— И давно ты встречаешься с Джерри? — спросила Тесс как можно равнодушнее.

— Да месяца два, — ответила Хитер. — Мы знакомы пару лет, с тех пор как дети пошли в школу, но подружились только после того, как я стала помогать в родительском комитете.

Они шли к районному общественному центру на занятия йогой. На этот раз Тесс подготовилась. Она заранее напичкала себя лекарствами. Две капсулы ибупрофена медленного действия, спрей, снимающий напряжение, часовое отмокание в горячей ванне накануне и аутотренинг, прямо как в «Роки-4».

— И как он тебе показался? — робко спросила Хитер.

— По-моему, приятный, — сказала безразлично Тесс, чтобы скрыть то обстоятельство, что Джерри ей небезразличен.

На самом деле если бы ее до сегодняшнего дня спросили, что она о нем думает, вопрос показался бы ей непростым. То, что к уравнению добавилась Хитер, сделало задачу еще более сложной.

Насчет Джерри она пока ничего не решила, а может, еще не разобралась. Разумеется, ей нравилось его общество, ей было легко с ним, она не испытывала неловкости, которая обычно возникает при знакомстве. Но она не могла скрыть того факта, что он понравился ей, и это было ее первое увлечение после того, как она вышла замуж.

Конечно, она обращала внимание на других мужчин и даже допускала, что в иных обстоятельствах вполне могла бы пофлиртовать. Но еще ни разу она не заходила так далеко. Проще говоря, она не думала, что с ней может случиться такое.

Даже когда ее брак оказался под угрозой, у нее так и не появилось соблазна обмануть своего мужа. Напротив, она вообще стала держаться подальше от мужчин и искала утешения в обществе приятельниц.

Начинающаяся дружба с мужчиной была для нее новостью, и приятной. Ей понравились как поход по супермаркету, так и кофе после него. Ей нравилось его легкое подтрунивание и флирт, что давало ей новые ощущения.

И ей нравилось общаться с ним. Они с Максом тоже раньше так разговаривали, когда каждому из них было интересно мнение другого. Она была поражена, когда поняла, что ухудшающиеся отношения с мужем свидетельствуют еще и о том, что они больше не уважают друг друга. Они уже давно оставили попытки наладить взаимопонимание, проявлять интерес друг к другу, беспокоиться друг о друге. И общение с Джерри напомнило ей о вакууме в ее жизни.

Разумеется, она задумывалась, как далеко зайдут их отношения. Чисто теоретически, конечно. Просто так. Она вовсе не собиралась заводить интрижку или даже выходить за пределы флирта. Ну уж нет.

Хотя подумать об этом можно, ничего дурного в этом нет. И она читала статьи о том, как фантазии могут благотворно сказаться на браке, особенно на таком непрочном, как их.

Но когда она увидела Хитер с Джерри, ей показалось, будто внутри нее нажали на кнопку и открыли люк, который она годами держала закрытым. Стоит упасть в него, и все. Как только попадешь в люк, так и просидишь там до конца пьесы. И тебе останется только следить за ходом действия наверху и проклинать себя, что оказался не в том месте.

— Джерри, это Тесс. Тесс, а это Джерри.

— Я могла бы сказать, что слышала о вас, но Хитер держала это в тайне, — произнесла Тесс, не зная, какую играть роль, и давая Джерри возможность взять ситуацию в свои руки.

— Я тоже, — сказал Джерри.

«Что ж, пусть так, — подумала Тесс. — Мы не будем говорить о том, что знакомы, что он дважды меня спас, что проводили время вдвоем, а что касается меня, то я еще и много думала об этом».

Решение было принято и одобрено, но отношения между Тесс и Джерри дали трещину и перешли в область… да просто отношений.

— Вы, наверное, знакомы по школе, — продолжала Хитер. — Вообще-то я удивлена, как вы раньше не встретились.

Тесс и Джерри обменялись короткими взглядами. Они понимали, что врать совершенно не нужно, но раз уж солгали, то на какое-то время будут связаны друг с другом обманом.

Обед прошел в неловкой обстановке. В присутствии Джерри Хитер казалась другой — более легкой и не столь категоричной. Тесс одолевали противоречивые чувства — удовольствие (оттого, что ее новая подруга нашла счастье после продолжительного и трудного одиночества) и ревность (оттого, что это счастье было с Джерри).

«Слишком сложно, — заключила она. — Да возьми же себя в руки! Ты встречалась с этим человеком два раза, и не было ничего особенного, что запомнилось бы, как музыка Рахманинова. Не было волшебных минут, когда таишь дыхание, не было душевных разговоров. Он усадил тебя на стул, когда ты сорвала спину, познакомил тебя с дешевой морковью в супермаркете, а потом заставил купить ему булочку. Совсем не так, как в фильме «Короткая встреча». Это скорее кем-то наспех снятая серия «мыльной оперы» для оживления падающего рейтинга. Если бы это происходило в телесериале, то все закончилось бы кровавой баней перед входом в заведение Картера, где Хитер кричала бы над телами Тесс и Джерри, исколотых ржавым ножом мясника».

— Что это тебя рассмешило? — спросила Хитер.

Тесс и сама не знала, почему смеется. Лара брезгливо посмотрела на свою мать:

— Мама, можно я сяду с Рути? Она вон там, со своими родителями. В следующем году мы вместе поедем в Швейцарию!

Не успела Тесс ответить, как та убежала.

— В Швейцарию? — слабо спросила она.

Хитер кивнула:

— В шестом классе туда ездят покататься на лыжах. Пока ты не спросила, отвечу — для семей, которые не могут себе этого позволить, существует фонд поддержки малоимущих.

Фонд поддержки малоимущих? Тесс захотелось расплакаться оттого, что и на ней теперь стоит это клеймо. «Вот и мы официально оказались среди тех, кто нуждается в благотворительности, — подумала она. — Да Макс с ума сойдет». Но стоит ли ей обращать внимание на Макса? Их объединяет обязательство думать прежде всего о счастье Лары, а не о своей гордости или о каких-то личных потребностях. Ему придется согласиться с этим, как это сделала она.

Ей стало вдвойне неловко, когда, думая о благополучии дочери, она сидела напротив Джерри и размышляла о том, что точно не добавило бы Ларе счастья.

Все это казалось Тесс очень сложным, а Джерри, казалось, был спокоен. Его забавляла двусмысленная ситуация, когда Тесс знала, что эго был обман. Казалось, он даже вознамерился привести ее в ярость.

— А чем вы, Тесс, занимаетесь в школе? — спросил он с выражением полнейшей невинности.

— Преподаю йогу.

Она почувствовала, как знакомая краска снова подбирается к лицу. «И почему я краснею так легко? — подумала она. — Хитер наверняка это заметит и спросит, в чем дело. И что я тогда буду говорить?»

— Кто-нибудь хочет вина? — неожиданно спросила она.

Хитер удивленно посмотрела на нее:

— Ты, кажется, отказалась от выпивки. Поэтому мы и не заказывали спиртного. Красного или белого?

— Красного, — быстро ответила Тесс, а сама подумала: «Блестящая мысль! Быстро выпью бокал, а потом, когда покраснею, припишу это вину. Да я умнее, чем думала».

К сожалению, это было не так. Решив сначала притвориться преподавательницей йоги, а потом напиться, Тесс явно обнаружила признаки женщины не в своем уме. К тому же она забыла, какое действие на нее обычно производит алкоголь, особенно если она дернет бокал-другой дешевого вина. Краснеть, может, она и не будет, но добавится еще одна проблема — ее уже ничто не остановит.

Не прошло и пяти минут, как Картер принес им бутылку бомбейского красного, от которого у кого угодно немедленно расширятся сосуды при одном только его виде. Тесс залпом выпила бокал и принялась бодро притопывать в такт песне Нани Мускури.

— А что, у Картера нет других записей? — спросила, она, не замечая, что с каждым глотком ее голос становится все громче.

Хитер охотно откликнулась:

— Он любит Нани Мускури. Раньше он с женой, Марией, все время танцевал под ее пластинки. Когда Мария умерла, он больше не мог выносить эту музыку. И вот с полгода назад решил, что достаточно погоревал, и с тех пор только и слушает старые записи. Мы все надеемся, что этот период скоро пройдет.

— Мне это нравится, — сказал Джерри. — Такая верность, пока смерть не разлучит — это так редко в наши дни.

Хитер нежно взяла его за руку:

— Джерри и сам своего рода редкость, Тесс: одинокий мужчина, никогда не был женат, все ждал, когда появится та единственная.

Зная его, Тесс думала иначе. То, с какой легкостью он заигрывал с ней, заставило ее предположить, что он относится к противоположному типу — дамским угодникам. Мысль о том, что он флиртовал просто так, без каких-либо намерений, огорчила ее. «Будто мне нужно что-то еще», — подумала она.

— Повезло тебе, Хитер, — сказала она, собираясь произнести эти слова беспечно, а вышло горько.

Хитер уставилась на нее. Тесс выругала себя за неосторожность, но ревновать не перестала. Она указала на бутылку:

— Не обращайте на меня внимания, это все вино. А Макс превращается в заводик по производству денег. Я его совсем не вижу. Да и когда мы видимся, все не так уж и хорошо.

Она стиснула зубы и подумала: «Если я начинаю говорить о своем браке, значит, быть беде».

Теперь уже Хитер улыбалась.

— Пусть это и будет ответ, — загадочно произнесла она.

— Ответ на что?

Хитер повернулась к Джерри.

— У вас с Тесс есть что-то общее, — сказала она.

Джерри не шелохнулся, а вот Тесс вздрогнула. «Пусть я выдам что-то еще, но выпью бомбейского красного», — решила она.

— Ты о чем? — спросил Джерри.

— Вы оба любите что-то скрывать от остальных, пытаясь убедить других, что вы такие неглубокие, что не стоит и пытаться копнуть поглубже.

Тесс заметила, как улыбка едва не слиняла с лица Джерри. Но тут Хитер повернулась к ней:

— А Тесс так и не научилась скрывать свои чувства. Она всегда задумывается, прежде чем что-то сказать, иногда буквально видишь, как мысли шевелятся у нее в голове, особенно если заданный вопрос кажется ей личным.

Теперь Джерри увидел, как Тесс смущенно съежилась.

— Если вам нужно хорошее оправдание, — сказал он ей, — могу дать частный урок.

Хитер не обратила внимания на то, что ее перебили.

— Но я только сейчас поняла, что механизм самообладания Тесс ломается после бокала вина. Мы впервые выпиваем вместе, поэтому раньше я этого не замечала. Надо бы как-нибудь напоить ее, тогда посмотрим, что она еще расскажет!

Тесс не стала больше пить. До конца обеда это еще можно использовать как оправдание того, что она покраснела. Но ей не следует выпивать с Хитер, по крайней мере до тех пор, пока Джерри не вернется туда, где ему место — в коробку, помеченную словом «чужое».

Открывая на следующий день двери общественного центра, Хитер повернулась к Тесс:

— Я чувствую себя виноватой за вчерашнее. Я ведь не дала тебе выпить?

Тесс покачала головой.

— Да нет, дело не в тебе, — солгала она. — У меня от вина голова разболелась. Просто я пила слишком быстро. А все потому, что разозлилась на Макса. Но ты права, я действительно слишком много начинаю говорить, когда выпью.

Хитер ужаснулась:

— Я не об этом! Я имела в виду совсем другое. Не думаю, что надо что-то держать в себе. Наверное, для того и нужны друзья, чтобы откровенничать с ними и делиться тем, что не можешь сказать мужу или матери!

«К сожалению, — подумала Тесс, — то единственное, что я сейчас держу при себе, тебе я никак не могу рассказать, даже не рискну. Макс — еще одна причина, почему осложнились отношения между нами, и без того трудные. Похоже, они вот-вот разорвутся».

В это утро Макс был особенно внимателен по отношению к Тесс. Это могло бы насторожить ее, не будь она так озабочена.

— Давай-ка я сделаю тебе массаж, — настоял он.

Тесс послушно легла лицом вниз и сцепила зубы в ответ на его чересчур вдохновенные попытки. Она думала, что если сможет такое выдержать, то ей будут не страшны полтора часа суперсложных упражнений, способных сразить женщин. И справиться с тремя классами гиперактивных детей, которые увидят слово «жертва», будто вытатуированное у нее на лбу, ей не составит никакого труда.

— Как вчера прошел обед? — спросил Макс.

Он пришел домой в три часа ночи. Другая жена поинтересовалась бы, чем он занимался до этого времени. Но когда он наконец забрался в постель, Тесс ненадолго проснулась от стойкого запаха пятнадцатичасовой смены.

Сильный дымный смрад говорил о часах в конторе такси, а синтетический запах хвои, приставший к его волосам, свидетельствовал о часах, проведенных в машине. Макс постоянно задевал головой освежитель воздуха в виде сосенки, призванный отбивать запах пота немытых пассажиров.

Он надеялся, что она не почует его страх. Каждую минуту работы он постоянно вел в голове расчеты и прибавлял цифры к текущему счету. После долгого, долгого дня работы почти без перерыва он понял, что заработал недостаточно, чтобы оплатить проценты, скопившиеся на их счетах только за один день.

Он еще никогда не оказывался в подобной ситуации. До сих пор он обеспечивал свою семью. Пусть Макс и не составил состояние, когда магазин приносил наибольшую прибыль, но зарабатывал он достаточно, чтобы оплачивать закладные, платить за частную школу Лары и за тот стиль жизни, который, как он думал, нравится Тесс. Теперь он примирился с тем фактом, что может работать круглые сутки, но не в состоянии оградить семью от угрозы банкротства Ему стало плохо от своей беспомощности.

Тесс ничего не замечала. Она пребывала в страхе оттого, что Макс может почуять ее предательство.

«Но ведь я ничего не сделала, — успокаивала она себя, прибегая к тем же приемам, которые использовала так много лет, чтобы скрыть от Макса несущественные проблемы. — В брачном договоре ничего не говорится о том, что нельзя угощаться булочками с другими мужчинами, также, к примеру, как и о том, что лучше воздерживаться от кондиционеров для волос.

Вот и все мои прегрешения. Все остальное в моей голове, и если я смогу удержать в ней фантазии (что, несомненно, мне удастся, если не буду пить в обществе индийское вино), значит, я не причиню Максу зла».

Проблем нет; и не было бы вообще никаких сложностей, если бы Хитер не сказала ей, что на минувшей неделе Джерри сделал ей предложение.

— Не говорите ему, что я здесь, — прошептала Фиона секретарше Грэма. — Я хочу сделать ему сюрприз.

Энни, лишенная воображения, но преданная помощница Грэма в течение пяти лет, встревожилась такому неожиданному повороту событий. Начальника она знала так же хорошо, как и своего мужа. Ей было известно, что он не любит сюрпризы; более того, она знала, что он боится их. И в то же время она сочувствовала Фионе.

Энни заметила, что в последнее время Грэм ведет себя странно. Но не так, чтобы и другие обратили на это внимание. Он не выщипывал себе брови и не делал инъекции ботокса, но двери его кабинета все чаще оказывались закрытыми. Она сделала предположение, что у него проблемы домашнего свойства, поскольку все знала о его работе, а та шла гладко, как всегда.

Появление Фионы в офисе без предупреждения укрепило ее подозрения. Это классическое поведение, когда брак в беде. Обычно это признак того, что жена подозревает своего мужа в обмане и хочет поймать его, когда он меньше всего этого ожидает.

Она не могла поверить, что Фиона не доверяет Грэму. Помимо всего прочего, у него не было никаких возможностей встречаться с женщинами. Компания была печально известна тем, что отдавала предпочтение сотрудникам только одного пола, и женщин редко брали на работу выше уровня младшего помощника бухгалтера.

Энни на минуту охватило волнение, когда она подумала о том, что Фиона, возможно, подозревает что-то между Грэмом и ею — боссом и секретаршей. Но она быстро успокоилась. Никому из тех, кто знал обоих, такое и в голову бы не пришло. И Энни продолжила размышления.

«Есть еще один сценарий, который подходит к этому случаю», — заключила она. В свое время Энни прочитала множество книг и журнальных статей о любви по просьбе своего жениха. Там говорилось, что как только жена начинает снова «обхаживать» своего мужа, привнося в брак новые краски, это обычно означает, что именно она была неверна, поэтому и чувствует себя ужасно виноватой.

Энни представить себе не могла, как можно изменить Грэму, который, по ее понятиям, был идеальным мужчиной. А раз так, нужно помочь ему, если эта бесцеремонная женщина вздумает оскорблять его.

— Энни! Вы меня слышите?

Энни тщательно откашлялась:

— Простите. Мне неловко, но ничего не могу сделать. Когда он пришел сегодня утром, то закрыл дверь, позвонил мне и попросил его не беспокоить.

«Вот как? — подумала Фиона. — Кажется, я пришла как раз вовремя».

— Хорошо, — сказала она. — Уверена, он не станет возражать, когда увидит, что это я.

Грэм сидел в своем кабинете, уставясь на экран монитора. Он открыл письмо Кристины, как только пришел, и прочитал его раз двадцать, выискивая в каждом предложении подтекст, а в каждом слове — двойной смысл. Если он собирался отвечать, а он все-таки собирался, ему нельзя забывать о том, что было. Однажды Кристина его уже обидела, и очень сильно, и хотя он вряд ли позволит ей сделать это еще раз, она может вывести его из равновесия, а этого ему вовсе не хотелось.

Дорогой Грэм!

Не могу передать тебе, как я была счастлива получить твое послание. Как хочешь, но я не собираюсь обращать внимание на все твои намеки по поводу того, что ты не хочешь, чтобы это продолжалось. Знаю, ты не имел этого в виду. Тебе кажется, что да, но на самом деле это не так.

У тебя есть вопросы, должны быть. Я специально не сказала тебе, почему я сделала то, что сделала. Быть может, есть какие-то вещи, о которых тебе лучше не знать, и это твое право. Но если ты достаточно смел, чтобы услышать некоторые вещи, я готова дать тебе ответ.

Ты писал, что не хочешь возвращаться в прошлое и говорить о том, как сложились бы наши жизни. Но мне это занятие не кажется пустым. По-моему, оно может быть полезным: при условии, что мы будем правдивы и не станем делать вид, будто все было бы прекрасно.

Просто мне кажется, что если мы вернемся на восемнадцать лет назад и выясним, что произошло с каждым из нас, как эти годы повлияли на нас обоих, то сможем наконец оставить их позади. Раз и навсегда. И не говори, что ты уже оставил их. Будь это так, ты бы не колебался, отвечая на мое первое письмо, тебе нечего было бы опасаться.

Наверное, у меня есть и эгоистические соображения: мне тоже нужно твое прощение. Надеюсь, я не поступаю подло, взывая к твоей честной натуре, которая, уверена, осталась такой же, какой была всегда.

Так что давай, Грэм, спрашивай меня обо всем, что хочешь узнать, и тогда, возможно, ты сможешь простить меня. Для меня это будет огромным облегчением, к тому же в последнее время я и сама много об этом думала!

С любовью, Крис

Утром он потратил почти два часа, играя умными словами и конструируя предложения, которые ранили бы ее так же метко, как она ранила его и как задевает до сих пор. Потом испробовал искренний вариант, который явно не собирался посылать, но который, как он надеялся, мог бы принести ему облегчение:

Дорогая Кристина!

Мне не хочется думать о том, как сложились бы наши жизни, потому что я несколько лет размышлял об этом, и мне это было чертовски больно. Я позволил тебе узнать меня настолько, насколько никогда и никому не открывался, а ты отвергла меня. Кажется, ты написала в той открытке — «ничего личного». Да разве бывает что-то более личное?

А что, если?.. Если бы мы остались вместе, я был бы совершенно счастлив, вполне состоялся бы, был бы всем доволен. Возможно, кое-кто и способен забыть о подобных потерях, приписать их мечтам молодости, первой любви и всякое такое. Счастья хватит на всех и так далее. Но я был не такой. Да и сейчас я не такой.

Ты была единственной, моей единственной. После того как ты ушла, я еще долго жил со шрамом, причем таким, что, когда Фиона познакомилась со мной, она имела дело с увечным человеком. С ней все было не так, потому что ты взяла часть меня с собой.

Так есть ли у меня вопросы? Да, есть. Я хочу знать, почему…

— Сюрприз!

Грэм резко ударил рукой по клавиатуре в отчаянной попытке убрать текст с экрана. Его мозг с трудом находил объяснение этому сочетанию — Фиона, его кабинет и слово «сюрприз», с которым к нему громко обратились, когда он совершал свое мучительное мысленное путешествие в прошлое, с трудом пробираясь через густой туман в надежде спасти хоть что-то из того, что когда-то было ему так дорого, а теперь стало недоступно.

Он не мог посмотреть Фионе в глаза, пока не придал своему лицу знакомое ей выражение — спокойное, обнадеживающее, строгое, уверенное и стабильное. Ему показалось, что на это ушла целая вечность, хотя на самом деле ему понадобилось несколько секунд.

— О боже! — вырвалось у него, как только он, наконец, взглянул на Фиону.

Он произнес это невольно. Но даже если бы ему дали час для подготовки ответа, он сомневался, что смог бы придумать что-нибудь другое.

Ибо его жена была в расстегнутом плаще от Берберри, а под ним на ней была лишь коротенькая ночная рубашка с вышитыми спереди словами: «Возьми меня, мой тигренок».

— Это был самый унизительный момент в моей жизни, — сказала она, сделав глоток обжигающего чая и стараясь больше не плакать.

— Не надо, Фай! — воскликнула Тесс, бросившись к ней через кухню (размером в целых два шага), чтобы утешить свою подругу. — Но что это нашло на тебя? Если бы я так поступила с Максом, он бы просто ужаснулся. Да и потом, это так неожиданно. Не уверена, что мужчинам — или женщинам — так уж нужны сюрпризы. Мне — нет. Ты не можешь обвинять Грэма в том, что он не знал, как ему нужно реагировать.

— Лучше бы ты сказала мне это до того, как я выставила себя дурой.

Скрытый упрек заставил Тесс задуматься.

— Мне так жаль, что ничем не могла помочь тебе на прошлой неделе, Фай. Больше не будет оправданий, и пытаться не буду. Не за сотню миль друг от друга живем. И именно из-за меня вышли неприятности в прошлый вторник, когда мы должны были быть вместе. Я беру на себя всю ответственность за происшедшее, если тебе от этого сколько-нибудь легче.

— Ну да, я скажу это Грэму, когда он придет сегодня вечером домой и не сможет смотреть мне в глаза. Чай отвратительный, Тесс! По сравнению с ним даже то, что ты готовила в «Органике», кажется лучше.

— Скоро ты и к этому привыкнешь, — уверила ее Тесс.

Фиона смирилась и продолжала пить. Ей хотелось бы чего-нибудь покрепче, но раз уж Тесс не предложила ей бокал вина, то она подумала, что это из-за денежных затруднений, и не стала настаивать.

На самом деле Тесс старалась совсем не употреблять алкоголь после того, как поняла, что обвинение Хитер справедливое. Пока у нее такая бурная жизнь, ей надо держать язык под контролем, а пить она будет лучше чай, который так помогает Хитер.

Фиона все не могла успокоиться:

— Я вовсе не ждала от него, что он ловко смахнет все со стола, швырнет меня на кожаный диван и насладится мною! Но я надеялась, что он хотя бы рассмеется!

И Тесс отлично понимала, что имелось в виду. Если бы ей когда-нибудь довелось отколоть коленце вроде того, что сотворила Фиона, то она имела бы полное право ожидать, что Макс рухнет замертво. Ибо смех — вещь несравненно более интимная, нежели наигранная бурная страсть, которая обыкновенно сопровождает подобные сцены в плохих фильмах.

Грэм попросту пришел в ужас. Он сидел, уставившись на жену. Ему хотелось вскочить и запахнуть на ней плащ, но он был не в силах сделать это.

— Скажи же что-нибудь, — нервно прошептала Фиона, кутаясь в плащ, словно ей стало ужасно холодно. Внутри у нее действительно все заледенело.

«А что я должен сказать? — думал Грэм. — Если я правильно понял ее намерения, то у меня должен быть подобающий ответ. Мы женаты двенадцать лет; я думал, что знаком со всеми ее штучками, настроениями. Я знаю, когда мне нужно притихнуть, как успокоить ее, когда она жаждет ссоры. Но это же совсем другое.

Это, наверное, нечто грандиозное, и потому она ждет, чтобы я сказал то, что нужно. Но в чем суть-то, черт возьми?»

— Отлично, тогда ничего не говори, — коротко бросила Фиона, после чего повернулась и вышла из кабинета, захлопнув за собой дверь.

Ему хотелось броситься за ней, но это означало, что весь офис будет вовлечен в эту катавасию. Нет уж, лучше подождать, пока он доберется до дома. К тому времени он, может, и поймет, что к чему, Фиона угомонится или сорвет свое раздражение на матери, и тогда они смогут поговорить. А может, и нет.

Он коснулся рукой мышки, чтобы засветился экран. Его слова были еще там, те самые, которые он никогда не отошлет Кристине. Надо бы удалить их, пока опять не случилось что-нибудь. Он стер все, что написал раньше, и начал снова.

На новый вариант ушло две минуты.

Дорогая Кристина,

Ты права, у меня действительно есть вопросы. Вот они:

1) Почему ты сказала, что хочешь выйти за меня, когда у тебя были сомнения?

2) Почему ты не сказала мне до дня нашей свадьбы, что можешь передумать?

3) Ты родила нашего ребенка?

Грэм

— Что же ты мне не сказала, что тревожишься насчет Грэма? — спросила Тесс.

— А что бы ты могла сделать? — жалко спросила Фиона.

— Пригласила бы вас на ужин и понаблюдала бы за ним, задала бы в лоб кое-какие вопросы, и всякое такое.

— А может, еще можно это сделать? — спросила Фиона. — От Милли никакого толку, да и бог с ней. Она убеждена, что у Тима интрижка со старой подружкой. Может, и так. Но я думаю, из-за того, что она потеряла голову, я и настроилась на такой лад.

Тесс фыркнула:

— Грэм никогда тебя не обманет.

— Ну да, рассказывай, он не из таких.

Фиона вскочила и, подойдя к окну, стала смотреть на крошечный садик. Пустынная картина за окном напомнила ей, что и у Тесс хватает проблем.

— Прости меня, Тесс! Словно я пришла упрекать тебя в том, что ты не приходишь, а ведь на самом деле это не твоя вина.

Тесс от ее извинений захотелось расплакаться. В последнее время у нее постоянно были глаза на мокром месте. От хрустящей боли во всем теле ей хотелось лечь и умереть. После более чем впечатляющего успеха от первого урока она решила, что на этот раз построит занятия по-другому.

Сделав несколько движений, она убедилась, что у нее очень гибкие руки и их можно довольно далеко заводить назад. «Отлично, — подумала она, — большую часть урока будем делать упражнения с руками. Я потрясу их своей виртуозностью».

Ее коварный план заключался в том, чтобы за час до занятий провести разминку, разогревая мышцы рук, пока они не растянутся настолько, насколько им позволит ее онемевшее тело. А потом, когда дело дойдет до упражнений на растяжение, она будет повторять свои же разминочные упражнения.

План сработал бы, если бы женщины были в порядке, а не в таком же состоянии, как и она. Чтобы избежать серьезных травм, им требовалась более продолжительная разминка. Большинство из них всю неделю тянулись не дальше пульта управления телевизора на кофейном столике.

После пары легких упражнений на гибкость Тесс предложила им нагнуться вперед, сплести пальцы рук, поднять руки над головой и завести назад. Она впечатляюще продемонстрировала это упражнение и в награду увидела восхищенные лица. Все последовали ее примеру, после чего вдруг закряхтели, застонали и разом повалились.

— Все целы? — в тревоге вскричала Тесс, слишком быстро прервав упражнение на растяжку, что отдалось болью в плечах. Она бросилась к женщинам, проверяя каждую по очереди. К счастью, ни одна, кажется, не пострадала. Постанывая и потирая больные места, они медленно поднялись на ноги.

У Тесс появилось желание отказаться от занятий, но ей нужны были деньги, которые она собиралась на следующий день дать Ларе на поездку. Просить деньги у Макса она не хотела, во всяком случае не сейчас, когда он столь явно нервничал.

Вспомнив свой потрясающий успех в начальной школе, она заставила женщин лечь на пол и убаюкала их. Уснуть самой ей на этот раз не удалось; она была слишком напугана тем, что чуть было не причинила вред здоровью этих женщин своей некомпетентностью. Тесс решила, что лучше воздержаться от дальнейших упражнений, пока никто не получил увечья.

— А я бы не стала об этом волноваться, — сказала ей Хитер, — они сами виноваты.

— Это почему же? — спросила Тесс. — Ведь за безопасность учеников несет ответственность преподаватель?

— Они решили, что ты подготовлена ничуть не лучше, чем они, поэтому просто повторили упражнение, подумав, что оно простое, раз ты делаешь его так легко. Вообще-то они удивились. Мне кажется, ты расположила их к себе.

«Отлично, — подумала Тесс. — Значит, так и надо делать — причинять боль и этим завоевывать уважение. Еще один вариант политики кнута и пряника, которую так любят подростки и недоразвитые мужчины».

Однако, несмотря на разминку, Тесс все-таки получила свое за то, что пренебрегла осторожностью. У нее потом целый день дрожали руки.

Она обо всем рассказала Фионе, начиная с того момента, когда впервые встретилась с Хитер, хотя и солгала ей насчет своего умения преподавать.

— По-моему, это нечто! — воскликнула Фиона. — Я бы никогда на такое не решилась.

— Это потому, что ты благоразумнее меня.

Фиона в изумлении раскрыла рот:

— Вот теперь я точно знаю, что мир сошел с ума! И что ты намерена делать?

— О чем это ты?

— Ну ведь не можешь же ты и дальше так продолжать. Если не считать того, что и до сорока не дотянешь, если будешь так сильно изматываться, то это, по-моему, и денег не приносит, каких ты ожидаешь.

Тесс растерялась:

— Вообще-то я думала о том, чтобы взять еще какую-то работу, предложить свои услуги другим местным школам и общественным центрам. Если я наберу достаточно контрактов, то вполне смогу зарабатывать на то, чтобы мы могли жить достойно.

Фиона с удивлением покачала головой:

— По-моему, это безумие! Ты ведь наверняка могла бы заняться чем-то другим.

— Скажи, Фай, а что бы ты сделала в моем положении?

Но стоило Фионе задуматься об этом, как она и сама столкнулась с тем же неприятным фактом, что не умеет решительно ничего. Естественной реакцией на это тревожное обстоятельство было желание немедленно выбросить это из головы.

— Ну и как ты собираешься учить детей? — спросила она.

Этот вопрос заставил Тесс задуматься о том, о чем она старалась не думать. Она знала, что не сможет рассказать Фионе о Джерри, отчасти потому, что неловко признаваться в том, что на самом деле это не больше, чем увлечение, но еще и потому, что и брак Фионы пошатнулся и ей не захочется слушать о чьих-то сложностях. Фиона всегда ставила в пример прочность семьи Тесс и Макса, и ей вряд ли приятно было бы узнать, что они столкнулись с теми же проблемами, перед лицом которых оказалась Милли.

— Ребятишки не очень-то подготовлены, так что мне удается гнуть свою линию. Они сравнивают меня скорее со своим учителем физкультуры, чем с какой-то накачанной культуристкой, так что многого от меня они не ожидают. Они дерзкие, но Лара меня к этому уже приучила. В целом, — подытожила она, — я с ними справляюсь.

Ну разумеется, ведь спрашивать в первую очередь следует с учителей.

— Вы должны поделиться со мной своим секретом, — прошептал кто-то ей на ухо. — И я бы с удовольствием спал каждый день по часу во время занятий.

Тесс вздрогнула. Она и не слышала, как Джерри вошел в зал.

— Это ведь не ваш класс? — спросила она. — Я думала, у вас второклассники.

Джерри кивнул:

— Я заставил их сосчитать до тысячи с закрытыми глазами, а пока решил заскочить и поздороваться.

«И все?» — подумала Тесс и недовольно буркнула:

— Привет.

— Вы сердитесь насчет вчерашнего, — заметил он. — Извините, что так вышло. Но вы могли бы признаться, что мы знакомы.

— Я не знала, что ответить. Я ждала, что скажете вы.

Джерри пожал плечами:

— Я импровизировал. На самом деле я был совершенно сражен тем, что вы подруга Хитер.

— Подруга — это сильно сказано, — предательски повела себя Тесс. — Мы недавно познакомились.

Проснувшаяся было совесть заговорила о том, что некрасиво отбивать жениха у близкой подруги.

«Заткнись, — сказала Тесс своей совести, — я не это имела в виду».

— Я весь вечер об этом думал, и мне было нехорошо, — сказал Джерри первую серьезную фразу за все время их знакомства — Да я и сам не знаю, зачем соврал.

— Вряд ли это можно назвать враньем, — успокоила его Тесс, понимая, что это и есть самое настоящее вранье.

Джерри приподнял бровь. Тесс почувствовала, как краска отправилась в путь по ставшему уже привычным маршруту от шеи к лицу. «Купи этот зеленый тональный крем, скрывающий красноту, — сказала она себе. — Да возьми флакон побольше, если собираешься и дальше работать в этой школе».

Тесс посмотрела на часы. Пора начинать расшевеливать класс. Ей не хотелось, чтобы все учителя знали, что она заставляет детей спать во время уроков. То была вынужденная мера: надо дать телу привыкнуть к физическим нагрузкам. Сейчас боль отступала не меньше, чем через пару дней после каждого занятия.

Джерри заметил, что она чем-то обеспокоена.

— Давайте пообедаем вместе?

«Нет», — подумала Тесс и быстро сказала:

— Да. Где?

— Где угодно, только не у Картера.

Тесс вспомнила, что ее женская группа по йоге обедает там по понедельникам. Взявшись преподавать в школе после занятий с ними, она не может составить им компанию.

— Как насчет кафе в общественном центре? — предложила Тесс.

Это было единственное известное ей место, находившееся неподалеку, которое любой из ее друзей обошел бы стороной. Слишком грязное, неухоженное и слишком дешевое. «Из знакомых меня там никто не увидит, — думала она. — И дело не в том, что я что-то скрываю. Просто это обед со знакомым, вот и все. Меньше будет сложностей, если мы встретимся без посторонних глаз».

— Кстати, я тебе уже звонила, но тебя не было, — сказала Фиона, уходя, чтобы забрать детей из школы. — А твой мобильник был выключен.

— Я обедала с двумя женщинами, которые занимаются у меня йогой, — уже привычно солгала Тесс.

Она не могла поступить по-другому, потому что во время этого обеда они с Джерри (они заранее договорились, что никому о нем не расскажут) поняли, что случайное знакомство мало-помалу перерастает во что-то более существенное.

Тесс первой спросила у Джерри насчет предложения, сделанного им Хитер.

Грэм сошел с поезда на две остановки раньше, чтобы можно было пешком пройтись до дома и выпить. К тому же ему хотелось ненадолго отложить встречу с Фионой. Отослав письмо Кристине и тотчас пожалев об этом, он уже не смог сосредоточиться на работе.

Энни регулярно стучала в дверь кабинета, предлагая ему чай, кофе и сандвичи. Многолетнее чтение любовных романов, в которых речь шла именно о подобных супружеских проблемах, пошло ей на пользу. Она все больше выводила босса из себя, и наконец к концу дня он огрызнулся на нее.

«Завтра принесу ей цветы и извинюсь, — сказал он про себя. — Может, и Фионе принесу. Хотя и не знаю, за что мне нужно извиняться». Прогуливаясь по улице, он рассматривал витрины магазинов, пока наконец не решил, что нет смысла и дальше мучиться над этим: он целый день размышлял о том, как ему быть, и никуда не продвинулся.

Грэм прошел мимо нового бара, который присмотрел, когда в последний раз проходил по этой улице. Бар недавно открылся и еще не стал популярным. Посетителей было мало. Он и сам не знал, зачем заглянул в окно, однако успел заметить женщину, одиноко сидящую за дальним столиком.

Это была Милли.

Фиона в сотый раз задернула занавеску. Его не было. Он никогда не опаздывал, или почти никогда. Ей хотелось позвонить ему по мобильному телефону, но она чувствовала, что с утра она уже наделала таких дел, что пора угомониться.

Дафна наблюдала за дочерью, переживала за нее, но не решалась утешать, потому что знала, что Фионе это не понравится. «Да будь он проклят! — думала Дафна. — Вот и мой муж был такой же. Все начиналось с такой преданности, порядочности, надежности. Всем-то он нравился, любая мать мечтала бы о таком для своей дочери. А потом, когда появились дети, его понесло в сторону. Он приходил домой все позже и позже, отговорки были все более неправдоподобные, пока он совсем не перестал появляться. Он оставил меня с детьми ради своей подружки и никогда больше не видел нас».

Это была одна из причин, почему Дафна никогда не доверяла Грэму. Да, он кажется надежным как скала. Ей бы не хотелось, чтобы Фиона была замужем за каким-то пустым ловеласом, который наверняка сделает ее несчастной. Но Грэм куда опаснее. Он ведь может ввести Фиону в заблуждение, заставив ее поверить, что она на всю жизнь будет за ним как за каменной стеной, а потом, когда он все-таки предаст ее, боль будет нестерпимой.

А после того, что она видела вчера, перспектива еще одного расстроенного брака занимала все мысли Дафны.

— И почему вы больше не вышли замуж? — спросил Арчи у Дафны.

— Это вопрос несколько личный! Вы ведь меня едва знаете, а спрашиваете подобное.

— Мне шестьдесят три года. В этом возрасте нет лишнего времени.

Дафна была изумлена. Его манера одеваться так, как одеваются люди моложе его лет на пятнадцать, сработала. Она еще не встречала мужчину старше пятидесяти лет, который носил бы джинсы.

Арчи продолжал:

— Если вопросы оставлять на потом, а не задавать их тогда, когда они приходят тебе в голову, то другой возможности может и не представиться.

— Я то же самое на днях говорила своей дочери, — припомнила Дафна. — Она ничего не поняла. Ей кажется, что я просто придираюсь.

— Мои взрослые дети думают, что я старый пень с дурным характером. А мне все равно.

Арчи взял руку Дафны, продел ее в свою и ободряюще похлопал, после чего они отправились на прогулку. Едва он проделал это, как Дафна испытала редкое чувство: она совершенно забыла о боли, и ей захотелось еще немного пожить. Мужчину под руку она не брала, пожалуй, больше двадцати лет, если не считать санитаров, которые помогали ей спускаться и подниматься по лестнице в больницах.

— Мне казалось, что это будет несправедливо по отношению к детям, — сказала она, отвечая на его вопрос спустя пять минут. — Для них это было ужасное время, когда наш брак разваливался, все эти скандалы и слезы. А потом, когда их отец ушел, оказалось, что я им так нужна. Если бы я нашла кого-то другого, то, наверное, это было все равно, что и мать бросила их. Кроме того, если бы я вышла замуж, то и этот брак мог бы не сложиться, и тогда им пришлось бы потерять еще одного отца! Я не могла рисковать.

Арчи, судя по всему, обдумывал услышанное.

— Смешно, но, по-моему, у меня было то же самое, хотя я никогда не задумывался над причинами. Мне все что-то не нравилось.

— Вы жалеете об этом? — спросила у него Дафна.

— Все время, — не колеблясь, ответил Арчи. — А вы?

— Все время, — с улыбкой призналась она.

Минут через десять Арчи почувствовал, как Дафна взяла его под руку покрепче.

— Я бы не отказался от чашечки чая, — сказал он. — Я не в такой форме, как вы. Как вам это?

Дафна почувствовала такое облегчение, что ей захотелось обнять его.

— Никогда не говорю «нет» чашечке чая.

Они свернули на дорожку, ведущую к кафе. Когда они подошли поближе, Дафна увидела парочку, оживленно беседующую за столиком у окна. Они держались за руки и явно никого не замечали.

Дафна вдруг потянула Арчи за руку:

— Подождите. Кажется, я увидела знакомого.

Арчи взглянул в сторону кафе:

— Кто-то из друзей вашей дочери?

Дафна кивнула:

— Его зовут Тим. У него четверо детей и еще двое на подходе.

Арчи повнимательнее посмотрел на пару:

— Не помню, чтобы я видел эту женщину в пятницу вечером.

— Потому что это не его жена, — произнесла наконец Дафна.

Дафна всегда была уверена в стабильности браков друзей Фионы. Это вселяло в нее надежду на то, что и у Фионы с Грэмом все будет в порядке. И вдруг ее уверенность испарилась. Дафна очутилась на незнакомой территории. Она не знала, как нужно себя вести, когда сталкиваешься с неверностью друга своего взрослого ребенка. Надо что-то сказать или промолчать?

Ответ, в случае с Дафной, осложнялся еще и тем, что она не разговаривала со своей дочерью ни о чем более важном, кроме как о способах заварки чая и преимуществах акриловых свитеров (хорошо стираются, практичные) в сравнении с шерстяными (садятся и скатываются). Поэтому она ничего не могла сказать. Этого случая не было в списке разрешенных тем для разговора.

Однако то, что Грэм стал позволять себе задерживаться, заставляло ее сильно нервничать.

— Вы кого-то ждете?

Милли пролила воду. Меньше всего она ожидала, что кто-то с ней заговорит. «Не смотри в глаза, — твердо сказала она себе. — Не обращай на него никакого внимания».

— Милли?

Она с удивлением посмотрела на говорившего.

Грэм улыбнулся:

— Просто я проходил мимо и увидел, что ты одна. Ты ведь не Фиону ждешь?

Милли покачала головой. Она не ожидала встретить никого из знакомых. Изначально она собиралась побродить пару часов, наслаждаясь собственным обществом, прежде чем идти домой и вести себя непонятно как. Но было слишком холодно, Милли очень устала и больше двадцати минут гулять не смогла. Она наткнулась на это место несколькими днями раньше и решила, что это то, что надо. Вряд ли ее увидит кто-то из знакомых; здесь тихо, так что можно посидеть и почитать книжку.

Грэм увидел книгу и догадался, чем она занималась.

— Ты пришла сюда, чтобы почитать? — спросил он.

— А по-твоему, это глупо?

— Вовсе нет. Я всегда читаю за обедом.

Настала очередь Милли удивляться. Она знала Грэма не настолько хорошо, несмотря на все отпуска, которые они провели вместе, несмотря на то, что он видел, как она кормит грудью ребенка, и на то, что однажды они всю ночь просидели в Италии с больными детьми, меняя постельное белье и одежду, расхаживая взад-вперед и успокаивая как грудных детей, так и еще только учившихся ходить.

Она не знала, что он за человек за пределами дружеского круга. Она знала, что у него за работа, потому что он много помогал им с денежными расчетами. Но она представить себе не могла, чтобы он читал книгу, спорил с Фионой или буйно фантазировал.

— Ты правда читаешь каждый день? — с интересом спросила она.

— Почти каждый день. Раз в две недели хожу в библиотеку. На это уходит обеденный перерыв. Потом за две недели прочитываю четыре книги.

— За последние десять лет я едва ли прочла хоть одну книгу, — сказала Милли. — Вообще-то мне трудно ко всему этому вернуться. Уверена, что вам это кажется сентиментальным.

— Совсем нет. Четверо детей требуют много времени. Вы, наверное, рады каждой свободной минутке. От забот отходить тяжело.

— Вы же справляетесь, — ответила Милли несколько обиженно.

Грэм почувствовал знакомое начало одной из тех ссор, которые Фиона время от времени затевала с ним. Он ловко ушел от конфликта.

— И что Тим думает насчет этих маленьких вылазок?

На сей раз Милли не на шутку встревожилась.

— Он ничего не знает! — вылетело у нее.

Грэм промолчал.

— То есть, разумеется, он знает, что я ухожу. Но он не знает, что я хожу сюда почитать в одиночестве.

И она рассеянно посмотрела на него усталыми глазами, слишком усталыми и рассеянными для того, чтобы лгать.

— А вам я доверяю, — вздохнула она и все рассказала Грэму.

— Вы единственный человек, с кем я поделилась, — произнесла она, изложив запутанную историю. — Даже Фиона не знает, и я прошу вас ей ничего не говорить.

«Отлично. Вот и еще один секрет», — подумал Грэм. Но он был порядочный человек, который не нарушает обещаний.

Он никому не расскажет об их встрече в этот вечер.