Рамси Блэйд, невысокий человек с приплюснутым неприятным лицом и жидкими волосами, не пришел в восторг от того, что ему придется подменить Шекспира. Блэйд находился во дворе, размахивал березовой розгой, приготовленной для порки Пимлока, который ожидал наказания спустив штаны и перегнувшись о невысокую стенку, где совсем недавно сидел Шекспир.

– Господин Блэйд, меня вызывают по срочному делу. Мой урок проведете вы.

Блэйд нахмурился.

– В самом деле, господин Шекспир?

– Да, господин Блэйд.

– Подобное не должно войти в привычку. Вы подаете мальчикам плохой пример, не соблюдая расписания.

У Шекспира не было времени на возражения.

– Господин Блэйд, вы забываете, кто глава школы, раз позволяете себе разговаривать со мной подобным тоном. – Он посмотрел на мальчика. – И не будьте слишком жестоким с Пимлоком.

– Что? Господин Шекспир, какой смысл в порке, если после нее не останется ссадин?

– Очень мало, если вообще есть, и неважно, останутся ссадины или нет.

– В Винчестере пятница всегда была днем порки, и более мягкое наказание в этот день неприемлемо. Вы считаете свою школу главней Винчестера?

– Хорошего дня, господин Блэйд.

Когда Шекспир повернулся к нему спиной, Блэйд прекратил размахивать розгой.

– А вы говорили об этом с епископом? Ему не понравится подобное небрежное отношение к дисциплине и воспитанию мальчиков.

Шекспир повернулся и пошел прочь.

Оседлав лошадей, Макганн и Слайгафф ждали его в Даугейте. Болтфут держал под уздцы оседланную серую кобылу. За стенами школы на Шекспира обрушился поток утреннего солнечного света и жар начинающегося дня, объяв его, словно пламя смитфилдского костра. Джон вскочил в седло и надвинул шляпу на лицо, чтобы защититься от солнечных лучей. Макганн уже снял рифленый воротник и расстегнул верхние пуговицы дублета.

– Поехали, – сказал Макганн.

Благоухающие летние цветы и травы – лаванда, розмарин, лавр и сотни других- в изобилии произраставшие во многих городских садах, мало помогали заглушить вездесущую вонь от унавоженных грязных дорог, по которым Шекспир и его спутники медленной рысью направили своих лошадей. Сначала они поехали вдоль Темз-стрит, а затем повернули к построенной еще римлянами стене Сити. Повсюду не таясь шныряли крысы, обгладывая выброшенные кости. Коршуны парили над головой или сидели на стенах, время от времени слетаясь на трупы убитых кошек.

– Разве после такого не захочется глотнуть свежего сельского воздуха, а, господин Шекспир? – произнес Макганн. – Поговаривают, что в этом году может разразиться чума.

Шекспир кивнул. Он уже подумывал о том, чтобы закрыть школу на лето и отправиться в Уорикшир, подальше от чумы. Кроме того, у него появится возможность навестить семью, да и его браку это пойдет на пользу.

У Ладгейта ловцы собак окружили бездомных животных, чтобы переловить их и перерезать им горла – верный знак того, что ольдермены Сити опасаются, как бы отдельные случаи заболевания чумой не переросли в эпидемию. Эта мысль повергала в ужас.

Вдоль всей дороги попрошайки и бродяги в лохмотьях тянули свои тощие руки и культи в тщетной надежде на то, что им перепадет монетка от тех, кто проезжает мимо в плотном потоке крестьянских повозок и груженных лесом телег. Мрачное зрелище, означающее, что Англии грозит как неурожай, так и то, что военный бюджет придется пополнять за счет фондов казначейства. Когда они подъехали к Эссекс-Хаус, у открытых въездных ворот Шекспир увидел около дюжины бродяг. Макганн остановился возле них и принялся щедро раздавать милостыню, за что его многие благодарили, называя по имени, и снимали шляпы в знак приветствия.

– Они, конечно, всего лишь бродяги, но это наши бродяги, – произнес Макганн, объясняя свои действия Шекспиру, затем в голос расхохотался и, пришпорив коня, поехал через ворота.

Эссекс-Хаус был возведен на обширном участке земли между Темзой и Стрэндом. Сады владения простирались до самого берега, где была выстроена высокая стена с воротами, за которыми находились ступеньки, ведущие к небольшому причалу для лодок и барок.

Шекспир и его спутники спешились во внешнем дворе под бдительными взглядами отряда алебардщиков, крепко сжимавших свои алебарды с наконечниками в виде пики и топора. Сам дом напоминал улей, так энергично сновали туда-сюда люди. К ним быстро подошел конюх, которому они передали своих лошадей.

– Господин Шекспир, как вам сие скромное жилище? – спросил господин Макганн и, отступив назад, в восхищении оглядел огромное каменное строение.

Шекспир взглянул на возвышающийся фасад.

– Сорок две комнаты, сто шестьдесят слуг, но со временем слуг станет в два раза больше, не говоря уже о приходящей прислуге. На просторных кухнях можно приготовить угощенье хоть для королевского стола, а дом для званых обедов настолько прекрасен, что подойдет для приема любой коронованной особы. Все построено покойным супругом матери хозяина, графом Лестером. – Макганн шагнул к ступенькам главного входа; казалось, что бычья шея Макганна ведет за собой его туловище. С обеих сторон от входа, расправив плечи, неподвижно стояли алебардщики. Они явно хорошо знали Макганна, поскольку не стали требовать у него разрешения на вход. – Идемте, милорд Эссекс ждет вас в картинной галерее.

Граф стоял посреди украшенной причудливой лепниной галереи с высоким потолком. Справа от него находились четыре выходящих на юг окна высотой почти во всю стену, создававших вокруг графа полутень, подчеркивая его красивое лицо. Комната купалась в сияющем свете полуденного солнца, в окнах были открыты все форточки в надежде на хоть какой-нибудь ветерок.

Внешность графа поражала воображение. Высокий, в дорогом одеянии из белого шелка и жемчуга, с вьющимися зачесанными назад волосами, открывавшими его широкий лоб, и рыжей бородой, лежащей поверх круглого рифленого воротника. Слегка приподняв подбородок, граф пристально вглядывался в небольшую книгу, которую он держал в вытянутой левой руке, словно был литератором, а не военным. Однако, чтобы кто-нибудь не позабыл о его воинской доблести, правой рукой он невозмутимо сжимал рукоять своего церемониального меча.

Вся комната была увешана портретами: Эссекс в военных доспехах с колесцовым пистолетом, мечом и кинжалом; его мать, красавица Летиция Ноллис, в платье-балдахине, усыпанном драгоценностями; сестры Эссекса, Дороти и Пенелопа, по мнению многих, под стать своей матушке как красотой, так и… буйством натуры; его отец, покойный Уолтер Деверё, первый граф Эссекс, умерший в Ирландии при таинственных обстоятельствах: поговаривали, что он был отравлен; новый супруг Летиции, сэр Кристофер Блаунт, красавец, внешность которого заставляла думать о нем как о ненадежном человеке; и наконец самый большой портрет покойного отчима Эссекса, Лестера, мужчины, который первым покорил сердце королевы Елизаветы, но предал ее, женившись на Летиции (ради чего, по слухам, он и отравил ее прежнего супруга Уолтера).

А ведь это самое выдающееся семейство эпохи, подумал Шекспир, по влиятельности и величию не уступающее самим Тюдорам. Портрет Лестера был особенно примечателен, казалось, что он взирает на все вокруг с презрительным превосходством.

В нескольких ярдах от Эссекса за мольбертом, держа в руке кисть, стоял художник. С невозмутимым выражением лица Эссекс оторвал взгляд от книги и медленно перевел его в сторону Шекспира и Макганна. Он кивнул художнику, тот вытер кисть о ветошь, положил ее в футляр, где держал краски, масла и прочие инструменты своего ремесла, и отошел в сторону. Эссекс закрыл книгу и шагнул навстречу посетителям, немного ссутулившись, что характерно для слишком высоких людей.

Макганн, чей слуга Слайгафф остался за дверями галереи, осклабившись неспешно подошел к графу.

– Милорд…

Эссекс улыбнулся в ответ и, словно старого друга, хлопнул Макганна по плечу.

– Добро пожаловать, господин Макганн.

Макганн обернулся к Шекспиру и взмахнул рукой, представляя гостя:

– А это господин Шекспир, которого вы просили найти.

Шекспир почтительно поклонился.

– Познакомиться с вами – большая честь, милорд.

– Господин Шекспир, – произнес Эссекс, и его взгляд оживился, – а как я рад познакомиться с вами. И хочу заметить, для меня это тоже большая честь. Позвольте мне пожать вам руку.

Эссекс чуть не раздавил Шекспиру ладонь.

– Значит, господин Шекспир, вот она, та самая рука, что разделалась с убийцей, нанятым Филиппом Испанским, и спасла Дрейка. Вы всегда желанный гость в моем доме.

Шекспир поклонился.

– Вы делаете мне слишком большую честь, милорд.

– Сядем, выпьем вина. Его охладили на льду. Удивлены, господин Шекспир? Вы не знали, что у нас здесь есть ледяная пещера? Это древнее изобретение, мне написали о нем из Италии. Зимой вы собираете лед и складываете его в глубокий подвал, прикрыв соломой и конским волосом. И летом, даже таким знойным, как это, лед не тает, позволяя вам остужать вино и все, что пожелаете. Мне говорили, что это прекрасный способ сохранить свежесть рыбы. – Эссекс щелкнул пальцами, и вошел слуга с подносом. – А теперь, господин Шекспир, – произнес он, – вы, должно быть, желаете узнать, зачем я просил вас прийти.

Шекспир склонил голову, но промолчал.

– В положенное время я вам все расскажу. Но сначала позвольте мне задать вопрос о ваших делах. У вас школа для мальчиков из бедных семей?

Шекспир рассказал о школе Маргарет Вуд. Было заметно, что Эссексу это не интересно. Наконец он медленно покачал головой.

– Все это очень хорошо, господин Шекспир, – сказал он, – но вы не скучаете по своей прошлой жизни?

Шекспир и сам время от времени об этом подумывал, но здесь он не станет в этом признаваться.

– Всему свое время, милорд, я рад, что мне выпал шанс служить королеве; а сейчас у меня совсем другая жизнь.

– Но вы вынужденно расстались с должностью тайного агента. Полагаю, у вас с покойным и оплакиваемым всеми нами господином секретарем возникли разногласия по вопросу католического вероисповедания вашей супруги. Вокруг этого ходило столько разговоров.

Шекспир насторожился.

– Это было так давно, милорд.

– Да, господин Шекспир, я это прекрасно понимаю. Но повторюсь: вас устраивает должность школьного учителя?

– Да, милорд.

Макганн и художник молча слушали. Теперь Эссекс обратился к ним.

– Что скажете, господин Макганн? А вы, господин Сегар? Способен ли тигр растерять свои полоски и превратиться в домашнюю кошку?

Они рассмеялись.

– Совершенно невозможно, – произнес Макганн. – Какой мужчина променяет искусство войны, даже если это война секретов, на мир пыльных книг? Это невозможно. – Художник кивнул в знак согласия.

Прибыл слуга с четырьмя бокалами сладкого легкого канарского вина. Пригубив, Шекспир заметил, что напиток и в самом деле был холодным, освежающим и прекрасно подходил для такого жаркого дня.

– Итак, – сказал Эссекс, – к делу. Поговорим о причине, по которой я попросил вас прибыть сюда. Господин Шекспир, вам о чем-нибудь говорит слово «Роанок»?

Роанок. Кто же не слышал о Роаноке? Одно только это слово вызывало в воображении Шекспира образ далекого, экзотического берега, незнакомых растений, ядовитых созданий и, что опасней всего, туземцев. Роанок – исчезнувшая колония. Одна из самых таинственных историй эпохи.

Шекспир глотнул прохладного напитка.

– Роанок. Конечно, говорит, милорд. Я слышал эту историю, она весьма любопытная.

Эссекс жестом пригласил Шекспира сесть рядом на деревянную скамью у окна.

– Прежде чем мы продолжим этот разговор, позвольте мне рассказать то, о чем мне известно. Уверен, в тавернах и харчевнях Лондона о Роаноке много чего можно услышать, но все эти рассказы по большей части приукрашены вымыслом тех глупцов, что покупают дешевые листки, полные сплетен. Мало кому известны факты, поэтому я вам их перечислю. Роанок – это небольшой остров у берегов побережья Вирджинии в Новом Свете; согласно расчетам, он расположен в пяти сотнях морских миль на северо-восток от испанской колонии Святого Августина. Остров защищен песчаными отмелями, и считалось, что благодаря такому расположению он прекрасно подходит для основания первой английской колонии в Новом Свете. Считалось, что остров обладает естественной защитой от испанцев, отчаянно стремившихся разделаться с колонией, и является прекрасным опорным пунктом для английских приватиров.

– Приблизительно это я и слышал, милорд.

– Пять лет тому назад там была основана первая постоянная английская колония: около ста десяти мужчин, женщин и детей, а также двое новорожденных, как я полагаю, остались там бороться за свое существование в надежде на процветание. Но еще до отплытия доставивших их кораблей стало очевидно, что все не так гладко. Возникли разногласия с дикарями. Кроме того, поселенцам не хватало продовольствия. По этой причине губернатор колонии Джон Уайт вернулся на кораблях в Англию. По прибытии он должен был погрузить на корабли необходимую провизию и вернуться в колонию на следующий, 1588 год. Но, как всем известно, ему это не удалось.

– Из-за армады.

– Именно так. Только спустя три года на помощь тем ста десяти душам были отправлены корабли. Но к тому времени от колонистов и их пожитков на острове не осталось и следа.

Шекспир провел пальцем по прохладному краю изящного бокала для вина и внимательно посмотрел на Эссекса. А какова его роль в этой истории?

– Известна разгадка их исчезновения, милорд? Может, какие-нибудь знаки на дереве, указывающие на то, что они отправились вместе с дикарями? Или это лишь слухи, распространяемые в тавернах?

– Нет, вы совершенно правы, господин Шекспир. На дереве были вырезаны три буквы – КРО. А на ограде – слово «кроатоан». Это название племени дикарей, проживавших в то время на острове к югу от Роанока. Говорят, в прошлом они помогали колонистам, но им надоело снабжать белых людей провизией. Могли ли колонисты уйти на тот остров? Возможно, из-за голода они поступили именно так и все они живы и здоровы, живут в мире и согласии с туземцами. Это, конечно, самое утешительное объяснение. Но лично я в это не верю. Если бы их переезд был мирным, у них было бы время оставить более внятное послание для тех, кто прибудет на их поиски. Таковы факты, господин Шекспир. Конечно это далеко не конец истории, но прежде чем мы двинемся дальше, я хотел бы убедиться, что вам все понятно.

– Думаю, да, милорд. Но признаюсь, что мне не слишком ясно, в чем заключается моя роль?

– Как раз об этом сейчас и пойдет речь. – Эссекс поднялся со скамьи, взял Шекспира под локоть и встал рядом, глядя в окно. Если помните, Шекспир был высоким, шесть футов ростом, и все же Эссекс был выше него на добрых три дюйма. Несколько секунд они вместе смотрели на Темзу. Она была полна барок и лодок с навесом, отбеленные паруса слепили глаза под полуденным солнцем, из-под бивших по радужно искрящейся поверхности воды весел летели брызги. На противоположном берегу среди зеленеющих пастбищ стоял Ламбетский дворец, резиденция архиепископа Кентерберийского. Шумел расположившийся неподалеку Сити.

– Господин Шекспир, – произнес Эссекс, – что бы вы сказали, если бы узнали, что где-то там, по улицам Лондона, бродит кто-то из пропавших колонистов?

Шекспиру показалось, что он ослышался.

– О чем вы меня просите, милорд? Простите, но боюсь, я не понимаю, чего вы от меня хотите.

Эссекс громко хохотнул и затем повернулся к Макганну и Сегару.

– Видите, это безумие. Этому никто не поверит. – А затем медленно произнес, обращаясь к Шекспиру: – Я хочу сказать, что у нас есть доказательства, что кое-кто из так называемых пропавших колонистов жив и здоров и сейчас находится в Лондоне, в тысячах милях от Роанока. Как вы это объясните?

Шекспир не представлял, что он должен ответить. Бред какой-то.

– Право слово, не знаю, но, если он здесь, тогда можно предположить, что и остальные тоже в Лондоне и что их сюда привезли. Ведь как-то они должны были сюда приплыть.

– Это не он, господин Шекспир. Это она. И нам известно ее имя. Ее зовут Элеонора Дэйр, и интересна нам эта женщина по двум причинам. Во-первых, она – урожденная Элеонора Уайт, дочь Джона Уайта, губернатора колонии, который вернулся в Англию, чтобы добиться отправки кораблей с продовольствием. А во-вторых, она – мать первого английского младенца, рожденного в Новом Свете, девочки, которую весьма кстати нарекли Вирджинией. Что касается предположения, что все колонисты вернулись, то вряд ли это возможно. Я не могу поверить в то, что более сотни людей могли незаметно проникнуть в Англию. Один – да, возможно, двое, но не сотня.

– Вероятно, Элеонора Дэйр вернулась вместе со своим отцом пять лет тому назад, когда он прибыл за провизией.

– Невозможно. Колонисты не позволили бы ей или ее ребенку покинуть остров. Она была их заложницей, если хотите. Гарантией того, что их губернатор – ее отец – сделает все возможное и невозможное, чтобы снарядить продовольственный флот и вернуться. Нет, если женщина, которую видели в Лондоне, действительно Элеонора Дэйр, тогда она одна каким-то образом пересекла океан. Господин Сегар, пожалуйста, теперь ваш рассказ, если позволите…

Художник поднялся со скамьи. Это был человек среднего роста и некрупного телосложения, он по-женски поджимал губы, наполовину скрытые широкими усами, весьма похожими на кошачьи. На нем был длинный, до самого пола, балахон, какой носят художники, дабы защитить свое дорогое придворное одеяние от брызг краски. Сегар глубоко вздохнул.

– Я мало что могу добавить к истории, рассказанной милордом Эссексом, кроме того, что саму историю мне поведала моя служанка, Агнес Харди, которая, положив руку на Библию, клялась, что видела Элеонору Дэйр в Лондоне не более недели тому назад…

– Люди могу ошибаться, – возразил Шекспир.

– Конечно, но именно это мы и должны выяснить, – сказал Эссекс. – А теперь, господин Сегар, расскажите господину Шекспиру, где ваша служанка видела эту женщину.

– Рядом с театром в Саутуарке, одета как проститутка, зазывающая клиента. В этом месте всегда собирается подобная публика. Агнес сказала, что совершенно не ожидала увидеть Элеонору, с которой была давно знакома и слышала, что та пропала в Новом Свете, на мгновение Агнес просто застыла на месте с открытым от удивления ртом. Но когда моя служанка решилась подойти к ней, то эта женщина, уже под руку с мужчиной, исчезла в толпе зрителей. Больше она ее не видела.

– В какое время дня это произошло? – спросил Шекспир.

– Полдень, полагаю. Но лучше спросить у моей служанки.

Подобный вопрос Шекспир задавал, когда был тайным агентом у Уолсингема, чтобы понять, каким было освещение и насколько ясно Агнес Харди могла видеть женщину, которую она приняла за Элеонору Дэйр. Но ему-то что за дело до всего этого? Макганн прочел его мысли.

– Итак, господин Шекспир, почему мы вас сюда пригласили? Вы это хотите узнать?

– Что ж, любому человеку эта история покажется любопытной – но при чем здесь я?

Эссекс хлопнул в ладоши.

– Вы же именно тот, кто нам нужен, господин Шекспир. Опытный тайный агент, человек, который не гнушался гнилых нечистот в поисках ярко-алых рубинов предательства. Все, что мне о вас известно, говорит о том, что вы – тот человек, который сможет найти эту женщину.

Шекспир был непреклонен.

– О нет…

– О да, господин Шекспир. Тысяча раз да. К тому же за ваши хлопоты вам хорошо заплатят. Уверен, что кругленькая сумма золотом не помешает вашей школе, не так ли?

Он был прав, наступили времена, когда от денег редко кто отказывался.

– Но, милорд Эссекс, почему вы так обеспокоены этой историей, учитывая, что женщина, которую видела служанка, менее всего подходит на роль Элеоноры Дэйр?

Эссекс посмотрел на Шекспира так, словно бы тот утратил всю свою сообразительность. Он преувеличенно вздохнул и повернулся к Макганну.

– Поговорите с ним, господин Макганн. Ответьте на все вопросы господина Шекспира. Вразумите его. Я занят. Идемте, господин Сегар.

Не говоря больше ни слова, Эссекс в сопровождении Сегара направился к двери своей горделивой, но все же нескладной походкой.