Мастиф зарычал, оскалил зубы, из пасти закапала слюна. Припадая к земле, он дюйм за дюймом подбирался к быку все ближе, затем, зайдя сбоку, бросился на него и вцепился в задние ноги. Несмотря на свою необычайную мощь и размеры, бык оказался быстрым и проворным и, опустив голову, принялся кружиться на месте. Рогом он пронзил собаке брюхо и швырнул пса в воздух.

Мастиф завизжал от боли, из глубокой раны полилась кровь, после чего он неуклюже плюхнулся на землю. Фыркая и топча копытами пса, бык снова пронзил его рогами и подбросил. Бык попытался атаковать еще раз, но его остановила веревка длиной восемь футов, что была привязана к столбу в центре пыльного ринга. Толпа одобрительно взревела, и в загон попытать удачи был выпущен еще один мастиф.

Все взгляды были прикованы к кровавому зрелищу. Все, кроме взгляда Джона Шекспира. Он наблюдал за Эссексом. Тот, низко поклонившись Ее величеству, покинул королевскую ложу и присоединился к дюжине или около того зрителей, среди которых находились и ближайшие союзники графа – Генри Дэнверс, Джелли Мейрик, графы Саутгемптон и Ратленд.

Заговорщики, подумал Шекспир. Неужели все эти люди замешаны в той смертельной игре, в которой участвует Эссекс? Однако сомнений не было. Он глубоко вздохнул и направился к ним.

День был душный. Впервые за последние недели на горизонте показались темные облака. В ближайшие три дня прольет дождь.

Стареющая королева обмахивалась веером, наблюдая за развлечением под полосатым зеленым с золотым балдахином. Как и ее подданные, она энергично аплодировала. После быков появятся медведи, лошади и обезьяны, которые будут развлекать королеву, проливая кровь. Глядя на ее оживленное лицо, Шекспир подумал, что королева выглядит весьма здоровой и энергичной для женщины, которая, как предполагалось, должна умереть в ближайшие несколько дней.

Мимо, с усилием сдерживая больших пятнистых диких кошек на поводках-цепочках, прошла красивая чернокожая женщина в причудливом римском военном облачении: золотом нагруднике, шлеме и короткой юбке с каймой. Шекспир сделал шаг в сторону.

Вокруг подавали закуски, из фонтана било рейнское вино, в розовом кусте был припрятан хогсхед с кларетом. Официанты предлагали гостям подносы с деликатесами – пирожки с грудкой жаворонка, сахарные пирожные с шафраном, соленый картофель из Нового Света. Шекспир взял порцию листьев изысканного табака и положил их в мешочек.

Вокруг кривлялись и скакали дюжины лучших шутов и акробатов со всей Англии. На близлежащих полях были установлены ярмарочные прилавки, где жарили быков и стояли бочки бесплатного эля для простых людей и горожан.

Место действия было выбрано идеально. Замок Сьюдли когда-то был домом Елизаветы, здесь, когда она была еще подростком, о ней заботилась ее мачеха, Катерина Парр, последняя из шести жен Генриха Великого. Елизавета помнила о счастливых днях, проведенных в этих садах со своей юной кузиной Джейн Грей. Но то время пролетело быстро, Катерина Парр вскоре умерла в родах, а Сьюдли перешел к другим хозяевам. Несчастной оказалась и судьба бедняжки леди Джейн, ибо она сложила голову на плахе в возрасте шестнадцати лет, после того как несколько честолюбивых мужчин против ее воли возвели ее на престол в тщетной попытке не дать католичке Марии стать королевой Англии.

Шекспир поклонился Эссексу.

– Милорд.

– Господин Шекспир, вы приехали.

– Ваша сестра умеет убеждать, милорд.

Эссекс громко расхохотался и сделал своим спутникам знак удалиться.

– Праздная девица невыносима, не так ли? Она мной помыкает, ведь я ее младший брат.

Шекспир с облегчением вздохнул. Радушный прием Эссекса означал, что он – по крайней мере сейчас – ничего не знает о тайных делах Шекспира.

– Рад служить вам.

– Так и должно быть. – Он понизил голос. – Моя сестра намекнула вам об одном крупном деле, в котором все мы участвуем, господин Шекспир?

– Да, сэр, намекнула.

– Вас не напугал размах нашей грандиозной задачи?

– Нет, милорд, не напугал.

– Тогда за работу, господин Шекспир. Ибо нет ничего важнее безопасности нашего королевства. Наше благополучие зависит от победы в войне секретов.

– Поэтому я и здесь.

– Вам есть где остановиться? Боюсь, что в Сьюдли мало места.

– Я поищу в округе.

– Наберитесь терпения. Очень скоро я за вами пришлю. Знаю, что мое поручение вы выполняете как истинный и преданный англичанин. Посмотрите на того горделивого быка на арене, как на него бросаются мастиф за мастифом, но он протыкает их своими рогами. Этот бык – я. Я дам отпор испанцу, и шотландцу, и любому другому иностранному монарху, что жаждет взойти на английский трон. Будьте наготове, Джон, ибо вы очень скоро мне понадобитесь. Мы должны воспользоваться случаем – carpe diem.

– А как быть с делом Элеоноры Дэйр, милорд?

Эссекс не пожелал обсуждать эту тему.

– Забудьте на время о Роаноке, Джон, в наших руках дело государственной важности. – Он похлопал Шекспира по плечу и, взмахнув своей бело-золотой с оранжевым накидкой, удалился в сопровождении компании друзей и сторонников.

Шекспир мгновение смотрел им вслед, затем перевел взгляд на противоположную сторону арены, где находилась королевская ложа. Он заметил, что Елизавета следит за своим красавцем-фаворитом. Слушая его льстивые речи и видя его трепет перед ней, она снова ощущала себя молодой. Подозревает ли она, в каком заговоре он участвует? Рядом с ней Шекспир заметил маленькую, едва приметную фигуру сэра Роберта Сесила. Он поймал взгляд Шекспира и незаметно кивнул.

Вдруг в поле зрения Джона появилась Старлинг Дэй под руку с Джоном Уоттсом, самым богатым лондонским торговцем. Уоттс едва передвигался под тяжестью украшавших его золота и драгоценностей: бриллиантовых сережек, брошей, цепочек на шее и внушительной величины жемчугов. Одеяние Старлинг тоже поражало размахом: платье – пышное и яркое сооружение из серебряного и голубого атласа и шелка, и накрахмаленный гофрированный воротник размером с луну в октябре. Волосы были собраны в высокую прическу, удерживаемую сеткой из серебряных нитей, которая постоянно сползала ей на лицо. Она то и дело поправляла ее своими пухлыми, унизанными кольцами пальцами, чтобы та не мешал ей глазеть по сторонам.

– Господин Шекспир, смотрите, вот я и при дворе! Да еще и на самом лучшем развлечении, какое только видал свет. На ленч у меня был молодой лебедь и бекас, желе в форме огромных ревущих львов, пирожки с устрицами, мясом чибиса, кулика и всех видов певчих птиц, марципаны, инжир и сладости из далекой Турции. А названий остальных блюд я даже не знаю, господин Шекспир. Там была еда, которой я прежде никогда не видела. Ну разве не большой путь я проделала, сэр?

– В самом деле, просто невероятное путешествие, госпожа Дэй.

Она представила его Уоттсу, который лишь устало кивнул, после чего, воспользовавшись присутствием Шекспира, оставил на него свою даму и отправился на поиски более веселых развлечений.

– Вы уже нашли достойное жилье, господин Шекспир?

– Буду спать под придорожным кустом, госпожа Дэй.

– Господин Уоттс раздобыл для нас лучшие апартаменты здесь, прямо в замке. Можете себе представить, что этой ночью Старлинг Дэй будет спать в королевском замке? Конечно, при условии, что господин Уоттс даст мне заснуть. Но вам нельзя спать под кустом! Рядом с нашей спальней есть комната для багажа, которая вам прекрасно подойдет. Окнами она выходит на главный внутренний двор, прекрасное месторасположение.

– Весьма великодушно с вашей стороны, госпожа.

– Тогда решено.

Привычно прихрамывая, Болтфут шел по улицам Лондона вниз к Темзе и Даугейту. В руках он держал заряженный каливер.

У школы он замедлил шаг и пошел, непрестанно озираясь. Главный вход караулил человек в кожаном джеркине и кожаной шапочке. Он смотрел в другую сторону и не заметил Болтфута, который тут же сделал шаг назад и направился в обход к задней части дома и конюшням, где он и нашел конюха Сайдсмена, который принес лошадям торбы.

Сайдсмен посмотрел на Болтфута так, словно увидел призрака. Он отшатнулся и уставился на него, тревожно переводя взгляд то на дом, то обратно на Болтфута и его каливер.

Болтфут метнулся вперед и приставил дуло к горлу конюха.

– Где Джейн? – хрипло прошептал он. – Она здесь или уехала?

– Она уехала, господин Купер. С военным отрядом на север. В Масем, в дом семьи госпожи Шекспир, неподалеку от Йорка.

– Меня выслеживают, да?

Сайдсмен замер.

– Это Макганн? – продолжал Болтфут. – Вы мне все расскажете или умрете, господин Сайдсмен.

У конюха забегали глаза. От страха он едва мог пошевелиться. Грянул выстрел, и Сайдсмен упал, залп снес ему полголовы. Болтфут пригнулся и на четвереньках пополз прочь от двора и конюшни. Он оглянулся на кровавое месиво, в которое превратилась голова Сайдсмена. Что-то подсказывало Болтфуту, что выстрел настиг именно ту цель, которой и предназначался. Он, Болтфут, должен был остаться в живых. Он – ниточка к Элеоноре Дэйр.

Еще один выстрел сотряс воздух совсем рядом с Болтфутом. Он уже был на ногах, спрятавшись за угол и держа каливер наготове. Болтфут выстрелил наудачу, не прицеливаясь.

Болтфут бросился вверх по улице через Даугейт. Его и в лучшие времена нельзя было назвать быстрым бегуном, а теперь он к тому же был слаб. Он бежал, волоча свою тяжелую увечную ногу по пыльной дороге. Пересекая дорогу в западном направлении, он оступился и упал в вонючий сточный желоб, устроенный прямо посреди дороги. Он неуклюже поднялся на ноги и услышал звук догоняющих его шагов. Болтфут остановился, опустился на одно колено и опытной рукой быстро перезарядил каливер, не просыпав ни щепотки пороху из порохового рожка, что висел у него на поясе. Макганн был всего в тридцати ярдах и быстро приближался. Болтфут поднял каливер и навел украшенное причудливой резьбой восьмигранное дуло прямо на преследователя.

Макганн остановился и метнулся влево, спрятавшись за телегу.

Болтфут чертыхнулся. Не успел. Он не стал стрелять, а поднялся на ноги и попятился прочь, не сводя дула с телеги. Мимо шла молодая женщина в платье ячменного цвета, держа за руки двух маленьких детей. Увидев Болтфута с каливером в руках, она завизжала и присела, прижав к себе детей. Над телегой появилось облако дыма, затем просвистела пуля, которая задела Болтфуту ухо и попала в кирпичную стену длинного здания у дороги. Болтфут вильнул в маленький переулок у северной оконечности строения; до его слуха донеслись крики женщины и детский плач.

Он повернул и, шатаясь, двинулся вниз по переулку к Казен-лейн, затем снова услышал шум. Обернувшись через левое плечо, он увидел Макганна и того человека в кожаном джеркине и шапочке, что следил за входом в школу. У каждого из них на нагрудных ремнях висело по паре тяжелых пистолетов. Они направили на него по пистолету, дула которых походили на изрыгающие огонь чудовищные воронки. Его положение было безнадежным.

Болтфут встал в дверной проем и снова опустился на колено. Его целью был Макганн. Болтфут навел каливер. Парочка была от него в двадцати ярдах, и он знал, что попадет в Макганна, даже если тот, другой, выстрелит в него самого.

– Купер, мы не хотим тебя убивать.

– Тогда опустите оружие.

– Нам нужна та женщина. Отдай нам эту шлюху и иди куда хочешь.

Болтфут продолжал держать Макганна на мушке.

– У тебя нет выхода, Купер. Опусти оружие, и обещаю, что тебя никто не тронет. Если нужно, мы будем преследовать тебя весь день.

Дверь позади Болтфута распахнулась, и из нее вышла женщина и замерла, в изумлении глядя на него. Она была в чепце, легкой камвольной накидке и с пустой корзиной в руках, как если бы собиралась на рынок.

Он с усилием поднялся и, согнувшись пополам, ввалился в дом. Ему вслед раздался выстрел, пуля угодила в ручку корзины, что висела на руке женщины, и корзина отлетела футов на тридцать в сторону и упала прямо на улицу. Женщина замерла, открыв рот. Болтфут с грохотом закрыл за ней дверь и задвинул тяжелый засов.

Он оказался в просторной, вымощенной камнем прихожей добротного купеческого дома, построенного из нового кирпича. Болтфут сразу оценил возможности. Внутрь дома вели две двери. Ошибись он дверью – и окажется в ловушке. Он прошел через ту, что была слева, и оказался в кухне. Молодая неряшливая девица с изуродованным шрамами лицом уронила медный горшок, который она чистила, и тот с грохотом покатился по полу. Болтфут прошел мимо девицы.

– Есть задняя дверь?

С широко раскрытыми глазами она указала на дверь позади себя, что вела из кухни. Болтфут направился туда. От входа доносился звук разбиваемых стекол. Они выбили окно, чтобы попасть в дом.

Дверь вела в кладовую. На полках хранились консервированные фрукты, корзины яиц, бочонки с элем и маслобойка. Там была еще одна дверь, которая вела на просторный задний двор. Болтфут без колебаний метнулся во двор.

Двор был обнесен кирпичной стеной. В одном конце двора находился курятник, возле которого кудахтали и клевали зерна полдюжины кур. В центре покрытого травой участка была привязана коза. Она равнодушно взглянула на Болтфута и продолжила жевать траву. Похоже, он в ловушке.

Он вернулся в дом. Девица, съежившись от ужаса, словно защищаясь, держала перед собой медный горшок.

– Есть отсюда выход?

От передней двери донесся страшный грохот. Через открытую дверь он увидел, что его преследователи деревянным молотом пытаются выбить оконный переплет.

Девица, видимо, не умела говорить – или от испуга утратила дар речи. Медным горшком она снова указала на двор, словно в отчаянной попытке любой ценой выдворить этого человека из кухни. Болтфут снова вышел во двор и посмотрел на курятник. Может, крыша выдержит его вес?

Закинув каливер за спину, он перелез через невысокую изгородь, которая не давала птице разбежаться. С кудахтаньем куры в панике бросились врассыпную. Болтфут неуклюже взобрался на крышу. Строение оказалось шатким, явно не рассчитанным на то, чтобы выдержать вес взрослого мужчины, но устояло, и Болтфуту удалось залезть на кирпичную стену. Несмотря на повязку на голове, пот заливал глаза. Руки скользили, но ему удалось схватиться за край стены и, собрав последние силы, подтянуться и забросить здоровую правую ногу на стену. Мгновение Болтфут висел на стене, пытаясь отдышаться. Затем, с громадным усилием, он подтянул левую ногу, забросил ее на стену и под лязг своей амуниции рухнул по другую сторону стены. Болтфут упал прямо на рукоять своей сабли, но ему удалось подавить вопль от пронзившей его бедро боли.

За стеной находился просторный внутренний двор Стального двора. Над Болтфутом возвышалась каменная башня, с которой денно и нощно наблюдали за торговыми судами, когда те неторопливыми галсами поднимались вверх по Темзе, возвращаясь из дальних странствий, везя своим владельцам богатство или разочарование.

– Эй ты! – гневно позвал его мастеровой.

Преодолевая боль, Болтфут поднялся на ноги, снял с плеча каливер и направил его на мастерового. Как только тот увидел оружие, то сразу же ретировался за здание Стального двора. Болтфут, хромая, пересек двор, миновал огромную сторожевую башню и направился к Уиндгуз-Лейн. Он услышал шум и, обернувшись, увидел, что его преследователи, забравшись на крышу курятника, перелезают через стену, первым был человек, что караулил вход в школу. Болтфут выстрелил. Человек закричал и упал, схватившись за раненую голень.

От каливера медленно поднялось облако дыма. Болтфут забросил оружие за спину и исчез в подворотне. У северной оконечности улицы, где они и договаривались, он увидел Элеонору Дэйр: она сидела на гнедом мерине, а в руках держала вожжи второй лошади. Болтфут окликнул ее, и Элеонора рысью направила к нему лошадей.

– Быстрее, – сказал он. – Он уже близко.

Приложив нечеловеческое усилие, он втащил себя в седло. Они развернулись и, пришпорив лошадей, помчались галопом в северном направлении. Тишину разорвали выстрелы, но пистолетам Макганна их было уже не достать, они скрылись в лабиринте многочисленных переулков этой части лондонского Сити.

В тиши начинающегося вечера Шекспир удалился в комнату, которую предложила ему Старлинг. Комната была небольшой, но удобной, поскольку располагалась в главной части дома, за что господин Уоттс, без сомнения, выложил кругленькую сумму. Эссекса разместили в той же части дома, и Шекспир мог следить за его передвижениями. Перед тем как отправиться в свою комнату, он попытался увидеться с сэром Робертом Сесилом, но Кларксон передал ему, что встречу придется отложить: сэр Роберт был на заседании Тайного совета, после которого он отправится к королеве.

В маленькой, заставленной багажом и вешалками с платьями комнате на полу под окном для Шекспира был постелен матрас с одеялами. Он прилег, намереваясь вздремнуть часок перед началом вечернего безумия, но погрузился в глубокий сон.

Когда он проснулся, было уже темно. Внизу под окном смеялись, громко звучала музыка, раздавались аплодисменты и топот. Он быстро облачился в свой старомодный придворный наряд и направился вниз, в переполненный центральный внутренний двор, освещаемый смоляными факелами и яркими масляными светильниками, развешанными по всем стенам. К тому же через высокие окна большой залы, где гости бражничали без меры и страстно танцевали вольту, во двор проникал свет сотен свечей. Пробираясь сквозь толпу, он почувствовал, как кто-то хлопнул его по плечу, а обернувшись, увидел улыбающееся лицо Френсис, графини Эссекс.

– Господин Шекспир, так и знала, что это вы. Я видела вас днем на травле быков.

Он поклонился.

– Миледи.

– О, не нужно формальностей, господин Шекспир. Спешу вам сообщить, что я чувствую себя вполне здоровой. Меня лечат личные доктора королевы. Они так внимательны. Сэр Роберт Сесил даже запретил мне покидать двор, так сильно он печется о моем здоровье.

– Рад это слышать. – «Она даже не представляет насколько я рад», – подумал Шекспир. – А эти маленькие летающие создания исчезли?

Она нахмурилась.

– Какие летающие создания, господин Шекспир?

Он рассмеялся.

– Не обращайте на меня внимания, миледи. Похоже, я выпил слишком много кларета.

Разговаривая с графиней, он перевел взгляд на ее супруга, Эссекса, беседующего с помощником Макганна, Слайгаффом. Он заметил, как Слайгафф вытащил из-за пазухи дублета какую-то бумагу и показал Эссексу. Граф сломал печать, развернул листок и принялся читать, затем поднял глаза. Слайгафф кивнул в сторону Шекспира. Эссекс проследил за его взглядом.

Шекспир почувствовал, как по спине пробежал холодок.

– Ах, смотрите, там мой супруг, – сказала графиня так, словно заметила старого друга, которого не видела много месяцев. Ее голос погрустнел. – Господин Шекспир, хотя сэр Роберт и распорядился, чтобы я оставалась при дворе, но милорд Эссекс меня сторонится. За последние дни он не обмолвился со мной и дюжиной слов.

Шекспир не знал, что ответить, чем утешить эту женщину, супругу двух величайших героев Англии: трагически погибшего поэта-воина сэра Филиппа Сидни, а теперь Эссекса, – ни один из которых ее никогда не любил. Все знали, что возлюбленной Сидни была Пенелопа Рич – Стелла из его поэмы «Астрофил и Стелла» – и что, после смерти Сидни, Эссекс женился на Френсис только из-за героического ореола собрата по оружию.

– Он с господином Слайгаффом, – продолжала она. – Вам не кажется, господин Шекспир, что этот ирландец весьма странный и неприветливый человек? Я не слышала от него ни одного слова. Быть может, он немой.

Графиня исчезла в толпе, затем, словно гром в отдалении, раздался барабанный бой, после чего разговоры и смех в зале стихли. Распорядитель королевских увеселений поднялся на помост и хлопнул в ладоши. Шекспир увидел, что королева занимает центральное место в галерее наверху. Ее окружали фавориты – Хенидж, старик Бёрли, Дрейк, Говард Эффингем. Эссекс расстался со Слайгаффом, поднялся по ступеням в галерею и присоединился к королевскому обществу, с показным рвением целуя Елизавете руку. Он сел справа от королевы. Сэр Роберт Сесил находился по другую сторону, почти в самом конце ряда, маленький и незаметный в своем темном невзрачном одеянии. Контраст между ним и ярким, разодетым Эссексом был разительным. На помосте разыгрывалось шутейное представление о разгроме армады и отпускались остроты в адрес короля Испании Филиппа. В разгар спектакля сэр Френсис Дрейк лично запрыгнул на платформу и выхватил у одного из актеров деревянный меч, после чего под громкие аплодисменты принялся бегать по помосту за актером, исполнявшим роль испанского короля.

Лютнист Джон Доуленд сыграл балладу о пастухе и овцах. Одетые пастухами актеры вышли на помост, гоня перед собой небольшое стадо из шести котсвудских овец. Затем распорядитель королевских увеселений представил лорда Чандоса, владельца замка Сьюдли, тот поклонился и объявил, что эти овцы, чья шерсть признана лучшей в графстве, – дар Ее величеству.

Королева охотно приняла подарок и сказала, что позаботится о том, чтобы защитить своих новых питомцев от волчицы, после этих слов все присутствующие дружно расхохотались. Затем – вот совпадение! – на сцену вышел актер в костюме охотника с волком на поводке. Волка нарядили в дорогую придворную одежду, расшитую золотом и серебром и украшенную изумрудами и сапфирами. Поверх ошейника на него нацепили круглый рифленый воротник, а на его узкой серой голове красовался батистовый чепец с разрезами, из которых торчали уши. Волк тяжело дышал и заливал все вокруг слюной, обнажая длинные зубы.

Толпа ахнула. Шекспир посмотрел на Эссекса. Как он отреагирует на эту явную насмешку над его матерью? Все присутствующие понимали, что подобное оскорбление нанесено намеренно.

Его лицо было мрачным, словно штормовое небо. Мгновение Эссекс колебался, затем, не попрощавшись и даже не поклонившись своей государыне, поднялся с места и широким шагом покинул галерею. Королева сделала вид, что ей все равно, и продолжила беседу с сидящим слева лордом Бёрли, но все присутствующие заметили неуважение, даже презрение, проявленное к ней Эссексом, когда тот повернулся к королеве спиной и прошел прочь. Другой на его месте был бы немедленно отправлен в Тауэр. Только Эссекс, благодаря своим бурным, словно лед и пламень, отношениям с государыней, мог выйти сухим из воды, несмотря на подобную наглость.

– Так, так, так.

Шекспир резко обернулся и оказался лицом к лицу с Ричардом Топклиффом.

– Это отделит овец от волков.

– Вам мало женщин, детей и священников, которых вы преследуете?

Топклифф был в придворном костюме: черный дублет, рукава с разрезами, из которых выглядывали золотые вставки, желто-золотые короткие штаны и черные чулки. Он потел и ужасно вонял.

Топклифф усмехнулся.

– А вы на чьей стороне? Кто ваш фаворит в этой битве?

– Какой битве?

– А вы еще больший дурак, чем я себе представлял.

Топклифф пристально, с неприкрытым отвращением посмотрел на Шекспира, затем яростно толкнул его в грудь ладонью правой руки. Шекспир покачнулся, но устоял.

– С нетерпением жду того дня, когда пущу тебе кровь, папистский сынок. И года не пройдет, как я увижу твою жену, сучку и потаскуху, и ее отродье в могиле. Скоро вы все присоединитесь к своему дружку отцу Саутвеллу на Паддингтон-Грин.

Шекспир был без оружия – здесь, рядом с королевой, не дозволялось носить оружие на портупее, – иначе он убил бы Топклиффа. Поэтому Шекспир лишь отвернулся, с трудом вынося его мерзкий хохот.

Его еще трясло от гнева, когда спустя десять минут к нему подошел Кларксон. Стараясь не привлекать внимания, старый слуга проводил его к Белому саду, расположенному под королевскими апартаментами, где был построен переход из частных комнат замка в часовню. В этом скрытом от посторонних глаз месте, освещаемом лишь одной свечой в подсвечнике на стене, его ждал сэр Роберт Сесил.

Кларксон встал у входа, чтобы никто не мог войти и помешать им. Шекспир поклонился.

– У меня для вас важные новости, сэр Роберт, – начал он. Он рассказал ему о составленном Форманом гороскопе, в котором предсказывалось, что Елизавета умрет восемнадцатого сентября, а также о другом гороскопе, где указывалось, что подходящая дата свадьбы Эссекса и леди Арабеллы Стюарт – четырнадцатое, менее чем через три дня.

– Значит, вам нужно быть рядом с Эссексом. Он вам доверяет?

Шекспир вспомнил взгляд Эссекса, брошенный на него, когда тот читал переданное Слайгаффом письмо. Макганн и тайные агенты в комнате в башне теперь наверняка знают о его двойной игре после того, как Джек Батлер, не выдержав пыток, все рассказал. Шекспир покачал головой.

– Думаю, что нет, сэр Роберт. И я не знаю, что за игру они со мной затеяли.

– Как насчет переписки между графом и леди Арабеллой?

Шекспир заговорил, тщательно подбирая слова.

– Мне удалось выяснить, что корреспонденция такого рода действительно была. Любовные письма и оды от графа к леди.

– А кто сочинитель од? Эссекс – не Сидни и не Рэли. Он не поэт.

– Не могу сказать, сэр Роберт.

– Не можете или не скажете?

Шекспир не стал отвечать на вопрос.

– Но я могу сообщить вам, что посредником является Морли, Кристофер Морли, учитель леди Арабеллы. Полагаю, что его в качестве тайного агента устроил на эту службу еще господин секретарь Уолсингем, но теперь он переметнулся к Эссексу.

Но Сесил как будто не замечал слов Шекспира.

– Надеюсь, вы понимаете, почему я вас об этом спрашиваю. Нам нужны доказательства, чтобы не допустить этот незаконный брак, даже если нам придется остановить церемонию венчания. Эссекс и те, кто его поддерживает, должны знать, что у нас есть все, чтобы привести их на эшафот. Добудьте мне эти стихи. На меньшее я не соглашусь.

Шекспир прекрасно все понимал. Кроме того, он сознавал, что отныне жизнь его брата в опасности. Он поклонился Сесилу.

– Хорошо, сэр Роберт, я добуду вам доказательства.

Но как, размышлял он, медленно возвращаясь к себе в комнату, ему удастся выполнить это поручение и спасти Уилла? И почему Сесил не проявил интереса к имени Морли?

Небо озарили слепящие фейерверки, вспыхнувшие над замком с такой силой, словно боги затеяли между собой войну. Шекспир остановился и с благоговением и удивлением посмотрел наверх; таких фейерверков он никогда прежде не видел – огненные красные, золотые и серебряные крупинки взрывались, распускаясь, словно цветы весной, затем, падая на землю, бледнели и угасали. Впервые за много недель он ощутил прохладу ночного воздуха.

В полях, где для простых людей была устроена ярмарка, на милю вокруг жгли костры и раздавалась музыка, которая в ночном воздухе сливалась с изысканными мелодиями, что доносились отсюда, из замка. Снова вспыхнули фейерверки, осветив своим великолепием Сьюдли. Но в их свете Шекспир увидел не только замок: в двадцати ярдах от него высветилось лицо Слайгаффа. Здоровым правым глазом он, не мигая, следил за Шекспиром, другой же глаз, левый, был мутен и слеп.

Шекспир не спал. Он мерил шагами комнату, время от времени выглядывая в окно и не зная, чего ждать. Джон был уверен, что-то должно случиться этой ночью.

По комнате плясали тени от зажженной им свечи, бросающей жуткие отблески на коробки и сундуки Старлинг Дэй и купца Джона Уоттса. Тревога не отпускала, все мускулы Шекспира были напряжены, готовые в любое мгновение привести его тело в движение. Но к трем часам ночи силы его покинули, и он присел на матрас спиной к подоконнику. Глаза закрывались, хотелось спать. Сначала он подумал, что услышанный им шум лишь часть его сна, но затем очнулся. Где-то неподалеку он услышал стук копыт и тихое лошадиное ржание. Он выглянул из окна. Шел дождь, впервые за бог знает сколько недель. Прохладный дождь, наконец-то.

Шекспир взял меч и кинжал, выскользнул из комнаты и спустился вниз во внутренний двор. Завидев его, часовой встал навытяжку.

– Не могу заснуть. Надо пройтись.

Часовой посмотрел на его меч.

– За пределами замка полно гуляк и бродяг, – сказал он часовому, проследив за его взглядом.

Часовой молча кивнул и, ссутулившись под дождем, натянул капюшон поглубже и принялся греть руки над небольшой жаровней.

Шекспир быстро пересек главный двор, направляясь к тому, что был поменьше. Звуки походили на шум, производимый большим отрядом всадников, и доносились откуда-то с западной стороны, где протекала река Исбурн и находился городок Уинчкомб. Въездные ворота замка охраняли алебардщики в оранжевых, как у людей Эссекса, накидках. Они преградили ему дорогу, но он заметил, что за воротами стоит отряд из двадцати или больше всадников, готовых выдвинуться в путь. Их лошади перебирали копытами. Дождь лил как из ведра.

Отряд возглавлял Эссекс. Высокий и надменный, он восседал на своем черном жеребце. Его окружали ближайшие сторонники и слуги – Саутгемптон, Дэнверс, Мейрик и прочие. Все были просто обвешаны оружием: колесцовые пистолеты, мечи, пики, топоры на длинных древках – все блестело под дождем в свете горящих смоляных факелов. Сэр Тоби Ле Нев тоже был здесь; тот самый Ле Нев, разыскиваемый за убийство собственной дочери и Джо Джаггарда. Что ж, арестовать его этой ночью не получится.

Несмотря на проливной дождь, Эссекс заметил Шекспира, и их глаза встретились. Граф задержал свой взгляд не более чем на пару секунд, затем резко натянул поводья и пришпорил коня. Всадники, все как один, повернули своих лошадей и выстроились рядом и позади него. Затем Эссекс сделал знак рукой, и всадники, пришпорив лошадей, плотным строем рысью двинулись вперед, разбрызгивая грязь, и вскоре исчезли в темноте ночи.

Шекспир смотрел им вслед, пока отряд не скрылся из виду. Они направлялись на север. Значит, началось; заговор претворялся в жизнь. Шекспир быстро побежал обратно к парадным покоям. Он должен был передать сообщение Сесилу, затем вскочить в седло и молиться о том, что ему удастся оказаться в Дербишире – и у Арабеллы – первым.

Краем глаза сквозь ливень у входа на черную лестницу парадных покоев он заметил какое-то движение. Хотя ночной мрак освещала только жаровня часового, ему удалось разглядеть у входа человека. Это был Слайгафф. Этого жестокого негодяя Шекспир узнал бы где угодно. Куда он направляется? Ну конечно. Кларксон рассказал Шекспиру, кто из знатных гостей занимает лучшие покои. Здесь на втором этаже поселили леди Френсис, графиню Эссекс. Убийство узаконит бракосочетание.

Прячась в тени строения, где находилась зала для пиршеств, Шекспир заметил, как в темноте Слайгафф передал что-то часовому. На плече у него висел моток веревки. Когда ирландец проскользнул внутрь, Шекспир вышел из укрытия и последовал за ним. Часовой отошел от жаровни, чтобы преградить ему путь.

– Я видел, как тебя подкупили, – произнес Шекспир тихим, но твердым голосом. – Я офицер на службе сэра Роберта Сесила, и, если ты меня не пропустишь, тебя повесят еще до рассвета.

Часовой поспешил ретироваться.

Шекспир вошел внутрь и прислушался. Джон помнил, как тихо умеет ходить Слайгафф. Он ничего не услышал.

Мгновение Шекспир ждал, затем неслышно шагнул вперед и начал подниматься по винтовой каменной лестнице. Путь ему освещали восковые свечи в подсвечниках на стенах, мерцающие под дуновениями прохладного и влажного сквозняка. Перед собой Шекспир держал обнаженный меч. Дойдя до верхней ступени, он выглянул в коридор. Никого.

Веревка появилась словно из ниоткуда. Только он шагнул в коридор, как петля затянулась вокруг его шеи. Нападавший толкнул Шекспира ногой в спину, пытаясь повалить его на пол, и с дикой яростью принялся закручивать веревку. Шекспир должен был умереть быстро.

Джону едва удалось удержаться на ногах и развернуться, отчаянно стараясь сохранить равновесие. Он был высоким, но жилистое тело Слайгаффа обладало внутренней, неодолимой силой крученого каната. Шекспир толкнул нападавшего плечом и прижал его к стене, пытаясь натянуть Слайгаффу на голову ближайший из висевших рядом гобеленов. Тот на мгновение ослабил захват, но Шекспиру этого хватило, чтобы запихнуть два пальца левой руки под петлю и не дать себя задушить.

Шекспир уже задыхался и понимал, что времени у него совсем мало. Дальше по коридору в свете канделябра он заметил в дверном проеме очертания какой-то фигуры. Это был Топклифф. Держа во рту трубку и выдыхая клубы дыма, Ричард Топклифф стоял, наблюдая за тем, как Шекспиру приходит конец, и на его злобном лице играла улыбка.

Шекспир не мог умереть, не имел права. Не только его жизнь была на кону. Смерть – ничто. Мысль о самодовольной ухмылке Топклиффа придала ему ярости. Как раненый зверь, к которому подбирается хищник, чтобы убить, Шекспир в отчаянии схватил Слайгаффа за яйца и сжал их так, словно выжимал сок из лимона.

Слайгафф исторг гортанный звук; но продолжал неистово дергать за веревку, пусть и согнувшись пополам от боли. Понимая, что это – его последняя надежда, Шекспир вытащил пальцы из-под стягивающей его горло веревки. Не замечая, что кожа на пальцах содрана, а шею сдавила веревка, он в приступе отчаяния ударил Слайгаффа локтем прямо в лицо. И еще раз, пытаясь размозжить голову противника о стену, обрушив на Слайгаффа остатки своих сил.

Наконец веревка ослабла. Задыхаясь, Шекспир рухнул на пол. Он подобрал меч. Держа трость в правой руке и продолжая ухмыляться, к нему шел Топклифф. Шекспир направил меч в его сторону, но сил, чтобы подняться и заколоть Топклиффа, у него не было. Топклифф отклонил лезвие серебряным наконечником своей трости, затем опустился на колени рядом с Шекспиром и дергающейся в безмолвных конвульсиях фигурой Слайгаффа. Он положил левую руку Слайгаффу на лицо и прижал голову к полу. Тростью подобрав отброшенную веревку, Топклифф обмотал ирландцу шею, затем зажав концы в руках, провернул веревку так, что она затрещала. Раздался щелчок – Топклифф, взяв Слайгаффа за волосы, запрокинул ему голову и сломал шею.

Тело ирландца обмякло, и лишь руки и ноги продолжали подергиваться в предсмертных судорогах. Слайгафф был мертв. Топклифф ослабил веревку, затем подобрал свою трость и, указывая серебряным наконечником на распухший рубец на горле Шекспира, произнес, нарочно выдыхая дым прямо в глаза Джону:

– А мне понравилось. Лучше, чем травля быков.

Шекспир ждал, что Топклифф убьет и его. Наконечник у его трости был тяжелый, словно дубина, хватило бы и одного удара в висок. У Шекспира не осталось сил защищаться; он выдохся, борясь со Слайгаффом. Джон обхватил шею ладонями и судорожно хватал ртом воздух. Его бил кашель, он задыхался, его легким не хватало воздуха, а в голове стучало так, словно его огрели молотком весом шесть фунтов, но ему было все равно.

Топклифф убрал трость.

– Ты весь вымок, Шекспир. Нельзя в такую погоду выходить на улицу без накидки и шляпы, не ровен час – повстречаешь собственную смерть. – Топклифф рассмеялся над своей черной шуткой. – Пошли, кусок дерьма и любитель папистов, поможешь мне перенести тело.

Дыхание Шекспира постепенно восстанавливалось.

– Я ее защищаю, ты, безмозглый червь, – произнес Топклифф, словно прочитав мысли Шекспира. – Думал, что Сесил доверит безопасность графини тебе?

Шекспир попытался подняться на ноги и, потирая шею, повертел головой. Он знал, что был на волосок от смерти.

– Бери за ноги, – скомандовал Топклифф, просовывая руки Слайгаффу под плечи. – Пошли.

– Зачем вы убили его? – спросил Шекспир хриплым, срывающимся голосом. – Мы могли бы его допросить.

Топклифф презрительно хмыкнул и выпустил облако дыма. Он отпустил тело и открыл мертвецу рот.

– Смотри, – сказал он.

Шекспир заглянул в зияющую глотку и увидел, что у Слайгаффа не было языка.

– Отрезан по самый корень. Ты бы мог, конечно, его допросить, только он тебе ничего не сказал бы. Гарантированное молчание. Хватит ныть, бери его и потащили отсюда. Сэру Роберту не понравится, если покой ее светлости потревожит вид мертвого ирландца у дверей ее спальни.