Дональд Трамп. Сражение за Белый Дом

Клепикова Елена

Соловьев Владимир Исаакович

Когда амбициозный Дональд Трамп, впрямь как черт из табакерки, выскочил на политическую сцену Америки и заявил о своих новых амбициях стать президентом США, никто всерьез не воспринял его в оном качестве – в качестве претендента на высший должностной пост на планете, а его заявку – исключительно в качестве очередной экстраваганзы миллиардера-эксцентрика.

Эта актуальная аналитическая книга от инсайдеров политической жизни США дает казус Трампа и нынешнюю борьбу за Белый дом в контексте современной американской истории, явной и тайной, с ее главными фигурантами – президентами и кандидатами в президенты.

 

 

Владимир Соловьев & Елена Клепикова. Вступление в тему

 

Пуля в полете

Задача не из самых сложных, но не совсем техническая, из тонких, требует ювелирного глаза: не просто слить две газетные статьи в одну, но превратить этот текстовой коллаж в преамбулу к предлагаемой читателю книге. Писательская кухня, скажете? Не совсем. Вот что произошло.

Один из авторов этой будущей книги, еще и не мысля о ней, напечатал на рубеже прошлого и этого года две подряд статьи про Дональда Трампа в популярных газетах по разные стороны океана – в нью-йоркском еженедельнике «Русский базар» и сразу же вслед в «Московском комсомольце». И все это в связи с неожиданным появлением миллиардера-эксцентрика среди кандидатов в американские президенты и стремительным ростом его популярности у электората. У обеих статей тысячи просмотров и комментов – мало не покажется. Ну ладно, здесь у нас в Америке, натурализованными гражданами которой авторы являются, но на нашей географической родине? С чего бы это: что он Гекубе, что ему Гекуба?

Однако именно из Москвы пришел самый поразительный отклик на эти резонансные, начиная с названий статьи – «Дональд Трамп как зеркало американской революции» и «Трамп, которого стоило выдумать». Наше издательство РИПОЛ классик, с которым мы работаем на регулярной основе и выпустили за последние 10 лет с дюжину, наверное, книг, предложило нам сделать по-быстрому новую книгу на тему этих статей – не только о Трампе, но и о технологии американских выборов – явной, явленной на газетных полосах и на теле– и компьютерных экранах – и тайной, закулисной, подковерной: как и кто делает президента в США? Потому что доверить самому американскому народу такое ответственное дело, как избрание «председателя земного шара», которое для демоса своего рода национальный спорт, главные закулисные игроки полагают делом безответственным.

Борьбу кандидатов в президенты предваряют и направляют кукловоды – ну ладно, назовем их донорами и политтехнологами, меж которыми, в свою очередь, идет аховая борьба. Причем в последнее время именно политтехнологи выдвинулись на передний план. Это никак не противоречит ни американской конституции, ни американской демократии, потому как в конечном итоге все решают избирательные бюллетени, а точнее, как в большинстве наших штатов, кнопки и рычажки. Просто американская демократия утончилась и изощрилась до такой невероятной степени и дошла до таких иезуитских вывертов, которые и не снились Алексису де Токвилю, великому автору великой книги «Демократия в Америке», которая, утратив свою актуальность, превратилась в историческое пособие. Ну, в самом деле, разве не поразительно, как циничный политтехнолог-консерватор Карл Роув дважды протащил в президенты такого, мягко говоря, неадекватного человека, как Буш-младший, устранив куда более достойных претендентов из обеих партий – как Республиканской (Джон Маккейн), так и Демократической (Джон Керри)? Либо, чтобы не было обидно либералам, на свежей памяти как втащили упиравшегося Барака Обаму за его длинные уши в Белый дом гений политического пиара Дэвид Аксельрод на пару с другим Дэвидом – Плафом, обойдя другого демократа Хиллари Клинтон, хотя та была, что называется, беспроигрышным вариантом. Когда у одного из этих цареТворцев – если есть царедворцы, почему не быть царетворцам в адекват к kingmakers? – спросили, не хочет ли он сам забраться на вершину американского Олимпа, Дэвид, все равно какой, ответил с присущей ему скромностью: «Зачем? Я уже был там». Что следует понимать и буквально: первые два года правой рукой президента был Дэвид Аксельрод, занимая соседний с Овальным офисом кабинет, а на два следующих туда переехал Дэвид Плафф. Все это время Барак Обама под их недреманным оком учился на президента, как шварцевский герой на волшебника. Статью об Аксельроде – с подсказа главреда «Русского базара» – Владимир Соловьев так и назвал «Усатый нянь». Думаю, что и в этой книге нам без него ну никак не обойтись.

В этом году, однако, случилось нечто непредвиденное, когда в борьбу за Белый дом вломился невероятный Дональд Трамп, самовыдвиженец, инсургент, аутсайдер, человек со стороны, возмутитель спокойствия, скандалист и хулиган – супротив системных, официальных и официозных кандидатов. Слон в посудной лавке? Метафора хромает уже потому хотя бы, что именно слон – символ Республиканской партии. Наперекор пословице: один против всех – все против одного. Однако поддерживаемый массами, уставшими от политики и политиканов, Дональд Трамп пошел в обгон и вышел в фавориты президентской гонки.

Один против всех – все за одного.

Один против всего истеблишмента – зато большинство за него.

Как далеки они от народа! Мы о партаппаратчиках Республиканской партии, против которых взбунтовались рядовые республиканцы. Несмотря на антитрамповские заклинания и проклятия республиканских бонз «Fuori, Satana, fuori», которые возымели противоположный эффект. Ну точь-в-точь по ленинскому революционному принципу низы не хотят, а верхи не могут.

Нещадно, чрезмерно забегаем вперед, потому как обо всем этом разговор впереди. Просто вовлекая читателя в процесс создания этой книги, мы хотим показать, как и с чего она начиналась – с двух знаковых статей в американской и российской газетах. А пишется она в разгар борьбы за высший пост на планете, предсказать исход которой не решается никто – все равно что описывать пулю в полете (Пристли). Мы прознали про Дональда Трампа more than necessary – больше, чем хотели бы узнать, и больше, чем он сам знает о себе. Он – герой этой книги, но не герой нашего романа. У него есть шанс, но не у него одного. Вот почему Дональд Трамп главный, но не единственный персонаж этой книги. Не говоря уже о тех тайных фигурантах, которые иногда играют бо́льшую роль, чем кандидаты в президенты.

Что авторам казалось принципиально важным – поместить казус Трампа и нынешнюю борьбу за Белый дом в контекст современной американской политической истории с неизбежными аналогами и ассоциациями, а потому даже в отчеты с комментами о предыдущих избирательных кампаниях вклиниваются актуальные интерполяции текущей политики.

 

Парадоксы Владимира Соловьева. Дональд Трамп как зеркало американской революции

Ну, прежде всего, как человек благовоспитанный, поблагодарю Владимира Ильича Ленина за название этой статьи, недурной был журналист, хотя до Маркса ему далеко – тот почти вровень со своим другом великим Генрихом Гейне. С учетом этого моего позаимствованного названия выношу за скобки связанные с Дональдом Трампом не столько даже второстепенные, сколько вторичные, а то и третичные вопросы. В первую очередь предсказательные: есть ли у него шансы выиграть номинацию на республиканском съезде и победить на президентских выборах? Единственное, отметаю с ходу аргументы типа, что никогда еще ни одна из двух наших партий (чем двухпартийная система лучше однопартийной, как-нибудь в другой раз) не номинировала кандидатом в президенты человека со стороны – без никакого политического опыта. Мой контраргумент предельно прост: в будущем необязательно случается то, что происходило в прошлом, бывают и сюрпризы. Отбросим также личные наши симпатии и антипатии, вкусовые пристрастия, идеологические либо партийные склонности и, само собой, политкорректность: белого и черного не называть. В смысле цвета как такового, а не цвета кожи. С точностью до наоборот: называть! Единственная возможность пробиться к истине сквозь дебри условностей, сквозь – насквозь! – толщу предрассудков и предубеждений. Вот-вот, поговорим о Дональде Трампе поверх барьеров, все равно каких. С учетом самой такой – нет, не вероятности, а возможности: Америка может выбрать президента через не хочу.

Что мы наблюдаем пока что? Переполох, панику, разброд и хаос в республиканской партии: если еще не гражданская война, то внутрипартийная междоусобица. Нет, не в ее низовых рядах, а на самом верху, в бюрократической элите. Назовем ее на советский манер партократией. Вплоть до угроз республиканского клира выставить независимого кандидата, если на партийном съезде будет номинирован Дональд Трамп – ну не самоубийцы ли! Под стать слону осел – я о демократах, чьим символом он является. Самовыдвиженец, Дональд Трамп выскочил на политическую сцену, как черт из табакерки, и смешал карты истеблишментникам обеих партий, у которых все было заранее расписано, как по нотам. Никто поначалу всерьез его не воспринимал: выскочка, демагог, популист, эпатер, эготист, нарциссисист, политический хулиган, возмутитель спокойствия, м-р Скандал. Здесь с каждой его кликухой надо разбираться отдельно. Ну, скажем, демагог. Этимологически, до дискредитации этого слова, демагог – это демократ, оратор, а демагогия – это апелляция к народным массам. А какая демократия, если честно, обходится без демагогии? То же с популистом – какай политик не ищет популярности у электората? И прочие азы политтехнологии. Дональд Трамп, конечно, выпадает из американского политического контекста, но скорее стилистически, пусть стиль – это человек, но не всегда – чем по сути. Так же как стилистически выпадает из архитектурного контекста нашей нью-йорк ской Пятой авеню Trump Tower, где расположена его штаб-квартира. Понятно, о чем я?

Мне интересно сейчас другое: сам Трамп воспринимал себя всерьез, «когда пускался на дебют»? Или прихоть/ придурь дурашливого по жизни богача-эгоцентрика: чем бы дитя не тешилось?.. С другой стороны, чуть ли не каждый американский мальчик (а теперь и некоторые девочки, Хиллари Клинтон взять!) мечтает стать президентом – по крайней мере, не исключает такой для себя возможности. Почему нет? – это тоже входит в понятие American Dream.

Вот-вот! Почему-то именно на эту черту потенциального президента – как знать? чем черт не шутит? – никто не обращает внимания: Трамп – из породы мечтателей. Грезит наяву? Одна его мечта состоялась, осуществилась, сбылась: он стал миллиардером, а начинал, по его словам, с ничего: с отцовского миллиона. Только не надо над ним насмехаться: для миллиардера миллион и в самом деле пустяк. Хиллари Клинтон права: время шуток над Трампом прошло. Мечтателей надо принимать всерьез – даже когда у них гипермечты. Герберт Уэллс назвал Ленина «кремлевским мечтателем», а кремлевский мечтатель, наперекор предсказаниям британского фантаста-футуриста, осуществил свою голубую мечту, пусть post mortem, пусть руками других:

Для них не скажешь: « Ленин умер!» Их смерть к тоске не привела. Еще суровей и угрюмей Они творят его дела…

Если я начну перечислять мечтателей, чьи несбыточные политические мечты сбылись, включая Наполеона, Гитлера, Сталина, страницы не хватит. А у нас здесь вступает в силу американская теория ниши и статуи – с той только разницей, что когда наш герой, пусть и антигерой, вступил на политическую стезю, ниша хоть и пустовала, но была слишком мала для такой крупногабаритной и колоритной фигуры, как Дональд Трамп. Все равно что жирные, с целлюлитными отложениями и складками, фигурины эрмитажного Рубенса поместить в картинную раму Боттичелли в Уффици! Вот почему никто поначалу не принимал Трампа всерьез. Ниша расширилась внезапно – не было гроша, да вдруг алтын. В нашем случае: не было бы счастья, да несчастье помогло.

Рейтинговый успех нашего героя/антигероя взошел на почве исламского терроризма. Когда говорят, что Дональд Трамп бросает вызов американской демократии, это, положим, лажа. Если это и вызов, то в ответ на вызов, брошенный американской и мировой демократии исламским радикализмом. Сиречь защитная реакция. Трамп – единственный из крупных мировых политиков, кто поднял брошенную перчатку. Он сейчас в адеквате, а остальные – нет. Ну в самом деле, не персона же прошлого года, по версии журнала «Тайм», Ангела Меркель, которая, замаливая арийские грехи, приняла у себя в Германии миллион исламских беженцев – Гитлера на них нет! Это восклицание – всего лишь метафора, так что прошу понапрасну не вступать с ней в пустопорожний спор. Ну разве что еще Нетаньяху, но в зажатом в кольце врагов Израиле инстинкт самосохранения срабатывает поневоле. А в Европе и в Америке, где враг внутри – вот именно, пятая колонна! – что много хуже, этот спасительный инстинкт погружен в летаргический сон. А впереди и вовсе мрак: «С минуты на минуту на нас может обрушиться двойное нашествие варваров – как извне, так и изнутри», – провидчески писал мой любимый Марсель Пруст.

Безусловная заслуга Дональда Трампа в том, что, судя по опросам, он пробудил Америку от этой летаргической спячки, а отсюда уже его зашкаливающий рейтинг – ушел в отрыв от своих республиканских конкурентов. С тех пор он и не сходит с новостной ленты, да еще в качестве breaking news! Вот он и превратился из enfant terrible в bête noir благопристойного республиканского истеблишмента. Но пора уже бить тревогу и демократам.

Само собой, здешний наш американский бум вокруг до около героя/антигероя президентской гонки Дональда Трампа докатился и до Москвы, хотя в России к нему особый интерес ввиду его виртуальной симпатии к кремлевскому лидеру, которая к тому же оказалась взаимной: обмен комплиментами по полной. Улица с двухсторонним движением. К тому же Путину так редко в последнее время перепадает хвалы из зарубежья, что доброе слово на вес золота. А тут не какие-нибудь там бывшие, типа макаронника Берлускони или лягушатника Саркози либо провалившая муниципальные выборы ультраправая Марин Ле Пен, а сам Трамп, супер-пуперпопулярный кандидат в американские президенты!

Рано, конечно, заглядывать вперед и что-либо предсказывать – за полгода до президентских выборов. В том-то и дело, что мы здесь находимся на самом старте президентской гонки, когда еще ни та, ни другая партия не определилась с окончательным выбором своего кандидата. Однако потому именно и прикольно, что такие политические страсти-мордасти разгорелись на старте, а что будет ближе к финишу? Страшно подумать.

И главное, еще пару месяцев назад ничто не предвещало такого накала страстей. Наоборот, полный штиль и не то чтобы предсказуемость, а скорее даже неизбежность Хиллари Клинтон не только в качестве кандидата в президенты от ослиной партии, но – бери выше! – 45-м президентом США. Хоть выборы отменяй!

Она вообще дама не рисковая и предпочитает верняк. Из породы везунчиков – родилась в счастливой рубашке. Я говорю о ее политической судьбе, а не о ее горемычной бабьей доле. Иметь такого гулящего муженька – не ахти какой подарок. В этом смысле он ее часто накалывал, да еще прилюдно: начиная с арканзасских времен, когда был губернатором штата. Скандал с Моникой – только вершина айсберга. А не есть ли президентские претензии Хиллари, 2008-го и нынешнего года образца, попытка реванша за бабьи обиды и унижения? А Билла Клинтона я бы даже не назвал сексуальным хищником, как принято среди его здешних зоилов. Какой же он хищник с учетом его предпочтений, когда он считает за лучшее, чтобы бабы все делали за него, а не он сам? Он и президент был достаточно пассивный и правил, лежа на боку, за счет хорошо подобранной (опять-таки не им самим) команды. Собственно, потому у него и оставалось столько свободного времени для оральных приключений с кем попадя. А теперь вот надеется снова оказаться в Белом доме в качестве первой леди. Сразу две гендерные подмены – не слишком ли много? Президент – дама в летах, первая леди – шкодливый мужик тоже не первой молодости, но седина в голову, а бес в ребро.

Честно, меня несказанно удивило, когда политтехнологи Хиллари Клинтон, воспользовавшись несколькими неосторожными (а может, и намеренными?) репликами Дональда Трампа, неосторожно обвинили его в сексизме. «Если Хиллари Клинтон не может удовлетворить своего мужа, – провозгласил фрик Трамп, – почему она считает, что удовлетворит Америку?» Но я бы не назвал это мужским шовинизмом. В такой же манере отзывается Трамп и о однополых с ним существах: «Какой Джон Маккейн герой войны? Он считается героем, потому что был в плену. Я предпочитаю мужиков, которых в плен не брали». К слову, Трамп ведет войну сразу на два фронта: не только против возможного кандидата в президенты от демократов, но и со своими – республиканцами. Пусть главная мишень для него Хиллари с Биллом, у которых совместная кличка Биллари, но рикошетом задевает и ставленников консервативно-республиканского партактива – того же, к примеру, Джеба Буша, которого Трамп назвал «тупым, как камень» и чья кампания сдулась. Безотносительно к моим личным либо идейным симпатиям/антипатиям, нет худа без добра. В конце концов, мы живем в республике, а не в монархии, и династии нам не позарез – что Бушей, что Клинтонов, без разницы. Ведь даже оба-два Рузвельта-президента – не родственники, а всего лишь однофамильцы.

Даже если бы Трамп был сексистом, разве в том дело? Как можно было не предугадать, не предусмотреть ответной реакции на это обвинение, а точнее, жесткого ответного удара, который незамедлительно последовал, как будто Трамп только и ждал повода нанести его. См. вышесказанное о сексуальной вседозволенности бывшего американского президента, но куда в более грубой, брутальной, агрессивной манере, в стиле Дональда Трампа, а он человек без тормозов: говорит, что думает, хорошим манерам не обучен, сплошь моветон, пансиона благородных девиц не кончал. Хотя некоторые его характеристики в самую точку. Я бы даже так сказал, перефразируя известно кого: если бы Трампа не было, его следовало бы выдумать.

Дональд Трамп – это вызов не только внутри Республиканской и вовне Демократической партии, но и всей нашей политической системе. Камень, брошенный в застоявшееся болото американской политики. Можно и так сказать – прошу прощения за очередной парадокс, но на то моя колонка и называется «Парадоксы Владимира Соловьева» – президента США на этот раз будут избирать не только американцы, но и исламисты. Кто бы им ни стал. А потому другим кандидатам обеих партий воленс-ноленс придется в своей предвыборной риторике подстраиваться к Дональду Трампу, чтобы перехватить его антиисламскую инициативу. Они еще будут соревноваться с ним и между собой в диатрибах и проклятиях мусульманскому экстремизму. Еще парочка-другая таких террористических – нет, не актов, а акций! не дай бог, конечно, – как в Париже или у нас в Сан-Бернардино в Калифорнии, и тогда всей нашей политкоррекции – хана.

Давно пора! Пора называть вещи своими именами, что Дональд Трамп и делает, когда режет правду-матку. Клоун у политического ковра Америки со своим Trump show? Да хоть бы и так! Только не клоун, а шут, которому одному-единственному при королевском дворе дозволено и позволено было безнаказанно изрекать истину. Ссылки на драмы Шекспировы, надеюсь, излишни. Однако ни один шут не становился королем, слышу я совсем уж чепуховое возражение. Но в том и отличие демократии от монархии, что власть у нас в стране передается не наследственным, а выборным путем.

Скажу больше.

Антиисламские эскапады Дональда Трампа – главная из которых о временном ограничении выдачи въездных виз для мусульман – отнюдь не симметричный, но скорее осторожный, ослабленный ответ на угрозу исламского террора. А не терроризма, не только терроризма, потому что исламизм (не ислам) и исламисты (а не мусульмане) терроризируют сейчас весь мир своими акциями террора. Дело не в терминологии, но в том, что ввиду смертельной угрозы не только цивилизации, а всему человечеству, включая его нецивилизованную часть, позарез необходимо с абсолютной точностью классифицировать то, с чем мы ведем войну не на жизнь, а на смерть – на выживание.

Вот как поясняет свою мысль сам Дональд Трамп, как он комментирует собственное заявление – взвешенно, продуманно, искренне: «И без результатов различных опросов общественного мнения любому очевидно, что ненависть выходит за рамки какого-либо понимания. Откуда она берется и почему, нам еще предстоит определить. Пока мы будем разбираться и стараться понять суть проблемы и представляемую ею угрозу, наша страна станет жертвой страшного нападения людей, которые верят только в джихад, у которых нет рассудка и уважения к человеческой жизни».

Ну и с чем здесь спорить, когда все очевидно, самоочевидно, аксиоматично, а потому неоспоримо. И кто спорит с Дональдом Трампом? Политики, политиканы и политически ангажированные журналисты. Совсем иначе – grassroot democracy, а глас народа – глас божий, пусть и не всегда. Конечно, можно перенаправить и народное мнение о Трампе, тем более покамест мнение главным образом «голубых воротничков», то есть простолюдинов, хотя не только, но даже негативное паблисити Дональду Трампу на руку. По русской поговорке… все к лицу? И дело тут не только в том, что его антиисламистские филиппики отвечают тревогам и треволнениям масс, на одной волне, но еще в самом Трампе как таковом. Его антиистеблишментная фигура отражает разочарование американского электората в политиканствующей элите – республиканской и демократической без разницы, в самом Вашингтоне как таковом. Имею в виду, понятно, не топографическое, а политическое понятие. На этой шкале Дональд Трамп – антиполитик.

Не знаю и гадать не желаю, станет ли Дональд Трамп президентом: попасть в Белый дом – все равно что выиграть миллион по трамвайному билету. Но свое дело он уже сделал, как тот мавр из поговорки. Не только оживил предвыборные баталии, но свершил невероятное – тормознул Хиллари Клинтон на ее предначертанном победоносном пути. Года полтора назад, помню, журнал «Тайм» изобразил во всю обложку уверенно шагающую дамскую ногу в брючине и туфле, а за каблук из последних сил цепляется крошечный такой человечек, вот-вот сорвется – и надпись:

CAN ANYONE STOP HILLARY?

С подразумеваемым ответом на этот риторический вопрос:

NOBODY!

Вот какое давление, почти гипноз оказывал на свою аудиторию наш уважаемый, престижный и влиятельный журнал. А теперь представьте себе на месте этого лилипутика рыжего амбала Дональда Трампа, а? Да и сама такая обложка больше немыслима. Пусть не все из того, что говорит этот дурно воспитанный человек про Хиллари, но хоть что-то западает если не в душу, то в память избирателя. И на том спасибо. Трамп сделал свое дело – Трамп может уйти? Сейчас уже нет! Вопрос теперь надо ставить не о Хиллари, а о Дональде: кто остановит Трампа?

Герой или антигерой Дональд Трамп – вопрос академический, а потому праздный, не актуальный сейчас. Да и нет здесь никакого противоречия. Герой может стать антигероем и vice versa. Зависит. От обстоятельств, от настроений и от множества других причин. Нет, конечно, еще не революция, но революционная ситуация, а наш герой/антигерой Трамп – ее зеркало. В любом случае, нерв задет. И задел его Дональд Трамп.

Пусть он не знаменосец, а только барабанщик, но иначе, чем барабаном, американский народ (и другие «мирные народы») ну никак не пробудить от политического сна:

Паситесь, мирные народы! Вас не разбудит чести клич.

Только барабан.

 

Владимир Соловьев & Елена Клепикова. Политоложество, или Как мы дошли до такой жизни

Когда амбициозный Дональд Трамп, впрямь как черт из табакерки, выскочил на политическую сцену Америки и заявил о своих новых амбициях стать президентом США, никто всерьез не воспринял его в оном качестве – в качестве претендента на высший должностной пост на планете, а его заявку – исключительно в качестве очередной экстраваганзы миллиардера-эксцентрика. Мне вот что интересно, я поставил этот вопрос в первой же моей статье о новоиспеченном кандидате в президенты: а сам Трамп воспринимал себя всерьез в оном качестве, «когда пускался на дебют»? Или тоже полагал, что долго как политик не протянет, а так только, ну, типа, калиф на час. Так или иначе, мы с моим соавтором Еленой Клепиковой еще до всяких там республиканских кокусов и праймериз по штатам, где он решительно пошел в обгон своих республиканских соперников, стали, будучи профи-политологами, присматриваться к будущему герою этой нашей будущей книги не только о нем, но с ним в главной роли.

У Лены были на то личные причины – давным-давно, в 1988 году, после появления Дональда Трампа на обложке «Тайма» отнюдь не как политика, но как ВИПа, она сочинила скрипт про него для радио «Либерти», с которым мы оба тесно сотрудничали на регулярной основе, как фрилансеры. И странное дело, это был единственный скрипт, который редакция ей зарубила, сочтя Трампа несерьезной, недостойной, бесперспективной фигурой: миллиардер как миллиардер, да еще с придурью. Зато теперь, спустя почти два десятилетия, когда Дональд Трамп стал набирать очки (то бишь проценты) у электората, я решил тряхнуть стариной и тиснул о нем статью в нью-йоркской газете «Русский базар», назвав ее «Дональд Трамп как зеркало американской революции», а спустя пару недель напечатал еще одну тоже под знаковым названием «Трамп, которого стоило выдумать» в «Московском комсомольце». Обе эти статьи в объединенном виде идут в качестве преамбулы к этой книге.

Статьи прозвучали, судя по чатам: тысячи просмотров и комментов. Однако самым замечательным откликом было письмо из нашего с Леной Клепиковой издательства «РИПОЛ классик», генеральный директор которого Сергей Михайлович Макаренков, впечатлившись этими статьями, предложил нам сочинить по-быстрому книгу типа quickie под тем же названием, что первая статья «Дональд Трамп как зеркало американской революции», так его, видимо, зацепило. Скороспелка, скорописка – как это будет по-русски? Сказано – сделано: мы засели за эту книгу, хотя она и шла в перебив нашей с Леной работы над авторским сериалом аналитических мемуаров под рабочим названием «Фрагменты великой судьбы»: вышли уже «Быть Сергеем Довлатовым», «Иосиф Бродский. Апофеоз одиночества», «Не только Евтушенко», «Высоцкий и другие. Памяти живых и мертвых» и в работе «Быть Владимир Соловьевым. Мое поколение – от Барышникова и Бродского до Довлатова и Шемякина», не говоря уже о сокращенных, демократических переизданиях первых книг этой линейки: «Довлатов. Скелеты в шкафу» и «Бродский. Двойник с чужим лицом». И это все за полтора года – мало не покажется, заняты были под завязку, по самое!

При всей скорописи, а писали мы в самом деле по-быстрому, скорописка у нас не вытанцовывалась, а совсем напротив, весьма серьезная, пусть и занимательная, с приколами, книга о технологии власти и пружинах, явных и тайных, американской демократии. Авторская задача укрупнялась по мере и по ходу сочинения книги, захватывая все новые и новые темы и сюжеты. За высокий образец мы взяли «Демократию в Америке» Алексиса де Токвиля, равняясь на нее, но одновременно корректируя и опровергая эту хрестоматийную классику в соответствии с переменами, происшедшими в стране за 185 лет с ее написания. Мы бы, однако, не смогли осуществить наш замысел, осилить сюжет и драйв задуманной книги, если бы ее написанию не предшествовал политический дневник авторов – сотни наших статей в престижных американских изданиях – англо– и русскоязычных, а теперь и в российских.

А теперь поясню, почему сделать книгу про Дональда Трампа значило для нас с Леной тряхнуть стариной. Заодно предъявлю читателю наши политологические креденшиалс, потому как читатель в последнее время знает нас главным образом как культуртрегеров, мемуаристов, эссеистов, критиков и прозаиков. Что тоже немало.

Другими словами, с чего бы это мы это занялись политоложеством и стали в этой области доками и профи?

Началась вся эта неожиданная для нас самих политическая профессионализация еще в Москве, сорок лет назад, когда мы за наше заявление об антисемитизме и цензуре были, как Адам и Ева из рая, изгнаны из всех творческих союзов, в которых имели честь состоять: Союза писателей, Союза журналистов и даже ВТО (Всероссийского театрального общества), – и стали париями и изгоями: для нас закрылись все журналы, газеты и издательства, где мы прежде печатались. Что делать? Не сношаться же с читающей публикой через дупло, как Дубровский с Машей. И вот, чтобы не терять профессиональную квалификацию, мы образовали первое в истории нашей страны независимое информационное агентство и назвали его без лишней скромности «Соловьев – Клепикова-пресс». Сама идея и название принадлежали мне, я вообще генератор безумных идей – с детства и по сю пору. Которые тем не менее, пусть не все, осуществляются. «Бред невозможных возможностей», как определила эту странную, амбивалентную, оксюморонную ситуацию польский поэт Анна Каменьская. Правда и то, что в этом рискованном и во всех наших остальных совместных проектах – я о нашем будущем соавторстве – вклад Лены Клепиковой, ее привнесения, более скромные по размерам, были зато более весомыми по содержанию и более талантливыми по исполнению. Что отмечали критики. Даже в полнометражном телефильме «Мой сосед Сережа Довлатов», коего я автор и режиссер, ее 10-минутная киноновелла «В яблочко времени», по оценке рецензента, – лучшая, блестящая. Не говоря уже о наших политических триллерах. Так что уболтать Лену на участие в этой новой книге я считал своей первоочередной задачей.

Это все забегая вперед, а возвращаясь назад ко времени начальных шагов нашего агентства «Соловьев – Клепикова-пресс» весной 1977 года, мы поделились идеей с нашим тогдашним другом и соседом по «Розовому гетто», как называли дома писательского кооператива вблизи метро «Аэропорт», Володей Войновичем. Идея ему показалась, и он, опытный, с выслугой лет к тому времени писатель-диссидент, свел нас с иностранными коррами в Москве. Те тоже клюнули на идею, и уже самое первое сообщение нашего пресс-агентства про ленинградское ЧП – снятие главного редактора ленинградского журнала «Аврора» Володи Торопыгина за то, что он по недосмотру напечатал сочувственное к расстрелянной большевиками царице стихотворение Нины Королевой, – обошло всю мировую прессу. А ее флагман «Нью-Йорк таймс» вслед опубликовал большую статью об агентстве «Соловьев – Клепикова-пресс» с портретом его основателей на своей Front Page. С тех пор сообщения и статьи нашего пресс-агентства были нарасхват и в обратном переводе возвращались в Россию через «вражьи голоса»: «Голос Америки», Би-би-си, «Немецкую волну», радио «Либерти». Нет худа без добра – в итоге мы получили куда более обширную аудиторию, чем та, которую имели, когда печатались в советской печати.

Когда нас турнули из страны, чтобы держаться на плаву, мы продолжали новооткрытый нами жанр политико-художественной публицистики, тем более те американские СМИ, которые печатали сообщения агентства «Соловьев – Клепикова-пресс», с энтузиазмом брали теперь наши статьи и ждали новых. Однако мы не думали долго задерживаться в этой области – другие дали манили нас, каждого в отдельности: русская изящная словесность. Но тут случилась история, которая поставила крест на наших литературных мечтаниях. Подробно я пишу о ней в главе «Спасибо академику Сахарову» в предыдущей моей книге «Высоцкий и другие. Памяти живых и мертвых», к которой и отсылаю любопытствующего читателя, а здесь изложу эту скандальную историю вкратце.

Первой нас напечатала «Нью-Йорк таймс» – через две недели после нашего приезда в Америку. Эссе про академика Сахарова, которого мы сравнивали с Дон Кихотом и давали довольно пессимистичный прогноз диссидентству, исходя из русской истории и современной ситуации. На той же полосе, в параллель нашему эссе, стояла статья Андрея Сахарова с противоположными, радужными взглядами на движение, которому он был номинальный лидер. Заглядывая в перспективу времени – увы, недалекую – оправдались не его надежды, а Кассандровы предсказания Владимира Соловьева и Елены Клепиковой. Говорю об этом с превеликим сожалением, так как мы сами, пусть и кратковременно, принадлежали к диссидентскому племени. Что для нас было как гром среди ясного неба – наложение академиком-правозащитником вето на все наши уже принятые к печати публикации в журнале «Континент», членом редколлегии коего он состоял. В отместку за нашу статью в «Нью-Йорк таймс». Это еще что: в древние времена горевестников убивали! Поначалу глазам своим не поверили, когда получили в Нью-Йорке телеграмму из Парижа от главреда «Континента» Владимира Максимова. Такое даже в покинутой нами стране было немыслимо! А тем более никак не могли мы ожидать подобной носорожьей реакции от человека, который был записным демократом и чуть ли не символом русской демократии. Как все-таки все в этом мире зыбко и относительно.

Мы обнародовали все эти документы, включая мое открытое письмо академику по поводу его запретительной акции, американские и британские журналисты взяли нашу сторону, разразился скандал, которому корреспондент «Нью-Йорк таймс» Дэвид Шиплер посвятил отдельную главу в своей книге «Russia: Broken Idols, Solemn Dreams», а там такие есть такие жареные детали – закачаешься! Однако запрет Сахарова на наши публикации в «Континенте», самом престижном и с высокими гонорарами зарубежном русском издании, остался в силе, закрылись для нас и некоторые другие русскоязычники. В этой отчаянной ситуации нам ничего не оставалось, как продолжить нашу работу в англоязычных СМИ.

Опыт работы нашего московского агентства «Соловьев – Клепикова-пресс» еще как нам пригодился – на многие годы вперед. В России мы были писателями, литературными и художественными критиками, но последний московский период обозначился именно как независимый журналистско-политический. Мы эмигрировали известными людьми благодаря нашей спринтерской диссидентской деятельности. Рассылаемый нашими агентствами – от агентства по трудоустройству до литагентства – curriculum vitae начинался с первой страницы «Нью-Йорк таймс» со статьей о нашем агентстве и московским снимком его основателей. Это открыло нам дорогу в Куинс-колледж Нью-Йоркского университета и в Колумбийский университет (в каждом по совместному сколаршипу), подогревало интерес к нашим статьям ведущих американских газет и журналов и даже поспособствовало заключению с нами издательских договоров с щедрыми авансами. Но с нашего приезда в Америку до этих фантастических авансов прошло пять долгих лет, крупный кус жизни в чужой стране, где нам предстояло вступить в соревнование с местными журналистами, политологами, советологами и кремленологами. Не то чтобы мы были непотопляемыми – отнюдь, но снова не было счастья, да несчастье помогло. Спасибо академику Сахарову! Именно благодаря тому табу-вето мы стали не просто профи, но заправскими американскими политологами с кремленологическим уклоном, выдержав-таки конкуренцию с native Americans. Нет, не с индейцами.

Наверно, окажись в замкнутом кругу русскоязычной иммиграции, мы бы взвыли от идеологических ограничений и, как Довлатов, не видели бы отличия между работой на советскую власть или на здешнего хозяина. Сережа страдал от этого сильно, но привычно. Мы не страдали вовсе, вытолкнутые поневоле в мир американской англоязычной журналистики, так как мир русскоязычной нам был по большей части закрыт. Мы пьянели от свободы и вседозволенности – могли писать, что хотим, и только товарная конъюнктура – спрос и предложение – определяла прохождение наших статей. Но и ее мы обходили – то, что не подходило для «Уолл-стрит джорнал», печаталось в «Бостон глоб». Но это мы тоже узнали не сразу – нам повезло напечатать первую статью в «Нью-Йорк таймс», и мы продолжали атаковывать эту газету, которая была тогда (да и до сих пор, пожалуй) альтернативным правительством США, пока Говард Голдберг, редактор гостевой страницы (Op-ed page), не втолковал нам ее железное правило: не больше 650 слов, не чаще, чем раз в полгода, и то, если крупно повезет – конкуренция сумасшедшая. На штурм «Нью-Йорк таймс» у нас ушло, наверное, несколько месяцев, и только после этого мы пошли в библиотеку и выписали из справочника адреса и имена редакторов других американских газет.

Ни мы не знали наших редакторов лично, ни они – нас. Мы как были, так и остались не просто внештатными, но внетусовочными авторами, хотя, как писал Саша Кушнер, «танцует тот, кто не танцует, ножом по рюмочке стучит» (привожу в доказательство своей объективности – редкий у этого ежедневного стихотворца хороший стишок). Относится это и к моей нынешней литературной ситуации в России, где я не был уже четверть века, но успешно выпускаю книгу за книгой. Когда-то, еще в прошлом веке, в интервью полушутя предсказал, что стану классиком следующего столетия: процесс пошел, хи-хи. Что болтать? Проехали. В любом случае: отсутствуя, присутствую. Или произвести рокировку и сказать наоборот? А тогда, сложив втрое, под почтовый конверт, отксеренную статью, мы рассылали ее «по разным адресам» – в дюжину приблизительно редакций, дожидались стандартного, обез личенного отказа либо гонорара вместе с вложенной в конверт газетной страницей с нашей статьей. Интернета еще не было, копирайт был не очень строгий, некоторые статьи печатались сразу в нескольких городах, другие нам вежливо заворачивали. Каждая публикация была для нас праздником.

Самонадеянно так говорить, но в ряде случаев мы перенаправили общественное мнение Америки (с учетом, что Интернет и ТВ еще не задвинули на задний план печатные СМИ). Предугадав и предсказав приход к власти Андропова (хотя он давно уже был всесильным регентом при немощном и невменяемом Брежневе), когда это на самом деле произошло, мы стали разоблачать его мифологический образ, создаваемый на Западе его эмиссарами – проплаченными и добровольными. Нет нужды пересказывать здесь тогдашние наши кремлевские статьи – концептуально и даже текстово они вошли в наши кремлевские книги, а те, пусть и с опозданием, изданы и в России. Жаль, конечно, что жанрово эти эссе утратили форму отточенных политических миниатюр; были среди них и настоящие шедевры этого малого жанра журналистики – «Географический империализм» в «Вашингтон пост» и «Чикаго трибюн», «Кубинский треугольник» в «Нью-Йорк таймс» или «Кудос генералу Ярузельскому» сразу же в нескольких газетах, включая «Уолл-стрит джорнал». При регулярной журналистской работе трудно было удержаться на таком уровне. Хоть мы и старались, были и проходные статьи, но не было заурядных, лишенных оригинального сюжетного или концептуального поворота – ручаюсь! Что касается самомифологизации Андропова, то глава на этот сюжет называлась в нашей книге о нем «Двойной портрет – для дома и заграницы».

В этой книге было несколько «зарубежных глав» – о Венгрии, где состоялся политический дебют будущего советского лидера в качестве посла и провокатора, об Афганистане, решение о военном вмешательстве в чьи дела было принято лично нашим героем, и о борьбе с Польшей – от покушения на польского Папу до нажима на генерала Ярузельского, который напряг этот выдержал и политически и интеллектуально переиграл Андропова, предотвратив повторение венгерского и чехословацкого вариантов и избежав советского вторжения и неизбежного кровопролития: Польша – не Чехословакия, это и ежу понятно. В оценке генерала Ярузельского мы круто разошлись с американской прессой, которая представляла его «русским солдатом в польской униформе», а для нас он был польским патриотом, спасшим свое отечество. Во всех главных газетах Америки мы публиковали о нем панегирик за панегириком (здесь это называется kudos, а панегирик никому не понятное иностранное слово) и в конце концов сдвинули в положительную сторону отношение к нему американской общественности. В первых наших кремлевских книгах было по польской главе: название в «андроповской» кончалось словами «…поражение в Польше», а название в следующей – «Гамлетов комплекс Кремля: как быть с Польшей?» Эпиграфом мы взяли запись в дневнике князя Петра Вяземского во время антирусского восстания в Польше 14 сентября 1831 года: «Польшу нельзя расстрелять, нельзя повесить ее, следовательно, силою ничего прочного, ничего окончательного сделать нельзя. При первой войне, при первом движении в России Польша восстанет на нас. Или должно будет иметь русского часового при каждом поляке».

Совместно, хотя и не сговариваясь друг с другом, наши американские редакторы создали у нас ощущение нужности, востребованности нашей журналистской деятельности, что было особенно важно для недавних иммигрантов из СССР, сменивших не просто одну страну на другую, но автократию на демократию, русский на английский, один материк на другой, а главное – культуры. Не раз в своих книгах и статьях употреблял я это английское словцо применительно к нам в России – maverick: в прямом смысле, «теленок без клейма». Русский сленговый эквивалент – отморозок. Такими вот независимыми, нестадными, неадекватными людьми, сами по себе, были мы с Леной в России и остались таковыми в Америке, что обеспечило интерес к нам американских СМИ, а потом и издательств. У нас был неортодоксальный взгляд на мировые события, писали, что думали, без оглядок, – не вписываясь, вписались. Теперь я уже не совсем понимаю, как нам это удалось. С нами спорили, называли возмутителями спокойствия и скандалистами. Тем не менее печатались мы не в таблоидах, а в солидных, престижных изданиях. Мы были востребованы и получили признание в мире американской журналистики именно благодаря нашей независимости и одиночеству. Старейшина (dean) здешних журналистов Макс Лернер писал в «Нью-Йорк пост»:

«Соловьев и Клепикова обнажают динамику кремлевской борьбы за власть – то, что никогда не встретишь ни в учебниках, ни в американской печати о Советском Союзе. Рассказанное ими могло бы показаться невероятным, если бы авторы еще раньше не зарекомендовали себя надежными и проницательными исследователями, предсказавшими в безошибочных деталях приход к власти Андропова в то время, когда никто не рассматривал председателя КГБ даже в качестве одного из претендентов на кремлевский престол».

Еще один отзыв – не из хвастовства, а чтобы показать заокеанскому читателю наше тогдашнее место среди американских политкомментаторов. Слово нашему спонсору Гаррисону Солсбери из «Нью-Йорк таймс», с которым мы лично не были знакомы:

«Владимир Соловьев и Елена Клепикова – исключительно талантливые эксперты по Советскому Союзу. Своими работами они создали себе прочную и завидную репутацию. Как ветеран-советолог, я со всей ответственностью утверждаю, что вклад Владимира Соловьева и Елены Клепиковой в дело изучения и исследования СССР по своему качеству и аналитическому уровню является непревзойденным со времени их приезда в Америку».

Во всех отношениях нам крупно повезло на Голдберга – другого: не Говарда из «Нью-Йорк таймс», а Сида (Сиднея), главного редактора «United Media Enterprises», чрезвычайно авторитетного репортажно-новостного дистрибьютора. В то время он как раз организовал при своем крупном синдикате экспериментальный статейный филиальчик «Indepen dent News Alliance», куда мы с нашими комментариями подходили один в один. (Еще мы были связаны с «Pacific News Service» с другого, Тихоокеанского берега.) Как ни странно, не мы, а сам Говард нас нашел – по статье в «Уоллстрит джорнал» – и счел нас «superb writers, with brilliant insights». У него был солидный список газет-клиентов, которые печатали распространяемые им статьи: от «Лос-Анджелес таймс» до «Чикаго трибюн». Он настолько увлекся нашими статьями, что не учел конкуренции и все-таки ограниченного интереса американцев к русской теме. Поначалу он предполагал брать у нас по статье еженедельно, потом сократил до нескольких в месяц. Платил он по тогдашним меркам щедро: по 300 долларов за статью (крупные газеты платили нам по 150 долларов, мелкие – 75–100, у одной только «Уолл-стрит джорнал» был гонорар 250–300 долларов). Сид был человек увлекающийся и добрый: если наша статья ему нравилась или хорошо шла, он накидывал полтинник, а то и стольник; нам казалось, что, скованный бюджетом своего агентства, – из собственного кармана. Одновременно мы рассылали статьи и сами, и Сид был снисходителен к накладкам (всегда в нашу пользу), но время от времени звонил и спрашивал:

– В сегодняшнем «Чикаго трибюн» ваша статья из моей или вашей рассылки?

Вдобавок – газеты, не охваченные нашим синдикатом, куда мы посылали статьи с более-менее чистой совестью. «Только не в одном городе», – предупреждал нас Сид: например, та же «Чикаго трибюн» и «Чикаго сан таймс». Иногда мы ухитрялись за одну двух-, трехстраничную статью получить больше тысячи долларов, но это все-таки было редко. Труд внештатного газетного комментатора – рабский, заработок (по американским стандартам) нищенский. Никто, кроме нас, так не работал, сочетая обычно штатную работу в университете-колледже с редкими выходами на страницы солидной прессы, чтобы подтвердить свою репутацию на постоянном месте работы. У нас не было постоянного места работы – мы сами отказались от университетских предложений, если не считать первые два года непыльных грантов в Куинс-колледже Нью-Йоркского университета и Русском институте Колумбийского университета. Да и вряд ли бы смогли сочетать постоянную работу с газетной: помимо прочего, мы вгрызались в глыбу английского языка – непочатый край!

Да, работа адова: регулярно, на рутинной основе, выдавать статьи на языке, который мы знали далеко не в совершенстве, а гонорары более чем скромные – едва хватало на жизнь (если хватало). Пока количество не перешло в качество. В 83-м вышла наша первая американская книга «Yuri Andropov. A Secret Passage Into the Kremlin», тут же переведенная на другие языки. Мы получили за нее сказочный шестизначный аванс. «Это навсегда», – сказал наивный Фазиль Искандер, который, как и Сережа Довлатов, допытывался, сколько именно означает этот шестизначный аванс. «Известия» писали, что за каждую кремлевскую книгу – а они следовали одна за другой (о борьбе в Кремле, о Горбачеве, о Ельцине, о русском фашизме) – мы получаем по миллиону: если бы! В чужих руках и т. д. Однако по нашим совковым понятиям, денег было немерено, но – опять-таки забегая вперед – мы поступили с ними в высшей степени неразумно: жили на широкую ногу, а деньги держали в банках под высокие, правда, проценты, вместо того чтобы купить, скажем, дом. Или даже два. Мы жили в Америке разно: бедно, средне, даже богато, теперь – более-менее сносно, потому как до сих пор не проели и не пропутешествовали те сказочные гонорары. Самое печальное – на этом американском пути мы потеряли связь с русской литературой. Исключение – публикации наших литературных и политических эссе и моего романа-эпизода «Не плачь обо мне…» в более толерантных, чем европейские, израильских журналах «Время и мы» и «22» и в «Новом американце», который редактировал наш друг Сережа Довлатов. Чего мы добились – финансовой независимости и всеамериканской, а потом и мировой известности. Была и обратная связь: большинство наших американских статей – как когда-то выпуски нашего информационного агентства «Соловьев – Клепикова-пресс» – передавались в обратном переводе на русский «Голосом Америки» и другими вражескими голосами: absentes absunt – отсутствующие присутствуют.

Мы вышли победителями, но наша профессиональная победа стала нашим жизненным поражением. За эти годы мы если не разучились, то отвыкли писать русскую прозу и русской прозой, все приходилось начинать сначала, когда Советский Союз распался, а интерес к России в Америке упал до нуля. Взамен «империи зла» другой герой вышел на мировую арену: будущая империя ислама.

Вхождение в мир американской политической журналистики обошлось нам дорого – за счет потери связей с русскоязычным миром, в котором мы держались особняком: вынужденно. Выпали, как птенец из гнезда. Писательская и диссидентская иммиграция была политизированной, тенденциозной, антисоветской, а нам казалось бессмысленным кидать камни в нашу географическую родину, оказавшись в безопасном от нее далеке. Обывательские же эмигре компрометировали нас, как йеху Гулливера: признаю теперь свою неправоту. Мещанское болото предпочтительнее литературных паханов, от которых зависеть было стыдно.

Если мне не изменяет память (а она пока мне верна, старушка!), это именно Тынянов в «Архаистах-новаторах» сказал, что можно написать две истории литературы – одна об открытиях, другая о потерях – и это будет одна и та же книга, об одном и том же. Гениальная формула, применимая к любому роду деятельности: наше с Леной политоложество, которое продлилось пятнадцать лет, не только удерживало нас на плаву, но было своего рода аутотренингом и давало – иногда – сногсшибательные, по нашим совковым представлениям, гонорары (когда нам удавалось попасть в яблочко времени и выпустить книгу на нескольких языках), но и отвлекало, отучало, отлучало от более высокого занятия – художки, которое Борхес назвал весьма проблематичным, но для которого – а не для журналистики – мы были (по отдельному убеждению каждого) рождены: чтоб сказку сделать былью. Или чтобы быль сделать сказкой? Ну да, задача поэта – говорить не о действительно случившемся, но о том, что могло бы случиться, следовательно, о возможном – по вероятности или необходимости. Это из «Поэтики» Аристотеля, а в упрощенном виде у Цвейга: писатель пишет о том, что сам не успел пережить.

Само собой, текущая политика, а тем более газетный к ней комментарий – скоропортящийся продукт. В отличие от художественной нетленки, без претензий, не каждый твой рассказ, а тем более роман – шедевр, но там ты в погоне за вечностью, коей ты заложник у времени в плену, тогда как в газетно-журнальной политологии ты гонишься за быстротекущей и быстроменяющейся реальностью, даже когда занят политическими предсказаниями, которые нам иногда с Леной удавались: в «Лос-Анджелес Таймс» мы предсказали приход к верховной власти в Кремле Юрия Андропова, в то время как все другие кремленологи называли его «темной лошадкой» и его шансы отрицали: не было еще в русской истории случая, чтобы глава тайной полиции становился лидером страны. Но ссылка на русскую историю неосновательна, отвечали мы, потому что до 1917 года в России действовал принцип монархического престолонаследия, и шеф Третьего отделения Бенкендорф не мог стать русским царем уже по одной этой причине, а что касается новой истории, то почему в будущем должно случаться только то, что происходило в прошлом? В будущем предсказуема разве что непредсказуемость, утверждали мы в метафизическом плане, а в физическом делали ставку на Андропова, что спустя полгода и сбылось, и статья в «Лос-Анджелес таймс» помогла нам получить тот самый шестизначный аванс под шестистраничную заявку (плюс первая глава об Андропове в Будапеште). В свою очередь, эта наша первая международная книга помогла следующим, мы смогли почти оставить или значительно сократить нашу каторжную все-таки работу на американские газеты, хотя было дело – за статью «Географический империализм» (в оригинале – «Урок русской географии») в «Вашингтон пост» (Довлатов тиснул ее русский оригинал в своем «Новом американце») мы чуть было не отхватили высшую американскую премию – Пулитцеровскую: попали в число трех финалистов по категории «Комментари», но в последний момент нас обошел спортивный обозреватель «Нью-Йорк таймс» Андерсон, хотя сама «Нью-Йорк таймс» на всякий случай напечатала в день оглашения премий мою парадоксальную статью «Кубинский треугольник» – белая ворона на их уравновешенной гостевой странице.

Тем не менее меняя местами пролог с эпилогом, можно сказать, что эти такие плодотворные для нас годы – еженедельные, а то и чаще, статьи в американских престижных СМИ, а потом книга за книгой на разных языках в глобал виллидж – были для нас в других отношениях потерянными годами. Вовсе не только из-за отдельных неудач – нам, к примеру, в середине 80-х отказали в заявке «2000: мир без СССР», сочтя наше предсказание бредом. На самом деле Советский Союз прекратил свое существование девятью годами раньше, зато в предсказанном 2000-м, когда он наступил, уже мы отказались сделать книгу про нового кремлевского вождя, хотя условия были вполне сносные. Но мы уже глотнули воздуха художественной свободы, в России одна за другой выходили наши разножанровые книги, возвращаться к политоложеству не было никакого желания. Однако не зарекайся: never say never!

Как из голодного края набросились мы на изящную словесность, выплеснув все, что в нас накопилось за время вынужденного простоя. Я бы сравнил это с сексуальной ненасытностью, неукротимостью застрявшей в девстве девицы, которая, наконец, дорвалась до положенного ей самой природой, хотя мой соавтор не большой любитель такого рода вольных, а то и пикантных аналогий. Но не вычеркивать же мне теперь уже написанное! В Москве выходили наши романы, мемуары, сборники рассказов и эссе, а в параллель в американских русскоязычниках мы печатали наши статьи и на радио «Либерти» и на местных ТВ и радио наговаривали наши скрипты, главным образом культуртрегерского жанра – про литературу и искусство. У меня даже, ввиду нетривиального образа мышления, появилась своя авторская рубрика «Парадоксы Владимира Соловьева».

Когда меня спрашивают, какой из американских русско-язычников лучше, я без тени сомнения, а тем более смущения говорю, что тот, где печатается Владимир Соловьев. Типа переходящего знамени. А что? Как говорил маркиз де Кюстин, я скромен, когда говорю о себе, и горд, когда себя сравниваю. Не говоря уже о том, что скромны те, кому нечем гордиться.

Понадобилось полтора десятилетия, чтобы русскоязычный мир Америки перестал быть копией советского и стал толерантным, как англоязычный американский. Ну почти как американский. Довлатов или Шемякин, с кем я тесно здесь общался, были такими же изгоями, как и я. А пока что мы жили в сугубо американском мире, ибо были чужими среди своих, зато стали свои среди чужих. Хотя не могу с уверенностью сказать, что так уж знал тот Нью-Йорк, в котором жил, как не знаю, будучи анахоретом, нынешний. Зато Лена знает, как прежде Ленинград, и может водить экскурсии. Вот почему у меня есть геморрой, а у нее – нет. Или vice-versa. Теперь, спустя столько лет, какой-нибудь нью-йоркский роман тех лет или про те годы кажется мне такой же экзотикой и экстраваганзой, как если бы был о Стамбуле или Париже. То есть узнаваемо-неузнаваемый.

Не скажу наш, но мой политологический опыт не пропал даром и время от времени стал просачиваться в мою газетную публицистику. Более того, сюжетный мой диапазон расширился. Не то чтобы все волновало нежный ум, но помимо России в круг моих интересов стали входить Европа, Ближний Восток, исламский терроризм и конечно же сама Америка с ее общенациональным спортом – президентскими выборами. В Москве у меня установились стабильные отношения с издательством «РИПОЛ классик», но время от времени я гулял налево – «Вагриус», Захаров, АСТ, ЭКСМО, «Алетейя», «Совершенно секретно». В один из таких загулов я собрал свои ближневосточные статьи и статьи о ближневосточной политике Америки (в основном о провалах и ошибках, которые хуже преступлений) и, сцентрировав все это хозяйство вокруг модного антигероя того времени Осамы бин Ладена, только что казненного американским спецназом, выпустил нестыдную quickie. Хотя, конечно, жаль, что я сузил тему и адрес книги, назвав ее – по настоянию ЭКСМО – «Осама бин Ладен. Террорист № 1». Не он герой моей книги, хоть и антигерой, а только повод для проблемного, острого, актуального разговора об угрозе исламизма человечеству. Уже после выхода книги в конце 2011 года я продолжал писать на эту тему по мере того как угроза становилась реальностью. Надеюсь сделать еще одну книгу об этой, наверное, главной мировой и всемирной проблеме.

Вот, наконец, мы и подошли к этой книге, которую пишем сейчас вместе с Леной Клепиковой. Ее название «Дональд Трамп. Зеркало американской революции» хоть и знаковое и звучное, но тоже достаточно условное: Трамп – главный ее герой, но не единственный. Дело в том, что мы пишем, как я уже говорил, «пулю в полете», а это если не самое трудное, то самое рисковое из писательских занятий. Менее всего соблазняет нас роль Нострадамуса, чьи центурии все-таки мнимо предсказательны: их символика настолько двусмысленна, что под нее можно подставлять любые значения. Нас интересует скорее технология власти в Америке – то, чем мы занимались в нашей политико-художественной публицистике последние без малого полтора десятка лет, то есть все эти нулевые и десятые годы, когда писали не только о главных персоналиях американского Олимпа, президентских дебатах и выборах, но еще и о закулисной и подковерной борьбе. Вот-вот, о том, как делают в Америке президента.

А сложность заключается в том, что мы пишем эту книгу зимой 2016 года, а выходит она весной – за полгода до президентских выборов, когда предсказать ничего невозможно, а предсказуема разве что – повторяю – только непредсказуемость.

Predictable unpredictability.

 

Владимир Соловьев & Елена Клепикова. Президентская психея: характеры, темпераменты, комплексы

 

С добавкой. Почему не пьет и не курит Дональд Трамп. Опыт психоанализа

К черту политику – займемся лучше психологией. Или даже психопатологией. А может, и психоанализом. Раз на раз не приходится. Сейчас, когда мы мастерим эту книгу, психея ее героя стала злобой дня и не сходит с компьютерных и телеэкранов, с первых страниц газет и журнальных обложек. Не только и не столько в том смысле, что чужая душа – потемки. Это – у интровертов, а у Дональда Трампа вроде наоборот – все наружу. Типичный экстраверт: у него, как у пьяного, все на языке. Ляпнуть ему ничего стоит. «Я могу встать на Пятой авеню и подстреливать людей. И при этом не потеряю ни одного избирателя!» – заявил он на митинге своих сторонников в штате Айова и для вящей убедительности стал целиться в собственный электорат. И таких перлов у него – вагон и малая тележка. Рацпредложение: не пора ли выпустить его цитатник под красной обложкой, как когда-то карманную книжку Мао с его дацзыбао? См. в конце книги «Приколы от Дональда Трампа».

Трепло, баламут, пустомеля, пустобрех, краснобай, язык без костей, за словом в карман не полезет – что из его приколов домашней заготовки, а что экспромтом? Недаром русским он напоминает Жириновского. «Если Трамп сядет в Белый дом, мало не покажется. Представьте Жириновского в качестве президента США» – это реплика на «Эхе Москвы», а нью-йоркский журналист Владимир Козловский назвал его Дональдом Вольфовичем. Разве в том дело? Именно этой своей бесшабашной, безоглядной, болтливой откровенностью, отбросив хороший тон вместе с политкорректностью, Трамп и привлекает если не «любовь пространства» а тем более «будущего зов» – выборы покажут, – то уж американских избирателей непременно, судя по опросам: в его аудиториях отличная акустика и звучное эхо, его меткие словечки и лапидарные идиомы многократно тиражируются в СМИ и врезаются в сознание электората, даже если кто с ними не согласен. Так философствуют молотом, Заратустра со своим соавтором Ницше правы. В упрощенной формулировке: Трампу главное отмочить номер и прокукарекать. Зато в возвышенной, поэтической:

Есть речи – значенье Темно иль ничтожно, Но им без волненья Внимать невозможно.

Один в один – спасибо, Михаил Юрьевич! Такое на нашей памяти – а мы в Америке почти сорок лет – с кандидатом в президенты случается впервые: есть реальный Дональд Трамп – и есть бренд «Дональд Трамп». Кто из них метит в президенты США?

Всегда с открытым забралом, без тормозов, кажется, ничего за душой не остается, разве что на самом ее донышке, в подсознанке, в проговорах, в пробелах и в пропусках – то ли провалы памяти, типа амнезии, то ли опущения из инстинкта самосохранения или что еще? К тому же Трамп – писатель, книжный автор, исписал тысячи страниц о себе любимом. О, если бы каждого мемуариста на кушетку психоаналитика или к детектору лжи, чтобы узнать правду, только правду и ничего, кроме правды! Шутки в сторону, тем более речь идет о человеке, который претендует стать primus inter pares в нашем государстве и во всем мире – президентом Соединенных Штатов Америки. Мы должны – и имеем право – знать о нем по возможности все. А как иначе? В том числе упомянутое донышко, которое тоже есть объект нашего исследования. А что если этот человек с двойным дном? И какой человек не с двойным дном?

Не только верхи, но и корешки. Не только то, что сказано, но и то, о чем умолчено – намеренно или бессознательно. Стыдно ссылаться на клишированный айсберг, тем более как знать, какая его часть на поверхности, а какая под водой. И спросить не у кого – разве что у «Титаника».

И то правда, что своими зажигательными, бесшабашными, волюнтаристскими речами Дональд Трамп цепляет не только избирателей, но и психологов с психиатрами заодно. Один диагноз ему поставлен единодушно и обсуждению не подлежит: нарциссизм. Глянем на одни только заголовки статей о Трампе: от «Narcissist in Chief» («New York Times») до «Trump’s Narcisstic Personality Disorder» («Psychology Today»). Однако другой авторитетный здесь и в мире психологический журнал «Psychological Science» напечатал в 2013 году профессионально аналитическую статью о сорока трех американских президентах вплоть до Буша-младшего, где известные спецы обнаружили гипертрофированное эго у многих временных оккупантов Белого дома, а у двух – Линдона Джонсона и Теодора Рузвельта – в клинической форме: grandiose narcissism.

Где кончаются характеры и темпераменты и где начинается клиника? Вот в чем вопрос. Заглянем и мы в анналы американской президентской истории с психологической точки зрения, дабы поставить гипотетического 45-го президента США – возможно, Трампа – в один исторический и семантический ряд с реальными президентами.

Даже если прав Жан-Жак Руссо, и корнями своими все переплетено с политикой, то уж политика, в свою очередь, связана с психологией правителя напрямую – ого-го! Понятно, в автократиях и тоталитариях зависимость страны от характера самодержца-диктатора в разы больше, чем в демократиях, пусть самовластье и ограничено удавкой (поклон мадам де Сталь за меткую метафору), но когда как: некоторые деспоты – увы и ах! – умирают натуральной смертью без трагического прозрения: «Так вот где таилась погибель моя!» Роль «удавки» в демократических странах выполняют параллельные институты власти – от представительных и судейских инстанций до общественного мнения и СМИ. Особенно правителю не разгуляться! Тем не менее все мы люди, все мы человеки. Включая американских президентов. Возьмем наугад несколько перед тем, как перейти к нынешнему, а потом и будущему – возможно-невозможному, вероятно-невероятному: Трампу.

Кто только не побывал на американском олимпе! Имею в виду равнинно расположенный Белый дом. Президентов с бзиками и отклонениями куда больше, чем более-менее нормальных. Нет на них Фрейда с его психоанализом или на худой конец Лабрюйера с его «Характерами»! Взять того же Никсона – чистый псих: психо– и социопат с комплексами и фобиями, из которых мания преследования – главная. Не верил никому, даже самому себе. Уотергейтский скандал в той же мере психиатрического, что и политического свойства. В самом деле, разве не нонсенс при высоком – и заслуженно высоком – рейтинге и уверенном обгоне соперника устанавливать подслушку в штаб-квартире Демократической партии? Ну, а потом, когда началось расследование, Никсон и вовсе спятил: к примеру, запирал кабинет своего министра юстиции и не пускал его на работу. Что говорить, одинокий волк, который чувствовал за собой погоню, когда ее еще не было, а когда началась настоящая травля и подтвердились его худшие предчувствия… ладно, чем это кончилось, общеизвестно. И вся карьера прахом, а ведь, объективно говоря, проявил себя на политическом поприще как один из самых профессиональных президентов, но его подозрительность, мнительность, эгоманиакальность стоили ему в конце концов Белого дома, и теперь, благодаря Уотергейту, Никсон стоит на последнем месте в оценке американцами своих президентов. Что по сути несправедливо.

Но даже если не брать крайности, типа маниакального психа Никсона, американские президенты были очень разными по темпераментам. Тот же Рональд Рейган, несмотря на то что голливудский актер, пусть и среднего пошиба, но привык лицедействовать, и тем не менее был крайне нервозным и, чуть что, ломал карандаши: помощники впрок клали карандашей на президентский стол в Овальном офисе в изрядном количестве, но, наломав дров (то есть карандашей), Рейган успокаивался и принимал взвешенное, разумное решение. Были паникующие президенты, как, например, Джимми Картер, который в сложных ситуациях, типа захвата американских заложников в Тегеране, впадал в стопор и из политического этого паралича по сути так и не вышел. А были уравновешенные, спокойные на вид президенты, но чего им стоило это внешнее спокойствие! Первый наш президент Джордж Вашингтон запомнился современникам как суровый и холодный лидер, хотя в юности был чрезвычайно возбудимым, эмоциональным и уязвимым человеком. Каким образом ему удалось стать прямой противоположностью самому себе? С помощью железной силы воли, считают его биографы. Миную Джона Кеннеди и Билла Клинтона, пусть они и были сдвинуты по фазе, но в самом что ни на есть банальном направлении: идефикс у обоих-двух были женщины – что и говорить, право, не стоит.

Перед тем как перейти к действующему президенту, задержимся, по причине дальнейших аналогий, на упомянутом ФДР – общеупотребительная аббревиатура Франклина Делано Рузвельта. Вот кто умел держать себя в руках, так это он! Что особенно бросалось в глаза по контрасту с его заокеанским другом Уинстоном Черчиллем, который, несмотря на присущий ему чисто английский юмор, был сверхэмоционален и, чуть что, вспыхивал как спичка. А Рузвельта так и называли: флегматик. Биографы, однако, расходятся в происхождении его флегмы. Возможно, он генетически унаследовал эту свою флегму от родителей, а может быть, все упирается в один ранний эпизод его биографии, на который указывают психоаналитики. Когда будущему четырехкратному президенту США было три года, он с родителями плыл на океанском лайнере «Германия», был шторм, корабль накрыла гигантская волна. «Кажется, мы идем ко дну», – холодно сказал его отец. Мать спокойно сняла с себя шубу и укутала им мальчика: «Бедный ребенок! Уж коли ему суждено утонуть, то пусть хотя бы в тепле». Хорошая закалка на всю жизнь – после такого «ужастика», даже если он ушел в подсознанку, никакие испытания не покажутся слишком тяжкими. В самые горячие моменты Рузвельт оставался холодным, несколько даже отстраненным от событий. На страну это действовало, как бальзам.

Несмотря на то что политическим идеалом чикагца Барака Обамы является чикагец Эйб Линкольн, нынешнего президента часто сравнивают именно с Рузвельтом – по темпераменту. Была карикатура в «Нью-Йоркере» с этим сдвоенным образом: во рту Обамы сигарета с длинным мунштуком, как обычно курил Рузвельт. К слову, как трудно было Обаме бросить курить, хоть он и дал слово не курить в Белом доме! Действительно ли Обама и Рузвельт схожи своими флегмами?

Рассказывают, что во время первой предвыборной кампании, когда Обаме особенно доставалось от политических супротивников за связь с бесноватым священником, его крестный отец эмоционал Дэвид Аксельрод, у которого отец застрелился, когда его бросила жена, чуть не плакал от этих диатриб, а Барак Обама оставался спокоен, «как пульс покойника», и всячески утешал главного стратега своей команды, хотя должно вроде быть наоборот.

Интерес к личности действующего президента понятен и оправдан. Отсюда оглушительная, бестселлерная популярность именно неавторизованных книг о нем. Не каких-нибудь там желтопрессных изданий с жареными фактами, интимной клубничкой и душком сплетни, а самых что на есть серьезных исследований таких уважаемых журналистов из престижных изданий, как Джоди Кантор из «Нью-Йорк таймс» («The Obamas») или Дэвид Маранисс из «Вашингтон пост» («Barack Obama»). В наши задачи не входит их рецензирование, да и факты личной жизни президента мы выуживаем отовсюду, блуждая по сусекам разных книг и статей, бумажных и интернетных. Но и не упомянуть снова эти биографические книги нельзя, они вызвали скандалы и даже опровержения со стороны «белодомовцев», включая первую леди, которая разобиделась, скажем, на упоминание ее расовых комплексов, хотя, как недавно выяснилось, один из ее прапрапрапрадедов был белым ирландским рабовладельцем. О Бараке и говорить нечего – он мулат-полукровка. Как у нас говорится, поскреби русского – найдешь татарина. А Барака Обаму и скрести не надо: мама – белоснежка из Канзаса, а папа – черный, как сажа, кениец из племени луо. Чего у президента точно нет, так это комплекса потомка рабов! За другие заковыки не скажу – к ним я вот-вот подберусь.

Что касается его флегмы, то сошлюсь на дневник австралийской красотки Женевьевы Кук, которая в 80-е годы была подружкой Барака Обамы. Потом они разбежались, и белая герла черного Барака одной из причин разрыва указывала на его холодность и отчужденность. Не думаю, что она первая обратила внимание на эти черты будущего президента США, но первой их печатно засвидетельствовала.

Если верить Мишель Обаме, то ключ к пониманию характера ее мужа – его детство, когда он вынужден был самовоспитывать себя, непрерывно занимаясь аутотренингом: сначала безотцовщина (непутевый отец рано бросил семью, Барак видел его редко, так что пресловутый эдипов комплекс у него возникнуть не успел), потом был отчим-индонезиец, с которым отношения не сложились. А не стал ли для него отцовской фигурой его «усатый нянь» – Дэвид Аксельрод?

С белым дедом отношения тоже не сложились – тот не был воинственным расистом, но чернокожий внук смущал его традиционно косное сознание. В отличие от белой бабушки, которая вырастила внука и до женитьбы Барака была ему самым близким человеком. Она умерла на Гавайях накануне выборов и так и не узнала, что ее внук стал президентом США, хотя успела проголосовать за него по открепительному талону. В разгар тогдашней кампании Барак Обама сорвался и слетал на Гавайи, чтобы попрощаться с ней, но известие о ее смерти не вызвало у него ни слезинки. Душевный дефект? Эмоциональная недостача? Он мог бы притвориться более отзывчивым, чем есть, но такая искусственная экзальтация была бы лицемерием, отдавала фальшью.

Отношение к смерти бабушки – личное дело Барака Обамы, но сколько громогласных упреков досталось ему за то, что он недостаточно эмоционально отреагировал на экологическую катастрофу в Мексиканском заливе. Ему в пример ставили даже Буша-младшего, а тот после 11 сентября заснялся в Нью-Йорке, обнимая пожарника. Почему Барак Обама так сдержан и спокоен на публике? Говорим об этом безоценочно – не в плюс и не в минус президенту. А пока что в политический лексикон вошла поговорка: «No Drama Obama».

Его хладнокровие выдает в нем реального, живого человека, каков он есть на самом деле.

А каков он на самом деле?

И есть ли такая уравновешенность синоним мужества? Вспомним, к примеру, летчика «Эр Канада», который летел из Торонто в Лондон и вынужден был посадить самолет на полпути ввиду возникшей критической и жизнеопасной для всех пассажиров ситуации: прямо над Атлантическим океаном у второго пилота случился нервный приступ, он полез в драку с первым пилотом, но тот не потерял самообладания и вместе со стюардом, тоже не робкого десятка, оказались на высоте положения (прошу прощения за невольный каламбур), удалили «возмутителя спокойствия» из кабины и после непредвиденной посадки в Ирландии, где буяна сдали полиции и врачам, полет продолжался.

Можно ли уподобить президента летчику? С той только разницей, что одному доверено несколько сот пассажиров, а другому – несколько сот миллионов сограждан? Тем более и летчик и президент должны быть всегда готовы к критической ситуации.

Все, однако, не так просто. Спокойствие профессионального летчика функционально и полезно. Спокойствие школьного учителя может быть неверно истолковано как отсутствие заботы об учениках. А спокойствие президента?

Многие квалифицированные наблюдатели склоняются к тому, что флегма Барака Обамы – обратная сторона невроза. Но Обама – не герой кинобоевика, его волевая выдержка имеет свои пределы.

Психологи, психиатры и психоаналитики гадают, в чем причина этого олимпийского спокойствия нашего 44-го президента. Одни полагают, что дело тут в наследственном темпераменте, то есть в генетике, что делает Барака Обаму если не суперменом, то все же неким сверхчеловеческим существом – редкий дар небес, так сказать. Другие метафорически объясняют его невозмутимость рыбьей кровью, которая в нем течет, и ссылаются на хрестоматийную классификацию характеров древнегреческим врачом Гиппократом (сангвиник, холерик, флегматик, меланхолик): Обама, скорее всего, флегматик, которого отличают самообладание, выдержка и сбалансированность внешних реакций. Или сама эта классификация несколько поустарела и теперь, к примеру, в моде так называемая Большая Пятерка, которая фигурирует под акронимом OCEAN: Openness (открытость), Conscientiousness (самосознание), Extroversion (внутренняя сосредоточенность), Agreeability (соглашательство, компромиссность) & Neuroticism (невротизм)? Наконец, третьи аналитики считают, что у Барака Обамы железная воля, которой он обуздывает свои эмоции, в то время как по характеру он типичный невротик, но с детства научился держать себя в руках. Своего рода самоконтроль, то есть аутотренинг.

С тех пор многое изменилось, и то ли надломился характер президента за время его пребывания в Белом доме (работа, что и говорить, не из легких!), то ли он разучился себя сдерживать, но мы теперь видим президента плачущим на людях. Прощаясь после победы на вторых президентских выборах со своей чикагской командой, президент прослезился и, за неимением платка, утирал слезы пальцем. История повторилась один в один, когда Барак Обама обращался к стране в связи с коннектикутским Армагеддоном: «Наши сердца сегодня разбиты… У погибших детей была впереди вся жизнь…» – и заплакал; казалось, что он не справится с эмоциями и не сможет говорить дальше. Куда подевалась его хваленая индифферентность? Вот тебе и No Drama Obama!

Пишем это не в похвалу и не в упрек: у слезоточивых нет преимущества перед сухоглазыми, как и наоборот. Слезливость или бесслезность – качества скорее все-таки физиологические, чем психологические, а тем более нравственные.

Что бы ни писал сам Барак Обама в своих мемуарах, идеализируя post mortem своих родителей, он рос в безлюбой атмосфере: отца знал разве что понаслышке, да и с матерью, когда жил у бабушки и дедушки, виделся только раз в году – в Рождество. В психоанализе есть понятие некролатрии: посмертный культ родителей, которых дети не успели даже как следует запомнить. Его ностальгирующий образ родаков – не какими они были на самом деле, а какими он бы хотел их видеть и помнить. Добавьте к этому американских однокашников, которые третировали и дразнили черного Барака, а он им врал на голубом глазу, что это он так сильно загорел в Индонезии. В какой-то мере эта атмосфера безлюбия повторилась и в браке Барака Обамы, который, по утверждениям его биографов, женился из карьерных соображений, когда до него дошло, что выдвинуться в люди он может только с чикагского политического дна – из черного коммюнити, где его и обнаружил Дэвид Аксельрод и втянул за длинные уши в Белый дом.

Вот как сформировался характер нашего президента, или, говоря по-русски, как закалялась сталь. Только какая там сталь: Барак Обама – человек, и ничто человеческое ему не чуждо.

Как, впрочем, и Дональду Трампу, который метит на его место и норовит превратить «the White House into the Trump House» (опасения американских комментаторов). По стилю и по сути полная противоположность действующему президенту, но американцы, как видно из их истории, избирают нового президента по контрасту с предыдущим, а не исходя из преемственности. В этом сказывается революционность их эволюционного сознания, и Трамп есть зеркало этой американской революции пока что в умах, но, кто знает, может оказаться, что и на деле – сделанное нами открытие еще на ранней стадии его предвыборной кампании и зафиксированное в нескольких статьях Владимира Соловьева по обе стороны Атлантики. Может, заменить слово «революция» на слово «смута»? Но тогда мы потеряем перифразную связь с ленинской идиомой. Да и грех править уже напечатанную статью – мы про статью Владимира Соловьева, а не Владимира Ленина. Как раз вылетевшее слово поймать еще можно, но не слово печатное.

Само собой, Трамп сейчас у всех на виду, на мировой авансцене под скрещением прожекторов пристального, как под лупой, внимания, острого, жгучего интереса и неуемного, а часто вроде бы неуместного любопытства: каждый его шаг, каждый его поступок, каждое его решение, каждое его слово отслежены и прокомментированы, одобрены или раскритикованы. А потому побоку пока что политику и идеологию, которые и без того все, кому не лень, мусолят в этот високосный выборный год, когда Дональд Трамп намылился в президенты. Интерес к нему выходит далеко за пределы его политической деятельности. Мы рассматриваем Дональда с человеческой точки зрения – его характер, его темперамент, его привычки, его замашки, заковыки и заморочки, его комплексы, тараканы и скелеты в шкафу.

Вот почему мы полагаем недостаточным указать на нарциссизм – даже если он зашкаливает в клинику – как на доминирующую черту характера Дональда Трампа. Кто спорит, эго у него гипертрофированное, раблезианских размеров. Но какова кормовая база этого титанического супер-эго? Что скрывается за его манией величия? А мания величия вроде не наигранная и отвечает страхам, фобиям, паранойе и панике американского общества – общественного сознания, психологии масс, – по крайней мере, какого-то значительного сегмента. Мания величия СуперТрампа как следствие его личной ущербности, ущемленности и закомплексованности? Почему он не мыслит своего возвышения иначе как только за счет унижения и оскорбления других – кроет почем зря с нескрываемым садистическим удовольствием мексиканцев, инвалидов, мусульман, побывавших в плену американских солдат и всех своих политических соперников без исключения, женщин не просто включая, но их особенно и в первую очередь – в нарушение не только политкорректности, но и в обход обиходных правил приличия? Как, например, в его сексистских диатрибах республиканке Карли Фиорине – «никто за такое лицо не будет голосовать», «левачке» актрисе Рози О’Доннел – «жирная свинья» либо демократке Хиллари Клинтон, которая опоздала после перерыва на дебаты, задержавшись известно где: «Куда она делась? Дискуссию пришлось начинать без нее. Я знаю, куда она ушла. Но это отвратительно, и я не хочу говорить об этом!» – с соответствующей гримасой отвращения.

Ну, Хиллари вообще достается именно по женской части – ей можно посочувствовать. Но ты сама этого хотела, Жорж Данден, когда разыгрывала женскую карту! «Наличие матки – еще недостаточная квалификация для того, чтобы быть президентом Соединенных Штатов!» – шокируя аудиторию, воскликнул черный сторонник Берни Сэндерса рэпер Киллер Майк. Это уже на демократическом сборище – одно из многих свидетельств стилевого влияния Дональда Трампа на нынешнюю президентскую гонку. Если хотите, ее трампиздация.

Нет, не джентльмен. Отнюдь. Скорее наоборот: фрик, хулиган, шут гороховый, отморозок, трикстер. Тот самый грядущий хам, приход которого предвещал Мережковский? Либо просто жлоб, а в случае избрания его президентом – жлобократ? При этом теоретически подчеркивается отличие – в худшую сторону – жлобократии от охлократии, потому как жлоб не обязательно из низов и не образует толпу, но организует ее, становится вожаком. А вот и портрет самого Трампа – со ссылкой на теоретика жлобократии Игоря Яковенко, с которым мы не согласны, а приводим только объективности ради:

Жлобство в странах Запада, несомненно, присутствует, но является рецессивной, подавляемой культурой. Оно живет в быту, проявляется в частной жизни, прорывается в культуру и отчасти в политику. Вот прямо сейчас в американском политическом доме куролесит здоровенный жлоб, Дональд Трамп, который напрямую обращается ко всему американскому жлобству: я – ваш, посмотрите на меня, голосуйте за меня, и да настанет в Америке царство торжествующего жлоба. Не случайно тот же Дональд Трамп постоянно говорит, что он готов подружиться с Путиным, протягивает ему руку через океан. И Путин, почуяв родственную душу социально близкого, посылает ему ответные лучи приязни и поддержки.

Когда говорят, что Дональд Трамп – стопроцентный янки и потому близок американцам, это не совсем так. Трамп для многих – особенно в Европе – воплощение и квинтэссенция худшего, что есть в Америке и в американцах и что зовется американизмом, хотя, понятно, каждый вкладывает в это слово разные ингредиенты, но сплошь негатив и отрицаловку. Но это скорее все-таки социальный подтекст, а нам бы пока остаться в пределах психологии, пусть и с клиническим либо психоаналитическим уклоном. А потому поставим незамысловатый, рутинный в таких случаях вопрос: за какие-такие личные травмы отыгрывается Дональд Трамп на других людях?

Оговорим спервоначалу наше журналистское право диагностического исследования – скорее, чем расследования – психического казуса Дональда Трампа, потому как у профессионального врача это право отсутствует: согласно так называемому Goldwater rule, психиатр не имеет не только этического, но и юридического права ставить публичный диагноз заочно, без личного осмотра пациента. А сам этот принцип Голдуотера возник в 1964 году после решения Верховного суда удовлетворить иск к журналу «Fact» за публикацию статьи, в которой известные психиатры ставили под сомнение ментальную адекватность Барри Голдуотера на посту президента США, на который он претендовал как номинированный кандидат Республиканской партии. Журнал был оштрафован на один символический доллар («compensatory damages») + $75 000 («punitive damages») – дабы другим повадно не было. К журналистам это правило не относится, и мы вольны высказывать наше аналитическое мнение о раненой, травмированной психее Дональда Трампа. На профессиональном языке психиатров это называется «the narcissistic injury» или «vulnerable narcissism».

В показательной, образцовой, хоть на доску почета, семье Трампов среди сиблингов – двух сестер и трех братьев, согласно поговорке и супротив анекдоту «в хорошую семью для полной гармонии требуется урод», затесался-таки урод: красавец Фредди, первенец, которому по праву первородства и согласно обычаю майората принадлежали все наследственные права. Казалось бы, он должен был служить примером и образцом для подражания, а на поверку источником зависти и комплексов для младшего на целых восемь лет Дональда, да? Все вышло если не наоборот, то куда сложнее. Вместо того чтобы пойти по стопам отца Фредерика Трампа-старшего, сурового патриарха и основателя строительного бизнеса, в честь которого он и был назван, Фредди оказался бунтарем и блудягой – ну да, тем самым библейским блудным сыном, но без никакого возвращения в отческий дом. Он рано, с детства, взбунтовался против авторитарной диктатуры, властного диктата и волевого императива папаши – тирана, – пусть не эдипов, но отцовский комплекс налицо. Отец был из немцев – Фридрих Трумп, и когда приятель Фредди, тоже арийского происхождения, привел в их куинсовский этнически однородный анклав свою герлфренду итальянку Аннамарию Чифано, семья Трампов была в панике и всячески противодействовала его женитьбе на иноплеменнице.

Фредди повел себя в отношении этой арийской избранности самым решительным образом, и в Пенсильванском университете этот выпускник епископальной подготовительной школы демонстративно вступил в еврейское братство (fraternity), объявив себя евреем и своего отца еврейским эмигрантом из Германии, а когда его названные братья сомневались и насмешничали над его средним именем Крист, впадал в истерику. Еще один контраст к волевому и жестоковыйному отцу – Фредди был слабаком и истериком, что послужило поводом для новых отцовских издевательств и измывательств над ним. В сексологической терминологии: доминант и сабмассив. С той только разницей, что Фредди взбунтовался и вышел из-под опеки и контроля доминирующего, подавляющего отца, в отличие от Дональда, который подчинился его воле, но это подавление самого себя сделало из него комплексанта, который косит и камуфлирует под супермена. А что ему остается? Унижая и оскорбляя других, Дональд Трамп таким манером борется с унизительными подростковыми и юношескими травмами.

Что касается его старшего брата, то именно его лжееврейство было последней каплей для Фредерика-старшего, а не намеренный выбор Фредди рисковой профессии летчика противу семейного бизнеса: он был отлучен от первородства и все семейные надежды были возложены на совсем еще юного Дональда Трампа. Семейная драма библейских пропорций – вспомним подмену Исава Иаковом у смертного одра Исаака.

Вот где корешки психической травмы Дональда, детскими глазами которого было увидено и воспринято поначалу на подсознательном уровне противостояние – нет, противоборство! – отца со старшим сыном. Дональд Трамп пошел по стопам своего отца не по свободному волеизъявлению, но из страха наказания, подобного тому, которому был подвергнут его старший брат Фредди. В психоаналитической терминологии – страх кастрации. Допущенная в конце концов к семейному столу помянутая герла-итальянка вспоминает о диких скандалах за этим столом не только между Фредериком и Фредди, но и между Фредди и Дональдом по причине их карьерной и психологической несовместимости и разнонаправленности. Чтобы Дональд сознательно подзаводил импульсивного и эмоционально неуравновешенного Фредди? Не исключено. Само собой, Дональд был теперь любимчиком отца, наследником его бизнеса, и это тоже приводило Фредди в бешенство.

Опять-таки в символическом, переносном смысле Фредди был кастрирован и, тяжело переживая отцовский остракизм, своего рода проклятие, ударился в запой, из которого по сути так и не вышел, и умер от алкоголизма в возрасте 43 лет. Дональд встал на сторону победителя из неосознанного страха быть побежденным, униженным, растоптанным, «кастрированным» – это поначалу, а потом вполне сознательно. Пусть и не сразу. Дональда тоже повело было в сторону от семейного бизнеса и отцовского предначертания – мечтал поступить в киношколу и стать актером, но его мечтаниям был положен конец решением отца отдать его совсем в противоположную школу – военную, а силы воли противостоять отцовской фигуре у него не хватило, и теперь, спустя годы и десятилетия Дональд говорит о Фредди не просто с восхищением, но и с долей зависти: «Everybody loved him. He’s like the opposite of me».

Впрочем, актерская мечта Дональда в конце концов материализовалась, осуществилась, воплотилась – в телевизионных шоу, в предвыборных митингах и дебатах. Дональд Трамп в роли Дональда Трампа.

Упомянем без никаких комментариев смелую гипотезу, что именно Дональд Трамп немало способствовал усилению у Фредди деструктивных процессов и обострению его алкоголизма и фактически свел его в могилу. Что больше походит на правду и находит прямые подтверждения, так это активное участие Дональда в изменении завещания 90-летнего патриарха Фредерика Трампа, который к тому времени впал в маразм и деменцию: по этому откорректированному завещанию сыну Фредди Фреду Трампу-младшему не доставалось ничего из 200-миллионного наследства. Эта история имела судебное продолжение с уклоном в скандал, но это уже юридический казус, а эта глава посвящена травмам и комплексам, которые подпитывают гигантоманию и нарциссизм Дональда Трампа.

Заметим к слову, что, имея перед собой негативный пример своего брата, Дональд Трамп не пьет и не курит. Принципиально. Даже не пробовал ни разу.

 

Елена Клепикова. Введение в Дональда Трампа

 

Искать настоящего, подлинного, человечески определенного Дональда Трампа стали давно. Припоминаю, как в начале президентской гонки, когда Трамп, к ужасу партийного руководства, брал штат за штатом, решили тормознуть его победный стиль серией рекламных негативчиков. Понадобился яркий, эффективный на него компромат. Уяснение зоны Трамповой ранимости. Если хочешь щипнуть больнее, надо знать кого щиплешь.

Вдруг – а кто такой Трамп?

Победитель оказался фантомом. В лучшем случае Фантомасом. Вездесущ и неуловим. Носит разные маски, а что под маской – неизвестно. Феномен Трампа.

Соблазняет проследить, откуда взялась эта невероятная извилистая, ни на кого не похожая личность. Наметить пунктир незаурядной судьбы, характера, личной особости, командного склада. Короче, событийная хронология с психологией и комментами.

 

Дональд в семье

Начнем с того, что родовая, по отцовской линии, фамилия нынешнего кандидата в президенты была не Трамп, а Дрампф. Над уродцем вдоволь порезвились враги миллиардера – мол, Дрампфу никогда бы не стать всемирно известным брендом. Хорошо, что дедушка Дональда, немецкий иммигрант (как и бабушка), не ведая о будущих затруднениях будущего внука с такой корявой фамилией, догадался ее заменить на более звучную. Семейство Трампов (Дрампфов) живет в Штатах с 1885 года. После обычных эмигрантских мытарств, проблуждав в поисках заработка «от моря и до моря» и взяв курс на восток, первое поколение Трампов благополучно осело в нью-йоркском Куинсе, заложив там основу фамильного строительного бизнеса.

Отец Фред Крист Трамп был крупный и преуспевающий застройщик жилых домов в Куинсе и Бруклине. Терпеливо, экономно, но без ущерба качеству билдинга, ежедневным изморным трудом (никаких отпусков и уик-эндов) Фред постепенно расширял свой бизнес, пока не стал владельцем собственной билдинговой империи. Ко времени рождения Дональда 14 июня 1946-го, Фред был миллионер.

Мать, Мэри Энн Маклеод, родом из Шотландии. Восемнадцатилетней барышней уехала на праздники в Нью-Йорк, где познакомилась с местным строителем и осталась. Свадьбу сыграли в 1936 году. Мэри Энн, оказавшись в неромантическом захолустном Куинсе, сильно тосковала по родине, часто навещала островной городок, где родилась в 1912 году, и пару раз брала с собой Дональда и его четырех сиблингов. Мать знала гэльский и приучала детей к этому загадочному языку. Поездки в Шотландию, тамошняя родня, обрывки гэльских легенд и песен, которые еще помнила мать, вся эта живописная иностранщина оказала на не очень впечатлительного Дональда заметное влияние, как-то формирующее его личность Большую часть жизни Трамп был окружен женщинами – иммигрантками – от шотландки-матери до обеих жен: бывшая жена Ивана и нынешняя Меланья родились за пределами США. С ними Трампу было комфортнее, чем с независимыми, качающими свои феминистские права американками.

Дональд был четвертым в семье из пятерых детей и вторым по старшинству среди трех братьев. Семья была образцовой, воспитание строгое, требовательное, взыскательное. Дети твердо знали свои обязанности, а также – что ожидают от них честолюбивые родители. Внедрялась система поощрений, наград и наказаний. Культивировалась бережливость, уважение к доллару.

Отец отказывал подростку Дональду в вожделенной бейсбольной перчатке – дороговата, подзаработай на нее сам. Не позволял упражняться на частных гольфовых площадках: «Чем плохи общественные парки?» Отцовская прижимистость, да попросту скупость, с детства угнетала Дональда. Он-то как раз любил потщеславиться семейным богатством, покрасоваться перед соседями, разъезжая с отцом в шикарном «кадиллаке».

Взрослый Дональд Трамп вспоминает себя баловнем семьи, любимым сыном грозного отца. На самом деле, общим любимцем был первенец – очаровательный миролюбивый Фредди, старше Дональда на целых восемь лет. Именно на Фредди возлагались все семейные надежды, но он воспротивился отцовскому властному диктату, пренебрег отцовским предначертанием, за что и был сурово наказан. Это потом, после падения Фредди, Дональд заслужит «любимого сына» и станет наследником отцовского бизнеса.

А пока, в изображаемое время, тринадцатилетний Дональд не только не любимчик, он – злостный нарушитель уставной семейной благопристойности. Он переживает, но как-то слишком бурно и неприглядно для окружающих, затянувшуюся у него стадию подросткового бунта против всяческих авторитетов, законов и правил. Отвратительно учится в школе, грубит, дерзит и даже плюется. Абсолютно неуправляемый. При этом спесив, самолюбив и самоуверен без меры.

Вроде бы – типическое импульсивное бессознательное проявление личности, еще не сознающей своих размеров и лимитов. А если подростковый бунт особенно затяжен и упорен, то здесь – утверждают психологи – проклюнулась личность незаурядная, крупномасштабная.

Но Фреду Трампу было не до психологических тонкачеств. И без того озадаченный своеволием старшего сына, он не намерен терпеть непристойности от Дональда. Зарвавшийся мальчишка был позором образцовой, всеми уважаемой семьи. Его неукротимость рассматривалась отцом да и всей семьей, кроме мягкосердечного Фредди, как злостное хулиганство, подлежащее искоренению.

Мальчишка был изъят из родного дома, из либеральной школы, где его педагогично терпели, и транспортирован на север штата, в военную школу – отдаленный филиал Нью-Йоркской военной академии – куда был заточен безвыездно на целых пять лет.

 

Без семьи. Наказание Дональда Трампа

Где-то в девяностых годах Стив Уинн, магнат игорного бизнеса и многолетний друг-враг-соперник Дональда Трампа, пронаблюдав, с каким садистическим упоением Трамп – словесно и превентивно – расправляется с воображаемым врагом, воскликнул: «Как глубоко он душевно растревожен? Как сильно и круто травмирован? В детстве или когда подрастал – кто это сделал ему?»

Как в воду глядел.

Военная школа, куда Фред Трамп определил непокорного сына, была в те годы чем-то вроде исправительной колонии для малолетних. Не успел нахальный мальчишка освоиться на новом месте, как был подвергнут принудительной обработке. Над ним превентивно, ожидая ответной реакции, издевались – словесно и дисциплинарно, его оскорбляли, унижали, морально топтали, а при попытке протеста, возмущения, жалобы – избивали.

Крутая расправа с самонадеянным новичком производилась, с лихими вариациями, до тех пор, пока не получали готовый продукт: абсолютно безличный, беспрекословно покорный, энтузиаст дисциплины, ревностный исполнитель любых приказов – короче, показательный идеальный кадет. Система не знала сбоя. Проколов не было – ни одного.

Первый год в военной школе для Дональда – шок, кошмар, катастрофа. К официальным карательным мерам добавлялись и любительские, негласно уставные – издевательства старших курсантов над новичком. По-английски будет «хэйзинг» (hazing).

Вот этого хэйзинга малолетний Трамп хватил, похоже, через край. Носил чужое белье в стирку, наводил глянец на ботинки, получал объедки на обед, безропотно сносил любые оскорбления и беспрерывные побои.

Вот что пишет бестселлерный автор Дональд Трамп об этом своем – сильно и уродливо травмированном – отрочестве, проведенном, заместо родного дома, в военной школе. Единственное место в его автобиографии, не окрашенное в позитивные тона:

«Называлось так: выбить из тебя эту говенную спесь, весь твой клятый гонор – и без остатка. Чтоб был как новенький. Без всяких там закидонов. Крутые, грубые парни. Шли на тебя с боевым кличем и – бац! – удар, еще удар и – с ног! И ты уже ползешь к ним за пощадой, раздавленный, на все заранее согласный – “Yes, Sir!” Если бы парень сотворил сегодня, что они делали тогда, получил бы четвертак в тюряге!»

Да, крупно подзалетел наш Дональд в эту школьную колонию! Воспринимал свою беду как отцовское наказание-проклятие, но главное – никак, ничем им не заслуженное. Наказание без преступления. И когда через пять лет он вышел из этой школы, понимал, что отбыл срок наказания сполна.

Поначалу он, инстинктом самосохранения, внутренне противился насилию. И даже держал у себя в общежитии фотографию брата Фредди, бунтаря и самочинца, выбравшего жизнь и профессию – летчик, вот он стоит рядом с обалденным самолетом, – по личному влечению.

Но потом Дональд эту фотку убрал. Когда осознал, что самосохранение не только бесплодно, но и убыточно.

Да и что сохранять? Он себя прежнего – охальника и буяна – не воспринимал, уже не помнил. Тот независимый дерзкий пацан был раздавлен и стерт отцовским проклятием.

Сработал другой – мощный – стимул выживания в крайности. Слабонервный Фредди – попади в такую передрягу – тут же бы сломался. Дональд был жестким, напористым, достаточно толстокожим чтобы устоять и воссоздаться.

Он стал примерным, показательным кадетом. Не слезал с доски почета, получал награды академии, устанавливал спортивные рекорды, дослужился до высшего у курсантов звания батальонного старшины. Так – немного картиночно, виртуально – уже 18-летний Дональд Трамп не только тешил свое ущемленное самолюбие, но – прежде всего – старался угодить отцу, оправдать отцовские большие – от него – ожидания.

Когда блистательная курсантская униформа была сброшена, из военной школы вышел слегка растерянный, слегка подавленный, шикарно самоуверенный юноша со слегка скособоченной психикой. Впервые в жизни в нем поселился страх. Страх неизвестно за что наказания. Тягостное ощущение близкой опасности. Неизменная враждебность окружающего мира. Необходимость превентивной само обороны. Суметь вовремя отбиться и знать своих врагов.

Все это мимолетно мелькнуло в юном Дональде, чтобы позднее доразвиться до его основной жизненной установки, о которой упоминал в начале этой главки его соперник по игорному бизнесу Стив Уинн.

 

Образование Трампа

Окончив военную школу, 18-летний Дональд немного потешил свое честолюбие иллюзией свободного выбора будущей профессии. Поразвлекался идеей уйти не в строительный, а в шоу-бизнес, поступить в Калифорнии на сценарно-режиссерские курсы, приобщиться к Голливуду… и вот уже он – звезда Голливуда.

Мечты несбыточные и опасные. Отец о них не знал и не должен был знать. Выбор поприща за Дональда был сделан Фредериком Трампом, так же окончательно и бесповоротно, как до того жестокое, травматичное испытание малолетки Дональда, насильственно изъятого из семьи, военной школой.

Сын знал, что за неподчинение диктату отца неминуемо следует расплата. Как у него в детстве, как у старшего брата Фредди, не оправдавшего ожиданий неумолимого родителя.

Дональд безропотно подчинился воле отца, избравшего для него карьеру застройщика, был признан – вместо отлученного от первородства Фредди – наследником семейного бизнеса, и уже мелькали в его киношном воображении заманчивые перспективы собственного блистательного успеха, подпертого отцовскими миллионами.

Поступает в Фордэмский университет, но, проучившись два года, неудовлетворенный («как если бы и не учился вовсе») Трамп делает гигантский прорыв в своем образовании – посягает на знаменитую престижную Уортонскую школу бизнеса Пенсильванского университета. Куда трудно поступить и еще труднее ее окончить.

Трамп окончил Уортон в 1968 году со степенью бакалавра наук по экономике и специализацией в области финансов. «Годы учебы преобразили меня». Наметились перспективы и пути вхождения в крупномасштабный «большой» бизнес. «После Уортона невозможно возвращаться назад».

Но возвращаться пришлось. В старомодную, бесперспективную для амбициозного выпускника Уортона строительную компанию отца. На целых пять лет.

 

Дональд на дне колодца. Годы прозябания: 1968–1973

К тому времени Фред Трамп лидировал в сфере недвижимости среди застройщиков Бруклина, Куинса и Статен-Айленда. Специализировался на комплексном строительстве многоквартирных жилых домов, рассчитанных на средний класс. Фред строил прочные, крепкие, добротные, предельно экономичные билдинги (преобладали типовые шестиэтажки), ничем не примечательные, стандартные. Но это был довольно высокий стандарт и со знаком качества, отвечающий потребностям и прихотям зажиточных съемщиков. Фред был преуспевающим предпринимателем и инвестором и терпеливо, рачительно, изморным трудом и экономией каждого пенни потихоньку создавал и приумножал свою строительную империю.

В 1964 году Фред осуществил свой самый дерзновенный, громадный и притом – горделиво именной – проект: строительство Trump Village. В эту бруклинскую колоссальную (по тем временам и по месту) застройку входило семь мощных билдингов в 23 этажа каждый и собственный торговый центр. Никогда раньше с таким размахом и замахом осторожный Трамп не пускался в дело! Никогда раньше не брал на себя таких грозных обязательств! Был подавлен и чуть не раздавлен интегральными расчетами и страшными цифрами бюджетного плана. Он, с трудом окончивший среднюю школу. На этой фамильной village его творческие силы, его мобильная предприимчивость иссякли. Конгломератов он больше не возводил.

Когда Дональд, возбужденный прогрессивными идеями Уортона, воротился в отеческий особняк в Куинсе (откуда уже изгнан злополучный Фредди, зацикленный на высшем пилотаже), а затем отправился в контору отца в Бруклине, – прижимистый Фред, извлекающий лишнюю копейку из всего и всегда, руководил всем своим громоздким бизнесом из сирой комнатушки в одном из своих жилых билдингов, – так вот, 22-летний Дональд, прокручивающий в голове безумные планы стремительного обогащения, был потрясен и удручен мелочевкой отцовских дерзаний на строительных площадках.

Когда Дональд приступил к работе в отцовской компании, там уже не разрабатывали крупные строительные проекты. Сыну удалось под руководством отца провернуть модернизацию большого квартирного комплекса «Свифтон-Виллидж» в штате Огайо, затратив на него $6 млн и продав за $12 млн и получив, таким образом, стопроцентную прибыль. Это был первый проект Дональда, реализованный еще в студенческие годы.

Но в основном строительная компания Трампа специализировалась не на строительстве, а на аренде домов, на продаже или сдаче внаем готовых квартир. Приходилось обслуживать всю расползшуюся по трем районам-городкам квартирную империю Трампа.

Инспектируя свои дома, и прежде всего колоссальную Trump Village, Фред и Дональд прекрасно понимали, как они смотрятся в глазах своих многотысячных съемщиков – первым и вторым поколением типично немецких строителей. А поскольку значительный контингент в их билдингах составляли евреи, Трампы проявили известную деликатность и осмотрительность, долгие годы уверяя прессу и всех любопытствующих, что семья родом из Швеции, а не Германии. Что повлекло впоследствии путаницу и недоразумения в выяснении национальности Дональда – многие держали его за шведа.

В компании отца Дональд проработал, получая зарплату, пять лет. Год за годом всякий месяц он собирал в Бруклине – из дома в дом, от двери до двери – квартплату, часто в сопровождении головорезов для защиты от агрессивных съемщиков. Мотаться по асфальту вокруг строительных объектов никак не шло выпускнику Уортона, и воображение Дональда мгновенно представило спасительный вариант.

«Отец интуитивно просекал как надо строить, и я научился этому делу в основном от него – строительству, билдингу, конструкции. Но если в чем я обгонял его, так это в концепции билдинга. А также в размахе…» Скорее – в замахе, а замахнулся Дональд – пока что в воображении – на Манхэттен, предчувствуя, что этот город станет его золотой жилой.

Минимализм претензий Фреда (выгода – в экономии), буравящего глазами строительную площадку – где бы еще скостить, дерущего лишний гвоздь из земли: пригодится, – оскорблял закидонные планы Дональда, его ставку в бизнесе на максимум, на супер. Короче, на сверхвыгоду. Конкретно: Дональд предпочитал продавать апартаменты биллионерам, которые хотят жить на Пятой авеню и не привыкли экономить.

Мечтал покорить Манхэттен. Мечтал до маньячества. Ни внятных планов, ни деловых связей, никакой финансовой поддержки. Вот на фотографии Дональд стоит рядом с победительным, доминирующим отцом. А что же Дональд? Подавле нный, заметно комплексующий, растерянный, неизгладимо провинциальный (парень из Куинса с акцентом – будут шпынять его в зените богатства и славы). В 27 лет – мальчишка, волосы всклокочены, личность неопределенная, психически, эмоционально явно недоразвившаяся (таким он останется надолго, если не навсегда). Трудно поверить, что через пяток лет мальчишка (оставаясь мальчишкой) начнет гальванизировать захиревший в рецессии Манхэттен.

А пока что Дональд Трамп, покинув строительную площадку и собрав с жильцов Trump Village очередную квартплату, стоит на другом берегу Ист-ривер и смотрит на Манхэттен. Изо дня в день.

 

Наконец он решается…

И в 1971-м переезжает в Манхэттен. Снимает однокомнатную квартиру на шестнадцатом этаже с видом на водонапорную башню – и горд и счастлив безмерно! С таким пылом и гордыми мечтами герои европейской классики лицезреют из своей глухой провинции Париж, Лондон, Мадрид. Но чтоб из Куинса, откуда до Манхэттена сабвеем полчаса, – не понимаю! Эти сословные распри и локальная спесь пятерых районов Нью-Йорка мне до сих пор невнятна. И немного смешна.

Но вот поди ж ты! – наш герой, сняв на Манхэттене скромную квартирку, так и пыжится от гордости: «Я был мальчишка из Куинса, работал в Бруклине и вдруг у меня квартира на Upper East Side – зашибись!»

Он еще не прочно осел на Манхэттене, еще три года будет ежедневно ездить в Бруклин, обслуживая отцовские строительные объекты. Поразительна здесь скромность притязаний у сына преуспевающего миллионера. Нетрудно догадаться, что Фред всеми силами противился переселению сына в дорогущий Манхэттен из бесплатного семейного особняка о тридцать комнат и с колоннадой на фасаде.

Фред также не понимал, как это можно купить фут земли в Бруклине за 25 центов, а на Манхэттене ты должен выложить $1000 за тот же фут земли. При таких завышенных базовых расценках Фред не видел в экономике Манхэттена никаких перспектив для доходного бизнеса.

Сын между тем потихоньку осваивался на Манхэттене, проникался его элитарным духом, усваивал столичный лоск. Непрерывно искал – сначала вслепую, наугад, – как стать знаменитостью (приложился мимоходом к шоу-бизнесу) и на чем разбогатеть в этой невероятной и обольстительной столице мира. На эти прикидки, пробы и пристрелки ушло три года. В конце Дональд уже точно знал, что хочет и что может взять от Нью-Йорка.

 

Трамп наплывает на Манхэттен

Когда Дональд поселился в Манхэтене, город был на грани финансового коллапса. Парализованная экономика, $20 миллиардов долга, затемненные, из-за блэкаутов, улицы, разгул преступности, перебои с общественным транспортом. Газетный диагноз больному городу был крут: «Нью-Йорк медленно умирает или, в лучшем случае, пребывает в летаргическом сне».

Но именно в затянувшемся упадке города 28-летний застройщик Дональд Трамп учуял для себя чудесные возможности. В общем экономическом развале Дональд различал только одно звено: стагнирующий, депрессивный строительный рынок Манхэттена. Который следовало пробудить к жизни. В городе давно уже не строили ничего примечательного, не говоря о замечательном. Сознательно и честолюбиво Дональд брал на себя роль реаниматора этой захиревшей индустрии.

Здесь необходимо опровергнуть – сути дела ради – укоренившийся предрассудок, будто стартовая площадка Дональда Трампа была вымощена десятками миллионов долларов, которые он якобы получил в наследство или в партнерстве с компанией своего отца. Но преуспевающий трудоголик Фред Трамп никогда никому – пока был в здравом уме – не отдал бы руководство своей обширной и неизменно доходной империей. Может быть, Фред и дал Дональду, на начальное предпринимательство, тот пресловутый, почти уже апокрифический миллион, но это был, вестимо, не подарок, а заем, подлежащий возврату. Пока Дональд сам не стал успешным бизнесменом – а это произошло скоропалительно – Фред ссужал его в кредит посильными суммами.

Но главное – Фред неплохо знал финансовую и административную элиту города и свел сына с влиятельными людьми, помог установить связи и наладить контакты с крупными банкирами, инвесторами, политиками, топ-менеджерами, владельцами баснословной недвижимости. А дальше напористый и целеустремленный Дональд действовал сам.

В 1976 году 30-летний Трамп с трудом уломал железнодорожную компанию продать ему полуразвалившийся, на грани банкротства, отель «Коммодор», что рядом с вокзалом «Гранд Сентрал». Когда поинтересовались, какое обеспечение может предоставить владелец такой ландмарковой, в историческом центре города, недвижимости, Дональд небрежно сослался на $100-миллионный трамповский семейный капитал, оказавшийся в реале $25-миллионным и целиком под контролем Фреда.

Бездоходный Дональд замахнулся на полную реконструкцию и модернизацию старого «Коммодора». Это был его первый – грандиозный и честолюбивый – проект на Манхэттене. Фред одолжил на архитектора, и предложенный Дональдом ультрамодерный дизайн – вся эта шикарная зеркально-латунная экстраваганза – был первым намеком на то, что нечто позитивное, оптимистическое, явно перспективное пришло, наконец, в депрессивный Манхэттен.

Расходы были умопомрачительные: $10 миллионов – покупка «Коммодора», $100 миллионов с лишком строительных затрат. Так повелось, что все свои проекты Дональд финансировал не собственными деньгами, а чужими – в основном, долгосрочными займами, которые вначале получал через Фреда, через его связи. И хотел он этого или нет, но так выходило, что трудился Дональд не только из личной выгоды, но и в лучших интересах города. Именно поэтому – пестуя энтузиаста-застройщика, остро нуждаясь в инвестициях в кризисный строительный рынок, – город пошел, ради нового проекта, на немыслимую и небывалую налоговую скидку в $111 миллионов.

Когда новый роскошный «Коммодор», переименованный в «Гранд-Хайатт», возник в 1980-м, это была сенсация.

Дональду таки удалось превратить развалину в сверкающий небоскреб, в нью-йоркскую диковину. Провинциальные бизнесмены, проводившие в гостинице свои съезды, разделяли пристрастие Дональда к шику – роскоши – блеску и просто обожали «Гранд-Хайатт», который приносил Трампу $30 миллионов ежегодной прибыли. Осуществилась его детская мечта – он стал миллионером.

 

Откуда пошел знаменитый бренд

Следующим проектом Дональда стал небоскреб в 58 этажей на Пятой авеню – Trump Tower. Самое любимое и самое амбициозное создание Трампа в элитно-престижном центре Манхэттена, оно и сейчас резко выделяется в окрестном тонном архитектурном пейзаже черным сиянием своей глазурованной облицовки.

Когда в 1983-м строительство было закончено, Трамп гордо отпечатал свое имя – бронзовыми буквами в два фута высотой – на Пятой авеню.

На тот момент Трампов небоскреб был самым высоким в Нью-Йорке и поражал своей роскошно изобретательной отделкой. Сверкал сусальным золотом броский интерьер, где по стене из розового мрамора с 25-метровой высоты низвергался самый настоящий, хотя искусственный, водопад. И множество других шикарных диковин. Неудивительно, что сказочный небоскреб, с его ослепительным нутром, стал туристской достопримечательностью Нью-Йорка.

Но именно для города Trump Tower сотворил нечто более существенное, чем привлечение туристов. Газеты купно прозревали в мальчишке-строителе (the boy builder – так неестественно юно смотрелся 37-летний Дональд) новое лицо Манхэттена. Недавний финансовый кризис ушел в далекое прошлое. Стивен Спилберг, Мартина Навратилова, Джонни Карсон, Дик Кларк и София Лорен претендовали на покупку роскошных и баснословно дорогих кондоминиумов Трампа (всего их было 266 – и все в скором времени распроданы). Для себя Дональд и его тогдашняя жена Ивана оставили пентхауз в три небоскребных этажа и 50 комнат, отделанный бронзой, 24-каратным золотом и мрамором. И по сей день Дональд, уже с другой супругой, живет в этой суперлюксовой квартирке. Нынешняя стоимость – не менее $50 млн. Это один из самых дорогостоящих апартаментов в Нью-Йорке.

Британская королевская семья всерьез приценивалась к пятимиллионному, на 21 комнату, кондо, но в последний момент отказалась. Что касается коммерческих помещений, офисов – они были расхватаны моментально, несмотря на завышенные цены. Суперприбыльный небоскреб стал настоящим символом роскоши, а имя Trump – всемирно известным брендом.

К этому времени относится и увлечение Дональда Трампа Горбачевым. Когда в 1987-м Горбачев с женой оказались в Нью-Йорке, Дональд настойчиво приглашал обоих посетить знаменитую Башню Трампа. И они бы непременно встретились, кабы в последний момент советский генсек не изменил свой маршрут и свое расписание. Среди немногих обязательных для прочтения книг у Трампа – «Перестройка» Горбачева. В Горбачеве Трамп различал человека близкого себе по инициативе и размаху, а в самом Советском Союзе – непочатый край нереализованных возможностей. Вот и задумал построить в русской столице пятизвездочный отель. Долго добивался купить земли в Москве под новую строительную площадку. Пока ему не разъяснили, что в Москве не существует частной собственности на землю. И был такой момент в 1984-м, когда Трамп сообщил в газете «The Washington Post», что готов представлять американскую сторону в переговорах с Советами по поводу ядерного разоружения. А Горбачеву лично адресовал: «Gorby, Donald. Nukes are bad, man, bad». Кажется, к сменившему Gorby Ельцину Трамп не испытывал ни симпатии, ни интереса.

 

Трамп завоевывает Нью-Йорк

Нынче принято уничтожать кандидата в президенты Дональда Трампа тотально и всесторонне – как одиозную личность, курьезного политика и ничтожного бизнесмена.

Давным-давно, в 1988 году, после появления Дональда Трампа на обложке «Тайма» отнюдь не как политика, но как ВИПА, я написала статью о победительном Трампе, активно преображающем – своими взрывными проектами – Нью-Йорк. Появление на обложке самого влиятельного американского еженедельника было не только признанием заслуг Трампа в прошлом, но и мандатом на его будущую деятельность. Достоверности и аутентичности ради извлекаю тот скрипт из моего архива и выборочно, в сокращении, привожу его здесь, пусть он и покажется кой-кому комплиментарным. Но в те годы Трамп – хотите верьте, хотите нет – был уже знаменитым бизнесменом и культовой личностью.

* * *

Дональд Трамп, сорокадвухлетний строительный магнат, стал так же ощутим и неизбежен в Нью-Йорке, как Бруклинский мост или Статуя Свободы. Он оккупировал город с суши, с воздуха и уже пошел на приступ с моря. Невозможно, прогуливаясь по парадному Нью-Йорку, пропустить знаменитые, или как враги Трампа именуют их – пресловутые – небоскребы с их роскошными магазинами и отелями и с фамильным клеймом на фасадах. Нельзя их не заметить хотя бы потому, что все здания Трампа блестят, сверкают, переливаются на солнце и без, и если не снаружи, так непременно снутри. Лучший образец – Башня Трампа на Пятой авеню, этом Невском проспекте Нью-Йорка – самый высокий небоскреб и туристская достопримечательность.

Это – в самом городе, на суше. Но поднимешь голову – и взлетают с нью-йоркской площадки и берут направление на Лонг-Айленд вместительные и прочные, как сундуки, вертолеты, несущие по бокам своих фюзеляжей знакомое имя – Трамп. Задерешь голову повыше – и самолет с отчетливо видными, даже с большого расстояния, буквами, слагающими неизбежное имя, отправляется в очередной рейс из Нью-Йорка в Атлантик-сити, курортный городок, известный своими казино и увеселительными заведениями. Самые шикарные и самые блестящие из них принадлежат конечно же Трампу. Ну, а на внешнем рейде стоит колоссальная яхта «Принцесса Трампа», единодушно признанная «самым утонченным произведением искусства на воде» (Трамп перекупил ее у султана Брунея). Показушная яхта – только начало освоения Трампом морских просторов. Скоро к нью-йоркской пристани пришвартуются круизные лайнеры с пятью аршинными буквами на борту: ТРАМП.

Нельзя сказать, что Трамп сходу взял Нью-Йорк. Поначалу город, в лице знатоков и любителей архитектуры, сопротивлялся китчевому стилю Трампа, который называли вульгарным, бьющим на эффект – и надо признать, неизменно этот эффект вызывающим. Но в конце концов, Трамп навязал себя Нью-Йорку. Дело в том, что хочет того Нью-Йорк или не хочет (думаю, скорее хочет), он уже значительно отрампился – и в архитектурном стиле и в самой концепции коммерческого здания. Архитектурное решение и декоративная отделка фасонистых небоскребов Трампа служат одной цели – поразить, увлечь и привлечь покупателя. Не забудем, Трамп прежде всего делец, бизнесмен, торгаш, а не любитель чистого искусства. Нью-Йорку, торговому и финансовому центру мира, оказался сродни тот расчетливо коммерческий подход к зданию, который свойствен Трампу.

Последний из его грандиозных проектов – построить в Нью-Йорке, на берегу Гудзона, «город в городе» – Television City. Место для него Дональд приобрел пять лет назад за $90 млн – последний в Нью-Йорке незастроенный участок земли: его самая крупная доля на Манхэттене. По замыслу Трампа, в будущем городе Вест-Сайда будет с десяток небоскребов, гигантский торговый центр – опять же с водопадом на площади, подземный гараж на 9 тысяч машин, парк на берегу Гудзона, и многое, многое другое, бьющее, в стиле Трампа, на эффект. И – на предельную экономичность. И хотя многие градостроители и отцы города изо всех сил противятся монументальному проекту Television City в $4,5 миллиарда, Трамп убежден и убеждает прессу, что город будет, и саду цвесть на берегу Гудзона. Не говоря уже о том, что Нью-Йорк получит самый высокий в мире небоскреб в 150 этажей. По словам Трампа, самый фантастический город в мире имеет право на самый высокий небоскреб. И тогда Нью-Йорк окончательно покорится Дональду Трампу. А пока что он вынужден платить $22 миллиона ежегодных процентов, набегающих за массивные, пустующие, ничем не застроенные площадки Вест-Сайда.

Кто же такой Трамп, которым одни восхищаются, другие завидуют, третьи считают нуворишем и квинтэссенцией вульгарности – во всяком случае, он никого не оставляет равнодушным. Отчего у него такая громкая, длительная (на все восьмидесятые годы) и далеко не всегда добрая слава? Что движет им, когда он открывает новые казино, покупает и продает отели, строит свои небоскребы, приобретает целые авиакомпании и коммерческие вертолеты, финансирует велосипедные гонки, гольф, футбол, рестлинг и другие виды спорта, до которых он известный фанат – всего не перечесть?

Уточним: единственное жизненное назначение Трампа – делать деньги, как можно больше денег, предела здесь не существует. К тому же в восьмидесятые годы, когда богатые стали еще богаче, а бедные беднее, когда на смену исчезающему мелкому и независимому бизнесу пришли гигантские конгломераты, Трамп с его огромной бизнес-империей, которой он до сих пор успевает лично, ручным способом управлять, воспринимается как крикливый символ этой стяжательской эпохи. Однако здесь насмешливые клички приобретают если не противоположный, то по крайней мере профессионально-нейтральный смысл. Здесь Дональд Трамп – талантливый бизнесмен, преуспевающий миллиардер-застройщик, титан в области недвижимости. Заключить выгодную сделку – вот искусство, в котором он достиг совершенства. Это его стихия, его поэзия, его вдохновение – безошибочный расчет и многократная прибыль. Трамп ненавидит проигрывать, хотя еще ни разу не испытал этого чувства – пока что ему все удается.

Его бог – качество. Все, что им приобретено, перекуплено или построено – высшей пробы. Его личный вертолет, который он купил за два миллиона, но утверждает, что на самом деле стоит все десять (типичная для Трампа удачная сделка) – самый надежный из имеющихся в стране. Когда королева Великобритании приезжает в Америку, немедленно звонят Трампу – одолжить его вертолет для дальних поездок – вот какая прочная репутация у этого вертолета. У Трампа нерушимые правила коммерческой игры: он считает, что любая вещь должна быть изначально высокого качества. Подобно Воланду, второй и третий сорт он не допускает и не признает – только первый.

И тем не менее Трамп занят не только личным обогащением. Хотя ничего дурного в этом главном стимуле его разносторонней маниакальной активности я не вижу. По крайней мере, я ни разу не встречала человека, который бы хотел быть беднее, а не богаче – и даже намного богаче. Просто не у всех это получается и мало у кого получается так блистательно, как у Трампа. Однако удачливый бизнесмен Трамп еще и очень заметная, на фоне Нью-Йорка, общественная фигура. Он не зря прихвастнул однажды, что «никто не сделал для Нью-Йорка больше, чем я». В 80-е годы – безусловно.

Возьмем, к примеру, эту нашумевшую и с оттенком национальной сенсации историю со знаменитым зимним катком в Центральном парке. Излюбленное, с 1949 года, ньюйоркцами место зимних развлечений – Уоллмен-Ринк в 1980 году был закрыт на ремонт. Городские власти рассчитали, что переоборудование катка займет два года и обойдется в $9 млн. Дальше началась чисто кафкианская история.

Ухитрились истратить $12 млн только на подготовительные проекты, не приступив еще даже к работам. Прошел год, другой, третий, прошло целых семь лет, городские власти тем временем истратили $15 млн сверх первоначальной сметы, но строительство катка так и не начали. На его месте лежали груды мусора, бетонные плиты, ржавела арматура, а летом и осенью там не просыхала огромная, ну прямо-таки миргородская – та самая, в полплощади, лужа.

Дональд Трамп жил тогда в одном из примыкающих к парку небоскребов, откуда, как на ладони, мог лично наблюдать постыдное головотяпство местных властей и их подрядчиков. И наконец не выдержал.

В Трампе взыграло гражданское негодование. Он пошел к мэру Нью-Йорка и предложил бесплатно принять строящийся объект с целью продолжения работ за свои деньги. Однако ему отказали и делали это до тех пор, пока об этом не стали писать местные СМИ. В итоге Трамп получил разрешение на строительство, которое он закончил за шесть месяцев, сэкономив при этом $750 тысяч из заложенных в бюджете $3 млн. В глазах любого жителя Нью-Йорка это был триумф частной инициативы, личного энтузиазма и гражданской ответственности над бюрократической волокитой и наплевизмом. Триумф, любезный сердцу каждого американца, в глубине души не очень полагающегося на государство.

Трамп – строитель, его функция – созидательная. Он дает работу сотням тысяч американцев. Он создает материальные ценности, необходимые людям.

Не меценатствует, не покровительствует – это не его амплуа. Тем не менее ежегодно отдает $4 млн на благотворительные нужды. Помимо катка, он оказал еще целый ряд неоценимых услуг городу и частным людям. И, мне кажется, в тяжелую минуту город неизбежно обратится за помощью к Трампу – и получит ее.

* * *

Статья написана в 1988 году. Перед нами – наилучший, суперный, победительный и эффективно созидательный Трамп. Ему, правда, не удалось осуществить свой фантазийный, вымечтанный и выстраданный проект Television City – пришлось продать, в кризисе, драгоценный вестсайдский участок азиатским застройщикам. Но это случится через три года. А пока, в 1989-ом, Дональд Трамп – на пике своего богатства, стоимость его империи, по Форбсу, $1,7 миллиарда. С такими блистательными приобретениями как казино Атлантик Сити, Trump Tower, авиакомпания Trump Air и высшим призом – отелем «Плаза», Трамп стал самым знаменитым бизнесменом в стране.

 

Поступки по мотиву хочется

В своем бестселлере «Искусство сделки» Трамп проповедовал разумную сдержанность трат как залог успеха:

«Я уверен, что нужно тратить столько, сколько считаешь нужным. Но я также уверен в том, что нельзя тратить больше, чем можно».

В то время как сотни тысяч американцев завороженно внимали его деловым советам, Дональд тратил больше, чем мог, не подсчитывал свои пенни (первая заповедь успеха) и попытался незамедлительно осуществить свои самые запредельные мечты и желания, независимо от их цены. Короче, его охватила мания приобретательства. Бесконтрольного, бездумного и, как оказалось, совершенно бесцельного.

В 1988-м он приобретает знаменитый, прославленный и давно вожделенный «The Plaza Hotel» и платит, не торгуясь, $407,5 миллиона – рекордная плата когда-либо за гостиницу. Причем знает, что крупно переплатил: «Впервые в жизни я сознательно пошел на неэкономичную сделку». Главное – легендарная Plaza принадлежала ему.

За месяц до финансового обвала 1989 года Трамп покупает у султана Брунея за $29 миллионов самую громадную в мире яхту «Набила», оснащенную по последнему слову морской техники, декорированную по последнему крику стильной роскоши, включая водопад в салоне. Экзотическая «Набила» немедленно перекрещивается в «Принцессу Трампа».

Покупательная лихорадка Дональда не слабеет. Перед нами – наихудший Трамп. Рассеянный, вздорно импульсивный, безвольный и невротичный в своих инвестициях. Хочет все иметь. Хотя ему это не надо. Все равно хочет. Как говорил наш Розанов, «поступки по мотиву хочется».

Всего пять месяцев прошло после «Плазы», а он уже присматривается к малодоходной авиакомпании Eastern Air Shuttle и сходу, не торгуясь, покупает за $365 миллионов, хотя понятия не имеет, как управлять авиабизнесом. Вскоре выяснилось, что Дональд почти вдвое переплатил за стареющую флотилию двадцатки Боингов-727. Но Дональд был безмерно горд, получив в управление звено национального воздушного флота. Окрестил, конечно, Eastern в Trump Air. Планировал выложить мрамором уборные в своих Боингах, пока ему не разъяснили, что мрамор отяжелит самолеты до неспособности к полету. Все же умудрился вставить туда золоченые краны.

 

В долгу как в шелку

И наконец, в 1990 году Дональд стал владельцем самого дорогого отеля-казино в мире «Трамп-Тадж-Махал». В строительство этого своего третьего казино он вложил $1 млрд – в основном высокопроцентными «бросовыми облигациями».

Однако к этому времени из-за финансового кризиса Трамп не смог погашать взятые займы. Свои проекты он финансировал за счет заемных средств, что было довольно рискованно. Кредиторами Трампа были крупные банки и инвестиционные компании: Citicorp, Merrill Lynch, Chase Manhattan. Долги стремительно росли, что усугублялось назревающим кризисом в сфере недвижимости.

К 1991 году увеличивающиеся долги послужили причиной не только банкротства, связанного с бизнесом, но и поставили Трампа на грань личного банкротства. Его долги перед кредиторами достигли $3,4 млрд, из которых лично Трамп был должен $900 млн. Впервые в жизни он испытал полное безденежье. Но держался на людях с прежним апломбом и называл свой колоссальный личный долг не долгом вовсе, а «персональным капиталом в минусовые девятьсот миллионов».

И настал тот день в 1991-ом, когда, в присутствии пятидесяти банкиров и адвокатов, Трамп подписал отказ от почти всех своих владений – от «Плазы», других ценных зданий, от авиакомпании, яхты, персонального самолета, драгоценных земельных участков на Манхэттене, от 50 %-ной доли в отеле «Grand Hyatt» и др. Так он уменьшал свой личный долг до $155 млн и получал более выгодные условия для выплат по займам. Даже свой небоскреб Trump Tower вынужден был заложить для обеспечения кредита…

Давайте оставим его здесь, на самом дне, ниже некуда, в полном финансовом ничтожестве. О том, как он проделал свой путь наверх, проявив чудеса изобретательности, изворотливости и самообладания, Трамп рассказал в очередном бестселлере «Искусство возвращения».

К 1996 году Трамп полностью погасил свои долги и приступил к работе над новыми проектами.

 

Возрождение

В 2001 году компания Трампа совместно с корейской Daewoo закончила строительство на Манхэттене 72-этажного здания Trump World Tower (Международный отель и башня Трампа) высотой 262 метра. Небоскреб находится напротив 59-этажного здания ООН, которое на его фоне смотрится весьма скромно. Это последнее примечательное здание, построенное Трампом в Нью-Йорке.

Его империя стремительно и безудержно растет. «Международные отели», «Трамп-плазы» и «Башни Трампа» вырастают, как грибы, по всей стране и за ее пределами: в Чикаго, Атланте, Филадельфии, Новом Орлеане, пятикратно – во Флориде, в пригородах Нью-Йорка, в Торонто, в Дубае, в Мексике, в Сеуле, в Баку. И это еще далеко не полный перечень строительных дерзаний Трампа.

В ноябре 2013 года Дональд Трамп побывал в Москве, где проходил конкурс «Мисс Вселенная 2013» (именно Трампу с 1996 года принадлежали права на проведение ежегодных конкурсов красоты «Мисс Вселенная», пока он их не продал). Оказавшись в Москве, Трамп вспомнил свою давнюю безумную прихоть – купить в советской столице кусок земли под новую гостиницу. А нынче, в капиталистической Москве, Трамп загорелся построить небоскреб – аналог нью-йоркского бизнес-центра «Трамп-тауэр».

Не все здания с именем Трампа являются его собственностью. Многие застройщики платят Дональду Трампу за то, чтобы он продавал их недвижимость и был «лицом» проектов. Обычная цена за использование имени Трампа в названии билдинга – $5 млн.

Мировой кризис 2008 года сильно потрепал Дональда. Дважды его компании подавали иски о банкротстве. Как до того, в эпоху застоя, Трамп дважды объявлял о банкротстве своих казино. На этот раз он быстро восстановился и не только укрупнил, но и расширил свой многоотраслевой бизнес, инвестируя в новые компании.

А таких любительских компаний у Дональда пруд пруди. Отражают разные его интересы, пристрастия, хобби. Выпускал парфюм «Дональд Трамп», именную линию мужской одежды, мужских аксессуаров и часов, Trump Super Premium Vodka и Трамповы стейки. Осенью 2009 года создал новую компанию сетевого маркетинга Trump Network, которая занялась поставками мультивитаминов, препаратов для похудения и напитков для поднятия жизненного тонуса. И т. д.

И будто бы все эти побочные ответвления бизнеса у Трампа исключительно успешны, сверхдоходны. Но однажды и здесь, в этой суперной сфере, случился у него прокол. О чем мне приятно сообщить. И вот почему.

Известно, что Трамп – не любитель природы. Тем более – не ревнитель ее чистоты и сохранности. Над защитниками окружающей среды просто смеется, экологических проблем не признает, в глобальное потепление не верит. Между тем его площадки для гольфа – в ведомстве спортивной компании «Национальные гольф-клубы Трампа» – расположены в самых живописных, экологически конфликтных уголках Штатов.

В 2008 году Трамп вознамерился навестить в Шотландии своих, с материнской стороны, родственников, которых не видал лет пятьдесят. Родственники жили на одном из Гебридских островов – Льюисе, в рыбацкой деревне Тонг. Теплой родственной встречи не получилось. Трамп, с явным эмоциональным недоразвитием, поразил дружелюбных островитян холодностью, высокомерием и чванством. Суровая красота Гебридов его не только не влекла, но отвращала своей некомфортностью, он быстро перебрался на материк и здесь, в окрестностях Абердина, в нем пробудился хищный цепкий деловой инстинкт. Это случилось в Менье, где Трамп высмотрел первозданную, человеком не тронутую, уникальную по дикой красоте своей местность – километры волнистых песчаных дюн в окружении обрывных приморских скал.

Нет, не редкостная живописность уголка древней Шотландии растрогала нашего Трампа – мы знаем, он к этому чувству не способен. Но он провидел в безбрежных дюнах гольф-курорт стоимостью $1,8 млрд и самую лучшую в мире площадку для гольфа. В воображении (чрезвычайно развитом у него – Дональд нередко пребывает в виртуальном мире) он уже проводил на готовой площадке Открытый чемпионат Великобритании по гольфу. И эту сверхдоходную – в его обычно непогрешимых расчетах – местность он купил. И стал разрабатывать новую гольфовую компанию – «Trump International Golf Links».

Но тут как раз встряла погрешность, совершенно им не предусмотренная. Да так до конца и непонятая. Трампу официально запретили строить площадку для гольфа на принадлежащей ему земле. Здесь он столкнулся с негативно настроенными местными жителями и группами защитников окружающей среды, отстаивающих сохранность дюн, которым уже 4 тысячи лет, и они объявлены местом особого научного интереса. Поначалу миллиардер не понимал претензий, подавал в суд, судился, но в конце концов сдался. Расчетливый рациональный делец, он не мог тягаться с иррациональными претензиями – вроде защиты от него окружающей среды. Надеюсь, он подарил шотландцам эти драгоценные для них земли. Исполняя хотя бы свой родственный долг – ведь Трамп наполовину шотландец.

Вот так он замечательно прокололся в бизнесе. Полагаю, от него не убудет. На сегодняшний день Дональд Трамп является одним из самых успешных бизнесменов в мире и популярной личностью, владеет несколькими миллионами квадратных метров лучшей недвижимости Манхэттена. Журнал «Forbes» оценивает его состояние в $3 млрд.

 

Бизнесмен, писатель, шоумен

Таков формальный послужной список Дональда Трампа. Иногда сюда прилагают его миллиардерство, искренне полагая профессиональной разновидностью.

Но «весь Трамп» – а он на диво многолик и фантазиен – в эти профессиональные рамки не вмещается.

Трамп несомненно личность щедро одаренная и разноталантливая. С многими призваниями, которым он либо всерьез поддается, либо позволяет себе немного ими побаловаться.

Например, актерство. В юности Дональд мечтал о Голливуде, собирался пойти на сценарно-режиссерские курсы. Тогда не вышло, он стал бизнесменом – застройщиком. И все-таки он стал актером. Был дважды номинирован на премию «Эмми» за комедийные роли самого себя в телесериалах и художественных фильмах, таких как «Дни нашей жизни», «Один дома – 2: Потерянный в Нью-Йорке», «Няня», «Принц из Беверли-Хиллз» и за роль характерного героя в фильме «Шалопаи». Нет, он не увлекся всерьез актерством. Только потщеславился немного на экране, потешил свое огромное и ненасытное эго, самоупоился всласть. Трезво уяснил ущербность своего актерского дара. Рисковал, если всерьез, так и не стать характерным актером, зато остаться актером с характером. Он явно застрял на актерской стадии самовыражения. Киноактером он не стал, но свою звезду на Голливудской аллее славы получил – за участие в телешоу «Кандидат», где он обалденно как раз и сыграл самого себя.

Невероятную, сенсационную популярность в 2003 году получило это его реалити-шоу «Кандидат» на канале NBC, где он был и продюсером и ведущим. Это шоу по сути было игрой, в которой участники боролись за право получить должность топ-менеджера в одной из компаний Трампа. Те же, кто не проходил испытаний, были «уволены», то есть выбывали из игры. В 2004 году Дональд подал заявку на регистрацию торговой марки – популярной фразы «You’re fired!» Когда шоу стартовало, Трампу платили по $50 тысяч за серию, а потом, когда передача стала феноменально успешной, – уже по три миллиона за серию. Он стал одним из самых высокооплачиваемых людей на телевидении.

Трамп активно участвует в ток-шоу и других телепрограммах. Автор шестнадцати книг по бизнесу, и почти все они – бестселлеры и переведены на многие языки. Вот несколько самых популярных и востребованных: «Искусство заключать сделки», «Искусство возвращения», «Как стать богатым», «Думай, как миллиардер», «Формула успеха», «Мысли по-крупному и не тормози!»

 

Муж, отец, дедушка

Трамп женился трижды. Причем дважды – на женщинах из Восточной Европы. Первая жена, Ивана, была из Чехословакии, последняя, Меланья, – из Словении. И лишь вторая жена была американкой. Две жены – бывшие модели (одна – супермодель, другая – фотомодель). Этот выбор не случаен. С ранней молодости Дональд держит именно моделей (тогда это были исключительно супермодели) за эротический и сексуальный женский идеал. У него – три сына и две дочери. Причем одна из дочерей – еврейка. Так Трамп недавно огорошил репортеров, сообщив «У меня еврейские внуки и еврейка-дочь, и это почетно для меня». Огорошил, потому что ни у него, ни у его жен в роду евреев не было. Оказалось, что старшая дочь Иванка прошла гиюр и приняла иудаизм перед свадьбой с мультимиллионером Джаредом Кушнером.

А теперь по порядку.

В 1977 году Трамп женился на 28-летней модели родом из Чехословакии Иване Зельничковой. У них трое детей: Дональд-младший, Иванка и Эрик. В 1992 году они развелись. В 1993 году его женой стала актриса Марла Мейплз. 13 октября 1993 года у них родилась дочь Тиффани. Марла как раз и была чистокровной американкой и предъявляла мужу немыслимые феминистские претензии. Хотела переехать из их «золотой клетки» на Пятой авеню в сельский домик, где бы они могли растить на природе свое единственное чадо. Этот брак у Трампа – самый короткий. Развод – в 1999 году. 26 апреля 2004 года он сделал предложение словенской фотомодели Меланье Кнаусс в ее 34-й день рождения. Трамп и Кнаусс (которая на 24 года моложе Трампа) поженились 22 января 2005 года в Бетесде в Морской епископальной церкви на острове Палм-Бич, штат Флорида, а затем сыграли свадьбу в «Мар-а-Лаго» – поместье Трампа. 20 марта 2006 года у них родился сын Бэррон Уильям Трамп. Он – пятый ребенок Трампа.

У Трампа восемь внуков. Пятеро от старшего сына Дональда Трампа-младшего и его супруги Ванессы Трамп. И трое от старшей дочери Иванки Трамп и ее супруга Джареда Кушнера.

И вот 16 июня 2015 года Дональд Трамп в своей штаб-квартире в небоскребе «Трамп-тауэр» объявил о намерении баллотироваться в президенты США от Республиканской партии, скромно заверив: «Я буду величайшим президентом, когда-либо сотворенным Богом». Лозунгом своей кампании он избрал слоган «Вернем Америке былое величие!»

Выдвижение Трампа стало для многих неожиданностью. На возможное участие в президентских выборах он намекал с 1988 года, но ни разу за это время так и не вступил в предвыборную гонку. Что же его побудило на этот раз?

 

Обида как стимул. Унижение Дональда Трампа в Белом доме. 11 апреля 2011 года

 

Пусть так, телега впереди лошади: начну с фразы, которой должен был кончить эту главу и ради которой ее затеял, когда она была еще газетной статьей. Молчаливое большинство белой Америки обрело, наконец, свой голос – у них теперь есть глашатай, как Аарон у Моисея: Дональд Трамп, как лично к нему ни относись. Великий Немой заговорил – и все благодаря этому миллиардеру, эксцентрику, хулигану, скандалисту и возмутителю спокойствия.

 

Америка: две нации

Я уже искажал применительно к нему хрестоматийную ленинскую метафору:

Дональд Трамп как зеркало американской революции. Сейчас, однако, пойду дальше: Дональд Трамп – зеркало этого белого большинства, которому он дал голос: «He’s saying what we’re thinking!» А потому все претензии к нему должны быть отнесены к его многомиллионному электорату.

Оговорка здесь позарез: Америка – расколотая по расовому признаку нация. Фактически, две нации. Пусть борьба за гражданские права давно уже позади, мечта Мартина Лютера Кинга сбылась и материализовалась, де-юре в стране полное равенство независимо от цвета кожи. Да и законно избранный президент у нас – мулат, по-нашему – полукровка. А де-факто? Рецидивы и эксцессы сплошь и рядом. Иногда слишком очевидные ввиду своей яркости. Помню, судили черного О. Джей Симпсона по обвинению в убийстве белой жены и ее белого дружка: вся черная Америка была горой за него, вся белая – против. Когда четыре года назад волонтер патрульный Джордж Циммерман, защищаясь, подстрелил напавшего на него юношу-афроамериканца, черная Америка вышла на демонстрации, зато белое большинство взяло сторону дружинника. Юрисдикция, само собой, в обоих случая побоку. Или взять человеческое содержимое американских тюрем – большинство преступников опять-таки афроамериканцы и ля Раса, как гордо именуют себя наши латинос. Зачем далеко ходить: поединок демократов по числу делегатов на номинационный конвент выигрывает Хиллари Клинтон у социалиста Берни Сандерса за счет поданных за нее афроамериканских голосов в южных штатах. Так нет, чтобы напрямик назвать эту белую леди кандидатом черных – вместо этого даже ее противники пользуются эвфемизмом и деликатно зовут ее региональным политиком, хотя в непечатных шутках американы дают себе волю: «Если бы не Линкольн с его Гражданской войной, было бы две Америки, и Хиллари Клинтон – президентом Южной». Комментарии излишни, да они неизбежно зашкалили бы за пределы политкорректности, согласно которой черного и белого не называть. Без никаких намеков, есть такая игра, а от нее идиома.

 

Правдолюб или правдоруб?

Вот против этой политкорректности и взбунтовался Дональд Трамп, называя вещи своими именами, что с моей частной точки зрения натурализованного гражданина Америки, давно пора. На этом он столкнулся с республиканскими верхами, зато завоевал популярность республиканских низов и пошел в обгон системных – официальных и официозных кандидатов. Скорее, правда, правдоруб, чем правдолюб – кто его знает, чужая душа потемки. Все равно, о чем он говорит – об 11 миллионах нелегальных мексиканцев, которых обещает выгнать из Америки, или об исламе, который ненавидит нас, и тут же поясняет: не каждый муслим в отдельности, а ислам в целом – у Дональда Трампа на языке то, что у других на уме. Ну да, как пьяный в известной поговорке. Однако именно этим Трамп завоевывает популярность в республиканских, по преимуществу белых массах, рейтинг у него выше некуда, он побеждает на первичных выборах по штатам и набирает делегатов на партийный съезд.

Мало того, трампомания охватила всю страну. Как и трампофобия: Dump Trump! Ругают Трампа – будь здоров, обзывают трампозавром и майнкамфистом: негативное паблисити у него больше, чем у любого американского политика. Но вот парадокс – не просто брань на вороту не виснет, а вызывает обратный эффект: минусы ему в плюс, негатив в позитив. Все попытки его уничтожить (покамест политически) – республиканского партактива или либеральных зоилов – еще больше укрепляют его позиции и повышают индекс его популярности. Вот именно: так закалялась сталь. «Their criticism might actually be greatest endorsement ever», – говорит его сын Эрик Трамп.

Что говорить, досадны кулачные бои трампистов и дамптрампистов на митингах Дональда Трампа, но этот мордобой – еще одно свидетельство невиданного, небывалого накала политических страстей, которым тесно в демократических пределах, и они выплескиваются наружу. Сошлюсь на личный опыт: это уже десятые выборы на моем веку в Америке, и будучи «политическим животным» да еще и политологом по долгу службы и по велению сердца, слежу за ними профессионально, но ничего подобного по напрягу, даже близко, не припомню.

Оставим в стороне завихрения этой предвыборной кампании, а та спустилась ниже пояса, на генитальный уровень, касается ли это предполагаемого размера детородного органа Дональда Трампа, который, по мнению его противников, слишком мал для будущего президента, либо матки, наличие которой еще недостаточная квалификация, чтобы стать президентом, – камешек в огород Хиллари Клинтон в опровержение разыгрываемой ею женской карты. Однако упомяну другие части тела, но скорее в метафорическом их значении. Можно и так сказать, что три самых популярных кандидата в президенты взывают к разным частям человеческого тела: Хиллари Клинтон – к голове, Берни Сандерс – к сердцу, Дональд Трамп – к чреслам, выражаясь по старинке. То бишь к инстинктам. К животным инстинктам, уточняют противники Трампа. К звериным инстинктам, поправляют его ярые враги. Пусть так. Время покажет, какой зов сильнее.

 

Унижение как стимул

Лично нас с моим соавтором и по совместительству женой Еленой Клепиковой как биографов Трампа интересуют инстинкты не столько трамповского электората, сколько его самого. Точнее, его побудительные инстинкты – что именно запустило и привело в действие политические амбиции этого миллиардера и шоумена?

Ну, само собой, каждый американский мальчик (а теперь и девочка – Хиллари взять) мечтает стать президентом США. Но последний импульс, по Декарту, щелчок, от которого все завертелось? С чего и когда начался крестный ход Дональда Трампа – нет, не на Голгофу, а на политический олимп Америки, пусть и расположенный на равнине Белый дом? Как человек досконально изучивший своего героя – я узнал о нем больше, чем хотел бы знать, и может даже больше, чем он сам о себе знает, могу точно назвать не только побудительный импульс, но и точную дату и место, когда все это началось: пять лет назад, 11 апреля 2011 года в Белом доме на званом обеде Ассоциации корреспондентов, куда прибыл по президентскому приглашению и Дональд Трамп вместе со своей женой Меланьей. Присутствие на этом обеде его супруги важно указать, потому что Дональд был унижен на ее глазах, а может, и в ее глазах. Кем унижен? Президентом США Бараком Обамой, который выступил на этом обеде с тронной речью, избрав Дональда Трампа объектом своих насмешек. Лучшей мишени придумать было невозможно.

Само собой, Дональд Трамп ни о чем не подозревал, а потому был польщен приглашением и взял с собой красавицу Меланью, которая на 24 года его младше и перед которой ему воленс-ноленс приходится себя доказывать. Таким предъявленным доказательством и должно было стать их присутствие среди политических и журналистских ВИПов Америки, вровень с ними – сначала на обеде в Белом доме, а потом на тусовках в столичном «Хилтоне». Увы, все вышло совсем наоборот – хуже некуда. Барак Обама насмешничал и измывался над Дональдом Трампом как только мог за его безвкусное роскошество, за дурной юмор, за бездарные телешоу. Даже если в этих нападках была доля истины, и, может, даже немалая, но в самом таком пренебрежительно-уничижительном отношении хозяина празднества к званому гостю было нечто странное и мстительное. Может быть, за то, что Дональд Трамп участвовал в кампании «birthers», которые утвеждали, что Барак Обама родился в Кении, а потому не имел юридического права быть президентом США? Все внимание гостей было обращено теперь не к оратору, а к Дональду Трампу – все ждали его реакции. Он сидел сгорбившись, с каменным лицом, на котором застыла болезненная гримаса. По-русски бы сказали, сгорал от стыда. Не успел обед кончиться, как униженный и оплеванный Дональд Трамп с супругой быстро, ни с кем не прощаясь, ушли, и, не заходя в «Хилтон», улетели на личном самолете к себе в Нью-Йорк.

 

Per aspera ad astra

С кем его можно сравнить в тот злосчастный для него момент? С оклеветанным на фамусовском балу Чацким «Карету мне, карету»? С библейским Иосифом на дне колодца? Однако с этого дна и началось восхождение прекрасного Иосифа к вершинам власти в фараоновом Египте. Или как сказал его современный тезка Бродский «Но, как известно, именно в минуту отчаянья и начинает дуть попутный ветер». Это на тему per aspera ad astra, пусть от терний этого клятого обеда в Белом доме до звезд Белого дома, которые у него, в отличие от Кремля, отсутствуют, все еще далеко, хотя Дональд Трамп уверенно набирает делегатов на номинационный конвент и предсказывает, что его люди выйдут на улицы, если республиканский партактив будет ставить ему палки в колеса. Или он сам их выведет? А что, с него станет.

Возьму, однако, на себя смелось сказать, что именно травма, нанесенная ему президентом Обамой на этом обеде, когда Дональд Трамп почувствовал себя униженным, оплеванным, раздавленным, послужила главным побудительным стимулом стать рано или поздно хозяином этого Белого дома, где он был, по Фрейду, – куда нам без вселенского учителя! – «кастрирован» в переносном, само собой, смысле. По свидетельству присутствовавшего на том белодомовском обеде Маркуса Браучли, редактора «Вашингтон пост», Дональд Трамп покинул благородное собрание с самым решительным видом. Все эти годы он зализывал раны и лелеял свои реваншистские планы. В своих обруганных президентом телешоу Дональд Трамп играл самого себя, а теперь ему предстояло сыграть роль Немезиды. Сам ли он назначил себя на эту роль либо так распорядилась судьба, избрав его орудием мщения зарвавшимся, самодовольным, далеким от народа правителям, но судя по растущему индексу своей популярности, Дональд Трамп с новой для себя ролью Немезиды справляется, потому как вкладывает в нее душу живу, приближаясь к исполнению своей заветной мечты. А это уже зависит не от метафорических кремлевских звезд над Белым домом, а бери выше – от расположения звезд на небесной тверди.

Спустимся, однако, на нашу грешную землю, где ситуация хоть и непредсказуема, но просчитывается гипотетически. А потому возвратимся к не молчаливому уже большинству. В отличие от пушкинской драмы, народ у нас в Америке больше не безмолствует. Устал молчать.

А что касается предвыборного расклада, анекдот помните?

– Куда вы, меньшинство?

– К большинству.

 

Владимир Соловьев & Елена Клепикова. Как делают президентов в Америке. Дебаты, деньги, интриги, голоса

 

Аты-баты, шли дебаты, или Trump-less debates: отсутствие есть присутствие

В самом деле, как можно выиграть дебаты, отсутствуя на них? Все равно что победить на дуэли, не явившись на нее, да? Сюжет тыняновского «Подпоручика Киже» помните? У Владимира Соловьева есть несколько мемов, которые он пытался пустить в литературный обиход, а что из этого вышло, автору неизвестно. Ну, типа «Всю ночь, бывало, не смыкаю ног» из «Перекрестного секса» – рассказ Сергея Довлатова, написанный Владимиром Соловьевым. Либо из другого рассказа «Не от мира сего последняя дрянь» – само название так и просится в мем. Либо просто иноязычных слов в русский язык: маверик, кудос и проч. А вот кандидат в мемы того же автора, который как нельзя кстати в этой главе этой книги, где Владимир Соловьев соавторствует с Еленой Клепиковой: отсутствие есть присутствие. Сам об том не догадываясь, Дональд Трамп доказал этот парадокс на деле и превратил его в постулат, отказавшись участвовать в очередных спорах республиканских кандидатов в кандидаты аккурат за пару-тройку дней до открытия сезона первичных выборов в штате Айова. Не знаем пока – будущее покажет, – какой он стратег в дальней перспективе, зато тактик на близкое расстояние – несомненно. Или переведя из военного в спортивный лексикон: стайер – спринтер. На коротких дистанциях Дональд Трамп неизменно выигрывает.

Во всех предыдущих – как и в последующих – внутрипартийных президентских дебатах Дональд Трамп легко брал верх над своими соперниками, повергая их если не в физический, то в технический нокаут. Почему тогда он отказался от участия в этих? Однозначного ответа на этот вопрос нет. Их по крайней мере три, а может, даже четыре, пальцев одной руки хватит, чтобы их загибать либо, наоборот, разгибать – зависит от привычки. Да, скорее всего, четыре, причем четвертый потребует недалекого экскурса в недалекую опять-таки историю, следуя данному авторами обещанию оставаться по возможности в пределах нашего нового, хотя не такого уж теперь нового столетия, обозревая борьбу за Белый дом. А начнем с того ответа на поставленный вопрос, что лежит на поверхности, потому как это скорее повод, чем причина отказа Трампа от участия в означенных дебатах.

Трамп разобиделся – или сделал вид, что обиделся, – на телеведущую Меган Келли, которая в прошлом разговоре задала ему неудобный вопрос, а теперь вот она должна была вести эти теледебаты CNN в Айове вместе с двумя другими модераторами. Хотя еще вопрос: кто на кого должен был обижаться? Мстительный, как Гамлет, но без Гамлетовой медлительности, Трамп обрушил на Меган Келли оскорбления одно почище другого, из которых самым пристойным, пожалуй, было его предположение типа, что у нее из всех пор течет менструальная кровь (вольный перевод). В том смысле, что ее раздражительность и наскоки на него, бедного, обидчивого, легкоранимого, имеет под собой физиологические причины – у нее начались месячные.

Однако это скорее внешний повод для отказа: если бы его не было, Трамп измыслил бы что-нибудь другое. Как человек неглупый и умеющий просчитывать варианты, как сам ведущий до недавнего времени реалити-шоу, он, несомненно, понимал, что его сенсационный отказ от участия в дебатах, а потом само отсутствие привлечет куда больше внимания, чем сами дебаты без него, которые тут же получили кликуху «Trump-less debates». Тем более сам он на скорую руку соорганизовал сольное выступление на альтернативном сборище в пользу подранков-ветеранов вблизи места проведения теледебатов, оттянув оттуда на свое мероприятие некоторое число журналистов. Всего их собралось в этом заштатном штате Айова порядка двух тысяч, потому как фактически именно отсюда начинается затяжная борьба за Белый дом.

А Трамп как в воду глядел. И в том смысле, что по причине своей высокой узнаваемости и популистскому имиджу продолжал доминировать в медиапространстве, не сходя с новостных лент в телевизионных breaking news и с газетных front pages, и в другом, вероятно, еще более важном смысле, что интерес к этим дебатам без фронтраннера, фрика и эпатера Трампа резко пошел на убыль: кому охота смотреть телешоу без главного телешоумена-конферансье? В глазах телезрителей, диспут этот скорежился, съежился, сдулся, гелий из него вышел, как из проткнутого воздушного шара. Не говоря уже об эффектном прибытии Трампа в Айову на личном «Боинге-575» со своим именем аршинными буквами на борту, а уж сошел он с него – ну чисто deus ex machina!

Зато – и в этом был тонкий расчет Трампа, – оставшись без него и излив на него положенную долю яда, его соперники – хотя какие они мне соперники! – ход его рассуждений – за отсутствием главной мишени поневоле сосредоточились друг на дружке, обрушив запал критики на Теда Круза, следовавшего в опросах сразу вслед за Трампом. Что и случилось один в один: Круз оказался среди главных лузеров этого республиканского диспута и еще больше отстал от Трампа в рейтинговых подсчетах в Айове. Однако надежды Трампа, что его единственный реальный противник будет нейтрализован без каких-либо его личных усилий, не оправдались: супротив всех предсказаний, а предсказатели были посрамлены, на кокусах в Айове Тед Круз, второе издание архиконсерватора 60-х Барри Голдуотера, обскакал Дональда Трампа на четыре процента. Значит ли это, что словесная победа в дебатах ничего не значит в реальном пространстве выборов? Бывало, и не раз, что победитель дебатов проигрывал выборы. Тогда какой смысл эти дебаты проводить? Какой смысл после каждых дебатов вычислять, кто из предпрезидентских говорунов их выиграл и кто проиграл «The winners and losers…», либо на голливудский манер объявлять оскароносцев «And the winner is…»?

Этот свой финт с невидимым присутствием при видимом отсутствии Дональд Трамп повторит спустя полтора месяца, кода большинство его соперников выйдут из игры и останутся только твердолобый сенатор из Техаса Тед Круз и прагматичный губернатор Огайо Джон Кейсик. Само собой, этот сиквел TRUMP-LESS DEBATES имел еще больший неуспех, чем оригинал.

Здесь потребуется пояснить для российского читателя значение этого во всех отношениях незначительного и малонаселенного (всего 3 миллиона жителей) штата для предвыборной борьбы. Тем не менее это штат-предсказатель, даже кличка у него – «Ястребиный глаз». Именно в Айове стартуют президентские выборы на кокусах – само это слово caucauasu заемное из языка индейского племени алгонкин и означает совет племени, шумное собрание, типа совета старейшин. Когда в товарищах согласья нет и мнения распределяются поровну, подкидывают монетку или гадают по колоде карт – именно таким образом Хиллари Клинтон выиграла семь кокусов у Берни Сандерса, а тот – ни одного.

Понятно, мигрировав в американский язык, это слово утратило возрастное значение и относится ко всем от мала до велика, кто проходит избирательный ценз (с 18 лет). А кто бы мог составить совет старейшин, так это большинство вероятных кандидатов в кандидаты этого года – геронтократы, септогенарии или вот-вот ими станут: 74-летний социалист Берни Сандерс, 69-летний миллиардер Дональд Трамп и самая молодая из них 68-летняя б. первая леди, б. сенатор и б. госсекретарь Хиллари Клинтон. Как воскликнул один из авторов этой книги (Елена Клепикова): «Где он был раньше?», имея в виду Берни Сандерса. А где был Дональд Трамп? Зато про Хиллари Клинтон такой вопрос не задашь: она пошла по второму кругу спустя восемь лет после того, как проиграла номинацию Бараку Обаме. Зато ни один из названных политиков не может использовать против другого возрастную карту и попрекнуть соперника преклонным возрастом!

Куда важнее, однако, дальняя стратегия Дональда Трампа, но сработает ли она – неизвестно. И не станет нам известно до выхода этой книги: ее читатель окажется в более информационно выгодной позиции, чем авторы. А дело вот в чем. Если Трамп выиграет номинацию на республиканском съезде в Кливленде, штат Огайо, что под вопросом, ему предстоят куда более ответственные диспуты – обычно числом до трех, где одними эскападами не отделаешься, кто бы ни стал его визави на них. На кой ему очередной диспут с республиканцами, когда ему надо приберечь силы для споров с кандидатом от демократов? Отказом от дебатов со своими однопартийцами в Айове Трампу важно было также напомнить впрок и на всякий случай, что дебаты – это пустой треп, трали-вали, сотрясение воздуха, аты-баты, шли дебаты и не на них решается судьба выборов. Что отчасти сам Трамп и доказал, пусть и на негативном примере, выиграв все внутрипартийные дебаты и проиграв кокусы в Айове. А как в общенациональном масштабе? Заглянем в прошлое, недалекое, а то, которое происходило в нашем, пусть и не совсем в нашем веке на глазах двух натурализованных американцев – Елены Клепиковой и Владимира Соловьева.

Не то чтобы мы пренебрежительно относились к президентским дебатам двух номинантов – упаси боже! Если хотите, это вид американского спорта, типа бейсбола или футбола, его смотрят десятки миллионов зрителей, включая, само собой, авторов этих строк. Зависит ли от них исход президентских выборов? И да, и нет.

Глядя в ящик, мы часто ловили себя на сочувствии обоим соперникам – что ни говори, борьба на истощение, а то и на измор. Если отбросить идеологические тенденции, два таких достойных человека, опытные политики, прекрасные ораторы – право, жаль, что в Вашингтоне только один Белый дом, а не два. А то бы каждому – по Белому дому: из одного рулит демократ, а из другого – республиканец, пусть и двоевластие! Заимствую жанр этой шутки у когда-то популярного юмориста-эстрадника Смирнова-Сокольского, который, ведя репортаж-мокументари с футбольного матча, посоветовал дать каждому игроку по мячу, чтобы они прекратили эту изнурительную и опасную для здоровья борьбу за один-единственный мяч.

Если честно, эти теледуэли – чистая говорильня: кто кого переговорит и переспорит. И даже – не удивляйтесь! – перемолчит: умение выразительно, умно, насмешливо слушать оппонента в не меньшей цене, чем умение говорить. Или делать вид, что слушаешь, но всем своим видом опровергать то, что говорит собеседник. Есть даже такая латинская поговорка «Tacet, sed loquitur» – «Молчит, но говорит». Плюс множество других приемов и приемчиков, которые и составляют в совокупности искусство политической полемики. Редко когда это импровизации – чаще всего домашние заготовки. А потому удачи или просчеты дискуссантов на этих телешоу следует отнести за счет политтехнологов и спичрайтеров, то есть рече– и репликописцев.

По ходу этих дебатов у телезрителей возникает множество каверзных, коварных, навскидку вопросов. Вроде бы чисто формальных, маргинальных, второстепенных, а на самом деле – по сути. Ну например, кто из кандидатов выглядит больше по-президентски? Но, с другой стороны, не как олимпийский чемпион, которому все по барабану и за ним не дует.

Один из авторов этой книги (Владимир Соловьев) профессионально следит за предвыборной борьбой – вплоть до нынешней 2016 года – и регулярно печатает аналитическую актуалку в американских СМИ, как англо-, так и русскоязычных, в авторской рубрике «Парадоксы Владимира Соловье ва», а теперь вот и в российских («МК»). Вот некоторые из этих статей в сокращении за счет повторов, хотя некоторые, наверное, остались, и с незначительными коррективами, в том числе в качестве свидетельства эволюции взглядов автора, который поначалу наивно полагал, что на этих дебатах решается судьба президентских выборов, не догадываясь еще о закулисных интригах и тайных фигурантах. Пусть российский читатель ознакомится с публичным дневником американского избирателя русского происхождения ввиду его аутентичности – с подверстанными к нему злободневными врезами-анахронизмами – жирным шрифтом со втяжкой. А начнем с номинационных съездов Демократической и Республиканской партий 2004 года, чтобы от них – через дюжину лет, капля в историческом времени, – протянуть цепочку к нынешнему, 2016, году, когда снова борьба за Белый дом в самом разгаре.

 

Високосные годы в Америке. Парадоксы Владимира Соловьева. Политический дневник 2008–2016. 2008 смена вех

 

БезБЕЛОдомный президент, или В обход конституции: станет ли Билл серым кардиналом при президенте Хиллари?

Постпрезидентские годы наши лидеры проводят по-разному. Одни продолжают политическую деятельность, как насильно отстраненный от нее после Уотергейта Ричард Никсон, другие занимаются общественной, как президент-неудачник Джимми Картер, третьи и вовсе посвящают досуг охотничьим приключениям в африканских сафари, как великий Теодор Рузвельт. Без ссылки на Пушкина: его пример – другим наука. В частности, для Билла Клинтона. Нет, он не отправился стрелять крупную дичь в Африку, но вместе с новыми друзьями, плутократами и нуворишами, осваивает гольфовые поля окрест Нью-Йорка, где у него неизвестно на чьи деньги приобретенная усадьба в Чаппакуа. В любом случае, эта усадьба ему досталась до того, как он стал разъезжать по миру с хорошо оплачиваемыми лекциями. «Как только мир стал принимать его, у Клинтона притупилось, а то и полностью исчезло чувство вины», – объясняет Алан Соломонт, бывший финансовый менеджер Демократической партии.

Нельзя, однако, сказать, что жизнь бывшего президента вовсе без проблем. Он перенес не очень удачную операцию на сердце. Говорят, он завидует Джимми Картеру и даже своему бывшему вице-президенту Алу Гору, которые за свою сомнительную общественную деятельность (пусть таковая и не привлекает Билла Клинтона) отхватили по Нобелевской премии мира, а это, помимо денег, еще почет и уважение. Правда, выступления Клинтона как бывшего президента затмили его донжуанские лавры на посту президента, хотя скандальная слава тоже при нем, куда от нее денешься? Теперь к тому же он энергично помогает своей жене в ее президентской кампании против Барака Обамы, так что бедный мулат один против двух, пусть и со сдвоенным остряками именем: Биллари. Так что если Биллари Клинтон победит сначала демократического, а потом и республиканского соперника, у нас в Белом доме будет не один, а два президента. Что само по себе не так уж и плохо, хотя не совсем конституционно. Да еще вопрос: как и чем занять первую леди мужеского пола, чтобы он не взялся за старое? Имею в виду белодомовских практиканток. Можно, правда, брать только мальчиков, учитывая, что Билл – натурал. Шутка.

2016 Даже главный козырь Хиллари – муж Билли Клинтон, бывший президент, который активно участвует в ее кампании, – из предполагаемого преимущества превратился в явный недостаток: во-первых, как спекуляция, во-вторых, как анахронизм и нафталин, в-третьих, наконец, у нас тут все-таки республика и династии нам не так чтобы позарез.

Дежавю! Так уже было восемь лет назад, когда эта парочка боролась с Бараком Обамой – и проиграла.

А пока что Билл, где бы он ни был на самом деле, чувствует себя бездомным. И это несмотря на упомянутую усадьбу в Чаппакуа, офис в Манхэттене (по конъюнктурным соображениям он предпочел Гарлем Мидтауну), основанные им Клинтоновский фонд и Клинтоновскую библиотеку, сказочные гонорары за книги и лекции, восторги слушателей-зрителей, постоянную осаду репортеров, наконец, участие в кампании супруги, – несмотря на все эти знаки почета, Клинтон в изгнании. Иногда его даже бросает (ненадолго) в филантропическую деятельность, и он летит вместе с другим бывшим президентом Бушем-старшим в Азию, чтобы помочь жертвам цунами, и даже благородно уступает тому единственное спальное место в самолете.

Клинтона можно пожалеть, ему можно посочувствовать, над ним можно посмеяться – вот журналистка Кэрол Фелзентал и выпустила о нем книгу «Клинтон в изгнании», в которой всего понемногу: восторгов, насмешек, анекдотов, похожих на правду сплетен и схожей со сплетней правды. Не то чтобы распространенный в Америке (да и во всем мире) развлекательный, сенсационный и низкопробный жанр «gossip», который обычно опирается сугубо на анонимные источники. В этой книге рядом с безымянными репликами есть много именных и именитых, принадлежащих разговорчивым партнерам Клинтона по гольфу либо его прежним друзьям и субординатам, которые были им «кинуты», а по их словам – преданы. Так что на их объективность особо рассчитывать не приходится. «Кто такой Клинтон?» – восклицает один из них саркастически, полагая, что у бывшего президента все позади, включая дурную славу, и на нем можно ставить крест. Так ли это? Судя по активности Билла в кампании Хиллари, у него еще есть порох в пороховницах. Наоборот, его приходится все время удерживать, а так спасу от него не было бы. Положительный эффект от его участия в избирательной кампании стал одно время отрицательным, пока на него не набросили узду и стали выпускать на сцену в умеренных дозах.

С другой стороны, понять Билла можно. Восемь все-таки позитивных лет в Белом доме – с экономикой ОК, бензин чуть выше доллара за галлон, полутриллионный профицит, никаких исламских гипертерактов и войн в Афганистане и Ираке. Конечно, дело не в одном Клинтоне, но в общемировой ситуации. Однако не об этом речь. За восемь лет президентствования Клинтон привык к Белому дому как к своему родному, тем более он там мог себе позволить что угодно. Недаром одна из глав в книге Кэрол Фелзентал называется «Не узнаешь, болван, это же Моника звонит!», а другая – «Главнокомандующий кобель» («Philanderer in Chief»). По этой причине, возможно, Билл Клинтон сроднился с Белым домом больше, чем любой другой наш президент. Не отсюда ли его такое неуемное желание возвратиться туда, пусть и в качестве первой леди?

Или первого лорда?

Первого джентльмена?

Шутки шутками, но какое политическое и моральное наследие оставил после себя Билл Клинтон? Скандал с Моникой он объяснял заговором против него правофланговых, как будто это не он обрызгал спермой блузку сговорчивой и честолюбивой практикантки. А кто из ее ровесниц отказал бы похотливому президенту? Поди сыщи! Как говорит одна его сторонница: Клинтон, конечно, великий президент, но я бы не хотела, чтобы моя дочь осталась с ним наедине. Эта сторонница – кстати, суперделегат – пока не решила, на чью сторону стать. Дружба дружбой, а табачок – врозь.

С легкой руки историка Дугласа Бринкли буквой «I» здесь обозначают процесс импичмента, которому был подвергнут Билл Клинтон. (The great big scarlet letter for impeachment – по аналогии с алой буквой «А», которую нашивали на одежду обвиненной в адюльтере женщины как знак позора.) Само собой, этот “I” не только уронил честь и достоинство лично Клинтона, но и сам титул президента США был втоптан в грязь. От этого никуда не денешься.

Нельзя сказать, что сексуальные скандалы – такая уж редкость в белодомовской практике. Вспомним хотя бы известного юбочника Джона Кеннеди или Гровера Кливленда, Франклина Рузвельта, Дуайта Эйзенхауэра с их похождениями на стороне. Не перевешивают ли положительные президентские качества Билла Клинтона его сомнительные моральные? Понятно, в президенты избирают не святых, а наиболее достойных по деловым качествам. В конце концов, недаром идеалом для Билла всегда был Джон Кеннеди – может быть, не только в политическом отношении? Хотя, конечно, перещеголять Джона Кеннеди сексуально Биллу Клинтону слабо.

Однако именно благодаря Монике к Уильяму Джефферсону Клинтону такое повышенное, можно сказать, скрупулезное, микроскопическое внимание писателей, журналистов, историков, биографов, мемуаристов, апологетов и ниспровергателей – как ни к одному современному президенту. Миллионы исписанных о нем слов – от официального отчета комиссии прокурора Старра до оправдательного мемуара клинтоновского помощника Джорджа Стефанопулоса с характерным названием «Все мы человеки». Включая такие фундаментальные исследования, как «Повестка дня» Боба Вудворда и «За Овальным кабинетом» Дика Морриса. Шестьдесят пять книг плюс несметное количество журнальных и газетных статей! Нет клинтоновского белодомовца, за исключением разве что кота Сокса, который не написал бы о нем воспоминаний или хотя бы не дал интервью. Причем Клинтоны искусно маневрируют этим бесконечным словесным потоком вплоть до недавнего запрета нелестной статьи о президентской кампании Хиллари в популярном журнале.

Четырехсотстраничная или около того книжка Кэрол Фелзентал – капля в этом море, если не океане книжностатейной продукции о Клинтоне. Ее книга не претендует на глубокий анализ, но кое-что существенное к образу экс-президента добавляет. Хронологическое и существенное отличие ее книги от предшествующих в том, что автора интересует не Клинтон-президент, но Клинтон-постпрезидент, а роман с Моникой – не сам по себе, а как приставшая к ботинку туалетная бумажка, от которой никак не избавиться. Ее собственная метафора.

Дело в том, что скандал с Моникой не ограничился президентским сроком Клинтона, а имел, по мнению даже его объективных критиков, далеко идущие последствия. Одно из боковых следствий – выдвижение Хиллари Клинтон в президенты как попытка взять реванш за ее унижения в Белом доме (супружеская неверность Билла). Да и его собственное активное участие в предвыборной кампании жены можно рассматривать как попытку отмазаться за прежние грешки. Но это, так сказать, гипотетические последствия, а есть более реальные.

2016 ДОНАЛЬД ТРАМП О ХИЛЛАРИ КЛИНТОН: «Если Хиллари Клинтон не может удовлетворить своего мужа, – провозгласил фрик Трамп, – почему она считает, что удовлетворит Америку?»

Ну, Хиллари вообще достается именно по женской части – ей можно посочувствовать. Но ты сама этого хотела, Жорж Данден, когда разыгрывала женскую карту! «Наличие матки – еще недостаточная квалификация для того, чтобы быть президентом Соединенных Штатов!» – шокируя аудиторию, воскликнул черный сторонник Берни Сэндерса рэпер Киллер Майк. Это уже на демократическом сборище – одно из многих свидетельств стилевого влияния на Дональда Трампа на нынешнюю президентскую гонку. Если хотите, ее трампиздация.

По словам продюсера популярной телепрограммы «60 минут» Дона Хьюитта, Моника Левински изменила мир больше, чем Клеопатра. Намек на знаменитую максиму Паскаля: мир был бы иным, если бы не форма носа Клеопатры. В самом деле, если бы Билл Клинтон не рискнул столь легкомысленно тогда, поставив под угрозу само свое пребывание в Белом доме, если бы не запятнал своей аморалкой Демократическую партию и не снизил ее шансы на президентских выборах в 2000 году, «все наши ребята, погибшие в Ираке, были бы сейчас живы», по словам Дона Хьюитта, который полагает, что Ал Гор выиграл бы Белый дом в 2000 году и ограничился бы войной в Афганистане в ответ на акт супертеррора 11 сентября.

Тут не убавишь, не прибавишь: Моника – это часть политического багажа и наследства Билла Клинтона. Объединяющее эти понятия английское слово: «legacy». Именно поэтому у Клинтона репутация экс-президента, а не президента, хотя здесь у нас, в Америке, принято даже к бывшим президентам обращаться по их прежнему званию: «Мистер Президент». Чего не скажешь о Клинтоне: он – бывший.

Пока что.

Долго ли так мучиться безбелодомному бедолаге Биллу, для которого весь мир чужбина, кроме Белого дома?

Зависит от американского избирателя.

 

Барак Обама vs Биллари Клинтон: один против двух

Бараку Обаме можно посочувствовать – он вступил в борьбу не с одной Хиллари Клинтон, а сразу же с двумя Клинтонами, вклинился между жерновов, как он сам точно выразился, «клинтоновской политической машины»: один против двух. Борьба эта скорее поколенческих формаций, чем политических идеологий. Сторонники Клинтонов ссылаются на их политический опыт, противники – что те и так уже отсвечивают на политической сцене полтора десятилетия, пора и честь знать. Как здесь говорят, enough is enough. Однако есть уже и ответная, пусть в шутку, идиома: enough is not enough.

Борьба между двумя этими кланами становится все более и более ожесточенной еще и потому, что, несмотря на наивные предположения, что Хиллари Клинтон – Барак Обама могли бы составить хорошую парочку в качестве президента и вице-президента, такая парочка абсолютно немыслима и непроходима на общенациональном уровне: экзот (мулат) с экзоткой (женщина). Проигравшему ничего не светит: победитель на номинационном съезде выберет себе традиционного напарника из числа белых мужей. Отсюда психологический напряг и раздрызг в Демпартии: обоим кандидатам терять нечего, и они не скупятся в выборе слов, говоря друг о друге. Особенно оба Клинтона – о Бараке Обаме.

В конце концов, до сторонников Клинтонов начало – с опозданием – доходить, что они перебрали, и активное участие осипшего Билла в кампании его жены («фактор Билла Клинтона») стало выглядеть анекдотично, во вред Хиллари. На это обратил внимание даже Роберт Райх, близкий друг Клинтона и министр труда в его первом правительстве. А лично меня рассмешило, как с трибуны, на которой было написано «Хиллари», выступал Билл. Политический трансвестизм, да и только!

2016 Спустя восемь лет этот конфликтный парадокс – один против двух! – дважды преломится в избирательной борьбе этого года: Берни Сандерс vs Биллари Клинтон и Дональд Трамп vs Биллари Клинтон. Как же был неправ старик Гераклит! Не только дважды, но и трижды можно войти в одну и ту же реку. Другое дело, что не одна трагедия, но сама история, повторяясь, превращается в фарс.

По опросам, из двух зол американцы предпочитают президенту-женщине президента-негра. Здесь надо уточнить: Барак Хусейн Обама не принадлежит к обычным афроамериканцам, и у него нет и не может быть наследственных комплексов потомков бывших рабов (если таковые вообще существуют, а не вымышлены психологами по гражданским правам), и далеко не все негры относятся к нему с восторгом, тем более наполовину он белый, т. е. такой же белый, как и черный. Мать – из Канзаса, отец, бросивший семью, когда Барак был двухлетним ребенком, черный кениец, отчим – индонезиец. Родился Барак Обама в США (иначе не мог бы претендовать на высший пост в стране), детство провел в Гонолулу (Гавайи) и Джакарте (Индонезия), а потому таким событием стало для него возвращение в Америку – школу он кончал в Гонолулу.

Надо сказать, что Барак Обама, как к нему ни относись, с большим достоинством ведет эту борьбу на два фронта и, отбивая удары, выявляет свою человеческую и идейную сущность. Клинтоны попрекают «молодого» сенатора из Иллинойса отсутствием опыта, но тому уже сорок пять лет и звездит он на политической сцене не первый год и набирается опыта в том числе в таких вот сражениях с обоими Клинтонами. Предыдущий кандидат демократов в президенты Джон Керри, поддерживая кандидатуру Обамы, отметил как главное его качество «политический инстинкт» – не взамен, а в добавление к уже накопленному опыту. Я бы отметил также литературный талант Барака Обамы: он уже выпустил две книги, которые написал самолично, тогда как большинство политиков (и не только политиков) пользуются услугами наемных книгописцев (гострайтеров). Причем первую книгу – «Мечты от моего отца» – он написал еще до того, как ринулся в большую политику и стал восходящей звездой Демпартии. По собственному признанию, он надеялся, описав детство, избавиться от детской обиды на отца – того самого, который бросил семью, а потом и вовсе погиб в ДТП, – разобраться, к какому обществу, к какой нации, к какой стране он принадлежит. Вот отзыв ньюйорктаймсовской критикессы Мичико Какутани: «Эти воспоминания – талантливая попытка вызвать к жизни прошлое: пестрое, сумбурное детство и бунтарское отрочество, а также разобраться в запутанных семейных корнях».

Это книга о преодолении взрослым человеком детских травм. Куда дальше, если маленький Барак комплексовал из-за «грязного» цвета своей кожи и пытался убедить однокашников, что на самом деле он белый со смуглой кожей! Каково ему теперь слышать шуточки из клинтоновского лагеря, что, если он станет президентом, Белый дом придется переименовать в Черный дом? В том, что в юные годы он писал плохие стихи и баловался наркотой, Обама тоже честно признается, опережая журналистов-диггеров.

Следующая его книга «Дерзость надежды» переперчена анекдотами из политического обихода, что не мешает автору всерьез излагать свои политические и – шире – философские взгляды. Это уже другой Обама: rock star, в моде, его уже наперебой сравнивают то с Джоном, а то с Робертом Кеннеди, уламывают выдвинуть свою кандидатуру в президенты. Гари Харт, сам когда-то кандидат в президенты (пока его не застукали на яхте со сторонней девицей), называет свою статью о Бараке Обаме «American Idol». Добавьте к этому его несомненную мужскую, пусть и неулыбчивую харизму и миловидность его красотки жены (по опросу «Плейбоя», самая сексапильная женщина в американской политике – и здесь иллинойскому сенатору крупно подфартило).

Приведем парочку баек из тех, что рассказывает Барак Обама. Например, о встрече с президентом Бушем, который тепло пожимает ему руку, но сразу же после этого оборачивается к помощнику, и тот протягивает ему продезинфицированную салфетку, а на удивленный взгляд Обамы объясняет: «Всячески рекомендую. Предохраняет от гриппа». Или как на ланче в придорожной забегаловке Обама спрашивает дижонской горчицы, но организатор его предвыборной кампании делает ему втык, что с такими претензиями он выглядит как элитист, и просит официантку принести горчицу, какая есть. Но оказалось, что в этом дешевом ресторане полно именно дижонской горчицы.

Это к тому, что в обеих книгах автор проявляется отнюдь не как человек, однообразно, как попка, повторяющий политические лозунги, хотя его хлебом не корми – дай порассуждать о политике. Но это именно рассуждения, а не лозунги – доверительно и всерьез обсуждает Барак Обама свои мысли с читателями, а теперь вот со слушателями. На одной из его пресс-конференций нью-йорктайм совский колумнист Дэвид Брукс напомнил ему, что политика – это не рассуждения, а власть. Обама улыбнулся и сказал, что еще пару лет назад никто не слышал его имени, так что не ему напоминать, что такое аккумуляция власти. И спокойно продолжал рассуждать о жизни и политике.

Если кратко, главное его отличие от Клинтонов (объединяю, коли они сами в этой кампании идут в упряжке) не только в возрастном (Барак Обама на 15 лет моложе Хиллари), но именно в поколенческом отличии – недаром такой высокий процент у него молодых и сравнительно молодых сторонников. Когда-то Джон Кеннеди провозгласил, что «факел передан следующему поколению», а теперь его дочь Каролин публикует восторженную статью «A president like my father» о Бараке Обаме как об идейном преемнике своего отца и президенте для следующего поколения американцев, и журнал «Ньюсуик» пишет в связи с ним о разрыве с прошлым. Слово самому Обаме:

«В 1960-х годах “бебибумерс” внесли в наше общество много плодотворных перемен, но они утратили главное свойство – делиться ответственностью за судьбы страны с членами другой партии. Они утратили способность к чувству товарищеского локтя, к пониманию общей для обеих партий цели – другими словами, к тому, что и делает всех нас (республиканцев и демократов, без разницы) одной нацией – американцами».

Отличные слова! Даже если Барака Обаму иногда заносит влево от центра (а изредка и вправо), по сокровенной своей сути он центристский политик. Вот именно – политик, а не политикан! Он выступает против оглупления противников и полемических преувеличений: возражая против войны в Ираке, мы уже с подозрением относимся к любым военным акциям; пусть рынок не единственное решение экономических проблем, но мы не должны препятствовать рыночным отношениям там, где они необходимы; высказывая опасения по поводу усиления церкви, мы не должны исключать религию из жизни общества.

Нет, это не то же самое, что «с одной стороны – с другой стороны». Обама – сторонник не золотой середины, а здравого смысла. «Обама хочет исключить из политики стиль „шестидесятников“, то есть уверенность в своей правоте и в злонамеренной глупости противников, – пишет упомянутый колумнист Дэвид Брукс. – Он не верит политикам, переполненным праведным гневом к оппонентам, что те якобы вот-вот загубят страну. Он не намерен демонизировать оппонентов, но извлекает из их позиции пользу для страны».

У Барака Обамы нет ответов на все вопросы, но по каждому вопросу он готов порассуждать вместе со своими читателями-слушателями. Его мысли иногда настолько незаурядны, что вызывают немедленные споры как среди его противников, так и сторонников. Так было, к примеру, когда, выступая в Международном центре Вудро Вилсона, он призвал президента Пакистана Первези Мушараффа более активно бороться с террористами. А если он этого не сделает, добавил Обама, США могут ввести в Пакистан свои войска и начать боевые действия без его санкции, а помощь Исламабаду, которая исчисляется сотнями миллионов долларов, прекратить: «Если мы раздобудем надежные разведданные о важных террористических базах, а президент Мушарафф не захочет ничего делать, то это сделаем мы сами».

Наверно, став президентом (сослагательное наклонение!), Барак Обама будет осмотрительнее в своих высказываниях, соблюдая политес, политкорректность и дипломатическую взвешенность. Но в том его теперешнее преимущество кандидата в президенты, что он может, пока говорит, что думает, без оглядки, без мыслей о резонансе – «как наше слово отзовется». Он не просто говорит, что думает, но говорит одновременно с думанием, и сам этот доверительный процесс подкупает. Конечно, главная борьба еще впереди, но уже сейчас можно судить о политических, идейных и стилевых отличиях соперников. Независимо от исхода это борьба нового со старым, пусть даже Барак Обама пока что – tabula rasa Демократической партии, но это не значит, что на этой доске можно писать любые письмена. Просто Обама хочет представлять двухпартийную Америку, но пока что он и Хиллари Клинтон раскололи собственную партию, и кто в этом больше виноват – выяснять поздно. Но это все-таки лжераскол, и он в порядке вещей – придет время, и демократы объединятся вокруг кандидата, который соберет большинство. Воздержусь и промолчу о своих предпочтениях среди демократов. Или и так ясно?

Барак Обама на полтора десятилетия моложе сенатского среднего возраста (45:60) и на 10–25 лет других кандидатов в президенты – жизнь, конечно, еще откорректирует его взгляды в адеквате с реальностью. Но что он не вышел годами, чтобы стать президентом, что у него нет соответствующего политического опыта и что он не обтерся в политбомонде, я бы не стал больше талдычить. До выборов президента, а тем более до инаугурации времени достаточно, чтобы уже имеющийся опыт приумножить. Да и внутрипартийная борьба кандидатов друг с другом такая аховая, полемика в самом разгаре, аргументы один сильнее другого, иногда «ниже пояса», что поневоле наберешься бойцовского опыта. Хорошая школа. И хотя согласно очередному опроснику «Нью-Йорк таймс», американцы предпочли бы, чтобы на общенациональных выборах скрестили шпаги республиканец Джон Маккейн и демократка Хиллари Клинтон, толком еще ничего неизвестно.

 

Женщина глазами женщин: 30 Хиллари Клинтон

Сенсационная, хоть и с минимальным отрывом, победа Хиллари Клинтон на праймериз в Нью-Гемпшире над Ба раком Обамой, а теперь вот в Неваде (за счет женских го лосов) многими наблюдателями объясняется не полити ческим, а физиологическим фактором: после предыдущего поражения в Айове Хиллари «пустила слезу» и вочеловечилась – явилась телезрителям представительницей слабого пола, а не Снежной королевой. Даже я, который психологически не очень расположен к бывшей первой леди, расчувствовался, но уже когда зазвучали победные нью-гемпшир ские фанфары, усомнился: искренние ли это слезы? Не очень корректный вопрос навскидку: была ли Хиллари натуральной, когда расчувствовалась, или это постарались ее имиджмейкеры и политтехнологи? Ведь она сама не раз признавалась в том, что пошла в мать: обе – сухоглазые. Тем более, в жизни Хиллари были куда более крутые моменты, чем поражение в Айове: когда разразился скандал с Моникой или когда дочь Челси бросила колледж. Да и в ее юридической практике в Арканзасе есть темные моменты, ей приходилось выкручиваться, но держалась она круто, сухо, по-мужски. Сердце, может, и не каменное, но воля железная, глаза сухие, не из плакс. Пусть не притворяется.

Ломлюсь в открытые ворота. Еженедельник «Ньюсуик» опубликовал сопоставительную статью: Хиллари Клинтон как нашего гипотетического президента – с английской королевой Елизаветой, но не Второй, а Первой, опираясь на фильм, где ее сыграла Кейт Бланшетт. Два портрета один против другого: реальная Хиллари и вымышленная, фикшнальная Елизавета. Обе – ледяшки и больше похожи на роботов, чем на женщин. Здесь про таких говорят «bionic women». Статья начиналась с фразы, которая не потребует перевода: «Queens are meant to be looked at, not touched». Вот именно: как будто Хиллари Клинтон принадлежала к секте неприкасаемых. Гордая, самоуверенная, не зная сомнений, она выступала перед избирателями, а не общалась с ними. То есть вела себя точь-в-точь как королева. Но мы, черт побери, живем не в королевстве, а в демократии, и наш президент должен быть не над нами, а вровень с нами. Первым среди равных: primus inter pares. Это самая грубая ошибка Хиллари Клинтон и создателей ее имиджа. И вот накануне праймерис в Нью-Гемпшире, перед неминуемым вроде бы поражением, Хиллари появилась в кафе – и на телеэкранах – усталой, в нервном раздрызге, в слезах, на грани истерики. Этот эмоциональный фактор, полагаю, и повлиял на избирателей в Нью-Гемпшире, разжалобил их: новый, более человеческий образ частично опроверг прежний, сложившийся. Другой вопрос: нужен ли нам такой расхристанный президент, как что – в слезы? И без того многие избиратели задаются вопросом: справится ли женщина с ролью главнокомандующего?

А как относятся к Хиллари женщины? Такой гендерный подход не покажется лишним в политическом контексте, который все чаще зашкаливает в психологию, а то и в психоанализ, тем более именно женщины обеспечивают пока ей победы. Среди многих книг о Хиллари успела выйти уже и такая: «Тридцать взглядов на Хиллари». На обложке тридцать ее фотографий, а внутри – тридцать эссе о ней. Единственное общее у последних – все написаны женщинами. Во всем остальном – разноречие. Одни авторши (Кати Ройфе, Эми Уилентз) считают Хиллари высшим воплощением феминистских мечтаний: женщина-президент! Другие феминистки ястребиного уклона, наоборот, не могут простить ей, что она не ушла от мужа после скандала с сосалкой Моникой, предав тем самым святые идеалы феминизма и поддавшись господствующему в обществе сексизму. Редко кто из авторов этого сборника обращается к политическим взглядам Хиллари Клинтон или к ее часто противоречивым голосованиям в Сенате, зато скрупулезному рассмотрению подвергнуты черты ее характера, привычки, предпочтения, вплоть до едовых: ее диете посвящена статья кулинарного специалиста Мими Шератон (Хиллари любит острую еду). Еще один автор – Сюзан Орлеан – всерьез гадает, к какому типу принадлежит Хиллари Клинтон: кошачьему (cat person) или собачьему (dog person), – и в зависимости от этого предлагает декодировать ее личность.

Смешно, да? Не совсем. Как автор (и соавтор, с Еленой Клепиковой) нескольких романных биографий – Андропова, Горбачева, Ельцина, Жириновского, Довлатова, Бродского, – я придаю психологии первостепенное значение, разного рода мелочи включая: любая блоха не плоха. Так же поступают детективисты и психоаналитики. Тем более когда это относится к будущему главе единственной супердержавы. Психологические черты нашего будущего президента не менее важны, чем его политические взгляды. Последние могут меняться в зависимости от обстоятельств, в то время как первые являются постоянной доминантой. И женский взгляд на Хиллари Клинтон оправдан инстинктивным чутьем авторов к существу своего пола. Недаром многие авторы рассматривают Хиллари по-родственному и сравнивают с сестрой, матерью и даже бабушкой, как это делает в своем эссе Катрин Харрисон (не забудем, что Хиллари уже 60 лет). И этот психологический подход к кандидату в президенты аналогичен тому, который зачастую демонстрируют избиратели, игнорируя идеи кандидатов, а те часто не так уж сильно отличаются друг от друга, но сосредотачиваясь на биографии, психологии, харизме, карме, мантре и проч. Тем более это относится к Хиллари, которая, если станет президентом, займет свое место в семиотическом ряду великих блондинок нашего времени (Мэрилин, Мадонна, принцесса Ди). Кстати, не совсем случайно становление ее образа сопровождалось изменением имени: Хиллари Родом – Хиллари Родом Клинтон – Хиллари Клинтон – просто Хиллари.

Понятно, в этом «женском» сборнике статьи разного уровня – от анекдотических до исследовательских, от статистических до футурологических. Одни авторы относятся к Хиллари с симпатией, другие не скрывают своей антипатии к ней. Например, романистка Лионел Шрайвер считает Хиллари Клинтон антифеминисткой и предсказывает, что бывшая первая леди, попав снова в Белый дом, но уже в новом качестве, будет номинальным, «титульным» президентом, а фактическим главой государства, пусть и закулисным, – ее муж. Такое предположение о «командном» и даже более президентствовании высказывается не только в означенном сборнике: не станет ли Билл Клинтон серым кардиналом при Хиллари Клинтон и не является ли его активное участие в предвыборной кампании жены его собственной замаскированной попыткой в обход американской конституции тайно проникнуть в Белый дом в третий раз? А кем еще он мог быть там? Первым лордом? Первым джентльменом? Первым мужем? Принцем Филипом, на манер мужа королевы Елизаветы Второй? Или рокировка типа кремлевской: Медведев в президенты, Путин в премьеры? Как жаль, что у нас тут, в Америке, нет поста премьер-министра…

Ввиду гипотетичности этих предположений с ними одинаково трудно как спорить, так и соглашаться. Однако та же Лионел Шрайвер, когда от футурологии обращается к настоящему, довольно тонко дает ответ на риторический вопрос: что заставило Хиллари Клинтон претендовать на пост президента? Вопрос, который не стоит по отношению к мужским кандидатам, но только к Хиллари Клинтон. Случайное стечение обстоятельств, удачливость и хороший или дурной (в зависимости от того, как посмотреть) вкус мужчин – причины, по которым Хиллари ринулась в президентскую гонку. На месте Лионел Шрайвер я бы этими причинами не ограничился. Безусловно, Хиллари Клинтон – человек самостоятельный и расчетливый, но огромную роль в ее решении выдвинуть свою кандидатуру сыграли ее либеральные спонсоры: те, кто ставит на нее, как на фаворитку. Я не хочу быть понятым неверно: Хиллари – не марионетка, а ее спонсоры и имиджмейкеры – не кукловоды. Но получить еще одного Клинтона в Белом доме для них важно. За семь лет от Буша-младшего они подустали, утомились, хотят другого. Другой и будет, вовсе не обязательно Хиллари Клинтон, хотя шанс у нее есть.

Поэтому опуская панегирические статьи об «очаровательной женщине», как называет Хиллари Сюзан Чивер (дочь покойного писателя Джона Чивера), упомяну те исследования, в которых, исходя из прошлого кандидатки в президенты, оцениваются ее шансы на будущее. Сюзан Леман считает Хиллари «продуктом корпоративной легальной культуры». В самом деле, кандидатка в президенты отбарабанила полтора десятилетия в Rose Law Firm в Литтл Рокк в Арканзасе. И этот опыт, по мнению автора, склоняет Хиллари избегать риска (именно потому она и не сунулась в президентскую гонку 2004 года, когда в ней участвовал действующий президент) и выслушивать все стороны конфликта – качества, необходимые для главы государства. Можно было бы напомнить, что не все было у Хиллари так уж гладко в этой фирме, дело дошло до суда, но, как говорится, не пойман – не вор: выкрутилась.

Одно из самых негативных эссе в этом сборнике принадлежит перу (прошу прощения за этот анахронизм в компьютерную эру) известной писательницы Норы Эфрон, которая еще в 2006 году объявила себя принципиальной противницей Хиллари Клинтон. Она обвиняет Хиллари в цинизме и неразборчивости в средствах при достижении цели, что та готова пойти на что угодно, только чтобы выиг рать, но никогда не рискнет, если не будет стопроцентной уверенности в победе. Что ж, если это в самом деле так, то можно было бы предсказать, кто будет нашим следующим президентом. Однако даже не склонная к риску Хиллари Клинтон может ошибаться. И ошибиться – на этот раз.

Рассмотренная с разных сторон панегиристами и оппонентами Хиллари Клинтон предстает разнообразно и даже, я бы сказал, всесторонне. Вплоть до ее самодовольной улыбки и лошадиного ржанья – пока она не «прослезилась» в Нью-Гемпшире. И множество других «мелочей», которые вовсе не мелочи, включая спекулятивные ссылки Хиллари на недостаток опыта у Барака Обамы. Если это относится к его сенатскому стажу, то да, на чуток меньше, чем у Хиллари, но бери намек шире: восемь лет в Белом доме в качестве первой леди. Но первая леди – это статус, а не должность, Хиллари не участвовала ни в расширенных заседаниях правительства, ни тем более в узком кругу Совета безопасности, когда решались ключевые для страны вопросы. Избирателю подсовывается очевидный фальшак – постоянного чиновного, правительственного опыта в Белом доме у Хиллари не было. А когда случался, то провальный: несостоявшаяся здравоохранительная программа, вызвавший скандал поцелуй жены Арафата. Так что для высокомерия и самоуверенности у Хиллари Клинтон нет никаких оснований.

2016 ПО ВТОРОМУ КРУГУ. Теперь она без устали ссылается на этот свой четырехлетний опыт работы топ-дипломатом в администрации Обамы. Однако похвастать большими успехами на дипломатическом поприще она вряд ли может, зато провалы – налицо. Суперстар – да, но не супердипломат, каковыми были генерал Маршалл (ну да, «план Маршалла»), Даллес, Киссинджер: рядом не стояла. Те, кто поет ей теперь осанну, упоминают ее рекордные путевые показатели: из четырех лет службы госсекретарем она чуть ли не год провела в самолетах, налетав миллион миль, а это все равно что облететь земной шар 40 раз! Прямо-таки лягушка-путешественница, а не госсекретарь. Однако те, кто, наоборот, хулят ее, указывают в своих диатрибах, что достигнуть чего-либо госсекретарь никак не может в небе, а только на земле, спустившись с трапа. Так вот, на земле сплошные фиаско, ответственность за которые она должна нести вместе с президентом Обамой. Одна только бездумная поддержка обамовской администрацией арабских весен привела в итоге к политическому хаосу, гражданским войнам, разгосударствованию на Ближнем Востоке и к проблеме беженцев, которые хлынули в Европу, подобно водам библейского Потопа. Не говоря уже о Бенгази, за убийство американцев в котором Хиллари Клинтон несет личную ответственность. Если честно, удивляюсь, что она ссылается на этот свой дипломатический опыт, который весь ей в минус.

Вот что еще забавно. Хоть кандидатка в президенты представлена в широком психологическом ракурсе, со многими подробностями, кой-чего в этой книге все-таки не хватает. Или этого недостает в самой Хиллари Клинтон? Характер есть, ум есть, воля есть, а чего-то не хватает. Я вспомнил одну историю, которой хочу закончить эту статью. Когда будущий шотландский писатель Стивенсон был маленьким мальчиком, он как-то сказал: «Мама, я нарисовал человека. Душу тоже рисовать?»

 

Гуттаперчевый старик

Пару миль в сторону – и Джон Маккейн не смог бы баллотироваться в президенты: он родился на чужбине, в Панаме, но, слава богу, на американской военно-морской базе в зоне Панамского канала, а это значит – на территории США. Его отец, тоже Джон, дослужился до адмиральского чина, а когда его сын, пилотом во Вьетнаме, был сбит противником, катапультировался и со сломанными руками и коленом упал без сознания в озеро, откуда был выловлен вьетконговцами и взят в плен, его отец был назначен командующим войсками США во Вьетнаме. Что не помешало Маккейну-младшему провести пять с половиной лет в лагере, который американцы иронически называли «Ханойский Хилтон», где подвергался пыткам и даже пытался наложить на себя руки. Моя невестка калифорнийского разлива, которой Маккейн в принципе нравится, несмотря на ее демократические симпатии, опасается, однако, что «вьетнамский синдром» повредит ему на посту главнокомандующего и он может пойти на ненужный риск в случае кризиса.

Вьетнамский опыт (включая плен), который должен бы вроде быть во славу Джона Маккейна, играет двоякую роль и служит поводом для вброса в американские СМИ компры: мол, молодой пилот загубил во Вьетнаме пять самолетов, выдал военные секреты в обмен на медицинское обслуживание, получил непомерное и незаслуженное число военных наград и вот уже сколько лет спекулирует вьетнамским прошлым. Антимаккейновские диатрибы исходят как раз от тех, кто по идее должны были его поддерживать: организации вьетнамских ветеранов. Те самые, которые три года назад развернули кампанию против другого вьетнамского ветерана, друга Джона Маккейна, Джона Керри, тогдашнего кандидата от демократов на пост президента, и внесли весомый вклад в победу Джорджа Буша. Еще на семь лет назад, в 2000 году, аналогичная грязная кампания была развернута против Маккейна, когда его соперником внутри Республиканской партии был Буш-младший, ее застрельщиком был главный стратег нынешнего президента Карл Роув. Маккейн был тогда сломлен и выбыл из борьбы. Второй раз этот фокус вряд ли пройдет, хотя не ограничиваясь Вьетнамом, «доброжелатели» Маккейна приписывают сенатору от штата Аризона внебрачную дочь от чернокожей. На самом деле это удочеренная им сирота из Бангладеш.

2016 ДОНАЛЬД ТРАМП О ДЖОНЕ МАККЕЙНЕ: «Какой Джон Маккейн герой войны? Он считается героем, потому что был в плену. Я предпочитаю мужиков, которых в плен не брали».

Кампания настолько грязная и циничная, что вызывает обратный эффект, и даже те, кто не больно симпатизируют идеологически или психологически Джону Маккейну, готовы встать на его защиту от клеветы и инсинуаций. От этой кампании Маккейн, похоже, больше выигрывает, чем проигрывает. Политическая судьба у него вообще крученая-верченая. Вплоть до нынешней президентской кампании, когда он всего пару месяцев назад был на грани вылета и даже друзья советовали ему снять свою кандидатуру из-за недостатка средств, но вдруг этот underdog политически воскрес, как птица феникс, и стал выигрывать праймериз за праймериз. И это несмотря на разноголосицу среди республиканцев относительно его кандидатуры.

Многим из них он кажется недостаточно правым, мормон Митт Ромни, другой республиканский кандидат, назвал его мнимым консерватором, отступником от традиционных ценностей Великой старой партии и припомнил его альянс с демократами по иммиграционному вопросу и по ужесточению финансового законодательства. Джон Маккейн и в самом деле расходится в мнениях по ряду вопросов со своими однопартийцами. Другое дело, что в партии слонов, как и партии ослов, нет идеологического единства, и если не инакомыслие, то разномыслие в известных пределах допустимо и не карается изгнанием из партийных рядов. К примеру, Маккейн за запрещение пыток в американских тюрьмах. Не одобряет он также конституционный запрет на однополые браки, выступает за государственное финансирование программы по исследованию стволовых клеток и заодно с демократами в вопросе о глобальном потеплении планеты. Однако во внешней политике он самый что ни есть «ястреб»: всегда выступал за войну в Ираке до победного конца и за увеличение там американского военного присутствия. Сторонник развития противоракетной обороны, смертной казни, противник абортов и против ограничения прав на владение оружием. Резкий критик Путина, в глазах которого Маккейн увидел три буквы – КГБ, в то время как Хиллари Клинтон не увидела в тех же глазах души. Но это уже относится к области метафор, а не к политике. Критикуя Путина за наступление на демократию и права человека, Джон Маккейн всячески поддерживает «молодые демократии» в Грузии и Украине.

Изначально кандидатуру Маккейна поддержал независимый сенатор из Коннектикута Джозеф Либерман, который в бытность свою демократом часто – особенно по вопросам обороны и иностранной политики – объединялся с республиканцами. С тех пор он и вовсе отбился от обоих стад в Сенате. Не в такой мере, конечно, но Маккейн тоже достаточно непоследователен, то есть независим, чтобы внутрипартийные верхи и низы сомневались в его истинном консерватизме. Он ловко лавирует в Сенате, сближаясь то с республиканцами, то – до опасного предела – с демократами (к примеру, вместе с ними голосовал против предложенного Бушем сокращения налогов). В этом, наверно, причина – помимо личных отношений, – почему, по слухам, три года назад Джон Керри предлагал Джону Маккейну баллотироваться с ним на пару в качестве кандидата в вице-президенты, но нарвался на отказ: Маккейн номинально остался верен своей партии. А теперь выбывший из предвыборной гонки Руди Джулиани, который и вовсе чужд идеологическим крайностям республиканцев, призвал своих сторонников голосовать за Маккейна, надеясь – опять-таки по слухам, – что взамен ему будет предложено баллотироваться с ним вместе в вице-президенты. Джулиани и Маккейн обменялись комплиментами: Джулиани назвал Маккейна американским героем и самым квалифицированным кандидатом на пост следующего верховного главнокомандующего США, а Маккейн, в свою очередь, объявил Джулиани выдающимся американским лидером.

А что, парочка хоть куда! Почему нет?

Вслед за Джулиани кандидатуру Маккейна поддержал калифорнийский губернатор Арнольд Шварценеггер. Похоже, сюрпризов в республиканской гонке нам ждать уже не приходится.

Как раз центризм, независимость, самостоятельность (в том числе от партийных догм) и привлекает к Маккейну прессу и избирателей. Даже либеральная «Нью-Йорк таймс», оговорив в первом же предложении свои несогласия с республиканцами в целом (главная ставка газеты – демократка Хиллари Клинтон), отобрала для поддержки единственного президентского кандидата от Республиканской партии Джона Маккейна. Иначе и быть не могло: среди чужих он – свой. Свой среди чужих, чужой среди своих – испытанная эта формула к нему приложима. От старого Мака исходит какая-то надежность, даже в его немного старомодных обращениях к избирателям «Мои друзья» есть что-то доброжелательное и доверительное, пусть и нафталинное. Его победы на первичных выборах говорят сами за себя. На отца нации он не похож, но за дедушку сойдет. Он идет по дорожке, проторенной Рональдом Рейганом, но у того был голливудский опыт охмурения масс; у Маккейна его нет. Но на безрыбье и рак рыба: сравнение с другими республиканскими кандидатами он выигрывает.

Среди недостатков Маккейна главный – возраст: семьдесят один год. А к инаугурации в январе ему и вовсе будет семьдесят два. Так поздно в Белый дом не приходил еще никто. Но и кандидаты-демократы не без изъянов: среди американских президентов не было прежде ни женщин, ни мулатов. Трудно сказать, какой недостаток перевесит для избирателей: преклонный возраст, цвет кожи или гендерный признак? Конечно, прежде всего они будут думать о лозунгах и идеях кандидатов в президенты, но не в последнюю очередь и об указанных вроде бы маргинальных качествах. Выбор не так чтобы велик: старик, мулат и женщина. Есть о чем поразмыслить. Существенное различие в том, что цвет кожи и пол с годами не меняются, в то время как годы берут свое. Каким президентом будет этот почтенный старец? Выдержит ли два президентских срока, да и один под силу ли ему? Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Тем более в таком возрасте.

Само собой, если Маккейн станет президентом, то не таким идеологическим, как его предшественник, более свободным от партийных догм, тем более от правого крыла партии. Однако под вопросом не идеология, а физиология: пенсионный возраст старого, честного, добропорядочного Мака. У него четыре внука, есть чем занять досуг, если избиратели предпочтут ему демократа.

Сознаю, что некоторым читателям мои рассуждения могут показаться циничными. Мне возразят, что мы живем в Америке, где жизнь человека с помощью медицины и фармацевтики можно растянуть, как гуттаперчу. Кто спорит? Но гуттаперчевый старик не то же самое, что гуттаперчевый мальчик.

До чего ответственное дело выбирать президента США, а по сути – президента земного шара. Как раз Маккейна я понять могу – он берет политический реванш за потерянные годы, помню, как несправедливо и обидно он был вышиблен из седла негативной кампанией Карла Роува в 2000 году. Но и избирателя понять можно – и нужно: он должен учитывать не только политические взгляды кандидата, но и его психологические мотивы, тем более если он руководствуется (частично) реваншистскими, то есть эгоистическими, причинами, выставляя свою кандидатуру. Как ни странно это прозвучит, Джон Маккейн – из породы неудачников: от вьетнамского плена до инсинуаций против него восьмилетней давности. Не говоря уже о почтенном возрасте, который ему в минус как кандидату и как потенциальному президенту, зато в плюс любому из демократов, если воспользоваться этим объективным преимуществом тактично, не оскорбляя чувств пожилых избирателей. Джону Маккейну можно только посочувствовать, тем более что нет его вины в том, что он вышел из возраста, когда становятся президентами. Но нет правил без исключений, а исключения, как известно, доказывают правила.

Будет ли таким исключением Джон Маккейн?

 

Циклы американской политики. Бебибумеры & милленниалы

Казалось бы, демократам радоваться нечему. В Белом доме восьмой год засели республиканцы, а в рядах демократов раздор и междоусобицы накануне выборов. Однако есть и благие для них вести. Правда, по принципу «чем хуже, тем лучше». Судя по последнему опросу общественного мнения, проведенному «Нью-Йорк таймс» и Си-би-эс, 81 процент американцев убеждены, что страна свернула на неверный путь, и еще 79 процентов полагают, что жизнь стала хуже, чем пять лет назад. Отдадим должное Бараку Обаме, политический инстинкт которого не подвел, и он сделал лозунгом своей президентской кампании одного слово – «перемены» (change). Поразительно, однако, что это слово стало вскоре мантрой и двух его соперников – сенаторов Хиллари Клинтон и Джона Маккейна. Стоит ли упрекать их за плагиат, хотя первым водрузил это слово на все свои знамена и плакаты Барак Обама? Просто его соперники – вслед за ним – ощутили недовольство американского народа текущей политикой, настрой электората к коренным переменам.

Согласно теории Морли Винограда и Майкла Хейса, каждые сорок лет в США происходит «перестройка», которая ведет к фундаментальным сдвигам в политических приоритетах и коалициях избирателей. Последний раз это случилось ровно сорок лет назад, в 1968 году, и следующее сорокалетие прошло под мощным воздействием бебибумеров (или просто «бумеров»), которые внесли в жизнь идеализм, романтизм, гиперболизированный интерес к сексу и свободе сексуальных отношений, что привело общественную жизнь к тупику и определило индифферентность этого громко о себе заявившего поколения к политике и политическим институтам. Отсюда низкий процент избирателей на общенациональных выборах, чем не преминули воспользоваться республиканцы: с 1968 года они победили на семи из десяти президентских выборах.

По контрасту и в подтверждение своей «циклической» теории авторы приводят более давние, «исторические» примеры политических сдвигов в американском обществе: 1860 и 1932 годы, когда президентами соответственно были избраны Авраам Линкольн и Франклин Рузвельт – при избирательном подъеме и повышенном общественном интересе к политике и политическим институтам.

И хотя многие республиканские стратеги, типа Карла Роува, который дважды привел к победе Буша-младшего, считают, что сдвиг в сознании избирателей произошел 11 сентября и подтвердил на многие годы вперед гегемонию республиканцев, наши авторы – Морли Виноград и Майкл Хейс – полагают, что исламский гипертеррористический акт одинаково способствует избирательной активности как республиканских, так и демократических слоев населения, но демократы нового поколения будут значительно активнее поколения бебибумеров, на смену которого они идут. Что же это за новое поколение, с выходом которого на политическую сцену, полагают авторы циклической теории, наступит светлая эра демократов? Отметим, что оба автора сами – демократы.

Имя этого нового поколения известно с конца прошлого столетия (точнее будет сказать в связи с этим именем – тысячелетия), когда два других автора Уильям Стросс и Нил Хау в книгах «Поколения» и «Подъем тысячелетников» обозначили их как «милленниалы» (от millennium – тысячелетие, почему я и назвал их весьма условно «тысячелетниками»). Между бебибумерами и милленниалами было еще промежуточное, как здесь говорят, сендвичное поколение «Gen X», но именно ввиду его промежуточности, краткости и немногочисленности на нем не стоит особо задерживаться. В то время как милленниалы – это те, кто родился на рубеже тысячелетий, между 1982 и 2000 годами. Такой вот диапазон, с далекой перспективой, позволяющей авторам циклической теории заглядывать не только в ретро, но и в футуро. Хотя, конечно, предсказать наверняка, как будут голосовать, когда придет их пора, нынешние пятилетние, вряд ли возможно со стопроцентной уверенностью. Однако ретроспективно циклическая теория американской политической истории выглядит достаточно убедительно, тем более авторы опираются на пять такого рода революционных сдвигов за двести лет американской истории, причем каждый сдвиг был вызван критическими событиями (при упомянутых Линкольне и Рузвельте – Гражданской войной и Великой депрессией), но всегда ли в будущем обязательно происходит то же, что происходило в прошлом? Теория может опережать практику – так же, как практика может опровергнуть теорию. Что заставит милленниалов голосовать именно за демократов?

Современным толчком для поколенческой, циклической смены является, по мнению Морли Винограда и Майкла Хейса, вовсе не 11 сентября, а развитие коммуникационных технологий, прежде всего Интернета. Сходит со сцены пожилое поколение американцев, которые статистически не являются пользователями Интернета, да и равнодушные в большинстве своем к политике бебибумеры входят в пенсионный возраст. В то время как милленниалы (по крайней мере, старшие из них) благодаря воспитанию и самовоспитанию имеют тенденцию к политической независимости, к самостоятельному, индивидуальному выбору, к отказу от традиционных ценностей. Недаром, кстати, большинство молодых избирателей-демократов голосуют за Барака Обаму, который угадал это стремление нового поколения к переменам и сдвигам. Недавно по ящику я видел репортаж из чикагской штаб-квартиры Барака Обамы – сплошь молодые интеллектуалы во главе с руководителем его кампании Дэвидом Аксельродом, бывшим корреспондентом «Чикаго трибюн». Бросалось в глаза почти полное отсутствие негров и женщин – тут уж не до политкорректности! Вплоть до обратного влияния молодых на своих родаков, которое выразилось даже в известном анекдоте:

Tell your mama:

«Vote for Obama!»

Само собой, милленниалы теснее связаны с Интернетом, чем предыдущие поколения – бебибумеры и промежуточное Gen X. Причем, демократы быстрее осваивают и используют новую технологию, чем республиканцы, которые по определению более консервативны. Зато милленниалы более политизированы и полагаются на Интернет, включая мнение своих друзей и ровесников, выражаемое через электронную почту. На смену аполитичной индивидуальной морали бебибумеров приходит мультилатеральная тенденция милленниалов, склонных к принятию быстрых и обговоренных решений. Объединенное Интернетом, это поколение наименее обеспокоено к любым ограничениям гражданских прав либо вторжением в частную жизнь, которое может случиться при борьбе с терроризмом. Прежние острые социальные проблемы теряют свою эффективность, а идеологические разногласия уступают место успешному поверхбарьерному, надпартийному активизму. Большинство объединяется, вовлеченное в политический процесс, отрицая за меньшинством право устраняться от политики, как это происходило у бебибумеров.

Конечно, некоторые из предсказаний авторов этой теории – затухание споров вокруг дарвинизма или решение вопроса об иммиграции – выдают желаемое за действительное. Если это и произойдет, то не так скоро, как авторам хотелось бы. Не только отдельные предсказания, но и вся их футурологическая схема о смене политических приоритетов при смене поколений и неизбежном приходе к власти демократов и их сорокалетнем, пусть и с небольшими перерывами, руководстве страной может быть опровергнута политическими или военными катаклизмами типа акта гипертерроризма 11 сентября. Чего Морли Виноград и Майкл Хейс не учитывают, так это роли случайностей в ходе мировой (в том числе американской) истории. Да и что такое закономерность, как не цепочка случайностей? Тогда любая футурология – не более чем гадание на кофейной гуще либо центурии Нострадамуса.

Однако в данном случае футуро железно укреплено на историческом каркасе американской истории, которая в самом деле подтверждает эту смену поколенческих циклов протяженностью в сорок лет, плюс-минус. Или это обращенная в прошлое утомленность демократов от республиканского правления? И хотя как раз республиканцы уже выбрали своего кандидата в будущие президенты, а демократы продолжают борьбу не на жизнь, а на смерть между собой, но объединительная, надбарьерная программа Барака Обамы могла бы быть поддержана поколением милленниалов. Само собой, старшими из них. Но авторы этой теории глядят далеко вперед, а потому учитывают и пятилеток, многих из которых уже не оторвать от компьютеров, а потому через пару десятков лет они должны будут мыслить аналогично своим старшим братьям и голосовать за демократов.

Вот такой поколенческий, а значит, и политический сдвиг предсказывают наши нострадамусы в своей футурокниге «Переворот милленниалов». Эта увлекательная книга примыкает к жанру научной фантастики. С другой стороны, ее исторические примеры подкрепляют предсказания авторов. Но есть еще третья сторона: с точки зрения демократов, это в высшей степени оптимистическая книга. Она предсказывает им победу на сорок лет вперед. Что подтверждается даже фотографией авторов-авгуров, которые лыбятся на ней, нисколько не сомневаясь в том, что коли прошлое подтверждает их теорию, то и будущее подтвердит ее.

Вопрос на затравку: достаточно ли у нынешних демократов причин для радостей?

2016 – О том же конфликте спустя восемь лет.

Нечто подобное происходит и в этом високосном году с той только разницей, что на этот раз во главе милленниалов встал не сравнительно молодой кандидат, а септогенарий, которому через полгода стукнет три четверти века. Лично я нахожу в этом возрастном парадоксе некоторое утешение – значит, не все еще для меня потеряно, а я слегка помоложе Берни Сандерса. И вот что еще любопытно: никто из его нынешних соперников не посмеет пенять ему почтенным возрастом, коли все они из племени геронтократов: Дональду Трампу скоро будет семьдесят, а Хиллари Клинтон – шестьдесят девять. Еще один феномен президентской кампании 2016 года. Не последний.

Вот, наконец, проклюнулось хорошее русское слово для этих милленниалов– тысячелетников. Ну конечно же сменовеховцы – вот кто они!

Статистики и поллстеры тщательно просчитывают электорат по стратам – этническим, религиозным, идеологи ческим, гендерным, возрастным и проч. А мне вот по чему-то кажется, что важнее сколько процентов среди избирателей тех, кто голосует в этом году впервые. Не от этого ли будет во многом зависеть исход выборов?

 

Мандат харизмы – pro et contra

 

Хилларифобия и обамамания

Политические болельщики слегка приуныли: матч между Хиллари Клинтон и Бараком Обамой грозит превратиться в дурную бесконечность. То один выигрывает, то другой, счет делегатов на номинационный конвент демократов идет уже на десятки, американский политический лексикон между тем обогатился двумя новыми терминами – хилларифобия и обамамания. Поверх идей и лозунгов существуют субъективные чувства капризного электората: само собой, афроамериканцы предпочитают Обаму, а латинос – Клинтон, но почему женщины-демократки голосуют за Хиллари, а мужчины-демократы (независимо от цвета кожи) – за Барака? В чем хваленная харизма последнего, которая слабо действует на женщин, а они среди избирателей составляют большинство? Мой друг Саша Грант написал, что мулат пригож; как мужчина с мужчиной я с ним согласен. Но моя приятельница считает, что у него грязный цвет кожи – лучше бы он был чистокровным белым или черным. Я бы уточнил: «пригожий мулат» еще и речист, у него хорошо подвешен язык, он говорит одновременно с думанием, даже немного заикается, в то время как мадам Клинтон выкрикивает лозунги в толпу. «Где он был девять лет назад? – вопрошают ее сторонники. – Выскочил как черт из табакерки. У него нет никакого опыта. Даже в Сенате он без году неделя». Тем более разителен феномен этого пригожего и речистого мулата.

Барак Обама начал с нуля, а сейчас у него делегатов на сотню больше, чем у Хиллари Клинтон. Вот статистика: в феврале она собрала $35 миллионов, а он – $55 миллионов. Куда дальше, если фанаты во всем мире опасаются за его безопасность (отсюда тьма белых телохранителей вокруг него) и сравнивают с такими подстреленными лидерами Америки, как Авраам Линкольн, Мартин Лютер Кинг и Джон Фицджералд Кеннеди. Дочь последнего, Каролайн, без околичностей уподобляет молодого сенатора из Иллинойса своему отцу: вот какой президент нужен Америке! Обама скорее суперстар, чем кандидат в президенты. Конечно, предсказывать теперь кому-либо победу все равно что гадать на кофейной гуще: можно крупно подзалететь. Ведь даже сторонники Хиллари Клинтон признают, что появился новый фактор. «Если бы можно было сочетать опыт Клинтон с харизмой Обамы и объединить их в одну личность», – мечтают они. Опыт – дело наживное, в отличие от харизмы: она либо есть, либо ее нету. А пока что на политическом горизонте Америки появился фактор – не могу сказать, что новый, – с которым приходится считаться: мандат харизмы.

 

Принцы и нищие

Перенесемся в американское прошлое и глянем, как этот внеполитический мандат действовал прежде. Были в нашей истории харизматичские лидеры и были антихаризматические. Взять того Франклина Делано Рузвельта, который пришел к власти, когда страна находилась в глубочайшем кризисе: из десяти работоспособных американцев четыре были безработными, банки обанкротились и закрывались, стояли длинные очереди к окошечкам с кассирами – народ желал немедленно забрать свои вклады.

И вот произошло чудо. В своем инаугурационном адресе 4 марта 1933 года ФДР произнес свои знаменитые слова: «Нам нечего бояться, кроме самого страха». Это не просто великолепный афоризм. Рузвельт подтвердил его конкретными мерами, проведя через легислатуру законодательство, гарантирующее вклады в банках. 12 марта он снова появился перед народом – это было его первое радиовыступление «у камелька».

– Когда люди узнают, что они могут забрать свои деньги из банков, когда захотят, сам фантом страха будет уничтожен, – успокоил президент встревоженных вкладчиков. – Я могу заверить вас, что сохраннее держать деньги во вновь открытых банках, чем у себя под матрацем.

Эффект этой замечательной речи был потрясающий. Следующим утром, когда банки открылись, очередей как не бывало, и в конце этого знаменательного дня выяснилось, что люди положили в банки на 10 миллионов долларов больше, чем сняли со своих счетов.

Решающую роль сыграл здесь сам законодательный акт, но не последнюю – тон, который Рузвельт взял, общаясь с нацией. Народное доверие было ответом на доверие Рузвельта. Когда он улыбался в ответ на кризис, казалось, что этот кризис сам по себе исчезает. В его биографиях приводится одно занятное письмо, полученное им в разгар инфляции: «У меня нет крыши над головой, я потерял работу, жена ненавидит меня, моя собака сдохла, но где-то там есть Вы, значит все будет ОК». Это письмо Богу, а не президенту. Назовем это культом личности, забыв о злоупотреблении этим выражением по отношению к сталинским временам. Недаром Рузвельт избирался президентом четырежды (при положенных по Конституции двух сроках) и умер на своем посту. Другими словами, был пожизненным президентом. Не только, само собой, за счет своей харизмы, но и за счет своих дел в трудные времена: он вывел страну из экономического кризиса и вплотную приблизил союзников к победе над Гитлером.

Харизматический лидер не обязательно хороший президент, так же как в обратном порядке: хороший президент не обязательно должен обладать харизмой, быть обаяшкой, а над его головой сиять нимб. Вспомним здесь к слову марктвеновский сюжет о принце и нищем. Были необаятельные, но хорошие президенты («нищие»), обычно вослед харизматикам – «принцам»: к примеру, Трумэн после Рузвельта или Джонсон после Кеннеди. Можно даже рискнуть сказать, что такие президенты, как Трумэн или Джонсон, были антихаризматическими, особенно по контрасту с харизматическими, культовыми предшественниками. Того же Кеннеди взять – вот кто был действительно принц и обаяшка! Над загадкой его харизмы историки и биографы бьются до сих пор. И ведь далеко не всегда и не все ему удавалось. Ведь это именно он отдал приказ об авантюрной высадке американских морпехов в Заливе свиней. Но кто об этом теперь помнит, кроме архивариусов истории! Зато в памяти потомков застряли его черный блестящий авто, тонкий загар, ослепительная белозубая улыбка. И уже не разобрать, где реал, а где миф.

Правда ли, что президент Кеннеди четырежды в день менял одежду, включая нижнее белье?

Почему нет?

 

Магия власти

Если официальные историки семейства Кеннеди – такие лоялисты (и «роялисты»), как Артур Шлесинджер, – дают метафорическое объяснение магической власти, которой обладал над Америкой президент Кеннеди, то писатель Норман Мейлер описывает Джона Кеннеди скорее в отчужденной манере, как гламурного лидера, больше похожего на университетского профессора, который влюбляет в себя студентов (и особенно студенток), чем политика. Однако именно в то время – как, может быть, и теперь – образовалась в политической жизни страны ниша, в которую идеально вписался популист и харизматик Кеннеди. Харизматический лидер появляется в ответ на зов времени, обычно в период кризиса. Новое настроение в обществе порождает нужду в новом типе лидера.

Да еще насильственная смерть в Далласе от пули убогого придурка, которая водрузила над президентом Кеннеди ореол мученика. За легендой трудно теперь углядеть действительность. Начав борьбу за гражданские права, Кеннеди рисковал – и никакая харизма бы ему не помогла – проиграть президентские выборы в 1964 года, до которых ему не суждено было дожить. Теперь это уже далекая история, но Кеннеди, боясь потерять голоса в южных штатах, далеко не сразу решился уравнять в правах черных и белых и долго лавировал между сторонниками Мартина Лютера Кинга и белыми чиновниками Юга, уговаривая первых унять свою прыть, а последних – пойти на уступки. И только 11 июня 1963 года он выступил со своим знаменитым обращением к нации по гражданским правам, основные пункты которого были официально приняты на следующий год – увы, уже после его убийства. При президенте Джонсоне, его антиподе.

Уж коли упомянул безусловно харизматического Мартина Лютера Кинга, то он, оказывается, искренне плакал, когда произносил свою знаменитую речь о мечтах.

Это к вопросу о природе харизмы: она может быть естественной, как у того же Мартина Лютера Кинга, или наигранной, как у Рональда Рейгана, с его многолетней голливудской практикой. А к какому типу принадлежит харизма Барака Обамы? Его волонтеры ходят от дома к дому и говорят избирателям не столько о любимом политике, сколько о том, как они пришли к своему кумиру. Это уже попахивает не просто культом личности – а Обама, несомненно, культовый лидер, – но своего рода гражданской религией. Однако сам Обама говорит так много толкового – и так хорошо говорит! – что сводить его успех только к харизме все-таки нельзя. Хотя некоторые политические комментаторы и пишут, что он идет по стопам Рейгана, только с демократическими идеалами. Речь опять-таки не только о харизме, но о трансформативной, как здесь говорят, программе. Параллель сугубо формальная, потому что содержание – противоположное: правоцентрист Рейган и левоцентрист Обама.

 

Проблема харизмы

Мы можем углубиться в сравнительную историю (привет Плутарху!) и сравнить харизму демократического лидера с харизмой тирана. Нет, не так далече, как древнегреческие времена (афинский и спартанский лидеры), но сравнительно недавнее время. Сравним того же Рузвельта с Гитлером или Сталиным. Мне могут возразить, что тирану вовсе не обязательно обладать харизмой, что не так. Если рябой Коба пришел к власти благодаря интригам и убийствам, то истеричный Гитлер – путем свободных выборов (одновременно с Рузвельтом и опять-таки в период кризиса). То, что сегодня кажется нам смешным или отвратительным, выглядело для большей части немецкого электората начала 30-х годов привлекательным. Скрепя сердце мы должны признать Гитлера не менее харизматическим лидером для немцев, чем Рузвельт для американцев или Черчилль для британцев.

Ну ладно, Гитлер – крайний случай. Куда чаще встречается и неоднократно описана в классической литературе комбинация обаяшки и пустышки, когда за харизмой лидера может не стоять никакой серьезной политической программы. В этом, кстати, сторонники Хиллари Клинтон упрекают Барака Обаму: отсутствие опыта. Что так и не так. Еще до избрания три года назад в Сенат, где он сразу же стал восходящей звездой демократов, но, кроме участия в голосованиях, ему там как младшему сенатору в самом деле делать почти нечего, он был членом иллинойской легислатуры и много работал по социальным проблемам (помимо профессорства в Чикагском университете). Именно благодаря этому опыту и его успешности он и был избран в 2004 году в Сенат таким убедительным большинством голосов: 70 % – рекордный результат на выборах в этом штате. Это к тому, что харизма не мешает Бараку Обаме быть деловым, практичным и способным политиком.

Проблема, однако, остается, независимо от нынешней предвыборной борьбы и электорального ландшафта. И заключается она в том, что даже в такой развитой демократии, как Америка, избирателя можно поймать, как пел Булат Окуджава, «на добром слове и на кусочке колбасы» – без разницы, что именно разуметь под этими метафорическими понятиями. Конечно, Америка застрахована от появления в Белом доме диктатора, типа вождя, фюрера, дуче, каудильо, команданте или чего-нибудь в этом роде, но зачем брать крайний случай? Про американского избирателя можно сказать, слегка перефразируя Пушкина: его обманывать не надо – он сам обманываться рад. А тем более при таком марафоне избирательной кампании! Ну не прохвост, так популист или демагог, за словами которого не стоит никаких серьезных программ и обязательств. Сама по себе харизма может сыграть злую шутку с американским электоратом. Одна надежда на СМИ, которые просвечивают каждого кандидата в президенты с ног до макушки. Если хотите, магнитно-резонансная томография.

По-здешнему – MRI.

Насквозь – по всей биографии претендента.

 

Слухи, слухи, слухи…

 

Бум «безродообамщиков»

О этот бесконтрольный и бесцензурный Интернет, где можно узнать, что «наше все» Пушкин по происхождению еврей, Лермонтов – голубой, а Эйнштейн – плагиатор и чуть ли не детоубийца. Иногда я проглядываю собственное био на Интернете – волосы встают дыбом от приписанных мне безобразий. Но тут другой случай: из Интернета в надежные, престижные и по преимуществу прообамовские СМИ снова, по второму заходу, вывались слухи о том, что Барак Обама – без роду-племени, Иван, не помнящий, а точнее скрывающий свое родство, и не имеющий никакого права быть нашим президентом. Вплоть до того, что нашелся резервист, который отказался лететь в Афганистан по той причине, что Барак Обама, будучи нелигитимным президентом, заодно и нелигитимный главнокомандующий, а потому служить по его приказу за пределами США – военное преступление. Впрочем, это только цветочки («цветочек»), а ягодки разбросаны по всему Интернету и разноязыким мировым СМИ. Такое у меня чувство, что «сумлевающиеся» в американском гражданстве Барака Обамы заранее готовятся к следующим президентским выборам. По крайней мере, бум «безродообамщиков» (с лингвистической подсказки моего коллеги Александра Гранта; по-английски «birthers») снова в самом разгаре. Что СМИ и Интернет, я сам ежедневно получаю по нескольку статей на этот сюжет от моих знакомых, которых, в отличие от меня, с души воротит от Обамы. На каждый чих не наздравствуешься. Вот я и придумал стандартный всем ответ, призвав на помощь Шекспира: «Входит Молва в одежде, сплошь разрисованной языками».

Тем более слух о сомнительном американском гражданстве Барака Обамы «с бородой». Впервые он возник во время предвыборной кампании Барака Обамы, когда в филадельфийский суд был подан иск сторонника Хиллари Клинтон, адвоката Филиппа Берга, который среди демократов человек с именем и в разное время занимал высокие посты. Смысл этого иска буквально накануне съезда демократической партии в Денвере, штат Колорадо, состоял в том, что Обама не имеет права баллотироваться в президенты США и занимать эту должность ввиду того, что не урожденный американец, а если и был им, то потерял американское гражданство, когда его мать вышла второй раз за индонезийца Лоло Суторо, и Барак был увезен в младенчестве на родину отчима, где потом поступил в школу Франциска Ассизского в Джакарте под именем Барри Соэторо, как гражданин Индонезии. Таким образом, «урожденное гражданство» Барака Обамы было утеряно, утверждал Филипп Берг.

 

«…но гражданином быть обязан»

Напомню, что, согласно второй статье Конституции США, кандидат в президенты должен быть урожденным гражданином США, не моложе 35 лет и постоянно жить в стране как минимум четырнадцать лет. Время от времени возникают сомнения в американском гражданстве кандидата в президенты – не Обама первый. Так было с Барри Голдуотером, который родился в той части Аризоны, которая еще не попала под юрисдикцию США, да и с соперником Барака Обамы Джоном Маккейном, который увидел свет в Панаме, но на американской военно-морской базе, что и позволило ему баллотироваться в президенты. С другой стороны, под сомнение иногда ставится и эта пресловутая вторая статья американской конституции – не пора ли ее отменить или хотя бы откорректировать? К примеру, когда Генри Киссинджер обгонял по рейтингу остальных американских политиков, он тем не менее не мог выставить свою кандидатуру в президенты, будучи рожден в Баварии (Германия). А Арнольд Шварценеггер, став из актеров губернатором Калифорнии, сам жаловался, что не может претендовать на высший американский пост, поскольку родом из Штирии (Австрия). Но эта спорная статья Американской конституции не отменена и не исправлена (да и вряд ли будет) и является точкой преткновения для любых сомнительных кандидатов, к коим сейчас относят Барака Обаму его заклятые враги. Как сказал наш поэт, «но гражданином быть обязан»!

У Филиппа Берга был многоярусный иск к Бараку Обаме. Он заодно ставил под сомнение сам факт его рождения в Гонолулу на Гавайях. Барак Обама будто бы родился в Кении, откуда родом его отец и куда молодожены уехали, а когда его мать была на сносях и пыталась вернуться на Гавайи, ей не позволили сесть в самолет, боясь, что она разродится в полете. Со ссылкой на белую бабушку Барака Обамы, а также его сводных брата и сестру Берг настаивал, что мать Обамы, Стэнли Энн Данхэм, родила Барака в Кении, а в Гавайи прилетела, чтобы зарегистрировать его рождение постфактум. Берг ссылался также на противоречивые сведения о его рождении почему-то сразу в двух гонолулских больницах – «Капиолани» и «Куинз», а также отсутствие записей о родах Стэнли Данхэм, хотя «регистрация о живом рождении» («Certificate of Live Birth») Барака Обамы есть в записях гражданского состояния в штате Гавайи, но не искомый «сертификат о рождении»!

Дотошный педант Филипп Берг, принимая априори гипотетическую все-таки версию о рождении Барака Обамы на родине отца в Кении, не останавливался на этом и утверждал, что в таких случаях американское гражданство может быть передано по американке-матери, но ей должно было быть как минимум девятнадцать лет, а Стэнли Данхэм родила будущего президента США в восемнадцатилетнем возрасте. Это значит, что даже «урожденное гражданство» Барака Обамы под сомнением. А представленный кампанией Обамы для успокоения общественного мнения регистрационный документ о «живом рождении» – фальшак, как утверждали нанятые Филиппом Бергом три юриста.

2016 В этом году само это положение Конституции снова всплыло после того, как наш герой Дональд Трамп усомнился в праве участвовать в президентских выборах главного своего на тот момент соперника по республиканской партии Теда Круза, у которого мало того что папа кубинский эмигре, но сам он родился не в США, а в городе Калгари, в канадской провинции Альберта, то есть не соответствует положению Конституции, что президентом может быть только natural born citizen. Толкование этой конституционной формулы допускает, однако, различные толкования, но Трамп по натуре своей провокатор, и главное для него – заронить сомнения, а там будь что будет! Даже если вилки найдутся, осадок останется.

 

Слухи умирают последними

Несмотря на множество аргументов, а может быть, отчасти благодаря этому множеству, а также гипотетичности и противоречивости, федеральный судья Пенсильвании Барклай Суррик отклонил иск, заявив, что для него нет достаточных оснований да к тому же сомнения в гражданстве Барака Обамы уже никак не могут повлиять на итоги голосования на демократическом конвенте. Точка. Казалось бы, больше к этому сюжету можно не возвращаться. Не тут-то было! Спустя некоторое время конспирологи развернули новую кампанию против Барака Обамы как нелигитимного президента США. СМИ нехотя ее подхватили – от падкой до сенсаций британской «Daily News» («Obama’s Legitimacy under Question») до нашей либеральной «New York Times» («Birther’ Boom»). Хотя на лондонской встрече с журналистами Обама отказался комментировать этот вопрос, но на последней пресс-конференции в Белом доме неожиданно появился с американским флажком на лацкане пиджака. Очевидно, новый бум «безродообамщиков» заставляет белодомовцев чувствовать себя не очень комфортно.

В ход пошли новые домыслы и допущения. Правая организация «Американцы за свободу слова» припомнила, что, учась в Occidental college, Барак Обама (тогда Барри Суторо) получал финансовую помощь как студент из Индонезии и подавал на Фулбрайтовскую стипендию, которая однозначно выдается только иностранным студентам. На данный момент существует уже восемнадцать исков, добивающихся дисквалификации Барака Обамы как президента США. Ультраконсервативный верховный судья Энтони Скалия объявил, что Верховный суд согласился рассмотреть иск ньюджерсийца Лео Донофрио с требованием отстранить Барака Обамы с должности президента в связи с его двойным гражданством. «Безродообамщики» ссылаются также на то, что Барак Обама во время своей избирательной кампании будто бы потратил почти миллион долларов на адвокатов, чтобы блокировать документы о своем прошлом. Генеральный прокурор Эрик Холдер, которому будет представлен окончательный доклад, предпочитает пока отмалчиваться, не имея под рукой веских доказательств. Тем временем число «скрываемых» Бараком Обамой документов растет как снежный ком: от более подробного досье о состоянии здоровья до списка трети своих доноров.

Республиканцы не рискуют разыграть эту карту, хотя самые ярые консерваторы вываливают все эти слухи и сплетни в Инет, эфир и прессу. «Барак Обама все еще должен доказать свое гражданство!» – неистовствует Раш Лимбо. Лиз Чейни, дочь нашего бывшего вице-президента, шепчет Ларри Кингу на его телешоу, что движение «безродообамщиков» продолжает существовать, потому что люди чувствуют себя неуверенно с президентом, который нерешителен в защите американских интересов за границей. Но большинство – это те, которым доказательства не нужны: для них нет дыма без огня.

Я видел по ящику видеозапись, на которой истеричная Birther выкрикивает свои антиобамовские лозунги и размахивает копией свидетельства о «живом рождении» Обамы и американским флагом, не давая рта раскрыть делаверскому республиканскому конгрессмену, с которым, собственно, встреча, и весь зал бурно ее поддерживает. Увы, таких митингов в последнее время все больше и больше, хотя отдадим должное выбранным республиканцам, они ведут себя осторожно и не присоединяются к этой вакханалии. Пока. Тем не менее «безродообамщиков» становится все больше, среди конспирологов есть знаменитости – маргиналы постепенно вливаются в мейнстрим американской политики. Что они еще придумают? А если дела Барака Обамы за границей и дома пойдут наперекосяк? То, что год назад было решительно отвергнуто пенсильванским судьей и казалось абсурдом и манией, неожиданно обретает под собой почву, пусть и колеблемую. Сказано же, что слухи умирают последними.

Помните, к примеру, слух о том, что летом 1993 года Хиллари Клинтон лично убила выстрелом в голову белодомовского консультанта и своего любовника (предположительного, никто со свечой не стоял, хотя их роман длился без малого двадцать лет, по утверждению ее биографов) Винса Фостера, выдала за самоубийство, а его предсмертную записку уничтожила? Теперь Хиллари заявляет, что еще на ее веку женщина станет президентом США. Кого она имеет в виду? Себя?

 

Мама Обамы

В обывательских – без разницы какой расы – кругах Америки, а тем более среди наших русскоязычников, Барак Обама, будущий, возможно, президент, однозначно чернокожий, афроамериканец и даже афроцентрист (по взглядам). На самом деле, он такой же черный, как и белый – по маме. Мало того что кениец-папа бросил семью, когда Бараку было два года, и уехал из Гонолулу в Гарвард продолжать образование, и мама не просто поставила его на ноги, но и воспитала в соответствии со своими принципами. А была она женщина принципиальная, продвинутая, высокообразованная, мультикультурная. Поэтому если достаточно сказать про папу Барака Обамы, что он был черный из Кении, то недостаточно сказать про маму Барака Обамы, что она была белая из Канзаса. Так о ней сказать – ничего не сказать. Возникает какая-то простушка из американской глубинки, тогда как эта рано, в 53 года, умершая от рака женщина была незаурядный антрополог, написавший 800-страничную докторскую диссертацию о крестьянах на Яве и работавший в Индонезии и Пакистане с фондом Форда, Агентством международного развития и другими американскими филантропическими организациями. Причем антрополог была талантливый и вдумчивый. Начальство ценило ее за творческий подход к работе, аборигены – за доброту, чуткость и внимательность. Она видела в них не только объект исследования, но и человеческих особей, сродни ей самой, интересовалась их жизнью, семьей, бытом. И все записывала в свой ноутбук – чтобы помочь им практически, выбивая средства из фондов, с которыми работала. Сама была бессребреницей, не скопив на палаты каменные. Когда умирала, больше, чем о приближающейся смерти, думала о неоплаченных медицинских счетах.

Оба ее замужества – за отцом Обамы и за его отчимом индонезийцем – были короткими и неудачными, но она, будучи, по-видимому, феминисткой, не ставила высоко институт брака. Это были времена, когда смешанные браки, а тем более с иностранцами, были сравнительной редкостью, и ее родители отнеслись к этим экспериментальным замужествам отрицательно, но внуков – Обаму и его сестру Майю от индонезийца – признали и полюбили. Имя мамы Барака Обамы – сложное: Стэнли Энн Данхэм Суторо. Мужское Стэнли – потому что ее родители ждали мальчика и заранее решили, как его назвать, а Суторо – фамилия ее второго мужа. Она выходила замуж не просто за людей иной расы, но за иностранцев, и, помимо естественных чувств, ее экзотические замужества объясняются любопытством к людям иной породы. Человек космополитических склонностей, эта женщина с мужским именем ненавидела предрассудки и фанатизм и в аналогичном духе веротерпимости и толерантности воспитала своего малыша – на совместных снимках эта парочка выглядит замечательно: белокожая красотка, а на ее коленях большеголовый мальчик-черныш (хотя грамотнее назвать его мулатиком).

Барак Обама родился в Гонолулу, где познакомились его родители – совсем еще юные (ей не было восемнадцати) студенты Гавайского университета, кстати, на курсах русского языка. После развода с кенийцем она быстро выскочила замуж за следующего иностранца и поехала с ним на его родину, в Индонезию, прихватив с собой Барака. Мальчик рос в иноязычном окружении, а потому мама будила его в четыре утра и заставляла учить перед школой английский. Барак сердился на нее за это, но она была непреклонна: «Если ты думаешь, что для меня вставать в такое время – это собираться на пикник, ты ошибаешься». Несмотря на развод со вторым мужем, Стэнли с двумя детьми осталась жить (и работать) в Индонезии. Что ее огорчало в своем сыне, так это отсутствие амбиций (по-английски «амбиции» положительного значения – в отличие от негативного русского значения этого слова). «Ты можешь поступить в любой колледж, стоит только захотеть, – говорила она ему. – Надо сделать усилие, ты запомнишь это?» Барак Обама вспоминает в своих мемуарах, что его поражало, насколько серьезно и уверенно она относилась к его дальнейшей судьбе. Нельзя было подвести ее, чтобы эксперимент его матери-одиночки с ним окончился провалом.

Она была не только превосходным человеком, талантливым антропологом, но и супермамой, которая определила судьбу Барака Обамы. Ее интересы не ограничивались ее профессией: все, кто знал ее, вспоминают ее серьезные разговоры о философии, о политике, о книгах – вплоть до эзотерических мотивов в индонезийском фольклоре. Эта незаурядная женщина была убеждена, что основное содержание и мера жизни – это работа, будь то ее профессия антропология или воспитание собственных детей. Во все она вкладывала живу душу, страсть, любовь. Перефразируя знаменитые слова Горького, про Бараку Обаму можно сказать, что всем лучшим в себе он обязан матери, от которой унаследовал уверенность, энергию, жизненный драйв, интернациональный взгляд на мир и даже – так говорят – склонность к сильным, принципиальным женщинам. С этим, полагаю, связана его женитба на черной адвокатше Мишель Робинсон. По крайней мере, отчасти.

Характером та походила на его белую мать, но не по взглядам – судя по ее политнекорректным высказываниям, она скорее афроцентристка. Его женитьба – это вопрос не только любви, но и самоидентификации: в детстве Барак пытался убедить своих однокашников, что он белый со смуглой кожей, но женился он на женщине из замкнутого афроамериканского клана. Это Мишель сказала, когда пара штатов на праймериз проголосовали за ее мужа, что впервые горда за Америку, за что получила втык и в дальнейшем держала язык за зубами. Я уж не говорю о священнике церкви, где Барак Обама женился и крестил двух своих девочек. Тому вообще следовало бы отрезать язык за нецензурные высказывания о белых и евреях. Барак Обама уже отмежевался от него и осудил, а то стали было припоминать общеизвестное мотто: скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Что верно, но только отчасти, да и то не всегда. Нести ответственность за своих друзей, а тем более за их высказывания – нет уж, извините! В нашем случае больше подходит вариант: скажи, кто твоя мать, и я скажу, кто ты.

Скажи, кто мама Обамы, и я скажу, кто Обама.

Многие свои качества он впитал, что называется, с молоком матери, унаследовал генетически. Плюс ее отличное воспитание. Поразительно, как эта работящая мать-одиночка находила время, чтобы сделать из своих детей то, что она сделала. (Майя пошла по ее стопам и стала антропологом.)

Из Индонезии Обама вернулся на Гавайские острова, чтобы, получив сколаршип, продолжать образование в престижной школе на родине, а потом и вовсе улетел на материк – в отношениях между матерью и сыном настали тяжелые времена, между ними пролегли океаны, они скучают друг без друга, между ними оживленная переписка, он украшает свои письма забавными рисунками, и чем реже встречи – в летние и рождественские каникулы, – тем больше они обнаруживают родство душ. Так, по крайней мере, выглядит с его слов, со слов его сестры и общих знакомых. Лишенная личного честолюбия, Стэнли Энн поддерживала его в детях и отодвигала личные чувства на задний план, чтобы дать Бараку качественное образование: школа в Гонолулу – Западный колледж в Лос-Анджелесе – Колумбийский университет – Гарвардская школа права, где он стал первым небелым главным редактором авторитетного издания Harvard Law Review.

В Америке Барак Обама первое время живет у своих белых деда и бабушки. Между ними негласный договор: они не вмешиваются в его жизнь, пока его внутренние противоречия и борьба с самим собой не выходят наружу. Живя в сплошь белом окружении, но вдали от матери, подросток все больше осознает себя афроамериканцем. Противоречит ли это этническое самосознание его полукровству, а тем более американскому гражданству и будущей политической карьере на национальном уровне? Думаю, что нет. Для сравнения возьмем политиков из американских евреев. Одни из них евреи только по происхождению, а некоторые даже предпочитали скрывать его (сенатор Керри, клинтоновский госсекретарь Олбрайт), но другие – скажем, независимый сенатор из Коннектикута Либерман – еврейские ортодоксы, что не мешает им верой и правдой служить Америке. Барак Обама не скрывает ни кто он по матери, ни кто по отцу, но притворяться белым, как это было в его школьные годы, он больше не будет: он преодолел те давние комплексы. К тому же его с головой выдает грязноватый цвет кожи мулата. Да, он пользуется своим цветом кожи и получает большинство голосов черных, но, с другой стороны, он теряет голоса пожилых белых и белых женщин, а с латинос у него и вовсе полный караул, учитывая конфликтные отношения тех с афроамериканцами. Что и говорить, статистика сложная в плавильном котле, именуемом США.

Однако самый монструозный фанатизм этих выборов не на расовой почве, а на религиозной. Ходят слухи – больше и чаще шепотом, чем во весь голос, – что Барак Обама на самом деле мусульманин и даже агент Аль-Каиды, который по тайному замыслу исламистов должен установить в Америке царство Антихриста. Находятся люди, которые во всеуслышание по несколько раз кряду произносят его полное имя, включая данное ему от рождения среднее – Барак Хусейн Обама, а это уже намек, похожий на инсинуацию. Даже Хиллари Клинтон на прямой вопрос журналиста хоть и ответила, что Обама – христианин, но многозначительно добавила: «Насколько я знаю». На самом деле, Обама христианин как по материнской, так и по отцовской линям, и никто из его предков не был муслимом, хотя отец его отца из племени луо и сменил под влиянием миссионеров набедренную повязку на цивильный костюм и принял христианство, принадлежа до этого к одному из многих африканских культов. Суть, однако, не в том. Мартин Лютер (не тот, который Кинг!), не будучи примером толерантности, тем не менее говорил, что предпочел бы, чтобы страной управлял умный турок, чем глупый христианин. Но это к слову. Потому и важно знать подробности о матери Барака Обамы, что он наш потенциальный президент.

Стэнли Энн Данхэм Суторо умерла в Гонолулу в ноябре 1995 года, когда Барак Обама вел свою первую кампанию на выборный пост. После мемориального сервиса в Гавайском университете ее дети взобрались на скалы около Оаху и развеяли прах матери над Тихим океаном в направлении Индонезии, которую она так нежно любила. Барак Обама хранит фотографию этого священного акта как главную реликвию своей жизни.

 

Обама и евреи

 

Эта тема носится в воздухе, ее обмусолили в устных разговорах, потом она перекочевала в Интернет, обрушилась в СМИ, пока сам Барак Обама не поднял ее во время недавней поездки во Флориду, где в синагоге городка Бока-Рэтон объяснился наконец с иудеями. Дело в том, что традиционно либеральные евреи Америки были в большинстве своем за Хиллари Клинтон, которая их устраивала и сама по себе, и как жена Билла Клинтона, которого называли «еврейским президентом США» (в его правительстве и в самом деле было рекордное число евреев плюс поддержка влиятельных евреев). Теперь, однако, когда математических шансов у Хиллари на выдвижение кандидатом в президенты фактически не осталось, еврейскому электорату приходится воленс-ноленс присматриваться к вероятному победителю этой необычной предпрезидентской гонки среди демократов – Бараку Обаме. Несмотря на многочисленные предубеждения – от его среднего имени «Хусейн» до его черного пастора Иеремии Райта, который теперь уже известен по всей Америке своими антиамериканскими, расистскими и, само собой, антисемитскими взглядами.

Что касается бесноватого пастора, то Барак Обама пусть с опозданием, но самым решительным образом от него отмежевался, нести ответственность за сказанное нашими бывшими друзьями мы не можем, а имена выбираем, увы, не мы, а за нас наши родаки. Однако въедливые евреи во флоридской синагоге спросили заодно Обаму, почему он не оставил себе английское имя, которым его знали в юности – «Барри» (типа Барри Голдуотера, если читатели еще помнят этого «поджигателя войны»), на что Барак Обама резонно ответил:

– Я решил, что следует признать и принять и другую часть моего наследства, а потому пусть меня будут звать Барак. В лучших еврейских традициях судить о человеке по тому, что он говорит и делает, а не по тому, что у него смешное имя. Давайте по-честному: если возникают вопросы о моем происхождении, то только потому, что перед вами черный парень по имени Барак Обама.

Здесь речистый оратор покривил душой, а потому потребуются уточнения. Барак Обама – не черный, а темный, точнее, серый (по цвету), будучи по происхождению мулатом: мама – белая из Канзаса, папа – черный из Кении. Автор устал талдычить это, как попка дурак! Так что, строго говоря, он вообще не является афроамериканцем, комплексующим по поводу того, что его предки были в цепях вывезены рабами со своей исторической родины (комплекс, скорее всего, измышленный белыми). По-честному, меня удивляет, что никто в его высоколобой компании не подсказал Бараку Обаме так напрямик и сказать в какой-нибудь предвыборной аудитории:

– Ребята, посмотрите на меня. Я такой же черный, как и белый. Ровно пополам. Полукровка!

Тем более, папа-кениец бросил семью, а воспитывался Барак белой мамой-антропологом в Гонолулу и в Индонезии, а потом опять же белыми бабушкой и дедушкой в материковой Америке. И несмотря на среднее имя «Хусейн» и сомнения некоторых избирателей (10 % американцев считают его муслимом, а 32 % затрудняются ответить, к какой конфессии он принадлежит), оба родака Обамы – христиане, и никто из его предков мусульманином не был. В дальнейшем, в школе, в колледже, в Колумбийском университете и в Гарварде, Барак Обама общался в расово «плавильном котле», хотя женился на черной девушке Мишель из тесного чикагского гетто (также с гарвардским дипломом).

В чикагском окружении Обамы, среди его ближайших друзей и сподвижников, всегда было много евреев. Некоторых он перечислил в своем двухчасовом выступлении в синагоге Бока-Рэтона. Достаточно сказать, что его предвыборный штаб возглавляет бывший корреспондент «Чикаго трибюн» Дэвид Аксельрод, речеписцем там некто Френкель, а Пенни Притцер занимается финансами – и с каким успехом: у них на счету три с половиной десятка миллионов долларов, в то время как Хиллари Клинтон в долгу как в шелку! Обама тем временем продолжал перечислять своих еврейских друзей, спонсоров и соратников: член правления Американо-израильского комитета по связям с общественностью Ли Розенберг, бывший конгрессмен и бывший советник президента Билла Клинтона Абнер Миква, который был ментором Обамы в Чикаго.

Этот город стал базовым, стартовым для политической карьеры Барака Обамы. Здесь он познакомился с активисткой-пацифисткой Мэрилин Кац, которая в свою очередь свела его с известной либеральной деятельницей Бетти Лу Залцман, в квартире которой и было решено выдвинуть пригожего и речистого Барака Обаму главным оратором на антивоенном митинге в 2002 году. Речь была блестящей и сделала Барака Обаму известным на всю страну. Организатор митинга Карл Дэвидсон признается теперь, что самое большое, на что он и его друзья рассчитывали, – провести Барака Обаму в Сенат. Это было за пару лет до его коронного выступления на съезде демократов, который объявил Джона Керри кандидатом в президенты. В промежутке Барак Обама заводит дружбу с Джеймсом Крауном, а тот знакомит его со своим отцом Лестером, миллиардером, который не только возглавляет знаменитую инвесторную династию, но и является лидером еврейской коммюнити Чикаго. Джеймс предупреждает Обаму, что у его отца весьма агрессивные произраильские взгляды, что Обаму нисколько не смущает. Будучи прагматиком, он уже успел избавиться от левоцентристских взглядов своих еврейских либеральных друзей и даже съездил разок в Израиль. Крауны и другие еврейские доноры собирают для его сенатской кампании сотни тысяч долларов. Однако более консервативно настроенные чикагские евреи встречают его выступление с прохладцей.

– Если бы тебя звали Хаим Вайцман, как основателя еврейского государства, было бы другое дело, – сказал ему тогда Абнер Миква, его покровитель.

– Зовите меня тогда Барухом Обамой, – отшутился Барак Обама.

У читателя, боюсь, уже пестрит в глазах от еврейских имен. Можно ли на этом основании считать Барака Обаму еврейским ставленником и протеже? В любом случае, он не заслуживает того остракизма, которому подвергается со стороны еврейских сторонников Хиллари Клинтон (евреи-республиканцы – залетные птицы в стане избирателей, если не считать большинство наших русскоязычников).

Уточним также попутно природу еврейского левоцентризма: он касается чего угодно, но только не Израиля. Большинство наших левоцентриков сохраняют лояльность Израилю. Лоялен Израилю и Барак Обама, выпускник чикагской идеологически многополюсной еврейской общины. Ставка чикагских евреев на Барака Обаму – своего рода вызов более влиятельной еврейской общине Нью-Йорка, которая поставила на Хиллари Клинтон и проигрывает. В американском электорате еврейские голоса – капля в море, но влияние их в бизнесе, в политике, в СМИ превосходит в разы их пропорциональный демографический состав. И их влиятельность с годами увеличивается. Не учитывать это будущий президент не может – вот почему кандидат-демократ Барак Обама отправился во Флориду разъяснять свою позицию, отмежевываясь от своих знакомцев, известных критическими наскоками на Израиль. Помимо помянутого бешеного пастора, это еще профессор Колумбийского университета Рашид Халиди, которого Барак Обама попросил из числа своих друзей убрать:

«Вырывать из контекста слова людей, с которыми я знаком, но чьи взгляды радикально отличаются от взглядов 900 моих друзей, а затем строить на основании этого предположения, что я недостаточно произраильски настроен, на мой взгляд, это весьма скользкая дорожка».

В самом деле, мало ли с кем сводит нас жизнь! А тем более политического деятеля, который у всех на виду и всякому доступен. Вот Хиллари Клинтон, к примеру, целовалась с женой Арафата – и никто давно уже не ставит ей это в упрек.

В своем выступлении во флоридской синагоге Барак Обама напомнил об исторических связях евреев и негров в их общей борьбе за гражданские права в 60-е годы:

– Эти связи теснее, чем принято думать. Вы думаете, я не понимаю, что Мартин Лютер Кинг не добился бы того, чего добился, без помощи еврейской общины? Тогда у нас была единая для всех нас цель.

Сенатор из Иллинойса избегал прямоговорения, но это был явный намек, что сейчас у евреев и негров снова общая цель и что он надеется стать президентом США, в том числе при поддержке американских евреев с их огромным влиянием на общественное настроение страны. Он подтвердил непоколебимую верность своей страны безопасности Израиля и отказ вести переговоры с террористическими группами ХАМАС и Хезболла. Заодно Барак Обама прошелся по взглядам республиканского кандидата в президенты Джона Маккейна, который сеет страх среди избирателей и искажает его собственные взгляды на ближневосточные проблемы, в частности на неколебимые американо-израильские отношения. В то же время Барак Обама защищал свой подход к иранской проблеме и свою готовность встретиться с тамошним президентом. Для чего? Чтобы путем переговоров не допустить развития Ираном ядерного оружия и пресечь его антиизраильскую риторику. Барак Обама не видит иного решения этих проблем, кроме дипломатического. Иначе мы окажемся в еще большей изоляции от международного сообщества: «А мы уже и так в нынешнем положении выведены из игры, и у нас все меньше возможностей помогать Израилю».

2016 ДОНАЛЬД ТРАМП о евреях и Израиле:

– У меня множество еврейских друзей. У меня нет никого ближе.

– Единственный тип людей, которым я доверяю считать свои деньги, – это маленькие низенькие парни в ермолках.

– У меня еврейские внуки и еврейка-дочь, и это почетно для меня (о дочке Иванке, принявшей иудаизм). – Израиль – жертва в этом конфликте. Палестинцев приучают к ненависти с двух лет: ненавидеть, ненавидеть, ненавидеть!

– Израиль так важен для Соединенных Штатов, а то, что Обама делал и делает еврейскому государству, это позор. Вообще, в каком тоне администрация Обамы говорит с Израилем – в это трудно поверить…

– Нетаньяху мне очень нравится. Он всегда хладнокровен, силен и уверен в себе. Думаю, что Обама вел себя по отношению к израильскому лидеру из рук вон плохо.

– Обама у власти – это самое худшее, что могло случиться с Израилем. Многие из моих друзей-евреев уже не поддерживают Обаму, но некоторые все еще не отступились от этой поддержки. И вот их я спрашиваю: как вы можете это делать?!

– Если Израиль в конце концов атакует Иран – когда увидит, что иранцы делают атомное оружие, – я тоже буду воевать с Ираном. Стопроцентно я приду Израилю на помощь.

Отдадим должное Бараку Обаме: у него своя точка зрения на безопасность Израиля, который можно обезопасить от агрессии соседей только дипломатическим путем, как с Египтом либо Иорданией. Даже с Сирией Израиль ведет сейчас тайные переговоры в Стамбуле, несмотря на сопротивление нынешней американской администрации. «Как же, спрашивается, политика Буша – Чейни – Маккейна помогает Израилю?» – задал риторический вопрос Барак Обама. Единственный выход – потребовать от Ирана уступок, а в ответ ослабить экономические санкции. Такое «договорное» обуздание этого теократического государства, по мысли Барака Обамы, возвратило бы Америке «моральное лидерство» в международном сообществе и сделало бы закрытие ядерной программы Ирана и прекращение им поддержки террористов под международным нажимом более вероятным.

 

Мечты, мечты, где ваша сладость?

Однако от некоторых идей Барака Обамы отдает скорее идеализмом, чем прекраснодушием. Думаю, что став президентом (сослагательное наклонение) и пару раз обжегшись на молоке, он будет дуть на воду. Большая разница между кандидатом в президенты и президентом. А евреев во флоридской синагоге Барак Обама, похоже, убедил. Типичным следует счесть заявление 77-летней Сильвии Скавронек, которая прежде поддерживала Хиллари Клинтон, а Барака Обаму видела в первый раз:

– Он не мой первый выбор, но он мой второй – настоящий, большой – выбор. Я пришла сюда с чувством неопределенности, а ухожу с чувством убежденности: это наш человек. Внутри демократического лагеря его победа почти неизбежна, а все мы хотим, чтобы президентом стал демократ.

 

Суперделегаты или супермены?

 

Чтобы никакого риска!

Поясним для начала: суперделегаты – а их ни мало ни много, как 796 человек на демократическом конвенте! – это высокопоставленные демократы (сенаторы, конгрессмены, губернаторы, мэры) плюс партийные лидеры и ветераны. Теперь уже ясно, что без их поддержки ни идущему впереди Бараку Обаме, ни тем более плетущейся в хвосте Хиллари Клинтон не набрать необходимые для номинации в качестве кандидата в президенты 2025 голосов на августовском партийном конгрессе в Денвере (50 % + 1). Общий пока что счет 1694:1556 в пользу Обамы. Осталось, правда, еще несколько штатов, но так как ни один из кандидатов в случае штатной победы не может забрать всех делегатов (как у республиканцев), а только пропорционально их распределению в дистриктах (графствах), то это борьба на измор, пока не скажут своего решающего слова суперделегаты. Многие из них пока что отмалчиваются, оглядываются, присматриваются, и по общему числу взявших чью-либо сторону впереди Хиллари Клинтон (254 суперделегата против 230 у Барака Обамы), но тенденция не в ее пользу. Я даже не о перебежчиках из ее лагеря в лагерь ее противника, но о тех «суперах», которые были, считай, в кармане у Клинтонов благодаря давним связям и дружеским отношениям и которые неожиданно заявили о своей поддержке Барака Обамы.

Однако, несмотря на успехи молодого сенатора из Иллинойса, Клинтоны (оба!) полагались именно на суперделегатов, то есть на партийную машину, которая со времен президентствования Билла была в их руках: близкие знакомства, услуги супружеской пары «суперам», да наконец непотизм. Никакого риска!

Оказалось, не так.

 

Иуды или перебежчики?

Даже министры из кабинета Клинтона переметнулись на сторону Обамы. Взять того же Билла Ричардсона, был «нефтяным» министром и представителем США в ООН при Клинтоне, а теперь губернатор Нью-Мексики (он тоже участвовал в президентских гонках, но сошел на ранней дистанции). Билл Клинтон всячески его обхаживал и даже смотрел у него дома Super Bowl, и, по словам бывшего президента, этот единственный латинос в большой американской политике пять раз лично его заверил, что не предаст Клинтонов (что Ричардсон теперь начисто отрицает), и вот спустя пару недель Ричардсон объявляет о своей поддержке Барака Обамы, да еще в таких восторженных выражениях! В лагере Хиллари Клинтон Билла Ричардсона иначе чем Иудой теперь не называют.

Еще один «Иуда» – бывший министр труда Роберт Райх, которого связывает в Биллом Клинтоном сорокалетняя, со студенческих времен, дружба. В этой дружбе было много трогательных моментов, которые лихо использовала клинтоновская пропаганда, когда еще Билл баллотировался в президенты. К примеру, история о том, как Клинтон дежурил у постели болезного Райха и кормил его с ложечки бульоном, когда тому было плохо во время трансатлантического пароходного рейса. И вот чем Райх отплатил своему старому другу – поддержал Барака Обаму! Разве это не предательство? А Энтони Лейк, бывший советник по национальной безопасности при Клинтоне, а теперь сторонник Обамы? «Эти люди обязаны Клинтону всем, – жалуется оставшийся ему верным Леон Панетта, руководитель его белодомовской администрации. – Именно благодаря Клинтону они получили высокие посты, прославились на всю страну, а сейчас получают большие деньги. Как тут не понять разочарование Билла Клинтона в своих бывших субординатах!»

А друзья самой Хиллари! Тот же Грег Крэг, ее однокашник по юридической школе, который служил специальным консулом у Билла во время его импичментной саги в связи с Моникой Левински. Мало того что он дезертировал от Клинтонов, но еще на прощание бросил замечание, что если кампания Хиллари не может контролировать Билла, то удержит ли его под контролем Белый дом, когда там президентом будет Хиллари: не станет ли Билл «серым кардиналом» при собственной жене?

Либо сенатор из Миссури Клэр Маккаскилл, которой Хиллари Клинтон лично помогала собирать деньги для ее избирательной кампании. Несмотря на это, пару лет назад в телевизионном интервью Клэр Маккасвилл сказала, что хотя Билл Клинтон великий лидер, но она бы не хотела, чтобы ее дочь осталась с ним наедине (опять намек на Монику), а теперь вот поддержала кандидатуру Барака Обамы. Так же как другие влиятельные сенаторы – Эми Клобучар, Джон Керри, Джон Рокфеллер Четвертый, Эдвард Кеннеди, Боб Кейзи и другие. К Джону Керри Клинтоны тоже могут предъявить свой «счет дружбы» – разве не участвовал Билл в его президентской кампании 2004 года, несмотря на то что перенес только что операцию на сердце? А где благодарность? Даже многие бывшие сенаторы, типа Сэма Нанна, предпочитают Барака Обаму. Не говоря уже о суперделегатах рангом пониже.

Взять, к примеру, суперделегатшу Нанси Ларсон, члена Национального комитета партии из Миннесоты, которая не раз и не два демонстрировала свою лояльность Клинтонам, а тут неожиданно дезертировала из их лагеря и примкнула к Бараку Обаме. Для нее это было трудное решение, а самым трудным был разговор с Челси Клинтон, которая позвонила ей и чуть не плача повторяла:

– Почему вы это сделали? Почему? Почему?

 

Почему?

В самом деле – почему? Еще раз сошлюсь на анекдот с бородой:

Куда вы, меньшинство?

К большинству!

А у Барака Обамы действительно большинство: он опережает Хиллари Клинтон по количеству поданных за него голосов, выигранных штатов и обычных, выбранных делегатов. Так что и такой конъюнктурный подход не вовсе исключен: избранные на разные посты демократы должны учитывать мнение партийных низов. Как говорится, массы решают все. Тем более в твоем штате. Хотя возможно и разномыслие: в Массачусетсе выиграла Хиллари Клинтон, но оба массачусетских сенатора – Эдвард Кеннеди и Джон Керри – загодя объявили себя решительными сторонниками Барака Обамы. Высоко сидят – далеко глядят? Но именно ввиду высокого положения сенаторов и их отрыва от голосующих масс штата обвинять Кеннеди и Керри в конъюнктурности было бы неверно. Напротив, скорее это принципиальность и ответственность: из двух демократических кандидатов массачусетские сенаторы выбрали того, который, с их точки зрения, больше подходит на роль лидера страны.

И это несмотря на жесткий личный прессинг Клинтонов (включая Челси) и клинтонитов: личные встречи, звонки, емельки. Давление аховое. Конечно, и сторонники Обамы не сидят сложа руки. Но – никакого сравнения. Да у Обамы, который без году неделя в Сенате, и нет тех связей в аппарате Демпартии, как у Клинтонов. Именно поэтому те обвиняют перебежчиков в предательстве и дезертирстве. Однако, помимо конъюнктурных – поддержать человека, у которого выше шансы стать президентом, – есть еще множество других, включая упомянутые принципиальные. Вдобавок к политическим причинам – психологические. Общепризнанно (согласно опросам), что кампания Хиллари Клинтон против Барака Обамы куда более негативная, а если отбросить политкорректность – попросту грязная. Представьте себе – одна из причин, почему редеют ряды клинтонитов. И понять их можно: ладно бы так ополчился на демократа республиканец, но здесь комки грязи летят от демократки в демократа. Не то чтобы Барак Обама безгрешен – отнюдь, но так использовать каждый его промах и вносить раскол в ряды демократов – не слишком ли? Создается ощущение, что личная победа для Хиллари Клинтон куда дороже единства Демократической партии. Победа во что бы то ни стало и чего бы она ни стоила. Такой жесткий честолюбивый настрой тоже отвращает многих клинтонитов от Клинтонихи – еще одна причина, почему они становятся обамитами.

Я бы так сказал: потому многие суперделегаты и медлят с окончательным решением, что на них лежит бо́льшая ответственность, чем на рядовых делегатах, которые попадут на денверский съезд Демократической партии путем обычных выборов на праймериз и кокусах. Потому так и стараются оба кандидата, а Хиллари со товарищи прямо из кожи вон лезет, чтобы перетащить суперделегатов на свою сторону. Тем более Говард Дин, официальный лидер партии, торопит их, чтобы они приняли свое «судьбоносное» решение к 1 июля. Это в интересах не только партии, но избирателей-демократов, которые все больше осознают, как много выигрывает от этих междоусобиц республиканский кандидат. Вот уж действительно не было счастья, да несчастье помогло. Если бы не грызня в стане демократов, Джон Маккейн давно бы стал непроходным кандидатом (преклонный возраст, поддержка войны в Ираке, против которой большинство американцев, и прочее). Сейчас, конечно, еще рано подводить итоги, а тем более предсказывать исход борьбы за Белый дом между республиканцем и демократом, тем более пока еще неведом кандидат в президенты от Демократической партии. Одна надежда – на суперделегатов.

Жаль только, что они не супермены…

 

Вице-президент: титул или пост?

 

Брак по расчету

В отличие от невест, кандидатов в вице-президенты выбирают в последнюю минуту. Джон Маккейн, правда, скорее всего, уже знает его/ее имя и обещает назвать до республиканского съезда, а журналистам остается только гадать на кофейной гуще, взвешивая достоинства и недостатки каждого: от нашей крутой госсекретарши Кондолизы Райс и главнокомандующего коалиционными войсками генерала Дэвида Петреуса до губернаторов Миссисипи Хейли Барбура и Миннесоты Тима Поленти, включая бывшего губернатора Флориды Джеба Буша (вот именно – брата нынешнего президента!) и независимого сенатора из Коннектикута Джо Либермана, ближайшего друга Маккейна, неразлейвода, даже по заграницам вместе ездят. И это далеко не все кандидаты в вице-президенты для Джона Маккейна, возможны сюрпризы. У каждого есть свои плюсы и минусы. И интересны эти кандидаты не сами по себе, а чисто статистически: добавят или убавят они число избирателей Джону Маккейну? То есть они рассматриваются не сами по себе, как потенциальные сменщики весьма пожилому и «выживаго» после двух операций рака кожи на лице и плече человеку, а в прямой от него зависимости – как они будут выглядеть в паре?

Что республиканцы, когда уже демократическому кандидату подбирают напарника, хотя демократы еще не пришли к соглашению, кто именно будет кандидатом в президенты. Точнее сказать, пару подбирают Бараку Обаме, учитывая его значительное опережение соперницы (в голосах, штатах и делегатах) – от самой Хиллари Клинтон (dream ticket) до нью-йоркского мэра Майкла Блумберга. (Еще один беспартийный вдобавок к Джо Либерману.) Есть еще с дюжину имен – одно из них, наверно, подойдет. Но это по принципу сломанных часов, которые два раза в день показывают верное время. Кстати, так называемый dream ticket не складывается не только потому, что противники в ходе кампании успели вылить друг на друга ушаты компры, но прежде всего ввиду экзотичности обоих – мулат и женщина – для избирателей, о которых приходится думать прежде всего, а не друг о друге. Спелись же, пусть ненадолго, Джон Кеннеди и Линдон Джонсон, которые терпеть друг друга не могли, но протестант из Техаса добавил голосов массачусетскому католику. Президент и вице-президент – это брак по расчету, а не по любви.

Само собой, были и ошибочные ставки, когда Уолтер Мондейл взял себе в пару Джеральдин Ферраро, и тут же начались бесконечные толки о связях ее семьи с мафией, либо просчет Джона Керри с Джоном Эдвардсом, который не смог обеспечить победу своему тезке даже в собственном штате – Северной Каролине. Или вспомним и вовсе печальный пример со Спиро Агню, который был дважды избран на пост вице-президента в паре с Ричардом Никсоном, но вынужден был уйти в отставку, когда выяснилось, что он уклонялся от уплаты налогов, и по распоряжению Никсона началось судебное расследование. Редкий случай, когда президент выступает против своего же вице-президента. Это поставило крест на президентских амбициях Агню, который обвинил в случившемся Никсона: будто бы тот пытался таким образом отвлечь внимание от касавшегося лично его самого уотергейтского скандала. Сам Никсон, как известно, вынужден был уйти меньше чем через год после Спиро Агню.

 

Цифры красноречивее слов

Напомним: из 46 американских вице-президентов четырнадцать – то есть фактически каждый третий! – стали президентами. Девять из них получили этот высший пост, минуя выборы. Вывести из этой статистики хоть какое-нибудь правило трудно. Вот два противоположных примера. Вице-президент Теодор Рузвельт, занявший пост президента после убийства Уильяма Маккинли, стал одним из величайших президентов в американской истории. В отличие от красномордого Эндрю Джонсона, который принял вице-президентскую клятву в сильном подпитии и стал одним из худших американских президентов, пока не был и вовсе изгнан со своего поста в результате импичмента.

Кстати, дискуссия о роли вице-президента заново вспыхнула в американской прессе по касательной – в связи со сменой нью-йоркских губернаторов: Элиота Спитцера, который оказался еще тем гулякой, на тоже не беспорочного Дэвида Патерсона (адюльтер, марихуана, кокаин), но главный его профессиональный, что ни говори, недостаток – слепота (прошу прощения за политнекорректность). Когда эту парочку избирали на пост губернатора и вице-губернатора (the lieutenant governor), никто не предполагал, что последний так быстро сменит первого. Короче, к «номеру два», тем более на президентско-вице-президентском уровне, избирателям волей-неволей надо относиться со всей ответственностью, а не как к номинальному титулу, типа первой леди, что бы там ни утверждала теперь Хиллари Клинтон о своем политическом опыте в Белом доме. Как показывают распечатки ее тамошнего расписания, этого опыта у нее не было и быть не могло: она не присутствовала ни на одном совещании в Овальном кабинете, не играла никакой официальной роли, свидетельствует тогдашний госсекретарь Уоррен Кристофер, опровергая нынешние побасенки Хиллари Клинтон.

Иное дело – вице-президент.

Как минимум – это запасной игрок, который в любой момент должен быть готов сменить своего шефа и принести клятву в качестве президента. Пусть даже в самолете, как Линдон Джонсон после убийства Джона Кеннеди. Но, даже минуя такое драматическое развитие событий, вице-президент – наиболее вероятный кандидат в президенты после того, как действующий президент уходит на покой или его уходят. Вот несколько имен вице-президентов в последние полстолетия, которые – удачно или неудачно – баллотировались на пост президента: Никсон, Форд, Мондейл, Буш-старший, Квейл, Гор.

Как максимум – это сопрезидент (как бывают соавторы, мы с Леной Клепиковой, например), что мы наблюдаем уже восьмой год кряду, когда Дик Чейни значительно расширил полномочия и функции вице-президента, хотя сам он как раз не претендует стать следующим президентом США, о чем предупредил заранее (возраст плюс сердечные хвори). Не очень понятно, кто из этих двух сопрезидентов главный. Помимо всего прочего, Дик Чейни выступает в роли «дядьки» при эмоционально неустойчивом и звезд с неба не хватающем Буше-младшем. Многие инициативы исходят именно от вице-президента (та же авантюра в Ираке), не говоря уже об идеологической окраске текущего периода, когда определяющим – по крайней мере, в иностранной политике – стало влияние неоконов с их зацикленностью на ближневосточных проблемах и ультра-произраильской позицией. Пишу об этом не в укор, а просто констатирую факты. Но что несомненно, такая гиперболизация роли вице-президента происходит в молчаливый обход конституции. И то, что такое возможно, указывает на то, что кандидата в вице-президенты надо рассматривать в увеличительное стекло, а то и в микроскоп. Это не статус, а важнейший – после самого президента – пост. И многое зависит от личности самого вице-президента, будет ли он запасным (что тоже важно) или командным игроком, одним из главных.

 

Сенатор, вы не Джек Кеннеди!

Увы, несмотря на такое значение этого поста, избиратели, судя по статистике, относятся к нему с пренебрежением. В минус или в плюс, кандидат в вице-президенты может помочь или помешать кандидату в президенты выиграть или проиграть выборы. Но, играя решающую роль в потенциальной структуре руководства, он играет минимальную роль в выборах: опросы показывают, что только один (!) процент избирателей обращают внимание на кандидата в вице-президенты, и это как-то влияет на их решение. Избирают все-таки президента, а не вице-президента, который с боку припеку. Иногда это равнодушие к кандидатуре вице-президента рушит расчеты кандидата в президенты: так было, к примеру, когда ветеран Второй мировой войны Буш-старший, дабы сократить поколенческий разрыв, взял в напарники сравнительно молодого тогда «бебибумера» Дэна Квейла. Возрастной баланс был достигнут, но это никак не повлияло на решение избирателей – ни когда парочка выиграла выборы, ни когда, спустя четыре года, проиграла. А в историю Квейл попал в ироническом, пародийном ореоле.

Когда проходили дебаты между двумя кандидатами в вице-президенты 41-летним Дэном Квейлом и 67-летним Ллойдом Бентсеном, Квейл, наверно, в сотый раз отвечал на вопрос, достаточно ли у него политического опыта (тот же аргумент, что у Хиллари Клинтон против Барака Обамы). Представляю, как Квейлу надоел этот вопрос. Вот он и ляпнул, что у него не меньше опыта работы в Конгрессе, чем у Джона Кеннеди, когда тот баллотировался в президенты. И тут Бентсен отпарировал: «Сенатор, я работал с Джеком Кеннеди. Я знал Джека Кеннеди. Джек Кеннеди был моим другом. Сенатор, вы не Джек Кеннеди». Последовали смех и овация, и уже на следующий день этот эпизод обыгрывался комиками и пародистами, в некоторых сатирических программах даже снимали в роли Квейла пацана (намек на возраст кандидата в президенты). Фраза «Senator, you are no Jack Kennedy» стала поговоркой. Вот одна из шуток с сексуальным уклоном:

– Что сказала Мэрилин Квейл Дэну Квейлу после того, как они занимались любовью?

– Сенатор, вы не Джек Кеннеди.

Эта шутка, кстати, политически пережила ту дискуссионную пикировку. Кто теперь помнит имена Квейла, а тем более Бентсена? Однако шутка циркулирует по сю пору. Еще Рейган прошелся по адресу Клинтона:

– Этот парень, которого они выдвинули, говорит, что он новый Томас Джефферсон. Так я вам вот что скажу. Я знал Томаса Джефферсона. Томас Джефферсон был моим другом. Губернатор, вы не Томас Джефферсон.

А теперь вот, после очередного обмена «любезностями» между Хиллари Клинтон и Бараком Обамой, газеты вышли с аршинными заголовками:

«Hillary to Obama: You are no Martin Luther King».

Случись подобный прокол с самим Бушем, ему бы он, возможно, обошелся дорого, а так, несмотря на этот казус, сошло, и Буш-старший с молодым Квейлом выиграли выборы.

Опять-таки к тому, что роль вице-президента в политическом раскладе значительно больше (и не только потенциально), чем в выборной кампании. Поэтому не стоит удивляться, что Барак Обама с ходу отверг гипотетическое предложение Хиллари Клинтон стать ее кандидатом в вице-президенты и не сделал ответного хода. Его стратеги как раз учитывают особенность президентских выборов этого года: впервые за полвека в них не участвуют ни президент, ни вице-президент.

В этой новой, необычной ситуации кандидатура вице-президента приобретает особое значение.

 

Особое мнение Джо Байдена

 

Слушаюсь!

После Дика Чейни, который неимоверно расширил функции вице-президента при живом президенте, хотя по сути это всего лишь запасной игрок, готовый в любой момент сменить своего шефа и, в случае его смерти или недееспособности, принести президентскую клятву, как это сделали, при разных, правда, обстоятельствах, Линдон Джонсон после убийства Джона Кеннеди и Джеральд Форд после отречения Ричарда Никсона, так вот, никаких сюрпризов от Джо Байдена, выбранного в напарники Бараку Обаме, никто не ожидает. Тем более шестидесятисемилетний Байден, который в Сенате с тридцати лет (минимальный возраст для этой выборной должности), как и Чейни, вряд ли претендует стать нашим следующим президентом, учитывая, что в 2016 году, когда истечет восьмилетний срок президента Барака Обамы (если он будет избран и переизбран и если, конечно, с ним не произойдет, не дай бог, какого-нибудь ЧП), Джо Байдену будет уже 74 года: не поздновато ли думать о президентской карьере? Но в отличие от предыдущего вице-президента, Джо Байден вроде бы не собирается расширять свои вице-президентские полномочия. Когда Барак Обама предложил ему стать кандидатом в президенты, он сразу же подверг критике преувеличенную, внеконституционную роль своего предшественника Дика Чейни и добавил, что себя считает скорее поверенным президента, чем вторым человеком в государственной иерархии США: «Я не чувствую себя вице-президентом», – неожиданно добавил Джо Байден. Не слишком ли резкий скачок – от серого кардинала и всемогущего царедворца Дика Чейни к прячущемуся в тени скромному Джо Байдену? Хотя, с другой стороны, Байден боек на язык, и во время предвыборной кампании руководитель обамовского штаба Дэвид Аксельрод часто связывается с ним и просит быть более осторожным в выражениях. «Слушаюсь!» – салютует Джо Байден. «Он хороший солдат», – говорит о Байдене Тэд Кауфман, бывший его помощник, который сменил его в Сенате, когда Байден стал вице-президентом. В чем он, несомненно, собаку съел, так это в иностранных делах, будучи председателем сенатской комиссии по этим самым делам. Разбудите его среди ночи и назовите любую страну, он тут же вспомнит ее лидера и охарактеризует ее политику. Не очень поначалу опытному в этих вопросах Бараку Обаме такой дока в иностранных делах, как Джо Байден, надежная опора. И притом, хоть и при собственном мнении, но без политических амбиций. Хотя как сказать.

 

The capstone or the tombstone?

Джо Байден – человек с юмором, и я вспоминаю шутливый разговор между ним и Обамой, который очень трудно перевести на русский язык, потому что это довольно тонкая игра слов. Когда Барак Обама просил Джо Байдена стать кандидатом в вице-президенты. «Я хочу, – сказал Обама, – чтобы ты рассматривал это как кульминационный пункт твоей карьеры». Будущий президент употребил слово «the capstone». На что Джо Байден мгновенно отреагировал: «And not the tombstone». В переводе: «Но не надгробным памятником».

Барак Обама послал Джо Байдена «на разведку» на Ближний Восток и в Среднюю Азию. Из этого своего блиц-трипа тот вынес три вывода, которые и изложил будущему главнокомандующему: в Ираке ситуация значительно улучшилась, в Пакистане есть обнадеживающие знаки, а вот в Афганистане дела идут все хуже и хуже. В последнем случае голос Джо Байдена в будущей обамовской администрации будет одинок. Хотя так ли уж он теперь одинок среди демократов, которые все с бо́льшими сомнениями относятся к обамовской идее расширения войны в Афганистане?

Сейчас, когда перед Америкой встают все более острые международные вопросы по Афганистану, Пакистану и Ирану (вопрос о примирении израильтян и палестинцев следует все-таки счесть маргинальным, ибо неразрешим в обозримом будущем), мнения в обамовской команде раскололись и напоминают ситуацию, описанную нашим баснописцем в басне «Лебедь, Щука и Рак». Войну а Афганистане называют «обамовской войной», потому что в предвыборной кампании он обещал вывести войска из Ирака, зато развернуть наступление на талибов и аль-каидовцев в Афганистане. Увы, это не так просто. Талибы, наоборот, усиливают свое влияние и контролируют уже 80 % территории Афганистана, а в Кабуле с помощью наших войск засело хоть и проамериканское, но коррумпированное и связанное с наркотрафиком правительство. К тому же проведенные президентские выборы прошли с нарушениями, и сторонние наблюдатели, включая американских, настаивают на втором туре. В наших СМИ все чаще мелькают такие понятия, как «война на поражение» и «вьетнамизация Афганистана» – там гибнет все больше американских и коалиционных солдат, и командующий генерал Стэнли Маккристал предупреждает о возможности военного фиаско, если не послать дополнительные войска (45 тысяч), основная цель которых будет, боюсь, охранять другие союзнические войска от нападения талибов. По последним опросам, идею экстравойск поддерживают только 37 % американцев. Бритты, правда, обещали послать еще 500 своих солдат, но французы – ни одного, а итальянцы будто бы дают талибам взятки, чтобы те на них не нападали. Ситуация, которую я называю «Уйти нельзя остаться» – без знаков препинания. Правофланговый журналист Джордж Уилл в «Вашингтон пост» и по Эй-би-си, поддерживая войну в Афганистане в целом, считает, что ее следует вести не с помощью регулярных войск, а дронами, бомбами, ракетами, разведкой и спецназом. Вообще, все бо́льшую опору и поддержку в этом болезненном вопросе Барак Обама – вот парадокс! – находит среди республиканцев и все меньшую – демократов. Сколько голов, столько и мнений. Джо Байден занял самую пессимистичную позицию среди приближенных Обамы.

 

Бунт Джо Байдена

В высшем эшелоне американской власти для соседних Афганистана и Пакистана есть общее обозначение – АФПАК. Вот Джо Байден и предлагает расщепить эту аббревиатуру и вместо ненадежного – и, по его мнению, безнадежного – Афгана изменить вектор стратегии в сторону Пакистана, где те же горы и ущелья, в которых прячутся те же талибы и аль-каидовцы, но Пакистан более, что ли, управляем из Вашингтона, хоть и без непосредственного присутствия американских войск, то есть by proxy. Тем более пакистанские войска ведут сейчас наступление на оплот талибов в Южном Вазиристане, пусть и рано говорить, чем эта крупномасштабная операция кончится. А главное, потенциально Пакистан более опасен, потому что у него есть сотня атомных бомб, приготовленных в паритет и на случай войны с Индией, в качестве обоюдосдерживающего начала в конфликтных отношениях между двумя этими странами, но сейчас пакистанский ядерный арсенал мечтают захватить талибы и аль-каидовцы – как афганские, так и пакистанские, по обе стороны границы, поди их разбери! А что до самого Афганистана, то наперекор советам генералов Джо Байден резко против военной эскалации в Афганистане: 68 тысяч войск, которые там уже есть, – и баста! На 30 долларов, потраченных на Афганистан, приходится только один доллар, что тратится на Пакистан, откуда, по мнению Байдена, и исходит главная угроза для США.

У Джо Байдена мало того, что хорошо подвешен язык – он в самом деле поднаторел в международной политике. Осторожный и дипломатичный Джон Керри, бывший кандидат в президенты от демократов, а теперь новый председатель сенатской комиссии по иностранным делам, который сменил Джо Байдена, поддержал не столько его «афганскую» инициативу, сколько его самого: «Вопросы, которые задает Джо, весьма обоснованные, а его понимание Афпака очень и очень глубокое. Он бывал там множество раз. Он хорошо знает тамошние проблемы и тамошних политиков. Его анализ ситуации безупречен».

Такого рода высокопоставленных положительных характеристик Джо Байдену можно набрать много. Недаром Барак Обама взял его в политические напарники, а он возьми и устрой бунт, да еще в такой ответственный момент. Не то чтобы он не лоялен Бараку Обаме, но у него на все про все собственное мнение, которое он не собирается ни от кого скрывать и весьма артикуляционно выражает. Но Барак Обама вовсе не затыкает рты своим субординатам. Напротив – умеет слушать и прислушиваться. Некоторые даже называют его за это качество марионеткой, что не так – последнее слово принадлежит Бараку Обаме. Именно эта способность прислушиваться к мнению других, а тем более к коллективному vox populi, гласу народа, а тот все прохладнее относится к расширению афганской войны, и характеризует Барака Обаму. В этом он схож с Джо Байденом, который не отличался последовательностью своих иностранных взглядов, за что ему доставалось от критиков, хотя на самом деле его взгляды менялись соответственно меняющейся международной ситуации. Хотя и не всегда он оказывался прав.

В 1991 году Джо Байден голосовал против войны в Персидском заливе, которую Буш-старший довел до победного конца, выполнив все поставленные цели. Зато оккупацию Ирака Бушем-младшим в 2003 году Байден поддержал и от себя предложил разделить Ирак на три части – шиитский, суннитский и курдский (что рано или поздно неизбежно произойдет), но был против посылки в Ирак дополнительных войск.

Я не касаюсь других вопросов, в которых Джо Байден часто занимал оригинальную позицию – балканский, русско-грузинский, русско-украинский, часто предвосхищая официальную позицию Вашингтона, а иногда обостряя ее до конфликтного состояния. Безответственность? Или, наоборот, суперответственность? Сразу после сентябрьской террористической атаки 2001 года на США Джо Байден безоговорочно поддержал решение Буша-младшего послать войска в Афганистан и свергнуть талибов. Более того, после своего путешествия в Афганистан в 2002 году заявил, что полумеры там недостаточны – позиция, близкая к будущей обамовской. После вторжения американских войск в Ирак он выражал озабоченность, что эта «хорошая война», как ее именовали даже демократы, отвлекает Америку от Афганистана, а именно там таится главная угроза. «Если мы должны где-нибудь наращивать свои силы, то это в Афганистане», – заявил наперекор Бушу Байден в январе 2007 года. С этого, собственно, Джо Байден и начал свою президентскую кампанию, но вскоре снял свою кандидатуру, и когда Обама спустя полгода заявил приблизительно то же самое, из лагеря Джо Байдена послышался упрек: слишком поздно. В феврале 2008 года Байден в очередной раз слетал в Афганистан, где и произошел знаменитый скандал на высшем уровне. Во время данного в его честь обеда Байден обвинил кабульский режим во всепроникающей коррупции, а когда сидящий рядом афганский президент Карзай стал отрицать это обвинение, возмущенный Байден вскочил, скомкал салфетку и бросил ее на пол: «Обед окончен».

Какой контраст с ласковыми, убаюкивающими манерами Барака Обамы! Хотя кто знает: мягко стелет – жестко спать.

Все, конечно, зависит от президента, но очевидно, как усиливается в окружении Барака Обамы роль будущего вице-президента. Не станет ли Джо Байден при Бараке Обаме тем, чем был Дик Чейни при младшем Буше?

 

Цвет кожи как оценочный фактор: до & после

 

Это снова глава-анахронизм, амальгама пред– и послевыборной статей, потому как цвет кожи Барака Обамы не давал и не дает до сих пор покоя ни его противникам, ни его сторонникам.

 

До выборов. Эффект Брэдли

Парадоксально, но факт: в штабе Барака Обамы, который выиграл всухую все дебаты у Джона Маккейна и уверенно обгоняет его на 10–11—14 процентов (по опросам Эй-би-си – «Вашингтон пост», Эн-би-си – «Уолл-стрит джорнал» и Си-би-эс – «Нью-Йорк таймс»), настроения нельзя сказать что радужные. Напротив – не то чтобы пессимистичные, но тревожные. И дело не только в том, что такие разрывы в опросах имеют историческую тенденцию по мере приближения к выборам сужаться. Дело в том, что президентские выборы этого года беспрецедентны: белый геронтократ и молодой мулат. Притом что, несмотря на межрасовое происхождение Обамы – он такой же черный, как и белый (устал повторять!), его однозначно воспринимают по цвету кожи. Подавляющее большинство негров будут голосовать за него как за черного, независимо от его программы, тогда как голоса белых, судя по опросам, делятся между кандидатами более объективно – в зависимости от их политических и экономических взглядов (особенно сейчас, в период экономического кризиса). По предварительным подсчетам Барак Обама может обеспечить себе 346 голосов выборщиков при необходимых для победы 270, тогда как Джон Маккейн набирает только 181 голос. Даже традиционно республиканские штаты – такие, как Миссури, Вирджиния, Колорадо и Северная Каролина, – склоняются на сторону кандидата от Демократической партии. Конечно, есть еще штаты-перевертыши, которые непредсказуемы, или такие, типа Флориды (27 выборщиков!), которые колеблются, но прообамовская тенденция очевидна. Не в том даже беда, что Джон Маккейн стар по сравнению с Бараком Обамой, который годится ему в сыновья, но еще и старомоден, и пусть он остроумно сказал на последних дебатах в университете Хофстра на Лонг-Айленде, что он – не президент Буш, отмежевываясь от непопулярной политики нынешнего хозяина Белого дома, но все равно он принадлежит к той же партии и придерживается схожих партийных установок, пусть его правоцентристские воззрения смущают евангелистов и других ультраистов в его партии. Барака Обаму, напротив, ничто не связывает с обанкротившейся политикой Буша-младшего, он предлагает Америке новый курс, его экономическая программа продумана до мелочей, в то время как у Маккейна четкой программы нет, и он все чаще соскальзывает на демагогию: на последних дебатах по инициативе Маккейна 26 раз был упомянут «водопроводчик» Джо Вюрцельбахер, с которым на людях беседовал Обама, и они не сошлись во мнениях. 26 раз! Не слишком ли много? Явный перебор. Тем более тот оказался не Джо, а Сэмюэл, его профессия – не водопроводчик, а заработок далек от цифры, им названной: 250 тысяч долларов.

А черный пиар маккейновской кампании – скажем, обвинение Барака Обамы в связях с «синоптиком» Биллом Айресом, хотя когда тот занимался подпольной деятельностью, Бараку Обаме было всего восемь лет? Когда они много лет спустя впервые шапочно сошлись на заседании педагогического совета, Билл Айрес, как пишет «Нью-Йорк таймс», стал уже бестселлеристом, профессором педагогики, вице-президентом Американской ассоциации педагогических исследований и проч. и проч., то есть фигурой влиятельной и уважаемой. Негативная кампания не в чести у американского электората, тем более такая, которая легко опровергается: Джон Маккейн на ней больше теряет, чем выигрывает.

В общем итоге и получаются вышеприведенные двухкратные проценты, на которые демократический кандидат в президенты обгоняет республиканского. Я уж не говорю о дебатах: последние он выиграл с разрывом в 27 % (Си-эн-эн), 31 % (Си-би-эс), 34 % (Фокс Ньюс) и проч. Казалось бы, победа у Обамы в кармане. Почему же и чем так обеспокоены в его штабе?

Кратко говоря, эффект Брэдли. Что это такое? Чернокожий Том Брэдли был мэром Лос-Анджелеса, когда в 1982 году выставил свою кандидатуру в губернаторы Калифорнии, и по всем опросам, даже самым последним, накануне выборов, уверенно, с большим разрывом, обгонял своего белого соперника, однако с минимальным счетом проиграл ему. Что произошло? Почему предвыборные опросы и сами выборы дали противоположные результаты? Ошибка поллстеров? Но такая большая – обычно это пара-тройка процентов? И все исследователи сошлись на том, что опрашиваемый белый электорат лгал, когда говорил перед выборами, что готов поддержать на выборах афроамериканца.

 

Черный президент в Белом доме?

Увы, у нас в стране до сих пор две нации – белые и черные, и эффект Брэдли, хоть и не с такой самоочевидностью, был продемонстрирован и в других штатах и городах Америки, где черные кандидаты в опросах оставляли своих белых соперников далеко позади себя и побеждали, но с минимальным, в 1–2 %, отрывом: тот же Дуглас Вилдер, бывший губернатор Вирджинии, или бывший нью-йоркский мэр Дэвид Динкинс. «Нью-Йорк таймс» недавно напечатала коллаж: один и тот же человек держит перед собой черный избирательный бюллетень, а за спиной – белый. Это не совсем лицемерие, а скорее двоемыслие, двоедушие, причем неизвестно еще, где этот двоедушник ведет себя более искренно: когда в опросах заявляет о поддержке Барака Обамы или когда на грядущих выборах у него не подымется рука проголосовать за чернокожего, несмотря на близость его программы. Черный верховный судья, черный сенатор (тот же Обама), черные конгрессмены, губернаторы, мэры и министры (включая государственного секретаря), но черный президент в Белом доме – нет, кое для кого это просто непредставимо, включая тех, кто не причисляет себя к расистам.

Учитывают ли поллстеры предрассудки, которых человек, может, и стыдится и предпочитает скрывать при опросах, но которые могут вырваться наружу, когда он останется наедине с самим собой в закрытой кабинке для голосования? Как черный кандидат, Барак Обама может потерять как минимум шесть процентов голосов из тех, которые дают ему нынешние опросы и которые неизбежно уменьшатся по мере приближения к выборам по объективным, уравнительным тенденциям. Пусть это прозвучит политнекорректно, но цвет кожи – это последний шанс сенатора Джона Маккейна. То есть преимущество Барака Обамы в опросах должно быть на порядок больше, чтобы сделать поправку не только на статистическую погрешность, но и на расовые предрассудки белого электората.

Сошлюсь, впрочем, на мнение оптимиста: конгрессмен-демократ Джон Мерта из Западной Пенсильвании считает свой округ «расистской территорией», но тем не менее уверен, что Барак Обама все равно победит: «Сомнений нет. В Западной Пенсильвании живет много расистов, и многим белым избирателям обеих партий непросто будет проголосовать за темнокожего кандидата в президенты, однако, убежден, что в Пенсильвании в целом победит именно Обама, а не его оппонент республиканец Джон Маккейн».

Я бы назвал это «оптимизмом, несмотря на», которого придерживаюсь и сам, но червь сомнения гложет меня. К тому же голосование проходит поштатно, и степень расовой толерантности по всей Америке не один к одному. Об этом можно судить даже по предыдущей, внутрипартийной борьбе Барака Обамы с Хиллари Клинтон, хотя, конечно, не все ее победы – скажем, в Нью-Гемпшире – можно отнести за счет эффекта Брэдли. Там сыграли решающую роль пущенная Хиллари слеза и жалостливость избирателей. Но факт остается фактом – в одних местах Америки рудименты белого расизма сильнее, чем в других. К примеру, на юго-западе США предпочли бы белого президента, это без вопросов, но экономическая ситуация в стране настолько критическая, что вопрос цвета кожи может отойти на задний план. Хотелось бы в это верить, но, с другой стороны, я понимаю, почему нервничают в штабе Барака Обамы, первого афроамериканца, который вроде бы уверенно обгоняет своего белого соперника.

Конечно, у того тоже есть свои субъективные недостатки – от почтенного возраста до более чем пятилетнего плена в «ханойском Хилтоне», который так просто не проходит, оставляя какие-то корешки, называемые психоаналитиками комплексами. Но я бы сказал, что эти «недостатки» Джона Маккейна не так бросаются в глаза, как цвет кожи Барака Обамы. Предположим, что поллстеры поставили бы вопрос более прямо, пусть это опять не совсем политкорректно: «За кого вы будете голосовать на президентских выборах: за черного или белого?» Понятно, подобных вопросов не задают, но американские газеты полны предсказаний, что расовый вопрос может сыграть на этих президентских выборах более значительную роль, чем показывают предварительные опросы. Так ли толерантны белые американцы, чтобы проголосовать за черного президента? Борьба за гражданские права окончилась и давно стала историей, но согласитесь, что, если мулат Барак Обама станет нашим президентом, это тоже будет История с большой буквы уже ввиду беспрецедентности самого факта. В избирательной кабинке человек чувствует себя как на исповеди. Если черный электорат так единогласен в своих симпатиях к темнокожему кандидату, то белый электорат более разборчив и избирателен, а потому находится в раздрае, который не совсем, боюсь, точно отражают опросы общественного мнения.

Независимо от избирательных предпочтений, остается только надеяться, что они на этот раз будут связаны с программами кандидатов в президенты, а не с цветом их кожи. Я говорю не только о белом, но и о черном электорате. Понимаю, что такое возможно только в идеале. Есть к чему стремиться.

 

После выборов. Джинн из бутылки

Пора называть вещи своими именами, что и сделал бывший президент Джимми Картер в интервью Эн-би-си, плюнув на политкорректность. Надо отдать ему должное: хоть президент он был никакой и вреда принес больше, чем пользы, особенно в иностранной политике (исламский оползень в Иране и порча отношений с СССР из-за прав человека), но человек он, безусловно, глубоко порядочный и совестливый. Можно и так сказать: идеалист. А идеализм на политической практике превращается в нечто себе противоположное. Какая польза в жизни от Дон Кихотов? Зато такие вот правдолюбцы рубят фишку и говорят прямо о том, о чем другие предпочитают помалкивать. Вот Картер и сказал, что реформы Барака Обамы саботируют из-за цвета его кожи: «Враждебность инициативам Обамы основана главным образом на том факте, что он темнокожий человек. Многие белые люди все еще считают, что афроамериканцы недостаточно квалифицированны, чтобы управлять нашей страной. Это меня очень беспокоит».

Круто.

Можно соглашаться или не соглашаться с медицинской или налоговой программой Барака Обамы, можно устраивать против него демонстрации, как недавний «марш налогоплательщиков» в Вашингтоне, можно называть его социалистом, коммунистом, мусульманином, фашистом, да хоть изображать его на плакатах с гитлеровскими усиками – в конце концов, мы живем в свободной стране. Даже к досадному инциденту с конгрессменом-республиканцем из Южной Каролины Джо Уилсоном, который прилюдно бросил Бараку Обаме, что тот лжет (правда, Джо не знал, что микрофон рядом с ним включен – или все-таки знал?), я отношусь двояко. Конгрессмен извинился перед президентом, президент его извинения принял, но наш кровожадный спикер Нэнси Пилози потребовала вторичного извинения – уже перед конгрессменами. Уилсон отказался и получил реприманд, то есть порицание от Конгресса. Одновременно, однако, появились тишотки со словами Джо Уилсона, на которых тот, когда его просят, не без удовольствия расписывается.

Однако за всем этим недовольством нашим президентом стоит еще параноидальная подоплека, на которую указал Джимми Картер, а до него – несколько журналистов, вроде Морин Доуд из «Нью-Йорк таймс», а та прямо написала, что никто из конгрессменов не называл лжецом Буша-младшего, когда тот лгал о причинах войны с Ираком, и вряд ли южнокаролинец решился бы на свою реплику, если бы президентом был белый, а не черный. Парадокс, конечно, но избрание чернокожего в Белый дом не утишило расовые страсти, а возбудило их вновь. Из тлеющей искры разгорелось пламя. Джинн белого расизма начал качать свои права. Сбежала из зоопарка горилла, и республиканский активист Русти ДеПасс, ничтоже сумняшеся, сравнивает ее с предками Мишель Обамы, как будто не все мы – по крайней мере, по Дарвину, – произошли от обезьян. Даже образованность и изящные манеры самого Обамы вызывают раздражение у людей с предубеждениями – его обвиняют в негритянском высокомерии и маньеризме. На всех не угодишь, но почему из области политических и экономических проблем разговор перешел на цвет кожи? Каким образом прошлому удалось дотянуться до настоящего? Президент Барак Обама как стимул для ажитации нездоровых страстей в американском обществе?

 

Типун тебе на язык, Грег!

Судите сами: на упомянутую ньюйорктаймсовскую статью пришло рекордное число электронных отзывов. Такой виртуальный чат на то и чат, чтобы высказываться без обиняков. Но читаешь некоторые из реплик – волосы встают дыбом. Антиабамовские страсти редко обходятся без намека на цвет его кожи. Даже если не прямым текстом, все равно чувствуется, что многие блогеры не ровно дышат к этому вопросу. Какой-то части публики – и, боюсь, значительной – никак не смириться, что у руля американского корабля стоит черный, хотя генетически он такой же черный, как и белый: мулат. Конечно, нельзя скидывать со счетов и идеологические разногласия: вспомним, как нападали правые на белых Клинтона, Кеннеди, того же Картера. «Я против Обамы не потому, что он черный, а потому, что он красный», – не без юмора пишет один из консерваторов. Однако если Барак Обама по цвету кожи, безусловно, черный, то идеологически он никак не «красный», и чем дальше, тем больше отходит от левоцентризма в сторону центризма, то есть политического мейнстрима. Но именно сочетание этих двух цветов – безусловного черного и сомнительного красного – и действует на некоторых его зоилов, как красная тряпка на быка. Американская политика все больше напоминает корриду. Находятся даже такие, кто насылает на Обаму смерть. ФБР получает или перехватывает уйму подобных угроз. «Они хотят видеть его мертвым, – пишет в этом чате некто Грег. – Чем все это кончится? Боюсь, что трагически».

Типун тебе на язык, Грег!

Тем временем Белый дом поспешил отмежеваться от расовой подоплеки критики Барака Обамы. Довольно скандалов с репликами бывшего обамовского пастора Иеремии Райта и арестом гарвардского профессора Генри Гейтса. Значит ли это, что можно игнорировать флаги Конфедерации и плакаты с призывом отправить Барака Обаму в Африку на вашингтонском ралли? Само собой, продолжаются сомнения в американском гражданстве Барака Обамы. Что лучше – быть изображенным с гитлеровскими усиками или, как на негативе, с белым лицом? В переводе на словесный язык: вот какой у нас президент (Гитлер) и вот какого бы мы хотели иметь (белого)? С Гитлером сравнивали многих президентов – от Никсона до младшего Буша (и даже сжигали его чучело), но ни одного из них не подвергали осмеянию за цвет кожи. «Он мог бы выступить с сильной речью по расовому вопросу, как он сделал во время президентской кампании, – говорит помощница президента Валери Жарретт. – Но у него сейчас есть дела поважнее – в частности, вопрос о здравоохранении». И в самом деле, не время для черно-белых разборок. Тем более, указывают белодомовцы, Барак Обама сплошь окружен белыми советниками. Валери Джаретт – исключение, да и то взята, говорят, по блату: из-за дружбы с Мишель Обамой.

 

Кому предстоит экзамен?

А за белых советников Бараку Обаме тоже влетело. Самое удивительное, от либеральной и сочувствующей ему «Вашингтон пост». Газета насчитала сорок так называемых «царей» вокруг Обамы – ближайших советников, которые не подлежат утверждению Конгресса и напрямую подчиняются только самому президенту: от афганско-пакистанского «царя» Ричарда Холбрука до директора национальной разведки Денниса Блэра. Даже сенаторы-демократы пеняют Обаме на неконституционность подобных белодомовских назначенцев, которые в конце концов заменяют министров (секретарей). Так была оттеснена на задний план наш госсекретарь Хиллари Клинтон, что, с моей точки зрения, и хорошо: иностранные советники Барака Обамы лучше разбираются в международной политике, чем она. Да и когда после Киссинджера у нас был влиятельный госсекретарь?

Другая столичная газета, но правого уклона, «Вашингтон таймс», обвинила президента, что тот собирает и хранит в специальной базе данных все комментарии о себе на таких сайтах, как Facebook и YouTube, не предупреждая об этом посетителей. Такая практика противоречит публичным обещаниям Обамы защищать право пользователей Интернета на частную жизнь и вообще прозрачность власти. И прочее – в добавление к принципиальным несогласиям республиканских и просто консервативных (беспартийных) оппонентов по реформе здравоохранения, которую Обама сделал приоритетом своей внутренней политики: чтобы дать медицинскую страховку десяткам миллионов американцев, у которых ее нет. А тут еще неудачи в Афганистане, война в котором становится все менее популярной и у нас в стране и во всем мире – как иракская при прежнем президенте. Быть или не быть – увеличивать наши войска в Афганистане либо оставить его талибам и аль-каидовцам, которые к тому же мечтают захватить ядерное оружие Пакистана? Тем временем рейтинг Барака Обамы стремительно падает – ниже пятидесятипроцентной отметки. Какую роль здесь играет цвет кожи нашего президента? Не единственную, но значительную. Атавистический, параноидальный расизм еще распространен в американской глубинке, и, судя по всему, достаточно широко. На оценочной, рейтинговой шкале Барак Обама оценивается не только по своим делам, но и по цвету кожи, и это ни для кого не секрет. Наоборот, хоть я «болел» за этого человека во время избирательной кампании, но был все-таки немного удивлен, что Дэвиду Аксельроду удалось втащить Барака Обаму в Белый дом, несмотря на черный цвет кожи последнего. Здесь надо отдать должное обоим.

Однако чем больше сложных проблем стоит перед Бараком Обамой, с которыми он по определению не может справиться в одночасье – с войной в Афганистане или со здравоохранением, – тем больше растет против него глухое недовольство как против чернокожего. Америка – великая страна, но кто сказал, что она лишена недостатков и предрассудков? Да сколько угодно! И на солнце есть пятна. Это вовсе не значит, что все белые повально заражены расизмом. Тем более расистами могут быть и черные. На президентских выборах это сказалось даже в статистике, когда черные голосовали за Барака Обаму единым блоком. Зато белые разделились – молодежь, образованные, евреи (78 %) и прочие отдали голоса за Обаму, зато необразованные и пожилые американцы отнеслись к нему с недоверием. Отчасти из-за цвета кожи, хотя многие, может быть, никогда не признаются в этом даже самим себе. Но мы уже ушли почти на год вперед от тех драматических выборов. Теперь предстоит экзамен. Не только Бараку Обаме и его команде, но и американскому народу. И это один из самых крутых экзаменов в нашей истории.

 

Промежуток. Усатый нянь, сотворивший чудо (дважды)

 

Опять-таки составная, сборная из нескольких моих газетных колонок глава, поневоле анахронизм, ретро и футуро одновременно, наперекор хронологическому драйву этой книги, потому как этот ее закулисный фигурант определил политическую историю Америки как минимум лет на десять вперед, и, кто знает, может, еще не сказал свое последнее слово.

 

Политические романы, или Как делают президентов в Америке

Не то чтобы повиниться, но признаться в покраже придется: название этой портретной главы принадлежит не мне, а Наташе Шапиро, редактору нью-йоркской газеты «Русский базар», где под этим заголовком была опубликована моя статья в авторской рубрике «Парадоксы Владимира Соловьева». С другой стороны, копирайта на названия нет – отсюда, скажем, столько «Бурь»: от «Бури» Шекспира до «Бури» Эренбурга. Тем более когда название подсказывает редактор. Со мной такое не впервые. Из моих книг одна из самых востребованных, тиражных и неоднократно переиздаваемых по обе стороны океана – питерская горячечная исповедь о двух моих друзьях-поэтах антиподах Бродском и Кушнере и о самом авторе. Очередной ее издатель – Игорь Захаров – решил, что изначальное название «Роман с эпиграфами» формально и вяловато и пустил его в подзаголовок, зато придумал новое броское и хлесткое «Три еврея», под которым книга с тех пор и известна читателю. Был у меня, наконец, редактор – Миша Гусев из «В новом свете», нью-йоркского филиала «МК», – с которым у нас было творческое состязание: он переиначивал заголовки моих статей – у кого эффектнее? Честно: он часто выигрывал. А когда я жалился, что его название не соответствует моему содержанию, он парировал: «Главное – прокукарекать». А тут, в данном случае, редакторский у меня выигрыш был налицо, что бы я еще ни напридумал, пусть сам этот гендерный перевертыш хрестоматийный и гуляет по мировой литературе (к примеру, пушкинский «Домик в Коломне»).

Ну, читатель, пораскинь теперь мозгами: кто у Барака Обамы усатый нянь? Вестимо, усатый Дэвид Аксельрод, дважды стратег его президентской кампании, политический гуру, ближайший друг и главный советник, а по психоаналитической схеме – «отцовская фигура», хоть между ними возрастная разница всего шесть лет. Но Барак Обама рано лишился отца – когда отец ушел из семьи, Бараку было только два года, а потом Обама-старший погиб в автокатастрофе. Считай, безотцовщина. Ладно, назовем это «политическим отцовством», чтобы не тревожить великую тень великого Фрейда.

Секрет Полишинеля: не было бы никакого президента Барака Обамы, не сведи его судьба с Аксом. Так коллеги и друзья сокращенно зовут Дэвида Аксельрода, хотя ничего от «топора» в его характере нет: добрый, отзывчивый, совестливый человек. Потому аналогии этого великого политического романа с другими подобными – Карл Роув – Джордж Буш-младший, Майкл Дивер – Рональд Рейган или Джеймс Фарли – Франклин Рузвельт – возможны только с известной натяжкой.

Того же Карла Роува взять – прожженный циник, атакующий, без тормозов, стиль, не брезглив в средствах, был даже под следствием за свои махинации, но чудом вывернулся. Как читатель помнит, его прозвали «мозгами Буша» – в том смысле, что своих собственных нашему двукратному республиканскому президенту явно не хватало. Так или не так – разве в этом сейчас дело? В любом случае, это Карл Роув всеми правдами и неправдами дважды обеспечил своему протеже победу на президентских выборах, а победителя не судят. Или все-таки судят, супротив мнению императрицы?

Для Карла Роува все средства были хороши: черный пиар против соперника он использовал намного ловчее, чем белый пиар в пользу своего подопечного. В самом деле, как ни старайся, трудно было найти харизму в Буше-младшем, особенно когда тот баллотировался второй раз, тем более, его противником был обаяшка Джон Керри, высокий, спортивный, речистый, остроумный. Дебаты между кандидатами, которые Буш люто ненавидел, Керри выигрывал легко и изящно – все три! К тому же герой вьетнамской войны – грудь в медалях: Серебряная, Бронзовая и три Пурпурных сердца. Есть чем гордиться, да? Но именно одна из этих медалей и стала точкой преткновения – первая ложка дегтя в бочке меда. Заслужил ли эту медаль демократический кандидат в президенты? Она давалась за полученную во вьетнамской войне рану, а рана у лейтенанта Джона Керри, как утверждали республиканцы с ловкой подсказки Карла Роува, была пустяковая, даже не рана, а маленькая ранка, скорее даже царапина, никак медали не заслужившая. И вот, получив отмашку, делегаты явились на республиканский конвент с легкими наклейками на разных видимых частях тела, демонстрируя ничтожность царапины, за которую Джон Керри незаслуженно получил награду.

Вынужден пересказывать эту историю снова, потому как кстати.

Дальше – больше. Сначала в книге-скорописке, потом на пресс-конференциях и, наконец, в проплаченной рекламе вьетнамские ветераны, служившие, как и Джон Керри, капитанами быстроходных речных катеров, поставили под сомнение его тактику во время войны, объявив ее легкомысленной и неоправданно рисковой. Сам он не считал нужным опускаться до такого уровня и не опровергал инсинуаций, и впоследствии они были признаны беспочвенными, а служба лейтенанта Джона Керри во Вьетнаме безупречной, но очернительная эта кампания в глазах кой-кого опустила его кандидатуру. Тем более его заодно обвинили в антипатриотизме – за то, что он участвовал в движении ветеранов против войны во Вьетнаме. Удар под дых.

 

Карабас-Барабас? ЦареТво́рец? Серый кардинал? Ангел-хранитель?

У Дэвида Аксельрода противоположный, человечески немного старомодный стиль, скорее защитный, чем наступательный, адекватный его интеллигентной психике, доброму характеру и либеральным взглядам, хотя политтехнологии у него суперпупермодерные, их еще будут изучать в политических школах. Акс всегда притормаживал своих субординатов по чикагскому штабу, когда они собирались запустить против обамовских соперников (сначала Хиллари Клинтон внутри партии, а потом республиканцы Джона Маккейна и, забегая вперед, Митта Ромни) слишком уж черную компру – не токмо по доброте душевной, но из опасения обратной отдачи, противоположного эффекта. Политическая стратагема Дэвида Аксельрода сработала дважды – когда его клиент был избран президентом и когда спустя четыре года переизбран.

Обе кампании были нелегкими, каждая по-своему, но в первой Дэвид Аксельрод сотворил чудо, буквально втащив своего протеже за длинные уши в Белый дом. Тогда его и прозвали «kingmaker» – сленговое словцо, которому нет соответствия по-русски, а само оно, несмотря на множество англицизмов в русской новоречи, так почему-то и не перекочевало в наш язык. В словаре оно переводится длинно и не совсем точно: «влиятельное лицо, определяющее выбор кандидатов на политические должности». Я уже ссылался на себя любимого, что мне повезло ввести несколько мемов в идиоматический ряд родного языка – «не от мира сего последняя дрянь», «всю ночь, бывало, не смыкаю ног», «отсутствие есть присутствие», «речеписец», «маверик», «кудос» и проч. Вот я и надеялся, написав это слово кириллицей – кингмейкер и путем неоднократного повтора в моих статьях и телевыступлениях ввести его в политический обиход, но когда мне это в конце концов удалось, с суфлерской подсказки моего дружка журналиста Саши Гранта я обнаружил русский ему эквивалент: цареТворец. Коли есть царедворец, почему в самом деле не быть царетворцу?

Это лучше, чем кукловод, потому что Барак Обама – все-таки не марионетка, а Дэвид Аксельрод – не Карабас-Барабас. Кто-то, правда, обмолвился, назвав Дэвида Аксельрода закулисным президентом. Это, конечно, не так, но недаром Барак Обама упомянул своего друга в благодарственной речи перед стотысячной толпой в Чикаго ночью 4 ноября 2008 года, выиграв президентские выборы, и еще до объявления своего кабинета министров объявил его своим старшим белодомовским советником. Он уже не может представить себе жизнь без своего дядьки и хотел, чтобы тот всегда был под рукой.

Хотя сам Барак Обама – лицо, несомненно, историческое, незаурядное и независимое, о чем я неоднократно писал и ставил на него как на будущего президента, когда он только начинал свою первую кампанию. С другой стороны, понимал я, какие мощные закулисные силы стоят за его спиной и тянут в президенты (часто против его воли), приняв вызов от разного рода истеблишментов: вашингтонского, республиканского, да и демократического, который, как читатель помнит, тянул-толкал первоначально в президенты Хиллари Клинтон. Множество раз видел я по ящику либо читал в американских СМИ о бесподобной и бесчисленной обамовской команде – от иностранных до финансовых советников, – чей триумфальный опыт еще будет изучаться и анализироваться американскими политтехнологами. Это отборные, в основном молодые и белые интеллектуалы, которые находились в полном подчинении у Дэвида Аксельрода, бывшего корреспондента «Чикаго трибюн».

 

Лед и пламень

Родился и вырос Дэвид в Манхэттене в семье еврейских либералов (отец кончил жизнь самоубийством после развода с женой), а в Чикаго переехал, когда был принят в Чикагский университет, где встретил свою будущую жену Сюзан Ландау. У них трое детей, причем старшая – хронический эпилептик. Вместе с другими родителями эпилетиков Аксельроды собирали средства в фонд для исследования этой страшной болезни. Благодаря политическим связям Дэвида Аксельрода к этому делу удалось привлечь многих ВИПов, включая президента Клинтона и Барака Обаму. Особенно усердствовала Хиллари Клинтон. И даже в январе 1999 года, когда начался процесс импичмента над Биллом Клинтоном, Хиллари не только не отменила своего выступления перед собирателями средств в пользу детей-эпилептиков в Чикаго, но и провела несколько часов в палате для эпилептиков в пресвитерианском госпитале. По словам Сюзан Аксельрод, никто не сделал столько для борьбы с эпилепсией, как женщина, чью политическую карьеру ее муж Дэвид Аксельрод, поставив на Барака Обаму, пресек на корню. Его упрекали в неблагодарности и цинизме, что не так: Барака Обаму и Дэвида Аксельрода связывали к тому времени 16-летние деловые и дружеские отношения. Будь по-другому и возглавь Дэвид Аксельрод команду Хиллари Клинтон, скорее всего, она бы и победила – сначала среди демократов, а потом на всеобщих выборах. К счастью или к несчастью, у истории нет сослагательного наклонения и изменить прошлое не могут даже боги. Сам Дэвид Аксельрод рассуждает философически: «Жизнь может быть трагической, но надо попытаться сосредоточиться на ликующих мгновениях». Одним из таких счастливых моментов в его не очень веселой личной жизни (самоубийство отца, дочь-эпилептик) была ночь 4 ноября 2008 года, когда его друг, ставленник и клиент был избран его стараниями президентом США.

К тому времени Дэвид Аксельрод давно уже ушел из «Чикаго трибюн» и организовал собственное рекламное агентство, которое обслуживало политиков – потенциальных мэров, вице-президентов, сенаторов (Пол Саймэн и Барак Обама), губернаторов (губернатор Массачусетса Девал Патрик), конгрессменов (будущий шеф белодомовской администрации «агрессивный демократ» конгрессмен Рам Эмануэль, кстати, сын члена сионистской террористической организации «Иргун» – давний клиент Дэвида Аксельрода), но ни разу – будущего президента. Само собой, Дэвид Аксельрод – человек принципиальный, еще с нью-йоркских времен его симпатии на стороне демократов. Среди прочего, он изощрился в продвижении черных кандидатов среди белого электората, что, несомненно, помогло ему в работе с Бараком Обамой, когда тот баллотировался в Сенат, а спустя четыре года – в президенты США. Дэвида Аксельрода связывают с избранным президентом не только деловые отношения, но и тесная дружба: друг, советник, консультант, конфидент, единомышленник, правая рука.

А начало этому политическому роману положила Бетти Залцман, чикагская активистка, которая работала волонтершей в первой президентской кампании Билла Клинтона. Она и свела вместе этих двух чикагцев Дэвида Аксельрода и Барака Обаму еще в 1992 году. Сама она находилась под сильным впечатлением от Барака и уже тогда предсказывала, что он станет первым черным президентом США. А посему, считала Бетти, его нужно познакомить и сдружить с самым лучшим и самым известным в Чикаго политическим стратегом – Дэвидом Аксельродом. Само это имя уже было брендом, заполучить Аксельрода в качестве консультанта мечтали многие политики. Не удивительно, что Бетти долго пришлось уламывать Дэвида Аксельрода встретиться с молодым юристом Бараком Обамой, но это в любом случае не была любовь с первого взгляда – понадобилось еще несколько лет после их знакомства, прежде чем Дэвид Аксельрод согласился взять Обаму в свои клиенты, и они стали неразлучными друзьями, несмотря на разницу в возрасте и характерах. Это о них говорил родоначальник:

Они сошлись. Волна и камень, Стихи и проза, лед и пламень Не столь различны меж собой.

Барак Обама – спокойный, выдержанный, холодноватый; Дэвид Аксельрод – эмоциональный, импульсивный, летучий. Во время второй президентской кампании, когда на Обаму обрушивался очередной ушат черного пиара, Дэвид Аксельрод расстраивался, и Обаме приходилось его успокаивать, хотя вроде должно было быть наоборот. «Дэвид – не наемник, он – друг, – говорит о нем Обама. – Он никудышний консультант, если не верит в клиента, но он великий консультант, когда верит в него». После долгих сомнений Дэвид Аксельрод в конце концов уверовал в никому неизвестного Барака Обаму, вытащил его из политического небытия и повел к вершинам власти. Разные характеры, они близки друг другу идеологически и душевно. Ни у одного из них нет такого долголетнего и близкого политического друга. Они уже не могут один без другого. И хотя за несколько месяцев до выборов Дэвид Аксельрод уверял журналистов, что не собирается покидать Чикаго и уезжать в Вашингтон, он мгновенно откликнулся на призыв друга и принял суперотвественный пост старшего советника при президенте.

Для сравнения: Карл Роув с его кликухой «мозги Буша». С той только существенной разницей, что Обама и сам не лыком шит. У Барака Обамы есть свои мозги, интеллектуал по преимуществу, он любит выслушивать других, но принимает решение самостоятельно. Тем более ему необходим рядом человек, на которого он мог бы всегда положиться, потому что доверяет ему как самому себе. Он звонит Дэвиду Аксельроду в любое время дня и ночи, часто после полуночи, будучи полуночником. Ни одного важного решения не принимает Барак Обама, не посоветовавшись с другом. Все его речи, кто бы их ни писал – сам Обама или его спичрайтер, а по-нашему, речеписец молодой квебекуа Джон Фавро – предварительно просматривает и корректирует Дэвид Аксельрод.

 

Обама и обамоделы

Когда в январе 2007 года решено выставить кандидатуру Барака на президентских выборах, у Аксельрода было уже все готово. В течение предыдущих четырех лет команды нанятых им операторов следовали за Обамой во всех его общественных и политических мероприятиях – разговоре с ветеранами Второй мировой войны на юге Иллинойса, встрече с избирателями, когда Обама баллотировался в Сенат, посещении деревушки на западе Кении, где родился его отец, вплоть до ключевой речи, которую Барак Обама произнес на демократическом конгрессе в 2004 году. Бывали случаи, особенно в ранние годы, когда аксельродовских операторов было больше, чем присутствующих на встрече граждан. Из этих клипов путем тщательного отбора и было сделано пятиминутное интернет-видео, которое сопровождало сенсационное объявление Обамы 16 января 2007 года. Этот же материал разошелся по всем мировым СМИ, а потом уже выборочно дублировался при каждом упоминании Барака Обамы. С самого начала Дэвид Аксельрод взял под контроль образ своего клиента – начиная от его смешанного, бело-черного происхождения. Все лежало на ответственности Аксельрода – от интервью, которые давал Барак Обама, до неизбежных ошибок, которые его клиент делал и их надлежало срочно исправлять. «Если мы поведем обычную кампанию с обычным кандидатом, мы ее проиграем» – таков был главный тезис Аксельрода с самого начала.

Перед тем как начать президентскую кампанию Барака Обамы, Дэвид Аксельрод проанализировал причины поражения двух предыдущих демократических кандидатов в президенты – Ала Гора и Джона Керри. Его постидеологический подход заключался в том, чтобы подавать избирателю не только и не столько политику, сколько личность кандидата. Для этого Барак Обама подходил идеально: его незаурядность была изначальным условием игры. С самого начала он был представлен как своего рода персонификация изменений, надежд и будущего. Отсюда слоганы Барака Обамы: «The Change We Need», «Yes, We Can». Эти лозунги идеально подошли, когда ситуация в стране круто изменилась и начался экономический кризис. Соответственно, произошла сюжетная переориентация речей Барака Обамы. По словам резкого на высказывания Рама Эмануэля, к концу кампании Дэвид Аксельрод понял, что коли экономику в Америке можно определить неприличным словом из четырех букв, то и говорить с избирателями следует прежде всего о ней.

Приближаясь к финишной черте, Обама обрастал все бо́льшим числом советников (по одним иностранным делам – 300 спартанцев, что стало притчей во языцех!), но ни один из них не сравнится по значению с Дэвидом Аксельродом. Некоторые считали, что Аксельрод, играя такую роль при Бараке Обаме, значительно превысил свои полномочия главного стратега его кампании. Но о чем говорить, когда царетворец Дэвид Аксельрод работал высокопрофессионально и привел своего клиента к политическому триумфу.

А в Вашингтон Дэвид Аксельрод переехал против своей воли, всячески сопротивлялся, ссылаясь на столичные политические интриги, которым сам не вовсе чужд, пусть и на чикагском уровне. Но Барак Обама настаивал: без своего дядьки-ментора он и шагу уже ступить не мог. В качестве старшего советника Акс занял небольшой, размером с грузовой лифт, кабинет, зато стеной к стене с Овальным офисом, даже физически ближе всего к президенту. Вот тогда его и прозвали серым кардиналом. Даже в демократической среде выражались опасения, что в Белом доме Дэвид Аксельрод, не будучи выборным лицом, сосредоточил в своих руках слишком большую власть, узурпировал функции, не положенные ему даже по его высокому служебному статусу, и стал чем-то вроде закулисного президента США. Тем более что начальником администрации Белого дома Рам Эмануэль – ближайший его друг и тоже клиент и ставленник. Но это все гипотезы, а пока что Дэвид Аксельрод играл и играет при Бараке Обаме еще и роль ангела-хранителя, которого нельзя обгонять и которого надо всячески оберегать. Что Барак Обама и делает.

Что особенно важно было на первых порах, когда Барак Обама и его команда сходу вступили в плавание в бурную погоду – как экономическую, так и международную. На этот сюжет сразу возник американский анекдот о двух новостях для Барака Обамы: хорошая – что он выиграл президентские выборы, плохая – что ему придется работать президентом. (Соответственно, для Джона Маккейна: плохая – что он проиграл выборы, хорошая – что ему не придется быть президентом.) Я думаю, этот анекдот относился и к Дэвиду Аксельроду. Это только казалось, что самое трудное – выборы – у них с президентом позади. На самом деле все было впереди.

Отработав обещанные два года, Дэвид Аксельрод вернулся в Чикаго, где снова возглавил штаб по переизбранию Барака Обамы, но и оставлять президента без присмотра не решился и на пост старшего президентского советника вместо себя отправил своего тезку и коллегу Дэвида Плаффа, второго человека обамовской кампании, ее менеджера. А я-то, помню, печатно удивлялся, что после избрания Барака Обамы президентом в 2008 году Плафф пролетел над Белым домом, что фанера над Парижем, оказался не удел и, как отставной игрок, успел даже к годовщине избрания Барака Обамы сочинить и выпустить в престижном издательстве «Вайкинг» мемуар «Смелость победы» – история изнутри, как подчеркивает подзаголовок: про то, как они с Аксельродом, оба-два Дэвида делали из Барака Обамы президента.

Одновременно с Дэвидом Плаффом эту годовщину ухитрились отметить и другие оперативные авторы. У колумниста «Нью-Йоркера» Гендрика Гертзберга в «Пингвине» появилась книга с двумя, как у испанцев и латинос, восклицательными знаками, спереди и сзади – «¡Obámanos!» с подзаголовком «Рождение новой политической эры». Плюс репортерские книги Ричарда Волффе и Дана Балза в соавторстве с Хайнесом Джонсоном. Название одной – «Ренегад: как делали президента», другой – «Битва за Америку: история экстраординарных выборов». Добавьте к этому огромную статью Джо Клайна в журнале «Тайм» на ту же тему – получим подробный отчет о том, как это делается в Америке: в данном случае секрет, действительно, экстраординарного успеха Барака Обамы. Сам бы этот без году неделя чикагский сенатор добиться этого не мог, но смогли бы этого достичь мастера-кукловоды с другой кандидатурой? Не факт.

Возвращаясь к Плаффу: оказался не отставной игрок, а запасной. Такая вот скорее кадровая рокировка, чем ротация, пользуясь шахматным языком. При нынешнем уровне коммуникаций проблем связи между Чикаго и Вашингтоном особых нет, но вот что я узнал и чему удивился: Дэвид Аксельрод регулярно, рутинно наведывается в нелюбимый им Вашингтон и вызывает на ковер президента и его помощников во главе с Дэвидом Плаффом.

 

Паутина Аксельрода

Мало того, встречается не только с нынешними сотрудниками Белого дома, но и с бывшими, типа пресс-секретаря Роберта Гиббса, у которого в бытность его в Белом доме не сложились отношения с Мишель Обамой, и он обматерил сначала ее подружку Валери Джарретт (работала тогда помощником президента – «ну как не порадеть родному человечку!»), а когда та пригрозила пожаловаться первой леди, обматерил заодно и Мишель. И все за то, что произошла утечка информации и мир узнал, что первая леди США шепнула первой леди Франции, что жизнь в Белом доме – это ад. Но это «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой», а выплыло все это (и многое другое) на поверхность благодаря скандально-сенсационной книге Джоди Кантор «Супруги Обама» («The Obamas”), на которую Мишель мгновенно, не читая ее, откликнулась, что все неправда и она не конфликтовала с помощниками президента, которого, однако, неизменно называет «мой муж», отстаивая супружеское право собственности на него.

Нормалек. Но ее вдруг занесло на любимую тему, и она сказала, что представлена в книге, которую не читала, «сердитой черной женщиной», и ей надоело соответствовать этому стереотипу. На что тут же последовало опровержение Джоди Кантор, что в ее книге ничего подобного нет. Судя по большим отрывкам из книги, посвященным лично Мишель и так и озаглавленным «Мишель Обама. Эволюция Первой леди», из двух дам права автор, а не героиня, у которой в этом вопросе небольшой сдвиг по фазе. Тем более что книга – не желтуха и не чернуха, и менее всего можно было ждать слива компры на первую леди от журналистки из «Нью-Йорк таймс», газеты, которая традиционно поддерживает демократов.

Увы, Мишель Обама не первый раз попадается на своем афроцентризме. После победы Барака Обамы на праймериз в 2008 году она ляпнула, что впервые (!) гордится за свою страну. Разразился скандал, и Дэвид Аксельрод счел за лучшее немедленно отстранить Мишель от дальнейшего участия в кампании. На этот раз, однако, он не углядел, несмотря на виртуальную связь с Белым домом и регулярные наезды в столицу с огнетушителем за пазухой. Подобная реплика первой леди была на руку республиканцам.

Дэвид Аксельрод сражался за Барака Обаму, как Дон Кихот, отбеливая его от напраслины (будто бы родился за пределами США, мусульманской веры и марксистской идеологии), но и нейтрализуя то, что ему инкриминировалось не без оснований: от антиамериканских проповедей его бесноватого пастора до упомянутого афроцентризма Мишель Обама.

Весь вопрос, насколько прочна эта разветвленная предвыборная паутина Дэвида Аксельрода. Между прочим, у его нынешнего соперника Митта Ромни штаб тоже супер – не только же благодаря красивым глазам ему удалось обойти товарищей по республиканской партии. Да и денег на президентскую кампанию Митт Ромни собирал дай бог, хотя до Барака Обамы ему все равно было далеко, но у того остались деньги от предыдущей кампании, и он не только набирал «по рублику» по Интернету, но и получал крупные вклады из Голливуда, «Уолл-стрит» и, странное дело, даже из Силиконовой долины, на что не без язвительности обратил внимание Руперт Мердок, который, само собой, поддерживает республиканцев. А в каком-то солидном американском издании промелькнуло, что Барака Обаму избрали президентом как популиста, а правит он, как плутократ.

Конечно, нельзя сводить американские президентские выборы к борьбе двух избирательных штабов. Есть объективные факторы: в первую очередь, экономические и не в последнюю – идеологические. Те и другие между собой тесно переплетены. Республиканцы или демократы, консерваторы или либералы? Программы разные, а иногда противоположные.

Что перевесит в статистике и народном ощущении – негатив или позитив? Да и международные отношения играют все-таки свою роль – особенно те, что связаны с экономикой. Помимо объективных, есть и субъективные факторы. Не только выбор между двумя индивидуумами Бараком Обамой и Миттом Ромни. Американскому электорату на этот раз предстоит непривычный, нетрадиционный выбор между двумя стереотипами – мулатом и мормоном, и предрассудки здесь никак нельзя сбрасывать со счетов. Три с половиной года назад избиратели смогли преодолеть расовые предубеждения и избрали черного президента, но это вовсе не значит, что какие-то корешки расовых предубеждений кой у кого из избирателей не остались. Это я к тому, что расовый синдром у первой леди понятен и объясним, но лучше с ним, конечно, не высовываться в нашей суперполиткорректной стране и не напрягать электорат.

А как с мормонами? Точнее, не со всеми мормонами, а с тем одним-единственным, который метит в президенты? Вот я и говорю, что многое зависит от президентских команд, помимо других факторов, объективных и субъективных. Выборы или выбор? Чей выбор? Можно ли доверить американскому народу выбор президента? А можно ли передоверить его Карлу Роуву или Дэвиду Аксельроду? Американских президентов у нас не только избирают, но делают.

Представьте себе!

 

Елена Клепикова & Владимир Соловьев. 2012 расколотая нация, или Особенности национальных выборов

 

Взамен пролога. Читал ли Обама роман про Обаму

Вот это сенсация! Давно таких не помню. И хотя в формате книги и в жанре романа, да еще с таким идеальным, чтобы стать бестселлером, размером 350 страниц с хвостиком, но сенсация не литературная, а политическая. Независимо от художественных достоинств и попадет или не попадет в список бестселлеров, этот роман привлекает внимание прежде всего своей политической подоплекой.

Поначалу он кажется загадкой, каковой не является. Начиная с однобуквенного названия – «О», подзаголовка – «президентский роман» и автора – «Аноним». Внутри романа загадочны, но и легко разгадываемы, ввиду их общеизвестности, все персонажи, включая главного. Чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, кто главный герой «президентского романа», на его обложке изображена не просто буква «О», но с огромными-преогромными ушами. Вот я и говорю: секрет Полишинеля. Не заглядывая в далекие исторические времена, кто еще, скажите, из наших президентов был таким ушастиком? Все карикатуры на Обаму используют эту его лицевую особенность: длинные уши. Кого еще было так легко карикатурить: чистый овал и два огромных уха? Однако в самом этом мнимозагадочном романе Барак Обама не окарикатурен, наоборот, дан интересно, интригующе, многосложно, амбивалентно. А это тем более важно, так как действие этого футуристского романа развертывается в следующем, 2012 году – предвыборная борьба там в самом разгаре.

Кто действительно загадочен, так это анонимный автор «президентского романа». На задней обложке книги он описан, как некто, кто бывал рядом с Бараком Обамой в одной комнате. Так или не так, трудно проверить. Строятся самые разные догадки: ловкий политрепортер? вездесущий блогер? или в самом деле бывший, а то и сущий белодомовский службист? За последнее время команда Барака Обамы значительно обновилась, хоть на переправе и не принято менять лошадей – тем более людей. Не хватит пальцев обеих рук, чтобы перечислить ближайших президентских помощников, которые ушли или вот-вот уйдут на вольные хлеба или на более высокооплачиваемую работу – на белодомовскую зарплату не разживешься! От шефа обамовской канцелярии до обоих старших помощников, от главного экономического советника до бюджетного директора, вплоть до пресс-секретаря – чтобы кто-нибудь из них взялся за роман, актуалку и скороспелку, несмотря на лояльность президенту?

Но клятву верности Бараку Обаме никто из них не давал, да тот и не требовал. А если бы потребовал, вот смеху было бы! Тем более что главный герой романа – персонаж не отрицательный и не окарикатуренный, хоть отнюдь не идеальный. В любом случае этот анонимный роман на руку Бараку Обаме, как своего рода пиар. В романе есть много интимных деталей жизни Белого дома и самого президента. Из первых рук или понаслышке – мало ли сплетен циркулирует вокруг президента, его семьи и его команды? Не исключено, что сообщение об авторе на задней обложке книги рекламного характера, своего рода манок, чтобы привлечь больше читателей, тогда как «Анонима» на самом деле рядом не стояло или он встречал президента только «на проходах». Среди подозреваемых в авторстве – журналист Джо Клайн, автор двух предыдущих анонимных белодомовских романов: его тогда вычислили стилистически, и ему пришлось расколоться. Однако на этот раз он железно открещивается от авторства романа «О». Мне интересно другое: читал ли этот явно неавторизованный роман про Обаму сам Обама, ведь он всегда был запойным книгочеем? Узнал себя в литературном образе? Ведь это не все равно, что смотреться в зеркало.

Почему понадобился фикшн, когда политологических, журналистских исследований и предсказаний – под завязку? Это как раз я понимаю – не только как читатель, но и как автор двух романов об Иосифе Бродском. Даже очень близкий к реальности роман предоставляет автору неограниченные возможности, романный лот берет значительно глубже журналистского. Взять того же «О» – все-таки это самый интригующий образ романа. Недаром издатель предупреждает читателей, что внутренний монолог президента, как он изложен в книге, несомненно, вызовет читательский резонанс. А может быть, и протест, добавлю от себя. Ведь титульный характер этого романа – самонадеянный нарциссист, чья внутренняя жизнь состоит из досады на оппонентов, разочарования в президентской работе, мечтах о гольфе, поздравительных похлопываний самого себя по спине и одновременно довольно критических мыслей о своей стране.

Есть здесь, в Америке, довольно распространенный журналистский жанр: «В голове имярек». Чаще всего в голове какой-нибудь политической знаменитости. Пользуется этим гипотетическим и немного безответственным приемом и Аноним, приписывая президенту «О», среди прочих, такие, например, мысли: «От президента ожидают, что он будет компетентным, хладнокровным, командующим лидером, который всегда впереди не только своих соперников, но и своей страны». Заодно он жалуется на своих самых агрессивных врагов – участников так называемых чаепитий, что это «психи-конспираторы, ненавистники иммигрантов, мстительные, как ветхозаветные пророки, глумливые и самодовольные, которые возбуждают в плебсе ненависть ко мне. Но я просвещу людей и заставлю их думать, что они, американцы, могут быть более справедливыми, мужественными, мудрыми, чем они есть». А в помощь ему – его ораторский талант.

Не факт, конечно. Поди проверь. Но автор художки имеет полное право на домысел, вымысел и отсебятину, тем более что это художественный образ и зовут его «О», а не Барак Хусейн Обама. Другой вопрос, приближает ли этот все-таки придуманный персонаж нас к реальному президенту или, наоборот, удаляет, заслоняет собой настоящего? Не знаю. У меня свое мнение о Бараке Обаме, я его не раз высказывал, читателям оно известно. В чем я, безусловно, согласен с Анонимом, что Обама действительно прекрасный оратор. Другой вопрос, достаточно ли этого, чтобы стать великим президентом и разрешить стоящие перед страной проблемы – в первую очередь, экономические.

Само собой, роман не был бы романом, если бы в нем фигурировал один только герой. Все остальные фигуранты также узнаваемы или угадываемы. К примеру, вдохновительница «чайников» Сара Пэйлин, выведенная под именем «Барракуда». Аноним относится к ней иронически, но серьезно, так как она ведет против «О» оголтелую негативную кампанию, настраивая против него избирателей. Будучи сама ультраидеологизированным политиканом, она упрекает в идеологизме, но противоположной направленности, своего оппонента. Одним словом, как говорят мои бывшие соотечественники, – «левак». Своего рода, если пользоваться фрейдистской терминологией, трансфер, перенос: с правака на левака.

Впрочем, нельзя сказать, что Аноним безусловно симпатизирует своему главному персонажу. Напротив, он демонстрирует его лицемерие и высокомерие, вплоть до невероятных заговорщических ходов его политтехнологов и пиарщиков, чтобы сохранить своего протеже – чуть ли не марионетку – в Белом доме. Здесь снова встает вопрос о самом авторе. Кто он? Сторонник республиканцев? Человек, разочаровавшийся в демократах? Или это такой нарочитый, нарочный, сознательный камуфляж, чтобы Анонима не узнали?

Однако не «Барракуда», которая всячески подрывает авторитет «О», провоцируя против него среднеамериканский электорат, становится республиканским кандидатом. Пожалуй, это наиболее интригующий авторский ход. Если остальные герои более-менее узнаваемы, то этот не вполне прозрачен и вычисляется путем сложения. У него есть имя без никаких ассоциаций с реальными политиками, один из которых может стать республиканским кандидатом в президенты: Томас Моррисон. Что-нибудь это вам напоминает? Мне – ничего. Но, как сказал поэт, «что в имени тебе моем?» Не в имени дело, зато сам по себе кандидат близок к идеалу, хотя таковых в политике, как и в природе, не существует. Но если есть пустующая ниша, то для нее срочно надо найти подходящую, из ряда вон выходящую статую. И статуя эта хоть и слегка статуарна, но с несомненной политической и человеческой харизмой, сопротивляться ее совершенствам трудно, даже если ты придерживаешься антиреспубликанских взглядов. Не сразу, но постепенно читатель различает в незнакомой фигуре знакомые черты.

Томас Моррисон узнаваем в совокупности, потому что сложен из нескольких реальных и широко известных деятелей. Выходит, у Анонима не хватило творческих силенок смастерить свой собственный образ, независимый от политического реала – он по рукам и ногам связан текущей политикой? Совсем наоборот. Было бы не в контексте и не в жанре этого «президентского романа» создавать фантастические образы в отрыве от действительности. Автор пошел по верному пути, предположив, что за роль республиканского кандидата в президенты разгорится борьба сразу между несколькими политическими тяжеловесами, и кандидатура «Барракуды» будет отброшена, как балласт, на раннем этапе самими республиканцами, потому что она выражает экстрим, а не мейнстрим американской политики. Судя даже по теперешним опросам, Сара Пэйлин отстает в популярности от Барака Обамы больше, чем на 20 %, а Барак Обама уж точно, пользуясь своим властным ресурсом какой ни есть, выставляет свою кандидатуру в президенты, уже сговорился с Джо Байденом, что они снова пойдут в одной упряжке, и в Чикаго создан мощный штаб по переизбранию действующего президента. Можно как угодно относиться к республиканцам, но они не политические самоубийцы, и «Барракудой» их не сманишь. Республиканский истеблишмент напряженно ищет системного кандидата, который был бы убедителен, адекватен и способен противостоять Бараку Обаме. Поиски же Анонима в том же направлении привели его к созданию суммарного образа именно из тех людей, curriculum vitae которых тайком просматривает сейчас республиканская элита.

Сколько можно томить моего политизированного читателя – пора назвать обоих прототипов одного и того же литературного персонажа: бывший губернатор Массачусетса и позапозапрошлогодний кандидат в президенты Митт Ромни и нынешний командующий силами США и НАТО в Афганистане генерал Дэвид Петрэус. Не стану подробно останавливаться на технике создания почти идеального образа из двух все-таки реальных. Образ получился «пуленепробиваемый», не подкопаешься, объединяет все страты населения, включая даже левых и правых ультра, победитель драконов в Ираке и Афганистане – и одновременно губернаторский опыт в одном из главных штатов Америки. Упущено, правда, что Митт Ромни – мормон, а мормонов у нас здесь не очень жалуют, приписывая им многоженство, от которого те давно отказались, но после президента-мулата почему не мормон? Да хучь еврей, хучь всякий, как у Бабеля. Дэвид Петрэус – тоже палка о двух конца. Это не генерал Эйзенхауэр, чья победа во Второй мировой войне – без вопросов. Зато победа генерала Петрэуса в Ираке, где он командовал до Афганистана и где террористы чуть ли не каждый день устраивают массакры, не Пиррова? Да и в Афганистане война еще не окончена – и никакого пока просвета в черном туннеле.

Мне кажется, с республиканским сборным кандидатом Аноним немного поспешил, сварганив его из близлежащего материала и не взяв в расчет элемент случайности. Как говорил мой любимый Паскаль, если бы нос Клеопатры был иной формы, вся мировая история сложилась бы иначе. Тем более что автор рискует, называя «сборного» республиканского президента задолго до того, как его выберет раздираемая противоречиями республиканская партия. Хотя кто знает? Если не Ромни и не Петрэус, то кто тогда? И что тогда? Не рискнешь – не выиграешь, а автор бьет на успех, который его книге обеспечен ввиду ее футуристской актуальности.

А что остается читателям? Мы тоже можем, путем допусков, домыслов и догадок сочинить в уме свой гипотетический роман про 2012 год. По принципу кроссворда. Чем черт не шутит? Попробуем?

 

Спустя год. Антиобамовки бьют мимо цели

Если так пойдет дальше, увы и ах, никаких надежд на нового президента, господа читатели, большинство которых – легко догадаться, я говорю об американских русскоязычниках – на это уповают. Говорю это со всей ответственностью профи-политолога. Судите сами! До президентских выборов осталось всего ничего, каких-то жалких семь месяцев, а Барак Обама пошел в обгон Митта Ромни, который чисто математически почти неизбежно будет номинирован в качестве республиканского кандидата. Борьба у него с соперниками была аховая – достаточно сравнить клипы и фото с Ромни до вступления в эту изнурительную гонку с теперешними: он постарел лет на пять, наверное. Притом что гонка еще продолжается, хотя уже виден свет в конце этого туннеля, и вот-вот впервые в американской истории мормон получит шанс попасть в Белый дом. Однако шанс этот формальный, номинальный, и должно случиться чудо или какая-нибудь катастрофа – не знаю что, – чтобы этот шанс стал реальностью. Почти все страты общества предпочитают Обаму – супербогатые, супербедные, средний класс, белые и черные, женщины (те вообще за него горой) и даже мужчины склоняются на его сторону. Вот разве что большинство наших русскоязычников дружно и оголтело против Обамы.

К примеру, мои друзья журналисты: Александр Грант, Геннадий Кацов, Владимир Козловский, Виктор Топаллер. На одном крупном юбилее ко мне подсела моя постоянная читательница (и почитательница) и с ходу огорошила: «Если вы еврей, Володя, вы не должны писать про Обаму с симпатией!» – «Но большинство американских евреев за него лично и традиционно за демократов». – «Я говорю о наших». Тогда я решил провести эксперимент и спустя некоторое время на подобной тусовке, но по другому поводу, в другом ресторане и с другими действующими лицами, поставил вопрос на голосование: победили антиобамовцы, но далеко не всухую: 3:1. Такой вот расклад. Лично я воздержался от голосования. Что потом было, и говорить не хочу: дружеская вечеринка превратилась в политический диспут, далеко не всегда лицеприятный, с переходом на личности – нет, не президентских кандидатов, а самих спорщиков. От греха подальше – я ушел пораньше, не прощаясь, по-английски.

Что мы, бывшие совки! А недавняя негативная кампания среди республиканских «кандидатов в кандидаты», на грани, а то и за гранью фола, ниже пояса, под дых, когда соперники выливали друг на друга бочки компры и ушаты помоев, ослабляя позиции потенциального победителя, подсказывая демократам аргументы против самих себя. Семейные ссоры самые громкие? Гол за голом – в собственные ворота! O tempora! O mores! Или так было всегда – нравы независимо от времени?

Тем временем началась прицельная полемика республиканцев с действующим президентом, что в порядке вещей – давно пора! По любому поводу и даже без оного. Само собой, по вопросам идеологии и экономики, американского долга и скачков безработицы, цен на бензин, иранской ядерной угрозы и тлеющей холодной войны с Россией – вплоть до микрофонного ляпа Обамы в разговоре с «хромой уткой» Медведевым: не много ли шума из ничего? Это что касается политического мейнстрима, который воленс-ноленс вынужден соблюдать приличия и не зашкаливать за границы политкорректности, которая в нашей стране превратилась в некий фетиш, типа черного и белого не называть – нет, нет, я не о расах, просто пришла на ум общеизвестная идиома. Однако помимо мейнстрима, есть еще политические обочины, особенно в наш умопомрачительно-бесцензурный – какая там политкорректность! – интернетный мир. Вот где вольному воля, предвыборная пристрелка идет во всю ивановскую, волосы дыбом читаючи. Да простит мне читатель очередную грамматическую неловкость.

Особенно резвятся маргиналы из ультраконсерваторов, выкладывая в Интернет и прессу антиобамовки, одна почище другой: цунами диатриб, филиппик, инсинуаций. Думаете, споры о месте рождения Барака Обамы прекратились после того, как была предъявлена копия его метрики, где черным по белому названо место его рождения: Гонолулу, Гавайские острова? Как бы не так! Особенно ярые его враги объявили этот сертификат о рождении компьютерным фальшаком. Ну ладно, эта история, что называется, с бородой. Так же как утверждения его зоилов, что президент по взглядам – радикал, коммунист, антиамериканист, а в доказательство приводятся высказывания его пастора и парочки шапочных знакомых. А тут вдруг появляется еще один коммунист в ближайшем окружении Обамы – дружбан и стратег президента Дэвид Аксельрод. Человек в своем амплуа, как пиарщик и политтехнолог, не побоюсь этого слова, гениальный. Без него Бараку Обаме не видать Белого дома как своих ушей, хоть они у него большие, как у осла – недаром тот является символом Демократической партии.

Так вот, в консервативном журнале «The American Spectator», в котором я имел честь когда-то печататься с воспоминаниями о моей жизни по ту сторону океана и который теперь сто́ит в уличных ларьках $5.95, появляется заглавная, с обложки, статья «David Axelrod’s Red Roots: Obama Adviser’s Communist Ties Exposed». Сенсация! Перевод требуется? В том смысле, что коммунист Дэвид Аксель род втащил в Белый дом своего протеже-единомышленника за его упомянутые длинные уши и теперь собирается повторить этот фокус-покус. Ну, прямо-таки коммунистический заговор! Понятно, впиваюсь в эту статью и прочитываю с утроенным вниманием.

Был членом партии? Имел партийный билет? Платил партийные взносы? Да нет же! Оказывается, Мирил Беннетт Аксельрод, мама Дэвида, в сороковые годы работала в левофланговой газете, в которой Москва вербовала агентуру, но при этом автор «забывает» указать, что Дэвид Аксельрод родился только в 1955 году, когда его мать давно уже отошла от «прогрессистов», а сам Дэвид, с его слов, был в юности втянут в политику из чистого идеализма и никак не в коммунистическую деятельность, а потом работал в центристской, с консервативным уклоном, газете «Чикаго трибюн», пока не основал собственную консультативную фирму, которая стала очень влиятельной, помогая своим клиентам избираться в мэры, губернаторы, конгрессмены, сенаторы, вплоть до президента США, чем Дэвид Аксельрод очень гордится и даже тщеславится. Бог ему судья. Но «коммунизма» у него ни в одном глазу – ни в прошлом, ни в настоящем. А статья против него в «The American Spectator» совершенно в духе кампании против антиамериканской деятельности сенатора Маккарти, не к ночи будет помянут! Сколько мнимых «коммунистов» тогда пострадало, включая известных ученых, писателей, художников.

Это еще не самая шедевральная антиобамовка. В моей коллекции есть кое-что и похлеще. Знает ли, к примеру, читатель, что Барак Обама – двойной шпион и агент КГБ? Шутки шуткую? Ни в коем разе! На эту тему множество публикац ий. Встречаются совсем уж на ископаемом уровне – пересказывать стыдно. Скажем, параноидальный 55-страничный (!) документ с обамовскими фотографиями – сольными и групповыми. Автор этого пасквиля некто Михаил Крыжановский утверждает, что сам он бывший сотрудник российской разведслужбы. Без разницы, на самом деле он экс-разведчик или самозванец. Даже настоящие перебежчики, уж не знаю, что они докладывали по начальству своим шефам в ЦРУ, но в своих воспоминаниях несут часто такую лажу, что уши вянут от неправдоподобия. Но этот, скорее всего, лже-Крыжановский бьет все рекорды. Вот две его версии: по одной, Обама был завербован во время своего обучения в Колумбийском университете и два года тайно проходил шпионский курс в Москве; по другой – был подменен профессиональным разведчиком-нелегалом. Детали и вовсе анекдотичны – закачаешься. Не вдаюсь в подробности – того не заслуживает.

Вот другой материал – опять-таки на манер и в жанре Джеймса Бонда, в роли которого выступает Барак Обама. Ни больше ни меньше. Повод – набившая оскомину оплошность Обамы, когда он, не зная, что микрофон включен, пообещал «кукле» Медведеву быть более, что ли, гибким (flexible) в переговорах с Россией. То, что республиканцы на Обаму за это набросились, в порядке вещей. Полемика вполне понятная и достаточно аргументированная: что за приватные обещания в год выборов, когда все должно быть прилюдно и гласно? Для республиканцев это карта, но одноразовая. Не козырь. Иное дело – наши правые ультраисты-маргиналы. Именно они выложили в Интернете монтажный видеоролик с военным парадом на Красной площади, Путиным с обнаженным торсом на коне и двойным агентом «President Flexible» – в данном контексте скорее сговорчивым, чем гибким, который предает врагу стратегические интересы Америки. Не слабо.

Околесица, кто спорит, у многих вызовет обратную реакцию, но, как знать, кто-то на нее, возможно, и клюнет. Тем более что визуальные образы действуют обычно сильнее словесных. К тому же этот видеоряд выпущен так называемой независимой группой, напрямую связанной с Карлом Роувом. Кто такой, еще не забыли? Понятно, ярый антидемократ. Был старшим советником Буша-младшего, а до этого возглавлял его избирательный штаб, как обамовский – Дэвид Аксельрод. В отличие от последнего, был небрезглив в средствах, когда обеспечивал всеми правдами и неправдами победу своего клиента сначала над республиканским конкурентом Джоном Маккейном, потом над Альбертом Гором, а спустя еще четыре года над Джоном Керри. Но вынужден был уйти в отставку после скандала с раскрытием имени секретного агента ЦРУ, в который Роув был вовлечен в качестве подозреваемого. Случай сам по себе беспрецедентный: раскрывать имя собственного шпиона в отместку за его донесение, которое идет вразрез с официальной политикой!

Вернемся к теперешним «шпионским» страстям вокруг Барака Обамы и его окружения. На мой сторонний взгляд, эти антиобамовки – низкопробная лажа и бьют мимо цели. Однако сказать, что они не стоят внимания – не могу. Надо знать границы, переходить которые не след. Я привел образчики гиперконсервативной брехни. Ультраисты из демократического лагеря ведут себя, насколько мне известно, пристойнее. Если читатель выдаст по аналогии противоположные примеры, буду только признателен за напоминание.

 

Деньги для будущего президента. Закулисные игры и игроки

Есть разница между двумя этими однокоренными словами – конспиратор и конспиролог. Конспиратор – это тайный заговорщик, а конспиролог, совсем напротив, тот, кому всюду мерещатся тайные заговоры и комплоты. Лично я не отношусь ни к тому, ни к другому разряду. Однако и я заподозрил нечто неладное, когда в разгар предвыборных схваток республиканских «кандидатов в кандидаты» газета «Нью-Йорк таймс», мое ежеутреннее чтиво с тех пор, как приехал в Америку, напечатала сначала одну, а на следующий день другую статью о финансовых спонсорах Митта Ромни и Ньюта Гингрича, которые возглавляют республиканскую гонку. Что интересно, эта супернадежная в смысле информации газета никогда не скрывает своих либерально-центристских тенденций, а на выборах, как правило, поддерживает кандидатов от Демократической партии – в президенты, в губернаторы, в мэры, в сенат, в конгресс. Вот почему означенные статьи если не встревожили, то взбудоражили Америку, тем более что они не просто о финансистах президентских кампаний двух лидеров-республиканцев, но о тех, кто тайно стоит за означенными публичными, на авансцене, при свете софитов, фигурами. Нет, ни Митт Ромни, ни Ньют Гингрич, фавориты республиканской гонки, конечно, не марионетки, но, прямо или косвенно, газета ставит вопрос о закулисных игроках в борьбе за республиканскую номинацию кандидата в президенты. Что выторговывают для себя эти корпорации или индивидуумы, вкладывая свои деньги в двух ведущих республиканских политиков? Чтобы они это делали безвозмездно, альтруистически? Или это деньги для потенциального президента, чтобы он, когда/если им станет, не забывал об интересах своих финансистов, пусть и добровольных? А деньги в Америке, что ни говори, играют огромную роль.

Вот журналисты и бросились считать деньги в карманах кандидатов. Точнее – в их избирательных штабах. А деньги совсем немалые, учитывая предвыборную рекламу, в основном негативного характера – кто на кого больше накопает компры и выльет на соперника ушат грязи. Только в четырех штатах – Айове, Нью-Гэмпшире, Южной Каролине и Флориде, где проходила битва за республиканскую номинацию – претенденты потратили на телепиар (и телеантипиар) 25 миллионов долларов. В одной только Флориде, где Митт Ромни одержал на прошлой неделе внушительную победу, его финансовый донор «Pro-Romney Restore Our Future» вложил в телерекламу $14 million да еще сам Ромни из собственного кошелька добавил $12 million! Вот и считайте путем простого сложения. И все, чтобы выбить из седла Ньюта Гингрича, у которого нет таких средств ни в избирательной копилке, ни у него лично.

Однако как ни богат бывший губернатор Массачусетса Митт Ромни (к его личному таланту бизнесмена добавьте еще мормонскую традицию и страсть к накопительству), собственных денег ему бы на президентскую кампанию не хватило. Он – даже не миллиардер, а всего лишь мультимиллионер: на глаз, у него четверть миллиарда долларов. Но вот что любопытно: управляет его бизнесом крупнейший коммерческий банк «Голдман Сакс», один из главных финансовых и инвестиционных институтов (чуть не сказал «заправил») в мире, с тесными связями со многими правительствами (прежде всего нашим). Не то чтобы не чист на руку (не пойман – не вор), но в позапрошлом году «Голдман Сакс» попался на рисковых махинациях с ценными бумагами, и многие были «шокированы моральным банкротством банка», как выразился тогдашний премьер-министр Великобритании. Однако кое-как выкрутился. Движение «Захвати Уолл-стрит» направлено не только против «Голдман Сакс», но этот банк – один из главных целевых объектов этих самостийных демонстраций. Республиканские лидеры относятся к этой уличной анархии, направленной против банков, еще более отрицательно, чем демократические: банковская система – один столпов мировой демократии. Республиканская элита называет антиуоллстритовских демонстрантов отморозками, а сам Митт Ромни заявил недавно, что бедняки – не его забота.

Вряд ли, однако, «Нью-Йорк таймс» затеяла бы свое журналистское расследование только ради того, чтобы показать, через какой банк ведет свой бизнес один из самых богатых в истории США претендентов на пост президента. Фишка в другом: служащие «Голдман Сакс» являются главными контрибюторами избирательной кампании Митта Ромни – они вложили в нее уже порядка 400 тысяч долларов, как ни одна другая корпорация. И это при свободе волеизъявления. Случайность? Сговор? Давление? Не говоря уже о крупных акулах Уолл-стрит – имярек, – которые жертвуют в его кампанию миллион за миллионом. Так или иначе, но именно эта тесная связь Митта Ромни с Уоллстрит и послужила веским предлогом поименовать его «бессердечным капиталистом-стервятником» в негативной телерекламе Ньюта Гингрича, хотя Митт Ромни с его «жалкими» 250 миллионами долларов не идет ни в какое сравнение с другими клиентами «Голдман Сакс», чьи инвестиции составляют миллиарды.

Несмотря на все это и несмотря на противоположное – Митт Ромни конформист, и за ним тянется длинный шлейф губернаторства в самом либеральном штате Массачусетсе, именно за него горой стоит республиканский истеблишмент, полагая уровень его «electorability» наивысшим среди претендентов на номинацию. Да и по опросам судя, даже консервативный электорат, идеологически не во всем с ним согласный, склоняется к тому, что именно Митт Ромни может бросить перчатку действующему президенту и победить его в честном бою в первый вторник ноября этого високосного и судьбоносного года.

Тогда как Ньют Гингрич, хоть и консерватор высшей пробы – кто сомневается? – но и пробы на нем негде ставить в иных смыслах: трижды женат, изменял женам и проповедывал «открытый брак», еще в юности переметнулся из лютеранства в баптизм, а потом, в зрелые годы, и вовсе стал католиком, а единственный президент-католик в истории США – Джон Фицджеральд Кеннеди. Хотя, конечно, в религиозном отношении у республиканцев выбор не так чтобы велик: между католиком и мормоном, а тех вообще в США всего 2 %, и у среднего американца к ним предубеждения по причине их многоженства, хотя мормоны давно уже от него отказались. Давно? Папа Митта Ромни родился в мормонской коммюнити в Мексике, куда бежал его дед со своими женами от преследований за полигамию.

Однако республиканский истеблишмент надеется, что электорат преодолеет свои «мормонские» предрассудки, тогда как Ньют Гингрич, хоть язык у него и подвешен хорошо, за словом в карман не лезет, но непредсказуем, скандалезен, на грани, а иногда за гранью фола. Короче, белая ворона.

А вот и у него нашлись финансовые спонсоры, о которых поспешила сообщить «Нью-Йорк таймс» в огромной изобличительной статье под сенсационным заголовком «Человек, который снабжает Гингрича деньгами». Им оказался архибогатый (22 миллиарда долларов) и политически супервлиятельный Шелдон Адельсон – «банкир и богач, владелец заводов, газет, пароходов» и многого другого, чего не было у маршаковского Мистера Твистера: казино, отелей и даже Венеции с палаццо, каналами, гондолами и распевающими гондольерами – правда, не в Италии, а у нас в Лас-Вегасе. Как он ни сказочно богат, его политический вес превышает вес его кошелей, как сказали бы в прежние времена. Этот международный магнат – ревностный сионист, не без сантиментов: впервые в Израиль он приехал в поношенных ботинках своего папы, таксиста родом из Литвы, которому так никогда и не довелось побывать на своей исторической родине. Филантроп: тратит сотни миллионов долларов на еврейскую благотворительность, медицинские исследования и помощь раненым ветеранам.

И хотя Шелдон Адельсон против каких-либо территориальных уступок палестинцам, он тайно встречается с лидерами умеренных арабских стран и, в частности, предоставил свой личный самолет для полета в Америку умирающего иорданского монарха Хуссейна и, по слухам, способствовал передаче власти в этом хашимитском королевстве прозападному Абдалле (через голову пропалестинского претендента). Коммерческие и политические связи Шелдона Адельсона воистину безграничны – его империя простирается от США до Китая. Принадлежащая ему иерусалимская ежедневная газета «Израиль Хайом» поддерживает Биньямина Нетаньяху, его личного друга и такого же политического ястреба, как сам Шелдон Адельсон.

Зато в Америке его ближайший друг – Ньют Гингрич, который самых произраильских взглядов из всех претендентов и полагает палестинцев «вымышленным народом», придуманным для борьбы с Израилем: «До 70-х годов они просто считали себя сирийскими и иорданскими арабами. А для мира с Израилем им достаточно признать его право на существование». И пообещал, что если его изберут президентом, то потребует переноса посольства США из Тель-Авива в Иерусалим.

Само собой, такая «ястребиная» позиция – и не только в израильском вопросе – раздражает не только американских либералов, но и умеренных истеблишментных республиканцев, чья креатура, как сказано, Митт Ромни. Поэтому связь с Шелдоном Адельсоном не то чтобы компрометирует Ньюта Гингрича, но не к чести ему, считают его идейные противники. Шелдону Адельсону 78 лет, в бизнесе он с младых ногтей, замешан в кое-каких этических и даже юридических нарушениях, рыльце, как говорится, в пуху, да и характер не сахар: заносчив, вспыльчив, раздражителен, нетерпим. Что́ его работники, когда даже оба его сына судились с ним, обвиняя в надувательстве. И вот выясняется, что этот человек вместе с женой Мириам вложили в кампанию Гингрича 17 миллионов долларов, из которых 10 миллионов – в последние несколько недель. Принятие такого внушительного «депозита» да еще от человека с подмоченной репутацией – известный политический риск. Сторонние кибицеры – поллстеры и комментаторы – полагают, что этот дар пошел Ньюту Гингричу скорее в негатив.

А кто дает деньги нашему ультраисту, который и вовсе хочет выстроить американскую политику по ранжиру, согласно древним постулатам Библии: Рику Санторуму? Консервативных голосов у него пока что больше, чем долларов.

И наконец, как насчет избирательного фонда нашего действующего президента? Денег там осталось еще от прошлой рекордной избирательной кампании. В прошлом году президент уже перевыполнил свой план, и пожертвования в его избирательную казну зашкаливают за 220 миллионов. И вливания идут в ускоряющемся темпе. Помните легенду прошлых президентских выборов, что сборы «на Обаму» шли через Инет, так сказать, «по рублику» – кто во что горазд? Как бы не так! На стороне Барака Обамы суперкрупный капитал – был и есть: от Уоррена Баффета до Джорджа Сороса. Суперзвезды Голливуда? Вот Стивен Спилберг взял да и отвалил на днях в обамовскую кампанию 100 тысяч долларов. Что́ Спилберг, когда политнекорректный и вообще без тормозов комедиант Билл Махер прямо во время своего недавнего выступления объявил, что жертвует в кампанию Барака Обамы целый миллион. А сколько еще анонимных доноров!

Думаю, в этом отношении – денежном – Барак Обама победим.

Кто спорит, президентские выборы в нашей стране – свободные, прозрачные, демократические, отражают волю народа, без сучка и задоринки, то есть без каких-либо серьезных нарушений. А как может быть иначе? Уж в чем в чем, а именно в демократии США впереди планеты всей и показывают пример другим странам – демократическим и тоталитарным. Само собой, избрание президента зависит от множества факторов – политической конъюнктуры, экономической ситуации, идеологических настроений электората, международной обстановки, тактики и стратегии команд кандидатов, не в последнюю очередь – от личной харизмы кандидата. Об этом писать и писать, хоть это и набор азбучных истин, но каждый раз эти факторы сплетаются наново, и от новой комбинации зависит исход голосования. А потому не станем забегать так далеко вперед и предсказывать результат выборов 4 ноября этого года, хотя на данном этапе Барак Обама обходит в опросах любого потенциального республиканского кандидата, но, во-первых, ситуация в стране и мире подвижна, как ртуть, все может самым крутым образом измениться, а во-вторых, республиканцы еще не определились со своим кандидатом, у них в партийных рядах идеологический и персональный раздрай.

Однако именно ввиду раздора в республиканских рядах еще более остро встает и без того мощный у нас здесь в США фактор, который нельзя сбрасывать со счетов, просчитывая политическую ситуацию: деньги. Этот фактор не отменяет вышеназванные факторы, но действует в совокупности с ними. Ведь оттого, сколько в кандидатском кошельке денег, зависит, как часто можно пиарить по ТВ, радио, в бумажных СМИ и на митингах. И не только пиарить, но и антипиарить.

Ньют Гингрич жаловался, что его соперник по республиканской партии Митт Ромни истратил миллионы, чтобы вылить на него ушат компры и дискредитировать перед избирателями за промискуитет и за религиозные метания – из протестантизма в католицизм. Но для того чтобы донести этот черный пиар до электората черед СМИ, нужды немалые деньги. В самом деле: на какие такие шиши? Вот журналисты и бросились считать деньги в карманах кандидатов. Точнее – в их избирательных штабах.

Конечно, деньги еще не все. Даже в Америке. В президентских выборах задействованы и другие факторы: от конъюнктуры до идеологии, от настроений электората до личной харизмы кандидатов. Однако в этом ряду и далеко не на последнем месте – деньги для будущего президента.

 

Целеустремленный Митт Ромни

 

Исаак против Митта

На «обамовской» улице праздник, демократы злорадствуют и злопыхают: вот ведь даже природа ополчилась на Митта Ромни и ставит палки в колеса республиканскому съезду, который должен номинировать его кандидатуру в президенты, а тут откуда не возьмись тропический шторм «Исаак» набросился на Флориду, и все республиканские мероприятия во флоридском городе Тампа пришлось перенести на день вперед, а расписание съезда перешерстить. А ведь у этого съезда-шоу, помимо формальных задач, были еще пропагандистские, пиарные, допинговые суперфункции – привлечь дополнительное внимание к экзотической упряжке «прагматичный политик Ромни – политикан-ультраист Райан». При такой широковещательной раскрутке партийного съезда по главным телеканалам в прайм-тайм за счет даже мыльных опер и спортивных состязаний рейтинг выдвигаемых кандидатов подскакивает, но как надолго? Как удержать этот все-таки кратковременный интерес и не пустить его на самотек? Как сохранить дополнительные имиджевые очки? А тут еще это клятый «Исаак», который если не порушил, то сбил и спутал карты республиканцев. Вот даже губернатор Флориды объявил в своем штате чрезвычайное положение и отказался участвовать в работе съезда, на котором должен был выступить с ключевой речью. И еще кое-каких званых випов не досчитается республиканский съезд из-за незваного гостя Исаака.

Вообще-то ураган у нас здесь в Америке зовут «Айзек», а не «Исаак», но это так произносится, а пишется «Isaak». А у русских издавна повелось читать иноязычные слова, как они написаны, буквочка к буквочке. Тем более что с английским именем «Isaak» в русском языке сложилась давняя транскрипционная традиция и, скажем, великий британский ученый «Айзек» Ньютон повсеместно известен в России как Исаак Ньютон и никак иначе. Объясняется это устойчивыми правилами произнесения библейских имен – от Исаакиевского собора в Петербурге до моего, скажем, отчества, чтобы далеко не ходить за примерами: Владимир Исаакович (а не Айзекович) Соловьев. Однако случаются и отступления от этого правила: американский писатель-фантаст Айзек Азимов. Зато с известным американо-идишным писателем нобелистом Башевисом-Зингером случаются разночтения: его зовут то Айзеком, то Исааком.

 

Негативная кампания и мормонство

Касаемо обрушившегося на юг Америки урагана, то, как его ни называй – Исаак или Айзек, он внес некоторый разнобой, а то и раздрай в расписание партийного съезда в Тампе и рикошетом в телепиар, от которого во многом зависит рейтинг претендентов на четырехлетний срок пребывания в Белом доме. А значит и исход ноябрьских выборов. Мелочь, скажете? Да, это не главная головная боль республиканцев, но с учетом, что Обама и Ромни идут ноздря к ноздре, любая мелочь приобретает значение. Тем более что негативная кампания, которую развернул против Ромни обамовский чикагский штаб вкупе с либерально настроенными СМИ, хоть и сохраняющими видимость объек тивности, в самом разгаре. Наступление на Ромни идет по всем фронтам – от сокрытия налоговых ведомостей республиканского кандидата до его реального состояния, которое будто бы куда больше, чем принято считать (250 миллионов долларов), и некоторые его владения расположены на Каймановых островах, в Люксембурге и прочих чужеземных территориях. «Зато от меня не требуют свидетельство о рождении», – отбояривается Митт Ромни, намекая на сомнения, которые все еще существуют по поводу места рождения Барака Обамы: родился ли тот в США? А родиться за пределами США, согласитесь, в разы хуже, чем иметь за пределами США кое-какую собственность. Ха-ха! Шутка.

Тем временем одним из лидеров кинопроката становится пропагандистский фильм по дискредитации президента «Америка Обамы: 2016», в котором политические взгляды Барака Обамы даны сквозь призму мировоззрения его кенийского отца – в том смысле, что яблоко от яблони недалеко катится.

Так или не так, но многие наблюдатели и комментаторы полагают эту избирательную кампанию худшей за всю историю Америки: слишком много лжи и слишком мало правды.

Понятно, черный пиар не мог не коснуться редкостной и экзотической религии Митта Ромни – пусть не прямо, но косвенно, по касательной. Казалось бы, кто посмеет в нашей веротерпимой и политкорректной стране бросить камень в сторону мормонства? Однако шастаю по телеканалам – и всюду подробные передачи об этой таинственной, невнятной, со странными традициями религии, которой придерживаются всего два процента американцев, включая республиканского кандидата. Если его изберут, это будет первый президент-мормон. Вроде бы не беда. У нас уже был первый (и пока что единственный) президент-католик Джон Фицджеральд Кеннеди, а теперь хозяином в Белом доме первый и опять-таки единственный темнокожий Барак Хуссейн Обама. Чем мормон хуже католика или мулата?

Речь, однако, не о «хуже – лучше», а о предрассудках, которые в обоих случаях – с католиком Кеннеди и мулатом Обамой – электорату пришлось преодолевать. Преодолеют ли свои «мормонские» предубеждения американские избиратели, многие из которых считают мормонство не религией, а культом?

Вот именно: перед тем как перейти лично к Митту Ромни, который-таки был в свое время избран губернатором Массачусетса, надо все-таки заглянуть в душу американского электората, которая не то чтобы, согласно русской поговорке, потемки, но кое-какие темные уголки в ней имеются – религиозно-этническо-расовые предрассудки.

И Кеннеди, и Обама – всего-навсего два исключения из общего правила, которые правило доказывают: остальные президенты – белые и протестанты, подавляющее большинство (за исключением трех ирландцев) – WASPs: White Anglo-Saxon Protestants. Даже евреи, политически, экономически и культурно очень продвинутые, активные и влиятельные в Америке, никогда не становились президентами, хотя при многих, даже при президенте-антисемите Никсоне, играли определяющую роль в политике: Генри Киссинджер, который одно время противоконституционно занимал сразу два поста – госсекретаря и помощника по национальной безопасности – и сосредоточил в своих руках неимоверную власть. При двух демократических президентах Билле Клинтоне и Бараке Обаме вокруг них образовалась настолько плотная еврейская камарилья, что их недаром называли «еврейскими президентами». Этот предрассудок в Америке преодолен: около 80 % избирателей готовы отдать свои голоса за еврейского кандидата в президенты. Неудивительно: в европейских странах евреи с давних пор занимают высшие посты – в Италии, Британии, Франции, Венгрии и проч. Почему же, по последним опросам, число американцев, готовых избрать президентом мормона с трудом переваливает за половину? Почему американцы, избрав чернокожего президента и готовы избрать президента-еврея, не очень готовы к президенту-мормону, даже если Митт Ромни добьется республиканской номинации?

Лично я знаю все о мормонах из первых рук. Мой друг, славист и переводчик профессор Альтерт Тодд был мормоном и несколько раз брал нас с Леной Клепиковой на службу в нашу куинсовскую церковь Иисуса Христа Святых последних дней. Служба как служба. У католиков веселее, у протестантов преснее. Проповеди были больше похожи на университетские лекции. Берт читал с амвона лекцию об отношении человека к смерти. Такую же он мог прочесть в Куинс-колледже, где у него был тенюре и куда он нас с Леной взял на год сразу же, как приехали из Москвы, в качестве scholars-in-Residence. Берт был четырежды женат, и на гражданской панихиде все его четыре жены впервые сошлись вместе друг с другом. Но женат он был на них не одновременно, в чем до сих обвиняют мормонов, а по очереди, с разводами. Теперь этот противозаконный обычай многоженства сохранился разве что в крошечных мормонских сектах, но любое сенсационное открытие подобной практики в глазах среднего американца бросает тень на всех мормонов, которые давно от нее в большинстве своем отказались. Судя по рассказам Альберта Тодда, мормонская полигамия объясняется не прелюбодеянием и распущенностью нравов, а желанием мормонов сохранить накопленное честным трудом в одной большой семье. Мормоны в самом деле экономны и богаты, строго блюдут сухой закон – все эти качества и вызвали знаменитые иллинойские погромы против мормонов, из-за которых те двинулись в штат Юта, где я тоже бывал. Традиция есть традиция, и хоть мой друг давно расцерковился, веры не поменяв и став агностиком, он никогда в рот не брал спиртного.

 

Черные дни в жизни Ромни

Думаю, и Митт Ромни не пригубляет, а что касается его семейного положения, то оно у него примерное, идеальное, трогательное до слез. Пусть его предки (не такие уж далекие) были многоженцами, а его прадед вынужденно бежал со своими женами из Америки в Мексику, где в мормонской коммуне родился сначала дед, а потом отец Митта Ромни. Вряд ли, однако, противникам Митта Ромни удастся обнаружить его тайный гарем. С будущей женой Энн он познакомился, когда ей было пятнадцать лет и она была еще школьницей, а Митт поступал в Стэнфорд. Спустя тридцать лет Энн поставили страшный диагноз: «рассеянный склероз», с которым она борется с помощью альтернативной медицины. У них пятеро сыновей – все участвуют в предвыборной кампании отца. К слову, сам Митт Ромни подростком и юношей трижды принимал участие в избирательной борьбе своего отца за пост губернатора штата Мичиган, и все три раза Ромни-старший губернаторские выборы выигрывал.

Несмотря на такую семейную традицию, Митт Ромни вступил в политику со стороны, когда, будучи успешным бизнесменом, возглавил организационный комитет Зимних олимпийских игр 2002 года в Солт-Лейк-Сити, столице частично мормонского штата Юта. Проведение игр было под угрозой, организаторов обвиняли в даче взяток членам Олимпийского комитета. Митт Ромни добился не только проведения Олимпиады, но и сделал ее прибыльной. Именно эта эффективная организаторская работа дала ему опыт и известность, и в том же году Ромни выдвинул свою кандидатуру на пост массачусетского губернатора, выиграл выборы и пробыл полный губернаторский срок – пять лет.

Вот ведь мормонство не помешало Митту Ромни ни быть избранным, ни служить губернатором Массачусетса, хотя, конечно, губернатор – это не президент. Вдобавок в Массачусетсе политические настроения куда более либеральные и толерантные, чем по всей Америке, где особенно неприязненно относятся к мормонам христиане-евангелисты и баптисты Юга. Те и другие припомнят, конечно, Митту Ромни, что его предки были многоженцами. Такой вот фактор риска: от четверти до трети американцев не могут представить себе президента-мормона.

Это не мешает Митту Ромни рваться в президенты. В его политическом арсенале – губернаторский опыт. При его активной поддержке в Массачусетсе был принят беспрецедентный для США закон, устанавливающий обязательное медицинское страхование для всех взрослых жителей штата. Однако в другом случае он вступил в противоречие с либеральным Верховным судом Массачусетса, который легализовал браки гомосексуалистов. В ответ Митт Ромни вернул в силу старый закон, запрещавший жителям других штатов вступать в Массачусетсе в браки, противоречащие действующему у них на родине законодательству.

К концу своего губернаторского срока Митт Ромни из массачусетского либерала превращается в общеамериканского консерватора: выступает против абортов, однополых браков, использования в медицине стволовых клеток эмбрионов и госконтроля над частным стрелковым оружием. Само собой, это было связано с его президентскими амбициями – чтобы заручиться поддержкой консервативного электората. Благодаря своим успехам в бизнесе, он оказывается самым богатым кандидатом, когда вступает в 2008 году в президентскую гонку. Это, однако, тогда не помогло ему. Помимо мормонства, консервативные избиратели не очень-то верят ему, припоминают былые либеральные высказывания и считают оппортунистом. Он захватывает первенство на ранних праймериз в ключевых штатах Айове и Нью-Гемпшире, но вскоре отстает и выходит из игры: республиканским кандидатом становится престарелый Джон Маккейн, для которого возраст – такая же ахиллесова пята, как для Митта Ромни мормонство.

Повторится ли в этом году для него аналогичная история – с обвинениями в оппортунизме и недоверием к мормонству? Не думаю. Одно очевидно: это будет экзамен не только для Митта Ромни, но и для республиканского электората. Экзамен на политическую зрелость.

Митт Ромни – богатей и счастливчик, но его жизнь не такая уж безоблачная, как может показаться на поверхностный взгляд. Как минимум два черных дня: когда он в 1998 году узнал, что у его жены неизлечимая болезнь, а еще прежде, в юношестве, когда, будучи миссионером во Франции, он попал в автомобильную катастрофу, в которой погибла жена президента мормонской миссии, а сам Ромни был без сознания и объявлен врачами мертвым – к счастью, ошибочно. К этому надо добавить, что за рулем того злосчастного «ситроена» сидел девятнадцатилетний Митт Ромни.

Придя в себя после этого трагического дорожного инцидента, Митт Ромни со сломанной рукой взялся за свою миссионерскую деятельность с удвоенной, утроенной энергией, чтобы обратить в истинную веру (мормонство) как можно больше людей.

Схоже повел он себя и тридцать лет спустя, когда врач объявил ему и Энн, что она неизлечимо больна рассеянным склерозом. По словам их сына Джоша, его родители сидели, обнявшись, и плакали. Однако уже на следующий день Митт Ромни развил бурную деятельность, разузнал все про болезнь жены, стал мини-экспертом по рассеянному склерозу и приступил к планомерному гомеопатическому лечению своей жены.

Энергии ему не занимать, что бы он ни делал в бизнесе, в миссионерстве, в семейной жизни. В критических ситуациях Митт Ромни умеет вести себя мужественно, целеустремленно, практически. Что может ему пригодится, если он волеизъявлением избирателей попадет в Белый дом.

 

Предвыборный калейдоскоп

Свершилось! Вровень! Кто бы мог подумать всего две недели назад, что в опросах общественного мнения еще не номинированный, но уже несомненный республиканский кандидат в президенты Митт Ромни догонит действующего президента Барака Обаму? Электорат раскололся пополам: согласно недавнему опросу «Нью-Йорк таймс» – Си-би-эс, каждый из них имеет по 46 процентов поддержки зарегистрированных избирателей, тогда как опрос авторитетного Gallup дает фору в два процента мормону перед мулатом: 47:45. Еще два опроса 46–44: в одном случае в пользу Обамы, в другом в пользу Ромни. А ведь совсем еще недавно, в марте, рейтинг Обамы был на 11 процентов выше, чем у любого республиканского кандидата имярек. Что изменилось за эти полтора месяца? Прежде всего, конечно, экономическая нестабильность в стране – предложенную Ромни программу реформ и снижения безработицы поддерживают 45 процентов, тогда как экономическую программу Обамы – на пару процентов меньше. Конечно, все эти данные в пределах статистической погрешности и за полгода до выборов могут круто измениться. Тем не менее в недавнем интервью Дайане Сойер из Эй-би-си Митт Ромни уверенно – или самоуверенно? – посоветовал Бараку Обаме начать паковать чемоданы. А по Интернету гуляет прикольный фотомонтаж: сидит бомж-попрошайка с шантажистским плакатом «I want money or I’ll vote for Obama again» и перед ним видано-невидано долларовых купюр.

Представляю, как ликуют большинство моих прореспубикански настроенных читателей. А мне, как сейчас говорят, фиолетово: я на стороне победителя. По-моему, так и до́лжно журналисту-политологу – не проявлять своих личных симпатий и антипатий, не быть тенденциозным, не становиться ни на чью сторону, сохранять нейтралитет и оставаться бесстрастным и беспристрастным наблюдателем. Как говорил великий римский историк Тацит: «Sine ira et studio». Без гнева и пристрастия.

Однако именно по причине этого статистического тупичка между президентскими кандидатами на передний план борьбы за Белый дом, помимо главного вопроса – экономики, выходят сюжеты не столь важнецкие, а то и вовсе маргинальные, второстепенные и скоропреходящие. В международке, скажем, единичные все-таки – на 90 тысяч войск! – случаи озверения наших солдат в Афганистане: от расстрела одним солдатом деревенских жителей до фотоснимка других солдат, позирующих перед объективом с частями тел погибших талибов. Ужас, конечно, но что делать! На войне как на войне. Прошу прощения за цитату из непопулярного ныне автора, но как точно сказано: «Мыслима ли многолетняя война без одичания как войск, так и народных масс? Конечно нет. На несколько лет, если не на целое поколение, такое последствие многолетней войны, безусловно, неизбежно», – писал Ленин в статье «Пророческие слова».

Застрахованы ли мы от таких трагических инцидентов впредь? Не уверен. Как они отразятся на настроениях избирателей? А тут еще выборы во Франции, где во втором туре предсказывают победу социалисту Франсуа Олланду, а тот обещает вывести французские войска из Афганистана – еще одна головная боль для Белого дома.

Миную скандал с президентскими телохранителями и колумбийскими проститутками – там больше смешного, чем серьезного. Ну, скажем, как наш агент секретного сервиса торговался с шлюхой в номере дорогого отеля: она просила $800, он предлагал $20, сошлись на $200. Бросает ли этот досадный эпизод тень на президента? Не думаю. Не может же он отвечать за всех своих субординатов – от американских солдат в Афганистане до собственных охранников в Колумбии.

Куда серьезнее казалась история с собаками. У обоих кандидатов. Ну прямо как у Джерома. К. Джерома, если слегка перефразировать название его знаменитой книги: «Трое в лодке, не считая собак». Сначала выяснилось, что, путешествуя в Канаду, Митт Ромни возил своего пса ирландского сеттера Симуса в собачьей коробке, но не внутри машины, а на крыше. Что тут началось! Демократы возликовали: жестокое обращение с животным! Главный стратег обамовской команды Дэвид Аксельрод поспешил вывесить в Твиттере фото Обамы и его пса Бо внутри машины. «Вот как хозяева возят своих собак», – гласила многозначительная подпись. Митту Ромни пришлось оправдываться: сеттеру очень нравилось путешествовать на крыше машины.

Тут, однако, республиканцы припомнили, что в своих мемуарах Барак Обама рассказывает, что в детстве – с шести до десяти лет в Индонезии с мамой и отчимом – ел саранчу, змей и – представьте себе! – собак: такой вот национальный разблюдник. Отчим объяснял пасынку, что это древняя мусульманско-индуистская традиция: человек набирается качеств тех животных, которые ест. И обещал как-нибудь принести домой тигрового мяса. На форуме в чате десятки тысяч отзывов – от «By, Obama» до «Dog lovers, you know how to vote». А Эрик Ферстром, стратег Ромни, отпарировал Дэвиду Аксельроду, поместив в Интернете тот же снимок с Обамой и Бо: «С оглядкой в прошлое: ужасающее фото». В том смысле, что президент чего доброго может съесть собственную собаку.

Я понимаю профессиональных защитников и просто любителей животных, будучи сам одним из них. Недавно я был возмущен, увидев на фотографии короля Испании рядом с убитым им слоном. Ну ладно бы ради слоновой кости, как делают туземцы-аборигены (что тоже ужасно, не оправдываю, но хоть как-то объяснимо меркантильными соображениями), а здесь одной забавы ради. Весь мир был потрясен – не я один. К тому же охоту его величества на слонов оплачивала государственная казна. Когда все это выплыло наружу, король извинился и обещал больше этого не делать. Поверим королю на слово и простим его? Это испанцам решать – казнить или миловать своего монарха. Народ они жесткосердный – одну корриду взять.

Однако обе собачьи истории кандидатов в президенты, мне кажется, другой природы. Не успела обнаружиться первая и использована одним лагерем в качестве компры, как выплыла другая, и на ней уже поплясала противоположная сторона. Не приравниваю – возить собаку на крыше автомобиля и употреблять в детстве собачье мясо в пищу. Мой домашний философ Монтень оправдывал даже каннибалов, с которыми встречался и которые, умирая с голодухи, употребляли в пищу человечину: лучше съесть человека, чем мучить, пытать и убивать его за просто так. Как делалось во все времена, включая нынешнее. Ладно, каннибализм – особый случай, но, честно, я не вижу большой разницы между собакоедами и, скажем, куроедами, бараноедами, свиноедами и прочими мясоедами. Собаку жалко, а корову не жалко, когда мы поедаем говяжьи стейки? Большой любитель лобстеров, я стараюсь не думать, что они чувствуют, когда их живьем бросают в кипящую воду. А у Фолкнера из книги в книгу встречаются белкоеды – оказывается, это лакомство, а иных фермеров на американском юге спасало от голодной смерти. Мне кажется, все это отдает лицемерием: или становись вегетарианцем, как Сократ, Леонардо да Винчи, лорд Байрон, граф Лев Толстой, Исидора Дункан, Шоу, Кафка, Эйнштейн, Гитлер, Исаак Башевис-Зингер, Мартина Навратилова, Натали Портман и все до одного индусы, или ешь мясо и помалкивай о правах животных не быть съеденными человеком.

Собачья война президентов закончилась по нулям. А потому от собак – обратно к людям.

Широко обсуждался вопрос, кого Митт Ромни выберет себе в напарники. Некоторые прочили в кандидаты в вице-президенты женщину, но, во-первых, упряжка мормон – женщина слишком экзотична для электората, а во-вторых, были прецеденты, и все неудачные: Уолтера Мондейля с Джеральдин Ферраро и Джона Маккейна с Сарой Пэйлин, – а обжегшись на молоке, дуют на воду. Среди мужских кандидатур кого только не называли – от сенаторов Марко Рубио и Роба Портмана и конгрессмена Пола Райана до губернаторов Боба Макдоннола и – представьте себе – нашего (ну, почти нашего – через Гудзон) Криса Кристи. Правда, нью джерсийкий губернатор сказал, что не собирается баллотироваться на этот пост, но «нет» еще не значит «никогда». К тому же были знаки в пользу этого предположения. Чем еще, к примеру, объяснить его широко разрекламированную недавнюю поездку в Израиль и сделанное там остроумное заявление, что он восхищается этим государством из-за того, сколько врагов оно приобрело? В самом деле, это надо суметь!

Наконец, тайное оружие кандидатов в президенты – их жены. Пока что все это только пристрелка, настоящее сражение – впереди. Одни темы отпадут сами собой, зато появятся новые. Слухи, которые вчера еще казались сенсацией, завтра устареют и забудутся. Нетрудно предсказать, что сохранит свою актуальность сюжет с женами, хотя кого нам предстоит избрать в первый вторник ноября – первую леди или президента? Борьба за Белый дом предстоит затяжная и тяжкая для обеих сторон.

 

Белый дом с черного хода, или Женская дуэль: домострой или феминизм?

 

Белая харизма, черная харизма

А самом деле, кого мы избираем в Белый дом в этом ноябре? Вроде бы президента, так? И да, и нет. А первая леди? Не в счет? В американский предвыборный лексикон давно и прочно вошло определение жен кандидатов в президенты: «тайное оружие». Только почему «тайное», когда явное? Кандидатские жены сопровождают своих супругов в их предвыборных кампаниях, дают интервью налево и направо, выступают на партийных съездах с апологией своих мужей, очеловечивая их имидж, добавочно привлекая к ним симпатии избирателей и даже повышая их рейтинг. Особенно когда их мужья идут в опросах ноздря к ноздре, как сейчас. Вплоть до того, что обгоняют своих супругов в популярности – так было одно время с Мишель Обамой и так происходит сейчас, после выступления на республиканском съезде, с Энн Ромни.

Мой респект обеим. Никому не отдаю предпочтения – обе женщины достойные, разумные, каждая по-своему привлекательная. Политкорректно миную их цветовой контраст, хотя он-то и бросается в глаза в первую очередь: белоснежка Энн и карамазая Мишель. У каждой своя харизма: белая харизма и черная харизма. Конечно, на вкус, кто спорит, но есть ли на свете женщина, привлекательная для всех без исключения? Царица Нефертити? Джоконда? Мэрилин Монро? Никто из них, однако, в Белый дом не метил.

Ввиду несовершенства человеческой – а не только женской – породы я бы все-таки внес некоторые уточнения в расхожее клише «тайное оружие». Иногда это оружие в пользу президентского кандидата, но может быть повернуто и против него. Такая попытка, к примеру, была сделана несколько месяцев назад в отношении Энн Ромни, когда консультантка Демпартии Хиллари Розен, переусердствовав, грубо отозвалась о ней: в том смысле, что Энн Ромни – богатая лентяйка, всегда на всем готовом, никогда не работала и ничего не смыслит в экономике. Такое грубое и глупое заявление – очевидный прокол, учитывая, что Энн Ромни поставила на ноги пятерых сыновей, на ней держалась вся семья. Реакция была обратной: республиканцы справедливо возмутились, а демократы поспешили отмежеваться от своей чересчур ретивой партийной активистки. Вплоть до Барака Обамы, который заявил тогда, что «нет более трудной работы, чем быть матерью». Ему-то откуда знать?

 

Публичное объяснение в любви

Вроде бы тот безобразный скандал канул в Лету, но республиканцы продолжают успешно эксплуатировать «домашний» образ Энн Ромни, хотя это ее, театральным языком выражаясь, семейное амплуа давно уже не подвергается сомнениям, не говоря о том, что жена цезаря (пусть потенциального) вне подозрений. Произнесенная с пафосом речь Энн Ромни на республиканском съезде была сочинена ее «спичрайтерами» (или, как русифицирует мой друг Александр Грант, «речеписцами») именно с этим женским уклоном и тронула американцев до слез, независимо от их идеологических симпатий:

«В романах, которые я читала, никогда не было долгих зимних дождливых вечеров дома с пятью мальчиками, которые кричат одновременно. В этих романах не было таких глав, как рассеянный склероз или рак груди».

А это уже Энн Ромни про свои болезни – с неизлечимым рассеянным склерозом она борется с помощью мужа до сих пор: «Это скрепило и укрепило наши отношения, я еще больше стала доверять этому человеку». Антимормонские шутки, типа «Сколько жен приведет Митт Ромни в Белый дом, если будет избран президентом» – намек на многоженство в начальном мормонстве, а в мормонском сектантстве по сю пору, – кажутся теперь безвкусными, пошлыми, грубыми. Образцовая, до сентиментальности любовь – с тех пор, как Энн еще школьницей встретила высокого обаятельного парня на танцах, и по сей день:

«Никто не будет работать ради вас с большей отдачей, никто не будет заботиться о вас больше, чем он! Никто так сильно, как Митт Ромни, не желает сделать эту страну лучшим местом на земле! Каждое утро он встает с намерением решать проблемы, которые другим представляются неразрешимыми. Я не могу сказать вам, что произойдет в ближайшие четыре года, но я могу с уверенностью сказать, что этот человек нас не подведет».

Жанр выступления Энн Ромни – публичное объяснение в любви своему мужу. Потому и прозвучало так убедительно для миллионов американцев.

 

Предрассудки и комплексы

Затмила ли домашняя хозяйка Энн Ромни на какое-то время нынешнюю обитательницу Белого дома – образованную, высоколобую, продвинутую Мишель Обаму, которая вот уже четыре года у всех на виду и вызывает у американцев далеко не однозначную реакцию? Ну, что греха таить, кое-кто до сих пор не может простить ей цвет кожи, а она куда чернее, чем ее муж, и ее семья поначалу была против ее замужества за мулата-полукровку Барака Обаму.

Постепенно белая Америка попривыкла к чернокожей Мишели, и политнекорректные остроты, типа «Черная первая леди в Белом доме», уже не в ходу. Однако въедливые и безжалостные журналисты – и отнюдь не борзописцы из желтой прессы – копали именно в связи с ее афроамериканским происхождением.

В отличие от полукенийца-полубелого Барака Обамы, Мишель – потомок американских рабов, и ее прапрапрапрабабушка Мальвина была куплена за 475 долларов. Не с рабством ли своих далеких предков связаны приписываемые первой леди расовые комплексы? После победы Барака Обамы на праймериз в Висконсине Мишель ляпнула, что впервые (!) гордится за свою страну, и руководитель тогдашнего (и теперешнего) обамовского избиркома Дэвид Аксельрод отстранил ее от дальнейшего участия в предвыборной кампании, чтобы она больше не высовывалась и не сболтнула снова лишнего, что могло скомпрометировать его клиента. Уж кто-кто, а этот не только политтехнолог, но и пиарщик-чудотворец был хорошо осведомлен о ее афроцентристских взглядах.

Где корешки этих взглядов нашей первой леди? Несмотря на посредственные школьные оценки, Мишель принимали в престижные университеты (Принстон и Гарвард) по льготам как представительницу угнетенного меньшинства: affirmative action. Тем не менее она в своей курсовой работе предостерегала от «дальнейшей интеграции и/или ассимиляции в белую культурную и социальную структуру, которая не пустит меня дальше порога и никогда не примет меня в качестве полноценного члена общества».

Может быть, оказавшись волею судеб в Белом доме, Мишель Обама продолжала чувствовать себя изгоем среди белого по преимуществу окружения мужа? Или ее закулисные интриги, о которых журналистка Джоди Кантор выпустила скандально-сенсационную книгу «The Obamas», не просто борьба за влияние на президента, которого она обычно собственнически называет «мой муж»? Сколько можно про политику – сошлемся на психоанализ: куда ж теперь без него? Как еще объяснить, что во время визита в Вашингтон французского президента Мишель пожаловалась его жене красавице-пустышке Карле Бруни-Саркози, что ее жизнь в Белом доме сущий ад? К ужасу советников президента, слова его супруги попали в печать, и тогдашний пресс-секретарь Роберт Гиббс набросился с обсценной бранью на ее подружку Валери Джарретт, которая по блату оказалась в Белом доме, а когда та пригрозила пожаловаться Мишель Обаме, обрушил ненормативную ругань и на первую леди, о чем та, конечно, сразу же узнала от своей подружки. Вот какая склочная атмосфера в Белом доме.

Забудем хотя бы на время про Мишель Обаму, борца против ожирения, за правильное питание и физические упражнения. Это образ на публику. По русской идиоме, потемкинский фасад. А что за ним?

 

Факты, слухи, сплетни

Когда-то, помню, самым таинственным и интригующим местом на свете казался Кремль, и мы с моим соавтором Еленой Клепиковой выпустили несколько международных книг на этот сюжет, наскребя по сусекам факты, слухи, сплетни и выстраивая их в магнитное поле политического и психологического анализа. Теперь, однако, с развалом советской империи и утерей Россией статуса супердержавы интерес к комплексу на Красной площади сугубо историко-художественный, как к прекрасному, пусть и эклектичному, памятнику архитектуры. Зато Белый дом был и остается в центре внимания не только Америки, а всего мира, являясь, по сути, политическим центром нашей глобал виллидж. Само собой, любопытство вызывают любые тамошние подробности, включая пикантные детали жизни его главных обитателей – президента и первой леди. Это и понятно: само их существование перестало быть частным, а стало – не побоюсь этого слова – историческим. Конечно, придет время для настоящих инсайдеров, которые работали бок о бок с президентом и после ухода из Белого дома ударятся в воспоминания, да и сам президент и первая леди, получив баснословные авансы, сочинят мемуары, но когда это еще будет? Что же до его ближайших сотрудников, то если они останутся лояльны своему боссу и напишут воспоминания в рамках политкорректности, тогда не то что всей правды, а даже забавных деталей вряд ли от них дождешься: главная забота таких вспоминальщиков будет, чтобы, не дай бог, не опорочить президента. Одна надежда – да простят мне читатели очередной парадокс – на «предателя», который сочтет правду или выгоду выше верности президенту и выдаст urbi et orbi белодомовские тайны. А пока что нам ничего не остается, как полагаться на «слуховод», не притворяясь, что нам без разницы, что происходит в эпицентре политического вулкана планеты.

Иногда эти сведения на уровне слухов и сплетен, которые публикует желтая пресса, но иногда происходит реальная утечка информации, которую подхватывают серьезные СМИ. Однако я бы и слухи не стал бы сбрасывать со счетов. Сейчас объясню. Точнее – объяснюсь.

Человек живет в историческое время, мы в том числе. Тем более политические лидеры. Знаменитый британский историк Томас Карлейль определил историю как дистиллят сплетен. Достаточно вспомнить эпос о Гильгамеше, Библию, Илиаду, да хоть сочинения классических историков Фукидида, Плутарха, Тацита, Тита Ливия, Светония, Тойнби, вплоть до наших Карамзина, Соловьева, Платонова, Ключевского, Покровского. Где там реальность и правда, а где слухи и сплетни – поди отличи! В самом деле, разве вся мировая история – от плутарховых «жизнеописаний» и тацитовых «анналов» до русских летописей и шекспировских исторических хроник – это не своего рода слуховод, не всегда достоверный, часто под сомнением и спустя столетия даже опровергаемый? Уж коли помянул Шекспира, то супротив его трактовки, совестливый злодей Макбет оказался справедливым королем-реформатором, а хромой Ричард III вовсе не был таким параноидальным монстром и убийцей, как изображен в одноименной пьесе. Пусть так, но разве в том дело? «Входит Молва в одежде, сплошь разрисованной языками» – опять-таки из Шекспира.

Ну, ладно, политическая история мира прошла по большей части под знаком авторитарных или тоталитарных режимов, то есть диктатур, тираний и автократий, когда информация выдавалась обществу дозированно, в соответствии с нуждами власти на данный момент. Зато вовсю циркулировали слухи, из которых и черпали историки – от «отца истории» сказочника Геродота до наших дней. Я бы даже сказал, что в наши дни слухи надежнее, чем в старину, хотя, конечно, каждая сенсационная публикация вызывает возражения и опровержения, будь то такие недавние издания, как книги Ноам Шайбер (как неумело экономические советники президента во главе с Ларри Саммерсом проводили реформы) и упомянутая Джоди Кантор про Первое – пусть не Святое – семейство Америки: «The Obamas» – переведем, как «Супруги Обама». Именно эта книга и вызвала скандальный шквал, хотя книга вроде бы не на грани фола, а автора никак не причислишь к желтопрессным, а то и к чернушным сенсационалистам. Наоборот, журналистка работает в солидной «Нью-Йорк таймс», возглавляя ее вашингтонский корпункт, а с учетом либеральной ориентации газеты невозможно заподозрить автора в желании слить компру на президента-демократа. Тем более что большие куски из книги под шапкой «Мишель Обама. Эволюция первой леди» печатались в самой газете.

 

Ночная кукушка перекричала дневную

Однако именно на эту книгу в срочном, аварийном порядке последовали опровержения помянутых в ней випов (damage control), включая первую леди, которая в телеинтервью всяческ и отбояривалась от обвинений в политическом интриганстве, утверждая, что никогда не вмешивается в отношения ее мужа с субординатами, но – еще один парадокс! – продолжала настаивать на супружеском праве собственности и неизменно называла президента «мой муж».

В чем все-таки причина этого скандала? Нет, не в сквернословии, которое позволил себе в адрес первой леди президентский пресс-секретарь после ее реплики, что жизнь в Белом доме для нее ад (я об этом уже писал). Но, как говорится, это цветочки, а теперь ягодки. Тем более что автор для своей 350-страничной книги с иллюстрациями нарыла фактов под завязку. И факты эти достаточно достоверны – с ссылками и без оных, на условиях анонимности, автор квотирует с полсотни белодомовских инсайдеров – бывших и сущих.

Пусть эту книгу кое-кто и воспримет как очередную «антиобамку»: она вышла в високосный год, когда грядут президентские выборы, и на руку республиканцам. Однако это все-таки это скорее психологический, чем политический триллер – тем и интересен. Не разоблачительный, а нелицеприятный. Есть разница.

Так что за потемкинским фасадом борца за правильный образ жизни? Гордая, обидчивая, не без комплексов, мнительная и мстительная, честолюбивая и властолюбивая женщина, с взрывным характером и политическими амбициями, возможно, даже бо́льшими, чем у ее флегматичного мужа. Недаром одна из рецензий на эту книгу-бомбу называется «Партнеры в любви и президентстве». Но чтобы до такой степени? Тогда кто из них президент и кто – первая леди (шутка)? Интриганка? Не без того. Во всяком случае, между ней и «всей президентской ратью», чтобы она теперь ни говорила, борьба шла не на жизнь, а на смерть. Имею в виду – политическую.

С самого начала Мишель возражала против взятия в Белый дом Рама Эмануэля главой администрации, но Барак Обама настоял, и Рам стал правой рукой левши-президента. На пару со своим чикагским приятелем Дэвидом Аксельродом, старшим советником президента, который примостился в небольшом кабинетике, размером с грузовой лифт, зато стена к стене с Овальным офисом, они осуществляли полный контроль над политической стратегией и тактикой при безвольном и нерешительном поначалу Бараке Обаме. Однако нашла коса на камень. Когда президент предложил реформу системы здравоохранения, искусный и опытный политикан Рам Эмануэль предпочитал компромиссы с конгрессом, соглашался на уступки, чтобы сохранить подвижный и хрупкий политический баланс с республиканцами в преддверии промежуточных выборов. Вошедший тогда в политический лексикон термин «рамизм» означал оппортунизм и соглашательство. Зато амбициозной, но политически невинной и наивной Мишель промежуточные выборы были до лампочки, она даже отказалась участвовать в кампании демократов, зато шла напролом и требовала осуществления медицинской реформы в изначальном виде. Ночная кукушка перекричала дневную: взбешенный Рам Эмануэль подал прошение об отставке, но президент его не принял. Медицинская реформа со скрипом прошла через Конгресс, однако промежуточные выборы демократы проиграли. Если называть вещи своими именами: частично из-за этой пресловутой и непопулярной медицинской реформы, затеянной в разгар экономического кризиса. Опосредованно – из-за Мишель Обамы, которая с упрямством, достойным лучшего применения, добилась-таки своего, но какой ценой! Пиррова победа.

 

Политика или психоанализ?

У нас говорят: на воре шапка горит. Не знаю, есть ли американский аналог этой нашей психоаналитической поговорке, которую нельзя не вспомнить в связи с реакцией Мишель Обамы на книгу о Белом доме с черного хода. Прежде всего, первая леди самым решительным образом отмежевалась от этого бестселлерного издания, заявив, что книгу не читала и читать подобные сочинения не собирается, а потом, вступив в противоречие с самой собой, добавила, что устала соответствовать «стереотипу рассерженной черной женщины». Чего тогда, спрашивается, комментировать то, о чем знаешь понаслышке? Или Мишель Обама лукавила? И вот тут журналисты, занятые генеалогией первой леди, раскопали – гром среди ясного неба! – что она не такая уж чистопородная афроамериканка и один из ее предков – ирландец-рабовладелец, у которого была случка с черной рабыней. Кто кого соблазнил – он ее или она его, дело темное. Не сравниваю, конечно, но представьте ярого антисемита, который узнает, что в нем течет еврейская кровь. Случалось – последний раз с подававшим надежды венгерским политиком из пронацистской партии: вся карьера теперь под откос.

Если бы конфликты Мишель Обамы с президентскими советниками ограничивались реформой здравоохранения! А другие столкновения, казалось бы, по мелочам, когда личного, а когда принципиального характера? Напряг был постоянный, что бы ни говорила потом первая леди в свое оправдание.

Не то чтобы помощники и советники президента пытались ограничить или умалить роль первой леди, но пеклись токмо о репутации президента с учетом, что он – главный актер на мировой политической сцене и на него направлены все софиты, а значит, и на первую леди. Вот Рам Эмануэль и подавал ей советы – возможно, не совсем в тактичной форме, – что ей надо отказаться от частных прогулок во время зарубежных поездок президента, меньше тратиться на наряды и переделку белодомовского интерьера и прочее, дабы не раздражать публику во время экономического кризиса. Это не могло не задевать самолюбие первой леди – она поступала наперекор и назло этим советам-указаниям, во вред себе и президенту. Апофеозом этого своеволия была тайно устроенная в Белом доме в честь Хеллоуина шикарная пати по мотивам «Алисы в Стране чудес», в которой участвовали создатели этого голливудского блокбастера. Понятно, Рама Эмануэля и Дэвида Аксельрода нервировало, как отреагирует американская публика на этот бал-маскарад в разгар рецессии. Сведения об этой вечеринке двухлетней давности просочились только теперь и стали предметом зубоскальства правой прессы. «Нью-Йорк пост» поименовала это скандальное мероприятие в Белом доме «чаепитием» – по аналогии с названием ультраконсервативного движения, а более солидные издания, типа «Уоллстрит джорнал», отметили, что Барака Обаму избрали президентом как популиста, а правит он как плутократ. А как будет править плутократ Митт Ромни, если будет избран президентом? Но это так, к слову, забегая вперед.

Может быть, Рам Эмануэль совал нос не в свое дело? Не знаю. Однако, несомненно, его делом была кадровая политика – это именно он худо-бедно сколотил президентскую команду, потому что сам Барак Обама, новичок в политике, мало кого знал, тогда как Рам Эмануэль пообтерся в Вашингтоне за три срока в Конгрессе, а до этого в администрации Клинтона, где, кстати, тоже конфликтовал с тогдашней первой леди, что не помешало ему порекомендовать ее на пост госсекретаря, несмотря на противодействие со стороны будущей (тогда) первой леди. Почему Мишель не устраивала Хиллари? Чтобы не было в окружении президента еще одной видной женщины, помимо первой леди? Здесь, однако, победил Рам – Барак Обама человек достаточно индифферентный (напомним о его кличке «No Drama Obama»), чтобы быть мужем-подкаблучником.

Другой конфликт возник из-за того, что Мишель всячески пыталась протащить в Белый дом свою чикагскую подружку афроамериканку Валери Джарретт – и добилась-таки своего, несмотря на то что Рам Эмануэль был против кумовства и непотизма и считал, что curriculum vitae Валери не отвечает профессиональным требованиям для работы старшим советником президента (в параллель и противовес Дэвиду Аксельроду, который занимал такой же пост) и проку от нее будет мало.

Или такая история. Ни одного политика Мишель Обама так высоко не ставила, как Теда Кеннеди, считая, что именно его поддержка в 2008 году решила дело в пользу номинации ее мужа, а не Хиллари Клинтон. Неожиданная болезнь и смерть сенатора Кеннеди, горячего приверженца реформы здравоохранения, привели к преждевременным выборам в Массачусетсе, и вот в этом самом либеральном американском штате избрали республиканца красавца мужчину Скотта Брауна. Без всяких на то оснований, Мишель Обама обвинила в этом поражении демократов Дэвида Аксельрода, а заодно Рама Эмануэля и тогдашнего пресс-секретаря Роберта Гиббса – всю троицу разом, хотя ни один из них в команду проигравшего Скотту Брауну демократического соперника не входил.

Конечно, все эти закулисные манипуляции – не только борьба за влияние на президента. Хотя атмосфера в Белом доме, судя по книге Джоди Кантор, довольно склочная.

К середине первого срока из Белого дома потянулись один за другим Роберт Гиббс (на вольные хлеба), Рам Эмануэль (мэром родного Чикаго), Дэвид Аксельрод обратно в Чикаго, чтобы возглавить штаб по переизбранию Барака Обамы. И прочие и прочие. Нет, Мишель здесь ни при чем, хотя в создании «адовой» атмосферы, от которой она страдала и на которую пожалилась красавице первой леди Франции (итальянского, впрочем, происхождения), сама отчасти участвовала и сама же от нее страдает. Дело в том, что белодомовские почетные посты отнюдь не синекуры, а откаты исключены. Все эти люди шли на не больно хлебные должности через не хочу – по убеждениям, в ущерб себе, предупреждая Барака Обаму, что временно.

Конечно, выбирают президента, а не первую леди. Тем не менее до недавнего времени Мишель по популярности даже обгоняла своего мужа. Изменится ли общественное мнение после оглашения подробностей жизни в Белом доме и не превратится ли первая леди из секретного оружия демократов в явное оружие республиканцев? Чего не знаю, того не знаю, а врать не хочу.

Отвлекся маленько, прошу прощения. А возвращаясь к сюжету первых леди – действующей и потенциальной, то дуэль между ними неизбежна. Пусть не политическая, как у их супругов, а скорее человеческая. Они могут помочь своим мужьям, но могут и повредить. И кто из них возьмет вверх – общественница-феминистка Мишель Обама или традиционалистка-домостроевка Энн Ромни, – сказать затрудняюсь.

А ты, читатель?

 

Кто кого перепатриотит?

 

Ультра против ультра

Спорят с мнениями, а не лицами – старинный принцип полемики, который я заимствую из русского лексикона конца XVIII века. Иначе говоря, не переходя на личности, да?

И да, и нет. Даже в нашей суперполиткорректной стране обострение партийной борьбы в этот високосный год президентских выборов доходит до такого накала, что политические разборки зашкаливают, нарушая все правила приличия, о чем как-нибудь, надеюсь, у меня еще будет возможность поговорить. Это, правда, скорее из жанра желтой прессы, а пока что из мира политики перенесемся в мир идеологии, которая, по сути, является изнанкой и подпиткой политики. В предвыборном контексте, когда все средства хороши в антипиаре, удары наносятся не только по личностям или политике кандидатов в президенты, но и по идеологии, которую они всосали с молоком матери, а теперь представляют на высшем политическом форуме Америки.

Официально две главные партийные силы страны – республиканцы и демократы, но в просторечии как только они не величают, а точнее, обзывают друг друга! Республиканцы – демократов: либералы, прогрессисты, социалисты. Демократы – республиканцев: консерваторы, рутинеры, реакционеры. А для того чтобы еще больше уязвить противника, оба лагеря перед уничижительными прозвищами ставят еще и дополнительную частицу «ультра»: ультраконсерваторы или ультралибералы. В конце концов, от этой частицы образовалось новое самостоятельное слово «ультраисты» – сокращенно «ультра» – для выражения высшей степени идеологического радикализма. Правые ультра и левые ультра – идеологические экстремалы противоположных лагерей.

До какой степени доходят такого рода словесные перепалки – разве что не плюются друг в друга и не пускают в ход кулаки! – можно судить по скандалу вокруг книги «Тирания клише. Как либералы мошенничают в войне идей». У автора ветхозаветное имя и недвусмысленная фамилия. Говорю это к тому, что в консервативном стане Иона Голдберг – белая ворона: большинство его соплеменников-единоверцев, порядка 80 процентов, традиционно голосуют за демократов и предсказуемо – как и на предыдущих выборах – отдадут свои голоса Бараку Обаме. Иона Голдберг – повсеместно известный скандалист, провокатор и возмутитель спокойствия. Добивается ли он негативного паблисити, которое здесь ценится на порядок больше позитивного, либо у него мозги так набекрень устроены – не знаю. Достаточно напомнить его предыдущую книгу под названием «Либеральный фашизм». В ней он черным по белому утверждал, что хотя у либералов рутинно принято обзывать неоконов (новых консерваторов) фашистами, но пусть лучше они глянут на самих себя в зеркало: американский либерализм – тоталитарная политическая религия. Автор – человек блестяще эрудированный, а потому увлекает читателей в исторические дебри: оказывается, скажем, что прогрессисты всячески приветствовали идеи и слоганы итальянского фашизма и восхищались самим дуче.

 

«Это я фашист? Ты сам фашист!»

Парадоксальным образом, многие концепции социализма и фашизма сходятся – от ограничения гражданских свобод до национализации экономики. Главная цель этого исторического экскурса – провести аналогию между веком минувшим и веком нынешним: как итальянские фашисты верили в могущество государства и осуществляли почти тотальный контроль над обществом, так же и американские либералы, придя к власти, ставят правительство над такими жизненно важными институтами и структурами, как, скажем, экономика, финансы и здравоохранение. Помощь Барака Обамы банкам или автомобильным гигантам, которые были на грани банкротства, или попытка медицинской реформы на социалистический манер у всех на памяти. Однако все эти экстренные, аварийные меры представляются зоилами нынешнего президента в окарикатуренном виде. Новая книга Ионы Голдберга, хотя и продолжает его предыдущую, но будет, пожалуй, еще похлеще. Недаром вокруг нее скрестили шпаги ультраисты обеих сторон. Иногда, правда, это напоминает разговор глухонемых: никто не слушает друг друга, но все размахивают руками. Оголтелые и оглашенные, противники обмениваются не аргументами, а оскорблениями – как плевками. «Фашист» – расхожее слово в этих идеологических распрях. По принципу: «Это я фашист? Ты сам фашист!»

Помимо и поверх политики, экономики, финансов, медицины и прочего встает ключевой вопрос о патриотизме. Ультраисты-неоконы упрекают либералов в отсутствии настоящего патриотизма – мол, они взамен страны, которая есть, хотят совсем другую страну, которой Америка должна стать после радикальных реформ, и они хотят в экспериментальном порядке произвести их над страной. Как известно, лучшая защита – нападение, а потому лозунг либералов: «Диссент – высшая форма патриотизма», а своих противников они припечатывают классическим афоризмом доктора Сэмюэля Джонсона: «Патриотизм – последнее прибежище негодяев». Речь не о том, кто прав, а об изменении самого значения и назначения слова «патриотизм». Дело в семантике. Для одних (либералов) этот слово стало чуть ли не ругательством, для других (консерваторов) превратилось в орудие борьбы с идейными супостатами.

2016 Спустя четыре года патриотизм снова стал краеугольным камнем (одним из) в полемике между кандидатами. В своей книге «Покалеченная Америка» ДОНАЛЬД ТРАМП в свойственной ему нарциссистской манере написал: «Я действительно хороший парень, поверьте, я горжусь этим. Но я также человек страстный и полон решимости сделать нашу страну вновь великой», и это обещание стало слоганом его предвыборной кампании. На что Хиллари Клинтон ответила: «Несмотря на то что вы слышали, мы не должны вновь делать Америку великой, она никогда не прекращала быть великой». Ну так кто кого перепатриотил?

 

Патриотизм или матриотизм?

Споры вокруг патриотизма не вовсе чужды русскому слуху. Недаром у нас в языке существует «патриотические» слова с ругачим оттенком: горе-патриот, квазипатриот, квасной патриот. А споры о патриотизме, которые ведутся в российском обществе со времен западников и славянофилов и по сю пору! В Америке в ходу шутка: «Я – не патриот, а матриот». В самом деле, если есть понятия патриархата и матриархата, почему не быть матриотизму? Кстати, в русском языке равнозначны, но с разными оттенками слова «родина» женского рода и «отечество», производное от «отца».

Книга Ионы Голдберга – не столько даже причина, сколько повод для очередного раунда борьбы республиканцев и демократов накануне выборов, до которых осталось всего ничего – несколько месяцев. Автор подливает масло в огонь предвыборной борьбы, которая становится все острее и ожесточенней. Такое чувство, что Америка – это не одна страна, а две разные страны, и между двумя Америками – лютый антагонизм.

Находятся, однако, среди американцев и трезвые головы, которые придерживаются надсхваточной, объективной, компромиссной точки зрения. Даже по поводу упомянутой книги, на которую рьяно набросились «леваки» и подняли на свой щит «праваки». А тут вдруг появляется спокойная, взвешенная статья популярного политического комментатора журнала «Тайм» Джо Клайна, которого подозревают в авторстве белодомовского романа «О» – и не без оснований, но он всячески открещивается. Так вот, этот Клайн, опровергая очевидные благоглупости Ионы Голдберга (типа «Феминизм – это троянский конь, запущенный марксизмом в Америку»), одновременно соглашается, что кой-какие основания для тревоги имеются, либеральные клише через телевидение и прессу в самом деле гипнотизируют какую-то часть американского общества.

Или еще один позитив. В журнальном приложении к последнему номеру «Нью-Йорк таймс» опубликована большая статья под двойным названием-оксюмороном. Сначала: «Либералы правят Америкой», и кажется, что автор – ультраист из неоконов с более-менее клишированными обвинениями, что либералы захватили в стране все – от Белого дома до СМИ и Голливуда, и «Сатана там правит бал», как поется в знаменитой опере. И ждешь, что дальше статья покатится по известной колее: мол, Нью-Йорк, Бостон, Вашингтон и Сан-Франциско – это не Америка, есть еще американская глубинка, на нее вся надежда на этих судьбоносных выборах, и власть от либерального истеблишмента вернется к американскому народу. Однако весь заголовок этой статьи звучит так: «Либералы правят Америкой. Я это знаю, потому что я сам один из них».

Нет, автор этой статьи Стив Алмонд не принадлежит к записным либералам – ортодоксам, а то и фанатикам либеральной идеологии, которые готовы перегрызть глотку идейным недругам. Совсем напротив. Признавая ту колоссальную власть, которую приобрели либералы – не только управляя страной из Вашингтона, но и воздействуя на умы американцев с помощью кино, телевидения, прессы и Интернета, автор одновременно кручинится, что эта власть не всегда используется во благо и на благо. Отсюда раздумчивый, медитативный, уравновешенный характер этой мудрой статьи. Ситуация в предвыборной Америке отнюдь не из простых, страна расколота, и время не бросать друг в друга словесные каменья, а найти общий язык перед лицом внутренних проблем (экономика, безработица) и внешних угроз (исламская экспансия в первую очередь). Ответственность американцев перед Америкой, и Америки – перед всем миром. Вот что сейчас самое главное. И кто бы ни был избран нашим президентом, ему предстоит объединить разные страты американского общества. Он будет президентом не демократов или республиканцев, а всей Америки. А учитывая политический вес, экономическую мощь и военную силу Америки, ее президент – это лидер всего мирового сообщества, руководитель всей нашей глобал виллидж.

Или титул, придуманный русским поэтом-безумцем Велимиром Хлебниковым: Председатель земного шара.

Вот кого нам предстоит избрать в первый вторник ноября этого года.

 

Неизбежный Барак Обама?

Это статья не о том, что такое хорошо и что такое плохо. И не о том, кто из президентских кандидатов лучше, а кто хуже. Без разницы, каких взглядов придерживается автор и за кого он подаст свой голос через месяц с небольшим. Даже если бы я не был по своей журналистской профессии по преимуществу вуайеристом (пусть и с идейными и личными симпатиями), до выборов осталось слишком мало времени – мне уже не успеть убедить ни сторонников Барака Обамы, ни приверженцев Митта Ромни. Их политическая конфронтация вступила в решающую стадию – на первый план выступает не стратегия, а тактика. Не столь теперь уже важно веско изложить свою программу и раскритиковать программу противника – аргументы обеих сторон общеизвестны, они талдычат одно и то же во время своих предвыборных выступлений и интервью. Куда существенней другое: как самому не попасть впросак, не опростоволоситься и не сесть в лужу? Любая оговорка, осечка, накладка, прокол – гол в собственные ворота. Никто не может навредить человеку больше, чем он сам.

Одно, когда оппоненты Митта Ромни называют его кандидатом даже не миллионеров, а миллиардеров, и совсем другое – когда он сам дает оружие в руки врагов, обзывая сторонников Барака Обамы нахлебниками, не желающими ни работать, ни платить налоги и полностью зависящими от подачек правительства – на еду, на жилье, на медицину, да на что угодно! Все бы ничего, если бы Митта Ромни не угораздило назвать цифру этой страты населения: 47 процентов. Ничего себе! Сам Обама откликнулся на откровенный ляп своего соперника достаточно дипломатично – в том смысле, что негоже считать эти 47 процентов жертвами, и человек, который хочет стать президентом, должен работать на всю нацию. Однако его чикагский штаб не обязан соблюдать политес, а потому оттуда раздаются голоса один похлеще другого: человек, который презрительно отзывается о половине нации, невозможен в качестве президента!

Иной вопрос – детективного порядка – каким образом эта тайная видеозапись секретной встречи Митта Ромни с толстосумами, потенциальными донорами его кампании, была сделана – это, во-первых, а во-вторых, как она стала доступна СМИ и взорвалась, как исламская бомба, затмив шоковые новости из мусульманского мира. На этом благотворительном обеде во Флориде брали по 50 тысяч с носа, а сколько получил таинственный соглядатай, снявший это видео? Полагаю, астрономическую сумму. Но главное – кто заказчик или покупатель этой сенсационной записи? Изначально она была выложена на сайте либерального издания «Mother Jones» и сразу же пошла гулять по белу свету. Еще бы! Такой удар под дых республиканскому кандидату! Такой слив компры!

Что говорить, история с грязцой. Удивляться нечему: политические кибицеры говорят, что никогда еще в новейшей американской истории не было такой грязной и циничной предвыборной борьбы, когда все средства хороши. Однако моя соседка Лена Клепикова (по совместительству жена и иногда соавтор), с которой разногласий у нас – огого, полагает мой детективный интерес от лукавого: «Какая разница! Суть в том, что Ромни это говорил. Народ должен знать, кого он избирает в президенты».

Отзвучали уже фанфары победоносно-показушных партийных съездов, где звездили вовсе не кандидаты в президенты, но бывший президент Билл Клинтон с его риторической демагогией – у демократов, а у республиканцев – голливудский актер Клинт Иствуд с его обращением к пустому стулу, который олицетворял Барака Обаму – ну, чисто по системе Станиславского! И еще две звезды – белоснежка Энн Ромни и карамазая Мишель Обама: традиционалистка-домостроевка и общественница-феминистка.

Республиканское «шоу» выровняло шансы кандидатов, одно время они шли «ноздря к ноздре», но после демократического «спектакля», который был поставлен, пожалуй, с бо́льшим блеском, вперед снова вырвался Барак Обама. Конечно, объективные реалии тоже наличествуют – прежде всего, само собой, идеологическая платформа и политическая программа, но я обещал об этом молчок, столько на эту тему говорено-переговорено! Плюс маргинальные факторы. Личная харизма – чья сильнее действует на избирателей? Возрастное отличие – полтора десятилетия все-таки. Цвет кожи: черный и белый. Но черный – протестант, тогда как белый – мормон, а мормонов в стране в разы меньше, чем афроамериканцев, всего два процента, и многие считают мормонство не религией, а культом и относятся подозрительно. Не говоря уже о том, что чернокожий Барак Обама – мулат: по маме он принадлежит к белому большинству (ха-ха).

Не забудем также про административный ресурс действующего президента – вплоть до так называемого «октябрьского сюрприза», который может и не понадобиться. Вдобавок демографический сдвиг электората в пользу Барака Обамы: женщины, черные, испанцы, «образованщина» (прошу прощения за солженицынский термин) процентно на стороне президента. Наконец, деньги, которые играют немаловажную роль в президентских выборах: на счету Барака Обамы порядка 90 миллионов, тогда как у Митта Ромни – только 50 с половиной миллионов. На самом деле финансовый разрыв между ними, учитывая долги и займы республиканского кандидата, еще больше: у Обамы денег на пиарные – и антипиарные, против Ромни, – расходы в оставшееся время в два раза больше.

Все опросы дают Бараку Обаме 6–7 процентов форы. Среди зарегистрированных избирателей еще больше, чем среди тех, кто собирается пойти голосовать, но пока что не уверен, что пойдет. Барак Обама обгоняет Митта Ромни не только в целом по Америке, но конкретно в таких ключевых штатах, как Флорида, Айова, Виргиния и Огайо. Предсказуемая, предрешенная, априори, за полтора месяца до выборов победа Барака Обамы? Что может остановить его триумфальное, победоносное шествие – и вторичное пришествие в Белый дом? На что надеется Митт Ромни? Откуда к нему может прийти помощь? Не пора ли ему смириться с неизбежным поражением и сматывать удочки?

Ах да, президентские дебаты на носу. И не одни, а несколько. И не только президентские, но и вице-президентские. Всяко может еще случиться: один из кандидатов может споткнуться и ляпнуть что-нибудь не то. Хоть и маловероятно – оба вымуштрованы, как танцорки крепостного балета. Как в шахматах: домашние заготовки важнее любых импровизаций. Сейчас как раз идут генеральные репетиции дебатов. К примеру, Барак Обама с утра до вечера «спорит» с подставным лицом: в роли Митта Ромни выступает «адвокат дьявола» либеральный сенатор из Массачусетса Джон Керри, сам когда-то кандидат в президенты от демократов. Будучи редким умницей, он неизменно выигрывал дебаты с глуповатым, что греха таить, Бушем-младшим. И что, помогли Джону Керри эти словесные победы одолеть республиканского соперника на выборах? Тогда зачем вообще устраивать эти дебаты-шоу, которые смотрит вся Америка, да и остатный мир не вовсе к ним равнодушен, ибо верховная власть в США – это верховодство во всем мире. Пока что. К чему этот театр двух актеров, если словопрения не могут прогнуть политическую ситуацию и изменить тенденцию в пользу Митта Ромни?

В этой политической игре на выбывание щит важнее меча. Или лучшая защита – нападение? Я все еще о тактике, которая на финишной прямой играет решающую роль. Тут уже все упирается не в главных игроков, а в их команды. Не хочу повторяться, но команда Барака Обамы сильнее, умнее и хитрее команды Митта Ромни, который самолично из кожи вон лезет, отсюда и осечки, тогда как Обама заучивает приготовленные ему аргументы, цитаты и остроты, а ученик он – первоклассный. Как и оратор. Грешным делом, в голове у меня иногда мелькает крамольная мысль: а что, если бы Дэвид Аксельрод, руководитель обамовского штаба в Чикаго, который четыре года назад всеми правдами и неправдами втащил своего клиента за длинные уши в Белый дом и теперь близок к тому, чтобы повторить свой фокус-покус, что, – если бы он переметнулся на сторону Митта Ромни? Прошу прощения у читателя за эту неправдоподобную гипотезу.

А роль случая в истории? Лично я не детерминист и тем более не фаталист. Вовсе необязательно, чтобы в истории были прецеденты, и в ней случалось только то, что случилось прежде. Мы живем в яростном, динамичном, неожиданном мире, где ничего нельзя сказать заранее и наверняка – ни в политике, ни в экономике, ни в международке – и где предсказуема – неизбежный повтор! – разве что только непредсказуемость. Как гром среди ясного неба, разного рода «случайности» могут повлиять не только на президентские дебаты, застав хорошо подготовленных спорщиков врасплох, но и на дислокацию сил внутри страны и в мире.

 

Предвыборный расклад

Я уже рассказывал, как Бродский, будучи «агитатором», первым уболтал положенных ему избирателей и они дружно проголосовали за блок коммунистов и беспартийных. А теперь я вот думаю – Бродского бы на эти наши американские выборы «агитатором»! Не за какую-нибудь конкретную партию или имярек кандидата, а просто чтобы все шли выборы, а не манкировали своим гражданским долгом, как это бывает сплошь и рядом. Разве что в этом году избирателей подхлестнет соревновательный дух кандидатов в президенты, которые, судя по опросам, идут ноздря к ноздре, как фавориты на ипподроме. Национальные опросы дают такое минимальное процентное преимущество то одному, то другому кандидату, что его легко отнести к статистической погрешности, доходящей обычно до нескольких процентов.

По-любому, огромное число потенциальных избирателей не поднимет свои задницы, чтобы отправиться к избирательным урнам, ограничившись теленаблюдением. Очень разная электоральная активность у различных страт американского общества. Что далеко ходить, иммигранты-русскоязычники, склонные к горячим политическим разборкам, чаще всего ими и ограничиваются и в выборах не участвуют.

«Наших», однако, не так много среди электората, а возьмем, к примеру, афроамериканцев, которых куда больше, чем американских евреев, но электорально последние превышают первых. В чем дело? В традиционной флегме черных или в повышенной активности иудеев, которые начинают споры еще в материнской утробе, на эмбриональном уровне? Шутка, конечно, но вспомните Иакова и Исава, которые устроили потасовку еще в животе матери, а потом их борьба за первородство продолжалась всю жизнь. Почему важны, но с трудом подсчитываемы и просчитываемы «черные» голоса? Да потому, что этот, за редчайшими исключениями, обамовский электорат политически пассивен, тогда как, скажем, белые американские мужчины либо белые пожилые люди, независимо от гендерного различия, в большинстве за Митта Ромни – им близок его социальный консерватизм. В отличие от афроамериканцев, они пойдут голосовать скопом, даже если иных придется везти в инвалидных колясках либо приносить им урны на дом по причине их физической немощи.

К тому же здесь вступает в силу расовый фактор. Не в том каламбурном смысле, что черный президент в Белом доме – шутка с бородой! Тем не менее даже политкорректные американские издания вынуждены признать, что предубеждения белых против черных за время обамовского президентствования усилились. Даже те, кто в опросах не признают себя расистами, часто страдают расовыми предрассудками в латентной форме, которые могут выявиться и проявиться на выборах.

Так или иначе, но опросы среди зарегистрированных либо вероятных избирателей куда важнее, чем просто среди населения. А учитывая особенность американской избирательной системы, когда президента выбирают не прямым голосованием и исход выборов зависит от числа полученных каждым кандидатом выборщиков, решающую роль приобретают ключевые штаты, которые все еще колеблются и не решились с выбором – Огайо, Виргиния, Флорида, Айова, Невада и Нью-Гэмпшир. Непрерывные в этих штатах опросы дают очень противоречивые и постоянно меняющиеся показатели, предсказать что-то наверняка очень трудно.

Теоретически может возникнуть и вовсе парадоксальная, оксюморонная, патовая ситуация: при 270 выборщиках, необходимых для победы, кандидаты могут – представляете! – набрать по 269 выборщиков (всего в Коллегии выборщиков 538 человек) Что тогда делать? Тупик? Америка остается без президента? Такой вариант конституционно предусмотрен. В этом экстремальном случае президента и вице-президента избирает Конгресс: одна палата – президента, другая – вице-президента. Кого именно – зависит от партийного состава палат Конгресса. Гипотетически возможен даже вариант, при котором президентом станет республиканец Митт Ромни, а вице-президентом Джо Байден, то есть исполнительная власть станет двухпартийной. А теперь представьте, что президент Митт Ромни по каким-либо причинам становится политически недееспособен. Согласно Конституции, его заменяет вице-президент Джо Байден и приносит клятву в качестве президента страны. Дела!

Вернемся, однако, от фантазийных гипотез к предвыборному реалу. При всем имперском размахе иностранной политики США, которые следят за порядком в мире и ведут заокеанские войны во многих странах (с учетом вездесущих и эффективных дронов-беспилотников), Америка все-таки самодостаточная страна, и ее граждан больше всего волнуют домашние дела. И здесь векторная динамика поддержки неуклонно движется в направлении Митта Ромни. Опросы показывают, что в экономической и даже финансовой сфере он значительно обгоняет президента: экономические тезисы Митта Ромни поддерживают 65 процентов американцев, тогда как программу Барака Обамы только 30; в самое последнее время разрыв между ними увеличился до 35 процентов!

Здесь, правда, следует сделать две оговорки. Среди ромниевских сторонников в основном опять-таки белые мужики – во-первых, а во-вторых – экономические лозунги республиканца содержат больше негатива, чем позитива: критиковать президента легче и сподручнее, чем предлагать собственную конкретику. Вот Митт Ромни и бросает в толпу: «Вам стало жить лучше, чем четыре года назад?» Ответ подразумеваем, заранее известен. Оставить Барака Обаму в Белом доме – значит сохранить статус-кво еще на четыре года, а радикальные перемены возможны только, если я стану президентом, убеждает колеблющихся избирателей Митт Ромни, обещает народу золотые горы, а президента называет «бледной тенью самого себя». В пух и прах разносит Митт Ромни обамовскую реформу здравоохранения, хотя сам провел схожую у себя в Массачусетсе, когда там губернаторствовал. Что говорить, Ромни – ловкий демагог и политический флюгер, а кто нет?

Даже многие из тех, кто поверил предвыборным посулам Барака Обамы и голосовал за него четыре года назад, сегодня в нем разочарованы, и не факт, что будут голосовать за него снова. Барак Обама как невыполненное обещание, да? Общеизвестно, однако, что не делает ошибок только тот, кто ничего не делает.

Вот что еще любопытно: Бараку Обаме не помогают ни постепенно улучшающаяся экономическая статистика, ни выигрыш им последних дебатов. Последнее упоминаю в подтверждение высказанного мною скепсиса к президентским дебатам как таковым и к их иногда нулевому влиянию на исход политической борьбы.

Вопрос на засыпку: так ли уж важно, кто будет следующие четыре года в Белом доме – осел или слон? Тем более что одновременно избирают новую Палату представителей и треть Сената – власть президента может быть сильно ограничена, если большинство Конгресса или в одной из его палат будет принадлежать противоположной партии.

Конечно, весь этот предвыборный расклад динамичный, от постоянно меняющихся процентных пунктов рябит в глазах и кружится голова. Не лучше ли забыть про опросы и дождаться выборов, а они вот-вот, в следующий вторник.

P.S. Результат читателям известен: Барак Обама был переизбран на второй срок.

 

Парадоксы Владимира Соловьева. Промежуток. Демократия в Америке – и не только. Уроки истории

 

Ловушка демократии

Поговорим о странностях – нет, не любви, об этом как-нибудь в другой раз. А в этот – о странностях демократии. И не какой-нибудь там абстрактной, а самой что ни на есть реальной и конкретной – американской демократии. Тем более сейчас в самый раз, когда в разгаре предвыборные баталии, а президентские выборы – одно из высших ее проявлений. Больше того. Если прежде разговоры и споры о демократии носили несколько отвлеченный характер и со стороны могло показаться, что американская демократия с жиру бесится и занята самоедством и мазохизмом, то после катаклизма 11 сентября, когда наша демократия, а с ней и наша страна и наша иудеохристианская цивилизация подверглись нападению и само их существование оказалось под угрозой, разговоры эти возникли наново, но теперь как бы не только на вечную, но и на актуальную, злободневную тему.

Многие из нас, конечно, помнят роман левофлангового британского писателя Грэма Грина «Тихий американец» – если не по самой книге, то по отличному фильму по нему. Роман времен Вьетнамской войны. Сюжетно, стилево, художественно – безупречная проза, мне всегда было жаль, что его автор так и не получил Нобелевской премии по литературе из-за разногласий в Шведской академии по его кандидатуре. Однако по содержанию и идейной тенденции роман отнюдь не так безупречен и вызывает на спор: пользуясь советским штампом, там идеологически развенчан американский империализм. И не только применительно к Вьетнаму, но и в целом, глобально. Спародирован и высмеян шаблон демократического мышления. Именно поэтому книга и вызвала такой фурор, когда появилась полвека назад.

Ничего подобного, к сожалению, не произошло с книгой тезки британского романиста Грэма Фуллера, несмотря на ее интригующее название – «The Democracy Trap». То есть «Ловушка демократии». Или «Ловушка для демократии» – помните детективный роман Жапризо «Ловушка для Золушки»? Можно еще круче: «Западня для демократии». Но как ни переводи, а книга Грэма Фуллера, увы, не прозвучала, несмотря даже на подзаголовок-предупреждение: «The Perils of the Post-Cold War World» («Опасности мира без холодной войны»). Во-первых, за это время американцы успели уже столько о себе разного прочесть и услышать, что их трудно чем-либо удивить. Во-вторых, бывший чиновник американской иностранной службы, в отличие от знаменитого британского писателя, мало кому все-таки известен. В-третьих, он изложил свои антидемократические парадоксы не в романической, а в эссеистской форме – жанр куда менее популярный в Америке. И наконец, книги вообще имеют в наше телевизионное – а некоторые так полагают, посттелевизионное – время куда меньшее значение и влияние, чем полвека назад, когда вышел «Тихий американец».

Мы, однако, по старинке продолжаем считать, что идеи интересны сами по себе, а не по тому, как они влияют на окрестную реальность либо даже – в редких случаях – меняют ее катастрофически и неузнаваемо. В последнем случае и в самом деле самым великим философом был Карл Маркс, в то время как его соотечественники Кант, Шеллинг, Гегель, Шопенгауэр и Ницше оказались задвинуты на задний план. Мы дали завышенный ряд, а теперь спустимся на землю, потому что Грэм Фуллер вообще не философ, и его книга «Ловушка демократии» – это скорее собрание ума холодных наблюдений и сердца горестных замет. Ее практический вывод – что американцы были застигнуты врасплох падением советской империи и коммунистической идеологии и психологически и морально не готовы иметь дело с новой политической дислокацией в мире и с возможными – в будущем – катаклизмами совсем иной природы, чем столкновение двух супердержав. В свете акта мусульманского гипертерроризма 11 сентября предупреждение потрясающее, ибо сделано было за несколько лет до него и прошло, увы, незамеченным. Легко размахивать кулаками после драки и быть крепким задним умом, как это теперь наблюдается в мировой публицистике, газетной и книжной. Иное дело – предугадать ход событий в общих чертах и предупредить американцев об их неподготовленности к грядущей истории, а та может выкинуть еще то коленце. Что и произошло.

Следует тут же оговориться. Под «американцами» автор имел в виду не все население Соединенных Штатов, но их самое многочисленное и уже потому хотя бы самое влиятельное, самое определяющее поколение – по возрасту где-то между пятьюдесятью и шестьюдесятью. Это значит, что люди этого поколения родились приблизительно одновременно с началом «холодной войны» и всю свою жизнь прожили при ней. Они прятались под парты во время тренировочных воздушных тревог, учились в колледжах во время Вьетнамской войны, женились и завели семьи во время нефтяного (энергетического) кризиса, в 80-е годы преуспели – либо, наоборот, не преуспели – в своих делах, а в 90-х столкнулись с неожиданной и, с точки зрения автора, экзистенциальной проблемой: как они смогут существовать без «холодной войны», с которой так свыклись? Пусть даже период «холодной войны» был скорее исключением, чем правил ом, но он определил ментальность целого поколения – наравне с экономическим бумом, миграционной экспансией в пригороды и космическими состязаниями сверхдержав. Холодная война для этого поколения бебибумеров означала, как ни странно, своего рода стабильность, которая была следствием сравнительного паритета в гонке вооружений и управляемости локальных конфликтов. Надо еще добавить, что это поколение знает о мировой войне и Великой депрессии только понаслышке, поэтому последовавший вослед распаду коммунистической системы мир ожесточенных национальных конфликтов, гражданских войн, бесконечного дробления и фрагментации единых прежде государственных структур – в бывшем СССР и в бывшей Югославии и, наконец, религиозного неистовства исламистов – вызывает чувство тревоги и даже обездоленности. Временную передышку в работе Истории это до сих пор везучее поколение приняло за непременное условие жизни, а потому оказалось совершенно неподготовленным к возвращению после 11 сентября неопределенности, нестабильности и войн, но на новом, еще более непредсказуемом витке, с бомбовыми сотрясениями и резкими колебаниями биржи.

Это – теперь, а что пару лет назад помешало американцам справиться с реальностью нового мира, в котором они оказались по причине исчезновения прежних врагов – «империи зла» и вскормившей ее идеологии? Оказывается, больше всего мешало американцам как раз то, что им более всего дорого: их демократическая система, которую они почитают не только венцом политического творения, но и панацеей от всех бед. Это уникальное чувство абсолютности и универсальности демократии делает американцев менее интуитивно экипированными для постижения чужих культур, прежде всего мусульманской, чем любой другой народ на земле. Человек, выросший в Заире, куда лучше поймет импульсы египтянина или палестинца, чем американец. Американская демократия – при всех ее несомненных достоинствах есть тем не менее западня, так как потворствует тем политикам, своим и чужим, которые в урон дальним целям ищут ближайших результатов, узкоместные интересы ставит впереди всеобщих и зациклена на оптимизме, а потому предпочитает и вознаграждает вестников хороших новостей, а не трезвых работяг либо мрачных прогнозистов.

Ловлю себя сейчас на том, что пересказываю книгу, с которой далеко не во всем согласен. Потому, собственно, она мне и интересна, что ее автор придерживается иной точки зрения. Давно заметил за собой эту черту, которую можно определить, как релятивизм либо всеядность, но можно считать и следствием диалогического, что ли, сознания – как в жизни, так и в литературе, – мне интересен оппонент, а не соглашатель. Свою точку зрения, свое кредо я могу, худо-бедно, выразить и сам, а потому считаю, что в чтении либо слушании единомышленника есть какая-то изначальная тавтология. Конечно, будучи «новым американцем», я менее критически отношусь к стране, которая стала моей второй родиной – не вижу никакого противоречия в этом словосочетании, потому что считать родиной только страну, в которой ты родился, есть примитивный этимологизм. Скажу честно: моя благодарность Америке мешает мне иногда глянуть на нее со стороны, как это сделал в своих субъективных и раздраженных заметках Грэм Фуллер. Про таких в Америке говорят диспептик, что изначально относилось к людям с плохим пищеварением, но постепенно это слово приобрело расширительный смысл – так называют брюзгу, вечно и всем недовольного человека. Недовольство американца Америкой выглядит тем более странно, что для многих в мире именно Америка является образцом и примером. Да и вообще мода на Иеримий давно прошла.

И тем не менее некоторые из злоязычных и язвительных заметок Грэма Фуллера об опасностях, которые таит в себе для ортодоксально демократического мышления новая мировая реальность после конца «холодной войны», заслуживают внимания. Тем более теперь, когда эти опасности материализовались. Так же как сомнения автора во всеядности и всемогуществе демократии. Так бы очень хотелось думать, но для такого оптимизма теперь уже нет оснований. Я вспоминаю тонкую формулировку князя Петра Вяземского: «Я не безусловный поклонник безусловных льгот свободной печати…» Про Грэма Фуллера можно, перефразируя, сказать, что он не безусловный поклонник безусловных льгот демократии. Он даже говорит, что американцы, не готовые к новым катаклизмам, еще заскучают, когда эти катаклизмы грянут, по старым добрым дням «холодной войны», когда мир был куда более умопостигаем и предсказуем.

Как в воду глядел.

 

Пять проблем демократии

Вот Кассандра! – подумал я в сердцах и, чтобы успокоиться, взял с полки другую книгу об американской демократии – самую известную, классическую, хрестоматийную. Читатель уже догадался: речь о книге Алексиса де Токвиля «Демократия в Америке». Когда-то я пытался читать ее еще по-английски, а теперь вот этот классический труд издан наконец и по-русски в Москве, а у нас здесь, в Америке, где эта книга является школьным учебником, настольной книгой студентов, политиков и политологов, одна за другой выходят книги о великом французском путешественнике, который накрепко вписал в афористичные формулы свои путевые впечатления от заокеанской страны.

Русскоязычному читателю неизбежно приходит на ум другое французское имя – Астольфа де Кюстина, который прибыл в Россию на восемь лет позже приезда Алексиса де Токвиля в Америку. Их книги об Америке и о России впервые были изданы с разницей всего в несколько лет и пользовались на родине авторов бешеным успехом. Однако судьба этих книг в странах, о которых они написаны, прямо противоположна. Кюстина в России объявили чуть ли не врагом номер один, и впервые его книга в сильно урезанном виде появилась по-русски только в начале прошлого века, а в советское время, после чудом проскользнувшего издания 1930 года, была запрещена на полвека. В то время как книга Токвиля выдержала в Америке еще больше изданий, чем во Франции, несмотря на то что содержит довольно резкую критику американских политических институтов и нравов, не говоря уж об устарелости многих наблюдений, что естественно для такого рода этнографического – а не только политологического – исследования. При неизменности некоторых политических институтов, Америка за два почти века изменилась неузнаваемо. Еще вопрос – узнал ли бы ее сейчас Алексис де Токвиль?

Когда Токвиль летом 1831 года прибыл в Америку после 38-дневного путешествия по морю, население Соединенных Штатов составляло всего 13 миллионов, но тогда эта цифра казалась грандиозной – тридцать лет тому страна насчитывала всего 5 миллионов жителей. Токвиль почувствовал и великолепно описал не только реалии, но и потенции новой нации – демографические, политические, общественные, индустриальные. Ряд его предсказаний сбылись за пределами отпущенной ему жизни, просуществовали около столетия и устарели совсем недавно – к примеру, он утверждал, что будущее принадлежит Америке и России, потому что каждая из них отмечена волей Небес, чтобы управлять судьбой половины земного шара. Либо Токвиль свято верил в неизбежную «американизацию Старого Мира», что и происходит на наших глазах под именем «глобализации», мир превращается в «глобал виллидж» – в одну всемирную деревню. Хотя француз, несколько поторапливая события, считал, что это наступит еще при его жизни.

Будучи, однако, писателем, историком и журналистом, Алексис де Токвиль не был ни гадальщиком, ни прорицателем на манер Нострадамуса, которого лично я, вслед за Монтенем, склонен считать талантливым шарлатаном. «Главное условие успеха таких гадателей – это темный язык, двусмысленность и причудливость пророческих словес, в которые авторы этих книг не вложили определенного смысла с тем, чтобы потомство находило все, чего бы ни пожелало» – такова отточенная характеристика прорицателей по Монтеню.

Менее всего Алексис де Токвиль был озабочен предсказанием будущего. Он рассказывал о тенденциях, которые по стечению причин и обстоятельств оказались более долговечными, чем он предполагал. Вот почему широко цитируемые и трактуемые как предсказания его наблюдения я бы занес в ту же графу, что и так называемые его промахи: наблюдение 1831 года не может один к одному подходить к нашему столетию – совпадения здесь случайны, а ошибки, наоборот, естественны. Тем более что те и другие вырваны из контекста этой замечательной, но – подчеркиваю – исторической книги. Ведь сейчас, с радикальными политическими сломами в России, даже путевые очерки маркиза де Кюстина перестали быть книгой на все времена, на злобу дня, превратившись в книгу о Николаевской России, каковой и задумывались.

Вернемся к Алексису де Токвилю и уточним характер его славы в стране, которую он описал с добросовестностью скорее этнографа, чем историка – не только политические институты, но и бытовые нравы. Его книгу в Америке больше изучают, исследуют, цитируют, сравнивают с современностью – в чем устарел, а в чем остался злободневен? – чем просто читают. Может быть, в России когда-нибудь отнесутся к этой книге, как к легкому и занимательному чтиву? Либо начнут ее штудировать и строить по описанной в ней модели демократию в собственной стране? Либо – хотя бы! – отталкиваясь от этой модели? Вряд ли все-таки. В период гласности она вышла и в России – и прошла почти незамеченной. Как и сама демократия, которая была объявлена «дерьмократией» и оказалась не ко двору. А жаль.

Очередную американскую книгу о Токвиле сочинил очень известный американский историк, автор известных трудов по американской истории Генри Стил Коммаджер. О его известности можно судить хотя бы по названию его новой книги: «Коммаджер о Токвиле», с предполагаемым знаком равенства между французом и американцем. Так можно сказать – «Троцкий о Сталине» или «Толстой о Шекспире» или «Набоков о Фрейде», но, к примеру, «Тарле о Наполеоне» не звучит, хоть Тарле и солидный, по советским стандартам, историк. Короче, пусть Коммаджер и не ровня Токвилю, но достаточно авторитетен и самоуверен, чтобы говорить о нем без пиетета, который вреден в любых отношениях, включая научные, пусть даже через голову двух почти столетий!

Коммаджер не оспаривает американское значение книги Токвиля как своего рода исторической иконы. Он, однако, полагает, что Токвиль лучше написал о политической системе, чем о нравах страны. В качестве отрицательного примера он берет главу «Как девушка становится супругой» с ее знаменитой первой фразой: «В Америке женщина, вступая в брак, безвозвратно теряет свою независимость», которая может сегодня послужить разве что красной тряпкой для феминисток с их бычьим общественным темпераментом и носорожьей нетерпимостью. Но, кстати, в той же главе, как и в предыдущей «Воспитание девочек в Соединенных Штатах», множество прелестных и точных наблюдений, которые наш анти-Токвиль в упор не видит!

«От молодой американки почти никогда не следует ожидать проявлений того девственного простодушия, подогреваемого пробуждением желаний, или же той наивной и чистосердечной непосредственности, которыми у европейки обычно сопровождается переход от детства к юности, Американская девушка, независимо от ее возраста, редко обнаруживает застенчивость и детское неведение. Как и европейской девушке, ей хочется нравиться, но она точно знает себе цену. И если она и не предается порокам, то по крайней мере в них осведомлена; она скорее нравственно чиста, чем интеллектуально невинна».

Конечно, неполные два столетия, прошедшие с тех пор, плюс сексуальная революция внесли значительные коррективы в эту характеристику, но никак не отменили ее полностью. Тем более сейчас – в том числе, с распространением СПИДа – мы наблюдаем сексуальную контрреволюцию и возвращение к прежним ценностям, осмеянным и освистанным всего несколько десятилетий назад.

Здесь, однако, любопытно, как оценивает американские сексуальные и матримониальные отношения представитель нации, чья нравственная фривольность стала притчей во языцех у других народов, объектом зависти и осуждения. Слово Токвилю:

«Я знаю, что подобное воспитание небезопасно; я не игнорирую также того факта, что оно предрасполагает к развитию способности суждения за счет воображения и делает женщин скорее благопристойными и холодными, чем нежными женами и любящими подругами мужчин. Если такое воспитание и способствует поддержанию общественного спокойствия и порядка, то личную жизнь оно часто и во многом лишает ее очарования. Однако это зло второстепенно, и нам следует смириться с ним, руководствуясь соображениями общего блага. Оказавшись в нынешней ситуации, мы не можем позволить себе такую роскошь, как выбор: нам необходимо демократическое воспитание, чтобы оградить женщину от тех опасностей, которыми грозят ей институты и нравы демократического общества».

Не забудем, что эти слова принадлежат аристократу по рождению и роялисту по убеждениям и симпатиям, каковые – убеждения – были, однако, значительно поколеблены американскими впечатлениями. Автор великой книги об американской демократии был голубых кровей и с детства слушал роялистские песни, которые распевала его мать в доставшемся его отцу по наследству шато в Бургундии (вместе с титулом). Его ближайший родственник защищал короля Луи XVI, за что был гильотинирован. Досталось и остальной его родне: гильотина, тюрьма или ссылка. Однако своей политической карьерой он был обязан двум революциям: 1830 и 1848 годов. Да, амбиции Алексиса де Токвиля были скорее политическими, чем литературными: он был блестящим оратором, депутатом парламента от Бургундии, автором конституции Второй республики и в течение 5 месяцев министром иностранных дел. А ушел он из политики после государственного переворота Луи-Наполеона в 1851 году. Не с этим ли биографическим парадоксом связан его интерес к американской демократии, к которой он отнесся позитивно, но трезво и критически?

Аристократ и роялист Алексис де Токвиль был тем не менее убежден в абсолютной – а не только практической – ценности свободы. С его точки зрения, свобода есть благо, которого нужно добиваться упорно, невзирая ни на какие опасности и лишения. В другой своей знаменитой книге «Старый режим и революция» он написал: «Кто ищет в свободе что-либо, кроме самой свободы, создан для рабства».

Великие слова!

Как ни странно, именно в Америке, граждане которой осознали всю практическую выгоду свободы, Алексис де Токвиль нашел такое позитивное понимание свободы как наивысшей добродетели, которую нужно добиваться и охранять с помощью политических институтов. Алексис де Токвиль увидел в Америке много недостатков – настоящих и мнимых, он написал о ней сложную, противоречивую, проблематичную и нелицеприятную книгу, но его подкупило, что главный путь, который выбрала новая нация, – это путь к свободе, и уже это одно перевешивало все его сомнения и его критику.

В большой и насыщенной книге Токвиля пять главных проблем, которые демократия тщится разрешить по сю пору. Во-первых, демократия – и тирания большинства; во-вторых, цена, в которую обходится обществу справедливость; в-третьих, соотношение централизации и демократии; в-четвертых, армия и демократия; и в-пятых, наконец, неизбежные противоречия между политическим равенством и экономическим неравенством.

Мы сегодня прочитываем книгу Токвиля, добавляя к ней новый, более чем полуторавековой опыт и сверяя ее выводы на современном материале. Конечно, со времен Токвиля угаданные им проблемы еще более усложнились. К примеру, когда тот писал о проблеме милитаризма в демократической стране, еще не существовало военно-индустриального комплекса и Америка не брала на себя международных обязательств, которые потребовали бы от нее военного вмешательства и присутствия далеко от своих границ. В том же Афганистане или на Ближнем Востоке, как теперь.

Увы, никуда не деться от такого модернизированного прочтения классической книги Алексиса де Токвиля, хоть оно и отдает некоторым меркантилизмом и оставляет незатронутыми в книге целые лакуны только потому, что из них не извлечешь ничего поучительного для современности. Есть в таком прочтении некоторая механистичность наложения описанной французом Америки Эндрю Джексона на нынешнюю Америку Барака Обамы. А вот ведь интересно читать, возможно, в чем-то и устарелые, но такие живые и завлекательные главы о влиянии демократии на интеллектуальную жизнь (отнюдь, оказывается, не только положительном), на чувства американцев и на нравы как таковые, да и многие другие, которые к современной Америке никак не применишь.

Алексис де Токвиль почувствовал и показал Америку как некую идеологическую амальгаму привычек и новаций, традиций и мечтаний, прямоты и примитивизма, энергии, честолюбия, набожности и практичности. Конечно, в таком подходе сказывается чисто французский рационализм, в нем есть свои просчеты и недостатки – кто спорит? Но факт остается фактом – никто пока не переплюнул Алексиса де Токвиля и не написал лучше книги об Америке.

 

Афины – и мы: джинн демократии

В разгар предвыборной кампании в самой мощной в мире демократии, сто́ит вспомнить о первой демократии в мире. Тем более основоположники США – как здесь принято у нас говорить, отцы американской демократии – взяли многие управные структуры Древних Афин в качестве своего рода политической модели для молодого государства.

Конечно, они черпали в примеры для подражания не только у греков. До сих длятся споры, что больше подходит для США в качестве образца – Древний Рим с имперскими амбициями или Древние Афины с его полисной, замкнутой на себя (до определенной поры) демократией. В переводе на современный язык наши консерваторы ориентируются скорее на Рим, Pax Romana, мир под властью Рима, тогда как либералы извлекают уроки из афинской демократии – этой яркой, пусть и противоречивой, вспышки свободы в Древнем мире. Колыбель западной цивилизации – в противоположность восточным деспотиям. Словно бы сама полисная система афинской демократии посылает в будущее сигналы и предостережения, к которым грех не прислушаться. Пусть даже политические достижения Афин более проблематичны, чем несомненные и совершенные художественные – в литературе, философии, архитектуре, скульптуре. Вспомним хотя бы непродолжительность существования этой формы демократии, хотя чуть дольше, чем, скажем, реформистская эпоха Эхнатона и Нефертити, которая оказалась мыльным пузырем и так же внезапно оборвалась, как и возникла, и Египет возвратился к прежним политическим, религиозным и художественным канонам.

Античные теоретики сами искали причины, почему демократические Афины так и не смогли, несмотря на материальные и человеческие ресурсы, выиграть у тоталитарной Спарты Пелопоннесскую войну. Афинский историк Фукидид, сам генерал, изгнанный из родного города за полководческие неудачи в этой войне, описал ее скорее в жанре трагедии, чем истории. В этой исторической драме в роли протагониста выступает демос, который претендует на абсолютную власть и тиранит правительство, общество и наиболее ярких индивидуумов – от Сократа до того же Фукидида.

С другой стороны, тот же демос легко покупается на лесть и в своих решениях часто руководствуется такими низкими мотивами, как алчность и мстительность. Фукидида считали врагом афинской демократии, но он скорее был ее неподкупным и суровым судьей: «Это было по имени демократией, а фактически – правлением, осуществляемым первым из граждан» – вот его классическая характеристика Перикловой демократии как демократии управляемой. В отличие от сказочной, развлекательной истории его предшественника Геродота, полезная, нравоучительная история Фукидида обращена в будущее, взывает к потомкам – ввиду очевидной неудачи историка и генерала в его отношениях с современниками. Не удивительно, что современные историки и социологи, отправляясь в Древние Афины за злободневными аналогиями, берут в проводники именно этого своего коллегу – одним из, а другим – само собой – неизменного, непременного и незаменимого Фрейда, но не как дедушку психоанализа, а как специалиста по массовой психологии. Пора уже объяснить, что это за путешествия.

Например, телевизионный сериал «Афины: заря демократии» историка Беттани Хьюс по Паблик ТВ, очень насыщенный, развлекательный и поучительный.

Видового и археологического материала в нем навалом. Если бы не его концептуализм, можно было бы отнести к жанру травелога. Сама демократия в Афинах возникла по чистой случайности: еще в VI веке до н. э. город управлялся 30 «тиранами» с абсолютной у них властью, но и борьбой между ними, пока один из аристократов не попытался решить спорный вопрос в свою пользу, призвав на помощь демос. Джинн был выпущен из бутылки: испробовав власть «на вкус», народ не захотел отдавать ее обратно. Таков зачин этого телеисследования.

«Машиной времени» может быть и старомодная книга. Вот, скажем, книга Эли Сагана под названием «The Honey and the Hemlock», то есть «Мед и цикута». По-русски лучший фонетический ряд был бы «Мед и яд», но тогда мы утрачиваем конкретное имя того смертельного яда, который по приказу своих благодарных сограждан принял возмутитель их спокойствия. А смыслово – если бы речь шла не о Сократе, а, скажем, об Иове – лучше всего было перевести «Мед и жало», тем самым уподобив афинскую демократию пчеле, от которой и добро и зло. У другого древнего народа, евреев (не путать с современными!), есть на эту тему весьма решительная поговорка, отрицающая бедную пчелу как таковую за эту ее двойственность: «Ни меда, ни жала». Прагматичный американец Эли Саган полагает, что всеобщая история не так безнадежна, как отдельные ее этапы, а потому заставил афинскую демократию сослужить полезную службу для американской. О чем можно судить уже по подзаголовку его немного дидактической книги: «Демократия и паранойя в Древних Афинах и в современной Америке». Автор допытывается до причин, сгубивших афинскую демократию, дабы его родина – Америка – могла извлечь уроки и избежать трагедии. Тем более важно это сейчас, когда вожди расколотой нации – ее будущие президенты – нагнетают страх и пугают избирателей.

Вот почему Фукидида оказалось недостаточно и пригодился венский гуру.

Прав или нет, но Фрейд рассматривал поведение масс аналогично поведению индивидуума, и этот принцип положен в основу его классических работ «Тотем и табу», «Психология масс и анализ человеческого „я“», наконец, его предсмертной скандальной работы «Моисей и монотеизм», о публикации которой – в разгар лютого нацистского антисемитизма – он глубоко сожалел. Так вот, анализируя военную истерию афинского демоса, его реваншистские инстинкты, его агрессивность по отношению к некоторым своим выдающимся согражданам, Сократа и Фукидида включая, диву даешься всем этим параноидальным явлениям – пусть даже на уровне коллективной, а не индивидуальной истерии. Но именно наш венский и вселенский учител ь, хоть камни в его огород не кидает теперь только ленивый, и не видел принципиальной разницы между индивидуальной и массовой психологией. Это и позволило ему выдвинуть, к примеру, сенсационную и встреченную в штыки гипотезу о ритуальном убийстве Моисея евреями как отправной точки всей их истории. В аналогичной ситуации оказались афиняне, приговорив к смертной казни лучшего из лучших – Сократа. Таким образом, эдипов комплекс переносится с индивидуума на этнос, без разницы – евреи или греки.

Известны, конечно, иные трактовки, иные версии, иные интерпретации смерти великого человека – это далеко не самое экстравагантное. Беттани Хьюс представляет сразу несколько точек зрения на смерть Сократа, давая слово историкам разных направлений. Представлял ли Сократ угрозу афинской демократии? Согласился ли он со смертным приговором – а мог бежать, как советовали ученики, – чтобы подтвердить основы этой демократии для 6000 (!) граждан (рабы и женщины к голосованию не допускались)? Или это была отчужденная форма самоубийства философа, потерпевшего фиаско в споре с собственным народом?

Загадка Сократа, этого самого антифилософского философа, тревожит нас, его потомков, не меньше, чем его современников. Те так вообще после тщетных попыток ее разгадать решили от нее вовсе избавиться самым радикальным образом – приговорив уличного философа к смерти. Однако насильственная смерть Сократа не разрешила его загадку, а увеличила ее – загадка стала еще более загадочной. Каким образом эти кичащиеся своей демократией Афины решились лишить жизни лучшего из своих граждан только за его взгляды? Говорю «Афины», потому что суд гелиастов, перед которым предстал Сократ, был олицетворением тогдашней демократии – 501 судья, избранный по жребию всеми согражданами. Сократа отвергла именно афинская демократия, его судьями были торговцы и матросы, самые что ни на есть простые граждане, тот самый демос, из которого вышел этот сын повитухи и каменотеса, – и он ведь так гордился своим простонародным происхождением, став знаменитым! 281 судья вынес Сократу вердикт: виновен – против 220. Однако еще более поразительным было второе голосование – избрание наказания преступнику.

Если вина Сократа была признана незначительным все-таки большинством, то смертный приговор был вынесен чуть ли не единогласно. Что же тогда получается? За смерть Сократа голосовали в том числе те судьи, которые признали его невиновным? Не является ли тогда демократия и в самом деле родом тирании, как утверждал Сократ?

Сократ странен сплошь – среди своих соотечественников, среди своих современников, среди своих коллег. В самом деле, единственный среди философов, он не был писателем, предпочитая разговаривать и мало заботясь о том, чтобы его мысли были закреплены с помощью письменного слова. Сама его принадлежность к греческой цивилизации и афинской демократии – под сомнением, так как он был яростным оппонентом обеих, уродом в своей семье – имею в виду семью его народа. Даже физически он был урод и своей курносостью, лобастостью, коротконогостью и нечистоплотностью походил скорее на иноземного раба либо на мифологического сатира, чем на среднестатистического афинянина, регулярного посетителя гимнасических зал и почитателя физической красоты. Уродливый, грязный, оборванный – и тем не менее высокомерный, насмешливый, с гонором – один его «демон» чего стоит! – ходил этот человек по улицам родного города, задевая, оскорбляя и раздражая своих сограждан, пока те, не выдержав, не приговорили его к смерти. И он, презиравший их всю свою жизнь, подчинился их решению и, вместо того чтобы бежать, как предлагал Критон, выпил цикуту, убежденный в своем бессмертии.

Почему все-таки он предпочел эмиграции смерть?

Вовсе не из релятивизма не высказываю я на этот раз собственного мнения. Но потому, что Сократ – как легендарный, так и исторический – был человеком вопросительных взглядов, а не готовых ответов. Он не замкнут в себе, а открыт навстречу времени, будоража и стимулируя нашу мысль и нашу совесть.

Афинская демократия просуществовала всего три поколения, прошла суровое испытание судом Сократа и пустила корни далеко в будущее. Этимологию слова «идиот» помните? Идиотом греки называли человека, который не идет голосовать. Фактически голосование в Афинах было обязательно.

Для теледискутантов в сериале «Заря демократии» в одном ряду стоят и смертный приговор Сократу, и бездарная военная экспедиция афинян в Сицилию, предпринятая по наущению джингоистски настроенного демоса избранными ими же генералами. Афинский демос – это плебс, по-русски чернь, присвоившая себе прерогативы власти и приведшая афинскую демократию к гибели. Выводы обескураживающие: демократия есть тирания, нет разницы между диктатурой одного человека и диктатурой коллектива. Об этом еще Пушкин догадался:

Зависеть от царя, зависеть от народа — Не все ли нам равно…

Само собой, при таком подходе к проблеме мы счастливо минуем социально-экономические причины падения афинской демократии. Рассматривая афинский демос как единое целое, как коллективную, согласно Фрейду, индивидуальность, мы сознательно игнорируем существование в этом коллективе оппозиционных сил меньшинства, которые осмеливались высказать свое особое мнение. Наконец, хоть тот же Эли Саган и вносит в античную историю существенные коррективы с помощью Фрейда, он все-таки обнаруживает слишком большую зависимость от своего главного учителя Фукидида, с его, по тогдашним понятиям, антипатриотической концепцией Пелопоннесской войны. А по сегодняшним? Разве не обвиняют сторонники иракской войны ее противников в недостаточном патриотизме, а то и в худших грехах? С другой стороны, позиции Фукидида как бы укреплены с помощью современных веяний и модных теорий (психоанализа в первую очередь).

В таком актуальном и психологическом – чтобы не сказать, психоаналитическом – подходе к афинской истории есть, несомненно, свои достоинства: извлечь современные уроки из трагедии афинской демократии. Политиканство, популизм, национализм, джингоизм, самодовольство и чванство – вот черты, которые обнаруживают – или приписывают – современные историки (особенно апологеты убиенного Сократа) афинскому демосу. Даже если они преувеличивают и гиперболизируют прошлое, они правы в своих предупреждениях и предостережениях настоящему.

История, конечно, интересна и сама по себе, но также своей актуальностью: на злобу дня.

 

Цезаря вызывали? Сможет ли Америка избежать судьбы Древнего Рима

Приключения идей ничуть не менее интригующи, чем приключения людей. И читатели своим интересом к книгам о политике, о науке, о философии неоднократно это доказывали и продолжают доказывать. Дела давно минувших дней, но я помню, как долго не сходила с листа бестселлеров книга покойного чикагского философа и гуру Аллена Блюма, кстати, весьма критическая по отношению к американской системе образования и мышления. Более трехсот недель находилось в списке бестселлеров исследование психиатра Скотта Пека о психологии любви, традиционных ценностей и духовного роста – я говорю об издании в бумажной обложке, – а до этого почти так же долго книга возглавляла список бестселлеров изданий в твердом переплете.

Что книги! На рубеже двух столетий (и тысячелетий) вспыхнула и долго не утихала полемика вокруг статьи бывшего советолога Фрэнсиса Фукуямы «Конец истории?» Автор недаром поставил в конце вопросительный знак – это он сознательно вызывал читателя на спор, который не замедлил начаться. И спорить было о чем, ведь Фукуяма утверждал, что в связи с кризисом коммунизма и концом «холодной войны» не просто окончился длившийся несколько десятилетий послевоенный период, но кончается сама история, по крайней мере, идеологическая эволюция человечества, так как западная либеральная демократия является универсальной, признанной и окончательной формой правления.

Увы, Фукуяма – не первый, кто провозглашал конец истории. Гегель это сделал в Йене в связи с наполеоновским триумфом над прусскими войсками в 1806 году, а утопист и мечтатель Карл Маркс усматривал конец истории где-то в будущем, когда, согласно его учению, восторжествует социальная справедливость в мире. Несомненно, демократия пережила коммунизм, который в смертных корчах и судорогах кончился в советской империи, но где гарантия, что мировая история не выкинет еще какое-нибудь коленце? Вот, как черт из табакерки, выскочил на мировую сцену воинствующий ислам и чуть не положил конец иудео-христианской цивилизации. Осип Мандельштам писал про славянскую мечту об остановке истории и был по сути прав, но напрасно сузил этническую атрибуцию. Вовсе не славянин, а американский историк японского происхождения предсказал конец истории, а за материализацию его провокативного тезиса взялись исламисты.

Довольно часто в последнее время я пользуюсь этим словом – «провокативный», и здесь хочу пояснить, что оно не имеет никакого отношения к провокации, а токмо к провоцированию читателя на ответные размышления, пусть даже несогласные и полемические.

Есть два типа чтения. Для одних это процесс узнавания уже известного, и в таком содружестве с автором, в таком, выражаясь театральным языком, сопереживании есть свои прелести, отрицать не буду. Такие читатели, как поется в одной оперетте, предпочитают с незнакомыми не знакомиться. Есть другой тип чтения и, соответственно, читателя: он предпочитает не узнавать, а удивляться, не соглашаться, спорить. К этой категории читателей отношу себя и я, но и как писатель предпочитаю не согласного со мной читателя, а несогласного, скептического, имеющего свою точку зрения и полемизирующего с «Парадоксами Владимира Соловьева».

Помню, листал я книгу «Бунт против судьбы» (Revolt against Destiny) Пола Картера. Американский книгочей усмот рел бы здесь откровенный парафраз другого названия – знаменитой когда-то книги Эрика Голдмана «Рандеву с судьбой». В обоих сочинениях рассказывается об интеллектуальной истории Соединенных Штатов, но если Голдман смотрел на нее оптимистически, то Пол Картер, совсем напротив, весьма скептически. Во всяком случае, в его книге мало положительных ответов, зато много безответных вопросов – иногда риторических, чаще сущностных.

Есть ли у Америки после двух с лишком столетий прогресса дальнейшая перспектива развития, но без ущерба для республики, или, как пишет автор, для «республиканизма» (не путать с партийной принадлежностью)? Являются ли Соединенные Штаты все еще, как здесь говорят, «frontier country», способными распространяться далее на Запад – не в географическом смысле, а в переносном, символическом, ибо под «пограничной страной» американцы имеют в виду идею нереализованных возможностей? Способна ли конституционная форма правления предохранить страну от исторической судьбы других великих держав или ей неизбежно суждено пойти путем Древнего Рима и его Цезарей?

Все эти мысли – и многие другие – спровоцированы анализом той философии, которая послужила фундаментом при создании США и лежит до сих пор в политическом основании страны. Ведь с самого начала политические представления американцев резко отличались от представлений, бытующих в тех европейских странах, откуда они или их предки родом. Чарлз Пинкни из Южной Каролины, один из авторов американской Конституции, так говорил в 1787 году, обращаясь к Федеральному Конвенту:

«Наш народ отличается не только от граждан любой другой страны современного мира, но и от стран Древнего мира – как от Греции, так и от Рима».

Это заявление одного из теоретиков американского государства подчеркивает отличие американских политических взглядов от европейских, хотя большинство здешних историков убеждено, что именно британские и французские философы снабдили американских патриархов основ ными политическими идеями. Однако есть и старый политический черновик американской демократии – древнеримский. Когда римляне шли завоевывать мир, они несли штандарты, на которых было написано SPQR – Senatus Populusque Romanus (Сенат и Римский Народ). Джеймс Медисон в одном из документов федералистов за номером десять утверждал, что федеральная республика должна быть застрахована от политических эксцессов как афинской «уличной» демократии (охлократии), когда демократическое большинство могло беззаконно приговорить Сократа к смерти, так и Рима конца республиканского периода, когда Сенат – не американский, а римский! – оказался в затруднительном положении, вынужденный присматривать за делами половины известного тогда мира, так называемым Pax Romana.

Вопрос и в самом деле серьезный, особенно теперь – в свете ответного наступления западной цивилизации во главе с США на исламский фундаментализм: каким образом Вашингтон может избежать судьбы Древнего Рима, ибо быть мировым жандармом – роль не только неблагодарная, но и непосильная? Ответ следует искать не только в истории и футурологии, но и в смежных областях человеческого знания – религии, науке, философии и литературе.

Американские президенты, начиная с Вашингтона, прилюдно разглагольствовали о Боге как высшем авторитете и в то же время отстаивали Первую поправку к Конституции и всячески сопротивлялись превращению христианства в государственную религию. Верно или неверно – с моей точки зрения, неверно, но все равно остроумно – современные историки называют Линкольна «мирским кальвинистским теологом», полагая конституционное равновесие между светским и религиозным жизненно важным для сохранения республиканского строя в США. Автор «Упадка и падения Римской империи» знаменитый английский историк Эдуард Гиббон рассматривал падение Рима в прямой связи с расцветом христианства. Впрочем, американский читатель может обойтись здесь и без таких далеких ассоциаций, так как вопрос о месте религии в жизни страны обсуждается широко и на самых разных уровнях – в газетах, по телевидению, на улицах, в Верховном суде.

Однако у нашего историка Василия Осиповича Ключевского, которого я не устаю цитировать из статьи в статью (заслуживает!), я обнаружил в его «Тетрадях с афоризмами следующую запись, имеющую прямое отношение к сегодняшнему нашему разговору:

«Прошедшее нужно знать не потому, что оно прошло, а потому, что, уходя, не умело убрать своих последствий».

Добавим от себя: а что если вся история есть не что иное, как тщетная попытка настоящего преодолеть последствия прошлого?

Займемся теперь другим Римом – тоже древним, но более поздним. Что же до современных аналогий, то не станем подталкивать к ним наших читателей – захотят, сами к ним придут. Как говорится, имеющий уши да слышит.

Принстонский историк Питер Браун повествует о римской истории скорее в иронической манере. Это было общество, которое, постоянно находясь под угрозой беспорядка, всегда мечтало о порядке. Высшие ценности и достижения Древнего Рима систематически подтачивались коррупцией на верхах, социальным отчуждением на среднем уровне и анархией в низах. Забудем о ленинской формуле про верхи, которые не могли, и низы, которые не хотели, хотя она и была бы здесь, вероятно, кстати. Однако у древнеримских верхов и низов, несмотря на все их социополитическое легкомыслие, хватало все-таки инстинкта самосохранения, чтобы долгое время удерживаться на грани распада и хаоса. И порядок в римской, а потом в христианской империи поддерживался не только благодаря авторитету власти, пропаганде и принуждению, но именно благодаря этому здоровому жизненному инстинкту, ибо люди изначально, по своей природе, не являются все-таки антисоциальными существами и, налагая на самих себя ограничения и табу, которые потом оформляются как законы, создают общественно-государственное устройство ко взаимной выгоде. В основе такого устройства лежит моральное соглашение уважать чужую собственность – землю, жен, саму жизнь, наконец, и не делать другим то, что ты бы не хотел, чтобы другие сделали тебе. И даже христианство было своего рода смазочным средством, в котором так нуждались проржавевшие римские структуры.

Концепция, я бы сказал, слишком стройная и рациональная, чтобы быть безусловной.

Само собой, помимо общих законов, удерживающих римское общество от распада, были и конкретные мероприятия императора и его наместников – от сбора налогов до применения телесных наказаний, от союза власти с интеллигенцией до вседозволенного взяточничества, которое и выродилось в конце концов во всеобщую коррупцию. Я бы сказал, что на каком-то этапе общественные связи деградируют настолько, что хваленый инстинкт самосохранения перестает срабатывать и центробежные и самоубийственные тенденции начинают преобладать над всеми остальными, что в конце концов и привело Древний Рим к распаду, как много позднее Оттоманскую империю, Австро-Венгрию, СССР.

Предоставим слово поэту, который объясняет кризис Римской империи иносказательно, с экивоками на собственную родину:

Огромный, перевернутый Везувий, над ней повиснув, медлит с изверженьем. Все вообще теперь идет со скрипом. Империя похожа на трирему в канале, для триремы слишком узком. Гребцы колотят веслами по суше, и камни сильно обдирают борт. Нет, не сказать, что мы совсем застряли! Движенье есть, движенье происходит. Мы все-таки плывем. И нас никто не обгоняет. Но, увы, как мало похоже это на былую скорость! И как тут не вздохнешь о временах, когда все шло довольно гладко.

В метафорической системе Иосифа Бродского неизбежна ссылка на Везувий, под лавой которого много столетий спали Помпеи и Геркуланум, чтобы продлить свою жизнь в истории. Кто бы знал имена этих провинциальных городов, если бы не разбушевавшийся вулкан!

Но ведь и римский нобелитет жил на вершине грохочущего вулкана плебейских бунтов и тотального недовольства. Богатство и власть не гарантировали нобелям ни свободы, ни безопасности. И только христианская церковь, смягчая нравы, требуя больше человечности, жалости и сострадания, добиваясь отмены гладиаторских боев и амнистии беглым рабам, продлила жизнь меняющемуся благодаря новой религии обществу.

Священник становится единственным защитником бедных. (Здесь, правда, необходимо пояснить, что в категорию бедных в те времена включалась семья, у которой была всего пара домашних рабов.) Власть епископа держится на его влиянии на паству: он может повести ее на демонстрацию протеста, а может успокоить, когда она близка к бунту. Не только с новой религией, но и с самой церковью приходится теперь считаться императору, если он хочет покоя и мира в своей стране.

Все это, однако, относится к периоду истории, который также завершился в конце концов крахом – не религиозным, правда, но государственным. Христианство оттянуло гибель Римской империи, но не предотвратило ее. А как насчет иудеохристианства нашего времени?

Не менее, а лично для меня более интересным является вопрос о продолжающейся борьбе республиканизма с цезаризмом, какие бы формы последний ни принимал: от Наполеона до Муссолини, от Сталина до Путина. А насколько американцы чувствительны к проявлениям цезаризма? Оказывается, только один раз за последние более полувека призрак цезаризма материализовался в его классической форме, причем это был скорее театральный жест, чем политическая акция. Случилось это во время отчета генерала Дугласа Мак-артура перед Конгрессом о его «проконсульстве» в Японии. В ответ на аплодисменты генерал обернулся к аудитории и поднял руку, живо напомнив американским законодателям и телезрителям, знакомым с античной историей, жест римских проконсулов, которые возвращались со своими легионами в столицу и становились императорами. Самое поразительное, этот жест не рассмешил, а напугал американцев. Вот почему это было последнее визуальное проявление цезаризма в Америке. Именно бдительность американцев в этом направлении является лучшим залогом безопасности их демократии, несмотря на жандармские функции – явные и тайные, – которые США присваивает себе по всем миру.

Пока страх перед цезаризмом так велик, пока бдительность демократии так неусыпна, пока возможны такие понятные – ибо у страха глаза велики – преувеличения, до тех пор США способны к защите своих конституционных принципов и моральных ценностей.

2016 Дональд Трамп не ангел, кто спорит. А кто ангел? Но есть у него несомненные достоинства, которые могут ему пригодиться, когда/если он станет президентом. Прямота, правдивость, честность, деловая хватка – да мало ли! Он не просто народный избранник (пока что только на республиканском уровне), но и народный любимчик. Потому и переходит трампофилия в трампоманию, а та, в свою очередь, подпитывает вождизм и манию величия Дональда Трампа. Что, конечно, жаль.

Если Дональда Трампа будет заносить, на его вождистские загибоны найдутся и узда и управа. У американской демократии есть большой опыт борьбы республиканизма с цезаризмом, с любыми его проявлениями. И Дональд Трамп это прекрасно понимает – не дурак.

 

История как злоба дня: конец величия

По причине президентских выборов високосные годы – самые политизированные в жизни (и в истории) Америки. Отсюда – обращение к прошлому. При всей имперской самодостаточности США (другие скажут – изоляционизме и даже высокомерии) не только к собственному прошлому, но и сопредельных в политическом смысле стран. То есть более-менее развитых демократий. Россия с ее предсказуемыми выборами сюда, понятно, не входит. Зато Великобритания, Франция, даже Германия вызывают живейший интерес – по крайней мере, на интеллектуально-политическом уровне. Как еще, к примеру, объяснить, что актуальной темой неожиданно стал генерал Шарль де Голль? Будто у нас своих генералов мало! Что же касается генерала де Голля, то обсуждаются не только его военные и государственные дела, но и роль личности в истории. В частности, не прошло ли уже время великих людей в политике, не кажутся ли они в современном мире реликтами, а то и вовсе динозаврами? Очередным президентом Франция сначала избрала вовсе не величественного, а скорее суетливого, как живчик, Николя Саркози, а потом и вовсе серого, как вошь, Франсуа Олланда, опровергнув собственный полувековой политический опыт.

Заодно поминают недобрым словом и другого французского генерала, чьим протеже и поклонником был одно время де Голль, Петена, который позднее, как глава коллаборационистского правительства в Виши, объявил де Голля изменником, а когда война закончилась и генерал Петен был приговорен к смертной казни, генерал де Голль заменил приговор на пожизненное заключение. В книге американского историка Джина Смита «Конец величия» генерал Петен – один из четырех героев. Трое других – полевой маршал сэр Дуглас Хейг, еще один англичанин и еще один сэр Энтони Иден и знаменитый германский политик Вальтер Ратенау. А что если развитым демократиям вообще противопоказаны великие люди?

Напомню о словах Гельвеция: «Каждый период имеет великих людей, а если их нет, он их выдумывает». Добавлю от себя: великими людьми не рождаются, их нет в природе в чистом виде, их создает время, они являются по его требовательному зову. Может быть, сейчас просто нет необходимости в великих людях? Время не для великих, а для честных, добросовестных и ответственных политиков? Помните Креонта в пьесе Ануя «Антигона», он противопоставлен царю Эдипу, чье трагическое величие принесло сколько бедствий всем вокруг: простого работягу, каковым, по его убеждению, и должен быть политик. А Пушкин? Разве он не писал в знаменитых своих «Стансах» о Петре Первом:

То академик, то герой, То мореплаватель, то плотник, Он всеобъемлющей душой На троне вечный был работник.

Джин Смит относится ко всем четырем своим героям отрицательно. Чтобы не сказать насмешливо. Он показывает их на фоне меняющейся истории, демонстрируя несоответствие их высокопарной жестикуляции тем трезвым временам, когда кончалась их политическая карьера. Люди XIX века, они были вышколены на военных церемониалах и помпе дипломатических приемов, а жить и работать им пришлось в век крушения всех прежних не только идеалов, но также правил и этикетов. К примеру, ведение войны в традициях XIX века – то есть с лобовыми атаками пехоты и активным применением кавалерии – превратило поля сражений Первой мировой войны в бойни и стерло с лица земли целое поколение молодых людей обеих воюющих сторон. Недаром так эту войну и воспринимали писатели разных стран – Хемингуэй в «Прощай, оружие!» и Ремарк в «На западном фронте без перемен».

Но одно литература, а другое – история. К примеру, маршал Дуглас Хейг, слывший блестящим игроком в поло и великим полководцем – последнюю репутацию он заработал, служа на далеких аванпостах Британской империи, – послал английских солдат на верную смерть во Францию только потому, что следовал устарелой военной доктрине. Представьте, британский маршал, оказывается, полагал, что роль кавалерии с каждой войной будет расширяться, что артиллерия эффективна только против новобранцев и что винтовки предпочтительнее пулеметов. У высшего немецкого командования были все основания считать, что британские солдаты сражаются, как львы, предводительствуемые ослом. Другой американский историк, Ален Кларк, так и назвал свою книгу о военных руководителях Великобритании – «Ослы». Грубовато, но учитывая то, с какой легкостью британские – и не только британские – полководцы превращали своих сограждан в пушечное мясо, исторически оправдано.

И вот что любопытно. Хотя всю жизнь Дуглас Хейг вел подробный дневник, он стыдливо обходит молчанием свою роль в Первой мировой войне. Он бы мог повторить вослед римскому всаднику Лаберию: «Я жил на день дольше, чем мне следовало жить». В самом деле, если бы не военный позор 1915 года, маршал Дуглас Хейг умер бы прославленным полководцем.

Тем более относится это к генералу Петену, знаменитому герою Вердена, сумевшему отбить атаку немцев в районе этого французского города, но спустя четверть века вступившему в активное сотрудничество с бывшим врагом, несмотря на то что в это время Германией управляли нацисты. «Если мы оставим Францию, мы ее потеряем навсегда», – говорил руководитель режима Виши в свое оправдание. Человек XIX века, он вообще обожал громкие и эффектные фразы. «Маршал Франции не просит пощады», – заявил он о себе в третьем лице на суде, который приговорил его к смерти. Но и смягчивший ему наказание генерал де Голль тоже любил щеголять словами. «Франция и я…» – было любимым его присловьем. Его, конечно, нельзя сравнивать с Петеном, но и он несколько снизил свой образ «спасителя отечества», придя второй раз к власти в конце 50-х годов и не сумев справиться ни с кризисом французской империи, ни даже со студенческими беспорядками, которые взял фоном для своего аполитичного порнофильма «Мечтатели» политизированный Бертолуччи.

Смерть империй сопровождается погребальным звоном идеям, их породившим. Имперские претензии, уместные в XIX веке, уже в ХХ (а тем более теперь) выглядят старомодными и кончаются поражением и позором для их незадачливых адептов. Иными словами, за старомодной жестикуляцией обнаруживается старомодная идеология. Того же Энтони Идена взять. Галантный офицер в Первую мировую войну и человек высоких принципов в канун Второй, когда он ушел с поста в министерстве иностранных дел, чтобы не участвовать в позорном Мюнхенском соглашении и не ублажать Гитлера. Однако верный имперской философии – а время империй было на исходе – Иден, уже будучи премьер-министром, вверг свою страну в Суэцкую авантюру 56-го года, когда Великобритания и Франция, с помощью Израиля, пытались сохранить контроль над каналом.

Трагикомический пример несоответствия политической жестикуляции и окрестной реальности – судьба и карьера Вальтера Ратенау, хотя с психологической точки зрения это также и история неразделенной любви. Один из самых блестящих говорунов и один из самых богатых людей своего времени, Ратенау был беззаветно предан традиционным немецким идеалам, он буквально молился на Германию и немцев. В его речах то и дело мелькали Зигфрид, немецкая прямота, германская мощь, нордические боги, «этот изумительный светловолосый народ, каждое движение которого становится победой» – чем не предтеча нацистской пропаганды? В качестве финансиста, промышленника и политического деятеля Ратенау был одним из создателей германской военной машины и даже вынашивал планы захвата России. Однако немецкие националисты относились к нему резко отрицательно. «Если этот человек нам помогает, это скандал и позор», – сказал о нем один из офицеров Генштаба. Все дело в том, что этот адепт германского империализма был евреем, за что и был в конце концов в 1922 году убит террористами из националистической организации «Консул».

Надо сказать, что в трезвой и прагматичной Америке отношение к политической жестикуляции и стоящей за ней высокомерной философии скорее насмешливое. По крайней мере, у журналистов и историков. Особенно после Вьетнамской войны. Одна из самых популярных здесь книг – «Марш Глупости» покойной Барбары Такман: в ней досталось многим политикам за красивые слова, которые дорого обошлись их согражданам. Сейчас, в разгар предвыборных баталий в США, история становится злобой дня и преподает нам наглядные уроки. И дело даже не в том, что время великих людей прошло, а скорее в том, что установка на величие к добру не приводит. И теперь это очевиднее, чем во времена Александра Македонского либо Наполеона.

 

Владимир Соловьев. 2016 в ожидании нового президента: казус Трампа

 

Дональд & Крис: политический детектив Немезида для Биллари Клинтон?

 

Bombshell!

Уж сколько живу в Америке – дольше, чем в России! – и слежу за здешними предвыборными баталиями профессионально, анализируя новостную текучку в статьях и книгах, а вот не припомню такого накала страстей, таких явных политических сюрпризов и коленцев и тайных закулисных и подковерных интриг, как в этом году! Сводки с избирательных полей сражения не сходят с первых газетных полос, а по ящику идут в сенсационной рубрике «Breaking News». Выборы – один из главных видов американского спорта, типа бейсбола и футбола, а по длительности затмевает любой из них: многомесячный марафон! Случись сейчас падение метеорита на землю или начнись Третья мировая война, боюсь, это пройдет здесь у нас незамеченным. Шутка.

Однако особенности национальных выборов, которые, оставаясь в конституционных рамках, в этом году зашкаливают в перехлест не токмо политкорректности, но и всех и всяческих приличий. Вестимо, благодаря Дональду Трампу, политическому хулигану и скандалисту, эгоцентрику и эксцентрику, фрику и трикстеру. Куда дальше, если он оказывает даже стилевое влияние на нынешние президентские кампании обеих партий без разницы. Ну, к примеру, Трамп припечатал своего соперника Марка Рубио, что тот все время потеет и, чуть что, хватается за бутылку – так труслив, но Марко не остался в долгу и отпарировал, что Дональд описался прямо на трибуне во время дебатов. Да, полемика спустилась ниже пояса. Я уже приводил шокирующую реплику черного рэпера Киллера Майка: «Наличие матки – это еще недостаточная квалификация для того, чтобы стать президентом Соединенных Штатов!» – это в ответ на гендерную демагогию Хиллари Клинтон. По форме, может, и грубо, но по сути верно.

А какое слово сейчас в каждодневном ходу у репортеров и комментаторов в связи с этим предвыборным внутрипартийным гоном? Bombshell! Что ни новость, то бомба, гром среди ясного неба. И конечно, главная сенсация – первичные выборы по штатам с главным даже не победителем, а триумфатором на римский манер – Дональдом Трампом. Вот именно: «Впереди планеты всей». В свою триумфальную колесницу он теперь по праву должен взять нью-джерсийского губернатора Криса Кристи, который немало этому триумфу поспособствовал, благословив его на царство в самый канун супервторника 1 марта. Endorsement называется это на туземном наречии.

Что еще в этой истории замечательно – я имею в виду с точки зрения сюжетного драйва, – что аккурат накануне Митт Ромни – читатель еще помнит имя этого неудачливого республиканского претендента на президентский пост? – заявил, что публикация Трампом своих налоговых ведомостей будет bombshell. Понять это реваншистское заявление можно: оба-два, Трамп и Ромни, бизнесмены и богачи, выдвинулись в политику, но один потерпел в итоге неудачу, а другой идет напролом, сметая на своем пути все препятствия.

Бомба, однако, взорвалась на следующий день совсем по другой причине: инсургент, аутсайдер, человек со стороны, антисистемный Дональд Трамп получил неожиданную поддержку одного из именитых представителей республиканского истеблишмента. Что послужило Трампу своего рода допингом перед супервторником, а для Криса Кристи открылись кой-какие – и немалые! – карьерные перспективы в случае номинации, а тем более избрания Дональда Трампа президентом. Меня, однако, интересует сейчас другое – побудительные мотивы Криса Кристи, который сам только что не по своей воле сошел с президентской дистанции. Здесь не просто интриги, а большая, разветвленная, запутанная интрига. Вот о ней и поговорим.

 

Бельмо на глазу

«Нью-Йорк таймс» посвятила редакционную статью этому неожиданному союзу сердец, назвав его bully bromance. Имея за спиной опыт введения мемов в русский язык, типа маверик или кудос, я обрадовался новой возможности порадовать читателя, но, увы, опоздал, найдя это слово уже загугленным кириллицей: броманс – тесные несексуальные отношения между двумя или более представителями мужеского пола, форма гомосоциальной близости. Союз сердец, так сказать. И этимология: bro (brother) & romance. Однако больше всего меня поразило в этой официозной статье, что в ней ни слова о причинах поддержки Дональда Трампа нью-джерсийским губернатором, хотя он сказал прямо, недвусмысленно, без обиняков: у Дональда Трампа самый что ни на есть реальный шанс победить Хиллари Клинтон. Что же такое – для «Нью-Йорк таймс» Хиллари стала неприкасаемой?

Чтобы на такой смелый ход у Кристи были одни только идеологические, партийные причины, как у республиканца? Ну конечно нет! Была еще застарелая обида на Клинтонов, а психология меня, как писателя, всегда цепляла больше, чем политика. Изнанка, подоплека, я знаю? Типа: русская революция – месть Ленина за казненного старшего брата. Хотя, конечно, не только. Но и месть, скажу вам, святое дело: око за око и проч.

Нынешний сезон борьбы за Белый дом начался задолго до официальной гонки – как минимум больше двух лет назад. Фаворитом у демократов уже тогда была Хиллари Клинтон, а Крис Кристи засветился как один из наиболее вероятных кандидатов у республиканцев. То есть был бельмом на глазу как у партийного клира Демпартии, так и лично у Биллари Клинтон, как совместно кличут эту политическую парочку.

Судите сами. Простое для запоминания имя, выразительное лицо и незабываемая фигура не просто мелькали, а примелькались так, что иные даже упрекали губернатора, что он загодя начал свою предвыборную президентскую кампанию 2016 года. В самом деле, какая раскрутка впрок! Что ни случись окрест, именно Крис Кристи был политическим бенефициантом! Будь то ключевая речь на республиканском съезде, где он, нарушая все правила партийного этикета, говорил больше о себе, чем о Митте Ромни, или (даже!) ураган «Санди», в борьбе с последствиями которого он принял деятельное участие, выдвигали его на передний план в новостях и сделали общенациональной фигурой. А что, нет худа без добра! Чем не реклама, когда Кристи шествовал на фоне руин с наехавшим по случаю этого природного катаклизма Бараком Обамой и даже произнес кудос в честь президента-демократа за оказанную поддержку, а тогдашнего республиканского спикера, наоборот, разнес в пух и прах за то, что Конгресс задерживает помощь пострадавшим от урагана. Тем самым доказав свою надпартийную, поверх барьеров, независимость, а идеологически он и вовсе весьма умеренный республиканец.

Куда дальше, Крис Кристи заручился неожиданной поддержкой основателя Facebook Марка Цукерберга. А неожиданной, потому что Силиконовая долина, где сосредоточены высокотехнологические компании, как и соседний Голливуд, настроена больше продемократически. Поддержка этого самого молодого миллиардера-филантропа означала не только, скажем, прием в пользу Кристи, который устроил у себя в Пало-Альто Марк Цукерберг ($3,8 тысячи с носа), но и новые коммуникационные ресурсы и пиарные возможности, которыми обладает эта супер-пупер-популярная социальная сеть. Не говоря уже о том, что сама дружба с Марком Цукербергом, кумиром молодежи, значила для Криса Кристи завоевание молодого электората, который обычно настроен против консервативных республиканцев. Не эта ли поддержка явилась последней каплей кой для кого из «ослиной» партии? В ход был пущен, я бы сказал, запретный прием. Вот тут-то и начинается детектив!

 

Смерть в Белом доме?

Как известно, губернатор Нью-Джерси – человек весьма тучный. Ну, наподобие известного сыщика Ниро Вульфа, которому приходилось заказывать специальную мебель. Или, скажем, как Гаргантюа и Пантагрюэль. На эту весовую тему нью-джерсийского губернатора не зубоскалил только ленивый. Именно в связи с президентскими шансами Криса Кристи. Что, мол, если его изберут президентом, в Белом доме придется прорубать новые двери и менять всю обстановку под стать габаритам Криса Кристи. Хотя смеяться грех – такой толстый он не из-за обжорства, а по болезни. По этой медицинской причине некоторые либеральные критики популярного губернатора и вероятного кандидата в президенты ставили под сомнение его способность управлять страной, хотя сам Кристи обшучивал свой избыточный вес. «Я самый здоровый толстый мужик, которого вы когда-либо видели в своей жизни», – заявил он во всеуслышание. Да и такая авторитетная медицинская организация, как «The Obesity Society», назвала подобные сомнения в дееспособности Криса Кристи неверными, необоснованными и несправедливыми.

Дело с концом, да? Как бы не так! Как гром среди ясного неба последовало врачебное заключение: если Крис Кристи решит баллотироваться в президенты в 2016 году, его может хватить удар либо с ним случится инфаркт, а то и вовсе загнется в офисе. Заявление это исходило от доктора Конни Мариано из Аризоны. «Не иначе как она медицинский гений, если ставит диагноз на расстоянии 2400 миль, ни разу меня не видя и не зная истории моей болезни», – отшутился тогда губернатор. Вот что любопытно, однако: означенный доктор, поставившая Крису Кристи заочный диагноз с летальным исходом, пользовала Билла Клинтона и его супругу как личный врач и даже возглавляла при них белодомовскую медицинскую команду. Случайное совпадение? Но именно из таких вот случайностей и складывается закономерность. В самом деле, если президентские амбиции Хиллари материализуются, не прихватит ли она с собой в Белый дом и врачиху-подругу-предсказательницу? А что, услуга за услугу. Такой вот был тогда расклад, пусть и с конспирологическим уклоном.

 

Заглядывая вперед

Тут, однако, разразился скандал по имени BridgeGate, и надоба в подобной медицинской дискредитации Криса Кристи вроде бы отпала. Политическая не просто карьера, а бери выше – судьба Криса Кристи зависла в воздухе, между небом и землей, как гроб Магометов. Его ретивые субординаты перекрыли не только самый загруженный в мире мост Джорджа Вашингтона в отместку мэру-демократу Форта Ли, но и дорогу своему боссу в Белый дом. Вот уж точно, не было счастья, да несчастье помогло. По крайней мере, так обстояли дела с демократической точки зрения: главное препятствие на пути Хиллари Клинтон в Белый дом было устранено. Однако человек предполагает, а Бог располагает. Или на нынешний лад: Бог долго смеялся, подслушав планы человека на будущее. В самом деле, кто мог тогда предполагать, что на политической сцене в обеих партиях появятся аутсайдеры-инсургенты – социалист Берни Сандерс и капиталист Дональд Трамп, а ребята из ФБР начнут расследование служебной переписки б. госсекретаря, отправленной с домашней почты и не защищенной от хакеров, хотя там содержалась совершенно секретная информация.

Когда я впервые услышал о BridgeGate, то грешным делом подумал: не подстава ли? Эдакая провокация со стороны демократов – уж слишком этот скандал им на руку? Все-таки вряд ли. Увы, никто не может повредить человеку больше, чем он сам себе. Если Крис Кристи был осведомлен об уголовных проделках своих нижестоящих, то ему как политику хана и капут. Но даже если он о них не знал, то по-любому несет моральную ответственность за их действия, как губернатор штата, и его президентские шансы под большим вопросом. Так и оказалось, когда его президентская кампания сдулась в этом году на самом старте.

Что вовсе не означает конца его служебной карьеры и политической судьбы. Внезапный его тактический ход с поддержкой Дональда Трампа, чем бы он ни мотивировался, личными или принципиальными причинами, а скорее всего в совокупности, в карьерном плане в случае победы его друга на номинационном конвенте, а потом – как знать! – на всеобщих выборах открывает перед Крисом Кристи весьма заманчивые перспективы. Вице-президент? Этому, правда, может помешать, что они оба из соседних штатов. Зато на должность министра губернатор потянет вполне. Скажем, министром транспорта или труда. Так что, как ни называй его шахматную трехходовку с поддержкой кандидатуры нью-йоркского миллиардера – «страшной местью» Клинтонам или дружеской услугой Трампу, а заодно и республиканской партии в не такой уж дальней перспективе президентских выборов, – в ней проглядывает заодно и амбициозный карьерный умысел: взять реванш за поражение в борьбе за Белый дом.

Крис Кристи в роли Немезиды для Биллари Клинтон?

 

В стане демократов: заводная кукла и пассионарий

Выносим за скобки «шпионский» скандал, который предшествовал дебатам кандидатов от Демпартии в ньюгемпширском колледже Сент-Анселм, что его обмусоливать? Тем более ему был посвящен первый же вопрос: Берни Сандерс с ходу извинился перед Хиллари Клинтон за своих не в меру ретивых коммандос, и Хиллари милостиво приняла эти извинения. Еще неизвестно, кому из двух кандидатов этот скандал больше на руку. По закону обратного эффекта, скорее всего, Берни, потому как кой-кто верит в конспирологическую теорию, что аппаратчики Демпартии во главе с ее генсеком Дебби Вассерман-Шульц, сделав ставку на Клинтониху, разыграли этот скандал, как по нотам, накануне дебатов, дабы нейтрализовать Берни Сандерса. По-любому, не Уотергейт, а шпионство сейчас в моде: шпионят все за всеми – не только за врагами, противниками, конкурентами, но и за партнерами, соратниками, друзьями: все знают все про все обо всех, за исключением разве обманутых мужей, которые узнают последними (если узнают). Шутка для разгона.

Выносим за скобки заодно и бывшего мерилендского губернатора Мартина О’Мэлли, который пристроился к нашей парочке, – хороший парень, и язык подвешен хорошо, но ему не светит призовое место в гонке демократов, а потому – третий лишний.

Без Трампа на этих дебатах не обошлось: единственный из республиканских кандидатов, кого все три демкандидата поминали всуе, пусть и недобрым словом, наш нью-йоркский могул. Есть в Трампе некое бродильное начало, коли он внес оживление в предпрезидентские кампании не только в своей «слоновьей», но и в «ослиной» партии соперников: жить стало если не лучше, то уж точно веселее, как не говорил тов. Сталин. Я бы даже так сказал: если бы Трампа не было, его следовало выдумать (еще одна искореженная мною цитата). Что любопытно: судя по опросам, у Берни Сандерса лучшие шансы победить Трампинатора (от «терминатора»), чем у Хиллари Клинтон. Я знаю тому парадоксальную причину, но скажу о ней в самом конце. Терпение, читатель!

Сами эти несколько хаотичные дебаты всего лишь повод, чтобы поговорить о двух этих кандидатах в кандидаты. Во-первых, эти дебаты не первые и не последние; во-вторых, все-таки говорильня, переливание из пустого в порожнее, всего один только сюрприз; в-третьих, победитель дебатов совсем необязательно становится победителем на «съезде победителей», который состоится только через полгода. Тем более они были посвящены главным образом иностранным делам по причине террористических акций в Париже и у нас в Сан-Бернардино, а как известно по опыту предыдущих лет, во главу угла американский электорат ставит обычно домашние дела, к которым и пытался повернуть дискуссию Берни Сандерс – он в них дока, но не тут-то было! Ведущие анкормен Дэвид Мюир и спец по глобальным проблемам Марта Раддац, оба из Эй-би-си, умело возвращали дебаты в русло мировых проблем с учетом их неожиданной актуальности для американских телезрителей.

Собственно, именно по этой причине рейтинг Берни Сандерса резко снизился после терактов, а у Хиллари Клинтон, наоборот, пополз вверх, как у бывшего госсекретаря. Что лично мне несколько странно, потому что международная политика США в этот период – с 2009 по 2012 год включительно была не просто недальновидной, а провальной, за что несет ответственность, понятно, не она одна, но и наш президент.

Прежде всего, конечно, безоговорочная поддержка Бараком и Хиллари «арабской весны», которая привела к распаду и разгосударствлению ближневосточных стран, а образовавшийся там политический вакуум – свято место пусто не бывает! – был заполнен Исламским Государством (ИГИЛ), на котором и зациклилась сейчас американская иностранная политика, как прежде на Осаме бин Ладене. На последнее лично мне, как писателю и политологу, грех жаловаться: с отмашки самого крупного российского издательства ЭКСМО я наскоро собрал свои статьи, печатавшиеся в американских газетах, и, сцентрировав их вокруг этой зловещей фигуры, выпустил книгу под не скажу что очень оригинальным названием – «Осама бин Ладен. Террорист № 1». Книга имела коммерческий успех по причине злободневности темы и не в последнюю очередь потому, что читатели принимали ее автора за московского телеведущего Владимира Рудольфовича Соловьева. Нет худа без добра: хоть какой-то прок от этого моего тезки и однофамильца!

Нет, конечно, пророка в своем отечестве, кто спорит, но главное мое пророчество в конце этой книги сбывается один в один! Говорю об этом с превеликим сожалением – лучше бы я оказался не прав.

Так вот, на последних страницах той моей книги я с удивлением заметил, что ликование в Америке по поводу казни нашим спецназом главы Аль-Каиды не идет ни в какое сравнение с индифферентностью к его смерти среди исламистов: никакой особой скорби, никакого плача на реках вавилонских. И автор задавал сам себе вопрос: а не преувеличиваем ли мы значение этой казни? И сам на него отвечал:

«Не в одного Осаму бин Ладена все упирается. Перефразируя Декарта – в пересказе Паскаля, – можно сказать, что Осама бин Ладен дал щелчок современному исламскому мирозданию и привел его в движение, а сам стал без надобности, сохранив только символическое значение».

И далее я перечислял имевшиеся тогда в наличии исламистские террористические организации и предсказывал появление новых: «Увы, это не пирамида, а сеть. Тем хуже для нас: пирамиду можно уничтожить извне или изнутри, а сеть разбросана по всему миру и невидима».

Как в воду глядел! А не зациклены ли мы теперь на ИГИЛ, как прежде на Осаме бин Ладене? Об этом я думал, слушая дебаты демократов, как прежде дебаты республиканцев. Хоть в этом они совпадают! А теперь в подтверждение того моего предсказания и моей критики выводы британского Центра религии и геополитики. По крайней мере треть сирийских повстанческих группировок числом порядка 100 тысяч (!) джихадистов готовы прийти на смену игилам, если они будут разгромлены силами коалиции. Причем треть – это мягко, с академической осторожностью сказано. На самом деле, по подсчетам того же Центра, 60 % повстанческих отрядов придерживаются исламистской идеологии. Да и сами попытки отделить умеренную оппозицию от радикальной обречены на провал. Причем самыми опасными являются формирования, которые разделяют идеологию ИГИЛ, но пока что не выходят из тени. И окончательный вывод этого авторитетного, престижного Центра: «Запад рискует совершить стратегическую ошибку, если сосредоточится лишь на борьбе с ИГИЛ. Победа на поле боя не положит конец глобальному джихадизму. Мы не можем бомбить идеологию, хотя наша война именно идеологическая».

Как говорил древнеримский поэт Проперций, пусть и по другому поводу, со смертью не все кончается. Боюсь, мы наступаем на те же грабли, что с бин Ладеном и Аль-Каидой. А касаемо Хиллари Клинтон считаю, что мы не можем, не имеем морального права поручить будущее нашей страны человеку, который совершил столько роковых ошибок в прошлом, включая Бенгази. Вчера не должно стать завтра. История, повторяясь, превращает трагедию в фарс.

За Берни Сандерса не скажу, но два момента в его иностранной программе показались мне заслуживающими если не безоговорочного одобрения, то хотя бы внимания и обсуждения. Он настаивает на том, чтобы борьбу против исламских экстремистов вели умеренные мусульманские страны, такие как Саудовская Аравия и Кувейт, для которых ИГИЛ смертельная угроза, – у них для этого достаточно ресурсов, им и карты в руки. Это, конечно, с учетом трагического опыта ведения Америкой заокеанских войн – от Вьетнама до Афганистана. Не то чтобы ностальгический призыв к изоляционизму, но в самом деле зачем без большой на то надобы снова превращать американцев в пушечное мясо?

Вдобавок Берни Сандерс решительно выступает против возвращения Америки на мировую сцену в качестве международного жандарма. Напомню, что Берни Сандерс предупреждал о катастрофических последствия иракской авантюры Буша – Чейни с суфлерской подсказки стоявших тогда у/ при власти неоконов и весьма критически отреагировал на ливийскую военную кампанию. Нет, нет, отнюдь не пацифист, коли поддерживал бомбежки Югославии и голосовал за войну в Афганистане. В отсутствии патриотизма его не упрекнешь, но у него разумный патриотизм, а не бездумный.

Вот здесь обещанный парадокс: почему, судя по опросам, у «левака» Берни Сандерса больше шансов победить «правака» Трампа? Ну как крайности сходятся, так и в обратном смысле – единство противоположностей, или, поговорочно, нашла коса на камень. Электорату поднадоели центристы, он сыт ими по горло, ни рыба ни мясо, когда республиканца не отличить от демократа, настолько они умеренные: ну, скажем, Джеба Буша от Хиллари Клинтон разве что гендерно (шутка). Другое дело – ультра: они проветривают обе партии, устраивают в них сквознячок, а то воздух там порядком застоялся. Чем они оба – Трамп и Сандерс – мне нравятся, так это «лица необщим выраженьем», несхожим со своими однопартийцами, которые все на одно лицо (знаю, что преувеличиваю). Думаю, тем же они и симпатичны и другим избирателям. Оба – альбиносы, белые вороны в партийных рядах. Вот почему как республиканский, так и демократический истеблишмент ставит им палки в колеса (см. выше – да, я придерживаюсь-таки конспирологической теории в объяснении «шпионского» скандала накануне дебатов). Оба-два, Трамп и Сандерс, при всей противоположности взглядов одинаково темпераментны, зажигательны, искренни. Им веришь, потому что они сами верят в то, что говорят. Совсем другое дело – Хиллари да и многие республиканские системные кандидаты: говорят, как по писаному, причем писаному не ими самими, а их политтехнологами и речеписцами. Хиллари – та вообще заводная кукла. Не токмо темпераменты, но и характеры, индивидуальности у Дональда и Берни – яркие.

Смущает меня другое: возраст обоих демкандидатов, хоть я и не эйджист, да и сам в пожилом, мягко говоря, возрасте: Хиллари под семьдесят, а Берни за семьдесят. Даже не сам по себе возраст – были прецеденты: Рональд Рейган стал президентом в 70 лет и пробыл в Белом доме аж до семидесяти восьми. Скорее то, что за этими стариками не дует – вблизи нет претендентов хотя бы на десяток лет помоложе. И это после Барака Обамы, который стал президентом, считай, юношей, хотя за время пребывания в Белом доме спал с лица и сильно сдал. В этом отношении дела у республиканцев обстоят получше – там кадры посвежее. Хотя республиканскому фронтраннеру нашему Дональду Трампу – к семидесяти!

А вот что поразительно – 73-летний Берни Сандерс значительно обгоняет в популярности 68-летнюю Хиллари Клинтон в опросах продемократической молодежи: зашкаливает за 60 %! Думаю, не случайно. Помимо того, что он заражает своей пассионарностью. Она представляет прошлое, а он – будущее, пусть лично у него самого этого будущего в обрез и цейтнот жизненного времени. Она уже была у власти: не только в Госдепартаменте, но и в Белом доме – первая леди! Сколько можно! А увидеть снова там осипшего Билли Клинтона, да еще в качестве первой леди, и вовсе нонсенс. Не приведи Господь.

Вот почему один непредвиденный, сюрпризный эпизод в этих дебатах таки порадовал сердце автора, пусть всего лишь на несколько мгновений. После рекламной паузы мы увидели на подиуме Берни Сандерса и Мартина О’Мэлли, зато срединная кафедра, на удивление всех зрителей, некоторое время пустовала, пока наконец не появилась Хиллари Клинтон и извинилась за опоздание. Радость моя была преждевременной, но кой-какая символика в ее отсутствии проглядывала. Как говорил Гамлет, дальнейшее – молчание, а то читатель сочтет мою статью и вовсе хулиганской, но слово джентльмена – только по стилю, а не по сути. В отличие от Дональда Трампа, который откомментировал отсутствие Хиллари Клинтон в свойственной ему манере: известно где: «Куда она делась? Дискуссию пришлось начинать без нее. Я знаю, куда она ушла. Но это отвратительно, и я не хочу говорить об этом!» – с соответствующей гримасой отвращения. Артист!

 

Смена вех: снова о бумерах и милленниалах. От чего и от кого зависят президентские выборы?

 

Ну правда! Хоть построй вдобавок к Белому дому, рядышком на Пенсильвания-авеню, Черный дом. Так, помню, некорректно шутили восемь лет назад, когда Хиллари Клинтон и Барак Обама вусмерть сразились за номинацию от Демпартии. Еще помню книгу, которая так и называлась «Две нации», – о расколотой по расовому признаку Америке. Время от времени этот раскол дает о себе знать – когда судили черного О Джей Симпсона по обвинению в убийстве белой жены и ее белого дружка или каждый раз, когда от полицейской пули погибает черный подросток, заподозренный в преступлении. Мнения расходятся в зависимости от цвета кожи. Да и на двух предыдущих выборах с участием Барака Обамы голоса белых распределялись в зависимости от идеологических пристрастий, зато черные голосовали единым блоком за черного Барака Обаму, хотя генетически он черный только наполовину. А на этот раз и вовсе нонсенс: черные почти единодушно отдавали свои голоса на первичных выборах белой Хиллари Клинтон, тогда как белые в большинстве своем – Берни Сандерсу, который предсказуемо проиграл в южных штатах, где афроамериканцы в демократическом электорате доминируют. Недаром представитель команды Сандерса деликатно и политкорректно, но не без язвительности назвал Хиллари Клинтон «региональным политиком».

В этом, конечно, есть некий парадокс, потому как социалистические идеи о равенстве, а конкретно – о бесплатном обучении в колледжах и о минимальной зарплате $15 должны быть по идее черным еще ближе, чем белым, но не разобрались, голосуют по традиции и по инерции. Зато латинос сориентировались быстрее наших афроамериканцев и в большом числе голосуют за Сандерса. О белых демократах и говорить нечего – они горой за нашего Крысолова из Бруклина, независимо от образовательного уровня, классовой принадлежности, гендера и возраста.

 

Цифры и тенденции

Вот как раз возраст меня больше всего сейчас и интересует. Я даже не о молодежи, которая воспринимает Берни Сандерса культово как своего вождя и следует за его лозунгами в самом деле, как гамельнские детки за упомянутым Крысоловом. Но вот наугад еще одно процентное соотношение: в Неваде, например, избиратели, которым меньше сорока пяти, разделились следующим образом: за Хиллари – 21 %, за Сандерса – 76 %. Это в той самой Неваде, где Сандерс вступил в борьбу на полгода позже мадам Клинтон! Вот его собственное умозаключение по окончании невадских кокусов: «Пять недель назад у нас было отставание в 25 процентов, а в итоге оказались по результатам вплотную».

Эта тенденция стремительного роста сторонников у Берни Сандерса за счет оскудения электората у Хиллари Клинтон прослеживается по всей Америке: рейтинг нашего бывшего госсекретаря неуклонно падает, но у вермонтского сенатора проценты растут не соответственно, а двукратно: в последнее время Хиллари утратила 5 процентов своих сторонников, зато у Берни их стало на 10 процентов больше: за счет «болота» сомневавшихся прежде: 47 вместо прежних 37!

Все эти проценты я заимствую у правофланговой Fox, которую ну никак не заподозришь в симпатиях к социалисту с человеческим лицом. А самым поразительным оказался расклад мнений пусть по преждевременному, гипотетическому, но архиважному вопросу о ноябрьских выборах, если республиканцы номинируют на своем июльском съезде Дональда Трампа: с Хиллари Клинтон они идут почти вровень, всего 5 процентов в ее пользу, зато Берни Сандерс запросто побеждает Трампа с разгромным счетом 53:38! Даже в случае появления третьего кандидата (предположительно Майкла Блумберга) у Сандерса значительно больше шансов одолеть Трампа, а с Хиллари Клинтон они идут ноздря к ноздре (у самого Блумберга плюс-минус 15 процентов). Другими словами, Сандерс – единственное более-менее надежное препятствие на пути Трампа в Белый дом.

Да, идеи овладевают массами, хоть и не сразу. Я сейчас о демократах, точнее, о черном сегменте электората. Бруклинско-вермонтский Крысолов начинал, считай, с нуля – с четырех всего процентов. Прогресс налицо – даром, что ли, он прогрессист! Время работает на Берни Сандерса, тенденция в его пользу, но успеют ли идеи овладеть демократическими массами до их номинационного конвента?

 

Один против двух: Берни Сандерс vs Биллари Клинтон

Боюсь, у читателя уже рябит в глазах от приведенных процентов – что ж, в самом деле пора перейти от статистики к идеям и концепциям, опираясь опять-таки на цифры и числа.

Два вывода напрашиваются сами собой и особых умственных усилий не потребуют. Хиллари и Берни обращаются к разным частям тела избирателей: она – к голове, а он – к сердцу. Какой зов сильнее, покажет время. Недалекое. Наберемся терпения. Ждать осталось недолго.

Зато второй вывод потребует немедленного рассмотрения: судя по их лозунгам, Хиллари Клинтон олицетворяет прошлое, тогда как Берни Сандерс – будущее. Она ссылается на свой опыт работы на вашингтонском олимпе – сначала в Белом доме (пусть и в церемониальной роли первой леди) и в госдепе, а потому ее набившие оскомину ссылки на Барака Обаму, на преемственность и на статус-кво вызывают обратный эффект. Для кого-то это все еще аргумент в ее пользу, но для других – совсем напротив: побывала у власти – пора и честь знать. Женская карта больше не срабатывает и не гальванизирует даже женский электорат (большинство демократок до 59 лет склоняется к кандидатуре Сандерса), а мужчин и подавно. К тому же Сандерс один против двух: Биллари Клинтон. Как когда-то – восемь лет назад – Барак Обама. А потому бывший президент, как участник кампании Хиллари, вызывает двоякое чувство: для одних он авторитет, а для других нафталин. Судя опять-таки по опросам, электорат подустал от обоих Клинтонов. Дословно: «52 percent of voters say they are tired of Clintons running for president». Как и от Бушей. К тому же у нас все-таки республика, на кой нам политические династии? Вот, к примеру, республиканский наследник Джеб Буш срезался и сошел с дистанции. Чем не прецедент?

Тем более знакомая ситуация: Барак Обама – Хиллари Клинтон. Правда, у Берни нет того обамовского недостатка, который при умелой им манипуляции превратился в достоинство: цвет кожи. Отчасти благодаря ему Барак и одолел Хиллари по всей Америке.

Подчеркиваю: отчасти. Главная причина триумфального шествия Обамы в том, что он обещал электорату изменения – напомню его революционные слоганы, его сдвоенную мантру «The Change We Need» & «Yes, We Can». Не один к одному, но напоминают популистские призывы к револю ции Берни Сандерса – «A Future To Believe In» & «A Political Revolution Is Coming». А уж кто из них больший левак – Обама тогда или Сандерс теперь, – читателю на размышление.

 

Поколенческая революция

Оба-два целенаправлены к будущему. А потому увлекли прежде всего молодых избирателей, и только потом уже – их родаков: «Tell your mama: “Vote for Obama!”». Вот тогда – в 2008 году – и возникло это поколенческое противопоставление: милленниалов – бебибумерам (или просто бумерам). Второй термин в разъяснении вряд ли нуждается, а милленниалы от millennium – тысячелетие. Милленниалы – это те, кто родился на рубеже тысячелетий, между 1982 и 2000 годами: старшим сейчас 34, младшим – 16, они еще не вошли в электоральный возраст. Одним словом, тысячелетники.

Позволю ссылку на самого себя – вот что я писал восемь лет назад, вкратце, суммарно.

Толчком для поколенческой, циклической смены послужило развитие коммуникационных технологий, прежде всего Интернета. Сходит со сцены пожилое поколение американцев, которые статистически не являются пользователями Интернета, да и равнодушные в большинстве своем к политике бумеры вошли в пенсионный возраст. В то время как милленниалы благодаря воспитанию и самовоспитанию имеют тенденцию к политической независимости, к самостоятельному, индивидуальному выбору, к отказу от традиционных ценностей. Вот почему большинство молодых избирателей-демократов голосовало в 2008 году за Барака Обаму, который угадал это стремление нового поколения к переменам и сдвигам, в противоположность Хиллари Клинтон.

Нечто подобное происходит и в этом високосном году с той только разницей, что на этот раз во главе милленниалов встал не сравнительно молодой кандидат, а септогенарий, которому через полгода стукнет три четверти века. Лично я нахожу в этом возрастном парадоксе некоторое утешение – значит, не все еще для меня потеряно, а я слегка помоложе Берни Сандерса. И вот что еще любопытно: никто из его нынешних соперников не посмеет пенять ему на почтенный возраст, коли все они из племени геронтократов: Дональду Трампу скоро будет семьдесят, а Хиллари Клигтон – шестьдесят девять. Еще один феномен президентской кампании этого года. Не последний.

И еще один абзац из той моей статьи в конспективном пересказе, но близко к оригиналу:

Смена политических ориентиров и приоритетов, связанная с появлением на сцене милленниалов-тысячелетников, в большей мере коснулась демократов, чем республиканцев, которые по определению консервативнее. Но и статистически демократы быстрее осваивают и используют новую технологию, чем республиканцы. Милленниалы более политизированы и полагаются на Интернет, включая мнение своих друзей и ровесников, выражаемое через электронную почту и социальную паутину. На смену аполитичной индивидуальной морали бебибумеров приходит мультилатеральная тенденция милленниалов, склонных к принятию быстрых и обговоренных решений. Для этого поколения, объединенного Интернетом, прежние острые социальные проблемы теряют свою эффективность, а идеологические разногласия уступают место успешному поверхбарьерному, надпартийному активизму. Большинство объединяется, вовлеченное в политический процесс, отрицая за меньшинством право устраняться от политики, как это происходило у бумеров.

Вот, наконец, проклюнулось хорошее русское слово для этих милленниалов-тысячелетников. Ну, конечно же сменовеховцы – вот кто они!

Статистики и поллстеры тщательно просчитывают электорат по стратам – этническим, религиозным, идеологическим, гендерным, возрастным и проч. А мне вот почему-то кажется, что важнее сколько процентов среди избирателей тех, кто голосует в этом году впервые. От этого будет во многом зависеть исход президентских выборов.

 

Берни Сандерс & Дональд Трамп: Скромное обаяние социализма и нескромное обаяние капитализма

 

Вилки нашлись, но осадок остался

Ну да, кто спорит – волна и камень, стихи и проза, лед и пламень не столь различны меж собой, как капиталист Дональд Трамп, типичный мистер Твистер, владелец заводов, газет, пароходов и много всего прочего, что и не снилось герою стихотворения Самуила Яковлевича, и социалист Берни Сандерс, прогрессист, почти пацифист, левак из леваков, левее его в сенате нет никого! Два кандидата в кандидаты в президенты от двух наших главных, а де-факто единственных партий. И дело тут не только в их разнопартийности – в конце концов, умеренные республиканцы и умеренные демократы часто не столь уж противоположны по взглядам. Взять, к примеру, демократку Хиллари Клинтон и республиканца Криса Кристи – можно и спутать ненароком, читая их программные заявления. Да и американские избиратели который год жалятся, что из-за этой идеологической схожести кандидатов от обеих партий выбор не так уж велик: отсутствие выбора на выборах. Тем более, оказавшись в Белом доме, новоиспеченный президент воленс-ноленс, примеряясь к действительности, вынужден отказаться от своих наиболее радикальных заявлений и обещаний, сдвигается к центру и действует сообразно обстоятельствам. Можно и так сказать, что в предвыборных публичных шоу и придя во власть, кандидаты от «ослиной» и «слоновьей» партий действуют, исходя из конъюнктурных соображений, да только предвыборная конъюнктура отличается от прагматической. А потому никаких упреков в их непостоянстве:

Чтоб жить, должны мы клятвы забывать, Которые торопимся давать.

Ну разве не идеальная формула для «до» и «после», пусть Шекспир имел в виду совсем другое? Да простит меня великий бард, что на этот его стих я ссылаюсь уже второй раз. Читателю впору выучить его наизусть.

В этом, однако, високосном году предвыборная картина самым радикальным образом изменилась именно благодаря вышеназванным фигурантам, двум аутсайдерам, которые неожиданно для партийных элит выдвинулись на авансцену, пойдя в обгон истеблишментным кандидатам. Берни Сандерс, тот вообще без году неделя в Демократической партии, примкнув к ней только в прошлом году, да и то вынужденно, нацелившись на Белый дом, и продолжая придерживаться своих социалистических идей. Оба-два – каждый в своей партии, Дональд Трамп у республиканцев и Берни Сандерс у демократов – по сути ультраисты как по взглядам, так и по стилю, а стиль – это человек, пусть и не всегда, но в данном случае, особенно в случае с тонкоголосым горлопаном и эгоцентричным эксцентриком Дональдом Трампом, уж точно! Он и очки, то бишь проценты, отбирает у своих сущих (Круз, Рубио) и, возможно, будущих (Хиллари Клинтон?) конкурентов, потому как, отбросив все приличия, а тем более постылую политкорректность, режет правду-матку про своих соперников, даже тогда, когда эта его «правда-матка» требует проверки и на поверку может оказаться не более чем вбросом компры, а то и дезы. Ну, скажем, сомнения в юридической правомочности Круза быть избранным в президенты из-за места его рождения (Калгари, Канада) либо коррупционные обвинения в адрес Клинтон. Даже если сомнения и обвинения отпадут, но толику скепсиса если не в душу, то в память избирателя они заронят. А то и не толику, коли возрос вдруг спор на тишотки с надписью «Hillary for Prison» – по звуковой аналогии с слоганом Hillary for President. Как в том анекдоте: вилки нашлись, но осадок остался.

 

Крысолов из Бруклина: от юности в кибуце до медового месяца в Ярославле и далее везде

В самом деле, как давно я живу в Америке, со времен худшего, на мой взгляд, президента Джимми Картера, а такого не припомню, хоть занимаюсь политоложеством на регулярной основе, публикуя в здешних, а теперь и в тамошних, через океан, изданиях свою аналитическую актуалку. Судите сами: борьба за Белый дом в самом разгаре, а среди фронтраннеров у республиканцев и демократов не системные кандидаты, выдвинутые и одобренные партократией, а по человеку со стороны. Два альбиноса. Две белые вороны. Оба – каждый сам по себе и, не сговариваясь, совместно – изменили правила игры. Недаром их здесь зовут game-changers. Притом что оба-два – полная противоположность друг другу. Один влево от политического мейнстрима – социалист скандинавского разлива Берни Сандерс, а другой совсем наоборот, вправо, – экстравагантный миллиардер-нарциссист Дональд Трамп. А так как с Трампом читатель уже знаком, то присмотримся к социалисту с человеческим лицом, который рвется в Белый дом, чтобы совершить революцию в Америке и повести ее к зияющим высотам.

Можно и так сказать, что каждый из них – что Трамп, что Сандерс – зеркало американской революции, которая норовит в этом году совершиться в Америке самым что ни на есть демократическим путем: посредством президентских выборов.

Есть ли у социалиста Берни Сандерса шанс? Кой-какой – да, коли своими пламенными речами этот пассионарий увлекает за собой американские массы, как когда-то Крысолов гамельнских деток. Нечто инфантильное в американах действительно есть. Еще Берни Сандерс напоминает русских революционеров, и не только из-за одноплеменного с ними происхождения. Только если те были из первого поколения местечковых «людей воздуха», то он из второго: родился в семье польских евреев-эмигрантов и до сих пор не избавился от бруклинского акцента. И то сказать, интернациональные идеи приглушили в нем национальные чувства. Несколько месяцев работы в кибуце никак не повлияли на его мировоззрение, да и поехал он туда не как религиозный иудей или убежденный сионист – ни в одном глазу ни того, ни другого, – но единственно, чтобы глянуть на социалистическое устройство. Как не сделал из него поклонника советской системы медовый месяц, проведенный со второй женой Джейн О’Мера в Ярославле, побратиме вермонтского города Берлингтона, где Берни был трижды избран мэром и, по версии престижного журнала «U.S. News & World Report», числился одним из лучших американских мэров.

В самом Вермонте у него до сих пор легендарный статус фольклорного героя – заступника простых людей и глашатая социального равенства. Вермонт несколько раз из бирал его конгрессменом, а потом и сенатором – как независимого депутата с социалистическим уклоном. В Демпартию он вступил только в прошлом году, да то вынужденно, поневоле, нацелившись на Белый дом и продолжая придерживаться своих социалистических идей.

Поначалу в партийных верхах никто не воспринимал его кандидатуру всерьез, тем более был надежный и апробированный кандидат – Хиллари Клинтон, а она уже побывала в Белом доме два полных срока, пусть и в церемониальной роли первой леди, а потом еще целый четырехлетний срок в администрации Обамы на посту госсекретаря. На этот опыт она и ее сторонники и ссылаются как на главный плюс в ее биографии, но ее противники во главе с Берни Сандерсом ставят ей это, наоборот, в минус, потому как само понятие «Вашингтон» – не как топографическое, а как политическое понятие – представляет теперь для большинства американского электората, независимо от партийной принадлежности, негатив. Даже ее главный козырь – муж Билли Клинтон, бывший президент, который активно участвует в ее кампании, – из предполагаемого преимущества превратился в явный недостаток: во-первых, как спекуляция, во-вторых, как анахронизм и нафталин, в-третьих, наконец, у нас тут все-таки республика, и династии нам не так чтобы позарез.

Дежавю! Так уже было восемь лет назад, когда эта парочка боролась с Бараком Обамой – и проиграла.

 

Вызов политическому мейнстриму

Оба человека со стороны – республиканец бизнесмен Дональд Трамп и без году неделя демократ, не скрывающий своих социалистических взглядов, Берни Сандерс – выигрывают от того, что не входили в вашингтонскую власть и за ними не тянется шлейф ее неизбежных ошибок. Их популярность – в том числе от противного и отражает разочарование электоральных масс в правящих верхушках обеих партий: в сенаторах, конгрессменах, белодомовцах, президентов включая. Вот-вот, низы не хотят, а верхи не могут. Своего рода низовая аллергия, если хотите, на верхи. Нет, не на политиков, а на политиканов. А наши герои, пусть кой-кому они и кажутся антигероями, отдадим им должное, не политиканствуют. Они отстаивают свое право говорить то, что думают, и думать то, что говорят, пусть их мысли и слова противоречат общепринятым взглядам (Сандерс) либо самой политкорректности (Трамп). Оба бросают вызов политическому мейнстриму Америки.

В демократической паре б. первая леди и б. топ-дипломат Хиллари Клинтон олицетворяет прошлое, тогда как социалист Берни Сандерс своими революционными слоганами взывает к будущему. Они взывают в разным частям тела: она – к разуму, он – к сердцу. Какой зов сильнее? Пока что 74-летний Берни Сандерс вернул интерес к политике у молодежи, коей он является безусловным вожаком и кумиром. На первых кокусах и праймериз они голосовали за него почти поголовно. Для сравнения: уж на что был популярен у молодежи Барак Обама восемь лет назад и обогнал среди молодых избирателей (18–29 лет) на первичных выборах в Нью-Гемпшире ту же самую Хиллари Клинтон на 43 %, то Берни Сандерс в том же «гранитном штате» побил все рекорды и в той же возрастной категории выиграл со счетом 92 к 8! Впрочем, и синие воротнички, работяги, трудовая Америка, независимо от возраста, в большинстве своем за Сандерса. Даже женщин, которые по определению должны были голосовать за гипотетическую первую женщину-президента, сумел уболтать этот септогенарий из породы пламенных революционеров, и они переметнулись на его сторону: молодые, до тридцати, тотально, но и после тридцати – больше половины за него, и только старше шестидесяти одного года, то есть в возрасте самой Хиллари Клинтон, сохранили ей верность. В целом по штату у него не просто победа, а триумф с обгоном в двузначное число.

Дальше дело пошло хуже, когда в южных штатах был задействован черный электорат, с которым Берни Сандерс не нашел общего языка, хотя им сам бог велел голосовать за него как за адепта социального равенства.

 

Идеалист или утопист?

Стилистически, казалось бы, Берни Сандерс полная противоположность Дональду Трампу: скромное обаяние социализма – и нескромное обаяние капитализма. В отличие от Трампа, Сандерс старается, елико возможно, избегать выпадов против кого бы то ни было, а тем более полива своей конкурентши по Демпартии, предпочитая не спорить с другими, а излагать свое политическое кредо, никак не задевая Хиллари Клинтон лично. Он не опускается до критиканства, да и стиль у него не напористый и не пробивной. По принципу: спорят не с лицами, а с мнениями. Хороший оратор, но никак не ритор: чужд любой риторики. Больше того, даже его сторонники ставят ему в упрек, что он не умеет целоваться и обниматься с избирателями, то есть чурается испытанных популистских приемов. Стиль внешне спокойный, холодный, отстраненный, зато чувствуется, как изнутри его сжигает страсть проповедника, апостола новой веры. Такое даже ощущение, что ему главное не убедить аудиторию, а четко изложить свое идеологическое – скорее, чем политическое – кредо, настолько оно ему самому кажется убедительным, что без нужды прибегать к политологическим трюкам. Судить об этом можно даже по тем же дебатам в стане демократов: Берни сохранял олимпийское спокойствие, хотя пассионарности ему не занимать, но внутренней, нутряной, без наигранного пафоса, тогда как Хиллари, совсем наоборот, выглядела усталой, растерянной, несосредоточенной, нервничала и суетилась, что и понятно: «Clinton campaign underestimated Sanders», цитирую воскресную «Нью-Йорк таймс», которая вышла аккурат до этих дебатов. Аты-баты, шли дебаты…

Однако именно на такого рода дебатах обнаруживается, поверх идеологических барьеров, сходство между двумя этими ультра с противоположными знаками – Берни Сандерсом и Дональдом Трампом. Оба не только говорят, что думают, но говорят синхронно, одновременно с думанием. Нет, конечно, у них тоже есть домашние заготовки, но все-таки – в отличие от других – говорят не по писаному, а импровизируя в зависимости от момента. У обоих в этом отношении солидный опыт: социалист Берни Сандерс отточил свое ораторское мастерство на митингах единомышленников, а Дональд Трамп – в своих реалити-шоу, типа «Кандидата», где он не только продюсер, но и ведущий. Вот чем оба подкупают аудиторию – абсолютной искренностью высказываний. Тогда как другие говорят именно по писаному, причем писаному не ими, а их политтехнологами, а ими заученному наизусть – не хватает только суфлерской будки, как на театре. Особенно для Хиллари Клинтон, которая говорит по шпаргалке и даже заранее заготовленные шутки считывает с бумажки.

Что я, даром что ли, вспомнил, слушая ее, заводную куклу Олимпию из оффенбаховых «Сказок Гофмана»? На воскресных дебатах схлестнулись живой, импульсивный, страстный человек с bionic woman. Биобаба, да? Как говорил Мандельштам в «Четвертой прозе»: «Я один работаю с голоса, а вокруг густопсовая сволочь пишет». Прошу только эту метафору не понимать буквально. А в нашем случае не один, а сразу оба-два работают с голоса – Трамп и Сандерс.

Каждый из них в семье своей родной – в своей партии – кажется мальчиком чужим, потому что как республиканская, так и демократическая партократия их не признают и ставят им палки в колеса: за мелкую, случайную провинность команду Сандерса отключили на несколько часов от информационно-кислородной подушки, а сама фигура Трампа вызвала не просто переполох, а раскол в верхах его партии. Можно и так сказать, учитывая растущую популярность обоих: они – низовые кандидаты, народные избранники, а не ставленники партийных элит. За них горой синие воротнички, работяги, простые люди Америки, а за Сандерса еще и молодежь, студенческая – тотально.

Причина последнего: Берни за бесплатное высшее образование – за счет налогообложения трансакций банков. Очень конкретен в своих посулах: идеалист, но не прожектер, не утопист, не Дон Кихот. Ну и само собой, Берни Сандерс – принципиальный и последовательный защитник защитника интересов рабочего – и среднего – класса от корпораций и Уолл-стрит, против социального, трудового и гражданского неравенства.

На дебатах он весьма энергично и, я бы даже сказал, агрессивно обрушился на Уолл-стрит в целом, в частности на «Голдман Сакс», назвав нескольких казначеев и госсекретарей, включая Хиллари Клинтон, назначенцами Фирмы, как именуют этот финансовый конгломерат в Америке. Мало того что Фирма вложила многомиллионные пожертвования в кампанию Хиллари Клинтон, но еще заплатила ей 675 тысяч за три лекции для своих сотрудников, а на просьбу представить транскрипт этих рекордно дорогостоящих речей Хиллари Клинтон так и не дала согласие. Другими словами, Берни Сандерс обвинил влиятельных министров – включая Хиллари Клинтон – в том, что они берут скрытые взятки, а за это, войдя во власть, защищают интересы корпораций и толстосумов.

Именно Берни Сандерс задал энергетический и полемический тон дебатам и выиграл их, судя по отзывам и опросам. Само собой, Уолл-стрит – его конек, «одна, но пламенная страсть», его диатрибы против политического всесилия этого мирового финансового спрута находят поддержку электората.

Будучи человеком принципиальным, он сам отказался от финансирования своей кампании корпорациями, дабы исключить всякую зависимость от контрибьюторов и лоббистов. Откуда у него тогда деньги на свою кампанию? Исключительно из частных пожертвований от единичных избирателей. Не прогадал: собирает «по рублику», точнее по $27 с носа, – и набегает. Деньги текут рекой в его кампанию, и он опережает других претендентов. Вот пример. «Голдман Сакс» пожертвовал в кампанию Хиллари Клинтон пять миллионов долларов с копейками, а миллиардер-филантроп Джордж Сорос еще больше – шесть миллионов. Бешеные эти деньги наш герой легко нейтрализует с помощью индивидуальных контрибуций: за одни сутки в среднем по три с половиной миллиона долларов. Даже в финансовом вопросе за ним никому не угнаться. «Вот что значит политическая революция!» – гордо заявляет Берни Сандерс. Что ж, у него есть все основания для гордости.

Словно бы отвечая на мантру Дональда Трампа сделать Америку великой, Берни Сандерс решительно против снова навязываемого Америке амплуа международного жандарма. Я толкую этот пункт его политической концепции расширительно, а не только в военном плане. Скажем, навязчивая идея Америки с экспортом демократии, которая вовсе не позарез мусульманским странам, а совсем даже наоборот. Я уж не говорю, что Ливия при полковнике Каддафи или Ирак при Саддаме Хусейне были куда более стабильными образованиями, чем ныне, и никаких алькаид и игилов там в помине не было. Здесь, кстати – и не только здесь – оба наших героя сходятся: Трамп осуждает войну против Саддама Хусейна и убийство полковника Каддафи.

Опускаю наскоки в адрес Берни Сандерса, что он чересчур левых взглядов. Ну, во-первых, ничуть не левее Барака Обамы, когда тот был избран президентом, а Белый дом кому угодно бока обломает – в смысле сдвинет к центру: что левшу Обаму, что правшу Рейгана. Во-вторых, левизна Берни Сандерса больше в домашних делах, типа бесплатного обучения в колледжах, чтобы у всех американцев было образование. И наконец, в-третьих, лично я уже доказал читателям, что сужу о президентских кандидатах поверх идеологических барьеров, вполне приязненно относясь к Дональду Трампу, а уж тот правее папы Римского – дальше некуда!

 

Политик без политических взглядов

Так какие политические взгляды у Трампа? Я бы сказал, весьма неопределенные, смутные, никакие. Ну в самом деле, не считать же взглядом его призыв сделать Америку снова великой. У него таких лозунгов, приколов и прочей экстраваганзы немерено: что говорить, за красным словцом в карман не полезет. Либо по обстоятельствам: после вспышки террористических актов выступил за временный запрет мусульманской иммиграции в США. У него не политические взгляды, а политические амбиции. Трамп – не столько политик, сколько репликант, импровизатор, шоумен, хулиган, скандалист, насмешник и пересмешник, зубоскал и скалозуб. Ему на данный момент не до позитивной программы, когда он ведет негативную кампанию на несколько фронтов против своих соперников в обеих партиях. Он уже сказал, что предпочел бы иметь дело с Берни Сандерсом как с достойным противником, но только не с Хиллари Клинтон, хотя у Сандерса по опросам лучшие, чем у Клинтон, шансы победить Трампа: 59 %: 34 % (Эн-би-си). А в позитиве у Трампа общие места, зато выраженные лапидарно и броско. И он, конечно, за работяг, но не за лентяев, а за трудоголиков, как он сам: «Даже когда я играю в гольф, я делаю бизнес».

Если Берни Сандерс политик-маверик, то Дональд Трамп – пусть и маверик, но не политик вовсе: пока что. Как шварцевский герой, он только учится, но не на волшебника, а на политика.

Несмотря на всю идеологическую, психологическую и поведенческую разноту, Трамп & Сандерс схожи в любви к ним электората, как сходятся параллельные линии в постэвклидовом пространстве. К тому же земляки – оба по рождению ньюйоркцы: Берни Сандерс из Бруклина, а Дональд Трамп из Куинса. Это дополнительная причина, почему я, пусть и не по рождению, а натурализованный нью-йоркец, отношусь к обоим если не с симпатией, то с живым интересом. Хотя главные причины в другом – см. вышеизложенное. В чем-то коренном, психологическом, тайном, на самом душевном донышке, в подполье и подсознанке они, конечно, антиподы. У обоих было трудное детство, хотя у Дональда – богатое, а у Берни – бедное. Разве в этом дело? Берни удалось превратить свои душевные травмы в востребованные электоратом социалистические принципы, тогда как непреодоленные подростковые травмы Дональда проросли в комплексы. См. главу о его тараканах в начале этой книги – в психоаналиттическом портрете Дональда Трампа.

А каковы у обоих шансы быть номинированными в кандидаты в президенты, откуда мне знать? Зато вот что я знаю – сейчас пойдут сплошь цитаты, абзац-центон, заранее предупреждаю, что «человек течет, в нем есть возможности» (Лев Толстой), что существует «бред невозможных возможностей» (польский поэт Анна Каменьская) и что предсказуема только непредсказуемость (не исключено, что я сам автор этого мема, не помню).

Почему не представить, что на финишную прямую, обогнав всех остальных, выйдут два человека со стороны, два антипода – миллиардер Дональд Трамп и социалист Берни Сандерс? Какой контраст, какой драйв, какая драма! Или это игра моего писательского воображения? Игра ложного воображения? Привет Платону.

 

Кто остановит Хиллари Клинтон? В жанре политического некролога (преждевременного)

 

Призна́юсь с ходу если не в плагиате, то бишь литературной покраже, а скорее в жанровом позаимствовании. Не я первый избираю жанр преждевременного некролога – от «Эпитафии себе заживо» князя Петра Вяземского до рассказа Абрама Эфроса о воображаемой смерти своего ровесника молодого тогда Натана Альтмана, который дожил до глубокой старости и пережил своего плакальщика на полтора десятилетия. Мой политический некролог живой и жизнедеятельной Хиллари Клинтон не более чем прием, но вся литература, включая хорошую журналистику, есть прежде всего прием, дабы глубже познать объект и зацепить читателя.

Есть ли у меня какие реальные основания для этого некролога? Разве что в предсказательной, гипотетической области: Хиллари Клинтон крупно проиграла Берни Сандерсу на праймериз в Нью-Гемпшире, да и ее Пиррова победа на кокусах в Айове, где у нее пару месяцев всего назад был двузначный отрыв от своего соперника, а теперь пара долей одного процента – по сути техническая ничья, фактически не в ее пользу. С другой стороны, благодаря черному электорату она взяла реванш и пошла в отрыв в южных штатах в супервторник. Молодежь, правда, почти тотально за Берни Сандерса, но достаточно ли ее голосов?

 

Какой зов сильнее?

И дело не только в заразительном, молодом, революционном энтузиазме 74-летнего социалиста шведского толка. Я уже писал, что они взывают к разным частям тела: трезвый политик с весомым практическим опытом в Госдепартаменте и Белом доме (пусть в церемониальной роли первой леди, а все равно!) – к разуму; идеалист-мечтатель в статусе фольклорного героя у себя в Вермонте – к сердцу. Какой зов сильнее? С учетом тактической ошибки самой Хиллари: поначалу она крупно просчиталась, недооценив своего противника. Она из породы людей, не склонных к риску, а потому вступила в борьбу, уверенная в победе, по крайней мере внутри Демократической партии, и будущую номинацию на съезде воспринимала скорее как коронацию, да и саму верховную власть в стране и мире – как династически наследственную: от Клинтона – к Клинтон, – и надеялась въехать в Белый дом на белом коне, как леди Годива, но, в отличие от нее, не обнаженной, а при полном параде. Мечты, мечты, где ваша сладость?

За вышеозначенными институтами – от элитной партократии демократов до «акул» Уолл-стрит, от либеральных по преимуществу СМИ до вымуштрованного электората – Хиллари чувствовала себя как за каменной стеной. То ли стена оказалась не такой надежной и пошла трещинами, то ли Хиллари Клинтон подвела своих спонсоров и доноров, не оправдав их доверия. Вот ведь, даже ее главный гендерный козырь – первая женщина-президент – перестал, судя по опросам, гальванизировать электорат, и популярность Хиллари упала даже среди однополых с ней избирателей. Молодые женщины-демократки решительно, подавляющим большинством, предпочитают Берни Сандерса, но и постарше, пусть и не с таким перевесом, отдают ему предпочтение, а верны Хиллари остались только женщины старше шестидесяти, а их немало. Тем не менее Хиллари Клинтон продолжает предъявлять эту битую карту, а на дебатах даже попрекнула Сандерса, что он единственный, кто этого не признает.

 

Жена Цезаря под подозрением!

Далеко не единственный! Шокирующую реплику известного рэпера о наличии матки как недостаточной квалификации, чтобы стать президентом, я уже пару раз приводил, но здесь ставлю ее в новый контекст. А что, какая-то правда-матка в этом приколе о матке есть, да? Прошу прощения за невольный каламбур.

Вдобавок еще один потенциальный фактор, который вызывает смертельный страх у самой Хиллари, у ее команды и у ее спонсоров, включая партийную верхушку: она может сойти с дистанции или ее сойдут, если против нее будет возбуждено уголовное дело. Оснований для этого более чем достаточно – от использования домашней, то есть не защищенной от хакеров, электронки для служебной почты, в том числе совершенно секретной, до непотизма коррупционного толка по отношению к своим донорам и прочим лоббистам, другими словами – взяточничество. Чем, само собой, уже пользуются ее противники, коли возрос вдруг спрос на тишотки с надписью Hillary for Prison – по звуковой аналогии с слоганом Hillary for President. Пусть и dirty trick, кто спорит.

 

Левак левака видит издалека?

Еще одна причина, почему я пишу этот ее портрет в жанре политического некролога, пусть и преждевременного. Если честно, очень сильные у меня сомнения, что Хиллари Клинтон дотянет до Белого дома. Тем более что был прецедент: восемь лет назад она так же уверенно входила в президентскую гонку, пока ей не перебежала дорогу черная кошка – прошу, конечно, прощения за невольную политнекорректность: Барак Обама.

В схожей позиции по отношению к Хиллари находится Берни, хотя у него нет того преимущества, которым щеголял наш нынешний президент: темного цвета кожи. А кто из них левее и революционнее – Барак или Берни, – решать читателю. Кстати, хоть Хиллари и настаивает на преемственности и по любому поводу и без, особенно во время дебатов, и упоминает всуе имя Барака Обамы, дабы позаимствовать у него популярности, сам президент не то чтобы отмежевывается, но дистанцируется от нее, подчеркивая свою объективность и равноудаленность от обоих кандидатов, о чем он и сообщил Берни Сандерсу, приняв его в Белом доме.

А на чьей стороне президентские симпатии и антипатии, легко догадаться. Не только идеологически – левак левака видит издалека, но и человечески. Не думаю, что Барак Обама – человек злопамятный, но трудно забыть, что позволяла себе Хиллари по отношению к Бараку в разгар разнузданной негативной кампании против него – от сомнений в его христианском вероисповедании до прямых оскорблений, типа «Shame on you, Barak Obama!» Подобные инвективы она потом пыталась списать на крутость предвыборной борьбы, но ведь Барак Обама ничего подобного в ее адрес себе не позволял. Хочу напомнить, что на номинационном конвенте демократов ее сторонники пытались навязать Хиллари в напарницы Бараку в качестве кандидата в вице-президенты, что ее вполне бы устроило, пост титульный, а она привыкла, будучи еще первой леди, именно к представительству, а не к работе. Однако обамовцы этому решительно воспротивились, и она пролетела, как фанера над Парижем, да и в госсекретари прошла со скрипом – считай, по блату. Против нее была даже Мишель Обама, которая, видимо, опасалась, не затмит ли бывшая первая леди новую первую леди. Помогло ходатайство всесильного белодомовского начальника и кадровика Рама Эмануэля, с которым Хиллари сдружилась при ее муже-президенте, пытаясь вместе с ним пробить реформу здравоохранения. Вот президентский визирь и убедил Барака Обаму взять Хиллари Клинтон в госсекретари через не хочу остальных белодомовцев.

 

Суперстар или супердипломат?

Теперь она без устали ссылается на этот свой четырехлетний опыт работы топ-дипломатом в администрации Обамы. Однако похвастать большими успехами на дипломатическом поприще она вряд ли может, зато провалы налицо. Суперстар – да, но не супердипломат, каковыми были генерал Маршалл (ну да, «план Маршалла»), Даллес, Киссинджер: рядом не стояла. Те, кто поет ей теперь осанну, упоминают ее рекордные путевые показатели: из четырех лет службы госсекретарем она чуть ли не год провела в самолетах, налетав миллион миль, а это все равно что облететь земной шар 40 раз! Прямо-таки лягушка-путешественница, а не госсекретарь. Однако те, кто, наоборот, хулит ее, указывают в своих диатрибах, что достигнуть чего-либо госсекретарь никак не может в небе, а только на земле, спустившись с трапа. Так вот, на земле сплошные фиаско, ответственность за которые она должна нести вместе с президентом Обамой. Одна только бездумная поддержка обамовской администрацией «арабских весен» привела в итоге к политическому хаосу, гражданским войнам, вакууму власти и разгосударствлению на Ближнем Востоке и к проблеме беженцев, которые хлынули в Европу, подобно водам библейского Потопа. Не говоря уже о Бенгази, за убийство американцев в котором Хиллари Клинтон несет личную ответственность. Если честно, удивляюсь, что она ссылается на этот свой дипломатический опыт, который весь ей в минус.

О других горячих и горючих регионах планеты воздержусь, потому как они стали горячими за пределами ее тенюра в госдепе. То же резкое ухудшение отношений с Россией произошло после аннексии Крыма, а Хиллари Клинтон – надо отдать ей должное – давно уже, глянув в глаза Путина, не обнаружила в них души и теперь вслед за нынешним главой Пентагона считает Россию главной мировой угрозой, с чем ее оппонент Берни Сандерс не согласен, ставя на это призовое место взамен России Северную Корею, хотя и осуждает военный авантюризм Путина. Конкретных планов на этот счет у Хиллари Клинтон пока нет, да и откуда им взяться, коли ни у кого, ее включая, нет никакой уверенности, что ей придется этими делами заниматься.

Уверенности нет, хотя желание стать президентом очень сильное, потому что проистекает из личных инстинктов, главным из которых я полагаю реваншизм двоякого свойства. Ну, само собой, за поражение восьмилетней давности от однопартийца Барака Обамы, а главное – за свое матримониальное поражение, тем более унизительное, что на глазах у всего мира. Пусть преувеличение, но тогда – в бытность их хозяевами Белого дома – Билла окрестили Philander-in-Chief (Главнокомандующий Кобель), а Хиллари – the Lady Makbeth of the White House (перевод не требуется). А теперь некий закулисный игрок, да и сами фигурины хотят произвести рокировку, да?

Миную личные качества этой державной парочки – кота Базилио и лисы Алисы, как величает их журналист Илья Бараникас. Упомяну только одно: вранье, на котором оба-два не раз попадались, «изолгались на корню», – и все им сходит с рук. Кто из них брехливее – вопрос академический. Им соврать – что два пальца обоссать. Согласен с Монтенем, который считал ложь худшим из человеческих пороков.

Это только на вид Хиллари Клинтон – жестоковыйная и каменносердная женщина, типа «bionic women»: гордая, самоуверенная, не знающая сомнений, ведет себя по-королевски. Это в связи с ней я вспомнил одну историю с моим любимым шотландским писателем Стивенсоном. Когда тот был маленьким мальчиком, он как-то сказал: «Мама, я нарисовал человека. Душу тоже рисовать?» Кто знает, кто знает: чужая душа – потемки. Если даже Хиллари Клинтон железная леди наподобие Маргарет Тэтчер, а то и покруче – железобетонная, то мы знаем, как закалялась эта сталь.

И нам сочувствие дается, Как нам дается благодать…

Одного сочувствия, однако, мало, чтобы быть избранным президентом США.

С год назад журнал «Тайм» опубликовал на своей обложке уверенно шагающую дамскую ногу в брючине и туфле, за каблук которой из последних сил цепляется крошечный такой человечек, вот-вот сорвется – и надпись: CAN ANYONE STOP HILLARY? Само собой, вопрос риторический, с подразумеваемым ответом: NOBODY! Теперь так вопрос не стоит, а стоит совсем иначе: кто остановит Хиллари Клинтон на ее отнюдь не победоносном наступлении на Белый дом?

Берни Сандерс? Дональд Трамп? Люди из ФБР?

Или она из непотопляемых? И зря я, что ли, сочинил этот политический некролог?

 

Елена Клепикова & Владимир Соловьев. Вочеловеченный Трамп. Один против всех – все за одного!

 

Вочеловеченный Трамп. Один против всех – все за одного!

Ты сам этого хотел, Жорж Данден! В смысле, Дональду Трампу не на кого пенять – он сам вызвал огонь на себя своими хулиганскими речами и провокационными слоганами. Трамп-тарарамп! Что с него взять? Фрик, зубоскал, насмешник, скандалист, возмутитель спокойствия, слон в посудной лавке. Метафора-оксюморон: слон – официальный тотем Республиканской партии, бонзы которого ведут против Дональда Трампа прицельный огонь на уничтожение, политическое (пока что).

 

«Все злые случаи на мя вооружились!..»

Не просто закулисная интрига, но заговор, или, как говаривали в старину, комплот. А что будет, если Дональд Трамп, несмотря на тотальную обструкцию партийного истеблишмента, чудом при поддержке народных масс проскочит в номинанты и к борьбе с ним подключатся партократы-демократы, которые не только умнее своих коллег из Республиканской партии, но на порядок хитрее и коварнее? Как пишет нам из Атланты наш дружок на Фейсбуке и по жизни: «А как насчет девушек? Неужели Дональд никого не ущипнул за кулисами принадлежавшего ему шоу „Мисс Вселенная“? Они только ждут отмашки Хиллари, чтобы подать на него в суд». Вот когда пойдут ягодки, а нынешние атаки будут вспоминаться как цветочки.

Но пока что этих цветочков – мало не покажется. Сейчас, к примеру, республиканский партактив подключил к обстрелу несистемного кандидата тяжелую артиллерию, мобилизовав на борьбу с ним Митта Ромни, прежнего кандидата в президенты, который четыре года назад потерпел сокрушительное поражение от Барака Обамы. Несостоявшийся президент с ходу обвинил Трампа во всех смертных грехах, а уж честил его такими ругачими словами, что смутил даже забияку и злоязыку Дональда Трампа, у которого общеизвестное слово на букву «F» не сходит с языка. А впервые мы увидели его разобиженным, растерянным, расхристанным, когда его соперник Марко Рубио прошелся по поводу размера его детородного органа. Дональд только что не плакал. Что косвенным образом подтверждало наш психоаналитический диагноз о его с детства уязвимости, ранимости, закомплексованности по причине нанесенной ему авторитарным папашей душевной травмы, которую он скрывает за маской супермена – супер-Трампа. Хоть эта наша книга-скороспелка «Дональд Трамп. Зеркало американской революции» отнюдь не панегирик, но тут мы нашего героя грешным делом пожалели, решив, что ему уже не отмыться и не отмазаться от ушата помоев, которые на него вылили – когда напраслины и компры, а когда и по справедливости.

С другой стороны, самоуверенный эготист и эгоцентрик впервые предстал в очеловеченном виде, когда – ссылка на забытого русского поэта Сумарокова – «Все злые случаи на мя вооружились!..» Короче, мы ожидали снижения его рейтинга и поражений на грядущих праймерис и кокусах. Каково же было наше удивление, когда ничего подобного не случилось, совсем напротив – прибавило ему новых сторонников, а прежние еще теснее сплотились вокруг своего лидера и героя. Пусть для кой кого он антигерой. Несмотря на антитрамповские заклинания, заклятия и проклятия республиканских партократов: «Fuori, Satana, fuori», они возымели противоположный эффект.

Что тому причиной? Христианская жалость к жертве такой откровенной, хорошо спланированной и скоординированной травли? Это тоже, но не только, а главное – не столько. Общо, суммарно – по закону обратного эффекта. Чем сильнее пружина сжата, тем сильнее ее раскрут. Ну, типа того. Избиратели почувствовали мощное на них давление и стали выпрямляться, освобождаясь от этой отческой опеки над ними: за кого им голосовать и за кого не голосовать. Особенно возмущались Миттом Ромни те, кто четыре года назад подал за него свой голос, но не из-под палки, а по собственному хотению и разумению, по велению сердца. Несмотря на то что тот мормон, а мормонов, которых всего два процента, американцы не больно жалуют, считая их веру не религией, а культом и подозревая в многоженстве, от которого те три-четыре поколения назад отказались, но что было, то было и быльем поросло.

Зачем далеко ходить, вот мнение только что процитированного республиканца из Атланты. Нет не апология, а защита Дональда Трампа от нападок и напраслины, от клеветы и злобы – от травли:

А еще он выбирает замечательно красивых жен и толковых помощников по бизнесу, определяет стратегию громадной строительной и лизинговой компании и является ее chair leader’ом. Он разговаривает и ведет переговоры как с работягами, так и с президентами компаний и стран. Ты видел, как он вел/держал себя на TV show Apprentice? Ты слышал о каком-нибудь его скандальном поведении на к-л дипприеме, в White House, etc.? Полагаю, в финале общенационального забега он будет выглядеть куда более polished. Но главное, что у него свои заработанные большие деньги (без таланта и упорства их не сделать), которыми он распоряжается по своему усмотрению: покупает политиков (и презирает их) и подает на благотворительность. А вот теперь он решил попробовать стать президентом США. Флаг ему в руки! Хуже, чем Хиллари, как президент он не будет.

Ну как тут снова не вспомнить классическую ленинскую формулу: верхи не могут, а низы не хотят. Республиканские низы взбунтовались против давления на них верхов, а республиканские верхи, просчитавшись и находясь в полной прострации, оказались беспомощны. Спланированные акции по демонизации Трампа провалились либо возымели противоположный эффект: его образ, наоборот, очеловечился и вочеловечился. На недавней тайной встрече на частном острове республиканские заправилы обсуждали уже не «как нам остановить Трампа», а «как это произошло».

 

Как далеки они от народа!

Дональда Трампа упрекают в том, что он раскалывает Республиканскую партию. Но кто на самом деле раскольник? Кто развязал внутрипартийную если не гражданскую войну, то междоусобицу? Кто сопротивляется волеизъявлению рядовых республиканцев – rank and file republicans? Вот уж точно, с больной головы на здоровую. Недаром Дональда Трампа уже сравнивают с Гераклом, который расчищает авгиевы конюшни Республиканской партии. Это надо же на такое решиться – в одиночку!

Такого мы что-то не припомним, хоть следим за предвыборными баталиями уже несколько десятилетий. В этом, високосном году случилось нечто непредвиденное и беспрецедентное – в борьбу включился невероятный, невозможный Дональд Трамп, самовыдвиженец, аутсайдер, возмутитель спокойствия, шут гороховый, мистер Скандал – против системных и официальных кандидатов. Заручившись поддержкой республиканских низов, Дональд Трамп бросил вызов республиканским верхам. Народный кандидат против партийных кандидатов.

Один против всех, зато все за одного.

Воистину, как далеки они от народа! Мы о партактиве республиканской партии, который выступил не только против Дональда Трампа лично, но и против республиканского электората. Только и слышно со всех сторон: «Кто остановит Дональда Трампа?» А зачем его останавливать, какая в том надоба? Иногда нужно иметь противу себя озлобленных – прав Гоголь. Смотри в корень: на самом деле они хотят не остановить Трампа, а заново усыпить народ, разбуженный им от летаргического сна своим говорением правды, только правды, и ничего кроме правды.

А то, что Дональд Трамп не ангел, кто спорит. А кто ангел? Но есть у него несомненные достоинства, которые могут ему пригодится, когда/если он станет президентом. Прямота, правдивость, честность, деловая хватка – да мало ли! Он не просто народный избранник (пока что только на республиканском уровне), но и народный любимчик. Потому и переходит трампофилия в трампоманию, а та, в свою очередь, подпитывает вождизм и манию величия Дональда Трампа. Что, конечно, жаль.

 

Демократия и цезаризм

Однако у американской демократии есть большой опыт борьбы республиканизма с цезаризмом, с любыми его проявлениями. Были прецеденты. Я уже ссылался на исторический пример с генералом Дугласом Макартуром, который, отчитываясь в Конгрессе о своем послевоенном «проконсульстве» в Японии, в ответ на аплодисменты поднял руку, живо напомнив американским законодателям и телезрителям жест римских проконсулов, а те возвращались со своими легионами в столицу и становились императорами. На этом его карьера закончилась.

Это к тому, что если Дональда Трампа будет заносить, на его вождистские загибоны найдутся и узда и управа. И Дональд Трамп это прекрасно понимает – не дурак.

Что еще важно – отделять маски Дональда Трампа от его настоящего лица. Если мир лицедействует, то тем более Дональд Трамп: он актерствует профессионально и безостановочно. В детстве он мечтал стать актером и стал им взрослым, участвуя на главных ролях в телешоу: самая любимая у него роль – играть себя любимого. Театр одного актера, если хотите. Благодаря президентской кампании он перенес свой перформанс на общенациональную, а теперь и на мировую сцену, расширяя свою аудиторию непрерывно. Его роль, однако, меняется. Начинал он с шута, передразнивая и пародируя своих партийных соперников: мимика у него богатая. Перелом наступил несколько дней назад, когда республиканские заправилы науськали на него свору наемников – и крупно просчитались, не взяв в расчет психологию рядовых членов своей партии.

Дональд Трамп не только посерьезнел и вочеловечился, но и сменил свое амплуа: роль шута на роль короля. То, что он вытворял прежде – шоу, рассчитанное и адресованное его базовому электорату. Добившись чего хотел, он приобрел вполне респектабельный, президентский облик. Почему нет? Шанс у Трампа есть. Весь вопрос, как его реализовать.

 

Index. Приколы от Дональда Трампа

Нет, не предвыборные слоганы, а мысли Дональда Трампа. Нельзя сказать, что сокровенные, но несомненно – честные. Авторы, досконально (насколько возможно) изучившие биографию и психологию главного героя этой книги, полагают, что именно бизнес приучил Дональда Трампа к мысли, что честность приводит к выгоде – и vice versa. Он перенес и привнес это золотое правило в политику и в своей президентской кампании говорит, что думает, а это в политике не принято, потому его поддерживают массы и хулят политиканы. Ни в коем разе не идеализируя своего героя, мы ставим это качество ему в плюс и в заслугу. Приведенные здесь цитаты – избранное избранного, потому что за свою публичную жизнь Дональд Трамп наговорил не с три короба, а в разы больше.

Пусть всегда у вас будет при себе записная книжка с цитатами – для вдохновения в помощи в трудную минуту.

* * *

Почаще заглядывайте в зеркало: вы должны быть горды тем, что в нем отражается.

* * *

Может быть, прическа у Дональда Трампа и не так хороша, как у Дженнифер Энистон, зато рейтинги у него будь здоров.

* * *

Как правило, самый простой подход оказывается на поверку самым эффективным.

* * *

Для миллиардеров работа и удовольствие – одно и то же. Зачем вам отпуск? Зачем он вам? Если работа не приносит вам удовольствия, значит, вы делаете не то, что нужно. Даже играя в гольф, я продолжаю делать бизнес. Я ложусь в час ночи, а встаю в пять утра и приступаю к чтению свежих газет. Мне не нужен длительный отдых – в этом мое конкурентное преимущество.

* * *

Богатство для меня – инструмент, позволяющий достичь четко сформулированных целей.

* * *

Покажите мне человека без эго, и я угадаю в нем лузера!

* * *

Неумение давать адекватные чаевые – верный признак неудачника.

* * *

Давайте чаевые в начале, а не в конце.

* * *

Относитесь к принятию каждого решения трепетно, как влюбленный.

* * *

Второе по значимости событие в жизни мужчины – это день, когда он покупает яхту, а самое великое событие в его жизни – тот день, когда он ее продает.

* * *

Нельзя обманывать публику. По крайней мере, нельзя делать это в течение длительного времени.

* * *

Мы только кажемся самим себе цивилизованными. На самом деле мир жесток, а люди безжалостны. Они могут вам улыбаться, но за улыбками прячется желание вас прикончить. Хищники в джунглях убивают ради пропитания – и только люди убивают забавы ради. Даже друзья рады нанести удар в спину: им нужна ваша работа, ваш дом, ваши деньги, ваша жена… и ваша собака, в конце концов. Враги и того хуже! Вы должны уметь защищаться. Мой девиз: «Нанимай лучших – и не доверяй им ни в чем».

* * *

Когда кто-то намеренно вредит вам, мой совет: рассчитайтесь сполна! Это не самый лучший совет, но это совет из реальной жизни. Если вы не сведете счеты, то вы – придурок! Если кто-то причинил вам вред, вцепитесь негодяю в горло. Во-первых, это приятное чувство. Во-вторых, это видят другие. Я люблю сводить счеты. Меня нагревают постоянно. Я всегда контратакую в полную мощь – и знаете что? Со мной – в отличие от многих других – стараются связываться как можно реже. Они знают, что если попытаются ударить меня, то их ждет очень серьезная драка. Всегда сводите счеты. Всегда бросайтесь на людей, которые бросились на вас. Не позволяйте пинать себя, как футбольный мяч. Всегда давайте сдачи. Мы живем в джунглях, где полно всяких зверей, которые обязательно попытаются напасть на вас. Если вы боитесь дать сдачи, люди будут воспринимать вас как лузера! Они будут знать: что бы они ни делали – оскорбляли вас, проявляли неуважение, открыто пользовались вами, – им все сойдет с рук. Не позволяйте этого! Всегда давайте сдачи и сводите счеты. За это вас будут уважать.

* * *

Когда ты мыслишь по-крупному, то и выигрываешь по-крупному… Я узнал, что для того, чтобы мыслить по-настоящему крупно, ты должен отказаться от привычного комфорта. Ты должен научиться не сдаваться – ни при каких обстоятельствах. Каждая неудача – это ступенька на пути к успеху. Отношение Дональда Трампа к жизни – «я могу» и «пленных не брать»! Будь собой. Требуй то, что ты хочешь получить от жизни. Не позволяй другим определять, как тебе жить. Не позволяй помыкать собой, не давай себя запугать. Если кто-то повел себя подло, не складывай лапки, покорно принимая удар, – бей в ответ, вкладывай в удар всю силу, своди счеты. Устанавливай свои правила и не беспокойся о том, что подумают люди. В этом – весь Дональд Трамп.

* * *

Катись вон из моего офиса, не то я убью тебя! Видишь мои руки? Это не руки, это смертельное оружие, чтоб ты знал! Они даже зарегистрированы в полицейском участке!

* * *

Если меня изберут президентом, я перво-наперво откажусь от зарплаты.

* * *

Я могу встать на Пятой авеню и подстреливать людей. И при этом не потеряю ни одного избирателя!

* * *

Top of ForM

Bottom of ForM

* * *

Я побеждаю Клинтон. А пока я даже не начал борьбу с ней. Вот-вот начну.

* * *

До тех пор, пока у вас есть способность мыслить, мыслите масштабно!

* * *

Чтобы преуспеть, вам нужно отделить себя от 98 процентов населения планеты.

* * *

Люди, способные думать своей головой, редко становятся частью стада.

* * *

Есть много способов сделать карьеру, а самый верный из них – родиться в нужной семье.

* * *

Отец познакомил меня с простой четырехступенчатой формулой успеха:

1. Приди

2. Сделай

3. Сделай как следует

4. Уйди

* * *

Если у человека цель на десять долларов, то следующая, которую он наметит, будет уже на сто долларов. Добившись сотни, он замахнется на тысячу. Чем выше цель, тем значимее личность.

* * *

Сосредоточьте все свои мысли на выполняемой работе. Солнечные лучи ничего не смогут зажечь, пока не сфокусируются в одной точке.

* * *

Всегда держите слово, которое дали самому себе. И научитесь великому искусству – забывать. Двигайтесь дальше и не задумывайтесь ни на секунду обо всем плохом, что с вами когда-то случилось. Каждый, кто хоть что-то делает, всегда подвергается критике. Будьте готовы к этому. Выслушайте критику. А потом отшвырните ее в сторону. Меня критиковали буквально за все, что бы я ни делал. Я не позволяю критике сбить себя с толку.

* * *

Я играю на людских фантазиях. Чуть преувеличить никогда не вредно. Люди хотят верить в нечто большое и великое. Невинный вид преувеличения. Я называю это правдивой гиперболой.

* * *

Запомните: люди не настолько умны, как кажется вам… и как кажется им.

* * *

Люди относятся к вам так же, как вы относитесь к себе. Если вы верите, что можете добиться чего-то, другие тоже в это поверят. Излучайте веру в себя всем своим видом. Вы тот, кем вы себя представляете. Большинство людей невысокого мнения о себе и своих способностях. Они считают, что другие гораздо умнее, и недооценивают свой собственный интеллект. Разверните стол на сто восемьдесят градусов! И скажите себе, что вы умнее, чем большинство других людей. И пусть это отразится на вашем отношении к себе и поведении. Самый страшный кошмар, с которым вы можете столкнуться, это кошмар, созданный вашим собственным сознанием. Это гораздо страшнее того, что могут сделать с вами другие. Поэтому вместо погружения в негатив думайте о том, чего вы хотите достичь. Думайте обо всем хорошем, чего вы собираетесь добиться в жизни. Фокусируйтесь на цели. И не забудьте: плохие времена часто дают прекрасные возможности. Чтобы взять жизнь в свои руки, вы должны преодолеть страх. Мой совет: уничтожайте любую негативную мысль сразу же, как только она высунет свою уродливую голову. Прекращайте тревожный внутренний диалог, как только он возникает. Это ваш худший враг.

* * *

У меня есть жесткое правило: никогда не верить тому, что о тебе говорят, не верь плохому и особенно – это очень важно! – хорошему. Сам оценивай себя. Следуй своим собственным правилам. Никто не знает тебя лучше, чем ты сам.

* * *

Однажды мы с моей тогдашней женой Марлой шли по улице, и я сказал:

– Смотри, этот нищий на девятьсот миллионов богаче, чем я.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она.

– У меня девятьсот миллионов долларов долга, а у него все-таки свои деньги в кармане.

Тогда, в 90-е, моя компания была должна миллиарды долларов и почти целиком работала на заемном капитале. Мой личный долг составлял $900 млн.

* * *

Не бойтесь ошибок, не бойтесь неудач – это ваши лучшие учителя.

* * *

Никогда не признавайся в том, что ты проиграл. Если ты потерпел неудачу – это нормально. Ситуация могла оказаться вне твоего контроля. Но никогда сам не выбрасывай белый флаг! Продолжай бой! Ты можешь не знать этого заранее, но в следующий момент может подвернуться новый шанс, появиться новая возможность.

* * *

Я испытываю величайшее уважение к людям, потерпевшим неудачу, но нашедшим в себе силы снова вернуться в игру.

* * *

Браки заключаются на небесах, а расторгаются в суде.

* * *

Мир ничего вам не должен – все нужно зарабатывать самому.

* * *

Да, надо быть позитивным, но не следует бросить все и ловить ворон в ожидании того, что с неба упадет пирог – возможно, его никто там и не собирался печь.

* * *

Пожать человеку руку – то же что подписать контракт. Ты дал слово. Если после этого ты дашь задний ход, люди никогда не будут тебе доверять.

* * *

Если хочешь достичь чего-то грандиозного, ты должен заставить себя выйти за пределы. Нужно раскачать себя до состояния гиперактивности. И ты должен сделать это сам. Никто за тебя это не сделает.

* * *

Какой смысл в знаниях, если держишь их при себе?

* * *

Уолл-стрит – это единственное место, куда приезжают на «роллс-ройсе» выслушать советы тех, кто ездит на метро.

* * *

Решать проблемы становится значительно проще, если рассматривать их как вызов, брошенный вам жизнью.

* * *

Лидеры – это люди, которые борются со страхом посредством своей способности предвидеть неминуемые события.

* * *

Самое худшее для личности и для нации – это позиция стороннего наблюдателя, постепенно погрязающего в своей комфортной зоне.

* * *

Давайте попытаемся мыслить масштабно и нестандартно, не обращая внимания на то, где мы живем и чем занимаемся.

* * *

Одно из главных качеств лидера – это умение видеть общую картину.

* * *

Терроризм – это не война одних народов против других. Это война идей.

* * *

Старая притча гласит: если хочешь накормить человека, дай ему рыбу. Если хочешь, чтобы он никогда не голодал, научи его ловить рыбу.

* * *

Когда Соединенные Штаты чихают, весь мир начинает болеть гриппом.

* * *

Если ты думаешь, что ты уже король, то ты всего лишь шут.

* * *

Предел для нас – только небо.

* * *

О чем вы мечтаете, то и делайте. Если вы даже мечтать не можете о великих делах, то никогда не совершите в жизни ничего значительного. Мечтать – денег не стоит. Так что если уж мечтать, то о великом.

* * *

В США самый высокий уровень жизни в мире. Мы достигли этого уровня за счет того, что стали самым крупным мировым должником. Американский доллар служит резервной мировой валютой, и поэтому зарубежные страны позволяют нам печатать столько долларов, сколько мы захотим. Как по-вашему, это волшебная сказка или ночной кошмар?

* * *

Наша страна катится к чертям собачьим.

* * *

Разница между победителем и неудачником в том, как человек реагирует на каждый новый поворот судьбы.

* * *

Неудача или временная остановка – это не поражение. Поражение – всегда состояние ума и души.

* * *

Лучшее, что я когда-либо сделал? Ну я произвел на свет четверых красивых детей. Вы имеете в виду что-то помимо этого?

* * *

Уверенность – это магнит. Он будет притягивать к вам людей.

* * *

Я очень осторожный человек, но это не означает, что я пессимист. Называйте это позитивным мышлением с оглядкой на реальность.

* * *

Пусть позитивное отношение к жизни преобладает: будьте настойчивы в своем оптимизме.

* * *

Рисковый человек – это тот, кто играет в игровые автоматы. Я предпочитаю покупать игровые автоматы.

* * *

Самый большой успех приходит тогда, когда плывешь против течения.

* * *

 

Парадоксы Владимира Соловьева. Жизнь по московскому времени: спасибо Дональду Трампу!

Эх, Дональд, Дональд, это из-за тебя я потерял покой и погрузился в бессонницу! Сплю теперь, как ты, 3 часа, правда, потом добираю днем, когда меня смаривает. А как у тебя с послеполуденным сном фавна? Хотя нет, ты здесь ни при чем. Дональд Трамп – конец этой истории, да и видел я его только дважды – на митинге его сторонников и на проходах: на новоселье издательства, куда он явился с разодетой в пух и прах обнаженкой Меланьей: было на что посмотреть. А Дональда прям распирало от гордости за молодую жену. Меланья была у этого коплексанта в роли павлиньего хвоста – за неимением своего собственного. Тусовка была по-нью-йоркски демократичной, Трампы выглядели на ней слишком гламурно, инородно, ну, как Trump Tower на Пятой авеню, и быстро свалили. А началась эта моя история на пороге этого столетия, до которого я и дожить не чаял и не собирался, с того злополучного телефонного звонка. Он ворвался в мой сон и благодаря этому среди ночи звонку я этот сон запомнил. Он уже исчезал из моей памяти, когда я снял трубку и сквозь дремоту вслушивался в женский, скорее даже девичий голос:

– Вы Владимир Соловьев?

Что за бред!

– Ну, я. Что случилось? Вы хоть знаете, который час?

А сам судорожно вписывал в клочок бумаги, как в папирус, драгоценные обрывки тающего в моей памяти сна, который казался мне чрезвычайно важным, потому что содержал ответ на мучивший меня всю жизнь вопрос о воображаемой измене любимой женщины, скорее даже предизмене, мы и женаты тогда не были, отвечала ты уклончиво, могла я распоряжаться своим телом? – а когда я ловил тебя на слове, оправдывалась, что это в теоретическом аспекте, так оскорбляют тебя мои собственнические претензии – сейчас-то что? а дальше и вовсе морок, дальнейшее – молчание, какой из меня допытчик – как и добытчик, а теперь пытай не пытай, но не найдет отзЫва тот глагол, что страстное земное перешел. А что если это ворвалась в мой сон возлюбленная тень, как ты была перед разлукой, чтобы сказать правду, только правду и ничего, кроме правды, каковую я от тебя допытывался, а ты ни в какую, и так и ушла из жизни, унеся в могилу свою тайну, которой, может статься, у тебя и не было? Какая там, к черту, тайна – нет загадочных женщин, а только недогадливые, вроде меня, мужи – и мужья, которые узнают последними, если узнают, а я в упор не видел, меня обманывать не надо, я сам обманываться рад. Возможна ли женщине мертвой хвала? Почему нет? Бо я сам теперь вслед за тобой спускаюсь в кромешную тьму, так ничего не прознав, а узнаем ли мы там друг друга, если даже встретимся – вот в чем вопрос.

– А что, у вас там часов нет? – вопрос на вопрос, а голос – или это со сна, с того сна? – неуловимо схож с голосом покойницы. – Без пяти двенадцать. Никак вы еще дрыхнете?

Нет, дрыхнете не из твоего словаря. Да и голос другой, это мне спросонья померещилось. Вот когда я окончательно проснулся, глядя на собственные каракули, которые еще вопрос, разберу ли: «У тебя не плохой почерк, – говорила ты. – У тебя нет почерка». Как отличить сон от яви? Как отделить друг от друга? На 90 процентов человек состоит из воды и на 97 процентов из бессознательного и подсознательного. Вот почему отгадчики снов в таком фаворе – от Иосифа до Зигмунда.

– Откуда вы звоните?

– Как откуда? Из редакции.

– Да, нет! Из какого города?

– С вами говорят из столицы нашей родины.

Без тени иронии. Скорее вызывающе, чем торжественно.

Хотел было возразить, что у меня теперь другая родина и другая столица, но этимологически она, пожалуй, права: родина у человека одна – там, где он родился. Человек без носа, человек без слуха, человек без тени, человек без почерка, а теперь вот и без родины.

– А куда вы звоните из столицы нашей родины? – путем наводящих вопросов, когда понял, что говорить с ней о часовых поясах – в деревянное ухо.

– В Нью-Йорк. А что, у вас там время другое, чем у нас!

Без никакой вопросительной интонации. Наоборот, с полной уверенностью, что весь мир живет по московскому времени. Живо представил эту московскую девицу, которая и о смерти знает, наверное, понаслышке, но не верит в свою собственную. Странно еще, что мы говорим на одном языке. На одном? Язык там круто и неотвратимо менялся, слова явились о третьем годе их гласности после долгой зимней спячки либо летаргического сна, mixed metaphor, и я осваивал новоречь как иностранный. Мой новый стиль – сочетание классики со сленгом – был признан повсеместно, за исключением одной нью-йоркской редакции – «Извините, Володя, но в стремлении поспеть за блогерами вы терпите неудачу. Это все равно как профессору, попавшему на вечеринку студентов, подражать их устной речи» – проехали, фиолетово, на каждый чих не наздравствуешься, тем более в той редакции решили, что «Соловьев забил на все», с чем я согласился и признал за высшую хвалу. Зато мой далекий друг с тихоокеанского побережья Зоя Межирова, с ее приверженностью к классическому – канону? уставу? – признала мою новоречь, но она еще та тонкачка с каким-то звериным чутьем на лад и склад русской речи: «В книге, – писала она о моей последней, – сразу бросилось в глаза, а точнее прильнуло к слуху естественное сочетание, и сосуществование жаргона и интеллигентной живой классичности, сочетание достаточно трудное для этих двух разных стихий».

И то: словесно обласкан женщинами разных возрастов со всех концов света, кроме той единственной, чей любви напрасно добивался, а добился только физической близости: жено. Любовь не передается половым путем? Ставлю вопросительный знак, хотя следовало бы восклицательный, исходя из твоих проговоров наяву и твоих признаний в моих снах, а из моих сновидений на этот злоебучий сюжет можно составить целый сериал про тот южный ебанарий с его летним раскрепощением нравов и командировочной вседозволенностью. Вот мне и снились эти обрывистые сны с «продолжением следует» на самых пикантных местах, но никакого продолжения не было и быть не могло, как в том анекдоте: «Опять эта проклятая неизвестность!»

Единственное меня утешало, что быть любимым – тоска смертная, зато любить – восторг, упоение, приключение, напряг, рай, пусть и ад. Рай по дороге в ад, в котором я теперь доживаю свои закатные годы. Потому и апофеоз однолюбия, что все силы, все нервы, вся жизнь ушли на эту единственную любовь, да и тех не хватило. Как сказал про меня старик Аристотель: влюбленный божественнее любимого. Только что с того? Теперь.

– Представьте себе, – говорю своей дальней, через океан, собеседнице. – Вы живете с опережением. На восемь часов. У нас тут еще ночь.

Тут последовал вопрос, который я сам себе задавал время от времени в горбачевско-ельцинские времена, но потом все реже и реже, а теперь, когда все там пошло не по резьбе, – никогда:

– Так зачем было тогда уезжать? – Без всякого перехода: – С вами сейчас будет говорить Яков Михайлович.

– Какой еще к черту Яков Михайлович? – не успел спросить я.

– Хелемский, – сказал голос с того – Старого – света. – За уикенд я успел прочесть только один ваш роман. Не отрываясь. Раз один хорош, то и другой, наверное, не хуже. Издаем под одной обложкой. Сколько?

Все стало на свои места. Хелемский – директор АСТ, куда мой дружок передал два моих романа. Такой быстрой реакции я никак не ожидал и назвал сумму наобум.

– Время жирных авансов прошло, да у нас и нет живых денег, – сказал Хелемский, предложил вдвое меньше и, не дожидаясь моего согласия, сообщил, что на обложке будет стоять только одно название, а на титуле оба. И что моей книгой они открывают новую линейку.

Хоть записывай за ним старые слова в новых смыслах: жирные авансы, живые деньги, а что такое линейка? цикл? сериал?

Заставил себя заснуть, чтобы досмотреть мой ревнивый сон, но приснился мне совсем другой, тоже не из любезных, как блуждаю в отчаянии по московскому метро, а то разрослось и изменилось неузнаваемо за время моего отсутствия, пытаясь выяснить, как мне попасть на мою станцию «Аэропорт», но все говорят почему-то по-английски, который я почему-то не понимаю, хотя уже много лет как в Америке.

– Нет ничего скучнее чужих снов, – сказала Лена, которая к превеликой моей радости оказалась жива. – Как мне надоела эта твоя запоздалая ревность! Зачем ты меня так обижаешь? Ты же раньше мне верил.

– Раньше верил, – согласился я и перешел от сна к яви. – Представляешь, в Москве издают оба моих романа.

Да, тогда еще не было электронной почты и рукописи приходилось передавать живьем, с оказией – спасибо моему дружку за сватовство.

С того ночного звонка все и повелось – сначала я жил на два времени, а с развитием коммуникационной технологии полностью перешел на московское. Ревность моя не только не утихла, но усилилась, прошлое предстало каким-то совсем иным, чем когда я в нем жил, с моих глаз сняли катаракту, и я прозрел: чем больше я глох на левое ухо, тем зрячее становился мой третий глаз, я видел людей насквозь, тебя включая. А ты, как всегда, говорила правду, но не сразу и не всю, отпуская ее мне дозированно, как тиран подвластному ему народу.

Что не мог представить, то все время, непрерывно, мучительно представляю, куда мне деться от клятого моего разнузданного воображения, пусть ложное, сдвинут по фазе, бзик и заскок, а может и нет, это и есть мой третий зрак, мое внутреннее зрение, мои широко закрытые зеницы – сквозь прозрачные веки я вижу то, что не желаю ни видеть, ни знать. Или я вижу не то, что тогда стряслось на берегу незнамо кому теперь принадлежащего лимана, а что могло запросто случиться по вероятности и необходимости, не могло не случиться, а случилось ли – вот в чем вопрос! Не метаморфоза, а псевдоморфоза, несоответствие формы содержанию, этого не может быть, но это могло быть, и сама эта возможность, вероятность, неизбежность сводит меня теперь с ума. Утоли моя печали, Лена.

Теперь-то я знаю точно, что не только этот мой рецидив прошлого случился со мной, когда я снова стал жить по московскому времени, но и твои иносказательные возвраты к нему, вокруг да около, намеками, оговорками и проговорами, совпали синхронно, один в один с моей виртуальной реэмиграцией на географическую родину.

Именно здесь, в Америке я прозрел – нет, я не о ревности, не только о ней, но о моем тайном знании тех, о ком я писал свои книги – будь то Андропов, Бродский, Горбачев, Ельцин, Довлатов, Окуджава и конечно же ты, моя любовь, моя мука, хоть я и маскирую тебя под фикшнальных персонажек, в которых ты себя легко узнаешь и возмущаешься: «Как ты смеешь воровать мою жизнь для своих грязных и примитивных выдумок!» Вплоть до нашего с тобой Трампа-Тарарампа, который и сам засветился как шоумен и раз за разом простреливает себе ногу, но горе ему не беда, тефлоновый будет президент, если несмотря на… Либо наоборот – благодаря. Коли недостатки суть продолжение наших достоинств, то соответственно и vice versa: достоинства проистекают из наших недостатков. Если средней руки голливудский актер Рональд Рейган смог стать недурным президентом, то почему не телешоумен? А кто из нас не лицедействует? Излишня, наверное, ссылка на великого барда, потрясающего копьем. За эготистом, эгоцентриком и нарциссистом мы с моим соавтором, которую я взревновал к ее без меня прошлому, когда стал совсем тонкокожим, один воспаленный нерв, мы углядели закомплексованного, уязвленного, ушибленного маленького человека, который хочет возвратить не величие Америке, а самоуважение к себе, утраченное им в детстве и юности в результате нанесенных ему душевных травм царем Лаем, которого наш Эдип – в отличие от того Эдипа – так и не удосужился кокнуть, зато тот успел его кастрировать. А что если Белый дом – это карточный домик, куда вместе с Трампом вселится не только его жена-обнаженка, которой он себя доказывает, но и все его тараканы? Да хоть так! Что об этом говорить, когда мы с Леной Клепиковой сочинили о нем эту книгу и знаем теперь его лучше, чем он сам себя, и представляем читателю этот его оксюморонный портрет. По первым газетным публикациям одни сочли его диатрибой и бросились на его от нас защиту, другие совсем наоборот – решив, что панегирик, покатили на него бочку компры. Что с них взять, линейного мышления люди.

К тому же, куинсовец, как и мы – родился в этом спальном боро Большого Яблока, куда мы переехали из Манхэттена, зато он – в обратном направлении. Кончал ту же куинсовскую школу, что наш сын, хоть и в разные, конечно, годы. Нет, конечно, не из топографического патриотизма и не из корыстных интересов, как соавтор этой книги не только о нем, желаю ему удачи – по крайней мере, быть номинированным на их республиканском съезде в Кливленде, штат Огайо. А далее? Пусть не по вкусу, зато по ндраву. С непредсказуемым Трампом не соскучишься, а с Хиллари взвоешь с тоски. Так пусть он потрясает копьем, как Shake-Speares, пусть сотрясает воздух, пусть превратит the White House into the Trump House. Да хоть в Версаль! Он пошел с козырей, будучи сам козырь, даром, что trump. Флаг ему в руки!

Это я пустил этот мем в русскоязычный мир: отсутствие есть присутствие. Я не был у себя на родине уже четверть века, с тех скоропалительных побывок, когда сочинял с Леной очередной кремлевский триллер про политические метаморфозы Ельцина, книга хорошо пошла в дюжине стран, включая Россию, но с начала нового столетия случилась географическая, что ли, переориентация, я вернулся в русскую словесность и оказался востребованным, книга за книгой, а с прошлого года и вовсе горный поток: вот эта, про Трампа – седьмая! Не говоря о многовидных публикациях в СМИ – там теперь больше, чем здесь. Какая, к черту, ностальгия, когда я присутствую там переизбыточно, пусть и виртуально, то бишь метафизически. Вот я и говорю: отсутствие есть присутствие. А что касается моей бренной плоти, то ей хоть в диогеновой бочке, но с минимальным гигиеническим комфортом, а главное с коммуникационным устройством, связующими меня с остатным миром. Прежде всего со столицей нашей родины, деловая пуповина с которой крепнет день ото дня. Как будто и не обрывалась. В Москву, в Москву, в Москву. Но я и так в Москве – куда больше!

Вот почему у меня радикальным образом изменился распорядок дня – и ночи. Уже не меня будят московские звонки, а я сам бужу себя посреди нощи, чтобы бегло ответить на московскую электронку и снова нырнуть в постель досматривать мои полные тоски и тревоги, один диковиннее другого ревнивые сны, фактически – один непрерывный, хоть и прерывистый, а мне заполнять лакуны игрой моего воображения. Я снова живу по московскому времени и заново проживаю, прожигаю мою с тобой и твою без меня юность. Включился в московский ритм – рано ложусь, зато просыпаюсь ни свет ни заря. Теперь уже ночные вести оттуда не будят меня, а только возбуждают, взамен утреннего кофе, и там уже знают, что я полуночник. Я и раньше был жаворонком, а ты – сова, и теперь мы вовсе редко с тобой пересекаемся, живя в одной квартире, но в разных временах. Странно еще, что узнаем друг друга. Оттого у тебя, наверное, и приступы ностальгии, а у меня их нет, сплошь веселие сердца, как мне завещано моими предками: ты живешь по нью-йоркскому, а я по московскому времени. Мы пригодились бы Эйнштейну для наглядной иллюстрации его теории относительности. Или доказательства унижают истину?

Бабье лето или болдинская осень – по-любому, не по сезону, но сама эта востребованность продлила мое литературное существование. Не то чтобы до смерти хочется жить, но мне бы еще год-полтора, чтобы доосуществиться и поймать в силки время, дабы обрести бессмертие. В конце концов и ревность догнала меня в Америке не потому, что живу прошлым, а потому что советское прошлое перестало быть прошлым, став настоящим, как только я стал жить по московскому времени.

Вот еще что – изменился вектор моих сюжетов, произошла инверсия, рокировка, перевертыш: прежде я писал о России для Америки, а теперь пишу про Америку для России. И объясняется это не только конъюнктурой, а сменой вех, если уж на то пошло – сменой интересов. То, что происходит у меня на родине, вызывает у меня смех, стыд, боль, но не любопытство, из одного которого только и стоит жить, а у нас здесь в Америке что ни день, то сюрприз, особливо в этот високосный год, когда мы избираем президента, и борьба спустилась ниже пояса: размер пениса Дональда Трампа, слишком малый для президента США, или матка, наличие которой недостаточное основание для президентских амбиций Хиллари Клинтон, а теперь вот – интимные подробности сексуальной жизни кандидатов в президенты и их жен. Такого еще на моем американском веку не было, хоть я и пережил здесь 10 президентских выборов. Жить стало если не лучше, то уж точно веселее. Вот за что я лично благодарен Дональду Трампу – это он задал тон полемик, хотя соперники его перещеголяли. Какой ни есть, а отвлек от моих ревнивых раздумий на предмет потерянной или не потерянной чести Катерины Блюм. Жду без никакой надежды, когда этот жгучий для меня вопрос потеряет актуальность и станет праздным, академическим, пустяшным.

А потом случился у меня ДР, и вот что произошло.

Первые поздравления на ФБ я стал получать накануне и не сразу догадался, что к чему. Пока не дошло: там, где я родился, я уже родился. По-любому, я живу по московскому времени и просыпаюсь ни свет ни заря, чтобы глянуть почту – от тамошних издателей, редакторов и друзей. Враги почему-то не пишут. Потому ли, что они все окопались в городе на Неве либо, будучи старше меня, а я был из молодых, да ранний, по большей части уже вымерли, как динозавры, да и я на роковой стою очередИ после смерти моего Бонжура, который был не кот, а друг, никого ближе никогда не было и не будет, мне никак не смириться с бесследным его исчезновением, Бог забрал его вместо меня, замен не осталось, теперь моя очередь. Первое поздравление пришло, однако, не из Москвы, а из Италии от моего френда на фейсбуке Gianfranco Bidoli: «AUGURONI!». Какое все-таки счастье, что мы все живем в глобал виллидж и нас всех объединяет нечто большее, чем то, что разъединяет! Что виртуальные и метафизические связи не уступают физическим, а часто – и все чаще и чаще! – их превосходят. Какое счастье, что – жаль, конечно, что только раз в году – у каждого из нас случаются дни рождения и мы на себе ощущаем этот сердечный, душевный, духовный союз поверх всех физических, пространственных, идеологических, политических и прочих барьеров. Вот за это сродство я и поблагодарил всех, кто помянул меня в мой день, мысленно обняв всех и каждого/-ую по отдельности.

Единственный, кто меня не поздравил, – этот RINO Дональд Трамп: Republican In Name Only. Ну, как наши католики раз в году – в Рождество. Улица с односторонним движением – я о наших с Трампом отношениях. Скорее всего ему даже невдомек, что мы с любимой и обожаемой мною Еленой Клепиковой заканчиваем о нем – пусть не только о нем – книгу, которая, прочти он ее, объяснила бы ему, кто он есть на самом деле. Весь вопрос: хочет ли Дональд Трамп узнать о себе больше, чем он сам о себе знает? А пока что рад был познакомиться с этим незаурядным человеком, без разницы, станет ли он нашим президентом.

А за кого буду голосовать я? Вот в чем вопрос!

 

Книги Владимира Соловьева и Елены Клепиковой

Юрий Андропов: Тайный ход в Кремль

В Кремле: от Андропова до Горбачева

М. С. Горбачев: путь наверх

Борис Ельцин: политические метаморфозы

Парадоксы русского фашизма

Довлатов вверх ногами

Быть Сергеем Довлатовым. Трагедия веселого человека

Довлатов. Скелеты в шкафу

Дональд Трамп. Зеркало американской революции. Как делают президентов в Америке

 

Книги Елены Клепиковой

Невыносимый Набоков

Отсрочка казни

 

Книги Владимира Соловьева

Роман с эпиграфами

Не плачь обо мне…

Операция «Мавзолей»

Призрак, кусающий себе локти

Варианты любви

Похищение Данаи Матрешка Семейные тайны Три еврея Post mortem Как я умер

Записки скорпиона

Два шедевра о Бродском

Мой двойник Владимир Соловьев

Осама бин Ладен. Террорист № 1

Иосиф Бродский. Апофеоз одиночества

Не только Евтушенко

Высоцкий и другие. Памяти живых и мертвых

Бродский. Двойник с чужим лицом

 

Фильмы Владимира Соловьева

Мой сосед Сережа Довлатов

Семейная хроника отца и сына Тарковских

Парадокс Владимира Соловьева

 

Будущие книги

Про это. Секс, только секс и не только секс

Автору хотелось проскользнуть между чернухой и глянцем, между порно и гинекологией в художку – belles-letteres, изящную словесность, чему не помеха, а в помощь современное арго, уличная брань, ругачий словарь, сквернословие, обсценная заборная лексика. Не ради развлекалова как такового, хотя какая литература без развлекалова, пусть на грани фола, какой бы глубины ни доставал ее лот? Мы движемся к цели, а та удаляется, видоизменяется, ускользает, становится неузнаваемой и невидимой. Это и есть настоящее художество в понимании автора.

Быть Владимиром Соловьевым. Мое поколение – от Барышникова и Бродского до Довлатова и Шемякина

Само собой, имя владимирсоловьев будет нарицательным, эмблематичным, именной маской, товарным зна́ком, подписью художника под портретами современников-ровесников. И не только. Пусть «владимирсоловьев» будет псевдонимом всех их скопом (знаменатель) и каждого в отдельности (числитель): владимирсоловьев – это Михаил Барышников, это Иосиф Бродский, это Сергей Довлатов, это Михаил Шемякин, это Елена Клепикова и это я сам – Владимир Соловьев!

 

Вкладка

Самовыдвиженец, Дональд Трамп выскочил на политическую сцену, как черт из табакерки, и смешал карты истеблишментникам обеих партий, у которых все было заранее расписано как по нотам. Никто поначалу всерьез его не воспринимал: выскочка, демагог, популист, эпатёр, эготист, нарциссисист, политический хулиган, возмутитель спокойствия, м-р Скандал…

Клоун у политического ковра Америки со своим Trump show? Да хоть бы и так! Только не клоун, а шут, которому одному-единственному при королевском дворе дозволено и позволено было безнаказанно изрекать истину. Однако ни один шут не становился королем, слышу я совсем уж чепуховое возражение. Но в том и отличие демократии от монархии, что власть у нас в стране передается не наследственным, а выборным путем.

ДОНАЛЬД И МЕЛАНЬЯ

Большую часть жизни Трамп был окружен женщинами – иммигрантками – от шотландки-матери до обеих жен: бывшая жена Ивана и нынешняя Меланья родились за пределами США. С ними Трампу было комфортнее, чем с независимыми, качающими свои феминистские права американками.

БРАТЬЯ БУШИ

У нас все-таки республика, на кой нам политические династии? Вот, к примеру, Джеб Буш, сын президента и брат президента, срезался и сошел с дистанции.

БАРАК И МИШЕЛЬ ОБАМА

КАНДИДАТЫ ДЕМПАРТИИ ХИЛЛАРИ КЛИНТОН И БЕРНИ САНДЕРС

Она из породы людей, не склонных к риску, а потому вступила в борьбу, уверенная в победе, по крайней мере внутри Демократической партии, и будущую номинацию на съезде воспринимала скорее как коронацию, да и саму верховную власть в стране и мире – как династически наследственную: от Клинтона – к Клинтон, – и надеялась въехать в Белый дом на белом коне, как леди Годива, но, в отличие от нее, не обнаженной, а при полном параде.

Своими пламенными речами этот престарелый пассионарий увлекает за собой американские массы, как когда-то Крысолов – гамельнских деток. Нечто инфантильное в американах действительно есть. Еще Берни Сандерс напоминает русских революционеров, и не только из-за одноплеменного с ними происхождения.

РЕСПУБЛИКАНЦЫ

Твердолобый сенатор из Техаса Тед Круз.

Дональд Трамп получил неожиданную поддержку одного из именитых представителей республиканского истеблишмента – нью-джерсийского губернатора Криса Кристи.

Мормон в Иерусалиме: Митт Ромни, соперник Барака Обамы в 2012-м и запасной игрок в 2016-м.

Дональд Трамп с сыном Эриком

Содержание