Ночь, окруженная дымкой тишины, бесшумно ступила на территорию своих владений с легкой, полупрозрачной улыбкой — улыбкой, напоенной лунным светом. Темнота медленно стекала с ее черных смоляных волос, кусками отрывалась от шелковых одежд, водой обтекающих гордый стан. С подола платья срывались жемчужины и, застывая в беспроглядном мраке, излучали отрешенный свет, неземной и бесстрастный.

Абель стояла у окна в апартаментах лесной гостьи, столь же отрешенно наблюдая за тем, как всевидящее око луны обращает ее золотые локоны в поток молока, мягко касаясь их серебряными пальцами.

Наконец. В последние дни юная королева стала ждать ночи подобно тому, как задыхающийся от жажды ждет каплю воды, которая, наконец, смягчит его иссушенные губы, пробежит по горлу маленьким ручейком жизни.

Нет, она ждала наступления этой поры, поры поистине волшебной, не только из-за сказок ведьмы, чарующих и ласкающих ее душу — хотя, несомненно, они и играли немалую роль. Но главным образом потому, что ночью сбрасывались все маски, и она имела право не придерживать свою маску улыбки, стеклом застывшей в вечности, маску веселья и радости, прикрывающую серую тоску в глазах. И хотя после последней сказки, что ей поведала ведьма, Абель всеми силами старалась быть королевой — истинной королевой, королевой не по званию и не по титулу… но все же была несоизмеримо рада, когда ночь вновь коснулась ее дыханием свободы, освежающим и прохладным.

— Ваше Величество.

Девушка резко обернулась — так, словно была захвачена врасплох.

Она стояла позади, пришедшая непонятно как и непонятно откуда — а может, и вовсе не пришла, а соткалась из теней и лунных бликов. То же самое платье из красного бархата, тот же самый невозмутимый взор глаз цвета темного грозового неба (а сегодня, быть может, и еще темнее), та же таинственная полуулыбка на тонких устах. Ничем не схваченные волосы потоком беззвездной бездны лились по спине и плечам.

Слегка улыбнувшись, лесная гостья вновь склонилась в изысканном реверансе.

— Где ты была? — вдруг выпалила Абель, тут же сама смутившись своей несдержанности, а еще вернее, любопытства — и краем сознания подивилась этому. И, чтобы как-то оправдаться, девушка быстро добавила: — Я ждала… довольно долго…

Край губ женщины дернулся в едва заметной усмешке.

— Всему свое время, Ваше Величество, всему свое время.

— Но… но… но как? — Ей же нельзя выходить! Или… вопрос и ситуация в целом привела Абель в странное смятение — смятение, которое и она сама, наверное, не смогла бы толком объяснить.

— Присаживайтесь, Ваше Величество.

Кинув быстрый взгляд на лесную гостью, девушка, помедлив, опустилась во столь знакомое уже кресло и, откинувшись на его спинку, попыталась прогнать ощущение, которое неизменно возникало у нее в присутствии ведьмы — ощущение какого-то неудобства, смущения. Юная королева чувствовала себя девочкой, самой настоящей маленькой девочкой — не знающей и не умеющей того, что знает и умеет эта женщина. И, быть может, никогда не узнающей.

«Я научусь!»

Мысль эта вспыхнула в голове у Абель, точно факел посреди ночи, — дикая, пламенная и яростная. Вскоре она охватила собой и остальные мысли, и они обратились в прах, оставив за собой лишь этот пылающий костер. Жгучее желание это затрепетало в ее груди, и, казалось, юная королева может прямо сейчас бросить все, только чтобы учиться, заложить саму душу, только чтобы учиться…

— Вы готовы слушать, Ваше Величество?

Девушка слабо кивнула, словно бы это желание выжгло последние силы, что у нее оставались — а быть может, так оно и было. Но в следующий миг тягучий, точно горячая карамель, голос ведьмы освежил ее душу мягким ливнем после жаркого дня.

— Итак… когда-то, в одном королевстве… королевстве, обширно раскинувшемся на прекрасных плодородных землях — там о голоде или неурожаях слыхом не слыхивали уже много-много лет, золотые розы покрывали целые поля, простой люд был улыбчивым и счастливым, а правители — мудрыми и справедливыми. В этом-то королевстве и жил один граф, владелец богатого имения со своим садом и виноградником в пару милях от столицы, — граф этот был уже немолод, жена его покинула этот мир за много лет до начала нашей повести, и единственной отрадой этого графа была его дочь. Марианна, так звали девушку, была просто прелестна и могла бы усладить любой взор — своей тонкой талией, изящной миниатюрной фигуркой, нежным румянцем, очень часто загорающемся на бледных щеках; льняными локонами цвета солнца, большими небесными глазами в обрамлении пушистых ресниц — глазами, которых почти никогда не касалась тень туманной облачности; и, наконец, нежной, мягкой улыбкой, то и дело вспыхивающей на чувственных устах и придающей всему облику девушки вид весьма мечтательный. Но я вовсе не хочу сказать, что при такой внешности она была глупа. Нет, отнюдь нет. Марианна очень много читала, постоянно пополняя свои и без того обширные знания, была проницательна, разумна и несомненно искренна во всем, что говорила и делала. Я знаю, — с неожиданно озорной улыбкой добавила ведьма, видя, как ее юная слушательница, до сего мига жадно внимающая чарующему голосу и мечтательно улыбающаяся, откинувшись на спинку кресла, вдруг резко распахнула глаза, словно вынырнув из ледяной воды, — возможно, звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой. Однако это — правда, а правда отнюдь не всегда, на самом деле, бывает горька. И не всегда же бывает и сладка…

Абель, не пропускающая ни единого слова или вздоха, вздрогнула.

«Правда? Но, я думала, ты рассказываешь мне выдуманные истории!»

Но не успела она и рта раскрыть, как лесная гостья плавно поднесла палец к губам, мягко улыбаясь.

«Всему свое время, Ваше Величество, всему свое время…» — слова, выжженные огненными буквами, моментально, как напоминание, вспыхнули в сознании юной королевы. Что ж, да — как бы нам порой не хотелось приблизить то или иное событие, это невозможно — ведь все в этом мире происходит именно тогда, когда и было предрешено, ни секундой раньше и ни секундой позже — и только тогда, когда сам человек готов к этому.

И, если Абель и хотела что-то сказать, все это кануло в реку Забвения в ту секунду, когда вновь полился мягкий и обволакивающий голос ведьмы.

— И вот однажды, в тот год, когда Марианна вступила в нежный возраст восемнадцати лет, произошло событие, навсегда переменившее ее жизнь — в лучшую ли или худшую сторону, судить Вам. Дело в том, что недавно скончались король и королева, столь нежно любившие друг друга и столь возлюбленные своим народом — говорят, они и скончались в один день. На престол взошел их сын, юноша, надо признать, довольно легкомысленный, охоту с развлечениями всегда предпочитающий любым государственным делам. Практически сразу после восшествия на престол молодой король, которого, кстати, звали Эдуард, пустился в путешествие по стране, прихватив с собой почти что весь двор. Простой народ, да и лорды, радушно привечали его: добрая память о его родителях навеки укоренилась в их сердцах и все надеялись, что он станет таким же мудрым, сильным и справедливым. Великим королем. Кроме того, в обаянии и харизме этому юноше отказать никак нельзя было… Да и везде, где он останавливался, раздавалась музыка, пение и пляски, представления и маскарады — что, разумеется, тоже не могло не понравиться люду…

Итак, в одну из недель король пожелал остановиться в имении старого графа, отца нашей Марианны, — и по этому случаю был организован шумный праздник, а вернее, бал, самый настоящий бал-маскарад.

— И там он встретил Марианну? — выпалила Абель.

Едва заметная усмешка заплясала на тонких устах женщины.

— Вы весьма проницательны, Ваше Величество… но подождите. Не ускоряйте и без того заранее известные события… — Она помолчала немного, а затем продолжила: — Да, он встретил на том маскараде Марианну, прекрасную деву в платье цвета снега и жемчуга и золотой маске, почти полностью скрывающей ее лицо и удивительно шедшей к густым локонам цвета солнца и счастья. И, несомненно, она поразила его сердце, — лесная гостья вновь примолкла, прикрыв на миг глаза и заставив юную королеву едва ли не ерзать в кресле от удивления (весьма не по-королевски). — Нет, я не могу сказать, что Эдуард воспылал к ней любовью — скорее уж, пламенной страстью. Он протанцевал с девушкой весь вечер, заставив других дам кусать от возмущения локти едва ли не в буквальном смысле. Но что им оставалось делать? Лишь издали испепелять более удачную соперницу взглядом, полным ненависти. И, если бы взглядом можно было убить, Марианна лежала бы уже мертвая у ног короля… Но, к счастью, этого совершить нельзя… — Ведьма странно, крайне странно улыбнулась, будто бы говоря: «Им нельзя…» — Ну а после бала, когда начался пир, Эдуард отвел девушку в сторону. Он говорил о своей любви к ней, о пожаре, пылающем в его груди и плавящем изнутри, говорил о том, что у нее будет все, что она только пожелает и о чем другие могут только мечтать, если согласится вступить с ним в связь… Клялся, что она и отец ее будут до самой смерти купаться в золоте и что он даже готов попрать все законы, мыслимые и немыслимые, и взять ее в жены… А, надо добавить, перед самым маскарадом отец наставлял девушку, чтобы она соглашалась, соглашалась на все, упирая на то, что этим она обеспечит себе безбедную жизнь до самой смерти… себе и ему…

— И что?.. Марианна согласилась? — не утерпев, воскликнула Абель, едва ли не хлопнув в ладоши и не спуская с бесстрастного лица ведьмы пытливого взгляда ярко-голубых глаз. Она видела, видела все: и старого жадного графа, и прелестную юную девушку, и жизнерадостного и жизнелюбивого, однако падкого на красоту и веселье короля… И картинка эта в голове требовала немедленного разрешения.

— Девушка отказалась, Ваше Величество, — выдержав паузу, негромко промолвила женщина, найдя черными в этой темноте глазами лицо юной королевы. — Отказалась, хотя и прекрасно представляла, какую выгоду это может принести ей самой и ее семье. Отказалась, хотя и понимала, что в этом случае отец откажется от нее, лишит наследства и навеки запретит появляться на своем пороге.

Несмотря на тепло, витавшее в комнате, Абель почувствовала, что дрожит.

— Но… но…

— И он действительно это сделал. Граф был в ярости, в чистейшей огненной ярости, которую не замедлил направить на свою единственную дочь. И навсегда отказал ей в доме.

Девушка почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза — медленно, но неотвратимо.

— Что же стало с ней? — «Главное, не показать, что голос дрожит», — взмолилась она. — «Я королева, а королевы не плачут!»

— А вот этого я не могу Вам в точности сказать, Ваше Величество, — женщина посмотрела на королеву, едва заметно улыбаясь — хотя улыбка эта была скорее печальной, а темный взгляд ведьмы прожигал насквозь и насквозь видел, срывая покров тайны вместе с кожей, глядя в самые недоступные и неприступные уголки души. — Одни говорят, что она нашла работу у каких-то простолюдинов — даже без зарплаты, просто за несколько крох еды и прогнившую крышу над головой, а когда истекли дни ее жизни, нашла свое упокоение в общей могиле на общем кладбище.

— А другие? Что говорят другие? — едва слышно прошептала Абель, глядя на неумолимую лесную гостью так, как кролик грызун глядит на змею, готовящуюся заглотить его целиком, — она чувствовала, что только то, что скажет сейчас ведьма, способно уберечь ее от слез — или же, наоборот…

Ведьма посмотрела на нее долгим взглядом, будто бы испытывая лишний раз, и лишь затем ответила.

— Другие, Ваше Величество, говорят, что девушка эта вышла замуж за простолюдина, наемника на службе одного герцога. Говорят, их брак был вполне удачен. Большое хозяйство, дети…

— Но… он был заключен по любви? Она была счастлива?

Женщина чуть заметно усмехнулась краем губ.

— Счастье — вещь весьма и весьма относительная… как и, впрочем, любовь. В отличие от боли и чувствам ей подобным — тут уж все заведомо ясно. Однако если Вас это интересует, то да, если можно верить показаниям нескольких десятков людей… (а такие показания еще более относительны, чем даже и счастье) то да. Она была счастлива.

Девушка с облегчением почувствовала, как горечь боли отливает от ее сердца, разжав свои смертоносные объятия.

— Но зачем… зачем она пошла на все это, хотя и понимала, какая ей выгода от союза с королем? — сбивчиво выпалила юная королева — зрачки ее потонули в омуте волнения. — Из-за чести?

— И из-за нее тоже. Что мы без чести, в конце концов? Существа без морали и принципов, даже и, по сути, без характера, без стержня, который в жизни абсолютно необходим, если не хотите, чтобы Вами помыкали как и когда угодно. Но главным образом она пошла на это из-за любви. Марианна всегда считала, что любовь не может возникнуть с первого взгляда — с первого взгляда может возникнуть лишь притяжение, которое потом в нее перерастет. Но, чтобы полюбить, нужно узнать человека, и узнать хорошо. Чего никак не мог сделать молодой король за одну ночь. Кроме того, любят не за внешность — а Эдуард при своем признании и желании опирался именно на нее. Любят за характер, за какие-то принципы и убеждения, за улыбку, в конце концов! Но только не за внешность…