У входа в пивоварню и бондарню Хогсден-Трентсна Гали-Хоул в Саутуарке валялись обручи и бондарные клепки. Толстые стены старого каменного здания пропитались запахом брожения ячменя и горьким привкусом хмеля. Этот запах всегда рождал в душе Болтфута тревожное чувство. Он много лет был бондарем, на суше и на море, и он не хотел возвращаться к прежней жизни.
Болтфут осмотрелся. Здесь трудились отличные мастера; в былые времена, когда он ходил в море, он бы и сам гордился такой работой. Мимо прошла парочка рабочих в кожаных фартуках и рубашках с открытым воротом и засученными рукавами. Один из них остановился.
– Помочь? – Это был мужчина лет шестидесяти или около того, с коротко остриженными седыми волосами и радушным взглядом. – Я – Ральф Хогсден.
– Я ищу человека по имени Дейви.
– Дейви Керка? Голландца Дейви? Да, он где-то здесь. Заходите, я его разыщу.
Они нашли Дейви во дворе, где он выпиливал длинные клепки для больших бочек. Мгновение Болтфут любовался его работой. Дейви закончил разрез, провел ладонью по краю, чтобы проверить гладкость, затем обернулся к Хогсдену и Болтфуту.
– Дейви, этот приятель хочет с тобой поговорить.
Бондарь отряхнул руки.
– С чего бы вдруг?
На вид Дейви было лет сорок пять, но выглядел он моложе. Ростом он был на пару дюймов выше Болтфута, его лицо наполовину скрывали длинные и густые седеющие волосы, словно он был в шлеме. Его лицо, как и у Болтфута, было обветрено и покрыто морщинами, как у человека, который провел в море не один год. Его нос – или то, что можно было увидеть из-под его ниспадающей шевелюры, – был длинным и крючковатым. Большие уши, которые не скрывала даже густая копна волос, покрывали жесткие волосы, как у человека вдвое старше его возраста. Болтфуту показалось, что если бы этот мужчина хоть раз посетил брадобрея, то выглядел бы получше. Он говорил с сильным иностранным акцентом, но без неприязненных интонаций. Их взгляды встретились.
– Меня зовут Болтфут Купер. Я хочу поговорить об одном плавании.
Болтфут думал, что Дейви заартачится, но тот спокойно произнес:
– О плавании? За всю жизнь я побывал в нескольких плаваниях, о каком именно?
– На борту «Льва» к острову Роанок, что в Новом Свете.
– А с чего такой интерес?
– Желаете говорить здесь?
– У меня нет тайн.
– Как хотите. Я здесь по приказу господина Джона Шекспира, тайного агента графа Эссекса.
Дейви опустил пилу.
– Вам придется рассказать мне больше.
Ральф Хогсден с большим интересом наблюдал за происходящим.
– Ну, господин Купер? Что именно в плаваниях Дейви заинтересовало блистательного графа?
Задавать вопросы Болтфут не любил. Он прекрасно управлялся с абордажной саблей и был смертельно опасен с каливером наперевес, но едва ли мог выдавить из себя пару слов; допрос – дело для таких, как Шекспир, а не для Болтфута. Но он никогда не уклонялся от выполнения порученного.
– Ладно, скажу вам правду, – отрывисто произнес он. – Поговаривают, что здесь, в Саутуарке замечен кое-кто из так называемых пропавших колонистов. Это женщина. Я ее ищу по приказу Эссекса. Не спрашивайте почему. Я делаю то, что мне сказали. Полагаю, вы были в том плавании на корабле, который отвез их на остров.
Дейви Керк нахмурился, затем посмотрел на Хогсдена, и оба мужчины дружно расхохотались.
– Так это правда или нет, господин Керк? Вы были на борту «Льва»? – продолжал Болтфут.
– Ну что, голландец, – сказал Хогсден. – Ты был там?
– Конечно, был. А еще там была сотня других моряков. Только я тут при чем? – Керк перестал смеяться, и в выражении его лица постепенно стала проступать злость.
– Тогда расскажите. Расскажите мне о том плавании и людях, что были на борту. Или отправимся к Джону Шекспиру в Даугейт, расскажете все ему.
– Я никуда не пойду, господин Купер. Мне нужно работать, чтобы у меня на столе была еда.
– Тогда расскажите, что знаете. Ответьте на несколько вопросов, и все.
– А если нет?
– Тогда я приду с ордером на арест.
Керк даже бровью не повел.
– И за что же меня арестовывать? За то, что отказался разговаривать с калекой, задающим дурацкие вопросы со сраным намеком на то, что кто-то из пропавших колонистов вернулся? Что, в Англии теперь это преступление?
Болтфут ощутил вес каливера у себя за спиной и абордажной сабли на ремне. Сделав небольшое движение корпусом тела, он выдал свои мысли.
– Пристрелите меня? Или зарежете? – Дейви Керк осклабился, но его вспыльчивость быстро утихла. – Ладно, господин Купер, давайте покончим с этим. Конечно, я помню плавание на «Льве»!
– Спасибо, господин Керк. Необычайно рад это услышать. Как мне сказали, колонисты были преимущественно пуританами, обожающими проповеди.
– Черт возьми, это было плавание обреченных. Они только и делали, что читали проповеди и разглагольствовали, чем мешали нашему доброму честному каперству. Заставили нас обойти стороной Карибское море и направляться к побережью Флориды к позабытому всеми куску земли под названием Роанок. На этом острове я бы не остался и за все золото Испанского материка, это место, где царит зло и смерть. В заливе Вадензе зимой и то теплее.
– Смерть?
– Ну да. Туземцы стрелами и топорами прикончили беднягу Джорджа Хау, когда тот рыбачил. Он был одним из лучших парней. Когда ты там, на острове, тебе начинает казаться, что за каждым деревом прячется дикарь. Стоит или присел на корточки, следит за тобой и ждет, пока ты не вылезешь ночью по нужде. Таких темных ночей я никогда больше не видел.
Трое мужчин стояли и молчали, словно представляя себя ночью на дальних берегах, где за ними наблюдают сотни глаз. Болтфуту это чувство было слишком хорошо знакомо. Однажды ему довелось побывать на коралловом берегу и на побережье Перу, а также на Островах специй, когда он очутился перед лицом внезапной смерти.
– Там была одна женщина, – нарушил молчание Болтфут. – Элеонора, дочь Джона Уайта, жена Анания Дэйра. Вы ее помните?
– Конечно. Она родила там первого ребенка, которого назвали Вирджинией в честь вашей королевы-девственницы. Если девочка жива, то ей сейчас должно быть лет пять.
– Моей королевы-девственницы, господин Керк?
– Господин Купер, я же не англичанин, и она – не моя королева.
– А что же здесь, в Англии, делает голландец, господин Керк?
– Скрываюсь, господин Купер, как и любой другой чужестранец в этом городе чужестранцев.
– Так вы – протестант?
– Был бы я здесь, если бы это было не так?
Болтфут отметил, что Дейви довольно хорошо говорит на английском, быть может, даже лучше большинства англичан, хотя и с голландским акцентом. Здесь, в Лондоне, много таких, как он, бежавших от ужасов войны в Нидерландах, которая, казалось, уже никогда не закончится.
– Расскажите больше. Что вы помните об Элеоноре?
– Она была светловолосая, с голубыми глазами. Хорошенькая. Прозябающая в женах у этого ханжи Эненайаса Дэйра.
– Говорят, что она жива и находится в Англии.
– Это хорошие новости. Кто-то нашел ее и привез домой?
– Неизвестно. Но ее видели не так далеко отсюда, в Саутуарке.
– Если она здесь, значит, кто-то ее привез. Или, быть может, поселенцы построили корабль и приплыли обратно. Или же она отрастила волшебные крылья и перелетела Западное море.
– Вы вроде как не уверены, господин Керк.
Он потер затылок.
– Потешаетесь за мой счет, господин Купер. Да, я слышал те же, что и вы, рассказы и слухи о том, что случилось с поселенцами. Хотите правду? Она мертва. Они все мертвы, их убили дикари. Думаете, у них был шанс? Всего сотня или около того мужчин, женщин и детей в окружении тысяч злобных туземцев! Мы не хотели оставлять их, ибо боялись, что на этом Богом забытом острове их ждет жалкая судьба. В последний день, когда мы попрощались, колонисты пролили немало слез, и мужчины, и женщины. Когда мы отчаливали, господин Купер, лица оставшихся на берегу поселенцев переполнял ужас. Они смотрели на нас так, как человек на эшафоте смотрит на топор палача, ибо их ждала ужасная судьба, и все это понимали.
– Значит, вы не верите, что она здесь, в Лондоне?
– Нет, господин Купер, не верю. Может, хватит? Я могу снова заняться распиливанием клепок, пока господин Хогсден не вычтет гроут из моего жалования за пустую болтовню?
– Один последний вопрос, сэр, и я сам дам вам гроут за потраченное вами время.
– Валяйте, господин Купер.
– Вы знаете еще кого-нибудь в Лондоне или окрестностях, кто вместе с вами был на борту «Льва» и смог бы ответить на мои вопросы?
– А с чего я буду рассказывать вам, есть ли такой человек? Не думаю, что кто-нибудь скажет мне за это спасибо.
Болтфут промолчал; Дейви был прав. Однако, когда он повернулся, чтобы уйти, голландец его остановил.
– Есть один человек, джентльмен, португалец по имени Фернандес, в том плавании он всем заправлял. И за обещанный гроут я скажу, где его можно найти.
Воспользовавшись книгой «Прибыльное искусство садоводства» Шекспир с помощью иглы, чернил и бумаги нацарапал короткое зашифрованное послание, запечатал его и вручил своему слуге Джеку Батлеру. Он дал Батлеру указания доставить записку во дворец Гринвич и передать лично сэру Роберту и никому кроме. Там его никто не должен видеть, и никто не должен узнать, что он там вообще побывал.
Джек Батлер служил у Шекспира пять лет. Это был мужчина огромных размеров, на шесть футов выше своего хозяина, а под его грубым джеркином скрывалась недюжинная сила. Сидя на своем гнедом, он, словно башня, возвышался над Шекспиром.
– Ты надежно спрятал письмо, Джек?
Батлер похлопал по своему вьючному седлу.
– Подожди, чтобы удостовериться, будет ли дан ответ. Бог в помощь.
Батлер ухмыльнулся.
– Не бойтесь за меня, хозяин.
Шекспир хлопнул коня по крупу и посмотрел вслед уезжающему Батлеру. Он думал о написанной им записке и о том, как ее воспримет Сесил. В сообщении было два пункта: один – подтверждение того, что графиню Эссекс травят и почти наверняка аконитом и что, вероятно, ее состояние критическое; во втором пункте он сообщал о таинственной смерти Эми Ле Нев, дочери адъютанта и союзника Эссекса, и тревожное подозрение, что эта смерть как-то связана с Макганном.
Отправив Батлера с поручением, Шекспир поехал в Эссекс-Хаус.
В башне, где собрались его бывшие коллеги-агенты, он взглядом отыскал полку с документами, которые хотел просмотреть. Рядом сидел Томас Фелиппес и так внимательно разглядывал через свои толстые очки какой-то зашифрованный документ, словно его ничто более не интересует. Артур Грегори в тот день отсутствовал, а Френсис Миллз, как казалось Шекспиру, постоянно следил за ним пристальным взглядом своих прищуренных глаз.
Он уже столкнулся с Макганном, и эта встреча оказалась не особенно приятной.
– Вы слишком медленно работаете, – прорычал он. – Уже скоро мы все уедем из Лондона. Поторопитесь, Шекспир. Найдите эту женщину.
– А что если ее не существует?
– Найдите ее.
Шекспир протянул руку к полке, на которой лежали бумаги, что он обнаружил в вечер того летнего кутежа. В одно мгновение Миллз оказался подле него, обдав его своим вонючим, словно свиной навоз, дыханием.
– Вы здесь ничего интересного не найдете, Шекспир, во всяком случае о колонии.
Рука Шекспира застыла в воздухе.
– Я просто хочу понять, где искать, господин Миллз.
– Не здесь. Тут вы ничего не найдете.
– Полагаю, я сам решу, где искать, господин Миллз. – Шекспир сурово взглянул на Миллза. Их взаимная неприязнь вспыхнула с новой силой. Как он мог заниматься здесь поисками нужных документов, когда рядом человек, который мог предать его и глазом не моргнуть? Он потянулся за бумагами.
Миллз коснулся его руки, чтобы остановить.
– Не нужно, господин Шекспир. Господин Грегори уже подобрал для вас кое-какие документы. – Миллз показал на стопку бумаг на полу. – Вот. Можете взять их с собой и просмотреть в свободное время.
Бумаги с полки уже были у Шекспира в руке.
– Это вам точно не понадобится, – сказал Миллз, забирая у него бумаги. – Это очень старая корреспонденция от Стаффорда из Парижа. Вот, – он снова кивнул в сторону отобранных Грегори бумаг, – вот что вам нужно.
Шекспир стиснул зубы, стараясь сдержать гнев.
Миллз бросил на него вопрошающий взгляд.
– Господин Шекспир, в этом доме в вас весьма заинтересованы. Бэконы постоянно твердят Эссексу, что информация – это власть. Говорят, что вы тот человек, который поможет им получить нужные сведения. – Он невесело рассмеялся. – Понятия не имею, с чего они это взяли.
Шекспир забрал указанные Миллзом бумаги и карты. Сегодня здесь делать нечего. Сесил поставил перед ним невыполнимую задачу.
Дома в Даугейте Шекспира ждал Джордж Джерико. Он пожаловался, что с уходом Рамси Блэйда и занятостью Шекспира нагрузка сильно увеличилась. Шекспир сказал, что сочувствует, и пообещал, что это временно, поскольку он решил закрыть школу на лето, пока не началась эпидемия чумы. В детской Кэтрин и Джейн занимались шитьем. Когда Шекспир вошел, Джейн спешно поднялась со своего табурета, чтобы уйти. Шекспир подождал, пока она не покинет комнату. Он хотел остаться с Кэтрин наедине. В другие времена он бы обнял ее. Но сегодня он остановился на некотором расстоянии от супруги и заговорил не свойственными себе бодрыми интонациями.
– Ну что, ходила к Беллами?
– Да.
Кэтрин штопала свой лучший киртл. Иголка застыла у нее в руках, не завершив стежка.
– И что?
– И ее там не оказалось. Она у Топклиффа в Вестминстере.
– Это означает, что она была частью замысла, чтобы устроить западню Саутвеллу и заманить в нее тебя.
– Нет, все не так, как ты себе это представляешь. Я считаю, что она стала такой же жертвой, как отец Саутвелл и ее семья. Эти негодяи довели ее до этого. Если она и сделала что-то дурное, то лишь потому, что стала жертвой обмана. Это дело рук Топклиффа.
Выражение лица Шекспира стало напряженным.
– Но откуда тебе знать?
– Вижу, что ты продолжаешь оправдывать этот грязный и продажный совет еретиков.
От неожиданности Шекспир открыл рот. Такого она ему никогда не говорила.
– Такого, значит, ты обо мне мнения?
Она не ответила, продолжив прерванную работу, и уколола палец. Она вздрогнула, но не проронила ни звука. На юбке проступило пятнышко крови. Кэтрин поднесла кровоточащий палец к губам.
– Итак?
– Мне нечего сказать.
– Того, что ты уже сказала, более чем достаточно. Однако мне тоже есть что тебе сообщить. – Его голос зазвучал холодно и по-деловому. – Я закрываю школу, пока не разразилась чума. Мы на несколько дней уедем из Лондона, так что собери вещи. – Он сказал, что они возьмут Джейн, детей покойного господина Вуда – Эндрю и Грейс – и любого из домочадцев, кто пожелает сопровождать их в Стратфорд, где они остановятся у его матери и отца, а он тем временем вернется в Лондон. – Тебе и детям будет безопасней вдали от города.
Она медленно покачала головой.
– Нет, в Стратфорд я не поеду и дети тоже.
Посмотрев на Кэтрин, Джон вдруг подумал, что он ее потерял. Она его презирала; это было очевидно. Она видела в нем еретика, гонителя ее веры и своего врага. Любви не осталось. Совсем.
Он развернулся и вышел из комнаты. В голове пульсировала боль. Слишком много событий для одного дня.