Пусть иной из поэтов Что затворник живет, В одиночестве этом О себе лишь поет. Никогда одиночкой Не останется он, В ком-то, строчка за строчкой, Он всегда отражен. Вот и бродят по свету, От души до души, Из копилки поэта Золотые гроши. И поэту известно, Что он чей-то двойник, Что он в ком-то безвестном Повторенным возник. И награда поэту За творимое им В том, что где-нибудь это Пригодится другим. 1975

Нагрянет все и навсегда Решающая переделка - Пошли мне, Господи, тогда Посимпатичнее сиделку. Нет, мне, конечно, не нужна Красавица! К чему? Но все же Нельзя ли, чтоб была она И постройней, и помоложе! Вот если б русской! Чтобы ей Не обернулось криптограммой То, что в одну из злых ночей В бреду наговорю стихами. Не так уж важно, может быть, Когда, Онегину подобна, Она хорея отличить От ямба будет неспособна. Зато, когда наедине Останусь я с самим собою, Она глаза закроет мне Своею русскою рукою - Как будто родина со мною Прощается в чужой стране! 1975

На детском крестике моем «Спаси и сохрани» стояло, И вот судьба моя во всем Такую просьбу оправдала. Конечно, эта же мольба На многих крестиках таилась, Но много ль тех, кому судьба Такую же явила милость? Я не решаюсь утверждать, Что промысел в ней виден Божий, Но почему опять, опять На то бывает так похоже! Я заблудиться не хочу В моих земных недоуменьях И просто верою плачу За смутное предположенье. 1975

С каждым изменением названия Что-то милое идет на слом. Город Пушкин у меня в сознании Царским не становится Селом. Петроград с его тяжелой тризною Петербургу нашему не брат, И уже совсем зловещим призраком Нынешний маячит Ленинград. А за ним пришло на память множество Оскверненных сел и городов - Жалкое словесное убожество, Повторенье омертвелых слов. Вновь и вновь шагами молча мерю я Кладбище погубленных имен. Что же: примириться мне с потерею Или мертвый будет воскрешен? Может быть, в часовне, за околицей, Где-нибудь в олонецкой глуши, Сам Господь наш за Россию молится, За спасение ее души! 1976

Помолчать мне что-то захотелось На моем любимом старом пне, Где порою так легко мне пелось, А сегодня - не поется мне. Помолчать? Но в тайне кто не знает, Что молчанье тоже говорит, Что оно карает и прощает, Позволяет, терпит и сулит. Пусть в молчаньи дремлет послушанье, Но обида тоже в нем жива. Вероятно,  где-то на молчанье Пишут музыку, как на слова. Может статься, что уже когда-то, Кто-то мне незримым другом стал: На мое молчание сонату (Неплохую даже) написал. И не здесь, а там, куда я свыше, Вероятно, доступ получу, На концертной, меж других, афише Я ее название прочту. И, войдя в обещанное зданье На свидание с самим собой, Я услышу там мое молчанье, Самый сокровенный опус мой. 1976

Мы постоянно здесь живем В каком-то трудном разночтеньи: То с тайным спутником вдвоем, То в пустоте, в уединеньи. Мы здесь с нездешним наравне, Здесь вперемежку прах и чудо. Вот даже этот вздох во сне: Ведь он и здешний и оттуда! 1976

Когда бы не могли собою Владеть сады, луга, леса - К нам доносились бы весною Взволнованные голоса. Не может быть, чтоб в полдень мая, Когда к цветку прильнет пчела, Не трепеща, не воздыхая, Твоя черешня зачала. Он нам не слышен, затаенный, Завороженный этот стон, И только женщине влюбленной, Быть может, смутно внятен он. 1976

Не Вечный Город под подушкой Для сна сегодня сберегу, А маленькую деревушку На генуэзском берегу. Туда взобраться мне придется По руслу старого ручья, И неожиданно найдется Все то, что там оставил я. Головоломка коридоров, Ступенек, арок приведет Туда, где старая сеньора Все ту же комнату сдает. Где та же самая мадонна С прозрачной бледностью лица Теперь все так же умиленно Глядит на нового жильца. Откуда из оконной ниши Совсем по-прежнему видны Обрывок неба, выступ крыши, Сверканье вспененной волны. И мнится: если бы отсюда Я никогда не уезжал - Причастником того же чуда Неизменяемости стал. Остался бы навеки юным, Все ту же девушку любил, Перебирал все те же струны И тех же голубей кормил. Все сохранилось бы как было, И даже - кто подумать мог! - Не потускнели бы чернила Тогдашних юношеских строк. 1976

Я вспомнил, нет, не «чудное мгновенье», Хотя, конечно, было и оно, А наше терпеливое сближенье, Слиянье двух, еще чужих, в одно. Да, наша дружба нам далась не даром! Сперва нам повозиться с ней пришлось, Она не раз бывала под ударом И строилась сначала на авось. Припомним, как ее мы пеленали, Баюкали, учили говорить, Как бережно ее мы приучали Правдивой, честной и разумной быть. И выросла она пригожей, стройной, И вот уже не мы ее - она Нас учит нынче шепотом спокойным Всю горечь жизни, всю допить до дна. Счет времени уже ведем часами, И жаль, что в неизбежности земной Ей умереть придется вместе с нами Такой еще и свежей и живой. 1976

Ты пришла ко мне сегодня, Но пришла во сне. Я проснулся. Старой сводней Дремлет ночь в окне. Я зову, я жду ответа! Объясни же мне, Почему пришла ко мне ты Именно во сне? Ты живешь неподалеку, Пять минут пути, Ты могла бы ненароком Наяву зайти! Я ответ твой все больнее В сердце берегу. Ты сказала: «Лишь во сне я Прежней быть могу!» Прежней будешь лишь со спящим? Все понятно мне! Приходи ко мне почаще, Но всегда во сне! 1975

Нас судьба с тобой уберегла От одной мучительной науки, Той, что никому не помогла - От ползучей, медлящей разлуки. Будто бы и ладно и под стать, Словно все пригоже и в порядке, Но уже с подругою играть Начинаешь понемногу в прятки. А затем заметишь как-нибудь, Что тебе уже ненужным стало Ни в глаза , как прежде, заглянуть, Ни к губам прижаться, как бывало. Нет в улыбке прежнего тепла, С каждым днем все глуше, все тускнее Пеплом покрывается зола, И ладоней не согреешь ею. Вот еще раз вздрогнул и погас Уголек уступки и терпенья... Хорошо, что миновало нас Это хладное самосожженье! 1976

Вот опять стоишь ты на подножке Поезда, что медлит отойти. Разберись же хоть сейчас немножко В остановках на твоем пути! Сколько было лишних и напрасных, Но ведь сколько было и таких, Что могли бы даже стать прекрасны, Если б лучше ты вгляделась в них. Подожди, помедли хоть минуту! Главное, в глаза мои взгляни, В те, куда все чаще почему-то Ты заглядывала в эти дни! Спрыгни же с подножки посмелее! Хорошо бы - прямо мне на грудь! И пускай твой поезд все быстрее Без тебя летит куда-нибудь. 1976  

Ты глазами предупредила, Что к тебе прикоснуться можно, Что решилась ты, уступила И не нужно быть осторожным. Чудо первого поцелуя Не вернется уже, конечно, И теперь я тебя целую Хоть и радостно, но беспечно. И в беспечности той, в привычке, Что-то милое есть, такое, Словно входишь ты без отмычки В крепко запертые покои. Где навстречу тебе, нескоро, Не солгав ни рукой, ни взглядом, Поднимается та, с которой Торговаться уже не надо. Ни настойчивым быть, ни смелым И без жадности, без смятенья Подарить и душе и телу Благодатное повторенье. 1975

Те очень нежные слова, Что ты когда-то мне сказала, Не все, а иногда едва Скупая память удержала. Их было много. Столько есть На площади Святого Марка Ленивых горлиц, и не счесть Участниц этого подарка. Вот так же не пересчитать И не запомнить без ошибки То, что успела ты сказать Сквозь смех, сквозь слезы, сквозь улыбки. И все-таки порой еще Меня твой голос догоняет, Венецианской на плечо Внезапно горлицей взлетает. И слышу снова, что едва Еще возможным мне казалось, Те очень нежные слова, Что ты когда-то мне сказала. 1976

Тот берег был не пляжем модным, Но трудной долей рыбака, А потому и несвободным От чешуи и сорняка. Там билось подлинное сердце, Но жизнь была бедным-бедна, Венки из чеснока и перца - Все, чем украсилась она. Вдоль стен, на лавках, так же сухи, Как эти самые венки, Сидели черные старухи, А чуть поодаль - старики, Поджарые, с серьгою в ухе, Кто без ноги, кто без руки. Там словно всё и все дремали И просыпались лишь тогда, Когда обратно приплывали С уловом ветхие суда. Тогда толпились и бранились, И было много суеты, И за поживой торопились Со всей окрестности коты. Потом опять все шумы гасли, И лишь порою кое-где В оливковом шипели масле Сардинки на сковороде. 1976

Ты не забудешь никогда Того, что было, Того, как радостно тогда Меня любила! Пускай придет в свой должный срок, Сменяя лето, Сухой осенний холодок, Прощальный этот - Ты лучшее в своей судьбе Не позабудешь, Ты задремавшее в тебе Порой разбудишь. И зная, что и даль ясна И путь нестрашен, Захочешь ты вернуться на Цитеру нашу. Ты ступишь на ее песок Уже не робко, Легко отыщешь между строк В былое тропку. И платье сбросив на бегу, Уже нагая, Очнешься там, где берегу И жду тебя я. Где жив еще и посейчас Наш летний вечер, Где я тебя, как в первый раз, Губами встречу. 1976

Я всегда ее крестил, Разлучаясь с нею, Чтоб Господь ее хранил Той же и моею. Может быть, и без того Так же получилось И с любимой ничего Ровно не случилось. Но в кресте прощальном том Есть такое что-то, Что двоих хранит вдвоем: Нежность и забота. Вот и тянет, и притом Так неудержимо, Осенить своим крестом Путь своей любимой. 1976

Не знаю, почему сегодня, Еще в рассветном полусне, Как будто волею Господней Немного легче стало мне. Иль это попросту пилюли Да снисходительная ночь Мои сомненья обманули, Сумев мне все-таки помочь? Я две возможности, гадая, Кладу на чашечки весов. Что перевесит - я не знаю, За правду все принять готов. И пусть поддамся я неверью, Уже не сердцу, а уму - Я все же сохраню доверье К прикосновенью Твоему. 1976

Проходящие поезда! Все торопитесь вы! Куда? Может, именно в те края, Где когда-то бывал и я И куда мне сегодня страсть Как хотелось бы вновь попасть! Проходящие поезда! Я за вами слежу всегда И завидую вам давно! Вот бы мухою к вам в окно Мне на станции залететь, А на утро уже поспеть (Музой Странствий и тут храним) Во Флоренцию, Парму, Рим. Я бы знал, что мне делать там: Погулял бы по куполам, Кампанильям, паркету зал, По музеям бы полетал, Где рафаэлевский мазок Я на память слизнуть бы мог. С мушкой там заведу роман, С той, чей предок, ретив и рьян, По преданью так осмелел, Что Джоконде на губки сел (С той поры у ней, говорят, Та улыбка и этот взгляд). Ну, конечно, и там вот-вот Мой нехитрый конец придет, Но умру я не так, как тут, В нашем городе, мухи мрут. Пусть прихлопнутым быть и мне, Но на мраморном на столе, А мой прах сдунет ветер в сад, В иглы пиний и треск цикад! Или в жаркий базарный день На лотке заберусь я в тень Меж лимонов, гранат, олив И навеки усну, счастлив, Под звучащий со всех сторон Колокольный немолчный звон. 1975

Я все готов простить сполна, Без очной ставки, без дознанья, И ни одна твоя вина Не омрачит воспоминанья. Но есть предел, и сквозь него К тебе пробиться я не в силах: Я не смогу простить того, Что ты мне, ты - не все простила. 1976

О том, что я уже дошел, Что вот и там тебя целую, Что мне там даже хорошо - Сказать оттуда не смогу я. Вот почему уже сейчас За то, что верю в это чудо, Разрешено мне в первый раз Тебе сказать о том отсюда. 1976

Под лодкой, килем вверх лежащей, Я тоже килем вверх лежу И в развлеченьи подходящем Свое там время провожу. В песке копаюсь и оттуда Я извлекаю наугад Не драгоценности, не чудо, Но все же некоторый клад: Флакончик с яркой этикеткой, Колечко с мелкой бирюзой, Полуистертую монетку С какой-то надписью чужой. Вот камешек в забавных пятнах, Ракушка с острым завитком И крабик тот, что так занятно Передвигается бочком. Все это мелочи, конечно! Бродя по берегу не раз, Я наступал на них беспечно, А вот увидел лишь сейчас. Явившись словно из могилы На этой отмели пустой, Они мне сразу стали милы Своей наивной простотой. Не так ли вот у нас с тобою! Всю опознать тебя готов, Я целый мир в тебе открою Каких-то милых пустяков. Да, пустяков! Но ими все же Ты станешь мне еще родней, Еще немного приумножишь Богатство близости твоей. 1976

Будем, Женщина, откровенны! Расскажи-ка мне о себе. О своей такой сокровенной, Потаенной такой судьбе. Ты пришла из глубокой дали, Из угасших пространств и лет, Где тогда тобой торговали, Продавая за горсть монет. Где тебя опалило пламя Инквизиторского костра, Целомудрия пояс ранил, Ранил с вечера до утра. Ты за это под нежной маской Затаила в душе вражду, И недаром всегда с опаской На свиданье с тобой иду. Ведь с мужчиною в поединке, Пусть не зная того сама, За невольничьи мстишь ты рынки, За гаремы и терема. Но давнишний твой облик снова Возникает еще порой! Вот рабыней, на все готовой, На ковре ты передо мной. Неужели забыть могла ты, Что за тело твое когда-то, Где-то, кажется, три дуката, Сторговавшись, я заплатил, На костер твой дрова тащил И в мошну мою ключ твой прятал! 1976

Я никогда не забываю Твоей единственной цены, Но расплачусь ли я - не знаю! Поэты, видишь ли, бедны! Я золота в стихотворенья Свои никак не умещу, А медяками посвященья Тебя обидеть не хочу. Вот так и будешь постоянно Без ясных фраз и четких слов Бродить негромкой, безымянной Меж строчками моих стихов. 1975

Сколько тайн у любимой, Начиная с былого, Сокровенных, таимых, О которых ни слова. Жизнь еще приумножит Тайны старые эти, Есть другие, быть может, У нее на примете. Тайна дремлет до срока, Не наступит он сразу, Самой страшной, жестокой Ты еще не наказан. Только знай - это будет, И наверное даже, Если, смотришь, разлюбит И об этом - не скажет. 1976

Не знаю, согласиться захотите ли, Но верю я (а может быть и ты?), Что подмечают ангелы-хранители Не только просьбы, но и все мечты. Стараются предостеречь заранее, Когда для нас таится в них беда, А если в них не скрыто злодеяние - То даже исполняют иногда. Иначе б я не побывал в Италии, Любимых женщин не поцеловал, Сюда, на волю, выбрался едва ли я, А значит, и стихов бы не писал. За все, за все благодарю Создателя, Но, вероятно, более всего За то, что терпит на земле мечтателя, Порою даже балует его. 1975

Я молюсь Ему стихами, Мне мерещится давно, Что общенье между нами Тем прочней закреплено, Что порой одной строкою Вся молитва решена И летит тогда стрелою Ко Всевышнему она. Что Он делать будет с нею - Я не знаю. Может быть, С ангелом мою затею Он захочет обсудить? И велит ему, пожалуй, Осторожно мне внушить, Что такой молитвы мало, Чтоб просимого достичь. Чтоб от гордости лечился, Не всегда считал, что прав, И молиться научился Без лирических приправ. 1976