось.

Воспоминание болезненно отозвалось в сердце, и он едва не схватился за грудь, где висел сокрытый под мехами и кожей камень. Не преклони он тогда колена перед Охотницей, будь поумнее, выброси проклятый камушек, дар бродячего бога, — и все сложилось бы иначе.

Но он преклонил колено.

А много раньше продел шнурок в камень и стал его носить. Как выбросишь?.. Это была память об отце, не только о безумном боге. На бродягу они наткнулись вдвоем. И это стало их общим секретом. Брант хранил его с гордостью.

А потом встретился с Охотницей, богиней и повелительницей Сэйш Мэла.

И жизнь его кончилась.

Тут, отвлекая мальчика от горьких мыслей, к стонам ветра присоединились иные звуки. Он услышал треск ломающихся ветвей, шорохи, скрип. Впереди шумел сотрясаемый ветром лес.

Брант обошел ледяную глыбу, и перед ним вдоль озерного берега встала стена тумана, такого густого, что и ветер не в силах был его развеять.

Следы вели туда. И мальчик ускорил шаг, мечтая наконец дать отдых горевшим и слезившимся глазам, измученным сверканием льда.

Туман походил на пенную полосу прибоя. Ветер, беснуясь, как море в шторм, накатывался на него яростными волнами, словно пытался пробиться в глубину леса.

Брант, не обращая внимания на холод, скинул капюшон — чтобы лучше слышать. Уху ничто не должно мешать. Затем встал на колени и быстро, сноровисто натянул лук.

Поднялся, шагнул в туман, и тут же озеро позади него пропало, солнце превратилось в тускло светящееся пятно над головой, и даже деревья исчезли. Он видел всего на несколько шагов вокруг.

Но под ногами лежала протоптанная людьми Стена тропа, по которой нетрудно будет вернуться. И Брант двинулся по ней, стараясь ступать след в след. Это позволяло не оставлять своих следов, да и идти было легче, чем по нетронутым, покрытым коркой наста сугробам.

Он старался двигаться как можно тише, постоянно прислушиваясь.

Когда Брант миновал опушку, ветер стих. Скрип и потрескивание ветвей прекратились. Пала тишина, столь же плотная, что и туман.

А тот становился все гуще. Единственный знак большого мира — тропа, оставленная стражниками, и та укорачивалась на глазах по мере того, как сумеречная пелена приближалась со всех сторон, гасила солнце.

Глубокая тишь воцарилась вокруг.

Сначала он учуял кровь. Землистый привкус в воздухе. Потом вышел к месту убийства.

На заснеженной прогалине цвел мрачный, зловонный цветок. Деревья здесь расступались, небо над поляной было чуть светлее. Кровь замерзшими струями пятнала снег от ее середины до древесных стволов.

Брант остановился на краю.

Волчица защищалась. Ее прикончили не с первого удара — то ли решили жестоко позабавиться, то ли промахнулись спьяну. Мальчика пробила дрожь сострадания.

В луже крови, покрытой льдом, лежали заиндевевшие останки. Освежевали добычу прямо здесь. Мяса не взяли, только шкуру. Ненужные ее обрезки бросили в стороне. Брант наклонился, разворошил их. Мех с живота, слишком редкий, не имевший никакой ценности. Разбухшие от молока соски. Он скрипнул зубами. Убийцы не могли их не заметить, не понять, что волчица кормила детенышей.

Но их интересовал только мех.

Он вытащил нож, отрезал два самых тяжелых соска, бережно спрятал в глубокий карман куртки. Их он попозже похоронит. А истерзанная, почерневшая от мороза плоть будет лежать здесь. Но недолго. Если люди Стена не нуждаются в добром мясе, оно накормит других падалыциков.

Брант выпрямился, огляделся. Видимо, только человеческий запах и удерживал до сих пор голодное зверье в стороне. Незарытое дерьмо, пятно замерзшей мочи, оставленные пьяными. Кучка блевотины, от которой все еще разит элем.

Отчего вывернуло этого человека — от избытка выпитого? Или от вида бойни?

На одной из задних лап он, как и подозревал, увидел железную петлю силка. Кость была сломана.

Мальчик судорожно втянул воздух носом. Волчице уже не поможешь, не облегчишь ее страданий. Мясники Стена ничего не знают о Пути, чести, ответственности охотника перед зверем.

Зато знает он.

Брант начал обходить поляну по кругу и нашел следы маленьких лапок. Таких крохотных, что под ними и наст не промялся. Несколько отпечатков были кровавыми, ярко выделялись на снегу.

Малыши выходили из укрытия. Приближались к матери, обнюхивали ее холодные останки, чуяли ее кровь. Брант понимал эту боль. Однако облегчить ее он тоже не мог — только прекратить поскорее.

Он вынул стрелу из колчана. Согрел дыханием замерзшее оперение. Их конец будет быстрым. Более милосердным, чем смерть от голода и холода в какой-нибудь норе. Он завершит то, что должны были сделать Стен и его люди.

Брант сошел наконец с протоптанной другими тропы, начал пролагать свою, следуя за крохотными вмятинками на снегу. Волчата, конечно, будут держаться вместе.

Что им еще остается?

На сломанной колючей ветке ежевичника висел клочок черной шерсти. Брант потрогал его, поднялся с колен.

И хмуро сдвинул брови. Охота затянулась дольше, чем он рассчитывал. Пришлось изрядно углубиться в лес. А волчат все не видать. Неужели они его слышат и чуют? Пещерные волки славятся, конечно, своей хитростью. Но эти-то совсем еще крохи. К тому же находятся в чужом, незнакомом лесу, далеко от родных горных логовищ Туманного Дола, северного царства.

Время выходило. Неба в затянутом туманом лесу Брант различить не мог. Но ощущал запах снега в воздухе и знал, что приближается ураган. В Ольденбрук до начала снегопада не успеть.

Тем не менее он двинулся дальше. Возвращаться нельзя. Если Путь ведет в пасть бури, быть посему.

Пробираясь сквозь ежевичные заросли, он краем глаза заметил мелькнувшую впереди тень. Застыл на месте, не поворачивая головы. Напряг все чувства. И разглядел наконец у самой земли горящие глаза.

Волчонок. Один.

А где второй?

И тут с небес внезапно полетели крупные хлопья. Густо, со всех сторон. Только что ни одной снежинки, и вот уже сплошная завеса кругом. Как будто кристаллизовался сам туман и начал осыпаться снегом.

Невероятно холодным.

Снежинки, касаясь лица, ресниц, не таяли, а примерзали.

Брант шелохнуться не успел, как чуть ли не из-под ног у него выскочил заяц и поскакал налево.

Из тумана впереди вырвался олень, помчался туда же, низко пригнув голову к земле.

За спиной какой-то крупный зверь отчаянно ломился сквозь кустарники. Пробиваясь в ту же сторону.

На юг.

Потом мимо Бранта пронеслись еще зайцы. Просеменили, толкая друг друга, два жирных барсука, выгнанные неведомой силой из логова. Скрип снега вдали и треск ветвей говорили, что там бегут и другие звери.

Брант, повинуясь общему зову, тоже наконец пошевелился.

Что он упустил?

Снег повалил гуще, обжигая холодными прикосновениями. Неестественно холодными. Брант, может, и не заметил бы этого, если бы не были напряжены все чувства. Он натянул капюшон, чтобы защитить лицо. И двинулся вперед ровным, но быстрым шагом. Куда устремились в таком отчаянном испуге лесные жители, мальчик не знал. Но понимал, что пренебрегать указанием леса не следует.

Сердце вдруг заколотилось, и он прибавил скорости.

С обеих сторон его обогнали олени. Слева кто-то грозно зарычал. Медведь-травоед. Зарычал не на мальчика — предупреждая всех, чтобы не вставали на пути.

Теперь побежал и Брант. Сапоги пробивали наст, вязли в опавшей листве под снегом. Но холод подгонял, просачиваясь внутрь с каждым вздохом.

Заяц, который скакал зигзагами впереди, вдруг повалился на бок. Подергался в снегу и замер.

Брант, вопреки приказу собственного сердца продолжать бег, остановился возле него. Потрогал рукой в перчатке посиневшее твердое ухо. Ткнул пальцем в тело. Оно тоже оказалось твердым. Насквозь промерзшим.

Немыслимо.

Он снова ринулся вперед.

Снег уже слепил глаза. И все же мальчик видел, как падают на бегу и застывают неподвижно другие звери.

Холод и впрямь был необычным. Их догоняло, таясь под снежным плащом метели, нечто извращенное темной Милостью. Его прикосновение убивало. Бранту казалось даже, что он чует запах порчи. Но возможно, это был всего лишь страх. Одно и то же на самом деле.

И тут он увидел их — по правую руку. Две пары глаз под облетевшим кустом дроздовника. Растерянные, испуганные волчата тесно жались друг к другу.

Нужно было спешить. Грудь уже кололо льдом, дышать становилось больно.

Но он явился сюда, чтобы почтить Путь. И его не могло остановить даже то, что таилось в урагане.

Брант выхватил стрелу из колчана, наложил на тетиву, прицелился в одного из волчат. Вторую стрелу зажал в зубах. Малыши смотрели на него и тряслись. От холода и страха. Цель перед ним. Осталось лишь собраться и выстрелить.

Но пальцы не слушались.

Рукав задрался, и запястье ожгло снегом.

Брант, выругавшись про себя, опустил лук. Выплюнул древко, тяжело вздохнул. Кажется, сейчас он совершит большую глупость. Но лес сегодня видел достаточно смертей.

Он расстегнул верхние крючки куртки, стянул зубами перчатку с руки.

Вокруг вновь стало тихо. Похоже было, что все звери уже убежали.

Брант нащупал в кармане соски волчицы, успевшие слегка оттаять. Сдавил их, выжал немного молока на пальцы. Приблизился к волчатам. Тихонько зарычал и протянул к ним пахнущую молоком матери руку.

Малыши попятились глубже в кусты. Шкурки у них были еще черными, с белыми отметинами на ушах. Полностью белым мех становился лишь у взрослых волков. Детенышам же так легче было прятаться и в логове, и в лесу.

Брант замер, затаил дыхание. Долго ждать на этом холоде невозможно. Если они бросятся бежать, догонять придется стрелами. Путь не требует большего милосердия.

Один волчонок наконец принюхался, зашевелил носом.

— Молодец, — шепнул Брант. — Узнаешь мамочку…

Второй заскулил, испуганно, недоверчиво.

Тот, что принюхивался, пополз вперед, рыча и фыркая. Второй, прижимаясь к нему, двинулся следом. Черная пуговка коснулась пальцев Бранта.

Затем храбрец отпрянул, облизал нос.

— Да, это молоко мамы, — тихонько, с подвыванием прорычал Брант. — Ей можно довериться.

Волчат, разрывавшихся между страхом и надеждой, била дрожь.

Он подался к ним, вытянул руку, чтобы лучше чуяли родной запах. Первый щенок снова отозвался рычанием.

Дольше ждать Брант не мог.

Схватил их за загривки, подтащил к себе. Теперь зарычали оба. Первый извернулся, хватил его зубами за руку, но спасла куртка. С волчатами в руках Брант выпрямился. Те вырывались, но были слишком слабы для настоящего сопротивления. Полумертвые от голода, тощие, весом не больше половины стоуна каждый.

Брант по очереди затолкал их под куртку. Придерживая одной рукой, другой застегнул крючки.

В темноте и тепле, утешенные присутствием родного существа рядом, волчата быстро успокоились. Поворочались и притихли.

Брант огляделся. И не увидел леса. В мире остался только снег, и воздух казался льдом. Однако, отвлекшись на волчат, он успокоился и сам. Сердце перестало колотиться, мысли потекли ровнее. До этого он бежал, как зверь, в слепой панике. Теперь же понял, что есть и другой способ спастись. То, что пришло с севера, гнало зверей на юг. Но ведь от урагана и затаившейся в нем смерти не обязательно убегать. Можно просто отойти с дороги…

И вместо юга Брант устремился на запад, к Ольденбруку, бросив колчан и лук. Снег был повсюду: под ногами, над головой, пар от дыхания замерзал в воздухе. Но, ведомый безошибочным чутьем, мальчик двигался прямо, как стрела, перебираясь через замерзшие ручьи и продираясь сквозь буреломы.

Время остановилось. Казалось, он идет вечно. Один шаг, другой, в непроглядной снежной круговерти. Лицо онемело, украденное ураганом, — Брант его больше не чувствовал. Он превратился в одно ходячее, из последних сил дышавшее легкое. Холод при каждом вдохе резал грудь ножом, оставляя на языке вкус крови.

Метели не было конца. Он вскинул голову к небесам, проклиная их.

На лицо упали хлопья снега. И… растаяли.

По щекам, как слезы, потекли холодные струйки воды. Что это значит, он понял не сразу.

Снег валил по-прежнему, но это был уже не проклятый ураган. А обычная метель.

Он почувствовал неимоверное облегчение.

Брант выбрался-таки из реки смерти, что текла через лес, достиг ее западного берега. И поймал себя на том, что смеется, безумно, неистово. Еще несколько шагов — и деревья расступились. Перед ним открылось озеро.

Здесь бесновался ветер, которому ничто не преграждало путь. Брант вышел, пригнувшись, на ледяные просторы. Гдето там, за снежной завесой, скрывался Ольденбрук. И, попрежнему полагаясь лишь на чутье, мальчик поплелся к невидимому городу.

Сил после противоборства с зараженным темной Милостью ураганом почти не осталось. Кашлянув в перчатку, он увидел на ней кровь. Глаза слезились. Ресницы смерзлись.

Ветер толкал и пинал его, стараясь загнать обратно в лес. Ноги тряслись. Брант стучал зубами.

Только не сдаваться…

Время снова исчезло. Он вдруг обнаружил, что стоит на месте. Давно ли? Огляделся по сторонам. Метель как будто затихала. Огни города впереди? Или заходящее солнце?

Он зашагал дальше.

Поднять ногу, поставить. Поднять другую…

Почему-то он оказался на коленях. Когда упал — не помнил.

Мир исчез в белом вихре. А может, его никогда не существовало. Брант раскашлялся, тяжело, мучительно, опершись на руку, окрасив снег кровью.

Весь дрожа, заставил себя подняться.

В снежной гуще перед ним мелькнул огонек.

Послышался голос, который не был голосом ветра.

Мерещится?.. Мальчик скинул капюшон.

— …Сюда!

Он захлопал смерзшимися ресницами.

— Эге-ей, мастер Брант! Вы где?

Спасение. Он попытался ответить, но снова закашлялся и, не удержавшись на ногах, рухнул на колени.

И все же его услышали.

— Сюда, Драл! — прокричали слева.

Брант без сил опустился на лед.

Из снежной круговерти вынырнули две темные фигуры с копьями в руках. На концах копий болтались фонари.

Великаны-близнецы.

Малфумалбайн и Дралмарфиллнир.

С огромным облегчением Брант закрыл глаза.

У его груди бились два сердца. Путь никогда не был легким.

Но был единственно верным.

— Вздор какой-то, — сказала Лианнора себе под нос. — Демоны в метели…

Утром следующего дня Брант сидел в общем зале Высокого крыла, потягивая напиток из горьких трав с согревающим алхимическим составом. Вкус его был так едок, что не спасал и мед. Из-за добавленных Милостей перед глазами все плыло. Лекарь, однако, отпустил Бранта с условием пить целебный настой каждый дневной колокол.

Дышать ему было еще больно, в груди резало, словно там застряли нерастаявшие кристаллики льда, но кашлял он уже без крови. И почти не хрипел. Пил настой второй раз, и тот потихоньку помогал. Как помогли меховые одеяла и горячие грелки, которыми лекарь обкладывал его ночь напролет. Брант почти пришел в себя.

Горячая кружка приятно согревала ладони.

В зале к этому времени собрались и остальные Длани — по приказу лорда Джессапа. Вот-вот должен был явиться сам бог Ольденбрука. Брант поведал всем о загадочной ужасной силе, которая таилась в сердце вчерашнего урагана. Но в глазах их и перешептываниях виделось и слышалось сомнение. Тем более что к утру метель кончилась, ураган ушел к югу, оставив после себя мир, заваленный снегом, да лютый мороз. Небо хмурилось. Солнце попыталось выглянуть на рассвете и тут же сдалось.

Но в остальном все было как всегда.

Обыкновенный зимний денек.

И при свете его, сколь бы скудным он ни был, плохо верилось в байки о темной Милости, которая будто бы промчалась через лес, прикрываясь снежным плащом.

— Сколько зим вы здесь провели? — скептически вопросила Лианнора, красуясь в великолепном утреннем серебристом наряде с узором из переливчатых голубых раковин.

— Эта — первая, — хрипло ответил Брант. — Нодонеетри я прожил в Чризмферри. Там холоднее, чем в Ольденбруке.

Лианнора усмехнулась.

— То городские зимы. Под защитой башен, в доме, возле теплого очага. Здесь же зимы настоящие. Необузданные.

Брант смерил ее взглядом, гадая, когда госпожа слез отходила в последний раз от пылающего камина. Или от зеркала, коли на то пошло. Он с трудом мог представить ее средь лесных сугробов. Но вслух ничего не сказал. Спорить с ней не было ни сил, ни желания.

— К суровости наших зим надо еще привыкнуть, — пустилась в объяснения Лианнора. — Особенно после юга, жарких стран, где вы росли. Вот вам и мерещатся демоны за каждой снежинкой. Советую в следующий раз просто потеплее одеться. И зачем вас вообще понесло в лес во время бури?

Широкобедрая госпожа Риндия и тощий, как скелет, мастер Кхар, Длани семени и пота, хихикнули. Эта парочка всегда подпевала Лианноре.

Бранта бросило в жар, вызванный вовсе не целебным питьем.

Тут прочистил горло, скрипнув при этом стулом и костями, старик, сидевший по другую сторону стола. Его мнение Брант услышал бы с радостью. Тот ведал всего лишь низшим гумором, черной желчью, но все равно вызывал к себе уважение. Время службы мастера Лофбрина близилось к концу. Ибо, будучи высокой честью, она имела и высокую цену. Милость бога возжигала ярким пламенем свечу жизни Длани, отчего, увы, та прогорала быстрее. Лофбрин был стар и сед не по годам.

Но на Бранта взглянул по-молодому зорко.

— Я слышал, вы спасли двух волчат, — сказал он.

Брант кивнул. Щенков он передал великанам-близнецам — чтобы отнесли на псарню, накормили и устроили в теплом местечке. Отдал им и свою куртку — пусть волчата, уже привыкшие к его запаху, чувствуют себя в большей безопасности. Чуть позже он собирался заглянуть к ним, проверить, все ли в порядке.

— Волчата! — Лианнора закатила глаза. — Он рисковал жизнью из-за пары каких-то никчемных шавок! Осмелюсь заметить, это смахивает на неуважение к лорду Джессапу. Разве можно, служа богу, подвергать себя опасности по столь ничтожному поводу? — Она покачала головой, возмущенно, словно не веря своим ушам.

Брант не выдержал.

— Эти шавки, — процедил он сквозь зубы, — детеныши той самой волчицы, которую убил ваш прекрасный Стен, упившись эля. Убил трусливым ударом копья, загнанную в силок. Он знал, что она кормит щенков. Но бросил их умирать с голоду.

На лице Лианноры выразилось такое потрясение, что на миг он почувствовал себя отомщенным. Слишком долго он сносил ее выпады молча. Довольно… Но тут же понял, что дело на том не кончится — удивление в ее глазах сменилось злобой.

Заговорила она, впрочем, спокойно, словно вовсе не была задета.

— Я думала, истинные охотники вроде вас прекрасно знают, что такое жестокость жизни. Одним приходится умирать, чтобы другие могли жить.

— И носить красивые плащи…

Лианнора пожала плечами.

— Странные речи для человека, который вечно бродит по лесу с луком и стрелами. Кажется, вы здесь не умираете с голоду. И стол наш не нуждается в украшении костлявыми кроликами. Пожалуй, охота для вас скорее удовольствие, чем необходимость. Меня-то плащ хотя бы согреет.

Мастер Лофбрин поднял руку, призывая к спокойствию.

— Что вы думаете делать с волчатами дальше, мастер Брант?

Тот кое-как взял себя в руки.

— Когда они отвыкнут от молока и перейдут на мясо, надеюсь, лорд Джессап позволит мне вернуть их в Туманный Дол.

— И снова забросить свои обязанности, в ущерб нашему господину!..

— Благодарю вас, Лианнора, но, полагаю, я это как-нибудь переживу.

Все взгляды обратились к двери. Лорд Джессап, одетый, по своему обыкновению, в широкие парусиновые штаны и такую же куртку, переступил порог, улыбнулся им, как добрый отец, который застал вдруг своих детей ссорящимися. Прошел к столу и занял место во главе.

Он перекинулся словечком с каждым, сделал несколько шутливых замечаний. Потом повернулся к Бранту. Глаза бога тепло светились Милостью.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, господин. Гораздо лучше.

— Выглядишь неплохо, — заметил Джессап. — Когда великаны тебя принесли, ты был бледный, как Лианнора. Но уже слегка разрумянился.

— Лекари знают свое дело.

— Поблагодарю их за тебя лично. — Бог Ольденбрука откинулся на спинку стула. — А сейчас, если ты, конечно, в силах, расскажи мне подробнее о том, что видел во время урагана.

Брант кивнул.

— Не столько видел, сколько чувствовал.

Лианнора привстала, открыла рот, собираясь высказать свое мнение, но лорд Джессап жестом велел ей помолчать. Она покорно опустилась на стул.

Брант не торопясь, но уверенно перечислил все, что его насторожило, — неестественный холод, не таявший на лице снег, паническое бегство зверей, их внезапная и необъяснимая смерть, насквозь промерзшие тела.

— Ни людей, ни демонов я не видел, — закончил он. — Но ураган был не простой. В нем скрывалось что-то, невидимое за снегом. В этом я уверен.

Джессап задумался. Уперся локтями в стол, сложил перед собой пальцы домиком. Потом сказал:

— Много странного случается в последнее время, и это меня тревожит. Зима кажется затянувшейся неспроста, по чьему-то злому умыслу. Но прежде чем предпринимать какието действия, нужно выяснить, что происходит. Если на мои земли пробрались черные алхимики, их следует выставить отсюда.

— Лорд Джессап… — не выдержала Лианнора.

Тот снова отмахнулся.

— Пошлю-ка я в лес главного мастера Ольденбрукской школы, знатока извращенных Милостей. С отрядом стражников. — Он взглянул на Бранта. — Понадобятся карты. Ты сможешь вспомнить дорогу?

— Да, я покажу, где охотился. Могу сам пойти с отрядом. — Брант забеспокоился, сообразив, что сейчас трупы зверей, свидетельства его правоты, наверняка похоронены под тяжелыми сугробами.

— Боюсь, тебе не стоит выходить в такой мороз. До завтрашнего утра ты должен оправиться полностью. Иначе на дорогу в Ташижан сил не хватит, не говоря уж о празднествах.

Брант решительно отодвинул пустую кружку.

— Утром я буду совершенно здоров.

Быть исключенным из посольства он не хотел. Что бы ни случилось, вопросы, связанные с Дарт, талисманом и явлением странного призрачного существа, волновали его по-прежнему. В Ташижане на них могли найтись ответы. Он такой возможности ждал слишком долго, чтобы упустить ее сейчас.

— Надеюсь, — сказал лорд Джессап. — Я присутствовал при первом посвящении Тилара сира Ноха в рыцари. Тогда плащ и меч он получил здесь, в моем царстве. И теперь отправляю в цитадель лучших представителей Ольденбрука. Меньшее число посланников может вызвать сомнения в искренности моей поддержки. Но если ты не в силах, рисковать твоим здоровьем я не стану.

— Мне уже гораздо лучше, лорд Джессап. — Он не сумел сдержать кашель, который противоречил его словам, но в голубые глаза бога взглянул твердо. — Гораздо.

Тот кивнул.

— Что ж, хорошо. Значит, решено.

Лорд Джессап начал подниматься, но Лианнора улучила наконец момент, чтобы вставить словечко.

— Меня только что посетила замечательная мысль. Навеянная вашими словами о предстоящей церемонии. Я несколько ночей не спала, все думала, как бы нам подчеркнуть свое уважительное к ней отношение. И о подарках, которые мы можем привезти помимо собственных почтенных персон.

— И что же это за мысль?

Лианнора метнула взгляд, полный затаенного коварства, на Бранта и снова обратила его к лорду Джессапу.

— Мастер Брант, рискуя жизнью, принес из леса двух чудесных волчат, спас их от урагана. Может ли найтись подарок лучше? Ведь это детеныши не простого — пещерного волка.

Брант дернулся, словно его ударили.

А Лианнора как ни в чем не бывало продолжила:

— Церемония в Ташижане — символ объединения, возрождения дружеских уз меж Ташижаном и Чризмферри. Весьма уместным жестом, на мой взгляд, будет преподнести одного волчонка прославленному воину Аргенту сиру Филдсу, старосте цитадели, а другого — регенту, Тилару сиру Ноху.

— Чудесно! — поддержала госпожа Риндия.

— И правда, — поддакнул мастер Кхар.

— Пещерные волки олицетворяют силу, ум и честь. И то, что мы поделим их между двумя славными домами, станет символом вновь обретенного единства Первой земли, ее решимости противостоять гордо и благородно силам тьмы.

Брант наконец обрел дар речи.

— Их родина — Туманный Дол. Волчат нужно вернуть туда.

— В тамошних лесах их и без того полно, — сказала Лианнора. — В конце концов, не голод ли пригнал сюда волчицу? Зачем обрекать на муки еще двоих? Пусть лучше они послужат символом единения.

— Но Путь…

На этот раз договорить Бранту не дал лорд Джессап.

— Благодарю вас, Лианнора. И в самом деле замечательное предложение. Выразительный жест… Но поскольку жизнью рисковал мастер Брант, спасая волчат, то ему и решать, что с ними делать.

Довольная Лианнора поклонилась и села. Все взгляды в ожидании обратились на Бранта.

Взгляд лорда Джессапа — тоже.

И от него в отличие от всех прочих Брант отмахнуться не мог. Он разделял уважение, которое питал ольденбрукский бог к регенту. И понимал его желание почтить и засвидетельствовать союз меж Ташижаном и Чризмферри. Первая земля нуждалась в исцелении.

Но он отвечал и за малышей, которых спас. Обязан был их защищать. Что за жизнь им предстоит, если он согласится? Волчат, конечно же, избалуют вниманием. Они всегда будут сыты и ухожены — как подарок бога, символ объединения и вновь обретенной мощи Первой земли. Станут жить в холе и неге.

Но в клетке, лишенные свободы. Что это значит, он хорошо понимал. Сам жил, не зная никаких забот и тоскуя по утраченной родине. Не имея выбора.

Что ж, свободой иногда должно жертвовать — ради высшего блага.

— Мастер Брант? — мягко поторопил лорд Джессап.

Он поднял глаза, зная, чего ждет от него бог.

И медленно кивнул.

— Дал я им маленько козьего молока с колокол назад, — проворчал Малфумалбайн. — Так чуть палец не отгрызли.

И предъявил Бранту булавочные следы укуса.

Своей тушей он загораживал всю клетку. Мальчик шагнул ближе, заглянул в нее. Волчата устроили себе лежбище под его старой курткой, сверкали оттуда злыми глазенками. И при виде Бранта зарычали.

Он откинул засов, потянул дверцу.

— Поберегитесь, мастер Брант. Гляньте сперва, сколько пальцев у вас есть. Не то потом недосчитаетесь.

Подошел, завязывая на ходу штаны, второй великан, Дралмарфиллнир. Он успел облегчиться над ведром в конце прохода между клетками. Собаки близ того места беспокойно поскуливали.

— Паршивцы мохнатые, — сказал про них Дралмарфиллнир. — Видать, не прочь отведать, чего я наложил. Может, оно и вкусно, коль с голодухи?

Малфумалбайн хлопнул брата по плечу.

— Не слушайте его, мастер Брант. Вечно гадает про что ни попадя, каково оно на вкус.

Брант вошел в клетку.

— Нам на пост надо, — напомнил великан.

— Идите, — кивнул мальчик. — И спасибо вам еще раз за то, что вышли и спасли меня от бури.

— Да не надо нам спасиба.

— Зайчишку-другого добудете, и ладно. — Драл пихнул брата локтем, требуя подтверждения.

— Только о своем брюхе и думаешь, — вздохнул Малфумалбайн, подталкивая его к выходу. — Будто знать не знаешь, что поступать надо по чести, потому как оно правильно.

— Ну коль ты своей доли не хочешь, я только рад…

— Да разве ж в этом дело? Нет, мамаша точно тебя головой уронила.

Дверь псарни закрылась, голоса великанов стихли.

Оставшись один, Брант присел на корточки. Волчата смотрели на него настороженными глазенками, в которых играл свет факела. В углу клетки было нагажено. Брант глянул на жидкую лужицу.

— Да, козье молоко — не мамино, — сказал он тихо. — Правда?

В ответ раздалось рычание. Блеснули оскаленные зубки.

Брант бесстрашно придвинулся, сел, скрестив ноги, на солому. Сейчас… они уловят его запах среди прочих ароматов псарни.

Через некоторое время одна мордочка высунулась из-под куртки, принюхалась с боязливым любопытством.

— Узнаешь меня?

Волчонок навострил ушки, припал к полу. Медленно пополз вперед. Самочка, похрабрее братца будет. Тот, более осторожный, держался позади и выглядывал то из-за одного ее бока, то из-за другого, изучая Бранта. Возмещал нехватку отваги хитростью и смекалкой.

Брант опустил руку на солому. Маленькая волчица вздыбила черный загривок, вытянула шею, обнюхала кончики его пальцев. Поползла в сторону, в обход руки, все еще настороженная.

А потом прыгнула и с рычанием вцепилась в большой палец. И замерла.

Наверняка она и укусила Малфумалбайна, подумал Брант. Что ж, подождем.

Вскоре она разжала зубы, попятилась.

— Молодец, — сказал Брант. — Что ж, видно, я это заслужил.

Вздыбленный загривок улегся. Она снова подползла к мальчику. Лизнула розовым язычком кровь, пущенную ее молочными зубками. И заскулила, словно извиняясь.

Самец тоже выбрался наконец из укрытия, подкрался к Бранту, начал вылизывать вместе с сестрой укушенный палец. Покончив с этим, оба принялись обнюхивать мальчика с ног до головы.

Он с тяжелым сердцем следил за ними.

Еще немного, и они окончательно свыклись с его присутствием. Братик вернулся к куртке, ухватился зубами за рукав, потащил. Сестричке такое самоуправство явно не понравилось. С сердитым рычанием она вцепилась в другой рукав, мешая сдвинуть куртку с места.

Брант вздохнул. Возможно, ему следовало оставить их в лесу. Таким ли уж добрым делом было спасение? Какая жизнь их ожидает? И все же это жизнь. Пока бьется сердце, есть будущее.

И у них, и у него.

Мальчик снова задумался о вчерашнем урагане. Вдруг ничего особенного и впрямь не произошло, ему просто передался страх зверей? Вдруг и само бегство их причудилось — из-за лютого холода? Но нет, он хорошо помнил ледяное прикосновение воздуха. И промерзший трупик зайца, упавшего на бегу.

Нет.

В этом скрывалось что-то неестественное.

Но что? А главное — с какой целью?

Ураган пронесся над Ольденбруком, двигаясь на юг, к далекому морю. Через день-другой он доберется туда. И не исключено, все так и останется загадкой. Брант полагал, что обманул стихию, но, может, он поддался иллюзии? И до сих пор находится в ее власти?

Может, так было всегда?

Он тронул висевший на груди камень, который подкатился к его ногам по воле умиравшего бродячего бога.

Насколько свободен каждый из них?

 

Глава 5

СЛЕТ ВОРОНОВ

Обеспокоенная Катрин постучала в дверь. От Геррода Роткильда весь день ничего не было слышно. В последний раз они виделись, когда в покои ее явился Роггер и принес странный талисман — череп бродячего бога.

И все.

Ни слова, ни записки.

Геррод никогда себя так не вел. В последние дни уж точно, когда прибывали посольство за посольством из царств Первой земли и Ташижан чуть не трескался от наплыва гостей. Сегодня же, до вечерних колоколов, явится сам Тилар сир Нох. Утро Катрин провела, меряя шагами свои покои. Они не виделись целый год. Письмами, конечно, обменивались, через воронов и гонцов, но для встречи, даже случайной, были слишком заняты после битвы при Мирровой чаще.

Случайности — не для них.

Даже сейчас.

Катрин невольно прижала руку к животу. Когда-то они были помолвлены и собирались пожениться. Любили друг друга, делили постель…

Потом Тилара обвинили в убийстве и нарушении рыцарского обета. Благодаря показаниям Катрин сослали на галеры Трика и гладиаторские арены, где искалечили и тело его, и дух. А позже выяснилось, что он невиновен. Слепая пешка в большой игре, затеянной против Ташижана и сира Генри, бывшего старосты цитадели.

И пострадал не только Тилар.

Кровь на простынях, мертвое дитя с крохотными, как крылья пичуги, ручками, сердечная боль, телесная мука… Последняя потеря, которая и заставила Катрин уйти тогда в добровольное изгнание. Подальше от любопытных глаз, от пересудов о ее помолвке с убийцей.

Единственным проступком Тилара было то, что он ввязался в сомнительные сделки с серыми торговцами. Сошелся со знакомыми юных лет, желая помочь сиротским приютам, поскольку сам в одном из них вырос. Как и она. Порой серебряные йоки застревали в его собственном кармане. Но разве это преступление? Сапожника же с семьей Тилар не убивал, хоть на мече его и нашли кровь. Двум богам суждено было погибнуть — Мирин, которая, умирая, благословила Тилара, и одержимому наэфрином Чризму, которого Тилар убил, чтобы очистить его имя.

Все как будто встало на места.

Да не все.

Друг друга, ожесточенные, они заново не обрели. Слишком глубоко пустили корни в душе обида и чувство вины, став словно бы ее частью. Не запятнай Тилар свой плащ, не впутайся он в бесчестные сделки… Поверь она в его невиновность, скажи ему о ребенке…

Слова прощения были произнесены, но говорились языком, а не сердцем.

До сих пор, во всяком случае.

И вот Тилар возвращается.

Она постучала еще раз. Ей нужен Геррод, главный советчик. Когда-то он помог Катрин вернуться к жизни. Вывел из подземелья. Больше, чем ему, она никому с тех пор не доверяла, даже самой себе.

— Я занят! — послышался раздраженный голос.

— Геррод! — тихо позвала Катрин, припав к двери. Она пришла сюда втайне, закутавшись в рыцарский плащ. И благословенная Милость надежно укрывала ее среди теней.

— Это ты, Катрин?

— Я.

Шаги приблизились, засов отодвинулся. Геррод приоткрыл дверь — ровно настолько, чтобы ей проскользнуть.

— Скорее, — сказал он.

Геррод был без шлема, и Катрин подумала, что по этой-то причине он ее и торопит. Лица своего мастер предпочитал никому не показывать.

Но он, закрыв дверь, приложил к ней ухо, потом выпрямился и сказал:

— Хешарин понял, что я обзавелся каким-то секретом. Заглядывал за утро уже два раза.

— И видел череп?

Геррод покачал головой и, жужжа доспехами, двинулся к дальней стене.

В комнате пахло горелой черной желчью. Перебить этот запах не мог даже сладкий мирр, курившийся в жаровне. А еще было не убрано. Обычно Геррод заботился о чистоте. Но сейчас четыре бронзовые жаровни по углам комнаты — в виде орла, скривирма, волка и тигра — покрывала густым слоем копоть. Под ними лежали груды пепла. Большой рабочий стол завален старинными книгами, многие из которых открыты. В углу — груда свитков. От свечи осталась восковая лужица, в ней плавал маленький тусклый огонек.

Невзрачно выглядел и друг Катрин, совершенно измученный с виду. Словно вовсе не спал с тех пор, как занялся исследованиями черепа.

— Хешарин, по-моему, о чем-то догадывается, — сказал он. — Пришел в последний раз с каким-то странным белоглазым мастером по имени Орквелл. Тот родом из Газала и учился там же, в этой вулканической земле, у клириков Наэфа.

О культе Наэфа Катрин была наслышана достаточно. Его последователи в отличие от большинства мириллийцев не чтили эфринов, ту часть богов, что вознеслась в небеса, в эфир, и больше не давала о себе знать. Они искали связи с наэфринами, подземными богами, посредством особых практик и кровавых жертвоприношений. Доказательств тому не имелось, но если кто и открыл Кабалу путь на поверхность, то только они. Правда, клирики покидали свои подземные убежища так редко, что многим казались вполне безобидными. До сих пор.

— И зачем этот мастер сюда явился? — спросила Катрин. Ей был подозрителен всякий, кто связан с клириками Наэфа.

— По приглашению Хешарина, как я слышал.

— Дарт говорила что-то о белоглазом мастере… Они с Хешарином приходили в Эйр старосты, — вдруг вспомнила Катрин.

Она нахмурилась, а Геррод кивнул.

— Возможно, это объясняет, по какой причине Хешарин пригласил мастера из Газала.

— По какой?

— Помнишь Симона сира Джаклара, помощника старосты, превращенного в камень проклятым мечом Аргента? Хешарин все еще хранит его тело в каком-то тайном закоулке. Если главе совета мастеров удастся снять заклятие, его авторитет возрастет — хотя бы в Эйре.

Он махнул рукой, не желая больше говорить об этом.

— Ты ведь пришла сюда по другому делу. Пойдем-ка. — Геррод повернулся к арке, что вела в алхимический кабинет. Прочная дверь из железного дуба была открыта, и желчью несло именно оттуда. — Ты должна это видеть.

Он скрылся в арке. Катрин вошла следом.

В комнате овальной формы, без окон, запах желчи был еще сильнее. В середине стоял обшарпанный стол из зеленого дерева, на котором высились замысловатые механизмы из бронзы и слюды. Кругом шкафы, полки, ниши от пола до потолка. На полках у дальней стены хранились репистолы — мозаика из восьмисот маленьких стеклянных сосудов, размером каждый с большой палец. В них содержалось по капле от восьми гуморов всех ста богов, основавших некогда в Мириллии царства. Алхимическая сокровищница величайшей ценности.

Геррод подошел к столу.

— Возможно, на некоторые вопросы я нашел ответы. Но каждый из них порождает новую загадку.

Посреди механизмов на столе покоился череп.

Поверхность его Геррод разрисовал черной желчью, столь искусно, что тот казался вырезанным из предохраняющей Милости. Лишь на макушке осталось чистое местечко — в форме совершенного круга. Желтую кость покрывали ямки, будто оставленные едкой кислотой.

Катрин сразу поняла, что череп разъели изобильные Милостями гуморы. Над ним виднелась бронзово-слюдяная трубка — она отходила от устройства, предназначенного для смешивания гуморов и изготовления алхимических составов.

— Вот самое интересное открытие. — Геррод, наклонившись, осторожно повернул бронзовую рукоятку. Из трубки выкатилась капля гумора и повисла на самом кончике. — Я связал мокротой кровь и слезы. Смотри, что получилось.

Капля сорвалась с трубки и упала на череп. Тот неожиданно зазвенел, словно она ударила не в кость, а в чуткий колокол. Звук тихим эхом пролетел по кабинету, словно пытаясь найти лазейку в стенах и вырваться наружу. Подобно ветру — даже складки плаща Катрин вдруг дрогнули, а потом снова легли спокойно.

Звон прекратился, и в комнате стало еще тише, чем прежде.

Катрин попятилась.

— Что это было?

Геррод помахал рукой в воздухе, словно отгоняя прочь чтото нечистое.

— Все гуморы — кровь, слезы и мокрота — от Кассала из Высокого дома.

— От бога воздуха, — пробормотала Катрин.

Каждый бог Мириллии принадлежал к одной из четырех стихий — земли, воды, огня и воздуха, — и гуморы их несколько различались по своему действию.

— Именно так, — подтвердил Геррод.

— Но откуда взялся этот звук?

— Думаю, он вовсе не «взялся». Он уже был здесь, заключенный в кости, не в силах вырваться из минеральной составляющей, — объяснил он. — Поверить трудно, понимаю. Но кости не камень, как считают некоторые. В них содержится и плоть. Если выщелочить минералы, она останется. И в черепе этом она еще сохранилась.

Катрин почувствовала дурноту.

— Мне думается, — продолжал Геррод, — что алхимия воздуха развязывает извращенную Милость, которая заключена в этой высохшей плоти. Эхо силы.

— Какую Милость?

— Это я в основном и пытался выяснить. И кажется, нашел ответ в старинных книгах. Тех, что повествуют о деяниях черных алхимиков. Тебе же ведомо, как появляются на свет земляные великаны, духи ветра и ходящие по пламени?

Катрин кивнула. Всех тонкостей она не понимала, но знала: если беременной женщине дать выпить определенный алхимический состав, на свет появится дитя, обладающее необычными способностями.

— На будущего ребенка оказывают воздействие не только чистые Милости. Извращенные тоже. Я изучил все книги, где говорится о детях, порожденных проклятой алхимией. С особым тщанием — о тех, на кого повлияла магия воздуха.

Дурнота Катрин усилилась. Она свое дитя потеряла. Но что за матерью надо быть, чтобы принести ребенка в жертву черной алхимии?

— От нее появляются на свет дети с необычным голосом. Они могут подчинять своей воле чистую Милость. Извращенная сила эта зовется «песня-манок». Думаю, ее-то мы только что и слышали. Вернее, эхо, высвобожденное из мертвой плоти, которая некогда подверглась подобным чарам.

— Погоди. По-твоему, бродячий бог был околдован такой песней?

— Наверняка не скажу. Воздушная алхимия — самая непрочная. Но если воздействовать ею долго и с близкого расстояния, может остаться глубокий след, как в этом черепе. Сохраняющийся даже после смерти. Вспомни-ка, что рассказывал Роггер о случившемся в Чризмферри.

Катрин не требовалось напрягать память. Она, наоборот, забыть не могла о нападении звероподобных, которые искали череп. Особенно о том, что одно из этих чудовищ прежде было личным телохранителем богини Файлы.

— Думаешь, череп и уподобил их зверям?

— А как еще это объяснишь? У Роггера хватило ума обмазать его черной желчью и обойти по дороге стороной все царства богов. Но ведь и Чризмферри, в котором год как нет бога, остается землей, изобильной Милостями. Отчасти, возможно, извращенными. Наэфрин Чризма, прежде чем его уничтожили, успел уподобить зверям сотни людей. Череп, тоже исполненный извращения — силы песни-манка, — мог уловить витающую в воздухе порчу и отразить ее.

— Поразив тех, кто оказался рядом.

— Кто сам был достаточно богат Милостями. Как стражник Файлы.

— А Тилар? — Катрин содрогнулась. — Отчего он не уподобился зверю?

— Вероятно, потому, что слишком богат Милостями. Ими изобилуют все его гуморы. И наэфрин внутри… демон тоже мог его защитить. Впрочем, загадок еще хватает. Мне бы побольше времени…

Катрин погладила его по закованной в бронзу руке.

— И не мешает немного поспать. — Тени под его глазами ей не нравились. Ее друг сжигал себя заживо. — Время у тебя будет после церемонии.

— Может, ты и права. Хешарин забеспокоился оттого, что я не показываюсь в эти дни. Мне надо бы еще услышать от Роггера все подробности. Как и где он наткнулся на проклятый талисман. В тот раз рассказать ему помешали…

Катрин мягко потянула Геррода прочь из кабинета.

Он пошел за ней медленно, неохотно, но дверь за собою все же закрыл. И, заметив наконец, как запущена его комната, распахнул глаза, словно не был в ней полный оборот колоколов.

— Что же я нам даже горького ореха не заварил?

Геррод направился к столу с давно холодным котелком.

И тут донесся звон третьего утреннего колокола.

Катрин вздохнула.

— Мне пора наверх. Пока все башни не сгорели вместе с нами.

Геррод жестом пригласил ее сесть.

— Знаю, ты думаешь, что без тебя все рухнет. Но башни как-то продержались века. Постоят еще немного.

— Завтра церемония. У меня тысячи…

Он устало улыбнулся.

— Уж если я бросаю на время кабинет, то и ты можешь ненадолго забыть о своих покоях. Садись. Нам нужно кое-что обсудить. Небольшой вопрос.

Она взглянула на него с любопытством. Геррод принялся разжигать одну из жаровен. Посмотрел на Катрин, вскинув бровь.

— Тилар сир Нох…

— Тебя что-то тревожит? — спросил Тилар у Делии.

За окном флиппера на далеком горизонте высились башни Ташижана, красные в лучах закатного солнца. Девушка, глядя на них, только покачала головой.

Они сидели в отдельной каюте напротив друг друга. Одни. Личная стража Тилара оставалась снаружи. Сержант Киллан, возглавлявший ее, и вира Эйлан караулили у дверей каюты. Остальные, присматривая за свитой Тилара, расположились по всему кораблю. По трое на каждого из его спутников — семь Дланей из Чризмферри, коим надлежало присутствовать на церемонии, дабы засвидетельствовать посвящение в рыцари. Делия, поскольку служила госпожой крови, делила каюту с Тиларом. Кроме них и команды флиппера, никого на борту не было.

— Мы доберемся до Ташижана раньше… на полный колокол, — сказала Делия, кивком указывая на приближавшиеся башни.

— Тем лучше, — ответил Тилар.

Когда они миновали половину пути, в каюту к ним заглянул капитан, держа шапку в руке. Его беспокоила непогода, бушевавшая позади. Тилар, обернувшись к северу, увидел, что в сторону моря медленно, но неуклонно движется свирепый снежный буран. Огибая его, капитан взял круто к западу, почти к самому Срединному разделу. Но опасался, что обогнать не успеет, поэтому пришел просить позволения жечь кровь — для увеличения скорости.

Тилар разрешение дал.

— Наверное, надо было выслать ворона вперед, предупредить цитадель об урагане, — произнесла Делия.

— Мы столько крови сожгли, что долетим быстрее любого ворона. Лучше нагрянуть в крепость нежданно.

Делия отвернулась наконец от окна.

— Боишься подвоха со стороны моего отца?

Он понял, что именно ее тревожит.

Отец Делии, староста Ташижана, Аргент сир Филдс, давно стал для дочери чужим. И предстоящая церемония, где встречи не избежать, радовала ее не больше, чем самого Тилара.

— Нет, — ответил он. — Аргент, думаю, нацепит самое парадное лицо. Боюсь я пышной встречи и долгих речей, которые наверняка заготовлены для нас на причале Штормовой башни. Скучных и полных притворной радости. Прилетев раньше, сможем этого избежать. Чем меньше придется сталкиваться с Филдсом, тем лучше.

Ее печальное лицо озарила слабая улыбка.

— Парадные лица у вас обоих полиняют задолго до конца. Начнете улыбаться через силу, играть желваками, скрипеть зубами.

— Не будь так важен этот шаг…

— Но он важен, — подтвердила она. — Ты должен вернуть свой плащ. И Первая земля должна встретить весну объединенной и исцеленной.

Тилар кивнул.

— Я слышал, что все царства Первой земли прислали посольства и некоторые другие тоже. Даже лорд Бальжер.

— И меня это не удивляет. Все боги — даже Бальжер — хотят, чтобы снова воцарился мир.

— Не все, — проворчал Тилар.

В глазах Делии снова появилась тревога. К регентству Тилара отнеслись с одобрением большинство из сотни оседлых богов. Но не все поддержали его так решительно, как ему хотелось бы. Некоторые просто промолчали, другие высказали откровенное неприятие. И слова их были услышаны — богами и народом Мириллии. То, что в Чризмферри, древнейшем царстве Девяти земель, правит человек, пусть даже благословенный изобильными Милостью гуморами, многим показалось оскорбительным вызовом существующему порядку.

— Есть еще причины, по которым нужно вытерпеть церемонию, — сказала девушка. — Мы едем не только для того, чтобы Ташижан и Чризмферри объединились. Когда регентство твое примут боги Первой земли, то и в остальных землях утихнет недовольство.

— Надеюсь, ты права.

По корпусу судна, словно откликнувшись на его сомнения, пробежала слабая дрожь. Должно быть, экипаж готовился к посадке.

Делия схватилась за подлокотник.

— Ради этого можно и рискнуть, — пробормотала она и, снова погрустнев, отвернулась к окну.

Тилар сдвинул брови — почувствовав, что в коротенькую, тихо сказанную фразу смысла вложено больше, чем кажется. И как женщины умудряются вплести в два слова множество значений, над которыми приходится безуспешно ломать голову?

«Можно и рискнуть»…

Не сразу, но все-таки он начал догадываться. Пугала Делию не только встреча с отцом. И риск, о котором она говорила, касался не только воссоединения меча богов и его ножен, малышки Дарт.

Здесь крылось и кое-что другое.

Он посмотрел в окно на башни Ташижана. Там, в тысячах окон, уже загорались огни. Слепец…

Тилар опустил руку ей на колено.

Сначала Делия как будто не заметила этого. Потом придвинула свою руку. Их пальцы переплелись. И, пытаясь ее утешить, он так же тихо сказал:

— Катрин — в прошлом.

— Правда?

— Делия…

Девушка по-прежнему смотрела в окно. За прошедший год они сблизились больше, чем положено господину и служанке. Но насколько на самом деле?.. Все чаще проводили вместе вечера, пока тянулась зима. Вдвоем им было легко и хорошо. И случались порой мгновения, в которых таился намек на возможность иной, более тесной близости. Долгие, безмолвные взгляды. Как бы случайные прикосновения. Тепло чужого дыхания на щеке, когда сидишь рядом, склонившись над каким-нибудь документом… А две недели назад они впервые поцеловались. Легкое касание губ, которое, возможно, ничего не значило… Времени, чтобы обсудить случившееся, у них не нашлось. Только оба знали, что не прочь это выяснить.

Но насколько далеко они готовы были зайти на самом деле?

Тилар с тех пор, как получил дары от богини Мирин, не делил постель ни с одной женщиной. Боялся, ибо не знал, что может произойти от Милости, которой изобиловало сейчас его семя. Правда, касательно Делии препятствием служила не столько Милость, сколько нежелание его сердца.

По корпусу флиппера вновь пробежала дрожь, на сей раз более ощутимая. От сотрясения даже руки их разомкнулись. На капитанские маневры это уже не походило.

Последовал еще толчок.

Тилар поднялся на ноги.

— Что-то не то.

Подошел к двери, выглянул. Увидел Эйлан и сержанта Киллана, с такими же озабоченными лицами.

В проходе открылось еще несколько дверей.

— Из кают никого не выпускай, — велел Тилар Киллану. — Я схожу поговорю с капитаном.

И, прихватив с собой Эйлан и Делию, двинулся в носовую часть корабля.

Дверь в кабину управления была закрыта. Стоявший перед ней караульный при виде Тилара растерянно заморгал.

— Мне нужно видеть капитана, — сказал Тилар.

— Пожалуйста, господин.

Но не успел тот открыть дверь, как она распахнулась сама. На пороге появился капитан Хорас — высокий мужчина в желто-белом мундире, с черными как смоль волосами и раздвоенной бородой.

Вздрогнув от неожиданности, он сделал шаг назад.

— А я как раз отправился к вам — сказать, что бояться нечего. Чертов ураган кусает нас за хвост. Вот и потряхивает.

— Я думал, мы давно его обогнали.

Капитан отвел взгляд.

— О, небо — что море, мой господин. Шторма приходят, когда не ждешь. За последний колокол ветер усилился. И буря стала нас догонять.

— Успеем добраться до Ташижана, прежде чем догонит?

— Конечно, не сомневайтесь. Все механизмы заправлены до предела. Скоро причалим. Но пока вам лучше вернуться в каюту.

Тилару удалось наконец встретиться с ним глазами.

— Мне хотелось бы проследить за посадкой из кабины управления.

— Сир… — предостерегающе начал Хорас.

Но Тилар уже шагнул к двери. И капитану оставалось лишь отойти или схватиться с регентом Чризмферри. А дураком он не был.

Поэтому в кабину они вошли бок о бок.

Носовая часть корабля делилась на два уровня. В верхнем располагались рычаги, при помощи которых команда управляла механизмами и наружными лопастями, позволявшими выравнивать полет. Тилар почуял запах горящей крови. В трубках пылали воздушные алхимические составы, удерживая высоко в небесах гигантского деревянного кита.

Венчала уровень управления огромная дуга из осененного стекла. Око корабля, откуда кормчий наблюдал за миром, раскинувшимся внизу, и руководил полетом.

Что-то было неладно — Тилар понял это по напряженным лицам экипажа и отрывистым указаниям кормчего.

Капитан Хорас объяснил наконец:

— Видимо, мы слишком сильно и долго разгоняли корабль. Механизмы перегрелись. А может, алхимия не так богата Милостями, как нас уверили. Корабль теряет скорость.

Флиппер снова тряхнуло, он накренился влево, нос ушел вниз. Тилар устоял на ногах, потому что схватился за плечо капитана. Градом посыпались команды, и нос выровнялся. Похоже, летели они теперь благодаря лишь искусству кормчего, а не воздушной Милости.

— Выберемся, — заверил Тилара капитан. И добавил чуть тише: — Когда б не этот дважды проклятый ураган…

Тилар выглянул из ока. Ташижан приближался. Сияла маяком на скалистом берегу самая высокая из его башен — Штормовая. Но снежная круговерть подступила куда ближе и с каждым мгновением делалась гуще. Состязание в скорости они проиграли.

Ураган их догнал.

Не успев подойти к своим покоям, Катрин поняла — чтото случилось. Дверь была открыта настежь, служанка Пенни стояла в коридоре. Девочка взволнованно дергала себя за темный локон, выбившийся из-под белого чепчика. И вздрогнула, когда разглядела наконец, что рыцарь теней, идущий по коридору, — на самом деле смотрительница.

Пенни подскочила к ней, присела и, поглядывая в сторону открытой двери, с запинкой начала:

— Я… я… ничего не могла… я не знала…

— Успокойся, Пенни.

Катрин полностью распахнула плащ, позволив теням соскользнуть с него. До этого, возвращаясь к себе, она куталась в них, чтобы никто не узнал по дороге. Ибо каждому встречному, похоже, что-то требовалось от нее — и рыцарям, и слугам, и обитателям подземелий. А она очень спешила. Только что навестила последнее посольство, из Ольденбрука, убедилась наскоро, что устроены вновь прибывшие благополучно, пожелала им приятного отдыха. Они чрезвычайно волновались изза какого-то подарка, предназначенного для вручения Аргенту и Тилару на церемонии. Но вникать в причины их беспокойства Катрин не стала.

И так опаздывала.

Меньше чем через колокол должен был приземлиться флиппер Тилара. Староста готовил торжественную встречу, с трубами и барабанами. Следовало присутствовать и ей — и уж, конечно, не в потрепанном плаще.

Однако на пороге явно поджидали новые хлопоты.

— Вздохни поглубже. И скажи, что случилось, — велела она Пенни.

Девочка служила здесь дольше, чем Катрин носила свой знак отличия. Была горничной еще у прежней смотрительницы, Мирры, которая бесследно исчезла и наверняка уже была мертва.

— Я приняла его за рыцаря, — пролепетала Пенни. — Из тех, что приехали и носятся теперь туда-сюда.

Замешательство служанки было понятно Катрин. Число рыцарей в Ташижане за последние дни утроилось. Из ближних и дальних мест они слетелись, подобно буйной стае воронов, на празднества в честь важного события.

— Он назвался вашим другом, — поведала далее Пенни. — Сказал, что по срочному делу пришел, вот я и разрешила ему войти. — Она понизила голос. — А потом снял масклин. И оказался никакой не рыцарь.

Катрин вздохнула с облегчением.

Лишь один человек на свете был нахален настолько, чтобы рядиться под рыцаря теней в самом сердце ордена. Роггер. С момента расставания он не прислал ни единой весточки. А теперь решил, видимо, тоже встретить Тилара. Сейчас она узнает новости, которые он насобирал по крохам среди сплетен и хвастливых россказней за кружкой эля. Такого не услышишь на высотах, где расположены ее покои.

Она шагнула к двери.

— Говорит он сладко, да столь грозен с виду, что я побоялась с ним остаться, — тараторила Пенни, — вот и ждала вас здесь.

Ну и трусиха, подумала Катрин. Это Роггер-то грозен? И, радуясь возможности повидаться с другом, она решительно переступила порог.

Услышала за спиной лепет Пенни:

— Известно, каков их обычай. Мажут лица пеплом, чтоб даже свои не признали.

И поняла, что ошиблась.

Навестить ее пришел вовсе не Роггер.

Спиной к пылавшему очагу, единственному источнику света в комнате, стоял высокий человек. И вправду в плаще теней, очертания которого сливались с сумраком в углу. С вымазанным пеплом лицом, по обычаю'черных флаггеров, гильдии пиратов и контрабандистов.

Он откинул капюшон, обнажив заплетенные в косу снежно-белые волосы. Соль и море выбеливали их долгие годы. Очень долгие. Сложившиеся на самом деле в века. Перед Катрин стояла личность почти мифическая — вождь флаггеров. Под плащом виднелся черный кожаный костюм изысканного кроя, на поясе висел меч в ножнах. Змеиный клык. Клинок не менее знаменитый, чем рыцарь, который им владел.

— Приятно видеть вас снова, смотрительница Вейл, — сказал с легким поклоном Креван.

Она подошла поближе.

— Что привело вас сюда, сир Кей?

Он нахмурился.

— Ворон сир Кей давно умер. Просто Креван.

Креван Безжалостный, добавила она про себя. Три века назад — легендарный рыцарь теней. Таивший от всех великий секрет, который был однажды раскрыт — при помощи клинка, вонзенного ему в сердце. От раны он не умер. Ибо не имел сердца. Порождение виров, врагов ордена, Ворон сир Кей был самым необычным человеком на свете. Виры, со времен основания первого царства занимаясь в своих потайных кузницах черной алхимией, пытались создать эликсир бессмертия. Креван стал результатом особенно удачного опыта. Живая кровь в его жилах текла сама по себе, не нуждаясь в работе сердца, поэтому Он старел гораздо медленнее прочих.

Но когда тайна его происхождения открылась, рыцарь Ворон сир Кей был вынужден умереть. Сделаться мифом. С течением времени на свет явился Креван, озлобленный человек, который использовал свое воинское искусство в куда менее благородных делах. Бессердечие обратилось в безжалостность.

Впрочем, о чести он все же не забыл.

— Чем я могу помочь вам? — спросила Катрин. — Хотите присутствовать при посвящении Тилара?

Креван отмахнулся.

— Человека делает не плащ.

И шагнул к ней. Властно, требовательно. Протянул руку.

Катрин невольно попятилась. Плащ мигом ожил на ней, готовый укрыть ее тенями и придать движениям скорость.

— Мне нужен проклятый череп, — сказал он. — Череп бродячего бога.

Катрин опешила. Но тут же вспомнила — Роггер ведь говорил, что кто-то еще охотился за этим талисманом. Кто-то с вымазанным пеплом лицом. Выходит, то был не просто флаггер, искавший быстрой и легкой наживы. Наверняка им руководили с самого верха.

— Зачем он вам?

Глаза Кревана сверкнули, голос стал жестким.

— Нужен, и все тут. Его вообще не следовало привозить сюда. Именно сюда. И именно сейчас.

— Почему? Что вы имеете в виду?

Креван вдруг оказался совсем рядом, переместившись с быстротой тени. Схватил ее за руку.

— Отдайте мне его!

Тут Пенни скрипнула дверью.

Следом донесся устрашающий грохот сверху. Дрогнул под ногами пол.

Все замерли.

На вершине Штормовой башни запела одинокая труба, оповещая о пожаре, призывая готовить ведра. В коридоре послышались торопливые шаги.

В приоткрытую дверь с силой заколотили, и та со скрипом начала отворяться. Пенни придержала ее ногой.

— Смотрительница Вейл! — позвал знакомый голос.

Лоул, слуга старосты.

Катрин отвела взгляд от двери, повернулась к Кревану — но того рядом уже не было. Она заметила, как колыхнулась тяжелая занавесь на окне, за которым был балкон.

И поняла, что, выглянув, не увидит ничего — кроме распахнутых ставень и пустого балкона.

Креван ушел.

Теперь из открытого окна доносились крики на вершине Штормовой башни. На причале. Где ждали сегодня только один флиппер.

Труба запела снова, тревожно, звонко.

— Смотрительница Вейл!

— Впусти, — приказала Катрин, поворачиваясь к Пенни. Девочка убрала ногу, потянула дверь на себя.

На пороге встал Лоул, сзади толпилась кучка стражников, которые беспокойно поглядывали в сторону главной лестницы. Слуга уставился на Катрин, вытаращив глаза и трясясь всем телом. Такой тощий, что она ничуть не удивилась бы, если бы при этом у него гремели кости.

— Что случилось? — спросила она.

— Меня послал за вами староста Филдс! Флиппер из Чризмферри заметили в небе… он прилетел раньше, спасаясь от урагана. — Труба вновь запела, и Лоула заколотило еще сильнее. — Староста… Филдс хотел, чтобы вы поскорее вышли наверх. Вс… встречать…

Катрин поняла, что с подлетавшим флиппером случилось что-то ужасное, но слуга вышел раньше и ничего толком не знает. Она метнулась к двери. Протолкалась меж стражников. Все как один с красной нашивкой на плече. Огненный Крест. Люди Аргента.

— Староста Филдс просил, чтобы вы надели наряд, наиболее приличествующий случаю, и… — закричал вслед Лоул.

Не слушая, Катрин вытянула силу из теней и понеслась стрелой. Вмиг добралась до лестницы. Та была запружена рыцарями, сбежавшимися на зов трубы. Катрин распахнула плащ, чтобы все видели ее подвеску.

— Дорогу смотрительнице! — крикнула она.

Море черных плащей расступилось. Она ринулась по лестнице вверх. Ближе к выходу на причал столкнулась с толпой докеров. Одни бежали вниз с пустыми ведрами, другие тащили наверх полные. На последнем этаже всегда стоял на случай пожара огромный бак с водой.

Катрин пристроилась за спиной какого-то здоровяка, который волок по ведру в каждой руке. Он успешно пробил для нее путь, и вскоре впереди показалась открытая дверь. Подпертая, чтобы не захлопнул ветер. Тот задувал внутрь с такой силой, словно вознамерился никого не выпустить наружу.

Доносился запах гари.

Наконец она выбежала на причал.

Ее тут же обдало холодом, который слегка остудил безудержное волнение. Катрин собрала разорванные в клочья тени, завернулась в них. Запахнула плащ, накинула капюшон. Огляделась.

Худшее как будто уже позади. Пожар работники почти погасили, лишь дым клубился в сумеречном свете — солнце на западе едва проглядывало сквозь плотные облака.

Разбитое брюхо флиппера еще лизали языки пламени. Корабль умудрились посадить в люльку, но удар при посадке, видимо, был силен. Опоры сломались, обшивка раскололась. Из трещин и выбивался огонь — оттуда, где под корпусом таились главные механизмы судна и алхимические резервуары.

Похоже, при крушении они взорвались — к запаху дыма примешивался едкий, но странно приятный аромат горящей крови. Корабль и шел-то, надо полагать, на перегреве, с механикой, загруженной до предела. И теперь остатки пожирало пламя.

Катрин обошла флиппер кругом. Увидела открытую заднюю дверь. Возле нее стояла кучка людей, взволнованных, размахивавших руками. И Аргент сир Филдс — на голову выше остальных. Забрался, должно быть, на ящик. Он что-то кричал, но слова относил ветер.

Катрин поспешила туда.

Где Тилар?

Охваченная внезапной тревогой, она чуть не сбила с ног женщину, которая бежала навстречу с пустым ведром.

Всмотрелась в лица стоявших с краю, увидела стражников, одетых в цвета Чризмферри — коричневый и золотой, узнала нескольких Дланей.

Вырвалась наконец из суетливой толпы рабочих, шагнула в свободное пространство между ними и высадившимися из флиппера гостями. Вопросов в голове вертелось не меньше тысячи. Но прежде нужно было разыскать Тилара.

Из черных туч над головой сеял снег. Ветер кружил его, завивал вихрем. Заносил понемногу потерпевший крушение флиппер. На разборку корпуса, прикинула Катрин, уйдет дня три, не меньше. Подобное прибытие благоприятным для регента не назовешь.

Щеки коснулась снежинка.

Словно ледяная оса укусила. Катрин смахнула ее, слишком занятая своими мыслями, чтобы обращать внимание на холод. Но масклин для защиты все же подняла. Потом подставила белым звездочкам ладонь. Они падали на нее и медленно таяли.

Опустив руку, она сделала еще шаг к толпе вокруг Аргента. И услышала его голос.

— …Спускаемся! Вас проводят в ваши покои!

Все развернулись к двери корабля.

Тилар спускался по трапу. Не один. Рядом шла молодая женщина. С другой стороны шагал капитан флиппера. На ходу регент что-то говорил ему, довольно резко.

Капитан кивал. И тотчас заторопился к догоравшим механизмам.

Тилар, в первый раз за прошедший год, ступил на камни Ташижана. Обвел взглядом спутников, словно пересчитывая их по головам.

Благодарение богам, он казался невредимым.

Вдруг Тилар увидел Аргента, и его глаза сузились.

Катрин заторопилась к ним. Этих двоих нужно держать подальше друг от друга, по мере возможности. А уж сейчас — тем более. Регент Чризмферри пережил крушение. Торжественная встреча не удалась. Как бы чего худого не вышло.

Покрасневшее лицо, сжатые губы ее бывшего возлюбленного — все это было слишком хорошо знакомо Катрин. Сейчас ему слова поперек не скажи. Она попытается поскорее проводить его вниз, в приготовленные покои. И там, вдвоем, потолковать о том, что произошло с флиппером… и о многом другом.

Словно почувствовав ее приближение, Тилар повернул голову.

И тут Катрин заметила, что с женщиной они держатся за руки. Узнала ее — Делия, Длань крови Тилара. Дочь Аргента, порвавшая с отцом.

Тилар нагнулся и что-то сказал девушке на ухо. Успокаивая, скорее всего. Катрин вспомнилось, как это бывало когдато между ними. Теплое дыхание Тилара на ее лице, звук его голоса, проникавший в самое сердце.

Она тяжело вздохнула. Подняла руку, желая привлечь внимание.

Делия повернулась к Тилару лицом.

И на краткий миг — слишком краткий, чтобы кто-то, кроме Катрин, мог уловить какое-то движение, — их губы соприкоснулись. Тилар крепче сжал пальцы девушки, отпустил. Затем, отстранившись друг от друга, они направились к своим спутникам.

Катрин застыла на месте с поднятой рукой. Тени нахлынули, не дожидаясь зова, окутали ее с ног до головы. Она шагнула назад, исчезла в них. Сердце бешено заколотилось.

Внезапно стало совсем темно — последние лучи солнца погасил надвигавшийся ураган. Сильно похолодало.

Видно, буря будет свирепой.

Послышались радостные крики — докеры, сражавшиеся с огнем, победили. Опасность миновала.

Катрин поспешила к выходу с причала.

И когда Тилар повернулся наконец в ее сторону, он никого не увидел.

 

Глава 6

СТАЛЬНОЙ МЕЧ

До укрытия Дарт долетал зов трубы, далекий, приглушенный. В башне что-то происходило. Кроме трубы слышались еще и крики.

Но она и шелохнуться не смела.

Еще не все разошлись…

От посторонних взглядов девочку надежно прятала ниша в коридоре, отходившем от главной лестницы. Здесь стояла серая мраморная статуя какого-то прославленного рыцаря с вороном на плече. Клюв у ворона был давным-давно отломан. Дарт, сидя за постаментом, нетерпеливо кусала кулаки.

Ей следовало находиться совсем в другом месте. Но она ничего не могла с собой поделать. Отправилась будто бы в библиотеку, на урок истории Ташижана. А там отпросилась, сославшись на срочное поручение смотрительницы. Архивариус, похлопав равнодушно совиными глазами, разрешил ей уйти — хотя пажи-сотоварищи только дружно ухмыльнулись. Каждый мечтал под важным предлогом увильнуть от заучивания скучных дат и перечня былых сражений. Особенно в нынешние дни, когда в цитадели царила такая суматоха и близились празднества. Спокойно никому не сиделось.

А Дарт и вовсе была как на иголках.

Зная, когда прибудет посольство из Ольденбрука и какие покои займет, она заранее подыскала удобное местечко для наблюдения — эту нишу в коридоре. И просидела в ней два колокола, прежде чем была вознаграждена за терпение. Гости явились, возглавляемые женщиной в белоснежных мехах, такой свеженькой с виду, словно она только что вернулась с прогулки по саду. Длань слез — поняла по одеянию Дарт. Рука об руку с ней вышагивал стражник, тоже в великолепном наряде, не сводивший со своей госпожи глаз. А та не обращала на него никакого внимания, беседуя оживленно со смотрительницей Вейл.

Дарт отодвинулась в глубину ниши. Если заметят — поди объясни смотрительнице, что она тут делает. Хорошо Щену. У него таких забот нет. Он лежал у ее ног, свернувшись клубком. При виде вошедших оживился, сунулся было в коридор. Но Дарт шикнула на него и поманила к себе — на всякий случай, хотя его никто не мог видеть. Щен, возбужденно повиливая обрубком хвоста, послушался неохотно.

Дарт его понимала. И, несмотря на риск, сама не удержалась и осторожно выглянула. За Дланью в мехах в коридор вошли еще двое. Мужчина и женщина. Он худой, она толстая. А за ними… Дарт разинула рот — на лестничной площадке стояли два небывалых размеров стражника. Земляные великаны!..

Они несли большой ящик.

Потом отступили в сторону, и появился тот, кого она ждала.

Бронзовый мальчик.

Сердце Дарт затрепетало. От облегчения и страха одновременно.

Значит, приехал.

В школе он учился классом старше, поэтому она плохо его знала. Но после встречи в Ольденбруке жаждала узнать получше. Брант. Девочка мысленно повторила несколько раз это имя. Почему-то оно ему очень шло.

Он задержался на лестнице, сбросил с одного плеча тяжелый зимний плащ и указал великанам освободившейся рукой вниз.

— Псарня — по ту сторону замкового двора. Несите туда и не спускайте с них глаз. Чтобы до утра никто не видел!

Великаны покивали и двинулись прочь.

Брант некоторое время смотрел им вслед. С прошлой встречи он вроде бы похудел и стал бледнее. Но повернулся и вошел в коридор с прежней живостью. Холодно взглянул на Длань слез и ее спутника. Похоже, эти двое ему сильно не нравились.

Дарт поглядывала из ниши одним глазком, пока смотрительница Вейл показывала каждому его покои. Мальчик исчез в своих, не перекинувшись со спутниками и словом.

Теперь она ждала, когда все разойдутся. Последними коридор покинули стражники, собравшиеся перекусить. И отведать здешнего эля, подумала Дарт.

Все, больше мешкать нельзя. Вот-вот должен причалить флиппер регента.

Дарт выбралась из укрытия и с трудом подавила желание постучать к Бранту. Посвяти она его в свою тайну — не пришлось бы больше бояться. Возможно, даже…

Скрипнул засов.

Всплеснув руками, она метнулась обратно, нырнула в нишу. Дверь в комнату Бранта открылась. Он выглянул оттуда с таким видом, будто услышал стук. Или зов трубы, что уже полколокола несся с верхушки Штормовой башни?

Дарт уставилась на него во все глаза.

Брант остался как был — в зимнем плаще и сапогах. Пошел к лестнице, явно довольный, что никого рядом нет. Куда это он? Узнать, почему трубят трубы? Эля выпить, как стражники?

Мальчик вышел на лестничную площадку. Она чуть шею не вывернула, стараясь разглядеть, куда он направится.

Вниз по лестнице.

Ноги сами понесли ее следом. Щен радостно поскакал вперед.

Она окинула взглядом нижние ступени. Брант уже исчез за поворотом. Девочка заколебалась. Она узнала все, что хотела. Он приехал. Пора бы вернуться в покои смотрительницы. Вот-вот прозвенит первый вечерний колокол. Прилетит регент. На торжественной встрече она должна быть рядом со своей госпожой.

Но ноги не шли. Любопытство, смешанное со страхом, приковало ее к месту. Что делать?

Решение было принято за нее.

Щен, словно чувствуя невысказанное желание ее сердца, поскакал по ступенькам вниз. Она дернулась, чтобы позвать его обратно. И через мгновение уже спускалась следом за своим призрачным товарищем.

Как всякий новичок в Ташижане, Брант шел медленно, но вполне уверенно. Словно знал, куда идти. Может, ему дали карту башен?

На лестнице легко было оставаться незамеченной. Здесь, как обычно, толпился народ. И, держась на некотором расстоянии позади, она не спускала с мальчика глаз. Улавливая на ходу обрывки разговоров, поняла из них, что с флиппером, который приземлился на Штормовую башню, произошло какое-то несчастье. Весть разнеслась быстрее, чем зов трубы, — корабль загорелся, взорвались механизмы. Но никто не погиб. И пожар уже погашен.

Потом она услышала имя Тилара.

На миг задержалась возле рыцаря, который вел беседу с хорошенькой служанкой, чуть старше ее самой. Он упирался локтем в стену, и на плече его был виден вышитый знак Огненного Креста.

— …Даже прилететь не может, не наделав шуму на всю округу. Стоит ли удивляться, что староста не одобряет его регентства?

Дарт поспешила дальше, пока на нее не обратили внимания. Правда, рыцарь, похоже, не видел ничего вокруг, кроме пышной груди собеседницы.

Следующие несколько ступенек она проскочила стремительно, охваченная страхом. Так это с кораблем Тилара произошло несчастье? Он прилетел раньше?

Оказавшись на площадке очередного этажа, Дарт остановилась. Хватит глупостями заниматься. Она нужна Катрин, надо бежать наверх.

— Эй, ты!

Девочка испуганно подпрыгнула. Брант увидел-таки, что она за ним следит?

Ее грубо схватили за плечо, развернули в обратную сторону.

К ней почти вплотную приблизилось другое знакомое лицо. Пахнуло элем.

Оруженосец Пиллор.

— Не меня ли ищешь, Хофбрин? Хочешь получить еще один урок?

Он злобно усмехнулся и прижал ее к стене. Дарт попыталась вырваться. Но Пиллор был стоуна на два тяжелее.

— На этот раз, — сказал он сквозь зубы, — обойдемся без мастера меча Юрил. Без всяких там нежностей.

И зашелся в лающем хохоте. Но вместо смеха Дарт услышала хлопанье вороньих крыльев. И вся сжалась, вспомнив человека, который обращался с ней так же грубо.

Позади Пиллора стояли два его дружка. Она видела их раньше, но имен не знала. Глаза жесткие, на воротниках курток — небрежно пришитая эмблема Огненного Креста.

Никто в их сторону даже не смотрел — здесь были не в диковинку малопристойные любовные заигрывания. Одна лишь Дарт читала в глазах Пиллора совсем иные, недобрые намерения. Огненный Крест не питал любви к смотрительнице и к тем, кто ей служил. Война велась едва ли не в открытую.

Один из дружков Пиллора схватил девочку за другое плечо.

—. Сделаем ее! — прошипел он.

Второй как будто колебался.

— Паж смотрительницы… может, не стоит?

Пиллор оттолкнул его с дороги, намотал плащ Дарт на кулак и дотащил девочку за собой.

— Да пошла она, эта шлюха! Мы — люди старосты. Давно пора показать, кто здесь хозяин.

Дарт пыталась выскользнуть из плаща, скинуть его и освободиться. Но ее держал за локоть главный приспешник Пиллора. Второй плелся позади, оглядываясь на лестницу. Где всех по-прежнему интересовал только разбившийся флиппер.

Дарт затащили в коридор, потом в какую-то темную пустую комнату. У дальней стены теплилась тусклым светом одинокая жаровня.

В угли был воткнут железный прут.

— Шевелись давай! — поторопил приятель Пиллора отставшего.

Тот повиновался неохотно. Явно шел на поводу у остальных.

— И дверь запри! — рявкнул Пиллор.

Вокруг Дарт хлопали вороньи крылья. Ее хотят изнасиловать? Отчаявшись, с неистово колотящимся сердцем, она с силой ударила Пиллора каблуком по ноге.

Он только выругался и толкнул ее так, что девочка упала. И ободрала о каменный пол колено до крови.

— Воображаешь о себе, тварь… как с тварью и обойдемся!

Дружки поддержали его хриплым хохотом.

Дверь захлопнулась, стало еще темнее.

Приспешник Пиллора подошел к жаровне, обмотал руку плащом и вытащил из углей прут. В темноте засветился раскаленный докрасна конец. Клеймо. Круг, пересеченный двумя полосками.

Огненный Крест.

Они замыслили не изнасиловать ее. Надругаться над ее телом иначе.

— Что пометим? — спросил тот, кто держал клеймо. — Бедро, как сопляку Муру Эльду?

Пиллор окинул девочку недобрым взглядом.

— Нет. То, что увидят все, — и тронул ее за щеку. — Пошлем привет от Огненного Креста шлюхе в верхних покоях!

Дарт отшатнулась, и они засмеялись. Где ее единственное оружие? Она провела рукой по ободранному колену, вымазала ее кровью. Где Щен?

Огляделась и только теперь заметила, что осталась одна.

Щена в комнате не было.

К ней шагнул Пиллор.

— Придержите-ка ее.

Брант очень скоро понял, что за ним следят.

Почувствовал это, спускаясь по лестнице, еще три этажа назад — как легкое давление меж лопатками. Оглянулся несколько раз, но ничего необычного не заметил. Мужчины, женщины, в плащах, нарядных платьях. Пробежала мимо, толкнув его, прачка с узлом белья. Торопясь, видно, к какому-то знатному жильцу — пахнуло дорогими благовониями.

Потом Брант застрял. До первого этажа оставалось совсем немного, но снизу вдруг хлынула толпа народу, и все толковали о каком-то разбившемся флиппере. Стремились вверх, как дым по трубе, горя желанием разузнать побольше.

Бранта прижали к стене. И тут он заметил наконец, что камень на груди изрядно потеплел. Невольно коснулся шрама на горле, потом подвески. Жар был не такой, как в прошлый раз, когда, казалось, кожа должна пойти волдырями. Гораздо слабее. Заинтригованный и встревоженный разом, Брант зажал камень в кулаке.

Тепло усилилось, словно талисман откликнулся на его чувства. Мальчик поднялся на ступеньку, потом еще на одну. Из теплого камень стал горячим. Брант добрался до площадки, и в кулаке у него запылал раскаленный уголь.

Содрогнувшись, он остановился. Вспомнил демона, который явился ему в прошлый раз, когда камень горел огнем. Огляделся. Никого.

Камень начал остывать.

Сейчас за Брантом не следили. Он знал это точно.

Шагнул еще на ступеньку вверх, и камень слегка потеплел. Тогда мальчик стал подниматься к следующей площадке. Камень откликался, наливаясь изнутри огнем. Но стоило остановиться или замедлить шаг, холодел снова.

Потом Бранта подхватил поток поднимавшихся людей, и с этим потоком площадку он проскочил. Камень тут же начал остывать. И делался холоднее с каждым шагом.

Брант повернул обратно и начал пробиваться сквозь толпу вниз, к оставшейся позади площадке.

Тепло в кулаке усилилось.

С площадки Брант свернул в коридор.

Там никого не было. И Брант поспешил вперед, руководствуясь мерой нагревания камня, как путеводным магнитом. Прошел с четверть коридора, и камень запылал нестерпимым огнем.

От боли у него перехватило дыхание. Цель явно была близка.

Брант, схватившись за шнурок, сорвал талисман с шеи, опустил руку. Камень закачался в воздухе. И вдруг замер — наткнувшись на препятствие в виде звериного тельца из расплавленной бронзы.

Демон появился из ниоткуда, у самых ног Бранта. Хвостом к мальчику, мордой к двери. Тело его плавилось и струилось, то теряя, то вновь обретая свои странные очертания — полуволка-полульва. Ярость разливалась от него волнами, словно жар из кузнечного горна.

Огненный зверек прыгнул на дверь и исчез.

Через мгновение Брант услышал крики.

Дарт отбивалась изо всех сил, ничего не видя из-за собственного плаща, который накинул ей на голову приятель Пиллора. Брыкнула ногой, в кого-то попала. Тот громко охнул.

— Держи ее за ноги, Рискольд! — приказал оруженосец.

Ее схватили за колено.

Отчаяние Дарт сменилось бешенством. Ей удалось выдернуть руку и дотянуться до того, кто держал. И что есть силы вонзить ногти в его руку.

Он вскрикнул.

Хватка ослабела, Дарт сбросила плащ и вырвалась… но только на мгновение. Один тут же прыгнул на нее, намереваясь придавить к полу. Отпихивая его, она наткнулась на рукоять меча у него на поясе.

Схватила, дернула.

Клинок выскользнул из ножен. Нападавший снова вскрикнул, порезавшись случайно о лезвие.

Дарт перекатилась на бок, вскочила. И с чужим мечом в руке повернулась к своим мучителям.

Меч был не деревянный. Стальной.

Тот из дружков Пиллора, что понаглее, держался за раненую руку. Глаза его от боли сузились, но в них горела злоба.

Дарт вскинула меч, и тот ярко сверкнул, отразив свет жаровни. В ответ сверкнул выхваченный из ножен клинок Пиллора. На рукояти не было черного алмаза, рыцарского знака. Слишком высокая честь для оруженосца.

— Оставьте ее мне, — сказал Пиллор своим дружкам. Напрасные хлопоты — раненый и так уже остался без меча, а второй приятель пятился к двери, встревать явно не желая.

Пиллор оскалился.

— Что ж, пустим тебе кровь. А потом заклеймим — так, чтоб все видели.

Дарт, ничего не ответив, приготовилась к обороне.

Но это был не учебный поединок. Ее противник начал с жесточайшего выпада.

Отбивать она не стала. Куда там — с ее силой против его. Просто повернула клинок, сталь скользнула о сталь. Отвела назад левое плечо, и меч Пиллора свистнул мимо, не зацепив.

От неожиданности тот потерял равновесие.

И оказался слишком близко.

Дарт глазом не моргнув показала, как хорошо выучила его предыдущий урок — в бою порой пригождается не только оружие. Она с силой пнула Пиллора коленом в пах.

Он с криком отшатнулся.

Тут краем глаза она увидела знакомое сияние. Сквозь запертую дверь ворвался Щен. Размытое яростное пятно, струящаяся огненная бронза.

Чуть успокоившись, Дарт тем не менее сосредоточилась на своем враге. Держась одной рукой за низ живота, другой он уже заносил меч.

— Ты покойница, — прошипел Пиллор.

Щен заметался вокруг нее, но не было времени намазать его кровью. Осенить Милостью, таившейся в ее главном гуморе, сделать материальным.

Пиллор снова двинулся на нее, несколько осторожнее, присматриваясь. В глазах мелькнула коварная насмешка. Дарт напряглась. Мечом он все-таки владел куда лучше.

Он сделал выпад, проверяя ее на этот раз.

Она парировала. Но, отбросив ее клинок, он ложным выпадом отвлек внимание и ударил уже в полную силу. Дарт елееле, отступив на шаг, успела отразить удар, от которого загудела вся рука.

Пиллор довольно ухмыльнулся и опустил меч.

Дарт этим воспользовалась. И ринулась на него. Он наклонил лезвие еще ниже, открываясь. Когда она поняла свою ошибку, было слишком поздно. Не остановишься, когда несет вперед инерция атаки.

Пиллор внезапно выставил вперед локоть и повернул клинок в противоположном направлении. Первое движение. Начало «каприза наэфрина».

Танца, в который она уже, считай, втянулась.

В круговом замахе он сделал петлю мечом, поймал ее клинок, прижал локоть к боку и повернулся на каблуке.

Меч вылетел из ее руки под пение стали. Кувыркнулся в воздухе и клацнул о каменный пол.

Мешкать Пиллор не стал. Направил острие ей в живот.

Дарт оставалось лишь одно. То, чему ее тоже научил оруженосец. Она схватилась за клинок и оттолкнула его.

Руку обожгло болью.

Она останется без пальцев.

Но не успела Дарт подумать об этом, как раздался треск. Засов из двери вылетел, та распахнулась. Пиллор от неожиданности придержал удар. И Дарт, разжав руку, отскочила.

Из коридора в комнату хлынул свет. На пороге кто-то появился. И замер, пытаясь понять, что происходит.

Пиллор с мечом в руке развернулся к незваному пришельцу. Окинул, оценивая, взглядом темный, очерченный светом силуэт. Судя по простому плащу — не рыцарь. И стало быть, неважно, кто он.

— Проваливай! Тебя тут не ждали!

Пришелец, словно не слыша, ступил в комнату. Теперь, в свете, падавшем из двери, стало видно его лицо.

Бронзовый мальчик.

Брант.

Откуда?..

— Отпусти ее, — сказал он с удивительным спокойствием.

Дарт быстро перевела взгляд на Пиллора. Теперь уж точно конец. Жгучая боль в раненой ладони отдавалась до локтя. Девочка стиснула кулак, словно надеясь выдавить ее.

Подчиниться Пиллор, конечно же, и не подумал. Злоба его, только усилившаяся оттого, что атаку не удалось довести до конца, обрела новую мишень. Тем более что пришелец, носивший стоптанные сапоги и поношенный плащ, явно был всего лишь простым слугой.

Оруженосец снова опустил меч. Обманывая противника, притупляя его бдительность. Дарт заметила, что за спиной он прячет кинжал.

— Нет! — Она выбросила вперед руку. С порезанной ладони капнула кровь.

Но капля ее упала не на пол.

На поджидавшее внизу существо.

Благословенная кровь мгновенно втянула его в этот мир. Полыхнула огненно-красная вспышка, и Щен явился всем взорам. Он ринулся на врага как раз в то мгновение, когда Пиллбр выдернул кинжал из-за спины и метнул его в незнакомца.

Расплавленная бронзовая стрела пронеслась по воздуху, впилась в руку оруженосца и отхватила ее по локоть. Пиллор заорал.

Защита, впрочем, оказалась излишней. Бросок оруженосца цели не достиг. Брант, словно зная о нем заранее, чуть отступил. Кинжал вылетел в коридор.

Пиллор, шлепнувшись на задницу, с изумлением уставился на свою руку. Вернее, на обрубок ее — черный, обожженный. Рукав еще дымился.

Дружки оруженосца завопили от страха. И бросились к двери, прочь от Щена, который кровожадно закружил возле Пиллора.

Брант пропустил их и подошел к девочке.

В вытаращенных глазах Пиллора стоял ужас. Он зарыдал, что-то бессвязно бормоча, бросил меч и пополз, помогая себе уцелевшей рукой, подальше от них.

Брант сказал:

— Уходим. Скорее.

И посмотрел на Щена — отчего-то без всякого удивления.

Дарт направилась вслед за мальчиком к двери.

— Отзови своего демона, — напомнил он.

У нее не было сил спорить.

— Ко мне, Щен.

Словно не слыша, тот продолжал бешено носиться вокруг Пиллора. Вздыбив гриву, изрыгая из пасти огонь.

— Ко мне! — сказала Дарт строже. Она помнила, что случилось с другим мужчиной, в птичнике школы Чризмферри. Видела, каков бывает Щен в неистовстве. И в глубине души желала того же Пиллору.

А Щен словно бы чувствовал это. Он оглянулся на нее, и в его сверкающих глазах она увидела отражение собственной ярости. И еще что-то — не от этого мира. Чего — понять не могла.

Оба жаждали крови — и он, и она. Но тут Брант взял ее за локоть, мягко и настойчиво подтолкнул к двери.

— Ко мне! — снова приказала она. — Быстро.

Щен остановился. Пиллор застонал, пополз к стене. По полу за ним тянулся мокрый след — видно, обмочился со страху. Но больше ему ничто не угрожало. Щен наконец послушался. Недовольно потрусил к Дарт.

От него пахло горелой кровью — ее собственной. А может, и кровью Пиллора.

Едва выйдя в коридор, они услышали крик на главной лестнице:

— Демон!

Брант взглянул на девочку. В изумрудных глазах его она заметила золотые искорки.

— Куда теперь? — спросил он.

— Сюда, — сказала Дарт и торопливо повела его в другую сторону, к черной лестнице, лабиринтам коридоров и комнат, где жили слуги подземных обитателей и рыцарей Ташижана.

— Он исчезает, — сказал Брант, посмотрев на Щена.

— Кончилась Милость, которая дала ему плоть.

Тут Щен растаял вовсе, снова стал призрачным — и как раз вовремя. Распахнулась одна из дверей, вышел, привлеченный переполохом, в коридор старенький слуга. Щен пробежал прямо сквозь его ногу, и Дарт с Брантом поспешили поскорее пройти мимо.

Добравшись до черной лестницы, они спустились бегом на целый пролет.

— О какой Милости ты говорила? — спросил Брант по пути.

— О такой. — Девочка обернула плащом раненую руку, прижала к груди. — У меня в крови.

Она понимала, что приоткрывает тайну, которую никому не следует знать. Но выдумывать отговорки не было ни сил, ни желания. Да и странный мальчик этот, казалось, знал больше, чем хотел показать.

Как он нашел ее, к примеру, в той комнате?

Похоже, секреты имелись у обоих. И оба не спешили открывать их до конца.

Брант завидел нишу, придержал девочку и увлек ее туда. Вытянул из внутреннего кармана плаща платок из грубого холста. Взял руку Дарт и ловко замотал им кровоточащую ладонь.

— Пальцы двигаются?

Дарт проверила. Двигались, хотя было больно.

— Порез вроде неглубокий, — сказал он. — Но надо показать лекарю.

Ощутив внезапно неловкость от его прикосновения, Дарт высвободила руку.

— Покажу.

Они снова вышли на лестницу. И услышали наверху громкие, вопрошающие голоса. Рыцари теней пустились на поиски.

— Они с демоном побежали туда! — истерически прокричал кто-то.

Пиллор.

Брант вздохнул, словно сожалея уже о своем заступничестве. Но потянул ее вниз по лестнице, не дожидаясь преследователей.

И только сейчас, слегка отойдя от потрясения, Дарт поняла вдруг весь ужас того, что произошло. Пиллор и его приятели, члены Огненного Креста, разнесут весть о ее демоне по всему Ташижану. Услышат их и на вершине Штормовой башни, в Эйре старосты. Катрин придет в ярость. Все рухнуло в одно мгновение, надежды нет никакой. Дарт обвинят в вызывании демонов, и с жизнью здесь будет покончено. Ее разоблачат. Если прежде не удастся сбежать.

Надо бы остановиться, собраться с мыслями…

— Меня они не знают, — сказал Брант. — Нам нужно место, где никто не станет искать тебя.

Где скрыться — сейчас она не могла сообразить. Просто описывала круги по лестнице, такой узкой, что приходилось бочком протискиваться мимо поднимавшихся навстречу слуг, которые, к счастью, никакого внимания на них с Брантом не обращали.

Он придержал ее за рукав.

— Кажется, я знаю, куда идти. На псарню. Для нас отвели загон, он охраняется. Можно спрятаться там.

Дарт кивнула. На псарне она была всего один раз. Вряд ли ее кто-нибудь узнает.

— Есть короткая дорога, через внутренний двор, — сказала она.

И они поспешили дальше. Дарт подумала, что, оказавшись в безопасности, сумеет, возможно, передать смотрительнице весточку. Катрин лучше знать, как разобраться с тем, что случилось.

Проскочив еще три пролета, они добрались до уровня, что отделял верхнюю цитадель от подземных владений мастеров. Покинули лестницу, побежали по кухонному лабиринту, мимо раскаленных печей, кипящих котлов и скворчащих сковород, где на каждом шагу окатывало волной аппетитных запахов — то кипящего масла, то специй, то сладкого печенья.

— Следи за пирожными! — крикнул кому-то главный повар, уперев в бока мясистые кулаки.

Выбравшись за дверь, они захлопнули ее за собой. Грохот кастрюль и удушающий жар остались позади. Брант и Дарт оказались в арке, что вела в срединный двор.

Дарт охнула и содрогнулась. Словно прыгнула в ледяной ручей — так тут было холодно. Брант повернулся к ней.

— Ураган уже здесь, — сказал он тихо и поднял взгляд к затянутому серыми тучами небу.

Шел снег, легкий, пушистый. Башенные стены преграждали путь ветру, и крупные хлопья, похожие на перья цапли, неспешно плыли в воздухе, опускаясь и вздымаясь снова, словно не желая касаться земли. Сквозь их пелену Дарт с трудом различала огромное змеиное дерево, что росло посреди двора. Целые сугробы громоздились на его нижних ветвях. А верхние тянулись к вершине Штормовой башни, словно древний вирм хотел выбраться из двора, который все гуще заносило снегом.

Брант протянул руку, поймал несколько хлопьев на ладонь. Те растаяли, и мальчик вытер руку о штаны. Потом прищурился и снова посмотрел на небо — с подозрением.

— Худшее — впереди, — проворчал он. — Ураган еще ударит. — И двинулся по сугробам вперед.

Дарт запахнула плащ потуже и поспешила его обогнать. Огибая змеиное дерево, заметила, что третий их спутник замешкался в арке, не решаясь выйти.

— Щен… ко мне. — Она хлопнула себя по ноге.

Но он лишь припал ниже к земле. Огненное сияние плавящегося бронзового тельца потускнело, шипастая грива подрагивала.

— Это же просто снег, — сказала Дарт, останавливаясь и поворачиваясь к нему.

Брант замедлил шаг.

— Ты со своим демоном говоришь?

— Это не демон, — с некоторым раздражением ответила она. — Это… это… — Но что тут скажешь на самом деле? — Неважно. Трудно объяснить.

Ей не хотелось рассказывать мальчику с изумрудными глазами о том, кто она такая. О том, что в отличие от богов Мириллии она не разделена на три части. Тем более что никто в точности не знал, так ли это. Щен родился одновременно с ней, неразрывно с ней связанным, и в каком-то смысле и впрямь составлял с ней единое целое. Когда он оказывался слишком далеко от нее, она чувствовала себя ужасно. «Разделенные — и все же вместе» — так выразился однажды мастер Геррод.

Но сколько Дарт себя помнила, Щен был для нее просто Щен, ее призрачный спутник, защитник, преданный друг.

Этого ей было достаточно.

Сейчас, правда, упрямство Щена ее рассердило. Задерживаться из-за него на холоде не хотелось.

— Щен, иди сюда!

— Ты всегда его видишь? — спросил Брант, оглядев заметенный снегом двор и сдвинув брови.

Ответить Дарт не успела. Щен наконец послушался. Выскочил из-под арки, понесся к ней, стелясь над землей, мечась из стороны в сторону, словно пытаясь увернуться от снежных хлопьев. И пробежал мимо, явно испуганный, спеша добраться до укрытия в другом конце двора.

Дарт ринулась следом, увлекая за собой Бранта.

Щен как будто понял, к счастью, куда она до этого направлялась. Метнулся к входу на лестницу и побежал вниз по ступенькам.

Девочка в спешке поскользнулась на верхней и чуть не упала. Но Брант поймал ее за талию и поставил на ноги. На какое-то мгновение она оказалась в его объятиях.

— Не ушиблась?

Щеки Дарт, несмотря на мороз, запылали.

— Нет… извини.

Он отпустил ее, сошел по короткой лесенке к низкой широкой двери. Открыл ее и придержал, пропуская спутницу. Испуганный Щен, не дожидаясь этого, уже успел проскочить сквозь дверь.

— Мы почти пришли, — сказала Дарт, переступая порог и пряча от мальчика глаза, чтобы они ее не выдали.

Оба очутились в темном коридоре, где казалось жарко после уличного холода. Добрались до поворота, свернули налево. И сразу услышали собачий лай и поскуливание. Пахнуло мокрой шерстью и грязной соломой. Всего в нескольких шагах находился вход на псарню — решетчатые железные ворота.

Возле них они остановились.

За ними начинался лабиринт низких, освещенных факелами коридоров, прорубленных в скале, на которой стоял Ташижан. По слухам, когда-то здесь были подземные темницы — еще до пришествия богов, во времена правления королей-варваров.

Как в них могли держать людей, Дарт не понимала. В каждой из выбитых в камне ниш помещалось от силы две собаки. Правда, довольно крупных.

На появление чужаков тут же откликнулись.

— Принесло же вас на мою голову! — проворчал нагнувшийся над помойным ведром смотритель, голый по пояс и похожий на медведя — так густо поросли волосом его спина и грудь. Голова же, по какому-то капризу природы, была совершенно лысой и блестела от пота. — Есть у меня время, можно подумать, возиться с дикими щенками…

Он выпрямился, повернулся к воротам и разглядел наконец, кто там стоит. Замахал руками.

— Проваливайте… не до зевак мне нынче. Своих дел по горло.

— Добрый господин, — громко сказал Брант, — мне бы повидать земляных великанов, что прибыли из Ольденбрука.

Смотритель насупился пуще. Но к воротам все же подошел и впустил их.

— Так вы уже слыхали, что ли?

— Что слыхали? — сдвинул брови мальчик.

— Эй! Мастер Брант! — донеслось из бокового коридора.

Оттуда вылез огромный человек — один из великанов, которых Дарт уже видела. Он шел согнувшись в три погибели, руками едва не упираясь в устланный соломой пол. Несколько собак, не привыкших к такому зрелищу, завыли.

— Я только успел послать вам весточку. А вы уж тут — никак в окошко прыгнули?

Дарт показалось, что великан встревожен.

— Что случилось, Малфумалбайн? — спросил Брант. — Не получал я никакой весточки. Решил посмотреть, как вы устроились тут со щенками. Меня проводили… были так добры. — Он бросил взгляд на Дарт.

Исполин покачал здоровенной головой.

— Беда, мастер. Прям беда.

— Что-то с волчатами?

Малфумалбайн понизил голос.

— Пропали.

— Умерли? — В голосе Бранта зазвенела тревога, а в глазах мелькнул гнев.

— Нет, мастер. Хоть за эту Милость богам спасибо. Вы лучше сами гляньте. Там Драл еще чего-то старается…

— И это не моя вина! — заявил смотритель. И крикнул вслед, когда они двинулись в боковой коридор: — Всякому понятно! Предупредили бы, что щенки дикие, так я бы придумал что получше!

Малфумалбайн испустил тяжкий вздох и проворчал — достаточно громко, чтобы тот услышал:

— Местечко нам отвел в самом заду. Клетка-развалюха, темнотища — ни единого факела.

Он завернул за угол, повел их по другому коридору.

Дарт заглядывала на ходу в клетки по обеим сторонам. В каждой лежали, прижавшись друг к другу для тепла, два рыжевато-коричневых меховых кома.

Большинство псов лишь приоткрывали настороженно глаза, когда мимо проходили люди. Только несколько, помоложе и позлее, расхаживали, вздыбив загривок, у дверей клеток. В глазах их светилась Милость — земли и воздуха, как слышала однажды Дарт. Обостряющая чутье и слух.

В конце коридора скрючилось на полу еще одно великанское туловище. Оно странным образом подергивалось, сопровождая свои непонятные усилия потоком брани.

— Драл! — возопил первый великан. — Глянь-ка, кого я нашел. Самого мастера Бранта!

Второй, такой же рыжий, как и первый, повернулся к ним боком. И Дарт увидела, что рука его застряла в дыре у самого основания стены. Дергался он, пытаясь вытащить ее оттуда.

— Никак…

Малфумалбайн ринулся на помощь. Тоже начал дергать, тянуть, крутить и браниться. Наконец попавшего в ловушку великана удалось освободить. Тот плюхнулся задом на пол и изнеможенно покачал головой.

Щен прокрался мимо него бочком и принюхался к дыре. Сквозь камень он проходить не мог, а потому не мог даже носа туда просунуть — отверстие было слишком мало.

— Вытащили мы их из чертова ящика, — принялся рассказывать Малфумалбайн. Чуть живых, мокрых… Описались по дороге со страху.

Он ткнул рукой в сторону клетки. Одна дверца висела наискось на одной петле, вторая была сломана.

— И токо сунули туда, как все и отвалилось.

— Силы я не рассчитал, — горестно пробубнил Драл.

— Они стрелой раз — и выскочили! Мы ловить стали, а тут эта крысиная нора. Туда они и ушли. Как знали куда. — Великан покачал головой. — И что теперь делать?

— Я попробовал до них дотянуться, да никак. — Драл понурился.

— Это не ваша вина, — сказал Брант.

Лишь теперь Дарт, увлеченная разглядыванием великанов, заметила, как потемнело его лицо. Глаза едва молнии не метали. Но гнев свой он сдержал. И великанам ответил спокойно и твердо.

— Не стоило их сюда привозить, — добавил мальчик, обращаясь сам к себе. Потом встал на колени, заглянул в дыру. Та была выбита в черной стене ровным полукругом и уходила, похоже, круто вниз. — Вы спрашивали у смотрителя, куда она ведет?

— Да… Он знает токо, что через нее вода уходит, когда они тут псарню моют.

— В сточные трубы?

Малфумалбайн пожал плечами.

— Он не знает. Псарня, говорит, старше, чем весь ТашиЖБ.Н. Стоки тут если и рыли, то давным-давно.

Брант встал, упер руку в бедро.

— Но он послал за помощью. Может…

Заглушив дальнейшие слова великана, вся псарня взорвалась вдруг отчаянным лаем. Послышались разъяренные крики смотрителя.

— Видать, идут! — повысил голос и Малфумалбайн.

Брант направился к входу, взмахом руки приказав великанам и Дарт оставаться на месте.

Но девочка все равно пошла следом — держась позади, чтобы не увидели и не узнали.

Брант добрался до угла, выглянул.

Вздрогнул и потрясенно застыл на месте. Собаки все продолжали лаять, и любопытство Дарт пересилило осторожность. Она подкралась к углу, выглянула тоже.

— Убери отсюда это чудище! — вопил смотритель.

В коридоре, занимая его собою почти целиком, стояла мохнатая зверюга, которая вполне могла бы посоперничать статью с земляными великанами. Буль-гончая. Голова размером с щит, могучее туловище, покрытое черно-рыжей шерстью. Из оскаленной пасти свисают слюни, разъедающие камень, как кислота, — когда собака рассержена.

Брант попытался загородить собой Дарт, но девочка увернулась и бросилась вперед. Целую вечность не видела она буль-гончую, занятая своими делами.

— Баррен! — крикнула она, забыв от радости о том, что кто-то может ее узнать.

Буль-гончая принюхалась, капая слюной на пол. И наклонила голову — навстречу ласковым рукам девочки. Обрубок хвоста с силой заходил из стороны в сторону.

Дарт обняла огромного зверя, кое-как дотянулась до ушей. Почесала за ними, услышала довольное ворчание.

— Опять портишь мне пса? — рыкнули из-за собачьей спины.

И к девочке вышел еще один добрый друг. В меховых куртке и штанах, в грязных сапогах по колено. Которого так славно было увидеть сейчас, после всех пережитых ужасов. Нижняя часть его лица была слегка вытянута вперед, наподобие звериной морды, выдавая человека, которого, как и земляных великанов, осенили Милостью еще в утробе матери. Перед Дарт стоял вальд-следопыт — один из самых искусных во всей Мириллии охотников, каких создавал Тристал, бог Идлевальда, при помощи алхимии земли и воздуха.

— JIopp! — радостно воскликнула девочка.

Она обняла его с той же пылкостью, что и громадную бульгончую.

Собаки вокруг заливались лаем.

Смотритель псарни боязливо обошел Баррена.

— Всех взбаламутил! Как я их теперь успокою?

Лорр, все еще прижимая к себе Дарт, слегка напрягся.

Она почувствовала дрожь глубоко внутри его, и собаки вдруг, хотя он не издал ни звука, утихли словно по команде.

Смотритель подбоченился.

— Так-то лучше.

Следопыт поднял голову и увидел Бранта и земляных ве-/ ликанов, которые вышли из-за угла.

— Мне сказали, кто-то привез сюда в дар пещерных волчат. А вы, стало быть, выпустили их и потеряли, — сказал он презрительно и довольно сердито.

Дарт коснулась его руки.

— Он… Брант — мой друг, из школы в Чризмферри.

JIopp перевел взгляд на девочку, кивнул. Заговорил снова — чуть мягче, но все-таки с презрением. Друзья друзьями, а дураков следопыт всегда недолюбливал.

— Что ж, рассказывайте, что произошло. Куда делись волчата?

Брант показал на боковой коридор.

— Это там…

— Покажи.

Мальчик повел всех обратно к дыре.

Следопыт, наклонившись к Дарт и глядя на ее руку, тихо сказал:

— От тебя пахнет кровью. Свежей. Что случилось?

— Да так, кое-что, — неохотно ответила она.

Лорр посмотрел на Бранта.

— Не этот ли парнишка?..

— Нет! — перебила Дарт. — Наоборот. Он меня спас — от гораздо худшего.

Ответ его вроде бы удовлетворил. Следопыт задал еще пару вопросов — как поживает смотрительница, слышала ли девочка о крушении флиппера, — и пока Дарт отвечала на них, они добрались до клетки в конце коридора. Лорр потрогал сломанную ржавую петлю, выслушал историю побега. Посмотрел на дыру в стене.

— Это точно были пещерные волчата? Не земляные крысы?

Брант стоял в стороне, скрестив на груди руки. И морщил нос, словно чуял какой-то скверный запах. Лорр тоже посматривал на него холодно и разговаривал резко. Дарт это совсем не нравилось. Но причин их неприязни друг к другу она не понимала.

Тут чей-то голос окликнул Лорра из-за ее спины, и девочка от неожиданности подпрыгнула. Кто-то подошел к ним бесшумно. Повернувшись, она увидела перед собой другого следопыта, незнакомого. Нижняя часть его лица тоже выдавалась вперед, как у Лорра, хотя не так сильно. Потому, видимо, что он был помоложе — четырнадцати зим от силы. На щеках его играл румянец, кожа была гладкой, как речной голыш, обкатанный водой. На плечи падали локоны цвета воронова крыла.

— Сын моей сестры, — сообщил Лорр. — Китт.

Брант сморщил нос еще сильнее. Будь у него шерсть, подумала Дарт, так, верно, встала бы сейчас дыбом.

Китт протянул дяде кожаную флягу.

— Вот, мускусные выделения. Алхимики разбавили их желтой желчью, как вы велели, следопыт Лорр.

— Моча и мускус? — пробормотал один из великанов. — С этой парочкой выпивать, пожалуй, не стоит.

Лорр принял флягу.

— Эта смесь далеко разносит запах, — сказал он, вынул затычку и вылил содержимое в дыру. — Поглядим, куда он нас заведет.

Постоял некоторое время, наклонив голову, словно принюхиваясь. Потом отошел от стены и махнул рукой юному следопыту.

— Пошли.

Брант шагнул вперед, загородил им дорогу.

— Я с вами. За волчат отвечаю я. И должен…

— Похоже, ты ничего уже не должен. И так понаделал дел. Нам не нужен человек Охотницы, способный только запутать след.

Брант не сдвинулся с места. Но напрягся, готовый к драке.

Дарт по-прежнему ничего не понимала. Да, Брант — родом из Сэйш Мэла, облачного леса, царства Охотницы. Но что до этого Jloppy? Она поспешила вмешаться — не только для того, чтобы их примирить.

— Я тоже хочу с вами, — сказала девочка, подумав, что, если сидеть сиднем на месте, ее вскорости обнаружат — и тогда пиши пропало. А со следопытами она будет в безопасности. Волчат ведь придется искать в местах, где никто не ходит. — И прошу вас, давайте возьмем и мастера Бранта.

Мальчик кивнул ей в знак благодарности, но лицо его осталось хмурым.

— Волчата знают мой запах, — сказал он. — Мне легче выманить их из укрытия.

Лорр смерил долгим взглядом Дарт, потом Бранта. Словно подозревая, что за просьбой девочки кроется нечто большее.

Потом пожал плечами.

— Что ж, тогда — вперед.

 

Глава 7

СЛУХ О ДЕМОНЕ

— Добро пожаловать в Ташижан, — сказал староста.

Тилар, стоя на пороге отведенных ему роскошных покоев, протянул Аргенту руку.

— Надеюсь, здесь вам будет достаточно удобно, — добавил тот, стискивая ее. Слишком крепко для дружеского пожатия.

Тилар ответил тем же, неотрывно глядя в единственный глаз Аргента сира Филдса. В костяной пластинке, скрывавшей отсутствие второго глаза, отражался свет огня, разведенного в очаге передней комнаты.

— Вы слишком добры, — ответил он. — Я мог бы поселиться и среди рыцарей.

— О, но с вами же все ваши Длани, — сказал Аргент, не разжимая хватки. — Разве можно столь недостойным образом устроить гостя, который прибывает со свитой, подобающей богу?

Челюсти у Тилара заныли, такого труда стоило ему удержаться от резкости. Весь последний колокол он слышал от старьсты то напыщенную лесть, то завуалированные оскорбления. Но себе ничего подобного не позволял. Ведь Аргента сопровождали представители всех сословий Ташижана — и мастер Хешарин, глава совета мастеров, и командиры различных подразделений рыцарей теней, и даже эконом Рингольд, отвечавший за хозяйство крепости и прислугу. Они спустились за ним и сюда, на этаж, который был почти целиком отведен Тилару и его спутникам, — дорогостоящая щедрость при нынешней перенаселенности цитадели. Тилар был уверен, что староста привел их с умыслом: показать, как хорошо он разместил регента.

— На следующий колокол назначен званый обед. — Аргент отпустил наконец его руку. — Передохните и освежитесь пока, а потом я пришлю слугу, который проводит вас и ваших Дланей в пиршественный зал.

— Повторюсь — вы слишком добры, — выдавил Тилар.

Аргент, махнув сопровождающим, двинулся в сторону выхода. К этому времени все прибывшие из Чризмферри уже разошлись по своим покоям. Делия чуть дверь не выломала, так спешила укрыться от чопорной и неискренней приветливости отца.

В коридоре осталась только вечная тень Тилара — вира Эйлан, стоявшая с видом равнодушным, почти скучающим.

— Никого не пускай, — велел ей Тилар.

Она едва заметно кивнула.

Он закрыл за собой дверь, прислонился к ней, радуясь мгновению одиночества. И тут же увидел, что в другом конце комнаты выстроились в ряд три служанки и лакей в парадных одеяниях, скроенных как будто из той же ткани, что и занавеси, так гармонировали они со всем убранством комнаты. А оно было воистину роскошным — шелка, гобелены, кресла с мягкой обивкой. И такой огромный очаг, что в него можно было войти не пригибаясь.

Лакей, худой как палка, низко поклонился, выпрямился.

— Добро пожаловать, ваша светлость. Вещи уже разобраны. Скажите, какой наряд желаете вы надеть к обеду, и я позабочусь о том, чтобы он был освежен и вычищен.

— В этом нет необходимости, — отмахнулся Тилар. — Мне хотелось бы побыть одному. Если что-то понадобится, я вас позову.

— Сир, ванна не…

— Подождет, — сказал он чуть более резко, чем намеревался. И тут же устыдился этого. Нельзя срывать дурное настроение на тех, кто всего лишь стремится выполнить свой долг. — Хорошо, пусть будет ванна. Но больше ничего не надо.

Лакей поклонился еще раз, служанки присели, и все четверо скрылись за узкой дверью, ведущей в комнаты прислуги. У двери висел шелковый шнурок, чтобы вызвать их в случае нужды, но дергать за него в ближайшее время Тилар желания не имел.

Оставшись наконец один, он вздохнул. В животе от голода урчало, но идти на предстоящий обед не хотелось. Тут он заметил на столе возле очага блюдо с сыром и хлебом и серебряный кувшин с вином. Пожалуй, у регента, прибывшего с визитом, есть все же свои маленькие радости.

Он шагнул к столу.

Но тут раздался стук в дверь. Тилар устало прикрыл глаза. Опять… Кто на этот раз? Почесал отросшую на подбородке щетину, отвернулся от очага и пошел обратно. Незнакомым людям Эйлан не позволила бы его беспокоить. Может, Делия, дождавшись ухода отца, решила заглянуть?

Он открыл дверь. Но увидел не Делию.

На пороге стоял рыцарь в мокром плаще теней.

— Тилар.

Он отступил в сторону.

— Катрин… входи.

На официальном приветствии, после того как корабль сел на Штормовую башню, смотрительницы отчего-то не было. Тилар удивился этому про себя. Староста же не сумел скрыть раздражение, вызванное ее отсутствием, что доставило регенту некоторое удовольствие.

Пряча глаза, она переступила порог, двинулась к очагу.

Тилар, закрывая дверь, глянул ей вслед. Катрин казалась бледнее, чем обычно. Замерзла, должно быть. Подойдя к огню, сразу принялась греть руки. С плаща ее капала вода. К щеке прилипла влажная прядь волос, выбившаяся из заплетенной для верховой езды косы.

Глядя в огонь, Катрин сказала:

— Я попросила Геррода и двух его друзей-мастеров проверить механизмы твоего флиппера. Что бы там ни было — умышленное повреждение или простой недосмотр, разобраться следует до того, как соберешься обратно в Чризмферри.

На душе у Тилара полегчало. Вот почему ее не было на Штормовой башне. Он-то побаивался, что его приезд мог помешать ее планам.

Успокоившись, он тоже подошел к очагу.

— По словам капитана, все дело в давлении от слишком большого количества сожженной крови, — произнес он. — А может, алхимические составы подкачали. Крушение скорее всего, случайность, а не злой умысел. Хотя проверка, конечно, не помешает.

Катрин кивнула.

Он встал рядом с ней, и она отодвинулась. Жар огня был слишком силен. Или Тилар оказался слишком близко. Смотрительница шагнула к столу, с преувеличенным оживлением заглянула в блюдо с сыром.

— Катрин… — начал он тихо.

Она взяла кусочек сыра, положила на место.

— Полагаю, ты знаешь, что Роггер явился сюда два дня назад. С черепом бога, — не поворачиваясь, проговорила она.

— Да, твой ворон прилетел, — подтвердил Тилар.

— Геррод уже начал его исследовать. И кое-что обнаружил.

— Так быстро?

Катрин нахмурилась, словно вопрос был ей неприятен.

— Ум у него поострее, чем у многих.

— Конечно, — мягко сказал он. — И что же он нашел?

Она вкратце сообщила, что говорил мастер о своих предположениях. И Тилар, сдвинув в беспокойстве брови, снова подошел к ней поближе.

— Песня-манок?

Катрин взглянула на него в первый раз — словно пробуя перед прыжком холодную воду. И ответила чуть тверже:

— Таковы подозрения Геррода. В кости до сих пор сохранилось эхо заклятия.

— И за черепом этим явился Креван. Странно.

— Мне кажется, он еще вернется. Почему-то он не хочет говорить, зачем ему череп.

Тилар пожал плечами.

— Ну, болтуном он никогда не был.

Она чуть заметно улыбнулась. И он в который раз подивился тому, как смягчает ее черты даже легчайшая улыбка. Напоминание о прошлой жизни… Поймал себя на том, что слишком долго смотрит на ее губы. И сам теперь поспешил отвести взгляд.

— Что ж, подождем, пока Креван явится, — проворчал он.

Вспомнил о пустом животе, отломил корочку хлеба, начал жевать.

Катрин оглядела комнату.

— Где твои Длани? В собственных покоях?

— Да. Аргент отдал нам чуть ли не весь этаж. А что?

— Так, ничего, — несколько резко бросила Катрин. — Я просто… представила, как запрыгает от радости Дарт при виде Лауреллы. Ведь ее подруга по-прежнему твоя Длань слез?

Он кивнул.

— Она почти весь трюм забила подарками для Дарт. Очень хотела, чтобы ее приезд стал сюрпризом. А где малышка, кстати? Я думал, она всегда при тебе.

— Сейчас на уроке… хотя могла уже и вернуться. Мне тоже на самом деле пора. Нужно переодеться к обеду.

Она покачала головой и шагнула к двери.

— Эти игры… но деваться некуда.

Тилару показалось, что, говоря об «играх», она имела в виду не только предстоящий обед. Похоже, он чем-то рассердил ее… но чем? Женщины подчас столь же непостижимы, как и сложнейшие алхимические процессы.

В дверь снова постучали.

Катрин оглянулась на Тилара.

Он никого не ждал и потому пожал плечами.

— Делия, наверное, — сказал.

Лицо Катрин стало жестким, глаза сузились.

— Тогда мне точно пора, — молвила она сдержанно и заторопилась к выходу.

И тут он понял. Ее неловкость, затаенная враждебность… возможно, сей алхимический процесс был не так уж и сложен. Она спросила о Дланях, какие им отведены покои… узнала, видимо, о том, как сблизились они за прошедший год с Делией.

— Катрин…

Из-за двери донесся сердитый голос:

— Мне откроют наконец или я должен кулаки разбить об эту дверь?

Не Делия.

— Роггер, — сказала Катрин с раздражением и облегчением одновременно. И, потянув засов, открыла.

Тот ворвался в комнату. На сей раз в наряде лакея, не по росту и не по размеру, болтавшемся на его тощем теле мешком. Одеться столь небрежно его могла заставить только великая спешка.

— Вы оба здесь! Знал бы, сэкономил бы тыщу ступенек!

— Случилось что-то? — спросил Тилар, которому мгновенно передалось его беспокойство.

— Это божье дитя! — возопил Роггер.

— Тише, тише…

Катрин коснулась руки вора.

— Что с Дарт?

— Может, хватит вам тут сидеть, давая пищу толкам? Ждете, когда о регенте и смотрительнице начнут стихи слагать… песенки распевать?..

Щеки регента загорелись. Катрин, напротив, стала еще бледнее.

— Выкладывай уже, Роггер! — потребовал Тилар.

— Что случилось? — подхватила Катрин.

— Вся цитадель только и говорит, что о демонах, которых вызвала Дарт. Похоже, кто-то видел ее маленького бронзового приятеля.

— О нет… — сказала Катрин.

— О да, — передразнил Роггер. — Весь орден на ногах и ищет ее.

Смотрительница метнулась к двери.

— Мне надо вернуться к себе.

— Я с тобой, — вскинулся Тилар.

— Нет. Аргент воспользуется любыми подобными слухами и пересудами, чтобы очернить меня. И отвлечь внимание от собственных темных дел вроде того, с проклятым мечом. Ты должен быть чист от всего этого. Не ради себя самого, но ради покоя в Мириллии.

Она стремительно вылетела из комнаты.

Роггер тем временем обнаружил на столе вино и налил себе щедрую порцию.

Тилар спросил:

— Где Дарт, не знаешь?

Роггер пожал плечами.

— Исчезла. Вместе со своей зверюшкой. — Он сделал большой глоток вина, утер рукавом бороду и губы. — И лучше бы ей не высовываться. Упорнее всех ее ищут красавчики с вышитыми крестиками.

Люди Аргента.

Тилар вернулся к очагу.

— И что мне делать? Сидеть тут и ждать?

Роггер поднял бровь.

— Предоставь разбираться смотрительнице. Уж она-то здешние хитросплетения знает лучше, чем ты. Да и к обеду тебе* пора переодеться. Побриться опять же не мешает… зарос, прямо как я.

Тилар нахмурился.

— Или… — Роггер умолк, поддразнивая.

— Что — «или»?

— Я думаю, покуда Аргент пытается обратить слухи о демонах себе на пользу, тебе приятнее будет заняться кое-чем другим. До этого в цитадели обсасывали другие слухи. Об урагане, который с таким треском посадил тебя на причал.

— Какие именно?

— Будто бы, когда налетел ураган, из сточных труб городка вокруг Ташижана повыскакивали все крысы. Тьма-тьму щая. И побежали они прятаться за крепостные стены, в башни.

Тилар удивленно покачал головой.

— Говорят, чутье у зверей куда лучше, чем наше, человеческое, — добавил Роггер. — Что-то есть в этом урагане такое, что заставило их сняться с места. Крысы — это все знают — при пожаре убегают первыми.

Тилар кивнул.

— Да, это неплохой предлог для вылазки за стены Ташижана.

«И для того, чтобы поразмять кости… разведать, что здесь творится», — подумал он.

В глазах у Роггера вспыхнул лукавый огонек.

— Так и знал, что тебе понравится.

Он задрал полы слишком широкой куртки и начал вытаскивать то, что под ней таилось. Плащ с капюшоном, обмотанный вокруг костлявой талии.

— Ты украл у какого-то рыцаря плащ? — изумился Тилар.

— Взял взаймы, — поправил Роггер. — Утром, коли все пойдет хорошо, получишь собственный. В придачу к своим трем полоскам. А пока бог-регент побудет рыцарем теней благодаря чужому плащу и спокойно пройдет со своим слугой через главные ворота. Все ищут девочку с ее демонической собачкой, и до нас никому не будет дела.

Тилар накинул плащ на плечи, ощутил трепещущую в ткани Милость.

— Так поторопимся.

— Согласен, — прочавкал Роггер, набив рот хлебом. — Пока мы тут рассусоливаем, ураган свирепеет.

Дверь так и осталась открытой после стремительного ухода Катрин. Тилар направился к ней, гадая, удастся ли смотрительнице уладить дело со старостой. И где может быть девочка — дитя богов? Если по тревоге поднялся весь Ташижан, немного осталось в нем надежных укрытий.

Дарт поглаживала по боку буль-гончую. Брант стоял рядом. Великаны близнецы — измученные, но отказывающиеся повернуть обратно, пока не найдутся волчата, — притулились, закрыв глаза, к стене коридора.

Все ждали, когда следопыты, старый и молодой, обнюхают очередную комнату, пыльную, набитую ломаной мебелью, давно заброшенную и забытую. До Бранта доносился оттуда только запах крысиной мочи. И еще он слышал шорох тараканьих лапок.

Мальчик недовольно скрестил руки на груди. Поиски продвигались слишком медленно. Следуя за струйкой мускусной алхимии, удалось пройти пока всего три этажа под псарней. Дарт сказала, что подземные этажи — это знаменитые ташижанские Уровни мастеров, владения алхимиков и ученых. Но дыра, в которую убежали волчата, вела их в обход обжитых помещений, ходами и туннелями, проложенными много веков назад.

— Наверное, это забытые подземелья изначальной крепости, — предположила Дарт, — в которой на месте псарни были темницы.

Брант задумался. Если вправду так, для каких же целей предназначалась в те времена дыра в стене? Сейчас в нее сливали воду и скидывали отбросы. А раньше? Мириллией, как всем известно, правили когда-то короли-варвары — до появления богов. Сколько крови могло пролиться из темниц в это каменное горло, под крики заточенных?

— Здесь безнадежно, — сказал наконец старый следопыт. — Кроме нескольких трещин в известке — ничего. Мускусом оттуда попахивает слабо. Еще уровень-другой…

— Следопыт Лорр! — окликнул его из угла молодой. И поднял выше масляный фонарь.

— Что, Китт?

— Здесь запах сильнее. И один камень шатается.

Брант и Дарт, влекомые любопытством, вошли в комнату.

Буль-гончая сунулась было следом, но девочка остановила ее, прижав к собачьему носу ладошку.

— Стоять, Баррен, хороший мальчик.

Пес заворчал и уселся на пороге. Великаны встрепенулись, тоже не прочь зайти. Но потолок в комнате был для них слишком низок.

Следопыт Лорр подошел к Китту. Мальчик присел на корточки и показал на один из камней у основания стены.

— Вот этот шатается. Если раскачать, можно вытолкнуть.

Лорр тронул камень. Тот и впрямь ходил в растворе легко, как гнилой зуб.

— Помогите-ка мне, парни, — сказал он Китту и Бранту.

Сел на пол и уперся в камень ногами, а они вдвоем придержали его за спину.

Брант оказался нос к носу с юным черноволосым следопытом, у которого были янтарные глаза, как у всех ему подобных. И невольно задержал дыхание, не желая дышать одним воздухом с извращенным созданием.

Китт, видимо, почувствовал это. И отвел глаза.

Брант устыдился на мгновение. Но со своей неприязнью совладать не смог. В Сэйш Мэле осуждалось переделывание человеческого тела посредством Милости, будь то во зло или во благо. В леса Охотницы для таких людей — особенно вальдследопытов — доступ был закрыт. И правильно, считал Брант. Это нарушение Пути — превращать человека в зверя, чтобы тот охотился за животными, используя те же благословенные дары природы. В Сэйш Мэле не место подобным вещам, как, впрочем, и во всей Мириллии.

— Эй, помощь не нужна? — окликнул их из коридора Малфумалбайн.

— Пока нет, — ответил Лорр и закряхтел от напряжения, пытаясь вытолкнуть камень из гнезда.

Брант услышал, как Драл спросил о чем-то брата.

— Почем мне знать, вкусны ли буль-гончие? — ответил тот.

Мальчик скосил глаза на Китта. Такую же неловкость он испытывал поначалу, когда встречался с этими стражами Ольденбрука. Земляным великанам в облачные леса Сэйш Мэла равным образом не было ходу. Но позднее он понял, что сердца Малфумалбайна и Дралмарфиллнира столь же велики, как их туловища. Не они ли совсем недавно спасли ему жизнь? Не считал ли он их своими друзьями?

Китт тоже украдкой взглянул на него, опять отвел глаза.

И Брант, несмотря на свои сомнения, напрягся снова. Земляные великаны — это одно. А вальд-следопыты — другое. Они — оскорбление Пути, как телом своим, так и назначением. Он чуял это всем существом.

— Держитесь, мальчики! — сказал Лорр. — Еще чуть-чуть!

И напрягся изо всех сил. Брант чувствовал, как дрожит его тело. Послышался скрежет… и камень, вылетев наконец из кладки, рухнул в пустоту за стеной.

Оттуда пахнуло спертым воздухом. И на этот раз Брант тоже уловил запах мускуса.

— Нам туда, — сказал Лорр, поднимаясь на ноги и растирая зад. — Самое трудное позади. Осталось только выудить щенят из каменной норки.

Китт наклонился, поднес к дыре фонарь.

— Кажется, там ступеньки. Лестница, точно. Они, поди, вниз убежали.

И, словно в подтверждение, из дыры донеслось тихое, отдаленное поскуливание. Как из глубокого колодца.

Лорр покачал головой.

— Значит, будет потруднее, чем я надеялся. Ну да что поделаешь. — Он принялся, морщась, растирать колено. — Мы С Киттом пролезем и достанем их оттуда.

— Я с вами, — сказал Брант.

Лорр пожал плечами, уступая без особой охоты. Старый следопыт догадался, конечно, по цвету кожи и одежде, что Брант уроженец Сэйш Мэла. И знал, как относятся к следопытам жители этого царства. Если бы не просьба Дарт, вряд ли он вообще стал бы разговаривать с Брантом.

Ну и ладно.

Для того чтобы вместе делать дело, нравиться друг другу не обязательно. Брант понял это на примере Лианноры.

Из коридора, где ждали великаны и пес, донеслись незнакомые голоса.

— Идет кто-то. Двое рыцарей вроде, — зашипел в дверь Малфумалбайн.

Брант посмотрел на Дарт. Та уже подгоняла украдкой к дыре кого-то невидимого.

Щена, конечно же.

— Наверное, Дарт лучше пойти с нами, — сказал Брант.

— И поскорее, — добавила она.

После чего обменялась с Лорром взглядами.

Следопыт, видимо, все понял, потому что кивнул.

— Идите-ка вы оба первыми, — сказал он. — Баррен и великаны побудут на страже. Мы ищем волчат, и нам ни к чему, чтобы их спугнули посторонние.

Дарт, накинув капюшон, поспешила к дыре. Легла на живот, проползла в нее. Брант пролез следом.

Встав на ноги, увидел девочку, которая уже спустилась на одну ступеньку. Больше ничего при скудном свете, проникавшем в дыру, видно не было. Спираль лестницы уходила в чернильную мглу. Над головой косматилась паутина.

Тут вылез из дыры Китт с фонарем, осветил пыльные, стершиеся за века ступени, выбитые в камне, и двинулся вниз, осматривая лестницу. Последним выбрался Лорр, ворча чтото себе под нос. Передал Дарт второй фонарь.

— Следопыт Лорр, — позвал Китт. — Взгляните-ка.

Тот спустился к нему.

Китт, светя фонарем, показал пальцем на крошечные следы лапок в пыли.

Лорр кивнул, медленно прошел еще несколько ступеней.

— Бегут все глубже.

— Волчата всегда забиваются в самый темный угол норы, — сказал Брант. — Там они чувствуют себя в безопасности.

Лорр покачал головой.

— Эту… нору я не назвал бы безопасной. — Он принюхался, высоко подняв нос. — Здесь пахнет как-то… нехорошо.

Брант тоже втянул ноздрями воздух, но не учуял ничего, кроме мускуса и слабого дуновения желчи, долетавшего, скорее всего, из псарни наверху. Он снова подумал, что некогда там были темницы. Может быть, на этих ступеньках засохла кровь людей, которых там пытали? И запах чувствовался до сих пор?

Лорр опустил нос.

— Наверное, нам лучше подождать.

Брант нахмурился. Чем холоднее след, тем меньше надежды найти волчат. Кто знает, куда ведет эта лестница, какими лабиринтами заканчивается? Малышей нужно догнать как можно скорее.

Позади донеслись приглушенные голоса. Кто-то добрался до комнаты и расспрашивал теперь великанов.

— Может, все-таки спустимся немного? — тихо предложила Дарт.

— Ладно, — неохотно согласился Лорр. — Мы с Киттом пойдем первыми. Но осмотрим только пару уровней, не больше. Этим ходом не пользовались веками. Как бы свод не рухнул нам на головы.

Они двинулись в путь. Брант взял девочку за руку, чтобы помочь перебраться через стертые ступени, и Дарт не отнимала ее, пока они спускались все глубже в неведомые подземелья Ташижана.

Через каждые несколько витков лестницы Лорр останавливался, высматривая на ступенях следы волчат. Брант заметил, что держится он по-прежнему настороже и постоянно принюхивается. Следопыту явно было не по себе.

И вскоре состояние это передалось и Бранту. Волоски на руках встали дыбом. На мгновение он даже пожалел, что не обладает чутьем следопыта. Показался сам себе слепым и глухим. Может, и впрямь следовало подождать?

Спираль лестницы между тем все сужалась. Три ступени — и уже не видно было идущего впереди.

Лорр вдруг замер на месте. Решил, что дальше спускаться слишком опасно? На этот раз Брант спорить не собирался. Волчата, в конце концов, дикие создания. Могут и сами какнибудь отыскать путь на волю. Все лучше, чем сидеть в клетке.

Лорр шикнул, подал знак Китту. Оба следопыта прикрыли фонари полами плащей.

Навалилась тьма, придавливая к лестнице, и Дарт с Брантом невольно пригнулись.

— Лорр! — шепотом позвала девочка.

— Тсс.

Глаза привыкли к темноте, и Брант понял, что она не так непроглядна, как казалось. Внизу было чуть-чуть светлее, чем над головой.

И слышался разговор — слишком далеко, чтобы разобрать слова.

Там кто-то был.

— Я сама расспрошу этого оруженосца, — сказала Катрин.

Голос ее звенел негодованием, которое она и не думала скрывать, находясь в своих личных покоях, подвергшихся бесцеремонному вторжению.

Поднявшись полколокола назад на верхний этаж, она обнаружила здесь полный переполох. Рыцари, мастера, слуги… кто бестолково метался по коридору, кто стоял в остолбенении, и все твердили одно слово: «демон».

Хуже того — дверь в ее покои была нараспашку.

И в них хозяйничал староста Филдс — уперев руки в боки, приказывая обыскать все уголки и щелочки. Когда Катрин удалось пробиться сквозь стражу, она была в такой ярости, что даже говорить не могла. Потребовала только немедленно прекратить самоуправство.

Пусть Аргент хозяин Ташижана, но ее покои неприкосновенны, и это известно каждому.

— Мне понятно ваше недоверие, смотрительница Вейл, — сказал невозмутимо Аргент, когда его люди наконец убрались. — Но я уже вызвал мастеров истины, дабы узнать, правду ли говорят эти юноши.

Здесь же стояли мастер Хешарин и эконом Рингольд. Глава совета мастеров держался скромно в стороне, сложив на толстом животе руки, но в безмятежном взоре его Катрин подметила искорку веселья. Рингольд в отличие от него повода для веселья не находил. Возле него тихонько всхлипывала Пенни, прикрывая лицо руками. Платье у нее на плече было порвано. Видно, людям Аргента, чтобы прорваться внутрь, пришлось девочку оттаскивать. И поскольку она являлась одной из подопечных эконома Рингольда, тот был зол не меньше смотрительницы.

Катрин подошла ближе к старосте.

— Возможно, следовало проверить, насколько верны их россказни, прежде чем взламывать дверь и врываться в мои личные покои. Они столь же священны, как и ваш Эйр. Нарушение их неприкосновенности по навету — неслыханное оскорбление.

Он не успел ответить. Из комнатки Дарт вышел человек с перемазанными лицом и руками, воняющий черной желчью. Мытарь крови. Отнимающий любую Милость прикосновением рук, покрытых алхимическим составом. Катрин, не знавшая, что тут есть кто-то еще, воззрилась на него с изумлением.

— Ничего, — пробурчал он, кланяясь Аргенту.

Катрин указала на дверь.

— Вон отсюда!

Мытарь мешкал, пока Аргент жестом не отпустил его. Потом прошаркал к двери, распространяя вокруг облако вони.

Катрин гневно посмотрела на старосту.

— Надеюсь, это открытие умерит вашу недостойную торопливость, и вы проверите должным образом слова оруженосцев. Один из них уже признался, как я слышала, что напал на моего пажа. И по слову столь бесчестного юнца вы позволили себе вторгнуться в мои покои!

Она умышленно повысила голос — чтобы услышали в коридоре, где было достаточно любопытных ушей. Пусть поговорят и об этом, в противовес слухам о демоне.

Аргент побагровел.

— Справедливо сказано, — неохотно признал он. — Примите мои искренние извинения. Однако в эти темные и трудные времена чрезмерная заботливость об этикете может сослужить нам не слишком хорошую службу. Мы принимаем нынче множество высоких лиц Мириллии и отвечаем за их безопасность. Когда разносится весть о демонах, должно ли нам держать мечи в ножнах?

— Лучше держать их в ножнах, чем поднимать такой шум, — снова громче обычного сказала Катрин. — Этикет и правила созданы не зря… для того, чтобы исключить случайные ранения проклятым мечом.

Единственный глаз Аргента вспыхнул, а сам он почернел так, словно его ударили.

Мастер Хешарин попятился к двери. Вопрос был затронут слишком щекотливый, впору бежать.

Филдс посверлил ее мгновение свирепым взглядом.

— Что ж, проверку истины начнем этим же вечером, — наконец проговорил он. — Странно, однако, что вашего пажа нигде нет.

И сделал паузу, как бы приравнивая отсутствие девочки к признанию вины.

Катрин с ответом не задержалась.

— Вас это удивляет? На нее набросились трое оруженосцев, намного старше ее и сильнее. Странно было бы, если бы после этого она кому-то доверяла.

— Думаю, вам она всяко доверяет, — сказал Аргент, направляясь к выходу. — И вы, конечно, приведете ее, когда она появится, на проверку истины.

Катрин двинулась следом.

— Не сомневайтесь. И первый вопрос, который я задам, будет касаться нападения. Хочу знать, была ли это просто злая выходка или же юношами кто-то руководил. Все трое носят знак Огненного Креста. И в комнате, куда они затащили девочку, найдено, как мне известно, клеймо с этим знаком.

Аргент оглянулся на нее. С беспокойством на сей раз, а не гневом.

Катрин тут же усомнилась в том, что он причастен к происшествию. Во всяком случае, вряд ли староста был его прямым подстрекателем. Возможно, члены Огненного Креста, вдохновляемые речами Аргента, попросту чересчур осмелели в последнее время. Но заставить его задуматься было делом не лишним. Если окажется, что Огненный Крест спланировал выпад против смотрительницы, на репутацию старосты ляжет пятно. Сторонников у него может поубавиться.

Прекрасно это понимая, Аргент наверняка займется немедленно собственным расследованием, что даст ей время и возможности для маневра, попытки предотвратить разоблачение Дарт.

Говорить больше было не о чем, и Аргент быстро вышел. Только плащ взметнулся. Его люди стаей черных гусей потянулись следом — в края потеплее, согреваться после холодного приема, оказанного здесь.

Откланялся и мастер Хешарин, чуть ли не насмешливо, удалился, прихватив с собою другого мастера — Орквеллаиз Газала. Выходя, тот глянул Катрин в лицо своими белыми глазами. И ей подумалось, что видит он, пожалуй, больше прочих, хотя кажется почти слепым.

Эконом Рингольд увел с собою Пенни, пообещав ее успокоить.

— Немного медового напитка у теплого очага — и все будет хорошо. Если вам что-нибудь нужно сейчас…

— Ничего не нужно. Благодарю вас.

Они вышли, и коридор за дверью быстро опустел. Поток плащей и платьев схлынул, оставив одинокое бронзовое изваяние.

— Геррод… — с облегчением выдохнула Катрин.

И отступила, давая ему войти.

На ходу он тихонько коснулся ее руки — молчаливое одобрение разговора с Аргентом.

Катрин закрыла дверь.

Он остановился, оглядываясь.

— Мы одни, — заверила его Катрин.

Тогда он повернул рычажок на шее и откинул шлем, обнажив бритую голову с татуировками. Невесело улыбнулся:

— Нынче ночью Аргент не уснет.

Катрин усмехнулась.

— И обед, я слышал, пришлось отменить.

— Хоть какая-то радость. — Она жестом предложила ему сесть. — Тилар будет счастлив.

— Да… правда, вряд ли он будет так же счастлив, когда узнает, что произошло с его флиппером.

Садиться Геррод не стал, отошел к занавешенному окну. Доспехи при этом жужжали как-то надрывно.

Катрин приблизилась к нему.

— Что там оказалось?

Он отодвинул тяжелый шерстяной занавес. Пламя очага отразилось в стекле, как в зеркале.

— Механизмы корабля были в полном порядке — насколько, во всяком случае, можно судить по тому, что от них осталось. Причиной беды, похоже, явились алхимические кровяные составы. Уровень Милости в них почти иссяк. Счастье, что корабль вообще приземлился.

— Что же случилось с алхимией?

— Милость вытянули из нее во время полета.

Катрин вздрогнула.

— Кто? Злоумышленник? В механизмы налили черной желчи?

— Нет. Я переговорил кое с кем из экипажа. Все началось, когда судно догнал ураган, который осаждает нас сейчас.

— Ураган?

Геррод кивнул на окно. Катрин шагнула ближе, вгляделась.

Мир за стеклом укрыт был белой круговертью. Под тяжестью снега ветви змеиного дерева пригнулись к самому балкону. Метель усиливалась на глазах.

— Я не понимаю, как это может быть, — сказал Геррод. — Но что-то с этим ураганом не то. Пока я был на причете, мои собственные механизмы стали работать медленнее. Я думал, что виноваты холод и сырость. Но и здесь, в тепле, лучше не сделалось.

Он шевельнул рукой. Катрин услышала надсадный скрип.

— Твоими доспехами управляет воздушная алхимия, — задумчиво сказала она.

— И огненная. Подозреваю, что только благодаря огненной алхимии я еще и способен двигаться. Когда вернусь к себе, проверю.

Катрин поразмыслила над услышанным.

— Что же, по-твоему, выходит? Ураган каким-то образом втягивает в себя Милость?

Геррод пожал плечами.

— Движение воздуха — суть любого урагана. В последнее время стоял необычный холод. И в этом странном урагане, возможно, таится ответ почему. Вдруг затянувшаяся зима породила какую-нибудь дикую Милость, которая и носится теперь по ветру? В любом случае, пока задувает с моря, лететь на флиппере куда бы то ни было — верная смерть. И не уверен я, что путешествовать по земле безопасно…

Катрин не отрываясь смотрела на снегопад.

— Значит, нельзя ни войти в крепость, ни выйти из нее?

Геррод кивнул.

— Сожалею, что добавил еще бремени.

Катрин провела пальцем по нижней полоске на своей щеке.

— Пустое. Уж лучше знать обо всем заранее, чтобы успеть подготовиться. Я отправлю вестника в городок и велю запереть крепостные ворота. До тех пор, пока мы не выясним, в чем тут дело.

Она заметила вдруг тревогу на его лице, отраженном в стекле.

— Что еще?

— Время, когда нагрянул ураган… — Геррод покачал головой. — Посвящение Тилара в рыцари… собравшееся здесь множество народу…

— Ну не наслали же его на нас специально. Управлять ураганом не под силу даже богу.

Он все смотрел в окно.

— Геррод?

Он снова покачал головой — то ли соглашаясь, то ли наоборот, Катрин не поняла. И отошла наконец от окна. Мнению Геррода она доверяла достаточно, чтобы запереть в крепости всех и вся, пока ураган не кончится. Но в худшие его подозрения ей верить не хотелось. Есть пределы даже для божьей силы.

Словно читая ее мысли, Геррод сказал:

— А если это не один бог?

Ответа у Катрин не нашлось.

Сделать она могла только одно — принять меры предосторожности и надеяться, что в своих самых мрачных предположениях Геррод ошибается. Но знала наверняка: выходить в этот ураган никому не стоит.

— Холоднее, чем соски у шлюхи, — проворчал Роггер.

— Надо думать, опыт по этой части у тебя имеется, — заметил Тилар, проходя под опускной решеткой ворот Ташижана.

Роггер хмыкнул.

— Да уж. Только та девка из Неверинга хотя бы во всех остальных местах была тепленькой. За этими же воротами ничем не согреешься.

Он кутался в кроличьи меха, лицо прикрывал шерстяным шарфом. Вира Эйлан шагала рядом в тяжелом меховом плаще с капюшоном. Тилару не удалось убедить ее остаться, поскольку на их этаже, наслушавшись толков о демоне, встал на страже сержант Киллан.

Втроем они перешли замерзший ров и очутились на дощатом помосте меж Ташижаном и прилегавшим к нему городком, где располагался рынок. То было скопище лавчонок, пивных, постоялых дворов — место шумное, оживленное, грязное, где вечно слышались крики и брань и шатались распевающие песни пьяницы.

Но не сейчас.

Снег падал в глубокой тишине. Даже ветер смолк, хотя издали, из-за городка, и доносился рокот, напоминавший прибой, что накатывается снова и снова на морской берег. Вид вокруг лишен был красок и глубины и походил на небрежный набросок углем на белом пергаменте.

Снега намело по щиколотку.

— Держитесь ближе, — посоветовал своим спутникам Тилар.

Поднял фонарь повыше, открыл заслонку. Маленький огонек внутри затрепетал, как испуганная птичка в клетке. Света его хватало едва лишь на длину вытянутой руки.

Они миновали рынок, углубились в узкие городские улочки. Здесь кое-какие признаки жизни имелись — свет просачивался сквозь щели в ставнях, тренькали струны одинокой лиры за крепко запертой дверью, из каменных труб поднимался дым. Но чем дальше от высоких стен Ташижана, тем меньше их становилось. Тьма, погашенные очаги, стылая тишина.

— Ничего впереди не видать, — негромко, словно опасаясь, что услышит кто-то посторонний, сказал Тилар. Затем остановился и потопал, чтобы сбить снег с сапог.

Роггер под мехами содрогнулся.

— Никогда еще не было такого мороза в конце зимы. Может, крысы всего лишь погреться побежали?

Эйлан подняла голову, принюхалась. Увидела, что Тилар смотрит на нее, смерила его холодным взглядом. Прекрасное лицо, обрамленное рысьим мехом… очаровательная ловушка для его семени — когда он готов будет исполнить клятву. Но ни высокие скулы, ни изящный нос, ни соблазнительные губы не могли замаскировать лед в ее глазах, который вечно напоминал ему о том, что она — вира, порождение алхимии, результат одной из бесчисленных попыток сделать божественной человеческую плоть.

Правда, сейчас в ее взоре, обычно непроницаемом, Тилар уловил иное выражение.

Страх.

— В чем дело? — спросил он.

— Лучше бы нам вернуться, — ответила Эйлан. И оглянулась на оставшуюся позади улочку. — Снег… пахнет как-то странно.

Тилар тоже принюхался. Ничего необычного не почуял. Но тело помимо воли вдруг напряглось, словно желая поскорее согреть втянутый в легкие морозный воздух, который ощутил некто внутри его и беспокойно зашевелился.

Земля качнулась под ногами, и Тилар невольно взялся за грудь, где таился после смерти Мирин ее наэфрин, подземное божество, — за черным отпечатком руки, в клетке ребер. После сражения при Мирровой чаще Тилар не вызывал создание тьмы ни разу, желая вовсе забыть о его существовании. Но стоило тому шелохнуться, как иллюзии пришел конец. С места сдвинулось все, что не было костями и кожей Тилара, и он чуть не застонал от мысли о том, как мало у него собственной плоти, как пуст он на самом деле изнутри.

Три долгих мгновения прошло, прежде чем земля вновь обрела свою устойчивость.

Роггер глянул на него прищурясь, словно что-то почувствовал. И пожал плечами.

— Можно и вернуться. Теплый очаг и глоток вина куда милее этого чертова снега и ветра.

Тилар покачал головой. Он хотел увидеть истинное лицо урагана, чьи стенания уже доносились до них с окраины городка. Пройти оставалось немного. Всего-то несколько кривых улочек с ветхими домишками, многие из которых были давно заброшены.

Они снова двинулись вперед. Сугробы здесь громоздились выше, налетал порывами ветер, швыряя в лицо сухой, колючий снег. Миновали пустую конюшню. Ветер уже разметал ее соломенную крышу и пытался теперь выломать двери, нещадно тряся их и колотя.

И вот остались позади последние дома.

— Сладчайшие боги! — ахнул Роггер. — Кто украл мир?

Вопрос был не лишен смысла.

Перед ними непроходимой стеной встала метель. Несущаяся через холмы, с востока на запад, со штормовой скоростью. До того места, правда, где они остановились, долетали лишь редкие, как бы случайные, порывы, предупреждая, что дальше идти не стоит.

— Похоя^е на то, что вокруг нас вьется смерч, — заметил Роггер.

«И сердце его — Ташижан», — подумал Тилар. Сделал с опаской шаг вперед, присматриваясь.

— Ураган нас окружил? Но зачем?

— Набирает силу. Прислушайся — и почувствуешь его голод, — ответила Эйлан.

Стоны ветра постепенно перерастали в вой.

— То-то крысы убежали, — пробормотал Роггер. — Пожалуй, и нам пора.

Тилар медленно кивнул. Следовало предупредить об опасности Катрин.

— Поздно, — пробормотала Эйлан.

Он повернул было обратно, но, услышав это, снова взглянул на стену урагана. В снежной белизне ее появились темные прожилки, словно в крутящееся воронкой молоко пролили чернила.

— Что-то приближается, — сказала Эйлан.

Тилар и сам вдруг ощутил это. Внезапную тяжесть в воздухе.

В следующее мгновение из вихревого столба вырвалось леденящее дуновение, подобное резкому выдоху, и окатило их волной изморози. Тилар отшатнулся. Ресницы разом заиндевели, щеки онемели от холода. На глазах выступили слезы и замерзли. Он даже моргнуть не мог, глядя в лицо урагану.

А лицо у того и впрямь имелось.

Маслянисто-черные штрихи, клубясь в снежном омуте, сложились в черты чудовищного лика, огромного, как стены Ташижана, но расплывчатого, нечеткого. И Тилар понял, что это не масло и не чернила, а Глум — дымообразная субстанция наэфира, просочившаяся в Мириллию.

— Бежим… — вымолвил он непослушными губами.

Но с места сдвинуться оказалось не просто — сапоги примерзли к земле, налились ледяной тяжестью плащи, ноги онемели. Тилар вцепился в Роггера, поволок его за собой. Один шаг, другой… Эйлан, согнувшись, словно сопротивляясь неведомой силе, заковыляла следом.

Тут голос урагана изменился. Или вой ветра ослабел и позволил его услышать. Сперва хрустальный звон донесся до них, веселый, переливчатый. А после — песня… такая же ускользающая, неясная, как лик урагана.

Тилар напряг слух, пошел медленнее. Потянул за рукав Роггера, чтобы тот тоже прислушался.

— Иди… не стой! — воспротивился вор, вырываясь.

Тилар медленно повернул назад.

Но Эйлан была начеку. Она ударила его в лицо кулаком так, что запрокинулась голова.

— Песня-манок, — просочился ее голос сквозь гул в ушах.

Их окатило второй морозной волной, еще ужаснее первой.

Холод был такой, что Тилар почувствовал себя голым. Сапоги будто срослись с землей. Казалось, даже внутренности заледенели. Роггер с криком схватился за грудь. Тилар бросился на помощь… но плащ, коснувшись каменной стены, примерз к ней и не пускал. Сил вырваться не было, так онемели руки и ноги.

Эйлан, держась за горло, упала на колени. Воздух превратился в лед, сковывающий легкие.

В глазах у Тилара потемнело. Он оглянулся на ураган.

Лик в снежной буре стал четче… и казался знакомым. Но кто это, понять ему не удалось. Вниманием снова завладела песня, исходившая не из уст лика, а звучавшая отовсюду, словно ее пела метель. В ней не было слов, лишь сладость, что вливалась в закоченевшие уши подобно теплому вину.

Бежать Тилару расхотелось. Слушая эти звуки, он чувствовал себя счастливым.

Но кое-кто другой — нет.

В глубине его тела, в клетке из костей, восстал вдруг, неистово содрогаясь, корчась, словно песня жгла его, наэфрин. Никогда раньше не бился он с такой силой, стремясь высвободиться. Но сбежать не мог. Песня крепко держала Тилара и его заодно. К свободе вел всего один путь.

— Эги… — выдавил Тилар из смерзшихся губ.

Больше он не мог ничего — в плену холода и песни.

И все же это единственное слово было услышано — тем, кто сам впервые сказал его Тилару. «Эги ван клий ни ван дред хаул». Древний литтикский, язык богов. Роггер знал, что это означает. «Сломай кость и освободи темный дух».

Ураган уже бросил вора на колени, лицо Роггера исказила мука. Но рука его, державшаяся за грудь, нырнула под плащ. К поясу. И, словно бы рожденный из воздуха Милостью, в ней появился кинжал.

Это было последним, что видел Тилар. Его накрыла тьма, теплая, пронизанная песней, звучавшей столь сладостно, что притих даже наэфрин.

Потом тьму прорезала серебряная вспышка.

Кинжал, сверкнув перед глазами Тилара, ударил — туда, куда немногим ранее угодил кулак Эйлан. Ударил не лезвием, рукоятью. И сломал ему нос.

Боли Тилар не почувствовал — лицо онемело от холода. Но как маленький камушек, сдвинутый с места, вызывает обвал, так и этот перелом повлек за собой лавину других. Треснули кости одной ноги, затем второй. Тилар упал — и подломилась рука, на которую он оперся. Ни единой целой кости не осталось в теле. А потом они начали срастаться — криво, уродливо. В единый миг вернулось все, что исцелила некогда богиня Мирин, и на земле теперь лежал прежний калека.

Сквозь черный отпечаток на его груди, прожигая одежду, вырвался столбом дыма из своей темницы наэфрин. Чудовище — наполовину змей, наполовину волк. Взмыл в воздух, расправил черные крылья, вытянул шею. Опустился наземь, и под когтистыми лапами его начал таять, исходя паром, снег. Глаза запылали яростным огнем. Взгляд их обратился к стене урагана.

Тело Тилара терзала боль, выворачивая суставы. Он с трудом поднялся на колени, встал, скрюченный, хромающий, тень былого рыцаря. И почувствовал, что холод сделался слабее. Тот, прежний, казался всего лишь страшным сном.

Он двинулся к Роггеру, который предусмотрительно прижался к земле, опасаясь крыльев дред хаула, темного духа, наэфрина Мирин. Прикосновение этого создания Глума было смертоносным для всех, кроме его носителя. Обоих связывала сейчас призрачная пуповина, тянувшаяся наружу из груди Тилара. Вокруг отпечатка руки дымилась обгоревшая одежда — белье и плащ.

Тилар помог Роггеру подняться на ноги.

— Больше я в мудрости крыс не усомнюсь, — проклацал зубами тот.

В снежных вихрях слышались еще отголоски песни-манка. Но власти над Тиларом они уже не имели. Освобождение демона развеяло чары, довлевшие над ним. Над ними обоими.

Наэфрин припал на передние лапы, раздул дымную гриву, бросая вызов урагану.

И тут Тилар заметил, что кого-то среди них не хватает.

— Где?.. — начал он и увидел сам.

Вира вышла за пределы городка и брела к стене урагана.

— Эйлан! — крикнул он.

Но та словно не слышала. Тилар понял, что ею тоже завладела песня-манок. Вира, рожденная Милостью, осененная благословением — или проклятием, — была столь же восприимчива к ее чарам, как сам Тилар. Она сопротивлялась изо всех сил и даже попыталась спасти его. Догадывалась, возможно, что, выпустив демона, он будет защищен, и ударом своим хотела сломать ему нос.

Но не смогла.

Он рванулся за ней, чтобы оттащить от урагана. Но куда там — с его хромотой, непослушными ногами… В следующее мгновение она исчезла в снежной круговерти. Только что была — и не стало.

О нет…

Из урагана на него смотрел некто, бесстрастно, холодно, — смутный силуэт, начертанный во мраке неуверенной рукой. Налетел ветер, силуэт пропал, словно и не было его, развеялся снегом. Но Тилар успел узнать того, кого знал издавна, помнил еще по прошлой жизни. И понял, чью личину носит ураган.

Немыслимо…

— Все кончено, ее не спасти, — сказал Роггер и потянул его за руку. — Надо рассказать Катрин, с чем мы столкнулись.

И с кем.

— Теперь уж можно не сомневаться, — пробормотал вор.

Тилар повернулся к нему.

— О чем ты?

Роггер оглянулся на снежную стену, в которой исчезла Эйлан.

— Мы — в осаде.

 

Глава 8

СЮРПРИЗ НЕ КО ВРЕМЕНИ

— Замрите… — шепнул Лорр.

Дарт затаила дыхание. Щен притих рядом. Ступенькой выше безмолвно застыл Брант. Не шевелились и оба следопыта, прикрывшие фонари плащами. В темноте видно было, что слабый свет внизу постепенно меркнет. Вместе с ним таяли и далекие голоса.

Те, кто был там, судя по всему, спускались еще ниже. Наверняка мастера, подумала Дарт, идущие по своим обычным секретным делам. Правда, эти со своими тайнами зарылись совсем уж глубоко под землю.

Щеки девочки коснулась паутина. Дарт смахнула ее.

По лестнице вдруг прошло дуновение воздуха — снизу вверх, потом сверху вниз, словно какой-то огромный зверь мерно вдохнул и выдохнул во сне.

Дарт снова почувствовала, как что-то защекотало щеку… и побежало к шее. Черт!.. Она вздрогнула и хлопнула себя по лицу.

От резкого движения она чуть не сорвалась со ступеньки и не упала на Китта, но Брант успел ее поймать. На беду, при этом под каблуком обломился древний камень. Осколок величиной с кулак упал на нижнюю ступеньку и покатился дальше, виток за витком.

Стук… стук… стук… стук…

Потом все затихло.

Все четверо замерли, боясь вздохнуть.

В надежде, что те, внизу, ничего не услышали.

Но слишком уж стало тихо. Голоса умолкли. Свет перестал удаляться.

«Идите себе, идите…» — мысленно принялась твердить Дарт.

Лорр жестом велел им подниматься потихоньку наверх. Но не успел никто с места двинуться, как снизу долетел иной звук. Не похожий на человеческие голоса. Негромкий, но усиливающийся. Напоминающий шорох крыльев взлетающей на закате стаи летучих мышей. Приближающийся.

Свет погас. А может, его загородило, погрузив все в непроглядную тьму, то, что к ним поднималось.

Дарт похолодела. Дотронулась до стены — убедиться, что находится пока еще в этом мире.

Щен и тот едва светился, словно тоже боялся, что его увидят.

Звук явно становился громче, и Лорр досадливо цокнул языком. Выпрямился, по-прежнему держа фонарь под плащом, и тихо приказал:

— Уходите! Китт, уводи их. Фонарь не открывай.

Сам же, наоборот, открыл заслонку и осветил лестницу. Шагнул вниз.

— Куда ты? — пискнула Дарт.

— Чуть ниже есть боковой проход. Оставлю ложный след.

Он не успел завернуть за угол, как из-за поворота лестницы навстречу ему беззвучно выскочили две маленькие тени и понеслись вверх.

Дарт в испуге отпрянула к стене. Щен засиял ярче, оскалившись и вздыбив гриву. Но Брант, проворно опустившись на колени, накрыл одну из теней полой плаща. Вторую ухватил за загривок Лорр.

Дарт разглядела темный мех и белые ушки.

Сбежавшие волчата.

Тот, которого поймал Лорр, жалобно заскулил и пустил струйку мочи. Следопыт поднял его, обнюхал шерстку. Сморщился.

— Черная кровь, — встревоженно проворчал он.

Потом передал волчонка Бранту, и мальчик сунул его за пазуху, как и первого. Оказавшись рядом, малыши затихли. То ли запах Бранта узнали, то ли решили, что надежно спрятались.

Лорр поднял фонарь.

— Китт, уводи всех. Баррена забери с собой. Этих двоих доставь к смотрительнице Вейл.

Дарт заколебалась, не желая оставлять его одного.

Он остановил на ней янтарный взгляд.

— Расскажи смотрительнице, что в Ташижане пустило корни что-то нечистое. И сейчас оно шевелится.

— Но что?..

— Это я и собираюсь узнать. — Лорр развернулся и зашагал вниз, в средоточие тьмы.

Свет его фонаря исчез за поворотом. Брант, успокаивая девочку, коснулся ее руки.

— Пошли, — поторопил Китт.

И втроем они поспешили обратно. Впереди юный следопыт с прикрытым фонарем, за ним — Дарт, последним — Брант с волчатами, держась для равновесия за стену.

Дарт на каждом витке оглядывалась. Она не сомневалась, что убежать они успеют. Кто бы там ни шумел, Лорр его отвлечет. Но по всему телу все равно бежали мурашки.

Брант, шедший позади, споткнулся. Плащ его с шорохом проехался по стене. И звук этот вдруг неприятно поразил девочку. Она нахмурилась, остановилась.

Брант истолковал ее задержку по-своему.

— Со мной все в порядке. Иди.

Дарт поспешила вперед, за тусклым светом фонаря. Однако пришедшая в голову мысль ее уже не оставляла. Шуршание Брантова плаща. Точно такой же звук поднимался из глубин подземелья. Только шуршал там не один плащ, а множество. Целое войско, и двигались они наверх слишком быстро. С неестественной скоростью.

Впрочем, насчет последнего она могла ошибиться.

Дарт не раз видела, какую скорость придают рыцарям теней их осененные Милостью плащи.

И когда они добрались до вынутого из стены камня, она уже разволновалась не на шутку.

Китт с фонарем встал на страже, велел им выбираться. Дарт проползла в дыру первой, по настоянию Бранта, вместе со Щеном. Поднялась на ноги и обхватила себя руками, испытывая отчаянное беспокойство за друга, оставшегося на лестнице. В ушах так и стояло страшное шуршание.

И загадочные слова Лорра: «Черная кровь…»

Следовало как можно скорее рассказать все Катрин.

Дарт еле дождалась, пока из норы вылезет Брант с волчатами, а за ним Китт.

— Что будет с Лорром? — нетерпеливо спросила она.

— Вальд-следопыты умеют прятать следы, — спокойно ответил Китт.

Хотелось бы и ей иметь такую уверенность… Но делать было нечего. Все трое двинулись к выходу из комнаты и уперлись в огромную тушу буль-гончей, которая лежала на пороге, уткнув голову в лапы.

Китт скомандовал Баррену встать и вывел его в коридор.

Оттуда пахнуло дымом чернолиста. Источник обнаружился сразу — земляные великаны стояли в коридоре, подпирая стену спинами, и покуривали одну трубочку на двоих. Дым плавал вокруг облаками.

— Мастер Брант… вернулись? Я уж думал, не пропихнуть ли Драла в этот крысиный лаз.

Дралмарфиллнир оторвался от стены и выпустил идеально круглое колечко дыма.

— Я-то пролез бы. Это твоя задница в амбарных воротах застревает.

Брант распахнул плащ.

— Волчата нашлись.

Дралмарфиллнир выпучил глаза.

— Ух ты! Здорово, мастер Брант!

Малфумалбайн на радостях хлопнул мальчика по плечу и чуть не свалил его с ног.

— Ладно, ладно, — хмуро сказал Брант. — Отнесите их ко мне в покои. И в разговоры ни с кем не вступайте.

Великаны сразу подтянулись, тоже посуровели и кивнули.

— Будет сделано, — гаркнул Малфумалбайн.

Брант передал им волчат. Великаны немедленно были покусаны, но жаловаться не стали. Мальчик повернулся к Дарт.

— Я пойду с тобой к смотрительнице.

На душе у нее сделалось легче. Путь не близкий, защитник рядом не помешает. Однако вслух она ничего не сказала.

Китт тоже готов был ее сопровождать вместе с Барреном, но буль-гончая привлекла бы слишком много внимания, поэтому Дарт попросила юного следопыта остаться.

— Подожди лучше Лорра.

Китт нахмурился.

— Пес знает своего хозяина, — добавила девочка. — Вы вдвоем можете его поискать, спустившись через уровни мастеров. Они при виде Баррена слова не скажут… а найдешь Лорра, сразу веди его к смотрительнице.

Следопыт согласился.

Уладив дело, Дарт повела великанов и Бранта к главной лестнице. Лишь она соединяла владения мастеров с самой крепостью. А выбравшись из подземелья, можно было пройти безлюдными коридорами к другой, черной лестнице.

Малфумалбайн и Дралмарфиллнир тоже привлекали к себе всеобщее внимание, но, поскольку искали девочку, а не великанов, Дарт в их тени никто не замечал. Брант шел впереди с надменным видом, она же с успехом изображала скромного маленького пажа, который сопровождает гостя цитадели.

И в кои-то веки счастлива была видеть на лестнице толпу. Их толкали и пинали, конечно, но великаны прокладывали путь без особого труда.

Миновав толкучку на выходе из уровней мастеров в Ташижан, Дарт вздохнула с облегчением. Еще один этаж, и они свернут на более спокойный путь. Придется сделать крюк, зато там меньше глаз.

Она прибавила шагу.

Щен трусил рядом, сквозь чужие плащи и ноги.

И тут… случилось ужасное.

— Дарт! — радостно воскликнул кто-то.

Голос был знакомый. Дарт подняла голову. К ней стремительно сбегала вниз по лестнице, перепрыгивая разом через четыре ступеньки, высокая девочка в серебристом платье, с развевающимися смоляными волосами. Подлетела и схватила ее в объятия.

Дарт ответила тем же, ошеломленная.

— Лаурелла! Откуда ты здесь взялась?

Ее подруга, Длань слез регента, на церемонию почему-то приехать не могла, как слышала Дарт, и только теперь сделалось ясно, что отговорки были всего лишь хитростью.

— Разве не чудесный получился сюрприз? — спросила Лаурелла. — Я так хотела тебя обрадовать! Но, кажется, не удалось?..

Нежданное появление любимой подруги и впрямь обернулось бы большой радостью. Случись оно не в этот момент… Лаурелла своим порывом привлекла к ним множество взглядов. Она была всего на год старше Дарт, но выглядела очень женственно. Пышные формы ее за то время, что подруги не виделись, успели расцвести еще больше. И теперь с нее не сводили глаз юные рыцари — как прежде мальчики в школе.

Эти же глаза увидели и Дарт.

Толпа вокруг заволновалась. Раздались сперва отдельные, неуверенные восклицания, а потом загалдели все.

— Это она!

— Паж смотрительницы!

На площадке появился рыцарь в полном облачении, указал на Дарт.

— Держите ее! Приказ старосты!

Чьи-то руки железной хваткой вцепились сзади в локти, плечи.

Ее вырвали из объятий Лауреллы.

— В чем дело, Дарт? — изумилась та.

Толков о демоне она явно не слышала. Или слышала, но с подругой их не связала. И немедленно пришла в ярость.

— Отпустите ее! — властно приказала Лаурелла.

Руки, державшие Дарт, слегка ослабили хватку.

Но тут спустился с площадки рыцарь.

— Это та, кого мы ищем! — сказал он и, распахнув плащ, показал вышитый на плече знак Огненного Креста. — Староста велел ее задержать.

Дарт пыталась протестовать, но никто ее не слушал.

Щен испуганно носился вокруг.

Кое-как она взяла себя в руки, хотя колени от страха подгибались. Встретилась взглядом с Брантом. И он, и великаны стояли рядом, но их вроде бы в пособничестве ей не подозревали. Судя по напряженному виду и плотно стиснутым губам мальчика, он подумывал уже заняться, при помощи своих могучих приятелей, ее освобождением. Допускать этого не следовало.

— Смотрительница Вейл, — сказала она Бранту одними губами. Необходимо было передать весть Катрин.

Потом легонько кивнула в сторону Лауреллы.

Брант понял. Шагнул к черноволосой красавице, коснулся ее руки, привлекая внимание. Лаурелла открыла было рот, но тут узнала знакомого по школе мальчика. И, воспользовавшись ее замешательством, он шепнул ей на ухо:

— Оставь. Иди со мной. Мы поможем ей больше, добравшись до смотрительницы.

Лаурелла, готовая возмутиться, посмотрела на Дарт.

Та кивнула, подтверждая.

Лаурелла сделала глубокий вдох, убрала упавший на щеку смоляной локон и мигом успокоилась. Этой ее способности Дарт всегда завидовала. Подруга устремила на рыцаря бестрепетный взгляд.

— Я — Длань слез регента. Куда вы собираетесь ее отвести?

Тот несколько растерялся. Лаурелла преградила дорогу и отступать явно не намеревалась. Чтобы пройти, пришлось бы ее отталкивать. Но даже члену Огненного Креста негоже было применять силу против человека, который делил с регентом Чризмферри Высокое крыло.

— Велением старосты я должен отвести ее на проверку истины.

— Куда именно? — настаивала Лаурелла.

— В главный судебный зал. Правдивость ее обвинителей мастера истины уже проверяют.

Дарт нахмурилась. Оруженосец Пиллор и его дружки все расскажут…

— Госпожа, — обрел решительность рыцарь, — отменить приказ старосты не можете даже вы.

И распахнул плащ еще шире.

Лаурелла наклонила голову. Кивок предназначался Дарт, но рыцарь принял его за знак согласия. Тем более что девочка освободила дорогу.

Дарт подтолкнули со ступеней на площадку, оттуда — в коридор. Напоследок она успела заметить, что друзья ее вместе с великанами заторопились по лестнице вверх.

Лаурелла оглянулась, встретилась с подругой глазами и виновато опустила голову.

Сюрприз, похоже, получился взаимным.

На этаже, где размещалось посольство Ольденбрука, Брант чуть задержался.

— Отнесите волчат ко мне. И присмотрите за ними, — приказал он великанам.

Малфумалбайн сдвинул брови, отчего лоб его пошел глубокими складками.

— Может, малявок с Дралом оставить? Он обещал их не есть. А я с вами пойду.

Заботливость его тронула Бранта.

— Не стоит. Дланей Мириллии никто не посмеет обидеть.

Брант взглянул на юную красавицу — черноволосую, черноглазую. В Конклаве Чризмферри, как он помнил, ее всегда окружали щебечущие подружки. И преследовали влюбленными взглядами мальчики.

С тех пор она изменилась.

Похорошела, пополнела. И стала серьезнее. Выражение лица — сдержанное. В глазах — строгость. Жизнь успела закалить ее, как клинок. И сделать тем самым еще привлекательнее.

— Будьте осторожны, мастер Брант, — недовольно проворчал Малфумалбайн.

Он кивнул, двинулся к Лаурелле. И тут одна из дверей в коридоре отворилась.

— Вот вы где! — раздался сердитый голос.

О нет…

В коридор выплыла Лианнора. Услыхала, видимо, разговор и решила посмотреть, что к чему. Свой серебристый, украшенный драгоценными камнями наряд она уже сняла, переоделась в простое, но изящного покроя платье из белого шелка — в цвет волос — и голубую шерстяную накидку, длиной по щиколотку.

Великанов, невзирая на их размеры, она как будто не заметила.

— Мы искали вас целый колокол. Стен велел всем оставаться в покоях.

Словно услышав свое имя, из ее комнаты вышел капитан ольденбрукской стражи. По-прежнему в мундире. Но с двумя расстегнутыми пуговицами на твердом воротнике.

Едва он появился, волчата на руках у великанов встрепенулись, уставились на него настороженными глазенками и зарычали, показывая крохотные молочные зубки. Узнали запах убийцы матери.

— Что делают здесь эти грязные звереныши? — сморщила нос Лианнора. — От них воняет. Я думала, им отвели место на псарне.

Сил объясняться с ней у Бранта не было.

— Они побудут у меня, — сказал он и жестом велел великанам зайти в комнату и убрать волчат с глаз.

Лианнора запротестовала было, но Стен тронул ее за руку. Она умолкла. А он сказал сурово:

— Пусть так. Но и вы побудьте с ними, мастер Брант. Толкуют о каких-то демонах. Мой долг — защищать Длани лорда Джессапа.

— У меня свой долг, и он призывает идти в другое место, — ответил Брант. Не хватало еще сидеть взаперти, как волчата, под охраной Стена.

Он повернулся, собираясь уйти, но капитан опустил ему на плечо руку.

— Я настаиваю.

Брант посмотрел на его руку, потом — в глаза. Стиснул зубы. Лучше бы капитану не упорствовать.

Тот убрал руку.

— У меня приказ.

В коридоре к этому времени появились подчиненные Стена. И впереди и сзади. Брант попятился к лестнице. Лязгнула сталь — повинуясь безмолвному знаку, из ножен вылетели мечи.

— Мой долг в случае опасности защищать Длани лорда Джессапа. Хотят они этого или нет.

Тут рядом с Брантом появилась Лаурелла.

— И Длани регента тоже, капитан?

До этого девочку никто не замечал, и теперь все воззрились на нее с удивлением.

Первой опомнилась Лианнора.

— Госпожа Хофбрин… Длань регента… — восхищенно ахнула она и ринулась к Лаурелле, разводя в стороны обнаженные клинки, словно камыш в озере. — Честь для нас. Воистину честь.

Перед Брантом оказались две Длани слез. Одна из Ольденбрука, другая из Чризмферри. Одна — с белыми как снег волосами, другая — с локонами чернее воронова крыла. Но отличались они друг от друга гораздо большим. Лаурелла, хотя и моложе годами, наделена была благородством, какое Лианпоре не снилось.

Девочка не смотрела на стражников и едва взглянула на Лианнору. Все внимание ее было сосредоточено на капитане — единственном, кто здесь обладал властью.

— Я попросила мастера Бранта меня сопроводить. Ибо имею чрезвычайно важное дело в Ташижане, — сказала Лаурелла. — Поручение самого регента — которому, как я слышала, ваш бог весьма благоволит. Боюсь, лорду Джессапу может не понравиться, что в такой маленькой просьбе отказано, да еще и под угрозой оружия.

Стен слегка покраснел. И возможно, не только из-за сказанных ею слов. Уж больно хороши были глаза, на него смотревшие.

Однако свой чин он получил отнюдь не по причине слабости характера.

— Безопасность тех, кто мне доверен…

— Вы можете ослабить бдительность, капитан. Уже схвачены те, кто замешан в этом темном деле. В Ташижане вновь безопасно. — Поскольку на лице Стена отразилось сомнение, которое тот не решился высказать вслух, она добавила: — Слово Длани регента. Если хотите, проверьте эту весть, но… дело не терпит отлагательства. Мы должны срочно переговорить со старостой и смотрительницей.

Лианнора распахнула глаза. Речь о столь высоких персонах… она чуть не облизнулась, слушая Лауреллу. И вставила наконец слово:

— Стен, не лучше ли нам тоже проводить госпожу Хофбрин в Эйр? Тем временем наши покои могут охранять твои стражники.

— В этом нет необходимости, — заверила ее Лаурелла.

Но Лианнору было уже не остановить.

— Поскольку званый обед отменили, будет только справедливо представить старосте и смотрительнице не одну, а двух Дланей Ольденбрука.

Лаурелла посмотрела на Бранта.

Он понял, что решать ему.

Спор занял бы слишком много времени. К тому же вооруженные стражники подчинялись Стену, а тот готов был из кожи вылезти, лишь бы угодить Лианноре. И самое главное… страх, который стоял в глазах Дарт, когда ее уводили. Медлить нельзя. Лучше согласиться.

Он кивнул.

— Тогда поспешим, — сказала Лаурелла и выпорхнула на лестницу.

Лианнора оглядела свое белое платье, провела рукой по шерстяной накидке. На лице ее мелькнул ужас. В таком скромном виде появиться перед столь важными персонами… Она замешкалась, разрываясь меж страхом упустить редкую возможность и желанием одеться понаряднее. Соблазн власти оказался сильнее. И она заторопилась за Лауреллой, но прежде бросила испепеляющий взгляд на Бранта. Как будто он и в этом был виноват.

Стен отдал несколько приказаний стражникам, вышел с Брантом на лестницу. И они стали подниматься к высоким покоям Ташижана. На ходу Лианнора попыталась завести беседу, но Лаурелла шла слишком быстро. Длань слез из Ольденбрука вскоре задохнулась и умолкла.

Брант спрятал усмешку. Ум Лауреллы не уступал ее красоте.

Чем выше, тем меньше на лестнице становилось народу. Оставалось пройти всего несколько этажей, когда пролетом ниже началась какая-то суматоха. Брант оглянулся. Их догонял, проталкиваясь сквозь толпу, рыцарь теней в осененном Милостью плаще. Лицо его скрывал масклин, виднелись только три полоски — знак касты, но веяло от рыцаря ясно различимой угрозой.

Стен даже взялся за рукоять меча.

За рыцарем спешил тощий, как жердь, человек с рыжей бородой. Бранту показалось, что на руках он несет какого-то мертвого зверя. Но когда тот приблизился, мальчик увидел, что это скомканный меховой плащ.

— С дороги! — крикнул рыжебородый. — Провались вы все… дайте пройти!

Лаурелла вдруг остановилась, бросила взгляд через плечо. Глаза ее вспыхнули.

— Роггер!

Рыжебородый вскинул голову. Его глаза блеснули тоже. Предостерегая. Прося о молчании.

Лаурелла перевела взгляд на рыцаря. Открыла рот. Закрыла. Провела в замешательстве рукой по волосам. Явно узнала его, но по имени вслух не назвала.

Рыцарь поравнялся с ними.

— Сир, — чопорно сказала Лаурелла, — мы идем к смотрительнице Вейл. По важному делу. Не будете ли вы так любезны сопроводить нас?

Он молча наклонил голову, обогнал их и возглавил маленький отряд.

Лианнора поджала губы, обиженная и его молчанием, и тем, что ее Стена так бесцеремонно отодвинули. Но не сказала ни слова.

Наконец они миновали последние три этажа и вышли в широкий коридор, где своды потолка были выше, чем во всех остальных. Рыцарь устремился вперед.

Прошел мимо дверей, по сторонам которых стояли на карауле рыцари теней. Эйр старосты. И даже не кивнул своим собратьям, наоборот, отвернулся. Бранта это удивило. Но тут рыцарь остановился возле другой двери — ведущей, судя по всему, в покои смотрительницы.

И постучал.

Лаурелла придвинулась к нему.

— Думаю, смотрительница захочет видеть только меня и Бранта, — тихо сказала она.

Лианнора услышала.

— Меня следует представить смотрительнице как старшую Длань лорда Джессапа.

Рыцарь глянул на нее поверх масклина. Дверь отворилась, свет очага, упавший оттуда, отразился в сумрачных глазах.

— Вас вызовут, когда скажет смотрительница, — рыкнул он властно. — До тех пор подождите.

Тощий рыжебородый Роггер первым шагнул через порог. Но сперва достал, словно из воздуха, печенье и вручил его служаночке с волосами мышиного цвета, открывшей дверь.

— Сладенькое для сладенькой, — сказал он при этом.

Рыцарь жестом поторопил войти остальных. Брант успел заметить на лице Лианноры выражение ярости. Еще бы, вскарабкаться на такую высоту и остаться за дверью. Расплачиваться за это, конечно, придется ему. Ну и ладно.

Думать о такой ерунде не было ни времени, ни желания.

Особенно когда рыцарь откинул капюшон и снял масклин. Брант, к немалому своему изумлению, его узнал.

Из дальней комнаты стремительно вышла смотрительница, тоже в плаще теней, и воскликнула:

— Тилар… где ты был?

Значит, он не ошибся. Брант уставился на него во все глаза. Тилар сир Нох. Богоубийца. Регент Чризмферри. Скрывающий лицо. Почему?

— Этот ураган… — торопливо начала смотрительница. — Геррод считает, что он какой-то странный…

Тилар кивнул. Сказал:

— Мы в осаде. Ураган увел Эйлан песней-манком. Но хуже того — рука, которая им управляет…

— Дарт в опасности! — перебила его дрогнувшим от беспокойства голосом Лаурелла.

Все посмотрели на нее.

— Ее схватили люди старосты. И пока мы тут разговариваем, возможно, уже проверяют на истину!

Роггер, единственный из всех, улыбнулся.

— Похоже, новости у каждого — лучше некуда. Что у вас, юноша?

Под испытывающими взглядами Брант почувствовал себя неловко, словно вторгся без разрешения куда не следовало. Он заморгал, не зная, с чего начать.

— Я… принес весть от следопыта Лорра. В недрах Ташижана скрывается что-то нечистое. И начинает подниматься вверх.

Бывший вор вздохнул и пробормотал себе под нос:

— Многовато радостных вестей для одного дня.

Тилар шагнул к мальчику, и тот еле удержался, чтобы не попятиться. Регент походил на грозовую тучу.

— Расскажи подробнее.

Брант быстро поведал все, чему был свидетелем, — начиная с нападения на Дарт и заканчивая уходом следопыта, собравшегося разузнать побольше о том, что таилось под Ташижаном.

— Угрожают снаружи и изнутри, — сказала Катрин.

— Кабал, должно быть, — решил Тилар. — Стремится нанести удар в сердце Первой земли. Пока стоит Ташижан, стоит Мириллия.

— Нужно объединить башни. — Катрин направилась к двери. — И дать знать об угрозе старосте. Он сейчас в зале суда, на проверке истины.

— Дарт… — напомнила ей Лаурелла.

Смотрительница кивнула. Она не забыла о девочке.

— Возможно, проверку удастся отложить. Даже Аргенту станет не до этого, коль под угрозой весь Ташижан.

Роггер поскреб бороду.

— Если еще не поздно…

Все двинулись к выходу, и Брант тоже — гадая по пути, какое отношение имеет этот странный человек к Дарт. И ко всему Ташижану.

В ожидании вызова Дарт стояла под охраной в арочном проходе, откуда виден был весь овальный судебный зал. И ее обвинитель.

Оруженосец Пиллор сидел на красном деревянном стуле, стоявшем в середине зала, перед высокой скамьей — местом судей, вершителей справедливости в Ташижане. Позади Пиллора тремя ярусами возвышались сиденья для зрителей. Большинство из них сейчас пустовало.

Но высокая скамья была занята.

В центре сидел староста Филдс. По бокам от него — двое судей, старик и молодая женщина, оба в серых мужских костюмах, с серебряными кольцами на пальцах и в ушах, знаками их должности.

За спиной Пиллора стоял мужчина в кроваво-красной мантии — мастер истины. Протянув руки по сторонам головы оруженосца, он касался растопыренными пальцами его лба, висков и нижней челюсти. Второй мастер истины, стоя рядом на коленях, наливал по капле в серебряную чашу огненный алхимический состав.

Дарт видела — по прищуренным глазам и закушенной губе, — что Пиллору больно. Пальцы мастера истины были смочены алхимическим составом. Девочку никогда раньше не проверяли, но она слышала, что прикосновение их обжигает. Входившая в этот состав кровь богов, которые принадлежали к стихии огня, позволяла разоблачить всякую ложь.

— Что ты собирался сделать с пажом? — спросил старик судья.

Пиллор задрожал. Искалеченная рука его была подвязана к груди, смазана болеутоляющими бальзамами. Но никакой бальзам не мог смягчить боль, которую причиняло это прикосновение.

— Мы хотели только попугать ее, — промямлил он и задохнулся, не в силах продолжать. И затрясся еще сильнее.

— Не заставляй нас спрашивать одно и то же дважды, — сердито произнес староста Филдс. — Выкладывай. Все с самого начала.

Пиллор съежился.

— Мы всего лишь хотели развлечься. Это все эль… Выпили слишком много. Разгорячились, расхвастались друг перед дружкой. И пошли искать развлечений… сами не зная каких. Потом… потом увидели пажа Хофбрин. Я был зол на нее.

— За что? — спросила судья-женщина со взглядом жестким как кремень.

— Меня выбранила из-за нее мастер меча Юрил. Сказала, что я был слишком жесток во время учебного поединка.

— И ты хотел пажу Хофбрин отомстить.

Пиллор попытался спрятать лицо. Но голову его крепко держал мастер истины.

— Да.

Последовали другие вопросы, и он рассказал о том, как захватил Дарт и чем закончилась попытка ее заклеймить. Двух других оруженосцев допросили раньше, но, похоже, свидетельство Пиллора не слишком отличалось от того, что говорили они.

Девочка чувствовала, как усиливается дрожь в коленях. Не злой умысел, но случайность, несчастливое стечение обстоятельств привели ее сюда. И неотвратимо близился миг, когда обжигающее прикосновение мастера истины откроет все ее тайны.

— Опиши демона, который оторвал тебе руку.

— Он… он вырвался из тьмы. Злобный, огненный. Бросился на меня и повалил. Я почти ничего не видел… только глаза, красные как кровь. — Пиллор замотал головой, и мастер истины едва его удержал.

Юноша крепко зажмурился, из глаз брызнули слезы. Словно на него заново нахлынул пережитый ужас.

— Успокойся, — сказал старик. Не без некоторого сочувствия.

Затем трое судей придвинулись ближе друг к другу и приступили к обсуждению.

Говорили они тихо, и Дарт удалось расслышать лишь несколько слов, произнесенных женщиной:

— Рассказы сходятся… но описания демона… выдумывают кто во что горазд.

Совещание закончилось, взгляды судей обратились к Дарт. И девочка поняла, что ответов на оставшиеся вопросы ждут от нее.

— С тобой — все, — хмуро сказал Пиллору Аргент. — Ты свободен. О назначенном наказании узнаешь позже.

Пиллору позволили встать. Рыцарь в плаще и масклине отвел его на ярусы зрителей. Увидев по пути Дарт, юноша быстро отвернулся. Лицо его исказил страх, поразивший девочку. Оруженосец боялся ее…

— Паж Хофбрин, — сказал старый судья. — Подойди, дабы пройти проверку на истину.

Два рыцаря, сторожившие Дарт, провели ее в середину комнаты. Мастер истины, пытавший Пиллора, опустился на колени, окунул пальцы в серебряную чашу с алхимическим составом.

Девочку посадили на стул. Она вцепилась руками в края сиденья, пытаясь сдержать дрожь. Щен — виновник всего переполоха — забегал вокруг нее. Ему передалась ее паника. Но он не понимал, против кого следует направить свой гнев.

— Ты готова?

Дарт, не доверяя собственному голосу, кивнула. Что еще оставалось?

Судьи одновременно дали знак мастеру истины начинать. Тот поднялся на ноги и шагнул к ней.

— Мы узнаем об этом демоне всю правду, — сурово сказал Аргент, сверля ее своим единственным глазом оценивающе и беспощадно.

Дарт увидела совсем близко окровавленные, светящиеся огненной Милостью пальцы мастера. Затаила дыхание, не зная, что делать, как подготовить себя к предстоящему страшному испытанию.

— Остановитесь! — крикнули у нее за спиной.

Поздно — влажные пальцы коснулись лба, висков и горла.

Дарт замерла, не в силах пошевельнуться. Жар приковал к месту, опалил плоть, проник в самую сердцевину ее существа. Но голос она узнала. И почувствовала, несмотря ни на что, облегчение.

К высокой скамье быстрым шагом подошла Катрин и громко объявила:

— Ташижан в опасности!

В следующее мгновение неожиданно закричал мастер истины. Так, что все застыли от ужаса.

Он отдернул руки от Дарт.

Пальцы его дымились. Сожженные по первый сустав.

Пахнуло горелой плотью.

Надеясь утишить боль, мастер рухнул на колени, сунул руки в чашу с кровяным составом. Он в одно мгновение воспламенился. Огонь взметнулся вверх, до локтей. Загорелись рукава.

Преданный собственной алхимией, мастер отшатнулся, упал, корчась, на пол.

Судьи вскочили со своих мест.

В зале раздались крики.

Катрин встревоженно огляделась. Дарт увидела рядом с ней Бранта и Лауреллу, тоже всполошенных.

Тут всеобщую сумятицу прорезал властный голос.

— Демоница! — крикнул староста Филдс, указывая на Дарт. И обратился к стражникам — рыцарям Огненного Креста: — Убейте ее!

 

Глава 9

ЧАСТИЦА ТЕМНОЙ МИЛОСТИ

Тилар, покинув цитадель, спускался в подземелья мастеров. Здесь царил полумрак — масляные фонари на стенах располагались довольно далеко друг от друга, многие не горели, и некому было их зажечь, ибо мастеров, занятых наукой, мало что интересовало в мире, кроме нее. Впрочем, Тилара это вполне устраивало. Тени питали силой его плащ.

Да и народу на подземной лестнице было куда меньше.

Следом за Тиларом поспешал Роггер.

Сюда их отправила Катрин — узнать, что за угроза таится в подземельях, и предупредить о ней мастеров. Тилар догадывался, правда, что поручением этим она преследовала еще одну цель, не менее важную. Убрать его подальше с глаз Аргента. Ей нужно было сейчас сплотить Ташижан и отвлечь внимание от Дарт. При той любви, какая существовала меж старостой и регентом, их раздражал один только вид друг друга. Поэтому спорить Тилар не стал. Он видел, сколько рыцарей носят знак Огненного Креста. При защите Ташижана поддержка старосты необходима.

Понадобятся все плащи и мечи.

И наверху, и внизу.

Добравшись наконец до нужного уровня, Тилар сошел с лестницы и направился к обители союзника — Геррода Роткил ьда, мастера в бронзовых доспехах, который знал эти подземелья, как никто другой, и который, по словам Катрин, исследуя проклятый череп бродячего бога, обнаружил след песни-манка, частицу темной Милости, до сих пор заключенную в кости. Против угрозы, таившейся в урагане, знание могло оказаться куда более мощным оружием, нежели меч с алмазом в рукояти.

Но, повернув за угол, Тилар увидел, что Геррод нынче вечером нужен не ему одному. Дверь в его покои была открыта. Свет, падавший оттуда, озарял две фигуры на пороге — толстую и тонкую.

Первая принадлежала мастеру Хешарину.

— Вы не смеете чинить мне препятствий, — говорил он. — Темные искусства практикуются только с разрешения совета.

— Ничем темным я не занимаюсь, — отвечал из комнаты невидимый Геррод. Забрало его шлема, судя по приглушенному звучанию голоса, было опущено. — И не позволю мешать мне в самый ответственный момент моей работы. Поэтому, если подписанного указа, разрешающего вламываться ко мне, у вас нет, я прошу вас удалиться.

— Коли я узнаю обратное… — угрожающе начал Хешарин. — Не время для тайн, когда демоны вот-вот появятся в наших собственных коридорах.

— Если вы ищете демонов, мастер Хешарин, значит, я пришел вовремя, — сказал примирительно подошедший ближе Тилар.

Оба, и Хешарин, и его худощавый спутник, развернулись к нему. И под взглядом молочно-белых глаз последнего Тилар невольно замедлил шаг. При колеблющемся свете очага казалось, что татуировки на бритой голове мастера перебегают с места на место, как пауки. Но тот отступил от порога в тень, и впечатление пропало.

— Пажа смотрительницы схватил и, — сообщил Тилар. — Ее обвиняют в том, что она вызывает демонов. Как раз сейчас ее проверяют на истину.

Тут Хешарин узнал его и вытаращил глаза.

— Господин регент… — после этих слов ему пришлось перевести дух, — могу ли я вам чем-то помочь?

— Вы можете помочь Ташижану, присоединившись к старосте Филдсу. Смотрительница попросила меня привести на розыск истины мастера. Геррода Роткильда…

— Тогда вы действительно пришли вовремя, — перебил его Хешарин, суетливо загораживая собою вход в комнату. — Дело столь темное… на розыске должен присутствовать не менее как глава совета.

— Разумеется. Катрин будет только рада.

— И я так думаю, — подхватил Хешарин. — Кроме того, мастер Роткильд сейчас, кажется, занят. На просьбу смотрительницы откликнемся мы с мастером Орквеллом. Полагаю, она оценит это.

Тилар отвесил якобы благодарный поклон. Мастер Хешарин и его спутник поспешили, не оглядываясь, к лестнице.

Роггер укрылся за спиной Тилара, не желая, чтобы его видели. И в ответ на вопросительный взгляд друга покачал головой. В глазах его застыло беспокойство.

Тилар выждал, пока оба мастера не скрылись за поворотом лестницы, после чего повернулся к Герроду.

Бронзовые доспехи того ярко сверкали в свете очага.

— Спасибо, что спровадили Хешарина. — Геррод отступил от порога, приглашая их войти. — Догадываюсь, правда, что вы пришли не только с целью избавить меня от него.

— Нам он тоже ни к чему, — согласился Тилар. — Нужно многое обсудить. — И быстро рассказал обо всем, что произошло в последние полколокола. Об урагане и о Дарт. — Катрин действует наверху. Нам же предстоит потрудиться внизу. Разослать весть по всем уровням мастеров. И подготовиться.

— К чему? — спросил Геррод, выражения лица которого не видно было под бронзовой маской.

— К тому, что нам еще предстоит узнать. Мы с/Роггером должны отыскать в подземельях следопыта Лорра и вместе спуститься на самые глубокие уровни ваших владений. Вы же тем временем оповестите собратьев-мастеров.

— Да, и ураган… — Геррод направился к двери, ведущей во внутренний кабинет. — Что он опасен, я уже понял. Втягивает в себя воздушную алхимию. И, если вира не ошиблась, при помощи песни-манка пытается подчинить себе всю Милость.

Тилар поспешил за ним, надеясь получить хоть какой-то ответ на свои вопросы. Перед глазами до сих пор стояла исчезающая в урагане Эйлан. Вдруг ее еще можно спасти?..

— Песня-манок связана с воздухом, — произнес Геррод, остановившись перед входом в кабинет. — Как и ураган. Знай мы больше…

— Может, и знаем. — Роггер, грея спину возлеочага, многозначительно взглянул на Тилара. — Лик урагана…

Геррод повернулся к вору.

Тилар вновь представил лицо, чьи черты сложились из Глума, — тревожаще знакомое. Катрин он о своих подозрениях не сказал. Не успел, да и уверенности не было. Здесь, в тепле, он и сам уже начал сомневаться в том, что видел.

Может, и впрямь ошибся?..

Но Роггер разрушил эту надежду.

— Я тоже его узнал.

Он задрал рукав шерстяной куртки, поднес обнаженную руку ближе к пламени. И постучал пальцем по одному из клейм.

Тилар увидел литтикский знак. Имя бога. Того, чей лик нес на своих крыльях ураган.

Ульф из Ледяного Гнезда.

— Третье по счету царство, которое я посетил во время паломничества, — сказал Роггер, опустив рукав. — Трудно не узнать это холодное лицо.

Тилар медленно кивнул. Сам он видел его незадолго после того, как получил плащ теней. Выслеживал тогда контрабандистов с небольшим отрядом рыцарей, и след привел их в царство этого бога. Застигнутые снежной бурей, они едва не погибли. Спасли их жители Ледяного Гнезда, проводив в пещеры внутри горы, владения лорда Ульфа. Отряду Тилара пришлось пробыть там до конца зимы. И за все это время он видел бога лишь единожды. Лорд Ульф почти не выходил из кастильона, расположенного на пике, открытом всем ветрам. В отличие от большинства богов держался он замкнуто и неприветливо. Тем не менее забыть это обрамленное белоснежными волосами лицо, надменное, изрезанное морщинами и неприступное, как скалистая вершина, которую он избрал своим домом, было невозможно.

Именно этот лик и смотрел на них из урагана. Тилар обменялся взглядом с Роггером. На правду глаза не закроешь.

Еще одного из сотни соблазнил Кабал. Новая война богов грозила разгореться в сердце Мириллии.

Геррод воспринял новость с обычной невозмутимостью.

— Что ж, кое-что становится понятным. Лорд Ульф — бог воздуха. Но все равно непонятно, как он управляет ураганом. Подобной силы не может быть даже у него.

— Возможно, ему помогают темные силы Кабала, — предположил Тилар, вспомнив спиралевидные щупальца Глума, просочившегося в их мир.

Геррод покачал головой.

— Коли так, эти силы должны проходить через лорда Ульфа. Он должен управлять ими. Подчинить же своей воле ураган не смог бы даже Чризм, одержимый наэфрином.

— Как же это у него получается?

— Не знаю. Пока сказать не могу. Ответ сокрыт за белым плащом бури. И это тревожит меня все сильнее.

— Что именно?

— Само возникновение урагана. Он появился на севере и двинулся через Первую землю на юг. Добирался сюда половину луны. Прибыл в определенный момент. Одновременно с богоубийцей. — Геррод сделал небольшую паузу. — Вашим регентством была довольна не вся сотня. Одни выступили против, другие промолчали.

— Как лорд Ульф, — сказал, почесывая бороду, Роггер. — Закрылся в своем царстве, заморозив границы.

Раньше Тилар об этом не задумывался. Действия лорда Ульфа казались ему всего лишь проявлением обычной замкнутости северного бога. Всяк волен защищать свое царство как хочет. Неужели цель его была иной, темной?

— Чтобы породить ураган и управлять им, требуется сила не одной руки.

— Или не одного бога… — пробормотал Роггер.

Некоторое время все молчали.

Тревога мастера стала Тилару понятна. Сам он после сражения при Мирровой чаще опасался, что Кабал, используя силы темных наэфринов, предпримет еще одну попытку завладеть Мириллией. Но вдруг Геррод прав? И ураган предвещает нечто более ужасное? Часть сотни выступает против его регентства?

Впрочем, надежда все же оставалась.

— Лик в урагане… он был начертан Глумом. Разве это не свидетельство того, что в деле участвует Кабал?

Геррод вздохнул.

— Нет. Использовать Милость в темных целях могут не только алхимики, но и боги. Впрочем, Кабала вы страшитесь не напрасно. Извращая собственную Милость, боги открываются силам наэфира. Это опасный путь. Боюсь, что, бросив вызов лорду Ульфу и его помощникам, мы вынудим их вновь черпать из темного источника. И подтолкнем к самому краю бездны.

— То есть, — сказал Роггер, — мы или уступаем без боя, или рискуем навлечь на себя еще большую угрозу?

Геррод кивнул.

— Раньше у нас был один одержимый демоном бог, а теперь их может появиться легион. Мириллию разорвут на части.

Оба, и Геррод, и Роггер, уставились на Тилара, словно ожидая решения. Но что он мог сказать? Дела обстояли в тысячу раз хуже, чем казалось еще недавно.

Тишину, вновь воцарившуюся в комнате, неожиданно нарушил лай.

Он доносился издалека, откуда-то снизу.

Так громко лаять могла только одна собака.

— Буль-гончая следопыта Лорра! — Тилар повернулся к двери, вспомнив, что кроме урагана над ними нависла еще одна опасность.

Катрин метнулась вперед, встала между своим пажом и мечами стражников.

— Никто ее не тронет! — заявила она.

Мастер истины съежился на полу, прижав к груди обгоревшие руки. Помощник его стоял рядом, глядя на Дарт с ненавистью. Из серебряной чаши с алхимическим составом несло жженой кровью — оттуда еще поднимался дым.

Зловоние усугубил запах черной желчи — из потайных ниш в стенах зала выскочили мытари крови, готовые лишить преступницу всякой Милости.

Катрин вскинула руку, останавливая их. И устремила взгляд на Аргента.

— Она находится под моей защитой. Казни не будет, пока не проведут полное расследование!

Старик и женщина, стоявшие по бокам старосты, слегка попятились. Такие же выкормыши Аргента, как и рыцари со знаком Огненного Креста. Истинным судьей здесь был только один человек.

Его единственный глаз свирепо впился в Катрин.

— Вы защищаете приверженку темных искусств? Все еще сомневаетесь, что она действительно вызвала демона?

— С ней можно разобраться и позже. Ташижану сейчас угрожает куда большая опасность. Нас осаждает ураган — не обычный, но порожденный темной Милостью. Цель которого — сокрушить наши башни.

Крики в зале умолкли. Мечи опустились. Все взгляды обратились к высокой скамье.

— Бред… — буркнул Аргент. И возвысил голос: — Ураган темной Милости? Сколько эля надо было выпить, чтобы выдумать этакую сказку?

— Это не сказка. Мастер Геррод осмотрел разбившийся флиппер. И обнаружил, что ураган вытянул Милость из резервуаров с алхимией. Потом сам Тилар… регент вышел из цитадели, чтобы взглянуть на ураган поближе. Тот окружает нас смерчем, и в нем таится некая таинственная сила. Регент видел ее лик… чуть не погиб и потерял одного из своих людей.

На лице старосты выразилось недоверие. И все же он забеспокоился.

— Где регент сейчас? Почему он сам не принес мне эту весть?

«Не ошиблась ли я, — подумала Катрин, — отправив Тилара исследовать подземелья Ташижана?»

Но тут же заметила недобрый огонь, загоревшийся во взгляде старосты. Все правильно… Эти двое — что трут и кремень.

— Ураган — не единственная нависшая над нами угроза. Следопыт Лорр передал весть через Длань Ольденбрука. — Она показала на Бранта. — Он обнаружил, что под Ташижаном скрывается нечто нечистое. И сейчас, когда нас окружил ураган, оно тоже зашевелилось. Тилар отправился говорить со следопытом. Люди должны покинуть уровни мастеров. Необходимо поставить рыцарей на страже стен и подземелий. Пока нас не застали врасплох.

После ^тих слов в зале снова поднялся шум. Судьи начали переговариваться о чем-то за спиной Аргента.

Сам он выпрямился. К чести его, недоверчивое выражение лица сменилось задумчивым. У губ пролегла решительная складка. В свое время староста возглавил немало военных походов. И хотя поддался в последнее время недостойной жажде власти, был вполне еще способен воодушевить и повести за собою людей.

Он только собрался что-то сказать, как раздался чей-то визг. Катрин обернулась и увидела юного оруженосца с перекошенным ртом и выпученными свиными глазками. Стоя в окружении рыцарей, он тыкал рукою в Бранта.

— Это он! Тот мальчик, что помог сбежать пажу Хофбрин! Они заодно!

Староста перевел взгляд с оруженосца на Бранта и нахмурился.

— Брант — Длань Ольденбрука, — твердо сказала Катрин. — Прибыл недавно. Он всего лишь услышал крик моего пажа и пришел на помощь.

Аргент не смягчился.

— И он же, по вашим словам, сообщил о какой-то засаде под Ташижаном.

— Весть передал следопыт Лорр… которого вы знаете по многим походам.

— И где же сам Лорр? Почему он послал с предупреждением этого мальчика?

Катрин открыла рот, но он не дал ей заговорить.

— Довольно! Пока что я вижу лишь одно темное дело — девчонка сожгла руки мастеру истины. Она проклята! Если в Ташижане и затевается что-то нечистое, то вот оно — перед нами!

— Я не позволю никому ее тронуть, — сказала Катрин.

— Не имеете права, смотрительница Вейл. Вопрос решен. — Аргент указал на нее и ее спутников и отдал приказ: — Возьмите их. Отберите оружие.

Со всех сторон на них надвинулись рыцари со знаком Огненного Креста на плече. Высунулись снова из ниш мытари крови, готовые отнять Милость и силу. Катрин шагнула вперед, прикрывая Лауреллу и Бранта. Мальчик незаметным движением выхватил кинжал.

Катрин опустила руку на рукоять меча.

Обнажить его сейчас, поднять против своих же собратьев… когда им более всего необходимо единство… Но выбора нет. Она обязана защитить Дарт и ее тайну. Ради всей Мириллии.

— Взять их! — повторил Аргент.

Катрин крепко стиснула рукоять.

Буль-гончая заходилась неистовым лаем.

Тилар несся по узкой винтовой лестнице вниз — обратившись в поток теней, черпая из них силу, с мечом наготове.

Роггер с Герродом за ним не последовали. Они начали обходить мастеров, чтобы отправить всех наверх, в цитадель.

Тилар же спешил узнать, какая опасность им угрожает.

По звуку лая он добрался до последнего витка лестницы, самого нижнего из уровней. Давно заброшенного, ибо с годами мастеров в Ташижане становилось все меньше, как и самих рыцарей теней. До сих пор Тилар и не представлял себе в полной мере упадка, постигшего эти былые гордые сословия. И как слабы они были сейчас, когда требовалась вся их сила.

Но не время отчаиваться… он сбежал с лестницы в темный коридор, где не горел ни один фонарь. Гавканье слышалось уже близко. Мелькнул вдруг свет впереди.

Тилар бросился к нему, как мотылек на пламя.

Забежал за поворот и увидел, что проход загораживает огромное лохматое туловище. Буль-гончая, припадая на передние лапы и захлебываясь лаем, медленно пятилась в сторону Тилара. Собой она прикрывала двух человек, один из которых тяжело опирался на другого.

— Держи фонарь выше! — хрипло приказал он.

Тилар узнал Лорра и поспешил подойти. Оказавшись в кругу света, сбросил тени с плаща. Спутник следопыта, не замечавший его до тех пор, испуганно отпрянул и чуть не выронил фонарь. Судя по вытянутой нижней части лица, тоже вальдследопыт, только совсем юный.

— Спокойно, Китт, — просипел Лорр, цепляясь за него. — Это друг.

Вид старого следопыта потряс Тилара. Одежда прогорела с левой стороны до дыр, обнажив тело. Волосы спалены до корней, на месте левого уха — кровоточащий волдырь.

Сквозь запах гари от Лорра попахивало маслом.

— Разбил фонарь, — объяснил он. — И сам себя поджег. Другого способа не подпустить их не было.

— Кого? — изумился Тилар столь странному средству обороны.

Лорр, не в силах говорить, лишь покачал головой. Протянул руку в сторону лестницы.

I — Скорей… надо выбраться из темноты… — После чего потерял сознание, навалился всей тяжестью на юного следопыта, и оба упали.

Тилар перехватил меч поудобнее и помог мальчику подняться.

— Грузим Лорра на собаку. Пойдете первыми. Я покараулю.

Китт с готовностью повиновался. Взвалил с помощью Тилара старого следопыта на спину буль-гончей и приказал:

— Баррен, уходим.

Мальчика колотило так, что фонарь в руке трясся. Но, обуздывая страх, он осторожно повел собаку к лестнице. Тилар прикрывал отход.

Свет фонаря Китта исчез за поворотом лестницы. Стало темно. Тилар снова вобрал в плащ тени, растворился в них.

Лишь меч его, Ривенскрир, храня последний отблеск света, сиял во мраке.

Тилар затаил дыхание. С кем же столкнулся Лорр? Почему для того, чтобы спастись, ему пришлось поджечь себя?

Тут что-то шелохнулось во тьме прохода, не освещавшегося уже лет сто. Что-то… или кто-то. Послышался тихий шорох плаща. Рыцарь? Тоже укрытый тенями?

— Кто там? — спросил Тилар.

Ответом было молчание.

Тогда он шагнул вперед, поднял меч, сверкнувший, как огонь маяка в ночи. И на самой грани света и окружавшей тьмы, дрогнув, замерла темная фигура.

Похожая на человека… но слепленного скорее из мрака, чем из плоти.

Тьма в коридоре позади призрака колыхалась. Оттуда доносились бесчисленные шорохи, и Тилар понял, что таких теней там — легион. И сдерживает их сияние его меча, а не острота клинка.

Вглядевшись пристальнее в предводителя, он различил глаза на лице. Два колодца, исполненных тьмы, чернее любой тени, как будто всасывавших в себя свет. Рискнул сделать еще шаг вперед. Видны стали бледные, изможденные черты, наполовину скрытые масклином.

Это был рыцарь.

И Тилар его узнал.

— Нет… — простонал он, отшатываясь.

Глаза-колодцы блеснули мрачным весельем.

— Перрил…

Его бывший оруженосец, посвященный в рыцари в те времена, когда Тилар находился в ссылке. Исчезнувший из Ташижана больше года назад.

Он-то думал, что юноша пал жертвой какого-то темного ритуала Огненного Креста. Но понял, глядя на него теперь, что судьба друга оказалась куда страшнее.

Слуха коснулись слова, от которых веяло холодом глубочайших пещер:

— Я преклонил колено пред новым господином.

Тилара передернуло. Голос вроде бы Перрила — и в то же время не его. В нем слышалась чернейшая порча.

Он не раздумывая нанес удар мечом. Но клинок цели не достиг. Рыцарь стоял уже в другом месте, вскинув черный меч, который, казалось, всасывал свет, точь-в-точь как его демонические глаза.

— Теперь я хаул, — произнес Перри л. — Плоть и смерть — больше не мой удел.

Черное лезвие отразило Ривенскрир, как простую сталь. Тилар ощутил дрожь рукояти, плотнее охватившей его пальцы в момент соприкосновения клинков.

— Тьма наэфира сильнее любых теней.

Отбросив меч богов, черный клинок устремился к сердцу противника.

Тут за спиной Тилара неожиданно блеснул свет. Словно солнце взошло, бросив первый луч во мрак коридора.

И черный меч, не успев коснуться его груди, растаял в этом луче. Пропали и тени, скрывавшие рыцаря-демона, и сделалась видна фигура в плаще.

I Тилар не мешкая вновь нанес удар. Меч вонзился в сердце чудовища, у которого было лицо его друга. Демон отпрянул, издал пронзительный высокий вопль — едва не за пределами человеческого слуха. Из раны хлынула зловонная гниль, струями, подобными вороньим крыльям, и показалось то, что таилось внутри его тела.

Тилар в ужасе отшатнулся. В руке осталась лишь рукоять меча богов. Клинок исчез — до того времени, когда его опять смочат кровью.

Но ужаснуло Тилара иное. Тело демона, не считая плаща, было совершенно нагим. Кожа оказалась полупрозрачной. А под ней… Невесть откуда взявшийся свет позволял видеть то, что угнездилось внутри вместо сердца и кишок, — тьму, которая свивалась кольцами, как змея, в непрерывном движении, вздымалась и опадала. Струилась из раны дымом вместо крови. Воняла гнилью.

Глум. Течь наэфира, просочившаяся в этот мир.

На краткий миг черные глаза встретились с глазами Тилара. И в них мелькнул такой же ужас, проблеск человечности, напоминание о прежнем Перриле. Потом все это поглотила тьма. Взметнулся плащ, укрыв демона. И, защитившись от света тенью, тот бросился обратно во мрак подземелий.

Искать исцеления или умирать?..

Тилар обернулся и увидел юного следопыта. Тот стоял в нескольких шагах позади, высоко подняв фонарь. И трясся с головы до пят.

— Я… решил вернуться за вами… — кое-как выговорил Китт. — Встретил мастера Геррода, оставил с ним Лорра…

Тилар схватил его за плечо и развернул к лестнице.

— Скорей… надо выбраться из темноты.

Он понял, что защита у них только одна. Огонь, жар, свет. Единственное, что стоит между ними и смертью.

Бегом они добрались до освещенных уровней подземелья. Там уже суетились мастера, нагруженные книгами, сумками, коробками, спешили к лестнице. Под сводами отдавалось эхо возбужденных голосов, хлопающих дверей. Геррод поднял на ноги всех собратьев. Какую именно историю поведал им мастер в бронзовых доспехах, Тилар не знал, но, судя по поднявшемуся переполоху, своего он добился.

— Сюда! — услышал Тилар знакомый голос.

Оглянувшись, он увидел близ лестницы Баррена. Буль-гончая охраняла хозяина, который полусидел, прислонясь к стене. Геррод и Роггер стояли рядом.

Роггер помахал им с Киттом, а Геррод склонился над следопытом и сунул ему под нос едкое снадобье. Лорр пошевелился. Поднял руку, пытаясь отогнать зловоние. Из разжавшихся пальцев выпал какой-то сверкающий предмет.

Тилар поспешно подошел.

— Нужно поскорее вывести всех наверх, — приказал он, — и запечатать эти уровни.

Роггер бросил на него вопросительный взгляд.

— Огнем, — с колотящимся сердцем уточнил Тилар. — Разжечь костры на всем первом этаже Ташижана.

Лорр застонал. Но в себя так и не пришел.

— Черные хаулы… — пробормотал он в бреду.

— Его надо доставить к лекарю, — сказал Геррод, выпрямляясь. — Придется опять погрузить на собаку.

— Помогите, — велел Тилар Китту и Роггеру.

А сам вернулся к лестнице. Нагруженные пожитками мастера спешили мимо него наверх, но он уставился вниз. На тени, в которых терялись ступеньки. Вплел их силу в свой плащ.

А в ушах еще звучали слова Перрила: «Теперь я хаул… Тьма наэфира сильнее любых теней».

По телу побежали мурашки. Возможно ли такое? Веками тени питали Милость рыцарей Ташижана, даруя скорость, укрывая от взгляда. И вот явилась тьма, что была чернее всех теней.

Он вспомнил Глум, сочившийся дымом из раны Перрила. Неужто демонических рыцарей питает наэфир? Делает их мечами подземных богов, способными действовать в этом мире?

Лорр снова застонал.

Следопыт поджег себя, чтобы отогнать демонов.

Но почему он подпустил их так близко?

Мимо Тилара на лестницу прошлепал Баррен. Его вел Китт, придерживая взваленного на собачью спину старого следопыта. Следом шел Геррод в бронзовом доспехе, невозмутимый, как всегда. В коридоре никого не осталось — мастера поднялись наверх. Если кто-то не внял призыву Геррода и сидел до сих пор в своей лаборатории, ему предстояло постичь истинные глубины тьмы, что таилась под ногами.

Кто же породил сей страшный легион — черных хаулов?

Роггер, ступив на лестницу, обернулся к Тилару. И протянул ему что-то.

— Лорр выронил. Держал в кулаке… чуть к коже не припеклось.

Тилар принял обрывок черной ленты, отяжеленный камнем. Поднес его к фонарю. Свет заиграл тысячекратным отражением в алмазных гранях.

Редкий, красивый камень.

Знакомый Тилару.

Кровь застыла у него в жилах. В точности такой камень носила Катрин… только поддельный. Он же держал в руках настоящий. Знак должности, который на протяжении веков переходил от одного смотрителя к другому. И пропал год назад. Вместе со смотрительницей Миррой — исчезнувшей столь же загадочно и безвозвратно, как Перрил.

— Смотрительница Мирра… — пробормотал Тилар и сжал камень в кулаке.

Как живую увидел он перед собой старуху с суровым лицом, неизменную советницу доброго сира Генри, бывшего старосты Ташижана. Больше, чем ей, тот никому не доверял.

У Тилара в руках была ее подвеска, добытая Лорром с риском для жизни.

И что же это значило?

— Хватайте девчонку! — приказал Аргент.

Катрин шагнула ближе к Дарт, прикрывая ее. То же сделали Брант и Лаурелла.

Со всех сторон к ним двинулись рыцари теней. Катрин метнула взгляд на дверь в заднюю комнату, где судьи собирались для размышлений. Охраны возле нее не было. Единственная возможность сбежать. Добраться до друзей, спрятать Дарт. А после — заставить Аргента взглянуть в лицо истинной опасности, угрожающей Ташижану.

Но главное — спасти девочку.

Она потянула меч из ножен. И тут… дверь в зал суда с грохотом распахнулась. В нее влетел рыцарь в сером плаще, с отрядом воинов, одетых так же. Лица их были вымазаны пеплом.

Все повернулись к ним.

Предводитель сбросил масклин, откинул капюшон, обнажив белые волосы, заплетенные в косу. Креван.

— Прочь от девочки! — крикнул он.

Соратники его угрожающе взялись за мечи.

Мытари крови мигом попрятались в ниши. Рыцари старосты остановились.

Аргент кое-как преодолел изумление, вызванное внезапным вторжением.

— Вас и ваших людей это дело не касается, Ворон сир Кей, — сказал он, назвав Кревана прежним именем. — Вы, конечно, хорошо послужили Мириллии в недавнем прошлом. За что и получили позволение беспрепятственно покинуть Ташижан. Но более — никаких поблажек. Черные флаггеры — по-прежнему разбойники и пираты.

Креван подошел к высокой скамье, остановился между Катрин и Аргентом. Воины его рассеялись по залу.

— Меня не касается? — вопросил он с угрозой в голосе. Распахнул плащ, не отрывая глаз от Аргента, повел рукой в сторону Дарт. — Не касается то, что хотят сделать с моей дочерью?

В зале мгновенно воцарилась тишина.

Дарт в изумлении вскочила на ноги.

Аргент ошеломленно потряс головой.

— Что?.. Паж Хофбрин — ваша дочь?

Зачем лжет Креван, Катрин не поняла. Но сообразила, что следует подыграть.

— Потому-то я ее и защищаю, — сказала она. — Лишь мне и регенту известно было, чья это дочь, ибо Креван просил нас принять ее сюда на обучение. Я поклялась хранить происхождение девочки в тайне.

— Меня выслали из этих стен — справедливо или нет — из-за моего собственного происхождения, — подхватил Креван. — Но дочь моя чиста от всякой порчи. Виры не участвовали в ее рождении. Матерью ее была обычная женщина из Драшской трясины. И я хотел, чтобы дочь стала тем, кем не позволили быть мне. Рыцарем.

Аргент изо всех сил пытался осмыслить услышанное.

— Я не могла рассказать вам об этом, — снова заговорила Катрин. — Девочка думала, что ее отец умер. К чему ей было знать тягостную правду? Таким образом мы оплатили долг перед Креваном.

— Погодите! — возопил Аргент. — Но при чем тут темные Милости? Демон, которого видели оруженосцы?

— Это моя вина, — произнес Креван. — Я опасался, что ктонибудь откроет ее тайну. Врагов у меня много, и жизнь дочери может стать расплатой за мои прегрешения. Поэтому я защитил ее темной алхимией, созданной вирами. Чары оживают, когда девочке что-то угрожает. Она и не подозревала об этом. Только проверка на истину могла бы раскрыть секрет.

— Темная алхимия в стенах Ташижана?.. Вы нарушили наши законы.

Креван окинул Аргента пристальным взглядом.

— Кажется, в особо тяжких случаях и нарушения бывают оправданны. Не так ли, староста Филдс?

Напоминание о том, что и сам он прибегал к темным искусствам, заставило Аргента вспыхнуть.

— Со всем этим можно разобраться в другое время, — примирительно сказала Катрин, снова вступив в разговор. — Я вынуждена напомнить об опасности, угрожающей Ташижану изнутри и снаружи. Нам следует готовиться к обороне, пока не поздно.

Аргент нахмурился. Судя по виду, сомнения терзали его по-прежнему.

Катрин подошла к Дарт.

— Девочку я запру у себя. Ибо дала клятву заботиться о ее безопасности. Потом…

Договорить ей не дал топот, послышавшийся у дверей. В зал ворвался рыцарь теней, и все взгляды обратились к нему.

Он остановился, перевел дух и выпалил:

— Весть от начальника стражи!

Аргент жестом велел ему продолжать.

— С уровней мастеров выведены все. По приказу регента.

— Что? — удивленно вскрикнул кто-то. Через порог шагнул только сейчас добравшийся до зала суда мастер Хешарин, вытирая платком мокрый от пота лоб. — Почему мне ничего не сказали? Что это значит?

Вестник, сосредоточивший все внимание на старосте, не ответил.

За спиной Хешарина Катрин увидела белоглазого мастера. Сумрачный взор его, минуя всех в зале, остановился на Дарт. Ей показалось отчего-то, что хитрость Кревана вот-вот будет разоблачена, и, шагнув к девочке, Катрин загородила ее собой.

Прежде чем кто-либо успел молвить слово, внизу раздался звон гонга и разнесся по Штормовой башне. Когда отголоски его затихли, все уставились на старосту. Значение этого звона было известно каждому. Обычно в гонг ударяли лишь раз в году, во время посвящения, напоминая рыцарям об их долге перед Мириллией. И существовала лишь одна причина ударить в него в другое время.

— Мы опоздали, — сказала Катрин. Всем и никому.

Атака на Ташижан началась.

 

Глава 10

ИМЯ, НАЧЕРТАННОЕ КРОВЬЮ

Когда в Ташижане прозвенел последний вечерний колокол, Дарт все еще сидела с друзьями в покоях смотрительницы. Они ждали вестей от нее и регента, жарко растопив огонь в очаге, — в тщетной попытке отогнать терзавшую сердце тревогу.

Тилар появился в зале суда вскоре после вестника и рассказал о демонических пришлецах. В суматохе, которая за этим последовала, Дарт отослали под охраной рыцарей теней и флаггеров в серых плащах наверх, в покои Катрин.

Креван, переговорив с пепельнолицей женщиной из числа своих спутников, оставил ее на страже в коридоре и закрыл дверь. Время от времени он бросал на Дарт довольно смущенные взгляды — возможно, из-за лжи, которую нагромоздил, желая спасти ее от проверки на истину. Из-за объявленного вслух родства, пусть мнимого, пират чувствовал себя рядом с девочкой не совсем ловко.

Или дело было не в этом?

Баррен лежал на полу возле окна, положив голову на лапы. Китт с озабоченным лицом, погруженный в свои мысли, рассеянно почесывал пса за ухом. Лорра устроили в спальне Катрин, и теперь над ним трудились двое лекарей, смазывая ожоги бальзамами, осененными Милостью. В себя он так и не пришел, только бормотал что-то в бреду.

Когда его заносили в спальню, Дарт видела эти страшные ожоги. Лорр пожертвовал собой, чтобы спасти всех. И про себя она помолилась, чтобы лекарям и Милости удалось теперь помочь ему.

Роггер и Геррод беседовали о чем-то у порога спальни. Вид у Роггера был суровый, без намека на обычное шутовство. Что тревожило девочку, пожалуй, больше, чем все остальное.

Лаурелла сидела в кресле напротив нее, чинно сложив на коленях руки, словно ожидая, когда слуги подадут сладкое вино и печенье. Брант, когда они проходили мимо этажа, где располагалось его посольство, пошел проведать волчат. Обещал вернуться, но глаза прятал. Возможно, рад был предлогу избавиться от их общества.

Винить его за это Дарт не могла.

Вместо Бранта к их компании примкнула Делия, Длань крови регента. Она стояла за креслом Лауреллы и смотрела в огонь, приложив палец к подбородку. С таким видом, словно собиралась заговорить. Но молчала.

Наконец в коридоре послышались приглушенные голоса, дверь открылась, и вошли Тилар и Катрин. Оба были возбужденные, злые и еле передвигали ноги.

— Надо было мне там остаться, — сказал Тилар.

Катрин нахмурилась.

— Но Аргент разжег костры и факелы аж на трех нижних этажах. Поставил на всех лестницах двойные караулы. Вооружил их бочонками с маслом, которые можно поджечь при необходимости и сбросить вниз. Я уж и не знаю, чего бояться больше — нападения рыцарей-демонов, проклятого урагана или того, что Аргент попросту спалит Ташижан.

Тилара это явно не успокоило. Но он как будто понял наконец, что в комнате они не одни. Пригладил встрепанные волосы.

Дарт заметила, что Ривенскрир он уже успел восстановить. В зале суда Тилар держал в руках только золотую рукоять, и для всех меч выглядел сломанным. Никто, кроме девочки, не видел призрачного серебряного клинка, который становился настоящим после того, как его смазывали кровью. Ее кровью. Что, видимо, Тилар и сделал, прежде чем подняться сюда.

Он всегда носил на серебряной цепочке на шее маленький стеклянный сосуд — репистолу — с ее гумором.

И хорошо, что Тилар сделал это, — увидев его в зале суда, Дарт испугалась, что ей придется пускать себе кровь для восстановления клинка. А нынче вечером у нее вряд ли нашлись бы на это силы.

Креван, Роггер и Геррод подошли к вошедшим ближе. Делия осталась на месте. Только быстро перевела взгляд с Тилара на Катрин и обратно, словно высматривая что-то, известное ей одной.

— Катрин права, — сказал Тилар. — Аргент поспешил воздвигнуть огненный барьер между нижним и верхним Ташижаном. А следовало бы оставить какое-то пространство для маневров.

— Мы все равно ограничены собственными стенами, — возразил Роггер. — Ураган отрезал нас от прочей Мириллии. Мы в ловушке.

Геррод, скрипнув доспехами, сделал шаг вперед.

— Небольшая надежда все-таки есть, — произнес он. — Подобная осада не может длиться вечно. Ураган в конце концов истощится сам собой, даже если его поддерживают своей силой боги. Или хотя бы изменит направление. Это как плотина, которая рано или поздно прорвется. Будь у нас возможность дождаться этого…

Тилар покачал головой.

— Я лично не намерен доверять судьбу Ташижана случаю. И ждать прорыва плотины. Геррод, сколько времени нужно вашим мастерам, чтобы починить флиппер?

— Могут к рассвету управиться, если призвать на помощь всех работников доков.

— Так призовите их.

— Но ураган вытянет Милость из любого судна, которое к нему приблизится…

Тилар поднял руку, прерывая его.

— Начните делать дело, а там посмотрим. — Потом взглянул на Катрин. — Лекари еще не привели Лорра в сознание?

Нам нужно поговорить с ним. Узнать побольше о том, что он видел.

Катрин, кивнув, спросила:

— А ты уверен, что там, внизу, был именно Перрил?

— Если только его тело… Боюсь, от самого Перрила мало что осталось.

Лицо Катрин исказилось болью и гневом.

Она двинулась к спальне. Делия догнала ее.

— Может, я смогу чем-то помочь… Лорр для меня… на самом деле больше чем родной отец.

Не глядя друг на друга, обе вышли.

Тут Креван обратился к Тилару:

— Мне надо бы перемолвиться с тобой словечком наедине. И с тобой. — Он ткнул пальцем в Роггера.

Тилар обвел взглядом комнату, которую отнюдь нельзя было назвать пустой. Баррен, лежавший у окна, заворчал, словно обидевшись, что разговаривать хотят вовсе не с ним.

— Если нужно уединиться, — вмешалась Дарт, — то вон за той дверью — моя комната. Правда, места там немного.

— Сгодится, — буркнул Креван.

Роггер встретился глазами с Тиларом, пожал плечами.

Дарт подвела их к узкому арочному проходу, открыла дверь, отошла в сторону.

— Заходи-ка и ты, пожалуй, — вдруг сказал ей Креван.

Она испуганно отступила.

— Зачем?

Пират остановил на ней жесткий взгляд. И после его ответных слов колени у нее подогнулись. Тилар поддержал ее, не дав упасть, но и он недоуменно воззрился на Кревана, услышав это.

— Затем, что речь пойдет о твоем отце. Настоящем.

Катрин приблизилась к постели. В спальне стоял тяжелый запах жженых волос, горелой плоти и шерсти. Пытаясь перебить его, лекари уже накапали на раскаленную докрасна решетку жаровни душистого мятного масла и положили сверху связку смоченных водой веточек ламфура.

— Помогает дышать, — заметив, что Катрин смотрит на них, сказал негромко лекарь Феннис. — Раскрывает легкие.

Его жена и помощница стояла возле Лорра на коленях и осторожно отмачивала и снимала остатки сгоревшей одежды, прилипшие к его ожогам.

— Останутся шрамы, — сказала она. — Хотя бальзам чудесный… его составил недавно целитель из пустынь Сухого русла. Смешал Милости земли и воздуха. Кто бы мог подумать, что смесь окажется устойчивой?

— Значит, он не умрет? — спросила Делия с облегчением.

— Если нам не будут мешать работать, — ответила лекарка.

Катрин махнула Длани Тилара рукой, веля отойти от постели. Жест вышел раздраженный, резче, чем она намеревалась. Желая сгладить впечатление, Катрин поспешно добавила:

— Он человек сильный. Для своего возраста.

Делия сделала несколько шагов в сторону, скрестила на груди руки — не властно, но словно бы пытаясь унять дрожь и успокоиться. Катрин окинула ее искоса изучающим взглядом. Веки припухли — недавно плакала. Гладкий лоб портили несколько морщинок. Однако сейчас, встревоженная, она выглядела удивительно юной… Катрин пришлось напомнить себе, что Делия моложе ее на самом деле на десять лет. Та была всегда так серьезна, улыбалась так редко, что казалась намного старше.

Только не в этот момент.

Перед Катрин стояла девочка, измученная горем и беспокойством.

Заметив ее взгляд, Делия стрельнула в нее глазами, опустила голову. Словно знала за собой какую-то вину.

Катрин вновь почувствовала раздражение. И, пытаясь подавить его, крепко сжала губы. В чем вина — в поцелуе, сорванном украдкой на вершине Штормовой башни? Стоит ли спрашивать с женщины, если в нарушении клятвы равно виноват мужчина? Да и нет уже никаких клятв меж ней и Тиларом. Когда-то они многое обещали друг другу, во многом клялись… но это было давно и разбилось на такие мелкие кусочки, что их и собирать нет смысла.

С постели донесся стон и мигом напомнил Катрин, где она находится, о ее ответственности за Лорра, за Ташижан, об угрозе, нависшей над цитаделью. Щеки запылали от стыда. Не время думать о былых страданиях. Она не юная девочка, чтобы мечтать о потерянной любви. Особенно когда вся Мириллия в опасности.

Лорр пошевелился. Веки слабо дрогнули, открываясь, лицо исказила болезненная гримаса.

— Очнулся, — сказал лекарь Феннис.

Жена оглянулась на него.

— Надо поскорее напоить его отваром ивовой коры и крапивным вином.

Феннис поспешил к столу возле стены и начал проворно смешивать целебный напиток.

— Добавь две капли макового масла, — напомнила жена.

— Да, милая, знаю.

Катрин подошла ближе к кровати.

— С ним можно будет поговорить? — спросила она у лекарки. — Нам срочно…

— Я вообще-то все слышу, — прохрипел Лорр. Поднял было здоровую руку, но тут же бессильно уронил. — От вашей трескотни и не хочешь, да очнешься.

— Не двигайтесь, — испуганно сказала Делия.

Он нашел взглядом ее, потом Катрин. Криво улыбнулся.

— Какой мужчина улежит спокойно при виде этакой красоты?..

Обеим, однако, было не до шуток.

Катрин опустилась на колени возле кровати, заглянула ему в глаза.

— Лорр, ты в силах рассказать нам, что видел под Ташижаном?

Натужная улыбка исчезла с его губ, лицо снова исказилось болью. Следопыт попытался приподняться на локте, но со стоном упал обратно. Разжал кулак, взглянул с удивлением на пустую ладонь.

— Подвеску взял Тилар, — сказала Катрин, поняв, что он ищет. — Это камень смотрительницы Мирры.

Лорр тяжело вздохнул.

— Я пошел по этой лестнице, думая отвлечь от ребятишек тех, кто там скрывался. Внизу оказался настоящий лабиринт. Чуть сам не заплутал.

Он хрипло закашлялся. Лекарь Феннис подошел с питьем, но Лорр нетерпеливо отмахнулся.

— Потом почуял запах. Вроде как знакомый. Я забрел к тому времени глубоко в сточные трубы, а он долетел сзади. Пришлось идти обратно. И вскоре я этот запах узнал. Прошел еще немного и увидел ее. Стояла, шепталась с черными тенями.

Катрин на мгновение прикрыла глаза. Значит, смотрительница Мирра не умерла. И не была пленницей. Подвеска, добытая Лорром, свидетельствовала о гораздо худшем.

— Эти рыцари теней… — начала она.

— То не рыцари. Может, раньше когда-то ими были. А теперь… хаулы — так она их назвала. Черные хаулы. Проклятые существа.

Катрин хорошо помнила суровую старуху, помогавшую сиру Генри советами не один десяток лет. Та была жестким человеком, но судила всегда беспристрастно и мудро. Справляться с обязанностями смотрительницы так же хорошо Катрин и не мечтала. Хотя бы вполовину…

— Стало быть, и ее коснулась порча, — устало сказала она. — Мирра проклята, как эти рыцари.

Лорр снова вздохнул.

— Не совсем так. — Его янтарные глаза встретились с глазами Катрин. — Запаха извращенной Милости от нее я не учуял. Она пахла как прежде, когда еще сидела в этих покоях. Но хаулы… они ее слушались. Точно собаки. Преданные ей и душой и телом. Я подошел близко… слишком близко. Они посыпались из тьмы вокруг, как клочья теней. Единственным спасением был огонь. И свет.

Следопыт умолк, словно взору его предстал на миг некий невообразимый ужас. Потом сомкнул веки, и Катрин этому только обрадовалась. Цена спасения была перед ней — обожженная плоть.

— Я пробился через них… — сказал он тихо. — Схватил ее за горло, но они меня оттащили, не испугавшись даже огня. Оставалось только бежать…

Лекарь вновь подступил к нему с питьем.

Катрин поднялась на ноги. Лорр, услышав движение, открыл глаза.

— Никакой порчи на ней нет. Я уверен.

Катрин кивнула, отошла в сторону, пропуская к постели лекаря. Напившись, Лорр умиротворенно опустился на подушки, словно этим рассказом снял с души тяжкое бремя.

— Я побуду с ним, — сказала Делия.

Катрин кивнула снова, не в силах говорить. И двинулась к выходу. В ушах по-прежнему раздавались слова Лорра: «Никакой порчи на ней нет». Если нюх следопыта не подвел… что это значит? Смотрительница Мирра служит Кабалу по доброй воле? Она всегда была врагом? Морщинистое лицо и горностаевый плащ скрывали предательство на самом верху Ташижана?

Сердце словно стиснула чья-то холодная рука. Сколько раз она сидела вечерами с Миррой, поверяя ей свои тайны… А сир Генри?.. Он тоже был обманут?

Катрин стало дурно, пришлось припасть к стене, чтобы удержаться на ногах. Все ее предположения, всё, во что она верила, перевернулось вдруг с ног на голову. Будто она прошла сквозь темное зеркало. Но на какой оказалась стороне?

Исчезновения рыцарей, Перрила… Ее подозрения больше не имели смысла. Молодой рыцарь, найденный убитым в прошлом году… Она считала, что юноша стал жертвой ритуала Огненного Креста, и староста Филдс представлялся ей в самых черных красках. Он жаждал власти. Но теперь Катрин поняла, чья рука на самом деле нажимала в Ташижане на тайные пружины.

Аргент был ни при чем.

Смотрительница Мирра… должно быть, она нарочно устраивала так, чтобы подозрения падали на него, вливала по капле яд недоверия и вражды, раскалывая Ташижан изнутри, плетя в это время под крепостью свои темные заговоры.

К глазам Катрин подступили слезы. Сердце разрывалось от разочарования и горя.

Может быть, сир Генри узнал тайну Мирры? Поэтому его и убили? Раньше в его смерти Катрин винила все того же Аргента. Но теперь знала страшную правду.

Он погиб, потому что доверял.

И сейчас та же участь угрожала всему Ташижану… всей Мириллии.

— Мне нужен череп, — сказал Креван.

Дарт сидела на кровати у себя в каморке. Очаг не был растоплен, поэтому Роггер зажег маленький светильник, стоявший на столе. Девочка перевела взгляд с Кревана на Тилара. На обоих — плащи теней, хотя никто из них больше не рыцарь.

«Что еще за череп?» — подумала она.

Тилар посмотрел на пирата хмуро.

— По-моему, не время сейчас препираться из-за какогото проклятого талисмана.

— Это нечто большее… ты и представить не можешь насколько.

— О следах песни-манка мы знаем. Геррод их обнаружил.

Пират мельком глянул на Дарт. Ей вспомнилось: «Речь пойдет о твоем отце. Настоящем».

— Ничего вы не знаете, — проворчал Креван, снова обращая взгляд к Тилару.

— Так расскажи нам.

Пират сдвинул брови.

— Это череп бродячего бога, который выбрался из окраин в одно из царств Восьмой земли. Перешел границу и сгорел.

Кости тоже должны были сгореть, но кто-то сохранил череп. И подарил его богине Сэйш Мэла.

Тилар кивнул.

— Об этом я уже слышал. Роггер поведал, что выкрал череп во время паломничества. Но что было дальше, рассказать не успел — из-за урагана и нашего крушения.

Креван посмотрел на Роггера, и лицо его помрачнело.

— Давайте-ка теперь выслушаем обе ваши истории, — предложил Тилар.

Вор пожал плечами.

— Мне осталось досказать немногое. Цель моего прошлогоднего паломничества заключалась в том, чтобы обойти все царства богов в поисках следов Кабала. — Он задрал рукав, показал клейма. — Это плата за возможность слушать, о чем толкуют меж собой простолюдины разных земель. Когда поблизости никого, кроме нищего оборванца, народ охотнее развязывает языки.

— Дальше, — нетерпеливо сказал Тилар.

Дарт и той было понятно, что в путешествие вор отправился неспроста.

— На мне уж места чистого не оставалось, когда я добрался до царства Охотницы. О Кабале вплоть до этого самого времени — ни слушка, ни словечка. И только я там появился, как сразу понял: что-то в этом царстве неладно. Люди обозленные, слова поперек не скажи. В тавернах больше драк за один вечер, чем в иных землях за две недели. Тела убитых не убирают, бросают гнить прямо на улице. Ничего подобного я не ожидал. Слышал, что Сэйш Мэл хотя и не особо шикарное местечко, но все же приличное, где соблюдают правила благородного поведения. А увидел… скорей Обманную Лощину Бальжера, обитель порчи и низости.

— И что же там случилось? — спросила Дарт, памятуя, что Брант родом из Сэйш Мэла.

— Пошел я к Охотнице, в кастильон на верхушке дерева. Представился должным образом, выразил почтение, получил метку на бедре. И думал уже двигаться дальше, когда из разговоров слуг понял, что причиной бед может быть сама госпожа. Она словно забыла о своем народе. Замкнулась у себя, на люди почти не выходила. Поток гуморов сначала стал меньше, потом и вовсе прекратился. По слухам, она даже посадила в темницу одну из своих Дланей. Мне это показалось странным, и я начал спрашивать. Кому пару пинчей на эль, кому серебряный йок… и вот что я узнаю — Охотница частенько сидит целыми днями в своих покоях. И тихо разговаривает. Порой смеется. Иногда бранится.

— С кем? — поинтересовался Тилар.

— То-то и оно. Ни с кем. Сидит в одиночестве. И есть там будто бы у нее какое-то сокровище, талисман, хранимый под замком и заклятием. — Роггер пожал плечами.

— И ты, конечно, решил на него взглянуть, — усмехнулся Тилар.

— А как иначе? Уж больно это походило на след Кабала — порча, насланная на царство. Я и забрался к ней в покои. И увидел на золотой подушке череп. Похожий с виду на череп звероподобного, а значит, подумал я, он может иметь отношение к Кабалу. Содержит, к примеру, медленно действующую порчу, которая и поражает богиню. Мне оставалось только одно.

— Ты его украл.

Роггер кивнул.

— Решил убрать подальше от Охотницы и ее владений, да и от всех прочих царств в придачу. И был, мне думается, прав. Вспомни, что приключилось в Чризмферри, когда я с ним туда явился.

— И что там приключилось? — прищурившись, спросил Креван.

Дарт с ужасом выслушала рассказ Тилара о нападении звероподобных.

— Мастер Геррод считает, — сказал тот напоследок, — что несня-манок впитала порчу, которая осталась после Чризма, и обрела силу.

— По этой-то причине я и привез череп сюда, — добавил Роггер. — Ташижан стоит среди божьих царств, но сам таковым не является. И здесь полно многознающих мастеров, что способны вытрясти из костей все тайны.

Креван смотрел все так же хмуро.

— Ты влез в дела, которых не понимаешь.

— Не в первый раз, — пробормотал Роггер. — И верно, не в последний.

— Череп — явно какой-то талисман Кабала. Я не… — начал Тилар.

— Это не талисман Кабала, — перебил его Креван. — Ты не слушал меня? Это череп бродячего бога, перешедшего границу царства. — Он понизил голос: — И бога необычного.

Тилар озадачился. А Дарт поняла. Она догадалась, в чем дело, когда Креван только заговорил о сгоревшем боге — по взгляду, который он бросил на нее в тот миг.

— Это был мой отец, — сказала она и вцепилась что есть силы обеими руками в покрывало.

Тилар взглянул с удивлением на нее, потом на пирата.

Креван отрицать не стал. Прошелся по комнате.

— Вира Эйлан… принесла в свое время из окраинных земель весть о рождении этого ребенка. — Он указал на Дарт. — От ее матери, которая просила, чтобы девочку укрыли в безопасном месте.

— Сир Генри забрал ее и спрятал от всех, — кивнул Тилар.

Креван, словно не слыша, продолжал:

— Виры, торговцы гуморами и алхимией, веками заключали сделки с бродягами. О природе этих несчастных созданий они знали больше, чем кто-либо другой. И, когда Дарт увезли, начали следить за ее родителями.

— Зачем? — спросил Тилар. — Рождение детей у бродяг — большая редкость. Такое случалось только дважды за четыре века. И живут они как звери, а не как боги, большей частью в безумном бреду. Что надеялись узнать виры?

— Они решили, что в этой паре богов было что-то особенное. И заинтересовались. Почему именно это семя принесло плод, чего не случалось у других богов? Вот и стали следить и выжидать, строили свои планы. Ты же знаешь, как притягивает виров всякая необычная Милость.

Дарт взглянула на Тилара. Тот и впрямь знал. У самого был долг перед вирами.

— Мать, после того как ребенка забрали, — продолжал Креван, — окончательно впала в безумие. Лет десять тому назад скрылась в пещерах Срединного раздела, и больше ее не видели. Возможно, она сходит там с ума до сих пор. Или умерла. Но есть вероятность, что она выбралась оттуда — через проход, о котором никто не знает. А вот отец… он почему-то держался. И все время перебирался с места на место. Вирам нелегко было его выслеживать. Как будто он…

— …знал, что за ним охотятся, — закончил Роггер.

Креван кивнул.

— И когда он добрался до окраин Восьмой земли, они его потеряли. Там настоящие дебри…

— Давно это было? — спросил Тилар.

— Семь лет назад.

— И все это время они продолжали его искать?

— Стратегии виров обычно рассчитаны на века. Что им несколько лет? Они прочесали все окраинные земли Мириллии, ища его следы.

«Следы моего отца», — подумала Дарт, до сих пор не в силах осознать услышанное.

Роггер фыркнул.

— И все это время он находился под замком в кастильоне Охотницы. Вот что я называю хорошим укрытием. Правда, есть и неприятная сторона… сначала надо умереть.

— Но что заставило его сунуться в царство богини? — спросил Тилар. — Так боялся охотников-виров, что предпочел смерть?

— Нет. В отличие от господина вора, я потрудился узнать, когда именно череп появился в Сэйш Мэле. Бродячий бог пересек границу через два года после того, как виры потеряли его след. Так что цель у него была иная.

— Какая же? — суховато осведомился Роггер.

Креван покачал головой.

— Этого я не знаю. Виры мне больше ничего не сказали.

Тилар нахмурился.

— Памятуя о твоей ненависти к виру Беннифрену, странно, что тебе вообще удалось узнать так много.

— Они наняли флаггеров, — угрюмо буркнул Креван.

— Что? А как же ваша великая вражда?

— Нужда в нас тоже оказалась великой.

— Вот как? И чего они хотели?

— Помощи в поисках бродяги. Около года тому назад они наткнулись наконец на след — давно остывший. Некий странствующий вир, собирая порченные Милостью травы, забрел в окраинную деревушку близ Восьмой земли. Там, в доме у старейшины, он увидел талисман — обрывок кожаного одеяния, на котором кровью, изобилующей Милостью, начертаны были какие-то слова на древнем литтикском языке. Прочесть их никто не мог, даже старейшина, который знал язык богов. Вир же понял смысл без труда. А главное — нашел знак на обратной стороне лоскута, подпись бродяги, которого они искали.

— Знак? — переспросила Дарт. — Его имя?

Креван помедлил, глядя на нее изучающе, потом кивнул.

Дарт сглотнула вставший в горле комок. Когда-то, еще совсем маленькой, она сочиняла для самой себя множество историй, объяснявших, почему ее подбросили на порог школы в Чризмферри. Но, узнав о своем истинном происхождении, предпочитала об этом больше не думать. Правда пугала так, что занимавшие все ее время и мысли обязанности, связанные со службой и обучением, казались благом.

Но сейчас…

Креван подошел к холодному очагу, макнул палец в пепел и вывел на каменной стене два литтикских символа.

Роггер шагнул ближе.

— Кеорн, — прочел он вслух и нахмурился.

Дарт повторила про себя это имя. Оно словно делало более материальным того, кто до сих пор был всего лишь смутной тенью. Ее отца. Девочка с трудом подавила дрожь.

Роггер отвернулся от надписи на стене.

— Редкий случай — бог помнил свое имя. Безумие обычно стирает все воспоминания. Имена успели забыть даже некоторые из нашей почтенной сотни — к тому времени, когда стали оседлыми. Охотница, например. А он не мог его просто выдумать?

Креван покачал головой.

— Воспоминания о прошлом порой возвращаются. Виры, правда, считают, что с этим богом было иначе — он всегда помнил свое имя. Не зря они заподозрили в нем что-то необычное после того, как у него родилась дочь. Вот и призвали флаггеров на помощь. Прошло много времени, след остыл, они потеряли надежду.

— А ваше хищное племя шастает всюду, от гор до моря, — кивнул Роггер. — Кто бы чем ни торговал — везде свои люди. Конечно, лучше помощников не найти.

— Почему ты не сказал об этом нам? — спросил Тилар.

— Дал клятву молчания на мече, скрепляя сделку. Да и не знал сперва, к чему это приведет. Когда же начал понимать, за тобой уже следили виры.

— Эйлан… — пробормотал Тилар.

— Не только она. В этом можешь не сомневаться. Любая весть, посланная тебе, становится достоянием виров.

— Значит, молчание твое оплатили золотом, — хмуро сказал Роггер.

— Нет. Кое-чем более ценным.

— Чем же?

— Знанием, — ответил Креван. — В случае если я привезу им череп, виры обещали рассказать мне много больше о Кабале, бродячем боге и девочке.

Он снова остановил взгляд на Дарт.

— А не свалял ли ты дурака? — спросил Роггер. — Пообещать можно что угодно…

— Часть платы мне выдали вперед. Малую толику тайного знания. Вирам известно не только имя отца Дарт. Но и то, кем он был.

— Что ты имеешь в виду?

— Все здесь знают, каковы были отношения между богами прежде. До того, как мир их раскололся и сами они явились в Мириллию. Кто враждовал, кто заключил союз — для войны богов имелись свои причины.

Слушатели Кревана кивнули. Кое о чем знала даже Дарт — о Файле и погибшей Мирин, к примеру. Богини когда-то любили друг друга. Но в Мириллии оказались запертыми каждая в своем царстве и обречены были на вечную разлуку.

— Виры открыли тайну отца Дарт. После ее рождения мать, близкая к безумию и отчаявшаяся спасти свое дитя, рассказала о том, чего никто не ведал четыре тысячелетия, — о происхождении отца ее дочери, бродячего бога.

— И каково же оно?

Креван пристально взглянул на Тилара.

— Кеорн был сыном Чризма. Рожденным до Размежевания.

В глазах у Дарт потемнело. От лица отхлынула кровь. Она едва удержалась, чтобы не вскрикнуть. Чризм… Тот, кто выковал Ривенскрир. Кто расколол королевство богов и принес хаос и разрушение в Мириллию.

Роггер распахнул глаза.

— И это значит, что…

— Дарт — внучка Чризма, — закончил за него Тилар.

Сидя перед очагом, Катрин смотрела, как они выходят из каморки Дарт. Все — с пепельно-бледными лицами, кроме Кревана, который и вовсе почернел.

Баррен поднял голову. Юный следопыт, дремавший, прислонясь к его боку, встрепенулся. Лаурелла вскочила на ноги.

— Где череп? — едва шагнув через порог, спросил Креван.

— В подземном кабинете Геррода, — ответил Тилар.

— Нужно забрать его оттуда.

Тилар покачал головой.

— На уровни мастеров сейчас не пройти. Аргент жжет костры на всех нижних этажах. Нас не пропустят. Но череп будет в полной сохранности, раз он у Геррода.

— В сохранности? Среди демонов? Они могут учуять песню-манок и найти его. И если мы потеряем череп, нам ничего уже не выведать у виров.

— Да и Кабал сможет использовать его против нас, — подхватил Роггер.

— Череп нужно забрать! — повторил пират.

Катрин поднялась на ноги. Что еще за новая забота?

Тилар поманил ее к себе, явно рассчитывая на поддержку.

Она с готовностью приблизилась и тут же рассердилась на себя за это. И на Тилара — за его жест. Давно миновали времена, когда они думали и действовали одинаково.

— О чем вы говорите? — холодно спросила она.

— Креван хочет спуститься на уровни мастеров. За черепом бродячего бога. Поскольку это не просто проклятый талисман, а нечто более важное. Но вылазка в подземелья может открыть дорогу наверх демонам. Даже Геррод… — Тилар оглядел комнату. — Где он?

— Ушел исполнять твое приказание. Чинить флиппер.

— Да, — сказал Тилар, — это самое главное сейчас. Уберечь крепость. Подготовиться к осаде. А уж потом можно подумать о вылазке в подземелья.

Катрин повернулась к Роггеру и Кревану.

— Что до черепа, я с интересом выслушала бы всю историю, но скажите для начала, что нам угрожает, если его захватит Кабал?

— Всеобщая погибель, — ответил Креван. И посмотрел на Тилара. — Виры — сами себе господа. С той же легкостью продадут свои секреты Кабалу.

— И не будем забывать о звероподобных в Чризмферри, — добавил Роггер. — Проклятие все еще обладает силой. Если тот, кто сотворил этих демонов, сейчас внизу, с ними…

— Она — с ними, — сказала Катрин, и все взгляды обратились к ней.

Тилар нахмурился.

— Она?..

— Лорр пришел в себя ненадолго, — объяснила Катрин. И пересказала то, что услышала от следопыта: — Там, в подземельях, — смотрительница Мирра. Она предала нас, в течение долгих лет подрывая мощь Ташижана и поражая порчей его корни. И сейчас наверняка собирает по лабораториям мастеров сокровища Милостей, чтобы извратить эту силу и направить ее против нас. Уж Мирра-то непременно найдет череп и сообразит, как сделать из него оружие.

Тилар, пока она говорила, крепко сжимал руками спинку кресла. Катрин увидела ужас в его глазах, когда ему открылась паутина лжи, опутавшая их и поймавшая в конце концов в ловушку. Ужас, который испытала и она сама.

Потом во взгляде Тилара появилась решимость.

— В таком случае выбора у нас нет, — сказал он. — Череп нужно забрать.

— Это будет нелегко, — заметила Катрин.

Но он уже обдумывал план действий.

— Пойдем с огнем — факелами и фонарями. Прожжем себе дорогу в кабинет Геррода.

Катрин подняла руку, останавливая его.

— Все так… но я имела в виду другое. Сначала придется пройти мимо Аргента. Вот где главная трудность.

Он посмотрел на нее в упор, намереваясь возразить.

— Нет, — твердо заявила Катрин. — Знаю, о чем ты думаешь. Пробиться силой. Но нельзя усугублять наш раскол. Смотрительница Мирра и так уже потрудилась достаточно, лишив нас доверия друг к другу и чувства братства. Не нужно продолжать ее дело и воевать с Аргентом, когда на пороге настоящий враг.

— Что же ты предлагаешь?

Она вздохнула.

— Настало время объединить орден. Аргент когда-то был великим рыцарем. Заставим его об этом вспомнить.

— Пожалуй, легче протащить свинью через замочную скважину, — пробормотал Роггер.

Катрин коснулась его руки, прося умолкнуть. Она не отрываясь смотрела на Тилара.

Он медленно кивнул.

Тут послышался тихий голосок Дарт. Девочка стояла в дверях своей каморки, прислонясь к косяку, и выглядела так, словно ее побили, — бледная, затравленная. Лаурелла, сорвавшись с места, поспешила к ней. Но Дарт жестом остановила ее.

— Череп… Его нашли в Сэйш Мэле? — спросила она дрогнувшим голосом.

— Да, — сказал Тилар.

— Тогда, наверное, стоит поговорить с Брантом. Он родом оттуда.

Тилар, не зная, кто такой Брант, взглянул на Катрин.

— Это мальчик, который помог ей сбежать, — объяснила та. — Длань из Ольденбрука.

— Он родился в Сэйш Мэле? — с подозрением спросил Роггер. — И давно он покинул это царство?

Дарт пожала плечами.

— В Конклав Чризмферри он приехал около четырех лет назад, — ответила Лаурелла.

Дарт бросила на подругу удивленный взгляд.

Катрин, однако, ее осведомленность была понятна. В школе Лаурелла верховодила — благодаря своей красоте и знатности семьи. Мало что могло ускользнуть от ее внимания. Конечно, она заметила мальчика, который явно отличался от остальных. Сейчас, правда, девочка выглядела смущенной.

— Как раз в то время, когда в Сейш Мэле начались нелады, — сказал Тилару Роггер, подняв бровь.

Тот кивнул и обратился к Лаурелле:

— А ты не знаешь, почему он оказался так далеко от дома?

Лаурелла в замешательстве посмотрела на Дарт, переступила с ноги на ногу.

— Только по слухам. Знаете, как в школах любят сплетничать…

— Расскажи.

Она снова покосилась на Дарт.

— Его привезли в оковах. Изгнали, как я слышала. Отправили в школу, чтобы от него избавиться.

— Кто изгнал? Кто хотел избавиться?

— Говорили, что сама богиня этого царства. — Лаурелла потупилась. — Изгнала и запретила возвращаться.

 

Глава 11

ВЕНОК ИЗ ЛИСТЬЕВ

— Нечего им тут делать, — заявила Лианнора. — Стен, подтвердите.

Брант сидел за обеденным столом напротив нее. Куда охотнее он преломил бы хлеб с великанами у себя в покоях, но капитан стражи настоял, чтобы на ужин собрались все Длани — во имя безопасности. Ибо разнеслась весть о демонах, появившихся в подземельях Ташижана.

О том, что едва не столкнулся с ними сам, Брант помалкивал. И дивился, глядя на своих сотрапезников: казалось, их не слишком встревожили ураган, демоны и суета на нижних этажах крепости. Здесь, наверху, царил обычный порядок. Лианноре и ее комнатным собачкам — госпоже Риндии и мастеру Кхару — происходящее виделось увлекательным приключением, ради которого можно претерпеть и столь суровое испытание, как ужин, поданный лишь в последний колокол.

Зато какой ужин!.. На столе было столько еды, что хватило бы на втрое большее число людей. Посередине красовались жареные куропатки, фаршированные орехами, вокруг дымился свежевыпеченный овсяный хлеб, благоухали сыры, твердые и мягкие, блистали цветами Ольденбрука — синим и серебряным — вареные яйца. Двое поварят накладывали на тарелки тушенное с кабачками мясо из огромного котла, который можно было поднять лишь с помощью продетого сквозь рукоятки багра.

Размякший от сытости капитан даже поделился несколькими блюдами со своими подчиненными. Те ели стоя, поскольку несли стражу у дверей. А сам он, сидя с Дланями за столом, потягивал из высокого хрустального кубка подогретое сладкое вино.

Брант подозревал, что великолепное угощение — такая же часть стратегических замыслов старосты, как и костры на нижних этажах. Объевшиеся гости не станут подымать переполох и путаться под ногами, мешая обороне.

Но об этом он помалкивал тоже.

Лианноре, однако, угощения было мало. Хотелось развлечений.

— Дикие волчата на нашем этаже… фу! — Она вновь обратилась к Стену: — Не покусают, так напачкают всюду.

— Они не выйдут из моей комнаты, — сказал Брант.

— Вы в этом уверены? А если великаны ваши не уследят и звереныши сбегут?

Стул Бранта стоял перед самым очагом, где вовсю полыхал огонь. Мальчик вспотел, чувствовал, что вот-вот поджарится, и сил плясать перед Лианнорой у него не было.

— Они останутся здесь, — произнес он.

— Не вам решать, — ответила Лианнора. Она, разумеется, помнила пережитое у дверей смотрительницы унижение и жаждала отомстить. — Во всем, что касается нашей безопасности и благополучия, последнее слово — за Стеном.

Риндия и Кхар дружно закивали, поднесли к губам кубки с вином.

Брант уперся тяжелым взглядом в капитана стражи.

Тот слегка смешался.

— Госпожа… возможно, пока не уладится там, внизу…

Лианнора коснулась его руки, и он умолк.

— Да, времена трудные. И все мы должны помогать Ташижану чем можем. Держать в этих прекрасных покоях волчат означает злоупотреблять гостеприимством хозяев. Если из-за них мы все заболеем…

Риндия тут же поднесла к носу платочек.

— Я прошла мимо комнат мастера Бранта и чуть в обморок не упала — так оттуда воняет.

Кхар снова закивал.

— А в моей спальне слышно, как они воют. Боюсь, не дадут выспаться ночью. И это непременно скажется на моем здоровье.

Брант хмуро поглядел на обоих. Риндия была крепка как лошадь. Кхар славился способностью спать днями напролет.

— Что ж, — сказал Стен, стараясь не смотреть на Бранта, — коли так, придется их отсюда убрать. Думаю, мои стражники найдут спокойное местечко, где поставить клетку.

Брант встал, отодвинув стул чуть ли не в самый очаг.

— Никто их не тронет. — Он сверлил глазами Длань слез. — Я не играю в ваши игры, Лианнора. Если не нравлюсь вам, скажите прямо. Ни к чему эти тычки исподтишка.

Она широко распахнула невинные глаза.

— Не понимаю, о чем вы говорите. Я всего лишь стараюсь, чтобы всем было хорошо.

Стен расправил плечи.

— Мастер Брант, при всем уважении к вам я вынужден заявить, что не позволю разговаривать с госпожой оскорбительно. Она желает только добра.

Брант стиснул зубы.

— Попытайтесь забрать волчат, и я встречу — любого из вас — кинжалом, — сказал он негромко, но твердо.

Лианнора всплеснула руками.

— Ну, что я говорила? Он такой же дикий, как его волчата. С ним не столкуешься. Стен, вы свидетель — он мне угрожал. Лорд Джессап непременно узнает об этом, когда вернемся. А пока прошу поставить стражника у моей двери — чтобы на меня не напали среди ночи.

Капитан вскочил на ноги.

— Вы не оставили мне выбора, мастер Брант. Идите, пожалуйста, к себе. Возможно, к утру здравый смысл возобладает и вы извинитесь за оскорбление.

Повинуясь незаметному знаку, к Бранту подошли два стражника.

Только теперь он понял, как искусно с ним управились. Разговор о волчатах был всего лишь обманкой, отвлек внимание от главного удара. И он шагнул в ловушку не глядя.

Подтверждая догадку, Лианнора сказала:

— И оставьте ему волчат… на одну ночь. Думаю, мы какнибудь потерпим их присутствие — ради мира и покоя.

— Весьма великодушно, — закивала Риндия.

— Больше, чем он заслуживает, — подхватил Кхар.

Стен повернулся к Бранту с тяжелым вздохом, сказал:

— Следуйте за мной. — И направился к двери.

Брант повиновался молча. И так уже вырыл себе достаточно глубокую могилу.

Лианнора, однако, все же метнула напоследок кинжал:

— Вопрос с волчатами решим утром.

Он не ответил и на этот вызов, придержал язык. И покинул обеденный зал чуть ли не с радостью. Дверь за ним закрылась, но Брант успел услышать, как захихикала сдавленно Риндия, а Длань слез тихо сказала:

— О, это не все…

Шагая по коридору в сопровождении стражников, Брант только и мечтал поскорее оказаться у себя в покоях. Они прошли мимо площадки главной лестницы, где стоял одинокий рыцарь с факелом — напоминание о настоящей опасности, нависшей над Ташижаном, — и Стен остановился у двери Бранта.

Мальчик взялся за ручку.

— Эй! — крикнули с лестницы.

В коридор, минуя одинокого стража, ворвались несколько человек в плащах. Шедший впереди откинул капюшон, и Брант, встревожившись, отступил от двери. Перед ним был Тилар сир Нох.

Что еще случилось? Новая беда с Дарт?

Регент внимательно посмотрел на мальчика, потом повернулся к Стену, изучая скрещенные вороньи перья на его воротнике — знак капитанского отличия.

— Мне нужно перемолвиться словом с мастером Брантом. Наедине, — сказал он.

Стен, вглядевшись в его лицо, отмеченное тремя полосками, тоже узнал регента.

— Пожалуйста, ваша светлость.

— Благодарю.

Брант сглотнул комок в горле. Похоже, конца этому вечеру не предвидится.

— Прошу ко мне, — сказал он, снова берясь за ручку.

Регент и его эскорт приблизились, Брант открыл дверь и отступил в сторону, чтобы дать им войти. Один из спутников Тилара — худой, бородатый, по имени Роггер — был ему знаком. На ходу он успокаивающе хлопнул мальчика по плечу.

Следом шел мужчина, выше остальных на голову. Его Брант не знал.

Последней оказалась женщина в сером плаще, с лицом, вымазанным пеплом. Входить она не стала, остановилась у порога.

Брант нахмурился. Почему регента сопровождает черный флаггер?

Высокий сказал женщине:

— Никого не подпускай.

Она молча повернулась спиной, встала перед дверью и уперла руки в бока. Поглядела на Стена. Капитан невольно попятился.

Брант тут же проникся к ней теплым чувством.

И, закрывая дверь, услышал за спиной рык:

— Кто вы, люди?

Мальчик поспешил подойти к своим нежданным гостям. Навстречу им с нагретого местечка у очага поднялся земляной великан. В одних шерстяных чулках, протертых на пальцах, без куртки. В руках у него была жирная индюшачья ножка.

Башмаки его стояли рядом, и на глазах у всех в одном из них скрылся черный нос. Следом исчезла обгрызенная кость. Волчата нашли себе пристанище на ночь… Из башмака донеслось грозное рычание. Столь же грозно поглядел на пришельцев и Малфумалбайн.

— Все в порядке, Мал, — сказал ему Брант. — Забери, пожалуйста, щенков в спальню и закрой дверь. Где твой брат?

Великан ткнул индюшачьей ногой себе за спину.

— Пошел глянуть, все ли в порядке в уборной.

— Должно быть…

— Это вы сейчас так думаете, — смешливо заметил Мал. — А вот как сами туда пойдете…

— Нам с регентом нужно поговорить, — сказал Брант, кивая в сторону Тилара, который, встав на одно колено, с любопытством заглянул в башмак.

Мал вытаращил глаза.

— О, ну тогда пойду проведаю Драла. — Он потянулся к своей обувке. — Позвольте, сир…

«Конец сюрпризу Ольденбрука», — подумал Брант.

— Это волчата, — сказал он регенту. — Будут подарены вам и старосте после церемонии посвящения.

— Пещерные? — удивленно спросил Тилар. — Как вам удалось их добыть?

— Я спас их от того урагана, что осаждает нас сейчас.

— Сам чуть не убился, — добавил Малфумалбайн.

Щеки Бранта вспыхнули.

Регент, обменявшись взглядом со своим бородатым другом, поднялся на ноги. Малфумалбайн подхватил башмак с яростно рычащими малышами и понес его в спальню, сказав напоследок:

— Коль понадоблюсь, мастер Брант, я тута.

Готовность великана прийти на помощь согрела мальчику сердце. Он дождался, пока за ним закроется дверь, повернулся к гостям.

— Чем могу помочь?

Тилар наморщил лоб, отчего искривились верхние полоски возле уголков глаз.

— Расскажи нам для начала о спасении волчат.

— И урагане, — добавил Роггер.

Брант глянул мельком на высокого. Тот стоял, облокотясь на каменный верх очага, держа руку на рукояти меча, вырезанной из серебра в виде змеиной головы. Рыцарского алмаза на ней не было. Тем не менее она показалась мальчику смутно знакомой.

Стараясь не встречаться с этим человеком глазами, Брант откашлялся и коротко поведал о поисках волчат, странной природе урагана и его смертоносном прикосновении.

— Он собирал таким образом силу, пока шел на юг, — заметил Роггер. — Высасывая из земли дыхание жизни.

— Я рассказал обо всем лорду Джессапу, но под сугробами после урагана мало что нашлось.

Тилар прошелся по комнате.

— Похоже, были причины, по которым нас всех занесло сюда этим ураганом. — Он развернулся на каблуках, посмотрел на Бранта. — И хотел бы я знать, почему ты оказался здесь.

— Сир? — удивился Брант.

— Как случилось, что тебя изгнали?

На этот вопрос мальчику совсем не хотелось отвечать. Растерянный, ошеломленный, он начал заикаться:

— Но… я не понимаю…

— Лучше говори, — встрял Роггер, поигрывая кинжалом. Когда он успел вытащить его из ножен, Брант не заметил.

— И что ты знаешь о черепе? — мрачно спросил высокий. — О бродячем боге?

Земля ушла из-под ног Бранта, он пошатнулся, отступил на шаг.

— Что?..

Наткнулся на стул, упал на него. Рука сама поднялась к горлу, прикрывая шрам.

Три пары глаз смотрели на него не отрываясь.

В ушах у мальчика зашумело.

— Рассказывай, — велел Тилар.

Брант потряс головой. Не в знак отказа — всего лишь пытаясь удержаться от стремительного падения в омут прошлого.

Но не удержался.

…Весна в Сэйш Мэле выпала дождливая. В джунглях хлюпало под ногами, мхом на глазах обрастало все, что слишком долго оставалось на одном месте. Но эта участь не грозила трем мальчикам, которые торопливо пробирались сырой тропою по лесу в тот день — нежданно ясный и теплый, суливший скорое, долгое лето.

Тропу пятнали пробившиеся сквозь кроны деревьев солнечные лучи. Зудела над ухом мошкара, щекотала лицо и руки, заставляя то и дело отмахиваться. В ветвях бранились меж собой сварливые длиннохвостые макаки, прерываясь лишь для того, чтобы обругать и мальчиков, пробегавших мимо.

— Подождите меня! — крикнул Харп. Он отставал от друзей из-за хромой ноги — врожденного увечья, которое не исцелить было никакой Милостью.

Брант остановился, Маррон пробежал еще немного вперед. Оглянулся и сверкнул широкой улыбкой.

— Будем тащиться — опоздаем!

В полуденный колокол начиналось состязание стрелков из лука, и мастер Хорин, знаток грибов и лишайников, отпустил свой класс несколько раньше. Но чтобы успеть, все равно нужно было добираться бегом.

Накануне — в третий день турнира — победил дядя Маррона. Нынче же предстояло сразиться в охотничьем искусстве — ради этого ежегодного праздника добрая половина жителей Сэйш Мэла бросала свои дома и собиралась в Роще. Уже вручены были венки за владение копьем, кинжалом и силками, за самый быстрый бег и бесшумный шаг. Завершало праздник увенчание Охотника Пути — того, кто в результате четырехдневных состязаний окажется самым искусным. Этот венок обычно вручала сама Охотница. Но в последние несколько лун она появлялась на людях редко, сделавшись угрюмой, молчаливой и предпочитая, по слухам, уединение.

Ее надеялись увидеть в блеске прежнего величия.

Хотя бы сегодня.

Возможно, поэтому на последний тур народу собралось больше обычного. И, чтобы успеть занять хорошие места, мальчикам следовало поспешить.

Но Харп захромал еще сильнее. Он был к тому же младше остальных на два года. Когда он подковылял наконец, Брант сказал:

— Держись за меня.

Тот благодарно кивнул, навалился на него всей тяжестью.

Маррон возбужденно приплясывал на тропе, предвкушая встречу с Охотницей. Его дядю назвали в числе первых, а родню победителя тоже чествовали на помосте во время вручения венков.

Все трое снова побежали к Роще, и Харп теперь переставлял ноги быстрее.

— Скоро и ты, Брант, взойдешь на этот помост, — сказал он. — Когда четырнадцать стукнет, конечно.

Малыш считал его великим охотником. Главным образом потому, думал Брант, что ему случалось несколько раз брать Харпа с собою в лес.

Хромому мальчику такая радость выпадала нечасто. Он был слаб телом и не похож на других — тонкокостный, с острым личиком. У него было мало товарищей — в Сэйш Мэле высоко ценили лишь тех, кто быстро бегал и умело обращался с копьем и луком.

Но Брант знал, что в хилом теле бьется великодушное сердце, и уважал Харпа за острый ум. Он не зря учился двумя классами старше сверстников. Брант замечал порой, как взгляд его уплывает куда-то далеко, вид становится отсутствующим. И немного завидовал этой способности — сбегать в свои мысли.

— Ты обязательно станешь Охотником Пути. Точно-прочно, — сказал Харп. Была у него, когда он волновался, странная привычка — рифмовать. Другие мальчики из-за этого над ним посмеивались. Но Брант понимал, что удержаться он не может.

— Ведь твоего отца увенчивали дважды, — тяжело дыша, добавил Харп. — Верно?

Сердце у Бранта сжалось, и радость его померкла. После смерти отца прошло меньше года, рана была еще свежа. Только не сегодня… этот день слишком хорош для грустных мыслей. Он попытался прогнать боль, которая мучила его столько дней и ночей.

Но тень ее осталась. Как смутное предчувствие дурного.

Наконец, подобно шороху сухих листьев на ветру, до них донесся шум толпы, и Маррон припустил быстрее.

— Я займу для вас места!

Брант, в надежде убежать от уныния, тоже прибавил шагу и чуть не опрокинул Харпа. Пробормотал:

— Извини.

Поворот тропы — и перед ними открылась Роща. То было огромное естественное углубление в земле, впадина, окруженная по краю древними деревьями помпбонга-ки. Они возвышались над облачным лесом подобно гигантским стражам и не росли больше нигде во всех Девяти землях. Древесина их была прочна, как железо, легка, как туман, крадущийся по лесу. И приносила доход Сэйш Мэлу, ибо из нее делали корпуса и кили для всех мириллийских флипперов.

Девять великанов вокруг Рощи именовались Милостями. Их посадила, по слухам, сама Охотница, когда решила возвести кастильон здесь, на краю впадины, в кроне самого древнего из лесных деревьев, которое во времена основания царства уже было старым.

Ветви помпбонга-ки нависали зеленым шатром над естественным амфитеатром Рощи. Лишь над серединой ее сияли небеса. Луг внизу, казавшийся изумрудным морем, озаряло полуденное солнце.

На склонах расположились зрители. Многие расстелили на траве одеяла, грелись в солнечных лучах, радуясь весеннему теплу не меньше, чем развлечению. Вблизи луга толпа была намного теснее — люди сидели там плечом к плечу. Желающие полюбоваться зрелищем сверху забирались на помосты и балкончики, выстроенные давным-давно среди ветвей Милостей. Перила их и лесенки, ведущие наверх, увиты были весенними цветами.

Брант, осматриваясь, вытянул шею. Но ни единого свободного местечка, похоже, уже не осталось.

— Весь мир собрался тут, — сказал Харп, задыхаясь от волнения.

Говор и смех перекатывались над толпой. Трепетали на ветру флаги — знаки семей и кланов.

— Сюда! — Маррон замахал им рукой с левой стороны. — Скорее! Мой брат держит скамейку! — И показал на лесенку, ведущую на одну из Милостей.

Брант и Харп поспешили к нему.

Впереди, за Рощей, виднелся кастильон Охотницы, расположенный ярусами на вершине десятого, самого большого дерева помпбонга-ки. Его зеленую крону первой озаряло восходящее солнце. Древнее дерево продолжало расти, и то, что было выстроено когда-то на его ветвях, теперь, оплетенное ими, будто вросшее в ствол, казалось его неотъемлемой частью. Зрелище это могло смирить любую гордыню, ибо служило доказательством силы корней и листьев — силы земли.

Вряд ли для богини облачного леса мог найтись более подходящий дом.

Брант нашел взглядом высокий балкон кастильона. Обычно Охотница наблюдала за состязаниями оттуда. Но пока там никого не было. Возможно, она собиралась выйти позже.

Мальчики подбежали к Маррону.

— Высо… высоко нам лезть? — спросил, задыхаясь, Харп.

Маррон ткнул в самую вершину, и малыш застонал.

— Не ной. Мы с Брантом уж как-нибудь затащим туда твою тощую задницу. Пошли!

Маррон был добродушен как никогда. В иное время и разозлился бы на Харпа, но в этот день ничто не могло испортить ему настроение.

Все трое двинулись к лесенке.

У подножия ее Брант заметил рыцаря теней. Женщину, почти неразличимую в сумраке, который царил под густой кроной. И подумал, что та, должно быть, служит Охотнице и тоже пришла посмотреть на состязание.

Еще один рыцарь затаился под соседним деревом. Брант оглянулся. Может, и под тем, мимо которого они прошли, прячется кто-то? Не так-то легко разглядеть их.

И тут он налетел на женщину. Та незаметно успела выплыть из теней навстречу.

— Простите, — сказал он испуганно и попятился.

Но она его удержала.

— Тебя зовут Брант, мальчик?

Услышав свое имя из уст такого человека, как рыцарь теней, он утратил дар речи. Ошеломленно уставился на нее.

— Да-беда, — срифмовал Харп, тоже тараща глаза на рыцаря. — Так его зовут.

На плечо Бранта легла тяжелая рука.

— В школе сказали, что ты пошел сюда. Мы посланы за тобой.

— Почему? — спросил он, обретя наконец способность говорить. — Я… ничего плохого не делал.

— Никто этого не утверждает. Но почему тебя вызывают, я не могу сказать.

— Кто вызывает?

— Сама Охотница.

И она повела Бранта в сторону кастильона. Друзья его смотрели вслед. Харп — с благоговейным выражением лица, Маррон — растерянно.

Сам он был потрясен так, что молчал все время, пока обходили впадину. По дороге к ним присоединились еще два рыцаря.

Брант слышал, как они негромко переговаривались у него за спиной.

— Зачем ей мальчик?

— Кто знает? В последнее время не угадаешь, что может прийти ей в голову. Длани и те жалуются — то злится ни с того ни с сего, то как-то странно, подолгу, молчит.

— И что тут странного? — фыркнул один. — Точь-в-точь моя жена…

Добравшись до великого дерева, они прошли сквозь арку между огромными корнями. Солнечный свет пропал. Рыцари слились с полумраком на лестнице, превратились в шепчущие тени. Но уже на первом этаже солнце вернулось, заиграло в зеленой листве, бросая по стенам зайчики. Стало казаться, что кастильон и впрямь создан самим деревом — и множество балконов его, и комнаты-углубления, и лестницы, ведущие наружу и глубоко зарывающиеся в ствол. Трудно понять было, что вытесано здесь рукой, а что образовано природой.

Особенно в Высоком крыле.

Под небесным куполом мира венец кастильона, окруженный широкой террасой, казался цветком, который вырезан на верхушке дерева. Полированные пол и стены из помпбонгаки тепло сияли в солнечных лучах, залы и коридоры походили на лепестки; изящную ограду балкона украшали вьющиеся лианы. Прямые линии здесь уступали первенство изгибам, дугам и аркам, повторявшим естественную кривизну дерева. И только если приглядеться, заметны становились стыки между досками обшивки.

Брант, поднимаясь на верхнюю террасу, провел пальцем по одной такой доске. Она напомнила ему изогнутый дугой нос флиппера. Не здешний ли пример описан в старинных книгах, по которым учатся строить могучие воздушные корабли Мириллии? Он решил спросить об этом у мастера Ширшима, летописца Сэйш Мэла.

С террасы Брант увидел, как внизу в Роще трепещут флаги. Слышались приветственные крики. Состязание, о котором он совсем забыл, началось.

— Сюда, — велела женщина-рыцарь.

Через арку Бранта провели в Высокое крыло. Солнечный свет, казалось, заструился следом, проникая в окна, отражаясь от зеркал и хрусталя. Все сверкало вокруг, словно танцевал воздух, благоухавший маслом дерева помпбонга-ки.

Несмотря на эту удивительную красоту, мальчик чувствовал дрожь в ногах. Он мучился от неловкости. Совсем не к месту был его убогий наряд: штаны с заплатами на коленках, куртка, на которой недостает двух крючков. Башмаки, подаренные отцом два года назад, протерты чуть ли не до дыр. Брант провел рукой по волосам, пытаясь их пригладить. Хорошо хоть, он недавно мылся.

Счет поворотам в Высоком крыле Брант потерял.

И неожиданно оказался перед высокими дверями, вырезанными в виде листа помпбонга-ки. Открывались они посередине, по извилистой линии прожилки листа.

Кто-то из рыцарей потянул за витой кожаный шнурок. За дверями зазвенел колокольчик. Через пару мгновений им открыла худощавая женщина в белом платье длиной по щиколотку, подпоясанном кушаком. Оглядела их, поклонилась и пригласила войти.

Но внутрь прошел только один рыцарь, женщина, подтолкнув вперед Бранта.

— Мы привели мальчика, матрона Дрейд, — сказала она, — за которым посылала госпожа.

— Благодарю, сир рыцарь. Госпожа будет довольна.

Матрона молвила это так, словно была не слишком уверена в собственных словах. И, прежде чем закрыть двери, выглянула наружу, как будто прикидывая, не сбежать ли.

Правда, повернувшись к вошедшим, она приветливо улыбнулась.

Комнату, в которой они оказались, озарял свет, лившийся из круглого окна в потолке. Пол в ней был сработан так тонко, что зазоров между досками Брант не увидел. Отсюда вели куда-то арочные двери — одни открытые, другие запертые.

— Госпожа велела привести мальчика к ней, в Сердце.

— Вот как? — Женщина-рыцарь не сумела скрыть удивление.

Матрона ответила кивком.

Бранта легонько подтолкнули в спину.

— Ступай, мальчик. Не заставляй Охотницу ждать.

И он двинулся уже за другим проводником, матроной Дрейд. Они добрались до других дверей, уменьшенного подобия первых. Коридор, по которому они шли, начал постепенно сужаться. Солнце сюда не проникало, на стенах висели зажженные светильники. Пряный запах масла сделался сильнее.

Брант понял, что находится внутри ствола великого дерева.

По телу побежали мурашки.

В конце коридора обнаружилась самая обыкновенная дверь. Закрытая.

Матрона Дрейд тихонько в нее постучала.

— Госпожа, я привела мальчика по имени Брант.

Ответом было молчание.

Она оглянулась на Бранта, потом посмотрела на дверь. Подняла руку, собираясь постучать снова… и тут изнутри послышался голос.

— Пусть войдет. Один.

Матрона кивнула, хотя госпожа не могла увидеть ее. Отступила в сторону и показала Бранту на дверь.

— Иди.

Он глубоко вздохнул, взялся за ручку.

Матрона легонько сжала плечо мальчика.

— Не огорчай ее.

Брант оглянулся. Дрейд быстро прикрыла рот ладошкой, словно сама удивилась словам, которые у нее вырвались. Отпустила Бранта и подтолкнула его вперед.

Теперь у него и руки задрожали. Он кое-как повернул ручку, нажал. Дверь со скрипом отворилась. Из-за нее, перебивая пряный аромат масла, пахнуло чем-то неприятным.

Брант снова обернулся, прежде чем войти. Слова матроны звенели в ушах. «Не огорчай ее».

Выбора не было. Он переступил порог.

И оказался в маленькой овальной комнате, уютной, с низким сводчатым потолком. Огонь в очаге прогорел до углей.

Те еще тлели, на стенах и потолке играли красноватые отблески. Другого источника света Брант не обнаружил. Но разглядел рисунок стен — древесинные завитки и кольца — и понял, что это не обшивка из досок. Комната вырезана в самом стволе.

Комната-Сердце.

Возле очага стояли маленький стол и кресло. В нем сидела женщина.

Мальчик замер у двери.

— Не бойся, Брант, сын Рилланда. Подойди.

Голос ее был сладок и мелодичен, но в нем слышалась глубокая печаль — схожая с той, что таилась в его собственном сердце.

Не зная, что нужно сделать — поклониться или пасть на колени, он робко двинулся вперед. Стараясь держаться у стены и не слишком приближаться к хозяйке.

Охотнице Сэйш Мэла.

Богине — одной из великой сотни Мириллии.

Та сидела, упершись локтями в стол, спрятав лицо в сложенных перед собою ладонях, — олицетворение скорбной задумчивости. Одета она была в охотничий костюм простого покроя, из белого шелка и зеленой кожи. Когда Брант подошел ближе, богиня подняла голову.

Мальчик увидел сияющие Милостью глаза. Матово светящуюся темную кожу. Каскад кудрей, черных как ночь.

Он невольно опустился на колени.

На полных губах ее появилась тень улыбки, подобной воспоминанию о невинности. И что-то отозвалось трепетом глубоко в душе Бранта.

— Я знала твоего отца, — сказала она, отводя взгляд и опуская ресницы. Посмотрела на догоравшие угли. — Он был великим охотником.

Брант уставился в пол, не в силах вымолвить ни слова.

— Думаю, ты до сих пор горюешь о нем.

Горе и гордость помогли ему наконец обрести голос.

— Да, госпожа, всем сердцем.

— Понимаю. Он добыл для меня множество великих сокровищ. Шкуру льва-людоеда. Голову мантикоры. Рогатеппинра. Знаешь ли ты, что это слово происходит из древнего литтикского языка? Тепп ириа. Что означает «бешеный олень».

— Нет, госпожа.

— Столь многое забыто, — вздохнула она. Умолкла и молчала достаточно долго, чтобы Брант немного осмелел и поднял голову.

Она смотрела на стол перед собой, где лежал только один предмет, накрытый лоскутом черной ткани, по виду — влажной.

— Но это величайший из всех принесенных им даров.

Брант уставился на этот предмет с любопытством.

Она взялась за ткань, стянула ее. Он вновь учуял зловоние. И на сей раз узнал его. Запах черной желчи.

Мальчика охватил страх.

На столе лежал череп, казавшийся при свете углей окровавленным.

Грудь Бранта внезапно опалило огнем. Задохнувшись от боли, он схватился за камушек, который подкатил когда-то к его ногам бродячий бог. Рванул куртку, обрывая крючки. Пламя, пожравшее бродягу, явилось за ним.

Охотница, не отводившая глаз от черепа, как будто ничего не заметила.

— Принес мне его… не зная… наверняка не зная…

Брант, пытаясь вытащить камень из-под куртки, застонал.

Он уже видел этот череп. Отец подобрал его, когда тело бога догорело. Очистил от пепла внутри, просунув стрелу через глазницу. Завернул в свой плащ. Что он сделал с черепом потом, Брант не знал. Конечно, отец должен был принести его Охотнице, рассказать о нарушении границы бродячим богом. Но после этого… Брант думал, что череп уничтожили. Или похоронили.

Мальчик уже и забыл о нем. Единственной памятью о пугающем событии был маленький черный камушек, размером с сустав большого пальца. Отец разрешил сыну оставить камень себе, когда тот поклялся никому о нем не рассказывать. Хранить секрет, объединявший отца и сына.

А теперь Брант обратится из-за этого в пепел.

Охотница наконец заметила, что с ним происходит, — когда он упал и скорчился на полу. Она поднялась на ноги.

— Ты тоже слышишь его зов? Бедный мальчик. Противиться ему невозможно. Я пыталась… держала его в чернейшей желчи… но он все равно зовет. День и ночь. Я даже слышу теперь слова… но не разбираю их… Понимаю только, что меня где-то ждут.

— Помогите… — выдохнул Брант.

Она опустилась рядом с ним на колени. Такая спокойная, словно он вовсе не горел заживо у нее на глазах.

— Хотелось бы мне суметь это сделать.

Провела рукой по щеке Бранта. Прикосновение ее пальцев показалось ему бальзамом, остудившим жар. Боль ушла. Но…

Охотница страдальчески вскрикнула.

Брант забыл о своих мучениях, изо всех сил пытаясь увернуться от ее руки. Нет, он не допустит, чтобы эта боль передалась ей.

Не увернулся. Пальцы впились, царапая ногтями, в щеку. Второй рукой Охотница схватила его за горло. Прикосновение ее ожгло сильнее, чем камень.

На мальчика уставились глаза, в которых еще ярче засверкала Милость.

— Нечего тебе тут делать. Ты должен уйти.

Голос ее налился силой и яростью. Ни следа печали, что слышалась раньше. Охотница крепко сжала горло мальчика — он почуял запах собственной горящей плоти, — затем оттолкнула его.

Снова запылал на груди камень, прожигая насквозь. Брант скорчился.

Охотница подскочила к столу, накрыла череп пропитанным желчью лоскутом.

Камень мгновенно погас. Брант схватился за грудь, ожидая нащупать обугленную кожу. Но та была гладкой. И даже не горячей.

В отличие от горла.

На нем кожа покрылась волдырями, сочилась влагой.

Охотница, стоя у стола, дрожала с головы до пят.

Тут постучали в дверь.

— Госпожа!

Брант узнал голос женщины-рыцаря, что привела его сюда. Крик богини был услышан.

— Все ко мне! Быстро! — рявкнула Охотница.

Брант привстал на колени.

Дверь распахнулась, в комнату хлынул поток теней, распадаясь на отдельных рыцарей. Но Охотница смотрела лишь на Бранта, как и он на нее. Пламя Милости в ее глазах постепенно угасало.

Она властно указала на мальчика рукой.

— Возьмите его. Закуйте в кандалы и еще до вечера вывезите из моего царства.

Брант все глядел на нее, не понимая, что она говорит.

Взгляд ее вновь преисполнился печали. И уверенности.

— Я его изгоняю.

…Он никому до сих пор об этом не рассказывал. И заплакал, не в силах удержаться, заново пережив свой позор.

Тилар подошел, опустил руку ему на плечо.

Роггер убрал кинжал в ножны. Спросил:

— Вы видели вместе с отцом, как бродяга перешел границу и сгорел?

Брант кивнул.

Бородач обменялся с регентом задумчивым взглядом.

Тилар взял мальчика за подбородок, приподнял, посмотрел на шрам.

— Тебя тоже отметила богиня, — пробормотал он. Отпустил его и коснулся собственной груди.

Брант знал, что скрыто там, под благословенным плащом, — черный след, оставленный рукой Мирин, богини Летних островов, из-за которого регента и объявили богоубийцей. Он встретился с Тиларом глазами и понял, что отныне они странным образом связаны. Для чего — неизвестно.

— Можно ли взглянуть на твой талисман? — спросил Тилар. — На этот обжигающий камень?

Брант вытащил его за шнурок наружу. Тилар потянулся потрогать.

— Осторожнее с ним, — предостерег Роггер.

Высокий незнакомец, по-прежнему держа руку на змеиной голове, украшающей его меч, подошел тоже.

Тилар приподнял камень двумя пальцами. Ничего не произошло. Затем повертел его, разглядывая со всех сторон.

— С виду обычный камушек. В нем не чувствуется никакой силы.

— Дай и мне глянуть. — Роггер подошел, наклонился над камнем.

А Тилар отступил к высокому. Спросил у него:

— Виры ничего не говорили о черном камне, связанном с черепом?

— Нет, — хмуро ответил тот.

— Будут они раскрывать свои секреты, как же. — Роггер выпрямился, упер руку в бок. — Но связь явно существует. Это судьба, не иначе, что мальчик оказался с нами в одной ловушке. Череп и камень — снова вместе.

— Но к добру или к худу? — спросил Тилар. — Если Охотница изгнала мальчика, она думала, видимо, что лучше держать их подальше друг от друга. Как мы держим поврозь меч и Дарт.

— На мой взгляд, не стоит придавать слишком много значения мыслям Охотницы. На нее наверняка действовала песня-манок.

Брант решился наконец заговорить.

— Это правда? Череп, который был у Охотницы, теперь здесь? У вас?..

Тилар взглянул на Роггера.

— Мальчик должен знать.

Вор вздохнул и снова поведал о своих похождениях в Сэйш Мэле. И пока он говорил, горе Бранта постепенно уступило место гневу и страху. Сколь многое изменилось к худшему на его родине, в облачном лесу, за те четыре года, что провел он в Первой земле!..

И все из-за проклятого черепа.

Который принес богине его отец.

— Я уничтожу этот череп, — сказал Брант.

— Ну-ну, доберись сначала, — хмыкнул Роггер. — Он остался в весьма опасном месте. Внизу, с демоническими рыцарями, которых ты был так любезен обнаружить.

Брант вскочил, чуть не толкнув регента.

— Нужно забрать его оттуда!

— Этим мы и собираемся заняться, — проговорил Тилар. — После твоего рассказа дело кажется еще важнее, поэтому приступим немедленно.

— И уничтожите его? — спросил Брант. В том, что череп насквозь пропитан черной Милостью, он не сомневался.

Тилар и Роггер посмотрели на высокого.

— Нет, он нужен нам для обмена.

— Для чего?

Регент направился к двери.

— Нет времени объяснять.

— Я с вами! — кинулся за ним Брант.

— Нет. Здесь ты в безопасности.

— Этой ночью в крепости нет безопасных мест!

— Мальчик прав, — сказал Роггер. — К тому же он и его камень связаны с черепом. Настало время, возможно, узнать, как именно.

Тилар заколебался.

— К добру или к худу, — припомнил Роггер его же вопрос. — Если к худу, пусть все случится в подземельях, а не здесь, наверху. Если к добру… то чем скорее мы их сведем, том лучше. — Он пожал плечами. — К тому же мальчик понесет еще один факел. И лично мне это по душе, с камнем он там или без камня.

— Пусть так, — твердо произнес регент.

Брант облегченно перевел дух. Он идет с ними.

Впрочем, обрадовало это не всех. Задняя дверь вдруг распахнулась, в комнату ввалились два гиганта.

— Нет, мастер Брант! — пробасил Малфумалбайн. — Один вы не пойдете. Только с нами!

Тилар и Роггер обменялись раздраженными взглядами.

— Кажется, кто-то подслушивал, — сказал вор.

— И ничего не подслушивал, — возразил Дралмарфиллнир. — Не было такого. Просто мамка народила нас с большими ушами, вот и все.

— Вижу, вижу. Жаль, с мозгами под стать не народила.

Брант покачал головой.

— А кто присмотрит за волчатами? — Оставлять их без охраны рядом с Лианнорой не хотелось.

— Хватит и одной пары глаз, — ответил Мал. — Я пойду, а Драл присмотрит.

— Поцелуй меня в зад! Эти поганцы тебя больше любят.

— Тогда схлестнемся.

Великаны кивнули друг другу, разошлись и, взмахнув здоровенными кулачищами, с силой стукнулись ими. Малфумалбайн на шаг отступил. Дралмарфиллнир устоял и победно ухмыльнулся.

— Мал остается.

На том и порешили, и Тилар вывел всех в коридор, где успела собраться к этому времени небольшая толпа. Видно, Стен разнес весть о приходе регента, потому что к его стражникам, которых не подпускала к двери женщина в сером плаще, присоединились Лианнора, Риндия и Кхар.

— Дорогу! — велел Тилар.

— Куда вы уводите Длань Ольденбрука? — спросил Стен. — Я имею право знать.

Рядом стояла Лианнора, и можно было не сомневаться, что вопрос исходил на самом деле от нее.

— По делу, касающемуся безопасности Ташижана. Брант побывал в подземельях, и его знания могут нам пригодиться.

Стен впился взглядом в регента.

— В первый раз слышу о подобном деле.

— Ив последний. — Тилар жестом велел своим спутникам идти к лестнице.

Лианнора подпихнула капитана в спину. Он выступил вперед.

— Погодите! Я обязан сопровождать Длани Ольденбрука, куда бы те ни направлялись. Охрану их мне поручил сам лорд Джессап. И никто не вправе освободить меня от этой ответственности.

Тилар с потемневшим лицом повернулся к нему, сжал кулаки.

Но вмешался Роггер:

— Лишний факел… И лишний меч.

— Теряем время, — прорычал высокий незнакомец. — Что было нужно, мы узнали. Пойдемте уже.

Тилар кивнул.

— Ты прав, Креван. Идите с нами, капитан, коль вам угодно. Но подчиняться будете моему приказу.

Стен отвесил короткий поклон. Лианнора улыбнулась.

Пока шли к лестнице, Брант смотрел высокому в спину. Креван. Понятно теперь, почему у двери караулила женщина с вымазанным пеплом лицом.

Креван Безжалостный, предводитель гильдии черных флаггеров.

Мальчик вспомнил речи о каком-то обмене черепа. Если в деле участвуют флаггеры, чистым оно не бывает. Жди предательства.

Он не мог, конечно, догадаться о цели этой сделки. Но одно знал наверняка. Что бы его спутники ни замышляли, череп он уничтожит. С того дня, как в жизнь его ворвался горящий бог, все стало рушиться.

Но нынче он положит этому конец.

 

Глава 12

ОГОНЬ В ПОДЗЕМЕЛЬЕ

Крики Тилар услышал еще в коридоре. Они доносились из полевого зала, где староста Филдс, собрав всех начальников и командиров Ташижана, держал военный совет. Дверь была приоткрыта. Близ нее толпились рядовые рыцари и пажи в ожидании приказов, которые потребуется передать на посты.

— Неужели вы и впрямь не понимаете? — звенел голос Катрин. — Череп нужно забрать!

Тилар прибавил шагу. Перед тем как пойти к Бранту, он попросил Катрин встретиться со старостой и подготовить его к их неожиданной просьбе. Надеялся, что к этому времени ей удалось уже умаслить Аргента.

Но, судя по всему, зря.

— Почему вы не рассказали мне об этом черепе сразу, как его сюда привезли? — бушевал Аргент. — Эта темная Милость — угроза для всех!

Тилар добрался до двери, встал на пороге. Из ниш по обеим сторонам выдвинулись рыцари, готовые задержать незваного пришельца, но, увидев его лицо без масклина и узнав регента, заколебались.

Катрин, не замечая его, подошла к столу — длиной почти во весь зал. За этим неказистым, обшарпанным столом веками вырабатывались стратегии и подписывались договоры, иной раз кровью. Стены вокруг были сплошь до потолка заставлены старинными полками, где хранились мириллийские карты, среди которых имелись и вычерченные еще до Размежевания богов, больше нескольких тысячелетий назад. Последняя карта цитадели лежала на столешнице, приколотая кинжалами. Поверх валялись еще какие-то свитки, забытые в пылу спора.

— Мы не знали всей силы черепа, — сказала Катрин, упираясь руками в стол, — пока его не изучил мастер Роткильд и не обнаружил проклятую Милость. Как бы там ни было, не время сейчас кого-то винить. Следует вернуть череп, пока демоны внизу не нашли его и не укрепили свои позиции.

Аргент бросил на нее с дальней стороны стола угрюмый взгляд.

— И кто возглавит эту вылазку?

Тилар шагнул через порог.

— Я.

Все взгляды обратились к нему.

— Возьму небольшой отряд, вооруженный мечами и факелами. Кабинет мастера Роткильда недалеко. Обернемся за полколокола.

Аргент выпрямился, прищурил свой единственный глаз.

Огромные окна за спиной старосты, выходившие на турнирные поля у подножия Штормовой башни, сейчас были плотно закрыты ставнями. Лишь одну узкую створку оставили отворенной, и Тилар увидел за стеклом рыцаря в теплом плаще — караульного, который наблюдал за кружением урагана, запершего их в крепости.

Рядом с Тиларом, по ближнюю сторону стола, стоял цвет Ташижана — рыцари столь же высокого ранга, что и Юрил, управители дома и конюшен, такие как эконом Рингольд, и несколько мастеров из совета во главе с толстяком Хешарином.

Помедлив, Аргент сказал:

— Благодарю за предложение, господин регент, но человеку вашего положения, разумеется, следует находиться вместе с другими высокими гостями там, где вас могут защитить. Вылазку совершат рыцари ордена.

— Насколько я помню, меня пригласили сюда, чтобы принять в упомянутый орден, пожаловать плащ и меч. Не так ли?

Староста поджал губы.

— А еще, — продолжал Тилар, — нам известно, что череп, зараженный песней-манком, способен извращать Милость. Я уже испытал это на себе и устоял. Стоит ли подвергать риску еще не проверенных людей?

Катрин метнула в него испепеляющий взгляд. Ей не хотелось усугублять раскол внутри крепости пререканиями, эти же двое только и делали, что показывали друг другу зубы. Тилар знал, что она права. Но Аргент, как никто другой, умел вывести его из себя. И, судя по свирепому взгляду старосты, надежды на мирное разрешение вопроса было мало.

Помощь пришла с самой неожиданной стороны.

Из-за спины Хешарина выступил его неприметный спутник.

— Полагаю, предложение регента весьма разумно, и его следует рассмотреть.

То был мастер из Газала.

Аргент гневно развернулся к старику.

Однако тот не дрогнул. То ли видел слишком плохо, чтобы разглядеть грозный блеск его глаза. То ли чувствовал себя достаточно независимым от старосты Ташижана.

Он не обратил внимания даже на Хешарина, ущипнувшего его за руку, чтобы остановить.

— Этот талисман, добудь мы его, может послужить нашей защите. Нас окружила темная Милость — снаружи ураган, внизу демоны. Но если мы, мастера, отыщем способ управлять песней-манком, он может стать оружием против врагов. Их же Милость обратится против них.

Лицо Аргента вдруг озарилось пониманием.

— И заставит их танцевать под нашу песню.

— Мудро, ничего не скажешь. Какая удача, что я пригласил к нам мастера Орквелла… — тут же вставил слово Хешарин.

Старик словно не слышал его. Он смотрел на старосту.

— И если у нас в руках окажется подобная защита от темной Милости, кто знает, какие еще черные деяния удастся предотвратить?

Аргент тоже глядел на него не отрываясь. Насколько знал Тилар, мастера из Газала пригласили для того, чтобы тот попытался снять чары, обратившие преданного помощника старосты в камень. И сейчас старик привел веский довод в пользу чрезвычайной важности черепа для Ташижана… довод, который много значил для Филдса.

Вопрос был решен раньше, чем Аргент перевел взгляд со старика на Тилара.

— Вы считаете, что сможете спуститься в подземелья и вернуться с черепом?

— Если не станем мешкать.

Аргент прищурился.

— Я дам вам рыцарей для охраны выхода. Они будут поддерживать огонь. У вас — колокол, не больше. Задержитесь — значит, заражены. Выход закроют.

На такую щедрость со стороны старосты регент и надеяться не смел. Поэтому просто кивнул, устремив взор на Филдса.

Катрин отошла от стола. Ее облегченный вздох услышал только Тилар.

Аргент немедленно начал отдавать приказы, обеспечивая ту часть вылазки, что зависела от него.

А Тилар двинулся за Катрин. На пути к лестнице у них была единственная возможность побыть наедине, и в коридоре они остановились.

— Будь осторожен, — сказала Катрин. — Я не доверяю этому новому мастеру.

— Разберемся с ним, когда я вернусь с черепом.

Она, понизив голос, спросила:

— Что рассказал мальчик? Пролил какой-то свет на происхождение черепа?

— Больше, чем мы ожидали. — Времени передавать всю историю не было, да и не хотелось ему пока говорить о черном камне. Талисмане, который Брант получил от бога, чей череп находился в подземелье. — Парень идет с нами.

Теперь Тилар радовался, что позволил Бранту идти. Камень и череп лучше соединить где-нибудь подальше от глаз странного мастера.

Катрин не стала расспрашивать, хотя явно была заинтригована. Он сжал ее руку.

— Мне пора.

Глаза их встретились. На лице Катрин отчего-то выразилось смятение, но тут же пропало, сменившись тревогой.

— Возвращайся, — сказала она.

Он выпустил ее руку.

— Вернусь.

И зашагал к лестнице, надеясь, что дал обещание, которое сможет выполнить.

Брант невольно попятился, когда был поднят тяжелый железный засов — последний из трех. Дополнительная защита ворот, сделанных из змеиного дерева, досок, сплетенных меж собою, словно нити полотна, при помощи осененной Милостью алхимии.

Роггер успел коротко поведать историю этих ворот. Поставили их на пороге уровней мастеров вскоре после основания Ташижана. Для того чтобы необузданная Милость богов не могла вырваться наверх из подземных лабораторий — так считали одни. Другие же полагали, что рыцари побаивались самих мастеров, тех, первых, которые не умели еще толком обращаться с Милостью. И готовы были, коль понадобится, запереть их внизу. Возможно, возведение подобного сооружения имело смысл — поглядеть хоть, что сейчас происходит…

Когда подняли последний засов, примолкли все, даже Роггер. И затаили дыхание.

По обе стороны ворот стояли огромные жаровни, в которых бушевало пламя. Стены длинного коридора с высокими дверями в конце, ведущими из Штормовой башни во двор, были сплошь утыканы факелами толщиной с ляжку Дралмарфиллнира.

Брант вытер лоб рукавом. От жара и дыма нечем было дышать. Но жаловаться не приходилось.

— Готовьте факелы, — сказал Тилар.

Участники вылазки захватили с собой по масляной головне. Роггер, кроме того, взял еще и фонарь. А земляной великан держал наготове бочонок с маслом — вылить и поджечь в случае нужды.

Они по очереди запалили факелы от жаровни.

Тилар подал знак двум рыцарям возле подъемного цепного устройства. Те принялись крутить колеса, поднимая ворота. Едва образовалась щель, к ней подскочил еще один рыцарь и бросил внутрь — на случай засады за воротами — фонарь. Тот разбился, масло разлилось по ступеням лестницы и загорелось.

Брант присел на корточки, заглянул туда. Путь казался свободным. Ни одного черного хаула.

— Держимся вместе, — сказал Тилар. — Не отходим друг от друга дальше чем на длину руки. Всем ясно?

Дождался утвердительных ответов и двинулся вперед. За ним — Роггер и Стен. Брант пошел следующим. Сзади его прикрывали два стража — суровый Дралмарфиллнир и женщина с пепельным лицом, флаггерша по имени Калла. Или Карра. Брант толком не расслышал, так громко стучало у него сердце.

Замыкающим шагал Креван. Пусть не такой здоровенный, как земляной великан, но почти вровень с ним ростом. И сколь бы ни отвращало Бранта его ремесло, сейчас он радовался, что тыл защищен.

Отряд обошел затухавшее пламя разбитого фонаря и начал спускаться по лестнице. Через несколько витков мальчик оглянулся. От света наверху остались лишь далекие отблески.

Брант не был трусом. Но сейчас его заставляло спускаться во тьму, поджидавшую внизу, одно-единственное намерение.

Мальчик тронул камень на груди. Холодный. Пути, начавшемуся с этого камня, он должен положить конец. Любой ценой.

— Ну и где уже эти демоны? — проворчал Роггер.

Стен бросил на него хмурый взгляд. Брант тоже поморщился. Прозвучало это как свист среди могильных плит… чтото не приходилось ему слышать, чтобы таким образом отгоняли духов.

Дальше спускались молча. Брант попытался разглядеть, что же там впереди. Но ничего не увидел. Казалось, тьма отползала в стороны от факела Тилара, который шел несколькими ступенями ниже. Словно была маслом и боялась загореться.

Ничего страшного не происходило.

— Уровень Геррода, — проговорил Тилар, остановившись на очередной площадке.

Все подтянулись ближе.

— Чем пахнет?

Брант принюхался. Но учуял только Роггера, стоявшего рядом. Давно не мывшегося.

Потом до слуха мальчика донесся шорох. Снизу. Брант вспомнил шуршание, которые слышали они с юным следопытом и Дарт. Звук был другой.

— Назад! — тихо приказал Тилар. — К стене.

Как раз вовремя. Брант только успел распластаться по каменным плитам — и снизу, заглатывая серые ступени, хлынула чернота.

— Крысы, — брезгливо сказал Роггер.

Стая шла сплошным потоком. Зверьки наскакивали друг на друга, обегая людей, высившихся среди них подобно камням в речной стремнине. Одна крыса в прыжке приземлилась на носок сапога Бранта, оттолкнулась и понеслась дальше. И так же внезапно, как появился, поток схлынул. Лестница опустела.

Бранта передернуло с ног до головы. Страшным было не столько количество крыс, сколько их безмолвие. Ни единого писка, лишь тихое топотание крохотных быстрых лапок. Этот звук, понял мальчик, долго будет преследовать его по ночам. Если у него еще будут ночи…

— Похоже, крысам не удалось найти безопасное местечко, — заметил Роггер, многозначительно взглянув на Тилара.

— На этот раз мы доверимся их чутью, — ответил тот. — Тем более что спускаться дальше нам незачем.

— Хвала безмолвному эфиру, — добавил Роггер.

Тилар поднял факел, осветил коридор, отходивший от лестницы.

— Идем. Но будем настороже. Они уже наверняка знают, что мы здесь.

Брант оглянулся напоследок на лестницу. Что означало бегство крыс? В глубинах под Ташижаном снова что-то зашевелилось?

Он вышел в коридор, за ним туда же втиснулся Драл, заполнив своим туловищем почти весь проход. Следом с лестницы спустилась Калла — или Карра — вместе с предводителем флаггеров.

— Далеко еще? — Шепот Драла был подобен скрежету трущихся друг о друга камней. — А то глянул я на крыс и вспомнил, что ужин не доел. Толстенькие такие… так бы и поджарил вместе с потрохами. Мал говорит, что…

— Тихо! — одернул великана Брант. Вышло громче, чем он хотел, и Тилар покосился на него через плечо.

— Извиняюсь, мастер Брант. Просто в брюхе заурчало, я и…

Мальчик, в свою очередь, одарил исполина тяжелым взглядом.

Драл медленно закрыл рот.

Брант тут же устыдился. Он заметил, как беспокойно озирается великан по сторонам, и понял, что тот тоже боится, невзирая на свои размеры и силу. В тесном коридоре ему сделалось совсем неуютно, вот и начал болтать, чтобы заглушить страх.

Мальчик тронул Драла за руку — прощая и извиняясь разом.

Тилар остановился перед арочным входом.

— Пришли.

— Я открою, — сказал Роггер и вытащил из кармана большой железный ключ. — Хотя не больно-то хочется.

Он дотронулся до двери, и та вдруг со скрипом отворилась сама.

Даже Брант понял, что это не к добру.

А Роггер и вовсе попятился.

— Оставайтесь здесь, — приказал Тилар. — Но будьте наготове.

Он толкнул дверь ногой, просунул сперва в комнату факел. Потом вошел сам, и Брант поежился. Свет факела отразился в боках бронзовых жаровен, стоявших в углах. На задней стене заплясали жутковатые тени.

Мальчика охватило недоброе предчувствие.

Тилар подошел к другой двери, что вела во внутренний алхимический кабинет. Она тоже оказалась приоткрытой.

Распахнув ее шире, регент шагнул через порог. И замер.

— Что там? — не выдержав, спросил Роггер.

Тилар развернулся так резко, что плащ взвился за спиной.

— Нету, — сказал он зло и жестко. — Мы опоздали. Подозреваю, что всего на несколько мгновений.

И жестом велел всем возвращаться к лестнице.

— Надо выбираться.

Отступили они в обратном порядке — из-за великана, которого было не обойти. Первым к лестнице подошел Креван.

Но дурное предчувствие Бранта не оставило. Оно преследовало его, как запах немытого тела Роггера. И с каждым шагом становилось сильнее. Что-то приближалось. Дышать было трудно, как будто воздух сделался гуще. Брант улавливал в нем теперь привкус пряного масла… тень запаха… скорее воспоминание, чем реальность.

Дерево помпбонга-ки.

О нет…

Драл протиснулся к выходу на лестницу, которая была пошире, освободил проход. Брант шагнул следом, оглянулся на регента, собираясь сказать ему о своем предчувствии.

Но не успел.

Выронил факел, схватился обеими руками за горло. Грудь занялась огнем, сжигавшим кожу, обращавшим кости в пепел.

Мальчик рухнул на колени.

Его придержали чьи-то руки.

— Что, мастер Брант?.. — В голосе великана слышалось замешательство.

Растерялись все. Кроме одного человека.

— Камень, — сказал Роггер. — Значит, череп где-то рядом. И с него счистили черную желчь.

Брант оперся одной рукой на ступеньку. Выдохнул:

— Он близко…

Перед мальчиком появилось лицо регента.

— Где?

Брант, преодолевая нестерпимый жар в костях и болезненную дрожь, сел, поднял руку и показал.

— Внизу, — сказал Роггер.

— Ты сможешь нас отвести? — спросил Тилар.

Великан поднял мальчика, поставил на носки. Брант вырвался, встал как следует. И кивнул.

— Внизу… он внизу.

— Откуда убежали крысы, — сказал Роггер.

Тилар с факелом в руке снова начал спускаться первым. Остальные двинулись следом. Бранта, чье лицо то и дело искажала боль, поддерживал великан.

— Разумно ли это? — тихо спросил Роггер.

— Возможно, демоны еще не поняли, чем завладели. Если мы доберемся раньше…

Роггер кивнул.

Тилар стиснул рукоять факела.

— Я чуял там их запах. Мы опоздали совсем чуть-чуть. Когда бы не мешкали…

— И не поведали целой толпе, куда и за чем собрались… — добавил со значением Роггер. — Я понимаю, Катрин хотела как лучше. Но не странно ли, что хаулы забрали череп вскоре после того, как о нем заговорили в полевом зале?

Тилар вспомнил мастера из Газала. В странно белых глазах Орквелла горел нескрываемый интерес. Смотрительница Мирра получила каким-то образом весть? Или это все же случайность? Мирра сделала уже достаточно для того, чтобы ослабить Ташижан подозрениями. Что теперь опаснее — доверяться кому-то всецело или, наоборот, с оглядкой?

Сзади донесся стон.

— Слева… налево… — с трудом выдавил Брант.

Свет факела выхватил из тьмы следующую площадку. Коридор от нее отходил в названном направлении.

Тилар вывел всех туда, остановился.

Темнота, закрытые двери. Больше ничего и никого. Но в тенях могло скрываться войско хаулов.

— Близко… — простонал Брант, держась одной рукой за горло. Великан нес теперь мальчика на бедре, как младенца.

Тилар протянул к Роггеру свободную руку.

— Фонарь.

Вор отцепил от пояса бронзово-стеклянный светильник, передал ему. Тилар поднял фонарь повыше и с размаху метнул вперед.

Стекло разбилось, пламя вздыбилось, шипя, как разъяренная кошка.

Тьма впереди дрогнула и закружилась пеплом на ветру. По коридору помчался прочь горящий плащ, завывая так, что волосы у всех встали дыбом.

В тенях и впрямь таились демоны-рыцари.

— Поднимите факелы! — приказал Тилар и шагнул в коридор.

Свет оттолкнул тьму — и тех, кого она скрывала.

Демоны обратились в бегство, но преследовать их не стали.

Тилару нужен был только череп.

Отряд двинулся дальше по коридору, следуя указаниям Бранта. Возле одной из закрытых дверей мальчик скорчился от боли. Указал на нее, кое-как подняв трясущуюся руку. Говорить он уже не мог.

Тилар подергал за ручку. Дверь оказалась запертой.

Роггер отдал ему свой факел, опустился на колено, поковырял тонким кинжалом в замке. Тот щелкнул, открывшись. Вор встал, забрал факел обратно.

— Масло, — велел Тилар. Рисковать он не желал.

Великан передал ему маленький бочонок с маслом, с верхней крышки которого свисал скрученный жгутом фитиль. Роггер поджег его и взялся за дверную ручку.

Тилар кивнул.

И, когда вор приоткрыл дверь, быстро вкатил туда бочонок. Тут же ее захлопнул и подпер, с помощью Роггера, для верности. Послышался негромкий хлопок. Огонь выплеснулся было через нижнюю щель, но отступил.

После этого Тилар открыл дверь, ожидая увидеть за ней клубок горящих демонов. Но увидел пылающие гобелены и занявшиеся пламенем стулья и стол. Никаких рыцарей.

Кое-кто другой стоял одиноко в кругу огня, совершенно его не опасаясь. Окутанный дымкой Милости — защитным коконом из воды и воздуха.

Смотрительница Мирра.

Света она тоже не боялась. Ибо не была созданием теней, как ее войско. Она вообще почти не изменилась с тех пор, как Тилар видел ее в последний раз. Белоснежная седина, аккуратно убранные за уши волосы. Строгое, но привлекательное лицо. Простое серое платье, длиной по щиколотку, подпоясанное черным кушаком. Мягкие черные сапожки.

Лишь одно отличие — обычно она опиралась на трость.

А сейчас держала в обеих руках… череп. С надрезанных ладоней ее капала на пол кровь.

Мирра тепло, приветливо улыбнулась.

Назвала его по имени:

— Тилар…

И он пропал.

Брант видел сквозь языки пламени, как регент рухнул возле порога на колени. Факел выпал у него из руки, покатился по полу. Рядом с мальчиком упал точно так же Креван, выронил головню и меч, который успел достать из ножен. Ему на помощь бросилась женщина с пепельным лицом.

Старуха, стоявшая посреди комнаты, заговорила — мягко, мелодично и сладостно:

— Как долго я тебя ждала…

Боль терзала мальчика нестерпимо, но он сумел все же уловить напевный ритм в ее словах. И понял, что это такое.

Песня-манок.

Роггер, ухватив регента сзади за плащ, выволок его в коридор и недоуменно воскликнул:

— Что с тобой?

Не обладая Милостью, песни он словно не слышал.

— Иди же ко мне… — распевала тем временем старуха.

Тилар начал вырываться. Креван пополз на коленях к двери.

Тогда Роггер вскинул руку, как будто собираясь произнести в адрес Мирры обличительную речь. Вместо этого из пальцев его вылетел кинжал.

Старуха засмеялась. Кинжал закружило и отнесло в сторону, словно лист на ветру.

По всему коридору стали открываться двери, скрипя и хлопая. Окутанные тенями демоны выбирались со знакомым шуршанием из укрытий, окружая со всех сторон маленький отряд.

Они оказались в ловушке.

И привел их сюда Брант.

— Нет… — простонал он.

Это единственное слово заставило Тилара оторвать взгляд от старухи и повернуться к спутникам. Он даже попытался махнуть им рукой.

— Уходите… бегите!

Но вновь зазвучала песня, и он забыл о них. Отвернулся, притянутый темной Милостью. Креван тоже медленно подползал к комнате, увлекая за собой соратницу, которая пыталась его удержать.

Как ни удивительно, Стен первым осознал опасность ловушки.

— Уходим… попробуем прорваться. Их уже не спасти.

Он обнажил меч. Драл подхватил Бранта на руки. От этого мальчику стало еще больнее. Он закричал, но обожженное горло не пропустило ни звука.

Роггер все же попытался снова оттащить Тилара, но тот, зачарованный песней, выхватил меч и вцепился другу в волосы. Вор отпустил его и попятился.

А старуха все пела — звала, заманивала.

Тилар и Креван были что мухи в паутине.

— Надо бежать! — крикнул Стен.

Брант в глубине души хотел лишь одного: оказаться как можно дальше от этого места, которое будило проклятый огонь в камне. Но зашел он так далеко не для того, чтобы уйти ни с чем. Он добрался до черепа-погубителя. И обратно не повернет.

Нет…

Его никто не услышал. А сказал ли он это? Может, у него уже и языка не осталось? Брант попытался выкашлять огонь из горла, попробовал снова.

— Нет…

К нему склонился Драл.

— Что, мастер Брант?

Да будут вечно благословенны Милостью громадные уши великана… мальчик мог сейчас только шептать, для всех прочих оставаясь немым.

— Отнеси… меня… к ней.

Кого он имеет в виду, объяснять не пришлось. Драл заглянул в комнату. Путь был свободен.

Великан посмотрел на Бранта. И увидел, должно быть, отчаяние в его глазах, полных слез. Он перехватил мальчика под мышку, ринулся к двери. Оттолкнул регента, побежал меж языков пламени.

Старуха при виде его выпучила глаза. Подняла руки, но выпустить из них череп не решилась.

— Стой! — скорее взвизгнула, чем пропела она.

Великан только выставил на бегу плечо вперед. Он был рожден от Милости, но не осенен ею. Песня на него не действовала. И чары не спасали. Порождение земли — не брошенный кинжал. Воздух и вода ему не противники…

Три прыжка — и он добрался до старухи. Взлетел огромный кулак, ударил в изумленное лицо. Брызнула кровь. Мирра упала. Череп выскользнул из окровавленных ладоней, грохнулся об пол. Рассыпались зубы.

Брант вывернулся из-под руки великана. Рухнул рядом с черепом. Огонь по-прежнему пожирал мальчика, собственные руки казались кипящим жиром.

— Не трогай! — закричала старуха.

Драл шагнул к ней.

Брант обхватил руками череп, с которого начались все его страдания. Сейчас они кончатся. Пожрут с черепом друг друга.

Жар внезапно погас. Прикосновение к кости не принесло облегчения, не смягчило боли. Просто Брант сделался пустым. Словно выгоревший дом. И, подобно обугленным стенам, пустая оболочка его начала заваливаться внутрь.

Падение было долгим.

Сознание вернулось к Тилару, как грохочущий обвал медных пинчей в голове. Все кружилось перед глазами, и несколько мгновений он не мог понять, где находится. Рядом медленно поднимался на ноги Креван, с таким же растерянным лицом.

Тилар увидел, что сжимает в руке меч богов. Когда успел вытащить — не помнил.

— Мальчик… — сказал Роггер, возникая у его плеча и кивая в глубину комнаты. Факел он держал в вытянутой руке, освещая коридор с правой стороны. С левой размахивали своими головнями капитан из Ольденбрука и соратница Кревана. Факел Тилара, погасший, лежал у его ног.

Тьма позади светового круга шевелилась, стягиваясь ближе. Подгоняла их к комнате.

— Останови мальчика! — сказал Роггер, и медные пинчи, забренчав у Тилара в голове еще раз, наконец улеглись.

Он поднял меч.

Увидел Бранта, сидевшего посреди комнаты, Мирру, которую держал за горло великан, прижимая ее к дальней стене. Вспомнил.

Песня-манок.

Тилар бросился к мальчику. Тот смотрел на него, но лицо было пустым. В глазах светилось что-то чужое, потустороннее.

Брант открыл рот.

Тилар вскинул меч. Он не поддастся больше темной Милости…

Поздно.

С уст мальчика начали срываться слова, звучавшие гулко, словно отдаваясь эхом в пустой комнате.

«ПОМОЧЬ ИМ…»

То была не песня-манок. В этих двух словах слышалось такое страдание, что Тилар замер с поднятым мечом. Да и голос казался странно знакомым.

Губы Бранта не двигались. Грудь была неподвижна, словно он не дышал. А речь все текла.

«ПОМОЧЬ ИМ…»

«СЖЕЧЬ ИХ ВСЕХ…»

«ОСВОБОДИТЬ ИХ…»

«СЖЕЧЬ ИХ ВСЕХ…»

«НАЙТИ ИХ…»

«СЖЕЧЬ ИХ ВСЕХ…»

Это было похоже на спор. Менялся даже тон голоса, словно на самом деле говорили двое — в каком-то ином мире.

Тилар замешкался, не зная, что делать.

Зато это знал кое-кто другой.

— Что ты натворил! — задушенно провыла Мирра, которую все еще держал за горло великан. Ее полные ужаса глаза остановились на Тиларе. — Убей мальчишку… пока он не разбудил их! Убей его, Тилар!

Тот, и не думая ее слушать, отступил на шаг.

— Нет! — завопила бывшая смотрительница. Вскинула руку с маленьким костяным кинжалом и вонзила желтоватое лезвие в плечо великана.

Он взревел, выпустил старуху. Взмахнул, отшатываясь, руками, нечаянно ударил ее по голове. Мирра упала.

Великан рухнул на колени. Вытянул перед собой руку. От плеча, где торчал кинжал, по ней растекалась гниль. Плоть разлагалась на глазах, обнажая кости. Пальцы отвалились. Гниль потекла по шее, по туловищу. Исчезла половина лица. Великан завопил, дохнув гнойным зловонием, и упал ничком.

Вопль затих.

Навеки.

А мальчик все продолжал свою литанию, звучавшую подобно прибою:

«ПОМО ЧЬИМ… ПОМОЧЬ ИМ…»

«СЖЕЧЬ ИХ ВСЕХ…»

И тут возле Бранта оказался Роггер. Он набросил на череп лоскут ткани, выхватил его у мальчика и быстро запихал в суму.

Брант опрокинулся на спину.

Неужто тоже умер?..

Но не успел Тилар об этом подумать, как тот поднял руку. Пошарил растерянно в воздухе.

— Бери мальчика! — приказал Тилар Кревану. — Уходим.

Пират поднял Бранта, перекинул через плечо. Тот застонал.

— Не сбежите… — Мирра подползла к стене, схватилась за нее, села.

Тилар повернулся к двери.

Капитан и соратница Кревана как раз попятились из коридора в комнату. За порогом воцарилась тьма. Путь к бегству перекрыли черные хаулы.

Факел Стена зашипел и погас. Осталось всего две головни — у Роггера и флаггерши.

Слишком мало, чтобы сдержать врага.

Подтверждая это, тьма втянулась в комнату, расползлась вдоль стен. Люди сгрудились посередине, глядя, как из теней вылепливаются и пропадают очертания рыцарей, сплетая зловещий узор. Край темного облака укрыл Мирру.

Вор шагнул к Тилару.

— Надо как-то пробиться. Не поможет ли твой черный пес? Демон против демонов?

Тилар кивнул. Жестом велел всем встать у него за спиной.

И взялся за мизинец левой руки.

«Эги ван клий ни ван дред хаул».

Выгнул палец в обратную сторону и сломал. Острая боль потекла по руке, потом по всему телу, расходясь и усиливаясь. Струйка стала рекой. Мир закружился смерчем. Одежда на груди вспыхнула, сгорела, обнажив черный отпечаток, из которого заструилась тьма. Клубясь дымом, постепенно обретая форму, вырвалось наружу порождение наэфира — полузмей-полуволк.

Он расправил крылья, вытянул шею. Из дыма вылепились голова и грива. Открылись огненные глаза.

Явившись в мир, наэфрин вытянул из своего носителя всю силу. Спина Тилара вновь согнулась, суставы заплыли костными мозолями, колени скрючились. Он больше не был ни регентом, ни рыцарем… стал прежним калекой.

Тронул узловатыми пальцами дымную привязь меж собой и наэфрином.

В управлении его черный пес не нуждался. Знал свою цель.

— Держитесь сзади! — предостерег Роггер. — Он убивает прикосновением. Станете кучкой пепла.

Похоже, его услышали и тени.

Словно волна, отливающая от берега, тьма разом схлынула в коридор, забрав с собой Мирру. И следа не осталось.

Наэфрин припал на передние лапы, вскинул крылья, низко опустил голову. Широко открыл пасть, обнажив клыки из Глума, язык из черного огня, и заревел. Но не раздалось ни звука. Лишь ветер вырвался наружу мощной волной и рассеял клубившуюся в дверях тьму. Тени, скрытые в ее складках, лишились убежища, сделались прозрачными и как будто потеряли вес.

Роггер помог Тилару выпрямиться, подставил свое тощее плечо. Вор был сильнее, чем казался с виду.

— Вперед! — приказал он и передал факел капитану из Ольденбрука. — Держи его повыше! Чтоб ни одна тварь не подошла!

Креван — с мальчиком на плече, который еще не пришел в себя, — подхватил головню, валявшуюся на полу. Поджег от факела соратницы.

Все вместе они двинулись к выходу.

Из коридора донесся повелительный голос Мирры:

— Убей наэфрина! Принеси мне череп бога… и голову мальчишки.

Тени в коридоре зашевелились. Хлынули к двери. Наэфрин заревел и снова рассеял их. Но на пороге остался кто-то устоявший перед порывом нездешнего ветра.

Лишь плащ его вздулся.

Рыцарь.

Черный хаул.

Он шагнул вперед, не страшась тусклого света факелов. За спиной его стояло все войско тьмы, передавая ему свою силу, обороняя от огня.

Тилар узнал обрамленное белыми волосами бескровное лицо.

— Перрил…

Тот вскинул меч, выкованный из Глума. По клинку заструился зловещий изумрудный свет.

— Убей наэфрина! — вскричала Мирра из тьмы.

И ее демон повиновался.

Катрин и Аргент, стоя на лестничной площадке, смотрели на коридор внизу, отделявший Штормовую башню от уровней мастеров. Ворота в подземелья были открыты.

Пока еще.

Готовые опустить их по знаку старосты, за колесо подъемного механизма держались двое рыцарей. Еще двое стояли рядом с молотами в руках, чтобы разбить в случае нужды крепления цепей и обрушить тяжелое заграждение.

Пылал в огромных жаровнях огонь. Горели факелы на стенах по всему коридору. Но за воротами царила тьма. Видны были только верхние ступени лестницы, уходившей спиралью в безмолвные глубины подземелий.

— Пора бы им вернуться, — сказал Аргент.

— Подождем еще немного, — попросила Катрин.

— Время истекло. Они или погибли, или поражены порчей.

Катрин развернулась к нему. Сил не было ни спорить, ни сражаться. Их высосала тревога.

Но что-то в ее лице Аргент все-таки увидел. Сжатые губы его дрогнули, суровые черты слегка смягчились.

— Еще мгновение, — произнес он тихо и снова уставился на темные ворота. — Не больше.

Они стояли лицом к лицу. Перрил. И наэфрин. И тот и другой — порождение Глума.

Мечом богов не удалось убить демона. Сумеет ли это сделать наэфрин богини?

— Держитесь сзади, — предупредил Тилар своих спутников.

Перрил ринулся вперед, двигаясь с неестественной ловкостью, которой никогда не обладал при жизни. За мечом его оставался в воздухе дымный след. От демона исходило ядовитое зловоние, в точности как от гниющего трупа.

Наэфрин следил за ним, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, потом ударил — с быстротой змеи. Но Перрил ускользнул.

Лишь тень мелькнула смазанным пятном.

Тот, кто когда-то был рыцарем, сделал выпад.

Наэфрин отпрянул, уклоняясь от клинка, полоснул крылом. Перрил увернулся, крутанувшись на месте. Но все же был задет — струящиеся тени с одной стороны тела превратились вдруг в обычную ткань и костлявую руку.

Он попятился, встряхнул рукой, и тьма окутала его снова. Двинулся по кругу, выискивая слабину. Обманный шаг влево — и, быстрее, чем мог уследить человеческий глаз, нырнул под крыло наэфрина и ударил мечом снизу вверх тому в горло.

Наэфрин вскинулся на дыбы.

Клинок цели не достиг, Перрил пошатнулся. Пытаясь сохранить равновесие, опустил меч.

Наэфрин обрушился на врага.

— Нет! — вскрикнул Тилар. Он узнал первое движение. Сам учил когда-то юного оруженосца этому приему. Он назывался «каприз наэфрина».

Но было поздно. Перрил сделал резкий разворот на каблуках и одновременно вывернул запястье. Клинок взметнулся вверх в тот миг, когда наэфрин устремился вниз. Однако в последнюю секунду, возможно, услышав предупреждение, демон дернулся в сторону. Меч, не достав до горла, скользнул острием по левому боку.

Собственные ребра Тилара пронзила жгучая боль.

Он задохнулся, ноги разом ослабели. Роггер не успел его поддержать. Упав, Тилар тяжело ударился коленями о каменный пол. Наэфрин встал на дыбы, попятился, широко раскинув крылья. Глаза его заполыхали еще яростнее.

Перрил бросился вперед, целясь в незащищенное брюхо.

Но из-под правого крыла вдруг выскочил Роггер, в обеих руках которого что-то блестело. И метнул в противника один за другим два хрустальных снежка — репистолы. Крохотные сосуды с гуморами.

Перрил, сосредоточась на наэфрине, вора не заметил.

Один сосуд разбился у его ног, гумор обрызгал икры. Второй ударил в грудь.

Роггер отбежал в сторону, вернулся к Тилару.

Перрил зашатался. Ноги его словно одеревенели. Глум, который питал плащ, и тени сгинули, осталась обычная ткань, которая только стесняла движения демона. Он едва успел увернуться от когтей наэфрина.

Тилар снова увидел обнаженное тело под плащом, полупрозрачную кожу, под которой что-то корчилось и извивалось. В следующий миг Перрил в поисках убежища и спасения нырнул во тьму, поджидавшую за дверью.

Роггер подхватил Тилара, поставил на ноги. Тот собрался с силами и шагнул к двери, хотя левый бок еще немилосердно жгло.

— Идемте! — сказал он. — Пока эти твари еще что-нибудь не придумали.

Наэфрин, повинуясь жажде крови, первым ринулся в дверь и расчистил дорогу. Когда они выбрались в коридор и осветили его факелами, войско демонов о новом нападении, казалось, уже не помышляло.

Все бегом поспешили к лестнице. Наэфрин, летевший впереди, изогнул длинную шею, выхватил кого-то из теней, как цапля выхватывает рыбу из воды. Потряс в воздухе отбивающуюся добычу и отшвырнул в боковой коридор. Оттуда донесся пронзительный вопль.

Тилар посмотрел на Роггера.

— На этот раз всех спас ты.

— Ты — на самом деле, — ответил вор.

Тилар нахмурился. Роггер пояснил:

— То были репистолы с твоей слюной. Мне дала их Делия, когда мы собрались идти сюда. Сказала, могут пригодиться.

— Как?.. — Но тут же Тилар понял и сам. Каждый гумор действовал на Милость по-своему. Слюна ее ослабляла.

— Я не был уверен, что это сработает против темной Милости. Но, видно, Милость есть Милость. Его чуть с ног не сшибло.

Да, если бы Перрил довел прием до конца, завершил «каприз наэфрина»… Тилар потер ноющие ребра. На лестнице они оказались, не успев оглянуться. Здесь регент отправил всех вперед.

— Прожигайте путь! — велел он.

Сам же, опираясь на Роггера, поплелся сзади.

В самом тылу остался наэфрин. Он нашел еще кого-то в тенях и сбросил с лестницы.

Но не Перрила. Тилар знал, что почувствовал бы на расстоянии острую ненависть хаула. Сохранилось ли в этой оболочке хоть что-то от его прежнего друга?

Тепло и свет приближались с каждым витком лестницы. Уже забрезжили наверху отблески огня.

И тут капитан из Ольденбрука гаркнул что есть силы:

— Они закрывают ворота!

— Подождите! Мы идем! — взревел Креван.

В следующий миг, сделав очередной поворот, Тилар тоже увидел медленно смыкающийся огненный глаз ворот.

Все начали кричать.

Глазное веко замерло. Их услышали. Тилар ринулся было вперед за остальными, но его придержал Роггер.

— Не хочешь ли взять собачку на поводок? Не время выходить из подземелья в обнимку с демоном.

Тилар кивнул, похлопал себя по плащу.

— Держи. — Роггер передал ему один из своих кинжалов.

Резанув ладонь, Тилар подождал, пока выступит кровь.

Единственная возможность вернуть наэфрина на место. Затем поднес окровавленную руку к дымной пуповине меж собой и зверем.

Тот, словно поняв его намерение, обернулся. Полоснул свирепым взглядом. Но кровь уже соприкоснулась с привязью из Глума. Вспыхнул нестерпимо яркий свет, озарил демона, размыв его очертания, и… страшной тяжестью наэфрин обрушился обратно в Тилара.

Тот приготовился к толчку и потому устоял. Удар, правда, оказался сильнее, чем он рассчитывал. Сегодня Тилар вызывал зверя дважды. И молился про себя, чтобы больше этого делать не пришлось. Возвращение здорового состояния радовало. Год прошел, и теперь когда-то привычное искалеченное тело казалось чужим, словно принадлежало другому человеку.

И это тревожило.

Ведь на самом деле он был калекой. Сила и здоровье являлись иллюзией, сенью Милости, даром наэфрина, обитающего внутри. Тилар вспоминал об этом, лишь выпуская демона.

Хотя забывать не следовало никогда.

Толчок в грудь едва не опрокинул его. Верхняя ступенька подсекла под ноги. Но, мгновенно исцеленный, вновь обретший силу, он схватился за стену и не упал.

Выпрямился и почувствовал, как полыхнула боль в руке. Тилар поднес ее к глазам и удивился. Сломанный мизинец остался кривым. Раньше после возвращения наэфрина все раны и увечья исчезали бесследно.

Он взглянул на ладонь. Свежий порез затянулся, словно его и не было.

Роггер тоже увидел искривленный палец.

— Странно…

Регент опустил руку. Времени беспокоиться об этом не было — все уже поднялись к воротам.

— Тилар! — позвал знакомый голос. В проеме появилась Катрин. — Ты где?

Он зашагал наверх, к теплу и свету. Хотя боль в руке невольно заставляла думать, что часть тьмы он выносит отсюда с собой.

Роггер поспешил следом, и вместе они выбрались в коридор.

— Закрывайте, — велел Тилар.

Рыцари вновь принялись крутить колесо, опуская прочную преграду из змеиного дерева.

Он думал, что согреется здесь, среди множества огней. Но по-прежнему ощущал холод.

Это был не конец.

Вдруг раздались испуганные крики — кричали два рыцаря, которые стояли на страже в конце коридора, у ворот, ведущих во двор Штормовой башни.

Тилар издалека увидел изморозь, на глазах расползавшуюся по внутренней стороне ворот. С громким треском начали раскалываться доски.

Караульные попятились — но недостаточно быстро.

Железные крепи лопнули, промерзшее дерево разлетелось на куски. В коридор вплыл белесый морозный туман. Факелы на стенах вблизи входа затрепетали и погасли.

Каменный пол покрылся блестящим льдом. Из тумана вылепилась человеческая фигура, шагнула вперед. И остановилась — нагая, окутанная лишь инеем.

Вернулся утраченный союзник.

Тилар ужаснулся.

— Эйлан…

 

Глава 13

ДУХИ ВЕТРА

— Калла, уведи мальчика! — приказал Креван, глядя на ледяное видение в сломанных воротах.

Та подтолкнула Бранта к лестнице. Оглушенный пережитым, сопротивляться он был не в силах. Он едва пришел в себя и еле держался на ногах. В памяти остался провал. Брант ничего не помнил, кроме старухи с черепом.

Что произошло?

Калла, женщина с пепельным лицом, взяла его за плечо, повела наверх. Он покорно начал подниматься. Оглянувшись, увидел Стена, идущего следом. Остальные его спутники, с которыми он спускался в подземелья, стояли в нижнем коридоре, со старостой и рыцарями. Брант посмотрел на них, потом бросил взгляд вперед, на лестницу. Кого-то не хватало.

Дралмарфиллнир… где он? Уж великана-то, такого же громоздкого, как его имя, не заметить просто невозможно.

Брант остановился.

— Шагай давай, — сказала Калла, снова его подталкивая.

Мальчик вместо этого отступил назад и налетел на Стена.

— Где Драл?

Капитан пробормотал что-то невнятное. Глянул на флаггершу, покачал головой. И, шмыгнув мимо Бранта, поспешил наверх.

Калла взяла мальчика за локоть.

— Умер, — сказала она просто.

— Что?.. — Услышанное потрясло Бранта. В то же время в голове немного прояснилось. — Как?

— Не сейчас.

Она опять потянула его наверх, но на этот раз Брант уперся ногой в ступеньку и вырвался. И побежал вниз, к Роггеру, стоявшему у основания лестницы. Он не мог больше мучиться неизвестностью.

— Где череп? — спросил он, добравшись до бородача.

Тот хлопнул по суме, которая висела у него на плече. Явно не пустая. Брант почувствовал, как потеплел слегка камень на груди. Значит, они добыли его. Но какой ценой?

Не успел он задать новый вопрос, как Роггер махнул рукой в сторону разломанных ворот.

— У нас беда пострашнее.

Брант повернулся.

К ним медленно приближалась женская фигура, окутанная холодным туманом. Факелы, мимо которых она проходила, гасли один за другим, и за спиной ее воцарялась темнота. Стены разрисовывала тонкими узорами изморозь. По каменному полу перед женщиной ковром стелился лед, гладкий, как пролитая вода.

Один из рыцарей, что охраняли ворота, взмахнул мечом, норовя пронзить страшную гостью. Но ледяные языки, опережавшие ее на несколько шагов, коснулись его ног раньше. В тот же миг рыцарь схватился рукой за горло и застыл. Потом упал — не сгибаясь, с твердым стуком, словно опрокинутая каменная статуя.

Брант вспомнил зайца, которого видел в ольденбрукском лесу. Закоченевшего, промерзшего насквозь. И понял, что к ним явилась, обретя плоть, ужасная сила урагана.

— Убейте ее! — крикнул староста рыцарям, которые выстроились поперек коридора, преграждая женщине путь.

Мгновенно лязгнули арбалеты, засвистели стрелы. И каждая, хвала меткости стражей Ташижана, попала в цель… но только для того, чтобы расколоться о панцирь инея, покрывавший тело Эйлан.

Та, не моргнув и глазом, шагая неторопливо и беззвучно, продолжила свой путь.

— Огня! — раздался громовой голос Аргента. — Сожгите ее!

В коридор тут же выкатили бочку масла, высотой в половину человеческого роста. Подпалили тряпичные жгуты с обеих сторон, подтолкнули навстречу вире. Полыхнуло так, что Брант, ослепленный, прикрыл глаза рукой. Разлетелись во все стороны горящие заклепки, заставив попятиться заслон рыцарей.

Но из пламени и дыма как ни в чем не бывало появилась она. Лед и изморозь стлались впереди и вокруг нее, гася огонь.

— Назад! — приказал староста.

Его люди кинулись к лестнице. Роггера и Бранта оттеснили на площадку второго этажа. Все ступени ниже заполонили рыцари. Там же остановились староста, Тилар и смотрительница.

Часть коридора видна была Бранту и с площадки — ворота из змеиного дерева, перекрывавшие дорогу ужасным существам, что таились на уровнях мастеров. И огромные жаровни, огонь в которых тоже потух. От внезапно грянувшего холода железо, раскаленное докрасна, почернело и треснуло. По каменным плитам коридора пополз лед, и разбросанные тлеющие заклепки моментально остыли.

Потом в поле зрения появилась она. Плоть урагана.

Остановилась. А лед двинулся дальше, в глубину коридора — там тоже начали гаснуть фонари.

Женщина повернулась к людям, стоявшим на лестнице.

И заговорила — без всякого выражения в голосе. Покрытые инеем губы разомкнулись, треснули. На них выступила и тут же замерзла кровь.

— Богоубийца… отдайте нам богоубийцу.

Все обиды были забыты. Стоя плечом к плечу, Тилар, Аргент и Катрин глядели в нижний коридор, пожранный ледяной тьмою. Оттуда веяло знобящим холодом. Дыхание вырывалось изо рта белыми облачками.

Аргент посмотрел на Тилара.

— Что будем делать?

Тот покачал головой, не в силах оторвать взгляд от ворот из змеиного дерева. Единственным их оружием против воинства Мирры был огонь. Но ураган без труда уничтожил все укрепления. И как противостоять теперь черной армии подземелий? В ловушке — меж льдом и тьмой…

— Надо заново разжечь огни, — сказала Катрин.

— Отдайте нам богоубийцу, того, кого мы называем Мерзейшим. И мы оставим вашу крепость в покое.

Голос принадлежал Эйлан. Но Тилар знал, кто управляет ею на самом деле — как марионеткой. Лицо этого бога он видел в урагане. Ульф из Ледяного Гнезда, которому помогали другие боги. Выстоять против них казалось невозможным.

— У вас есть только колокол, чтобы передать нам богоубийцу. Или погибнуть. Мерзейший должен умереть в любом случае. Выбор за вами.

Эйлан скрестила руки на груди, приготовившись ждать.

Аргент приказал своим людям:

— Оставайтесь здесь. Отправьте весть, если она сдвинется с места. — Потом ткнул рукой в одного из рыцарей близ верхней площадки. — Позови сюда мастеров. Пусть изучат и испытают Милость, которая ее защищает. Нужно отыскать способ справиться с ней.

Рыцарь поспешил исполнить приказание.

А староста взглянул на Тилара.

— Надо поговорить. Наедине.

Жестом пригласил Катрин следовать за ними и решительно зашагал наверх. Рыцари, давая дорогу, расступились.

Тилар сказал Кревану:

— Побудь с Роггером и мальчиком.

Тот кивнул.

Поднявшись на следующий этаж, все трое вошли в первую попавшуюся пустую комнату, жилище оруженосцев. У дальней стены высились одна над другой четыре койки. Очаг не горел, пахло прокисшим элем и потом. Судьбу Ташижана предстояло решать в весьма жалких условиях.

Аргент закрыл дверь.

— Так что же будем делать?

— Тилара мы отдать им не можем, — заявила Катрин, садясь на нижнюю койку.

— Он — выкуп за Ташижан. — Аргент принялся расхаживать по комнате. При повороте меч ударил его по бедру, и староста придержал украшенную алмазом рукоять. — Нам следует выбрать меньшее из зол.

Катрин хотела что-то сказать, но Тилар ее опередил:

— Староста прав.

Щеки у нее тут же вспыхнули, глаза засверкали, но он сделал вид, что не замечает.

— Либо мы приносим в жертву одного человека, либо Ташижан, потеря которого — беда для Девяти земель в эти темные времена. Моя жизнь того не стоит.

— А возьмут ли они только твою жизнь на самом деле? — горячо возразила она.

Оба мужчины нахмурились.

— Эти боги уже создали ураган и наслали его на нас. И уже пустили в ход темную Милость. — Катрин махнула в сторону нижнего коридора, где ожидала их решения Эйлан. — Мы обязаны принять в расчет возможность того, что они в союзе с Кабалом или сами под его властью. Вдумайтесь, что за выбор предложила нам их посланница… потерять либо Тилара, либо Ташижан. И то и другое — на руку Кабалу. И угрозу только усугубляет темное воинство Мирры в подземельях. Мы должны ответить на очень важные вопросы, прежде чем принять решение.

— Какие же?

— Существует ли связь между Миррой и ураганом? — Она посмотрела на Тилара, потом на старосту. — Почему обе силы выступили в одно и то же время? Нечаянно это вышло — Мирра просто воспользовалась удобным случаем — или так и было задумано? Управляет ли Кабал богами, тайно или в открытую? Ведь может быть и так, что им вовсе не нужна смерть Тилара. А нужны его силы. Вдруг они собираются сделать из него оружие против нас? Как из этой виры? Тогда они смогут взять не только Ташижан, но и всю Мириллию…

Аргент остановился, скрестил руки, уставился в пол. Тилар присел на край стола и посмотрел на свой кривой мизинец. Боль отдавалась в руке до самого локтя. Это ему не нравилось.

— Превращение Тилара в нашего врага означает полную победу Кабала. — Катрин тяжело вздохнула. — Не лучше ли оставить его силу себе? Ташижану нужна защита. Подчинись мы сейчас их требованиям — и окажемся в их власти.

— А если вы не правы? — спросил Аргент. — Если они хотят всего лишь положить конец его «мерзостным» деяниям? Ташижан под угрозой…

— Он всегда под угрозой, — ответила Катрин, — покуда не уничтожен Кабал. Наши башни всегда будут притягивать тех, кто стремится поработить Мириллию. Мы — первая линия обороны. Крепость не должна пасть.

Аргента, судя по виду, ее слова не убедили. По-прежнему глядя под ноги, он проворчал:

— Если бы мы знали точно…

— Кое-кто знает, — пробормотал Тилар про себя.

Староста уставился на него.

— Кто?

Тилар не думал, что его услышат. Но пришлось ответить:

— Вира Эйлан. Она побывала в сердце урагана. И вернулась.

— Но для нас она потеряна, — сказала Катрин.

Он кивнул, и сам это понимая. Вирой полностью завладела песня-манок. Холодные, пустые глаза, мертвые, как покрытые льдом озера… Похоже, черной песне и впрямь невозможно противостоять.

Не сумел даже он.

При воспоминании Тилара передернуло. В одно мгновение у него отняли тогда и волю, и разум. Он был в сознании, но мир сузился до размеров острия иглы. Не осталось ничего, кроме звуков песни и его готовности сделать что угодно, лишь бы слушать их и повиноваться, будучи глухим ко всему остальному.

Лишь на миг ему удалось стряхнуть наваждение — когда он беспомощно попытался предупредить своих спутников: «Уходите… бегите».

Как это вышло?

— Мы гонимся за тенью, — сказал Аргент. — Решение нужно принять, основываясь на твердом знании, а не на игре воображения. Через колокол крепость заморозят. И если мы не погибнем сразу, дело завершат демоны Мирры. Есть только один способ задержать их всех — пусть ненадолго, пусть только для того, чтобы успеть собраться с силами… Это отдать им Тилара.

— Давайте не будем торопиться… — возразила Катрин.

Далее Тилар ничего не слышал.

В ушах звучали собственные слова. «Уходите… бегите…» Когда он произнес их, он был свободен от песни. Потом снова подпал под ее власть. Тревожась до сего времени только о демонах, больше он об этом моменте не вспоминал.

Но сейчас задумался.

Что произошло за мгновение до того, как он сказал это?.. Он был глух ко всему, тем не менее слуха что-то коснулось. Какой-то чужеродный звук нарушил мелодичные чары, негромкий, но оказавшийся в силах даровать миг свободы.

Одно слово, болезненный стон: «Нет…»

Кто вымолвил это слово?

Тилар соскочил со стола, выпрямился. Он вспомнил.

Мальчик.

Брант и Роггер сидели, прислонясь к стене, на полу в коридоре. Вор коротко поведал мальчику о судьбе его друга Дралмарфиллнира, об ударе отравленным клинком.

— А ведьма еще жива, — с горечью сказал Брант.

Роггер положил руку ему на колено.

— Да, жива. Зло упорно, убить его непросто. Но смерть твоего друга спасла жизнь всем остальным.

Брант, пряча слезы, отвел глаза.

— Надо передать весть его брату.

— Успеешь, юноша. Нет нужды спешить, когда собираешься разбить кому-то сердце.

Тут открылась дверь комнаты, где происходило совещание. Креван и Калла, стоявшие неподалеку, оборвали разговор, повернулись. Роггер вскочил. Спрятал в ножны кинжал, который вертел в руке.

Брант тоже поднялся на ноги.

Первым в коридор вышел регент, за ним остальные. Судя по выражению лиц, решение они приняли. Староста направился к выходу, бросив на мальчика странный взгляд.

— Пойду расчищу лестницу, — сказал он своим спутникам и удалился.

Тилар же остановился, подождал, пока староста не скрылся из виду, и спросил у Катрин:

— Как там Геррод?

— Старается изо всех сил. Боится, что не хватит гумора.

— Тогда придется обойтись тем, что есть. Времени у нас немного.

— Знаю, — сказала Катрин и поспешила следом за Аргентом.

Роггер оживился:

— Что, староста еще не выкидывает тебя с голым задом на мороз?

— Пока нет. — Регент хлопнул по плечу Бранта. — Есть у нас одна надежда.

Через некоторое время мальчик уже стоял на лестнице, тремя ступенями выше обледенелого нижнего коридора. Рядом опустился на колени Роггер, держа череп, который был накрыт лоскутом пропитанной желчью ткани. Позади них встал Тилар. Все рыцари по приказу старосты с этого пролета лестницы убрались, и на верхней площадке караулили Креван, Калла и Катрин.

— Что мне делать? — спросил Брант.

— Позови ее по имени, — сказал Тилар. — Когда почувствуешь жжение, продолжай говорить. Что угодно, только не останавливайся, пока хватит сил.

Мальчик посмотрел на женщину, одетую инеем. Она как будто не сознавала их присутствия. Не моргала, не шевелилась. Казалось, даже не дышала. От сомкнутых губ не поднимался морозный пар.

И все же Брант чувствовал настороженное внимание, пристальный, изучающий взгляд.

Он стиснул висевший на груди камень в кулаке. Пробормотал:

— Не умею я ломать никаких чар.

— Если Тилар прав, песне-манку сопротивляется твой камень, — сказал Роггер. — Непонятным образом ты сумел ненадолго освободить Тилара. Как да почему, потом разберемся. — Он пожал плечами. — А не получится — что ж, вреда не будет.

Не будет…

Брант вспомнил нестерпимый жар. Взглянул на череп. Мертвая кость, пораженная порчей, уже нанесла вред его родине. Обошла полмира и догнала его. Неужели никто не понимает, что ее надо уничтожить? Он с трудом подавил искушение вырвать череп у Роггера и растоптать в пыль. Правда, этого, возможно, будет мало, чтобы разрушить проклятие. Лучше очищающий огонь…

Роггер словно прочитал его мысли.

— Твой друг отдал жизнь ради того, чтобы отнять череп у ведьмы. Верни же кровавый долг хотя бы отчасти. Нанеси при помощи камня и черепа ответный удар.

Брант бросил на него злой взгляд, поскольку терпеть не мог, когда его чувствами пытались управлять. К тому же вору это удалось… Но он должен был попытаться.

В память о Драле.

Мальчик кивнул.

— Тогда приготовься, — сказал Тилар.

Брант промолчал. К такому не приготовишься.

Роггер еще мгновение смотрел на него, потом стянул пропитанный желчью лоскут. Обнажил макушку черепа. Этого оказалось достаточно.

Камень запылал, прожигая плоть и кости. Вся грудь мальчика занялась огнем. Он задохнулся от боли, застонал. Ноги вмиг ослабели и подогнулись.

Тилар подхватил его, помог сесть.

— Позови ее, — велел он.

Брант попытался это сделать, но горло, охваченное пламенем, не слушалось. Дышать и то было мукой. Пот лился по телу раскаленной лавой.

— Ты убьешь его, — услышал он встревоженный голос смотрительницы. — Может, есть какой-то другой способ…

Мальчик содрогнулся, сжался в комок, не зная, как защититься от боли.

— Зови ее, — повторил Тилар.

Ничего другого не оставалось. Брант перестал противиться огню. Сжал крепче камень. И, когда терпеть стало совсем невмоготу, крикнул:

— Эйлан!

Боль сделалась немного слабее. На глазах его выступили слезы, фигура женщины расплылась и покачнулась.

— Она шевелится, — пробормотал Роггер.

Значит, не почудилось… Брант увидел, как женщина сделала шаг, поскользнулась на ледяном полу и чуть не упала. Потом выпрямилась и снова застыла.

— Еще, — сказал Тилар. — Зови ее, говори что угодно. Любое слово поможет пробиться сквозь песню-манок.

Как справиться с болью, заставить язык шевелиться? Брант не ощущал ничего, кроме жжения. Пламя обращало книгу его жизни в пепел, выжигая все воспоминания. Страницу за страницей. Год за годом… Но наконец явилось одно, давно утраченное, похороненное под приливом дней. Соломенная крыша над головой, сильные руки, которые качают его, убаюкивая, и — колыбельная, тихая песенка, обращенная к лунам, к ночи, дарующей покой.

Песенка матери… которой у него не было.

Это воспоминание отчего-то не сгорало. Печаль хранила его, и пламя лишь освещало ярче.

И мальчику вдруг открылось то, чего и он впрямь не сознавал долгие годы. Горе охотника, его отца… приходилось ли самому Бранту когда-нибудь страдать сильнее? Воскресла чужая боль, которая жила в нем всегда, вместе с колыбельной.

И Брант отдался ей, как отдался сжигавшему его пламени.

Задыхаясь, с трудом выговаривая слова, подавляя стон, он начал петь. И уже не мог остановиться. Не ради Тилара, не ради того, чтобы сломать заклятие. Не ради даже потерянного отца. Он пел для мальчика, который больше всего на свете хотел, чтобы родные, сильные руки обняли его один-единственный, последний раз.

Тилар и не заметил, когда он начал петь. Брант сидел, скорчившись, на ступеньках и стонал. Но Эйлан вдруг снова пошевелилась. Сделала шаг вперед… другой.

Тут только он расслышал шепот, срывающийся с воспаленных уст мальчика.

— Приди… о сладкая ночь… свет зари погаси… пусть луны ярче горят…

Вира задрожала, подняла растерянно руку.

— Песня-манок слабеет, — сказал Роггер.

К ним торопливо спустился Креван. Подошла Катрин. Она встала на колени возле мальчика, обняла его, откинула прилипшие к потному лбу волосы.

Он застонал. Но не умолк.

— Приди… о сладкая ночь… горести дня прогони… тихие сны навей…

— Ему совсем плохо. — Катрин с тревогой поглядела на Тилара.

— Но похоже, что-то получается! — упрямо ответил тот.

Эйлан обратила к ним лицо. Глаза ее еще казались ледяными, но в глубине их мелькнул живой огонек. Губы разомкнулись, треснули. Выступила кровь.

— Нет… — с трудом проговорила вира. — Остановить…

И закрыла руками уши. Защищаясь неведомо от кого — то ли от своих новых хозяев, то ли от тех, кто пытался сейчас ее пробудить.

Потом снова шагнула к ним. С рук и ног посыпался лед.

— Надо остановить…

С губ ее закапала кровь. Горячая, дымящаяся. Власть песни-манка явно ослабевала, отпуская жертву.

— Эйлан, — начал Тилар, — расскажи нам об урагане.

— Их надо остановить…

О ком она?

Брант у него за спиной все шептал, едва слышно:

— Приди… о сладкая ночь… детей обними, укрой… пока не споет петух…

Эйлан встретилась глазами с Тиларом. Он увидел в них проблеск разума. Затем лицо ее исказила страдальческая гримаса.

— Помочь им… — простонала она. — Освободить их…

Те же слова — сообразил он вдруг — твердил мальчик, сидя в подземелье с черепом в руках. Тилар оглянулся на Бранта. ПОМОЧЬ ИМ… ОСВОБОДИТЬ ИХ… НАЙТИ их.

Мальчик ничего об этом не помнил. Но Эйлан… Он торопливо повернулся к ней.

— Найти их… — выдохнула она.

— Кого? — крикнул Тилар.

Вира упала на колени. Из носа хлынула кровь. Казалось, внутреннее противоборство разрывало ее на части.

— Это конец, — сказал Роггер, подтверждая мысль Тилара. — Песня-манок глубоко вросла в разум и плоть. Вырывая ее корни, мы убиваем Эйлан.

Та осела на пол всем телом, кое-как приподнялась на одной руке.

— Мальчик умирает! — воскликнула Катрин.

Но выбора у Тилара не было.

— Кого? — снова обратился он к вире. — Кого мы должны найти?

Она с трудом подняла голову.

— Бродяг… найдите остальных бродяг… закованных… их заставляют… — Эйлан закашлялась, сплюнула на лед кровью.

— Заставляют — что?

Она открыла рот, но вместо слов оттуда хлынула кровь. Из глаз потекли слезы. Эйлан подняла руку, указала на сломанные ворота.

— Это связано с ураганом? — спросил Тилар тихо.

Она уронила руку, как бы подтверждая. Бессильно опустила голову на грудь.

— Где они? Где их искать?

Эйлан не шелохнулась.

— Мальчик не дышит! — Катрин вскочила, подхватила Бранта на руки и повернулась к Роггеру. — Накрой череп!

Вор в замешательстве взглянул на Тилара. Еще не все вопросы заданы…

Катрин закричала:

— Довольно, он не может больше говорить!

Роггер подчинился наконец, понимая, что она права, накинул на череп лоскут. Пожал плечами, как бы извиняясь перед Тиларом.

Оттуда, где лежала Эйлан, донесся шорох. Тилар посмотрел на нее.

Пальцы виры царапали лед. Голова болталась, как у сломанной куклы. Нога согнулась в колене, уперлась в пол. Руки тоже нашли опору. Эйлан начала подниматься.

— Ее вновь призвала песня, — сказал Роггер.

Вира выпрямилась. От ступней и запястий поползла вверх изморозь, одевая ее, возвращая к жизни едва не потерянную марионетку.

Она вновь нашла глазами Тилара. И, прежде чем губы ее сковало инеем, успела вымолвить несколько слов — ответ на его последний вопрос:

— В окраинных землях…

Губы застыли, глаза сделались пустыми и прозрачными как лед.

В тот же миг за спиной Тилара что-то громко лязгнуло, заставив его вздрогнуть.

Во лбу Эйлан расцвело оперение стрелы. Вира пошатнулась и навзничь рухнула на лед.

Мертвая.

Тилар оглянулся.

Креван опустил арбалет. Встретился взглядом с регентом, резко развернулся и зашагал по лестнице вверх.

Поступок жестокий, но необходимый.

Для Ташижана, для Эйлан.

Но вслух Тилар ничего не сказал. Он заметил — когда Креван опускал оружие, — что рука пирата дрожала.

На обратном пути подъем возглавила Катрин. За ней шел Креван, нес Бранта. Тот начал дышать, но в сознание не приходил, и дыхание оставалось неглубоким.

Ее подгоняла ярость. Мальчик был на волосок от смерти! Конечно, Тилар использовал его дар в благих целях, но нельзя переступать грань меж необходимостью и жестокостью. Это казалось Катрин злом не меньшим, чем черная Милость, с которой они все боролись.

Но теперь Брант возвращался к жизни… И никто не заметил ее слез, там, внизу, когда она его обнимала. Катрин злилась и на себя — на собственную глупость. Мало ли смертей она видела на своем веку? Так почему расплакалась из-за этого мальчика, когда множество других потерь не вызывало и слезинки? Впрочем, ответ она знала.

Она оплакивала не только Бранта, а еще и сына, давно потерянного. Жестокость Тилара ее возмутила. Раздула угли, которые Катрин считала давно остывшими. Оказывается, те еще тлели… обида на Тилара не умерла. В гибели их ребенка она по-прежнему отчасти винила его. Ведь это он связался с серыми торговцами, ступил на скользкий путь. И вот итог — крохотное мертвое тельце в ее окровавленной постели…

Брант застонал. Пошевелил рукой. Что ж, хотя бы этот мальчик будет жить.

Катрин облегченно перевела дух, поспешила дальше.

Тилар как будто почувствовал, что некая плотина внутри ее рухнула. Догнал ее и сказал:

— Аргент придет в ярость.

— Я с ним разберусь, — холодно ответила она.

В данный момент староста пребывал в каком угодно состоянии, только не в ярости. То, что он испытал, узнав, что Эйлан убита, скорее можно было назвать ликованием. Филдс охотно разрешил им подняться в покои Катрин, чтобы передохнуть, ибо дело свое они сделали. После смерти посланницы урагана лед в нижнем коридоре растаял, холод отступил.

Но надолго ли? Следовало подготовиться к новому нападению. И Аргент принялся заново укреплять первый этаж. Расставлять часовых, разжигать огонь, чинить ворота. Призвал мастеров во главе с Хешарином искать защиту от ледяных атак. Никто не знал, сколько продлится передышка, купленная смертью Эйлан, но все понимали, что война не кончилась.

— От Геррода были вести? — поинтересовался Тилар.

Катрин покачала головой.

— Я послала гонца — сказать ему, чтобы поторопился. Надо еще и Дарт предупредить.

— Мы нанесли им удар, — произнес Тилар, имея в виду силы урагана. — И пока они в растерянности, этим надо воспользоваться.

Катрин кивнула.

Они поднялись на очередную площадку, и тут справа донесся рев:

— Мастер Брант!

На лестницу вывалился земляной великан.

— Что вы с ним сделали? — вопросил он с болью и угрозой одновременно.

Тилар вскинул руку.

— Он жив. Несем его к лекарям, в покои смотрительницы.

— Дайте я понесу! — Великан ринулся к пирату.

За его спиной Катрин заметила прочих ольденбрукцев, толкавшихся в коридоре и явно жаждавших услышать новости. Стоял там и капитан, который спускался в подземелья, рядом со стройной женщиной в серебристой ночной сорочке.

— Возвращайтесь к себе! — строго приказала им смотрительница.

Любопытствующие попятились, однако уйти и не подумали. Времени спорить не было, и Катрин повернулась к великану, собираясь отослать хотя бы его.

Но руки ее коснулся Роггер и тихо сказал:

— Это брат-близнец погибшего.

Катрин тяжело вздохнула, только теперь разглядев в глазах великана, полных слез, страдание и гнев. Видно, капитан успел рассказать ему о гибели брата.

Она посмотрела на Кревана, кивнула.

Он передал мальчика великану, и тот принял его в свои огромные ручищи с удивительной бережностью.

Брант пошевелился. Открыл глаза.

— Мал… — сказал он хрипло.

— Тута я, мастер Брант.

Мальчик поднял руку, коснулся его лица.

— Драл…

— Знаю, мастер Брант… уж слыхал. — Великан осторожно двинулся в путь. — Мы с них эту кровь еще взыщем. Тогда и погорюем.

Наконец они добрались до верха Штормовой башни, подошли к покоям Катрин, где стояли на страже флаггеры Кревана.

Все спокойно, доложили те. И, хотя это казалось невозможным после ужасов, пережитых внизу, Катрин поверила им на слово и провела друзей к себе. Там так и сидели в креслах возле очага Дарт и Лаурелла и дремал, привалясь к боку бульгончей, юный следопыт. Но все вскочили на ноги, едва открылась дверь.

При виде Бранта, которого нес великан, глаза Дарт расширились. Девочка в тревоге прижала руки к груди.

— Он жив, — успокоила ее Катрин. — Сейчас его посмотрят лекари, и ночь он может провести в одной кровати с Лорром.

— Только не эту ночь, моя госпожа. — На шум из спальни вышел, прихрамывая, старый следопыт.

— Лорр… зачем ты встал?

Тот был босиком, но в штанах и расстегнутой просторной рубахе. Левая рука перевязана, но обожженное лицо открыто. Волдыри уже исчезли, кожа на щеке стала розового цвета, и зарубцевался шрам на голове.

— Спасибо вашим лекарям… настоящие мастера!

За спиной его насмешливо хмыкнули, и в дверях возник лекарь Феннис.

— Спасибо упрямству этого непоседы! — сказал он и поманил великана с его ношей к себе. — И способности быстро исцеляться, которая присуща благословенной Милостью природе.

Лорр пожал плечами.

Великан прошел в спальню, лекарь за ним, на ходу взывая к жене:

— Дорогая, не убирай пока поильник.

— Лекарям придется постараться, — сказал Тилар. — Будут у мальчика силы или нет, но мы должны улететь отсюда в следующую четверть колокола.

— Так скоро? — удивилась Дарт.

Катрин повернулась к ней.

— Ты уже собрала свои вещи?

— Я ей помогла. — Лаурелла кивнула на плотно набитую суму возле камина.

Тилар обратился к Кревану:

— Не пошлешь ли ты наверх Каллу? Пусть спросит у Геррода, когда будет готов флиппер.

Креван вышел, переговорил со своей соратницей за дверью и вернулся. О плане, составленном еще до спуска в подземелья, он слышал, но не знал подробностей. Поэтому спросил:

— Как мы прорвемся через ураган? Он же высосет из корабля воздушную Милость.

— Тилар и Геррод придумали кое-что, — ответила Катрин. — Вопрос в другом — что вы будете делать потом?

Первоначальный план был прост. Удалить из Ташижана Тилара и Дарт. Чтобы Ривенскрир ни в коем случае не попал в руки Кабала, да еще и с девочкой в придачу. Преодолев ураган, Тилар собирался созвать и объединить для борьбы богов Первой земли и всех, кого только получится.

Но теперь дело усложнилось. Череп, мальчик, предсмертные слова Эйлан…

— Надо найти бродяг, — сказал Тилар. — Мы полагали, что ураганом управляют несколько богов. Одному Ульфу из Ледяного Гнезда это было бы не под силу. Но мы думали, что помогает ему кто-то из сотни, желающий моего падения.

— Разумное предположение, — заметила Катрин. — Кто мог заподозрить, что в нападении замешаны бродячие боги? Безумные, дикие существа, которые попросту не в состоянии столь искусно манипулировать Милостью?

— Если только их не заставили это делать при помощи песни-манка, — усмехнулся Тилар. Бросил взгляд на Роггера, укладывавшего череп в суму. — Как, возможно, и Кеорна. Но он сумел вырваться, сбежал в Сэйш Мэл и принес себя в жертву ради того, чтобы об этом узнали.

— И дал нам средство освободить его пленных собратьев. — Роггер мотнул головой в сторону спальни. — Камень…

— Не думаю, что все так просто, — сказала Катрин. — Мы еще многого не знаем. Но в одном, во всяком случае, сомневаться не приходится — за порабощением бродяг стоит Кабал.

Все согласно кивнули.

— И это ответ на вопрос, который я задавала раньше. Войско Мирры и ураган — часть одной стратегии. Запланированная совместная атака, цель которой — пленить Тилара и завладеть мечом богов. Мирра, возможно, знает и о Дарт. Получи они такую силу, Ташижану конец. Падет главный бастион Мириллии… Будет убито большинство Дланей, которые служат здешним богам. Один удар — и мы теряем Первую землю.

— Искусная стратегия, — признал Роггер. — Достойная уважения. Разрабатывали ее, должно быть, не один год.

— Больше, — сказал Креван. — Боюсь, планы Кабала, подобно планам виров, могут охватывать столетия.

— И если смотрительница права, — добавил Роггер, — это еще одна причина поскорее убрать отсюда Дарт и Тилара.

— А что с бродягами? — спросил пират.

Тилар принялся потирать полоски, вытатуированные возле глаза. Жест этот, как знала Катрин, означал напряженное размышление. Она заметила его кривой мизинец, вспомнила, что на сей раз Тилар исцелился не до конца. Он не придал этому особого значения, но Катрин подумала, что нынешнее изобилие темной Милости в Ташижане вполне может угрожать сложным чарам, которые привязывают к нему наэфрина. Да, лучше ему и впрямь поскорее выбраться отсюда.

Он заговорил наконец:

— Если ураган приводят в движение порабощенные бродяги, осаду мы снимем, когда найдем их и освободим. По словам Эйлан.

— Вроде бы просто, — сказал Роггер. — Но…

Все посмотрели на него.

Он загнул палец.

— Во-первых, до того времени Ташижан должен продержаться.

Катрин кивнула. Это был ее долг. Оставаться здесь и защищать цитадель. Стоять твердо, пока Тилар не приведет помощь… или не сумеет снять осаду иным способом.

Роггер загнул второй палец.

— Что более важно, нам этих бродяг надо еще найти.

Теперь склонил голову Тилар. Он никогда не забывал о своем долге.

— Одно указание дала Эйлан. Окраинные земли.

— Чудесно, — сказал Роггер. — Их — пол-Мириллии. Всю жизнь потратим, только чтобы обойти…

— А может, и нет, — вмешался Креван. — Кеорн явился в Сэйш Мэл из окраин Восьмой земли. Самых диких и опасных, настоящего лабиринта. — Он посмотрел на Тилара. — Туда не забредал еще ни один рыцарь теней, чтобы вернуться и поведать о том, что видел. Коль нужно спрятать что-то от Ташижана, лучше места не придумаешь.

— Там же Кеорна и взяли в плен, — задумчиво произнес Тилар.

— И выследили, и потеряли, — подтвердил Креван. — Чтобы выследить опять — в Сэйш Мэле.

— Стало быть, оттуда поиски и начнем, — решил Тилар.

— Нам может кое-кто помочь. — Пират показал на суму Роггера. — Договор по-прежнему в силе. И вир Беннифрен дожидается черепа как раз в окраинных землях близ Сэйш Мэла. Чтобы расплатиться за него знаниями.

— Я бы не слишком полагался на этот договор, — хмыкнул Роггер.

— Но выбор невелик, — сказал регент. — К тому же мы некоторым образом в долгу перед Эйлан…

Возражений не последовало.

Только Роггер поднял руку и загнул третий палец.

— Чуть не забыл… меж нами и успехом стоит еще коечто. Для начала надо вытащить отсюда свои задницы.

Уладив еще несколько вопросов, Тилар заглянул в спальню. Ждать дольше было невозможно.

— Пора, — сказал он лекарям.

Те засуетились, запихивая в узел последние склянки и перевязки.

— Точно все? — спросил Феннис у жены.

Она утвердительно кивнула, взглянув на мужа с раздражением.

Лекарь молча поднял руки, сдаваясь. Мудрый человек, подумал Тилар…

В комнату вошел Лорр, подхватил узел.

— Коль понадобится, там есть еще, — сказал Феннис, тыча пальцем в повязку у него на руке. — Мази и прочее.

Лорр отмахнулся.

— Обо мне не беспокойтесь. Главное — мальчик.

Тилар, оценив состояние старого следопыта, разрешил ему лететь с ними. В окраинных землях его знания и умение могли пригодиться. Лорр успел уже это доказать. И узел сейчас поднял с легкостью, словно ожоги его совсем не мучили.

Брант выглядел гораздо хуже. Его раны таились внутри, где бальзамы не помогут. Лицо мальчика осунулось, побледнело. И когда он попытался приподняться на локте, ему это не удалось.

Тилар встретился взглядом с лекарем.

— Природой он сколочен на славу, — заверил Феннис. — Пострадал не слишком. Завтра к полудню будет на ногах.

Тилар вздохнул. Завтра… Утро уже близилось, но казалось всего лишь сном, мечтой, которая может не осуществиться…

Тут в спальню заглянула запыхавшаяся Катрин.

— Весть пришла. Аргент узнал о наших планах!

Тилар сжал кулаки.

— Возьму-ка я мастера Бранта, — вдруг раздался голос земляного великана.

Малфумалбайн, сидевший на полу по другую сторону кровати, встал, стянул с мальчика простыню. Осторожно, с сочувственным выражением лица, поднял его на руки.

Брант вздрогнул, обхватил его за шею.

— Я это, я, мастер Брант. Мал…

Мальчик растерянно огляделся. Спросил с запинкой:

— Мы куда-то идем?

— Надо, — ответил Тилар.

Они вышли в переднюю комнату, где ждали наготове остальные. И тут Мал заявил:

— Я пойду с вами.

Тилар открыл было рот, собираясь отказать, но передумал. Вспомнил о погибшем великане. Его могучий брат будет не лишним в опасном походе.

Но Брант пробормотал:

— Нет. А волчата?..

— Я их запер у вас в покоях, — сказал великан. И вытащил в качестве подтверждения из кармана ключ.

— А кормить?.. — Договорить Бранту помешал кашель. Измученное лицо мальчика исказилось тревогой.

Мал, не в силах выбрать между двумя велениями долга, насупился. Его лоб прорезали глубокие морщины.

Спас великана Лорр. Вынул ключ из его руки и перекинул юному следопыту.

— За ними присмотрят Китт и Баррен.

Китт не успел поймать ключ. Тот упал на пол и подлетел к ногам Лауреллы. Девочка проворно нагнулась, подняла его.

— И я помогу.

Мал вздохнул с облегчением.

— Ну вот и хорошо.

Брант, хотя и хмурился, возражать не стал.

Вопрос уладили. Дарт, с полными слез глазами, в последний раз обняла подругу. Пришло время трогаться в путь.

Первой вышла из комнаты Катрин. Но дорогу ей тотчас преградил тощий долговязый слуга, на синем одеянии которого не было ни складочки, ни пятнышка.

— Староста прислал приказ — никому этот этаж не покидать! — заявил он сварливо.

— С дороги, Лоул, — ответила Катрин, отодвигая его твердой рукой. По счастью, больше никто здесь не мог исполнять приказы Аргента, ибо все рыцари готовились к обороне внизу. — Со старостой я поговорю, когда вернусь.

Он что-то лепетал вслед, но никто не слушал. Отряд отправился на вершину башни. Оттуда через открытую дверь залетал на лестницу холодный ветер. Тилар услышал стук молотков. Работа не кончена… и это плохо. Ждать некогда.

Сразу перед выходом на причал Штормовой башни он увидел капитана Хораса. Тот записывал углем на стене какие-то расчеты. До самого пола тянулись цепочки чисел и символов — одни перекрещивались, другие располагались по кругу.

Желто-белый мундир капитана весь был усеян пятнами. Судя по запаху, не только угольными.

— Не получается… — проворчал Хорас и почесал углем в затылке.

Тилар остановился рядом, жестом велел остальным выбираться на причал.

Капитан, чтобы дать пройти Малфумалбайну, прижался к стене. Он проводил великана взглядом, потом посмотрел на Тилара.

— Он что, тоже летит?

Тот кивнул.

— Сладчайший эфир… — Капитан быстро нацарапал еще ряд значков. — Дюжина — самое большее, что мы сможем переправить через ураган. Если сможем. — Он безрадостно рассмеялся. — Команда — три человека… и великан — считай, еще двое…

Тилар отобрал у него уголь, развернул капитана к двери.

— Должны справиться.

Подтолкнул его и вышел сам — в леденящие объятия урагана.

Спутники Тилара с изумлением разглядывали флиппер. Деревянных дел мастера потрудились на с паву. Стянутый клепками корабль выглядел совершенно целым.

Лорр зажимал нос рукой. И винить его за это Тилар не стал бы. Даже здесь, на открытом воздухе, зловоние было нестерпимым.

— Черная желчь, — сказал Креван, качая головой.

Один из работников дока, обмотав лицо для защиты от вони, еще водил тряпкой по заплате на боку флиппера, замазывая швы желчью. Трапы покуда стояли в стороне.

Тилар подошел к остальным. Роггер оглянулся на него и сказал:

— Корабль из дерьма… самое то нынче для регента.

Из-за флиппера появился Геррод в своей бесстрастной бронзовой маске. За ним шла Делия в тяжелом меховом плаще, тоже заляпанном желчью.

— Гумора хватило? — спросил у мастера Тилар.

— Еле-еле, — ответил тот. — Опустошили все хранилища Ташижана.

— И парочку уборных в придачу, — проворчал вор.

Геррод сделал вид, что не слышит.

— Госпожа Делия показала себя недурным алхимиком. Посоветовала усилить Милость слезами. Это не надолго, конечно, но, будем надеяться, ураган вы миновать успеете.

Делия остановилась в стороне. Метнула взгляд на Катрин, на Тилара. Лицо ее, испачканное желчью, казалось непроницаемым.

— Благодаря ее совету, — продолжал Геррод, — слой поверх корабля удалось сделать тоньше, и в то же время он не даст темным силам вытянуть Милость из механизмов. Но и желчь не всесильна. Поэтому, прежде чем входить в ураган, поднимитесь как можно выше.

— Так и сделаем, — ответил Тилар. Ибо выбора не было.

Возле выхода на лестницу послышался крик, и это напомнило всем, что Аргент не дремлет.

— На борт, скорее, — сказала Катрин.

Капитан Хорас и двое его подчиненных уже выглядывали с обреченными лицами из открытого люка. Тилар следил, как поднимаются на корабль его спутники, с видом столь же невеселым. Только Роггер насвистывал.

Тилар повернулся к Делии и Катрин. На причале они остались втроем. Мастер в бронзовых доспехах ушел — проверить еще раз хвостовые крепления.

Обе женщины, словно ощутив неловкость, вдруг заспешили. Первой шагнула в сторону выхода Катрин.

— Мне пора. Успокаивать Аргента. И готовить крепость к обороне.

Делия подхватила:

— А мне — присматривать за Лауреллой и остальными Дланями.

Тилар протянул руку — собираясь возразить, попрощаться более сердечно.

Но которую из женщин хотел задержать, он и сам не знал.

А пока раздумывал, обе скрылись за дверью, ведущей в башню.

Оставшись один, он направился к кораблю. Холодный ветер хлестнул по лицу. Заныл сломанный палец, и глубоко в груди, за черным отпечатком руки, шевельнулось что-то — тяжко и устало.

Роггер замахал рукой из люка, призывая поторопиться. Пригнув голову от ветра, Тилар заспешил к трапу.

Насвистывать ему не хотелось.

Флиппер взмыл из причальной люльки, и Дарт крепко вцепилась в пояс, который привязывал ее к сиденью. Пол под ногами задрожал. Мир стремительно унесся вниз — механизмы были заряжены до отказа.

Щен, стоявший рядом, широко расставил лапы и вздыбил шипастую гриву. Дарт показалось, будто он поскуливает. Но это наверняка пели механизмы, на той недоступной человеческому уху высоте, которая отдается дрожью в теле.

Девочка выглянула в окно и ничего не увидела. Стекла тоже были замазаны желчью.

Напротив Дарт сидела Калла, женщина в сером плаще. На лице ее, несмотря на слой пепла, отчетливо читалось беспокойство. Флаггерша не сводила глаз с Кревана, своего предводителя, который высился в дверях маленькой кабины, держась за притолоку, и собирался, видно, стоять всю дорогу. Сперва он хотел остаться с Тиларом в кабине управления, но капитан Хорас, будучи сильно не в духе, не разрешил. Тилар капитана поддержал.

— Его корабль — его власть, — сказал регент.

В коридоре позади Кревана виднелась другая кабина, дверь в которую тоже была открыта. Там почти целую скамью занимал Малфумалбайн, прижав к стене Бранта и придерживая его за плечи. Мальчик дремал, свесив голову. На противоположной скамье раскинулся, вытянув ноги, Лорр — с таким видом, словно плыл солнечным днем по тихой реке.

Сидевший рядом с Дарт Роггер вдруг сказал:

— Ты бы хоть моргала, детка. Будешь так таращиться — глаза пересохнут.

Она, по-прежнему цепляясь за пояс, посмотрела на него. А он добавил уверенно:

— Прорвемся мы через этот ураган.

— Откуда ты знаешь? — Голос дрогнул, девочке пришлось откашляться.

— Мы же все в дерьме. Какому богу охота за нас хвататься?

Дарт невольно улыбнулась.

— Прорвемся, — снова пообещал он.

На душе у нее стало немного легче. Но тревожил девочку на самом деле не только ураган. «Прорвемся». А что потом?

Рядом с Роггером, привязанная к его запястью, лежала сума. Дарт хорошо знала, что внутри.

Череп бродячего бога.

Она изо всех сил старалась о нем не думать, считать его просто проклятым талисманом, ее не касающимся. Все остальные, как она заметила, тоже избегали упоминать при ней о том, кому этот череп принадлежал.

О бродяге по имени Кеорн.

Дарт столько лет гадала, кем были ее родители, столько сказок навыдумывала… и вот она — правда. Ее отец не безликий чужак. В одно мгновение она обрела целый род.

Он был сыном Чризма.

Того, кто выковал Ривенскрир и расколол родину богов, положив конец их первой войне.

Теперь здесь, в Мириллии, начинается вторая. Оживает старинная вражда, хоронившаяся в наэфире.

И в центре всех интересов — она, Дарт.

Внучка Чризма.

Уже одно это могло лишить равновесия кого угодно. Заставить бежать без оглядки. И все же главная причина ее глубинного смятения заключалась в ином. Она давно привыкла к мысли, что родителями ее были бродячие боги. Смирилась постепенно и с той правдой, которую узнала о своем происхождении недавно. Дарт успела облегчить бремя страхов, поведав о них Лаурелле и Делии. Лаурелла сперва удивилась, а потом сказала:

— Мне все равно, кто ты, — и обняла ее, чтобы доказать свою привязанность.

А Делия и впрямь помогла ей снова почувствовать опору под ногами.

— Какое имеет значение, — сказала она, — кто твой отец и твой дед? Я вот, к примеру, дочь Аргента сира Филдса. И что? Запомни: нами управляет не кровь. А только собственное сердце.

И Дарт успокоилась.

Но это не могло развеять другого чувства, куда более сильного, чем страх.

Девочка бросила взгляд на суму Роггера. Отец так долго был мечтой, мифом… и вот он здесь. Вернее, все, что от него осталось. Больше она никогда и ничего о нем не узнает. И какое бы проклятие ни лежало на черепе, ей страстно хотелось до него дотронуться… хоть так ощутить близость между дочерью и отцом.

А за желанием этим таилось бесконечное горе.

Отец умер. Если то, что говорили о нем, — правда, он принес себя в жертву, чтобы помочь своим порабощенным, страдающим собратьям. Таким происхождением можно гордиться. Мысль об этом и согревала сердце, и наполняла его скорбью.

Каким был ее отец?

Имя ответа не давало.

Она снова посмотрела в окно и ничего там не увидела. «Прорвемся». А что потом? Они отправятся по следам отца.

И куда придут?

Флиппер вдруг весь содрогнулся, от носа до кормы.

— Вошли в ураган, — сказал Роггер.

Тилар схватился за поручень. Рука мгновенно отозвалась болью.

Он стоял у подножия лестницы, что вела к сиденью кормчего. Нос корабля, увенчанный стеклянным оком, выдавался вперед, подобно бушприту подводного судна, и там, в самой оконечности его, находилось место рулевого.

Правда, сейчас он не мог управлять флиппером как прежде. Поскольку ничего не видел сквозь око, ослепленное желчью, и вынужден был подчиняться указаниям своего сотоварища, который следил за механизмами с левой стороны кабины. Низенький, кривоногий, тот не сводил глаз со слюдяных сосудов и трубок, где кипели алхимические составы, и постоянно докладывал о состоянии корабля и его курсе.

За механизмами с правой стороны наблюдал, подергивая себя за раздвоенную бороду, сам капитан Хорас. Палуба гуляла под ногами, но держался он прямо, как на твердой земле. Исполнял обязанности третьего члена экипажа, для которого места на борту не хватило. Однако о капитанской роли не забывал.

— Лево руля! — крикнул он кормчему. — Лови ветер кормовыми!

Это и впрямь был его корабль. Казалось, каждый толчок, каждое содрогание судна капитан понимает, даже не глядя на механизмы. Тилар не собирался ему мешать. Да он и стоял здесь лишь на тот случай, если понадобится кровь. По его жилам текла сырая Милость, к тому же водяной стихии, не воздушной. Но сила есть сила, и если вдруг…

Корабль резко накренился. Палуба ушла из-под ног, Тилар повис на поручне. Сердце сжалось от ужаса.

Капитан Хорас легко сбежал по наклонной палубе, хлопнул по плечу кривоногого коротышку.

— Подлей-ка сюда… и сюда. — Он показал на две слюдяные трубки, которые шипели и дымились.

— Удержат? — спросил коротышка, поворачивая бронзовые рукоятки.

— Должны, — ответил капитан.

Кормчий тем временем выправил крен. Палуба выровнялась. Хорас, двинувшись обратно на свой пост, остановился возле Тилара. Тот как раз утвердился на ногах. Глаза их встретились.

— Как алхимия, — спросил Тилар, — держится?

— Мы теряем воздух, — ответил капитан. Увидел в глазах регента тревогу и добавил: — Обычный, не алхимический. Боги урагана нас видят. Я так и чувствую, как их темная Милость вьется вокруг, пытаясь найти лазейку, чтобы высосать силу алхимии. Но механизмы работают устойчиво.

Флиппер вдруг ухнул вниз. В глубине его кто-то вскрикнул. Затем палуба вернулась на место, и Тилар, не удержавшись, грохнулся на колени.

Капитан Хорас приземлился на ноги без труда. Махнул в сторону ока.

— Боги поняли нашу хитрость. И нам противостоит не только темная Милость. Еще и ветер — от него желчь не спасает. Они пытаются сдуть нас с небес на землю.

— И что нам делать? — спросил Тилар.

— Лететь, ваша светлость. Для того мой корабль и создан! — недобро ухмыльнулся Хорас. — Мы будем лететь, пока нас не остановит земля.

Тилар поднялся на ноги.

— Капитан! — воззвал со своей высоты кормчий. И показал вниз.

Перегнувшись через поручень, Хорас и Тилар увидели, что на нижней части ока, вымазанного черным, появились прозрачные прожилки.

— Теряем желчь, — сказал Тилар.

— Снег… ее сбивает метелью… — Хорас, оттолкнувшись от поручня, поспешил на свой пост.

Корабль снова накренился — на один борт, потом на другой. У Тилара заложило уши.

— Теряем Милость! — прокричал Хорас. — Они прорываются! Открыть все краны! Полный напор!

На глазах у Тилара с нижней поверхности ока исчез огромный пласт желчи. Черноту сменила белая круговерть урагана. Тилар всмотрелся в нее, ожидая увидеть темный глаз, заглядывающий внутрь. Но различил далеко внизу, почти у самой земли, светящиеся, подобно глубинным рыбам Мирашской впадины, шары, которые плыли и кружились на ветру.

Пока он пытался разглядеть, откуда они берутся, уши закладывало все сильнее. Ураган затягивал их в свои недра. Круглые огни внизу приближались.

Хорас снова пробежал мимо, Тилар оглянулся на него.

— Чем больше Милости мы жжем, — сказал тот торопливо, — тем больше они ее воруют!

Тилара вдруг осенило, и он поспешил за капитаном, крикнув ему вслед:

— Тогда прекратите жечь!

— Хотите, чтобы мы поскорее разбились? — ответил Хорас.

Тилар подошел ближе к капитану и коротышке, и в его голосе зазвучала сталь:

— Вы сказали, что корабль ваш создан, чтобы летать! Так пусть летит! Перекройте Милость. Пользуйтесь, пока возможно, только ветром. Пусть думают, что нам конец — Милости не осталось!

Глаза капитана озарились пониманием.

— Безумие…

— Пролетите сколько сможете.

Хорас кивнул. И принялся вдвоем с коротышкой спешно закручивать рукоятки и перекрывать клапаны. Кипение в слюдяных трубках стало ослабевать.

— Капитан! — закричал кормчий, обнаружив внезапное исчезновение Милости.

— Нос вверх! — скомандовал тот. — Правь на юг против ветра!

Кипение прекратилось, только дымок еще поднимался над трубками. Капитан приказал коротышке:

— Держи механику наготове. Заряженной и горячей. Жди знака.

И вернулся вместе с Тиларом обратно к поручню. Нос корабля пошел вниз. Кормчий отчаянно старался поднять его, направить против ветра. На миг это удалось, и судно начало взлетать, а не падать. Но борьба была безнадежной.

Они нырнули снова.

Тилар перегнулся через поручень. Земля приближалась, шары, которые кружил ураган, росли. Их голубое свечение становилось ярче, наливалось силой.

Вскоре флиппер вошел в круг света, шары затрепетали, потревоженные поднятой им воздушной волной. Озаренные мертвенным холодным сиянием, понеслись под днищем судна холмы.

Не безлюдные.

Их заполоняло огромное войско.

— Духи ветра, — сказал, всмотревшись, Хорас.

Над землей и впрямь кружились по спирали тонкие, длинные фигуры — мужчины и женщины, порожденные алхимией, как земляные великаны и вальд-следопыты, только воздушной.

Но Тилар даже с такой высоты разглядел, что тела их имеют неестественные формы. Вспомнил крылатую тварь, которая напала на его отряд в Чризмферри. Она выглядела точно так же. Эти духи ветра были превращены темной Милостью в зверей.

— Уподобленные, — произнес Тилар.

Крик кормчего отвлек их от созерцания духов. Холмы росли на глазах. Капитан напрягся.

— Готовсь! — крикнул он.

Еще мгновение… земля устремилась навстречу…

— Давай!

Коротышка рванул рычаг. Высвобожденная кипящая алхимия хлынула в механизмы. Те окутались облаком пара.

Кормчий, пытаясь держать круто к ветру, тянул за рычаги управления так, словно надеялся развернуть корабль силой собственных мышц. Но тут на помощь ему пришла иная сила.

Механизмы напитались Милостью.

В трубках забурлили алхимические составы.

Хорас кинулся помогать коротышке. Тилар остался на посту у поручня.

Холмы все приближались, метель густела, готовая принять киль корабля в свои объятия. Осталось позади войско духов вместе со светящими шарами.

Внизу кружил только снег.

Медленно… очень медленно нос поднялся на один уровень с килем. Судно понеслось над вершинами на высоте не более человеческого роста. Потом рванулось вверх. Противники, захваченные врасплох, не успели пустить в ход темную Милость. Воздух в алхимических составах остался невредимым.

Корабль стремительно взмыл в небеса. Земля исчезла из виду, утонув в снежном круговороте.

В одно мгновение они пробили тучи и вылетели, подобно стреле, в свободное от ветра и снега пространство. Вокруг раскинулся пронизанный лунным и звездным светом мир серебристых сумерек.

— Мы вырвались, — сказал капитан Хорас таким тоном, словно сам себе не верил.

— Вырвались, — пробормотал Тилар.

Он повернулся к выходу, но взору его предстала не дверь, ведущая из кабины управления наружу. А войско духов… башни цитадели, осажденные ураганом.

Две женщины.

Но как бы он за них ни боялся, выбора у него не было. Он действовал по велению долга.

Небо на востоке розовело, возвещая рассвет. Новый день.

— Держите на север, — приказал Тилар капитану.

— Да, сир.

Флиппер повернул в сторону моря. Остановку они собирались сделать у Разбитого рифа. Отмыть судно, запастись алхимией. Разослать во всех направлениях воронов. Первая земля должна объединить свои силы. Хотя Тилар знал, что это не его война.

Небеса светлели, вселенная вращалась, безразличная к делам людей и богов.

Еще один день.

Вот и все, на что может рассчитывать человек.

Один день — чтобы попытаться что-то изменить.

Тилар посмотрел на юг. Сбежать ему удалось, но это лишь маленькая победа. Впереди — Сэйш Мэл и окраинные земли. Где ждут новые сражения.

Душу, однако, томило непонятное беспокойство.

Словно он о чем-то забыл.

Она сидела в каменном кресле, глубоко под Ташижаном. По руке с выступающими венами полз паук, бледное, бесцветное создание — как все, что произрастает во тьме. Лапки его вдруг подогнулись, тельце скукожилось. Соскользнуло с руки наземь.

Мирра не шелохнулась.

Лишь некоторое время спустя губы ее дрогнули в слабой улыбке. Старуха медленно поднялась на ноги.

— Значит, из нашей ловушки он выскользнул, — сказала она темноте, что окружала ее со всех сторон. Свет исходил только от сиденья, образованного наплывами вулканического текучего камня. Гнилостное, синеватое свечение. Мирра, прислушиваясь к шепоту своих хозяев из наэфира, провела пальцем по подлокотнику.

— Не беда. Зато Ташижан падет быстрее.

Она двинулась туда, где голубоватый свет смыкался с мраком. Близ этой грани старуху поджидало ее творение — последнее, наиболее совершенное. Двенадцать прочих, которым предстояло ему служить, держались позади.

— Перрил, — тихо позвала она.

Он не ответил. Глаза смотрели в никуда.

— Ты знаешь, что должен сделать, — сказала Мирра.

В знак понимания он поднял меч. Шагнул назад, во тьму. Очертания бледного лица начали таять, словно он погружался в черную воду.

За ним последовали остальные.

Черные хаулы — порождения Глума. Способные передвигаться не только в тени. Как между светом и тьмой, они скользили еще и между землей и наэфиром, обителью Глума, сквозь трещины между этими двумя мирами.

Туда и обратно.

Не было места, куда они не смогли бы пробраться. Щели, через которые просачивался Глум, имелись всюду в Мириллии — в пещерах, куда никогда не заглядывало солнце, в морских глубинах, в заброшенных и забытых могильных склепах, даже под корнями древних деревьев. А там, где находил путь Глум, мог пройти и его легион.

— Ступай, — шепнула она своему слуге. — Продолжай охоту.

Последним растворился во мраке меч Перрила, вложенный в ножны из Глума. Но прежде она успела коснуться кончика клинка, осиянного зловещим зеленым огнем. Богоубийца сбежал… Он уверен в этом, счастливо не сознавая своей истинной судьбы.

Улыбка ее сделалась шире.

Мощи этого меча в полной мере наэфрин не изведал. Но и малой ранки достаточно.

Изумрудный свет погас, канул во тьму проклятый клинок.

Напоенный отравой, от которой нет спасения, которая уже струилась по жилам наэфрина и человека.

— Кровь, пылающая ненавистью, — прошептала Мирра. — Кровь Чризма.

 

Глава 14

КЛУБЫ ДЫМА

Едва светало, когда Брант вышел в просторную общую кабину флиппера.

Провел рукой по изогнутой деревянной обшивке левого борта.

Наклонись он и вдохни поглубже, учуял бы даже сквозь запахи лака и черной желчи знакомый пряный аромат.

Смолы помпбонга-ки.

Запах дома.

Три дня мальчик приходил в себя в чреве летучего кита, выстроенного из дерева, что росло в его родном царстве. Прошлое завладело им и не отпускало. К тому же его везли домой, чего он вовсе не хотел. Покинул Сэйш Мэл четыре года назад в цепях и возвращался точно скованный — не железом насей раз, но долгом.

Брант подошел к широкому окну в нижней части корабельного корпуса, положил руки на изогнутый дугой поручень. Здесь все точь-в-точь как в капитанском оке, только размерами поменьше. Жаль, что в сером сумраке не разглядеть пролетавшие мимо пейзажи. Наверняка они прекрасны…

Он проснулся так рано потому, что утром они должны были добраться наконец до Восьмой земли.

С каждым днем беспокойство его спутников возрастало — все гадали о положении дел в Ташижане. Вестей ждать не приходилось, ибо корабль, щедро сжигавший алхимию, летел быстрее любого ворона.

Особенно мрачен был регент, терзаемый и тревогой, и сознанием лежащей на нем ответственности. Его нисколько не веселили даже шуточки и непристойные россказни Роггера о былых похождениях. Брант заметил еще, что в последние дни он начал прихрам ывать. И когда, думая, что никто не видит, Тилар растирал левое колено, лицо его становилось совсем хмурым.

К счастью, вынужденное заключение их подходило к концу.

Высматривая в окне признаки восхода, Брант ощутил вдруг, как потеплел камень на груди. Понял, что где-то неподалеку Щен, и оглянулся.

Скрипнула, открываясь, дверь, в кабину проскользнула Дарт. На ней был пажеский наряд, который она носила в Ташижане, — черные сапожки, штаны, только рубаха не заправлена, болтается поверх пояса. И плаща недостает. Раньше он девочку без плаща и капюшона не видел. Оказалось, рыжевато-золотистые волосы ее отросли и достают уже до плеч. Ростом стала выше. Глаза как будто посветлели. Только выражение лица и сохранилось, то самое, какое он видел еще в школе. Озабоченное.

— Ой! — Она испуганно попятилась. — Я думала, тут никого нет.

— Да вот, пришел посмотреть на восход, — пробормотал Брант.

Дарт, пряча глаза, сделала еще шажок в сторону двери.

— Что ж, смотри…

— Нет… не уходи. — Он поманил ее к поручню.

Девочка двинулась вперед настороженно. Казалось, она куда с большей охотой сбежала бы отсюда.

— Рад тебя видеть, — сказал Брант, чтобы ее подбодрить, но понял вдруг, что это чистая правда. И растерялся.

Даже кашлянул от неловкости. Он знал уже, что Дарт дочь бродячего бога по имени Кеорн, сына Чризма. Того самого, что погубил его, Бранта. Ей этот бог подарил жизнь, а у него своей смертью отнял все. Тем не менее их судьбы переплелись — из-за его черепа.

Он передвинул руку на поручне поближе к ее руке. Не для того чтобы прикоснуться. Просто поближе. И, не находя слов, уставился в окно. Внизу стремительно разворачивался свиток моря, еще укрытого ночной тенью. Но на востоке небеса быстро разгорались розовыми и сиреневыми огнями. И вскоре первые лучи солнца озарили встающий из моря новый мир, страну скал и джунглей, лиан и водопадов.

Она сказала, глядя в окно:

— Расскажи мне о Восьмой земле.

Уж об этом он мог поговорить…

— Большую часть ее занимают заброшенные территории. Утесы, каменистые осыпи, непроходимые леса, серные источники. У моря встречаются песчаные отмели, есть несколько бухт. Царства здесь основали только трое богов.

Под лучами солнца заблистали ледяные пики.

Дарт ахнула от восторга. Брант ощутил гордость за свою родину.

— Присядь-ка, — сказал он и первым опустился на корточки.

Она встала рядом на колени, и, когда оба выглянули из-под поручня, плечи их соприкоснулись. Он указал на встающую из моря землю.

— Самые северные скалы — владения Фараллона, господина Девяти заводей.

— Что зовутся Изукрашенными, — восхищенно сказала Дарт. С гор перед ними стекали пять рек, каскадами из больших и малых водопадов, которые обрушивались на девять отдельных каменных террас, образуя на каждой огромную заводь. — Это правда, что все они разного цвета?

— Потому-то их так и назвали. Мастер Ширшим, летописец Сэйш Мэла, говорил, что раскрашивают их камни, которые растворяются в воде. А я думаю, что Милость Фараллона.

— А может, и то и другое, — предположила Дарт.

Солнце осветило водопады, и они ярко засверкали.

— А что за ними?

Брант показал на изумрудные вершины, окутанные туманом.

— Меж гор — глубокая долина, заросшая густым лесом.

— Сэйш Мэл, — сказала Дарт.

Мальчик только кивнул. К чему рассказывать о родном царстве?.. Скоро она и сама все увидит. Он нагнулся еще ниже и показал на южный горизонт. Там возвышалась над прочими гора, чья вершина, в отличие от туманных зеленых пиков, полыхала огнем в солнечных лучах. Но Брант знал, что это вовсе не так, — венчали гору снега и льды, которые никогда не таяли.

Пожар пылал внутри.

— Такаминара, — сказал он, называя разом и спящий вулкан, что сотрясал время от времени всю страну, и богиню, которая им владела.

— Правда? Я думала, она гораздо выше.

— Просто мы далеко от нее.

— А богиня и в самом деле живет в пещерах на вершине? Без кастильона, без слуг? Совсем одна?

— Редкие паломники отваживаются взбираться по этим скалам и льдам, — сказал Брант. — И кое-кто из них хочет всего лишь дотянуться до неба. Но большинство стремятся стать служителями Такаминары, получить благословение. И если она удостаивает их своей Милости, они получают выжженный огнем внутренний глаз.

— Раб-аки. — Дарт прикоснулась ко лбу. — Кровавоглазые.

Брант кивнул. У раб-аки, опаленных кровью Такаминары, оставался на лбу алый отпечаток ее большого пальца.

— А это правда, что внутренним глазом они прозревают будущее?

Он пожал плечами.

— По слухам, они и впрямь могут его предсказывать, глядя в алхимический огонь. Но с настоящими провидцами редко кто сталкивался.

— Я как-то видела одного кровавоглазого, на ярмарке в Чризмферри, когда училась в школе.

— И это был жулик. Мастер Ширшим говорил, что испытание Такаминары выдерживают от силы двое из десяти.

— Но я слышала о многих…

— Сделать татуировку на лбу легко. Как и заявить, что видишь будущее. Мастер Ширшим утверждал, что из тысячи называющих себя раб-аки лишь один, возможно, получил благословление. И уж он-то точно не станет торговать своим искусством на ярмарке.

Прозвучало это резче, чем он хотел.

Дарт тут же смешалась.

— А-а, — сказала она неловко.

И Брант немедленно почувствовал себя грубияном.

Он встал, потянул за собой девочку.

— Знаешь, ну их, все эти царства. Даже и Сэйш Мэл. Мы собираемся, в конце концов, не туда, а в окраинные земли. А о них никто ничего не знает, и там мы все окажемся в одинаковом положении.

— Равно слепыми, — пробормотала Дарт.

Судя по тени, что легла на ее лицо, он только растревожил девочку еще больше.

Она повернулась к двери.

— Пора собираться. Плащ, сумка…

— Погоди… — вырвалось у него.

Дарт остановилась.

Брант пытался сообразить, как поправить дело. Не хотелось остаться в ее глазах невежей.

— Я… я хотел спросить тебя кое о чем. Меня беспокоит…

— Что?

— Твой Щен… так ты его называешь?

Она метнула короткий взгляд налево. Где, видимо, тот и расхаживал.

— Я говорил об этом регенту, но не знаю, сказал ли он тебе… Когда мой камень… касается Щена, я тоже могу его видеть. И еще он теплеет, если Щен близко… не жжет огнем, как рядом с черепом, но делается довольно горячим.

Она кивнула.

— Это и помогло тебе найти комнату, где на меня напал Пиллор.

И посмотрела на мальчика — уже не растерянно, а с благодарностью. И под этим взглядом он снова позабыл все слова.

Дарт сказала:

— Наверное, в твоем камне есть Милость. Такая сильная, что, как и кровь, может ненадолго затягивать Щена в этот мир. — И шагнула ближе. — А можно мне на него посмотреть? Ни разу толком не видела.

Он торопливо дернул за шнурок, вытащил камень из-под рубахи. Девочка наклонилась к нему.

Брант ощутил аромат ее волос. Приковался взглядом к плавному изгибу шеи. И запылал с ног до головы. Охваченный одновременно желанием отойти и придвинуться еще ближе, застыл неподвижно, словно кто-то на него охотился.

Дарт прикоснулась к талисману.

— Какой красивый… я и не думала. Ловит свет каждой гранью.

Она принялась вертеть камень, разглядывая со всех сторон. И, чувствуя слабые подергивания шнурка на своей шее, Брант окаменел окончательно.

Тут по днищу флиппера пробежала дрожь. Оба отступили друг от друга и повернулись к окну.

За ним виднелись уже прибрежные скалы и бурлили, разбиваясь о них, белопенные волны коварных подводных течений.

— Восьмая земля, — тихо сказала Дарт.

Флиппер поднялся выше, солнце, вырвавшись наконец изза горизонта, озарило море на востоке, и внезапно, омытая утренним светом, воспламенилась вся земля, лежавшая внизу. Шапки тумана на зеленых пиках за водопадами засияли розово, как раковины моллюсков в Рубиновой заводи Фараллона.

Но солнечный свет позволил увидеть за горами и нечто тревожащее. Туман мешался там с черной пеленой.

Это заметила и Дарт.

— Дым…

Тилар, держась за поручень, смотрел вперед через капитанское око. Рядом стояли Роггер и Креван. Чуть поодаль — следопыт Лорр, Брант и Дарт.

Беспокойство снедало регента все сильнее.

— До сих пор ни весточки?

— Ни один ворон не вернулся, — сказал Роггер.

Они каждый колокол высылали по птице. Уже четыре ворона отнесли в Сэйш Мэл весть об их прибытии и просьбу ответить, согласны ли их принять. И при виде дыма Тилар приказал лететь медленнее.

Дым пепелища — опытным глазом определил Креван. Не тот, что клубится над живым, полыхающим пламенем, а который клочьями расползается над дотлевающими угольями.

— Фараллон тоже не ответил?

Роггер покачал головой. Потом пожал плечами.

— Ну, это-то меня не удивляет. Когда я еще во времена паломничества к нему наведывался, Фараллону уже ни до чего не было дела, кроме дыма грез. Хозяин Девяти заводей пребывал в спячке и просыпался только для того, чтобы снова приложиться к курильнице с лепестками водяного лотоса. Вздумай кто поджечь его крытый пальмовым листом кастильон, и то не шелохнулся бы. И челядь не лучше…

Креван ткнул рукою в сторону зеленых горных пиков, в долине за которыми, укрытой дымом и туманами, таился облачный лес Охотницы.

— Нам стоит поторопиться. Зря тратим дневной свет. Я предпочел бы оказаться там до наступления ночи.

Тилар согласился, велел капитану увеличить скорость и набрать высоту, необходимую, чтобы одолеть горы за Девятью заводями. Флиппер легко двинулся вверх. Впереди возвышались два огромных скалистых пика — часовые, охраняющие вход в леса Сэйш Мэла.

Оставалось только вторгнуться туда без разрешения.

Корабль описал круг, постепенно поднимаясь, и поплыл над водопадами. Стеклянное око покрылось мелкими брызгами.

Взлетев еще выше, они вошли в ущелье между пиками, принялись петлять, следуя его прихотливым изгибам и поворотам. И наконец горы расступились и выпустили их. Взору открылась огромная долина, подобная чаше с туманом, окруженной со всех сторон зелеными вершинами. Кое-где над туманной пеленой выступали кроны самых высоких деревьев, сверкавшие на солнце, как изумруды в снегу.

И сразу стало ясно, что здесь случилась какая-то беда.

Весь западный край долины был выжжен дотла. Сохранились лишь редкие зеленые островки. Солнечные лучи, постепенно разгоняя туман, обнажали ужасную картину — из черной земли торчали, подобно копьям, обугленные стволы, образуя частокол между Сэйш Мэлом и окраинными землями, примыкавшими к нему с той стороны.

— Что это? — Лорр посмотрел на Бранта.

Мальчик нахмурился.

— В Сэйш Мэле случались раньше такие пожары? — спросил Тилар.

— Нет, — ответил Брант. — Охотница следит за корнями, листвой и землей, не позволяет огню расходиться. Я видел лишь однажды, как горел окраинный лес. Но в горах пожаров никогда не бывало.

— До сих пор, — проворчал Роггер.

— Может, богиня еще нездорова? — предположил Брант. — Загореться могло от молнии, а она не заметила этого в своем безумии, не потушила пламя…

Тилар взглянул на Роггера. Вор побывал в Сэйш Мэле совсем недавно — когда выкрал череп.

Тот в задумчивости почесал бороду.

— Эйлан… — пробормотал он и посмотрел на Тилара со значением. — Ты видел, что с ней творилось, когда Брант переборол песню-манок. Ее разрывало изнутри на части. Возможно, эта кража была не самым мудрым поступком в моей жизни.

Креван хмыкнул, соглашаясь. Но вслух ничего не сказал.

Роггер пустился в объяснения:

— В теле человека, осененного Милостью, песня-манок укореняется подобно червю. Вспомните, сколько времени прошло после смерти Кеорна, а она еще держится в черепе. Завладев человеком всецело, как вирой, или действуя на него долго, как на Кеорна, она неразрывно переплетается с разумом и плотью…

— И когда ты череп забрал… — Тилар начал понимать глубину совершенной вором ошибки.

— Ты знаешь, что такое дикая колючка? — спросил Роггер.

Тилар мрачно кивнул. Ответа не требовалось — каждый в Девяти землях знал шипастую сорняковую поросль, которую невозможно вывести. Даже выжигая огнем.

— Колючка живуча, как все сорняки, — сказал Роггер. — Их выдергиваешь, а они разрастаются гуще. Но она коварнее всех… когда обрываешь верхушки, корни уходят в глубину, разрастаются вширь и из земли выбивается стебель крепче прежнего, с шипами еще острее.

— Полагаешь, песня-манок на нее похожа?

— Когда укоренится — да. — Роггер повернулся к окну, бросил взгляд на пепелище. — Забрав череп, я, возможно, вырвал колючку. И зло, поразившее Охотницу, откликнулось так же — ушло в глубину, расползлось вширь и наружу вырвалось еще большим безумием.

— Таким, что и собственного царства не жалко? — удивился Тилар.

Роггер снова посмотрел на выжженный лес.

— Есть только один способ это выяснить.

Озаренная солнцем крона помпбонга-ки, возвышаясь над долиной, полыхала зеленым огнем. Самое высокое и самое старое дерево из всех. Обитель Охотницы.

Нужно попасть туда, подумал Тилар. Сколь бы рискованным это ни казалось.

Чтобы вернуться по следам Кеорна в окраинные земли, путь надлежит начать с того места, где оборвалась его дорога. Без ответов на некоторые вопросы не обойтись. К тому же, по словам Бранта, у здешнего летописца есть карта окраин — вековой давности и весьма приблизительная, конечно. Но все же лучше, чем ничего.

И самое главное… не стоит входить в запретные земли, оставив за спиной безумную богиню.

Поэтому Тилар поднял руку и указал на кастильон, словно плывший над туманом.

Корабль, повинуясь безмолвному приказу, плавно накренился над джунглями, развернулся носом к самому высокому дереву, кормой к пепелищу. И когда исчез из виду выжженный участок, нетронутая громада облачного леса раскинулась внизу бесконечным изумрудным озером. Солнце поднималось все выше, серая пелена постепенно рассеивалась. Напоенный влагой, дышащий жизнью и силой, взору открывался первозданный, прекрасный мир, неподвластный и людям и богам.

Оставалось лишь гадать, как он вообще мог гореть… и кто был бессердечен настолько, что допустил это.

К Тилару подошел Брант.

— Перед кастильоном есть большая поляна в виде чаши. По-моему, там хватит места, чтобы сесть флипперу.

— Скажи об этом капитану Хорасу, — ответил Тилар. — И помоги с направлением.

Мальчик отошел, Тилар отвернулся от окна и обнаружил, что в кабине собрался весь отряд.

Вошла соратница Кревана и, остановившись рядом с предводителем пиратов, тоже начала разглядывать туманные джунгли. Она по-прежнему была в сером плаще, но пепел с лица смыла — редкий знак доверия. Кожа у нее оказалась белой, точно молоко, и вид стал гораздо мягче… если не смотреть в глаза. Твердые, как агаты, острые, как кинжалы на ее запястье. И с умытым лицом она оставалась флаггером.

Дверной проем полностью загородил земляной великан Малфумалбайн. За время полета Тилар успел не раз с ним побеседовать. И понял, что за внешней неотесанностью скрывались быстрый ум и веселый нрав. Дружеские отношения завязались между ними быстро, и это утешало Тилара, томимого дурными предчувствиями. Великан же, хоть и горевал сейчас по брату, пытался веселить его рассказами, главной темой которых была бездонная яма — брюхо Драла.

Тилар обратился ко всем сразу:

— Когда сядем, механизмы оставим заряженными — на случай, если придется срочно улетать. Мы с Креваном осмотрим окрестности, остальные побудут на корабле.

Малфумалбайн пробасил из дверей:

— Может, и я с вами? Где не поможет быстрый меч, сгодится сильная рука.

Тилар покачал головой.

— Сильная рука пусть охраняет корабль.

Идти захотели и другие, но Тилар отклонил по очереди все предложения.

— Лорр, твое мастерство мне хорошо известно, но Охотница не пускала рожденных Милостью на свою землю и в лучшие времена… Калла, твоему серому плащу не угнаться за нашими тенями… Дарт, у меня при себе не только Ривенскрир. — Он хлопнул по поясу, где висел еще и меч с украшенной алмазом рукоятью, клинок рыцаря теней. — И репистола с твоей кровью имеется, на случай нужды.

Он посмотрел на Роггера.

Тот отмахнулся.

— Я только рад остаться на корабле.

— Череп не доставай, — сказал Тилар.

— Какой череп?

Тилар закатил глаза. Потом повернулся к окну, увидел, что флиппер плывет над самыми верхушками деревьев, и поспешил подойти к Хорасу и Бранту.

— Роща находится с восточной стороны от кастильона. Видите, куда падает тень? — Мальчик показал в окно. — Туда и надо сесть.

Кормчий выправил направление. Тилар проследил за указующей тенью дальше, к западу. Там возвышались над прочими два пика, столь крутых, что на склоны не смогла взобраться растительность. Как раз в этот момент лучи солнца дотянулись до них через долину, и голые скалы, изобилующие солями и кварцем, засверкали.

Брант заметил, куда он смотрит.

— Это Горн. Пики называются Молот и Наковальня.

— А посередине — огонь, — сказал Тилар.

— Они пылают на рассвете и на закате, — пробормотал мальчик, охваченный воспоминаниями. — Возле Горна — лес… где сгорел бродячий бог.

Тилар прищурился, пытаясь разглядеть это место, но тут корабль повернул, и Горн остался за кормой.

До древнего дерева помпбонга-ки они летели еще четверть колокола. Туман, плотно окутавший древесные кроны, так и не разошелся. Тень дерева лежала поверх его белой пелены.

Брант что-то тихо сказал капитану.

Тот ответил громко:

— Ты уверен, что там и впрямь поляна? Садиться будем вслепую.

— Уверен.

— И он прав, — сказал Роггер, неслышно подобравшись сзади. — Здоровенная котловина, где нет ничего, кроме сорняков и кустиков.

Брант посмотрел обиженно:

— При мне в Роще росли цветы и зеленая трава.

В разговор вмешался Тилар:

— Как бы там ни было, другого открытого пространства поблизости нет.

И Роггер, и Брант кивнули.

— Тогда сажайте нас, капитан Хорас. В самый край тени.

К тому времени весь отряд собрался у лестницы, ведущей в кабину кормчего. Капитан принялся отдавать приказания троим своим подручным — еще одного человека они наняли в Разбитом рифе. Рулевой завертел штурвал, пустил в ход ножные рычаги, управляя воздушными лопастями. И у края тени корабль начал медленно погружаться в туман.

Солнце стало тускнеть. Словно они опускались в сумеречное море. Но все же крошечные капли влаги улавливали достаточно света, и отчетливо были видны призрачные великаны, которые появились вдруг из тумана впереди, справа и слева и обступили корабль.

— Это Милости, — сказал Брант. — Помпбонга-ки, окружающие Рощу.

По спешно отданной команде корабль попятился к середине поляны.

Киль опустился наконец ниже туманной пелены. Земля появилась внезапно и приблизилась слишком быстро. Времени на то, чтобы попытаться избежать столкновения, не осталось.

Кормчий лишь крутанул колесо, поднимавшее флиппер вверх, боясь сломать при ударе лопасти.

Разглядеть Рощу Тилар не успел. В котловине, окутанной туманом, укрытой тенью гигантских стражей, царил полумрак. Перед глазами мелькнуло только что-то вроде редкой изгороди на склонах. Затем око, ударившись о землю так, что у всех клацнули зубы, ослепло. Все, что было видно за ним теперь, — это высокая трава.

В момент удара Тилар услышал слабый треск, словно сломались ветви дерева. Но не обшивка и не лопасть, по счастью.

Некоторое время все молчали, не до конца веря, что остались в живых, и боясь разрушить иллюзию. Первым обрел дар речи капитан — приказал экипажу проверить состояние флиппера.

Тилар с трудом заставил себя разжать пальцы, сжимавшие поручень.

Все-таки сели.

Он поймал взгляд Кревана.

— Поспешим. Нас скоро обнаружат. Чем скорее выберемся и затеряемся в тени, тем больше успеем разузнать.

Всем отрядом они покинули кабину управления. Пират подошел к бортовому люку, начал открывать засовы. Остальные заторопились к окнам. Тилар выглянул тоже.

Уперся лбом в стекло. Но туман, казалось, упал на землю вместе с кораблем, и за его завесой ничего не было видно.

Тилар, хмурясь, вернулся к пирату. Тот уже открыл люк плечом и опустил трап. Подвигал дребезжащую лесенку, устанавливая ее ровно.

Потом оба прислушались. Снаружи царила полная тишина. Ни шороха. Ни единой птичьей трели. Ни даже жужжания мошкары. Они так напугали царство своим прибытием?

— Готов? — спросил Креван, натягивая капюшон.

Тилар кивнул.

Предводитель флаггеров спустился, легко спрыгнул на землю. Тилар чуть замешкался, вспомнив, что Кеорн сгорел, когда пересек границу.

Когда спрыгнул, в левом колене вспыхнула резкая боль. Тилар пошатнулся.

— Что с тобой? — спросил Креван.

— На камень наступил, — ответил он, не желая говорить о внезапном приступе.

Через несколько шагов все прошло, как случалось и в предыдущие два дня. Он мог бы подумать, что просто неудачно поставил ногу. Но боль казалась слишком знакомой. Словно возвращалась из прошлого — когда это самое колено криво срослось после перелома. Да к тому же было отмороженным.

И это беспокоило.

Он сжал и разжал кулак. Мизинец торчал под неестественным углом, но болел уже меньше. Может, скоро и вовсе пройдет?

Резь в колене утихла. Тилар на время выкинул из головы мысли о своих недугах и повернулся к флипперу.

— Покарауль здесь, — сказал он негромко Малфумалбайну, который выглянул из люка.

Великан закивал.

И Тилар поспешил, прихрамывая, за Ереваном, чей силуэт уже едва виднелся в тумане. Втянул по дороге тени в плащ, для большей устойчивости.

И вдруг пират остановился. Что-то прорычал — гневно, потрясенно.

— В чем дело?

Креван шагнул в сторону, и взору Тилара открылась страшная картина.

Ствол небольшого деревца, ободранный и заостренный, глубоко всаженный в землю. На нем — полуразложившаяся голова старухи. С седой косой, почерневшей от крови, с выпавшим наружу языком. Глаза то ли выдавлены, то ли выклеваны.

В глазницах копошились черви. Кругом вились мухи.

Только сейчас почуял Тилар тяжелый дух, перебивавший запахи палой листвы и влажной земли. Глаза постепенно привыкали к полумраку, и, оглядываясь, он видел вокруг все больше и больше колов, увенчанных отрубленными головами.

В ужасе он попятился к кораблю.

Туман, кружась, медленно уплывал вверх. Осела пыль, взметнувшаяся при ударе корабля о землю, улеглась сухая трава. И только теперь Тилар понял, что за «изгородь» успел заметить он при падении. То были сотни кольев, поднимавшихся по склонам круг за кругом.

И на каждом — ужасный гниющий плод.

— Нет… — с трудом выговорил он.

Это было хуже любого пожара. Царство Охотницы накрыла тьма безумия. Он вспомнил дикую колючку, о которой говорил Роггер. Вновь посмотрел на колья. Песня-манок и впрямь пустила корни… и из этих корней взошла тернистая поросль…

— Ее собственный народ, — сказал с горечью Креван.

Оба отступили еще на шаг.

И тут послышался свист. В вышине что-то засверкало. Тилар вскинул голову.

Из леса, окутанного туманом, вылетали, подобно падающим звездам, пылающие черточки. Прорезали одна за другой сумрачную пелену.

— Стрелы! — Креван схватил Тилара за плечо, потянул к флипперу.

Но было поздно.

Стрелы посыпались на корабль, покоившийся на дне туманного моря. Застучали, словно град по деревянной крыше. Только не ледяной, а огненный. И ни одна не пролетела мимо цели.

В корабле закричали.

Тилар вздохнуть не успел, как последовал, расчертив небо сверкающими полосками, второй залп. Через мгновение, под испуганные крики людей на борту, в корабль, уже загоревшийся, ударила новая волна пламени.

И вновь ни одна стрела не сбилась с пути.

Если здесь и правило безумие, меткости его подданные не утратили.

Пламя, ускоряемое какой-то алхимией, добавленной в масляную пропитку стрел, распространялось быстро. Деревянный корпус вмиг обвили огненные змеи.

— Выводи всех, — приказал Кревану Тилар. О бегстве по воздуху нечего было и думать. Они и сквозь туман пробиться не успеют, как обшивка прогорит до механизмов.

Следовало срочно что-то придумать.

Тилар вытер одной рукой пот со лба. Другой выхватил кинжал. Чиркнул лезвием по ладони, выступила кровь.

«Пот — чтобы наполнить, кровь — чтобы открыть путь».

Он поборется с огнем собственными гуморами.

Тилар представил себе лед — такой же холодный, неодолимый, как тот, что украл у них Эйлан. Взглянул на кровь в своей ладони, смешавшуюся с потом. Благословенные гуморы должны заморозить огонь…

Он поднял руку. Но не успел коснуться ладонью корпуса, как точно в то место, куда он собирался ее опустить, вонзилась стрела. Тилар отшатнулся. Стрела словно не прилетела, а выросла у него на глазах из дерева обшивки.

Оперенный конец затрепетал.

И тут он заметил еще кое-что.

Насаженного на древко ворона — одного из тех, которых он послал Охотнице.

Ответ пришел наконец.

И это была угроза. Недвусмысленная.

Следующая стрела войдет в сердце.

Тилар опустил руку.

Из корабля высыпались его спутники, выпрыгнул Креван.

Пират закричал, показывая вверх, на склон:

— Бегите!

В следующее мгновение крыша флиппера взорвалась. Пламя взметнулось к небу. Волной горячего воздуха всех сбило с ног. Креван вскочил первым, одной рукой подхватил Дарт, другой помог подняться Бранту. Снова крикнул:

— Уходим!

Все бросились бежать. На землю дождем посыпались пылающие обломки досок, и только чудом никого не задело. Тилар, едва убравшись на безопасное расстояние, пересчитал спутников. Слишком мало…

— Где Хорас? Экипаж? — спросил он.

Креван покачал головой.

— Эти стрелы… в них черная алхимия земли, проклятие для воздуха. Капитан пытался остановить механизмы. Спасти корабль.

В глазах пирата блеснула сталь — то были жажда и обещание мести.

Словно бы в ответ на это из тумана, парившего над ними, подобно облакам, донесся смех.

Брант подался к Тилару.

— Охотница, — сказал он, безошибочно определив источник.

Из далекого кастильона на вершине дерева долетел голос, усиленный Милостью:

— Добро пожаловать, богоубийца… добро пожаловать в Сэйш Мэл!

 

Глава 15

СТУК В ОКНО

— Все горожане в безопасности? — спросила Катрин.

Эконом Рингольд кивнул.

— Разместили их в большом судебном зале. Ночевать будут на скамьях амфитеатра… всех удобств — каменное ложе да одеяло, но все-таки в тепле.

Они стояли в пустом коридоре одного из срединных этажей Ташижана, возле комнаты, отведенной для общих собраний. Из-за двери доносился рокот голосов. Этим утром смотрительницу Вейл ожидала встреча с представителями всех посольств. Таковы были ее нынешние обязанности в цитадели. Не более чем хозяйки постоялого двора, призванной улаживать споры меж постояльцами и решать хозяйственные вопросы.

Даже в полевой зал староста Филдс ее больше не пускал, заявив: «Коль у вас есть причина держать меня в стороне от ваших планов, то и у меня найдется». Прежних смотрителей было не так легко отодвинуть. Их обычно поддерживал совет мастеров. И ни один староста не позволил бы себе непочтительно обращаться с человеком, за которым стояли их знания и алхимическое искусство.

Катрин же подобной опеки не имела. Зато обрела вражду — не менее значимую. Особенно негодовал мастер Хешарин… лицом сделался багров не хуже старосты и тоже ратовал за то, чтобы выставить ее из полевого зала.

Но все могло быть и хуже. Ее хотя бы не посадили под замок — за измену. После того как Тилар улетел, пришлось держать ответ. Объяснять, что богам урагана нужен только богоубийца и регенту лучше было убраться отсюда, дабы отвлечь их внимание от цитадели. А его отъезд сохраняли в секрете лишь потому, что Тилар обнаружил в подземельях доказательство сговора между армией демонов и кем-то из Ташижана. Ведь Мирра не случайно завладела черепом сразу после того, как о его существовании заговорили в полевом зале.

Услышав это, Аргент окинул подозрительным взглядом всех сидевших за столом. Дураком он не был.

И Катрин удалось таким образом остаться на свободе.

Радовало ее и еще кое-что.

Она узнала — едва ли не последней — о том, что Аргент велел рыцарям собрать жителей окрестного городка под защиту крепостных стен. Горожане наперебой рассказывали о диком ветре, едва не сносившем дома, о странных зверях, которые мелькали в снежном вихре, о замерзших людях, чьи тела находили разорванными на части. И, наслушавшись таких разговоров, Катрин вышла посмотреть, что происходит.

Ураган, поглотив городок, сжал кольцо вокруг крепости. Он бушевал у самых стен Ташижана. Злоба ветра казалась почти осязаемой. И это, несмотря на бремя забот и человеческие потери, немало укрепило дух Катрин.

Ведь беснование бури могло означать лишь одно — Тилару удалось вырваться. Поэтому боги и обрушили свой гнев на городок…

Осада продолжалась, однако за прошедшие три дня враг не предпринял ни одного нападения. Аргент вновь развел костры на нижних этажах башни. Велел заложить проход позади щита-гонга в судебном зале, ведущий на уровни мастеров. Но и Мирра со своими демонами затаилась.

Обе стороны словно выжидали, готовясь к последней, решающей атаке. Но будет ли она? Возможно, крепость решили взять измором?..

— Хватает ли у нас воды и съестных припасов? — спросила Катрин.

— Да, — с усталой улыбкой ответил эконом Рингольд. — Староста готовился к великому множеству пиров в честь посвящения. Кладовые и ледники были загодя набиты до отказа. Так что всего хватает. Вот только на горожан мы не рассчитывали.

— Справимся.

— Конечно. Но… — он кивнул на дверь, — не худо бы предупредить наших почтенных гостей, что привычного изобилия и разнообразия на столе может и не быть.

Она вздохнула.

— Предупрежу.

Рингольд с легким поклоном удалился. Катрин проводила эконома взглядом, восхищаясь про себя его выдержкой. То был во многих отношениях истинный хозяин крепости.

И с ней он пока еще разговаривал…

Она повернулась к двери. Собралась с духом, толкнула ее и вошла.

В комнату для собраний временно превратили один из учебных залов. Здесь стояли два длинных стола, у дальней стены возвышался помост для учителя. На стенах горели светильники.

Катрин увидела за столом Делию, кивнула ей. Рядом с этой девушкой она по-прежнему чувствовала себя неловко, помня их поцелуй с Тиларом на причале. Но понимала, что обида ее мелочна и несправедлива, и на самом деле в последние дни, когда им часто приходилось работать вместе, недостойные чувства начали потихоньку исчезать. Оказалось, что Делия не хуже эконома Рингольда способна управляться с самыми беспокойными Дланями разных богов, сохранять самообладание в спорах и выносить беспристрастные решения. И сейчас Катрин удивилась тому, какое облегчение испытала, увидев девушку уже за работой. Делия была союзницей.

В борьбе с недовольными, которых здесь, разумеется, хватало.

Во главе другого стола восседала предводительница таковых — стройная Длань из Ольденбрука, с ног до головы в белом. Рядом с ней развалился толстый слизняк в фиолетовом наряде, единственный, кто прибыл из Обманной Лощины. Друг друга они явно презирали, но, несмотря на это — и на совершенно разные манеры и облик, — объединились в последние дни ради того, чтобы изводить Катрин своими жалобами.

Еще здесь присутствовали, разбившись на два почти равных лагеря, главы остальных посольств, запертых ураганом в Ташижане. За одним столом с Делией — представители Туманного Дола, Снежнолисьей реки, Кривого леса, Перекрестка Фица. И на редкость злющий горбатый старик, Длань из Вересковой Старицы. За столом Лианноры — суровые личности из Аккабакской гавани, Пяти Рукавов, Зимних островов и Камня Мученика.

Не успела Катрин подойти к учительскому помосту, как Лианнора уже вскочила на ноги.

— Благодарю за внимание к нашим просьбам.

Катрин, не отвечая, поднялась на помост.

— Смотрительница Вейл, — затараторила Лианнора, — мы понимаем, какая опасность угрожает Ташижану, и все хотим помочь. С этой целью мы предлагаем…

— Предлагаете? — перебила Катрин, разворачиваясь к ней. — Я лично, при всем моем уважении, предлагаю вам, госпожа Лианнора, сесть. Мы встретились сегодня не для того, чтобы вы могли высказать свои соображения. Но для того, чтобы вы поняли наконец, каково ваше положение здесь. Мы высоко ценим ваши знания и умение обращаться с гуморами, но в Ташижане нет богов. И более всего нам нужны сейчас мастера меча и алхимии.

На лице Лианноры застыло высокомерное выражение. Сесть она и не подумала — по той причине, что тогда ей точно не удалось бы договорить.

— Староста Филдс дал мне слово, что сегодня нас выслушают. — Она окинула взглядом своих сторонников. — Не так ли?

Те дружно закивали.

Катрин поняла, что досаждала Лианнора не только ей. Еще и Аргенту… И староста не придумал ничего лучшего, как предоставить смотрительнице разбираться с назойливой гостьей.

— Что же вы в таком случае предлагаете, госпожа Лианнора?

— Мы считаем, что нам, представителям богов, благословивших Первую и иные земли, следует принять участие в обороне. Не сидеть без дела у себя в покоях. У нас нет желания прятаться или, хуже того, бежать от нашего долга перед Мириллией… подобно малодушным трусам.

Последнее слово она выделила особо. Катрин знала, что Огненный Крест усердно разносит слухи о трусости, более того, предательстве бежавшего Тилара. Многие именно так это и расценили. Теперь понятно стало, к кому примкнула Лианнора. Та обладала почти сверхъестественной способностью чувствовать, на чьей стороне сила. К смотрительнице она сперва пыталась подольститься; теперь же, когда ту отлучили от полевого зала, былое подобострастие обернулось почти дерзостью. Почуяв власть Огненного Креста, Лианнора переняла и убеждения его членов.

— Я еще не слышала ваших предложений, — сказала Катрин. — Хотите взять в руки мечи и защищать лестницы?

Лианнора небрежно отмахнулась.

— Разумеется нет. Наше преимущество — в знаниях и опыте. Мы хотим всего лишь вовремя дать совет тем, кто выстраивает оборону. Принять участие в обсуждении военных планов.

Катрин сдвинула брови.

— Мы говорили об этом, — Длань слез кивнула в сторону своих союзников, — и решили, что следует выбрать одного человека, который будет представлять нас в полевом зале. Среди тех, кто действительно защищает крепость.

Еще один выпад — в адрес смотрительницы и исчезнувшего регента.

Но Катрин даже не почувствовала укола, так поразили ее претензии Лианноры. А ведь Делия предупреждала… говорила, что нельзя недооценивать ее хитрость и жажду власти. Родись Аргент женщиной, вполне мог бы стоять сейчас на ее месте…

Тем не менее Катрин склонила в знак одобрения голову.

— Мудрое решение. Разумеется, лучше выбрать кого-то одного, ибо так будет проще принимать решения.

Лианнора, довольная похвалой, потупилась с тщательно выверенной скромностью.

— Но, — добавила Катрин, — староста вряд ли позволит кому-то, кроме глав Ташижана, присутствовать на совещаниях в полевом зале.

И бросила на Лианнору извиняющийся взгляд. Коль разъярится, пусть с ней объясняется Аргент.

— О, — сказала та, выпрямившись и лукаво блеснув глазами, — со старостой этот вопрос мы уже обсудили. Он согласен и рад будет нашему участию.

Катрин, застигнутая врасплох, застыла с открытым ртом. Аргент — согласен?.. И тут же поняла, в чем дело. Еще один способ унизить ее. Ей вход заказан, а таким, как Лианнора, открыт.

Воспользовавшись ее молчанием, Длань слез обратилась к остальным:

— Стало быть, начнем, — и посмотрела на Катрин. — Может быть, вы будете так любезны, что произведете подсчет?

Смотрительнице, умело загнанной в ловушку, оставалось только кивнуть.

Толстяк в фиолетовом, Длань из Обманной Лощины, встал и откашлялся, прочищая горло. Покачнулся, и сделалось ясно, что он изрядно пьян. Цвет одежды, видимо, был выбран не зря — чтобы скрыть пятна от вина.

— Думаю, нет никаких сомнений в том, кто должен нас представлять, — сказал он и поклонился так низко, что чуть не упал. — Госпожа Лианнора не раз доказала свой быстрый ум и глубину знаний. Слушайте, слушайте! — Он поднял воображаемый кубок, обращаясь к своему столу. — Подать сюда камни для голосования!

Из-за другого стола поднялся со стоном, держась за горб, Порак Нил из Вересковой Старицы.

— А я предлагаю госпожу Делию. Ее все знают и искренне почитают. Она поумнее многих будет.

Сидевшие с ним рядом застучали в знак согласия по столу кулаками.

Сторонники Лианноры не шелохнулись.

— Я уверена, — сказала Лианнора, — что госпоже Делии ни к чему такое бремя. Все знают, каковы отношения меж старостой и его дочерью. И, осмелюсь заметить… думаю, все со мной согласятся… госпожа Делия служит на самом деле не богу. А человеку.

Делия встала.

— Ради блага Ташижана я забуду о своих недоразумениях с отцом.

— И поскольку именно этого человека мы собрались здесь почтить, — добавила Катрин, — признать за ним право зваться рыцарем и регентом, мы, разумеется, не можем умалять достоинства госпожи Делии.

Лианнора посмотрела на Катрин, прочла в ее взгляде решимость.

— Разумеется…

Предложено было всего два имени, поэтому бросание камней много времени не заняло. Все Длани опустили в мешок по камню: за Лианнору — белый, за Делию — черный.

Затем мешок передали Катрин. Та быстро подсчитала камни и объявила:

— За каждую — одинаковое количество голосов.

Лианнора поджала губы, пытаясь скрыть разочарование.

Делия скрестила на груди руки.

— Может, кто-то здесь хотел бы бросить другой камень? — спросила Катрин.

Все промолчали.

— Тогда, по праву смотрительницы Ташижана, я объявляю равный счет. Староста принял мудрое решение увеличить число своих советников, так почтим же его мудрость, предоставив ему сразу двоих. Госпожу Лианнору и госпожу Делию.

Лицо Лианноры перекосилось на мгновение, но, как только ее начали поздравлять, озарилось деланой радостной улыбкой.

Делия посмотрела на Катрин, тоже улыбнулась. Они ничего не знали о последних планах, составлявшихся в полевом зале. Но теперь Аргент поневоле откроет дверь….

Длани, рассыпавшись в поздравлениях и добрых пожеланиях, разошлись, чтобы передать весть другим. Делия задержалась, тронула Катрин за руку.

— Передам от вас отцу поклон.

— Передайте…

Лианнора замешкалась тоже, явно желая поговорить с Делией. Своей единственной достойной соперницей.

Когда комната опустела наконец, Катрин вышла в коридор. Увидела, кто поджидает ее там, прислонясь к стене, обрадовалась и удивилась. Ибо это был еще один гонимый, кого уличил в причастности к побегу мастер Хешарин.

— Геррод? Что ты здесь делаешь?

Он выпрямился, подошел к ней.

— Узнал об играх, которые тут затеваются. Хешарин не может удержать язык на привязи, особенно если речь идет о том, чтобы кого-нибудь унизить. А у меня еще остались тайные союзники в его кругу. О, слышала бы ты, что там творилось, когда выяснили, что Тилар не только сбежал, а еще и прихватил с собой единственное оружие против песни-манка…

— Представляю.

Они вместе двинулись к лестнице. Геррод снова заговорил, и в его голосе прозвучала насмешка:

— Мастер Орквелл чуть не задушил своего благодетеля, узнав, что череп исчез вместе с Тиларом.

— Мы не могли поступить иначе, — сказала Катрин, ощутив вдруг усталость. Слишком уж высоко находились ее покои…

Геррод с присущей ему проницательностью понял ее состояние и умолк. И не раскрывал рта все время, пока они поднимались, за что она была ему благодарна.

Правда, с каждой ступенькой ее тревога росла, одно мрачное предположение громоздилось на другое, и в конце концов она нарушила молчание сама.

— А вдруг он не найдет бродяг? Вдруг мы ошиблись…

— Успокойся. Подобные мысли приводят к бездействию. Мы сделали то, что нужно было сделать. Если Тилар сбежал от урагана, значит, весть о нашей беде уже расходится. Нам остается изо всех сил защищаться.

— То есть ждать, надеясь на избавление. — Она покачала головой. — Хотелось бы все-таки предпринять еще что-то помимо обороны.

— Выжить… вот что может оказаться главной победой в этом сражении. Свое наступление мы уже предприняли, пустив Тилара на поиски бродяг.

Его уверенность в правильности содеянного слегка утешила Катрин. Но не успокоила. Ее терзала еще и мысль о том, что от участия во внутреннем совете цитадели она отстранена. Хотя… этим утром они точно победили. Делии теперь позволено входить в полевой зал, а значит, и Катрин будет знать о замыслах Аргента.

Наконец они добрались до верхнего этажа. Сейчас она позавтракает вместе с Герродом и… снова примется за дела.

Служанка Пенни засуетилась, как всегда, встречая госпожу. Камин был растоплен. На столе поджидали хлеб, сыр и варенье. Катрин поблагодарила и отпустила девочку, зная, что Геррод не поднимет бронзового забрала, пока не останется с ней наедине.

Пенни вышла, Катрин повернулась к другу. И увидела, что тот нерешительно замер в нескольких шагах от двери.

— Нам никто не помешает, — уверила она его и жестом пригласила к столу с завтраком.

Он медленно поднял руку.

— Катрин…

Доспехи заскрежетали, рука застыла.

— Не могу двигаться, — напряженно сказал он. — Механизмы остановились.

Катрин вспомнила, что однажды они уже работали с натугой — когда ураган вытянул Милость из алхимических составов, которые их оживляли. Она шагнула к Герроду.

И тут сзади послышался тихий стук.

Мгновенно развернувшись, Катрин выхватила меч, направила его в сторону занавешенного окна. Огонь в камине вдруг угас. Даже угли потемнели на глазах. В комнате стало холодно.

В окно снова постучали — словно ветви дерева задели о стекло.

Геррод, скованный броней, неподвижный, простонал:

— Беги…

Лаурелла наморщила нос.

У Киттабыл свой, особенный запах. Как у всех мальчишек, когда те набегаются… но более приятный, отдающий сухим деревом.

Оба стояли рядышком у двери в покоях Бранта, прислушиваясь к происходящему в коридоре.

Юный следопыт, присматривая за волчатами, здесь и ночевал.

У камина, загораживая свет громадным туловищем, сидел Баррен. Волчата резвились вокруг, гоняясь друг за другом, перелезая через его лапы, рыча и кусаясь. По ночам они попрежнему спали в башмаках великана и успели разорвать рубаху Бранта, которую пришлось отдать им для подстилки.

Малыши вполне освоились здесь.

Но им предстояло переехать.

Все прошедшие дни, по утрам и вечерам, Лаурелла навещала Китта, стараясь проскальзывать на этаж, где обитало посольство Ольденбрука, незаметно. Когда в башнях народу прибыло, здесь поселили еще четырех Дланей из Аккабакской Гавани, родины серых торговцев. Бог этого царства, Фректвист, выбирал в Длани только мужчин. К женщинам он питал мало уважения, считая их чем-то вроде племенных кобыл. Точно так же относились к ним и его служители. Словно мнение бога передавалось вместе с Милостью.

Как раз сейчас они проходили мимо двери, негромко переговариваясь между собой. Лаурелле удалось разобрать только имя Делии. Зато Китт, подумала она, наверняка слышал каждое слово так ясно, будто аккабакцы говорили в комнате.

Те удалились, и она спросила:

— Можно выходить?

Китт предостерегающе поднял руку. Ногти у него были короткие, но подпиленные в виде когтей. И во всем облике хватало звериного — из темных волос выглядывали острые кончики ушей, прищур глаз казался хищным, зубы, когда он изредка позволял себе улыбаться, походили на волчьи.

Тут и Лаурелла услышала, что к двери приближаются еще двое. И разговор разобрала, потому что собеседников не волновало, слышат ли их, так уверены они были в себе.

— Поверить не могу, что регентова девка умудрилась сесть мне на пятки, — шипел женский голос. — Староста, конечно, все внимание уделит ей — дочь как-никак. А я останусь в тени.

Ее спутник ответил:

— Разве можешь ты, Лианнора, остаться в тени? Ты сияешь ярче солнца…

— Ох, Стен, порой ты бываешь так наивен! Я-то видела, как смотрит на свою доченьку староста. Когда эта девка отворачивается. Родная кровь, куда денешься?.. — Лианнора презрительно фыркнула. — Вот если бы она оступилась… или ей помогли это сделать…

Они как раз поравнялись с дверью, и капитан понизил голос до шепота:

— Оступиться несложно. Особенно на лестнице. Ногу сломать… или даже шею…

Лианнора что-то ответила, но дверь они уже миновали. Донесся только смех, потом наступила тишина.

Лаурелла выпрямилась.

— Китт, что она сказала, эта ледяная королева? Как думаешь — всерьез или так, со злости?

Он покачал головой.

— Я слышал не больше твоего. Она, наверное, шептала ему на ухо.

— Надо срочно предупредить Делию!

— А волчата?

— Сперва перенесем их, как и собирались. Потом пойду к Делии.

Китт, чувствуя ее нетерпение, поспешил к малышам.

— Возьму девочку, — сказал он, — а ты бери мальчика.

Лаурелла кивнула. Они заготовили две холщовые перевязи, в каких носят на груди младенцев, и собирались перетащить волчат в пустующие покои Лорра. Причиной переезда послужил разговор ольденбрукских стражников, нечаянно подслушанный Киттом. Мальчик понял, что против малышей снова что-то замышляется, однако помешать не мог, поскольку был из другого царства. Оставалось одно: потихоньку переправить волчат в безопасное место.

Оба, правда, совершенно не умели красть. Поэтому, не зная, как могут отнестись к их затее ольденбрукцы, дожидались, пока в коридоре никого не останется. Однажды волчата уже сбежали. И второе исчезновение впоследствии можно будет объяснить тем же.

Держа перевязь наготове, Лаурелла подманила кусочком вяленой баранины волчонка поменьше, мальчика, который отличался от сестры еще и более крупными белыми пятнышками на ушах. Тот вцепился в мясо и тут же был изловлен. Когда девочка повесила перевязь на плечо и передвинула его ближе к груди, он грозно зарычал.

Китт со своим волчонком тоже справился. Вновь приложил ухо к двери, послушал немного, кивнул.

Баррен, готовый сопровождать их, был уже на ногах.

Они вышли в коридор, первым Китт, за ним Лаурелла, затем буль-гончая.

Там было пусто, только на лестничной площадке стоял рыцарь. Они быстро зашагали к выходу.

Тут позади отворилась дверь и послышались голоса. Стражники.

Лаурелла нырнула за буль-гончую.

— Кто идет? — окликнули их.

Китт сдернул с плеча перевязь с волчонком, передал Лаурелле и знаками велел ей двигаться вперед. Баррен был так огромен, что под его прикрытием она вполне могла выбраться на лестницу незамеченной.

Сжав руку мальчика, Лаурелла пригнулась, скользнула ближе к стене. Китт обошел пса и велел ему стоять. Потом повернулся к стражникам.

— Это всего лишь я, — сказал, хотя не узнать его не могли. С буль-гончей никто больше по крепости не расхаживал. Стражникам, как видно, попросту захотелось развлечься.

Тем временем Лаурелла оказалась на лестнице. Волчата в перевязях барахтались и рычали. Хорошо, не тявкали. Она возблагодарила за это богов эфира, поприветствовала кивком рыцаря, который уставился на нее поверх масклина, и начала подниматься.

Позади слышался голос Китта:

— Заходил волчат проведать. Молока им дать да еды.

— Ну, больше-то заходить ни к чему, — сказал кто-то из стражников.

Остальные захохотали. Посыпались шуточки.

— Как регент повернулся задом да сбег, в двух щенках уж точно нет надобности!

— Зато Лианноре будет муфта к плащу!

— Вот куда б я руки-то сунул…

— Молчи, Стен услышит!

Хохот сделался громче. Лаурелла с колотящимся сердцем ускорила шаг. Щеки у нее загорелись.

— Проваливай! — рявкнули Китту. — Пока твоя псина тут не нагадила.

— Иль сам не нагадил! Гляньте-ка на его нос. Эти следопыты, поди, нюхают, как собаки, под хвостом другу дружки…

На лестнице внизу появились наконец Китт с Барреном. Лицо у мальчика пылало румянцем. Он догнал Лауреллу, забрал у нее одного волчонка. И почти бегом они преодолели оставшиеся семь этажей до покоев Лорра.

Там растопили очаг, устроили лежанку волчатам. Баррен развалился у огня, захрапел.

— Мне пора, — сказала Лаурелла. Почесала на прощание щенячьи брюшки и поднялась на ноги.

— Они приняли тебя. — Китт кивнул на волчат.

На душе у нее от этих слов потеплело. Но ответила она скромно:

— Конечно — после того, как три дня слизывали молоко с рук. Дома у нас собственная псарня… у Велденских ручьев. Возле водопадов Чагда.

— Я знаю, где это, — сказал он.

— А… ну конечно, знаешь. — Лаурелла покачала головой. Как она забыла? Царство Идлевальд, родина Китта, находилось на противоположном от Велдена берегу Пятой земли.

— Изобильная страна, — заметил он. — Богатая лесами.

— Мой отец держит охотничьих псов. Травит кабанов и медведей. Я на псарню бегала поиграть с щенятами.

Тут она запнулась. Обычно это случалось, когда отец избивал мать. О чем никто не знал, кроме домочадцев. Синяки и ссадины мать прятала под пудрой и кружевами…

Лаурелла пригладила волосы.

— Надо найти Делию. Рассказать, что мы с тобой слышали.

Китт шагнул к двери.

— Я тебя провожу.

— Я знаю дорогу.

— А… ну конечно, знаешь, — повторил он слова, сказанные ею ранее.

Лаурелла взглянула на него и увидела тень улыбки. Улыбнулась в ответ. Не часто от него можно было услышать шутку.

Следопыт тут же смутился, отвел глаза.

— Одной ходить не стоит, — пробурчал он. — А за волчатами присмотрит Баррен.

— Спасибо. Я буду рада.

Они собрались и вышли.

Ее покои находились всего двумя этажами ниже, и дорога заняла куда меньше времени, чем хотелось бы. Лаурелла даже немного замедляла шаг. Но до уровня, где обитали Длани Чризмферри, они все равно добрались слишком быстро.

Коридор пустовал. Кто сидел взаперти, кто ушел искать развлечений, как мастер Манчкрайден, к примеру, Длань желтой желчи, который был заядлым игроком и везде умудрялся найти компанию. В отличие от него близнецы мастер Файрлэнд и госпожа Тре предпочитали книги и размышления и из своих комнат выходили редко.

Хотя нынче, должно быть, покоя не было и в уединении.

Староста больше не мог предоставлять свите регента целый этаж. Особенно после его бегства. И в свободные комнаты поселили мастеров, изгнанных из своих подземных владений. В коридоре теперь стояли запахи разнообразных алхимий и слышались время от времени приглушенные взрывы — когда кто-то не мог подобрать нужное сочетание.

Комната Лауреллы находилась поблизости от выхода на лестницу. Что было хорошо, с одной стороны, ибо в глубине коридора алхимией несло еще сильнее. А с другой — плохо, ибо означало скорое расставание с Киттом.

— Увидимся в седьмой вечерний колокол, — сказала она у двери.

— Волчата тебе всегда рады.

— Только волчата? — Лаурелла подняла бровь.

Китт смущенно переступил с ноги на ногу.

От ответа его спас крик на лестнице.

— Череп пропал! Сколько можно твердить одно и то же?

Китт оглянулся, узнав голос мастера Хешарина.

Лаурелла проворно достала ключ, отперла замок. Затянула юного следопыта к себе и, прикрыв дверь, оставила небольшую щелочку.

Хешарин вошел в коридор со своим неизменным спутником, старым белоглазым мастером.

— Хватит, Орквелл, — недовольно ворчал глава совета. — Меня ждет завтрак, а хлеб я люблю горячий.

Но старик не унимался.

— Я говорил с мастером Роткильдом. Он сказал, что вырезал образцы из черепа. Даже зуб взял… Все хранится в стеклянных сосудах в алхимическом растворе.

— Я тоже это слышал. Он утверждает, что в смесях любая Милость выпадает в осадок. Пользы нам от этого никакой.

— Мастеру Роткильду не хватает моего опыта в обращении с темной Милостью. Получи я эти частицы черепа, смогу многое разузнать.

— Староста больше никого не пустит на уровни мастеров. Пока эти там, внизу, сидят тихо, незачем их беспокоить — таково его мудрое решение, с которым я полностью согласен. Теперь, когда регент улетел, может, и ураган оставит нас в покое. Со временем очистим подземелья огнем. Тогда вы и получите желаемое. — Хешарин принюхался. — А пока — довольно об этом! Завтрак ждет, я умираю с голоду.

Они прошли мимо ее комнаты. Мастер Орквелл бросил взгляд на приоткрытую дверь, и Лаурелла с Киттом отпрянули.

— Что ж, завтракайте, — сказал старик. — У меня есть еще дело, которым надо заняться.

— Чудесно. Занимайтесь. Увидимся в полевом зале в следующий колокол.

Голоса их затихли, и Лаурелла встретилась взглядом с Киттом.

— А ты можешь проследить за ним?

— За кем?

— За мастером Орквеллом. Хотелось бы знать, что он делает, когда не ходит за Хешарином. Они расстаются редко. Вероятно, это единственный шанс…

Китт заколебался.

Лаурелла открыла дверь пошире.

— Это же недолго. Ты слышал. Всего колокол. Потом Орквелл вернется к Хешарину, в полевой зал. Он такой интерес проявляет к совещаниям, что мне ужасно хочется знать, чем он занят, когда один.

Китт неохотно кивнул.

Лаурелла выглянула в коридор, убедилась, что никого нет. Вышла вместе с Киттом, и оба двинулись следом за мастерами. Острое чутье следопыта позволяло им держаться далеко позади.

Возле комнаты Хешарина они услышали его голос. Толстяк распекал поваренка за неудавшийся джем.

Они поспешили пройти мимо. На перекрестье коридоров Китт остановился, принюхался. Лаурелла принюхалась тоже, но учуяла только горелую алхимию. Сморщилась, сочувственно посмотрела на Китта.

Но тот не жаловался. Хотя глаза у него слегка слезились. Молча показал в нужную сторону, и они зашагали дальше.

Мастер Орквелл передвигался на удивление быстро для человека столь почтенного возраста и хилого сложения. Привел их вскоре на другой перекресток, где было пыльно и на полу валялись куски обвалившегося потолка. Поскольку изначально на этом этаже не думали селить никого, кроме свиты регента, слуги не стали убирать в дальних закоулках.

Постепенно становилось все темнее, и Лаурелла забеспокоилась. В комнаты здесь входить было страшно, не подперев прежде потолки. Прогнившие двери болтались на одной петле. В углах сверкали крохотные красные глазки, слышались подозрительные шорохи.

Собственная затея уже не казалась ей разумной. Лаурелла думала, что староста во имя безопасности зажег и осветил в Ташижане все, что только можно. Но тут не было ни факела, ни светильника.

Она поневоле замедлила шаг. Однако теперь воодушевился Китт и упорно тянул девочку вперед. Высматривал какие-то стертые следы в пыли и махал ей, чтобы не отставала.

Наконец, свернув за очередной угол, они увидели свет — трепещущий и манящий.

Китт придержал ее, показал на свои глаза, потом на собственные следы в пыли. Лаурелла поняла, что шагать нужно по этим следам, чтобы не насторожить мастера.

Но когда они подкрались ближе и осторожно заглянули в проем с выломанной дверью, откуда падал в коридор свет, стало ясно, что мастер Орквелл не видит вокруг никого и ничего, кроме огня, который он развел в очаге заброшенной комнаты.

С отрешенным лицом, озаренным красноватыми отблесками, он стоял на коленях и раскачивался взад и вперед.

Потом поднял руку, что-то высыпал в огонь. Взвились искры, со странным звуком, похожим на хлопанье вороньих крыл. Лаурелла снова поморщилась. Пахнуло дымом, который отдавал гнилью и еще чем-то гадким. Вроде серы.

И тут Орквелл, продолжая раскачиваться, заговорил:

— Твоя воля — моя воля, госпожа. Открой мне то, что я должен знать.

Лаурелла вздрогнула.

Орквелл приблизил лицо к огню. Почти вплотную, так, что глаза, кажется, должны были закипеть в глазницах. И смотрел в него долго, а потом… с уст старика сорвался пронзительный стон:

— Не-ет…

Лаурелла схватила Китта за руку. Тот крепко сжал ее пальцы.

Орквелл отпрянул, чуть не упав, отполз от очага на коленях. Потом бросил в огонь еще что-то, и тот мгновенно погас.

В полной тьме послышался шепот:

— Я исполню твое приказание, госпожа. Ибо я слуга твой, во всем и всюду.

Китт потянул Лауреллу за руку. Они начали красться обратно вдоль стены, ступая как можно тише. Потом прибавили шагу.

Юный следопыт двигался быстро и уверенно. И, едва они достигли места, где их никто уже не мог слышать, Лаурелла его остановила.

— Мастера нельзя выпускать из виду, когда он отходит от Хешарина. Я расскажу все Делии. А она передаст смотрительнице. — Девочка, оказавшись в светлых коридорах, вмиг обрела прежнюю решимость. — Будем следовать за ним по пятам. Как только он выйдет из полевого зала.

Китт кивнул.

Спорить смысла не было.

Он тоже догадался, кто эта госпожа, перед которой преклонял колени мастер.

Ведьма из подземелий.

Мирра.

Катрин с мечом наготове настороженно замерла. Стук в окно, закрытое плотными занавесями, прекратился. Слышалось только тяжелое дыхание Геррода, который пытался заставить двигаться доспехи, лишенные Милости.

— Уходи, — сказал он, скрипнув зубами. — Оставь меня.

В комнате воцарилась стужа, леденя щеки, обращая дыхание в пар. Угли в очаге почернели.

А потом разбилось со звоном стекло, осколки посыпались на пол. Заколыхались тяжелые драпировки под яростным порывом ветра, столь холодного, что у Катрин перехватило дух.

Прикрывая Геррода, она отступила, втянула тени в плащ. Тот разросся, очертания его размылись, слились с тьмой. Катрин обернула вокруг себя силу, замедляя течение времени.

За раздутыми ветром занавесями в сумеречной тени башен, обрамлявших внутренний двор, открылся балкон. Там стояла темная фигура, едва различимая в тусклом свете пасмурного утра.

Ветер стих, складки тяжелой ткани легли ровно, но тут же разлетелись снова под треск деревянной рамы и скрежет железных петель. В комнату шагнуло чудовище.

Одной рукой оно упиралось в пол, настороженно кося глазами по сторонам, сложив костлявые, перепончатые, как у летучей мыши, крылья. На теле — ни волос, ни шерсти, лишь редкая грива, спускающаяся с макушки вдоль позвоночника. Дряблое, безволосое мужское достоинство.

— Дух ветра, — тихо сказал Геррод.

Насколько понимала Катрин, это был не человек, рожденный Милостью. Его еще и уподобили, поэтому походил он больше на зверя. Из оскаленной пасти сочилась слюна. Ноздри хищно раздувались.

Глаза чудовища нашли Катрин в тенях, приковались к ней.

В полумраке комнаты она без труда разглядела в них проблеск Милости — не тот ясный свет, который был ей привычен, но маслянистый, вязкий.

Она приготовилась сражаться. Защищать Геррода. Сколько еще таких монстров поджидало снаружи?.. Но дух ветра и шагу к ней не сделал. Зашипел и, напротив, изобразил странное, омерзительное подобие поклона.

А потом заговорил. Катрин поразилась, полагая, что такие нелюди не могут изъясняться членораздельно. Горло его вибрировало, но рот почти не шевелился, словно звук рождали не губы и язык, а нечто другое.

— Смотр-р-рительница Вейл-л-л…

Она оцепенела, ощутив присутствие темного разума.

— Иди. На пер-р-реговоры. Вгор-род. Тавер-рна «Черная лош-шадь». Сейчас-с-с.

Катрин услышала собственный голос будто со стороны:

— Кто предлагает переговоры?

— Лорд Ул-л-льф. — Чудовище переменило руку, которой упиралось в пол. — Тол-лько тебе. Иди одн-н-на.

Сколь ни пугал ее кошмарный посланец, Катрин все же почувствовала любопытство. Однако она была далеко не глупа…

Чудовище, словно угадав ее сомнения, вновь наклонило голову:

— Вр-реда тебе не причинят.

Потом попятилось меж занавесей, прыгнуло в разбитое окно.

И пропало, взлетев с балкона.

Лишь занавеси затрепетали от ветра, поднятого крыльями.

Катрин некоторое время выжидала. Затем, не вкладывая меч в ножны, метнулась мимо Геррода к двери.

— Не надо, Катрин, — простонал он из-под забрала, не в силах сдвинуться с места.

— Я должна пойти, — ответила она, тоном извиняющимся, но уверенным. — Отправлю весть мастеру Фэйли, чтобы занялся твоей алхимией. Жди его.

Открыла дверь, выскочила в коридор. Конечно, решение ее было чересчур стремительным, но отказываться от него она не собиралась. И так столько времени потеряно… невозможно сидеть без дела, будучи отстраненной Аргентом даже от обороны. Душа просила действия — пусть это и означало положить голову на плаху.

— Катрин! — снова воззвал вслед Геррод. — Это же…

Она захлопнула дверь, но последнее слово все-таки успела услышать. Впрочем, поколебать ее уже ничто не могло.

— …западня!

 

Глава 16

КРИВОЙ КОРЕНЬ

Ужас окружал со всех сторон.

Брант не знал, куда смотреть. Над головой висел туман, подсвеченный горящим флиппером. Обшивку корпуса пламя, подгоняемое алхимией стрел, уже спалило, добралось до внутренних креплений, и к туману примешивались клубы черного дыма. Жар гнался по пятам за людьми, взбиравшимися по склону впадины.

А там повсюду торчали из заросшей сорняками земли колья… сотни колов. С головами его соотечественников. И, казалось, они подрагивали в колеблющемся огненном свете.

Брант старался не заглядывать в лица, но отвернуться было некуда. Его окружали разинутые в бессловесном вопле рты, выколотые глаза, распухшие языки, запекшаяся кровь… Черные облака мух, растревоженных движением горячего воздуха.

Пиршество насекомых мальчика не коробило. Это был великий круговорот леса, возвращение в землю всего, что из нее вырастает. Путь, следовать которому учили каждого в Сэйш Мэле.

Вот только в дар лесу здесь приносили не опавшую листву, не внутренности добытого на охоте зверя, даже не тела любимых, бережно преданные земле, укрытые корнями и камнем.

Смертоубийство, резня, жестокое осмеяние Пути…

— Большинство — дети, — пробормотал Роггер, сдерживая тошноту. — С виду чуть ли не младенцы.

— И старики, — сказал Тилар.

Креван, шедший позади с Каллой, буркнул:

— Отобрали слабых.

— Но зачем? — спросила Дарт, которую вел, придерживая за плечи, Малфумалбайн.

— Причин здесь нет, — угрюмо ответил Лорр. — Одно безумие.

Брант набрался мужества, взглянул на колья. Спутники его были правы. На одном колу он увидел седобородую голову. На двух других — головы поменьше, мальчика и девочки. Может быть, брата и сестры.

Опустив глаза, он понял, что узнал старика. По медным монеткам, вплетенным в бороду. То был дед знакомого охотника. Когда-то он захаживал к ним в дом, выпить грушевого вина с отцом Бранта, и, весело позвякивая этой самой бородой, плел охотничьи байки. Брант не знал даже его имени. И это почему-то казалось самым страшным. Ничего от человека не осталось, лишь воспоминание…

Отряд остановился возле мшистого валуна на склоне, где колья были реже и не так припекало жаром от полыхавшего корабля. Зловония, правда, не убавилось.

Брант глянул вниз. Несколько кольев вблизи флиппера тоже загорелись. Как факелы, пропитанные вместо масла человеческой кровью. Его передернуло, он повернулся к ним спиной, посмотрел на верхний край впадины.

Там высился лес — темный, равнодушный. Он взирал на людей без сострадания и участия. Как сама Охотница… И мальчика охватила вдруг ярость, под стать пожару, пылавшему внизу. Хорошо бы огонь добрался до деревьев, спалил их все, от вершин до подножия гор, выжег безумие и ужас…

Плеча его коснулась чья-то рука, Брант вздрогнул.

Рядом стоял регент и тоже смотрел на лес.

— Они не виноваты, — сказал он и крепче сжал плечо Бранта.

— Кто? — не понял тот.

Тилар кивком указал вперед. Брант вскинул голову и увидел их.

Из лесной тени на опушку вышли охотники. Числом около ста. В одних набедренных повязках — даже женщины, не стыдясь, обнажили грудь. И у каждого в руках натянутый лук со стрелой наготове.

Охотница показывала клыки.

— Чуешь? — спросил Лорр, поводя носом. — Стрелы отравлены. Ядом проклятой летучей мыши, один укус которой убивает.

Нюхом, как у вальд-следопыта, Брант не обладал. Зато имел глаза, достаточно зоркие, чтобы заметить за первым рядом лучников движение. Из-за стволов показались еще стрелки. Впрочем, он так и не разглядел того, что увидел Тилар, пока предводитель флаггеров не спросил вдруг:

— Что у них со ртами?

Брант прищурился. Губы и подбородки охотников были вымазаны черным, словно те пили масло.

Но что это на самом деле, мальчик понял сразу.

— Она напоила их своей кровью, — сказал Тилар. — Сожгла Милостью. Теперь они в таком же рабстве у нее, как она у песни-манка.

Понял Брант и слова регента, сказанные раньше. «Они не виноваты». Во всех ужасах, что здесь творились, был повинен лишь один человек. Вернее, богиня.

Словно услышав его мысли, Охотница снова заговорила, невидимая на своем далеком балконе за туманом и дымом. Голос ее звучал на удивление бесстрастно, без всякого выражения.

— Вы придете ко мне без оружия. Преклоните передо мною колени. Ваша сила станет силой леса.

Это было не предложение. И не приказ. Тем же тоном она могла бы сообщить им, что утром встанет солнце.

Тилар, все еще державший руку на плече Бранта, наклонился и шепнул ему на ухо:

— Даже если это ее убьет, ты должен вырвать корни песниманка, что лишила ее разума. Сможешь?

— А что будет с ними? — Брант взглянул на черногубых охотников, которые ждали наверху с отравленными стрелами, покорные воле госпожи.

Тилар ответил честно:

— Не знаю. — И посмотрел Бранту прямо в глаза. — Но даже если погибнут и они, ты сможешь это сделать?

Брант сжал камень на груди. Оглянулся на колья, увенчанные седобородой и детскими головами. И сурово кивнул.

Тот еще раз крепко сжал плечо мальчика и отпустил его.

Охотники тем временем разделились на две колонны, образовав устрашающий строй, сквозь который им следовало пройти.

— Держитесь поближе друг к другу, — сказал всем Тилар, становясь во главе отряда.

— И подальше от ядовитых стрел, — добавил Роггер, вспомнив сказанное Лорром.

Они двинулись вперед.

Брант шел теперь рядом с Дарт и великаном. Лес приближался. Несколько мгновений назад мальчик желал ему выгореть дотла. Сейчас он знал, что поднести огонь к сухому труту должен собственной рукой. Чтобы уничтожить, возможно, все царство. И погубить не только деревья.

Он окинул взглядом строй охотников. Спросил у себя: «Сможешь это сделать?»

И ответил себе: «Должен».

Дарт посмотрела на него — в глазах девочки таился страх, — потом протянула руку. Брант сжал ее с благодарностью, не думая, как будет при этом выглядеть.

Ряды кольев остались позади. К небесам возносился пепел от огня, полыхавшего внизу, погребального костра для мертвецов.

Отряд добрался до верха котловины, вошел под сень древних деревьев помпбонга-ки. Дальше путь лежал через строй охотников с луками наготове. И вел к самому старому из деревьев, в могучих ветвях которого уже можно было разглядеть нижний этаж кастильона.

Выпиравшие из земли толстые узловатые корни дерева причудливо переплетались меж собою, укрывая вход в жилище богини. На пороге стоял высокий широкоплечий охотник с черными губами. В набедренной повязке, с венком из листьев на голове — наградой Охотника Пути, победителя в последних великих состязаниях.

Что за турнир проводился здесь в дни безумия?

Руки его были по локоть в крови. Пахло от него смертью и болью. Черты его омрачались тенью бреда Охотницы, эхом ее порчи.

И все же Брант его узнал.

Он вспомнил мальчика, которого видел в последний раз, когда тот бежал по лесу, задыхаясь от волнения, предвкушая, как дядя его выиграет главную награду.

Мальчик стал юношей.

— Маррон…

Страж богини остановил на нем пронзительный взгляд. И на мгновение Брант увидел в его глазах отражение собственного воспоминания. Но жестокий, свирепый блеск их не сменился мягким светом тепла и дружелюбия.

Губы растянулись в холодной улыбке. Сверкнули остро подпиленные зубы.

Истинное лицо Сэйш Мэла… теперь.

Дарт почувствовала, как окаменел стоявший рядом Брант. Еще крепче сжал ее руку.

— Оставьте оружие, — процедил сквозь заостренные зубы караульный. — Откажетесь — вас ждут благословенные колья.

Дарт содрогнулась. Мог бы и не предупреждать, и так ясно, к чему приведет неповиновение.

Мужчины расстегнули пояса, положили наземь ножны с мечами. Калла сбросила кинжалы с запястий. Снял свои перекрещенные ремни Роггер. В тот же миг Тилар опустил и Ривенскрир в общую груду, так, что меч оказался прикрыт кинжалами Роггера.

Вид у регента при этом был такой, словно он испытал облегчение, избавившись от тяжкого бремени.

Потом всех, и Дарт тоже, обыскали, заставив вытянуть перед собой руки. И наконец им позволено было пройти в кастильон.

Но едва ко входу шагнул Лорр, путь ему преградили два скрещенных копья. Еще одно нацелилось на Малфумалбайна.

— Никто из порожденных Милостью не смеет осквернить этот порог. Ждите приказаний здесь. — Маррон оглядел обоих с ног до головы с нескрываемым отвращением. — Коль повезет, богиня позволит вам жить. Тянуть ее повозку вместо лошади.

Последние слова были адресованы великану.

Малфумалбайн угрожающе шагнул вперед. Тилар остановил его, вскинув руку.

— Побудь здесь, — сказал. — Постереги оружие.

Великан, сердито таращась на Маррона, его как будто не услышал. Но тут меж ними обоими встал Лорр.

— Я тоже постерегу, — сказал следопыт. — Глаза и уши буду держать открытыми.

Судя по взгляду, каким он смерил охотников, Лорр собирался поискать брешь в обороне и найти возможность всетаки прорваться внутрь.

Маррон остановил и Роггера.

— Что там у тебя? — спросил он, показав на суму.

— Подарок для Охотницы. Я слышал, она кое-что потеряла. И не откажется, думаю, получить эту вещь обратно.

Маррон сдвинул брови.

— Покажи.

Вор пожал плечами, открыл суму, откинул с черепа лоскут, пропитанный желчью. На караульного глянула пустая глазница, оскалился край челюсти.

Брант пошатнулся. Схватился свободной рукой за горло. Дарт, державшая его за другую руку, поняла, что камень откликнулся. Она и сама сейчас это почувствовала — пальцы Бранта жгли огнем, хватка стала столь крепкой, что у нее чуть косточки не затрещали.

Роггер накинул лоскут на череп. Рука Бранта мгновенно остыла, словно огонь задули. Мальчик выпрямился. По счастью, никто не заметил, что с ним произошло. Охотники смотрели на череп.

Маррон все хмурился.

— Дай-ка его сюда, — сказал он настороженно.

Роггер покорно завязал суму и передал ему.

— Я сам отнесу это. — В голосе караульного прозвучал вызов.

В молодом мужчине вдруг проглянул мальчик. И Дарт подумалось, что он, похоже, не столько хочет обезопасить госпожу от возможной угрозы, сколько доставить ей удовольствие — если подарок и впрямь понравится.

Уладив с этим, они вошли наконец в кастильон. И начали долгий путь наверх, туда, где туман окутывал древний ствол. Их сопровождали охотники с Марроном во главе.

Дарт прошла несколько витков лестницы и украдкой огляделась. Пусть мечи и остались внизу, все оружие у них отобрать не смогли. У Тилара имелись гуморы, изобильные Милостью, и скрытый внутри тела наэфрин. У Бранта — камень, дар бога, способный вырвать корни песни-манка из разума Охотницы.

А еще…

Щен оказался впереди. Он весело проскакивал сквозь ноги охотников, которые о его присутствии и не подозревали. Но капля ее крови — и они узнают, что пропустили нечто пострашнее припрятанного кинжала.

Хватит ли всего этого против силы разъяренной безумной богини? Жаль, Тилару пришлось оставить Ривенскрир…

Тут девочка заметила, что он прихрамывает. Казалось, с каждой ступенькой ему все труднее сгибать колено. Тилар потирал его на ходу, но это не помогало.

Роггер пробормотал что-то, чего она не расслышала. Тилар отмахнулся.

Они поднимались целую четверть колокола, и наконец лестница вывела их на широкий балкон. За резными перилами его клубился туман, и снизу сквозь белесую завесу мерцало, подобно второму светилу, окруженное черным дымом пламя догоравшего флиппера. Вверху пелену пронзал сияющий глаз настоящего солнца.

Балкон словно парил меж миром света и обителью смерти.

Запах гнили и разложения, как ни странно, здесь казался сильнее. Хотя не было на балконе кольев с головами, а стояла, прямо и неподвижно, одинокая женщина.

Путников вывели вперед. Она медленно повернула голову.

Маррон упал на колени. И по этому знаку почтения стало ясно, кто стоит перед ними, раньше, чем он заговорил:

— Жду ваших приказаний, госпожа.

Охотница выступила навстречу из тумана — темнокожая женщина ослепительной красоты, с глазами, сверкающими Милостью. На ней был зеленый кожаный наряд, украшенный черными ремнями, которые перекрещивались на груди, опоясывали талию и обвивали, подобно виноградной лозе, бедра, спускаясь почти до самых сапожек, тоже черных.

Она казалась такой же сильной, как дерево, что поддерживало ее кастильон. Потому, видно, и не испытывала страха, пуская в свое убежище богоубийцу.

Дарт разглядывала ее во все глаза. И не видела ни единого признака порчи, безумия или хотя бы волнения. Черты спокойны, наряд безупречен. Даже смоляные волосы заплетены и уложены аккуратнейшим образом, спиральными кольцами до плеч.

Богиня подошла к строю стражников, остановилась. Устремила взгляд на Тилара.

— Богоубийца, — сказала, словно пробуя это слово на вкус.

— Охотница. — Тилар осторожно, оберегая больную ногу, шагнул вперед. — Как прикажешь понимать подобную встречу? Что за черные дела творишь ты у себя в царстве?

Маррон, не вставая с колен, резко повернулся к нему, готовый убить за нанесенное оскорбление. Стрелы стражников легли на тетиву. Наконечники их, смазанные ядом, влажно поблескивали.

Но богиня остановила свою охрану мановением руки и слегка наклонила голову.

— О каких черных делах ты говоришь?

Он показал в сторону перил.

— Об убийстве твоих подданных.

Она улыбнулась, тепло и нежно.

— О, ты неверно истолковал мои деяния. Все это лишь для того, чтобы сделать Сэйш Мэл сильнее. Наступают темные времена. Я давно слышу их приближение. Народы всех царств должны вооружиться, препоясать чресла и готовиться к великой войне, которая грядет. Сэйш Мэл не обманет ожиданий Мириллии.

— Разве жестокость и убийства делают вас сильнее?

— Жестокость и убийства? — Она, словно в замешательстве, развела руками. — Совершает ли садовник убийство, когда обрубает лишние ветви, вытягивающие силу из ствола? Жесток ли он, выдергивая сорняки вкруг лозы, дабы та принесла достойные плоды?

Тилар держался так же спокойно, как она.

— Ты уничтожила юных и старых.

— Слабых и дряхлых, — согласилась она. — Поэтому остальные стали сильнее. Я собрала великое войско, укрепила его своей кровью.

— Ты сожгла их Милостью. Лишила воли.

Она покачала головой.

— Что есть воля? Слабость… Я лишила их сомнений, нерешительности, вероломства. — Теперь в ее голосе зазвучал гнев. — Дабы они лучше послужили Мириллии.

— Ты сделала это насильно. Не оставила им выбора — служить или нет.

— Таково мое право. Некоторые боги позволяют смешивать свою Милость с алхимическими составами, которыми поят едва зачавших женщин, чтобы отпрыски их превзошли силой обычных детей. Разве я делаю что-то иное? Разве не лишено выбора дитя, которое подвергают изменениям еще в утробе? Все, что я выжгла, — это сомнения и колебания в сердцах. Тела остались чистыми.

— Чистыми для чего?

— Для грядущей войны! Ты не слышишь барабанов в ночи? Не видишь теней, что движутся сами по себе? — Она взглянула вверх и отступила, как бы желая охватить взглядом весь небесный простор. — Полностью готовый, лишенный всяких слабостей, восстанет Сэйш Мэл против тьмы. Мы не позволим смутить нас колебаниям и сомнениям!

Голос ее стал пронзительным.

— Не то что твои собратья… Они были не из Сэйш Мэла. Пытались меня остановить, прячась за той же тенью, что и те, другие, которые ждут во мраке падения Мириллии. Чьи голоса запугивали меня по ночам, давали обещания, стремясь ослабить мою решимость. Шептали из кости…

Песня-манок, поняла Дарт.

Шепот, который доносился из черепа ее отца, перерос в хор кровожадных воплей, упоение резней. Темная Милость завлекла Охотницу в царство насилия, где жестокость была оправдана стремлением к безопасности.

Охотница вскинула руки.

— Вороны должны были умолкнуть прежде, чем разнесли бы весть о моих приготовлениях. Ночные вороны… им следовало обрезать крылья!

Дарт наконец проследила за ее взглядом. И обнаружила, что Охотница смотрит вовсе не в небеса. Ее больной разум оставался прикованным к земле.

Все остальные тоже посмотрели вверх.

Там, на ветвях дерева, затерянные в тумане, висели огромные птицы с широко раскинутыми черными крыльями, похожие на летучих мышей.

Не птицы.

Люди.

Рыцари теней.

Присягнувшие некогда на верность Ташижану были выпотрошены и подвешены к ветвям на собственных внутренностях. Крыльями ниспадали вниз плащи, влажные от тумана и крови.

Дарт в ужасе отвела глаза. Уставилась на Охотницу.

Как та могла?..

Богиня опустила руки, повернулась к ним.

— Твое появление здесь, — заявила она Тилару, — появление того, кто уничтожил демона Чризма, только подтверждает мою правоту. Тебя привели сюда судьба и пение моего боевого рога, чтобы ты служил мне. Убийца богов и демонов, вместе мы спасем Мириллию.

Тилар взглянул на нее, и Дарт увидела, как что-то сверкнуло в его глазах. Не Милость. Уверенность.

— Никогда, — ответил он.

До этой минуты он еще надеялся, что ее удастся свернуть с черного пути. Охотница Кабалу не служила — она была скорее жертвой, чем пособницей врага. Но теперь понял, что все бесполезно.

Безумие зашло слишком далеко.

Подкрепленное божественной силой.

— Ты выпьешь моей крови и встанешь на мою сторону, — сказала она властно. — Иначе с тех, кто пришел с тобой, сдерут кожу. Их крики не хуже шепота из кости объяснят тебе, что ты должен сделать.

— Мне не нужны объяснения. Я знаю свой долг. — Тилар взял Бранта за плечо, подтолкнул вперед. — Меня привела сюда не только судьба. Но и весть, которую я получил от твоего подданного.

Охотница наконец бросила взгляд на его спутников. Она была так сосредоточена на богоубийце и своих упованиях на его помощь, что никого больше не замечала.

Теперь же она недоуменно уставилась на Бранта, прищурив глаза. Потом узнала мальчика и широко распахнула их.

— Вернулся изгнанный! Еще один знак! Брант, сын Рилланда… охотника и добытчика темных даров…

Лицо ее озарилось надеждой.

И тут заговорил Маррон:

— Это я… я теперь добываю тебе дары!

Он торопливо сорвал с плеча суму Роггера и вытянулся вперед так, что чуть не упал, — в страстном желании угодить, в страхе, что место его при госпоже будет занято другим.

Охотница попятилась. Угадала, должно быть, по знакомым очертаниям, что там лежит.

— Не может быть…

— Что, госпожа?

— Он исчез. Я победила… — Голосу нее задрожал. — Темный шепот в ночи. Потом молчание. Первый знак. Я вольна была создать свое войско.

Вдруг она оживилась. Подалась вперед, лукаво сощурилась.

— Ты… ты, верно, проверяешь меня, богоубийца? Хочешь убедиться, что мое войско и впрямь готово?

— Угадала. — Тилар, прихрамывая, выступил вперед.

— Осторожнее, — негромко сказал себе в бороду Роггер. — Играешь со сломанными кинжалами.

Тилар кивнул и ему, и Охотнице разом. Затем обратился к ней:

— Ты сможешь увидеть череп снова и устоять?

Она распрямила плечи, опять обрела гордый и властный вид.

— Я просеяла мое царство начисто. — Бросила вдруг на юг свирепый взгляд. — Или почти… если б не она…

Тилар посмотрел на Роггера и Кревана. Оба покачали головами, не понимая, что означает этот новый бред.

Охотница повернулась, уставилась на суму — то ли с тоской, то ли со страстным желанием.

— Увижу и услышу… и на этот раз смогу противостоять.

Тилар жестом предложил ей открыть суму.

— Попробуй.

Она опустилась на колени. Потянулась к суме, потом отпрянула. На лице ее отразились попеременно страх, вожделение, мука, горечь. Руки задрожали.

— Может, для нее еще есть надежда… — чуть слышно выдохнул Креван.

Маррон почувствовал слабость госпожи и поспешил скрыть ее от чужаков.

— Позволь мне… твоему слуге, как всегда.

Это заставило ее решиться.

— Открой.

Маррон метнулся на коленях вперед. Развязал суму, сунул внутрь руку.

— Приготовься, — шепнул Тилар Бранту.

Дарт не сводила глаз с Маррона, мысленно подталкивая его. Не бойся, вынь череп, сними пропитанную желчью ткань…

Он словно бы услышал. Вынул череп из сумы.

Любопытный Щен тут же подбежал, чувствуя, вероятно, к чему приковано все внимание Дарт. Его никто не видел. Не видела сейчас и она сама. Пока не стало слишком поздно.

Охотник положил череп на пол, откинул лоскут.

Брант со стоном упал на колени. Креван загородил его. А Роггер напомнил:

— Пой, мальчик. Или говори… что-нибудь.

Дарт услышала, как тот начал шептать, задыхаясь, с трудом шевеля запекшимися губами. Обжигающе горячий, если дотронуться до него сейчас.

Он запел ту же самую колыбельную.

— Приди, о сладкая ночь… свет зари погаси… пусть луны ярче горят…

Охотница, стоя на коленях над черепом, медленно подняла и повернула к нему голову, как цветок, тянущийся к солнцу.

— Что?.. — Она коснулась рукой волос, глаза, устремленные на Бранта, сверкнули. — Что ты… не…

Он, ничего не слыша из-за собственной муки, выдохнул:

— Приди, о сладкая ночь… горести дня прогони… тихие сны навей…

Лицо богини исказилось болезненной гримасой. Она впилась в собственный лоб ногтями так, что выступила кровь, изобилующая Милостью. Заскрежетала зубами. Потом проскулила:

— Нет… перестань…

— Продолжай, — сказал Тилар.

Маррон услышал это, быстро глянул на Бранта, на Охотницу. Богиня и мальчик были сейчас полностью замкнуты друг на друге.

Охотница обхватила голову руками, не отрывая глаз от Бранта, с силой рванула себя за волосы.

— Не должен был возвращаться… я знала… отослала тебя…

— Что происходит? — спросил Маррон, вскакивая на ноги. — Госпожа!

Она не ответила.

Маррон в растерянности попятился. Власть песни-манка над госпожой ослабевала, а вместе с ней исчезала и сила, управлявшая слугами. Лишенные собственной воли, они не понимали, что делать. Одни опустили луки, отступили назад. Другие, наоборот, метнулись к чужакам, угрожая наложенными на тетиву стрелами.

— Ее разрывает на части, — тихо сказал Роггер.

Кто-то из охотников упал рядом с Дарт, уставился непонимающе на свои руки. Из уст его вырвался вой, полный ужаса и горя.

Охотница ответила таким же воплем. По щекам ее, как слезы, стекала кровь.

— Нет! Я не хочу… это так больно!

Она посмотрела на сжатый кулак Бранта. Затем отпрянула, рухнула на пол, закрыла лицо.

— Что я наделала?..

Череп, о котором забыли сейчас и Маррон, и Охотница, тем временем притянул к себе кое-кого другого. Исполненный любопытства, тот начал подкрадываться к нему, и только теперь Дарт заметила огненное свечение.

Сердце у нее замерло.

— Щен… не смей! Отойди!

Но было поздно.

Нос Щена коснулся мертвой кости. И, как всегда, соприкосновение с Милостью мгновенно втянуло его в этот мир. Он обрел плоть, и тельце его ярко засияло, видимое теперь всем, подобное бронзовой статуэтке, плавящейся в кузнечном горне.

Его увидел Маррон. Охотник, пребывавший в смятении, нашел наконец на чем сосредоточиться, кого обвинить в происходящем. Одной рукою ткнув в Щена, другой он схватился за лук. И завопил:

— Демоны! Они привели демонов!

Щен, привлеченный его движением, поднял голову. Едва он перестал касаться черепа, так тут же пропал из виду, словно задули свечу. Исчез для всех, кроме Дарт.

Маррон настороженно двинулся по кругу, ища взглядом демона, не нашел. Но наткнулся на то, что по-прежнему лежало на полу без присмотра.

— Череп! — закричал охотник. — Он проклят! Порождает демонов!

Брант, силившийся вырвать корни песни-манка, на мгновение отвлекся. Этого хватило, чтобы власть ее вновь окрепла и Маррон обрел решительность.

Он метнулся вперед, высоко занес ногу и с размаху ударил в череп каблуком сапога. Кость разлетелась на осколки. Один попал Дарт в колено.

Брант задохнулся, словно его хлестнули плетью, откинулся назад. Колыбельная замерла на устах.

— Принесите масло! — в^лел Маррон, топча осколки. — Надо сжечь эту нечистую вещь!

Растерянные охотники, которыми больше не управляла богиня, готовы были повиноваться кому угодно и бросились исполнять приказание. Креван попытался остановить Маррона, но мимо уха его свистнула стрела, и пират отступил. Чужаков заново окружили.

Вмиг принесли факелы, светильники. Оставшиеся от черепа обломки Маррон облил маслом и поджег.

Лишь один кусочек, валявшийся возле Дарт, успел подобрать Роггер. Завернул его в лоскут, сунул в карман. Все остальное сгорело.

Брант с трудом поднялся на ноги.

— Камень… остыл, — сказал он.

Охотница, лежавшая на полу, пошевелилась и села. Кровь на ее лице еще не успела высохнуть, но раны исцелялись на глазах силой Милости. Взгляд богини блуждал.

— Я потерял ее. — Брант чуть попятился. — Песня держит крепко, корни глубоки. Я это чувствовал.

Стражники бросали на пришельцев свирепые взгляды. Прибежали снизу еще лучники и копейщики, повинуясь безмолвному призыву госпожи.

Охотница вернулась к своему безумию не сопротивляясь, почти с благодарностью. Встала, пошатываясь, посмотрела на окруженный отряд, и глаза ее запылали Милостью и злобой. Тихим, слабым еще голосом она произнесла:

— Убейте… — И показала на Бранта. — Убейте мальчишку.

Услышал это лишь тот, кто стоял к ней ближе всех.

Маррон вскинул лук, натянул тетиву до отказа.

— Стой! — крикнул Тилар, призвав на защиту Бранта тени своего плаща. Метнулся к нему, но подвело больное колено.

Стрела пробила плащ.

Брант тяжело осел на пол. Уставился на свою грудь.

Меж ребер трепетало оперение стрелы. За плечом мальчика Дарт увидела вышедший наружу отравленный наконечник.

Охотница снова пошатнулась. Но заговорила уже более твердо:

— У него камень… заберите и принесите мне.

Дарт увидела, как поблек румянец на щеках Бранта, закатились глаза. Она дотронулась до его плеча — и мальчик упал навзничь, обратясь лицом к воронам на деревьях.

Как мертвый.

Лорр не прозевал тот миг, когда власть песни-манка над Охотницей и ее подданными начала слабеть. Он заметил сразу охватившее стражников замешательство — те опустили оружие, растерянно заморгали, начали озираться по сторонам.

Один метнулся в кусты, и его стошнило. Другой бросился бежать, но выронил оружие, наступил на собственную стрелу и поранился. И через четыре шага рухнул, как подстреленный на бегу олень.

Лорр тут же подхватил с земли его лук.

Малфумалбайн меж тем расправился с третьим стражником, который попытался его остановить, — ударил кулаком в лицо, раздробив кости. Затем, тряся ушибленной рукой, повернулся к следопыту.

— Бери наше оружие, — велел ему Лорр. — Главное, меч регента!

Великан послушно сгреб все в охапку.

— Что теперь?

Сколько продлится передышка, следопыт не знал. Даже если бы Тилару удалось задуманное, велик был риск получить в суматохе отравленную стрелу. На открытом пространстве торчать не стоило, поэтому он повел великана в лес. Где легко затаиться до поры.

Вернее, было бы легко — в другое время.

Следопыт поморщился. За спиной его несся по лесу сокрушительный ураган. Великан, рожденный землей, как будто норовил в нее и провалиться. Трещали ветки, ломались сучья, разлетались оборванные лианы. Оставался след, по которому их найдет и слепой.

— Ты не можешь идти потише? — прошипел он, оборачиваясь.

— Могу, коль сделаешь себе нос покороче, — огрызнулся великан. — И вообще — куда нас несет? Я не брошу мастера Бранта.

Лорр закатил глаза.

— Мы сумеем помочь им, только если сами будем на свободе. Надо оглядеться, найти местечко, куда спрятать оружие.

И большое дупло… куда влезет твоя задница. Не знаю, для чего тебя слепили, но уж точно не для того, чтобы подкрадываться.

Тут же выяснилось, однако, что для этого был создан коекто другой.

Лорр поднырнул под сук и, распрямившись, обнаружил себя в кругу охотников. Среди нацеленных копий и замерших на тетиве стрел.

Засада.

Он быстро оценил угрозу. Мальчишки… в рваной, не по росту, одежде, зеленой и черной. Настороженные и с виду беспощадные. Смотрят оценивающе.

Не зная, кто перед ними.

Друг или враг.

Но кое-что Лорра обнадежило.

Губы у них были чистыми.

— Кто вы? — спросил он. — Против кого сражаетесь?

Один из юных охотников молча указал вверх.

На кастильон.

Где правила Охотница.

Стражники окружили их плотным кольцом. Тилар, прихрамывая, выступил вперед, загородил собой остальных. Напитал плащ тенями, добавил гнева и решимости. Если Охотница желает войны, быть по сему.

— Брант… — тихо всхлипывала, сидя на полу, Дарт.

Прикрывая девочку и мертвого мальчика, Роггер встал с правой стороны от Тилара, Калла — с левой, Креван занял позицию спиной к нему. Только вот оружия у них не было.

Вернее, было — но всего одно.

Тилар взялся за свой едва заживший мизинец. Он выпустит против Охотницы наэфрина. Пусть божество противостоит божеству. Им во что бы то ни стало надо выбраться отсюда.

Он с силой выгнул палец, сломал его заново. Полыхнула боль, он сжал зубы. Сейчас затрещат остальные кости и во всем теле не останется живого места. Но ничего не произошло.

Хрустнуло ребро — слабым отзвуком сломанного пальца… и все.

Глядя на руку, пульсирующую болью, Тилар втянул воздух сквозь сжатые зубы. Наклонился немного вбок, чтобы не мешало дышать ребро.

Что-то было не так.

Наэфрин лишь слабо шевельнулся в груди. По-прежнему пленный.

Как и они.

Роггер бросил взгляд через плечо:

— Может, тот палец не сросся. Есть еще девять. Попробуй-ка другой, да поживее.

Тилар поднял голову, посмотрел на Охотницу.

После того как Маррон поразил Бранта стрелой, она отчего-то мешкала с дальнейшими приказаниями. Переживала свое торжество или, напротив, раскаивалась в содеянном? Крепко ли укоренилась в ней заново песня-манок? Жива ли еще память о пережитом только что горе? Понять это по ее лицу было невозможно. Оно оставалось бесстрастным.

Он не смог вернуть ей прежний разум. Все их усилия привели лишь к тому, что мальчик погиб. Тилар взялся задругой палец, рванул…

Тишину взорвал пронзительный крик:

— Йа-а-а-а!

Но сорвался он не с его уст. Он донесся сверху, и все разом вскинули головы к туманному небу. Меж ветвей дерева внезапно засвистели стрелы, вылетая неведомо откуда.

Охотники вокруг начали падать. Кто — раненый, кто — пораженный насмерть. Креван и Калла бросились подбирать оружие убитых. Тилар тоже попытался, но не сумел. Левая рука не слушалась. Бок горел огнем.

Не потому, что его ранили. Болело треснувшее ребро. Он быстро огляделся. Все спутники были целы.

— Пригнись, — сказал Роггер, дергая его за плащ.

Креван, привстав на колено, натянул тетиву, выпустил стрелу. Та вонзилась в горло одному из стражников, кровь брызнула струей. Охотник рухнул на перила и без звука кувыркнулся вниз.

Тотчас из тумана выметнулась темная фигурка, держась за свисавшую с дерева лиану, и, перелетев через перила, заняла его место на балконе. Тилар увидел, что это мальчишка с кинжалом в руке. Вслед за ним на балкон начали выпрыгивать невесть откуда и другие.

Крики неслись со всех сторон. Но их перекрыл вдруг отчаянный вопль:

— Нет! Мальчик!

То была Охотница, которую теснили к входу в кастильон, заслоняя собой, Маррон и еще несколько стражников.

— Мне нужен камень! — прокричала она.

Однако после атаки Бранта богиня до конца не оправилась, еще не в силах была командовать своими подданными, тоже выбитыми из колеи, и те, защищая ее, повиновались лишь инстинкту.

Они затолкали-таки госпожу в кастильон, и оттуда, из темноты, вновь послышался ее голос:

— Он должен быть у меня! Он не из этого мира, не из Мириллии!

Возле Тилара остановились несколько юных охотников. Лица их были в грязи, но губы — чисты от темной Милости.

— Надо уходить, — сказал тот, что стоял ближе прочих. Видимо, предводитель. Он показал на перила, за которыми болтались наготове привязанные к ветвям лианы. — Пошли, пока они не опомнились.

Тилар махнул рукой, подзывая своих спутников. Богиня все кричала:

— Камень… он не из Мириллии!

Его потянули за локоть. Он двинулся за мальчиками, напряженно вслушиваясь в голос Охотницы, который делался все глуше.

— Он из нашего королевства… часть нашей расколотой земли!..

Тилар замедлил шаг, надеясь услышать еще что-нибудь, но за другой локоть его схватил Креван, который нес на плече тело Бранта.

— Быстрее, — сказал атаман, долговязый, с тощими руками и ногами, с глазами, казавшимися на его худом лице огромными. — Надо лететь со всех ног, пока для Бранта еще есть надежда!

Тилар повернулся к мальчику.

— Надежда? — Смысл этого слова дошел до него не сразу. — Откуда ты знаешь, кто он?..

— Скорее!

Мальчик, хмурясь, направился к перилам.

Тилар оглянулся напоследок на вход в кастильон. Сейчас оттуда доносились только невнятные яростные крики. Но в ушах по-прежнему звучали последние слова Охотницы.

«Часть нашей расколотой земли».

Он представил себе камень. Взглянул на безжизненное тело Бранта.

Что бы это значило?

Тилар, прихрамывая, поспешил за предводителем юных охотников. Заметил, что тот тоже хромает, но это не сказывается на его скорости и проворстве. Догнать его удалось уже у самых перил.

Он схватил мальчика за плечо.

— Кто ты?

— Старый друг Бранта. — Он сунул в руки Тилару петлю из лианы. — Меня зовут Харп.

 

Глава 17

ПЕРЕГОВОРЫ В «ЧЕРНОЙ ЛОШАДИ»

Катрин прикрыла за собой оконный ставень. И помолилась, чтобы никто из дозорных не прошел мимо и не увидел, что ставни не заперты изнутри. Окно она выбрала в укромном темном углу, возле кухонной уборной. Рядом ни души. Хорошо бы и вернуться незаметно.

Если, конечно, ей позволят это сделать…

Она снова вспомнила уподобленное зверю чудовище. Сгорбленное, с крыльями как у летучей мыши.

И его предложение.

«Иди одн-на. На пер-р-реговоры. В гор-род. Тавер-рна "Черная лош-шадь"».

Катрин торопливо зашагала вперед, в сапогах на меху, в теплой шерстяной одежде под рыцарским плащом. Эта часть занесенного снегом двора лежала в тени Штормовой башни, но, увы, напитать плащ силой нынче оказалось нелегким делом — из-за туч, затянувших небо.

Герроду известно, куда она отправилась. И этого достаточно. Ее поступок счел бы безрассудством весь Ташижан. А между тем ответственность за его безопасность лежит на ее плечах. От Тилара ни единой весточки. Аргент занимается обороной и ничего больше знать не желает. Кому остается в таком случае выяснять, что именно затевается под покровом урагана? Коль это подразумевает встречу с Ульфом из Ледяного Гнезда на его условиях — быть по сему. Он обещал, что вреда не причинит.

Но можно ли верить слову этого бога?

Она посмотрела налево, туда, где поверх защитной стены Ташижана, неприступной скалы из кирпича и камня, кружился на ветру снег.

Ураган ждет.

Что ж, подождет еще немного.

Сгибаясь под порывами ветра, она двинулась к конюшне, над тростниковой крышей которой клубился дым. Конюхи с подручными без устали топили очаги, спасая от холода не столько себя, сколько своих питомцев. Катрин знала, что им тоже предлагали укрыться в башнях. Но лошадей пришлось бы оставить.

Никто из конюхов не согласился.

И это согревало больше, чем шерстяная одежда.

Еще она знала, что они никому не расскажут о ее приходе. С тех пор как двое рыцарей старосты едва не изувечили кнутом лошадь, к Огненному Кресту здесь любви не питали.

Вперед Катрин отправила ворона с просьбой приготовить коня. И теперь, не успела она подойти, как дверь конюшни со скрипом отворилась.

Глаза позорче, чем у любого стражника, заметили ее издалека. С порога замахал рукой помощник конюха, мальчонка по имени Мичелл, укутанный в попоны так, что не сразу и разглядишь, кто это.

Она прибавила шагу и вскоре очутилась в тепле. Среди запахов сена и навоза, в полумраке — фонарь горел всего над одним стойлом, обитатель коего, узнав ее, зафыркал и забил копытом.

Мичелл скинул с себя попоны и повел Катрин к стойлу.

— Вы уж слыхали? — спросил он возбужденно.

— Что именно?

— Нынче утром Гладкохвостка принесла жеребенка. Мы все напугались — больно долго не выходил. Думали, помрут оба… — Он махнул рукой. — Но вышел. Кобылка оказалась, да такая красивая — масти, что твой горький орех, с белыми чулочками!

— Замечательно. — Катрин неожиданно для себя улыбнулась.

Радость и воодушевление мальчика рассеяли мрак, воцарившийся было в сердце. И место его заняла надежда, которую внушало отчего-то появление в осажденной крепости новой жизни.

Сейчас она была вдвойне рада, что решила проделать короткий путь в таверну верхом. Посланник Ульфа ничего не сказал о том, можно ли взять лошадь. А сугробы намело большие, и в урагане неведомо кто таился. Лучше было на всякий случай иметь возможность передвигаться быстро.

Из сенника навстречу ей старший конюх, отец Мичелла, вывел жеребца — пегого, черно-белого, напоминавшего расцветкой камни на снегу. Мальчик, подражая отцу, упер руки в бока, обошел коня кругом, придирчиво осматривая сбрую.

— Уже оседлан, смотрительница Вейл, — пробурчал властитель лошадей, явно не одобряя ее желания выезжать в бурю. — Камнепад сыт, хорошо отдохнул, так что послужит вам прекрасно.

— Спасибо.

Катрин приняла у него повод, провела рукой по бархатному носу жеребца. Камнепад потянулся к ней, радостно зафыркал. Раньше, до того как занять должность смотрительницы, она выезжала на нем почти каждый день. Но теперь это удавалось нечасто. А нынешней затянувшейся зимой стало и вовсе редким удовольствием.

Для обоих.

— Сочту за честь сопроводить, — сказал конюх. — Уже и для себя оседлал.

Она покачала головой.

— Оставайтесь, топите очаг. Мы наверняка захотим согреться, когда вернемся.

Спорить он не стал, пошел к выходу.

Мичелл с отцом открыли обе створки ворот, чтобы Катрин могла выехать.

Она вскочила в теплое седло, стиснула успевшими замерзнуть ногами бока Камнепада. Здесь был ее дом — такой же, как покои на верхнем этаже Штормовой башни.

В глазах конюха таилась тревога. За нее, а не за великолепного скакуна, на котором она сидела. Но вслух он ничего не сказал, только кивнул. Ни «доброгопути», ни «досвидания».

Впрочем, ее это устраивало.

Она подъехала на жеребце к главным воротам, никого не встретив по дороге. Там спешилась и подошла к маленькой двери в воротах. За решеткой видны были турнирные поля между городком и стеной. Уже замело все следы перебравшихся в крепость горожан, снег лежал по колено. Городок, укрытый туманом, казался призрачным видением.

Катрин отперла замок, подняла перекладину — не без внутреннего трепета. А вдруг так и было задумано? Она собственной рукой откроет ворота врагу? Но тут же отогнала ненужное беспокойство. Силу Ульфа уже показала Эйлан. Пали ворота в Штормовую башню — простоявшие века. Захоти Ульф войти в крепость, вряд ли его остановишь.

Почему же он мешкал долгих три дня?

Это было одной из причин, по которым она и отправилась в путь. Невозможно защититься против того, чего не понимаешь.

Она открыла дверь, и в лицо с силой ударил ветер. Сорвал с головы капюшон. Пробрался под плащ, и от ледяных объятий его захватило дух. Катрин выругалась, натянула капюшон, запахнулась плотнее. Проклятия сыпались с ее уст, пока она выводила коня за ворота. Гнев согревал.

Дверь позади захлопнулась с гулким звоном — словно обругав ее саму за непристойную брань. Катрин даже подпрыгнула от неожиданности. Но предупреждению вняла и в седло забралась молча.

Переехала ров, направила коня в поля, где гулял на просторе ураганный ветер. Сугробы здесь вздымались еще выше, местами жеребцу приходилось прокладывать дорогу грудью.

Он шагал, низко опустив голову, из ноздрей струился белый пар.

Катрин, помня рассказы горожан, внимательно оглядывала небеса, крыши приближавшихся домов и темные провалы улиц. Дух ветра, посетивший ее, уж конечно, был здесь не один. В ледяной круговерти крылись и другие…

Наконец она въехала в городок, пустила коня шагом по узкой улочке. Ветер поначалу гнался за ней, швыряя в спину снегом. Потом, запутавшись в переулках, меж нависающих карнизов и выступов мансардных окон, отстал. Снегу намело меньше, чем в полях, однако он громоздился на крышах, опасно нависая с краев.

Катрин побаивалась, что обвал может вызвать даже приглушенный цокот копыт. Но гораздо больше ее настораживали раздававшиеся время от времени звуки — треск дерева, хруст льда, — которые напоминали о том, что городок хотя и брошен жителями, но далеко не пуст.

Тем не менее она не колебалась. Решившись на эти переговоры, уверенной рукой натягивала поводья, направляла жеребца из тени в тень, бесстрашно сворачивала за углы, проскальзывала мрачными переулками.

Дорогу к «Черной лошади» Катрин знала хорошо. Таверна и постоялый двор при ней были излюбленным местом многих рыцарей и мастеров Ташижана, которые частенько проводили здесь буйные ночи и безрадостно встречали похмельные утра.

Только не сегодня…

Наконец впереди появилась вывеска над дверью — вставший на дыбы черный конь на белом фоне. Богатством воображения хозяин «Черной лошади» не отличался. Однако посетителей манила сюда вовсе не его фантазия, а дешевый эль, источник вдохновения для непристойных россказней, и комнаты, которые сдавались за низкую плату, приют для парочек, закрутивших мимолетный роман.

Катрин придержала жеребца возле конюшни по соседству с таверной. Соскочила с седла, завела Камнепада внутрь через уже открытую кем-то дверь. Там оказалось не многим теплее, чем на улице, но хотя бы не задувало, и в одном из стойл лежала куча овсяной соломы. Катрин набросила поводья на ограждение и провела рукой по боку коня, проверяя, не слишком ли он вспотел, чтобы оставить его на таком холоде.

Не слишком… и мешкать долее не стоило. Она вышла из конюшни и направилась в таверну.

Дверь была распахнута. Хозяин «Черной лошади» не запирал ее никогда. Но окна, уходя, ставнями все-таки прикрыл.

Катрин вошла и огляделась. Справа — стойка. Слева — вход в главную залу с обшарпанными столами и стульями. Озаренную мерцающим светом разведенного в очаге огня. Это испугало Катрин больше, чем если бы ее встретила темнота. Наскоро втянув тени в плащ, она осторожно шагнула к двери, заглянула в залу.

Та оказалась пустой.

Катрин, дивясь тому, какой маленькой выглядит эта комната, обычно битком набитая кричащими и поющими людьми, переступила порог и подошла к очагу.

Огонь в нем развели недавно — дрова не успели прогореть.

Она протянула к нему руки, желая согреться. И тут входная дверь со скрипом отворилась, и в залу ворвалась волна холодного воздуха.

Катрин поспешно обернулась.

Зазвучали, приближаясь, шаги. Еще один дух ветра. Или другой гонец Ульфа… Боги, запертые у себя в царствах, вынуждены были действовать издалека — и они наслали ураган, под покровом которого бушевал гнев, а в самом сердце таилась стая духов.

Но в дверях появился не дух ветра.

Человек, при свете огня сверкавший с ног до головы.

— Лорд Ульф? — изумилась Катрин.

Бог шагнул в залу — вернее, шагнула его совершенная статуя, отлитая изо льда. Безупречная в каждой детали, от складок плаща до мельчайших морщинок на лице. Лорд Ульф и тут остался верен себе — он никогда не тешил тщеславия юным обличьем, предпочитая выглядеть столь же суровым, как скалы, в которых обитал.

При движении ледяное тело его и плащ словно плавились, затем застывали. Они не только отражали огонь, но излучали и собственное сияние.

Свет чистой Милости.

Лорд Ульф заговорил, и черты его лица точно так же начали плавиться и застывать.

— Благодарю за то, что пришли, смотрительница Вейл. Нам есть что обсудить.

Катрин не сразу обрела дар речи.

А он не стал дожидаться ответа.

— Скажу сразу — я знаю, что вы помогли Тилару сиру Ноху сбежать. И хотя не могу одобрить ваш поступок, но понимаю его. Вы ведь были когда-то помолвлены.

Катрин с трудом взяла себя в руки. Она ожидала бреда, запугивания… чего угодно, но только не спокойных и разумных речей от ледяной сверкающей статуи.

Наконец она смогла заговорить:

— Для чего же вы пригласили меня сюда в таком случае?

Поднялась, тая и замерзая заново, рука, призывая ее к терпению.

— Скажу еще, что по-прежнему считаю регента Мерзейшим. Милость богов не может и не должна пребывать в человеческой плоти. И то, что правит он в центре Первой земли, в окаянном Чризмферри, неизбежно приведет к ужасающим последствиям. Я предвижу это и пытаюсь предотвратить. Но поскольку он бежал, остается другое дело, важное для нас обоих, и я собираюсь просить вас о поддержке.

Не задумываясь, Катрин выпалила:

— Разве я стану помогать проклятому богу?

— Проклятому? Почему вы так решили, смотрительница?

Она заставила себя собраться с мыслями.

— Вы угрожали разрушить Ташижан. Сделали ловушку из песни-манка и довели до гибели нашу союзницу. Привели сюда духов ветра, уподобленных зверям. И… и пользуетесь темной Милостью бродяг… богов, которых держит в плену сам Кабал.

Он выслушал все это бесстрастно, с застывшим лицом. Потом вздохнул и скорбно покачал головой.

— Я не марионетка Кабала, если вы это имеете в виду. На самом деле свели нас виры. В обмен на силу, которой обладает Кабал, я дал кое-какие обещания. Только и всего.

— Какие обещания?

— Убить Тилара. Уничтожить Ривенскрир. В этих вопросах наши с Кабалом мнения не расходятся, и мне очень нужна сила, которую я получаю от него.

— Сила бродяг?

— Это безумные создания, с необузданной Милостью. Грезить под песню-манок — не самая тяжелая участь. По правде говоря, сочувствия я к ним не испытываю.

«Как и любых других чувств», — подумала Катрин. Судя по всему, ледяным у лорда Ульфа было не только обличье.

— А Эйлан? — спросила она. — А уподобленные духи?

— Несчастливое стечение обстоятельств. Песней-манком я намеревался поймать Тилара, попалась же рыбешка помельче. Вынужден напомнить — до гибели Эйлан довели ваши усилия. А это уже совсем другое дело. Я чувствовал, что она ускользает от песни, но как?..

— Духи ветра? — напомнила Катрин.

Взмах ледяной руки.

— Находиться в урагане темной Милости само по себе является риском. О возможности порчи знали все, кто был рожден Милостью, еще до того, как вылетели из Ледяного Гнезда. Но я присматриваю за ними, управляю при помощи песниманка, чтобы подчинялись только моей воле.

— Песни-манка? Значит, вы признаете, что задействовали темную Милость?

Пожатие ледяных плеч.

— Милость не бывает ни темной, ни светлой. Она просто Милость. Светлым или темным бывает сердце ее обладателя.

Катрин вздрогнула. Лордом Ульфом владеет всепоглощающее безумие или, напротив, он в здравом рассудке? Чего бояться больше? Она думала, Кабал использует Ульфа. Выходило же наоборот, хотя, возможно, использование было взаимным. Ради общей цели.

Избавить Мириллию от богоубийцы и уничтожить его меч.

Но ловушки благополучно избежали оба.

— Чего же вы хотите в таком случае? Раз Тилара здесь больше нет…

Лорд Ульф взглянул ей прямо в лицо.

— Хочу, чтобы вы помогли мне уничтожить Ташижан.

Катрин невольно отшатнулась.

— Вы сошли с ума?

Глаза его блеснули в свете огня.

— Ничуть.

— Вы не видели смотрительницу Вейл? — спросила, задыхаясь от волнения, Лаурелла.

— После полудня — нет, — ответила Делия. — А что?

Обе Длани стояли в маленькой, не более чулана, комнатке, напротив лестницы, ведущей в полевой зал.

Лаурелла с Киттом ждали больше часа, пока совет Ташижана не разошелся наконец на перерыв. Подстерегли Делию, знаками попросили ее пройти в этот чулан. Юный следопыт встал в дверях, наблюдая за коридором.

— Что-то случилось? — спросила Делия.

— Мы поднимались наверх, в покои смотрительницы, но ее там нет. И никто не знает, куда она ушла. Служанка только испуганно глаза таращит. А стражник за пару монет рассказал, что с мастером Герродом произошло несчастье. Его нашли в ее покоях окоченевшим.

— От холода? — ахнула Делия. — Насмерть?

— Нет… — Лаурелла глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. — Что-то стряслось с механизмами. Другой мастер осмотрел их, после чего оба исчезли в великой спешке. Смотрительница Вейл пропала тоже, и это все, что мне удалось выяснить.

— Я ничего об этом не слышала. Мастер Хешарин ни словом не обмолвился.

— Конечно. Никто же не выходил из полевого зала целых три колокола. И потом, думается мне, если Геррод и смотрительница затеяли что-то, вряд ли они хотели, чтобы об этом узнал староста. Или кто другой.

Делия сдвинула брови. Глаза ее потемнели.

— Одни разговоры да реверансы… — Она пренебрежительно махнула в сторону полевого зала. — Пока не начали заново, поспрашиваю-ка я осторожно о смотрительнице тех, кому доверяю. — И шагнула к выходу.

— Нет, подождите! — настойчиво сказала Лаурелла. — Это только половина дела. Я искала смотрительницу Вейл, чтобы рассказать ей, что мы узнали.

Делия остановилась. И девочка поведала о том, как они с Киттом пошли за мастером Орквеллом и услышали его взывания к некой госпоже.

— То явно была темная Милость. Женщина в огне, с которой он говорил…

— Мирра, — хмуро проговорила Делия, сделав тот же вывод, что и они.

Китт в дверях шикнул и помахал им рукой. Обе поспешили подойти. И Лаурелла, выглянув, увидела знакомую фигуру, как будто накликанную ее рассказом. Вниз по лестнице, снова в одиночестве, направлялся куда-то мастер Орквелл, а мастер Хешарин стоял в коридоре у полевого зала, занятый беседой с Лианнорой и старостой Филдсом. Никто из них, казалось, не заметил, что Орквелл ушел.

Лаурелла схватила Делию за руку.

— Что делать?

— Я должна поговорить с отцом, — угрюмо ответила та. — Чтобы вытрясти из мастера правду и понять, шпионит он или нет, его надо арестовать, а для этого требуется приказ старосты. — Она посмотрела на Лауреллу. — Вы уверены в том, что видели?

— Как в самой себе.

Китт подтвердил ее слова кивком.

— Значит, выбора у нас нет.

— Ас мастером-то что делать? — спросила Лаурелла. — Надо бы за ним проследить. Пока не разболтал услышанное на дневном совете.

Делия покачала головой.

— Ничего важного там не говорилось. В основном Лианнора лебезила да угодничала. Пусть Орквеллом займутся рыцари старосты.

— Но…

— Вы и так уже пошли на глупый риск, следя за ним. Возвращайтесь к себе. Я пришлю весточку, как только смогу.

Лаурелла насупилась, услышав, что с ней говорят как с ребенком. Но в то же время почувствовала облегчение. Предупреждение она передала, пусть не смотрительнице Вейл, но человеку, обладающему какой-то властью. А это главное.

— Постарайтесь, чтобы вас никто не заметил, — закончила Делия. — Китт, побудь пока, пожалуйста, с Лауреллой.

Он снова кивнул.

После этого Делия покинула чулан и зашагала к лестнице. Выждав не долее мгновения, Лаурелла выскользнула в коридор тоже. Китт вышел следом.

Девочка указала в сторону, обратную той, куда пошла Делия.

— Наверняка там есть еще лестница. Черная…

И оба отправились туда.

У поворота Лаурелла оглянулась. Делия возле главной лестницы о чем-то говорила со стражником. Рукой она указывала в сторону Аргента, стоявшего в коридоре. Потом опустила руку, явно рассерженная. Глянула на отца, кивнула и начала спускаться по ступеням, вслед за Орквеллом, прошедшим здесь совсем недавно.

Лаурелла остановилась. Похоже, что-то помешало Делии поговорить с отцом. Или кто-то… Приглядевшись, в глубине коридора она увидела Лианнору. Та стояла, скрестив руки на груди и пряча улыбку.

О нет…

Лаурелла пристальнее всмотрелась в стражника. Тот как раз повернулся, явно намереваясь пойти вниз, и девочка увидела его лицо.

Стен, капитан ольденбрукской стражи.

Только тут Лаурелла вспомнила, что собиралась предупредить кое о чем и саму Делию. Все вылетело у нее из головы, когда открылось истинное лицо мастера Орквелла, а ведь они с Киттом, прячась в комнате Бранта, много чего услышали. Несчастный случай, падение с лестницы, которое может приключиться с дочерью Аргента…

То, о чем упомянул капитан стражи, который последовал за Делией.

Лаурелла схватила Китта за руку и решительно потащила вперед.

— Что ты… куда?..

— Нам опять нужен твой чудесный нос.

Он перестал сопротивляться.

— Чудесный?

Медлить было нельзя.

— Скорее.

Девочка повела его обратно к главной лестнице, стараясь держаться так, чтобы не привлекать особого внимания. Выпрямила спину, приняла непринужденный вид, словно была здесь своей и спешила по неотложному делу. Проходя мимо второго стражника на лестничной площадке, даже поторопила капризным голосом Китта:

— Шевелись, мальчик. Швея ждать не станет.

И первой припустила вниз, изображая крайнее нетерпение.

Через несколько витков, где их уже не видно было сверху, схватила Китта за руку:

— Бежим!

Вскоре они услышали внизу знакомые голоса и остановились.

— Не вижу причины, почему это не может подождать, — говорила Делия. — С пьяными Дланями обычно разбираются стражники.

— Но это Длань из вашего царства, мастер Манчкрайден, — отвечал Стен. — Госпожа Лианнора решила, что вы предпочтете обойтись без вмешательства посторонних. Вы теперь в совете…

— Весьма великодушно с ее стороны, — буркнула Делия.

— К тому же мастер Манчкрайден желает видеть именно вас.

— Ну хорошо…

Лаурелла знала, как заботится Делия о Дланях, оставленных на ее попечение. А уж о пристрастии Манчкрайдена к элю знали чуть ли не все в Ташижане. Замечательный предлог для того, чтобы ее куда-то заманить. Она откликнется на разумную просьбу, исполнение которой много времени не займет, чтобы потом вернуться к своим делам…

Но Делия не слышала, о чем шептались заговорщики в коридоре.

«Оступиться несложно. Особенно на лестнице. Ногу сломать или даже шею…»

— Не сюда, госпожа. Есть черная лестница, где мало кто ходит. Меньше посторонних глаз будет, когда мы понесем мастера Манчкрайдена.

— Что ж, идемте скорее.

— После вас, госпожа Делия.

Лаурелла бросилась на следующую площадку и увидела исчезающего в коридоре Стена. Китт догнал ее, тронул за руку — не для того, чтобы остановить, но чтобы напомнить об осторожности.

У них имелось единственное оружие. Глаза.

При свидетелях Стен, разумеется, ничего не посмеет сделать. И вынужден будет отступить.

Они сбежали с лестницы и устремились следом за Делией и капитаном, которые успели уже свернуть в боковой коридор.

— Кто эти люди? — донесся оттуда голос Делии.

Слышно было плохо, но подозрительность в ее тоне Лаурелла все же различила.

— Мои стражники, — спокойно ответил Стен. — Они понесут мастера Манчкрайдейа.

Лаурелла прибавила шагу.

— Лестница прямо перед вами, — вновь раздался голос капитана.

Метнувшись за угол, девочка увидела стражников, сгрудившихся у входа на темную лестницу. Один поднял фонарь повыше.

Делия шагнула вниз.

Лаурелла в отчаянии протянула к ней руки.

— Госпожа Делия!

И в этот самый момент Стен ее толкнул.

Делия хотела обернуться — то ли услышав зов Лауреллы, то ли почуяв неладное. Но не успела. Вскрикнула от неожиданности и полетела вниз.

Донесся шум падения, крик оборвался.

Лаурелла обнаружила, что глаза всех стражников устремлены на нее.

Стен двинулся к ней. Девочка попятилась, наткнулась на Китта.

Сзади загремели шаги. Со стороны главной лестницы, отрезая возможность бегства в том направлении, к ним приближался еще один отряд стражников Стена.

Из ножен со свистом вылетели мечи. Китт, схватив Лауреллу за руку, метнулся в другую сторону, в темный коридор, ведущий в неведомые дебри Ташижана.

Девочка услышала последний приказ Стена:

— Ступайте туда и убедитесь, что шея сломана.

Лаурелла не удержалась от слез. И, всхлипывая, побежала за Киттом, который, повинуясь инстинкту, порожденному то ли страхом, то ли Милостью, принялся петлять, сворачивая за разные углы.

Но топот погони не отставал.

— Ташижан прогнил, — сказал лорд Ульф. — Начиная от самых корней. С фундамента до крыш.

Катрин покачала головой.

В очаге пылал огонь, но в зале вдруг стало холоднее, чем в мрачнейшем из склепов.

— Мирра рассеяла сорные семена по всем башням, — уверенно продолжал Ульф. — И начала это дело не она. То, что вы обнаружили в подземельях, — лишь первые ростки более великого зла. Оно пронизывает весь Ташижан, исходя из далекого прошлого и устремляясь в не менее далекое будущее — когда мир наш рухнет, уничтоженный чудовищами, каждое из которых тысячекратно сильнее всех моих духов ветра, вместе взятых.

Катрин вскинула руку в предупредительном жесте.

— Но мы знаем теперь о предательстве Мирры. И сможем ей помешать.

На ледяном лице вылепилась маска отвращения и неприязни.

— Слишком поздно, смотрительница, слишком поздно. Зло глубоко пустило корни. Как песня-манок — в госпоже вире. И вырвать их невозможно, не разрушив всего. Даже в вас уже сидит его семя.

— Во мне?

— Подозрительность. Бессилие. Вы даже старосту Филдса не можете остановить. А он так и остается танцующей марионеткой, которую ведьма из подземелий дергает за ниточки.

— Ниточки можно обрезать.

— Запутав их при этом и завязав узлами. Вы думаете, Огненный Крест — создание старосты? Нет, это результат распри. Мирра столь искусно проделала свою работу, что доверие уже никогда не вернется в Ташижан.

Катрин вспомнила, как пыталась восстановить дружеские отношения между Аргентом и Тиларом. Неподатливы оказались обе стороны. И сама она не стала советоваться со старостой, помогая Тилару покинуть цитадель.

Недоверие, подозрения, разлад.

Лорд Ульф словно читал ее мысли.

— Выполоть эти всходы нет возможности. Проще выжечь землю и засыпать солью. И начать все сначала. Мне стоило великого риска и немалых средств привести сюда войска. Так давайте же используем силу, данную Кабалом, и разожжем очищающий огонь.

— И выполним требования Кабала. Например, убийство Тилара, — холодно сказала она.

— Нам это еще выгоднее, чем Кабалу. Не стоит ограничиваться настоящим, заглянем в будущее. Допустим, Мирру изгнали из подземелий, к власти пришел Огненный Крест. Под новым знаменем появляется новый орден рыцарей теней. Цель Аргента — могущество рыцарей, он собирается поставить их даже выше богов. И это откроет путь не только Кабалу, но и гораздо большему злу. Мириллию ждут хаос, безумие и кровопролитие. Сегодня у нас есть возможность изменить подобный ход событий.

— Разрушив Ташижан?

— Чтобы сделать его сильнее. Сталь меча закаляют огнем и молотом. Настало время перековать Ташижан заново.

В минуты отчаяния такие мысли уже приходили в голову Катрин, отрицать это она не могла. Ташижан давно уже был не тот. По сравнению с прошлыми веками число рыцарей и мастеров убавилось. И ныне, когда близилась очередная война богов, цитадель перестала быть надежной защитой. В ней воцарилась смута. Староста ее использовал темную Милость. Огненный Крест превратился в символ жестокости и трусости — вспомнить хоть мужчин, что калечили лошадей, и мальчиков, пытавшихся заклеймить девочек. И все меньше оставалось противников у этих новых веяний. Их было уже не остановить.

Она посмотрела в ледяные глаза лорда Ульфа, сиявшие Милостью. Ни тени безумия. Лишь убежденность в своей правоте. Суровая. Способна ли она разделить эту убежденность? Пойти по столь безжалостному пути, какой предлагает Ульф?

— Вы знаете, что я прав, — сказал он.

Катрин слегка наклонила голову.

— Многие ваши суждения и впрямь справедливы. Но я не могу ни согласиться, ни отказаться, пока не пойму, какую именно роль вы предлагаете мне. Силу вашего урагана я уже видела. Что же нужно вам от меня?

— Вы должны защитить сердце Ташижана.

Она недоуменно взглянула на него.

— Перед тем как я открою подземелья и положу всему конец, соберите тех, кому более всего доверяете. Выведите их тайно из крепости. Я освобожу для вас проход через ураган. Уходите. И не оглядывайтесь.

Катрин вздрогнула.

— Вы согласны?

Она сделала глубокий вдох. Задумалась над услышанным.

Предложение было искренним и, сколь бы жестоко ни звучало, исходило от здравого ума.

Но не сердца.

С тем же усердием, с каким лорд Ульф искал гибели Ташижану, он стремился уничтожить и Тилара. И пускай она не могла знать, какова истинная суть Ташижана и что именно нужно в нем спасать, в Тиларе она не сомневалась. Однажды — целую жизнь назад — она даже свидетельствовала против него, но теперь все изменилось. Ее закалили огонь страданий и пролившаяся кровь, сделали сильнее. И увереннее.

Катрин верила в Тилара — неважно, жила ли теперь в его мыслях Делия или по-прежнему она сама. Знала, что духом он столь же чист и несокрушим, как алмаз в рукояти ее меча.

Она невольно коснулась камня.

Если лорд Ульф ошибается в Тиларе, он может ошибаться и в остальном.

Катрин взглянула на ледяную статую.

— Нет, — сказала она просто. — Я буду ждать вашего наступления. Как и весь Ташижан.

Лорд Ульф вздохнул.

— Что ж, значит, погибнет и сердце Ташижана. — Он протянул руку к двери. — Ступайте… на верную смерть.

Катрин слегка удивилась тому, что ее так легко отпускают. Лорд Ульф сдержал слово?.. Она отошла от теплого очага и направилась к двери, к поджидавшему снаружи холоду.

— Вы умрете все, — проговорил ей вслед лорд Ульф.

Ей вспомнился Мичелл, сын конюха, его застенчивая улыбка, светлые глаза, полные надежды. Подчинись она воле лорда Ульфа, могла бы вывести мальчика. И многих других… Но затем вспомнился дым над трубой конюшни, заметенной снегом. Конюхи отказались от безопасного укрытия, остались со своими питомцами, дабы защитить их и вместе пережить непогоду. А как поступит она?..

Шагая к выходу, Катрин спиной чувствовала взгляд бога. Ответила не оглядываясь:

— Мы умрем вместе — когда придет время.

И, переступая порог, услышала последние слова лорда Ульфа:

— Знайте же, смотрительница Вейл, это время уже наступило.

Она открыла дверь, в лицо хлестнул ветер. Вышла, подняла голову к узкой полоске неба между крышами. Там попрежнему кружил снег, но в вышине неслись по ветру темные тени — в одну сторону.

К Ташижану.

Катрин взметнула плащ, с быстротой, рожденной тенями, забежала в конюшню и вскочила в седло. Камнепад не стал дожидаться, пока его пришпорят, — слишком часто носил ее на своей спине, чтобы в этом была необходимость.

Взвился на дыбы, развернулся и ринулся к выходу.

В дверях Катрин пригнулась к его шее и поскакала дальше, мягко понукая коня.

Он понесся галопом. Она привстала в седле, всматриваясь в лабиринты улиц и переулков. Казалось, им не будет конца, но внезапно дома расступились и городок остался за спиной.

Конь и всадница вылетели в поля. Впереди лежала уже пробитая ими в сугробах тропа — Катрин выбралась из городка по той же дороге, по какой въехала в него, не желая, чтобы Камнепаду пришлось прокладывать путь заново. Слишком важна была сейчас скорость.

Катрин оглянулась через плечо. Ее догонял гигантский снежный вал, улицу за улицей погребая под собой городок. А над головой несся авангард чудовищного войска лорда Ульфа — уподобленные зверям духи ветра.

Раздался пронзительный визг, перекрывший завывания урагана.

Один из духов увидел скачущего жеребца. Камнем ринулся вниз, за ним устремились остальные. Как стая ястребов на мышь. Время переговоров вышло, и больше Катрин ничто не защищало.

— Лети! — шепнула она коню.

Тот помчался еще быстрее, разбрасывая снег из-под копыт. Пар заструился из ноздрей непрерывной волной. Сжимая ногами конские бока, Катрин чувствовала, как отчаянно бьется его сердце.

Нет… не спастись. Слишком далеки стены Ташижана.

Жуткий визг зазвучал снова. Катрин выхватила меч, поднялась на стременах.

Дух падал на нее, сложив крылья и выставив вперед когтистые лапы.

Мечом его нападение не отразить. Он все равно выбьет ее из седла своей тяжестью. А следом навалятся остальные.

И тут перед чудовищем сверкнуло пламя и ударило ему в плечо. Крыло рефлекторно раскрылось. Поймало воздух, и пикирование сменилось кувырканием. Охотничий клич перешел в страдальческий вой. Немного не долетев до Катрин, дух ветра тяжело рухнул в сугроб. Огонь на его плече зашипел, но не погас.

Она помчалась дальше, оставив врага за спиной.

Над головой ее пронеслись, воспламеняясь налету, другие стрелы. Явно осененные Милостью, пропитанные сильнейшими алхимическими составами. Ветру и льду противостояли дважды благословенные земля и огонь.

В небе закувыркались, падая, еще несколько пораженных призраков. Остальные развернулись и поспешили вылететь из круга обстрела.

Катрин вгляделась вперед. И увидела на крепостной стене темные фигурки. Поняла по черным плащам, сливавшимся с сумраком, и мантиям, что это рыцари и несколько мастеров.

Внизу, в воротах, куда лежал ее путь, стоял еще один человек.

В доспехах, которые почти светились.

Геррод.

Когда слившиеся воедино конь и всадница пронеслись мимо него, он попятился. И Катрин поняла, что ее друг тоже увидел приближавшийся снежный вал, готовый обрушиться на крепость.

И принялась кричать что есть силы, пока Геррод поспешно закрывал ворота:

— Атака! Атака на Ташижан!

Вдалеке глухо прозвенел гонг.

— Что это? — шепнула Лаурелла.

— Война, — тихо ответил Китт.

Они сидели, крепко прижавшись друг к другу, в какой-то темной и тесной каморке. Погоня вроде бы отстала еще четверть колокола назад. Но Лаурелла понимала, что Стен так легко не отступится. Свидетели нападения на Делию ему не нужны. И его люди наверняка охраняют все выходы из этого места. Ведь у него должна быть карта, раз он планировал нападение здесь.

Услышав ответ Китта, девочка вздрогнула.

Он нашел ее руку.

— Если и не война, все равно гонг может отвлечь охотников.

Звон послышался снова, приглушенный каменными стенами. Лаурелле казалось, что он отдается у нее в костях, в позвоночнике. Такого отчаяния она еще никогда не испытывала. Даже дышать было трудно. И хотелось плакать.

Гонг затих. Китт прошептал:

— Мы не можем торчать тут вечно. И по-моему, я знаю, как нам мимо них проскочить.

— Как?

— Все вальд-следопыты хорошо видят в темноте. К тому же стражники давно не мылись, и я учую их за несколько шагов. Если идти очень медленно и осторожно, сумеем найти лазейку.

Девочка задумалась. Она таким чутьем не обладала. Будет ему обузой, все равно что слепая.

— Лаурелла, — напомнил он о себе, не дождавшись ответа.

Она почувствовала на щеке дыхание Китта — горячее, беспокойное. Снова этот необычный запах… Следуя за дыханием, она нашла его губы. И поцеловала его.

От неожиданности он отпрянул.

А она придвинулась и, чтобы он не подумал, что это вышло нечаянно, поцеловала еще раз. Касаясь губами его губ, сказала:

— Я тебе доверяю.

Потом взяла его за руку и встала. Он, чуть замешкавшись, поднялся тоже. Шепнул:

— Держись рядом.

Они вышли из каморки и двинулись во мраке по коридору, делая остановки через каждые несколько шагов. Миновали перекресток, но тут Китт почувствовал неладное и заставил ее вернуться. Темнота впереди слегка рассеивалась, однако идти туда он не захотел.

Лаурелла разглядела даже, как мальчик покачал головой.

Нырнули в другой, темный коридор.

— Лестница, — услышала она вскоре его шепот. — Для слуг, наверно… старая, заброшенная.

Хорошо, коли заброшенная, подумала она.

Держа ее за руку, Китт начал спускаться первым. Темно было так, что приходилось нащупывать ногой каждую ступеньку. Лестница оказалась узкой и пугающе крутой, больше похожей на трап.

Но они благополучно добрались до нижней площадки. И Китт повел ее дальше. Он шел все осторожнее и медленнее, потом и вовсе остановился.

— Мне кажется, тут рядом лестница, с которой столкнули Делию.

— Правда?

Некоторое время он молчал. Потом сказал:

— Я чую слабый след… — И крепче сжал ее руку. — Крови.

Лауреллу замутило.

— Стой здесь.

— Нет, — ответила она без заминки, вцепляясь в его руку.

Спорить он не стал, бочком двинулся вперед.

За очередным поворотом тьма сменилась сумерками. И Лаурелла увидела распростертое на полу неподвижное тело. Даже при этом скудном свете заметно было, в какой неестественной позе оно лежит.

Подавив рыдание, девочка замедлила шаг. Смотреть не хотелось…

— Это не Делия, — сказал вдруг Китт и потянул ее вперед.

Он оказался прав. Через два шага Лаурелла и сама разглядела на мертвеце мундир стражника.

Один из людей Стена.

Китт присел рядом, ощупал шею мертвеца.

— Сломана. — Затем поднялся, перешагнул через тело. Наклонился, тронул что-то на полу. — Кровь. — Обнюхал пальцы. — Запах госпожи Делии.

Неужели та еще жива?..

Подгоняемые надеждой, они поспешили дальше. След привел их к закрытой двери. Теперь уже и Лаурелла видела на полу свежие капли крови. Она схватилась за дверную ручку, но Китт неожиданно удержал ее.

— Погоди. Там кто-то…

— Заходите! — рявкнули из-за двери, и оба в испуге попятились. — Хватит прятаться, лучше помогите. Пока не поздно.

Голос Лаурелла узнала. И все же без колебаний открыла дверь. Больше она Делию не покинет.

Перед ними предстала комната с весьма скудной обстановкой. Дощатая кровать да маленький одинокий светильник на полу. Желтоватое пламя освещало мастера Орквелла, склонившегося над ложем, где неподвижно лежала Делия. Глаза девушки были закрыты, волосы растрепаны, лицо в крови. Старик обтер ей щеки влажной тряпкой и ткнул рукой в сторону светильника.

— Поднесите ближе.

Голос прозвучал властно, и Лаурелла повиновалась. Подняла светильник с пола, подошла к старику.

Мастер Орквелл вытащил из-под мантии небольшой кожаный мешочек, высыпал себе на ладонь немного серого порошка. Подержал его перед огнем светильника, и порошок стал розовым.

— Это вы сломали шею стражнику? — настороженно спросил Китт.

— Пока он не успел сломать ей, — угрюмо ответил Орквелл, всматриваясь в порошок. — Счастье, что я был рядом. Но огонь всегда приводит нас туда, где мы нужны.

— Огонь? — переспросила Лаурелла со вновь ожившей подозрительностью.

Мастер бросил на нее взгляд. Глаза его, в которых отражалось пламя светильника, казались уже не такими белыми. И в них читался вопрос.

— Мы за вами следили, — объяснила она. — Сегодня утром. На задворках покоев мастеров…

Он сдвинул брови в недоумении. Но тут же лицо его разгладилось.

— И видели, как я развел огонь.

Девочка кивнула.

— Тогда понятно, отчего вы так насторожены. — Он потянулся за влажной тряпкой. — Что ж, попробую вас успокоить. А то рука ваша так дрожит, что трясется светильник.

Мастер провел тряпкой по лбу. Стер краску — того же цвета, что его пергаментно-желтая кожа. И посредине лба открылся неожиданно красный знак, похожий на пристально всматривающийся глаз.

Лаурелла, узнав его, ахнула.

То был не глаз. След окровавленного пальца огненной богини, Такаминары, выжженное в плоти клеймо ее верного служителя.

— Я раб-аки, — сказал Орквелл.

— Кровавоглазый провидец. — Мысленному взору Лауреллы представился старый мастер — раскачивающийся перед очагом, сыплющий в него алхимическое зелье и разговаривающий с огнем. Рожденным не запрещенной Милостью, а куда более древней силой. Это было не колдовство, а провидческий ритуал, ибо служил Орквелл не демонице из подземелий, а богине, отшельнице Такаминаре.

Но для чего маскироваться, закрашивать знак?

Задать вопрос вслух она не успела — старик вновь занялся Делией.

— У нас мало времени, — сказал он. — Надо поставить ее на ноги и уйти отсюда.

Наклонился, высыпал порошок на лицо девушки. Делия вдруг резко, словно задохнувшись от болезненного ожога, втянула воздух. Ресницы ее затрепетали, глаза открылись. Из губ вырвалось облачко пара.

Она дернулась, отмахиваясь от кого-то рукой.

— Скорее, мальчик, — обратился Орквелл к Китту. — Помоги мне ее поднять. Их скоро притянет запах крови, поэтому надо бежать.

Делия, еще ничего не понимая, принялась вырываться, и Лаурелла поспешила показаться ей на глаза.

— Вы в безопасности.

Так она, во всяком случае, сама надеялась.

— Лаурелла?..

— Да, это я. Нам надо уходить. Вставайте, пожалуйста.

Орквелл кивнул ей в знак благодарности, они с Киттом помогли Делии подняться. И через два шага та уже пришла в себя настолько, что старик оставил поддерживать ее одного Китта, а сам поспешил к двери.

— Скорее… к людям, огню и свету. Они уже идут. Их притягивают кровь и смерть.

— Кого притягивают?..

Ответом Лаурелле послужил вопль, долетевший снаружи, который перешел в леденящий душу вой.

— Поздно. — Орквелл повернулся к ним, и красный глаз его сверкнул в свете лампы. — Ведьма выступила в поход.

 

Глава 18

РЕКА ОГНЯ

— Яд проклятых летучих мышей останавливает сердце и дыхание, — сказал старик, наклонившись над Брантом и приложив к его груди ухо.

Тилар стоял рядом, на поляне, находившейся неподалеку от кастильона Охотницы, но надежно укрытой в лесу. Когда беглецы добрались до нее, он, к великому своему облегчению, увидел здесь счастливо спасшихся Лорра и Малфумалбайна — да еще и с оружием.

Регент немедленно опоясался мечами, прицепив Ривенскрир на один бок, рыцарский клинок на другой. Осторожно выпрямился — после безумного полета на лианах болело все: рука, колено, треснувшее ребро. Перевязал сломанный палец. Потом подошел к мальчику, лежавшему на носилках.

Отравленный наконечник стрелы был уже отломан, древко вытянуто, рана смазана целебным огненным бальзамом. Но Брант еще не пришел в себя.

Дарт стояла на коленях у носилок, над ней высились Лорр и земляной великан. Лица у них были мрачные.

Креван и Калла караулили поляну, вместе с юными — некоторым, похоже, не исполнилось и десяти лет — охотниками в лохмотьях.

Роггер в стороне увлеченно беседовал о чем-то с Харпом, их предводителем, самым высоким из всех мальчишек. Хотя, как догадывался Тилар, годами он был моложе Бранта.

Старик, единственный взрослый в этой лесной шайке, занимался сейчас лечением.

— К счастью, — сказал он, выпрямляясь, — мыши любят свежее мясо. Их яд замедляет разложение, и парализованная добыча гибнет не сразу. Но время это почти вышло.

Он поманил к себе парнишку, который как раз закончил наполнять беловатым порошком два полых стебелька усабамбы.

Приняв у него стебли, старик снова наклонился над Брантом.

Назвался он Ширшимом, бывшим ученым мастером здешней школы. Что доказывали грязная потрепанная мантия на его плечах и татуировки дисциплин на голове, которые затеняла изрядно отросшая щетина. Давно, видно, не удавалось выбрить голову… Знак целительства Тилару все же удалось разглядеть, старый, почти стершийся. Те, что посвежее, говорили о познаниях в истории, схоластике и мнелопии — науке, изучающей память и сны, — необходимых тому, кто роется в далеком прошлом Мириллии.

Но не лекарю.

Однако старик, судя по всему, знал, что делает.

Он вставил древесные трубочки в ноздри Бранту. Посмотрел на Дарт:

— Дитя, не затруднит ли тебя придержать их и заодно зажать ему рот?

Та, бледная от беспокойства, кивнула и сделала, как он просил.

Ширшим взял в рот другие концы трубочек. И с силой, так что грудь Бранта даже поднялась от его выдоха, вдул мальчику в ноздри порошок. Задержал дыхание надолго, лицо от натуги покраснело. Потом выпрямился, выдернул трубочки.

Грудь Бранта опустилась.

Мастер жестом велел Дарт отодвинуться.

— Теперь остается только ждать.

Все с тревогой уставились на мальчика.

Брант по-прежнему лежал неподвижно. Но тело его начало медленно обмякать, мышцы — расслабляться, напряженные до этого так, словно он усилием воли пытался отогнать смерть.

— Он не?.. — начала плачущим голосом Дарт.

Мастер остановил ее, вскинув руку.

Грудь Бранта вдруг снова поднялась и опустилась.

Он начал дышать.

Малфумалбайн крякнул так, что с ветвей над головой сорвалась пара крылоскоков. Все метнули на него сердитые взгляды, великан притих, но в глазах его засветилось нескрываемое облегчение.

— Что за алхимия такая? — спросил Роггер, тоже успевший подойти.

За мастера ответил Харп:

— Дым грез, лепестки Фараллоновых лотосов.

Ширшим кивнул.

— Когда их курят, они даруют покой и безмятежность. Но в виде порошка наделены великой исцеляющей Милостью. Теперь можно уходить. Мальчик проспит не меньше трех колоколов. И встанет… ну разве что с головной болью.

— Главное — не восстанет из мертвых, — проворчал Роггер.

Ширшим со стоном, держась за спину, поднялся на ноги, глянул на вора.

— По слухам, когда-то и для этого имелись алхимические рецепты. В тайной книге, зовущейся «Некраликос», написанной на человеческой коже самим Безъязыким. — Старик пожал плечами. — Правда или нет, кто знает? Когда долго смотришь в прошлое, память становится сном.

— Как говорит Дароникус, — сказал Роггер.

Ширшим поднял бровь.

— Вы знаете Харшона Дароникуса?

Теперь пожал плечами Роггер.

— Читал его работы в оригинале, на литтикском. Давно. В другой жизни.

— Правда? Где же…

— Мастер Ширшим, — перебил старика Харп, — нельзя ли отложить этот разговор, пока не перейдем гарь?

— Конечно, — спохватился тот. — Пора идти. Охотница, как бешеная собака, в любой момент может броситься в погоню.

Маленький лагерь был быстро разобран. Креван и великан подняли носилки с Брантом. Несколько мальчишек исчезли в окружающем поляну лесу. Листва даже не шелохнулась.

— Замаскируют наш след, — объяснил атаман лесного братства. — И оставят ложный.

Они тронулись в путь. Харп, мастер и Тилар возглавили отряд.

— Как долго вы скрываетесь? — спросил Тилар.

— С того времени, как все началось, — угрюмо ответил мастер. — С последнего малого полнолуния. Около сорока дней.

Тилару вспомнились охотники, встретившие их флиппер в Роще, стрелявшие без промаха.

— И вам удается прятаться? До сих пор?

— Не без потерь, — столь же мрачно ответил Харп. — Особенно когда они начали мазать стрелы ядом. Безумие богини усугубляется с каждым восходом солнца.

— Что же здесь произошло?

Мальчик коротко поведал о последних событиях в Сэйш Мэле. Начала богиня с того, что связала и насильно обожгла Милостью сотню охотников. Потом, уже с их помощью, принялась распространять порчу далее.

— Отравила своей кровью колодцы, чтобы все подчинились ее воле. Матери и отцы острили колья для собственных детей. Отсекали «слабые ветви», — с горечью сказал Харп. — То, что вы видели в Роще, — это малая часть, остальные гниют в лесу.

— Жить и служить ей позволено было лишь сильнейшим, — закончил старик.

Тилар спросил невольно дрогнувшим голосом:

— Как же удалось спастись вам?

— Мы убежали, — сказал мальчик. — У мастера были старые карты окраинных земель. Туда мы из Сэйш Мэла и отправились поначалу, числом шесть десятков.

— Окраины казались безопаснее, чем родное царство? Ужасно…

— Да, и тем не менее мы бы не выжили. Когда бы она не помогла.

— Кто?

Харп замотал головой, словно отгоняя припомнившийся кошмар.

— Скоро узнаете. Пока лучше дыхание поберегите. Спорить Тилар не стал. Ему трудно было поспевать даже за шагом старика. Ребро мешало дышать, колено, скованное болью, не слушалось.

— Давно вы хромаете? — спросил у него Ширшим. Тилар покачал головой. Теперь он предпочел промолчать.

Сам не понимал, что происходит с его телом. Почему не удалось вызвать наэфрина? Тот стал заключенным навсегда? Или, чтобы высвободить его, требовался уже не один сломанный палец? Он вспомнил, с чего все началось — там, в подземельях Ташижана. С того, что мизинец сросся неправильно. Но почему?

— Доберемся до нашего основного лагеря, — сказал Ширшим, — я посмотрю вашу ногу. Может, смогу помочь.

В ответ Тилар только кивнул.

— А мы так надеялись… — пробормотал мастер.

В голосе его слышалась боль. Тилар вопросительно взглянул на старика.

— Увидели ваш флиппер, — объяснил тот, — и подумали, что это конец бесчинствам Охотницы. Или хотя бы спасение для нас.

Харп фыркнул. Спасать на самом деле пришлось отряд Тилара.

Ширшим показал куда-то вперед.

— Дойдем до места, и, надеюсь, вы поведаете нам, каким образом богоубийца очутился в Сэйш Мэле. Готов поспорить — неслучайно.

Тилар вновь кивнул и сказал:

— Боюсь, нам потребуется кое-что большее, чем ваше гостеприимство. Те старые карты окраин еще при вас?

Старик сдвинул брови.

— Да… но в нашем лагере вполне безопасно. Идти в заброшенные земли — безумие.

— Безумие в последнее время свирепствует, похоже, во всей Мириллии, — мрачно проворчал Тилар.

И, прекратив разговор, развернулся и зашагал в конец отряда, где несли носилки с Брантом Креван и Малфумалбайн.

Рядом шла Дарт. Тилар, оберегая колено, захромал с другой стороны от носилок.

— Он все еще спит, — сообщила девочка. — Раз вроде заговорил во сне. Я думала, просит помощи. Но он уговаривал сжечь кого-то, да так сердито…

Тилар нахмурился. Эти загадочные слова он уже слышал.

«Помочь им… Освободить их… Сжечь их всех…»

Тут же ему вспомнилось, как Мирра кричала: «Убей мальчишку… пока он не разбудил их!»

Что это значило? И при чем здесь Брант?

Он невольно устремил взгляд на камень, покоившийся сейчас в ямке меж ключиц спящего. Дарт заметила, куда он смотрит.

— Красивый, правда?

Она некоторое время тоже созерцала камень, потом медленно подняла глаза.

— Как вы думаете, он и впрямь с родины богов?

И Тилар понял вдруг, что означают слова, сказанные Охотницей, для девочки — дочери тех самых богов. Если безумица не бредила, камень был частью потерянной родины Дарт, мира, которого она никогда не видела.

И никогда не увидит.

Она снова взглянула на камень. Беспокойство в глазах сменилось глубокой задумчивостью, которую вспугнул Роггер. Он подошел к ним, морща на ходу нос.

— Где-то что-то горит?..

Увидев пространство, которое им предстояло пересечь, Дарт в изумлении открыла рот. Впереди тянулась река из черного камня. Поверхность ее кое-где растрескалась, над разломами, обнажавшими огненные, кипящие глубины, курился дым. Зеленые берега тут и там разрезали черные полосы выгоревшего леса, похожие на речные протоки. Краем одного такого «русла» отряд и пробрался сюда. Пожар уничтожил здесь всю растительность, лишь обугленные стволы деревьев торчали из голой земли неровными рядами, напоминая о зловещих кольях Рощи.

Только мертвых голов и не хватало.

— Что здесь произошло? — задал Тилар вопрос, интересовавший всех его спутников.

Харп указал на юг, где находились истоки черной реки. Там возвышалась над остальными величественная гора, вершину которой венчал блистающий на солнце снег.

— Такаминара, — тихо произнесла Дарт название горы и имя богини. Ей вспомнились слова Бранта. Спящий вулкан.

Который, судя по всему, вдруг проснулся.

— Она спасла нас. — Харп бросил взгляд на другой берег черной реки, где меж западными отрогами горы виднелась полоска зеленого леса. — Мы бежали к Разделу, за которым начинаются дикие окраинные земли. Но Охотница нас нашла. Она вела две сотни своих лучших воинов. Против наших шести десятков. Среди нас были слишком юные, слишком старые… слишком слабые. Ни уйти от погони, ни отбиться от войска мы не могли. Бежали, потому что больше ничего не оставалось. Настала ночь, взошла одна луна, потом вторая. Мы помогали друг другу, но, когда добрались до гор, кто-то все равно начал отставать. Казалось, все кончено.

Но в темную пору ночи земля вдруг затряслась, так, что затрепетала листва, стволы деревьев стали трескаться. И мир позади нас раскололся со страшным грохотом. Хлынула, озаряя тьму, огненная лава и преградила охотникам путь, образовав непроходимую реку. Пламя и облака серного дыма вынудили их отступить. Рана земли заставила потом Охотницу надолго затвориться.

Харп снова посмотрел на гору — с благодарностью.

— Она защитила нас и укрыла.

— Почему? — спросила Дарт. — Это же не ее царство.

— Возможно, Такаминара узнала о порче, — предположил Роггер. — Наблюдала за этими краями. И, увидев, сколько погибло людей, решила спасти уцелевших.

— Или Охотницу пыталась образумить, — сказал Тилар. — Такой удар для земли — все равно что удар кнута, разрывающий плоть. Охотница — богиня земли, вот и пришлось ей уйти в укрытие, зализывать раны.

Креван, слушавший разговор, спросил:

— Но с чего Такаминара вообще вмешалась? Богов обычно не интересует, что творится в других царствах. А эта богиня, кажется, и вовсе не замечала ничего вокруг.

Харп отвел взгляд от горы.

— Не знаю, каковы причины, но нас она спасла. Охотница пока сторонится этого места. Не разрешает своим воинам переходить реку. И на другом берегу мы в безопасности. Хотя неизвестно, долго ли это продлится. И защитит ли нас Такаминара еще раз. Вулкан содрогался несколько дней, из всех расщелин валил желтый дым. Но сейчас гора снова спит.

В голосе его Дарт услышала тревогу.

— Хочешь сказать, тут перейти можно? — спросил Малфумалбайн, глядя на растрескавшийся каменный поток.

— Коль знаешь путь, — ответил Харп.

Дарт тоже посмотрела на черную реку.

— А куда мы идем?

Харп показал на два высоких пика впереди.

— Наш лагерь — меж Молотом и Наковальней.

Роггер прищурился.

— Иначе говоря — внутри Горна?

Харп оглянулся на него и кивнул.

Выстроившись длинной цепочкой, отряд начал перебираться через черную реку. Жар камня Дарт чувствовала даже сквозь подошвы сапог. Из каждой трещинки в нем неустанно струился дым, вонявший серой и оседавший вокруг желтыми пятнами, отчего разломы походили на гнойные раны.

Щен, чувствуя напряжение девочки, трусил рядышком и светился ярче обычного, как будто бросая вызов огню, таившемуся под камнем.

К Тилару, который шел рядом с носилками, приблизился Роггер.

— Горн, — сказал он негромко и кивнул на Бранта. — Где мальчик с отцом нашли горящего Кеорна. Круг, похоже, замыкается.

— Но куда потом? — пробормотал Тилар. Прижал, оберегая, к боку перевязанную левую руку. Чувствовал он себя все хуже.

В лесу, оставшемся за спиной, закрякала вдруг громко утица, не то окликая путников, не то предостерегая.

Харп, возглавлявший отряд, огляделся, с подозрением сощурил глаза. Ничего не сказал, но прибавил шагу.

Вскоре жар усилился, от ядовитых испарений стало вовсе нечем дышать, и все поневоле примолкли. Зеленый берег впереди манил обещанием тени и прохлады под густым лесным пологом. Только вот приближался он слишком медленно.

Солнце садилось, льдистые вершины пиков-близнецов — Наковальни и Молота — сверкали все ярче. У Дарт даже глаза заболели, но она никак не могла оторвать от них взгляд. То было место, куда они добирались так долго и тяжело.

Наконец срединное, самое горячее течение реки осталось позади. Камень под ногами остыл. И вскоре путников встретили приветливые объятия тени под зеленой листвой.

— Отсюда дорога — в гору, — сказал Харп. — Но идти уже недалеко. Вон на той скале — видите? — сторожевая вышка, откуда мы следим за гарью, чтобы не прозевать нападения.

Дарт прищурилась. Разглядела, полуослепшая от сияния льда, только гущу древесных крон. И с трудом удержалась от стона. Может, это было и недалеко, зато высоко.

Для Тилара же оказалось и вовсе недоступным.

Он вдруг тяжело опустился на поваленный ствол, сгорбился. Измученное лицо его исказила болезненная гримаса. Волосы прилипли к потному лбу.

К концу перехода через реку ему приходилось опираться на Малфумалбайна. Больная нога подгибалась, вставала на землю неровно, пяткой вбок. Палец, что выглядывал из повязки на руке, торчал под неестественным углом.

Подошел мастер Ширшим, встал возле него на колени.

— До лагеря вам не добраться. Надо сделать еще носилки.

Тилар только понуро опустил голову.

— Может, дойду, если отдохну… — сказал он тихо.

Роггер поддержал старика:

— Хоть год отдыхай, но на эту высоту не вскарабкаешься.

Харп, не дожидаясь, какое решение они примут, уже послал мальчишек резать ветки и плести вторые носилки, чем они и занялись с привычной сноровкой. Еще он отправил гонцов вперед, предупредить, что отряд немного задержится.

— Ваша слабость… — сказал Ширшим. — Это не простая усталость. Пусть я не лучший лекарь в Сэйш Мэле, но скажу наверняка: дело тут не только в сломанной кости.

Он взял Тилара за руку, осторожно размотал повязку. Мизинец и вправду сросся криво — Тилар попытался согнуть его, но не сумел. Впрочем, обессилел он так, что не смог бы даже вырвать сейчас свою руку у старичка Ширшима. Хуже того — два соседних пальца, которые не были сломаны, отчего-то скрючились тоже, и запястье сгибалось не лучше колена. Словно от мизинца разошлась по здоровой плоти какаято порча. Как яд из раны.

Тилар, увидев, что скрывается под повязкой, удивленно открыл рот.

Второй рукой он машинально растирал колено. Нога точно была вывернута.

— Похоже, все возвращается, — пробормотал Роггер.

— Что возвращается? — спросил Ширшим.

Вор покачал головой.

Старик присел на корточки, перевел взгляд с Тилара на Роггера.

— Молчание хорошей службы тут не сослужит, — сказал он наставительно, как в классе перед учениками. — Мне нужно знать все.

Тилар кивнул.

— Мою историю вы наверняка слышали. Рыцарь-калека, которого исцелила, умирая, Мирин с Летних островов. Одновременно она вселила в меня своего наэфрина, божество нижнего мира.

— Кто же этого не слышал?

— Но мало кто знает, что, когда наэфрин получает свободу, я снова становлюсь увечным. — Тилар показал старику скрюченную руку. — Но с возвращением демона все проходит. А сейчас…

Договорил за него Роггер:

— Он не сумел выпустить своего хаула там, у Охотницы. И похоже, постепенно опять превращается в калеку.

— Началось с мелочи. Палец сросся криво. Но… чем дальше, тем хуже. Я не знаю, почему так и что это предвещает.

Ширшим принялся расспрашивать Тилара о его старых ранах и переломах. Тем временем мальчики смастерили вторые носилки.

— Давайте отнесем вас в лагерь, — сказал мастер, поднимаясь на ноги. — Хотелось бы как следует изучить эту загадку. «Случается часто, что по одной нити мы угадываем целый узор».

— Тирриан Балк, — заметил Роггер.

Ширшим покосился на него.

— Арифроматика вы тоже читали. Надеюсь, расскажете однажды, где вы учились.

Тилара уложили на носилки, и отряд начал подниматься в гору по крутой извилистой тропе, должно быть оленьей. Она петляла среди скал, что громоздились друг на друга на склонах горы, которая звалась Наковальней.

По пути очнулся Брант. Забормотал что-то, попытался сесть на носилках.

Лорр придержал его за плечо.

— Лежи.

— Где мы?..

Дарт взяла его за руку, успокаивая.

— Идем в лес. Ты отдыхай пока. Как доберемся, все расскажем.

Он повернул к ней голову. Легонько сжал ее пальцы, так ласково, что сердце Дарт мигом согрелось и дорога стала казаться легче. Потом вроде бы снова задремал.

Еще через несколько поворотов открылся вид на черную реку. Путники забрались уже высоко. Река вдали описывала круг, словно желая вернуться к возвышавшемуся на юге пику. Противоположный берег утопал в зелени, все остальное было скрыто туманом. И кастильон Охотницы тоже.

Потом тропа снова углубилась в лес. И совсем скоро отряд вышел на небольшую поляну, где был разбит лагерь юных охотников. Тот представлял собой всего лишь растянутые на низких ветвях холщовые пологи и плетеные гамаки, подвешенные выше.

Встретили их здесь совсем маленькие дети да старики. Некоторые настороженно попятились к лесной опушке, готовые бежать, — особенно когда увидели Малфумалбайна. Какойто малыш заревел и спрятался за юбку старухи, опиравшейся на посох.

— Не съест он тебя, — принялась успокаивать его та.

— Драл так съел бы, — проворчал великан, проходя мимо. — Правда, полазив по этим горкам, я тоже не стану привередничать.

Теперь можно было присесть и перевести дух. Путникам принесли в кожаных флягах воду — кисловатую на вкус, но Дарт она показалась слаще вина.

Тилар слез с носилок, прилег на траву.

Ширшим ушел куда-то и вернулся с книгой под мышкой.

— Давайте-ка разберемся с вашими увечьями. Какие раньше были, какие имеются сейчас. Посмотрим хотя бы, что за узор образуется… если удастся.

Тилар со стоном сел.

— Мне уже лучше.

— Передохнул, пока тебя тащили, — буркнул Роггер. — Вот и лучше.

— Отдых не распрямит кривую кость, — поддержал его Ширшим. И жестом велел Тилару улечься снова. — Хотелось бы для начала взглянуть на знак, которым пометила вас Мирин. Это ведь через него входит наэфрин, когда возвращается?

Тилар скривился, но больше ни на какие протесты сил у него не хватило. Роггер помог ему спустить с плеч плащ теней, расстегнуть нижнюю рубаху. Та была насквозь мокрой от пота.

Сняв ее с Тилара, вор состроил кислую гримасу.

— Видела бы Делия, как ты разбрасываешься гумором, пилила бы тебя с утра до ночи.

Он выкрутил рубаху, выжал пот в маленький костер, окруженный камнями. Пламя под воздействием Милости зашипело и угасло.

Тилар с обнаженной грудью откинулся назад, прислонился к носилкам, утомленный даже таким ничтожным усилием. Правда, после отдыха лицо его все же слегка порозовело.

Ширшим склонился над ним, разглядывая черный отпечаток посередине груди — знак Мирин. Протянул к нему руку.

— Можно?

Тилар устало закрыл глаза.

— Делайте, что считаете нужным.

Ширшим обвел пальцем очертания черной ладони, потом коснулся самого знака.

Дарт, которая стояла рядом, обхватила себя руками и поежилась. После событий в Чризмферри она впервые снова увидела эту отметину. И ей стало не по себе. След ладони походил на колодец, полный черной воды. Казалось, рука мастера сейчас провалится внутрь.

Но тот нащупал лишь кожу.

— Ничего дурного не чувствую, — сказал старик. — Давайте посмотрим колено. Штаны придется снять. — Он посмотрел на Дарт и Каллу. — Немного скромности не помешает.

Соратница Кревана пожала плечами и отошла к костру в стороне, над которым жарился кролик. Дарт хотела отвернуться и вдруг уловила краем глаза какую-то вспышку.

Тилар, приподнявшись на локте, стягивал с себя пояс с мечами.

— Погодите, — сказала девочка. — Мне показалось, я чтото видела… — и пригнулась к знаку Мирин.

Он тоже посмотрел на свою грудь, сдвинул брови.

Сейчас, с близкого расстояния, девочке почудился водоворот в глубине черного колодца. То же самое Дарт видела в Чризмферри — кто-то шевелился внутри, баламутя темную поверхность.

Наэфрин.

Но внимание ее привлекло совсем не это.

Ширшим нетерпеливо вздохнул.

— Уверяю тебя, дитя мое, там ничего нет.

Роггер вступился:

— Пусть посмотрит. Глаза у нее малость поострее наших. Видят то, чего не замечают другие, — и подмигнул ей.

Дарт застыла в ожидании, вглядываясь в след, оставленный умирающей богиней. Неужели показалось?..

И тут сверкнуло снова.

Быстрой змейкой проскользнул внутри знака зеленый огонек и пропал. Ушел на дно черного омута.

— Вы видели? — вздрогнув, спросила Дарт.

Ширшим покачал головой, наклонился, чтобы рассмотреть знак еще раз.

Тилар встретился с ней глазами.

— Что там, Дарт?

— Огонек в глубине. Сверкнул и исчез.

— Огонек? — переспросил Роггер. — Как он выглядел?

Девочка нахмурилась. Попыталась представить его себе, вспомнить, что за чувства он у нее вызвал.

— Изумрудный, но какой-то неприятный. Зловещий.

Тилар провел рукой по отметине. Теплая кожа, ничего более.

— Зеленый огонь… — Глаза его сузились.

— Что такое? — заинтересовался Роггер, поняв по голосу, что Тилар о чем-то вспомнил.

Тот посмотрел на Дарт.

— Как лунный луч на пене волн?

Она медленно кивнула.

— Я уже видел его, — сказал Тилар. — Так светился клинок Перрила. Которым он задел меня. Вернее, не меня, а наэфрина.

— Кто такой Перрил? — спросил Ширшим.

— Черный хаул, — ответил Роггер. — Демон, вселившийся в чужое тело.

— Он царапнул своим клинком наэфрина, когда я выпустил его в последний раз. И я тоже ощутил ожог. — Тилар коснулся бока. — Здесь.

Ширшим ощупал указанное место.

— Где сломано теперь ребро.

— Да, — сказал Тилар.

Брант на своих носилках беспокойно пошевелился, пробормотал:

— Она… она… мы должны… — и затих.

Старик задумчиво посмотрел на мальчика и произнес, обращаясь к Тилару:

— Боюсь, отравлен не только юный Брант. Клинок, которым был ранен наэфрин, наверняка был смазан ядом. А поскольку вы с ним связаны, то страдаете тоже.

На некоторое время все примолкли.

— И если демон умрет?.. — начал наконец Тилар.

Ширшим покачал головой.

— Что будет — не знаю. Но думаю, недуг наэфрина сильно сказался на вашем здоровье. Вам становится хуже по мере того, как он слабеет.

— Существует ли лекарство? — спросил Роггер. — Вроде этого порошка, которым вы исцелили Бранта?

— Подобное искусство — далеко за пределами моего умения, — ответил Ширшим. Он слегка побледнел, в глазах мелькнул страх.

— Вы чего-то недоговариваете? — спросил Тилар.

— Даже если и есть такое средство, боюсь, использовать его не удастся.

— Почему?

— Когда вы стали регентом, мастера строили множество предположений и догадок насчет… вашей природы. Обменивались ими, посылая воронов. И пришли к единодушному мнению, что наэфрин на самом деле находится не внутри. А наполовину в наэфире. И для попытки его исцелить вам следует вызвать демона в этот мир.

— Чего я сделать не сумел, — сказал Тилар.

— И не сумеете, пока отрава действует.

Роггер покачал головой.

— Идеальная западня.

И, как выяснилось в следующее мгновение, она была не единственной.

Брант вдруг подскочил и сел на носилках, словно напуганный страшным сном.

— Она… она… — начал, задыхаясь, мальчик.

Из леса, с края скалы, будто подхватывая его слова, донесся крик:

— Идет! Она идет!

Все резко развернулись на восток, в сторону черной реки.

Сидевшие повскакали на ноги. Даже Брант поднялся при помощи Лорра.

Охотница выступила в поход.

— Река спокойна, — сказал Брант. — Похоже, на этот раз Такаминара не собирается останавливать Охотницу.

— А может, не в силах, — заметил Роггер. — Поди, нелегко было расколоть землю и в прошлый-то раз.

Весь отряд их собрался возле бывшей охотничьей хижины, которая служила теперь сторожевым постом. Двое часовых, мальчики не старше двенадцати лет, следили отсюда за долиной внизу, зеленым морем, разрезанным надвое черной рекой.

Брант пошевелил рукой в перевязи. Огненный бальзам уже заживил рану, Милость срастила ткани, остался только жгучий зуд. Слегка еще побаливало между глаз и немела левая нога, но чем больше он ходил, тем легче становилось.

Он был жив.

Надолго ли?

Рядом стоял Харп, и мальчик все не мог поверить своим глазам — старый друг, на которого раньше он смотрел сверху вниз, теперь сделался на полголовы выше Бранта. Правда, многое оставалось и знакомым — веселые морщинки возле глаз, привычка похлопывать себя по подбородку в минуты раздумья, кривоватая улыбка, какой он приветствовал Бранта, когда тот наконец пришел в себя. Но радость встречи не могла скрыть тяжкой печали, которая навеки стала спутницей его друга.

Харп не сводил взгляда с долины. Пока они добирались сюда из лагеря, Охотница успела довести своих воинов до середины черной реки. Она больше не боялась ни жара, ни зловония. Разгневанная бегством Тилара и его спутников, богиня решила закончить то, в чем не преуспела раньше, — Брант знал уже историю спасения немногих уцелевших.

— Быстро идут, — сказал Тилар.

— И нам бы надо, — подхватил Роггер, — если хотим добраться до окраин.

Брант хаживал в здешних местах с малолетства и знал их хорошо. Водораздел, за которым начинались окраинные земли, лежал отсюда в двух лигах. Переход предстоял нелегкий, но деваться было некуда. Малышей и стариков уже отправили вперед, велев дожидаться вести — на случай, если Такаминара все же вступится за беглецов снова. Нарушать границы опасной территории без крайней нужды никто не хотел.

Но похоже, выбора не было.

— Пора уходить, — сказал Брант.

К бегству у Харпа было все готово. Возле крутого спуска их поджидали сплетенные заранее из лиан и сухожилий лестницы. Но этим предводитель лесного братства не ограничился, продумал и дальнейшие действия.

— Я оставлю здесь десяток самых быстрых бегунов, с луками и стрелами, — сказал он, показывая на край скалы. — Чтобы удерживать охотников, сколько смогут, давая нам время уйти подальше. Плохо будет, коль нас нагонят еще на лестницах, — пара ударов топором, и все кончено.

— Как думаешь, они последуют за нами к окраинам? — спросил Тилар.

— Охотница не остановится, пока мы все не умрем, — уверенно ответил Харп. — Но я вымочил лестницы в горючем масле. Как только спустимся — подожжем. Другой путь вниз им придется искать долго.

Регент кивнул, и в глазах его мелькнуло уважение.

— Очень хорошо.

Креван, стоявший на краю скалы с длинной подзорной трубой, опустил ее и сказал:

— Сто двадцать. Восемьдесят — с луками, сорок — с копьями.

Харп нахмурился.

— Сто двадцать? Вы уверены?

Креван вместо ответа одарил его тяжелым взглядом.

Лицо юного охотника омрачилось.

— Лучших у нее — двести. Она взяла слишком мало.

Брант понял, что он имеет в виду. Все внимание их было сейчас сосредоточено на отряде, переходившем гарь. Но она простиралась далеко к северу и к югу, и часть вражеского войска могла перебраться через нее незамеченной часовыми.

— Остальных она выслала вперед, — сказал Харп, встревоженно оглянувшись.

— Чтобы отрезать нас от перевала. — Брант знал, что госпожа их не зря именовалась Охотницей.

Словно подтверждая это, послышались вдруг крики в той стороне, куда направлялись сейчас дети и старики. Оттуда же донеслись звуки рога, и лес отозвался зловещим эхом.

Западня захлопнулась.

Рога умолкли, снизу долетел усиленный Милостью голос Охотницы.

Она обратилась к ним:

— Мне нужны только богоубийца и мальчик! Пусть отдадут камень! — Вновь затрубили рога, как будто подчеркивая ее слова. — Всем остальным я позволю покинуть мое царство. Но если посмеете снова вторгнуться сюда, вас ждет смерть.

— Что делать? — спросила Дарт, когда настала тишина. Девочка стояла у входа в хижину с Лорром и Малфумалбайном. — Вам нельзя туда идти.

— Согласен, — сказал Креван и указал на Горн. — Уж лучше пробиваться к Разделу. Там всего сорок охотников.

— Сорок лучших. — Харп, скривившись, покачал головой. — И возможностей у них больше. Даже если пробьемся, они перерубят или подожгут лестницы.

Охотница заговорила снова:

— Пусть они явятся туда, где лес примыкает к черной скале! И выйдут на опушку. Коль не увижу их, ступив на землю, расплатой станет жизнь каждого из вас!

Регент внимательно, словно прикидывая что-то, изучал охотников, перебиравшихся через реку. Ум в искалеченном теле оставался острым.

Наконец Тилар сказал:

— Креван, уводи всех к перевалу. Собери по дороге остальных. Охраняй их.

Предводитель черных флаггеров хотел было возразить, но что-то во взгляде регента его остановило.

Зато вперед шагнула Дарт.

— Я могу вам пригодиться.

— Нет. Если Охотница увидит с нами еще кого-то… — Тилар покачал головой. — Не стоит испытывать ее терпение. Да и для меня лучше, когда ты в безопасности.

— Тогда хоть Щена возьмите. Его никто не увидит, а он… он очень свирепый.

— Верю. Но мы еще не знаем, каков он против богов, и проверять это сейчас, пожалуй, не время. Правда, ты подала мне мысль…

Он повернулся к Харпу.

— Ты говорил о быстрых бегунах. Покажи-ка мне их.

Харп кивнул и повел его куда-то в обход хижины.

А Дарт, встревоженная, кинулась к Бранту, схватила его за руку.

— Не ходи туда… это верная смерть.

— Я молюсь, чтобы она была единственной, — пробормотал он, вспомнив сожженные кровью губы Маррона. — Возможно, таков мой путь. Он начался в тени Горна. И наверно, здесь и закончится.

Тут вернулся, прихрамывая, Тилар. Услышал его слова и сказал:

— Не спеши звать смерть. Коль делаешь это, считай, ты уже одной ногой в могиле.

К ним подошел Роггер, протянул на ладони обломок знакомой желтоватой кости.

— Перед бегством успел подобрать. Может, в нем еще достаточно темной Милости, чтобы на пару с камнем лишить власти песню-манок?

Брант поглядел на обломок, потрогал камень на груди. Покачал головой.

— Чуть-чуть потеплел, и все.

Роггер помрачнел.

— Так я и думал…

Брант же в глубине души испытал облегчение. Больше ему никаких дел иметь с черепом не хотелось.

— Ты его все-таки сохрани, — велел Роггеру Тилар. И посмотрел вниз, на приближавшихся охотников. — Пора… медлить долее нельзя.

Вскоре мальчик с регентом остались вдвоем. Остальные, возглавляемые Харпом, под охраной Кревана и Малфумалбайна двинулись к перевалу. Тилар же, тяжело хромая, направился к оленьей тропке и молча зашагал вниз, погруженный в свои мысли.

— Вы что-то задумали? — спросил Брант, шедший позади.

— Да.

Он ждал объяснения, но регент снова умолк.

С петляющей тропы время от времени открывался вид на черную реку. Охотники были совсем рядом. Еще немного — и разведчики выйдут на опушку. Богиня шествовала последней.

— А я имею отношение к вашим замыслам? — довольно резко выпалил Брант, устав от загадочного молчания Тилара.

— Еще как. — Тот оглянулся на него. — Ты — червяк на крючке.

Поднимаясь в горы, Дарт держалась рядом с Малфумалбайном. И оба постоянно оглядывались. Переживали за Бранта… и за Тилара. Ведь те отправились на верную погибель, отослав остальных искать спасения.

— Мастер Брант себя в обиду не даст, ничего, — пытался утешить девочку великан.

Щен трусил рядом, не отставая.

Перед ними, с мечом наготове, скользил из тени в тень Креван. Сзади шли Лорр и Калла с кучкой юных охотников. Возглавляли отряд Роггер и Харп. И плелись по двое, по трое те немногие, кому удалось выжить.

В лохмотьях, почти все босиком. Исхудалые, мрачные. Детишки, старики, опиравшиеся при ходьбе на посохи. Одна девочка несла на руках младенца, хотя сама выглядела чуть старше.

Да, они уцелели, но, похоже, это никого особенно не радовало.

Ведь за Разделом, до которого еще предстояло добраться, их ждали окраинные земли.

Беглецы обходили скалистый выступ, когда вверху опять внезапно затрубили рога. Все остановились в смятении и попятились.

Охотники появились с двух сторон, спереди и сзади, с лицами, вымазанными землей для маскировки, и зелеными листьями в волосах. Угрожая отравленными наконечниками копий, быстро согнали всех в кучу и заставили подняться вверх по склону, в лесистую лощину.

Там журчал среди валунов, поросших изумрудно-зеленым мхом, ручеек. Нежилась в солнечных лучах прелестная светлая поляна.

И на ней творилось нечто ужасное.

В стороне стояли на коленях те из беглецов, что отправились к перевалу первыми. Со связанными за спиной руками. Избитые, перепуганные. Одна старуха скорчилась на земле неподвижно, и седые волосы ее были в крови.

Но всего страшнее…

У ручья лежало тело, кровь стекала в воду, уплывая по течению красными облачками.

Обезглавленное.

Над ним стоял уже знакомый путникам охотник, свирепо скаля подпиленные острые зубы. Безумный, совершивший только что убийство и орошенный свежей кровью.

— Маррон… — простонал Харп.

Рядом яростно полыхал костер, дымили свежесрубленные деревья. Другой охотник обжигал в нем конец длинного шеста. По знаку Маррона выдернул кол из огня и вонзил холодным концом глубоко в поросшую мхом землю.

— Не надо, — с трудом выговорил Харп.

Никто не обратил на него внимания.

Маррон наклонился, поднял лежавшую у ног отрубленную голову. Обхватив двумя руками, с размаху насадил ее на горячий кол. Зашипела кровь. Из ноздрей и разверстого рта заструился дым.

Дарт увидела на голове татуировки.

Мастер Ширшим.

Она отвернулась, пряча лицо.

На другом берегу ручья еще несколько охотников заостряли ножами колья, зажав их между колен. Высилась рядом груда уже готовых.

Маррон шагнул к стоявшей поблизости на коленях маленькой девочке. Схватил ее за волосы, безжалостно обнажил шею. Высоко занес нож — такой же, какими острили колья.

Малфумалбайн своей ручищей прикрыл Дарт глаза.

Но слышать она могла по-прежнему.

На берегу черной реки Брант безропотно позволил себя обыскать. По всему телу пробежались грубые руки. После чего мальчика толкнули к Тилару, которого обшарили первым, сорвав с него даже плащ теней.

Тилар, глядя на носки своих сапог, сделал шаг в сторону, словно близость Бранта была ему неприятна.

Охотница поджидала пленников среди черных камней, курившихся дымом. И лишь теперь направилась к ним, осторожно переступая через трещины. Сияние Милости на ее лице смешивалось с блеском пота, волосы были растрепаны, что придавало ей пугающий вид, и сердце у Бранта сжалось.

Их с Тиларом заставили встать на колени, приставили к спинам копья. Тилар, чуть не упав из-за больной ноги, уперся рукой в землю.

Охотница, не обращая на него внимания, двинулась прямиком к Бранту. С горящими глазами протянула к мальчику руку. Спрашивать, чего она хочет, нужды не было.

Брант за шнурок вытащил камень из-под рубахи. Охотница махнула кому-то рукой. Тотчас от спины его отняли копье и перерезали шнурок наконечником. Камень упал в ладонь мальчика.

Охотница некоторое время, раздувая ноздри, разглядывала его, потом сказала:

— Кажется такой глупостью… но он всегда был умен. Порой даже чересчур — ради собственной выгоды. Доверил его глупому мальчишке…

Она подалась вперед, но тут же отступила. Близость вожделенного предмета ввергла ее в явную нерешительность.

— Думаю, я тогда еще поняла — когда тебя привели ко мне впервые… Поэтому и изгнала, но не могла вспомнить потом почему. Меня снова одурманил темный шепот, я знала, что не вправе принять на себя эту ответственность. — Глаза сверкнули безумием. — Но теперь я готова. Иначе почему ты вернулся?

Она как будто заставляла себя взять камень, который внушал ей опасение. Желание и страх боролись в ее душе, подобно приливу и отливу.

Тилар по-прежнему глядел в землю, упираясь в нее рукой. Брант видел, однако, что плечи его напряжены, а носок одной ноги медленно перемещается, словно в поисках точки опоры.

— Да, время пришло! — выкрикнула Охотница. — Это точно знак!

Брант затаил дыхание.

Все дальнейшее произошло очень быстро.

Богиня метнулась к нему и выхватила камень. В тот же миг Тилар, оттолкнувшись от земли здоровой ногой, рванулся вперед и вытащил таившуюся под плоским желтым камнем золотую рукоять без клинка.

Ривенскрир.

Который он отправил сюда с одним из быстроногих гонцов Харпа — до того, как спуститься к реке самому. Меч без лезвия легко было спрятать и трудно заметить.

Тилар вскочил, и в руке его блеснула крохотная репистола, пронесенная под повязкой. Звякнуло стекло, ало вспыхнула кровь, и от ее прикосновения восстал из небытия сверкающий серебряный клинок.

Брант не отрываясь смотрел все это время на богиню. Он видел, как блеснуло что-то в ее глазах, когда на камне сомкнулись пальцы.

Сердце у него оборвалось.

И когда возрожденный меч уже летел к Охотнице, чтобы отсечь ей голову, он крикнул:

— Нет! — И толкнул Тилара плечом.

Тот не устоял на ногах. Упал, покатился. Меч вылетел из руки, загремел по черным камням.

Брант, сам испуганный содеянным, отпрянул. Времени на раздумья, пока все происходило, у него не было. Оно появилось лишь теперь.

Но он знал точно, что увидел во взоре богини. То же, что некогда на лице бродяги, пожираемого беспощадным огнем.

Надежду.

Охотница, стоявшая перед ним, медленно опустилась на колени. Она не заметила ни атаки Тилара, ни заступничества мальчика. Воины ее попадали наземь, словно оборвались нити, их державшие, и застыли, ошеломленные, беспомощно озираясь по сторонам.

Тилар с трудом поднялся на ноги. Лицо его было искажено гневом, одна щека, ободранная, кровоточила. Но при виде лежавших на земле охотников гнев регента сменился растерянностью. Он поднял меч, однако в новую атаку бросаться не стал. Подошел к Бранту.

Охотница, стоя на коленях, прижала камень к груди и принялась медленно раскачиваться. Плечи ее содрогались от безмолвных рыданий.

Тилар с Брантом молча смотрели на богиню.

И, словно чувствуя их напряженное ожидание, она, не поднимая глаз, заговорила:

— Такой маленький камушек. Кусочек прежнего дома. И его довольно, чтобы помочь одному богу обрести равновесие. Соединить, что было разделено.

В голосе не осталось и следа безумия.

Она вскинула голову. Очи блистали слезами… и более ничем. Сияние Милости исчезло. Не лучились уже ни глаза, ни слезы, ни темная кожа богини. Но взамен явились мягкость и теплота, каких раньше в ее облике Брант не видел никогда.

Она казалась сейчас гораздо моложе. И одновременно — гораздо старше.

— Я вспомнила, — сказала она с такой печалью, что у Бранта защемило сердце. — То, что пропало за века бреда и безумия. То, что украло Размежевание… вернул мне маленький камушек.

— И что же это? — тихо спросил Тилар.

Глаза ее смотрели куда-то сквозь него, словно не видя. Но она ответила:

— Мое имя… Мийана.

И только она произнесла это, как земля содрогнулась. Покатились с грохотом камни. Затряслась листва на деревьях, словно с них вспорхнули тысячи птиц. Глубоко под ногами послышался глухой рев, исполненный горя и печали.

Черная река за спиной Охотницы раскололась, явив свое огненное сердце. Оттуда пахнуло жаром, словно сердце это скорбно вздохнуло.

Мийана повернулась лицом к далекой горе на юге. И Брант понял, что напомнила ему дрожь земли — так содрогались мгновением раньше плечи богини. От затаенных рыданий.

Она прошептала, глядя на вулкан, несколько слов. Их никто, наверное, не должен был слышать. Но Брант услышал.

— Мать… прости меня…

Потом Мийана поднялась на ноги. И заметила наконец мальчика, стоявшего перед ней на коленях. Заговорила с ним, глухо и печально:

— Брант, сын Рилланда… мы с тобой оба что кости в зубах судьбы — остались, обглоданные, ни с чем. — Она оглянулась на зеленый лес. — Но есть госпожа еще жесточе. Память. Ей все едино — ужас и красота, радость и скорбь. И она заставляет нас глотать все без разбора — и сладость и горечь. Пока не перельется через край.

Она умолкла, взгляд снова стал отсутствующим. Сделала шаг назад. Другой.

Брант понял ее намерение.

— Госпожа… не надо…

Еще шаг… Она взглянула на него, глаза блеснули.

— Что ж, признаюсь напоследок. Чтобы ты возненавидел меня еще больше.

— Но я не…

— Я убила твоего отца. Пантеру, которая его загрызла, послала я.

Брант силился понять, что она говорит, и не мог. Выдавил, заикаясь:

— П-почему?

— Я была уже безумна. Но возможно, уже обо всем догадывалась, потому и нанесла удар.

— О чем? — опередил мальчика Тилар.

— Рилланд принес мне не тот дар. Вместо надежды — проклятие. Вместо моего имени — порчу.

И тут Брант понял.

Отец принес ей череп Кеорна. Вместо камня. Не зная силы ни того ни другого, случайно сделал роковой выбор. «Мы с тобой оба что кости в зубах судьбы — остались, обглоданные, ни с чем», — вспомнились мальчику ее слова.

Она снова посмотрела на лес вдали.

Если бы они остались ни с чем… Но все было много хуже.

Богиня прошептала:

— Пока не перельется через край.

Последний шаг назад… и она ступила в разверстую за спиной трещину. Расплавленный камень раздался, принимая ее. Мийана открыла рот, но с уст не сорвалось ни звука. Боль сердца была страшнее мучений плоти.

Лицо ее вновь обратилось к горе — источнику поглощавшего ее тело пламени.

И Брант увидел в нем одну любовь.

— Благодарю за то, что защитила этих немногих… — прошептала она. — Я хочу вернуться домой.

Раскинула руки и упала в огненную бездну, как в объятия любимого. Отбросив ненужный более камень.

Он подкатился к ногам Бранта. Мальчик наклонился и поднял его. Второй раз боги вручали ему дар, сгорая в огне…

Но теперь он знал, что это такое.

Не просто камень.

Надежда потерянного мира.

Солнце садилось, когда они поднимались к Разделу. Пылали в закатных лучах пики-близнецы Горна. Позади осталась лига пути, но никто за все это время не проронил ни слова. Не потому, что подъем был очень крут или горе сковывало уста.

Путники испытывали чувство сродни душевному онемению. Пытаясь осмыслить и принять случившееся, покуда тупо переставляешь ноги. Остановись они — и никто уже не сдвинулся бы. Слишком много ужаса вместилось в этот единственный день, в краткий промежуток от восхода до заката. Его нужно было пережить, сделать прошлым.

Но кое-кто пытался рассуждать вслух.

— Камень… это многое объясняет, — бормотал Роггер.

Тилар покосился на него. Вопроса не задал, но вор и не стал его дожидаться.

— Охотница…

— Мийана, — поправил Тилар. Он помнил, какую цену заплатила богиня за это имя. И предавать его забвению не собирался. — Ее звали Мийана.

Роггер кивнул.

— Она сказала: камень соединил то, что было разделено.

— Да. — У Тилара еще звучали в ушах ее слова: «Кусочек прежнего дома. И его довольно, чтобы помочь одному богу обрести равновесие».

— Боги, живущие в Мириллии, разделены на три части. — Роггер начал загибать пальцы. — Одна в наэфире, другая — во плоти — здесь, третья пребывает в высоком эфире. Но частичка родного мира, видимо, снова делает их одним целым, и это подобно возвращению домой. Когда Мийана взяла камень в руки, к ней слетелись ее эфрин и наэфрин. Как мотыльки на свет.

— Похоже на то, — сказал Тилар.

— В таком случае стоит основательно разобраться с тем, что произошло.

Возможно, это тоже могло помочь справиться с пережитым. Размышление и понимание…

Брант и Дарт, прислушиваясь к разговору, подошли ближе. Вор кивнул в сторону девочки.

— Ты помнишь, что говорил о гуморах Дарт мастер Геррод? Почему в них нет Милости?

Тилар одернул его сердитым взглядом. Об истинной природе Дарт знали немногие.

— Помню, — сказал он коротко.

Дарт была дочерью богов, но родилась в Мириллии. Не разделенной. А по мнению Геррода, Милость у богов появилась именно потому, что они были разделены. Их сущность как бы растянулась на три разных мира, и растяжение это породило силу в гуморах. У себя же в королевстве, когда оно было еще целым, боги Милости не имели.

Роггер сменил тему:

— Когда Мийана взяла камень, в ней что-нибудь изменилось? Сила не уменьшилась?

— Милость в ее глазах как будто погасла, — ответил Брант.

— Вот! Как только камень сделал свое дело, Милость пропала. И поскольку песня-манок действует только на тех, кто Милостью осенен…

— Мийана освободилась, — закончил Брант. — Песня утратила над ней власть.

— Или власть ее ослабла. Мне думается, боги не могут стать такими, какими были до Размежевания, ведь они остаются в Мириллии. Просто их недостающие «я» притягиваются ближе. Взять хоть Кеорна. У него был этот камень, и все же он надолго подпал под чары. Правда, в конце концов нашел в себе силы сбежать…

— Если ты прав, выходит, при помощи камня мы можем освободить бродяг. Дать его каждому в руки… — сказал Тилар.

— Возможно. Но тут есть загвоздка. Вспомни, череп Кеорна был насквозь пропитан песней-манком. Камень помогал ей противостоять. Но только когда бог держал его в руках. Как Мийана. Боюсь, если передать камень от одного бродяги другому, первый тут же подпадет под ее власть снова. Может, Мийана покончила с собой еще и поэтому — знала правду.

— Выходит, нужно по камню для каждого бродяги, чтобы их не поработили заново.

Роггер хмыкнул.

— Повезло, хоть этот есть.

Тилар задумался о сказанном. Все лучше, чем вспоминать о пережитых ужасах…

Тут Роггер поманил его к себе и понизил голос:

— Все это наводит на кое-какие догадки насчет Кеорна.

— Какие?

— Мне кажется, он не мог наткнуться на этот камень случайно. Какова вероятность для безумца найти нечаянно чудесный талисман, кусочек потерянного дома? — И, не дав Тилару ответить, увлеченно продолжил: — Готов поспорить, он явился сюда с этим камнем. И поэтому Милость не бушевала в нем, как в его собратьях, и безумием он не страдал.

— Бродячий бог в здравом уме? — Поверить в такое было трудно.

Роггер заговорил еще тише:

— По этой причине он мог и в окраинных землях остаться. Ему не нужно было основывать царство, чтобы обуздать Милость, потеряв таким образом свободу. Разве виры не чуяли в нем что-то необычное? Он сбежал от их следопытов… Да еще Дарт!

— А что Дарт?

— Семя бога редко укореняется. Его сжигает Милость. А семя Кеорна принесло плод.

Догадки Роггера, несомненно, имели смысл. Хотя Тилар охотнее обсудил бы их в кругу мастеров Ташижана. Ибо каждый вопрос, на который отвечал Роггер, рождал еще несколько. Как Кеорну удалось зачать дитя? Почему он никому не говорил о камне? С какой целью скрывался четыре тысячи лет в окраинах? И еще, и еще…

Ответы же, как он подозревал, таились за Разделом. В окраинных землях.

Наконец позади остался последний подъем. На вершине перевала их дожидалась небольшая кучка юных охотников с Харпом во главе. Они ушли вперед, чтобы спустить и закрепить лестницы.

Харп с мрачным лицом подошел к Тилару.

— Все готово. Вот карты мастера Ширшима.

И голос мальчика дрогнул.

Тилар хлопнул его по плечу.

— Нелегкая ноша тебе досталась, такому юному.

— И такому тощему, — шутливо добавил Роггер.

На губах Харпа появилась лишь тень улыбки, и то из вежливости. В глазах застыли усталость и боль. Мальчику пришлось немало повозиться с соплеменниками, ибо после смерти Мийаны находившиеся под ее властью охотники разбрелись по сторонам. Одни обезумели окончательно. Другие пребывали в оцепенении, сходном с трансом, словно разум их угас и осталась лишь ходячая плоть. Третьи пришли в себя и страшно горевали о содеянном, готовые тоже покончить с собой.

Но умер лишь один — разорванный на части руками собственных собратьев. Теперь голова его торчала на колу, оскалив в страдальческой гримасе подпиленные зубы.

Харп повел отряд Тилара к лестницам.

— Может, отложите спуск до утра? — спросил он. — Пока доберетесь, уже совсем стемнеет.

Тилар посмотрел со скалы вниз. Впервые его взору предстали окраинные земли. Там царили сумерки, хотя солнце еще мешкало на краю небес. То был мир камней и дышащих сыростью джунглей, похожих скорее на болота, чем на леса. Светились в полумраке несколько огненных змей — реки расплавленного камня, струившиеся с высот Такаминары, пламенные слезы богини, горюющей о дочери, которая вернулась к ней так ненадолго.

«Мать… прости меня».

Тилар встретился глазами с Харпом.

Сколько бы опасностей ни поджидало внизу, печалей Сэйш Мэла с него уже хватит.

— Пойдем сейчас.

 

Глава 19

РЖАВАЯ ПЕТЛЯ

— Мы потеряли причал! — повернувшись к Катрин, крикнул мастер Геррод, торопливо спускаясь по лестнице. — Оставляем по приказу старосты пять верхних этажей. Собираемся внизу!

Навстречу ей хлынула с верхушки Штормовой башни толпа рыцарей теней. Многие были ранены, некоторых тащили на плечах собратья. На лицах застыло выражение страха и отчаяния.

Лестницу заволакивал дым, вонявший алхимией.

Катрин возвращалась к себе из большого зала суда, где устроила в относительной безопасности всех нынешних постояльцев Ташижана — тех, кто не носил плащей и мантий. Мастерам и рыцарям требовались для маневров пустые коридоры и лестницы.

Приступ длился всего четыре колокола, а они уже потеряли крепостные стены и все башни, кроме Штормовой, и вынуждены были стянуть туда все силы. Оборона дрогнула.

Катрин встретилась с Герродом на лестничной площадке, и к ней в покои они отправились вместе. С этого этажа тоже уходили рыцари, мрачные, в рваных плащах. Один резко осел на ступени, и вокруг него натекла лужа крови.

— Сколько павших? — спросила Катрин у Геррода.

— По последним подсчетам… — Голос, приглушенный забралом, задрожал.

На ходу она бросила взгляд на Геррода. Ее единственная опора… и он сломался. Катрин обрадовалась вдруг, что не видит его лица. Лучше уж суровая бронзовая маска, исполненная решимости…

Геррод, словно почувствовав, как нужна ей его стойкость, заговорил тверже:

— Сто двадцать погибло, втрое больше ранено. Только что пали пятеро, защищавшие выход на причал.

Откуда-то сверху донесся вопль. Человеческий.

— Там не только духи ветра, — сказал Геррод. — От них еще можно защититься клинками, осененными алхимией. Силы лорда Ульфа атакуют нас светящимися шарами, какойто темной Милостью. Остановить их, похоже, может только камень.

Они дошли до дверей Эйра.

— Катрин! — окликнул оттуда староста.

Она повернулась и увидела его среди рыцарей, торопливо собиравших свитки и самые необходимые вещи. Вихрем тени он пробился сквозь ряды своих подчиненных, зашагал к ней.

Катрин уже слышала о падении Агатовой башни, которую он защищал. О спасении людей, там остававшихся. О скачке Аргента навстречу крылатому воинству, всего с дюжиной рыцарей, об отчаянном сражении их с духами ветра. Пока шел бой, женщины и дети успели убежать из опасного места.

— Ступайте вниз! — приказал он ей на ходу. — Встретимся в следующий колокол в полевом зале!

Она кивнула.

У двери староста обернулся, буравя Катрин своим единственным глазом. Его лицо было каменным, но она прекрасно понимала, какие чувства обуревали Филдса.

— Эту башню мы удержим, — молвил он со спокойствием, за которым слышалась ярость.

— До последнего рыцаря, — сказала она.

— И мастера, — добавил Геррод.

Раскола в Ташижане более не существовало. Когда под натиском легиона Ульфа пали одно за другим все защитные сооружения, сплотились рыцари и мастера, обитатели крепости и горожане. Они сражались не за победу — за то, чтобы выжить. И прежние раздоры казались ныне пустыми и мелочными.

Катрин взглянула на знак Огненного Креста на плече Аргента. Тот был наполовину оторван — когтистой лапой.

— Увидимся через колокол, — с легким поклоном сказала она старосте.

Глаза их встретились на мгновение — и этого хватило, чтобы оба признали, насколько были глупы. И простили друг другу слепоту. Хотя бы на один этот день. Возможно, последний.

Потом Аргента окликнули, и он вернулся к сборам.

Катрин же поспешила к себе. У нее тоже имелись кое-какие вещи, которые хотелось сохранить. Одну — особенно. Ради нее, собственно, она и поднялась сюда, преодолевая встречный поток отступавших рыцарей.

Дверь в ее покои оказалась приоткрытой. Катрин торопливо вошла, окинула взглядом комнату. Очаг не растоплен, занавеси сорваны, окна закрыты ставнями и наглухо заколочены досками. На полу еще валялись осколки стекла, разбитого посланцем Ульфа.

Из спальни доносился подозрительный шорох. Катрин мгновенно выхватила меч, свободной рукой загородила дорогу Герроду, удерживая его позади.

Духи ветра пытались проникнуть в башню всеми способами, сквозь любые щели. С колокол назад двое пробрались в кухню по печной трубе, не обращая внимания на дым и пламя, и оторвали голову поваренку. Убили еще четверых, после чего в бой с ними вступили повар с тесаком и его помощница с ухватом и одолели чудовищ. Такова была ныне оборона Ташижана.

Катрин шагнула вперед. В спальне испуганно пискнули. Знакомый голосок…

— Пенни?

Молчание. Быстрые шаги. Из-за двери высунулась голова в чепчике.

— Госпожа!..

Катрин махнула ей рукой, веля выйти.

— Что ты здесь делаешь до сих пор?

Пенни переступила порог.

— Я уже была внизу и услышала, что тут всё оставляют. Вот и прибежала. — Девочка показала на дверь для прислуги.

Катрин сообразила, что тоже могла бы подняться по лестнице для слуг, а не пробиваться с таким трудом через толпу на главной. И мысленно себя обругала. Затмило разум сознание собственного достоинства и высоты положения…

— Вы ведь огорчились бы, если б это пропало, — сказала Пенни.

И протянула ей черную ленточку, на которой сверкал алмаз. Подвеска смотрительницы, символ должности. Не подделка, а настоящий камень, украденный Миррой и возвращенный Лорром. Мастера уже проверили его и очистили от темной Милости. В чьих бы руках ни побывало это старинное украшение, оно оставалось истинной драгоценностью. Сердцем Ташижана.

За ним-то Катрин сюда и поднялась.

Она посмотрела на служанку с благодарностью. Та успела хорошо изучить свою госпожу. Хотя сама Катрин ее едва замечала. Разглядела лишь теперь…

Отважное сердце — в хрупком девичьем теле.

Ради этого они защищали Ташижан. Ради этого Катрин отвергла предложение Ульфа.

В комнате вдруг раздался грохот.

Треск сломанного ставня слился со звоном разбитого стекла. Разлетелись во все стороны щепки. Пенни в страхе присела, закрыв руками голову. Запахло горящим деревом.

Геррод схватил Катрин за локоть.

Сквозь разлом в ставне ворвалась в комнату светящаяся лазурная сфера, большая, в треть человеческого роста. Ударила девочку и сбила ее с ног. Чепчик слетел с головы Пенни, по телу пробежало молнией голубое сияние. Одежда вмиг запылала, девочка выгнулась дугой. Рот открылся в немом крике.

Геррод оттолкнул Катрин, протянул к светящемуся шару руку. С тыльной стороны его запястья брызнула вдруг струя мутной желтой желчи — прямо в посланный ураганом колдовской огонь. И от прикосновения алхимии тот погас, как задутая свеча.

Пенни некоторое время еще сотрясалась всем телом, словно от холода, хотя одежда ее горела и волосы дымились. Потом затихла, устремив в потолок открытые, но не видящие больше глаза.

Подвеска, за которой она сюда пришла, лежала на полу. Оброненная, когда за девочкой явилась смерть.

— Не подходи, я возьму, — сказал Геррод.

Катрин, не слушая, метнулась вперед. Перешагнула через подвеску, встала на колени перед Пенни. Бережно подняла ее на руки. Та оказалась такой легкой, словно вместе с жизнью тело утратило и вес. Голова безвольно откинулась назад, обнажилось беззащитное горло.

Малышка пришла сюда… рискуя всем.

Катрин положила ее голову себе на плечо, обняла девочку крепче, баюкая, как младенца.

— Я тебя не оставлю, — прошептала.

Затем выпрямилась и направилась к двери.

Геррод нагнулся, поднял с пола драгоценную подвеску и пошел следом.

Но истинное сокровище… истинное сердце Ташижана уже покоилось на руках Катрин.

Обивка кресла давно продралась, пахло от него мышами и плесенью. Но колокол назад Лаурелла опустилась на сиденье с такой радостью, словно сделано оно было из тончайшего бархата и набито пухом.

Китт устроился на полу, подобрав под себя ноги и опершись спиной на дощатую кровать, застланную соломой вместо тюфяка. На ней сидела Делия, прислонившись к стене. Глаза ее отстраненно смотрели вдаль. Голова была перевязана — Китт постарался, которого, как всех вальд-следопытов, учили врачевать неизбежные в их деле ушибы и ссадины.

Это убежище — комнату с прочной дверью — удалось найти в глубинах этажа, на котором их заперли. Все попытки пробиться на жилые, освещенные уровни свелись к отчаянному бегству от таившихся во тьме теней. Выходы оказались перекрыты.

Они бродили по заброшенным окраинам башни, пока не заблудились окончательно. И, осознав тщетность усилий выбраться, Орквелл отыскал эту комнату. Завел их сюда, разжег во всех четырех углах по маленькому костру из ножек сломанного, изъеденного жучком старого стола и алхимического порошка. Назвал это «ограждающим огнем» и уселся на полу посередине.

И словно бы забыл о них, сосредоточившись на своем огне. Просидел весь колокол с закрытыми глазами. Костры время от времени начинали шипеть и плеваться искрами, и Лаурелле чудился в этих звуках тихий шепот.

Но гораздо чаще и отчетливее она слышала крики.

Наверху.

И гадала, что же там происходит.

Не занеси их сюда, она сидела бы сейчас взаперти в своих покоях вместе с другими Дланями и точно так же ничего не знала бы об истинном положении дел. И все же ей хотелось там очутиться. Здесь царила тьма, и речь шла не просто о темных коридорах. Воображение рисовало жуткие картины происходящего наверху. И пусть даже правда была еще ужаснее, девочка предпочла бы ее знать. Тогда не пришлось бы разрываться меж множеством призрачных опасностей.

— Она выжидает, — пробормотал вдруг Орквелл, не открывая глаз.

— Кто? — спросила Делия, мигом очнувшись.

Лаурелла, поняв, что короткая передышка подходит к концу, содрогнулась от страха. Села прямее.

— Ведьма, — ответил старик. — Огонь шепчет о ее темных замыслах. Она ждет, когда сражение наверху начнет догорать. Тогда поднимется и сметет все, что уцелеет.

— Надо передать туда весть. — Делия спустила ноги с кровати. — Пусть разожгут побольше костров.

— Поздно. Староста развел их множество, но позабыл об основной природе огня.

— О какой? — спросила Лаурелла.

— Всякий огонь отбрасывает тень. — Старик открыл глаза и потянулся, словно кошка, разомлевшая у жаркого очага. — Света без тьмы не бывает. И Мирра этим пользуется. Как прежде она прокрадывалась тайными проходами в подземельях Ташижана, так пробирается теперь, укрываясь тенями, что отбрасывают костры старосты.

— Но все ворота, ведущие вниз, закрыты, — сказал Китт. — Змеиным деревом и железными засовами. И заложены поверх камнем.

— Камень, железо, дерево. Все отбрасывает тень, находясь перед огнем. И чем больше огня, тем гуще тени, и тропы эти наверняка открыты для ее воинства. Ибо ведет она его не через обычные тени. А через струйки Глума, пробившиеся в самых темных местах.

Лаурелла представила костры, горящие по всему Ташижану. Развели их, чтобы противостоять колдовскому холоду. Но если мастер прав, они отбрасывают достаточно тени, чтобы в глубь их могла пробраться КдКЯЯ — нибудь черная Милость.

Ведьма покуда выжидает.

Как и они.

В темноте.

Но в отличие от них, чье положение все безнадежнее, ее позиции крепнут.

— Она готовится ударить. Я чувствую это, ибо мои костры задыхаются — их душит разрастающаяся тьма.

Лаурелле казалось, что в воздухе действительно повисла какая-то тяжесть. Но возможно, это был всего лишь страх.

— Так что же нам делать? — спросила Делия. — Мы окружены ее воинами, сидим в ловушке той самой тени, что отбрасывает огонь. А нам так нужно добраться до него…

Орквелл медленно, похрустывая косточками, распрямил ноги.

— Мы и здесь можем помочь Ташижану.

— Как? — спросила Лаурелла. Зябко повела плечами, догадываясь, что ответ ей не понравится. И оказалась права.

— Заманив ведьму сюда.

— Что? — Голос у Китта сорвался.

— Пусть займется нами и отвлечется от остальных.

Орквелл подошел к костру, который горел возле двери. Незаметным движением извлек откуда-то порошок, бросил горсточку в огонь. Тот разгорелся ярче, рассыпав искры. Старик нагнулся, что-то пошептал ему. Что именно — никто не услышал.

Потом выпрямился и сказал:

— Теперь посмотрим, отзовется ли она.

— Долго ждать? — спросила Делия.

— Может, и долго.

Делия встала, обвела взглядом все четыре костра. Повернулась к Орквеллу.

— Кто вы такой на самом деле? Раб-аки… это я поняла. Но явились вы сюда, скрыв свой красный глаз. И, думается мне, точно так же скрываете истинную цель вашего прибытия в Ташижан. Именно в это время.

Орквелл провел рукой по выбритой голове.

— Я — мастер, — ответил он. — Татуировки получены мною по праву. Но красный глаз… его я заслужил годами тяжкого, усердного труда гораздо раньше, чем занялся изучением дисциплин.

Он подошел к кровати, сел. Коснулся пальцем знака на лбу.

— Известно ли вам, как открывается этот внутренний глаз?

Делия, все еще настороженная, скрестила на груди руки.

А Лаурелла, чтобы лучше слышать, подвинулась на краешек кресла.

— Он открывается в темноте.

— Я думала, источником просветления бывает священный огонь раб-аки, — сухо сказала Делия. — Милость, дарованная богиней Такаминарой.

— О, много разных слухов ходит о путях раб-аки… оскверняемых шарлатанами, которые подделывают наш знак. Правды в этих россказнях почти нет. Такаминара бережно хранит свои тайны. И, уважая ее, истинные раб-аки тоже о них не говорят.

— Почему же это делаете вы? — спросила Делия.

— То, о чем я собираюсь просить, требует великого доверия.

Она уклончиво пожала плечами.

— Что ж, мы слушаем.

— Итак, как я уже сказал, чтобы открылся внутренний глаз, требуется темнота. Такаминара весьма сведуща во взаимоотношениях огня и тени. Она никогда не выходит из своей горы, не видит ни солнца, ни звезд. И тем не менее знает об этом мире больше, чем любой из богов. Она стоит в расплавленном потоке, бегущем ниже всего сущего. Ее мир — не огонь и не тьма, но пространство между. Именно там созерцает она глубокое прошлое и еще не наступившее будущее.

Последние слова он произнес с великим благоговением.

— И тем, кто служит ей, кто оказывается достойным ее знака, она позволяет заглядывать туда тоже — через малую щель. Но прежде следует открыть глаз. Как это происходит, знают лишь избранные. — Он посмотрел по очереди на всех своих спутников. — Милость тут ни при чем.

Делия опустила руки, сцепила пальцы.

— Не может быть. Мне рассказывали о раб-аки… о великих подвигах огненного предвидения. Это были правдивые истории, не шарлатанские байки.

Орквелл кивнул.

— Тем не менее Милость для этого не нужна. Милость и благословение Такаминары необходимы для разжигания огня и возможности говорить с ним. Но внутренний глаз, дожидающийся, когда его разбудят, есть у каждого человека.

— И как же его открывает темнота? — спросила Лаурелла.

— Это не просто темнота. Служитель, прошедший должное обучение, спускается однажды в самые глубины вулканического пика Такаминары. В пещеры из черного камня, давно остывшие, никогда не видевшие света. Тьма в них такая, что слепит глаза, как солнце. Уже одно это — урок, который стоит запомнить. Глубочайшая тьма и ярчайший свет слепят одинаково. — Старик умолк, взгляд его на миг обратился к чему-то невидимому. Потом заговорил снова: — В этой-то тьме, в полной слепоте, при надлежащем посвящении, и может открыться внутренний глаз.

Делия переступила с ноги на ногу.

— И это должно вызвать у нас доверие к вам? Что все-таки привело вас в Ташижан в столь страшное время?

Он пожал плечами.

— Никакой загадки. Меня пригласил мастер Хешарин — найти средство снять заклятие с окаменевшего рыцаря. Это правда. — Он повернулся к девушке. — Но в Газал, изучать пути клириков Наэфа, меня отправила Такаминара. Знания мои в этой области привлекли внимание Хешарина. Что в конечном итоге и привело меня сюда.

— Выходит, Такаминара знала, что вы сюда попадете? Предвидела, что с вами произойдет?

Орквелл снова пожал плечами.

— Мне это неведомо. Мы — слуги ее и так же покорны воле богини, как любая Длань. Идем туда, куда нас ведет огонь. Возможно, она и предвидела это. Но скорее всего, слуг своих она отпускает, как лепестки по течению, и, хотя знает его направление, назвать точное место, в которое приплывет каждый из них, не может. Предвидение далеко не таково, каким его изображают шарлатаны. В чем-то оно более могущественно, в чем-то наоборот.

Китт слушал его откровения и только удивлялся. Но Лаурелла ощутила разочарование, а Делия по-прежнему смотрела на мастера с сомнением. Он, должно быть, заметил это.

— Такаминара описывала однажды, на что в действительности похоже предвидение. На пламя во тьме, на озера света, вокруг которых пустота. Придавать же слишком много значения тому, что открылось, не зная, что осталось скрытым во мраке, — довольно глупо. С тем же успехом можно не видеть вовсе ничего.

— Но что же вы видите тогда своим глазом? — спросила Лаурелла.

Ответить он не успел. Из костра у двери выметнулся вдруг длинный язык пламени.

Орквелл поднялся на ноги.

— Похоже, к нам идут.

Услышав крик, Катрин ворвалась в комнату и увидела двух духов ветра.

И дюжину мальчишек — мертвых, истерзанных и окровавленных, раскиданных по полу, по кроватям, как сломанные куклы. Высоко в дальней стене находилось окно, такое узкое, что никакой дух, кажется, не пролез бы. Железный ставень висел на одной петле. Сломавшейся, потому что ее разъела ржавчина. До такой ветхости докатился за последние века Ташижан, когда число рыцарей его убывало и все больше становилось нежилых покоев…

Погибли двенадцать мальчиков. Чего не случилось бы, будь петля крепкой.

Одно чудовище стояло, расставив ноги, над мертвым юношей с разорванным горлом и терзало когтями его живот, добывая мягкие внутренности. При виде Катрин дух ветра обратил к ней морду в запекшейся крови. Зашипел и оскалился, защищая свою добычу.

Второй, взгромоздясь на кровать, раскинув крылья и точно так же расставив над другим мертвецом ноги, утолял иной голод. В крови было его разбухшее мужское достоинство.

Катрин выхватила меч, втянула тени комнаты в плащ. Вспомнила слова лорда Ульфа о том, что песня-манок помогает ему управлять духами ветра, подчинять их своей воле. Так-то он ими управляет?..

На лестнице позади нее шло сражение. Гремело эхо криков, воя, звона мечей. Рыцари отступали. Защитников Ташижана постепенно загоняли вниз. В чем было лишь одно преимущество — все меньше оставалось территории, которую требовалось защищать, и все меньше возможностей у врага к ним подобраться.

В результате установилось некое равновесие. Этот уровень они удерживали уже полколокола. И даже укрепили строй. В боевых кличах рыцарей и мастеров зазвучала надежда.

Поэтому Катрин оставалась на этом этаже и смогла услышать крик за дверью комнаты оруженосцев. Сколько еще людей в Ташижане погибло подобным образом, лучше было не думать.

Дух на кровати ее увидел. Хотя его уподобили зверю, он был созданием воздуха, порожденным Милостью. И бросился на нее с быстротой ветра, оттолкнувшись от кровати ногой.

Катрин нырнула под него, не опуская меча. Вонзила клинок в живот и метнулась в сторону. Дух взвыл, рухнул на пол и завертелся. Брызнула во все стороны кровь. Он ударился о стену, попытался, корчась от боли, подняться, но не сумел — вокруг ног обвились собственные кишки. Чем больше он бился, стараясь высвободиться, тем больше запутывался.

Краем глаза Катрин заметила движение. Мгновенно закружила тени водоворотом, исчезла в них.

Второе чудовище, вспрыгнувшее на стол, поискало ее, скашивая то один глаз, то другой. Но нашло не с помощью зрения. Учуяло… и когда Катрин вывернулась из теней и взмахнула мечом, дух ветра уже соскочил со стола.

Попятился к двери, напуганный предсмертными воплями своего сородича.

Но сбежать не успел — Катрин нанесла удар. Попала в плечо и отрубила крыло.

Теперь завыл и этот дух. Покатился по полу, хлопая оставшимся крылом, как парусом на ветру.

Катрин перепрыгнула через стол и, приземлившись на крыло, пригвоздила чудовище к месту. Двумя руками подняла и опустила меч, обрывая вой.

Уродливая голова отлетела в сторону. Тело подергалось и замерло.

Катрин отпустила тени. Плащ тяжело обвис на плечах, пропитанный кровью.

В дверях появился незнакомый рыцарь. При виде жуткого побоища глаза над масклином расширились.

Катрин протиснулась мимо него с обнаженным мечом в руке. Крепче сжала рукоять, чтобы унять дрожь.

— Заприте дверь, — приказала она, оборачиваясь. — Наложите засов.

На лестнице она услышала шум сражения. Но направилась не на помощь бившимся с духами, а вниз. Когда до нее донесся крик из-за двери, Катрин торопилась на встречу с Аргентом. Теперь же для спешки у нее появилась еще причина.

Поскорее оставить этот ужас позади…

Пробежав несколько пролетов, она остановилась. Уперлась рукой в стену, нагнулась, и ее вырвало.

Катрин с трудом перевела дух, чувствуя, как жгут глаза непрошеные слезы.

Не время плакать.

Сплюнула, утерла рот.

Пока еще не время…

Выпрямившись, спрятала меч в ножны. Шагнула вниз, чуть не упала, запнувшись о ступеньку. Но удержалась и, ощущая себя на сотню стоунов тяжелее, чем была, когда поднималась в свои покои, стала спускаться дальше.

Вскоре Катрин достигла этажа, где находился полевой зал. Дверь нараспашку, караульных нет — не осталось свободных рыцарей… Она вошла и обнаружила, что совещание уже началось.

Участников его оказалось на удивление мало. Аргент склонился над приколотой к столу картой и безжалостно тыкал в древний пергамент кинжалом, указывая на что-то своему новому помощнику, имени которого Катрин не знала. Прежний погиб в третий колокол. А потом для официальных представлений не было времени.

У стены стоял Хешарин, неподвижный, с остекленевшим взором.

Геррод водил по карте бронзовым пальцем, говоря:

— Они чувствительны к земле. Если намазать лестницу здесь… и здесь… алхимическим составом с землей и желчью, до нас они доберутся, уже изрядно ослабев.

Староста кивал.

Катрин вошла, и все вскинули на нее глаза, в которых тут же появилось беспокойство. Видно, было что-то такое в ее лице…

— Опять прорвались? — спросил Аргент.

— Удерживаем, — сурово ответила Катрин, постаравшись, чтобы в голосе звучала сталь.

Аргент облегченно вздохнул, снова склонился над картой. Геррод, чье лицо было закрыто забралом, замешкался, глядя на Катрин.

Она кивнула, показывая, что все с ней в порядке.

Ложь… которая сейчас куда нужнее всем, чем правда.

В стороне, пряча руки в белоснежной муфте, застыла Лианнора, Длань Ольденбрука. Что она делает здесь, Катрин сообразила не сразу. Потом вспомнила, как Длани бросали камни, выбирая в совет представителя.

И выбрали сразу двоих.

Она окинула взглядом зал. Спросила у Лианноры:

— Где Делия?

На бледном лице той мелькнуло виноватое выражение. Потом Лианнора покачала головой, как бы говоря: «Не знаю». Умудрилась, видно, в суматохе затаиться в полевом зале, где казалось безопаснее всего, не заботясь о судьбе остальных Дланей, и Делии в том числе. Вот и чувствовала себя не в своей тарелке.

Катрин повернулась к ней спиной.

Аргент сказал:

— Если мы держимся, возможно, у нас есть надежда.

— Нам не выиграть. — Катрин произнесла это как можно тверже, чтобы никто не подумал, что в ней говорит отчаяние.

Тем не менее Аргент, бывалый воин, сразу ощетинился.

— Катрин права, — поддержал ее Геррод. — Пока держимся, но скоро наступит ночь. Солнце садится.

— И что? — Аргент принялся сверлить его глазом. — Садится, не садится — какая разница нам, запертым в башне?

— Вы забыли про Эйлан? — спросила Катрин. — До сих пор мы противостояли лишь духам ветра и урагану.

Аргент нахмурился.

— Эйлан же была осенена темной Милостью, против которой мы оказались бессильны, — продолжала она. — Духи страшны, но их можно взять мечом и алхимией. А что мы станем делать, если Ульф снова обратит против нас ледяную Милость?

Лицо Аргента стало озабоченным. В глазах блеснуло понимание. Этот упрямец все же не был глух к голосу разума. Главное — заставить выслушать…

— Но силы его могут иссякнуть, — предположил он. — Шутка ли — столько времени окружать ураганом Ташижан.

— Нет, — сказал Геррод и двинулся к окну.

Все потянулись следом.

Окно плотно закрывали ставни. Геррод указал на глазок, который был величиной не более ладони, но позволял видеть, что происходит снаружи.

Катрин выглянула первой. День и впрямь угасал. Мир скрывала пелена урагана, небеса быстро темнели. Солнце уходило. И среди снежных вихрей, заносивших сугробами турнирные поля за окном, вились и кружились без устали страшные тени.

По-прежнему несметное воинство…

— Его силы не иссякнут, — произнес Геррод. — Духи ветра — только начало. Лорд Ульф ждет ночи, того времени, когда его призрачное войско заставит нас сбиться в тесную кучу.

— Зачем? — отрываясь от глазка, хмуро спросил Аргент.

— Эйлан осеняла ледяная Милость, которая не может распространиться слишком широко. Иначе Ульф защитил бы ею духов. Полагаю, она подобна стреле — и лорду нужно метко прицелиться.

Катрин поняла, что он имеет в виду.

— Для этого нас всех необходимо согнать в одно место.

— И убить одним ударом, — процедил Филдс.

Геррод кивнул.

— Сюда проникнет лед, мы останемся без костров на нижнем этаже. Откроется путь для Мирры. Наверху — духи, внизу — демоны, лед — повсюду.

Староста невольно попятился. Пыл его обратился в пепел.

— Когда? — задал он самый важный вопрос.

Геррод вместо ответа повернулся к окну. За которым садилось солнце.

И сгущались сумерки.

— До рассвета не продержаться, — пробормотал Аргент.

Костер разгорелся, затрещал, искры взвились к самому потолку. В отблесках огня на дощатой двери стали видны каждая трещинка и каждый сучок, с такой четкостью, словно теней не существовало вовсе.

— Все на середину комнаты, — приказал Орквелл.

Лаурелла, Делия и Китт послушно встали у него за спиной.

— Стойте там, пока не разрешу сойти с места, — с этими словами старик направился к двери.

Остальные три костра тоже ярко запылали, и в комнате сделалось светло, как ясным летним днем.

Даже глазам стало больно, и Лаурелла уставилась в пол. Заметила, что никто из них троих не отбрасывает тени. Поскольку со всех сторон их омывает свет.

Ей вспомнились слова Орквелла: «Всякий огонь отбрасывает тень».

Мастер откинул дверной засов.

— Что вы делаете? — резко спросила Делия, подозрения которой так и не угасли.

— Впускаю ведьму. Теперь уж невежливо ей отказывать.

Старик с усилием отворил дверь. За порогом открылся темный коридор.

И сразу стало ясно, что это — не естественная тьма. Она не пропускала света костра, горевшего перед дверью, словно коридор был заполнен до потолка черной водой.

Орквелл отступил, сделав приглашающий жест.

— Входи, смотрительница Мирра, прошу. Твоим хаулам, конечно, придется остаться. Огонь их не пропустит.

— Чего ты хочешь, раб-аки? — спросил из тьмы недовольный голос. — От твоего огня в проходах нечем дышать.

— О да, он таков, мой райс-мор, живой огонь. — Старик обвел рукой комнату, указывая на костры. — Рожденный порошком лавантиума, кровью четырех аспектов, он притягивает их неудержимо, не так ли? Обычный огонь пугает жаром и светом, а мой манит, как трепещущее окровавленное сердце, которое вырвано из груди желанной добычи. Устоять они не могут. Готов поспорить, они даже не хотят повиноваться твоей воле. В конце концов уступят, разумеется, но для этого тебе придется изрядно потрудиться.

— Зачем ты влез? Такаминара никогда не вмешивается в чужие дела.

Он снова шагнул назад, слегка поклонился.

— Именно так. Поэтому не бойся, входи. Клянусь, здесь ты будешь в безопасности.

Делия рядом с Лауреллой тихо зашипела.

Тьма расступилась, из нее выскользнула на свет седовласая женщина, одетая в подпоясанную кушаком мантию. Ничуть не похожая на ведьму — скорее, на добрую бабушку, которая при случае может и строго отчитать. В комнату она вошла, опираясь на трость. И здесь, при ярком свете, Лаурелла разглядела, что она сделана не из дерева, а из кости какогото зверя и покрыта вырезанными литтикскими символами.

— Так чего же ты хочешь, раб-аки?

— Договориться, чтобы мне дали отсюда выйти. Ничего более. Позволь добраться до главной лестницы, и я погашу огонь. Слово раб-аки нерушимо, ты знаешь. Мы не можем преступить обет.

— Я знаю также, что раб-аки — мастера играть словами и вкладывать в них свой, коварный смысл.

— Тогда скажу совсем просто. Я иду… — он изобразил двумя пальцами шагающего по ладони человечка, — и как только дохожу до лестницы, сразу гашу костры. Я никому не расскажу о том, что видел тебя. Но попробуй меня обмануть — и предсмертным вздохом своим я раздую все четыре костра. Тебе это не понравится.

Мирра пристально смотрела на старика, пытаясь обнаружить ловушку. А тот сказал вдруг:

— Могу и подсластить сделку… отдав тебе этих троих, — и махнул в их сторону рукой.

— Что? — Делия, вспыхнув, подалась вперед.

Лаурелла схватила ее за локоть.

Мастер велел им не двигаться с места без его разрешения. А еще просил о полном доверии. Делия попыталась вырваться, но без особого усердия, и тут девочка поняла, что та только изображает гнев. Хотя в глазах ее и в самом деле мелькнуло подозрение.

Вправду ли этому человеку можно доверять?

Орквелл словно ничего не заметил.

— Как сказала ты сама, слуги Такаминары не вмешиваются в чужие дела. Мне не нужны эти люди — вальд-следопыт и две Длани.

Мирра приблизилась, начала разглядывать их.

— Не просто Длани, — добавил Орквелл. — Длани Тилара сира Ноха, регента Чризмферри, который, полагаю, нужен тебе по-прежнему.

Делия неожиданно выругалась, да так грязно, что Лаурелла покраснела от смущения.

— И чтобы ты совсем уж ни в чем не сомневалась, к лестнице я пойду, не зажигая огня. Клянусь. Я доверяю тьме укрыть нас и скрепить наш договор.

Мирра явно испытывала сильнейшее искушение принять предложение. Но в то же время опасалась нападения. Наконец она медленно сказала, подводя итог:

— Значит, если я позволю тебе дойти до главной лестницы, ты не направишь против меня свой огонь, никому не скажешь, что видел меня, и, оказавшись на свободе, погасишь костры.

Старик кивнул.

— И еще я заберу этих троих, — добавила она тверже.

— Препятствовать не стану. Клянусь своим красным глазом.

Мирра еще раз обвела комнату взглядом. Откуда-то издалека донесся звон колокола, отмечая ход времени.

— Быть по сему, — решилась она наконец. — Ты можешь уйти.

Орквелл поклонился. Подошел по очереди к каждому костру, всыпал в них порошок, что-то пошептал. Вернулся к двери.

— Огонь послушен моей воле. Оказавшись на свободе, я его погашу.

— Тогда пойдем. Солнце садится.

— Пусть заложники мои будут рядом, — сказал Орквелл. — Не утаскивай их во тьму. Я узнаю тотчас.

Мирра нетерпеливо отмахнулась.

Орквелл занес руку над костром у двери, резко опустил ее. Тот погас. Но прочие три запылали ярче. И теперь Лаурелла увидела свою тень, протянувшуюся к двери, и тени остальных.

Как только те коснулись порога, внутрь комнаты хлынула, шурша невидимыми плащами, тьма.

Заложников подтолкнули вперед, и, едва они, следуя за Орквеллом, оказались в коридоре, свет разом пропал, словно дверь в комнату захлопнулась.

Лаурелла от неожиданности ахнула. Пошарила кругом, коснулась чего-то теплого. Китт поймал ее руку, крепко сжал.

Тут подоспела Делия, за руки ухватились все трое. И так двинулись вперед, окруженные шевелящейся тьмой.

Через несколько поворотов Лаурелла вспомнила, как описывал Орквелл совершенную темноту. Ей казалось, что она ослепла. Глаза болели от напряжения в тщетных поисках хоть какого-то света.

Тут Орквелл что-то прошептал. Что — она не расслышала. Но слова его достигли слуха поострее.

Китт нашел губами ее ухо. Тихо выдохнул:

— Будь наготове.

Лаурелла кивнула и сжала руку Делии, предупреждая девушку.

Орквелл снова заговорил — на этот раз громко, чтобы слышали все.

— Я, кажется, так и не ответил на ваш вопрос, госпожа Лаурелла. Удовлетворю, пожалуй, ваше любопытство, пока мы не расстались. Вы спрашивали, что я вижу, когда открывается мой внутренний глаз?..

Лаурелла сглотнула. Кое-как выдавила:

— Да, что вы видите?

— Огонь…

И вдруг распахнулась дверь с правой стороны — ее толкнул Орквелл. Блеснул свет, который до этого не просачивался ни через одну щелочку, так плотно она была закрыта. Прятавшийся за ней человек не хотел, чтобы его нашли хаулы. Но сидеть в полной темноте среди их воинства не отваживался.

Он вскрикнул. И Лаурелла увидела его — забившегося в угол, с горящим факелом в руке, которым он начал тыкать, как мечом, в сторону двери.

— Стен… — сказала она.

То был капитан ольденбрукской стражи.

Глаза его при виде их расширились, а потом он заметил и струящуюся тьму вокруг. И в ужасе упал на колени.

— Нет!

Свет факела заставил тени в коридоре отступить, и появилась Мирра, которую не укрывали более плащи хаулов.

Орквелл протянул вперед сложенные ковшиком руки. И в них резво, словно олень, прыгнуло пламя с конца горящей головни. В тот же миг мастер развернулся и бросил его в лицо старухе.

Седые волосы ее вспыхнули, как сухая трава. Ведьма с воплем отшатнулась и пропала во тьме.

Орквелл же подтолкнул своих спутников в другую сторону.

Они бросились бежать. Хаулы, чья госпожа обезумела от боли, замешкались, что позволило беспрепятственно достичь поворота, за которым впереди блеснул далекий свет. То была обитаемая часть башни.

Беглецы помчались еще быстрее, боясь погони. Но демоны, опомнившись, нашли на кого излить свой гнев за страдания госпожи.

Сзади донесся вопль Стена. Мало похожий на человеческий.

Лаурелле хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этого крика, который приводил ее в ужас не меньше хаулов.

Наконец они добрались до освещенного места. В коридоре стоял тяжелый дух крови и желчи. В комнатах слева и справа слышались голоса и стоны. Наскоро обустроенный лазарет… На лестничной площадке толпились рыцари, которые с удивлением взирали на странную, запыхавшуюся компанию, но, увидев мантию мастера, расступились и дали им пройти.

Взойдя на лестницу, Орквелл звучно хлопнул в ладоши.

Из сложенных рук его вырвалась струйка дыма. Лаурелла бросила на мастера вопросительный взгляд.

— Гашу костры, — объяснил тот. — Как и поклялся — добравшись до главной лестницы.

Делия заметила:

— Вы поклялись также не обращать своего огня против Мирры.

— Я и не обращал. Это был не мой огонь… не мной разведенный. Он уже горел, и я лишь позаимствовал его. Без всякого колдовства.

Делия покачала головой.

— Ведьма была права. Слово раб-аки столь же ненадежно, как прямая ложь.

— Когда мы выходили в коридор, вы уже знали об огне Стена? — спросила Лаурелла.

Старик коснулся знака на лбу.

— Слушая, что шепчут мои костры, я внутренним зрением увидел огонь на самой границе ведьминой тьмы. И сговор с ней понадобился мне как мост — чтобы до него добраться.

Делия шагнула на ступеньку выше.

— Пока Мирра не исцелилась и вновь не собралась с силами, нужно передать весть старосте и смотрительнице Вейл.

Орквелл не сдвинулся с места.

— Я рассказывать о ней не вправе. Ибо в этом тоже поклялся. Но знаю зато, где могу оказаться полезным.

Он начал спускаться.

— Куда вы? — спросила Лаурелла.

Орквелл указал вниз.

— Поскольку Мирра и ее воинство уже вышли из подземелий, ее глубинное логово наверняка не охраняется. И если мои подозрения верны, там кое-что есть. И с этим раб-аки может совершить такое, что больше никому не под силу.

— Вы собираетесь в подземелья? — спросил Китт. — В ее тайные владения?

— Если найду вход.

Следопыт догнал мастера.

— Я там побывал. Когда искали волчат. Могу отвести вас, — сказал он.

Лаурелла посмотрела на Делию, потом на Китта. И, не оченьто понимая, что делают ее собственные ноги, медленно шагнула вниз, вслед за мальчиком и стариком.

Им ее помощь нужнее, чем Делии. Хотя бы для того, чтобы нести лишний факел. После всего пережитого не хотелось и думать о сидении взаперти. В ожидании конца. Хватит, насиделась уже.

— Передайте весть, — сказала она Делии. — Своему отцу и Катрин. Пусть знают, куда мы отправились.

Та заколебалась было, но увидела решимость в глазах Лауреллы. Кивнула.

Девочка повернулась к юному следопыту. — Нет! — твердо заявил тот.

Лаурелла подняла глаза к потолку, молча прошествовала мимо Китта.

Мальчишки… когда они что понимали?

 

Глава 20

ДОГОВОР С ДЕМОНОМ

У подножия скалы Тилар выпустил из рук плетеную лестницу.

Ему не приходилось еще бывать в окраинных землях, но слышал он о них многое. О походах против здешних королей и бродячих богов часто повествовали старые, бывалые рыцари. И, помня эти страшные рассказы, Тилар почти ожидал, что провалится сейчас по колено в какую-нибудь мерзость, одежда на нем загорится, кожа облезет… Но под ногами перекатывалась всего лишь рыхлая каменистая осыпь.

Он отошел в сторону, давая место остальным. Дорога отсюда вниз тоже была крута, почти как скала за спиной. И упиралась в темную громаду леса, готового укрыть под своим пологом путников.

Над головой уже сверкали звезды. Как и предсказывал Харп, солнце успело закатиться, на западном горизонте розовела лишь узкая полоска зари. Взошла малая луна, полная, повисла над зловещими землями низко, словно опасаясь, что ее заметят, и дожидаясь для храбрости восхода второй, большей луны. Тусклый свет ее слабо серебрил лесные кроны.

Тут и там высились вдали остроконечные утесы, похожие на стадо пасущихся на лугу невиданных зверей. Они на самом деле были раскиданы по всем окраинам — словно по каменному плато здесь ударили некогда гигантским молотом, раздробили его и оставили валяться в беспорядке огромные обломки.

За спиной Тилара послышались тихие голоса, шорох камня. Спускались со скалы остальные. Все — парами, объединенные кто давно выкованными узами, кто новыми.

Калла подчинялась Кревану, предводителю флаггеров. Правда, Тилар видел, что в последнее время взгляд женщины задерживается на пирате с совсем иным выражением — глаза ее говорили о влечении, которого никогда не выдадут уста. Чего Креван как будто не замечал.

Лорр и Малфумалбайн были рождены Милостью, не похожи на других, и, вероятно, это общее между ними и помогло им сдружиться.

Бранта и Дарт связали необычные обстоятельства — отец девочки ворвался некогда в жизнь мальчика и погиб у него на глазах.

И Тилар не был исключением. Тоже имел свою тень — человека, который прошел с ним долгий путь с того момента, как он стал богоубийцей.

— Обратно я ни за что не полезу, — заявил Роггер.

Тилар мысленно согласился. Болел левый бок, с этой стороны тело ныло от плеча до щиколотки. Рука весила как будто раза в четыре больше. Хорошо хоть спуститься удалось… Слова мастера Ширшима преследовали его неотвязно: яд постепенно убивает наэфрина и извращает чары, привязывающие нижнее божество Мирин к этому миру и исцеляющие Тилара.

Что будет, когда демон умрет?

— Когда все кончится, — проворчал Роггер, — усядусь тут и буду дожидаться, пока какой-нибудь флиппер не пролетит.

Тилар хлопнул вора по плечу.

— Зачем возвращаться-то? Судя по тому, что я слышал об окраинах, тебе здесь самое место.

— Вряд ли. Я тоже кое-что о них слышал. Бутылочки приличного винца не найти.

— О, ну тогда надо выбираться поскорее. Не то тебя погубит жажда раньше, чем луна изменит свой лик.

— Точно, точно…

Никто из них даже не улыбнулся. Шутили, скрывая тревогу — и за себя, и за тех, кто был сейчас далеко. Прошел еще день, а из Ташижана по-прежнему ни весточки…

Тихо, чтобы не услышал никто, кроме Роггера, Тилар задал вопрос, терзавший его во время всего долгого спуска:

— Вдруг ураган уже кончился и мы рискуем понапрасну? — Он бросил взгляд в сторону темного леса. — И туда идти ни к чему?

О главном своем страхе он промолчал.

Вдруг уже попросту поздно?

Роггер несколько помедлил с ответом. Потом сказал так же тихо:

— Бродяги все равно остаются в плену. И мы не можем их бросить. Безумны или нет, они достойны сострадания.

Он был прав. Тилар вспомнил горе Мийаны, зло, чинимое песней-манком. Кабал при помощи плененных бродяг открыл великий источник силы и темной Милости. С этим следовало покончить.

Он обернулся, чтобы убедиться в готовности остальных следовать дальше.

Камень Бранта они еще наверху повесили на шею Щену, чтобы сделать того материальным на время спуска. Теперь мальчик отвязывал талисман, а Щена придерживал Малфумалбайн, расплывшийся в умилении.

— Что за грозный малыш! — приговаривал великан, стоя на одном колене и почесывая толстыми пальцами шипастую гриву. Обрубок Щенова хвоста ходил от счастья ходуном.

Но только Брант снял камень, как Щен исчез и рука великана прошла сквозь воздух.

— Эх… — Малфумалбайн поднялся на ноги. — Такой славный, тепленький… точно горшочек с углями в холодной постели.

Дарт спрятала усмешку.

Теперь все были готовы, и Тилар махнул рукой Кревану, призывая его возглавить отряд. Следовало поскорее убраться с открытого пространства. Ибо опасность в окраинных землях исходила не только от безумных бродяг и необузданной Милости. Тут жили еще и люди — пострашнее уподобленных зверям. Они могли убить и ограбить всякого, кто имел неосторожность сунуться в их края, собирали дикую Милость и торговали ею, попутно воруя, где и что придется, в других царствах. Пересекать границы земель запрещалось только богам, людям же это не возбранялось.

Поэтому Тилар хотел прежде, чем незваных гостей кто-нибудь заметит, встретиться с единственным в здешних странных местах союзником — сколь бы сомнительным тот ни был.

— Ты сумеешь найти вира Беннифрена? — спросил он у Кревана.

Пират кивнул.

— Я сверился с картами Ширшима. Отыскать лагерь нетрудно… если он, конечно, еще на прежнем месте.

Вир Беннифрен нанял Кревана добыть череп бродячего бога, отца Дарт. И собирался, согласно договору, ждать от пирата вестей близ границы окраинных земель до начала новой луны, которое приходилось как раз на эту ночь. Опоздай они хоть немного — и вирам ничего не стоит сняться с лагеря и уйти.

Креван двинулся в путь первым. За ним — остальные, осторожно пробираясь по сыпучему склону, где легко было подвернуть ногу, особенно после утомительного спуска со скалы.

Тилар не сводил глаз с приближавшегося леса. Тот мало чем отличался от горных лесов, разве что деревья были выше, кроны — раскидистее. В ночной темноте они походили на чудовищ, порожденных землею. Мелькали в глубине чащи редкие светляки, своим тревожным мерцанием словно предостерегая путников от вторжения. Щекотно звенели под ухом комары. В ночи их писк был единственным звуком — не считая журчания воды.

Вскоре отряд наткнулся на ручей, который выбивался из основания каменной осыпи и убегал, петляя меж утесами, в лес, во тьму.

— Коль верить карте, нам надо идти вдоль русла, — сказал Креван и прибавил шагу.

Но на опушке выяснилось, что в лес войти невозможно — так плотно переплелись меж собою лианы и кустарники, стремившиеся из мрака к свету. Клинки при попытке прорубиться затупились бы через четверть лиги или даже раньше.

Тогда Креван вошел в ручей, попробовал пройти по дну. Ему пришлось пригнуться, тем не менее пролезть сквозь живое заграждение удалось.

— Помните, тут скользко, — предупредил пират. — Мох кругом.

Гуськом последовали за ним остальные — входя как будто в пещеру, а не в лес. Тилар почувствовал запах снегохруста, чьи листья безжалостно давил сапогами пират. Но узким туннелем в кустарнике пробирались они недолго. Едва осталась позади опушка, как буйные заросли, которым под пологом леса не хватало света, начали редеть, и вскоре вместо воды под подошвами Тилар ощутил вязкое тесто из сырой, гниющей листвы.

Выросли вокруг, подобно дворцовой колоннаде, громадные древесные стволы, обросшие мхом, слабо светившимся в темноте. Зажурчали со всех сторон ручейки и протоки, стремящие свои воды вниз по склону. Эхо усиливало эти звуки, и казалось, словно по лесу текла одна могучая река. Это воды высокогорья вливались в окраинные земли — украдкой, потаенно, как их маленький отряд.

— И ничего страшного вроде, — пробормотал Малфумалбайн.

Тилар согласился с ним. Лес как лес. В Туманном Доле, к примеру, лесные дебри, где сплошь стояли черные, мертвые сосны, выглядели куда более зловещими.

— Погодите, — сказал Роггер. — Мы только границу перешли. Чем дальше, тем будет страшнее. Здесь все извращено дикой Милостью.

И, словно подтверждая его слова, с ветвей сорвалось, подобно огненной стреле, какое-то крылатое существо, развернув сверкающий хвост, и унеслось вдаль, испуганным визгом оповещая сородичей о пришельцах. Мелькнуло во мраке еще несколько пламенеющих стрел.

— Ну вот и пробрались незаметно, — вздохнул Роггер.

Дальше шли молча, гадая про себя, какие еще неожиданности и ужасы могут таиться в окраинах. По этим землям четыре тысячи лет блуждали бродячие боги, безумие у которых проявлялось по-разному. Одни были жестоки и злобны, другие бессмысленно веселы, третьи казались тупыми животными, четвертые отличались хитростью и коварством. Но все они изливали дикую Милость — в землю, воздух, воду, которые та и извращала. Порой едва заметно, а порой — чудовищным образом.

Иное дело — земли обжитые… Тилар вспомнил, как демон Чризма рассказывал ему об основании первого царства. Безумного в те времена Чризма обвинили в убийстве детей, заковали в цепи и выпустили из него кровь. Что было попыткой наказания, обернулось великим благом для Мириллии. Когда дикая Милость крови, сжигавшая разум бога, впиталась в землю, Чризм исцелился. Весть об этом быстро разлетелась по всем Девяти землям. Примеру Чризма последовали другие боги, и в Мириллии после многих веков хаоса и разрушения наступили мир и покой. Милость была обуздана, ей нашлись многочисленные применения, и началась новая, благословенная эра правления богов, положившая конец власти королейлюдей и их бесконечным войнам.

Из древней крепости, где правил последний король-варвар, пока не поклялся со своим войском в верности богам Первой земли, и вырос Ташижан, обитель рыцарей-теней. По договору, заключенному этим правителем, земли вокруг великой цитадели оставались свободными навеки от власти всякого бога. Не пускали на них и бродячих богов, учредив на границах стражу.

Договор был нерушим четыре тысячелетия.

Но теперь все грозило рухнуть.

Креван вдруг остановился. На пути встал одинокий утес, один из тех, которые Тилар видел издали, от подножия Горна. Похожий на скрюченный палец, воздетый к небесам как бы в безмолвном предостережении.

Тилар, прихрамывая, догнал пирата. Не мешало бы передохнуть, но предложить это он пока не решался. И попытался выровнять дыхание, чтобы Креван не заметил, как ему тяжело.

Тем не менее тот окинул его взглядом с ног до головы. И хмуро сдвинул брови, хотя вслух ничего не сказал.

— Далеко еще? — спросил Тилар.

Креван буркнул:

— Надо глянуть на карту.

В голосе его прозвучало беспокойство, которое Тилару не понравилось. К ним подошла Калла, скинула с плеча дорожный мешок. Вытащила и развернула карту.

Тилар посмотрел вверх. В просвете между ветвями виднелись проплывавшие по небу редкие облака. Над ними в недосягаемой вышине сиял лик малой луны. Ее называли Охотничьей луной, когда она была полной, как сейчас, ибо света ее хватало, чтобы все видеть, при этом охотников он не слепил.

Сколько уже пройдено? Пожалуй, меньше лиги, прикинул Тилар.

Креван начал что-то тихо говорить Калле.

— Уже заблудились? — усмехнулся подошедший Роггер.

— Нет, — ответил Креван и показал на гранитный утес. — Вот нужное место. Беннифрен назначил встречу здесь.

— Так что же, они ушли? — спросил Тилар.

Ответ явился с высоты. С верхушки утеса слетела вдруг веревка, по ней заскользила вниз соскочившая с невидимого уступа легкая тень. В зеленом охотничьем плаще и черных сапогах.

Креван мгновенно выхватил меч. Тилар, не зная, чего ожидать от пропитанной пагубной Милостью земли, взялся за Ривенскрир.

Спустившись без единого шороха, тень расправила плечи и шагнула к ним, нисколько не опасаясь угрожающих клинков. Откинула капюшон, и путники увидели темные волосы и лицо цвета горького ореха со сливками.

— Эйлан… — изумленно сказала Дарт.

Та промолчала. Да, перед ними стояла вира, какой они ее помнили. Тем же жестом она уперла, остановившись, руку в бедро, тем же взглядом — медленно и настороженно — обвела отряд.

И только тогда Тилар понял, что девочка ошиблась. Эта смуглянка не знала их… да и не могла она быть Эйлан. Та умерла на глазах у всех.

Сестра-близнец?

— Меня зовут Мейлан, — сказала она, подтверждая его догадку. — Вы пойдете со мной.

Тилар неожиданно проникся к ней теплым чувством, словно она была его собственной сестрой. И ощутил вину… ведь она наверняка еще не знала о смерти Эйлан. Придется рассказать…

Но не теперь.

Мейлан решительно развернулась, будто не сомневаясь в повиновении прибывших. С разных сторон, из-за деревьев, появились другие тени в таких же плащах, пряча лица под капюшонами.

Лорр шепнул Тилару:

— Скрывают при помощи Милости свой запах. И даже звук дыхания.

Они и впрямь двигались совершенно бесшумно. Ни треска сломанной ветки, ни шороха камня. Тилар быстро сосчитал их — два десятка. Все женщины.

Мейлан коснулась гранитной стены утеса. На верхушке его мгновенно разгорелся огонь. Тилар обошел камень, увидел просеку в лесной зелени. Дорога по-прежнему вела вниз, под гору. И в доброй лиге от них вспыхнул огонь на вершине другого утеса.

Сигнальные костры.

Весть об их появлении.

Тилара догнал Креван.

— Я мог бы и догадаться, что Беннифрен в жизни не скажет, где находится их лагерь на самом деле. По его жилам текут тайны вместо крови.

Подошел и Роггер.

— Да уж, об этом стоит помнить. Вир заключает договоры нерушимые, скрепленные словом. Но никогда не доверится до конца.

Отряд их двинулся за Мейлан. Роггер замешкался, толкнул Тилара в бок.

— Погоди. Взгляни на них при свете костра.

Тилар обернулся, посмотрел, сдвинув брови, на соратниц Мейлан, которые шли позади отряда. Никакой угрозы в них не ощущалось, хотя на поясе у каждой висел кинжал, и можно было не сомневаться, что это не единственное их оружие. К чему хотел привлечь его внимание Роггер?

Тут первая из них достигла утеса. На лицо ее упал, озарив на миг, красноватый отблеск костра с вершины.

Тилар даже споткнулся. Она была так же неотличима от Мейлан, как та — от Эйлан.

То же самое лицо оказалось и у следующей женщины. И у следующей.

— Так вот и понимаешь, с кем имеешь дело, — сказал Роггер.

Тилар с трудом сдержал дрожь. Два десятка… Теплое чувство, которое он испытал к Мейлан, разом остыло. Виры веками пытались сделать божественной человеческую плоть. Их опыты были столь же таинственны и безжалостны, как они сами — не брезгующие ни единой возможностью изменить природу. К каким бы уродливым и чудовищным результатам это ни привело.

Но то, что видел он сейчас… казалось еще хуже.

Красота и ужас.

И симпатия его, и чувство вины обернулись гневом — оттого, возможно, что у мерзости этой было лицо женщины, которую он успел узнать, высоко оценить… даже начал считать другом.

Тилар окинул взглядом цепочку близнецов.

Предупреждение Роггера он запомнит. Как и слова его о нерушимости договоров с вирами. Он и сам связан клятвой чести, имеет долг, который нынче, скорее всего, предстоит отдать. Виры взяли у него все гуморы, кроме одного.

Семени.

И Беннифрен наверняка потребует расплаты, прежде чем позволит им идти дальше в окраинные земли. Тилару же его помощь необходима, поэтому надежды, что удастся увильнуть, практически нет.

Мейлан, шедшая впереди, оглянулась. Словно почувствовала его отвращение.

Он встретился глазами с женщиной, у которой было лицо друга.

И дружбы в ее глазах не увидел.

Лишь напоминание о долге… и о том, чем это может обернуться.

Когда шли по лагерю, Дарт старалась держаться поближе к великану.

О вирах она слышала, сколько себя помнила. Ими стращали непослушных детей. Не ляжешь спать, будешь капризничать или лгать старшим — явятся злые виры и утащат тебя навеки. Но чем старше она становилась, тем больше узнавала правды — которая, пожалуй, пугала еще больше. Виры были черными алхимиками, извращали всячески в своих подземных лабораториях Милость, стремясь достичь божественности. А достигали того, что на свет появлялись настоящие чудовища.

Поневоле будешь жаться к великану…

Виры разбили свой лагерь у воды. С первого взгляда путникам показалось, что они вышли к берегу большого озера. Но на самом деле здесь был затопленный лес, где сходились наконец все ручейки и потоки, становясь одной мелкой рекой в несколько лиг шириною, которая неторопливо текла на запад, к далекому морю. Из нее торчали во множестве кривые деревья, вздымая кверху спутанные ветки и корни, словно желая выбраться на сушу. Тут и там высились голые утесы и валуны, на которых не рос даже мох.

За одной из скал скрывалось скопище ветхих шатров. На верхушке ее пылал костер. Сигнальный огонь, указывающий дорогу Мейлан и бросавший вниз зловещие кровавые отблески.

Те, кто занят был работой в лагере, провожали путников глазами. Другие высовывали головы из шатров. Дарт тоже смотрела на них с интересом, ожидая увидеть звериные морды. Однако большинство здешних обитателей казались обыкновенными людьми, как они сами. А если сравнивать с Лорром и Малфумалбайном — тем более.

Но несколько извращенных созданий девочка все-таки увидела. В ручье полоскала белье полуобнаженная женщина — с руками и ногами такими же толстыми, как у великана, хотя ростом она была не выше Дарт. Подняв голову, вира тупо и бессмысленно пялилась на незнакомцев из-под мохнатых бровей.

Еще им встретился мальчик, совсем маленький, таращившийся на них с любопытством, присущим всякому ребенку. В его глазах читалось множество вопросов, которые, однако, он никогда не смог бы задать.

У него не было рта — лишь дырочка на горле.

Дарт торопливо отвернулась. Он, видимо, заметил ее испуг, потому что пристыженно отвернулся тоже. И это расстроило ее еще больше. У нее самой имелись тайны, но глубоко запрятанные, недоступные чужому взгляду. У этого же бедняги — все на виду…

Самый большой шатер стоял прямо у воды, и, когда Тилар с товарищами приблизились, оттуда вышла женщина — широкобедрая, полногрудая. Слегка наклонив набок голову, медленно двинулась навстречу. С нижней губы ее свисала слюна. На руках был младенец, сосавший грудь. Из пеленок виднелась только розовая безволосая маковка.

Щен подбежал, обнюхал ноги женщины. Засветился ярче и встопорщил гриву.

Она отняла дитя от груди. Повернула его лицом к путникам. На вид это был самый обычный младенец. С пухлыми губками, измазанными молоком. С круглыми розовыми щечками.

Но тут глазки его открылись. Иллюзия вмиг развеялась.

Во взгляде младенца светились изощренный ум и коварство, насмешка и злоба, выдавая существо, весьма древнее годами.

Дарт чуть не ахнула.

— Вир Беннифрен, — сухо приветствовал его регент.

Младенец пухленькой ручкой утер молоко с губ.

— Дерьмово выглядишь, Тилар, — послышался пронзительный, тонкий голосок — вроде бы детский, но звучавший столь омерзительно, что у Дарт мурашки побежали по коже. — Хромой, скрюченный. Не больно-то похож на богоубийцу.

— Каков бы ни был, я здесь. Мы пришли заплатить тебе за знания, которыми ты обладаешь.

— Вы принесли череп? — жадно спросил младенец.

— Обломок. То, что от него осталось. Прочее погибло во время пожара в Сэйш Мэле, — ответил Креван.

— Мы договаривались иначе, Ворон сир Кей.

— По договору, скрепленному твоим клятвенным словом — словом свободного вождя виров, — я должен был принести все, что осталось от Кеорна, сына Чризма. Что я и сделал. Уважай собственный договор.

Дитя глумливо усмехнулось. Выражение это на младенческом личике было столь пугающим, как если бы крыса вдруг приняла человеческий облик.

— Что ж, тогда займемся делом. — Вир окинул взглядом Тилара с ног до головы. — Похоже, сегодня ночь уплаты многих долгов. Следуйте за мной.

Повинуясь безмолвному приказу, кормилица с отвисшей нижней губой неуклюже развернулась и заковыляла вдоль берега. Путники зашагали следом и вскоре вышли к костру, который окружали поставленные вертикально каменные плиты.

При танцующем свете пламени Дарт разглядела вырезанные на их поверхности непонятные письмена. Знакомые ей по школьным урокам истории. Это были символы древнего языка, прямые, строгие линии, от которых даже на вид веяло холодом.

Вир Беннифрен пригласил всех сесть у огня на деревянные чурбаки, где прибывших поджидало угощение. Эль и чистая вода в кувшинах, вяленое мясо, сыр и необычные, красные как кровь, ягоды на резных блюдах. Богатый стол, довольно странно смотревшийся в этом мрачном, затопленном лесу.

Пустые животы, однако, ничто не смущало.

Устроившись за столом и поглощая кроличье мясо, Креван начал разговор:

— Ты клялся рассказать больше о бродячем боге Кеорне. Открыть тайны, важные для нас и для девочки. — Он кивнул в сторону Дарт. — Черные флаггеры потратили немало времени и средств, прослеживая путь Кеорна и добывая для тебя его череп. Настало время расплатиться.

— Виры уважают свое слово, — сказал Беннифрен, расположившийся на коленях кормилицы. Одной ручонкой он тискал ее сосок, рассеянно и в то же время похотливо. — Я знаю, вы много чего разузнали о Кеорне за время поисков. Но есть тайны, которые известны только нам. Их поверяли некогда шепотом, на ухо, не предполагая, что уста безумца смогут эти тайны разгласить.

— И кому же их поверяли? — спросил Тилар.

— Ее матери, — ответил Беннифрен, посмотрев на Дарт. — Одиноко, наверное, оставаться единственным зрячим в мире слепых. А Кеорн обладал особой Милостью, что удерживала его на грани безумия, не давая ее переступить.

Тилар молча обменялся взглядом с Роггером. В сторону Бранта оба и глазом не повели. Ни к чему виру знать о камне.

— Но даже боги кой в чем нуждаются, — сказал Беннифрен, с силой дернув за сосок. Кормилица охнула, но лицо ее сразу же сделалось тупым и сонным снова. — Вот он и возлег с матерью девочки. Он рассказывал ей о многом… о тайном и полагал, что она все забудет в своем безумии. Однако когда семя его пустило корни, он защищал ее своей Милостью. И в это время, кое-как удерживаясь в здравом уме, она и вышептала его тайны. А мы были рядом, привлеченные редчайшим случаем зачатия ребенка, и слушали.

Дарт вздрогнула. Он говорил о ее зачатии…

— Чего же эти тайны касались? — спросил Тилар.

Беннифрен недобро ухмыльнулся.

— Ссоры меж отцом и сыном.

— Чризмом и Кеорном?

Беннифрен посмотрел на регента.

— Я знаю, что сказал тебе в прошлом году демон Чризма, во время битвы при Мирровой чаще. Что Чризм выковал Ривенскрир, сражался этим мечом во время великой войны в королевстве богов и нечаянно расколол свой мир и всех жителей его, которые, разделенные на плоть, эфрина и наэфрина, волей случая оказались потом в Мириллии.

— Так он сказал.

— И это были… только слова. Хотя насчет Размежевания — правда. Неправда лишь то, что Чризм выковал твой ненаглядный меч.

Рука Тилара невольно легла на золотую рукоять.

— Чризм жаждал власти. И жажду эту воплощал в клинках, которые ковал в кузнице, построенной собственными руками. Творил оружие небывалой остроты и сбалансированности. — Беннифрен ткнул розовым пальчиком во второй клинок на поясе Тилара. — Кто, по-твоему, создал рыцарский меч?

— Да, это был Чризм, — закивал Роггер. — Согласно старинным рукописям. Именно он преподнес первый меч последнему королю из рода людей — тому, кто основал орден рыцарей теней, в знак благодарности и дружбы. Все остальные мечи ковались по его образцу.

— Как видишь, — сказал Беннифрен, — с желаниями сердца совладать непросто. Жажда Чризма была слишком велика, чтобы расколоться вместе с ним. Мечи стали его страстью. Может, поэтому его Милость, однажды обузданная, принадлежала к стихии земли. Не к листьям и корням влекло этого бога, но к железу и рудам.

Тилар посмотрел на оба своих клинка.

— Значит, на самом деле Ривенскрир выковал не Чризм?

— Именно. Он лишь завладел этим мечом — а может, наоборот. Для него это было слишком могущественное оружие.

— И кто же его сделал? — спросил взволнованный Креван.

Лукавый взор вира Беннифрена обратился к Дарт. Но девочка и сама уже догадалась. Чудесный клинок возрождала ее кровь, кровь, унаследованная ею… иного ответа быть не могло.

Мой отец, — сказала она.

Все посмотрели на нее, а потом, ожидая подтверждения, уставились на малютку вира. Изумление слушателей, похоже, доставило ему удовольствие.

— Каков отец, таков и сын. Кеорну передалось страстное увлечение Чризма. Но зачаровывали его не столько сила и могущество острого клинка, сколько красота и безупречность. Он искал совершенства. Стремление это досталось ему от матери, ибо всякий сын наследует черты отца лишь наполовину. Мать равно одарила его вдохновением, пытливым разумом, любовью к знаниям. У ее колен учился он колдовским обрядам. И когда пришел срок, сталь меча он наделил тайными могущественными свойствами, создав грозное оружие, не похожее ни на какое другое в мире.

— А Чризм его украл, — сказал Тилар.

— Могло ли быть иначе? Страсть оказалась сильнее осторожности. Он пустил этот клинок в ход и в невежестве своем расколол все.

Беннифрен обнажил в улыбке беззубые десны.

— И это — хороший урок. Будь осторожен, не тянись к тому, чего не понимаешь. Лучше иметь побольше здесь. — Он похлопал себя по голове. — А руки — покороче. Мудрый действует в пределах своего понимания.

Креван нетерпеливо вздохнул.

— Значит, меч богов выковал бродяга. И что из этого?..

Беннифрен поднял крохотную ручку, призывая его к молчанию.

— Терпение — еще одна добродетель мудрых. — Он повернулся к остальным. — Узнайте же, что Кеорн не желал участвовать в войне. И уж конечно, не желал, чтобы участь ее решало его совершенное творение. Последняя тайна, которую открыл он матери своего ребенка, — сокровенная мука его сердца… Он испортил собственный меч. Сделал несовершенным.

Дарт почувствовала тошноту.

Мерзкий голос Беннифрена пугал ее не меньше, чем его откровения.

— Этот изъян, так же как роковой удар Чризма, послужил причиной гибели мира богов. И главной тайной Кеорна, которую он не мог доверить никому, кроме своей подруги, было то, что он не менее Чризма виновен в Размежевании.

Воцарилось молчание.

Наконец ошеломленный Роггер пробормотал:

— Каков отец, таков и сын.

Тилар смотрел на два своих клинка — рыцарский и Ривенскрир. И казалось, готов был выбросить оба, оскверненные проклятием.

— Итак, на твоем месте, владея этим мечом, я был бы осторожен, — заключил Беннифрен. — Ведь порча никуда не делась.

— Но что именно сделал Кеорн? — спросил Креван.

Вир пожал крохотными плечами.

— Полагаю, это значило для него куда меньше, чем произошедшее потом. Поскольку сам изъян он никогда не описывал. Но вина грызла его как червь. И, думается, по этой-то причине он и оберегал так тщательно мать своего ребенка, хранил ее от безумия. Хотел, чтобы на свет появилось дитя, чья кровь способна возродить клинок.

— Зачем, если меч все равно с изъяном? — воскликнул Тилар.

— Зачем… это мы узнали позже, разыскивая Кеорна в окраинных землях, — произнес Беннифрен. — Мы потеряли его самого, но наткнулись наконец на след.

Дарт вспомнила этот «след». И снова ощутила холод, который стоял в ее каморке, когда Креван писал на стене литтикскими знаками имя отца… имя, обнаруженное на обрывке кожи в доме старика из окраин.

— То было послание, начертанное его собственной кровью. Что там говорилось, мы не открывали еще никому. Упоминали лишь о подписи Кеорна.

Вир помедлил, чтобы все прониклись важностью услышанного. Потом продолжил:

— Всего несколько слов… возможно, последнее, что он успел написать, прежде чем им завладела песня-манок.

— Что же там было сказано? — спросил вдруг Брант, который молчал до сих пор, но тут не сдержал волнения.

Беннифрен в его сторону даже не взглянул, но на вопрос ответил:

— «Меч должно выковать заново, сделать целым, чтобы освободить нас всех».

Тилар подался вперед.

— Значит, существует способ вернуть совершенство…

— А об изъяне — ни слова? — перебил Креван.

— Найди ты Кеорна раньше… до того, как от него остался лишь череп… — Беннифрен вновь пожал плечами.

Креван нахмурился, стиснул зубы.

— Флаггеры потратили столько времени и денег, чтобы приобрести бесполезные знания…

— Достойная плата за обломок черепа, — сказал, краснея, Беннифрен. — Слово наше верно — на чем сторговались, то и получаешь.

Креван начал подниматься, но вир поднял ручонку, призывая сесть.

— Ладно… чтобы завершить сделку, добавлю кое-что, столь же весомое, как камень. Это можно потрогать — но смотрите не обожгитесь.

Тилар тоже махнул Кревану, прося потерпеть.

— И что это?

Беннифрен вновь уставился на Дарт.

— Меч богов был создан под влиянием обоих родителей. Хотите разузнать больше — начните с этого. Готов поспорить, потому-то Кеорн и сбежал отсюда после рождения дочери.

— Почему? — спросила Дарт.

— Хотел посоветоваться с матерью, — ответил Беннифрен и показал на юг.

Там, заслоняя звезды, высилась над лесными кронами гора, по склонам которой текли, сияя в темноте, потоки расплавленного камня. Огненные слезы по дочери. А может быть, и по сыну.

— С Такаминарой.

Тилар, изумленный, поднялся на ноги. Устремил взгляд на далекий вулкан. Опустил руку на плечо Дарт и почувствовал, что девочка, тоже приковавшаяся глазами к огненному пику, дрожит.

Ему понятно было ее смятение. Там, в глубинах горы, скрывалась не просто богиня. Но та, кого девочке так хотелось когда-нибудь отыскать.

Ее родня.

Бабушка.

— Выходит, Охотница… Мийана… была сестрой Кеорна, — сказал Брант.

Лорр пробормотал:

— Наверное, он пытался добраться до нее.

Дарт поежилась. За несколько дней она обрела семью, в истории которой хватало крови и ужасов. И в далеком прошлом, и ныне…

Но дальнейшее воссоединение родственников подождет.

Прежде нужно найти бродяг.

Тилар повернулся к Беннифрену и, споткнувшись из-за больного колена, чуть не рухнул в костер. Слишком долго сидел, нога затекла.

Вир заметил его неуклюжесть.

— Полагаю, я со своим долгом расплатился, и даже с лихвой. А вот кой-какой другой остается неоплаченным. Ты был весьма осмотрителен в прошлом, заключая договор, но он не может длиться вечно. — Беннифрен смерил Тилара взглядом. — Особенно учитывая, как дерьмово ты нынче выглядишь. И куда при этом собираешься. Не хотелось бы потерять обещанное. Думаю, настало время и тебе сдержать слово.

Тилар мысленно застонал, но на его лице не дрогнул ни один мускул. Шагнул прочь, жестом пригласил вира следовать. Роггер и Креван поднялись было тоже, но их он попросил остаться. Сей вопрос хотелось решить без лишних ушей.

Выйдя из освещенного круга во тьму, он повернулся к Беннифрену, сидевшему на руках своей ездовой кормилицы. И, не имея намерения сдаться добровольно, заявил об этом прямо:

— Если помнишь, время было одним из условий сделки. Время и место выбираю я. И отказываться от своего права не собираюсь.

— Справедливо и хорошо сказано. — Беннифрен сощурил глаза. За мягкими ресничками сверкнул коварный огонек. — Я бы в тебе разочаровался, расплатись ты, не попытавшись сторговаться заново. Что ж, выслушай меня в таком случае. Мы тут без дела не сидели, пока тебя носило по свету. В окраинных землях виров уважают и высоко ценят, и за кошелек наш, и за знания. И недавно мы потратили время и деньги с пользой, отыскав кое-что такое, что заставит, надеюсь, твое упрямое семя расстаться с чреслами.

Тилар промолчал. При любых переговорах с вирами это было лучшей защитой.

— За последний гумор, который ты нам должен, — продолжал Беннифрен, — мы предлагаем особое вознаграждение. Карты окраинных земель.

— У нас есть карты, — сухо ответил Тилар.

— Вот как? А на них указано место, где держат в плену бродяг?

Тилар приложил все усилия, чтобы не показать своего жгучего интереса.

— На наших картах отмечена еще и дорога, ведущая туда, — добавил Беннифрен. — Все это — за несколько мгновений, которые тебе придется потратить…

Он впился в Тилара взглядом.

Тот понял, что отказаться не сможет. С такими картами на поиски уйдут колоколы, а не дни. От решения его зависит судьба Ташижана…

И все-таки он еще колебался. Отвел глаза, увидел Мейлан, которая, прислонясь к утесу, укрытая его тенью, покуривала трубку. Сестры ее расположились неподалеку.

Беннифрен истолковал его взгляд по-своему.

— Выбирай любую… я слышал, все они весьма искусны в этом деле.

Тилара пробил озноб. Но решение тем не менее было принято. Договоры нужно исполнять, к тому же место пленения богов — плата, которую невозможно не принять.

Он посмотрел на Беннифрена.

— Мое предложение — по одному образцу всех ваших карт. И сделка завершена.

— Слово сказано, и мы им связаны. — Беннифрен важно взмахнул ручонкой. — Итак, любая женщина на твой выбор, чтобы помочь высвободить семя. Мужчина, коль тебе угодно… или ребенок.

— Не нужно никого, — холодно сказал Тилар. — Достаточно уединения.

— Тогда, — Беннифрен развернулся на руках кормилицы и показал в обратную сторону, — тебе туда. Можешь воспользоваться моим шатром. Он самый большой и стоит в стороне, не ошибешься.

Они вернулись к костру, и Тилар, велев Кревану и Роггеру оставаться на местах, направился вместе с Беннифреном к его шатру.

Роггер крикнул вслед:

— Смотри не перестарайся! — И добавил: — Впрочем, нет, о чем это я? В таком деле…

Тилар покачал головой и, не дослушав, завернул за утес. Отдать сей долг и без шуток Роггера будет нелегко.

— Велю принести репистолу для гумора, — сказал Беннифрен и направил кормилицу в другую сторону. — И не беспокойся, тебе никто не помешает.

Тилар же пошел дальше, не сводя глаз с шатра. Никогда еще он не проливал свое семя ради Милости. Даже в Чризмферри. И другие-то гуморы отдавал без особой охоты. А этот, самый могущественный после крови, необходимый для великого множества алхимических составов, и вовсе давать отказывался. Сокровищницы гуморов пополняли боги. Будучи регентом, он не видел нужды вносить свой вклад.

До этой поры.

Ради Ташижана он вынужден уступить. Какую бы извращенную алхимию ни создали из его гумора, долги платить надо… Тилару вспомнилось вдруг единственное дитя, зародившееся от его семени. Давно умершее, убитое страданиями матери еще в утробе. Может, его семя и вовсе проклято?

Затем он вспомнил Катрин, светлые времена, когда они еще были вместе и жизнь казалась прекрасной, а череда предстоявших лет — бесконечной. Теперь-то он стал куда умнее. И понимал, что согласился на черную сделку. Но сделка эта сулила надежду на возвращение миру светлых времен.

Если не для него, то хотя бы для других людей.

Он дошел до шатра, отодвинул полог. Шагнул внутрь. Там царил мрак, плотные кожаные стенки не пропускали ни звездного, ни лунного света. Тилар задернул полог, радуясь темноте. Она сокроет его стыд. Но сможет ли он скрыться от себя самого?..

Додумать эту мысль он не успел.

Кто-то уже скрывался здесь.

В глубине шатра шелохнулись вдруг тени и породили фигуру в плаще, таком же, как у него. Вспыхнули мертвенным светом глаза на бледном лице.

К Тилару метнулся с поднятым мечом черный хаул.

— Перрил…

Пока вир с регентом обсуждали свой старый договор, Дарт выбралась из каменного круга тоже, подошла к воде. Села, обхватив руками колени, на узкую песчаную полосу и натянула на голову капюшон.

Холодало. В небесах копились тучи, обещая дождь, заслоняя тусклый свет звезд. Вода в сгустившейся темноте казалась черной и плоской, как стекло.

Брант подошел к девочке и опустился рядом на колени.

Она явно хотела побыть в одиночестве, подумать о чем-то своем, и чувствовал он себя неловко, собираясь ее побеспокоить. Но подозрения, которые его томили, ждать не могли.

— Дарт…

Она опустила голову еще ниже.

— Извини, если помешал.

Девочка провела по лицу рукой.

— Чего ты хочешь?

В ее голосе он услышал слезы и, тут же пожалев о своем вторжении, начал подниматься.

— Извини… я как-нибудь потом…

Дарт шмыгнула носом. Удержала его за плечо.

— Нет. В чем дело?

На этот раз голос ее прозвучал тверже. Она вытерла щеки рукавом, откинула капюшон и повернулась к мальчику.

На мгновение он утратил дар речи при виде ее лица, озаренного светом костра, — раскрасневшегося, с блестящими от слез глазами.

— Брант?.. — поторопила она.

Он заморгал, сглотнул комок в горле. Присел рядом наконец.

— Хочу спросить у тебя, пока никто не слышит… Ты сказала кое-что, может, я не так понял, но ты сказала это, когда мы подлетали на флиппере к Восьмой земле, и посмотрела на мой камень.

Он вытянул руку, раскрыл ладонь. Показал ей камень, снятый со шнурка.

Талисман потеплел, когда Брант приблизился к девочке. Значит, Щен был где-то рядом, следил за ними своими призрачными глазами. Щен… одна из причин, по которым он и подошел сейчас к Дарт. Хотел знать точно.

Щен… меч…

Меж бровей ее появилась морщинка.

— Не пойму, о чем ты.

— Ты кое-что сказала, — повторил он. — О камне. Я тогда не обратил внимания. А сейчас, после всех рассказов…

У Бранта даже рука задрожала, так хотелось ему надеяться. Если он прав, отец его погиб не напрасно, все было не напрасно.

Но прав ли он?

Дарт сказала о талисмане: «Какой красивый… ловит свет каждой гранью».

Сам он, впервые взяв его в руки, сказал отцу: «Просто камень».

Таким же невзрачным он казался и всем остальным. Брант ведь никому не рассказывал, откуда тот взялся, это была тайна между отцом и сыном.

Только Дарт, девочка с особым зрением, видела что-то другое.

Но то ли, что он подозревал, на что надеялся?

— Я вижу просто черный камень, — сказал он. — Обычный, тусклый.

Она бросила на мальчика слегка растерянный взгляд.

— Он вовсе не тусклый…

— Знаю. Ты видишь его другим. — Вытянутая рука с камнем задрожала еще сильнее. — Покажи мне то, чего больше никто не видит. Как Щена. И меч.

Взгляд ее прояснился. Поняла… но не все. Пока еще не все.

— Моя кровь… — начала она.

Брант кивнул.

И тут раздался крик совсем рядом, и, повернувшись, они увидели, что к ним бежит Лорр, высоко подняв горящий факел.

— Прочь! Убирайтесь отсюда!

Брант сжал камень в кулаке. Придвинулся к Дарт, готовый ее защищать. Но увидел, что Лорр смотрит вовсе не на них. А мимо.

На воду.

Мальчик быстро оглянулся.

Из черной реки поднимались темные фигуры… одни уже стояли во весь рост, другие всплывали, не колыша при этом водной глади, словно то была тень, а не вода. Две ближние скользили к берегу, направляясь к Дарт и Бранту, точно так же не вздымая волны.

Черные хаулы.

Числом — дюжина.

Брант и Дарт попытались вскочить на ноги, но увязли в рыхлом песке.

В следующее мгновение Лорр добрался до берега, перепрыгнул через обоих с проворством молодого оленя и ринулся к воде, вытянув факел навстречу подступающим хаулам.

— Сюда, мастер Брант! — заревел позади Малфумалбайн. — К костру!

Мальчику удалось наконец встать и поставить на ноги Дарт. Оба, утопая в песке, заторопились к костру.

Лорр вбежал в воду по колено, замахал факелом, выписывая в воздухе огненную дугу. Хаулы, с мечами наготове, отступили на шаг. Они кутались в тени, но свет горящей головни на мгновение разогнал тьму, озарил бледные лица давно умерших.

— Скорее, к огню! — крикнул Лорр вслед Бранту и Дарт.

И сам попятился из воды, продолжая размахивать факелом перед рыцарями-демонами. Этим двоим огонь не позволял подойти. Но в стороне неотвратимо приближались к берегу остальные хаулы, все так же беззвучно, сверхъестественным образом не тревожа водную гладь.

Лорр не смотрел на них, сосредоточившись на ближнем противнике.

И это было ошибкой.

За спиной у него вынырнул откуда ни возьмись еще один демон, захватив следопыта врасплох. Воды там было по щиколотку, никто на месте Лорра не подумал бы, что на такой глубине можно затаиться. Но Брант знал, что всплывали эти твари на самом деле не из воды. А из тьмы, что растекалась по ее поверхности подобно маслу.

Дарт закричала в ужасе.

Слишком поздно.

Рыцарь-демон нанес Лорру удар в спину. Поднял его на клинке, тело следопыта выгнулось дугой. Из лезвия хлынули тени, пожирая плоть. И с последним дыханием своим Лорр издал клич охотника, взявшего след.

Но туда, куда уходил он охотиться ныне, друзья отправиться за ним не могли.

Демон сбросил его тело с клинка. Оно с плеском обрушилось в воду.

Прочие хаулы были почти у самого берега.

Кто-то вцепился Бранту в плечо, мальчик вскрикнул.

Но это оказался Креван. Другой рукой пират ухватил Дарт и чуть не волоком оттащил обоих в освещенный круг.

— Держитесь у огня! — рявкнул он. — Это единственное спасение.

— А вы куда?.. — начал Брант.

Креван завернулся в плащ теней, нырнул во тьму. До мальчика донеслось:

— За Тиларом.

Они кружили внутри шатра, свивая и развивая тени. Даже когда клинки не скрещивались, шел бой — оба испытывали друг друга, отвлекая внимание противника, пытаясь вынудить его открыться. Уходы, ложные выпады, обманные движения и развороты. Медленный, смертоносный танец.

Тилар хорошо выучил в свое время приемы Перрила…

В руке его был Ривенскрир. Клинок, лучившийся серебряным внутренним сиянием, подобный лучу лунного света, обретшего материальность. Единственное оружие, способное противостоять клинку рыцаря-демона.

Меч Перрила блистал зеленым огнем — той самой отравой, что разъедала сейчас наэфрина и Тилара.

Словно читая его мысли, демон наконец заговорил, голосом тихим и низким, исполненным злорадства:

— Ты отравлен кровью Чризма, черной Милостью древней вражды и гнева. От яда этого нет исцеляющего средства ни в Мириллии, ни в наэфире. Ты обречен. Уж лучше сдайся и умри быстро. Я окажу тебе последнее милосердие…

Тилар не ответил, снова споткнувшись из-за больного колена. Грудь жгло огнем при каждом вдохе, в подтверждение сказанного Перрилом. Они сходились уже дважды, и в последний раз Тилар еле устоял на ногах, отразив атаку демона благодаря скорее удаче, чем боевому умению.

Он все гадал, каким образом Перрилу удалось его найти. Засаду подстроили виры? Или черный хаул шел на запах отравы, о которой только что говорил? Как собака по следу?

Как бы там ни было, он должен выстоять. Любой ценой.

Снаружи слышались крики — Перрил явился не один. Но прежде чем помочь друзьям, необходимо одолеть предводителя. Возможно, убей он Перрила, остальные демоны попросту разбегутся.

Только как это сделать?

Однажды он уже нанес Перрилу удар Ривенскриром. В грудь. И все же не убил проклятое чудовище. Но если отрубить голову… даже хаул навряд ли продолжит бой.

Только на это оставалось надеяться.

Тут под ногу подвернулся корень. Чтобы не упасть, пришлось опустить для равновесия меч. И открыться. Перрил мгновенно превратился в стремительный вихрь теней. Тилар успел оценить красоту выпада. «Щучий узел». Он попытался блокировать его «метельщиком», но знал, что не получится.

Внезапно хлопнул полог шатра, и внутрь влетел еще один теневой вихрь.

И обернулся рыцарем.

Креван с ходу ринулся в атаку. Но Перрил и тут не оплошал. Он развернулся на каблуках с быстротою тени, отклонившись в сторону, и в следующее мгновение целил уже в шею Кревану.

Тот закрылся, но недостаточно быстро.

Меч Перрила полоснул по запястью, разрубив его до кости.

В иное время пират не дрогнул бы. Но эту рану ему нанес не обычный клинок. Креван с воплем отшатнулся, тени, словно вода, стекли с его плаща. Кровь брызнула из раны, но вымыть отраву не смогла. От запястья вверх по руке поползла порча, на глазах обращая плоть в гниль.

Тилар вспомнил брата-близнеца Малфумалбайна, страшную гибель великана от этого же яда.

Креван взмахнул мечом, заставив Перрила отступить.

Тилар тоже атаковал. Он выхватил второй клинок искалеченной рукой, мгновенно отозвавшейся болью, и ударил. Но не Перрила, а Кревана.

По раненой руке. И отсек ее до плеча, куда еще не добралась отрава. Затем толкнул пирата к выходу и выпихнул его наружу.

Тяжелый кожаный полог упал на место, Тилар отмахнулся Ривенскриром от Перрила, который тут же бросился на него. «Не горячись, мальчик…» — с этой мыслью он швырнул на пол рыцарский меч и высоко занес оружие, некогда расколовшее мир.

Меч богов, единственную надежду.

Весь мокрый от пота, изнемогая от боли в руках и ногах, Тилар двинулся навстречу предводителю демонов. Пусть обреченный, он знал, что должен сделать.

«Закончим этот танец».

— Ниже, — сказал Роггер, дернув Бранта за рукав.

Все пригнулись к земле вокруг костра, спиной к огню. Брант опустился на одно колено. Вор скрючился рядом, за ним чуть ли не на животе лежал Малфумалбайн. Калла по другую сторону костра вглядывалась во тьму, в которой исчез Креван.

Дарт сидела, закрыв лицо руками. Лорр погиб, но на том смертоубийство не кончилось. Хаулы уничтожали виров. Со всех сторон неслись крики.

Мгновение назад мимо пробежала, завывая, женщина с огромными руками и ногами. Брант попытался зазвать ее к костру, но разум виры был под стать ее низкому лбу, да и страх погасил последнюю искру понимания.

Миг — и тени с одной стороны от нее расступились, оттуда вылетел клинок, рубанул по шее. Тело сделало еще несколько шагов, рухнуло наземь. Голова покатилась дальше, словно надеясь еще найти спасение в бегстве.

Подобие безопасного убежища отыскали только странные женщины-близнецы под предводительством Мейлан. Они забрались на вершину утеса, где тоже горел костер. И время от времени скатывали оттуда по склонам горящие головни, отпугивая хаулов.

Они поняли, в чем таилась истинная опасность.

Хаулы кружили у костров, выискивая возможность прорваться за границу светового круга.

Как они могли проскользнуть, объяснил Бранту Роггер, заставив мальчика пригнуться ниже:

— Если твоя тень дотянется до предела, за которым становится темно, по ней-то они к тебе и проберутся.

Брант сел на пятки.

— А что будет, когда дрова кончатся? — спросил Малфумалбайн, старательно распластываясь по земле.

Роггер покачал головой.

— Ручищи у тебя длинные… подпрыгнешь да оторвешь пару веток.

Великан, словно всерьез задумавшись над предложением, уставился на древесную крону над головой.

Дарт вдруг тихо сказала:

— Брант… твой камень…

Роггер услышал.

— Вряд ли он нам поможет, малышка. — Вор подумал, видимо, что она цепляется за ложную надежду, как великан, не сводивший теперь взгляда с ветвей. — Этими тварями правит не песня-манок. И…

Брант жестом попросил его замолчать. Он и забыл о камне, который до сих пор сжимал в кулаке.

Дарт придвинулась, уже с кинжалом наготове.

Она поняла…

Брант чуть откинулся назад, раскрыл ладонь с камнем.

— Эй, что это вы затеяли? — спросил Роггер, тоже придвигаясь.

Брант не ответил. Сейчас… если получится, и так станет ясно.

Дарт заглянула ему в глаза, испуганно и все же решительно. Он опустил другую руку ей на колено. И не стал убирать.

Кончиком кинжала она уколола себе палец. Выступила капля крови, огненно-красная в отблесках костра. Скатилась и упала на тусклый черный камушек.

И в ладони Бранта вдруг вспыхнуло пламя. Но не настоящее.

Мальчик, забыв обо всем, загляделся… камень, смоченный кровью Дарт, засиял. Открылась его истинная суть, и отблески костра заиграли в нем, переливаясь.

Это был великолепный черный алмаз.

Вновь вспомнились слова Дарт. «Какой красивый… ловит свет каждой гранью».

Роггер и тут не изменил своему шутовству. Сказал:

— А Кеорн-то, не будь дураком, скрыл его истинный вид.

И хлопнул Бранта по плечу.

— Хорошо сделано!

Он тоже понял. Сам ведь и упомянул о том, что пробудило у Бранта подозрения. О первом рыцарском мече, который выковал Чризм, — с черным бриллиантом в рукояти.

Вор склонился над камнем.

— Чризм пытался, видимо, создать подобие Ривенскрира. Каким его помнил, во всяком случае.

— Но почему же алмаз тут? — спросила Дарт. — Когда должен быть в рукояти?

— Его вынул Кеорн, — ответил Роггер. — Заменил какойто подделкой, похожим камушком, чтобы одурачить отца. Вот он — изъян меча… Подделка, видимо, пропала во время Размежевания, но настоящий алмаз, равно как и клинок, оказался в Мириллии. Меч — у Чризма, а сердце его — у Кеорна. Обе части целого.

— Алмаз нужно передать Тилару, — сказала Дарт.

— Как? — Роггер посмотрел по сторонам, покачал головой.

Брант тоже поднял взгляд.

Сияние алмаза, казалось, привлекло к ним всех хаулов. Тьма, окружавшая освещенное пространство, кишела ими, как мотыльками, слетевшимися на огонь, шевелилась и шуршала.

— Нам не выйти отсюда, — сказал Роггер. — И напасть им не дает только пламя.

Словно бы в ответ на эти слова, небеса разверзлись.

Сперва упали редкие крупные капли, но дождь быстро перешел в ливень. Костер зашипел, угасая.

Круг света начал сжиматься.

 

Глава 21

ТРОН ВЕДЬМЫ

— Какого черта воет эта псина? — раздраженно буркнул Аргент.

Катрин промолчала. Досада старосты была понятна — собачий вой звучал как похоронный плач по всему Ташижану. Ее саму это тревожило не на шутку, и в глубине души Катрин боролась с отчаянием.

Геррод слегка придвинулся к ней. Лицо его скрывала, как всегда, бронзовая маска, но Катрин знала, что его мучают те же дурные предчувствия.

Скорбным воем заходилась буль-гончая Лорра.

Что могло означать лишь одно.

Геррод легонько сжал ее руку. Бронзовые пальцы были холодны, но прикосновение их все равно ее согрело.

— Не тревожься, — тихо сказал он. — Собака может выть по разным причинам.

Она кивнула.

Аргент дернул за рукав Хешарина.

— Так… покажите, где мы разместим алхимию, когда двинется лед.

— Я… я не совсем… — прохрипел толстяк мастер, бледный как мертвец.

Вместо него ответил Геррод, ткнув в два места на карте:

— Здесь и здесь.

— Благодарю, мастер Роткильд, — сказал Аргент, с усталым видом отвернувшись от Хешарина. — Сколько ее понадобится?

— Трудно сказать, — ответил Геррод. — Мы истратили уже так много желчи…

— Ты! — взвизгнул вдруг Хешарин. — Ты ее истратил, помогая сбежать регенту! И теперь мы все умрем!

— Хватит! — рявкнул на него Аргент. — Или дело говорите, или заткнитесь!

Хешарин попятился — на цыпочках, что для такого грузного человека казалось невозможным. Он прижался к стене, где все так же, с прямой спиной, пряча руки в муфте, стояла Лианнора. Единственным признаком смятения ее чувств был выбившийся из прически серебристый локон. Впрочем, время от времени она пыталась убрать его на место.

— Когда же Ульф атакует? — спросил Аргент. — Ночь наступила, а мы еще держимся.

— Еще рано, видимо, — сказал Геррод. — Самая холодная часть ночи — перед рассветом. Хотя напасть он может в любое время.

С лестницы донесся крик часового, застучали по коридору торопливые шаги, и все повернулись к двери. Катрин взялась за рукоять меча.

Мгновением позже на пороге остановилась, схватившись за косяк, чтобы не упасть, знакомая фигура. Лицо бледное, на голове — окровавленная повязка.

— Делия? — подался вперед Аргент. — Что с тобой?

— Ведьма выступила! — с трудом выговорила запыхавшаяся девушка. На шее ее виднелась свежая, не запекшаяся еще кровь. — Она пробралась со своим воинством в нежилые части первых четырех уровней!

Делия шагнула в комнату, покачнулась. Аргент кинулся к ней, поддержал. Подвел к столу. Там она высвободилась и, тяжело дыша, уперлась обеими руками в стол.

— Эти уровни надо осветить, — сказала. — Создать огненный заслон.

Катрин торопливо обошла стол кругом, приблизилась к ней.

— Вы уверены, что Мирра вырвалась из подземелий?

— Да, — решительно ответила Делия.

Взгляд ее был ясен и тверд. Катрин поняла, что слова девушки не бред, вызванный полученным по голове ударом.

Она обратилась к юному оруженосцу, который в ожидании указаний сидел в углу на перевернутом ведре.

— Беги вниз, к начальнику стражи, — велела Катрин. — Знаешь его?

Юноша кивнул.

— Передай, пусть разожгут огонь на нижних четырех уровнях. Сами соберутся на пятом. Все ясно?

Ответа она не дождалась — оруженосец уже выбежал в дверь.

Катрин повернулась к столу.

Староста тем временем принялся расспрашивать дочь:

— Где же ты была? Разве не наверху, со всеми Дланями?

Упрека в его тоне не слышалось, одно лишь беспокойство.

— Нет, — ответила Делия. — Я была внизу, куда меня заманили обманом. Капитан ольденбрукской стражи…

Тут ее перебили.

— Стен? — Лианнора оторвалась наконец от стены, сделала шаг вперед. В голосе зазвучало смятение. — Где он? Почему не пришел до сих пор?

Делия увидела ее — Длань из Ольденбрука, одетую в великолепный белоснежный наряд. Глаза девушки недобро сверкнули.

Катрин заметила это. Лианнора — нет. Она сделала к Делии еще шаг.

Та оттолкнулась от стола, развернулась ей навстречу.

Катрин поняла — что-то не так. Всегда спокойная, уравновешенная Делия сжала кулаки.

— Что с ним случилось? — спросила у нее Лианнора.

Вместо ответа Делия с размаху ударила ее кулаком в лицо.

Хрустнули кости, голова Лианноры запрокинулась. Отброшенная ударом к полкам с картами, Длань Ольденбрука не удержалась на ногах и тяжело осела на пол. Из сломанного носа хлынула кровь.

Все изумленно уставились на Делию. Не сошла ли та с ума?

Девушка откинула с лица выбившуюся прядь волос. Отворачиваясь от Лианноры, снова чуть не упала. Схватилась рукой за стол.

— По ее приказу мне должны были свернуть шею, — сказала она. — И свернули бы, не случись рядом мастера Орквелла…

Хешарин, услышав это имя, оживился.

— Мастера Орквелла?

Делия, не обращая на него внимания, закончила:

— …который на самом деле — раб-аки.

— Что? — возопил Хешарин и схватился за голову, мокрую от пота. — Сладчайший эфир, а я-то… как я позволял себе обходиться с ним… раб-аки!

Он застонал столь горестно, словно неуважительное отношение к мастеру было страшнее, чем падение Ташижана.

Катрин повернулась к нему спиной, попросила Делию:

— Расскажите нам все.

Та быстро поведала о происшедшем. И напоследок сказала с надеждой:

— Орквелл обжег Мирру. Насколько сильно, не знаю. Но похоже, это лишило ее на время сил. И заставит, возможно, действовать опрометчиво.

Аргент посмотрел на дочь не без гордости.

— Да, опрометчивость ее нам больше на руку, чем холодный расчет. — Губы его тронула слабая улыбка. — Значит, обжег… Отсюда следует вывод: кого можно ранить…

— …того можно убить, — закончила, рассудительно кивнув, Делия.

В этот момент Катрин заметила, что сходство меж ними куда глубже, чем можно судить по одинаково упрямым подбородкам и разрезу глаз. Аргент как будто тоже понял это. Шагнул к дочери.

— Вызову лекаря, пусть посмотрит голову.

— Само пройдет, — хмуро отмахнулась она.

— Орквелл отправился в подземелья? — подал голос Геррод.

— Да, — ответила Делия.

— Зачем? Что ему там понадобилось?

— Тайное логово Мирры. Больше он ничего не сказал.

Лица своего друга Катрин не видела, но почувствовала тем не менее, что он встревожен.

— В чем дело? — взволновалась и она.

— Кажется, я догадываюсь, что он задумал, — пробормотал Геррод.

— Что? — спросил Аргент.

Геррод повернулся к старосте.

— Опасность в…

Договорить ему не удалось. Внезапно так громко, что заглушил даже вой буль-гончей, затрубил рог.

Призывая к бою.

Но зов его донесся не сверху, где шло сражение с духами ветра.

— Трубят внизу, — произнес Геррод.

Делия кивнула.

— Ведьма идет…

— Не отставайте, — в очередной раз предупредил Орквелл, спускавшийся по узкой лестнице первым.

Факел его горел странным красным пламенем. Промасленный конец мастер окунул в порошок, на смешивание которого еще наверху потратил изрядную часть колокола. Огонь в результате не давал дыма, зато распространял сладковатый запах, напоминавший Лаурелле о свежескошенном сене.

Они с Киттом несли по фонарю. Юный следопыт шел последним и то и дело оглядывался. Давно остался позади последний населенный уровень, и спустились они уже так глубоко, что Лаурелла ощущала давление нависшей над головой скалы. Ступени здесь были узкие, вырубленные в камне словно бы наспех.

«Может, стоило послушаться стражников и не ходить сюда?» — думала девочка. Те, по правде говоря, и пропускать их не хотели, поскольку староста запретил. Но Орквелл пошептал каждому на ухо — то ли посулил что-то, то ли пригрозил… это так и осталось неизвестным. Только стражники выпучили глаза, покосились на красный знак у него на лбу и быстро подняли ворота. Потом, едва дав им пролезть, так же быстро опустили.

Явно боялись, что ведьма успеет выскочить.

Лауреллу томил похожий страх.

— А вдруг она вернется раны зализывать? Или учует, что мы здесь?

— Тогда мы, скорее всего, умрем, — ответил Орквелл. Спокойно и уверенно. — Поэтому лучше поторопиться.

И только он сказал это, как факел у него в руке ярко вспыхнул. И словно бы вскрикнул кто-то… возможно, сама Лаурелла, но про себя. Пахнуло мерзкой гнилью, как будто где-то неподалеку лежал разлагающийся труп.

— Ужас, — сказал Орквелл. Однако имел он в виду не запах. — «Змеиное гнездо», охранные чары. Наткнись мы на него, пали бы мертвыми на месте.

Он вытянул руку с факелом вперед и двинулся дальше.

Огонь его спалил еще две такие же преграды. Последняя вспыхнула под самым потолком, и Лаурелла успела разглядеть, что весь он разлинован блестящими полосами, похожими на стекло.

— Текучий камень, — объяснил Орквелл, заметив, куда она смотрит. — Он образуется под воздействием Глума, еще будучи расплавленным. Жилы его залегают глубоко под землей и редко попадаются людям. Нужно будет все здесь очистить, если останемся живы.

— Очистить? Как? — спросила Лаурелла.

Орквелл поднес факел к одной из стекловидных полос. Когда огонь опалил камень, тот задымился, снова пахнуло гнилью. На этом месте появилось белое пятно. Отодвинув факел, старик сказал:

— Глум выжигается особым алхимическим огнем.

Миновав последнее препятствие, они вошли в комнату, которая выглядела как пузырь, выдутый кем-то внутри огромной жилы текучего камня.

Китт поморщился.

— Чтобы очистить все это, понадобится много огня, — сказал он, медленно поворачиваясь кругом.

Орквеллу как будто тоже стало не по себе.

— Тут, видно, ураган Глума бушевал. Похоже на выплеск наэфира, который случился, возможно, сразу после Размежевания, когда боги только попали в наш мир.

Комната пустовала, если не считать странной кривой колонны из стеклянистого камня, которая походила на струю, стекавшую сверху, когда он был еще расплавленным, и застывшую в движении. Лаурелла обошла вокруг нее. На колонну упал свет факела Орквелла, внутри показались вдруг человеческие лица с разинутыми в крике ртами. Потом свет сдвинулся, и они исчезли.

— Ведьмин трон, — сказал Орквелл. В колонне виднелась ниша, достаточно широкая, чтобы в нее можно было усесться. — Здесь она беседует с обитателями наэфира.

Китт наклонился над каким-то выступом у стены. Орквелл замахал ему рукой, веля отойти.

— Это черный алтарь, мой юный следопыт, — сказал мастер. — Разве ты не чуешь запаха крови?

Китт торопливо попятился.

— После гари ведьминых преград ничего не чую.

Орквелл кивнул.

— Да это, пожалуй, и не запах. Представь, что ты в поле, где некогда бушевала битва. Оно давно поросло травой. Но если постоять очень тихо, можно услышать тень запаха пролитой крови, эхо страдания.

Китт и Лаурелла обменялись взглядами. Придвинулись друг к другу, стараясь держаться подальше и от стен, и от трона. Лаурелла с трудом подавила желание немедленно бежать отсюда.

Орквелл еще раз обошел вокруг колонны. Провел факелом снизу доверху по всей ее высоте. Опять остановился перед троном. И сказал:

— Она двинулась в атаку.

— Мирра? — взвизгнула Лаурелла.

Старик не ответил. Опустил голову, шагнул к трону.

— Времени не осталось.

— И что же нам делать?

Орквелл указал на колонну, обвел рукой комнату.

— Закройте глаза. Уберите мысленно весь обычный камень так, чтобы остался лишь текучий. Знаете, что вы увидите?

Лаурелла попыталась это сделать. Увидела переплетение стеклянистых жил, сквозь которое прорезалась лестница, что привела их сюда.

— Гигантский водоворот черного пламени, застывшего и обратившегося в текучий камень. Зовутся такие выплески наэфира нарывами. Мне уже приходилось их видеть, но маленькие. Столь же огромный — никогда. — Старик отвернулся от колонны. — И хотя это пламя наэфира давно обратилось в камень, оно все еще горит… А там, где есть огонь?.. — Он вопросительно глянул на Лауреллу.

Девочка вспомнила полученный сегодня урок.

— Там есть и тень.

Суровые черты Орквелла смягчила усталая улыбка.

— Хорошо… Этот огонь тоже отбрасывает тень. Но не обычную.

— Глум, — сказала Лаурелла.

Он улыбнулся шире.

— Точно. Вам стоит совершить паломничество к Такаминаре. Думаю, вы с ней поладите.

Старик снова повернулся к колонне.

Теперь Лаурелла, взглянув на нее тоже, без труда представила застывший огненный водоворот.

— Все верно, — сказал Орквелл. — Этот огонь отбрасывает Глум, как чистое пламя — тень. Но что еще страшнее, он дышит силой, которая вздымается вверх, питает ведьму и ее ужасное воинство. И если мы хотим помочь Ташижану, нам нужно перекрыть этот источник.

— Как?

Он устремил взгляд на трон.

— Погасив огонь. Сила течет к ведьме из наэфира через эту колонну.

— Но как погасить его, если он стал камнем? — спросил Китт.

Лаурелла вспомнила действия мастера на лестнице.

— Очистив его… огнем, — сказала она.

Орквелл бросил на нее взгляд.

— Вы продолжаете меня удивлять, госпожа Хофбрин. — И снова уставился на трон. — Да, нужно очистить сердцевину нарыва. Выжечь из него яд. Противопоставить огню огонь.

Он шагнул к нише.

Девочка вдруг почувствовала страх. Не хотелось, чтобы мастер подходил слишком близко к нечистому огню… Но он остановился. Достал мешочек с порошком — тем самым, в который окунал факел. Развязал его и принялся сыпать порошок себе на голову, плечи, грудь, спину.

— Что вы делаете? — удивилась она.

— Для очищения такого места мало одного огня, — ответил Орквелл. — Кто-то должен войти в костер, в самое пламя. Это единственная возможность остановить ведьму. Сила, протекающая здесь, велика… одно касание — и будут выжжены полностью воля и разум, и человек подчинится тем, кто обитает в наэфире. — Он подошел к нише. — Видимо, именно это и произошло с Миррой. Случайно ли она забрела сюда или по чьей-то злой воле, но, сев на трон, тут же пропала навеки. Однако если на него сядет человек, который был очищен…

И снова Лаурелла поняла, о чем он говорит.

— Нет!

— Я должен. Другого пути нет. — Орквелл протянул ей свой факел. — Когда сяду, вы меня подожжете.

Катрин громко, перекрикивая зов рога, приказала:

— Еще огня! Несите факелы! Где масло?

Она ставила огневой заслон на шестом этаже. Нижние пять были уже потеряны. У защитников Ташижана осталось всего десять уровней, где и собрались уцелевшие.

Снизу, блистая доспехами, на которых играл свет факелов, поднялся Геррод, с горсточкой рыцарей в обгорелых плащах. Во время отражения ведьминой атаки им пришлось нелегко. Тот самый огонь, что отгонял черных хаулов, рассеивал и тени, лишая рыцарей укрытия и скорости.

К тому же их было мало — наверху по-прежнему шло сражение с духами ветра, силы приходилось дробить.

Миновав пикет, Геррод остановился рядом с Катрин.

— Это последние, — сказал он.

Рыцари, пришедшие с ним, зашагали дальше, наверх. Один нес на плече раненого — а может, мертвого — товарища. Тело того дымилось. Из-под плаща свешивалась обугленная рука.

— Разойдись! — закричали сверху.

На лестнице показались двое, катившие бочонок с маслом. Рыцари посторонились, помогли придержать его, чтобы не вырвался из рук.

— Если добавим еще огня, — озабоченно сказал Геррод, — как бы нам не спалить нижние этажи дотла. Штормовая рухнет…

У Катрин перед глазами встала обугленная рука.

— Лучше чистый огонь, чем порча Мирры.

И тут ужасный звук донесся снизу, исполненный отчаяния и муки.

Не крик человека. Не вой демона.

Ржание лошади.

…Когда духи ветра пошли на первый приступ, Катрин вспомнила о конюшнях. Жалкие тростниковые крыши были скверной защитой от крылатого воинства лорда Ульфа. Поэтому она переправила всех лошадей и конюхов на нижний уровень Штормовой.

— Коней мы вывести не смогли, — сказал Геррод. — Они отказывались подниматься по лестнице. Да еще столько факелов кругом… Главный конюший пытался прикрывать им глаза попонами, но лошади были слишком напуганы…

— А сами конюхи? — Катрин вспомнила, как те, не желая бросать своих питомцев, оставались с ними в холодных конюшнях.

Геррод покачал головой.

— Не знаю. Им велели уйти, но…

В последние полколокола царил такой хаос, что за всем уследить было невозможно.

— Я спущусь, — сказала Катрин.

— С ума сошла? — рассердился он.

— Она убьет лошадей. Нарочно, самым жестоким образом. Потому что знает, как я люблю их. И вдруг там остался кто-то из конюхов…

— Рисковать из-за них… — Геррод осекся. — Прости. Я не то хотел сказать.

Она коснулась его руки.

— Понимаю. Тем не менее все они достойные, добрые люди. Возьму с собой несколько рыцарей… всего лишь посмотреть, вдруг кто-то и впрямь остался.

Говоря это, Катрин знала, что так оно и есть.

Геррод, неподвижная бронзовая статуя, долго смотрел на нее молча. Потом сказал тихо:

— Иди.

Единственное слово, произнести которое ему стоило немалых усилий.

Катрин понимала это и никогда еще не испытывала большей любви к своему другу. В разрешении его она не нуждалась. Но в поддержке — всегда.

Она повернулась к рыцарям охраны.

— Бастиан, Тиллус. Пойдете со мной.

Те не стали задавать вопросов, сразу подошли. Оба носили знак Огненного Креста, но в этот день не раз уже успели показать себя отважными и искусными в бою. Катрин объяснила, что собирается сделать. Они кивнули, быстро подготовили необходимое.

— Вперед. — Катрин миновала пикет, повернулась к Герроду. — Отправь весть наверх, Аргенту.

Он поднял в знак понимания бронзовую руку. В следующий миг, шагнув за поворот лестницы, Катрин потеряла его из виду.

Здесь еще горели настенные факелы, но через несколько витков не осталось ни одного. Ступени уходили в глубокую тьму.

И хотя Катрин знала, что таится в этой тьме, она по-прежнему была рада теням. Впитала их силу в плащ. Накинула капюшон, натянула масклин. Сопровождавшие ее рыцари сделали то же самое.

На некоторых этажах горели в дальних коридорах одинокие огоньки. Но сама лестница оставалась темной. Приближаясь к нижнему уровню, Катрин удвоила осторожность.

Лошадь больше не ржала.

На последнем витке стал виден свет внизу. Не костра и не факела. Гнилостное зеленоватое сияние. Катрин, потянув меч из ножен, подала рыцарям знак. Прижалась к наружной стене, они отступили к внутренней.

Оставалось всего несколько ступеней. Глаза Катрин привыкли к темноте, сейчас она легко отличила бы демона от тени. Вблизи, конечно.

Но где же они все?

Ни одного часового на лестнице…

Катрин остановилась. Осторожно выглянула. И увидела лошадь на полу. В луже крови, с перерезанным горлом. Озаренную зеленым сиянием.

Источник сияния находился рядом.

Колдовской посох — на который опиралась Мирра.

Выглядела старуха настоящим чудовищем. Волос на голове не осталось. Половина лица являла собой сплошной ожог. Дело рук Орквелла.

— Быстрее, мальчик! — вскричала она вдруг и взмахнула посохом.

Внимание Катрин привлекло движение справа. Чтобы лучше видеть, она немного отодвинулась от стены.

Из загона, устроенного возле главных ворот, вывела коня маленькая фигурка.

Катрин узнала обоих.

Пегий жеребец, белый с черным.

Камнепад.

Ноги его тряслись, бока ходили ходуном — он чуял кровь, слышал, конечно же, предсмертное ржание убитой лошади. И все-таки покорно шел сейчас за тем, кому доверял.

В поводу его вел Мичелл.

Ноги у мальчика дрожали не меньше.

— Это ее любимый конь? — спросила Мирра.

— Д-да, госпожа. Пожалуйста… пожалуйста, не трогайте отца…

Мирра опять взмахнула посохом. Катрин пришлось спуститься на две ступеньки, чтобы увидеть, куда она указывает. Глазам открылось еще одно кошмарное зрелище. На дальней стене коридора, пригвожденный к ней за руки арбалетными стрелами, висел отец Мичелла, конюх Полл.

Его караулили хаулы — тьма у стены была плотнее и шевелилась.

— Сынок… — >— простонал он. — Я же велел тебе уйти… зачем ты остался?

— Пожалуйста, отпустите его…

Катрин поняла, что произошло. Старший конюх не смог бросить лошадей. Но всех своих подручных отослал. Сын же не захотел оставить отца и то ли прокрался обратно, то ли гдето спрятался. Как бы там ни было, обоих нашли. И обратили их любовь против них.

— Отпущу твоего отца, как закончим, — с притворной ласковостью сказала Мирра. — Веди-ка сюда этого красавчика.

В руке старуха сжимала острый серп.

Мичелл, с заплаканным лицом, побрел вперед. Плечи мальчика сотрясались от рыданий.

Катрин вернулась обратно на ступеньку, отпустила тени, чтобы ее увидели сопровождающие рыцари. Жестами показала, что делать. Затем подняла руку, растопырила пальцы. И начала загибать по одному.

Как только рука ее сжалась в кулак, вспыхнули два крохотных огонька. Рыцари подожгли фитили принесенных с собой бочонков с маслом. И в следующий миг метнули их, попав в точности туда, куда хотела Катрин.

Один взорвался огнем над мертвой лошадью, между ведьмой и мальчиком. Второй полыхнул в сгустке хаулов возле распятого конюха.

В тот же миг в коридоре нижнего этажа оказались и трое рыцарей теней. Бастиан и Тиллус кинулись к конюху, каждый с двумя факелами, которые они подожгли на бегу, сунув их в свежеразгоревшееся пламя.

Катрин тоже подпалила одну головню. И громко свистнула.

Камнепад, когда взорвались бочонки, встал в испуге на дыбы, опрокинув мальчика. Но, услышав знакомый призыв, ответил, ринулся к ней. Силы в тенях ее плаща, несмотря на яркий огонь, оставалось еще достаточно, чтобы взлететь птицей на спину жеребца. Катрин развернула его к Мирре и вскинула меч.

Старуха, однако, сдаваться не собиралась.

Мгновенным движением она схватила Мичелла за волосы и приставила к горлу мальчика серп.

— Нет! — вскрикнул Полл.

У ног его отчаянно сражались с хаулами, орудуя горящими головнями, два рыцаря. Но никак не могли пробиться к стене, чтобы освободить конюха.

С высоты конской спины Катрин увидела, что из дальних проходов в коридор вливаются еще толпы демонов. Позади тоже слышался шорох плащей — лестница, по которой они сюда спустились, обратилась в струящийся поток тьмы.

Ловушка.

У Катрин перехватило дыхание. Она и не подозревала, как велико на самом деле воинство ведьмы. Хватило бы заселить Ташижан…

Мирра заговорила:

— Ты удивила меня, Катрин, — и голос ее звучал так привычно… — Я думала, не одну лошадь придется убить… а то и мальчишку, пока заманю тебя сюда.

— Зачем? — с трудом выговорила Катрин единственное слово, вместившее множество вопросов.

Ответ, однако, оказался простым.

— Хочу получить обратно свою подвеску.

Перед Катрин стояло воплощение безумия.

— И заставить тебя страдать… ох как страдать — за боль, которую ты мне причинила… с этим лживым раб-аки. — Старуха сплюнула на пол. — Я хотела просто наслать на тебя свое воинство, как огонь на солому, но теперь, после этого ожога… ты будешь кричать, подыхая.

Их взгляды встретились.

— Начнем же… сперва я разделаюсь с мальчишкой.

Лаурелла помотала головой.

— Я не смогу вас поджечь.

Орквелл протянул факел Китту. Мальчик попятился и чуть не упал, наткнувшись на черный алтарь. Тогда мастер снова повернулся к Лаурелле.

— Вы должны это сделать, госпожа Хофбрин.

Она прижала руки к груди.

Он опустил факел, шагнул ближе.

— Посмотрите на меня, Лаурелла.

Девочка неохотно подняла голову, увидела перед собой молочно-белые глаза.

— Вы помните, какой богине я служу? — спросил он, удерживая своим твердым взглядом ее взгляд. — Огонь — мое утешение. Моя страсть. Я делаю то, что хочу сделать. Не скажу — с радостью. Не стану лгать. Но жизнь порой просит от человека многого, и он либо отвечает ей всем сердцем, либо трусливо пятится к могиле.

Лаурелла тяжело вздохнула.

Он почувствовал ее колебания.

— Знаю, вам кажется ужасным то, о чем я прошу. Но я рабаки. Нас учат не чувствовать жжения огня, владеть собой до конца. Только я в силах это сделать… — Он бросил взгляд вверх. — А там, пока мы мешкаем, гибнут люди.

Она тоже подняла глаза. Не в поисках ответа, но прося прощения. Он понял, что она приняла решение, и улыбнулся.

— Очень хорошо, госпожа Хофбрин.

Спасти мальчика Катрин не могла.

Ее окружало море черных хаулов. Бастиана и Тиллуса загнали в угол. Она боялась, что живы те до сих пор лишь по желанию ведьмы. Чтобы было с кем еще поиграть.

— Не отворачивайся, — сказала Мирра. — Не то я заставлю его страдать сильнее.

Катрин и не собиралась отворачиваться. Мичелл застыл в ужасе. Все, что она могла, — это не покидать его… хотя бы взглядом. Испуганные, полные слез глаза мальчика молили о спасении.

Пенни. Оруженосцы. Теперь Мичелл…

— Как? Ни слезинки о мальчике?

Катрин посмотрела на Мирру.

— Вы сами меня учили. Слезы подождут. Сперва убей врага, потом оплакивай павших.

Мирра захихикала:

— Тебе будет кого оплакивать, поверь, — и высоко занесла серп.

— Нет! — простонал конюх.

Катрин же просто устремила взор на Мичелла, не скрывая любви и горя.

И заметила вдруг, что поднятая рука Мирры задрожала.

По коридору словно ветер пронесся, хотя воздух не шелохнулся. На мгновение раздул пламя ярче, заставив хаулов отшатнуться.

Катрин этого мгновения не упустила. Пришпорила Камнепада. Но жеребец, предугадав, как обычно, ее намерение — то ли по движению ног, то ли просто хорошо зная ее — уже летел вперед. И одним скачком преодолел гряду пламени, что отделяла их от ведьмы.

Мирра вскинула навстречу голову, завопила. Выронила серп.

Уж теперь-то точно удивилась…

Катрин вложила всю ярость в удар мечом, но ведьма в последний миг уклонилась. Лишь кончик клинка прошелся по лицу, располосовав его от уха до уха. Рана походила на широко разверстый в крике рот. Но оказалась не смертельной.

Кровь хлынула ручьем с подбородка на грудь. Мирра попятилась. Завыла, разинув рот уже по-настоящему.

Вскинула обе руки, собираясь спустить на Катрин своих псов.

И оставила открытым живот.

Забытый ведьмой, с пола поднялся Мичелл. С ее серпом. Через мгновение острое лезвие вонзилось в ее собственные внутренности.

Мирра снова завопила.

Катрин развернула жеребца, направила к ведьме, но вместо того, чтобы нанести ей еще удар, сгребла за шиворот мальчика, над которым уже занес клинок один из хаулов.

Сегодня Мичелл не умрет…

Мирра рухнула на колени. Поползла к своему посоху, сияние которого изрядно поблекло в свете огня. Схватилась за него, как утопающий за бревно. Но посох отчего-то тускнел на глазах. И как только он угас окончательно, горящее масло запылало еще ярче, словно в коридоре рассеялся дым.

Хаулы в растерянности отхлынули.

Мирра затрясла посохом.

Испустила последний вопль и упала в лужу собственной крови.

Мертвая.

Лаурелла, закрывая лицо руками, стояла на коленях. Факел, еще горевший, валялся рядом.

Китт наклонился к девочке, обнял за плечи. Она прижалась к нему.

— Вставай, — сказал он. — Надо уходить.

Но сил подняться у Лауреллы не было. Перед глазами стоял улыбающийся Орквелл, сидящий в объятиях пламени на ведьмином троне. Пламени, сладко благоухавшего свежескошенным сеном. Никогда больше она не сможет войти в амбар со спокойным сердцем.

Запах чудесный, но зрелище было ужасным.

Сначала она держалась, не закрывала глаз.

Из уважения к его жертве.

Но в конце сдалась. Когда тело мастера стало извиваться и корчиться в пожиравшем его огне, Лаурелла упала на колени, закрыла лицо. И в этот миг услышала в треске пламени тихий шепот. Ласковый, утешающий. Но кому он предназначался, ей или умиравшему мастеру, она не знала.

А потом… словно сотня воронов сорвалась в полет — так затрещало, вспыхнув напоследок, пламя. И пала тяжелая тишина.

— Вставай, — снова сказал Китт. — Он ушел.

— Знаю, — простонала Лаурелла.

— Нет… ты не так поняла. Взгляни сама.

Эти странные слова заставили ее наконец подняться. Сил по-прежнему не было, и Китту пришлось помочь девочке.

Черная колонна стала белой. На потолке, которого касались языки пламени, появилось светлое пятно. Все остальное в нарыве осталось черным, стеклянистым, но сердцевина его очистилась.

Лаурелла заглянула в нишу, ожидая увидеть кучку обуглившихся костей. Там не оказалось ничего. Ни костей, ни пепла. Безупречная белизна свежевыпавшего снега.

Девочка протянула к сиденью руку.

— Осторожно, — предостерег Китт.

Но Лаурелла знала, что бояться нечего. Жертвенный огонь выжег порчу. И когда она прикоснулась к трону, в ушах вдруг зазвенели слова… то ли эхо сказанного мастером, то ли память об этом.

«Очень хорошо, госпожа Хофбрин…»

Губы ее невольно тронула слабая улыбка.

И тут каменный пол под ногами вздрогнул.

Китт схватил ее за руку, потянул к выходу.

Следуя за ним, Лаурелла огляделась по сторонам и вновь представила черное пламя, обратившееся в камень.

— Наэфир ощутил препятствие, поставленное Орквеллом, — сказала она. — И пытается его пробить.

Дрожь пробежала по полу снова, расшатывая корни Ташижана.

Лаурелла и Китт бегом припустили по лестнице. Вверху что-то громко заскрежетало, навстречу по ступеням поскакали обломки камней.

— Все рушится! — крикнул Китт.

Башня вдруг сотряслась.

Катрин, верхом на Камнепаде, с Мичеллом за спиной, отогнала факелом нескольких хаулов, еще замешкавшихся в коридоре. Большинство их бросилось наутек, едва угасла правившая ими воля.

Тело Мирры так и лежало в кровавой луже близ лестницы.

Дрожь стен и пола усилилась, последние демоны, растерявшись окончательно, тоже обратились в бегство.

Катрин услышала сзади вскрик, обернулась. Полла сняли наконец со стены. Тот начал падать, но Бастиан подхватил его, помог встать на ноги. Конюх прижал к груди окровавленные руки.

— Ничего, вроде идти могу, — пробормотал он слабым голосом.

— Отец! — Мичелл соскользнул со спины Камнепада, бросился к Поллу, обхватил его за пояс.

Дрожь не утихала. Казалось, она поднимается снизу, из подземелий.

Тиллус заметил беспокойство Катрин.

— Мы отведем этих двоих наверх, — сказал он. — Вам, наверное, надо проверить пикеты.

Она кивнула.

— Присмотрите за ними.

И направила Камнепада к лестнице. Жеребец, который прежде отказывался по ней подниматься, сейчас охотно загрохотал по ступеням вверх, то ли всецело доверяя всаднице, то ли радуясь возможности убежать от здешних ужасов. Катрин для равновесия пригнулась к его шее.

Они выбрались из тьмы к освещенному уровню. Показался пикет — рыцари с факелами, в черных плащах. Завидев смотрительницу — верхом на прекрасном жеребце, чья мокрая от пота шкура лоснилась в ярком свете, — они радостно закричали.

Катрин, выехав с лестницы в коридор, спешилась, оставила Камнепада на попечение рыцаря, который умел ухаживать за лошадьми. Сама же заторопилась в полевой зал.

Но встретила запыхавшегося Аргента на полпути.

— Отчего трясется башня? — спросил тот, сбегая по лестнице навстречу.

Катрин покачала головой. Впрочем, толчки уже затихали. Сотрясение шло на убыль, что бы в подземельях ни произошло.

— Не знаю, — сказала она, — но ведьма умерла.

— Что?

— Мертва. И воинство ее разбежалось.

Аргент просветлел лицом. Развернулся и начал подниматься вместе с ней обратно.

— Первая радостная весть за все эти колоколы! Может, еще выстоим?!

В полевом зале они нашли Делию и Геррода. Те, стоя у окна, закрытого ставнями, смотрели в глазок.

Геррод обернулся. Поднял руку, призывая их подойти тоже. Катрин в его бронзовой фигуре почудилось что-то мрачное.

Она обогнула стол с одной стороны, Аргент — с другой. Староста коснулся плеча дочери, прося уступить место. Делия отошла.

Катрин выглянула. За окном царила ночь. Когда глаза привыкли к темноте, она увидела, что ветер как будто утих.

— Лорд Ульф отозвал своих духов, — сказал Геррод. — Все убрались.

— Решил отступить? — спросил Аргент.

Мастер промолчал.

Почему — Катрин поняла через мгновение. Она увидела, что защитная стена замерзает. По черному камню на глазах расползался белый иней, покрывая ее ветвистыми узорами от вершины до основания.

Надежды на спасение не было.

— Лед идет, — только и смогла выговорить Катрин.

 

Глава 22

КОРОНА ДРЕВНЕГО КОРОЛЯ

Отравленный клинок пронзил плащ, уперся в грудь. Тилару стоило неимоверных усилий скрестить с мечом демона Ривенскрир, остановить смертоносный выпад.

Он был прижат к стенке шатра, лишен возможности уклониться. Ноги дрожали. Начала неметь уже и правая рука — отрава делала свое дело. Чем больше он двигался, тем быстрее та расходилась по телу.

— Перрил… — взмолился он.

Если бы удалось дотянуться до его души, как-то тронуть демона…

Но бледное лицо оставалось бесстрастным, выражая одну уверенность. Ни сомнений, ни ярости. Хищник перед жертвой.

И вдруг… трепет мелькнул в горящих глазах Перрила, подобный порыву ветра. Тилар, собравшись с последними силами, оттолкнул его клинок.

Перрил попятился. Явно растерянный.

Что-то случилось?..

Тилар вскинул Ривенскрир, еще не зная, как лучше воспользоваться моментом — бежать или напасть. При такой слабости с Перрилом ему не справиться…

По крыше шатра стучал, как по огромному кожаному барабану, дождь. Миг колебания еще длился, когда сквозь полог неожиданно просочилось огненное пятно. И появился Щен, на плавящемся тельце которого шипели, испаряясь, капли дождя.

Хаул снова попятился. Сияние Щена разогнало часть теней, его укрывавших, видны стали плащ, белое нагое тело под ним. Полупрозрачная кожа, под которой змеиным клубком шевелилась тьма.

Тилар вновь почувствовал омерзение.

Не поможет ли Щен?..

Но тот, похоже, явился сюда с иным намерением. В зубах у него, освещенная огненным языком, ярко сверкала какаято маленькая вещица. И, повертев головой, вздыбив шипастую гриву, Щен ринулся не к врагу, а к Тилару.

Подбежал к его ногам, выронил свою ношу — и пропал.

Тилар взглянул на нее. Увидел черный алмаз, похожий на те, что украшали рукояти рыцарских мечей.

Метнул взгляд на клинок, который отшвырнул после того, как отрубил руку Кревану. И все понял. Лишь один камень на свете мог сделать Щена видимым.

Камень Бранта.

И он был предназначен для Ривенскрира.

Понять это Тилару помогла не только сообразительность. Рукоять Ривенскрира вдруг ожила в руке. Вплавилась в пальцы. Потеплела. Она и раньше оживала, но столь явственно — никогда. И Тилар почувствовал, как жадно тянется к камню меч, стремясь обрести совершенство.

Тилар чуть наклонился.

Как будто почуяв опасность, вновь набравшись решимости, Перрил ринулся на него. Тилар ударил рукоятью меча по камню. И ощутил, как раскрылось гнездо и приняло алмаз.

В миг этого воссоединения невесть откуда взявшийся ветер вобрал в себя весь воздух, что был в шатре, лишив дыхания Тилара. Раздул с грохотом кожаные стены и крышу, отшвырнул Перрила. Ривенскрир ослепительно воссиял.

Затем… все стало как прежде.

Вернулись воздух и возможность дышать. Опали шатровые стены. Мир словно сделался меньше, сжался вокруг Тилара.

Ему вспомнились слова Мийаны, сказанные, когда она взяла этот камень, — о соединении того, что было разделено.

Благо коснулось и Тилара. Боль стала слабее. Рука, державшая Ривенскрир, окрепла. Нет, он не исцелился. Колено по-прежнему не слушалось. Бок горел огнем. Но камень, возвращенный на место, каким-то образом сблизил эфрина и наэфрина Мирин, две части богини Летних островов. И наэфрин, ощутив поддержку, собрался с силами, сумел замедлить распространение отравы.

Выпрямившись, подняв сверкающий меч — обретший цельность Ривенскрир, Тилар шагнул навстречу предводителю демонов. Но Перрил уже почуял перемену в расстановке сил. К тому же что-то успело смутить его и раньше. Взмахнув плащом, он растворился в тенях у дальней стены шатра.

Тилар ринулся следом, но догнать врага помешала хромота. У стены его встретила лишь тьма.

Перрил сбежал.

Тут снаружи донесся вопль.

Друзья…

Тилар спешно выбрался из шатра. Чуть не споткнулся о Кревана, лежавшего у порога, мокрого от дождя и крови. С трудом опустился на колени, положил руку ему на грудь. Та вздымалась — Креван дышал. Обычный человек на его месте уже умер бы. Но в жилах Кревана, рожденного вирами, текла особая, живая кровь. Она пока спасала… и все же ему срочно требовалась помощь.

Увы, времени на это не было.

Тилар рывком поднялся на ноги, втянул в плащ тени. Откуда ни возьмись, на него с визгом бросился хаул. Перрил сбежал, но псы его остались. Тилар легко блокировал удар, нанес ответный. Заново выкованный Ривенскрир пронзил живот твари.

Так раскаленный докрасна клинок вошел бы в холодную воду.

Плоть демона взорвалась облаком зловонного пара. Когда Тилар выдернул меч, из раны вылезли извивающиеся черные щупальца, которые не принадлежали этому миру и потому растаяли, содрогаясь, и пропали, вместе с телом хаула и даже плащом.

Тилар, развернувшись, поспешил на свет, видневшийся за утесом, где оставались его спутники. Со скоростью, рожденной тенями, добрался до них за считаные мгновения. Его товарищи жались к почти уже угасшему костру, а вокруг сжималось кольцо хаулов. Правда, демоны эти, как и Перрил, казались не слишком решительными. Их отпугивал даже столь малый огонь.

Но они могли и опомниться.

Тилар начал пробиваться к костру, выкашивая себе дорогу. Сраженные хаулы, испуская облака вонючего пара, падали замертво и пропадали. Он уложил всех, лишь двое бросились бежать, не помня себя от страха, и затерялись во тьме окраинных земель.

Как Перрил.

Куда он отправился?.. Не к бродягам ли?

Тилар посмотрел на черную реку. Поверхность воды еще рябила от дождя. Но ливень стихал.

Тут перед Тиларом появилась Калла, с лицом, искаженным тревогой.

— Где Креван? — спросила она, явно боясь ответа.

— Жив, — ответил он. — Лежит возле шатра. Но ему нужна помощь. Возьми великана, пусть принесет его сюда.

Калла бросилась бегом к Малфумалбайну.

А к Тилару подошел Роггер.

— Ну что, меч цел?

Тилар поглядел вопросительно.

— Мы послали к тебе с алмазом Щена, — объяснил тот. — Только он со своим огненным тельцем и мог проскочить через хаулов.

Тилар поднял блистающий клинок, осмотрел его. После убийства демонов тот не исчез. Больше не требовалось обновлять его кровью. Объединившись с алмазом, прочно привязавшим его к этому миру, клинок обрел цельность и постоянство.

— Но как вы догадались?..

— Благодари за это Дарт и Бранта, — сказал Роггер. — Девочку — за особое зрение, мальчика — за смышленость. Чудесная парочка.

Тилар посмотрел на обоих, стоявших рука к руке. Потом окинул взглядом остальных. Кого-то не хватало.

— Лорр погиб, — сказал Роггер. — Защищая ребятишек.

Дарт двинулась к воде.

— Он упал здесь, рядом с берегом, — сказала она. — А теперь его нет. Может, он еще жив?

В голосе ее слышалась надежда.

Словно бы в ответ, что-то темное вынырнуло из воды поодаль, блеснуло чешуей и вновь ушло в глубину.

— Он взят. — Брант подошел, обнял девочку за плечи. — В лесах мира ничто не пропадает попусту. Таков Путь.

Она закрыла лицо руками.

Бранта же случившееся со следопытом превращение явно утешало. И возможно, мальчик был прав. Лорр принадлежал лесу. Куда еще следовало ему вернуться?

Тут послышался шорох камня, все вскинули головы.

С утеса спустились на веревках близнецы, легко спрыгнули на землю. Единственные, кто остался от племени виров. Одна выступила вперед, но была ли то сама Мейлан или какаято из ее сестер, никто не определил бы.

— Беннифрен, — сказала она угрюмо. — Мы видели, как он упал.

И, развернувшись, поспешила в разоренный лагерь.

Он и забыл о Беннифрене. Тот отправился за репистолой для гумора, и что с ним после этого стало, Тилар понятия не имел. И не печалился бы о его судьбе… когда бы не обещанные карты.

— Пусть все держатся у костра, — велел он Роггеру.

Вор кивнул, подбросил поленьев в огонь.

А Тилар отправился за вирами.

Там всюду лежали мертвые тела, почерневшие, сожженные прикосновением отравленных клинков, — хаулы устроили настоящую бойню.

Среди мертвецов нашлась и кормилица Беннифрена, лежавшая лицом вниз, тоже черная. Одна из женщин упала на колени, перевернула ее, высвободила погребенного под могучим телом малютку вира в пеленках — едва не задохнувшегося, но живого.

Жадно глотая воздух, он слабо пошевелил ручонками. Открыл мокрые от слез глаза. Сделал еще несколько глубоких вдохов, закашлялся.

Взгляд его постепенно прояснился. Остановился на Тиларе.

— Отыщи бродяг… — просипел Беннифрен.

— Мне нужны карты.

Вир перевел взгляд на женщину, которая вытащила его из-под кормилицы.

— Мейлан, принеси.

Как различал он совершенно одинаковых вир, оставалось для Тилара загадкой.

Она торопливо ушла. Беннифрена подняла на руки ее сестра.

— А как быть с нашим договором? — спросил Тилар.

Малютка повернулся к нему. И, то ли напуганный неожиданным нападением, то ли приведенный им в ярость, проявил вдруг великодушие.

— Я прощаю тебе этот долг. — Он протянул ручонку, вцепился крохотными розовыми пальчиками в плащ Тилара. — Но только если освободишь бродяг. Заставь Кабала заплатить… отомсти.

Это условие Тилар принял с радостью.

— Слово сказано, и мы им связаны, — ответил он твердо.

Дарт разглядывала странную лодку, предоставленную им виром Беннифреном. И нервно покусывала большой палец.

Называлась лодка флиттером и походила на маленький флиппер, у которого срезали верхнюю половину. Дно плоское — для плавания по мелководью, шесть длинных бронзовых весел с каждой стороны. Грести ими вручную не требовалось — судно было механическим и приводилось в движение алхимией.

— Сила воды и воздуха? — спросил Роггер, стоя на коленях возле лодки и осматривая одно из весел. Провел рукой по двойному борту, внутри которого находились трубки для подачи алхимических составов.

Угрюмый вир, один из немногих уцелевших, под руководством коего Роггер осваивал управление флиттером, кивнул.

Роггеру пришлось стать капитаном. Ибо никто из виров не смел отправиться туда, куда они собирались. Там властвовала песня-манок — над любым, кто осенен Милостью. Виров она подчинила бы с той же легкостью, что и их соплеменницу Эйлан. Даже Креван вынужден был остаться, вместе с Каллой, которая за ним ухаживала. Ибо в плену чар мог сделаться угрозой для своих же спутников.

Прощаясь, Тилар хлопнул Кревана по здоровому плечу.

Второе скрывала тугая повязка крест-накрест. Дарт успела уже узнать, что жизнью пират обязан своему происхождению от виров. Он родился без сердца. Кровь у него была живой. Она перестала бежать по перерезанным жилам, когда отрубили руку. Тем не менее для полного исцеления ему требовались покой и время.

Тилар повернулся к соратнице пирата.

— Береги его, Калла, пока мы не вернемся.

— Сберегу, — сурово пообещала она.

С помощью Малфумалбайна лодку кое-как столкнули с берега в воду. При первой попытке управления Роггер причалил так неловко, что судно основательно увязло в песке.

Потом великан ее придержал. Первыми на борт забрались Дарт и Брант, устроились на одной из скамеек впереди. Места здесь хватало всем, даже великану, — флиттер мог принять дюжину человек.

Запрыгнул внутрь Роггер, прошел на нос, где находились рулевое колесо и рычаги. Уселся на заглубленное сиденье и потер руки.

Тилар с плеском вошел в воду. Ухватился за поручень, но залезть сразу не сумел, из-за больной ноги. Малфумалбайн подпихнул его сзади, и, когда Тилар перевалился через правый борт, лицо у него покраснело от смущения.

С Ривенскриром на поясе он держался на ногах куда крепче, хотя хромал по-прежнему. И, пока Роггер учился управлять лодкой, Тилар всячески испытывал возможности меча. Собираясь в столь рискованное путешествие, следовало узнать их заранее.

При усилии черный алмаз можно было вынуть из рукояти, но тогда клинок исчезал и камень становился прежним, тусклым и невзрачным. Это встревожило всех, главным образом потому, что Тилар немедленно почувствовал себя гораздо хуже. Но капли крови Дарт хватило, чтобы камень засиял снова. Тилар вставил алмаз на место, и золотая рукоять жадно приняла его, а серебряный клинок возродился.

Регенту сразу стало лучше.

Не намного, но все-таки.

Дарт услышала нечаянно, как он говорил Роггеру: «Отрава, проклятая кровь Чризма, все еще действует. Меч и камень ее приостанавливают. Но я чувствую, как она расходится по телу».

Еще одна причина не мешкать…

Флиттер от виров они приняли с благодарностью — тот изрядно сокращал дорогу до нужного места. Карты же указывали прямой путь к острову в глубинах затопленного леса. Там держали в плену бродячих богов.

Без карт они пропали бы в лабиринте из небольших островков, болотистых заводей, каменных утесов и участков чистой воды, скрывавшей коварные подводные течения.

Тилар подошел, хромая, к Роггеру. Оперся на спинку его сиденья.

— Уверен, что не влетишь в ближайшее дерево?

Роггер повернул к нему голову.

— Хочешь сказать, я должен их облетать?

Палуба вдруг резко качнулась. Нос задрался — во флиттер залез Малфумалбайн. Лицо у него было озабоченным. Суденышком двигали воздух и вода. Такое средство передвижения земляного великана несколько тревожило. Хотя, возможно, он просто видел, как носило по волнам Роггера при первой попытке управлять судном.

Малфумалбайн устроился на корме, заняв целую скамью и ухватившись за ограждения сразу с обеих сторон лодки.

Теперь все были на месте. Тилар сел за спиной Роггера и отдал приказ:

— Вперед.

— Держитесь крепче! — Роггер повернул рукоятку, высвобождая алхимию.

Скамейки задрожали. Вода за бортом забурлила — весла зашлепали по ней, стронули лодку с места. Они били все быстрее и быстрее, пока не превратились в размытые пятна. Флиттер, несшийся вперед, вдруг поднялся и полетел над водой, едва касаясь ее кончиками стремительно машущих весел.

Лодка могла бы обогнать лошадь, пущенную галопом.

Роггер слегка пригнулся, весь обратился во внимание. Как велел вир, он старался держаться открытой воды, обходя деревья, торчащие из нее, скалы и плавучий сор осторожными поворотами рулевого колеса.

— Нам непременно надо нестись так быстро? — простонал Малфумалбайн.

Роггер крикнул, не оглядываясь:

— Жгу алхимию, пока можно. О чистой воде, по словам лодочного мастера, останется только мечтать, когда приблизимся к острову.

Тилар подался вперед, начал что-то говорить Роггеру на ухо. Слов Дарт разобрать не могла, но догадалась по жестам, что он помогает выбирать направление.

Ее рука сама собой оказалась в руке Бранта. Оба смотрели на пролетающие мимо окраинные земли. Дождь кончился, облака разошлись, в небе засияли луны. К маленькой успела присоединиться большая, и в свете их можно было разглядеть довольно много.

Кроме того, ночную тьму разгоняло необычное свечение затопленного леса. Зеленым цветом мерцали мхи, красноватым — лишайники, покрывавшие стволы деревьев. Из воды время от времени вырывались желтые струйки дыма, тоже светившиеся.

Но красота окраин была опасной.

— Старайтесь не дышать этим, — предупредил Роггер, кивнув на желтый дымок. — Иначе в легких заведутся черви и выедят их изнутри.

Дарт, невольно порадовавшись скорости лодки, вжалась поглубже в сиденье.

Однако вир — лодочный мастер — оказался прав. Деревьев вокруг становилось все больше, они теснили флиттер, и через пол колокола Роггер замедлил ход. Убавил поток алхимий, и киль снова погрузился в воду.

Дальше они тоже плыли быстро, но с прежним безумным полетом это было не сравнить.

Лес все густел. Потемнело — свет лун загородили деревья. Роггер обогнул очередной торчавший из воды утес. Течение реки, омывавшее камень с обеих сторон, стало сонным — его душили здесь водоросли и целые плоты из древесных сучьев. Чтобы не переломать весла, дальше двинулись со скоростью гребущего вручную человека.

А деревья становились все выше, кроны — раскидистее. Лунный свет вовсе не пробивался сквозь них.

Тилар зажег маленький факел, чтобы свериться с картой.

— О, и мне бы факел не помешал, — спохватился Роггер. — А то дальше носа ничего не видать. Разве что корабельный нос.

Брант легонько сжал руку девочки, выпустил ее.

— Я помогу, — сказал он и поднялся со скамьи.

Выбрал головню побольше, подпалил ее от факела Тилара и пробрался на нос к Роггеру. Ухватился за поручень и поднял факел повыше. Свет озарил воду впереди.

И то, что было над головой. Дарт глянула вверх. Древесные кроны сплошь увивали мощные полосатые лианы. Словно живые — казалось, при свете факела они задвигались, приподнимаясь и опускаясь. А потом… из переплетения их высунулась чешуйчатая голова и зашипела, обнажив зубы размером с кисть девочки.

И впрямь живые…

Дарт всполошенно взвизгнула и соскользнула на дно лодки.

Тут змей увидели и остальные. А в следующий миг одна из них, толщиной с ногу Дарт, развернула кольца и упала, извиваясь, в лодку.

Девочка схватилась за поручень, готовая прыгнуть в воду.

Но Малфумалбайн поймал змею за хвост и метнул ее через плечо за борт, как обглоданную кость. Послышался громкий всплеск.

Великан вздохнул. И пробормотал:

— Подумаешь, змейка.

Роггер увеличил поток алхимий. Весла забили по воде, лодка прибавила ходу, и вскоре они вырвались из-под змеиного гнездовья. Остались позади плавучие завалы, течение вновь ускорилось.

Брант, не дрогнув, так и стоял на носу с факелом.

Дарт, оправившись от страха, тоже вернулась на место.

Теперь Роггер правил по лабиринту из мелких островков и скал.

— Ну и прямой путь, — ворчал он, — глаза бы не глядели…

Тилар снова сверился с картой. Убежденности, что плывут они в нужную сторону, Дарт на его лице не заметила. Он нахмурился, посмотрел вверх.

— Были бы хоть звезды видны…

Тут глазам открылось такое зрелище, что девочка, несмотря на все опасности, замерла в восхищении. По обе стороны лодки цвели водяные лилии, высоко вознося развернутые лепестки над широкими зелеными листьями. Над ними, похожие на спелые виноградные грозди, красовались висячие гнезда лиловогрудых стрижей. При приближении лодки птицы сорвались всей стаей в полет. Опустевшие гнезда закачались, ударяясь друг от друга, и зазвучала чудесная трель, словно кто-то заиграл на дудочке.

Впереди показалось высокое дерево, ветви которого располагались столь правильными ярусами, как будто их подрезала рука человека. Свет Брантова факела озарил великое множество белых, закрывшихся на ночь цветов, подобно снегу усыпавших зеленую крону.

Лодка подплыла ближе, и Дарт увидела, что один цветок начал вдруг раскрываться. Блеснули красные глазки, высунулась маленькая круглая головка. Лепестки разошлись шире и… оказались крыльями.

То были не цветы.

Летучие мыши.

Как прежде стрижей, свет огня поднял в воздух и эту стаю. Только в отличие от стрижей мыши не улетели.

Они ринулись к лодке.

— Факелы! — крикнул Тилар.

Малфумалбайн поднялся, раскачав лодку, схватил две головни. Дарт тоже подпалила одну. В одно мгновение вся лодка озарилась сполохами. Но мыши, не устрашенные, яростно атаковали. Они садились с лету на плечи, руки, головы, спины. Рвали когтями одежду, вонзали игольно-острые зубы в плоть. И хуже всех пришлось Малфумалбайну, поскольку он был самой крупной и высокой мишенью.

Или потому, что держал сразу два факела?..

Дарт вспомнила, что мышей разбудил свет.

Возможно, он заодно и разозлил их?

Проверяя эту мысль, она смахнула очередного зверька с шеи и окунула факел в воду. Тот зашипел и угас. Мыши тут же оставили ее в покое. И устремились к великану, хотя тот, размахивавший своими огромными ручищами, выглядел куда опаснее.

— Огонь виноват! — крикнула Дарт. — Он злит их, заставляет нападать!

Все быстро погасили факелы. Последнюю головню Малфумалбайн метнул далеко за борт. Переворачиваясь на лету, та разгорелась еще ярче. Летучие мыши дружно ринулись за ней.

Покусанные, исцарапанные путники снова очутились в темноте.

— Мышки-то похуже змеек будут, — проворчал Малфумалбайн, посасывая раненый палец.

Поплыли дальше без факелов.

— Осталось уже немного, — сказал Тилар, скатав карту и сжав ее в руке.

Словно подтверждая его слова, впереди, за перекрестьем древесных стволов, показался свет. Тилар велел Роггеру править с открытого пространства в чащу, под прикрытие низко растущих ветвей и кустарника, где флиттер плыл еле-еле. Зато прибытие незваных гостей сложнее будет обнаружить.

Едва осталась позади стремнина, река вновь загустела от водорослей и лесного сора. Поток алхимии Роггер сократил до тоненькой струйки, и теперь их несло вперед скорее течение, чем механизмы судна.

Свет постепенно приближался.

— Чем это несет? — Роггер зажал нос.

— Серой. — Тилар жестом велел ему умолкнуть.

Осторожно лавируя между кустами, Роггер все замедлял ход. Наконец перекрыл подачу алхимии совсем. Теперь лодку двигал Малфумалбайн — хватаясь за ветки и подтягиваясь.

— Стой! — скомандовал наконец вор.

Все поспешили к капитанскому месту. Лодка клюнула носом, и великан попятился к корме, чтобы восстановить равновесие.

Дарт встала рядом с Брантом. Сквозь брешь в листве глазам явилось устрашающее зрелище.

В центре открытого пространства, напоминающего озеро посреди затопленного леса, возвышался остров. Его обрамляли шесть высоких утесов, наклоненных к воде, отчего он походил на гигантскую полузатонувшую корону.

Обращенные к суше склоны их были стесаны, и Дарт умудрилась разглядеть какие-то картинки и символы, выбитые на гладкой поверхности. Девочке сразу представился круг камней, покрытых древними письменами, в лагере виров.

Внутри короны вились кольцом по острову низенькие каменные строения. А в самой середине ее пылал огромный костер, зеленый, и отблески этого странного пламени играли на стенах домишек и склонах утесов.

— Это древнее поселение людей, — тихо сказал Роггер.

— Которое присвоил Кабал, — добавил Тилар. — И явно не случайно. Он привлекает союзников-людей, обещая положить конец тирании богов. Какой же оплот может быть лучше, чем одно из наших поселений, имеющих многовековую историю?

— А почему вода здесь кипит и светится? — спросила Дарт. — Из-за темной Милости?

Вода и впрямь бурлила вокруг всего острова. Над ней вздымался белесой пеленой пар, относимый прочь ветром, источник серного запаха. Из глубин просвечивало сквозь толщу воды красное сияние.

— Нет, — сказал Брант. — Это не темная Милость. Похоже на расплавленный поток из вулкана Такаминары, такой, как тот, что разделил Сэйш Мэл. Богиня простирает огненную руку в окраинные земли.

— Зачем? Чтобы защитить остров?

Ответил Роггер:

— Скорее, весь мир… Готов поспорить, она спалила бы остров, когда б могла. Но ее не подпускает этот зеленый огонь, который, наверное, поддерживают бродяги. И она ничего не может сделать. За пределами своего царства Такаминара не столь могущественна. А здесь она противостоит в одиночку невесть какому числу богов.

Слуха Дарт коснулось вдруг сладчайшее пение, всего несколько звуков, принесенных ветром издалека, но исполненных силы. Песня-манок… Тилар, однако, ее как будто не услышал. Его хранил алмаз, очищенный и обрученный с мечом.

Регент переступил с ноги на ногу.

— Нужно перебраться через кипящий участок. Поднимаемся высоко, летим быстро, садимся подальше от воды. Чем скорее…

Закончить ему не дал ужасающий рев, донесшийся с берега.

Волна холодного воздуха хлынула оттуда, сдула серные испарения, обратила их в воду. Брызги оросили листву над головами путников. Из зеленого огня, подсвеченное им снизу, но тоже пламенеющее, поднялось нечто… развернуло, извиваясь в воздухе, огромные черные крылья. С плеч слетел в жадные объятия огня не нужный более плащ.

— Перрил… — простонал Тилар.

— Уподобленный духу ветра, — сказал Роггер. — ДемонДУХ…

Тот снова заревел, не так громко, как при рождении, но столь же яростно. Взмыл ввысь. От него веяло силой, которая страшила даже на расстоянии.

— Кто же его уподобил? — спросила Дарт.

Роггер ответил:

— Вспомни, кто владеет этим источником темной Милости. Кто повелевает духами ветра.

— Лорд Ульф, — сказал Тилар.

Роггер кивнул.

— Это его последний ход.

Раздался оглушительный грохот.

Штормовая башня затряслась.

— Стена! — крикнула Катрин, бросаясь к окну полевого зала. Ощущая, наряду с ужасом, и некоторое облегчение.

Весь последний колокол они то готовились к верной гибели, то преисполнялись отчаянной надежды. Предлагали и отвергали тысячи планов. Единственной защитой, увы, оставался огонь, который подпитывали алхимией Геррод и другие мастера. Огня было мало для той территории, которую надлежало оборонять. Но в иных стратегиях пользы не было вовсе.

Поэтому Катрин и ощутила облегчение. Настал час действия. Всю эту долгую ночь они удерживали башню — от духов ветра, от ведьмы, от демонов.

Теперь предстояло продержаться против бога.

Они собрались у окна — Катрин, Геррод, Аргент и Делия. Отец и дочь больше не разлучались. Возможно, узнать друг друга как следует им было не суждено. Но оставалось время хотя бы побыть рядом.

На глазах у Катрин обвалилась внутрь, во двор, треснув от вершины до основания, большая часть защитной стены, простоявшей четыре тысячи лет.

«Зачем он показывает свою силу?» — подумалось ей. Почему попросту не заморозит всех разом?

Но затем она вспомнила ледяное лицо бога. И поняла, что это не бесцельное хвастовство, не нарочитое запугивание. Таково было намерение лорда Ульфа — разрушить Ташижан постепенно, стену за стеной, башню за башней, камень за камнем.

Она вспомнила и его слова: «Выполоть зло нет возможности. Проще выжечь землю и засыпать солью».

Именно это он и собирался сделать. Потому и мешкал всю ночь, накапливая холод и лед для последней атаки. Чтобы не выжил никто. И чтобы — самое важное для Ульфа — не осталось от цитадели и камня на камне.

Снова раздался грохот. Обрушилась еще часть стены. В проломы хлынул лед. Ташижан овеяло мощное морозное дыхание урагана. Покрылись инеем башни. Тоже начали трескаться. Первой пала Гонцовая — стену будто проломили гигантским кулаком. Накренившись мучительно медленно, заскользил книзу ее зубчатый венец, рухнул в снег.

Страшный шум слышался и с других сторон. Лорд Ульф ударил по всем фронтам разом. Сжал вкруг Ташижана ледяное кольцо.

Катрин отвела взгляд от окна. Остальные сделали то же самое. Вид разрушений надежды на спасение не сулил, вселял лишь отчаяние.

Осталась последняя линия обороны.

— Ударить в щит-гонг, — велела Катрин.

Геррод кивнул, вышел, чтобы передать весть.

Согласно плану, все должны собраться в большом зале суда, в сердце Штормовой башни, где в Срединном очаге уже пылал костер, усиленный алхимией. Горели костры и у каждой двери.

Там они примут последний бой.

Стены полевого зала тоже начали потрескивать.

Катрин повернулась к Аргенту и Делии.

— Ступайте в зал суда. Я покараулю здесь, пока возможно.

— Здесь мое место, — возразил Аргент.

— Ваше место — у последнего пикета, староста. С вашими людьми.

Он сверкнул на нее своим единственным глазом. Аргент до конца оставался самим собой… Открыл было рот, собираясь заспорить, но плеча его коснулась нежная рука.

— Отец… пойдем.

Пламя в его взгляде угасло. Староста накрыл своей рукой руку дочери, кивнул.

— Излишне не задерживайтесь, — сказал он Катрин.

Она ответила коротким поклоном.

Наконец они вышли. Катрин приблизилась к окну. Снова посмотрела туда, где шло сражение меж льдом и камнем. Вспомнила предложение лорда Ульфа — забрать с собою сердце Ташижана, бежать и не оглядываться.

«Я и не оглядываюсь, — мысленно сказала она ему. — Я стою и буду стоять к тебе лицом».

Несмотря на ужас, творившийся за окном, отчаяния Катрин не испытывала.

В ее душе еще теплилась надежда.

 

Глава 23

ПОСЛЕДНЕЕ МИЛОСЕРДИЕ

Тилар в отчаянии развернулся и пошел в сторону кормы.

Демон опустился на остров, исчез из виду за утесами и домами. Перрила, конечно же, уподобили для защиты источника темной Милости, превратили в крылатого стража.

Тилару ли надеяться на победу?

Он тяжело опустился на скамью посреди лодки. Дыхание при этом перехватило — так заныл бок.

К нему подошли остальные. Тилар попросил великана оттащить лодку поглубже в кусты. Сам же принялся растирать колено.

Дарт села напротив. Посмотрела на него, потом сказала тихо:

— Он вас убьет.

— Малышка права, — встрял Рогтер. — В последний раз ты его еле отогнал. А сейчас он — дух ветра, и его питает сила бродяг.

— Но у меня есть меч, — сказал Тилар. — Выкованный заново.

Дарт встретилась с ним глазами.

— Сила клинка — в силе владеющего им.

Старая поговорка, которую вдалбливали в каждого пажа и оруженосца. Один из первых уроков, разумеется, которые Дарт получила от мастера меча Юрил… Он похлопал девочку по колену. Потом произнес:

— Это не та битва, от которой мы можем уклониться.

Брант сказал угрюмо:

— Возможно, Ташижан уже пал.

Тилар покачал головой.

— Пока мы не знаем этого, обязаны думать, что он стоит.

Ответом ему были исполненные безнадежности взгляды.

— Что ж, остается меч, единственное оружие, которое у меня есть. Конечно, не мешало быть покрепче… если бы я мог вызвать наэфрина и исцелить его, я бы сделал это. Но пока… помогает камень.

В ушах его зазвучали слова Перрила. «Ты отравлен кровью Чризма. От яда этого нет исцеляющего средства ни в Мириллии, ни в наэфире».

— Почему? — спросил Роггер.

— Что — почему?

— Почему камень помогает?

Тилар снова покачал головой.

— Не знаю. — Ему вспомнилось удивительное чувство, испытанное, когда камень воссоединился с мечом. Будто мир сжался вокруг него. — Я думаю, камень сближает каким-то образом эфрина и наэфрина. Соединяет разделенное. И видимо, эфрин Мирин поддерживает наэфрина.

— Слегка, — сказал Роггер, почесывая бороду.

— Да, пока наэфрин внутри меня. Если бы я мог, как уже говорил, вызвать его…

Роггер поднял руку.

— А что, если не вызывать его? Наоборот, сунуться внутрь? Через этот твой черный отпечаток?

Тилар сдвинул брови.

Роггер, встретившись с ним глазами, произнес одно слово:

— Бальжер.

Тилар сразу вспомнил свое пребывание в темнице в Обманной Лощине. Огненного бога, который дотронулся из любопытства до черной отметины. И вместо плоти обнаружил пустоту. Наэфрин тогда откусил Бальжеру руку.

— Этот камень может взять бог, — сказал Роггер, — и передать его твоему наэфрину. Возможно, тогда эфрин и наэфрин соединятся более полно и сумеют побороть отраву. Ведь алмаз уничтожил власть песни-манка над Мийаной.

Тилар задумался. «Нет исцеляющего средства ни в Мириллии, ни в наэфире». А в эфире?..

Он покачал головой.

— Пока бродяги в плену, у нас нет бога, который мог бы это сделать.

— Бога нет, — ответил Роггер, — но есть дитя богов, которое видит в этом знаке больше любого из нас.

Глаза у Дарт сделались размером с луну.

— Но… я уже прикасалась к отпечатку. И ничего…

Роггер не унялся.

— А Щен? Который способен гулять между мирами? Тилару он камень отнес. Может, отнесет и наэфрину?

Дарт поерзала, задумчиво покивала. И хлопнула себя по ноге, призывая призрачного спутника.

— Попробую объяснить ему, что нужно сделать.

Тилар надежды на успех не питал. Но времени на попытку требовалось немного. И в любом случае нужно было отвести флиттер обратно на чистую воду, где Роггер мог бы вновь запустить механизмы. Тилар велел Малфумалбайну помочь Роггеру, а сам скинул плащ и, распахнув нижнюю рубаху, обнажил грудь.

— Давайте побыстрее, — попросил он.

Дарт протянула к нему руку.

— Нужен камень.

Тилар кивнул, вытащил меч из ножен. Взялся одной рукой за рукоять, другой — за алмаз и, повернув их в разных направлениях, высвободил камень. Мгновенно его пробил озноб. Боль пронзила копьем все тело от макушки до пят. Правая рука онемела, пальцы скрючились.

Девочка глядела на это с тревогой.

Тилар передал ей камень, который сразу потускнел. И клинок меча исчез…

Дарт уколола палец, капнула на камень кровью. Тот воссиял снова.

— Ложитесь на дно лодки, — велела Дарт.

Тилар повиновался, чувствуя себя довольно глупо.

Девочка заглянула под скамью, протянула туда руку, что — то пошептала. У ног ее вспыхнуло сияние.

Щен обрел материальность.

Он вскочил на скамью — сверкающий сгусток расплавленной бронзы и огня, — держа в зубах пламенеющий алмаз. Уставился вниз, на Тилара.

— Лежите тихо, — предупредила Дарт. — Не очень-то ему все это нравится.

Тилар вспомнил оставшегося без руки оруженосца. Да уж, Щена злить не стоило…

Тот спрыгнул со скамьи на плечо Тилару, заставив его поморщиться. Когти, пронзившие рубаху, обожгли огнем. Потом, припав на все четыре лапы, Щен подполз к черному отпечатку.

Все плотно обступили Тилара.

— Неплохо бы вам на всякий случай отодвинуться, — предостерег он, ощутив, как наэфрин внутри тревожно зашевелился.

Щен опустил к отметине мордочку. Тилар напрягся. Огненный нос коснулся черного знака. Наэфрин начал корчиться, словно пытаясь подняться навстречу.

Мордочка Щена внезапно погрузилась в черноту, как в тень.

Дарт ахнула. Эхом отозвались остальные.

А потом… Щен исчез. Тилар не чувствовал больше на груди его тяжести и жжения.

Все уставились на Дарт. А она посмотрела себе под ноги.

— Щен тут. Он испугался… наэфрина, наверное. Спрятался у меня под плащом.

— А где же камень? — спросил Брант.

— Он его уронил. — Девочка показала на знак Тилара. — Туда…

Тилар положил руку на грудь. Нащупал только кожу и ребра.

Камень был внутри. И куда-то падал.

Словно летел в колодец.

Что-то дернулось в самой глубине, рванулось вверх, с чудовищной силой давя изнутри на ребра.

— Ложитесь, все!

Камень и то, что летело ему навстречу, столкнулись. Тилара подбросило, тело его выгнулось дутой — дна касались лишь макушка и пятки.

Дух захватило от боли и наслаждения одновременно.

Нечто наполнило его изнутри, столь огромное, что места для него самого не осталось.

Слишком огромное…

В глазах потемнело.

И наконец оно вырвалось наружу, в этот мир. Из груди выстрелил дымный ураган. Кости начали ломаться одна за другой…

Тилар рухнул на днище лодки, не чувствуя уже ничего, кроме боли.

Дым все струился. Черный и белый — бурля, свиваясь, смешиваясь. Тилар увидел крыло — белое, змеиную шею — черную; казалось, над ним то ли сражаются, то ли спариваются два огромных змея.

Эфрин и наэфрин.

Меж ними плясал и корчился язык зеленого пламени, от которого как будто и исходил дым. Но Тилар понял, что это отрава, ненависть Чризма, обретшая форму. Оба змея обвивали ее своими телами.

А на самом верху клубящегося дымного столба блистала тысячегранная звезда.

Черный алмаз.

Крылатые змеи постепенно гасили зеленое пламя, сжимая его и душа. Оно становилось все тусклее, меньше и наконец, испустив последний гнилостный выдох, потухло.

Кружение дыма сразу утратило свою неистовость. Два чудных существа, две части утерянного некогда целого, обвили друг друга крепче, словно желая снова стать этим целым. Что было невозможно, ибо третья часть пропала навеки…

Тилар услышал два голоса, исполненных горя. Скорее обрывки мыслей, чем речь.

«ЛЮБОВЬ… ПОТЕРЯ… СПАСЕНИЕ… НАДЕЖДА…»

«УТРАТА… БОЛЬ… ЯРОСТЬ…»

«СВОБОДА… ВЕРА… ЖИЗНЬ… ПЛАЧ…»

«БОРЬБА … ГОРЕЧЬ… ПЛАЧ… УТРАТА…»

Он воспринимал их сердцем, а не слухом — две жалобы на одну и ту же боль, одну и ту же потерю. Тщетные попытки поведать о своих страданиях, ибо говорившие были бесконечно далеки друг от друга, хотя и находились рядом.

Один из голосов, полный скорби и надежды, Тилар узнал. Слышал его раньше — это был голос наэфрина. Второй, звучавший более ожесточенно, холодно и яростно, принадлежал призванному камнем белому змею.

Эфрину богини Мирин.

Тут слуха его коснулся третий голос — настойчивый и внятный.

— Черт тебя подери, Тилар! — гаркнул Роггер. — Отзови уже своего пса!

Вор впихнул ему в руку кинжал. Тилар снова посмотрел вверх.

Оба змея закружились неистово. Разочарование — от невозможности понять друг друга, соединиться — перерастало в гнев.

Тилар стиснул в кулаке лезвие кинжала. Ощутил укус стали. Затем поднял окровавленную руку, дотронулся до дымной привязи. Та полыхнула огнем… и с небес обрушилась, как обычно, тяжесть морского вала, придавив Тилара к днищу лодки и вышибив из него весь дух.

Дым втянулся в отметину на груди.

Тяжесть исчезла.

С неба падал камень, но Брант ловко поймал его на лету.

Тилар сел, глубоко вздохнул.

Сила вернулась.

Боль ушла. Кинжалом Роггера он торопливо срезал повязку с руки. Отбросил грязные клочья, увидел здоровые прямые пальцы. Сжал кулак, вскочил на ноги. Колено сгибалось и разгибалось безупречно.

Все смотрели на него не отрывая глаз.

Исцелился.

Тут издали донесся вой.

Роггер оглянулся.

— Похоже, разбудили еще одного зверя…

Тилар поднял золотую рукоять без клинка. Протянул руку к Бранту, мальчик передал ему камень, уже смоченный кровью Дарт и превращенный в алмаз.

Еще слыша эхо голосов эфрина и наэфрина, Тилар посмотрел на Бранта. Вспомнил, что говорил мальчик, держа в руках череп Кеорна. Двумя разными голосами — как будто сам с собой споря.

«ПОМОЧЬ ИМ…»

«СЖЕЧЬ ИХ ВСЕХ…»

«ОСВОБОДИТЬ ИХ…»

«СЖЕЧЬ ИХ ВСЕХ…»

То говорил не мальчик — теперь он понял.

А эфрин и наэфрин Кеорна — устами Бранта, благодаря соединению черепа и камня. Два существа, и впрямь друг другу противоречившие. Один просил спасения. Другой — гибели. Наэфрин и эфрин. Две части целого.

Тилар поднял меч и камень.

В своей душе он никакого противоречия не ощущал.

Алмаз вернулся на место. Блеснул возрожденный клинок.

Снова послышался вой вдалеке.

Тилар ответил про себя: «Иду». Повернулся к своим спутникам.

Пусть исцеленный, он все же был один. Против сонма безумных бродяг и демона-духа, объединенных общей целью — расправиться с ним.

Даже с Ривенскриром надежда на победу была невелика.

Дарт напомнила ему, что сила клинка — это его сила.

Правда, девочке предстояло еще узнать, что сила человека — это сила тех, кто с ним рядом.

Он окинул взглядом друзей.

И понял, что победа возможна… над любым врагом.

Все было кончено.

Катрин бежала вниз по лестнице.

Штормовую башню трясло. Лед добрался и до нее. Прочие башни уже пали, защитная стена рассыпалась. Остался последний оплот.

Но долго ли он продержится?..

Стены наверху затрещали. Зазвенели, разбиваясь, стекла. Что-то оглушительно грохнуло, лестница содрогнулась. Потом до Катрин донеслись рокот, похожий на раскат грома, и ряд гулких ударов. Словно кто-то спускался сверху, догоняя ее.

Она втянула в плащ тени, прибавила шагу. Завернула за угол, увидела вдруг Лауреллу и Китта, торопливо поднимавшихся навстречу, держась у самой стены. Они заметили в волне теней рыцаря, и девочка прижала руки к груди, а мальчик шагнул вперед и поднял меч, явно ему не принадлежавший — судя по тому, как ходуном ходил в руке клинок.

Катрин закричала:

— Прочь с лестницы! Бегом!

Лаурелла повиновалась мгновенно. Схватила юного вальдследопыта за руку, рванулась вверх. Лестничной площадки все трое достигли одновременно и нырнули в коридор.

Как раз вовремя.

По лестнице хлынула лавина расколотой каменной кладки, понеслась мимо них вниз. Камни долетали и до них. Катрин, отогнав подальше Лауреллу и Китта, попыталась перекричать грохочущий поток:

— Почему вы все еще здесь? Гонга не слышали?

Лаурелла подошла ближе.

— Мы были в подземельях, с мастером Орквеллом.

Катрин потерла лоб.

— Ах да… Делия же мне говорила. — Она оглянулась на лестницу. — А где мастер?

— Умер. Пожертвовал собой, чтобы лишить ведьму силы.

Катрин вспомнила растерянность Мирры, погасший в ее посохе зеленый огонь.

Девочка, спеша рассказать все сразу, затараторила:

— Потом начались подземные толчки. Уровни мастеров стали рушиться, своды обваливались… Мы побежали. Но, если бы не чутье Китта, обратной дороги ни за что не нашли бы. Часть первого этажа провалилась вниз, по камням мы и выбрались… — Она схватила вдруг Катрин за рукав. — Мы видели черных хаулов! Но они убежали от наших факелов.

— Они разгромлены. У нас другая беда… — Катрин начала подгонять обоих к двери в зал суда.

Сверху снова донесся оглушительный грохот. Казалось, лорд Ульф отламывает от Штормовой башни куски постепенно, один за другим.

— А я думала, землетрясение кончилось, — сказала Лаурелла, когда стало тише.

— Оно и кончилось. Происходит кое-что похуже.

Наконец перед ними появилась арка, ведущая в большой зал суда, обрамленная черным обсидианом и увенчанная ограненным камнем — подобием алмаза рыцарских мечей. Катрин шагнула вперед, постучала в двери кулаком.

— Кто идет? — крикнули изнутри.

— Смотрительница Вейл!

Заскрежетал засов, двери отворились. Открылся спускавшийся ярусами вниз амфитеатр большого зала, где всюду пылали костры. Здесь собрались все оставшиеся в живых, и народу было — не протолкаться. Крики, плач, суета… сердце Ташижана содрогалось.

Катрин с трудом пробилась к лестнице, ведущей вниз. Лаурелла и Китт следовали сзади. Тут несколько рыцарей присоединились к ним и начали кричать:

— Дорогу смотрительнице! Дорогу!

Людское море расступилось, Катрин удалось прибавить шагу. Зато со всех сторон к ней потянулись руки, стараясь коснуться плаща — с надеждой, со страхом. Утешать людей времени не было, да и вряд ли она могла бы сейчас лгать убедительно.

Внизу стояли Аргент, Делия, толстяк Хешарин, Геррод в бронзовых доспехах. И еще несколько мастеров из совета — вокруг костровой ямы, что звалась Срединным очагом. Сохранившаяся с древних времен, когда правили еще люди, теперь она символизировала пламенное сердце Ташижана. В ней пылал огромный костер, подпитанный алхимией, над которым спиралью вился дым.

— Дорогу смотрительнице!

Крик услышали внизу. И повернулись к лестнице.

Первым разглядел ее в волнующейся толпе Геррод. Поднял руку. Спустившись с лестницы вместе с Лауреллой и Киттом, Катрин поспешила к нему.

Навстречу двинулись Аргент и Делия.

Сверху снова донеслось грохотание, подобное тяжелым шагам бога.

— Ульф идет, — сказала Катрин. — Поддерживаем костры. Вся надежда — на алхимию, наш последний заслон, огонь против льда.

Геррод согласно кивнул.

— Мы попытались укрепить еще и стены, земляной алхимией. Но… — Он покачал головой.

Она крепко сжала его руку, жалея в этот миг, что не может дотронуться до живых пальцев.

— Мы будем стойки… и дело не в алхимии.

Тут над головой грохнуло так, словно на зал суда обрушились все верхние этажи башни. Катрин устремила взгляд на потолок, молясь, чтобы тот выдержал. Хотя бы еще чуть-чуть…

Но полетели вниз куски камня и штукатурки, разбиваясь среди ярусов. Люди с криками бросились врассыпную.

Огромная глыба откололась от центра. Мастера метнулись в сторону. Катрин оттащила Геррода. Аргент схватил за руку Делию, смотревшую вверх как зачарованная. Девушка после удара по голове еще нетвердо держалась на ногах.

От рывка она споткнулась и упала на одно колено.

— Делия!

Глыба рухнула.

В последнее мгновение Аргент, обратившийся в вихрь теней, крутанулся на каблуках, рванул дочь за руку и отбросил в сторону. Сам ринулся следом, но не успел.

И теням порой не хватает скорости…

Край глыбы задел его, сбил с ног. Аргент упал.

— Отец! — вскрикнула Делия, пытаясь подняться.

Рука его шевельнулась, стерла с пола каменную пыль. Из — под глыбы заструилась кровь. Кругом закричали. Мастера поспешили на помощь.

Но первой рядом оказалась дочь. Взяла его за руку.

— Не покидай меня, — сказала. — Снова…

Он с трудом повернул голову. Простонал:

— Никогда…

И затих.

— Эх, потренироваться бы сначала, — сказал Роггер.

— У тебя все получится, — заверил его Тилар. И посмотрел на остальных спутников.

Флиттер отплыл на четверть лиги от острова, на чистую воду, где ничто не препятствовало разгону. Все пригнулись, покрепче взялись за поручни. Дарт, сидевшая рядом с Тиларом, уцепилась за его пояс. Рука ее дрожала.

Все они знали, что должны исполнить свой долг. И Тилар увидел решимость в глазах каждого, хотя в них таился и страх. Он повернулся к Роггеру, сжал его руку, делясь своей уверенностью.

— Вперед.

Роггер повернул рукоятку, открывая поток алхимии.

— Держитесь!

Весла ожили, вода с обеих сторон забурлила. Флиттер скакнул вперед, как испуганная лошадь. И понесся по реке, постепенно приподнимаясь.

Ветер сдул капюшон с головы Тилара. Натянув его обратно, тот пригнулся ниже.

Флиттер на кончиках весел скользнул в протоку. Роггер начал огибать маленький островок, но слишком мягко повернул колесо. Чуть не зарылся в сеть узловатых корней у берега. Крутанул жестче, накренив лодку так, что один ряд весел завис в воздухе, и вырвался.

Протока оказалась извилистой. Роггер старался как мог, то замедляя ход, то прибавляя, то накреняя лодку, то поднимая ее над водой. На последнем повороте заднее весло правого борта задело за камень и отломилось. Улетело, подобно бронзовой стреле, в чащу леса.

Наконец они оказались в кипящем озере.

Вошли в туманную завесу над огненно-красной светящейся водой. На них дохнуло жаром, вонючим серным запахом. Поцелуй Такаминары… Пар позади лодки закружился воронкой.

С острова донесся свирепый вой. На зубцах каменной короны яростно плясали отблески зеленого огня, раздутого взмахом крыльев демона.

Роггер направил флиттер — трепещущее копье из бронзы и дерева — к острову. Нацелился на один из утесов, словно собираясь его протаранить.

— Приготовились!

Тилар встал, накрыл своим плащом Дарт, крепко прижал ее к себе. Сказал:

— Держись обеими руками.

Она что было сил вцепилась в его пояс.

— Пора! — крикнул Роггер.

Он, резко крутанув рулевое колесо, развернул нос влево, сильно накренил лодку. Та пошла к острову правым бортом вперед. Ход замедлился.

В тот же миг Тилар, укрытый тенями плаща, держа Дарт под мышкой, прыгнул через поручень и темным вороном полетел к песчаному берегу.

Роггер усилил поток алхимии, флиттер вспорхнул, как испуганная пташка, и понесся от острова прочь.

Тилар прокатился по берегу, стараясь не придавить своим телом Дарт, и поднялся вместе с ней на ноги лишь в тени каменного зубца, среди зарослей колючих кустов.

Оттуда оба проследили за флиттером, который двинулся вправо, вокруг острова. После чего Роггер намеревался вывести его в ту же протоку.

Но уже с сопровождением.

Ночную тишь снова разорвал вой демона. Охотничий клич. Выглянуть Тилар не решился. Их тайное появление на острове таким и должно было остаться.

Перед тем как отправиться сюда, он вымазал своей кровью все поручни лодки. Теперь его запах служил приманкой, «блесной», которая стремительно удалялась от острова.

Но попалась ли на крючок рыба?

Вой повторился. Зеленый огонь разгорелся ярче. Тилар услышал, как захлопали тяжелые крылья.

Издали донесся крик Роггера:

— Коль хочешь перекусить, поймай сначала!..

И демон откликнулся на вызов.

Тилар выждал еще два долгих мгновения. Роггер выманивал крылатого стража с острова, который питал его силой. И если бы Тилару удалось погасить зеленый огонь, лишить демона-духа источника темной Милости, справиться с ним было бы куда легче.

Правда, он не знал еще, что именно его здесь ожидает…

— Идем. И помни — если я скажу…

— …«беги», то я бегу и прячусь, — ответила Дарт. — Помню.

Он не хотел брать с собой девочку. Но ее кровь могла понадобиться для возрождения клинка. Тилар слишком мало знал о Ривенскрире, который необходим для освобождения богов. Останься же он вдруг с одной рукоятью… считай, все пропало.

Издалека донесся вой демона.

Да и вряд ли в лодке было бы сейчас безопаснее…

Он выпрямился, обнажил Ривенскрир.

— Держись ближе. Пойдем под укрытием плаща до тех пор, пока это возможно.

Дарт прижалась к нему потеснее.

Они начали обходить утес. На острове царила почти полная тишина. Лишь потрескивало на ветру голодное пламя да глуховатые звуки слышались, похожие на бряцанье цепей и скрежет камня.

Тилар сделал еще шаг вперед и понял, чего не хватает.

Песни-манка.

Когда они смотрели на остров издали, из флиттера, та еще звучала. Одинокий женский голос, исполненный грусти. Но теперь он умолк. Что же произошло? Тилар встревожился.

Однако останавливаться не стал, и они с Дарт вышли к костру, который пылал в самом центре острова. Тепла он не давал. Лишь бросал мутный, нечистый, зеленоватый отсвет на их лица и на все, что было кругом.

Тилар, чувствуя, что перед ним бездонный колодец силы, заслонился от него тенями плаща. Пошел краем центральной площади, окруженной низенькими каменными домами без окон, с дверями нараспашку.

Он был уверен, что оттуда за ними наблюдают. Но показаться не решаются.

Снова послышались скрежетание камней и лязганье железа.

Здесь, внутри короны, при свете костра Тилар разглядел рисунки, вырезанные на внутренней стороне утесов-зубцов. На одном были изображены картины мирной жизни — мужчины и женщины, занятые повседневной работой, возделывающие поля, ведущие груженных кладью быков. На другом — великая битва. Воины с копьями и топорами, отрубленные руки и ноги, насаженные на колья головы… Болезненное напоминание о Сэйш Мэле. Древние художники воспевали и радости плоти — пиршества и любовные утехи, совокупление в разнообразных позах.

Тилар поспешил загородить от Дарт эту скалу.

Он понял, что поселение основано в незапамятные времена, еще до появления королей-варваров. Вот какое место выбрали для своей проклятой кузницы заговорщики Кабала, поверившие лжи наэфринов, которые будто бы собирались покончить с тиранией богов, дабы вернуть власть и величие людям…

Они с Дарт обошли половину площади и увидели дом побольше прочих, с открытой дверью, откуда падал свет. Обычный, не зеленый.

Тилар приблизился к этому дому с Ривенскриром наготове, жестом велел Дарт оставаться снаружи. Притолока была такой низкой, что ему пришлось нагнуться, чтобы заглянуть внутрь. В небольшом очаге посреди комнаты пылал огонь. Лучами от него расходились шесть каменных постаментов. На них простерлось шесть фигурок, закутанных в серые мантии, грязные и рваные.

Тилар почуял запах крови.

Она текла по постаментам, скапливаясь лужицами у ног лежавших. Скатывалась струйками вниз, бежала к огню.

Шагнув вперед, он приказал Дарт:

— Встань в дверях. Следи за площадью.

Она вошла в дом и остановилась у порога, как было велено.

А Тилар приблизился к одному из каменных лож. На нем вытянулась мертвая девочка, не старше пятнадцати лет, с прямыми светлыми волосами до плеч. Обычная девочка… если не видеть ее горла. Жуткого, раздутого, как у квакающей лягушки.

Певица.

Он заглянул в открытые глаза. Такое милое личико, и столько несчастий… Но можно ли винить в них ее? Рожденную черной алхимией, без ведома и согласия превращенную в сирену темной Милости? Она была не свободнее тех, кого связывала своей песней.

На горле ее виднелся неровный, глубокий разрез. На краях кровь уже подсыхала. Тилар толкнул носком сапога клинок на полу — обсидиановый, с бронзовой рукояткой. Тот лежал прямо под безвольно свисавшей с ложа рукой девочки.

Горло себе она перерезала сама.

Он шагнул к другому постаменту. Потом к следующему.

Там тоже лежали певицы.

Мертвые.

Тилар прикоснулся к щеке одной из них. Та была еще теплой.

Умерли совсем недавно… Он вспомнил печальный голос над озером. Возможно, то была и не песня-манок. А последний плач одинокого ребенка, знающего, что его ждет.

Тилар обвел взглядом тела.

— Почему? — спросил он.

В этом вопросе заключалось несколько. Почему они себя убили? Стали не нужны? Им приказал так сделать лорд Ульф? И если да, что означало это для Ташижана?

А еще… С каменных постаментов смотрели в потолок широко открытыми глазами шесть одинаковых лиц. Тилар вспомнил сестер Мейлан. Которые были вирами.

Кровь застыла в жилах, когда пришло понимание. Эти девочки — тоже. Певицы-близнецы — порождение виров.

Почему?..

Дарт вдруг попятилась от порога, позвала:

— Тилар…

Он повернулся к этому кошмару спиной, поспешил подойти. Дарт отодвинулась, давая ему выглянуть.

И он увидел, что наружу выбираются обитатели домишек, окружавших площадь, — кто на четвереньках, кто ползком. То ли почуяли, что крылатый страж улетел. То ли заметили появление незнакомцев.

Нагие, все в грязи и собственных нечистотах. Худые как скелеты, обтянутые кожей, с волосами, сбившимися в колтуны. С переломанными некогда и криво сросшимися руками и ногами. С устремленными вперед, вверх, в никуда глазами… сияющими Милостью.

Бродяги.

Плененные безумные боги.

Всего двенадцать.

Скованные цепями, выползали они из своих каменных логовищ. Один уставился в небо и завыл. За ним — другой. Женщина села у дверей, стала рвать на себе волосы. Мужчина встал на колени, начал царапать камень, ломая ногти, раня руки в кровь.

Песня-манок больше не держала их, но они находились в ином плену, еще безысходнее, в безумии своем не сознавая, что могут разорвать железные цепи с помощью Милости.

Колючка… Неистребимый сорняк, который так хорошо описал Роггер. Выдергиваешь его — и корни уходят вглубь, расползаются вширь. Этих несчастных погубила песня-манок, проникшая в их разум. И теперь, когда умолкли певицы, к безумию добавились страдание, которого они не в силах понять, ужас, которым они скованы прочнее, чем цепями. Он видел, что случилось в результате в Сэйш Мэле — не только с подданными, но и с самой богиней.

Перед его мысленным взором предстала Мийана в огне. Ее брат Кеорн.

«Я хочу вернуться домой».

Тилар переступил порог, вышел на площадь. Он явился сюда, чтобы освободить бродяг.

И сделает это.

Он поднял меч и двинулся вперед.

— Быстрее! — крикнул Брант.

Роггер выругался, заходя на очередной поворот. Демон вновь догонял. Его преимуществом было чистое небо. У них же препятствий хватало с лихвой.

Пока спасали прикрывавшие лодку древесные кроны и непрерывное лавирование.

Но долго это продолжаться не могло.

Зацепив на последнем, слишком резком повороте каменный валун, они потеряли три весла. Флиттер перекосило, и Роггеру теперь приходилось бороться с рулевым колесом, выравнивая его. И вот-вот они должны были выбраться в места, которые уже проплывали. Деревья там росли не столь густо.

Малфумалбайн, стоя на корме на коленях, одной рукой цеплялся за поручень, в другой держал наготове толстый сук — чуть ли не бревно. Сноровку его в обращении с этим оружием Брант уже оценил. Несколько мгновений назад они были на волосок от гибели. Демон, отыскав брешь в лесном пологе, падал на них, как пикирующий ястреб.

Но великан умудрился сбить его своим бревном на лету. Чудовище рухнуло в воду и запуталось в водорослях. Правда, не успели они обрадоваться, как монстр вырвался, помогая себе крыльями, и снова взмыл в воздух.

И опять догонял. Свирепый победный клекот неумолимо приближался.

Роггер старался изо всех сил. Но в сравнении с прежним стремительным полетом флиттер еле полз вперед. И это означало конец. Достаточно ли времени дали они Тилару и Дарт? Ведь демон скоро поймет свою ошибку. И вернется на остров, будучи разъярен еще больше.

Все возможности задержать его исчерпаны.

Их и так было маловато.

Маловато?..

Бранта вдруг осенило. Надо попытаться…

Он повернулся к Роггеру и быстро объяснил, куда править.

Тот закивал.

— Ты мастер строить козни, мой мальчик. Люблю тебя за это.

Брант проворно натянул лук, который дали ему виры. Подготовил стрелу. Объяснил великану, что делать.

— Метнуть бревно — и все? — с сомнением спросил тот.

— По моему знаку.

Лодку отчаянно затрясло, когда Роггер развернул ее к цели.

Пора демону узнать, что такое жизнь в лесу. Танец хищника и добычи. Жестокий, коварный. Но совершенный.

То, что Брант знал еще ребенком.

Путь.

— Прибыли! — сказал Роггер.

Как раз вовремя.

В разрыве крон над головой возник монстр. Закружил, готовясь напасть.

— Давай! — крикнул Брант и натянул тетиву до предела. С древка стрелы потекло по руке масло.

Малфумалбайн швырнул бревно в ствол дерева перед ними, быстро повернулся и коснулся наконечника горящим клочком соломы.

Брант отпустил тетиву. Стрела вспыхнула на лету, прочертила огненную дорожку через брешь в лесном пологе, навстречу нырнувшему вниз демону-духу.

И попала в цель.

С дерева, сотрясенного ударом бревна, сорвались тысячи белых летучих мышей, закружились в поисках обидчика. Великан благоразумно бросил солому в воду.

И мыши увидели один-единственный огонь.

В небе, которое принадлежало им.

На их территории.

Это была пылающая стрела, вонзившаяся в крылатого нарушителя. Следом взметнулось ввысь полчище летучих мышей.

Они ударили в крылья врага, разом остановив его полет. В демона впились тысячи тысяч крохотных когтей и клыков. Он завертелся в воздухе, облепленный свирепыми тварями со всех сторон, но разметать белую тучу не смог. Рванулся вверх, на время высвободился. Но стрела в движении разгорелась ярче.

И, поколебавшись мгновение, он с яростным воем понесся прочь.

В сторону острова.

Роггер проводил его взглядом.

— Теперь он обнаружит Тилара.

Брант повесил лук на плечо, встал рядом.

— Мы сделали все, что могли.

Мыши дружно ринулись вдогонку огню, столь им ненавистному, снова облепили демона. Тот завизжал от боли.

— Надеюсь, — сказал Роггер, — эти маленькие гаденыши задержат его еще немного.

Малфумалбайн тяжело опустился на скамью.

— А мне они уже почти нравятся. Особенно коли поджарить на перечном масле.

Тилар убивал.

Зеленое пламя в центре острова увяло до нескольких жалких язычков. Смерть каждого бродяги лишала его топлива. При помощи неведомой алхимии жизненная сила богов, плененных песней-манком, доселе передавалась огню. И бежать они не сумели бы, даже разорвав цепи, покуда были живы.

Долгом Тилара было разрушить и это проклятие тоже.

Единственным возможным способом.

Тела убитых лежали на площади. Он даровал им быструю смерть.

Переживая десятую с тем же ужасом, что и первую, зная наконец истинную силу Ривенскрира.

Он поднял меч, шагнул к одиннадцатой жертве. Это была женщина. Исхудавшая так, что кости выпирали из-под кожи. Боги не могли умереть. Но голодать могли вечно. Она не выла — откусила себе язык. Который через некоторое время должен был вырасти снова. Сколько раз она уже откусывала язык? От голода делала это или чтобы заглушить собственные крики?

Посмотрев ей в глаза, он не увидел ничего. Пустая оболочка дожидалась, когда ее сбросят наконец. Тот же взгляд был и у остальных…

Тилар резко опустил меч.

Рукоять слегка дрогнула, когда осененная Милостью сталь вошла в плоть.

И в этот момент влилась в клинок последняя искорка жизни, втянутая черным алмазом Кеорна, который соединял то, что было разделено, — плоть, эфрина и наэфрина.

Для того, чтобы убить всех троих.

В этом заключалась последняя тайна Ривенскрира.

На самом деле за все четыре тысячи лет, прошедшие со времени великого Размежевания, ни один бог в Мириллии не умирал. Гибли лишь части целого. Мирин, Чризм… то была плоть, но дух их остался в эфире и наэфире. Наэфрин Мирин обитал в теле Тилара, вернулся в нижний темный мир наэфрин Чризма.

Даже Мийана и Кеорн… никто из богов не умирал на самом деле полностью.

До этой ночи.

Алмаз Ривенскрира собирал все части воедино — возжигая последнюю мимолетную искорку жизни. И клинок в тот же миг ее гасил.

Голова богини покатилась к зеленому огню. Тело осело наземь.

Истинно и окончательно мертвое.

— Лиллани, — шепнул Тилар.

Еще одна жестокость меча. Имя… Когда соединялось разделенное и исцелялось тысячелетнее безумие, в исполненном радости клинке звенело имя умершего. И затихало.

Тилар знал теперь все их имена.

Он шагнул к двенадцатому, последнему богу.

Тот с виду был подростком — шестнадцати, от силы семнадцати лет. Но походил скорее на бешеного волка, чем на мальчика. На губах клокотала пена, мужское достоинство разорвано в клочья. Одна нога сломана и растерта железной цепью до крови. Видно, он рвался из оков… и столь же яростно пытался победить власть песни-манка. Но обе битвы проиграл. Остался в ловушке навсегда.

Тилар поднял Ривенскрир — ненавидя в эту минуту меч богов.

Над лесом разнеслись завывания демона. Они слышались и раньше, вдалеке, пока тот охотился за флиттером, обманутый запахом крови Тилара. Но теперь зазвучали ближе. Перрил возвращался.

За спиной Тилара вдруг раздался голос.

Принадлежавший не Дарт. Девочка осталась возле дома, где лежали на своих каменных ложах мертвые певицы. Не следовало брать ее сюда… Она сидела, обняв руками колени, уткнувшись в них лицом.

Понимала, конечно, что это милосердие. Но смотреть не могла. Да и не должна была…

Голос исходил из зеленого пламени. Подобно дуновению ледяного ветра.

— Мерзейший, — сказал лорд Ульф. — Ты оправдываешь свое имя.

Тилар посмотрел в огонь.

— Я делаю то, что должно. Уничтожаю порчу и зло.

— Ты убиваешь всех. — В гол осе Ульфа слышал ось некоторое замешательство, словно он не понимал, как это Тилару удается.

— Я знаю.

— Но зачем? Снять голову с бога можно любым другим мечом. Зачем же убивать всех, если безумие пожирает лишь одного?

Тилар и сам подумал об этом, убив первого бога и поняв, как глубоко режет Ривенскрир. И все же не сменил меч. Он вспомнил эфрина и наэфрина Мирин. Разделенных навеки. Навеки лишенных возможности услышать друг друга. Подобное существование, когда третий потерян безвозвратно, не жизнь.

Так пусть же смерть будет смертью.

Еще он вспомнил Мийану. Тот миг, когда Охотница шагнула в расплавленную реку. К ней все вернулось — эфрин и наэфрин, рассудок, имя. И она пыталась сказать — ему и всем остальным — о том, в чем было ей отказано даже тогда.

«Я хочу вернуться домой».

Существовал лишь один способ сделать это.

Полное освобождение.

Тилар повернулся спиной к огню, шагнул к богу-мальчику.

Ульф сказал вслед:

— Ты — Мерзейший.

Тилар поднял и опустил меч, освобождая мальчика от безумия.

— Мерзейший!!! — взвыл Ульф.

Тилар взглянул на зеленые сполохи.

— Нет… просто богоубийца.

Едва не стало последнего бродяги, нечистое пламя угасло.

Но напоследок оттуда донеслись слова, в которых звучало торжество:

— Ты опоздал. Ташижан пал…

Тилар вздрогнул. Неужели правда? И поэтому певицы мертвы?.. Он не успел додумать мысль до конца, как вой демона послышался над самой головой.

Тот падал на остров.

— Тилар! — вскрикнула Дарт, вскакивая на ноги.

— Беги! — приказал он. — Прячься в доме!

Девочка шмыгнула в дом певиц, но осталась у самых дверей.

Тилар вобрал в плащ тени, поднял выше сверкающий во тьме Ривенскрир и метнулся в сторону от убежища Дарт, отвлекая духа.

Тот рухнул в середину острова, разметал пепел, оставшийся от огня, что его породил. Увидел Тилара и вскинул крылья. Прорванные, истекавшие густым гнилостным гноем. Меж ребер торчала черная, обуглившаяся стрела.

Огонь угас, источник темной Милости иссяк. Демон-дух стал слабее.

Но и опаснее, подобно раненой пантере. Он изогнул шею, зашипел, разинув клыкастую пасть. На Перрила это чудовище уже походило мало…

Оно вонзило когти в землю. Хлопнуло крыльями.

И огляделось, как будто не совсем понимая, где враг. Хозяева исчезли. Бросили его.

Но в глазах его Тилар увидел вдруг не только растерянность.

Боль.

Которую причиняли не раны.

— Перрил…

При звуке этого имени демона словно отбросило порывом ветра. Отпрыгнув, он снова зашипел, растопорщил крылья. Как будто собрался улететь.

— Ты поэтому вернулся? — тихо спросил Тилар, приближаясь с клинком наготове. — Зверь в тебе хочет бежать. Но что-то тебя удерживает.

Тот взвыл — страдальчески, горько, разрываясь меж велением инстинкта и памятью.

— Перрил…

Ответом было глухое поскуливание.

Да, поэтому он и вернулся… Тилар поднял Ривенскрир. Блеснул клинок, демон зашипел, хлопнул крыльями. Яростно хватил воздух когтистыми лапами.

Но не двинулся с места. Вновь жалобно заскулил.

Напуганный.

Измученный и страдающий.

Не человек и не зверь, не знающий, какому из начал повиноваться.

Тилар понимал, чего он хочет. Видел это в его глазах. Перрил боролся сейчас с животным инстинктом, повелевавшим бежать или сражаться. Держался одной лишь волей, еще оставшейся в его уподобленном теле, умоляя о той же доброте, какой Тилар одарил бродяг.

О милосердном клинке.

Надолго его сил хватить не могло.

Тилар знал, что Перрилу нужна его помощь — в этой последней битве, последней смерти, последнем освобождении. Но, пролив уже столько крови сегодня, он колебался. И это было самым жестоким его деянием.

За спиной Тилара загромыхали механизмы — к берегу причалил вернувшийся флиттер.

Внезапный звук этот испугал монстра. Раскинув крылья, он метнулся вверх — готовый бежать, затеряться в окраинных землях, жить отныне в вечном ужасе.

Тилар бросился вперед, но расстояние меж ними оказалось слишком велико даже для теней.

Он нанес удар — и промахнулся.

Зато не промахнулся другой.

В грудь демона, едва успевшего подняться в воздух, вонзилось огненное копье, прошло сквозь сердце.

Он взвыл в последний раз, из пасти вырвался язык пламени. Крылья опали, и наземь рухнула бесформенная груда дымящейся плоти.

Наружу выкарабкался Щен. Весь в черной крови. Тряся шипастой гривой, сверкая глазами.

К Тилару подбежала Дарт — с обсидиановым ножом в руке, подобранным в доме певиц. Другая рука ее была окровавлена.

Тилар опустился возле своего друга на колени.

Глубочайшее горе внезапно охватило его. Он выронил меч, закрыл лицо руками. Боль была так сильна, что на глазах выступили слезы. Сердце жгли двенадцать имен. А может, сознание того, что эта, последняя, смерть наступила не от его руки.

Именно эта.

Которая спасла друга.

Дарт встала на колени рядом. Тронула его за плечо.

— Я… верно поступила? Я не знала…

Он сглотнул комок в горле, взял ее за руку.

— Все верно, Дарт… вернее не бывает.