Неподвижный воздух раннего утра взорвал оружейный залп, затем начался колокольный перезвон. Когда Шекспир садился в лодку у ступенек причала Стилярд, залпы раздавались уже ближе. Церковные колокола звонили без умолку.

– Это она, – произнес один из лодочников. – Надо спешить, а то целую вечность придется ждать, пока она проедет.

– Мы уже опоздали, – резко произнес Шекспир, выходя из лодки. – Я поеду верхом.

Ночью он плохо спал, затем завтракал в одиночестве тем, что нашел в кладовой, и теперь пребывал в раздражении.

Летняя процессия королевы, покинув отправной пункт в Гринвиче, достигла Лондона. Первую часть своего долгого путешествия Елизавета проделает на запад по реке, затем ее вещи и мебель с барки, а также ее огромную кровать перегрузят в повозки для путешествия по дороге.

У Шекспира были дела в Тауэре, но он подождал немного, чтобы понаблюдать за разворачивающимся на реке зрелищем.

Суда приближались. Авангард уже выдвинулся вперед, расчищая реку для прохода королевской барки. Пришвартованные к берегу суда качались на волнах от кораблей королевской процессии.

Впереди двигалось судно, с которого доносился страшный грохот: барабаны дюжины барабанщиков били в унисон, играли флейты, трубили трубы и раздавались орудийные выстрелы. Следом шла королевская барка. Королева сидела на возвышении, одна в передней каюте своего роскошного судна со сверкающими стеклянными окнами и золочеными рамами. Речной бриз колыхал переливающийся на солнце красный атласный балдахин. С десяток или больше королевских стягов струились позади ее ослепительного корабля. Королевскую барку тащило на канатах другое судно, немного поменьше, в котором сильнейшие из английских гребцов, двадцать один человек, гребли изо всех сил, дабы поддерживать невероятно быструю скорость. Это была не просто летняя прогулка по Темзе; к концу дня королева желала оказаться как можно дальше вверх по течению.

Шекспир уже видел королевскую барку, и ее очертания ему были знакомы; королева сидела в украшенной гербами каюте на подушке из золотой ткани, а ее ступни покоились на алом ковре в окружении благоухающих цветов, лепестков и гирлянд из цветов розы-эглантерии.

Пока он разглядывал барку, ему показалось, что во второй каюте он увидел сэра Роберта Сесила и его отца, старого барона Бёрли. Был ли там Эссекс? Если он отправился в поездку вместе с королевой, то Шекспиру придется немедленно последовать за ним, чтобы не упускать его из виду. Ни пропавшие колонисты, ни убийства, ничто не могло быть важнее.

Позолоченный нос королевской барки плавно разрезал водяную гладь. Королева приветственно взмахнула рукой. Собравшиеся вдоль реки толпы людей замахали ей в ответ. Моряки, портовые и судовые рабочие, рыбаки со своих лодчонок провожали королеву одобрительными возгласами. В воздух полетели шляпы.

Краски, веселье, музыка, грохот и дым пороховых взрывов наполняли реку. Все колокола Лондона и Саутуарка так радостно звонили, словно знали, что еще не скоро им доведется устроить такой же перезвон, ибо они умолкнут в знак скорби по жертвам чумы. Призрак грядущей эпидемии висел над всей этой роскошью и пышностью, словно черный флаг.

За королевской баркой следовал сонм остальных судов. С одних пускали фейерверки, с других раздавались мушкетные и пушечные выстрелы. Бой барабанов стал еще громче. Придворные, слуги, духовенство, чиновники, королевская охрана – все были частью этого зрелища. Однако одного человека здесь точно не было: человека, с которым Шекспир хотел увидеться этим утром и благодаря которому на острове Роанок появилась колония, человека, который теперь попал в немилость и находился под арестом по совершенно другому поводу. В чем он провинился? Женился без королевского позволения.

В ужасе от осознания того, что лишился благосклонности королевы, сэр Уолтер Рэли наблюдал за королевской процессией с высоты неприступных стен Тауэра. Рэли отвергла его Глориана, сердце его души, его радость, его королева, кормилица, из чьей груди все сокровища мира текли в его вечно жаждущее чрево.

Теперь домом Рэли стала эта тюрьма. Он совершил преступление, тайно женившись на Бесс Трокмортон, одной из фрейлин королевы, и теперь платил по счетам. Бесс тоже заключили в Тауэр, но она находилась в другой камере. Их новорожденный сын, названный Дамерей, остался со своей кормилицей.

В приступе отчаяния, достойного театральной пьесы, Рэли набросился на тюремщика, требуя у него лодку и весла, чтобы лично подплыть к королевской барке и вымолить прощение. Были даже обнажены кинжалы, но все быстро утихло, как с шипением гаснет брошенная в воды Темзы петарда.

И теперь Рэли, по-прежнему красивый и статный мужчина, хотя ему уже и исполнилось сорок лет, сидел, понурив голову, словно старик у очага в ожидании смерти. Ему было непереносимо зрелище, открывавшееся из маленького окошка камеры. Но до его ушей продолжали доноситься приветственные крики толпы, бой барабанов, звон колоколов, грохот выстрелов, и с этим он ничего не мог поделать. Как же он любил ее; как ненавидел. Он не желает появляться при дворе, где все прогнило. Уж лучше он поселится инкогнито на диком девственном юго-западе Англии с супругой и их малышом.

У ворот Джон Шекспир назвал свое имя и предъявил подписанное Эссексом письмо.

– Свиссер Своттер? Не думаю, что он захочет вас видеть, господин Шекспир, – сказал охранник. – Говорят, он пребывает в весьма расстроенных чувствах и клянет весь мир.

– Я все же попытаюсь.

– Как пожелаете. Только помните, что жизнь у вас одна. – Охранник удалился. Шекспир улыбнулся: весь Лондон знал о происхождении прозвища сэра Уолтера Рэли. Однажды он соблазнял одну молодую придворную даму, а она, будучи девицей, кричала: «Милый сэр Уолтер. Нет, милый сэр Уолтер… милый сэр Уолтер… милый сэр Уолтер!» – а потом, в пылу страсти вцепившись в Рэли, она принялась бормотать: «Свиссер Своттер, Свиссер Своттер!»

Снова появился охранник.

– Он говорит, что готов встретиться с вами, сэр. Хочет убить кого-нибудь, так что вы ему подойдете.

– Очень смешно.

Охранник расхохотался.

– Думаете, я шучу, господин Шекспир? А ведь сегодня здесь, в его орлином гнездышке, уже пролилась кровь. Я желаю вам удачи – и если не долгой жизни, то хотя бы безболезненной и быстрой смерти.

Шекспира проводили наверх в камеру, где ему пришлось немного подождать в небольшой прихожей, пока тюремщик не пригласил его войти.

Ростом Рэли был шесть футов, не выше Шекспира, но в своей уютной камере он занимал господствующее положение. Под его украшенным драгоценными камнями белым атласным дублетом играли мускулы. Голову он держал слегка запрокинув назад, и его острая маленькая бородка торчала вперед. Каждый палец на его руке украшало кольцо с бриллиантом, а в ухе блестела жемчужная серьга. На поясе у Рэли висел кинжал с рукояткой из драгоценных камней. Кроме сэра Уолтера в камере находился еще один человек в богатом одеянии. Он сидел на скамье под окном, откинувшись на зеленую с золотом подушку и придерживая руку в пропитанной кровью повязке. Шекспир узнал поэта Артура Горджеса; очевидно, его кровь и была здесь пролита сегодня.

Шекспир поклонился Рэли и взглядом дал Горджесу понять, что рад его присутствию.

В ответ Рэли окинул Шекспира взглядом так, словно оценивал лошадь.

– Вы кто? – наконец произнес он таким усталым голосом, словно ему весь день пришлось прилагать титанические усилия.

– Джон Шекспир, сэр Уолтер. Я – доверенное лицо милорда Эссекса.

– Боже, и что же Эссексу от меня нужно? Он послал вас, чтобы вонзить нож в мои раны, позлорадствовать, видя мою погибель?

– Нет, сэр Уолтер, ничего подобного.

– Ну так скажите, и я смогу судить, каковы его мотивы. Его истинные мотивы.

Появился слуга с подносом, где стояли небольшие серебряные бокалы и бутыль, и налил в каждый из бокалов приличную порцию сухого вина. Пока слуга подавал вино, Шекспир рассказал о данном ему поручении найти Элеонору Дэйр.

– Поэтому я и пришел к вам, сэр Уолтер, – подытожил он, – ибо вам больше, чем кому-либо, известно о пропавшей колонии.

– Колония не пропала, господин Шекспир, – решительно произнес Рэли. – Город Рэли в колонии Вирджиния процветает, это прекрасный город, он превосходит все, что испанцы основали в южных владениях Нового Света. Там, в моем городе, есть величественные дома, школы, резиденции губернатора, роскошные церкви и рынки – не хуже, чем в самом Лондоне. И да, госпожа Дэйр, конечно же, жива и остается верной супругой господина Дэйра и матерью их маленькой дочери, Вирджинии, здоровой пятилетней девочки. Нет причины думать иначе.

– Но когда губернатор Уайт и корабли с продовольствием вернулись в колонию Роанок…

– Колонисты и не собирались оставаться на острове. Они перебрались в другое место. Вам что, ничего об этом не известно?

– Конечно, известно, сэр Уолтер. Но есть донесение о том, что Элеонора Дэйр в Лондоне.

– Ложь. Ложь, которой меня хотят уничтожить. Ложь, с помощью которой у меня хотят отнять королевский патент. Не желаю больше вас слушать. Я бы рассек вас пополам, только не хочу, чтобы ваша мерзкая кровь осквернила пол моей камеры. Когда меня освободят, я снаряжу корабли в Вирджинию и привезу в Лондон плоды этого величайшего предприятия. Это будут огромные галеоны, груженные сахаром, золотом, табаком, серебром, специями и жемчугом. Я верю своим колонистам. Мое сердце знает, что они не только живы, но и процветают.

– Молюсь о том, чтобы вы оказались правы, сэр Уолтер.

Со своей скамьи Горджес присоединился к разговору.

– Уолтер, а как же Уайт?

– Джон Уайт – глупец и трус. Нельзя было доверять ему командование. Как можно было оставить колонистов вот так, без губернатора?.. Но, без сомнения, им без него только лучше.

– Где он сейчас?

– В Ирландии. Ему там самое место. Страна болот и варваров-полукровок. По сравнению с ними дикари Нового Света – просто джентльмены. Я рад, что Уайт покинул колонию. А что до остальных, то свидетельств тому, что с ними случилось какое-то несчастье, нет. Уверен, что они мирно уживаются с дикарями, и скоро я докажу это миру. Специально для сомневающихся и злопыхателей – таких, как Сесил и Эссекс.

– Сэр Уолтер, нам точно известно, что колонистов на острове не было, когда Уайт привел туда корабли с продовольствием. Как вы думаете, куда они могли направиться?

– Сначала к дикарям племени кроатоан, дабы они помогли им пережить зиму, затем вдоль побережья, к огромной бухте, куда они и собирались с самого начала. Именно там они и построили город Рэли. Нет причины в этом сомневаться, ни одной.

Шекспир сначала потягивал вино, а потом одним глотком осушил бокал. Бессмысленно спорить с фантазией Рэли, это лишь вынудит его схватиться за оружие.

– Спасибо вам за то, что уделили мне время, сэр Уолтер, – произнес Джон. – И вам, господин Горджес.

Горджес хмыкнул.

– Сами подумайте, господин Шекспир, кто может распускать эти безумные слухи о женщине, которой удалось пересечь океан, – и с какой целью? Это похоже на вредительство. Тебе не кажется, Уолтер?

Вдруг Рэли взорвался гневом.

– Гореть им в аду! Они хотят, чтобы я покинул ее навсегда. Но они за это заплатят. Сесил и Эссекс – это сатана и Вельзевул. Уходите, господин Шекспир. Убирайтесь.

Да, язвительно подумал Шекспир, ты сравниваешь Сесила и Эссекса с дьяволом, а все вокруг именно тебя называют Люцифером и Прекрасным демоном.

– Прежде чем я уйду, сэр Уолтер, я бы хотел задать еще один, последний вопрос. Корпорация – ваши инвесторы – им по-прежнему можно доверять?

На мгновение Шекспиру показалось, что сейчас Рэли кинется на него и заколет, таким мрачным и яростным вдруг стало его лицо.

– Корпорация?

– Да, инвесторы, такие как Джейкоб Уинтерберри.

– Уинтерберри и корпорация? Да они ничтожней псов, хуже змей, что ползают на брюхе и поедают грязь. Слышать не желаю ни о каких корпорациях и Уинтерберри. Их не существует.

– Но разве не они снабдили вас необходимыми средствами?

– Ага, и кое-кто попытался предъявить иск. Не знаю, какое отношение имеет Уинтерберри к вашему визиту, господин Шекспир, но ему я желаю только зла. Он рискнул своими деньгами, но разве когда-нибудь он ставил на кон свою жизнь? Никогда не встречал такого ничтожного человека, как нравом, так и внешностью. В том, что его корабли не вернулись, я вижу Божье провидение. На нем и всем его мерзком роду печать дьявола.